Мир воров (№10) - Новая кровь

— Я же приказал тебе не вмешиваться, Рейф.

— Я подумал, что тебе может понадобиться помощь, — ответил парнишка, оглядываясь по сторонам. Он улыбнулся Кейду, но лицо его было бледным. — Теперь вижу, что не понадобилась.

— Тебе здесь не место.

Рейф прикусил губу. Он еще раз обвел взглядом валяющиеся тела и медленно спрятал нож в ножны.

— Ты пообещал, что научишь меня быть воином, — сказал Рейф и махнул рукой в сторону мертвого наемника. — А смерть я видел и раньше, Кейд.

Глаза Кейда потемнели. Он сгреб Рейфа и швырнул его на пол, рядом с трупом Зверя. Потом схватил старика за воротник и подтащил труп к самому лицу парня.

— Вот что такое смерть! — сказал Кейд, не обращая внимания на теплую струйку, бегущую по его запястью. — Посмотри на нее, парень, хорошенько посмотри!

Рейф попытался вырваться, но Кейд держал его крепко. Запах крови смешивался с отвратительным зловонием, исходившим от трупа. Смерть расслабила мышцы, запиравшие мочевой пузырь и кишечник, и теперь их содержимое медленно собиралось в лужицу у ног Рейфа. Разваленное напополам лицо улыбалось парнишке, а мутные глаза словно бы разглядывали его.

— Нет! — судорожно выдохнул Рейф и бросился в сторону. Он успел сделать всего два шага, когда его начало рвать. Кейд поддерживал парня, пока тому не полегчало.

— Жизнь воина — это путь смерти, — прошептал Кейд на ухо Рейфу. — Вот ее истинный лик: мозги старика, стекающие тебе на ноги.

Кейд развернул парнишку лицом к мертвому наемнику.

— Вот чем все заканчивается, парень. Городом, о котором все приличные люди давным-давно позабыли, грязным пакгаузом и стрелой из темноты. Что в этом благородного, парень? Что ты видишь величественного в профессии воина?

— Но ведь ты — воин.

— Нет, парень. Я — не воин. Я отказался от этого пути. Я убиваю тех, кто в этом нуждается, или тех, кто заслужил смерть. Я убиваю тех, кого выберу, а не тех, кого мне прикажут. Люди платят мне за убийства, Рейф. Платят за то, для чего я был рожден. Но знаешь ли, я погубил свою душу, когда сделал этот выбор.

Рейф не ответил. Мальчишка пытался сдержать рыдания и боялся, что голос подведет его, если он попробует заговорить. Кейд на мгновение прижал Рейфа к себе, потом отпустил.

— Я научу тебя драться — исключительно для того, чтобы ты мог защитить себя. Тебе не понадобится снова смотреть на подобные картины. Я дам тебе возможность навсегда освободиться от ада.

Этот момент идеально подходил для выполнения подобного обещания: если убить мальчика прямо сейчас, он будет свободен. Он отыщет тот теплый, добрый мир, в котором сейчас живет мать Кейда. Освободи его. Освободи его — требовал рассудок Кейда.

Но Кейд не мог этого сделать. Это не было боязнью ошибиться: Кейд твердо знал, что Рейф принадлежит добру. Это было нечто иное. Шанс. Дать парню шанс прожить такую жизнь, которая всегда была недоступна для Кейда. Ту жизнь, о которой мечтал Тарг, мечту, которую не дало осуществить наложенное на него проклятие. Это нелегко — жить в преисподней и мечтать о героях.

— О, эти нежные звуки любовной страсти! — произнес чей-то голос. Рейф подпрыгнул от неожиданности и выхватил нож, но Кейд знаком дал ему понять, что причин для беспокойства нет. Он подошел к Амуусу и опустился на колено рядом с ним.

— А, начинаешь понемногу отходить? Кейд быстро обыскал вожака банды. Амуус яростно смотрел на него.

— Что ты со мной сделал?

— Сарбаканская стрелка, — невозмутимо пояснил Кейд. — Я парализовал тебя на десять минут. — С этими словами он извлек из складок одежды Амууса спрятанный там нож с двусторонней заточкой. У ножа была необычно толстая рукоятка — видимо, чтобы бандит мог удержать оружие своими скрюченными пальцами. Кейд поднял стул и взгромоздил на него Амууса, потом обошел вокруг стола и встал рядом с Рейфом.

— Скоро ты окончательно придешь в себя.

— Почему ты просто не убьешь меня? — прошипел Амуус. На его ястребином лице не было заметно ни малейших признаков страха. Скорее уж он выглядел разъяренным. Кейд понял, почему именно этот человек стал главарем.

— Я хочу поговорить с тобой.

— О твоем брате? — быстро спросил Амуус. Кейд лишь приподнял бровь. — Да, я знаю, кто ты такой. Кейд. Местный пацан, выбившийся в люди. Меня ведь предупреждали, что ты опасен. Я тебя недооценил. Я считал, что ты не заметишь связи между…

— Между тобой и Террелом, — закончил фразу Кейд.

— Совершенно точно.

Амуус слегка приподнял плечи. Тело понемногу начинало слушаться его, но каждое движение было мучительным. Но он не станет этого показывать. В конце концов, он всю жизнь прожил с болью в руках.

— Так, значит, ты пришел отомстить за брата?

— Зачем вы переломали ему кости? — спросил Кейд.

— Я считал, что должен завершить работу, которую начал много лет назад.

Амуус внимательно следил за Кейдом. Что до мальчишки, тот, по мнению Амууса, не представлял никакой опасности. Амуус был уверен, что кто-нибудь из его людей находится поблизости. Они обязательно услышат, что тут происходит что-то странное. Амуус держался только благодаря надежде; он знал, что это его единственный шанс.

— Вот поэтому я и не убил тебя.

— Почему?

— Я хочу закончить работу, которую начал много лет назад.

Не сумев сдержаться, Амуус судорожно вздохнул. Не может быть, чтобы Кейд говорил о…

— Это был я, Амуус. Это я шестнадцать лет назад с веревкой и кирпичом подкараулил тебя и остальных твоих приятелей, — Кейд пожал плечами. — Уж не знаю, каким по счету был ты. А теперь я убью тебя.

— Ну попробуй! — крикнул Амуус и попытался вскочить, но ноги его подвели. Кейд усмехнулся.

— Ноги остаются парализованными дольше всего.

На этот раз Амуус промолчал. Он понял, что помощь не придет. Он уже покойник. Амуус посмотрел на Кейда, и в глазах его вспыхнула ненависть. Так вот кто был всему виной! Вот из-за кого он до сих пор кричал по ночам! Вот кто был той тенью, неслышно выскользнувшей из темноты! Странный свистящий звук и мучительная боль — в боку, в голове, в ногах и, наконец, в пальцах. Амуус удивился — как он до сих пор не догадался связать то нападение и историю с Террелом?

— Ну что ж, я рад! — прошипел он. — Рад, что заставил твоего братца расплатиться за все!

— Нет, Амуус, ты не заставил его расплатиться. Ты замучил его из злости, потому что даже покалеченными руками Террел творил. Он созидал жизнь. Ты убил его из зависти. Я видел зло во множестве обличий, Амуус, но никогда еще — в таком отвратительном.

Амуус что-то неразборчиво выкрикнул, брызжа слюной. Он Никак не мог подобрать слов, которые в полной мере выразили бы его оскорбленные чувства. Вот он, виновник всех его бед! И ведь подумать только, он давным-давно мог бы найти его и поквитаться! Но теперь…

Кейд снова двинулся к Амуусу, словно огромный черный кот к мыши. Его лицо было абсолютно непроницаемым. Амуус не мог даже предположить, какая смерть его ждет.

— Я закончу работу, — прошептал Кейд, придвигаясь к бандиту. Амуус содрогнулся. Он оцепенел, не в силах пошевелиться, на этот раз причиной тому был вовсе не наркотик. Амуус потянулся левой рукой к правой. К змеиному кольцу. Дотянувшись, он нажал на кнопку, освобождая длинный шип. Может, ему удастся отравить Кейда? Нет, вряд ли… но зато теперь он может убить себя и избежать боли. Или…

Амуус взглянул на Рейфа. Мальчишка смотрел на Кейда, широко распахнув глаза. В лице у него не было ни кровинки. Амуусу вспомнился брат Рейфа — он опасался этого парня. Он попытался вовлечь Рейфа в банду, надеясь проделать с ним то, что не удалось со старшим — сформировать характер мальчишки по своему вкусу. Мальчишка тоже может стать опасен. Амууса кольнуло внезапное воспоминание: когда-то давно Кейд возглавлял банду. Они называли себя Демонами. Они были очень опасны и не останавливались ни перед чем. Им принадлежало только полтора квартала, но уж там никто не смел им перечить. И Рейф был дьявольски похож на того юного вожака банды, которым когда-то был Кейд.

Амуус понял: Кейд увидел в этом мальчишке себя и захотел ему помочь. Захотел изменить его жизнь. Ну что ж, вот он случай отомстить.

Амуус снял кольцо и протянул его Рейфу.

— Я уже покойник, парень, — сказал он. — Можешь забрать это кольцо на память. — И Амуус бросил кольцо Рейфу, прежде чем Кейд успел что-либо сделать.

— Нет! — крикнул Кейд, но было поздно. Рейф поймал кольцо и укололся о шип.

— Что?.. — начал было он, поднося руку к глазам. Воздух вокруг него внезапно сгустился, и оказалось, что им нельзя дышать. Пол уплыл из-под ног. Рейфа охватил ужас. Он не мог сделать ни вдоха. Его со всех сторон окружал камень, забивая нос и легкие.

Кейд подхватил падающего парнишку и почувствовал, что тело Рейфа костенеет. Кейд обернулся к Амуусу, впившись взглядом в глаза вожака бандитов.

— Противоядие! — яростно крикнул он.

— Его не существует! — хрипло рассмеялся Амуус. — Не существует! Что подарок с руки одного мертвого рыбоглазого.

Не отрывая взгляда от врага, Кейд медленно опустил парнишку на пол. Рейф был мертв. В столице преисподней, Санктуарии, все надежды были обречены на смерть.

Кейд застыл на мгновение, потом медленно запрокинул лицо к потолку.

— Мама! — крикнул он. С этим криком его меч, словно сам собой вспорол воздух, прежде чем Кейд сообразил, что происходит. Меч одним движением снес голову Амууса, из шеи фонтаном ударила кровь.

Но Кейд не мог остановиться. Он продолжал с криком кромсать тело бандита, и если бы кто-нибудь услышал этот крик, он до конца дней своих не забыл бы звучавшего в нем безумия. Кейд остановился лишь тогда, когда в кровавых ошметках уже невозможно было опознать человеческое тело. Он посмотрел вниз, и меч выпал из его окровавленных рук.

Кейд опустился на пол рядом с Рейфом и положил голову парнишки себе на колени. Он был не в силах о чем-нибудь думать. Ничего нельзя было сказать. Ничего нельзя было сделать. Кейд сидел среди мертвых тел, баюкая мертвого мальчишку, и единственными свидетелями его отчаяния были шнырявшие по темным углам крысы. Он сидел, раскачиваясь, пока пустота вокруг не стала казаться эхом его рыданий.

***

Тарг вошел в дом Сары; он знал, что Марисса находится там. Он чувствовал, что запятнан кровью. Он вымылся в заливе, смывая с себя кровь, но продолжал чувствовать себя неважно. Проклятие бурлило в жилах Тарга, наполняя его смертоносной страстью. Теперь все прошло, все было позади. Если бы только второй из бандитов не валялся у него в ногах, не умолял…

Сара и Марисса сидели в главной комнате, словно ожидали возвращения мужчин. Тарг подумал, что, должно быть, Марисса рассказала подруге, что именно сегодня Кейд собрался отомстить за брата. Впрочем, это было неважно. Тарг сел рядом с женщинами Он был благодарен им за молчание.

Кейд появился час спустя. Удар в дверь заставил всех вздрогнуть — к этому моменту они слишком глубоко погрузились в собственные мысли. Сара поспешно подошла к двери и посмотрела в «глазок». Открывшаяся ее глазам картина заставила женщину побледнеть. Сара торопливо отодвинула засов и распахнула дверь.

С порывом ветра в дом влетел запах мертвого тела Тарг тихо заурчал, учуяв этот запах, но ничего не сказал Сара застыла у двери. Тарг и Марисса остались сидеть, глядя на Кейда.

Кейд стоял на пороге, держа на руках тело Рейфа. За спиной у него корчились предрассветные сумерки, очерчивая силуэт Кейда и его печальную ношу. Было уже достаточно светло, чтобы понять, что одежда Кейда залита кровью. Достаточно светло, чтобы увидеть кошмарную маску, в которую превратили лицо Кейда кровь и слезы.

Кейд плакал до этого лишь дважды в жизни. И в душе поклялся, что этот раз будет последним, даже если…

— Я пришел.

Джанет Моррис

ВСЛЕД ЗА РИДДЛЕРОМ

Темпус покинул Санктуарий, забрав с собой пасынков и Третий отряд, оставив в городе только никчемный сброд.

После их отъезда город изменился куда сильнее, чем можно было бы предположить. Ну что такого, казалось бы, произошло? Один человек (его звали Темпусом, Риддлером-Обманщиком, Черным и некоторыми еще менее приятными именами) собрал свою частную армию, в которой не насчитывалось и ста человек, и уехал. Так почему же теперь Санктуарий казался опустевшим, истощенным, испуганным и смущенным.

Город съежился, будто заяц-беляк, которого волки выгнали на голую пашню и взяли в кольцо. Он трясся от страха и жадно втягивал ноздрями воздух, словно соображая, в какую сторону бежать. Город сжимался, парализованный отчаянием. Казалось, он мечтал о лучших временах, когда прохладный весенний ветер принесет с моря оттепель, а волки тем временем подкрадывались все ближе, и с их высунутых розовых языков капала слюна.

Этим весенним вечером по зловонным улицам угрожающе чеканили шаг милицейские патрули, чей задачей было поддержание порядка. Проститутки, толпившиеся у дверей веселых заведений, не напевали, зазывая клиентов, а что-то тихо нашептывали. Пьяницы потихоньку пробирались домой, придерживаясь за стены, чтобы не запутаться в собственных ногах и не навернуться в канаву, где их уже поджидали местные ребята с ножами наготове. И даже прилетающий с океана ветер, казалось, шептал все о том же: Темпус, его пасынки и бойцы Третьего отряда, исполненные отвращения к этой помойной яме, именуемой Санктуарием, отправились на поиски новых приключений, побед и славы, навстречу своей судьбе. Санктуарий теперь был не просто обреченным городом — его оставила последняя надежда на лучшее.

Ветер хлестал опустевший город, пробирая до костей, он запер солдат в казармах, а потерявших силу чародеев — в Гильдии магов: и те и другие были бессильны что-либо изменить. Ветер тоже принадлежал Санктуарию. Это был ветер хаоса, ветер мрака и уныния.

Лабиринт еще не помнил такой зловещей весны. Порывы ветра казались чем-то большим, чем просто сквозняками, гоняющими с места на место гнилые корки и полуистлевшее тряпье. Морской ветер проникал под доспехи ранканских солдат, которые собирались в наряды по четыре человека и делали вид, что поддерживают порядок на улицах. На самом деле от них ничего не зависело. Ветер трепал темные плащи бродяг, служащих бывшему работорговцу Джабалу, которые присвоили право предоставлять «крышу» владельцам баров и уличным торговцам — раньше это была прерогатива пасынков. Ветер летел в глубь города и бился в закрытые ставнями окна Гильдии магов. Обитавшие в Гильдии колдуны, растерявшие ныне всю свою силу, боялись вышедших из повиновения мертвецов — боялись гораздо больше, чем проклятий проституток, которые вдруг потеряли все купленные за немалую цену заклинания молодости и красоты.

Ветер прокрадывался в богатые районы, где еще не покинувшая Санктуарий знать пыталась продолжать жить так, как будто ничего особенного не произошло, и устраивать празднества на руинах, оставшихся после схваток различных военных группировок, ведьм, колдунов, вампиров, зомби, призраков, демонов, богов и их почитателей.

Мрачная картина. Серое низкое небо, раскинувшееся от края до края горизонта. Кажется, что звуки исходят ниоткуда и уходят в никуда. Нет ничего близкого и далекого, нет ни прошлого, ни будущего. Нет никакого тепла, помимо того, что еще таится в вас самих. Когда вы пытаетесь отыскать на ощупь дружескую руку, она оказывается холодной и влажной, словно рука трупа. Порывы ветра превращают всякую искру жизни в ничто. Ветер будто осматривает мир, решая, достоин ли он следующей весны.

Критиас шагал в сторону порта и размышлял над этим. Заслужили ли армии нищих, чтобы их согрело тепло солнца? Нужен ли бессмертным мертвецам, вампирам, ютящимся на перекрестке Развалин, поцелуй солнечных лучей? Может ли яркий утренний свет проникнуть в обитель магов, засевших в крепости, где всегда царил полумрак? Нужна ли Зипу и его ночным теням из Народного Фронта Освобождения Санктуария смена времен года? Изменится ли что-нибудь в этом мире воров, мире разбитых надежд, если сюда снова придет весна?

Темпус ушел, плюнув на всех и вся. Предзнаменование похуже, чем желтушная печень у жертвенного ягненка или рождение сиамских близнецов, сросшихся губами.

Ушел и оставил… что именно? Оставил Крита, поручив ему управлять неуправляемым — вон, даже Стратон, его напарник, уехал, не попрощавшись. И уехал неизвестно куда, ни вместе с Темпусом в глубь страны, ни на запад, чтобы встретить Нико, а затем сесть на корабль по тайному поручению Терона, узурпатора трона Ранканской империи. Крит был абсолютно уверен, что Страт выбрал иной путь — в объятия тьмы, которую воплощала его любовница, вампирша Ишад, хозяйка перекрестка Развалин. Страт уехал вниз по реке Белая Лошадь, воды которой несли трупы, прямиком в Ад, и на этот раз виноват в этом был не Крит, а Темпус, который без всяких объяснений сорвал с места всех пасынков, а заодно с ними Третий отряд — и ради каких-то собственных планов увлек их из Санктуария.

А Крита оставил здесь — отвечать за порядок, беспорядок и все прочее. Существующий в осажденном Санктуарии порядок был справедливым лишь в одном — он равно оскорблял и подвергал опасности всех жителей города, и не устраивал никого.

«Виной всему, — подумал Крит, — тот мерзкий нрав, за который Темпуса и прозвали Черным». У Крита оставалось время до конца года, чтобы попытаться выполнить указ Терона об умиротворении Санктуария. Если же Крит не справится с этой задачей, Терон вполне может, как и обещал, прислать для этой цели регулярную ранканскую армию, и тогда каждый дом получит на постой солдат, а каждый горожанин получит по морде.

Не то чтобы Крита так уж волновала судьба города — вовсе нет. Его заботила больше собственная репутация. До сих пор он не знал неудач и всегда выполнял поставленную перед ним задачу.

Когда Темпус отдал ему этот невозможный, невероятный приказ, Крит впервые в жизни устроил настоящий скандал. Он грозился все бросить, уйти к чертям, поднять мятеж, в конце концов. И все же приказ оставался приказом. Критиас никогда не оставлял неоконченную работу, чего бы это ни стоило.

Этот короткий приказ отрезал Критиаса от его немногочисленных друзей: от Стратона, его напарника и побратима; от Камы, дочери Темпуса, — отец бросил ее в Санктуарии наряду со всеми, кто ему надоел; от кузнеца Марка, который помогал пасынкам поддерживать связь с воинственными горожанами вроде Зипа; от самого Зипа, вожака НФОС и одного из трех должностных лиц, отвечающих сейчас за порядок в городе, — Зип теперь смотрел на Крита как на врага, поскольку тот оказался на вершине власти.

Куда он, кстати, вовсе не жаждал попасть. И куда всегда так рвался Страт.

Крит тряхнул головой и заметил, что на его нечесаных и давно не стриженных волосах осела влага. Наемник был одет в грязные лохмотья портового бродяги. Он пришел на встречу. Крит знал, что делает: он был не из тех людей, чья деятельность сотрясает империи, но умел исподволь повернуть дело в нужное русло. Темпус оставил ему вдрызг расстроенную инфраструктуру, которую теперь следовало как-то спаять в единую, работающую систему. Спаять или потерпеть поражение. Проиграть. Крит умел все, что требовалось от солдата, и не умел терпеть поражений. И учиться не собирался. Поскольку в принципе был не способен чему-то учиться, добавил бы Страт.

Криту не хватало Страта, как может не хватать пищи или воды. По Каме он тосковал меньше, хотя до сих пор любил ее. И до сих пор ненавидел то вонючее болото, в которое Кама ухитрилась вляпаться, — а именно, связаться с Молином Факельщиком, лезущим в политику жрецом пантеона богов, который был чужд душе любого илсига.

И ранканские завоеватели, долгое время господствовавшие в Санктуарии — илсигском городе! — и бейсибские захватчики, которые пришли позже и заключили союз с ранканцами, скрепленный династическим браком губернатора Санктуария, принца Кадакитиса, и Шупансеи, императрицы Бейсиба в изгнании, — все они ошибочно принимали жителей этого города за стадо овец, которыми можно легко управлять. И теперь на Крите лежала ответственность за поддержание хотя бы видимости порядка в городе, в котором внезапно рухнул баланс сил и которым теперь можно было управлять лишь силой оружия.

Крит, как главнокомандующий силами правопорядка, отвечал перед принцем-губернатором Кадакитисом. Принц, в свою очередь, отвечал перед императором Тероном и, не сумей он выполнить требования императора, мог потерять не только свой дворец. Кроме того, Крит отвечал перед супругой Кадакитиса, бейсибкой Шупансеей, которая не была даже нормальным человеком, а принадлежала к племени рыбоглазых, пришедших из-за запретного моря. А еще он отвечал перед Камой, потому что она была дочерью Ридддера и потому что она — клянусь всеми богами Войны! — все-таки больше принадлежала Криту, чем Молину.

Когда-то Кама носила ребенка Крита, но ему не суждено было родиться — после одной из стычек у Камы случился выкидыш. С тех пор она готова была переспать с любым мужчиной, лишь бы доставить Криту душевную боль. И ему действительно было больно.

Все, чего хотелось Криту, это найти Страта и уехать отсюда к черту. Уехать в Рэнке, обратиться к Терону и получить от него новое назначение. Здесь Крит только зря тратил время и силы. Только Темпус знал, чем Крит заслужил такую участь.

И все же он оставался в Санктуарии вместе с другими нелюбимыми, нежеланными и ненужными — со Страхом, с Камой, с Рэндалом — воином-магом, бывшим пасынком, у которого убили напарника, — и Гейлом, единственным из бойцов Третьего отряда, которому было велено здесь задержаться.

Здесь же оставались и те, с кем Крит мечтал никогда больше не встречаться: женщина-вампирша Ишад, наполовину воплотившийся призрак Джанни, одного из погибших пасынков, Снэппер Джо, демон, ныне работавший барменом в «Распутном Единороге», и Роксана, нисийская ведьма, до сих пор погребенная под кошмарными руинами, — в эти руины превратился ее дом во время непостижимой магической войны прошлой зимой.

Страт сказал — единственное, что он вообще сказал по этому поводу, — что Темпус просто-напросто сбежал, не желая лишний раз мотать себе нервы. Поджал хвост и сбежал. А Крита бросил на произвол судьбы. Крит подумал, что судьба, наверное, не так уж плоха, раз Страт рвется заполучить ее, но говорить об этом вслух не стал.

Крит пришел в этот неприятный припортовый район один, без всякого прикрытия (Страт ушел к Ишад, а Крит никому больше не доверил бы прикрывать свою спину). Он надеялся, что долго ждать встречи не придется, но пока у него было время на размышления.

Он и сам все знал. Его готовили к выполнению тайных операций, и самоанализ был необходимой частью этой подготовки. В противном случае потрясение, связанное кошмарным треугольником, возникшим между ним, Стратом и вампиршей, просто свело бы Крита с ума, позволь он себе слишком много думать об этом.

Его ждала работа. Очень много работы. Крит заставил себя поверить в это Он не мог позволить себе тратить слишком много времени на самокопание Стоявшая перед Критом задача была непростой, но это и к лучшему, — ему нужно было занять свой мозг чем-нибудь, помимо головоломки, касающейся его напарника. Сегодня ночью он собирался найти и вернуть Тасфалена — все его благородное семейство исчезло и не показывалось уже давно, очень давно. А Факельщик все уши прожужжал о том, как он ем> нужен. Похоже, он хотел, чтобы Крит свернул себе шею, пытаясь его найти. Ведь в этом случае к тому моменту, когда Молин избавится от своей официальной жены, у него не останется соперника, который мог бы оспорить благосклонность Камы.

Крит не питал никаких иллюзий относительно Молина: жрец отправил Крита на это задание явно с тем расчетом, чтобы наемник не вернулся. Он прекрасно знал, что Крит не станет перепоручать это дело своим людям, поскольку оно было им не по силам. Своенравной милиции Зипа хватало лишь на то, чтобы задирать нос и устраивать драки на улицах в ночную смену. Солдаты Уэлгрина, отвечавшие за дневную смену, неплохо несли службу, но не владели методами тайных операций. А к Гильдии магов Крит вообще никогда не стал бы обращаться, несмотря на то, что в нее входил один из пасынков, Рэндал, — за магическую помощь в Санктуарии всегда приходилось платить слишком дорого.

Оставались только головорезы Джабала. Одного из них Крит сейчас и поджидал, чтобы тот указал ему ниточку к Тасфалену.

Как только Крит сумеет добыть доказательства того, что этот дворянин все еще жив (или уже нет — тогда нужно будет предъявить труп), он сможет послать Факельщика ко всем чертям. И повидаться с Камой. Крит был уже на грани того, чтобы попытаться решить свои личные проблемы при помощи силы: либо просто-напросто выкрасть Каму из дворца и вернуть ее туда, где ей должно находиться, — этим местом по-прежнему оставались казармы пасынков, — либо начать шантажировать жреца этой любовной связью.

Крит еще не мог сказать, какой способ кажется ему предпочтительнее, но оба варианта заставляли его обнажать зубы в невеселой усмешке.

Крит ждал. Ждал. Сел. Встал. Походил. Прислонился к стене. Его конь заржал и ударил копытом по мостовой. Крит похлопал коня по морде. Обычно таким ржанием его жеребец приветствовал гнедую кобылу Страта, но сейчас гнедой нигде не было видно.

Ну и хорошо, что не видно. Гнедая заставляла Крита нервничать. А кого, спрашивается, не заставит нервничать призрачная лошадь с пятном на холке, через которое при определенном освещении просвечивают картины Ада?

Крит вдруг осознал, что не хотел бы видеть Страта до тех пор, пока не решит проблему с Камой и Факельщиком.

Вокруг все было серым — небо, здания, пристань, — и серый жеребец, оставленный Криту Темпусом, сливался с этим серым фоном. На какое-то время боль покинула наемника.

Серый конь — один из лучших представителей породы, выведенной за Стеной Чародеев, — был наградой. Он стоил больше, чем целый квартал Лабиринта со всем его содержимым. По мнению некоторых людей, этот конь стоил больше, чем весь город.

Но Крит с радостью уступил бы этого коня Страту, если бы только тот отказался от своей лошади-призрака и вампирши, наколдовавшей для него эту лошадь…

— Эй! — негромко окликнули сзади. Крит подавил в себе желание вздрогнуть, подскочить или еще как-нибудь выдать предательский испуг.

Вместо этого он медленно обернулся и произнес:

— Ты опаздываешь, маска.

— Мы больше не маски, — со странным акцентом произнес незнакомец. Его лицо и фигуру скрывал плащ с капюшоном. — А я никогда им и не был. Мы просто действуем на свой страх и риск, вот и все. Работаем за плату. Ты ведь и сам из наемников.

Северный акцент, вялая речь — и ощущение нацеленного в живот смертоносного лезвия.

Крит украдкой огляделся, но единственное, что он рассмотрел во мраке, был такелаж небольшой рыбацкой лодочки, пляшущей на волнах за спиной незнакомца.

Интересно, это маскирующее заклинание или просто игра света так хорошо скрывает его лицо? Незнакомец стоял на таком расстоянии, чтобы его нельзя было достать одним броском. Знакомая манера. Впрочем, так ведет себя половина жителей Санктуария. И все же Криту казалось, что некогда он встречался с этим человеком. Крит принялся рыться в памяти, выискивая подходящее лицо или голос.

Чтобы еще раз услышать речь незнакомца, Крит сказал:

— Чего же ты хочешь? Честной работы? Здесь ее нет. Или, может, хочешь сменить хозяина? Поработать на меня?

— На тебя? Не смеши! Вспомни, ведь чернокожий послал меня помочь тебе?

Произношение незнакомца явственно выдавало в нем северянина, а если судить по его тону, он был чем-то чрезвычайно доволен.

У этого человека были к пасынкам какие-то счеты. Очевидно, они когда-то обошлись с ним не самым лучшим образом. Незнакомец явно наслаждался тем, что ему удалось напугать Крита, хотя тот внешне и не выказал своего испуга.

— Как твое имя, приятель? — непринужденно спросил Крит и положил руку на пояс. Точнее — на рукоять ножа, который не слишком бросался в глаза, но и не был спрятан так, чтобы его невозможно было заметить. Это была угроза — и довольно недвусмысленная.

Человек заметил это и вскинул голову.

— Вис. Теперь припоминаете, командир?

Командир. Крит все еще не мог привыкнуть, чтобы его так называли. Только не здесь, в Санктуарии, не в этих условиях. Это звание имело слишком сложный и неприятный подтекст. Неужели Темпуса до сих пор так бесит любовная связь Крита и Камы, что он приговорил Крита ко многим годам тяжелой работы в Санктуарии и к насильственной смерти на склоне лет?

Крит вспомнил имя — Вис, — и это не слишком его обрадовало. Мрадхон Вис, северянин. Вор, преступник, одно время работал в паре с Хаутом, нисийским колдуном. И только богам ведомо, кем и чем еще он был. Однажды они выбили из Виса информацию, тогда пасынки дрались с нисийской ведьмой. Это сделал Страт, лучший среди пасынков специалист по допросам. А Крит командовал подразделением разведчиков. Они притащили этого дурня в безопасное место — дом Шамблесов, — закрыли железные ставни и научили его той разновидности уважения, которая легко оборачивается ненавистью, если не находит выхода.

В Санктуарии можно было найти десятки таких Висов, имеющих зуб на него и на Страта. Если Крит проживет здесь достаточно долго, один из них непременно попытается убить его. Возможно, что именно этот и попытается. Может быть, даже сегодня же ночью.

— Вис, — негромко повторил он. — Да, припоминаю. Ну что ж, пошли, Вис. Показывай, чем ты можешь мне помочь.

— С удовольствием, командир, — сказал наемник и мерзко захихикал. — Если вы решитесь вслед за мной нырнуть в эти тени, победа будет за вами.

***

— Я же тебе говорю, — прошептала Кама Стратону, чуть отодвинув от губ кружку с пивом, — Зип таскает из-за города камни разрушенного алтаря на Дорогу Храмов, перетаскивает и складывает.

Договорив, Кама украдкой оглядела остальных завсегдатаев «Распутного Единорога». Она была уверена, что никто ничего не услышал. Хотя язык у нее уже заплетался — сказывалось выпитое, — она не забывала в нужный момент понижать голос. Похоже, ни один человек ее слов расслышать не мог. Правда, помимо людей здесь присутствовал еще и демон — в его обязанности входило присматривать за таверной по вечерам. У демона были большие серые уши и глаза, глядевшие в разные стороны. Сейчас его покрытое бородавками лицо было обращено в другую сторону, но это еще ничего не значит. Над стойкой бара висело бронзовое зеркало, и с его помощью демон вполне мог следить за ними…