9. ДЕВА В ЦИТАДЕЛИ ОГРОВ

Ралли-Фадж висел на палке среди душистых шёлков сада у Дворца Мерзостей. Вокруг стояли стены синего и зелёного стекла, окружившие цветущие деревья, винные кусты, изгороди, подстриженные в виде животных, цирки валунов, инкрустированных необработанными самоцветами. Это был его уголок небес.

Властелин Тьмы благословил его безмятежным раем и сделал господином раскинувшегося вокруг ада. Пока он хорошо организует ужасы тюрьмы Худр'Вра, все удовольствия этого приятного мира к его услугам. Нежно-пряный воздух поднимал колдуна к высотам несказанного восторга.

Почти весь день он проводил глубоко в эйфорическом трансе, как серафим света, поющий в бездонных глубинах неба среди семилучевых звёзд. Онемев от радости, внутренний рассказчик в нём затихал, и он плавал свободно и победно в таинствах огня и удовольствия. Это было достижение куда выше того, чего он мог бы добиться сам с помощью Чарма.

Он был колдуном, а потому без труда научился плавать в этом маленьком заливе блаженства, и предался своему занятию с таким энтузиазмом, что дал самой своей плоти высохнуть до пустой оболочки. Но это наслаждение было жалким и бледным бликом того сияния, что дал ему Властелин Тьмы. Магией Худр'Вра он взлетал под самые крылья звёзд, намного выше голубых стен дня.

С закатом кончался этот счастливый сон, и Ралли-Фадж возвращался на Ирт, казавшийся его поражённым светом глазами скопищем теней. Все формы были грубым скоплением атомов, повисших в пустоте неизмеримой черноты, вся жизнь — алмазным пеплом, отлитым в непрочные неуклюжие формы. Чтобы это вынести, он глубоко вдыхал снотворные ароматы сада, пока сияние дрожащей грёзы не ослабевало, и тогда он снова ясно видел плотный и мутный мир материи.

А потом он совершал свои обходы. Тысячу дней назад Ралли-Фадж утратил способность физического передвижения и научился проецировать своё сознание из обвисшей кожи тела в окружающий мир. Далеко уходить он не мог. Чарм нёс его, как мотылька на ветру, мотая в стороны от генерального курса. Но этого хватало в катакомбах цитадели, из которой он правил своим доминионом

Однако после прибытия во Дворец Мерзостей он получил от Властелина Тьмы магическую власть ходить среди теней мира, становясь тоже тенью. По своему капризу он мог становиться видимым или невидимым для тех, кто его окружал. И мог уходить так далеко, как может уйти человек к полночи, чтобы вернуться к рассвету. На самом деле он никогда этого не делал, потому что на Рифовых Островах Нхэта идти было некуда. Поэтому он ограничил свои маршруты ночным обходом Дворца Мерзостей, трудового лагеря и приливных мелей, где иногда бродил среди мусорщиков, глядя, как отливное течение отступает блестящей чёрной стеной к Бездне.

В эту ночь Ралли-Фадж начал обход, как обычно, с дворца. Когда усыпляющие ароматы сада снова вернули его к физическим ощущениям, он вышел из обвисшей кожи. Невидимый и неощущаемый никем, он прошёл по ухоженному саду, не отбрасывая тени под голубым сиянием висящих хрустальных сфер.

Алебастровый портал в хрустальной стене вёл к винтовой лестнице, спускающейся на леса, подмостки и переходы — необъятное переплетение, наискось взметающееся в небо в световых лентах дня. Орды змеедемонов сновали в скелете сплетений лесов, взметавшихся к зениту, где зажигались первые звёзды.

Демоны были заняты строительством белого каменного фасада дворца. Когда его закончат, это будет огромная пирамида. Колдун лелеял мрачные планы о лабиринтах камер, шахт и ям, скрытых треугольными стенами.

На вершине, из покоев самого Властелина Тьмы, откроется вид на лабиринт камер пыток, где пэры Ирта, пойманные живыми чёрной магией, будут вечно страдать в гробницах боли. Энергия их муки будет двигать подъёмник, который в воображении колдуна уже тащил цепь камер пыток по кругу — кругу, который волшебство Худр'Вра поставит вертикально на фасаде пирамиды, под вершиной у портала его святилища. И по этой цепи мучений будут двигаться самые мерзкие враги Властелина Тьмы — лорд Дрив, самодовольный герцог, и его надменный род, ввергнутый в страдания грузом нескончаемого путешествия в никуда по дороге пыток.

Ралли-Фадж радовался, видя, как эти тёмные фантазии становятся явью по его капризу. Он брёл меж ярусами пыток, по наклонным коридорам, где вскоре встанут каменные своды, навеки заключившие в себя проклятых. Пока что живые тела врагов Властелина Тьмы висели в овальных янтарных клетках.

В одной такой клетке сидел баронет Факел, в соседней — два его сына, племянники герцога. Они были похожи на зародышей, заключённых в кровавый желток. Голые, скрюченные, блестящие мокрыми красными перьями — разорванными тканями, драными кусками мяса, — они плавали в маслянистом дыму красной жидкости. Они были живы — и страдали.

Колдун восхитился мощью Властелина Тьмы. Его враги дёргались от ударов боли, глаза вылезали от муки из кровавых орбит, тела казались полностью разложившимися, много дней мёртвыми. «Как он сохраняет им жизнь? — спрашивал себя колдун и пожимал плечами. — А как он вообще все делает?»

Проходя мимо других терзаемых пыткой тел — сплошь пэры и бывшие союзники лорда Дрива, — Ралли-Фадж думал о сидящей наверху стае змеедемонов. Огромные, свирепые, одушевлённые злобным разумом, они тем не менее казались колдуну видениями, невероятно жизнеподобными призраками. Им не надо было поддерживать силы, они ели только для удовольствия. Они пили только человеческую кровь. Они просто выпали из ночи вместе с Властелином Тьмы и неустанно ему служили.

Такой магии Ралли-Фадж никогда не видел и даже не слышал, чтобы она могла быть. Она отрицала все законы Чарма. Он бы не поверил, что такая мерзость вообще возможна, если бы не убедился в их ощутимой реальности. Много раз для удовлетворения любопытства он поднимался к ним и касался чешуйчатых шкур, обводил руками скользкие морды, встроенные в брюхо, ощущал бритвенную остроту обращённых вверх бивней.

На этом обходе он почти не обратил на них внимания. Они подчинялись злой силе, которую он не постигал, и, убедившись наконец в их опасной реальности, Ралли-Фадж оставил их в их жадном бодрствовании. Властелин Тьмы дал ему задание следить за мучениями своих врагов, а не гадать о природе силы Худр'Вра.

Перед каждой клеткой колдун останавливался и включал свои чувства, чтобы удостовериться, что пленник жив и страдает. У него был строгий приказ следить, чтобы никто из заключённых не умер. Конечно, почти все жертвы Властелина Тьмы обладали властью прервать свою жизнь. Они были мастера чародейства, потому что были пэрами. И хотя их Чарм не имел силы их освободить, он вполне мог угасить в них искру жизни. Единственное, что мешало им лишить себя жизни и избавить от мук, это надзор колдуна.

Когда заключённый пэр подходил слишком близко к смерти, колдун был обязан поднести к нему одну из хрустальных сфер. Эти сферы передавали волшебство Властелина Тьмы. Обычно Ралли-Фадж держал их в саду, чтобы усилить свой дневной счастливый транс. И когда приходилось использовать их более трёх, чтобы разбить Чарм пэров, его блаженство уменьшалось. Но это случалось только в первые дни, когда воля пэров ещё была сильна.

Последнее время у пленников не осталось Чарма, чтобы уйти от жестокости своих страданий, но Ралли-Шадж все равно продолжал за ними тщательно следить: он не хотел навлечь на себя гнев Худр'Вра и сам оказаться в такой клетке для испытания новых видов пыток.

И потому он обрадовался помощи Вороньего Хлыста — союзника, которого призвал Ралли-Фадж своим собственным Чармом. Поставив его наблюдать за трудовым лагерем, Ралли-Фадж мог больше уделять внимания пленным пэрам — и наслаждаться своими вознесениями.

Худр'Вра назначил огров командовать трудовыми лагерями и позволил брать им долю добычи, но Ралли-Фадж должен был за ними наблюдать и следить, чтобы заключённые служили Властелину Тьмы, а не своим надсмотрщикам. Кроме того, работать должны были только городские жители и привилегированные классы. Те, кто был мусорщиком, или те, кто жил на дне общества Ирта, аборигены и кочевники, должны были получать долю сокровищ, вытраленных с приливных мелей.

Эти задачи Ралли-Фадж возложил на Вороньего Хлыста, хотя и отметил, что трудовой лагерь и приливные мели остаются в его обходе — он не хотел рисковать немилостью Властелина Тьмы.

Иногда он заставлял себя обходить лагерь в своей физической форме, чтобы его видели и знали его власть. Чтобы выполнить это со своим теперешним бескостным телом из одной только кожи, он приказывал змеедемонам привязывать себя к перекладине между двух крепких столбов. На твёрдом железном дереве были закреплены амулеты — жезлы силы в выдолбленных верхушках столбов, талисманы на концах, соединённые с перекладиной и кожей колдуна проволокой чармопровода, амулеты из мелких костей и тыкв. Двигаемые Чармом, столбы шли как ходули, заострённые концы отбивали ритм на каменных полах дворца.

На грунтовых тропах трудового лагеря и на песчаном берегу Чарм приподнимал его на волос от земли, и он мог идти по любой поверхности, даже по воде. Но это пугало всех — и пленников, и огров, и снижало производительность.

И потому в эту ночь, удостоверившись, что пэры в своих камерах терпят смертную муку, он не велел привязывать свою кожу к столбам. В бестелесной форме он спустился по пандусам, где сидели, как на насесте, змеедемоны, на болотистую Дорогу. Она вилась между вывернутыми тушами деревьев, задирающих к небу разлапистые корни размером с холм, и разбитые стволы светились гнилушками и лишайником. Болотный туман стелился под арками леса и клубился вдоль пути.

На закате трудовой лагерь пустел. Два дежурных огра надзирали за горсткой заключённых, оставленных вычищать уборные и работать на кухне. Измазанные экскрементами золотари блестели как саламандры. Огры расхаживали перед бревенчатым складом, где хранили свои сокровища, и их мускулистые тела двигались с неожиданной лёгкостью, а мелкие лица внимательно следили за заключёнными.

Ралли-Фадж вошёл в передние ворота, связанные из бамбука, открытые, чтобы рабочие могли вывезти отходы и выгрузить их в болото. Убедившись, что в лагере всё в порядке, колдун вышел через задние ворота, где разбитая колёсами дорога вела к фургонам, которые тащили вдоль берега рабочие, собирая выловленные из прилива сокровища.

Более тысячи мусорщиков шлёпали к морю под нависшими лианами и занавесами мха. Огры подгоняли их длинными узловатыми дубинами и грубыми окриками, и летали биолюминесцентные мотыльки, привлечённые светом факелов в фургонах.

Вороний Хлыст, тёмный, как кусок ночи из-за своих чёрных волос-перьев и топорообразного лица, стоял в одном из фургонов, понукал запряжку рабочих идти быстрее, обещая блатные места на отмелях. С его появлением производительность труда в лагере увеличилась. Он в отличие от огров не терроризировал мусорщиков, а заинтересовывал рабочих — этому он научился, управляя фабрикой. Он давал премии в виде еды и отдыха тем, кто работал хорошо, и тщательно подбирал и переставлял бригады, чтобы не было соперничества и споров.

Ралли-Фадж ценил опыт Вороньего Хлыста, но все равно постоянно показывался ему на обходах, чтобы тот знал, что за ним наблюдают. Колдун залез на трясущийся фургон и открыл маскообразное лицо с пустыми глазницами и круглым ртом с ярким синим огнём языка.

— Кто эти новые пленники? — спросил он голосом более звучным и менее шепелявым, чем его физический голос. Повернув пустые глаза к здоровенному мужчине с мохнатой светлой гривой — меткой зверя, впряжённому рядом с маленькой, похожей на мышь женщиной, он добавил: — На тебя не похоже подобрать такую неудачную пару.

Вороний Хлыст склонился в приступе страха и почтения. Неожиданное появление колдуна всегда вызывало у него потрясение. Это был человек-призрак, живой мертвец.

— Хозяин, у меня есть на это причины, — произнёс он, понизив голос, чтобы услышал его только призрак. — Это двое, которых я знаю по Заксару и по переходу через Каф.

— Которых ты ненавидишь, как это явственно видно.

Вороний Хлыст преданно смотрел на колдуна из-под синих бровей. От этого существа ничего нельзя было скрыть, и он заговорил начистоту:

— Они меня предали. Из тысячи семидесяти четырёх рабочих, которые служат вам, я прошу власти пытать только этих двух.

— Рабочие служат не мне, Вороний Хлыст, — сердито сказала плавающая маска. — Они принадлежат только нашему властелину, Худр'Вра. В просьбе о пытке отказано.

Вороний Хлыст поклонился пониже, чтобы скрыть злобную досаду.

— Пытка исключается, — твёрдо повторил колдун. — Но не придирки. Пока эти двое работают так же производительно, как другие, можешь мстить им, как тебе вздумается.

— Спасибо, хозяин! — ответил Вороний Хлыст от всей души, но когда он поднял глаза, колдун уже исчез. Управляющий не сомневался, что Ралли-Фадж где-то поблизости, и потому продолжал благодарно кивать. — Спасибо! Я устрою этим двоим невозможную жизнь с крайней тонкостью.

Чуткие уши Бульдога слышали этот разговор за скрипом колёс фургона, и он поглядел на Тиви с тревогой. Но она ничего не слышала. Хотя это и не имело значения. С прибытия в лагерь она вела себя так, будто только смерть может её освободить. Бульдог покрепче налёг на постромки, пытаясь как можно больше тяжести снять с хрупких плеч Тиви.

Вороний Хлыст хлопнул в ладоши, показал рукой, и несколько рабочих подбежали к бокам фургона, помогая толкать. Колонны бригад шли сквозь кипарисовые заросли, где щёлкали и порхали ночные птицы. В тёмном туннеле солёный запах моря усилился, и стал слышаться шум прибоя. Потом открылась мокрая болотная дорога среди дюн, поросших просоленным камышом и покрытых сухими водорослями.

Огры стали расставлять бригады на работу: разгребать приливный мусор, просеивать песок, прочёсывать драгами мели и — самое опасное — тралить сетями глубокие воды, где разбивались и пенились валы. Вороний Хлыст показал на фосфоресцирующее сияние пены и приказал:

— Берите сети.

— Меня пошли, — сказал Бульдог, глядя на ухмыляющегося наводчика, стоящего в пустом фургоне. — Оставь Тиви разгребать песок. Она не стоит твоего гнева.

Вороний Хлыст наклонил острое лицо туда, где топали по песку огры, грубыми голосами покрикивая на рабочих.

Тиви взяла свёрнутую сеть из телеги, и Бульдог зарычал на управляющего:

— Не забудь, что сказал твой хозяин, Вороний Хлыст. Если с ней что-нибудь случится, он будет недоволен.

— Иди!

На фоне пылающего звёздами неба силуэт Вороньего Хлыста смотрелся как чёрное пламя.

Бульдог ещё мгновение продержал наводчика под своим тяжёлым взглядом, потом повернулся и взял у Тиви сеть.

Они пошли по воде мимо бригад, разгребающих мели граблями, и вошли в воду, где огромные валы презрительно нависали над берегом и падали дымящимися грудами пены и брызг. Их подхватило отливное течение, и когда пена миновала их и понеслась назад, Тиви схватилась за руку Бульдога.

— Стань за мной, — посоветовал он и бросил тяжёлую сеть на бурлящую воду.

Тиви заякорила конец невода, а Бульдог зашёл глубже и стал выбирать тяжёлую сеть, вытаскивая водоросли и кожистые яйца морских тварей. Отчистив сеть, они сдвинулись на несколько шагов вдоль берега и закинули снова. На этот раз сеть принесла большую грудную клетку, увитую водорослями, скелет химеры. Бульдог махнул доставочной бригаде, и те толкнули им сквозь бурлящую воду плавающие носилки, на которые Тиви и Бульдог погрузили кости, выпростанные из сети.

Несколько следующих забросов принесли остальные части скелета — тупой череп химеры со знаменитыми алыми зубами, толстые бедренные кости и кольца позвоночника хвоста змеи с отточенным кончиком. Доставочная бригада смеялась от радости и предложила довезти на носилках до берега. Такая находка гарантировала перерыв на еду и более лёгкое назначение, но Вороний Хлыст снова махнул рукой в сторону волн.

— Он хочет нас убить, — безнадёжно сказала Тиви. — Будет рад, когда мы утонем.

— Не плачь, — ответил Бульдог и встал перед ней, принимая на себя удар волн. — Именно этого ему надо. Не дай ему этого — и скоро эта жестокая игра ему надоест. Давай, Тиви. Ночь прекрасна, мы превратим работу в игру.

Но бьющие в лицо волны и отливное течение мало давали наслаждаться жизнью. Сеть приносила только морскую траву и плавник, да ещё редко какие-нибудь потрескавшиеся зубы. И хотя Бульдог самоотверженно защищал маленькую женщину от тяжёлых волн, к полуночи ноги у неё подкосились и отлив понёс её в море. Бульдог нырнул за ней и вытащил из бурной воды.

Она упала на прибрежный песок, дрожа всем телом. Огр сошёл с дюны, посмотрел и сказал одно только слово:

— Василискам.

Тиви вскрикнула и вскочила. Бульдог загородил её собой.

— Нет! — прорычал он прямо в сморщенное лицо огра. — Она может разгребать у берега или работать на мелях!

Появился Вороний Хлыст с синей ухмылкой на беззубом лице.

— Моё предложение остаётся в силе, Тиви. Предпочитаешь отдаться мне или василискам?

Бульдог схватил Вороньего Хлыста за горло и вздёрнул в воздух.

— Только тронь её, и я тебе все кости переломаю!

Здоровенная клешня схватила Бульдога за гриву, подняла в воздух и стала трясти, пока он не отпустил Вороньего Хлыста. Управляющий, кашляя, упал на песок и выдохнул помятым горлом:

— Наказать!

Огр, держащий Бульдога за волосы, понёс его на вытянутой руке. Вор дёрнул ногами, пытаясь вывернуться, но только усилил боль. Он вздрогнул, но заставил себя повернуться к Тиви и сказать:

— Не бойся!

«Не бойся!» — Другие слова не пришли на ум, и от этого он почувствовал себя ещё беспомощнее. Чтобы подбодрить в такой момент, надо сказать куда больше. Но кожу на голове сводило болью, и для смелых мыслей не осталось места, а без талисманных звёзд ум чувствовал себя, как птица с выдранными перьями.

Огр протащил его по дюнам до края болота и бросил там среди нитей ползучей плесени и гнили. Он не успел и попытаться встать, как огр схватил его мощной рукой за обе лодыжки и вздёрнул вниз головой. Так же вниз головой он ткнул его в покрытое засохшей глиной гнездо гадючьих ос и подождал, пока взовьётся рой. Тут он воткнул Бульдога головой в гнездо, пробив стену, и бросился наутёк.

Бульдог вырвал голову из гнезда и завозился, увязая в лианах и гниющих растительных остатках под гудящей красной тучей гадючьих ос. С воем вскочив на ноги, он бросился к дюнам, хлопая руками. Среди наносов морских трав он свалился, когда мышцы свело судорогой от яда.

Тиви оттолкнула Вороньего Хлыста в сторону. Запуганная его угрозой, она позволила ему отвести себя от края берега к дюнам. Но, увидев простёртого под ядовитым роем Бульдога, побежала к нему, бросая горстями песок, чтобы отогнать жалящих насекомых.

Вороний Хлыст попятился от разъярённых ос и с мрачным удовольствием стал смотреть, как Тиви тащит вора и дёргается от уколов ядовитых жал. С её помощью человеко-пёс смог подняться на ноги и доковылять до моря. Там они плюхнулись в приливную лужу и стали кататься в воде.

Когда рой рассосался, огры подобрали обоих и бросили в фургон, нагруженный ночной добычей. Там они и лежали в горячечной боли среди гниющих костей и листов ржавого металла. Укусы распухли и пульсировали болью. Тошнота выворачивала наизнанку. В какой-то момент у Бульдога остановилось сердце, диафрагма превратилась в горячий металл и застыла, и лишь с невероятным трудом он смог набрать воздуху в лёгкие.

Тиви слышала, как он борется за жизнь, и хотела умереть, но в её теле было для этого недостаточно яда. От каждого укуса расходилось пламя, пожирающее плоть, и некротический дымок расходился по жилам, вызывая тошноту.

Над головой задрожал рассвет, и фургон покатился обратно в лагерь по туннелю среди болот. Огры запели свои тяжеловесные песни, а мусорщики тащились молча, спя на ходу.

В плетение камышовых хижин бил дневной свет, и они пылали изнутри, подобно печам. Остальные свалились в пятнистую тьму и заснули, а Тиви с Бульдогом лежали без сна на грязном сене, и их грызли крысы боли, невидимые, но слышимые при каждом ударе отравленной крови в ушах.

Бульдог еле слышно пробормотал:

— В сердце человека много места. Я не пёс, я человек. И в моём сердце места много, о да.

Тиви приподнялась на локте, пытаясь расслышать, что говорит её защитник.

— Он цитирует Висельные Свитки, — произнёс измученный голос из пятнистой темноты. Из глубины хижины выплыла женщина в куртке чармодела и села возле Тиви. Это была та самая, которая помогла ей, когда Грин бросил её в зарешечённую телегу к другим пленникам. Седеющие волосы были увязаны в пучок лианой, а большие и живые карие глаза придавали лицу выражение мудрости. — Зверелюди часто их цитируют. Они хотят быть людьми и верят, что если сердце у них будет достаточно сильным, чтобы выдержать все страдания, они станут людьми. Это печально.

Чармоделка нагнулась ниже и всмотрелась в распухшие черты, в почерневшие закрытые веки.

— Это Бульдог, тот, чьи амулеты вызвали взрыв Чарма в лесу, тот, который, как ты надеялась, тебя спасёт. — Старая женщина печально покачала головой. — Надежда — горькое желание. Это тоже из Висельных Свитков. — Она положила руку на сердце вора. — Он сильный, выживет.

— Кто ты? — спросила Тиви, всматриваясь в женщину пристальнее. Впалые щёки казались удлинёнными и пустыми, как колеи, размытые дождём.