– Не откажусь, – сестры отозвались в один голос, чему даже Люба искренне улыбнулась.
      – Схожу на кухню, – сказала хозяйка, после того, как выпили. – Принесу еще одну бутылочку, – и она покинула гостей.
      Любопытная Анна Анатольевна решила воспользоваться моментом и, повернувшись к племяннице, спросила:
      – Что случилось с твоим братом?
      – А что с ним могло случиться? – не поняла девушка. – Просто он живет в другом городе.
      Она отвечала осторожно, потому что не знала, рассказала мать или нет о том, что Алексей многие годы числится в розыске и о том, что у него теперь другая фамилия.
      – Я имею в виду младшего, – сказала тетя, чем сняла напряжение с собеседницы.
      – Этот в армии, – спокойно ответила Люба. – Через полгода уже вернется.
      – Меня интересует самый младший, с которым ты родилась в один день.
      Гостью уже начинала раздражать, как ей казалось, тупость собеседницы.
      – Но у меня только два брата. – Девушка отодвинула тарелку и в изумлении уставилась на родственницу.
      – О чем вы тут без меня беседуете? – поинтересовалась вошедшая Ирина Анатольевна, ставя на стол бутылку водки.
      Люба перевела непонимающий взгляд на мать:
      – Тетя интересуется братом, с которым я будто бы родилась в один день.
      – Я уже раз дала тебе понять, чтобы ты не затрагивала этой темы, – повысила Ирина голос на сестру.
      – Господи, откуда ты взялась! Ты приносишь мне одни несчастья! – Она без сил опустилась в кресло, стараясь ухватить ртом как можно больше воздуха, которого почему-то стало катастрофически не хватать.
      – Тебе плохо? – Дочь подлетела к матери и взяла ее за руки. – Может, «Скорую» вызвать?
      – Не нужно, сейчас пройдет. – Дыхание у Ирины Анатольевны постепенно восстанавливалось.
      Она выпрямилась в кресле, держась одной рукой за сердце, вторая оставалась у Любы.
      – Пожалуйста, прости! – Младшая сестра подошла к старшей. – Я понятия не имею, какая трагедия произошла с твоим сыном. – В том, что ним приключилось что-то ужасное, она даже не сомневалась. – Но откуда мне было знать, что одно упоминание о нем вызовет у тебя такое негодование. Ирина высвободила у дочери вторую руку и отчаянно замахала ею, говорить она уже не могла.
      – Замолчи немедленно! – подал голос Гладилин. – Неужели не видишь, что ей нехорошо.
      – Молчу, молчу, – тут же отозвалась Анна Анатольевна.
      – Дочка, иди в свою комнату, – тихо попросила мать.
      – Может все-таки вызвать врача? – спросила Люба, обеспокоенная состоянием матери.
      Но после того, как мать покачала головой, нехотя покинула комнату.
      – Садитесь! – обратилась хозяйка к гостям, застывшим в нерешительности посреди комнаты. – Я все расскажу вам.
      – Если тебе тяжело вспоминать это, то не обязательно просвещать нас, – на всякий случай предостерег Станислав Евгеньевич.
      – Если я не покаюсь в содеянном, будет еще хуже. Больше нет сил носить все это в себе.
      Гости тихонько сидели на стульях, приготовившись слушать.
      – Ты помнишь наш последний разговор по междугородке? – Ирина Анатольевна бросила недобрый взгляд на сестру, от которого у Анны пробежали мурашки по спине.
      – Я же уже извинилась, – виноватым голосом произнесла она.
      – Речь сейчас не о тебе. В ту пору муж был в могиле, старшенький под следствием, а я осталась одна с тремя детьми, без копейки денег. К тому же, двое детей грудных. Выйти на работу не имела возможности, а они есть каждый день просят. Сама существовала впроголодь, но это ладно. Вот только грудное молоко начало быстро убывать и я поняла, что не смогу троих вытянуть. Одним словом, подбросила я сына на дачу кому-то из обкомовских работников. – Она закрыла лицо руками и горькие слезы раскаяния моментально смочили их.
      После непродолжительного молчания Анна Анатольевна осторожно спросила:
      – А потом ты не пробовала найти его?
      – Как же, – Ирина отвела руки от лица, на какую-то долю секунды задумалась и тут ее словно прорвало. Она рассказала о своих бесполезных поисках.
      – Тебе не приходило в голову, что от того момента, как ты…, – Гладилин подыскивал нужное слово, еле заметно прищелкивая пальцами. Ему не хотелось произносить слово «подкинула». – Оставила сына на даче, – с честью вышел он из положения. – И до твоего следующего посещения этой дачи, могли смениться хозяева.
      – Боже праведный! – Громко воскликнула Ирина Анатольевна. – Скорее всего так и было. Иначе, куда бы мог деться мой сыночек?!
      Гладилин победоносно улыбнулся, довольный своей подсказкой. Затем, как бы спохватившись, сказал жене:
      – По-моему, нам пора. И так засиделись, а твоей сестре лучше побыть одной.
      – Всегда буду рада видеть вас. Ирина не стремилась удерживать гостей. Она хотела остаться одна для того, чтобы привести свои мысли в порядок.
      – Ты забыл, зачем мы приходили, – возразила мужу Анна Анатольевна.
      – Ей сейчас не до этого, завтра придем.
      – Говорите, чего уж там, – неожиданно помогла сестре Ирина Анатольевна.
      – Мы хотели попросить у тебя денег взаймы, – скороговоркой выпалила младшая.
      – Сколько? – коротко поинтересовалась хозяйка.
      – Видишь ли, дети растут незаметно, а тут кооператив подвернулся…
      – Сколько? – повторила старшая сестра, нетерпеливо перебив собеседницу.
      – Вообще-то нам много нужно. После короткой паузы добавила: – Дай, сколько сможешь.
      – Какой суммы не хватает?
      – Пяти тысяч.
      Ирина Анатольевна, не сказав ни слова, ушла в другую комнату и через несколько минут вынесла пачку пятидесятирублевых купюр, бросив ее на стол.
      – А теперь, оставьте меня, – попросила она гостей.
      – И расписки не нужно? – Вконец изумленная сестра, неуверенно взяла деньги.
      – Не нужно, – отмахнулась Ирина. – Мы же родные сестры…
      После ухода Гладилиных Ирина Анатольевна опустилась в кресло, откинула назад голову, закрыла глаза и задумалась. Но ей не суждено было долго пробыть в одиночестве.
      – Я все слышала, мама! – В комнату вернулась дочь.
      Мать с сожалением разомкнула отяжелевшие веки и внимательно посмотрела на Любу:
      – Осуждаешь?
      – Ты не имела права так поступать с моим братом! – Во взгляде дочери светился явный вызов.
      – Я пыталась его найти, но не смогла, – сказала мать, оправдываясь. – Ты имеешь моральное право меня ненавидеть, и она вновь закрыла глаза.
      Люба демонстративно развернулась и вышла.
      Ирина Анатольевна взялась за наведение справок и вскоре выяснила, что хозяевами дачи, которым она подкинула сына, были Вершковы и что они сразу после этого случая переехали в столицу.
      Ирина, не теряя времени, позвонила сестре в Москву и попросила ее навести справки об этих Вершковых. На этот раз Анна с готовностью откликнулась на просьбу сестры.
      Вот уже неделю Ирина бросала ежеминутные взгляды на телефон, постоянно шагая по комнате. Сидеть она не могла, аппетит пропал, ожидание превратилось в настоящую пытку.
      Дочь, возвращаясь из школы, шмыгала в свою комнату, не удосужившись даже взглянуть на мать. Из своей комнаты она выходила только в случае острой необходимости.
      В этот вечер все было как всегда. Старшая Казакова буквально висела на телефоне, и стоило позвонить кому-нибудь из знакомых, она снимала трубку, не дождавшись конца первого звонка.
      Но как только Ирина Анатольевна убеждалась, что на линии не ее сестра, у нее пропадал всякий интерес к абоненту и она отвечала вялым голосом, намекая, что не расположена к продолжительному разговору.
      Последние два дня знакомые почти перестали звонить. Длительное молчание телефонного аппарата еще больше удручало ее. Она подходила к телефону, снимала трубку, какое-то время слушала длинные гудки и клала ее на место.
      Уже несколько дней Люба исподтишка наблюдала за матерью, подсматривая в щель чуть приоткрытой двери. Она понимала, что Ирина Анатольевна на грани потери рассудка, ей было невыносимо жаль ее. Страшно хотелось подойти, обнять родного человека за плечи, отвлечь и успокоить, но природная гордость не позволяла перешагнуть самой же установленную черту.
      Ирина в очередной раз сняла трубку, чтобы послушать гудки, но их и в помине не было. Она положила и вновь сняла трубку, опасаясь, что АТС отключила телефон, но в этот раз услышала четкий голос телефонистки:
      – Это квартира Казаковых?
      – Да, да! – обрадованно закричала она.
      – Вас Москва вызывает, – известил серый и монотонный голос.
      – Большое спасибо, девушка, – поблагодарила она, но та ее уже не слышала.
      В трубке что-то щелкнуло и заговорила сестра:
      – Алло, Иришка, алло.
      – Да, Анюта!
      – Я все узнала про Вершковых.
      – Рассказывай! – У Ирины учащенно заколотилось сердце, во рту пересохло. Вот сейчас! Сию минуту она узнает о судьбе потерянного сына…
      – В Москве действительно проживали Вершковы, – начала Анна Анатольевна, – которые переехали из нашего города. С ними был сын Саша, которого Инга Сидоровна родила уже в зрелом возрасте, перед самым приездом в столицу.
      – Это мой сын! Мой! – перебила сестру Ирина Анатольевна. – Мне подсказывает материнское сердце.
      – Да пойми же ты, они не усыновляли его, я сама видела документы.
      – Федор Степанович был первым секретарем обкома партии, с его связями не составило бы особого труда сделать любые документы, – уверенно произнесла старшая Казакова. – Но ты сказала, проживали. Они что, уехали из столицы?
      – Инга Сидоровна и Федор Степанович погибли в автомобильной катастрофе, – ошарашила своим сообщением младшая сестра.
      – А мальчик!? Что с моим сыном?! – Ирина Анатольевна еле удерживала телефонную трубку в дрожащих руках. Ноги тоже отказывались повиноваться и она села прямо на пол.
      – Он двенадцатилетним попал в детский дом, но в какой, я пока не знаю.
      – Сестренка, милая, найди мне его! – взмолилась обессиленная женщина.
      – Конечно! – заверила та. – Сделаю все, что в моих силах.
      – Ты помнишь бабушкину серебряную цепочку, которую та передала матери, а она в свою очередь мне?
      – С подковкой? – спросила Анна Анатольевна. – Там еще на обороте было что-то мелко написано.
      – Да. «Моей Анюте, от Прохора». Мама рассказывала, что за бабушкой ухаживал подполковник царской армии, вот он и сделал ей этот подарок.
      – К чему ты вспомнила о цепочке?
      – Я надела ее на шею сыну. Не исключено, что она и по сей день на нем.
      – Заканчивайте. Время истекло, – предупредила добросовестная телефонистка.
      – Ладно, если что-нибудь выясню, я тебе сразу перезвоню, – успела крикнуть Анна перед тем, как линию заполнили короткие гудки.
      Ирина Анатольевна выронила трубку и откинулась на спину.
      – Не лежи на полу, мама, а то простудишься. – Ирина не заметила, что дочь уже давно находится поблизости. – Давай я тебе помогу. – Люба приподняла мать, перехватила ее под руки и посадила в кресло. – Посиди здесь, а я пока чайник поставлю.
      – Не уходи. – Ирина Анатольевна схватила ее за руку. – Побудь со мной. – Девушка присела на подлокотник кресла, прижалась лицом к лицу матери и, удерживая слезы в уже влажных глазах, сказала:
      – Мамочка, родненькая, прости свою непутевую дочь, – и градом брызнули слезы. – Я все видела! Видела, как ты переживаешь!
      – Глупенькая ты у меня. – Мать взяла голову дочери в руки и поцеловала ее в лоб. – Обещай мне, что никому, ничего не расскажешь, пока мы не отыщем твоего братца.
      – Обещаю! – Люба ласковой рукой провела по щеке матери.
      – Даже родным братьям.
      – Обещаю! – уверенно повторила дочь. Невыносимо медленно тянулись дни, недели, а долгожданных вестей все не поступало. Ирина Анатольевна несколько раз созванивалась с сестрой. Казалось, простое дело, а тянулось бесконечно. Люба закончила школу с золотой медалью и подала документы в медицинский институт. И вот наконец-то сестра нашла детский дом, но Александра там уже не было. Он закончил школу и уехал, никому не сказав куда.
      Из бесед в детдоме Анна Анатольевна узнала про серебряную цепочку с подковой, с которой мальчик не расставался ни при каких обстоятельствах. След вновь был потерян. Но теперь у старшей Казаковой были надежные источники и она верила, что удача рано или поздно улыбнется им.
      В институт дочь поступила без усилий. Как медалистка, сдав единственный экзамен на пятерку, она с головой ушла в учебу.
      Осенью вернулся из армии Сергей. Отношения с сестрой у него, как ни странно, установились добрые. Если они и не любили друг друга, то по крайней мере как-то уживались.
      – Поступай на следующий год в мединститут, – предложила Люба. – Врачи всегда на хлеб себе заработают, да и высшее образование лишним не станет.
      – Да ты что! Я экзамены не сдам, – не соглашался брат. – Отдохну малость после службы и к Алексею подамся. За ним, как за каменной стеной, – мечтательно произнес он.
      – Необходимо самому свою жизнь устраивать. Алеша и так помогает, он опора всей семьи.
      – Братан обещал забрать к себе, – стоял на своем Сергей. Каждый строил свои планы на будущее, но судьба распорядилась по-своему…
      Доцент кафедры хирургии, доктор медицинских наук, профессор Абрам Семенович Элькин читал студентам лекцию. Его внимание привлекла голубоглазая красавица. Еще не старый, сорокашестилетний профессор буквально не сводил с девушки глаз. Чтобы оценить фигуру девушки со столь красивым лицом, он попросил студентку показать конспект.
      В проход между рядами вышла холодная, надменная красавица. Ее облегающая одежда во время движения подчеркивала великолепные изгибы тела. Профессору и раньше нравились некоторые студентки, но такой тяги он еще не испытывал и до сего момента умел сдерживать порывы. Казакова же произвела на него неизгладимое впечатление. Он полистал конспект и вернул его Любе.
      – Как ваша фамилия? – строго спросил Абрам Семенович.
      – Казакова, – представилась красавица.
      – Не все успеваем записывать, Казакова.
      Люба была неглупой девушкой и заметила, что понравилась преподавателю, поэтому решила сыграть на этом. Она кокетливо подняла свои прелестные, голубые глаза и мягко ответила, стараясь придать голосу как можно больше нежности:
      – Вы говорите слишком быстро и мои пальцы не успевают за вашими мыслями. – Она вытянула кисти вперед и показала профессору изящные, длинные пальчики, при этом изобразив на лице томную улыбочку. Многоопытный Элькин видел, что юная особа заигрывает с ним не по-настоящему и будь на ее месте любая другая студентка, ему бы не понравилась подобная вольность. Но хитрость Казаковой вызвала у него откровенную и открытую улыбку.
      – Возвращайтесь на свое место, студентка. После лекции еще раз покажете мне конспект.
      Люба сначала старалась и быстро годила пером по бумаге, но вскоре ей это наскучило и в голове мелькнула смелая мысль:
      – Что я дура напрягаюсь? Ничего он мне не сделает. Преподаватель он похоже строгий. А мужик он и есть мужик, а если он еще в силе… Вон как плотоядно ощупывал меня глазами. К тому же – это не зачет, не экзамен, – окончательно убедила она себя, положив ручку и отодвинув тетрадь в сторону.
      – Казакова, вы не забыли, о чем мы договорились? – поинтересовался Абрам Семенович, когда поток студентов уже хлынул к выходу.
      Люба покачивая бедрами больше обычного подошла к профессору, и положив тетрадь на стол, небрежно пододвинула ее к нему.
      Элькин пролистал записи и бросил взгляд на студентку. Неожиданно близко он столкнулся с глубокими, голубыми глазами, чуть прикрытыми длинными ресницами. Они притягивали и манили, но только не излучали тепло, даже наоборот, от них сквозило холодом. Как ни странно, но это лишь усиливало тягу. «Эта молодая особа далеко пойдет», – подумал он про себя и уже сбросив оцепенение, произнес вслух:
      – После занятий, зайдете ко мне в кабинет. Я проведу с вами отдельную беседу, – и он захлопнул конспект.
      В отличие от своих сверстников Люба ни в кого не влюблялась и ни с кем не дружила. Но обладая привлекательной внешностью, испытывала постоянный интерес со стороны сильной половины человечества. От ровесников она просто-напросто отмахивалась, как от назойливых мух. В отношении слишком настырных пускала в ход даже грубость. Один бойкий одноклассник не стерпел ее выходок и влепил пощечину. Она надолго запомнила этот позорный момент в ее жизни. Долго горела щека, но не столько от боли, сколько от нанесенного оскорбления. Она тогда пожаловалась Сергею.
      – Сама разбирайся в своих делах, – грубо ответил ей брат.
      Но приезжавший погостить Алексей отнесся по-иному к жалобе сестры. Он заставил обидчика публично, в окружении его же друзей, на коленях извиниться перед Любой. Затем отвел юношу в сторону и приказал следить за тем, чтоб и другим неповадно было обижать сестру.
      Люба тогда ходила, задрав нос, а мальчишки даже близко боялись к ней приближаться. Старший брат, который сам всего добился, да еще помогал всей семье, был для нее примером и авторитетом. Она мечтала стать сильной и независимой и полагаться только на себя. К более старшим ухажерам она присматривалась, выискивая выгоду, но всякий раз решала не размениваться по мелочам.
      – Профессор – это другое дело, – размышляла Люба. – И не важно, что намного старше, зато из этого можно извлечь конкретную пользу. Казакова понимала, что профессор женат, но не придавала этому факту никакого значения, замуж она пока не спешила.
      – Ну держись, ученый! – мелькнула озорная мысль. – Узнаешь у меня, где раки зимуют!
      В кабинет Элькина Люба вошла бесцеремонной походкой. Поставила дипломат на пол, небрежно отодвинув его ножкой, и села на стул без приглашения, закинув ногу на ногу, выставляя на обозрение умопомрачительные бедра.
      – Вы хотели со мной побеседовать наедине? – с вызовом и каким-то задором поинтересовалась она у хозяина кабинета.
      – Да-да, – машинально ответил преподаватель. Он не мог оторвать глаз от оголившихся ног. Заставлял себя, даже приказывал, но все равно продолжал жадно рассматривать их. Эта молодая женщина буквально сводила его с ума, покалывало в кончиках трясущихся пальцев от желания немедленно дотронуться до нее.
      – Ножки мои понравились? – У Казаковой не было еще опыта общения с мужчинами, но интуитивно она чувствовала, что выбрала правильную линию поведения. Ее напористость и откровенность застали профессора врасплох. И она догадывалась, что в этот момент из него можно веревки вить.
      – Есть на что посмотреть, – сказал Абрам Семенович, стараясь не заострять на этом внимания. Он с большим трудом поднял глаза, но столкнулся с надменной улыбкой. – Да эта девочка меня насквозь видит, – подумал он с ужасом.
      Словно читая его тайные мысли, студентка сказала:
      – Не нужно стесняться и скрывать свои чувства, Абрам Семенович. На занятиях вы преподаватель, а я добросовестная ученица. В другой обстановке мы просто мужчина и женщина. Или кабинет профессора к чему-то обязывает? – она в упор посмотрела на обескураженного мужчину.
      – Нет-нет, – поторопился заверить Элькин. За свою уже немалую жизнь он сталкивался с разными женщинами и не раз попадал в неловкое положение, но умел выпутаться, но на этот раз он ощущал себя несмышленным школьником. Нельзя сказать, что он был избалован женским вниманием, но стоит отдать должное – всегда добивался расположения понравившейся ему женщины. Впервые профессор растерялся и не знал, какую предпринять тактику, чтобы взять инициативу в свои руки.
      – Так и будем в молчанку играть, – спросила Казакова. – Или вы меня для этого и пригласили?
      – Извините, я неправильно рассчитал время. На сегодня у меня уйма дел, – капитулировал преподаватель.
      – А я уж ненароком подумала, что понравилась вам, – сказала Люба, чем еще больше поразила его. Она поднялась, собравшись уйти.
      – Подождите. Откуда в вас столько цинизма и наглости? – спросил Элькин, который понемногу начал приходить в себя.
      – А разглядывать женские ноги в течение нескольких минут вы не считаете наглостью? – вопросом на вопрос ответила девушка. – Думаете, что я не догадываюсь, для чего вы меня пригласили? Спасовали, профессор. Даже самому себе признаться в этом стыдитесь.
      – Ты права, – нашел в себе мужество признаться и перешел на «ты» преподаватель. – Я и сейчас еще нахожусь под впечатлением от твоей внешности, только не могу выбрать линию поведения. Скажи: откуда у молодой девушки такой огромный опыт общения с мужчинами?
      – Да нет у меня никакого опыта. Я мало с кем общалась и абсолютно ни с кем не встречалась, – признанием за признание ответила Люба.
      – Садись, – мягким, но повелительным тоном произнес хозяин кабинета и девушка подчинилась. – Предлагаю тебе дружбу! – Все-таки инициатива перешла к более зрелому собеседнику.
      – Не скрою, мне есть от этого прямая выгода. – От откровенной беседы Люба расслабилась, говорила открыто, но уже без вызова. Ее улыбка уже не казалась такой надменной, продолжая оставаться холодной.
      – Может отметим начало нашей дружбы? – предложил Элькин.
      – Не возражаю. – Люба и сама себе не могла объяснить: почему сразу согласилась. Профессор извлек из холодильника бутылку шампанского и достал из шкафа длинные хрустальные фужеры.
      – Ну, – произнес он тост, – за нерушимую дружбу!
      Они чокнулись и выпили: мужчина крупными глотками и быстро, а девушка мелкими и медленно. Хозяин кабинета предложил сигарету.
      – Спасибо, не курю, – деликатно отказалась Люба. Шампанское вызвало приятное головокружение у непьющей девушки и она охотно согласилась выпить еще.
      Теперь Казакова не казалась недоступной. Чуть засветилась бездонная голубизна глаз, порозовели щеки и стало мягким лицо. Алые, нежные, свежие губы негромко о чем-то щебетали. Но профессор не слушал ее, ему нестерпимо захотелось коснуться этих губ.
      – На брудершафт! – предложил Элькин, не выдержав напряжения и разлив остатки шампанского.
      – Наливай! – махнув рукой, согласилась Люба, заметно пьянея. Она уже разговаривала с преподавателем на «ты», но обращалась к нему по имени и отчеству. Элькин передал девушке фужер и ее легкая ручка переплелась с его рукой.
      Казакова с готовностью подставила губы, и ее неумелый поцелуй лишь еще больше распалил Элькина. Но дальше поцелуев Абрам Семенович не пошел, не желая спугнуть девушку. В этот вечер Абрам Семенович отвез Любу домой на черной служебной «Волге».
      Постепенно между ними завязались отношения, явную выгоду от которых Казакова почувствовала сразу. Элькин не только по своему предмету делал ей поблажки, но и договаривался с другими преподавателями, так что многое, что было непозволительно для других студентов, ей легко сходило с рук. Их физическая близость так и ограничивалась поцелуями. Профессор не торопил события.
      Любу же такая дружба вполне устраивала и она умело удерживала его на безопасном расстоянии. Она почувствовала силу магии своей внешности и решила, что раз природа наградила ее красотой, то она имеет право пользоваться ею в своих целях. Незаметно пролетели несколько беззаботных студенческих месяцев. Но все же наступило время, когда и Любе пришлось испытать первую любовь и на собственном опыте убедиться в ее притягательной силе.
      Однажды Абрам Семенович спросил, ела ли она когда-нибудь шашлык зимой, на природе и знает ли она, каким он бывает вкусным в морозные дни?
      – Насколько я поняла, ты приглашаешь меня на шашлыки? – догадалась девушка.
      – Верно, в зимний лес.
      – Мы будем одни?
      – Нас отвезет мой новый водитель, а через несколько часов заберет.
      – Как интересно, – обрадовалась Люба, ударяя в ладоши. – А мы там не замерзнем?
      – Одевайся потеплее, – предупредил Элькин. – В воскресенье, в десять часов утра я за тобой заеду.
      В выходной девушка проснулась рано, от завтрака отказалась, торопливо собираясь и то и дело выглядывая в окно.
      – Куда собралась? – поинтересовалась Ирина Анатольевна.
      – На природу, мама.
      – Так поешь, – настаивала мать.
      – Да не останусь я голодной, – отмахнулась Люба. – Мы шашлыки будем делать.
      – Может и меня с собой возьмете? – Из спальни показался Сергей с заспанным лицом. – А то дома такая скука.
      – Ты будешь третий лишний, – без всякой злости ответила сестра. – Лучше бы на работу устроился, сидишь на шее у матери.
      – Нет, у меня особого желания пахать за копейки. Нашли дурака! Ты, между прочим, в семью доход не приносишь, – попрекнул брат сестру.
      – Я учусь на врача, а ты уже сколько месяцев прошло, как из армии вернулся, все баклуши бьешь.
      – Не твоего ума дело. Я Алексея жду, он заберет меня с собой.
      Такие перепалки у них происходили почти каждый день, но ничем не заканчивались. Обычно спор прерывала мать. Так было и в этот раз.
      – Началось с утра пораньше, – вмешалась в разговор Ирина Анатольевна. – Замолчите оба. – Ты немедленно отправляйся в ванну, – обратилась она к Сергею. – А ты, – Ирина Анатольевна внимательно посмотрела на дочь, – объясни матери: что означают слова «третий лишний».
      – Ты правильно догадалась, мама.
      – Продолжаешь встречаться с этим престарелым профессором? – Во взгляде Ирины Анатольевны застыл молчаливый упрек.
      – Пожалуйста, не начинай все сначала. Во-первых, он младше тебя и совсем еще не старый…
      – Для меня не старый, – перебила мать. – А тебе в отцы годится.
      – Ой, мама! Ты же сама знаешь, что у меня с Абрамом Семеновичем все несерьезно. Мы просто дружим.
      – Я требую, чтобы ты перестала с ним встречаться.
      – Да пойми наконец, что мне это выгодно. Я уже взрослый человек и сама вольна решать, как поступать.
      – Господи, направь мою дочь на путь истинный! – Ирина Анатольевна опустилась на стул, вытирая выступившие слезы передником.
      В это время с улицы раздался автомобильный сигнал. Люба выглянула в окно, увидела черную «Волгу» и сразу засуетилась.
      – Да не переживай, мам. – Она на прощание расцеловала ее в обе щеки. – Так надо. Все это временная необходимость.
      – Так вы меня подождете? – Из ванной показалось улыбающееся лицо брата, голос которого настиг Любу уже на выходе.
      – Перебьешься! – бросила девушка, не оборачиваясь, и хлопнула дверью.
      Перед Любой услужливо распахнулась дверца машины и она устроилась на заднем сиденье.
      – А где Абрам Семенович? – поинтересовалась девушка. Она столкнулась с взглядом нового водителя профессора и между ними словно пробежала неуловимая искорка.
      – Он просил сначала забрать вас. – Умные, светло-серые глаза с любопытством изучали тайную любовь шефа. Люба в свою очередь тоже с интересом изучала парня: лихо сбитая на затылок шапка, из-под которой упрямо торчал жгуче-черный, волнистый чуб, высокий лоб, чуть приплюснутый, но неширокий, прямой нос. Сильные руки покоились на руле.
      – Как вас зовут? – Водитель Любе явно понравился.
      – Вообще-то – Игорь. Но друзья называют Гариком.
      – Это из-за того, что вы похожи на кавказца? – предположила девушка.
      – Я метис. Мама у меня русская, а папа был осетин.
      – Почему был? Он вас бросил? – Казакова проявляла любопытство. Но ей почему-то захотелось побольше узнать про нового знакомого.
      – Он погиб, когда мне еще года не исполнилось. – У Гарика был приятный мужской баритон. – Мама рассказывала, как это случилось, но я не люблю вспоминать.
      – Извини, – они оба не заметили, как перешли на «ты». – Кстати меня Любой зовут, – и она одарила его теплой улыбкой, в которой не было и намека на фальшь. Кто был хорошо знаком с девушкой, удивился бы произошедшим в ней переменам.
      – Я знаю. – Заметив чуть расширившиеся от удивления глаза прекрасной попутчицы, водитель пояснил: – Мне Абрам Семенович сказал. – Он посмотрел на часы и спохватился. – Шеф мне голову оторвет.
      – Так почему же мы до сих пор стоим!? – Звонкий девичий смех заполнил салон автомобиля. – Поехали.
      Элькин поставил на переднее сиденье огромную хозяйственную сумку, а сам расположился сзади, рядом с девушкой.
      – Где тебя черти носили? – задал он вопрос шоферу, потирая замерзшие руки.
      – Да я… – начал было оправдываться Игорь.
      – Это я во всем виновата, – перебила его Люба. – Замок на сапоге разошелся и я его попросила вернуться, чтобы поменять сапоги. – Она заметила в зеркале заднего вида благодарный взгляд водителя и незаметно подмигнула ему.
      – А я все приготовил, – резко сменил тему профессор. – Свинина замочена в трехлитровой банке, свежие помидорчики удалось раздобыть, – похвалился он.
      – И все? – деланно надула губки Люба.
      – Ну водочка соответственно. «Посольская»!
      – Другое дело, – повеселела девушка, хотя к спиртному была равнодушна.
      – В Дубовую рощу? – поинтересовался водитель.
      – Да. И побыстрее, если можно. – Элькин блаженно откинулся на спинку сиденья. Минут через сорок быстрой езды машина свернула на узкую, боковую дорожку и высокие дубы накрыли ее своей тенью. Денек выдался морозным и солнечным. На развилке они не свернули в сторону реки, а проехали прямо и вскоре вынырнули на живописную опушку. Невдалеке находился летний санаторий и в теплое время года в лесу и на берегу реки всегда было много народу, но в мороз здесь не встретишь ни единой живой души.
      – Благодать-то какая! – радовался профессор, жмурясь от яркого солнечного света. – Тишина и покой, а в городе он нам лишь снится, – перефразировал на свой лад он строку известного поэта.
      – Да уж, романтика, – поеживаясь от холода, без всякого оптимизма, откликнулась девушка.
      – Не дрожи, скоро согреешься, – обнадежил ее Абрам Семенович. И повернувшись к водителю, спросил: – Гарик, ты поможешь нам собрать хворост?
      – Можете не сомневаться. – Ему и самому не очень-то хотелось покидать их. Особенно Любу, которая притягивала его, словно металл к магниту, время от времени, бросая в его сторону заговорщические взгляды. Так случилось, что собирая сухие ветки, Люба и Игорь углубились далеко в лес, потеряв из виду Элькина. У девушки закоченели кончики пальцев и она, бросив ветки, сняла пуховые варежки и потерла руку об руку.
      – Замерзли? – Парень подошел к Любе, взял ее руки в свои широкие ладони, поднес их ко рту и подышал на них. – Так теплее?