Это те люди, которые вышвырнули бы его из Заксара, изгнали бы в Каф, если бы его поймали Сто Колёс или Крабошляп. В обществе ему было бы не место среди них, но в этот лагерь судьба бросила его вместе с ними, и музыка падающей звезды напомнила, что у него тоже есть что предложить. Будучи вором, он овладел искусством обмана и насилия. А будучи философом, научился терпеливо ждать подходящего времени, чтобы применять это искусство.

Бульдог выискивал самых усталых и подавленных среди мусорщиков и говорил им о величине человеческого сердца. Он цитировал Висельные Свитки и добавлял к ним свою философию. «Жизнь стоит того, чтобы утратить ради неё сердце, — говорил он, — но лучше его сохранить». Эти банальности он при каждом удобном случае подкреплял действием, ненавязчиво помогая в работе самым слабым, крадя для них еду и помогая лекарям врачевать больных.

Его вдохновляла на это Тиви. Падающая звезда изменила и её, и эта метаморфоза была самой таинственной из всех, которые Бульдог повидал на своём веку. Робкая приниженная нищенка за одну ночь стала человеком, полным решимости и власти. Она уверенно ходила среди мусорщиков — уже не сирота из фабричных трущоб, а женщина с умом и целью. Направляемая изнутри частью своего существа, объединяющей её с лордом Дривом, она будто интуитивно чувствовала, что сказать и как собрать разъединённых мусорщиков в группу, знающую, что у них общая цель — выжить, а в конце концов — бежать.

За несколько дней владевшее всеми ощущение поражения и обречённости сменилось спокойным сотрудничеством. Бригады стали работать более целеустремлённо. У них был план. Ободряемые Бульдогом и Тиви, они решили победить поражение, стать сильнее и быть готовыми вернуть себе Ирт. В своё время, когда представится возможность, они будут готовы.

Вороний Хлыст не догадывался, что оживило мусорщиков. Изменения происходили медленно, день за днём и без Чарма, и потому Ралли-Фадж тоже ничего не уловил. Но колдун, управляющий и огры были довольны, поскольку бригады стали работать эффективнее, и увеличилось количество добра, которое вытаскивали из моря. Под впечатлением роста доходов от продажи Ралли-Фадж наградил Вороньего Хлыста дополнительным временем для грёз в саду. Управляющий, в свою очередь, полностью присвоив себе заслугу повышения производительности труда бригад, увеличил им рацион.

Вороний Хлыст стал отсутствовать чаще, а огры уже не так ревностно свирепствовали, потому что заработали дополнительное вино, и невыносимая жизнь мусорщиков стала менее тяжёлой. Тиви и Бульдог завоевали уважение всего лагеря. Дни шли в надежде, в ожидании, что ворота рабства распахнутся.

Когда этого не случилось, а к повышенным рационам все привыкли, стали возникать сомнения. Пошли споры, стычки. Производительность сбора снизилась, люди стали чаще тонуть. Ралли-Фадж заметил снижение экспорта, срезал время транса для Вороньего Хлыста и послал его тщательнее наблюдать за лагерем.

Протрезвевшие огры лютовали в лагере и на косе. Жизнь снова стала тяжелее. Тиви в отчаянии искала Дрива, но находила его только во снах и не реальным, а ускользающим силуэтом. У неё не было ответа на вечный лагерный вопрос: когда придёт освобождение?

— Огонь пылает, надежда тлеет, — говорил за неё Бульдог. — Понимаешь? Надеждой жить нельзя. Иначе она истощится, и наша сила выгорит. Надо жить текущим днём и только им. Кто знает, что значит любовь? Что такое утоление желания? Это и есть вопросы, на которые мы здесь отвечаем. Для этого нам не нужно освобождение. А если и когда оно придёт, мы будем сильными и готовыми к нему.

Эти слова философа, сказанные тихо одному-двоим, помогали. То, что было уже достигнуто, не пропадало. Многие лагерники поняли, как можно с выгодой использовать жадность своих тюремщиков, и старались убедить других, что Бульдог говорит правду, которая помогает выжить.

Шли ночи и ночи безжалостной работы в приливе, и снова бригады стали выдавать богатую добычу. Вороний Хлыст получил свою награду в садах колдуна, огры наливались вином на вершинах дюн, а бремя рабства стало для мусорщиков легче.

Бульдог был восхищён, что его слова, его философия, которую он узнал от Умной Рыбки на улицах Заксара, имеют вес для людей, которые когда-то им брезговали. Пришлось обратить свою мудрость на самого себя, чтобы не распухнуть от гордости.

«Чтобы выжить, смиряй противоток», — цитировал он из Висельных Свитков, как только начинал чувствовать свою важность. Поток ободрения и философии, вливаемый в лагерь, был важен, а противоток восхищения и чувства необходимости от других влёк опасности такие же реальные здесь, на косе, как реальны были опасности на улицах Заксара. Если огры возьмут его на заметку, если Вороний Хлыст хоть раз найдёт повод для проявления своей вражды или если колдун хоть раз заметит, что он ведёт себя как лидер, он уже труп.

Ночи тяжкого труда и дни бесчувственного сна мусорщики выдерживали. Хотя Вороний Хлыст и огры постоянно тасовали бригады и бараки, чтобы не допустить образования дружеских и любовных связей, постепенно в лагере возникала и укреплялась социальная структура: любовники объединялись в семьи, семьи — в кланы. Этот обновлённый порядок приводил к увеличению производительности, потому что кланы находили способы улучшить оборудование и технологию. Меньше стало погибать людей от травм, и новые узники, которых доставляли огры в зарешечённых телегах, легче приспосабливались и реже становились жертвами несчастных случаев. Без Чарма и почти без надежды лагерь выживал.

А потом мусорщики нашли упавшую звезду.

Это был радужный камень не больше женской головы, но тяжёлый, как гранитный валун. Зацепившая его сеть порвалась, и понадобились семеро человек, в том числе и Бульдог, чтобы вытащить звезду за привязанные к ней канаты. Пять обугленных отростков отмечали места, где сгорели её лучи в полёте через атмосферу, и почерневшая кожа покрылась радужными спиралями и мазками там, где вырывалось пламя.

Старая Сова неуклюжей походкой подобралась к мусорщикам, столпившимся возле звезды и заполненного водой следа, где её вытаскивали из моря, и объявила:

— Я чармоделка. Я работала со звёздами. Дайте резец, я выпущу её песню. Быстрее, пока огры не пришли!

Пьяные огры шатались по дюнам, но ещё не заметили, что вытащили из прилива мусорщики. Но когда Старая Сова использовала шило как импровизированный резец, резкие звенящие звуки их насторожили. Они посыпались, воя и спотыкаясь, вниз по склонам дюн и побежали по берегу, размахивая факелами.

Поверхность звезды разлетелась стеклянной крошкой и открылось лицо размером с кулак. Все отшатнулись от страшного зрелища, кроме чармоделки. Она пристально рассматривала дыры глаз, вдруг раскрывшихся и блеснувших розовым в серебристых зрачках.

Сквозь эти крошечные отверстия сердце звезды выпустило иглы лучей, обшаривающие небо, откуда звезда упала. Вид у неё был удивлённый и жалкий. Тут она заметила чармоделку и столпившихся людей. Сморщенные черты расправились в ночном воздухе, стали прекрасными в своём безобразии.

Старая Сова встретила лучезарный взгляд с поднятыми под странным углом руками, кисти свело в подагрические узлы. На миг излучение звезды окутало её и соткало зелёный силуэт женщины намного моложе, с ясным лицом и королевской осанкой.

Ближайшие к ней мусорщики поняли, что тело старухи — это кожа из света, маскирующая пэра. Женщина свалилась, и звезда закрыла глаза. Железистые щеки её задрожали, и из лучистого рта вырвался колдовской вздох.

Над берегом вспыхнула музыка. Излучение желания отравило всех. Мусорщики запрыгали, затанцевали, покатились по мокрому песку, забегали по мелкой воде.

Бульдог нырнул в приливную лужу, и холодная вода сразу сняла горячку. Он вылез на песок, изумлённо глядя на дёргающуюся на берегу безумную толпу. Там он увидел Тиви.

Она не танцевала, а пробиралась среди людей туда, где лежала Старая Сова.

Подбежали огры, размахивая факелами, их крохотные морды перекосились яростью. Они налетели на поющую звезду и стали колотить её горящими палками.

Бульдог бросился вперёд, прыгая среди танцоров, и добрался до Тиви. Расчищая ей путь своей массой, он провёл её к Старой Сове, и вместе они вынесли бесчувственное тело подальше от разъярённых огров. Пока они не добрались до солёной травы, они даже не решались оглянуться.

Огры продолжали лупить по звезде и вскоре вырыли в песке воронку. Но звезда все пела. Её музыка, волнистая, как тень воды, дрожала в воздухе, становясь ярче от ударов, разжигая бешенство огров.

С усыпанного звёздами неба ударила молния и прожгла галечный пляж, осыпав толпу огров горячими камнями. Рёв взрыва и обжигающая боль летящих камней рассеяли огромных гоминидов. Они взлетели вверх на дюны и со страхом смотрели на приближение Ралли-Фаджа.

Из чёрной полосы тени выплыла бестелесная маска. Отделанная гранями тёмного янтаря и красной смолы, она пялилась пустыми глазницами. Медленно, уверенно, двигаясь со скоростью человека на высоте человеческого роста над водой, она приблизилась к воронке, где лежала упавшая звезда.

Зеленоватый пар сгустился в пару рук невидимого тела, и колдун нагнулся и схватил звезду. Зелёные руки подняли поющий камень лицом наружу и повернули так, что стеклянный облик стал виден всем, кто был на берегу.

В руках колдуна музыка изменилась. Звезда запела тише, по-вечернему, будто погружаясь в узкие границы сна. Никто уже не танцевал. Энергия желания потускнела. С ритуальной медлительностью Ралли-Фадж понёс поднятую звезду вверх по берегу, мимо съёжившихся огров, мимо дюн, в болотный туннель, который вёл к Дворцу Мерзостей.

Сила небесного камня наполнила колдуна голодным возбуждением. Такой чистой концентрации Чарма он не ощущал ещё никогда. Но это был сырой Чарм, не очищенный механикой наговорных камней или колдовской проволоки. И колдун мог теперь формировать этот Чарм, переделывать его, и он нёс его в свои сады, наполненный радостью.

По дороге он вслушался в звёздную песнь. Звезда пела, как ветер, охватывая все, играя в воздухе, как аромат. Она не пела ни о чём близком, а только о дальних светильниках звёзд, об искрах Чарма, улетающих от Извечной Звезды вниз, в темноту.

Когда показался Дворец Мерзостей с усаженными змеедемонами косыми галереями, снова изменилась песнь упавшей звезды. Музыка стала унылой. Она мрачно пела о воздушной двери, открытой в бесконечных просторах и безмолвиях, — о портале, через который змеедемоны попали на Ирт.

Ралли-Фадж наклонил звезду так, чтобы её песня была направлена на змеедемонов, и засмеялся, увидев, как они заёрзали и засуетились. Песня звезды напомнила им неведомые расстояния, пройденные ими, чтобы терзать этот мир под Извечной Звездой.

Колдун опустил звёздный камень, когда запела вся стая, лучше его знающая мерзкие радости Тёмного Берега, вызывавшие ностальгию в этих свирепых сердцах. Звуки их плача поползли по его жилам, как пауки, ищущие сердце.

Он поспешно вошёл в свой лабиринт садов, и снова изменила мелодию упавшая звезда. Среди синих и зелёных стеклянных стен и подстриженных кустов, освещённых хрустальными сферами, музыка полилась безмятежно. Зелёные руки опустили упавшую звезду на песок клумбы с кольцевыми следами грабель.

Руки исчезли, плавающая маска обратилась в дым и испарилась, разорванная ветром.

Ралли-Фадж очнулся внутри своей висячей кожи. Звезда лежала на клумбе, окружённая валунами хризопраза, агата и халцедона, точно перед его глазами. Её спокойная музыка лилась в воздух, насыщенный ароматами, густая, как горячий тростник, она окружала колдуна сахарным жаром, обещая куда более глубокое погружение в транс.

Но Колдун хотел большего, чем транс. Голубой язык в дыре рта произнёс команду:

— С-с-смотри на меня!

Пение прекратилось. Безмолвие пронизало сад как колокольный звон. Потом свирепое лицо открыло розовые глаза. Серебряные лучи чистого Чарма ударили из зрачков точно в пустые глазницы обвисшей кожи Ралли-Фаджа.

Колдун вскрикнул — и крик этот прозвучал так резко, что змеедемоны взлетели с насеста. Режущий визг разлетелся в стороны, пройдя болота и дюны внезапным порывом муки, и исчез за морем, и даже эхо не донеслось из тьмы, взявшей то, что принадлежало ей.

Огры ощетинились, мусорщики в страхе переглянулись.

— Что это было? — спросил Бульдог, все ещё зажимая уши ладонями.

— Это был крик колдуна, — ответила Старая Сова. Она села среди солёной травы, прислонившись спиной к занесённой песком куче водорослей. На утомлённом лице блестела красная полоса, где ударили лучи из глаз звезды. Даже при свете звёзд ожоги пылали алым. — Он поглощает Чарм, и ему больно.

После пугающего появления Ралли-Фаджа многие мусорщики в панике разбежались, и теперь огры и Вороний Хлыст собирали их по всему берегу, возвращая на работу.

Тиви и Бульдога пока что никто не побеспокоил. Старая Сова только что очнулась от забытья.

— Как ты? — спросила Тиви, хмурясь, но с облегчением, что старуха пришла в себя. — Что с тобой было?

Голова старухи запрокинулась, и Бульдог протянул ей флягу с водой. Она отвела её в сторону.

— Все хорошо, — сказала она, и голос был звонкий. — Я взяла Чарм от упавшей звезды. Моё тело ещё не подстроилось. Но скоро подстроится, и я буду сильнее, чем раньше.

— Взяла Чарм? — недоуменно спросила Тиви.

— Это тело — кожа из света? — спросил Бульдог. — А мы видели тень твоего истинного облика. Ты — пэр.

— Да. — Она потёрла виски и замигала, фокусируя зрение. — Я — заклинательница Рика.

— Рика… — Бульдог поражение посмотрел на Тиви, а она на него — с недоумением. — Она повелительница Рифовых Островов!

Тиви склонила голову:

— Благородная дама…

Рика остановила её, твёрдо положив руку ей на плечо:

— Я должна оставаться Старой Совой или моя битва с Врэтом обречена.

— Вас видели и другие, — предупредил Бульдог. Рика вздохнула:

— Риск, на который пришлось пойти. Мне был нужен Чарм. Слишком многие здесь страдают и умирают без него.

— У вас есть амулеты, чтобы его хранить? — спросил Бульдог.

— Последний заговорённый камень я потратила много дней назад на твоё лечение, — ответила она. — Нет. Мне не нужны амулеты, чтобы хранить Чарм. Я обучена тайным искусствам. Я храню Чарм в своём теле.

— Вам надо бежать, — сказала Тиви.

— И куда мне идти, дитя? — Рика решительно покачала головой. — Это мой доминион. Единственный достойный для меня путь бегства — смерть. А я намерена прожить достаточно долго, чтобы увидеть уничтожение Врэта и его чудовищ.

— Но Чарм против них бессилен, — сказала Тиви с очевидным страхом. — Вам надо бежать, благородная дама.

— Чарм — не единственное наше оружие. — Рика кивнула своим собеседникам. — У дьяволов Врэта течёт кровь от укуса меча.

— Это правда? — спросил поражённый Бульдог.

— Я видела это в трансе, — проговорила Рика. — Лорд Дрив и другие узнали эту истину. Битва уже началась.

— Я боюсь за вас, — прошептала Тиви. — Если Ралли-Фадж узнает, что вы тут с нами…

— Бойся за нас всех, — ответила Рика с мрачной уверенностью. — Упавшая звезда в руках колдуна.

— И что это значит? — спросила Тиви. — Что такое эта звезда?

— Она не такая, как звезды Бездны, — сказал Бульдог. — Те — это гигантские шары горящего газа. Эта куда меньше. Она выросла в ореоле Извечной Звезды из Чарма и пустоты.

— Бульдог прав, — сказала Рика. — Это создание живёт в эфире между Иртом и Извечной Звездой. Оно — концентрация сырого Чарма. В руках такого колдуна, как Ралли-Фадж, она может быть источником поразительной силы. Слушайте! Прислушайтесь к силе, которую она ему даёт.

Бычий рёв раздался вдали, низкий рёв боли. Это Ралли-Фадж поглощал Чарм упавшей звезды. Пара лучей энергии заполнила провалы в его обвисшем лице, и он ревел от боли, которая ширилась в его сморщенной оболочке.

Человеческая кожа, висевшая на шесте, шевелилась как под сильным ветром. Словно у надуваемого шара, расправились пальцы, набухли конечности. Пустое тело колдуна медленно наполнялось Чармом. Зелёное, покрытое плесенью лицо расправилось и приняло контуры черепа. Разбухающая сила полыхала в туловище, вылепляя бугры мускулов и заполняя дыры между рёбрами, придавая колдуну вид живого человека.

Глаза упавшей звезды закрылись — кончился Чарм и песня, а Ралли-Фадж стоял прямо, чёрная кожа стала почти синей, натянутой до предела. Обнажённая фигура шагнула вперёд, и поддерживающая её когда-то палка упала на землю. Стеклянные пузыри глаз вспыхнули под надбровными дугами, и в середине их завихрились чернильные пятна, вдруг застыв тёмными радужками, искрящимися злобным разумом.

Восстановленный до мельчайших подробностей, колдун поднял руки и испустил вопль восторга. Змеедемоны на галереях ответили диким визгом.

Ралли-Фадж стёр зелёную плесень с лысины и поглядел на замолкшую звезду и её остекленелые, нечеловеческие черты.

— Отдыхай, — сказал он громко. — Потом снова будешь мне петь. Когда кончится Чарм, который ты мне дала, и я снова стану пустой кожей.

Опьянённый обретённой свободой, колдун пошёл по своим садам, простирая руки, касаясь кустов, цветов, проводя ладонями по прохладным стеклянным стенам. Он бросался в бег, смеясь от ликующей радости, когда его босые ноги прихватывали траву, и мышцы несли его по извилистым аллеям.

При таком количестве Чарма выносливость его не знала предела, и когда он добежал до винтовой лестницы, поднимавшейся к пыточным ярусам, он помчался по ней вприпрыжку. Поражённые вечной смертью безмолвно висели в своих янтарных камерах. Ралли-Фадж радостно прижимался лицом к каждой из них, с наслаждением впитывая страдания. Такое наложение двух противоположностей, звенящей радости бытия и отчаянных страданий, било его электрическим разрядом желания.

«Я живу!»

Более двухсот тысяч дней жизни радовались у него внутри. В его полных Чарма глазах каждый день, прожитый на Ирте, глядел на него как лицо из толпы, и он помнил каждый из них. Они согревались его пламенным здоровьем. Потом они будут петь хорал воспоминаний, поддерживавших его все эти дни, и среди них великим будет этот день, когда в руки ему попал кусок неба.

В упавшей звезде он получил достаточно Чарма, чтобы прожить ещё двести тысяч дней. А если он решит рискнуть, то половину этой мощи можно будет вложить в свержение Врэта — если он найдёт уязвимое место этого человека.

— Всё, что сделано, может быть переделано, — пропел он, обнимая камеру боли баронета Факела. Тот глядел на него горестно, скорченный во внутриутробной позе, и черты благородного лица заливал кровавый дым. — А кое-что из переделанного — сделано снова!

С радостным смехом Ралли-Фадж оттолкнулся и ловко полез по звеньям лесов и лестниц. Он перепрыгивал с мостка на мосток, повисая на одной руке, как обезьяна, к наклонным пандусам, где с внимательностью рептилий следили за ним змеедемоны.

Легко и ловко он влез в самую их гущу. Он глубоко вдыхал кислую вонь их тел, восторженно танцуя среди чудовищ. Он касался руками тяжёлых челюстей и когтей размером с косу и смеялся по-детски при мысли, как они будут отлично служить ему, если он найдёт способ устранить Врэта.

Звёздный свет сиял из узких зрачков колдуна и освещал дольчатые лбы змеедемонов, пытаясь высмотреть знание Властелина Тьмы. Но видел он только глядящие на него собственные пламенные глаза. Все демоны как один были непроницаемы, будто чёрные зеркала.

Но если посмотреть под непривычным углом, удавалось заглянуть за тёмный барьер, и тогда колдун видел тень лица, одного и того же лица, глядящего на него из черепа каждого демона из-за маски клыков. Используя свет Чарма, колдун осветил это лицо и узнал хорьковую мордочку Врэта.

Ралли-Фадж пригасил пронизывающий взор и отвернулся от насмешливого оскала Врэта. Он быстро выбрался из шуршащей стаи змеедемонов, не смеясь, не трогая их. На открытом пандусе он поспешил вниз, не оглядываясь.

Змеедемоны ухмылялись ему вслед с холодной уверенностью.