Александр Вершков очнулся, когда ему накладывали шов на порез и порывался встать, но его удержали сильные руки.
      – Лежите. Вам нельзя вставать, – предупредил его властный голос хирурга, который занимался раной.
      Вершков внимательно посмотрел на хирурга и не признал в нем человека, сделавшего ему укол на шоссе.
      – Как я здесь оказался? – устало поинтересовался он. В том, что он находился в руках медиков, сомнений не оставалось.
      – Вас подбросили к дверям приемного покоя больницы с неглубоким порезом на правом боку брюшной полости, – объяснил хирург. – Я уже заканчиваю свою работу, а через недельку кроме небольшого шрама ничего не останется.
      – Ничего не помню, – глядя в потолок, произнес Вершков.
      – Вы находились в бессознательном состоянии, очень похожем на наркотическое опьянение.
      – Но мне сделали укол в мышцу ноги. Это я как раз хорошо помню.
      – Ноги я ваши не рассматривал, но на вене руки остался свежий след от укола. – Доктор закончил шить.
      – Если меня намеревались убить, то почему оставили в живых? – рассуждал вслух больной. – А если убивать не хотели, то к чему вся эта комедия?
      – На такие вопросы отвечает следователь, – улыбнулся хирург. – Желаю скорейшего выздоровления, – и он направился к выходу из помещения, оставив Вершкова на попечение медсестер.
      – Я сам следователь, – крикнул ему Александр вдогонку.
      – Тогда самому и придется отвечать на поставленные вопросы, – обернувшись уже у двери, ответил врач, подбадривающе подмигнул и вышел.
      В Саратов Александр вернулся из отпуска с большим опозданием и рассказал начальнику о своих приключениях.
      – Не отсюда ли тянется ниточка? – предположил командир.
      – Вряд ли, мне бы с вами уже не пришлось разговаривать, – не согласился молодой следователь. – Но мне не терпится докопаться до истины.
      – Как говорится: карты в руки. Перевод в твое отсутствие я подготовил. – Глеб Сергеевич помолчал и добавил: – Надеюсь, когда-нибудь вернешься к нам. Жаль расставаться.
      От последней беседы с командиром у Вершкова осталось впечатление, что честных и порядочных служащих в их рядах еще много.
      В родном городе, который приносил Александру только несчастья, его ожидало очередное разочарование. Несмотря на то, что ему быстро подвернулась подходящая квартира, бабушке там пожить вместе с ним уже не было суждено. Агриппина Матвеевна тяжело заболела и уже не вставала с постели. Все свое свободное время он проводил в доме престарелых, у изголовья больной, как бы отдавая дань прошлому.
      – Ты должен мне пообещать кое-что, – тяжело дыша, обратилась Агриппина Матвеевна к внуку.
      – Все, что в моих силах, – не задумываясь, ответил Вершков.
      – Я хочу, чтобы ты нашел свою мать, – голос старушки слабел.
      – Но она сама меня бросила.
      – Это просьба умирающего человека. К тому же, мне кажется, что она должна быть положительной, потому что яблоко от яблони недалеко падает.
      – Она поступила со мной подло, – продолжал настаивать на своем Александр.
      – Разное в жизни случается. – Она перевела дух и добавила: – Совсем один останешься, нет у тебя больше родственников.
      – Ну что ты, бабушка? Мы с тобой еще кадриль спляшем! – подбодрил умирающую Александр, хоть прекрасно понимал, что ей совсем немного осталось жить.
      – Отплясала я свое. – Агриппина Матвеевна нашла в себе силы улыбнуться внуку. – Пообещай, – прошептала она одними губами, кончики которых еще напоминали улыбку. – Мне легче будет.
      – Обещаю, бабушка, обещаю. – Александр наклонился и поцеловал ее лоб, а когда оторвался, зрачки умирающей уже начинали тускнеть…
      Похоронил Вершков Агриппину Матвеевну рядом с родным отцом, Казаковым Леонидом Николаевичем. По чистой случайности именно здесь оказалось свободное место.
      Служил теперь лейтенант Вершков вместе с Василием Крупениным. И до этого дружные, молодые офицеры сблизились еще больше. Александр поведал Василию о всех своих бедах и они решили вначале провести расследование по поводу его пореза своими силами, а затем приступить к поискам родителей.
      – Перечисли знакомых в нашем городе, – искал малейшую зацепку Крупенин.
      – Кроме бабули, которая умерла, и тебя никого не знаю, – разрушил Вершков единственную зацепку друга. – Мне кажется, что виновных нужно искать среди работников медицины.
      – Это ты из-за укола решил? – возразил друг. – Так сегодня таких специалистов – каждый второй.
      – Есть у меня серьезная версия, но сначала хотел бы проконсультироваться с опытным хирургом.
      – У меня на примете есть один знакомый профессор, – обнадежил Василий.
      К вечеру они уже беседовали с Абрамом Семеновичем Элькиным в его кабинете. При виде Вершкова заведующий отделением гемодиализа привстал из-за письменного стола своего кабинета и даже присвистнул, чем немало удивил посетителей.
      – Я впервые в жизни сталкиваюсь с подобным сходством, – объяснил он свое необычное поведение.
      Лицо Василия выражало недоумение, а Александр еще сильнее изумил профессора.
      – Вы знакомы с Любовью Казаковой?
      – Она моя сотрудница, – машинально ответил Элькин. Он понятия не имел, что следователи пришли консультироваться на счет пореза, нанесенного Казаковой.
      Для Вершкова подобное совпадение показалось подозрительным и лишний раз подтверждало версию, которую он пока скрывал от напарника.
      – Как Вам уже известно, – начал он осторожно, незаметно подмигнув Крупенину, – мы пришли получить консультацию.
      – К вашим услугам, – кивнул Абрам Семенович. – Не сочтите нескромным, но и у меня есть вопрос.
      – Откуда я знаю Казакову? – закончил за него Вершков.
      – Именно.
      – Я познакомился с ней у ее брата в Саратове и поверьте, тогда был не меньше вас удивлен поразительным сходством. – Заметив, что ответ удовлетворил профессора, он продолжил: – Оттуда меня перевели служить в ваш город, но перед самым отъездом случилось вот это, – и он показал на порез. – Меня сначала отключили, а в бессознательном состоянии ранили.
      – Покажите рану, – сказал профессор, который догадался, что от него требуется.
      Вершков поднял форменную рубаху и повернулся боком, а Элькин внимательно изучил тоненький шрам.
      – Порез нанесен хорошо заточенным, острым, металлическим предметом, – вынес заключение Абрам Семенович.
      – Этот предмет мог быть скальпелем? – как бы между прочим спросил Вершков.
      – Не исключено, – не замечая подвоха, согласился профессор.
      – Скажите, Абрам Семенович, для какой операции характерен разрез в этой области? – Вершков заметил, как собеседник слегка побледнел и чуть замешкался.
      – По размеру вашей раны трудно говорить о какой-то операции, – отозвался Элькин с большим опозданием. Что-то удерживало его от откровенного разговора на эту тему, но и молчать не имело смысла. Найдется и другой консультант.
      – И все-таки? – не унимался настырный посетитель. – Если разрез углубить и удлинить?
      – В этом месте делается операция на почку, – коротко бросил заведующий отделением.
      – Спасибо, – Александр поблагодарил за обоих профессора и они покинули его кабинет.
      – Почему эти вопросы меня так насторожили? – размышлял Абрам Семенович, оставшись наедине сам с собой. – Возможно это как-то связано с нашим делом, – мелькнула мысль. – Но с другой стороны, мне приходится делать более десяти официальных операций в месяц по пересадке почек. А может это связано с его внешними данными, – вспомнил он лицо Вершкова. – Старым становлюсь, нервишки пошаливают. Какая-то шантрапа порезала человека в другом городе, а я принимаю на свой счет. Но почему он так подозрительно посмотрел на меня, когда я чуть замешкался с ответом? С Крупениным я знаком, но его напарник вел себя, по меньшей мере, странно…
      – Что здесь делали эти двое? – В кабинет буквально ворвалась Казакова, закрыв дверь на щеколду. Она чуть ли не нос к носу столкнулась с Александром в коридоре, но все же заметила его первой и успела повернуться спиной, делая вид, что рассматривает плакаты. Те прошли мимо, не обратив на нее внимания.
      – Приходили консультироваться. – Поведение Любы не вызывало у Элькина оптимизма.
      – На счет раны в правом боку? – Своей осведомленностью Люба пугала профессора.
      – Откуда тебе известно? – спросил Абрам Семенович. Но сам ответил на поставленный вопрос: – Он говорил что-то о вашей встрече в Саратове у твоего брата. Значит его порезали, когда ты была там?
      – Так ему известно, что я здесь работаю? – Вопрос одного был ответом другому.
      – Я сказал ему об этом, – признался профессор. – Ваше сходство… – он не смог подобрать слов, а только развел руками.
      – Еще бы! – воскликнула Люба. – Тебе когда-нибудь приходилось слышать, что с близнецами частенько такое случается?
      – Он твой родной брат? – Элькину казалось, что все сегодня сговорились свести его с ума.
      – Только он еще этого не знает. Но сейчас важнее другое.
      – Что? – Профессор приготовился к самому ужасному, хотя сомневался, что еще что-то могло его удивить.
      – Мой брат обманул тебя. – Его порезали не в Саратове, а в нашем городе, более того, это я сделала.
      Абрам Семенович никогда в жизни не раскрывал глаз так широко.
      – Значит он должен был стать донором? – догадался он наконец. – Не зря меня насторожили его вопросы. Он нас подозревает.
      – Я придерживаюсь такого же мнения, – согласилась Казакова. – Поэтому, пока я не выясню с ним родственных отношений, деятельность с нелегальными донорами придется свернуть.
      – Но мне только сегодня звонили из Москвы, что очередной клиент уже выехал к нам. Я связан обязательствами.
      – Хорошо, но на ближайшее время он будет последним, – закончила разговор Казакова.
      Последним донором оказался Гарик…
      – Зачем тебе понадобилось врать профессору? – поинтересовался Василий у Вершкова после посещения отделения гемодиализа при Первой городской больнице.
      – Когда-то в голову мне пришла бредовая идея, – начал делиться своими мыслями друг. – Что кто-то занимается неофициальной пересадкой органов.
      – Дикий бред! – воскликнул Крупенин.
      – Выслушай до конца, – попросил его Александр.
      – Поначалу мне тоже так показалось. Но укол в мышцу ноги, внутривенный наркоз, сам порез подтверждали подобные предположения.
      – Причем здесь рана?
      – Она не похожа на удар ножом, потому что тонкая, ровная и аккуратная, словно нанесена скальпелем опытного хирурга.
      – Но если поверить в твою версию, – перебил Василий. – Тебя не должны были оставить в живых или по меньшей мере, лишить какого-нибудь органа, – резонно заметил он, но с доводами друга уже не мог не считаться.
      – Верно, – кивнул Вершков. – Данное обстоятельство вызвало у меня сомнения, которые сегодня отпали. Более того, в нашем расследовании появились подозреваемые, – интриговал он коллегу. Они сидели на кухне его новой квартиры за чашкой кофе.
      – И ты мне их назовешь.
      – Разумеется, только нет доказательств. – Вершков отпил из чашки, и не спеша, поставил ее на стол.
      – У нас в городе занимаются пересадкой только почек и только в том отделении, где мы сегодня консультировались. Поэтому я заранее подозревал работников этого отделения. Когда ты сказал, где именно договорился о консультации, я даже в некоторой степени обрадовался, но на крупную удачу не надеялся. Двух человек, как мне кажется, я уже знаю.
      – На профессора намекаешь? – Василию казалось, что он выслушивает сказки, но логическая цепочка выстраивалась и он вынужден был со многим соглашаться.
      – Мне показалось странным, что он увиливает от прямого ответа. Но главное другое.
      – Что?
      – Ты заметил женщину, которая стояла в коридоре спиной к нам и рассматривала плакаты?
      – Не обратил внимания, – пожал плечами коллега.
      – Я тоже сделал вид, что не заметил ее. Но, надеюсь, помнишь, как профессор упоминал о моем удивительном сходстве с одной из его сотрудниц?
      – Конечно.
      – Так вот это была она. Я успел заметить испуг на ее лице, когда она поспешно повернулась к нам спиной, хотя мы знакомы и могла бы поздороваться. Мы прошли мимо и я оглянулся. Она сломя голову вбежала в кабинет заведующего. Я даже слышал, как что-то щелкнуло и даю голову на отсечение, что они закрылись.
      – Элемент странности в ее поведении конечно присутствует, но мало ли по каким еще причинам она не захотела с тобой здороваться, – возражал Крупенин.
      – Уверяю, если бы мы встретились на улице или еще где-то, только не в этом отделении, она сама бы подошла ко мне, даже не заметь я ее.
      – Но почему?
      – Думаю, что благодаря ей моя почка осталась целой и невредимой. Не хочу вдаваться в подробности, но сложилось впечатление, что эта женщина оберегает меня. Не исключено, что наше сходство не случайно, и тайна, которая известна ей, для меня пока неведома. – Александр выдержал небольшую паузу и добавил: – Хотя имеются соображения и на этот счет.
      – Какие? – в глазах Василия был неподдельный интерес.
      – Нелегко мне придется, если подтвердятся догадки. Но думать об этом сейчас не хочу, потому что обязан прекратить деятельность преступной группы. Ты мне поможешь?
      – Мы же это уже давно решили, – даже обиделся сокурсник.
      – Ладно, ладно, – похлопал его по плечу Вершков. – Это я так, к слову пришлось.
      – Какие планы на будущее? – Крупенин полностью отдавал инициативу.
      – Мы будем следить в свободное от службы время за Казаковой и, рано или поздно, она нас выведет на остальных членов банды.
      – Если вообще таковая существует.
      – Естественно, – грустно улыбнулся собеседник. – Лучше бы я ошибался.
      Несколько вечеров они продежурили у дома Казаковой, сидя в машине Крупенина, которую ставили за два подъезда от Любиного. При себе у них было табельное оружие и переносная рация, на всякий случай.
      В этот трагический вечер, когда Люба пырнула ножом своего мужа, они находились на обычном месте своего добровольного дежурства. Когда тихо подъехала «девятка», из которой вылез Сутулый, Вершков сразу узнал его.
      – Этот человек и сделал тогда мне усыпляющий укол, – шепнул он напарнику.
      – Это серьезный факт, подтверждающий твою версию, – ответил Василий. Они видели, как преступники вынесли коробку и закрепили на багажнике машины.
      – Тяжелая, – подметил Крупенин.
      – Возможно там человек, – предположил Александр.
      – Может возьмем их сейчас, – оживился напарник.
      – Нет смысла. Они только усыпляют жертву, он им какое-то время нужен живым. Необходимо брать с поличным на месте преступления, – ответил Вершков.
      – Возможно, в коробке совершенно не то, о чем мы думаем. Ведь она сама живет в этом подъезде. Не соседей же они подбирают в доноры.
      – А если кого-нибудь пригласили домой к Казаковой и там усыпили. Не будем загадывать, давай за ними, – скомандовал Александр. Но на втором перекрестке Любина «восьмерка» проехала прямо, а «девятка» Сутулого свернула налево.
      – За кем теперь? – растерялся Крупенин.
      – Нас интересует содержимое коробки, – подсказал напарник.
      Они еще долго преследовали Сутулого, который вывел их на окраину города и запетлял по узким улочкам, пока не потерялся совсем.
      – Кажется, он заметил нас и выключил габариты, – с досадой воскликнул Крупенин.
      – Будем искать, – не терял надежды Вершков. Они исколесили всю окраину города, но так и не обнаружили злополучной машины.
      – Раззява, – упрекнул друга Вершков.
      – В чем моя вина? У того «девятка», а у нас «шестерка», к тому же, в этих улочках сам черт заблудится. Еще есть какие-нибудь соображения?
      – Подожди, подожди. У Казаковой есть брат. Ну-ка свяжись с отделом и запроси место его работы, – выдвинул Александр очередную идею.
      Через несколько минут они получили интересующие их сведения.
      – В крематории? – переспросил Вершков, хотя сам слышал сообщение дежурного.
      – Да, – коротко подтвердил Крупенин.
      – Мрачное место, но очень удобное для уничтожения всех следов. Знаешь, где он находится?
      – Рядом, – кивнул Василий.
      – Вперед.
      К крематорию преследователи подъехали, когда Люба вместе с контейнером уже покинула его. Дверь с улицы оказалась закрытой. Стучать в нее и поднимать шум раньше времени сотрудники милиции не хотели, поэтому перемахнули через высокий забор во дворик мрачного строения. «Девятка» Сутулого говорила, что они на верном пути.
      Крупенин и Вершков ворвались в помещение в тот момент, когда Павел душил пьяницу. Василий оглушил его рукояткой пистолета и когда тот упал, придавил его спину коленом и выдернул из своих брюк ремень, но связать преступника не успел.
      Сергей находился в отдалении, около тела Гарика, которое они намеревались сжечь. Как только ворвались вооруженные люди, он незамеченным юркнул за угол печи. На соседней с печью стене снял вентиляционную решетку, сунул в окошечко руку и извлек пистолет. У него тряслись руки, но понимая, что попались они с поличным, решил рискнуть.
      Пьяный сторож выскочил из укрытия и выстрелил в Крупенина, пуля лишь чиркнула того по ноге. Но его напарник резко развернулся и, навскидку, машинально два раза выстрелил в Сергея. Одна пуля угодила в грудь, другая в шею. Казаков выкатил удивленные глаза и рухнул замертво.
      – Говорил я ей, что не стоит тебя отпускать, – процедил Сутулый сквозь зубы, когда немного очухался, тем самым развеивая последние сомнения у Вершкова относительно построенной им версии.
      – У тебя теперь будет достаточно времени позубоскалить, – грубо оборвал Павла Крупенин. Александр взглянул на трупы Гарика и Сергея, узнав обоих.
      – Неужели и этот мой родной брат, – мелькнуло у него в голове когда его взгляд остановился на Сергее. И он почему-то вспомнил, как Люба интересовалась его серебряной цепочкой с подковкой.
      – Сашок, что дальше? – долетел до его сознания отдаленный голос напарника.
      – Вызови наших и разберись тут без меня, – отдал Вершков распоряжение. – А я в Первую городскую больницу. – Уже на выходе добавил: – Не забудь и туда послать группу захвата.
      Последнее, что он услышал, поющая место трагедии, был стон пьяницы, которого не успел придушить до конца Сутулый…
      В отделении гемодиализа шла операция по пересадке почки. Делал ее профессор Элькин, ассистировала ему одна только женщина, кандидат медицинских наук Любовь Леонидовна Казакова, которую не покидали недобрые предчувствия.
      На улице резко заскрежетали тормоза автомобиля. Женщина осторожно выглянула в окно и узнала Вершкова, который поспешно направлялся к входу в здание.
      Она, не предупредив Элькина, бесшумно выскользнула из операционной и, сбросив на ходу халат, побежала к служебному выходу. Что профессора арестуют, она не сомневалась…
      Ирину Анатольевну разбудил продолжительный и требовательный звонок среди ночи. Недоумевая, кто бы это мог быть в столь поздний час, она вышла в прихожую, накинув домашний халат.
      – Кто?
      – Открывайте, милиция, – голос прозвучал сухо и официально.
      Сильно состарившаяся, убитая горем женщина распахнула дверь и увидела прямо перед собой потерянного много лет назад сына, встречи с которым она так долго искала. За его спиной стояли еще два милиционера.
      – Сынок! – Она бросилась ему на шею, расстегнула пуговицу на груди и поцеловала подковку. – Сам пришел.
      Александр буквально оторопел, несмотря на то, что обо всем уже догадывался. Он протолкнул ком в горле и с горечью произнес:
      – Мама!
      – Он за мной пришел. – В прихожей, полностью собранная, появилась Люба.
      Ирина Анатольевна повернула к дочери смоченное слезами лицо. Ничего не спросив, вновь обернулась к сыну и только теперь заметила за его спиной посторонних.
      – Сынок?
      – Он не виноват, мама. – Люба протиснулась к сопровождающим Вершкова. – Ведите, а он пусть останется. – Уже спускаясь по лестнице, она выкрикнула, подавляя желание заплакать: – Запомни, мама, он самый достойный из всех твоих детей и теперь единственный.
      – Боже! Что она имеет в виду? – Обильные слезы капали на пол прихожей. Она приобретала и теряла одновременно. Близнецы волей судьбы менялись местами…
      В эту же ночь в камере-одиночке Люба свела счеты с жизнью. По этому поводу еще долго ходили пересуды в тюремных казематах. У нее не было веревки или хотя бы шнурка, чтобы повеситься, не было острых и режущих предметов.
      Она перетерла вены на руках о прутья решетки, закусив нижнюю губу и не издав ни единого звука. А утром охранники долго не могли разогнуть ее пальцы, которыми умирающая зацепилась за прутья. День уже давно наступил, а в глазах женщины застыла полная луна.
      Герасимова Павла Игнатьевича и Элькина Абрама Семеновича ожидали следствие и длительный судебный процесс.
      Гарика, после судебно-медицинской экспертизы похоронили как безродного. На невысоком холмике его могилы стояла лишь деревянная табличка с номером. Ни имени, ни фамилии.
      Организацией похорон Казаковых, Любы и Сергея, занимался лично Александр Вершков…

      Еще довольно новый, но уже заброшенный парк на окраине города не привлекал горожан. Потрескавшийся, местами сколотый асфальт, прогнившие деревянные скамейки на аллеях, мусор и полное запустение отпугивали людей. Когда-то на месте парка была огромная яма, где располагался забытый Богом район – Шанхай.
      Казалось, что это место проклято. Только молодые и стройные, набиравшие силу и рост деревья радовали глаз. Под тенью деревьев, на одной из скамеек грустила старая женщина.
      У входа в парк остановилась легковая машина. Из нее вышел высокий, стройный и широкоплечий мужчина в форме майора милиции. На вид ему можно было дать лет тридцать с небольшим. Он легко пробежал по аллее и замедлил шаг перед старушкой.
      – Я за тобой, мама.
      – Знаешь, сынок, примерно на этом месте был наш дом, в котором родились все мои дети, – и она тихо заплакала.
      – Жизнь состоит не из одних только потерь. У меня для тебя сюрприз. – Он поднял старую женщину на руки и, не обращая внимания на протест, отнес ее в машину, усадив на переднее сиденье.
      Ирина Анатольевна устало опустилась в кресло в своей трехкомнатной квартире и вопросительно посмотрела на Александра.
      – Я обещал тебе, что найду ее! – радостно произнес тот и крикнул: – Ксюша!
      Из спальни в инвалидной коляске выехала улыбающаяся Ксюша.
      – Внучка! Родненькая моя! – Они обнялись и загрубевшая от горя душа Ирины Анатольевны начинала постепенно оттаивать.
      – Это не единственный сюрприз, – гордо сказал Александр.
      – Извини, бабушка, совсем забыла, – и внучка кивнула в сторону спальни, где в дверном проеме застыл мальчуган лет четырех.
      – Ты кто будешь? – всплеснула руками хозяйка.
      – Алеша Крутояров, – заявил тот.
      – Мой родной брат и твой внук, – пояснила Ксюша.
      – Алешин сын!? – не поверила собственным ушам Ирина Анатольевна, на лице которой впервые за последние годы светилось неподдельное счастье. – Внук подбежал к бабушке, обнял ее за шею и крепко прижался всем тельцем к родному человеку. – Надо же! – воскликнула сияющая и помолодевшая на глазах женщина.
      – Превратности судьбы, мама, – тихо сказал сын.
      – Что? – не расслышала та.
      Сын набрал полные легкие воздуха и громко повторил:
      – ПРЕВРАТНОСТИ СУДЬБЫ!