Угол Колбасной и улицы Последнего Вздоха выглядел впечатляюще. Говорят, во время Второго Снисхождения зверобоги истребляли пралюдей по-разному: насылали моровое поветрие, своих фистамьеннов, шибали молниями и поливали дождем. Но самое страшное случалось, когда они снисходили на землю и принимались за грешников не опосредованно, а, так сказать, напрямую. Легенды утверждают, что земля в результате изменила очертания, появились новые реки, озеро Ллусим тоже, вон, вроде бы после этого образовалось - и не оно одно.
      При виде того, во что превратились Колбасная и улица Последнего вздоха, Иссканр очень живо представил себе, каково было в Ллаургине, когда в мир снисходили зверобоги.
      Сюда упала самая большая часть расколовшегося Держателя, она перечеркнула обе улицы жирной ломаной линией - и сейчас, выхваченная суетливым светом факелов, казалась обожравшейся гусеницей или рубцом, вспухшим на теле города. На Последнего Вздоха к факелам добавлялся еще и свет красных фонарей: из тех заведений, которые не пострадали или пострадали незначительно, на помощь были направлены девицы и прислуга; впрочем то же самое творилось во всем районе - все, кто не лишился крыши над головой, торопились помочь соседям: разбирали завалы, срочно обустраивали помещения, куда хотя бы на первое время можно было положить раненых, оттаскивали в сторону тех, кого уже не спасти. Как всегда, нашлись и люди, способные трезво мыслить, они приняли на себя руководство над спасательными работами и приводили в движение ошарашенных случившимся горожан, которые иначе просто стояли бы, разинув рты, или бесцельно предавались бы горю.
      - Потом! - кричал один из таких трезвомыслящих. - Потом оплачете своих мертвых - спасайте тех, кто остался жив! - Он накинулся на суховатую женщину, рыдавшую в полный голос: - Ты же травница, Маррикэ, ты же обет давала! Посмотри, скольким сейчас нужна твоя помощь! - он буквально силой повел ее к рыночным прилавкам, на которых укладывали раненых. - Давай, займись ими! - Женщина судорожно кивнула и обратилась с вопросом к человеку, который, видимо, уже некоторое время врачевал пострадавших. Тот показал на соседний ряд и что-то объяснил - и она аккуратно, с нарочитой неторопливостью принялась осматривать лежавших, а слезы по-прежнему катились по ее лицу...
      Но Иссканр уже забыл о травнице, его взгляд вернулся к человеку, который врачевал рядом с ней, который показал ей, кем следует заняться в первую очередь. Ему помогали двое, толстяк и низкорослый, с тюленьими усами, мужчина - оба явно не были целителями, а просто оказались под рукой и выполняли несложные поручения. Но что-то, несомненно, связывало их с врачевателем - немного сутулым, чуть старше Иссканра человеком в плаще с капюшоном. Капюшон был отброшен, волосы растрепанны, по лбу катилась струйка пота. В черных, как ночь, глазах не отражалось ни единого чувства но вот врачеватель перехватил взгляд Иссканра, поднял голову и на мгновение застыл, словно увидевший змею птенец.
      Но таким же птенцом в тот миг застыл и Иссканр.
      ...Потом его толкнули в плечо, у черноглазого о чем-то в очередной раз спросили - наваждение пропало, и каждый из них занялся своим делом: врачеватель лечил, Иссканр - бежал к тому единственному дому на Колбасной, куда так стремился попасть в эту ночь.
      Но ни один из них не забыл о той вроде бы случайной встрече посреди развороченного Сна-Тонра.
      И когда спустя почти два года чародей по имени Фриний нашел его и позвал с собой в Лабиринт, Иссканр, конечно, узнал черноглазого - и почти не удивился.
      Глава пятая:
      Грачи в полете. Опасные гости из Внешних Пустот. Холодная: день
      открытых дверей. Прощание со Сна-Тонром. Последнее желание осужденного.
      Выпьем жизни! - и станет, мой друг, веселей.
      "Мы двужильны" - гремит танцовщицы браслет.
      Этот праздник мы скоро закончим, приятель.
      "Вот пожили..." - и выйдем, ушедшим вослед.
      Кайнор из Мьекра
      по прозвищу Рыжий Гвоздь
      До Родниковой рощицы было топать и топать, и Кайнор со своими ушибленными братцем утопленника ногами очень скоро пожалел, что не умер прямо на трактирном столе. Вот всегда так: из всех вариантов выбираешь самый обременительный, а ведь сколько раз!..
      Кстати, за этими посещеньями местных трактиров, избиениями невинных жонглеров, лежаньем на столах и беседами с тааригом день почти и прошел. А во рту, если не считать кружечки дармового пива и собственной крови, ничего и не было-то. О чем желудок откуда-то снизу и заявляет, зануда, недвусмысленным урчанием, аж крестьяне испуганно шарахаются и чей-то ребенок грудной вон уже в плаче зашелся. Некрасиво получается. Хотя... тут бы до вечера дожить без увечий. Кстати, забавная строчка, запомним, а при случае - покрутим ее так-эдак, может, что-нибудь проклюнется...
      Сам он, зазевавшись и ткнувшись носком сапога в какой-то корешок, торчавший из земли, клюнул носом в нее, родимую.
      Но между моментом взлета и падения, совершенно неуместное, появилось вдруг ощущение театральности всего происходящего: господин "ихняя справедливость", врачеватель Туллэк и прочие трехсосновцы представились вдруг актерами, небо - дурно выкрашенной холстиной, поле и уже виднеющаяся у горизонта рощица - аляповатым задником, а земля - досками помоста. Весьма, между прочим, твердыми досками.
      Его подхватили под руки и подняли - почему-то со сквернословиями и заметным оживлением.
      - Оставьте, - послышался голос таарига. - Если правда то, что нам говорили... никуда он не убежит.
      "Ну хоть один здравомыслящий человек здесь есть!" - мысленно умилился Кайнор.
      - А попытается - шибаните его, но так, чтоб жив остался, - добавил "ихняя справедливость", задумчиво клацая ногтем по своему блестящему тааригскому значку. - Может, он нам еще пригодится, этот артист. ...Ну, далеко еще?
      - Так уже пришли, - осторожно сообщил кто-то из крестьян. - Вот...
      - Что "вот"? - полюбопытствовал, вроде даже благодушно, таариг. Действительно, они разношерстной толпой застыли на дороге, тянувшейся через поля к Родниковой рощице - и дальше на юг, в сторону Нуллатона. Никакими особыми приметами это место не отличалось - ни на первый взгляд, ни на второ...
      Кайнор, рассмотревший-таки рощицу внимательнее, присвистнул. Таариг вздрогнул и раздраженно осведомился:
      - Господин актер чем-то удивлен?
      Тот молча ткнул пальцем в небо над тремя вихрастыми соснами, что стояли чуть поодаль от рощицы и, видимо, дали когда-то название деревне. Удивительно, но за все время своего растительного существования они, эти трое, похоже, так и остались единственными соснами во всей округе. Однако внимание Кайнора привлек не сей бесспорно выдающийся факт, а несколько темных клякс над упомянутыми деревьями. Приглядевшись, можно было понять, что кляксы эти - грачи в полете.
      Если можно назвать полетом то, что Гвоздь сейчас видел. Втайне он надеялся, что господин таариг, ихняя справедливость и зоркость, посмеется и махнет рукой, мол, примерещится же такое! А ведь предупреждал: не бить пленного по голове! - и что теперь будем с помешанным делать?
      Увы и еще раз увы, господин таариг, узрев наконец грачей, напрягся, судорожно дернул рукой в сторону оных - и остался с вырванным значком в горсти. Распереживался, значит. Что вполне понятно: он, наверное, как и Кайнор, впервые видел грачей, застывших в небе, - не парящих в нем, а будто прикнопленных между во-он той тучкой в форме рогалика и левой, если смотреть со стороны дороги, сосной.
      Кто-то из крестьян, сообщивших о "беде", всхлипнул и пробасил:
      - Это еще что...
      - Звучит многообещающе, - пробормотал Гвоздь.
      - Почему про птиц не сказали? - холодным и злым голосом спросил таариг.
      "Как будто не догадываешься, почему. Да потому, что остальное будет пострашнее зависших между небом и землей грачей!"
      Вспомнив, о чем лепетали крестьяне и мальчишки, он попытался сделать пару шагов в сторону грачей и рощицы. Дорога ложилась под ноги услужливо, ни коряжки, ни выбоинки, а Кайнор нарочно старался смотреть на нее, родимую, а не на пейзажи вдали. Так сказать, ради чистоты проводимого опыта.
      Минуты две, наверное, шагал.
      - Вот, значит, как, - сказал у него за спиной таариг. - Вот, значит... - и замолчал.
      Кайнор обернулся. Вся толпа, от Тицци до "ихней справедливости" включительно, стояла в таком же составе и примерно в тех же позах, что и две минуты назад. И на том же расстоянии от Гвоздя.
      На том же от него расстоянии находились и славные три сосны, застывшие в небе грачи, а также рощица и прочие составные пейзажа. Которые сейчас еще больше казались размалеванным задником покинутой всеми сцены.
      - Пелена, - тихо произнес господин Туллэк - и переступил с ноги на ногу, натужно вздохнув. - Или, скорее всего, Узел.
      - Вы о чем? - повернулся к нему таариг.
      - Об этом, - врачеватель тростью указал в сторону грачей и рощицы. Явление, которые мы наблюдаем, называется - теперь я в этом почти уверен Узлом. Точнее, Узлом Сети. - Перехватив изумленный взгляд таарига, он кивнул: - Да-да, той самой Сети, благодаря которой Ллаургин именуют Отсеченным. О Пелене, вы, разумеется, слышали, господин Нагир. Так вот, ваша справедливость, в запеленутых районах, то есть, находящихся рядом с Пеленой, такое явление, как падение Узлов, случается с удручающим постоянством. Не сказать, чтобы к нему привыкли, но и переживают по поводу очередного такого падения мало. Как правило, люди уверены, что Узел рано или поздно исчезнет.
      - Но мы не в запеленутых районах, - напомнил кто-то из толпы.
      - Да, я знаю, - рассеянно отмахнулся врачеватель. - Но, если мне не изменяет память, примерно год назад в Северном Сна-Тонре упал такой вот Узел - а Сна-Тонр, хоть и примыкает вплотную к Неарелму, все-таки запеленутым районом не считается.
      - Очень интересно, - отозвался их справедливость. - И чем закончилась история?
      - Башни-Держатели сделали свое дело. (А они предназначены именно для того, чтобы оберегать город от падения Узлов). Правда, при этом все три были разрушены, но Узел распался.
      Взгляд таарига способен был пробивать каменные стены:
      - У нас, кажется, Держателей нет, господин Туллэк. Скажите, а чародеи или ученые знают, почему падают эти самые Узлы?
      - Вообще-то, существует несколько предположений, - оживился врачеватель. - Некоторые утверждают, что с годами Сеть все больше провисает - и иногда опускается на Ллаургин - как правило, повторяю, именно по краям. Другие считают, что падение Узлов происходит по воле зверобогов...
      Таариг отмахнулся:
      - Ну, все в мире происходит по воле зверобогов...
      - Я имею в виду, что они нарочно опускают Узел на тот или иной район... хотя, конечно, слово "Узел" не совсем верно отображает суть данного явления, скорее оно похоже на дырку в пространстве, нежели...
      - И зачем это зверобогам - опускать Узел? - перебил его таариг.
      Господин Туллэк только развел руками, мол, откуда мне, простому смертному, знать, - но бросил косой взгляд в сторону Гвоздя. И тот это заметил - к счастью, только он один.
      - Значит, Узел, - пробормотал, поджав губы, таариг. - И долго он может вот так держаться?
      - По разному, - как-то очень уж кратко ответил господин Туллэк. - Не стоит ждать, что он исчезнет через пару минут.
      - Ясно. А... - тут их справедливость, господин Нагир, вспомнил наконец, что рядом замерли внимательно прислушивавшиеся к каждому их слову трехсосенцы, и рявкнул им: - Ну, а вы чего тут до сих пор делаете?! Расходитесь, ничего страшного не случилось, сами же слышали, что господин врачеватель говорит. Давайте-давайте... Да, господин Хожмур, вы хотите о чем-то спросить?
      Господин Хожмур, судя по характерному балахону, здешний жрец, кивнул, блестя глазами и топорща пышную бороду.
      - Я думаю, - заявил он, - что появление этого... смехача и то, что на деревню нашу рухнул Узел, отнюдь не случайно, господин Нагир. Недаром ведь говорится, что глумословы и артисты носят в своих котомках беду.
      "Ну и где ты видел у меня котомку?" - озлился Кайнор. Но покамест молчал - ему хотелось понять, почему жрец вдруг решил выступить против него, в чем здесь интерес этого бородача. Или это за него Данисса собиралась замуж выйти?..
      - Глядите, как ловко выходит, - продолжал тот, - сперва гибнет (и еще разобраться нужно, отчего именно) Кнурш Кружечник, потом появляется этот вот смехач - откуда, кстати, он появился?! И почему - в своем пестром платье, он что, всегда так в дорогу выряжается? Я никогда не слышал, чтобы актеры вроде него странствовали без нормальной одежки. Да хотя бы из заботы о том, чтобы его платье не порвалось, ему же в нем выступать! И почему этот смехач оставил одежду на утопленнике, обрядил Кнурша в свои шутовские наряды?!
      - Короче, - велел ему таариг. - Насколько я понял, господин Туллэк утверждает, что Кнурш действительно утонул, никто его не топил.
      - И Узел упал на нас сам собой, - дерзко заявил жрец. - Но все это почему-то совпало с появлением в Соснах смехача. И я, ваша справедливость, изреку, наверное, мысль всех деревенских, когда скажу, что лучше б подержать его под стражей. Да и все равно ведь, пока Узел не исчезнет, ему никуда не уйти, так? Вот и пусть посидит в холодной... на всякий случай.
      - Пусть, - кивнул таариг.
      - У вас хоть кормят, в холодной-то? - полюбопытствовал, заглушая бурчание в животе, Гвоздь.
      * * *
      Лабиринт живет своей жизнью, и дыхание его - ветер в коридорах.
      - Мне кажется или стало дуть сильнее? - спросил Быйца, оторвавшись от лепешки. Пока остальные отдыхали, он решил-таки позавтракать, а вот теперь прервался и, склонив набок голову, то ли прислушивался, то ли принюхивался.
      Фриний ожидал, что Иссканр непременно скажет что-нибудь едкое, но тот, похоже, всерьез о чем-то задумался. Так даже лучше: чем скорее его спутники перестанут задирать друг друга, тем проще им будет выполнить замысел.
      Замысел Фриния.
      - Не обращай внимания, - сказал чародей Быйце, - это всего лишь...
      Иссканр вдруг толкнул Фриния в плечо, сам перекатился по полу и вскочил уже у стены, сжимая в руке обнаженный меч, а другой помахивая в воздухе, чтобы огненный браслет на ней засветился ярче. Впрочем, свет был не нужен, хватало и того, который давали браслеты остальных, - в их мерном мерцании чародей разглядел две приземистые фигуры то ли псов, то ли крупных обезьян, мчавшиеся прямо на Иссканра. Когда они оказались ближе, Фриний увидел, с кем предстоит иметь дело, и закричал Быйце, чтобы тот увел подальше Мыкуна. Старик и сам догадался, что лучше не путаться у них под ногами, - и был абсолютно прав.
      "С этими не поговоришь", - Фриний перехватил поудобнее посох и в очередной раз поморщился из-за сломанного мизинца, который, Немигающая свидетель, давно уже следовало бы вылечить.
      Твари, нападавшие на них, действительно были похожи на обезьян или даже скорее на людей, скинувших с себя одежду и опустившихся на четвереньки. Однако их задние лапы заканчивались копытами, а передние, с четырьмя короткими когтистыми пальцами, тоже не слишком-то напоминали человеческие. Уже одно это соединение черт зверей и людей делало их отвратительным, но еще более мерзкими существа казались из-за массивных, с внушительными надбровными дугами и выпуклыми лбами голов, с распатланными волосами, горящими глазами и - главное - с прямыми, заостренными на концах клювами.
      - Не обращай внимания на пальцы, главное - клювы! - рявкнул Иссканру чародей, но тот лишь отмахнулся.
      "Да, конечно, - догадался Фриний, - он же был тогда в Сна-Тонре и, наверное, видел там таких..."
      Этих тварей называли махсраями; считалось, что они наряду со многими другими подобными чудовищами населяют области за пределами Тха, называемые Внешними Пустотами. Некоторые исследователи, впрочем, утверждали, что Внешние Пустоты являются составной частью мира, который люди именуют Тха, просто, мол, следует различать Тха Реальный и Тха Внереальный.
      Фринию на эти тонкости, честно говоря, было сейчас глубоко плевать!
      Оба махсрая резко прыгнули в разные стороны и поднялись на задние лапы. Раскачиваясь из стороны в сторону, они принялись пощелкивать пальцами, причем звуки получались четкие, ритмичные, завораживающие. Чтобы не подпасть под их влияние, Фриний не придумал ничего лучше, чем по-босяцки заорать популярную в моряцких кабаках "Капитан Дырявый Борт прибыл в Нуллатонский порт..." Впечатлились все - и махсраи, и спутники Фриния; впрочем, Быйца быстро смекнул что к чему и принялся подпевать: "....а ниже ватерлинии он зарос актиньями!"
      К счастью, Иссканра пение не вдохновило - он помнил махсраев по Сна-Тонру и знал, на что они способны. Прыжок, взмах мечом, еще прыжок оставшийся в живых махсрай прекращает щелкать пальцами и все-таки, приоткрыв клюв, плюет в Иссканра своей ядовитой слюной, но парень успевает увернуться, одновременно делая выпад, - и лезвие отделяет голову чудовища от тела.
      - ...в пучине не сгинул, не шел он ко дну - он в кружке своей утонул! - жизнеутверждающе закончил балладу Быйца.
      Иссканр засмеялся, счищая с клинка вязкую, фиолетового цвета жидкость. А потом тихо произнес:
      - Вот уж не думал, что повстречаю их здесь...
      "Кажется, это не самое страшное, что ожидает нас в Лабиринте", подумал Фриний.
      Но промолчал. Медленно, делая вид, будто ничего особенного не случилось, он опустил занесенный для удара посох и в который раз поморщился из-за боли в мизинце.
      Похоже, никто ничего не заметил. Они и не должны. Они ведь не понимают... да не допустят зверобоги, чтобы поняли!
      Мизинец болел невыносимо.
      * * *
      Кормили в холодной так себе. А вот ходили сюда все, кому не лень. Прямо день открытых дверей устроили, как в каком-нибудь ллусимском Храме Первой Книги.
      Сперва спустился таариг. Значок он уже прицепил, кафтан поменял лысина, правда, блестела тусклее, и в глазах сонливость пропала.
      - Я тебя помню, - сказал он без обиняков, - ты сюда не первый год приезжаешь, так? Но раньше всегда был в компании, а теперь заявился один. С чего бы вдруг?
      Кайнор собрался было что-то выдумать (кое-какие заготовки на этот случай у него имелись), но "ихняя справедливость" покачал головой:
      - Правду. Учти, иначе ты у меня отсюда никогда не выйдешь. А если Узел долго будет на нас лежать... - и снова покачал головой, мол, ты же не дурак, должен понимать.
      Кайнор понимал - и очень хорошо.
      - Гонятся за мной - вот и пришлось дать дёру. Так, один тамошний рогоносец застал в постели со своей женой, вот я и подался в бега прямо в чем был. Думаю встретиться со своими в столице.
      - Ну как знаешь, - сказал, поджав губы таариг. - Не хочешь говорить правду - не говори. Но захочешь, чтоб я тебя выпустил, придумай другую историю, чтобы концы с концами сходились. Объясни, например, зачем переодел в свое платье Кнурша, если действительно от рогоносца удирал. И, - добавил он, уже стоя у двери, - сделай так, чтобы Узел исчез. Тогда и поговорим.
      Господин Туллэк, врачеватель, явился много позже. Кайнор успел как следует вздремнуть и проснулся от какого-то стука - создавалось впечатление, будто во дворе открыли столярную мастерскую. Некоторое время он лежал, ловя ускользающие клочья дремы, а потом дверь в камеру с грохотом распахнулась и пришлось-таки вставать.
      - А-а, это вы... - Гвоздь зевнул и сел на ободранном тюфяке, всю солому из которого, кажется, давно вытащили крысы. - Что, уже утро?
      Господин Туллэк дождался, пока один из стражников принесет и поставит у стены табурет - на котором врачеватель и устроился, вытянув правую ногу, и опершись руками на трость. По просьбе господина Туллэка стражник вложил в гнездо на стене зажженный факел. Наконец лязгнула дверь и они остались вдвоем.
      - Так вы думаете, сейчас утро, - переспросил врачеватель, внимательно глядя на Гвоздя. - Сколько, по-вашему, времени прошло с тех пор, как вы оказались здесь?
      - Часов семь-восемь, а то и больше.
      - Десять, - отрезал господин Туллэк. - Я нарочно воспользовался клепсидрой, чтобы точно знать. В конце концов, все эти пружины-колеса в часах со стрелками могут сломаться, но отверстие в стеклянных колбах вряд ли расширится или сузится или вода станет капать медленнее, верно?
      Кайнор кивнул, размышляя о том, далеко ли ушел стражник и сможет ли он сам в случае чего справиться с сумасшедшим врачевателем.
      - Не удивляйтесь, - промолвил тот, - лучше выгляньте в окно.
      Конечно, называть окном эту щель у самого потолка было тем еще преувеличением, но Гвоздь решил не занудствовать. Он стал ногами на койку и выглянул наружу. Холодная располагалась в здании местного, с позволения сказать, центра королевской власти - точнее, в подвалах дома, где таариг вершил свой справедливый суд, а также (в свободное от работы время) жил. Здесь же он, судя по звукам, доносившихся со двора, на досуге занимался столярничаньем - так, для души. Окно камеры Гвоздя выходило во внутренний двор упомянутого здания; здесь сейчас царил полумрак, валялся у перевернутой повозки, позевывая, кудлатый пес да брела к колодцу служанка с пустыми ведрами. То ли раннее утро, то ли вечер - не понять.
      "Хотя если врачеватель не врет, то сейчас должно быть как раз утро но никак не раннее", - сообразил Кайнор.
      Он осторожно, чтобы не разболелись свежие раны, сел на койку и вопросительно поглядел на господина Туллэка.
      - Время снаружи замедлилось, - промолвил тот наконец. - Мы все в Соснах живем, как и жили до падения Узла. А солнце движется по небу не так быстро. И вообще жизнь, оставшаяся по ту сторону нашей местной Пелены, замедлилась. Я попросил ребятишек сбегать к Родниковой рощице и посмотреть на грачей. Грачи переместились, они почти опустились на ветви... сейчас, наверное, уже сидят.
      - А здесь, значит, только-только вечер наступил, - подытожил Гвоздь. Забавно.
      - Кто ты такой? - вдруг спросил у него врачеватель. - Мне Борк-Шрам рассказал, что прошептала тебе тогда Матиль. И эти зрачки, про которые ты спрашивал... в первый момент, когда я осматривал ее, мне действительно показались, что они не совсем обычной формы, но потом... А-а, не о том я говорю! Ты хоть знаешь, почему, как считается, иногда падают Узлы?
      - Неужели из-за бродячих жонглеров?
      - Если это необычные бродячие жонглеры - да, из-за них. Есть люди, которые... которые привлекают особое внимание Сатьякала.
      - Особые люди, - хмыкнул Гвоздь, хотя в происходящем не находил ничего веселого.
      - Особые. Поговаривают, что в Сна-Тонре случилось именно это: туда приехал кто-то, привлекший внимание зверобогов.
      - Это был не я, клянусь! - признаться, Кайнор бывал в Сна-Тонре, маршрут Жмуновой труппы захватывал и этот город; слышал Гвоздь и про разрушения в северной части Сна-Тонра, но он действительно не был там тогда, когда случилась катастрофа. - И почему, как вы считаете, привлекшие внимание зверобогов оказываются под Узлом?
      - Не секрет, что Сатьякал пытается влиять на мир... собственно, и влияет на него. Отсечь Ллаургин или уничтожить пралюдей для него ничего не стоило. А цели... что мы знаем о целях Сатьякала? Мы можем лишь догадываться. Я думал, вы мне поможете.
      - Я?! Чем? Я не философ, не чародей и не ученый. И я...
      - Вокруг вас происходят необычные вещи. Поверьте, я не горю желанием копаться в чужих покрытых паутиной и плесенью тайнах - всё, чего я добиваюсь, это чтобы пропал Узел. Я навидался в жизни достаточно всякого и хотел бы дожить свой век тихо и спокойно. И меня, признаюсь, очень пугают кое-какие вести, которыми со мной делится Борк-Шрам - а получает он их от таких, как вы.
      - Вы меня и в этом обвиняете? - теперь Гвоздю стало по-настоящему смешно.
      - Я вас ни в чем не обвиняю, для этого существует таариг... и господин Хожмур. Но поймите, падение Узла, ваше появление здесь, то, что случилось с Матиль, - все это, скорее всего, связано.
      - В единый Узел.
      - Да. Если хотите - да! Вы знаете об этом больше, чем я. Хорошо, ничего не рассказывайте мне, но хотя бы разберитесь в этом сами - и сделайте что-нибудь!
      - Сидя в холодной?
      - Если вам понадобится моя помощь... но сперва вам придется предъявить мне убедительные доказательства того, что вы знаете, как заставить Узел исчезнуть. - Врачеватель поднялся с табурета и собрался было уходить.
      Кайнор кашлянул:
      - Господин Туллэк...
      - Да?
      - Вы ведь, кажется, тоже не чародей и не ученый, верно? Тогда откуда вы столько знаете об Узлах?
      Пухленький человечек улыбнулся так, что Кайнор пожалел о своем вопросе.
      - Я был за Хребтом, господин жонглер. Участвовал в двух последних захребетных войнах. И видел многое, а слышал еще больше - такое, о чем здесь, в Иншгурре и Трюньиле, попросту предпочитают забывать. Или не знают. Мы считаем, что мир заканчивается там, где заканчиваются границы нашего королевства и границы Трюньила. Те, кто побывал за Хребтом (и вернулся оттуда живым), начинают понимать, что мир намного больше, чем мы себе представляли. Он больше даже, чем весь Ллаургин, включая захребетный Тайнангин и запеленутые земли. И мир намного сложнее, господин жонглер, чем мы себе представляем. ...Порой - и намного страшнее, чем мы себе можем представить, - врачеватель покачал головой, что-то припоминая. - Но когда понимаешь это, постепенно начинаешь понимать и то, что где бы ты ни жил, любовь, дружба, честь, верность остаются таковыми везде. И еще - начинаешь ценить покой. Мир, господин жонглер, - произнес он тихо, - в конце концов всего лишь то, что мы носим в самих себе. Я хочу умереть спокойно - умереть и знать, что родным мне людям ничего не будет угрожать, кроме обычных житейских невзгод. Я видел графов и простолюдинов, которые готовы были собственноручно убить человека за горсть монет, за славу, за власть. Но нам, тем, кто живет в тихих деревеньках вроде Трех Сосен, дороже покой - и за него мы, господин жонглер, тоже готовы бороться всеми способами.
      - И вы бы убили ради того, чтобы сохранить этот покой?
      - Я убивал, господин жонглер, - сухо промолвил врачеватель и вышел из камеры, знаком приказав стражнику забрать табурет и запереть дверь. Факел, правда, они оставили - но нужен ли он был Кайнору? Наверное, не очень. Размышлять об услышанном от господина Туллэка он предпочитал в темноте или хотя бы с закрытыми глазами. Если бы еще не мешал этот стук во дворе, но тут уж Гвоздь ничего не мог поделать.
      Разумеется, врачевателя послал таариг... ну, скажем так, он пришел сюда с ведома "его справедливости". Хоть и не исключено, что преследовал собственные цели, однако в первую очередь должен был выспросить у Кайнора то, о чем не удалось узнать господину Нагиру.
      То, о чем сам Кайнор не имеет ни малейшего представления.
      Он лег на койку и уставился в неровный, покрытый трещинами и паутиной потолок, как будто там мог быть начертан способ спасения. Неожиданно и, казалось, совсем не к месту всплыло воспоминание о другом потолке (с которого сыпались пыль и мелкие клочки паутины, как будто там что-то двигалось - и эти падающие пылинки отмечали движение невидимого чего-то) воспоминание о другом потолке прокралось в сознание Кайнора и почти целиком завладело им. Вместо того, чтобы ломать голову над тем, как выбраться сперва из холодной, а потом и из Трех Сосен, Гвоздь пытался сообразить, откуда взялось это воспоминание.
      Как и в прошлый раз, его отвлекли - теперь в камеру явился Борк-Шрам. Без долгих приветствий и вопросов "как жизнь?" он уселся на койке рядом с Кайнором и проворчал:
      - Плохи твои дела, Гвоздь.
      - Знаю, - бросил тот. - Что посоветуешь?
      - А что тут советовать? - Борк-Шрам потер руки, словно они были частью его трактирчика, которую следовало держать в постоянной чистоте. - Жалко Матиль. Сам решай, рассказывать про нее или нет. Если расскажешь, думаю, таариг оставит тебя в покое. Я твои слова поддержу, господин Туллэк - тоже.
      - Но если я промолчу, промолчите и вы с ним, - сказал Кайнор.
      - Промолчим. - Гвоздь не сомневался, что Борк-Шрам переговорил с врачевателем - да даже если бы и не говорил, и так ведь ясно что к чему. Ты чужак, Гвоздь. Хороший мужик, толковый артист, душа у тебя... все у тебя в порядке с душой, не мелкая. Но ты - чужак, а Матиль - из Трех Сосен. И главное, никто толком не сможет доказать, кто из вас виноват в том, что появился этот Узел. Точно, чтоб наверняка - никто не сможет. Поэтому...
      - Отсюда можно сбежать? - спросил у него Кайнор. Ведь зачем-то же Борк-Шрам пришел сюда, не только чтобы вымолить себе прощение грехов?!
      - Все, что я могу, это пока уговаривать таарига подождать. И с людьми я побалакал, с некоторыми... Но Хожмур... у них с господином Туллэком давняя вражда, а страх пробивает в человеческой душе такие бреши, которые не заткнуть ничем.
      - Кроме крови.
      - Я очень надеюсь, что до этого не дойдет, - сказал трактирщик, вставая. - И если ты все-таки решишь... насчет Матиль...
      - Я уже все решил, - ответил ему Гвоздь. - Иди. И успокой господина Туллэка, ему не придется свидетельствовать о том, о чем он предпочитает молчать. Я... как-нибудь выкручусь.
      Борк-Шрам занес руку, словно собирался похлопать его по плечу, но в последний момент передумал и коснулся пальцами своей шеи, точнее, шрама на ней. Странно так посмотрел на Гвоздя и вышел вон.
      - Шут, - сказал Кайнор в пустое пространство камеры. - Ш-шут. Шут.
      Ему пришлось сцепить пальцы в "замок", чтобы не дрожали. Для жонглера ничего нет хуже, чем дрожащие пальцы.
      Во внутреннем дворике тааригового дома гавкнул, а потом радостно заскулил пес; слышно было, как бьется его хвост о деревянный бок перевернутой тележки. Зато прекратился наконец-то непонятный, "столярный" стук.
      - А ты вправду артист? - спросили в окошко камеры.