Мир воров (№10) - Новая кровь

Бейсибцы опустили луки и отступили, снова сделавшись невидимыми, пока общее внимание было привлечено к темноволосому жилистому парню в добротной зеленой тунике и хороших замшевых штанах, который появился на строительной площадке. Отважный молодой рабочий в кожаном фартуке протянул парню брошенный им нож и широко ему улыбнулся.

— Вали отсюда, Таркл! — крикнул Ганс. — Ты тут лапшу людям на уши вешаешь просто потому, что не любишь работать — это всем известно.

Здоровяк с окровавленной рукой сообразил, что попытка запугать окружающих становится все более и более рискованным мероприятием, вспыхнул и угрюмо засопел. Он заметил также беспощадный взгляд и ножи известного в своем деле специалиста — Таркл был уверен, что этот человек давно покинул Санктуарий. Таркл попятился, прихрамывая. В это время Ганс и парень в кожаном фартуке узнали друг друга и одновременно воскликнули:

— Принц!

— Ганс!

По толпе, перекрывая обычный ропот, пробежал возбужденный гул, когда собравшиеся увидели, как сам принц-губернатор вскочил на возвышение и протянул руку Гансу.

— Теперь вы видите, кто работает на стенах Санктуария? — громким и ясным голосом воскликнул Кадакитис. — Ранканец! А кто спас его от кровожадного хулигана, который даже не соображал, что делает? Илсиг… Мой друг.

У Ганса глаза полезли на лоб.

«Черт подери! Он же мне всю репутацию погубит!»

Кадакитис же тем временем продолжал говорить, поражая толпу красноречием, уверенностью и обаянием. Собравшиеся зааплодировали! Народ снова взялся за работу — вместе с Кадакитисом.

«Проклятие! — неодобрительно подумал Ганс, наклоняясь, чтобы подхватить большой обтесанный камень. — Ну, я и влип! Не могу же я просто уйти и оставить принца-губернатора вкалывать, словно какая-то шваль из Низовья! Но… Черт подери! Работать! Мне!»

***

На следующий день Ганс узнал от одного из коренных обитателей Лабиринта — колоритной личности по имени Старый Топотун, очищавшего улицы от всякого хлама, — что с тех пор, как Маркмор умер, Марии, скрытный молодой маг, втайне обосновался на вилле Беспалого, то ли на законных основаниях, то ли по собственной прихоти.

— Просто замечательно, — пробормотал Шедоуспан, бесцельно бродя вдоль Серпантина. Он знал эту отлично обустроенную виллу и последний секрет Ластела. Все, что ему придется сделать — это воспользоваться туннелем, соединяющим виллу с борделем под названием «Сад Лилий». На самом деле, у Ганса была одна идея насчет «сухой кнопки» Чолли, но по здравом размышлении он решил отложить эксперимент до другого раза. Еще раз проанализировав план, Ганс зашел в «Распутный Единорог» и взял там кусок сыра и яблоко. Он поест нормально попозже, если желудок согласится принимать пищу. Ганс задержался на некоторое время в «Единороге», ведя себя более чем вежливо и почти болтливо — к изумлению старых завсегдатаев таверны. Он покинул их компанию на заходе солнца и отправился в свою новую комнату, прихватив небольшое ведерко с пивом. Нотабль обрадовался хозяину и еще больше обрадовался пиву. Пока кот смачно лакал пиво, Ганс прилег отдохнуть и подумать.

«Войти туда проще пареной репы, — это без вопросов. Тогда что мне может там понадобиться?» — подумал Ганс, и его улыбка поблекла. «Проклятие». Он еще до ухода из Санктуария слишком привык к предупреждениям и советам Мигнариал, а после пребывания в Фираке избавиться от этой привычки оказалось очень трудно.

«Предположим, я туда вошел и оказалось, что мне нужен глиняный горшок, или медный чайник, или…»

— Спокойно! — произнес Ганс вслух, пытаясь пристыдить себя за необычную нервозность, которая была свойственна Шедоуспану не больше, чем общительность, недавно проявленная им в «Единороге».

Нотабль на мгновение перестал умываться и вопросительно посмотрел на хозяина.

— Мррмяу?

— Я тебе уже говорил, что котам не полагается отрыжка, ты, ненасытная утроба. Пивоглот несчастный.

Ганс задумался о Надише, а от этого несчастного его мысли плавно перешли к Стрику. «Этот человек собрался устроить Ссору! — размышлял Ганс. — Уже устроил!» Дважды Ганс шокировал Нотабля тем, что резко садился и бросал первый подвернувшийся под руку нож. Шедоуспан не объяснял хозяину дома, зачем он приволок сюда старое деревянное колесо. Колесо было необычайно толстым, и скрепляли его, скорее всего не гвозди, а шпеньки. После того как Ганс снял с него железный обод и повесил колесо на самую дальнюю от кровати стену, оно превратилось в отличную мишень. Метательную звездочку Ганс всадил прямо в ступицу, а тонкий нож из ножен на правом предплечье на дюйм отклонился от того места, где его хотел видеть парень.

— Старею, должно быть, — пробормотал Ганс, вставая с постели, дабы вернуть оружие на законное место. На обратном пути к кровати он снова развернулся и сделал еще один бросок. Метательный нож без упора и рукояти вонзился в ступицу колеса. Устав от этого шумного и бессмысленного поведения хозяина, Нотабль громко сказал: «Мрряуррр!» и прыгнул.

Ганс невольно вскрикнул.

— Нотабль, котяра чертов, тебе что — хочется стать моей любимой мишенью?!

Пару часов спустя Ганс снова встал и переоделся в черное — свою рабочую форму. Нотабль, похоже, уже понял смысл этого ритуала, вне зависимости от того, мог ли он различать цвета; большой рыжий кот запрыгнул на полку под окном, уселся там и уставился на своего человека.

— Ты прав, — сказал Шедоуспан, дважды проверив дверной замок. — Сегодня ночью мы выйдем отсюда именно таким способом, дружище.

И они вышли через окно.

Час спустя два приятеля без проблем добрались до входа в большой дом, который некогда принадлежал Ластелу Беспалому, а теперь превратился в логовище молодого колдуна, которого многие считали мертвым. Ганс был уверен, что это мнение не соответствует истине, хотя уже наслушался историй о легионах ходячих мертвецов, заполонивших улицы Санктуария за время его отсутствия. Нет. Марип жив. Одного взгляда на кухню хватило, чтобы понять, что в доме кто-то живет и что этот кто-то недавно готовил себе еду. В постели на втором этаже тоже недавно спали. Точнее говоря, постель выглядела так, словно Марип спал там не один, и что ночка была бурная. В высоком шкафу с выдвижными ящиками лежала одежда. Принадлежала она явно не покойному Ластелу; наметанный взгляд Ганса обнаружил в куче одежды тонкие черные перчатки и отметил, что все пальцы на обеих перчатках растянуты от носки. Что же касалось места хранения этих отлично выделанных перчаток, безмолвный незваный гость решил со шкафом не связываться. Он не собирается ничего красть из берлоги колдуна; он пришел сюда лишь затем, чтобы забрать принадлежащую другому человеку вещь. Ганс покинул спальню, не тратя больше времени на ее обыск. Он помнил слова Стрика о том, что почувствует, когда окажется рядом с сережкой Надиша.

Ботинки на мягкой подошве ступали по ворсистому ковру так же тихо, как и лапы Нотабля. Ганс живой тенью бродил по темным коридорам, ненадолго заглядывая в богато обставленные комнаты. Некоторые из них были заперты уже долгое время — это Ганс замечал сразу и проходил мимо, даже не пытаясь открывать их. Ни человек, ни кот никого до сих пор не увидели и не услышали ни единого звука. Судя по поведению Нотабля, он ничего и не учуял. Один раз кот замер с поднятой лапой и насторожился. Его компаньон тут же прижался к стене коридора и словно слился с ней. Потом присел на корточки и в руке у него будто сам собою возник нож с темным лезвием. Нотабль легким шагом двинулся дальше. Шедоуспан остался на месте, наблюдая, не появятся ли другие признаки опасности. Но кот был совершенно спокоен. Несколько секунд спустя человек плашмя похлопал кота ножом по спине.

— Дурень, — прошептал Шедоуспан, и Нотабль тут же замурлыкал в ответ. — Тсс! — Ганс встал и неслышно, словно привидение, двинулся дальше. Мурлыкающий кот шагал рядом.

Наконец они обнаружили комнату, в которой находились рабочий стол и еще кое-какие вещи, от которых у Шедоуспана волосы встали дыбом, а по спине побежали мурашки. Мурлыканье Нотабля словно ножом отрезало.

«О боги, как я ненавижу колдунов…»

Ганс вдруг понял, что серьга находится в шкатулочке из красного дерева. «Отлично сработано, Стрик». Ганс подошел вплотную к шкатулке, чуть наклонил голову, немного подумал и сделал шаг в сторону. Уже оттуда Ганс протянул руку и кончиком ножа откинул крышку. Раздался щелчок спускового механизма, откуда-то с того места, где он только что стоял, взмыла тоненькая стрелка и с характерным «чпок!» воткнулась в потолок. Нотабль припал к полу, а Шедоуспан кивнул, разглядев содержимое шкатулочки. Так и есть, и кровь тоже. По-прежнему пользуясь ножом, Ганс подтолкнул крышку обратно и настороженно застыл, готовый в любое мгновение сорваться с места. Ничего не произошло, не считая того, что крышка почти бесшумно закрылась. Уже подхватив шкатулку и собравшись покинуть безмолвную комнату, обстановка которой вгоняла его в дрожь, Ганс заметил на столе несколько прядей чьих-то волос. Шедоуспан и их положил в шкатулку, обернул шкатулку лежавшей там же на столе алой салфеткой и засунул сверток за пазуху. После этого Ганс с почти неприличной поспешностью покинул комнату колдуна Марипа.

«Дельце проще пареной репы, — размышлял Ганс, торопливо пробираясь к потайному входу в старый туннель. — И провернул его я так же чистенько, как всегда, и притом без помощи Мигнариал, да и вообще без всякой помощи!»

В затхлом старом туннеле Ганс услышал шуршание крысы, потом заметил вторую бестию, а потом его взору предстало мрачное Видение. Призрачные образы словно застыли, захваченные в момент вечной схватки. Это напоминало… «Они оба похожи на старину Ластела! Да нет, не может быть!», — подумал Ганс, и в это самое мгновение на него прыгнула крыса.

Это была здоровенная зверюга, размером с обычного кота, — да только вот Нотабль не был обычным котом. Шедоуспан успел уклониться от атакующей крысы, а на нее тем временем с протяжным и устрашающим боевым воплем бросился кот. Ганс усмехнулся, предвкушая быструю расправу с бестией. Стремительное развитие событий стерло улыбку с его лица и исторгло из глотки хриплое рычание; большое рыжее тело отлетело назад, шлепнулось на утоптанную землю и неподвижно застыло.

— Нотабль!

Шедоуспан швырнул в крысу метательный нож, потом другой. Глаза Ганса расширились от изумления, и он почувствовал, как волосы у него встали дыбом: оба клинка прошли сквозь бестию насквозь, но на них не осталось ни капли крови. От потрясения он так долго простоял неподвижно, что крыса успела прыгнуть на Ганса и впиться клыками в его руку. Похоже, эта тварь была не менее сильна, чем он сам. Клыки у нее были тонкие, словно иголки, и когда Ганс попытался стряхнуть огромного грызуна, руку его пронзила ужасная боль. За какие-то считанные секунды он взмок от пота. Несмотря на тот факт, что все прочие его ножи, очевидно, тоже не могли ничего поделать против этой твари, явного порождения колдовства, Ганс не хотел сдаваться без боя. Крыса продолжала кромсать руку Ганса, и его сознание уже начала заволакивать алая пелена боли, когда вопреки страху Шедоуспан выхватил кинжал, выторгованный у Чолли, и принялся рубить и колоть им мерзкую тварь.

Колдовская тварь с громким визгом исчезла в ослепительной вспышке, заставившей Ганса закричать. Вместе с крысой исчезла и боль в руке, и даже сама рана. Однако одного взгляда хватило, дабы убедиться, что на инкрустированном серебром клинке остались пятна крови. Подхватив на руки лежавшего без сознания Нотабля, Шедоуспан бросился бежать

«Я запросил со Стрика слишком мало за такую работу!»

Возникнув, словно тень привидения, в «Саду Лилий», Ганс едва увернулся от сплетенной в любовном объятии парочки. Они его даже не заметили. Глянув вниз, Шедоуспан обнаружил, что лежащий у него на руках большой тяжелый кот приоткрыл, один глаз. И этот зеленый глаз смотрел на Ганса.

— Ох, Нотабль, чертов ты обманщик! Посмотрим, кто получит пиво после этой ночной работенки!

Нотабль отпустил весьма неприятно звучавшее замечание. Ганс задержался немного, чтобы перекинуться парой шуточек с хозяйкой «Сада Лилий», Эмоли, но и только.

Через несколько минут после ухода Ганса Эмоли ринулась в туннель, чтобы сообщить Марипу кое-какие новости…

***

Ранним утром следующего дня Стрик лично прибыл в дом лекаря Надиша. Используя серьгу с бурой от засохшей крови дужкой, Стрик легко «излечил» врача. Надиш выполнил свою часть сделки: он согласился продать таверну «Распутный Единорог» (от которой давно мечтал хоть как-нибудь избавиться!) Стрику ти'Фирака. У Стрика же остались шкатулочка колдуна и несколько прядей человеческих волос. Волос Марипа.

***

— Значит, так, Снэппер Джо. У тебя еще остались какие-нибудь сомнения в том, что я обладаю властью над тобой?

Съежившийся демон помотал своей ужасной головой.

— Отлично, — сказал новый владелец «Распутного Единорога». — В таком случае, ты уволен. Поищи себе другую работу.

К следующей ночи на должность бармена в «Распутном Единороге» заступил один местный уроженец, ил-сиг; отметив, что бывший плотник Эбохорр потерял палец, завсегдатаи тут же прозвали его Беспалым. Тем же вечером, но несколько попозже, эти же завсегдатаи были удивлены и польщены, увидев, что их любимое заведение, расположенное в самом сердце Лабиринта, посетили белый маг Стрик и госпожа Эгария (с двумя телохранителями, конечно же). Похоже, благородным гостям здесь понравилось. Даже тем из посетителей, кто перебрал лишку, хватило ума не говорить ничего такого, что могло бы задеть даму волшебника.

Никто не знал, что таверна теперь принадлежит Стрику. По правде говоря, вряд ли кто-нибудь знал, что до того ею владел Надиш. Зато большинству завсегдатаев понравилась новая служанка, Силки, и ее необычный выговор.

Ганс в эту ночь гулял по городу. Он был при деньгах и потому старался держаться потише. Когда Ганс вошел в один из переулков, на него наслали заклинание головокружения. Потом его схватили три здоровенных жлоба, избили, вкололи ему наркотик, связали, заткнули рот и засунули в большой мешок. Бессердечные ублюдки быстренько отволокли свою добычу в порт. А упакованная в мешок добыча тем временем вспоминала все слышанные им истории о работорговцах, действующих прямо здесь, в Санктуарии. Хотя у Ганса и шла голова кругом, он все же узнал один из голосов: это был Таркл. Ганса, так и не вынимая из мешка, подняли на борт «Асиента» и бросили в трюм. Ганс слышал, как кто-то тщательно запер люк. Все еще не пришедший в себя, Ганс услышал, что завтра утром корабль отплывает на далекие Бандаранские острова.