Саша Вершков до двенадцати лет рос в благополучной и обеспеченной семье в Москве, совершенно не подозревая того, что он подкидыш.
      Родителей, Федора Степановича и Ингу Сидоровну, он искренне любил, уважал и слушался. В школе Саша проявил незаурядные способности и учился на одни пятерки.
      Сколько мальчик себя помнил, у него на шее всегда висела серебряная цепочка, а на ней серебряная подковка, с обратной стороны которой была надпись: «Моей Анюте, от Прохора». Надпись была до такой степени мелкой, что прочитывалась только под лупой. Саша как-то порывался снять цепочку, но Инга Сидоровна категорически запретила.
      Объяснять происхождение этой вещи она тоже отказалась, пообещав сделать это в день совершеннолетия сына. В конце концов Саша привык к цепочке, а подковку считал своим талисманом, приносившим удачу. Загадывая желание, даже обращался к ней за помощью. Вершковы же добросовестно относились к воспитанию единственного чада, но слишком баловали его, исполняя практически все капризы, а он, по детской наивности, относил это к заслугам талисмана.
      Тайну рождения Саши знали трое: Вершковы – приемные родители и уже престарелая мать Инги Сидоровны Агриппина Матвеевна, которая наотрез отклонила предложение дочки переехать с ней в Москву и осталась доживать свой век в родном городе.
      На день рождения собралось немало гостей и Саше разрешили пригласить своих самых близких друзей. Им накрыли отдельный стол, уставленный всевозможными яствами: бутылками с лимонадом, пирожными, конфетами, ягодами, фруктами.
      Стоял яркий июньский день и в дубовой роще, где находился загородный дом Вершковых, дышалось легко и свободно. После двухчасового застолья гости изъявили желание искупаться в озере. Мальчишки под присмотром двух взрослых, одним из которых был Федор Степанович, ныряли с обрыва «солдатиком».
      Озеро чистое, прозрачное в этом месте было довольно глубоким, но именинник чувствовал себя героем сегодняшнего дня и ему захотелось как-то выделиться среди остальных. Он решил прыгнуть вниз головой и достать со дна камень. Разбежавшись и переборов страх, Саша легко оторвался от края обрыва и удачно вошел в воду. Он набрал воздуха полные легкие и теперь, удерживая его, усиленно работал руками и ногами, стараясь достигнуть дна. Старания подростка не пропали даром, он выхватил со дна полированный камешек, но висевшая на его шее цепочка зацепилась за проволоку.
      Рвать цепочку и оставлять талисман в недрах озера он не хотел, поэтому, отбросив камень в сторону и еле сдерживая себя от желания выдохнуть воздух, он судорожными движениями все-таки умудрился расстегнуть замок и зажал цепочку в руке, но уже отталкиваясь от дна, задел рукой конец острой проволоки и разорвал вену.
      На боль Саша не обратил внимания, но почувствовал, как по телу разливается мгновенная слабость. Вяло работая руками и частично освободив легкие, он все же выбрался на поверхность воды. Но для того, чтобы выбраться на берег, нужно было проплыть от обрыва метров сорок. Последние силы покидали виновника торжества и он крикнул ослабевшим голосом:
      – Помогите! Тону! – Ему показалось, что он громко позвал на помощь, на самом деле получилось чуть ли не шепотом. Резвившиеся на обрыве мальчишки его не слышали, но один все же заметил, как вода вокруг именинника окрасилась в красный цвет и увидел, как тот, поспешно глотнув воздух, ушел под воду.
      – Сашка тонет! – закричал он не своим голосом. Растолкав мальчишек, столпившихся на краю обрыва, Федор Степанович прыгнул на помощь сыну. Пока отец вытаскивал его на берег, он потерял много крови.
      – Папа… – Саша выдавил слабую улыбку на побледневшем лице и прежде чем потерять сознание, разжал кисть. Все увидели серебряную цепочку с подковкой.
      – Его нужно срочно доставить в больницу, – сказала обеспокоенная Инга Сидоровна мужу, перетягивавшему жгутом руку сына. Жгутом послужила резинка, которую старший Вершков извлек из брюк своего спортивного костюма.
      Федор Степанович, прихрамывая, ушел вперед и пока гости несли пострадавшего к дому, он успел собраться и подготовить машину. Сашу положили на заднее сиденье «Волги», куда села и мать, придерживая голову сына у себя на коленях.
      Никогда еще Вершков с такой скоростью не ездил. Опасение потерять единственного сына заставляло его выжимать акселератор до отказа, предательская влага застилала глаза, затрудняя видимость, да и свежие спиртные пары не улучшали реакцию. Машину уже несколько раз заносило на встречную полосу движения, но он успевал ее вовремя выровнять.
      Развив немыслимую скорость перед крутым поворотом, он запоздало сбросил газ, резко тормознул и задок машины занесло. Неожиданно вынырнул огромный рефрижератор, водитель которого не мог увидеть раньше легковушку. Страшной силы удар скинул автомобиль Вершковых с трассы и он покатился вниз по крутому бетонному склону. От ударов во время вращения заднее стекло вылетело. Через образовавшееся отверстие, Сашу выкинуло наружу. Он сильно ударился спиной, не ощущая боли, так как был уже без сознания.
      Федору Степановичу при столкновении пробило грудь, и ребро прорвало сердечную артерию. Все было кончено для него. Инга Сидоровна перевернулась, ударилась головой о ручку двери и потеряла сознание.
      Но когда машина, раз десять перевернувшись, все же остановилась колесами вверх, Инга Сидоровна очнулась. От паров разлившегося бензина кружилась голова, но она смогла высвободиться из плена скомканной металлической массы. Колеса машины продолжали крутиться уже без всякого смысла. На помощь бежал водитель рефрижератора. Но то ли от порыва ветра, то ли из-за слишком большого наклона, издав неприятный скрежет, автомобиль чуть-чуть сдвинулся с места. От трения металла крыши с железным крюком, торчащим из бетонной плиты, образовалась искра и пламя мгновенно охватило место разыгравшейся трагедии. Инга Сидоровна почувствовала, как сначала волосы, а затем всю одежду покрыл зловещий огонь. Единственное, что она перед собой видела – это распростертое на спине, безжизненное тело сына.
      – Господи! Ради всего святого, сохрани его! – произнесла она последние осмысленные слова.
      Так и не придя в сознание, Вершкова скончалась в больнице от ожогов.
      Через два месяца Саша поправился, но душевная травма была неизлечима.
      Мальчик впал в длительную депрессию. В детском доме, куда он попал сразу после больницы, он ни с кем не дружил и ничем не увлекался, продолжая, тем не менее, хорошо учиться.
      Правда в седьмом классе его заинтересовал бокс. Обездоленных детей тренировал на общественных началах пожилой боксер, бывший мастер спорта международного класса. Тренировался Саша исступленно, доводя себя до изнеможения. Ему даже нравилось издеваться над собственным организмом и из спортзала он буквально выползал. Спорт временами выводил его из депрессии и иногда он начинал общаться с ровесниками. Через несколько лет Вершков стал мастером спорта, ему сулили большую карьеру на этом поприще и по окончании школы прочили службу в ЦСКА. Но он выбрал свой путь и пошел в армию общим набором.
      Отслужив три года на Тихоокеанском флоте, на Дальнем Востоке, Вершков поступил в мореходное училище, а по окончании его ходил два года на пассажирских теплоходах по всем морям.
      Достаточно посмотрев на мир, он неожиданно уехал в Саратов и поступил в высшую школу милиции. Он и сам бы не смог толково объяснить свои поступки, вероятно, ему нравились резкие повороты судьбы. Где бы Вершков ни находился, жизнью не дорожил, считая, что отпущенное ему время он давно исчерпал, а сколько еще осталось, после той злополучной аварии, унесшей жизнь родителей, не имело абсолютно никакого значения.
      На службе он первым бросился в затопленный трюм заделывать пробоину. Во время странствий по морю ни раз бросался за борт корабля, без спасательного круга, на помощь неосторожному пассажиру. Многие своим спасением были обязаны ему. Но смерть обходила его стороной. Товарищи говорили с некоторой завистью, что с такими она сама боится связываться.
      За время учебы в высшей школе милиции по физическому развитию Александру не было равных на курсе, да и в остальном мало кто мог сравниться с ним. Весной 1990 года Александр Вершков закончил высшую школу милиции с красным дипломом.
      Двадцатисемилетнего выпускника оставили в городе и предложили должность следователя в одном из отделений милиции. Лейтенант милиции вступал на новую стезю своей непредсказуемой жизни.
      Целый год молодой лейтенант просидел «на привязи» у опытного следователя, майора милиции Ивана Карповича Ловчева. Но сегодня он наконец-то получил самостоятельное дело, которое не вызывало у него, однако, большого энтузиазма. Он рассчитывал на жестокую и хитроумную схватку с преступниками, а тут поступило заявление от какой-то весовщицы холодильного цеха мясокомбината, которая обвиняла своего начальника Панина Григория Игнатьевича в хищениях мяса.
      Брезгливо поморщившись, Александр Федорович настраивал себя на нудную, бумажную волокиту. Так он сидел и рассуждал на скамейке тихого скверика, не замечая, что за ним уже несколько минут наблюдает молодая женщина, примерно одного с ним возраста.
      «Попрошу, чтобы перевели на оперативную работу, не мое это дело заниматься канцелярской волокитой», – решил для себя Александр. И только теперь заметил он женщину, расположившуюся на противоположной скамейке. Она внимательно и как-то удивленно рассматривала его. Ее, казалось, поразил высокий, широкоплечий брюнет.
      – Вы что-то хотите спросить? – неуверенно поинтересовался он.
      Но незнакомка захлопнула книгу, которую держала открытой в руках, отрицательно покачала головой, поднялась и направилась к выходу из скверика, оставив мужчину в недоумении.
      Вершков видел, как она села в «девятку», которая стояла у самого входа в сквер и, еще раз оглянувшись на него, покинула место случайной встречи.
      – Любопытный экземпляр, – мелькнуло у него в голове. – Но нужно отдать должное чертовски привлекательна.
      Раньше Александр как-то не задумывался о том, чтобы завести семью. Но теперь, с возрастом, такая мысль все чаще и чаще приходила в голову.
      «Если и суждено когда-нибудь жениться, то только на такой красавице», – вспомнил он ускользнувшую женщину.
      Меньше всего ожидал Вершков, что новое дело захлестнет его целиком и полностью. Уже первые свидетельские показания Вихровой убедили его, что разговор идет о хищениях в особо крупных размерах. Следователь также заметил, что Виктория Самойловна чего-то недоговаривает. Складывалось впечатление, что она сама замешана в махинациях.
      Построив рабочую версию расследования, Вершков доложил о своих соображениях начальнику следственного отдела майору Ловчеву. Тот ознакомился с материалами и одобрил командировку в Сургут.
      Александр приобрел билет на утренний авиарейс, а вечером, вспомнив про незнакомку в скверике, решил попытать счастья и посетить недавнее место встречи.
      Саша расположился на той же скамейке, что и в прошлый раз и прождал более двух часов.
      Когда, уже отчаявшись, он хотел уйти, он услышал тихий скрип тормозов, и обернувшись, увидел у входа в сквер знакомую «девятку».
      Из машины выскользнула женщина с обворожительной улыбкой. Стройная фигурка, грациозно раскачивая бедрами, обтянутая голубыми джинсами и такого же цвета спортивной майкой, двигалась в его сторону. Светлые распущенные волосы развивал легкий ветерок и цокот изящных туфелек, на высоком каблуке, эхом отдавался в груди Вершкова. Он не сдержатся, поднялся и пошел по аллее, навстречу женщине, которую ждал так долго:
      – Добрый вечер, вы сегодня прекрасно выглядите.
      – Добрый вечер, меня зовут Ксенией, – почему-то сразу представилась женщина, как и в прошлую встречу с чрезмерным любопытством изучая его лицо.
      – Какое чудесное имя! – неожиданно даже для себя воскликнул Вершков и улыбнулся.
      – А главное редкое, – поддержала его собеседница.
      – Александр, – спохватился он.
      – Очень приятно! Если вы сейчас свободны, то мне бы очень хотелось пригласить вас к нам в гости.
      Такой поворот событий несколько обескуражил Вершкова и на какое-то время он даже потерял речь.
      – К кому это, к нам? – неуверенно спросил он.
      – Ко мне, – искренне рассмеялась Ксения, – если для вас так будет более понятно.
      – Скажите: почему вы меня приглашаете к себе домой, ведь мы едва знакомы? – Молодой следователь совершенно ничего не понимал.
      – Хочу познакомить вас со своими родителями, – еще больше сбила она его с толку. – А то папа мне не верит…
      – Чему не верит? – Окончательно запутался Вершков.
      – Всему свое время, – неопределенно ответила таинственная знакомая. – Так вы едете со мной? – и она зашагала к своей машине.
      – Разумеется! – Александр пожал плечами и поплелся вслед за красавицей. – Какой дурак откажется от предложения такой женщины.
      Алексей, сидя в кресле гостиной, просматривал свежие газеты, когда вошли Александр с Ксюшей.
      – Папа, отвлекись на секунду и посмотри на этого молодого человека, – позвала его дочь. – И ты сам убедишься, что я говорила правду.
      Алексей отложил газеты и поднял глаза на гостя. По тому, как они у него расширились, было видно, что внешний вид незнакомца заинтересовал его не меньше, чем дочь, во время их первой встречи. Он поднялся и протянул ему руку, не отрывая от лица изучающего взгляда.
      – Алексей Леонидович.
      – Александр Федорович, – и родные братья скрепили знакомство крепким рукопожатием.
      Вершков тоже всмотрелся в лицо нового знакомого и даже нашел некоторое сходство с собой, но посчитал это совпадение своеобразной игрой природы.
      – Не возьму в голову, чем вызван такой интерес к моей скромной личности со стороны вашего семейства? – осторожно, чтобы не попасть впросак, поинтересовался он.
      – Когда мне Ксюша рассказала про вас, я не продал ее словам значения, думая, что у нее просто-напросто разыгралось воображение. Но увидев вас воочию, должен признать, что это отнюдь не воображение…
      Своей речью Алексей лишь еще сильнее запутал Вершкова.
      – По-моему, мы говорим на разных языках. Признаюсь, вы оба показались мне нормальными людьми, но речь ваша недоступна моему пониманию, – Александр с сожалением развел руками.
      – Скажите, вы не находите между нами хотя бы отдаленное сходство? – задал хозяин вопрос, жестом предлагая гостю располагаться там, где ему будет удобно.
      Затем он повернулся к Ксении и попросил:
      – Принеси, пожалуйста, какую-нибудь фотографию своей тетки.
      – Есть что-то общее. Но многие люди отдаленно напоминают друг друга – игра природы, здесь нет ничего особенного, – принялся разглагольствовать Вершков.
      – Игра природы, говоришь? – усмехнулся Алексей. Как раз в это время вернулась Ксюша и протянула отцу несколько фотографий. – В нашем случае она разыгралась не на шутку, – и он показал гостю свою сестру на одном из снимков. Александр в изумлении уставился на фото. На него смотрела женщина – точная копия его самого, только черты лица были более мягкие и нежные.
      – Можно подумать, что мы с ней близнецы, – пришел Вершков к выводу. – Теперь мне понятно, о чем вы говорили. Бывает же такое!
      – Семейство, пора ужинать… – В комнату вошла Светлана Олеговна и, увидев гостя, осеклась на полуслове, чем вызвала дружный хохот у присутствующих.
      – Чего смеетесь? – обиделась она. – Ему бы длинные волосы и платье – вылитая Любаня.
      – Плечи в два раза поуже и рост в полтора раза меньше, – продолжил Алексей между взрывами смеха.
      – Да ну вас, – махнула рукой хозяйка.
      – Не обижайся, – мягко сказал Алексей. – Что касается его лица, смею заверить, что тут ты попала в точку.
      – Быстренько все за стол, – скомандовала Светлана Олеговна. – За ужином разберемся: кто на кого похож.
      – Вы чем занимаетесь, Александр Федорович? – поинтересовался Алексей уже за столом, чтобы хоть как-то нарушить воцарившееся молчание.
      – Работаю следователем в отделе внутренних дел.
      – Значит блюститель порядка? – Профессия гостя вызвала у Атамана не меньший интерес, чем его сходство с ближайшей родственницей. – И сложные дела приходится распутывать?
      – Если честно, то я веду только первое самостоятельное дело. Сначала я думал, что подчиненная просто оговорила своего начальника, но теперь, кажется, тут пахнет хищением в крупных масштабах, – и чтобы придать значимость, он похвалился, – как раз завтра лечу в Сургут. Туда тянется основная нить. Если предположение подтвердится, то начальнику несдобровать.
      Упоминание северного города навело Алексея на некоторые размышления и ему очень захотелось проверить их, но он понимал, что делать это нужно очень осторожно. Неожиданно на помощь пришла дочь.
      – Как интересно! – воскликнула она без задней мысли, но вовремя.
      Любопытство красавицы подстегнуло гостя и он продолжил:
      – Речь идет о начальнике холодильного цеха мясокомбината. Есть подозрение, что он умышленно занижает вес при загрузке вагонов. Весовщица, видимо, ему помогала, но они что-то не поделили, вот она и решила отомстить. Теперь хвостом завиляла, но уже поздно.
      – Вы намерены провести инспекторскую проверку >в Сургуте: совпадает ли действительный вес мяса с записями в сопроводительных документах? – задал хозяин дома резонный вопрос.
      Он уже не сомневался, что именно Панин, находящийся под его крышей, попал в ловушку правоохранительных органов.
      – Отдаю должное вашей логике, – подтвердил Вершков.
      После застолья они еще некоторое время беседовали на разные темы, но если бы кто-нибудь внимательно присмотрелся к Атаману, то заметил бы, что тот явно нервничал, хоть и умело маскировал свое состояние открытой улыбкой, присущей только ему и располагающей к себе окружающих.
      – Дорогая, – наконец-то обратился он к дочери, очередной раз бросив тревожный взгляд на часы, – ты не отвезешь нашего гостя на своей машине? А то на улице уже давно стемнело.
      – Что вы, не стоит беспокоиться, сам доберусь, – возразил Вершков.
      – Возражения отклоняются, – вмешалась в разговор Ксюша. – Я вас похитила, значит я и должна вернуть обществу следователя и грозу крупных расхитителей в целости и сохранности, – пошутила она.
      – Блюститель порядка и сам бы мог постоять за себя в уличных переплетах, но возражать такому симпатичному провожатому было бы по меньшей мере глупо, – поддержал Александр взятый женщиной тон.
      Он улыбнулся и добавил:
      – Вверяю вам охрану своего дражайшего тела и разрешаю заступить в сопровождение.
      Он поднялся и с благодарностью пожал руку хозяину дома, не забыв при этом поблагодарить хозяйку, и вежливо распрощался.
      Ксюша доставила нового знакомого к общежитию УВД, остановив машину у самого подъезда.
      – К сожалению, у меня не такие хоромы, как у вас, но отдельная комната имеется и обещаю горячий кофе. – Александр с надеждой посмотрел на прелестную сопровождающую.
      – Умеете вы уговаривать слабых женщин.
      – Приятно слышать, – улыбнулся Вершков, – хоть вас слабой не назовешь.
      – Давай перейдем на «ты», – предложила Ксюша.
      – Я давно хотел тебе это предложить, – обрадовался Вершков. – Но все как-то не решался.
      Растворимого кофе Александр не признавал, варил только зерновой, по собственному рецепту и клал в него дольку лимона.
      – Очень вкусно, – похвалила гостья его кулинарные способности.
      – Это единственное, что я научился хорошо готовить за двадцать восемь лет холостяцкой жизни, – признался обладатель отдельной комнаты в общежитии.
      Они сидели рядом на заправленной простеньким пледом койке, испытывая взаимное влечение, но стесняясь прикоснуться друг к другу. Чашки, с давно выпитым кофе, стояли в стороне. Затянувшееся молчание становилось уже тягостным.
      – А я умею гадать на кофейной гуще, – преодолевая неловкость, заговорила Ксюша и Вершков тут же протянул ей свою чашку.
      – У тебя на сердце зарождается серьезная любовь, – выдала гостья, поворачивая чашку и делая вид, что внимательно изучает рисунок донышка.
      – Там нет ее имени? – принял игру Вершков.
      – Нет, – с сожалением пожала плечами женщина.
      – Но зато довольно отчетливо вырисовывается ее облик, – и она подробно описала свою внешность.
      – Эталон красоты! – рассмеялся Вершков. – Всю жизнь о такой мечтал! – Он неуверенно накрыл своей широкой ладонью ее руку, ощущая кончиками пальцев бархатистую, нежную кожу.
      Вновь воцарилось молчание. Щеки девушки разрумянились, а у Саши на лбу выступила испарина. Они медленно, но одновременно повернули головы, а когда взгляды их встретились, оба потупились. Александру было приятно держать руку Ксюши в своей руке и больше всего он боялся, что она может ее убрать.
      Но самой Ксюше хотелось продолжения немого общения и в душе она даже корила Александра за нерешительность. Его внешность пленила девушку еще с первой встречи, но нужно отдать должное, что важную роль сыграла невероятная схожесть знакомого с ее молодой тетей.
      Ксюша еще раз посмотрела сосредоточенно на кофейную гущу и сказала:
      – Необычный рисунок на самом дне чашки предупреждает, что твои нерасторопность и излишняя скромность могут оттолкнуть мечту на неопределенный срок.
      Догадливый лейтенант обнял одной рукой девушку за плечи, а другой, осторожно взяв за подбородок, притянул ее губы к своим. Несмотря на то, что поцелуй был первым, изучающим и трепетным, оба испытали удовольствие и почувствовали его вкус.
      Мгновенно улетучилась скованность, появилась легкость в общении. Они проговорили всю ночь, многое узнав друг о друге. И когда забрезжил рассвет, Ксюша бросила изумленный взгляд на часы.
      – Шестой час утра, – всполошилась она, энергично вскочив на ноги. – Мать мне голову оторвет.
      – Но ты уже вышла из детского возраста, – возразил Вершков, которому не очень хотелось расставаться с понравившейся женщиной и проводить последние часы перед вылетом в Сургут в одиночестве.
      – Ты прав, я давно уже взрослая, только до сих пор всегда ночевала дома.
      – Я провожу тебя, – невесело отозвался Александр.
      – Не нужно, я же на машине.
      – У меня все равно через три часа самолет, так что выспаться уже не удастся, а слоняться по комнате, сшибая углы и считая минуты, нет особого настроения.
      – Ладно! – махнула рукой Ксюша и опустилась на место. – Составлю тебе компанию, а потом отвезу в аэропорт, – решительно заявила она. – Ну что уставился? Иди готовь свой фирменный кофе…
      Как только Вершков и дочь Атамана покинули его гостеприимное жилище, Алексей тут же позвонил Диксону, но Марина ответила, что мужа еще нет дома.
      – Где его черти носят? – с досадой сказал Алексей, набирая номер Тюленя.
      – Слушаю, – раздался в телефонной трубке грубый голос.
      – Хоть ты на месте. – Атаман перевел дух и добавил:
      – Срочно разыщи Марата и я жду вас… В общем ты сам знаешь где.
      – Дома его нет? – поинтересовался Виктор.
      – Нет, – коротко ответил собеседник, явно не расположенный к длительному разговору.
      – И где прикажешь мне его искать? Ночь на дворе, – проворчал недовольный Гущин.
      – Сам разбирайся! – повысил Атаман голос. – У меня срочное дело! – и он бросил трубку.
      – Ты собрался куда-то уходить? – спросила вкрадчивым голосом Светлана, только что вошедшая в комнату.
      – Да! Возникли обстоятельства, требующие моего непосредственного присутствия, – с трудом сдерживая негодование, ответил глава семьи.
      – А до утра нельзя отложить разрешение столь серьезных вопросов? – На этот раз в голосе Светланы скользила неприкрытая ирония.
      – Нельзя, – очередной раз попытался отмахнуться от нее муж.
      – Тогда может быть поделишься своими проблемами и посвятишь неразумную спутницу жизни: куда именно ты намылился? – Света уже перешла на издевательский тон.
      – Раньше тебя не интересовали подобные мелочи. Я занимался делами, а ты хозяйством. Думаю, что будет разумнее все так и оставить. – Атаман был уже на грани срыва и даже не старался скрыть этого.
      На глаза супруги навернулись чуть заметные слезы, но в то же время в них светился неподдельный вызов.
      – Я давно подозревала, что у тебя есть другая женщина, но даже себе боялась признаться в своей догадке, – сухо высказала она наболевшее. – Но неделю назад я видела вас вместе.
      Алексей, застигнутый врасплох, усердно напрягал память, высчитывая, где именно жена могла видеть его с Крутояровой. Так уж случилось, что он любил двух женщин, которые, на его взгляд, дополняли друг друга.
      – Ты имеешь в виду мою секретаршу.
      Последние два года он являлся официальным директором малого предприятия. Его заместителем был Марат, а остальные члены группировки занимали различные должности в этой же фирме. Они арендовали помещение в центре города под офис.
      – Нет, – уверенно ответила Светлана. – Я имею в виду Ниночку, которую ты, прежде чем высадить из своей машины, поцеловал в губы.
      Алексей вспомнил, как неделю назад подвез Крутоярову к базару, поцеловал, а когда она уже вышла из машины, назвал ее Ниночкой. Он тогда почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Он обернулся и ему показалось, что одна женщина очень похожа со спины на его жену.
      – Значит это был не мираж, – подумал он про себя. Вслух же сказал:
      – Ты меня с кем-то спутала.
      – Как же, спутаешь тебя! Особенно твой джип, который наверно в городе в единственном числе.
      – Ладно! Потом поговорим, – уклонился муж от опасной темы.
      – Я тебя никуда не пущу, – категорично высказала Светлана и загородила своим хрупким телом дверной проем.
      – Не вынуждай меня применить силу. – Алексей замер в нерешительности.
      – Не пущу! – Светлана вошла в азарт, расставив ноги на ширину плеч и уперевшись руками в косяк.
      – Не доводи до греха! – Алексей схватил жену за руку и, не прилагая особых усилий, втащил в комнату.
      – Если ты сейчас уйдешь, то я с тобой больше жить не стану, – пригрозила женщина, схватив супруга за рукав.
      – Отпусти, дура! – Алексей резко дернул руку и задел локтем по носу жены. Светлана вскрикнула от неожиданной боли, прикрыла лицо руками и опустилась на корточки.
      – Сил моих больше нет! – заголосила она, смешивая брызнувшие слезы с кровью. – Завтра же уеду к родителям. – Она легла на палас, уткнулась вниз головой и затихла.
      Лишь редкие вздрагивания тела говорили о ее страданиях. Алексей хотел было наклониться и поднять жену, но передумал, резко развернулся и вышел из комнаты.
      Уже сидя за рулем автомобиля, он сожалел о произошедшей размолвке с супругой, с которой они воспитали двадцатисемилетнюю дочь, несмотря на то, что самим было только по сорок два года.
      – Никуда она не денется, – подумал он, до отказа выжимая педаль газа и развивая бешеную скорость по уже пустеющим улицам города.
      Засветившийся жезл инспектора ГАИ вывел его из оцепенения.
      – Только тебя мне и не хватало, – буркнул Алексей, прижимая машину к обочине.
      – Набрали дорогих автомобилей, а правила дорожного движения соблюдать не научились, – принялся читать лекцию молоденький сержант милиции.
      – Заткнись, сосунок! Не вырос еще, чтобы по ушам мне ездить, – не выдержал напряжения последних нескольких часов Атаман и выплеснул накопившиеся эмоции на блюстителя порядка.
      – Следите за свой речью, гражданин, – умудрился сдержать себя в рамках сержант, изучая полученные от водителя документы. – Ваша скорость – сто семнадцать километров в час, вместо шестидесяти положенных, – и он показал нарушителю табло ручного радара.
      – Ну и в чем собственно дело? – грубо, но уже несколько успокоившись, спросил Алексей. – Бери штраф, положенный по закону, и продолжай следить за уличным движением, а то, пока мы с тобой беседуем, пропустишь самых злостных нарушителей, – сказал он издевательским тоном.
      – Аптечка у вас есть? – Милиционер старался действовать в рамках, предписанных ему уставом, но и отпускать грубияна без нервотрепки не собирался.
      Водитель поздно, но осознал, что напрасно связался с гаишником. Он молча достал аптечку и показал ее сержанту.
      – Огнетушитель! – потребовал представитель милиции.
      Атаман открыл крышку заднего багажника и кивнул на огнетушитель.
      – Включите и выключите габаритные огни, ближний и дальний свет, нажмите педаль тормоза, – последовали дальнейшие команды, которые лишали Атамана драгоценного времени.
      – Все? – поинтересовался вконец измотанный нарушитель.
      – Практически, да, – подтвердил инспектор. – Вот только штрафные талончики у меня закончились, придется составлять протокол. На это ушло более двадцати минут.
      – В следующий раз будьте внимательнее, гражданин, – и сержант протянул водителю долгожданные документы. Только вместо прав выписал временный талончик и, в дополнение к нему, штрафную квитанцию на максимальную сумму.
      – Благодарю за добросовестную службу, – сказал на прощание Алексей с явным сарказмом.
      – Встретимся, – сходно улыбнувшись, заверил блюститель порядка. – А за водительским удостоверением вам еще придется немало побегать, – предупредил он.
      Атаман едва переборол желание съездить обидчику по физиономии и вернулся к своей машине. Он остановился у самого подъезда девятиэтажки Крутояровой и не глядя на пожилого человека, сидевшего на лавочке и с ненавистью наблюдавшего за ним, вошел в дом.
      Потрепанная, поношенная и засаленная одежда наблюдателя говорила о том, что он уже давно переживает трудные времена. Чрезмерная худоба, отвисшая кожа на щеках и затравленные, впалые глаза лишь подчеркивали первоначальное впечатление, а опухшие веки и красноватый нос свидетельствовали о беспробудном пьянстве. Жалкий и опустившийся человечишко, абсолютно недостойный внимания добропорядочных граждан.
      Даже если бы Атаман и пригляделся к нему повнимательнее, то вряд ли бы признал в нем пожизненного и непримиримого врага, бывшего подполковника внутренних войск, начальника исправительно-трудовой колонии, когда-то властного и преуспевающего Тараса Поликарповича Мирошниченко.
      Диксон и Тюлень заждались Алексея, попивая кофе на кухне Нины. Они услышали, как хлопнула входная дверь в квартиру и кто-то прошел в комнату.
      – Это Атаман, – предположил Виктор. – У него свои ключи.
      – Алексей! – позвал Марат.
      – Подожди, – отозвался опоздавший, явно не в духе. Он даже не поцеловал хозяйку, когда та бросилась к нему навстречу, а отстранив, подошел к телефону и набрал номер Панина.
      – Григорий Игнатьевич? – не представившись, спросил он, но абонент сразу узнал его. – Срочно приезжай к Крутояровой… никаких «не могу»! Срочно, я сказал! – и он бросил трубку.
      Встревоженные компаньоны появились в комнате.
      – К чему весь этот переполох? Что произошло? – спросил Диксон, сильно располневший за последние два года.
      Он вальяжно развалился в кресле, закинув ногу на ногу. В его голосе скользила лень, присущая богатым людям.
      – Природа-матушка как нельзя кстати наградила схожестью лицами одного следователя и мою родную сестру, – начал Алексей, чем еще больше запутал слушателей.
      – Насколько я понял: какой-то мент похож на твою сестру и ты собрал нас для того, чтобы мы вместе порадовались проделкам природы. – Тюлень тупо уставился на собеседника. Однажды он увлекся культуризмом и его фигура стала еще более квадратной, чем была до этого.
      – Радоваться тут нечему, у него на крючке один из наших подопечных.
      – Панин, – догадался Марат, прежде чем Алексей посвятил друзей во все подробности.
      Неожиданно сработавшая сигнализация на автомобиле Атамана отвлекла их и они бросились к окну. Они увидели, как вовремя подъехавший Панин, поймал и удерживает какого-то бомжа возле джипа.
      – Спустимся? – Марат вопросительно взглянул на хозяина машины.
      – Должны же мы знать, что искал этот придурок в моем джипе…
      – Отпусти его, – скомандовал Алексей Панину, разглядывая виновника тревоги.
      – Что скажешь в свое оправдание? – поморщившись от неприятного запаха, поинтересовался он у затравленного бездомного.
      – Сигаретку хотел стрельнуть, – осклабился полубеззубым ртом бомж.
      – Что-то мне его голос знаком, – вмешался Тюлень, чем вызвал улыбки присутствующих.
      – Ты с ним случайно на брудершафт не пил? – подлил масла в огонь Диксон, вызвав у остальных бурное веселье. Но никто из них не заметил, как при словах Гущина настороженно сверкнули мутные глаза бомжа.
      – Да ну вас, – обиделся Виктор и отвернулся.
      – Ладно, добрый я сегодня, – сказал Алексей, у которого несколько поднялось настроение. Он извлек из кармана пачку дорогих сигарет и отдал ее вору.
      – Только запомни: прежде чем лезть в чужую машину, нужно сначала спросить разрешения у ее хозяина.
      И неожиданно для всех он влепил бомжу увесистую пощечину. У того даже голова откинулась далеко назад и он еле устоял на ногах.
      – Запомнил?
      – Будьте уверены – не забуду! – вернув голову в первоначальное положение и пошатываясь от легкого головокружения, процедил сквозь зубы обиженный.
      – Это тебе урок на будущее, – спокойно продолжил Атаман. – А чтобы не держал зла, придется выделить тебе на похмелье.
      Он сунул руку в задний карман брюк, но своего портмоне не обнаружил.
      – Куда же я его засунул? – говорил, обследуя свои карманы Атаман.
      – В джипе не оставил? – подсказал Панин.
      – Точно, – вспомнил Атаман. – Я его в бардачок сунул, после того, как гаишник вернул документы.
      Но в бардачке портмоне тоже не оказалось. Озадаченный пропажей Атаман задумался, сидя боком на сиденьи и свесив длинные ноги наружу, через приоткрытую дверь джипа.
      – А бездомный не мог его умыкнуть? – вновь подал голос Гущин, подозрительно разглядывая отщепенца общества.
      – Брал? – грозно спросил Диксон у бомжа.
      – Нет. Что вы? – залепетал тот, виновато опустив глаза и украдкой озираясь по сторонам, на случай бегства.
      – Выворачивай карманы! – приказал Марат и все устремили на алкаша любопытные взгляды.
      – С удовольствием, – беспрекословно повиновался тот, вывернув все карманы. – Я же говорил, что у меня ничего нет, – заискивающе пробормотал он.
      – Нет? – угрожающе произнес Тюлень, который по каким-то интуитивным причинам испытывал большую неприязнь к бедолаге, чем остальные. Он схватил его за рубашку двумя руками и рывком оторвал все пуговицы. Из-за пазухи выскользнуло портмоне Атамана и упало на асфальт.
      – А это по-твоему что такое? – Он поднял и вернул похищенное хозяину и уже хотел врезать вору как следует. Но бомж, довольно резво для своего возраста и состояния, развернулся и дал деру. Гущин предполагал подобное развитие событий и настигнув беглеца, схватил его за ворот. Тот яростно рванул вперед, но попытка вырываться от Тюленя была бесполезной тратой времени. Пробуксовав на месте, вор как-то сразу обмяк и смирился со своей участью.
      – Не дергайся! – предупредил Гущин и потащил его обратно.
      – Все на месте? – спросил он уже у Атамана. Алексей проверил документы и бросил беглый взгляд на плотную пачку денег, добрая половина которой состояла из стодолларовых купюр.
      – Вроде бы все, – ответил он, поленившись пересчитывать деньги.
      – А с этим прохвостом что делать?
      – Врежь ему пинка на дорожку и пусть сваливает отсюда. И так много времени с ним потеряли, – с безразличием произнес Алексей.
      Тюлень нанес сокрушающий удар ногой под зад бомжу. Тот плашмя вытянулся на асфальте и с полметра пропахал носом, разодрав его и коленку до крови. Но не обращая внимания на боль, вскочил и, прихрамывая, убежал за угол девятиэтажки. Он был доволен, что его все же не узнали и что все-таки удалось стащить триста долларов, которые он спрятал в носке и которые так необходимы ему были для осуществления дальнейших замыслов.
      – Мы еще посчитаемся! – задыхаясь от непривычного бега, тихо произнес он хриплым голосом.
      Разобравшись с наглым воришкой, компания вернулась в квартиру Крутояровой и продолжила обсуждение горячей темы уже в присутствии Панина.
      – Необходимо опередить следователя и предупредить северян, – внес предложение Диксон.
      – Что толку от такого предупреждения? – сказал Атаман. – Нужно еще успеть подменить накладную.
      Он посмотрел на начальника холодильного цеха и спросил:
      – Ты сможешь подготовить до утреннего вылета самолета документы?
      – Сложно! Но выбора у нас нет. Вот только самому лететь мне опасно, не исключено, что следователь знает меня в лицо.
      – Тут ты безусловно прав, – кивнул Диксон. – Алексею нельзя лететь по той же причине. Остаемся: я и Виктор.
      – Если нужно было бы кого-нибудь припугнуть, пошантажировать, на худой конец проломить голову – тут Тюлень специалист незаменимый, – Атаман даже улыбнулся. – Но когда надо в первую очередь раскинуть мозгами… В общем, Марат, остаешься ты один.
      Гущин и ухом не повел на нелестный отзыв о его умственных способностях. А Диксон, который не очень-то рвался в командировку, поинтересовался у Григория Игнатьевича:
      – Что вы с этой весовщицей не поделили, что она на тебя ментам капнула?
      – Зажралась совсем! – с досадой воскликнул Панин. – Требовала повышения оплаты ее труда, в связи с инфляцией в стране.
      – Мои парни образумят ее, – заверил Алексей. – А сейчас не будем терять времени. Ты занимайся документами, а авиабилет – забота Тюленя.
      – А мне что прикажешь делать? – шутливо поинтересовался Марат.
      – Попрощайся с Мариной и сыном и собирайся в дорогу, – улыбнулся Атаман ближайшему сподвижнику. – Утром Виктор за тобой заедет…
      – Заметил, как он на тебя посмотрел? – спросил Алексей Нину, когда они остались вдвоем. – Я имею в виду Григория.
      – Зато ты меня не балуешь сегодня своим вниманием, – обиженно отозвалась женщина, облокотившись о косяк и отвернувшись от него.
      – Извини, Нинок. – Алексей поднялся, подошел к ней вплотную и коснулся своим лбом ее лба. – У меня был ужасный вечер, поэтому я сам на себя не похож, – и он поцеловал ее в лоб.
      – Ужинать будешь? – Нина подняла не него печальные глаза.
      – Обязательно! И даже с великим удовольствием что-нибудь выпил бы.
      – Тем более есть повод, – и Нина загадочно улыбнулась.
      – Какой повод?
      – Потом узнаешь, – заинтриговала его женщина, выскользнув из объятий Алексея и направляясь на кухню.
      – Я требую немедленных объяснений, – с напускной серьезностью потребовал Алексей, последовав за хозяйкой. Она в ответ только рассмеялась, бросила кокетливый взгляд, открыла холодильник и принялась извлекать оттуда продукты. Поставив на плиту разогреваться жаркое, она подсела к столу, налила Алексею рюмку «Мартини», а себе плеснула кока-колы.
      – Ты не выпьешь со мной за компанию? – удивился Атаман и застыл в ожидании с поднятой рюмкой.
      – Ты же знаешь, любимый, что я всегда рада поддержать тебя. Но мне нельзя.
      – Почему?
      – Врачи запретили.
      – Ты заболела? – забеспокоился Алексей и поставил рюмку на место.
      – Выпей за нас с тобой, – попросила Нина. – А потом я тебе все расскажу.
      Алексей вновь взял рюмку и опорожнил ее одним глотком.
      – Рассказывай, – тут же потребовал он, не закусывая.
      Женщина встретилась с его настойчивым взглядом и опять рассмеялась. У нее неестественно светились глаза, излучая любовь, преданность и еще что-то такое неуловимое, в чем не терпелось разобраться Алексею. Спокойствие и хорошее настроение постепенно передавалось Атаману. Но окончательно он не расслабился и не ожидал сегодняшним вечером доброй новости.
      – На Западе моментально бы определили твою национальность, – уводя разговор в сторону, произнесла Нина. Она явно наслаждалась неведением любимого.
      – Это почему же? – не понял он.
      – Потому что только русские пьют «Мартини» залпом, словно водку, – сказала хозяйка.
      – Тоже мне, эксперт нашелся, – недовольно отозвался Алексей, хотя замечание Крутояровой пришлось ему по душе. – Не заговаривай зубы, а лучше выкладывай новости.
      – Алеша, ты детей любишь? – задала менее всего ожидаемый вопрос Нина.
      – В каком смысле? – заинтригованный Алексей почесал затылок, пытаясь сообразить, к чему клонит Нина.
      – В прямом! – Ее любопытный взгляд изучал лицо собеседника, который никак не мог сориентироваться в лабиринте тайн и загадок.
      – Ну, у меня взрослая дочь и как к отцу, по-моему, у нее нет ко мне претензий…
      – Меня интересует твое отношение к маленьким, – перебила его женщина, – к совсем крохотным.
      – Я как-то не задумывался над этим. Подожди, подожди! – У него заметно прояснились глаза. – Я правильно тебя понял?
      – Возможно, – уклончиво ответила Нина, потупив взор.
      – Когда!?
      – Еще не скоро.
      – Я давно мечтал иметь внука. Мальчика! – на глазах оживился собеседник. – Но дочь буквально игнорирует мужчин.
      Он налил «Мартини» в большой фужер.
      – У нас с тобой будет не внук, даже может и не мальчик, – тихо сказала женщина.
      – У нас родится сын! – уверенно произнес Атаман. – Вот за него я и хочу выпить! – и он, не отрываясь, осушил огромный фужер, еще раз подтвердив свою национальность.
      – Твоей самоуверенности можно позавидовать, – сказала Нина, выключая газ. – Горячее класть?
      – Я не хочу есть, не то настроение. – Он подошел к Нине, легко поднял ее на руки и добавил: – И ты не сомневайся, у нас обязательно будет наследник!
      – Отпусти, сумасшедший! – воскликнула Нина. А ее увлажненные глаза молили об обратном, ей так хотелось чтобы Алексей никогда не выпускал ее из рук.
      – Родная ты моя, милая! – Алексей накрыл ее губы длительным и благодарным поцелуем. А когда оторвался, не давая возможности опомниться, унес ее в спальню.
      Они провели чудную ночь, подарив друг другу много счастливых минут. Но слишком быстро двигаются стрелки часов на вершине всепоглощающего счастья, неминуемо приближая миг расставания…
      Алексей любил двух женщин. Даже для самого себя не мог определить, к какой больше привязан, поэтому расставание с одной из них сменялось томительным ожиданием от предстоящей встречи с другой. Теперь другая становилась для него единственной и неповторимой и она незримо присутствовала во всех рисуемых им в воображении картинах. Но ожидание встречи этим утром со Светланой омрачалось вчерашней ссорой и Алексей решил прибегнуть к излюбленному методу. Он припарковал джип на одной из пустынных утренних стоянок и достал из бардачка блокнот и авторучку.
      Время от времени он баловал жену стихами своего сочинения. После мучительной получасовой работы Алексей последний раз пробежал взглядом по своему творению и захлопнул блокнот.
      Купив на базарчике у ранних торговок шикарный букет красных роз, он поехал домой. Когда входил в спальню, разволновался, как школьник перед экзаменом. Но супруги в спальне не оказалось. И только заглянув в гостиную, он обнаружил Светлану, задремавшую в кресле.
      – Вероятно, всю ночь не спала, – виновато подумал он, бесшумно приближаясь к ней. Он крался на цыпочках, чтобы не нарушить неспокойный сон. Положив цветы и листок со стихами ей на колени, он так же бесшумно удалился.
      Он решил посекретничать с дочерью и узнать у той о настроении матери. Но заправленная постель в комнате Ксюши удивила его.
      – Неужели с ментом спуталась? – мелькнула тревожная мысль. По вполне понятным причинам он не особо жаловал сотрудников милиции и не хотел, чтобы его дочь связала свою судьбу с одним из них.
      В конце концов он надумал принять ванну и временно отключиться от свалившихся на его голову проблем. Горячие струи приятно ударяли по всему телу, расслабляя его, и он мог долго лежал, ни о чем не думая, полностью отрешившись от внешнего мира.
      Светлана то и дело вздрагивала. Первая серьезная размолвка с любимым человеком не давала покоя даже во сне. Ей виделся образ женщины, уводящей от нее мужа. Она цеплялась за Алексея, изо всех сил тянула его к себе, но сил не хватало. В конце концов она выпустила его из ослабевших рук и он исчез из поля зрения, а в ушах звенел победоносный смех разлучницы.
      – Верни мне его! – закричала она и проснулась в холодном поту. Света провела беглым взглядом по комнате и, вернувшись к действительности, намеревалась встать, но уколола правую руку. Только теперь она заметила у себя на коленях великолепный букет красных роз и исписанный листок. Она с наслаждением вдохнула аромат цветов и углубилась в чтение послания:
 
Ты обиделась, любовь моя,
И мне печаль доставила.
Ты обиделась, любовь моя,
И мне душу ранила.
Но поверь – исчезнет боль,
Уйдет в небытие.
Смоется с открытой раны соль,
И наступит новое, счастливое сие.
Души моей царица,
Хозяюшка и мастерица!
Как жизнь, дыханье ты мне нужна!
Неповторимая, любимая – моя жена!
Лишь о прощении твоем мечтаю…
К Богу о помощи взываю!
Так пусть же сбудутся все светлые мои мечты
И меня простишь ты!
 
      Алексей не был поэтом, но умел эмоционально выразить в своих стихах чувства и переживания и мог задеть за живое. Рука Светланы медленно опустилась, обмякла и выронила исписанный до боли знакомым почерком листок. Сейчас ей было над чем задуматься.
      Но когда раскрасневшийся после ванны муж появился в комнате, на передвижном столике на колесиках его дожидался горячий завтрак, приготовленный одной из любимых женщин. Высокий и красивый, полный жизненных сил и энергии, с чуть виноватым выражением лица, обладающий присущим только ему шармом, умел он вымолить прощение у близкого человека.

      После побега старшего сына из колонии строгого режима жизнь Ирины Анатольевны протекала относительно спокойно. Материальную помощь от Алексея семья получала существенную и нужды не знала. Незаметно подрастали младшие дети. Правда, иногда допекали родные братья Ирины, спившиеся вконец. Но нужно отдать должное, что сильно не наглели, надолго запомнился урок, который им преподали друзья Атамана.
      И все-таки однажды перебрав сверх нормы, они заявились к сестре и потребовали денег на выпивку.
      – На сегодня вам уже достаточно, – возразила Ирина. – Идите домой, жены наверное заждались.
      – Плевать нам на них, – распоясался, окончательно потеряв контроль над собой, Михаил. Костя, как обычно, стоял в сторонке и виновато опустив голову, исподлобья наблюдал за развитием событий.
      – Так ты дашь на бутылку или нет? – настаивал старший брат.
      – Сказала же уже. Нет!
      – Ну так я сам возьму, – и он, не разуваясь, направился в комнату.
      Сергей, которому к этому времени было уже пятнадцать лет, трусовато убежал в спальню. Он являлся диаметральной противоположностью брату, как по характеру, так и внешне. Маленький и щупленький, сильно смахивающий на своего отца Леонида Николаевича, вредный и завистливый.
      – Где у тебя лежат деньги? – Михаил открыл одну из дверок в мебельной стенке и принялся там копошиться.
      – Уйди отсюда, ирод! – Ирина оттолкнула брата. Михаил нетвердо держался на ногах. Он попятился назад, отчаянно и бесполезно размахивая руками, и упал на спину, сильно ударившись затылком о ножку стола. Разъяренный Михаил взвыл от боли, вскочил и набросился на сестру, избивая ее.
      – Немедленно прекрати, дядя Миша! – раздался еще писклявый, но требовательный голос двенадцатилетней девочки.
      Ты еще, пигалица, будешь мне указывать?! – Мужчина развернулся и занес руку, растопырив пальцы, над головой Любы.
      – Не трожь ребенка! – закричала Ирина.
      – Не волнуйся, мама, – успокоила ее дочь, ни чуть не испугавшись. – Он не посмеет меня тронуть. Иначе! – Она в упор посмотрела на пьяницу и не отвела взгляда от разъяренных, красноватых глаз.
      – Когда Алеша приедет, он ему голову оторвет.
      – Да по вашему уголовнику тюрьма плачет! – буквально закричал Михаил, но ударить не решился и опустил руку.
      – Я передам ему твои пожелания, – с вызовом бросила девочка. Ярость переполняла Михаила, но воспоминания о старшем племяннике удерживали в рамках.
      – Пошли, от греха подальше, – позвал его заглянувший в комнату Константин.
      – Ладно! Потом поговорим! – Старший брат даже был благодарен младшему, что тот вовремя позвал его. Он и так уже перешагнул дозволенные нормы поведения и мог еще больше наломать дров. Так ни с чем и ушли братья. Не успела за ним захлопнуться входная дверь, в комнате появился Сергей.
      – Зря, мама, ты привечаешь этих алкашей, – сказал он.
      – Нет у них никого, кроме меня. Да и больные они, – ответила Ирина Анатольевна. – Может и зря не дала на бутылку. Теперь будут мыкаться в поисках денег, а на улице мороз страшный, как бы не обморозились, – рассуждала сердобольная женщина.
      – А я бы с удовольствием убил их обоих! – с неподдельной злобой высказался сын.
      – То-то ты убежал в спальню, как только дядя Миша начал буянить, – уколола его сестренка.
      – Тебя забыли спросить! – еще больше озлобился подросток. – Договоришься! Мигом сопли по стене размажу! – щупленький Сергей с ненавистью смотрел на девочку.
      Все ровесники были сильнее его и часто обижали за несносный характер. Все обиды вымещал он на сестренке. Но и у сверстников в долгу не оставался, мстил исподтишка. Даже учителям писал анонимки на обидчиков.
      – Ты только и можешь воевать с девчонками, – встала в позу Люба. – Потому что ты трус!
      – Замолчи! Не то… не то…, – зашипел брат, не в силах подобрать нужных слов.
      – Я не боюсь тебя, так и знай! Лучше бы проявил свою лихость тогда, когда обижали маму.
      Сергей подскочил вплотную к сестре и закричал, брызгая слюной и размахивая руками:
      – Если не заткнешься, я тебя придушу ночью!
      – А ну немедленно прекратите! – сказала мать, которая в начале их перепалки была на кухне. – Сережа, ты вообще соображаешь, что говоришь?
      – А чего она пристает? – огрызнулся подросток.
      – Она твоя младшая сестра. Ты должен заступаться за нее, – начала читать нравоучения мать.
      – Ненавижу ее! Да будь моя воля…, – он не договорил, махнул рукой и ушел в другую комнату.
      – Ну зачем ты так с ним, дочка? – спросила мать, оставшись с Любой наедине.
      – Ты слепа, мама, ничего не замечаешь. Он же всех ненавидит, кроме себя. И Алешу тоже не любит, его деньгам завидует.
      – Это уже через край, – отмахнулась мать. – Ничего не через край, – стояла на своем дочь.
      – Он же двуличный и заискивает перед Алешей только из-за подарков, которыми тот балует всех нас. А ты, мама, такая большая, но все еще наивная.
      Ирина прижала голову дочери к груди и грустно сказала:
      – Совсем взрослая ты у меня стала, самостоятельная не по годам. Точь-в-точь, как старшенький…
      Братья Ирины вышли из ее подъезда в глубоком раздумье.
      – Где брать деньги? – спросил Михаил.
      – Может лучше по домам разбежимся, – икая от холода, в легком, не по сезону пальтишке, предложил Константин.
      – Я желаю еще выпить, – упрямо заявил старший брат.
      – Твоя не даст денег?
      – Никак спятил! Когда это она давала?
      – Значит у своей возьму. Зинка не посмеет отказать мужу. – Его уверенность даже вселяла надежду. – Следуй за мной, – и он, покачиваясь, но решительно двинулся за угол девятиэтажки.
      Осенью с торца дома вырыли огромный котлован, домоуправление что-то ремонтировало, но на зиму яму так и не зарыли. Свернув за угол, Михаил поздно заметил котлован и одна нога уже заскользила вниз. Он, падая, пытался за что-нибудь ухватиться, но не смог удержаться руками за обледенелые снежные выступы и скатился в глубокую яму, сильно ударившись коленкой о бетонное перекрытие на дне.
      Поднявшись и подпрыгнув на одной ноге, он попробовал зацепиться за край, но только разодрал до крови окоченевшие без перчаток руки.
      – Костик! – позвал он брата на помощь. Тот боязливо заглянул в яму.
      – Протяни руку, – попросил он его. Младший брат лег на живот, левой рукой взялся за выступающую проволоку, а правую протянул Михаилу. Тот еще раз подпрыгнул и мертвой хваткой уцепился за брата, перебирая ногами по скользкой и отвесной стене.
      – Быстрее, сил не осталось, – поторопил Костик, до боли сжимая левую кисть.
      – Сейчас. – Старший брат уже держался за пальто младшего и голова показалась над поверхностью. Но оторвалась слабо пришитая пуговица и откинулась пола верхней одежды, резко отбросив Михаила обратно. Неожиданного рывка не выдержал и Константин. Они оба полетели на дно котлована.
      При падении старший ударился затылком о ребро бетонного перекрытия и потерял сознание, сверху еще придавил младший.
      – Мишка! Братан! – тормошил Костик обмякшее и непослушное тело брата, но тот не реагировал. Набрав воздуха полные легкие, он закричал:
      – Кто-нибудь! Помогите! – Но местные жители, зная о котловане, с этой стороны дома не ходили.
      Константин еще раз постарался привести в чувство собутыльника, встряхивая его за ворот, но онемевшие и скрюченные пальцы плохо слушались. Вконец выбившись из сил, он опустился на корточки и заплакал, вскоре им овладела полная апатия. Еще через какое-то время дрожь в теле прекратилась, отступил холод и приятная истома разлилась по всему телу. Глаза слипались, ужасно хотелось спать…
      Только на следующий день обнаружили их замерзшие тела. Ирина приняла активное участие в организации похорон братьев, а материальную сторону полностью взяла на себя. На похороны приехали Алексей и Светлана. Произносились только хвалебные речи, зла никто не помнил. Лишь Сергей морщил нос и отворачивался.
      – Не больно-то ты жалуешь своих ближайших родственников, – шепнул Алексей на ухо брату, заметив его открытое пренебрежение к покойным.
      – Не за что мне было их любить, – ответил подросток. – Туда этим сволочам и дорога.
      – Запомни: о покинувших наш грешный мир плохо не отзываются, – сделал Алексей замечание.
      – Нужны они тебе, – так ничего и не понял Сергей. – От них все равно не было толку, одни неприятности.
      Он преданно посмотрел в глаза брату и добавил:
      – Алеш, возьми меня с собой, опостылело все в этом городе. Я буду выполнять любые твои поручения.
      До него доходили отдельные слухи, что брат пользовался немалым авторитетом в преступном мире.
      – Молод ты еще. – Старший брат потрепал его по голове. – Подрастешь, отслужишь в армии, тогда видно будет. А на дядьев зла не держи, от них больше не будет неприятностей.
      После погребения Алексей сходил на могилу отца, положил цветы и даже мысленно попросил у него прощения. С годами некоторые вещи видишь по-другому.
      Невзирая на все невзгоды, которые выпали на долю Ирины Анатольевны, время не сломило ее характер, не озлобило. Она оставалась мягкой и чуткой женщиной, доброй и отзывчивой к людям.
      Но душевная боль точила и точила ее изнутри, с того самого момента, как она потеряла сына, своими руками подкинув его чужим.
      Боль усиливалась от того, что она ни с кем не могла поделиться своим горем, опасаясь осуждения даже самых близких.
      Сергей второй год служил в армии, Люба училась в десятом классе. Однажды Ирина Анатольевна сидела в кресле и вязала шерстяные носки сыну в армию. Горькие слезы застилали глаза, притупляя зрение, но она машинально продолжала работать спицами.
      Звонок в квартиру прервал ее грустные раздумья.
      На пороге стояли сестра Анна Анатольевна и ее муж Станислав Евгеньевич. Как ни странно, но приходу Гладилиных, хозяйка была приятно удивлена.
      – Анютка! – Ирина радостно протянула руки. – Пропащая душа!
      Сестра, не ожидавшая подобного приема, какое-то время нерешительно переминалась с ноги на ногу, но не заметив фальши в настроении Ирины, кинулась в объятия.
      – Что же это я держу гостей на пороге? – засуетилась старшая, оторвавшись от младшей. – Проходите в комнату. Не стесняйся, Стасик. Ничего, что я тебя так называю?
      – Что вы, Ирина Анатольевна. Вы ведь знавали меня еще в студенческие годы и помогали тогда всем, чем могли.
      – Не забыл значит! Вот и ладно. Только помнится, что в ту пору ты не выкал и не называл меня по имени-отчеству. Для меня будет приятно, если ты не станешь изменять старым привычкам.
      – Хорошо, тетка Ирина, – отозвался Гладилин, как в старые, добрые времена.
      Ирина от души рассмеялась и сказала:
      – Вижу, что быстро усваиваешь уроки. Ну, располагайтесь, а я мигом на стол соберу.
      Через четверть часа они уже сидели за столом и, чокнувшись рюмками, выпили за встречу.
      – Если честно, то я думала, что ты нас и на порог не пустишь, – призналась Анна. – Мы даже со Стасом поругались из-за моей прошлой выходки.
      – Кто старое помянет, тому глаз вон. – Ирина не изменяла своим принципам.
      – Спасибо тебе! – растроганно произнесла младшая сестра. Она протерла глаза, ей почему-то казалось, что в такой момент обязательно должны выступить слезы раскаяния. Но глаза оставались сухими.
      – Достаточно уже о грустном, – прервала Ирина покаяние гостей. – Сменим тему.
      – Действительно, Анют, Ирина права, – сказал Стас и обратился уже к хозяйке: – Расскажи лучше о племянниках и племяннице. Они наверное теперь уже все взрослые.
      – Младшая дочка Люба последний год в школе учится, Сережа в армии служит, а старший сын Алексей живет в Саратове. У него дочка всего на год младше Любы.
      – Орел, – отпустил Гладилин комплимент в адрес племянника.
      – Еще какой орел. На нем все благосостояние семьи Казаковых держится, а мы не бедствуем. Правда, ему пришлось пройти через многие лишения, но сейчас вроде бы все наладилось. – Ирина не стала вдаваться в подробности.
      – Если мне не изменяет память, последний раз ты родила двойню, – сказала Анюта без задней мысли. И гости заметили, как моментально лицо хозяйки залилось краской.
      – Изменяет! – ответила она каким-то надорванным голосом.
      Наступила пауза. Резкая перемена в настроении Ирины удивила гостей и они не знали, о чем говорить дальше. Положение спас стук входной двери.
      – Любушка из школы вернулась, – спохватилась старшая сестра, готовая вот-вот расплакаться и с трудом сдерживая подступивший к горлу комок.
      – Здравствуйте! – В комнату вошла девушка, настоящая красавица.
      – Здравствуй, принцесса! – не удержался от похвалы Станислав Евгеньевич. – Несомненно, за тобой как минимум полшколы мальчишек ухлестывает. Редко встретишь, чтобы природа одного человека одарила столькими достоинствами во внешности.
      – Да нет во мне ничего особенного. – Люба скромно прикрыла длинными ресницами огромные голубые глаза, которые прекрасно сочетались с длинными, темными волнистыми волосами, раскинутыми на плечах.
      – Она точная копия нашей бабушки, та даже в старости казалась настоящей красавицей, – вмешалась в беседу Анюта.
      – Да, – согласилась Ирина. – Но странно, что ты ее помнишь, ведь она умерла, когда ты была еще совсем крохотной.
      – Помню, – твердо произнесла гостья. – Да у меня и фотография ее сохранилась.
      – Совсем засмущали девушку, – пристыдил Станислав Евгеньевич женщин. – Она после школы, голодная. А вы тут со своими воспоминаниями о далеких предках.
      – Будешь кушать? – спросила мать.
      – Буду, хоть и нет особого аппетита. Должна же я познакомиться с гостями, отпустившими относительно моей особы немало комплиментов, – и она придвинула стул к столу на свободное место.
      – Анна Анатольевна, – представилась женщина.
      – Твоя родная…
      – Тетя, – перебила ее Люба, подвигая к себе тарелку с горячим блюдом.
      – Догадливая, – улыбнулась Анюта.
      – Сложновато пришлось, – пошутила школьница.
      – Особенно после того как, как вы с мамой чуть ли не час вспоминали свою бабушку.
      – Ну, а я Станислав Евгеньевич, соответственно муж Анны Анатольевны.
      – Очень приятно, – деланно улыбнулась девушка.
      – Нужно отдать должное, что мама частенько вспоминала вас, но я почему-то была уверена, что это плод ее фантазий.
      – Не груби, дочка, – урезонила ее мать.
      Люба пожала плечами и увлеклась едой, изображая, что у нее проснулся внезапный аппетит.
      – Может еще по рюмочке, – предложил Станислав Евгеньевич, чтобы как-то сгладить возникшую неловкость.
      – Не откажусь, – сестры отозвались в один голос, чему даже Люба искренне улыбнулась.
      – Схожу на кухню, – сказала хозяйка, после того, как выпили. – Принесу еще одну бутылочку, – и она покинула гостей.
      Любопытная Анна Анатольевна решила воспользоваться моментом и, повернувшись к племяннице, спросила:
      – Что случилось с твоим братом?
      – А что с ним могло случиться? – не поняла девушка. – Просто он живет в другом городе.
      Она отвечала осторожно, потому что не знала, рассказала мать или нет о том, что Алексей многие годы числится в розыске и о том, что у него теперь другая фамилия.
      – Я имею в виду младшего, – сказала тетя, чем сняла напряжение с собеседницы.
      – Этот в армии, – спокойно ответила Люба. – Через полгода уже вернется.
      – Меня интересует самый младший, с которым ты родилась в один день.
      Гостью уже начинала раздражать, как ей казалось, тупость собеседницы.
      – Но у меня только два брата. – Девушка отодвинула тарелку и в изумлении уставилась на родственницу.
      – О чем вы тут без меня беседуете? – поинтересовалась вошедшая Ирина Анатольевна, ставя на стол бутылку водки.
      Люба перевела непонимающий взгляд на мать:
      – Тетя интересуется братом, с которым я будто бы родилась в один день.
      – Я уже раз дала тебе понять, чтобы ты не затрагивала этой темы, – повысила Ирина голос на сестру.
      – Господи, откуда ты взялась! Ты приносишь мне одни несчастья! – Она без сил опустилась в кресло, стараясь ухватить ртом как можно больше воздуха, которого почему-то стало катастрофически не хватать.
      – Тебе плохо? – Дочь подлетела к матери и взяла ее за руки. – Может, «Скорую» вызвать?
      – Не нужно, сейчас пройдет. – Дыхание у Ирины Анатольевны постепенно восстанавливалось.
      Она выпрямилась в кресле, держась одной рукой за сердце, вторая оставалась у Любы.
      – Пожалуйста, прости! – Младшая сестра подошла к старшей. – Я понятия не имею, какая трагедия произошла с твоим сыном. – В том, что ним приключилось что-то ужасное, она даже не сомневалась. – Но откуда мне было знать, что одно упоминание о нем вызовет у тебя такое негодование. Ирина высвободила у дочери вторую руку и отчаянно замахала ею, говорить она уже не могла.
      – Замолчи немедленно! – подал голос Гладилин. – Неужели не видишь, что ей нехорошо.
      – Молчу, молчу, – тут же отозвалась Анна Анатольевна.
      – Дочка, иди в свою комнату, – тихо попросила мать.
      – Может все-таки вызвать врача? – спросила Люба, обеспокоенная состоянием матери.
      Но после того, как мать покачала головой, нехотя покинула комнату.
      – Садитесь! – обратилась хозяйка к гостям, застывшим в нерешительности посреди комнаты. – Я все расскажу вам.
      – Если тебе тяжело вспоминать это, то не обязательно просвещать нас, – на всякий случай предостерег Станислав Евгеньевич.
      – Если я не покаюсь в содеянном, будет еще хуже. Больше нет сил носить все это в себе.
      Гости тихонько сидели на стульях, приготовившись слушать.
      – Ты помнишь наш последний разговор по междугородке? – Ирина Анатольевна бросила недобрый взгляд на сестру, от которого у Анны пробежали мурашки по спине.
      – Я же уже извинилась, – виноватым голосом произнесла она.
      – Речь сейчас не о тебе. В ту пору муж был в могиле, старшенький под следствием, а я осталась одна с тремя детьми, без копейки денег. К тому же, двое детей грудных. Выйти на работу не имела возможности, а они есть каждый день просят. Сама существовала впроголодь, но это ладно. Вот только грудное молоко начало быстро убывать и я поняла, что не смогу троих вытянуть. Одним словом, подбросила я сына на дачу кому-то из обкомовских работников. – Она закрыла лицо руками и горькие слезы раскаяния моментально смочили их.
      После непродолжительного молчания Анна Анатольевна осторожно спросила:
      – А потом ты не пробовала найти его?
      – Как же, – Ирина отвела руки от лица, на какую-то долю секунды задумалась и тут ее словно прорвало. Она рассказала о своих бесполезных поисках.
      – Тебе не приходило в голову, что от того момента, как ты…, – Гладилин подыскивал нужное слово, еле заметно прищелкивая пальцами. Ему не хотелось произносить слово «подкинула». – Оставила сына на даче, – с честью вышел он из положения. – И до твоего следующего посещения этой дачи, могли смениться хозяева.
      – Боже праведный! – Громко воскликнула Ирина Анатольевна. – Скорее всего так и было. Иначе, куда бы мог деться мой сыночек?!
      Гладилин победоносно улыбнулся, довольный своей подсказкой. Затем, как бы спохватившись, сказал жене:
      – По-моему, нам пора. И так засиделись, а твоей сестре лучше побыть одной.
      – Всегда буду рада видеть вас. Ирина не стремилась удерживать гостей. Она хотела остаться одна для того, чтобы привести свои мысли в порядок.
      – Ты забыл, зачем мы приходили, – возразила мужу Анна Анатольевна.
      – Ей сейчас не до этого, завтра придем.
      – Говорите, чего уж там, – неожиданно помогла сестре Ирина Анатольевна.
      – Мы хотели попросить у тебя денег взаймы, – скороговоркой выпалила младшая.
      – Сколько? – коротко поинтересовалась хозяйка.
      – Видишь ли, дети растут незаметно, а тут кооператив подвернулся…
      – Сколько? – повторила старшая сестра, нетерпеливо перебив собеседницу.
      – Вообще-то нам много нужно. После короткой паузы добавила: – Дай, сколько сможешь.
      – Какой суммы не хватает?
      – Пяти тысяч.
      Ирина Анатольевна, не сказав ни слова, ушла в другую комнату и через несколько минут вынесла пачку пятидесятирублевых купюр, бросив ее на стол.
      – А теперь, оставьте меня, – попросила она гостей.
      – И расписки не нужно? – Вконец изумленная сестра, неуверенно взяла деньги.
      – Не нужно, – отмахнулась Ирина. – Мы же родные сестры…
      После ухода Гладилиных Ирина Анатольевна опустилась в кресло, откинула назад голову, закрыла глаза и задумалась. Но ей не суждено было долго пробыть в одиночестве.
      – Я все слышала, мама! – В комнату вернулась дочь.
      Мать с сожалением разомкнула отяжелевшие веки и внимательно посмотрела на Любу:
      – Осуждаешь?
      – Ты не имела права так поступать с моим братом! – Во взгляде дочери светился явный вызов.
      – Я пыталась его найти, но не смогла, – сказала мать, оправдываясь. – Ты имеешь моральное право меня ненавидеть, и она вновь закрыла глаза.
      Люба демонстративно развернулась и вышла.
      Ирина Анатольевна взялась за наведение справок и вскоре выяснила, что хозяевами дачи, которым она подкинула сына, были Вершковы и что они сразу после этого случая переехали в столицу.
      Ирина, не теряя времени, позвонила сестре в Москву и попросила ее навести справки об этих Вершковых. На этот раз Анна с готовностью откликнулась на просьбу сестры.
      Вот уже неделю Ирина бросала ежеминутные взгляды на телефон, постоянно шагая по комнате. Сидеть она не могла, аппетит пропал, ожидание превратилось в настоящую пытку.
      Дочь, возвращаясь из школы, шмыгала в свою комнату, не удосужившись даже взглянуть на мать. Из своей комнаты она выходила только в случае острой необходимости.
      В этот вечер все было как всегда. Старшая Казакова буквально висела на телефоне, и стоило позвонить кому-нибудь из знакомых, она снимала трубку, не дождавшись конца первого звонка.
      Но как только Ирина Анатольевна убеждалась, что на линии не ее сестра, у нее пропадал всякий интерес к абоненту и она отвечала вялым голосом, намекая, что не расположена к продолжительному разговору.
      Последние два дня знакомые почти перестали звонить. Длительное молчание телефонного аппарата еще больше удручало ее. Она подходила к телефону, снимала трубку, какое-то время слушала длинные гудки и клала ее на место.
      Уже несколько дней Люба исподтишка наблюдала за матерью, подсматривая в щель чуть приоткрытой двери. Она понимала, что Ирина Анатольевна на грани потери рассудка, ей было невыносимо жаль ее. Страшно хотелось подойти, обнять родного человека за плечи, отвлечь и успокоить, но природная гордость не позволяла перешагнуть самой же установленную черту.
      Ирина в очередной раз сняла трубку, чтобы послушать гудки, но их и в помине не было. Она положила и вновь сняла трубку, опасаясь, что АТС отключила телефон, но в этот раз услышала четкий голос телефонистки:
      – Это квартира Казаковых?
      – Да, да! – обрадованно закричала она.
      – Вас Москва вызывает, – известил серый и монотонный голос.
      – Большое спасибо, девушка, – поблагодарила она, но та ее уже не слышала.
      В трубке что-то щелкнуло и заговорила сестра:
      – Алло, Иришка, алло.
      – Да, Анюта!
      – Я все узнала про Вершковых.
      – Рассказывай! – У Ирины учащенно заколотилось сердце, во рту пересохло. Вот сейчас! Сию минуту она узнает о судьбе потерянного сына…
      – В Москве действительно проживали Вершковы, – начала Анна Анатольевна, – которые переехали из нашего города. С ними был сын Саша, которого Инга Сидоровна родила уже в зрелом возрасте, перед самым приездом в столицу.
      – Это мой сын! Мой! – перебила сестру Ирина Анатольевна. – Мне подсказывает материнское сердце.
      – Да пойми же ты, они не усыновляли его, я сама видела документы.
      – Федор Степанович был первым секретарем обкома партии, с его связями не составило бы особого труда сделать любые документы, – уверенно произнесла старшая Казакова. – Но ты сказала, проживали. Они что, уехали из столицы?
      – Инга Сидоровна и Федор Степанович погибли в автомобильной катастрофе, – ошарашила своим сообщением младшая сестра.
      – А мальчик!? Что с моим сыном?! – Ирина Анатольевна еле удерживала телефонную трубку в дрожащих руках. Ноги тоже отказывались повиноваться и она села прямо на пол.
      – Он двенадцатилетним попал в детский дом, но в какой, я пока не знаю.
      – Сестренка, милая, найди мне его! – взмолилась обессиленная женщина.
      – Конечно! – заверила та. – Сделаю все, что в моих силах.
      – Ты помнишь бабушкину серебряную цепочку, которую та передала матери, а она в свою очередь мне?
      – С подковкой? – спросила Анна Анатольевна. – Там еще на обороте было что-то мелко написано.
      – Да. «Моей Анюте, от Прохора». Мама рассказывала, что за бабушкой ухаживал подполковник царской армии, вот он и сделал ей этот подарок.
      – К чему ты вспомнила о цепочке?
      – Я надела ее на шею сыну. Не исключено, что она и по сей день на нем.
      – Заканчивайте. Время истекло, – предупредила добросовестная телефонистка.
      – Ладно, если что-нибудь выясню, я тебе сразу перезвоню, – успела крикнуть Анна перед тем, как линию заполнили короткие гудки.
      Ирина Анатольевна выронила трубку и откинулась на спину.
      – Не лежи на полу, мама, а то простудишься. – Ирина не заметила, что дочь уже давно находится поблизости. – Давай я тебе помогу. – Люба приподняла мать, перехватила ее под руки и посадила в кресло. – Посиди здесь, а я пока чайник поставлю.
      – Не уходи. – Ирина Анатольевна схватила ее за руку. – Побудь со мной. – Девушка присела на подлокотник кресла, прижалась лицом к лицу матери и, удерживая слезы в уже влажных глазах, сказала:
      – Мамочка, родненькая, прости свою непутевую дочь, – и градом брызнули слезы. – Я все видела! Видела, как ты переживаешь!
      – Глупенькая ты у меня. – Мать взяла голову дочери в руки и поцеловала ее в лоб. – Обещай мне, что никому, ничего не расскажешь, пока мы не отыщем твоего братца.
      – Обещаю! – Люба ласковой рукой провела по щеке матери.
      – Даже родным братьям.
      – Обещаю! – уверенно повторила дочь. Невыносимо медленно тянулись дни, недели, а долгожданных вестей все не поступало. Ирина Анатольевна несколько раз созванивалась с сестрой. Казалось, простое дело, а тянулось бесконечно. Люба закончила школу с золотой медалью и подала документы в медицинский институт. И вот наконец-то сестра нашла детский дом, но Александра там уже не было. Он закончил школу и уехал, никому не сказав куда.
      Из бесед в детдоме Анна Анатольевна узнала про серебряную цепочку с подковой, с которой мальчик не расставался ни при каких обстоятельствах. След вновь был потерян. Но теперь у старшей Казаковой были надежные источники и она верила, что удача рано или поздно улыбнется им.
      В институт дочь поступила без усилий. Как медалистка, сдав единственный экзамен на пятерку, она с головой ушла в учебу.
      Осенью вернулся из армии Сергей. Отношения с сестрой у него, как ни странно, установились добрые. Если они и не любили друг друга, то по крайней мере как-то уживались.
      – Поступай на следующий год в мединститут, – предложила Люба. – Врачи всегда на хлеб себе заработают, да и высшее образование лишним не станет.
      – Да ты что! Я экзамены не сдам, – не соглашался брат. – Отдохну малость после службы и к Алексею подамся. За ним, как за каменной стеной, – мечтательно произнес он.
      – Необходимо самому свою жизнь устраивать. Алеша и так помогает, он опора всей семьи.
      – Братан обещал забрать к себе, – стоял на своем Сергей. Каждый строил свои планы на будущее, но судьба распорядилась по-своему…
      Доцент кафедры хирургии, доктор медицинских наук, профессор Абрам Семенович Элькин читал студентам лекцию. Его внимание привлекла голубоглазая красавица. Еще не старый, сорокашестилетний профессор буквально не сводил с девушки глаз. Чтобы оценить фигуру девушки со столь красивым лицом, он попросил студентку показать конспект.
      В проход между рядами вышла холодная, надменная красавица. Ее облегающая одежда во время движения подчеркивала великолепные изгибы тела. Профессору и раньше нравились некоторые студентки, но такой тяги он еще не испытывал и до сего момента умел сдерживать порывы. Казакова же произвела на него неизгладимое впечатление. Он полистал конспект и вернул его Любе.
      – Как ваша фамилия? – строго спросил Абрам Семенович.
      – Казакова, – представилась красавица.
      – Не все успеваем записывать, Казакова.
      Люба была неглупой девушкой и заметила, что понравилась преподавателю, поэтому решила сыграть на этом. Она кокетливо подняла свои прелестные, голубые глаза и мягко ответила, стараясь придать голосу как можно больше нежности:
      – Вы говорите слишком быстро и мои пальцы не успевают за вашими мыслями. – Она вытянула кисти вперед и показала профессору изящные, длинные пальчики, при этом изобразив на лице томную улыбочку. Многоопытный Элькин видел, что юная особа заигрывает с ним не по-настоящему и будь на ее месте любая другая студентка, ему бы не понравилась подобная вольность. Но хитрость Казаковой вызвала у него откровенную и открытую улыбку.
      – Возвращайтесь на свое место, студентка. После лекции еще раз покажете мне конспект.
      Люба сначала старалась и быстро годила пером по бумаге, но вскоре ей это наскучило и в голове мелькнула смелая мысль:
      – Что я дура напрягаюсь? Ничего он мне не сделает. Преподаватель он похоже строгий. А мужик он и есть мужик, а если он еще в силе… Вон как плотоядно ощупывал меня глазами. К тому же – это не зачет, не экзамен, – окончательно убедила она себя, положив ручку и отодвинув тетрадь в сторону.
      – Казакова, вы не забыли, о чем мы договорились? – поинтересовался Абрам Семенович, когда поток студентов уже хлынул к выходу.
      Люба покачивая бедрами больше обычного подошла к профессору, и положив тетрадь на стол, небрежно пододвинула ее к нему.
      Элькин пролистал записи и бросил взгляд на студентку. Неожиданно близко он столкнулся с глубокими, голубыми глазами, чуть прикрытыми длинными ресницами. Они притягивали и манили, но только не излучали тепло, даже наоборот, от них сквозило холодом. Как ни странно, но это лишь усиливало тягу. «Эта молодая особа далеко пойдет», – подумал он про себя и уже сбросив оцепенение, произнес вслух:
      – После занятий, зайдете ко мне в кабинет. Я проведу с вами отдельную беседу, – и он захлопнул конспект.
      В отличие от своих сверстников Люба ни в кого не влюблялась и ни с кем не дружила. Но обладая привлекательной внешностью, испытывала постоянный интерес со стороны сильной половины человечества. От ровесников она просто-напросто отмахивалась, как от назойливых мух. В отношении слишком настырных пускала в ход даже грубость. Один бойкий одноклассник не стерпел ее выходок и влепил пощечину. Она надолго запомнила этот позорный момент в ее жизни. Долго горела щека, но не столько от боли, сколько от нанесенного оскорбления. Она тогда пожаловалась Сергею.
      – Сама разбирайся в своих делах, – грубо ответил ей брат.
      Но приезжавший погостить Алексей отнесся по-иному к жалобе сестры. Он заставил обидчика публично, в окружении его же друзей, на коленях извиниться перед Любой. Затем отвел юношу в сторону и приказал следить за тем, чтоб и другим неповадно было обижать сестру.
      Люба тогда ходила, задрав нос, а мальчишки даже близко боялись к ней приближаться. Старший брат, который сам всего добился, да еще помогал всей семье, был для нее примером и авторитетом. Она мечтала стать сильной и независимой и полагаться только на себя. К более старшим ухажерам она присматривалась, выискивая выгоду, но всякий раз решала не размениваться по мелочам.
      – Профессор – это другое дело, – размышляла Люба. – И не важно, что намного старше, зато из этого можно извлечь конкретную пользу. Казакова понимала, что профессор женат, но не придавала этому факту никакого значения, замуж она пока не спешила.
      – Ну держись, ученый! – мелькнула озорная мысль. – Узнаешь у меня, где раки зимуют!
      В кабинет Элькина Люба вошла бесцеремонной походкой. Поставила дипломат на пол, небрежно отодвинув его ножкой, и села на стул без приглашения, закинув ногу на ногу, выставляя на обозрение умопомрачительные бедра.
      – Вы хотели со мной побеседовать наедине? – с вызовом и каким-то задором поинтересовалась она у хозяина кабинета.
      – Да-да, – машинально ответил преподаватель. Он не мог оторвать глаз от оголившихся ног. Заставлял себя, даже приказывал, но все равно продолжал жадно рассматривать их. Эта молодая женщина буквально сводила его с ума, покалывало в кончиках трясущихся пальцев от желания немедленно дотронуться до нее.
      – Ножки мои понравились? – У Казаковой не было еще опыта общения с мужчинами, но интуитивно она чувствовала, что выбрала правильную линию поведения. Ее напористость и откровенность застали профессора врасплох. И она догадывалась, что в этот момент из него можно веревки вить.
      – Есть на что посмотреть, – сказал Абрам Семенович, стараясь не заострять на этом внимания. Он с большим трудом поднял глаза, но столкнулся с надменной улыбкой. – Да эта девочка меня насквозь видит, – подумал он с ужасом.
      Словно читая его тайные мысли, студентка сказала:
      – Не нужно стесняться и скрывать свои чувства, Абрам Семенович. На занятиях вы преподаватель, а я добросовестная ученица. В другой обстановке мы просто мужчина и женщина. Или кабинет профессора к чему-то обязывает? – она в упор посмотрела на обескураженного мужчину.
      – Нет-нет, – поторопился заверить Элькин. За свою уже немалую жизнь он сталкивался с разными женщинами и не раз попадал в неловкое положение, но умел выпутаться, но на этот раз он ощущал себя несмышленным школьником. Нельзя сказать, что он был избалован женским вниманием, но стоит отдать должное – всегда добивался расположения понравившейся ему женщины. Впервые профессор растерялся и не знал, какую предпринять тактику, чтобы взять инициативу в свои руки.
      – Так и будем в молчанку играть, – спросила Казакова. – Или вы меня для этого и пригласили?
      – Извините, я неправильно рассчитал время. На сегодня у меня уйма дел, – капитулировал преподаватель.
      – А я уж ненароком подумала, что понравилась вам, – сказала Люба, чем еще больше поразила его. Она поднялась, собравшись уйти.
      – Подождите. Откуда в вас столько цинизма и наглости? – спросил Элькин, который понемногу начал приходить в себя.
      – А разглядывать женские ноги в течение нескольких минут вы не считаете наглостью? – вопросом на вопрос ответила девушка. – Думаете, что я не догадываюсь, для чего вы меня пригласили? Спасовали, профессор. Даже самому себе признаться в этом стыдитесь.
      – Ты права, – нашел в себе мужество признаться и перешел на «ты» преподаватель. – Я и сейчас еще нахожусь под впечатлением от твоей внешности, только не могу выбрать линию поведения. Скажи: откуда у молодой девушки такой огромный опыт общения с мужчинами?
      – Да нет у меня никакого опыта. Я мало с кем общалась и абсолютно ни с кем не встречалась, – признанием за признание ответила Люба.
      – Садись, – мягким, но повелительным тоном произнес хозяин кабинета и девушка подчинилась. – Предлагаю тебе дружбу! – Все-таки инициатива перешла к более зрелому собеседнику.
      – Не скрою, мне есть от этого прямая выгода. – От откровенной беседы Люба расслабилась, говорила открыто, но уже без вызова. Ее улыбка уже не казалась такой надменной, продолжая оставаться холодной.
      – Может отметим начало нашей дружбы? – предложил Элькин.
      – Не возражаю. – Люба и сама себе не могла объяснить: почему сразу согласилась. Профессор извлек из холодильника бутылку шампанского и достал из шкафа длинные хрустальные фужеры.
      – Ну, – произнес он тост, – за нерушимую дружбу!
      Они чокнулись и выпили: мужчина крупными глотками и быстро, а девушка мелкими и медленно. Хозяин кабинета предложил сигарету.
      – Спасибо, не курю, – деликатно отказалась Люба. Шампанское вызвало приятное головокружение у непьющей девушки и она охотно согласилась выпить еще.
      Теперь Казакова не казалась недоступной. Чуть засветилась бездонная голубизна глаз, порозовели щеки и стало мягким лицо. Алые, нежные, свежие губы негромко о чем-то щебетали. Но профессор не слушал ее, ему нестерпимо захотелось коснуться этих губ.
      – На брудершафт! – предложил Элькин, не выдержав напряжения и разлив остатки шампанского.
      – Наливай! – махнув рукой, согласилась Люба, заметно пьянея. Она уже разговаривала с преподавателем на «ты», но обращалась к нему по имени и отчеству. Элькин передал девушке фужер и ее легкая ручка переплелась с его рукой.
      Казакова с готовностью подставила губы, и ее неумелый поцелуй лишь еще больше распалил Элькина. Но дальше поцелуев Абрам Семенович не пошел, не желая спугнуть девушку. В этот вечер Абрам Семенович отвез Любу домой на черной служебной «Волге».
      Постепенно между ними завязались отношения, явную выгоду от которых Казакова почувствовала сразу. Элькин не только по своему предмету делал ей поблажки, но и договаривался с другими преподавателями, так что многое, что было непозволительно для других студентов, ей легко сходило с рук. Их физическая близость так и ограничивалась поцелуями. Профессор не торопил события.
      Любу же такая дружба вполне устраивала и она умело удерживала его на безопасном расстоянии. Она почувствовала силу магии своей внешности и решила, что раз природа наградила ее красотой, то она имеет право пользоваться ею в своих целях. Незаметно пролетели несколько беззаботных студенческих месяцев. Но все же наступило время, когда и Любе пришлось испытать первую любовь и на собственном опыте убедиться в ее притягательной силе.
      Однажды Абрам Семенович спросил, ела ли она когда-нибудь шашлык зимой, на природе и знает ли она, каким он бывает вкусным в морозные дни?
      – Насколько я поняла, ты приглашаешь меня на шашлыки? – догадалась девушка.
      – Верно, в зимний лес.
      – Мы будем одни?
      – Нас отвезет мой новый водитель, а через несколько часов заберет.
      – Как интересно, – обрадовалась Люба, ударяя в ладоши. – А мы там не замерзнем?
      – Одевайся потеплее, – предупредил Элькин. – В воскресенье, в десять часов утра я за тобой заеду.
      В выходной девушка проснулась рано, от завтрака отказалась, торопливо собираясь и то и дело выглядывая в окно.
      – Куда собралась? – поинтересовалась Ирина Анатольевна.
      – На природу, мама.
      – Так поешь, – настаивала мать.
      – Да не останусь я голодной, – отмахнулась Люба. – Мы шашлыки будем делать.
      – Может и меня с собой возьмете? – Из спальни показался Сергей с заспанным лицом. – А то дома такая скука.
      – Ты будешь третий лишний, – без всякой злости ответила сестра. – Лучше бы на работу устроился, сидишь на шее у матери.
      – Нет, у меня особого желания пахать за копейки. Нашли дурака! Ты, между прочим, в семью доход не приносишь, – попрекнул брат сестру.
      – Я учусь на врача, а ты уже сколько месяцев прошло, как из армии вернулся, все баклуши бьешь.
      – Не твоего ума дело. Я Алексея жду, он заберет меня с собой.
      Такие перепалки у них происходили почти каждый день, но ничем не заканчивались. Обычно спор прерывала мать. Так было и в этот раз.
      – Началось с утра пораньше, – вмешалась в разговор Ирина Анатольевна. – Замолчите оба. – Ты немедленно отправляйся в ванну, – обратилась она к Сергею. – А ты, – Ирина Анатольевна внимательно посмотрела на дочь, – объясни матери: что означают слова «третий лишний».
      – Ты правильно догадалась, мама.
      – Продолжаешь встречаться с этим престарелым профессором? – Во взгляде Ирины Анатольевны застыл молчаливый упрек.
      – Пожалуйста, не начинай все сначала. Во-первых, он младше тебя и совсем еще не старый…
      – Для меня не старый, – перебила мать. – А тебе в отцы годится.
      – Ой, мама! Ты же сама знаешь, что у меня с Абрамом Семеновичем все несерьезно. Мы просто дружим.
      – Я требую, чтобы ты перестала с ним встречаться.
      – Да пойми наконец, что мне это выгодно. Я уже взрослый человек и сама вольна решать, как поступать.
      – Господи, направь мою дочь на путь истинный! – Ирина Анатольевна опустилась на стул, вытирая выступившие слезы передником.
      В это время с улицы раздался автомобильный сигнал. Люба выглянула в окно, увидела черную «Волгу» и сразу засуетилась.
      – Да не переживай, мам. – Она на прощание расцеловала ее в обе щеки. – Так надо. Все это временная необходимость.
      – Так вы меня подождете? – Из ванной показалось улыбающееся лицо брата, голос которого настиг Любу уже на выходе.
      – Перебьешься! – бросила девушка, не оборачиваясь, и хлопнула дверью.
      Перед Любой услужливо распахнулась дверца машины и она устроилась на заднем сиденье.
      – А где Абрам Семенович? – поинтересовалась девушка. Она столкнулась с взглядом нового водителя профессора и между ними словно пробежала неуловимая искорка.
      – Он просил сначала забрать вас. – Умные, светло-серые глаза с любопытством изучали тайную любовь шефа. Люба в свою очередь тоже с интересом изучала парня: лихо сбитая на затылок шапка, из-под которой упрямо торчал жгуче-черный, волнистый чуб, высокий лоб, чуть приплюснутый, но неширокий, прямой нос. Сильные руки покоились на руле.
      – Как вас зовут? – Водитель Любе явно понравился.
      – Вообще-то – Игорь. Но друзья называют Гариком.
      – Это из-за того, что вы похожи на кавказца? – предположила девушка.
      – Я метис. Мама у меня русская, а папа был осетин.
      – Почему был? Он вас бросил? – Казакова проявляла любопытство. Но ей почему-то захотелось побольше узнать про нового знакомого.
      – Он погиб, когда мне еще года не исполнилось. – У Гарика был приятный мужской баритон. – Мама рассказывала, как это случилось, но я не люблю вспоминать.
      – Извини, – они оба не заметили, как перешли на «ты». – Кстати меня Любой зовут, – и она одарила его теплой улыбкой, в которой не было и намека на фальшь. Кто был хорошо знаком с девушкой, удивился бы произошедшим в ней переменам.
      – Я знаю. – Заметив чуть расширившиеся от удивления глаза прекрасной попутчицы, водитель пояснил: – Мне Абрам Семенович сказал. – Он посмотрел на часы и спохватился. – Шеф мне голову оторвет.
      – Так почему же мы до сих пор стоим!? – Звонкий девичий смех заполнил салон автомобиля. – Поехали.
      Элькин поставил на переднее сиденье огромную хозяйственную сумку, а сам расположился сзади, рядом с девушкой.
      – Где тебя черти носили? – задал он вопрос шоферу, потирая замерзшие руки.
      – Да я… – начал было оправдываться Игорь.
      – Это я во всем виновата, – перебила его Люба. – Замок на сапоге разошелся и я его попросила вернуться, чтобы поменять сапоги. – Она заметила в зеркале заднего вида благодарный взгляд водителя и незаметно подмигнула ему.
      – А я все приготовил, – резко сменил тему профессор. – Свинина замочена в трехлитровой банке, свежие помидорчики удалось раздобыть, – похвалился он.
      – И все? – деланно надула губки Люба.
      – Ну водочка соответственно. «Посольская»!
      – Другое дело, – повеселела девушка, хотя к спиртному была равнодушна.
      – В Дубовую рощу? – поинтересовался водитель.
      – Да. И побыстрее, если можно. – Элькин блаженно откинулся на спинку сиденья. Минут через сорок быстрой езды машина свернула на узкую, боковую дорожку и высокие дубы накрыли ее своей тенью. Денек выдался морозным и солнечным. На развилке они не свернули в сторону реки, а проехали прямо и вскоре вынырнули на живописную опушку. Невдалеке находился летний санаторий и в теплое время года в лесу и на берегу реки всегда было много народу, но в мороз здесь не встретишь ни единой живой души.
      – Благодать-то какая! – радовался профессор, жмурясь от яркого солнечного света. – Тишина и покой, а в городе он нам лишь снится, – перефразировал на свой лад он строку известного поэта.
      – Да уж, романтика, – поеживаясь от холода, без всякого оптимизма, откликнулась девушка.
      – Не дрожи, скоро согреешься, – обнадежил ее Абрам Семенович. И повернувшись к водителю, спросил: – Гарик, ты поможешь нам собрать хворост?
      – Можете не сомневаться. – Ему и самому не очень-то хотелось покидать их. Особенно Любу, которая притягивала его, словно металл к магниту, время от времени, бросая в его сторону заговорщические взгляды. Так случилось, что собирая сухие ветки, Люба и Игорь углубились далеко в лес, потеряв из виду Элькина. У девушки закоченели кончики пальцев и она, бросив ветки, сняла пуховые варежки и потерла руку об руку.
      – Замерзли? – Парень подошел к Любе, взял ее руки в свои широкие ладони, поднес их ко рту и подышал на них. – Так теплее?
      – Хорошо и надежно, – блаженно произнесла она, приятно ощущая силу мужских рук.
      Игорь еще раз поднес ее руки ко рту и нежно прикоснулся губами к пальчикам. Волна желания пробежала по всему телу девушки. Такого она еще не испытывала. Все нутро, вопреки здравому смыслу, тянулось к этому парню. Она зажмурилась в надежде, что он ее поцелует, но он сунул ее руки в варежки, собрал ее и свой хворост и молча двинулся в сторону опушки.
      – Тебе неприятно наедине со мной? – спросила Люба дрогнувшим голосом. Больше всего она боялась услышать «да».
      – Совсем наоборот, – полуобернувшись, ответил парень, – но как раз этого я и опасаюсь.
      – Подожди, глупенький. – Девушка поспешила за ним. Он все сильнее и сильнее притягивал ее к себе. – Мне тоже очень хорошо с тобой. Ты даже не представляешь, как хорошо! – последнюю фразу она выкрикнула слишком громко.
      – Тише, – испугался Игорь, оглядываясь по сторонам. – Абрам Семенович услышит.
      – А мне плевать! Слышишь, плевать! – Она, с разбега, повисла у него на шее и подставила губы для поцелуя. Хворост разлетелся в разные стороны, парень крепко обнял Любу и, удерживая ее тело на весу, жадно поцеловал.
      – Гарик, Люба, куда же вы запропастились? – долетел до них взволнованный голос Элькина.
      – Я ему сейчас все расскажу, – заявила девушка, преданно посмотрев на спутника. – Пусть знает правду!
      – Не вздумай! – ужаснулся Игорь. – Он меня сразу уволит. К тому же лопнет, как мыльный пузырь, надежда поступить на будущий год в институт. Я уже до армии раз завалил экзамены.
      – Буду молчать только при одном условии, – и она кокетливо посмотрела на парня.
      – При каком? – торопливо поинтересовался он.
      – По возвращении в город, после того, как завезешь Абрама Семеновича домой, вернешься за мной.
      – Принято, – облегченно вздохнул Игорь.
      – Чем вы тут занимаетесь? – Профессор появился неожиданно, словно из-под земли вырос и представившаяся его взору картина, ему явно не пришлась по душе. Он с негодованием буравил взглядом своего водителя.
      – Да вот, – выручила Люба, – ногу подвернула, а Гарик помогает мне передвигаться. Элькин бросил подозрительный взгляд на ногу девушки, но она так правдоподобно имитировала вывих, что он поверил.
      – Собери хворост, – сказал Абрам Семенович парню, уже успокоившись. – Я сам помогу ей добраться до опушки, – и он перехватил девушку за талию, закинув ее руку к себе на плечи.
      Когда профессор с Любой подошли, Игорь уже разжег костер, принес из машины и расстелил вблизи огня одеяло.
      – Посадите ее здесь, – посоветовал он Элькину. – Тут ей будет тепло и удобно, – и посмотрел на девушку. Она быстро подмигнула ему и еле заметно улыбнулась, только самыми краешками прекрасных губ.
      – Ты отдыхай, а я займусь шашлыками, – сказал Абрам Семенович, устало опустив Любу на одеяло.
      – Извини, но сегодня, наверное, с шашлыками ничего не получится. Все настроение улетучилось. Какая же я неосторожная! – пожурила сама себя девушка.
      – Может быть мы останемся хоть ненадолго? – просительно задал вопрос Элькин.
      – Я бы с удовольствием, но нога ужасно ломит.
      – Ты случайно не сломала ее? Снимай сапог, я посмотрю, – забеспокоился Абрам Семенович.
      Люба сообразила, что зашла слишком далеко в своем притворстве, но отступать уже было поздно. Она расстегнула замок, сняла сапог, сморщившись от мнимой боли и протянула элегантную ножку доценту. Тот повертел ее пальцы, ступню, нажал в нескольких местах, спрашивая, где именно она чувствует боль, и наконец резко дернул. Девушка, с небольшим опозданием, но закричала.
      – Что, сильно болит? – поинтересовался с иронией в голосе доктор. Обмануть профессора-хирурга было не так-то просто.
      – Уже полегче, – обиженно поджала губы девушка.
      – До машины дойдешь сама? – Абрам Семенович с трудом сдерживал недовольство, но не намеревался выяснять отношения с девушкой в присутствии своего водителя.
      – Дойду! – Люба ловко вскочила на ноги и, как ни в чем не бывало, направилась к автомобилю.
      – Сначала завезем ее, – в приказном порядке сказал Элькин Игорю.
      Но Люба особенно не расстроилась, уверенная, что Игорь скоро вернется за ней. Вылезая из машины, она даже позволила себе уколоть профессора, пожелав ему приятно провести выходной день в кругу семьи, но преподаватель молча проглотил пилюлю. Девушка не пошла домой, а села перед подъездом на лавочке, решив подышать зимним, морозным воздухом.
      Настроение ее ничуть не ухудшилось, даже наоборот, поднялось в предвкушении предстоящей встречи с понравившимся молодым человеком. О последствиях она и думать не хотела. Прошло полчаса, сорок минут, час, а Игоря все не было. Люба уже изрядно промерзла и сидела с поднятым воротником, скрестив руки и подогнув ноги.
      – Неужели не приедет? – мелькнула предательская мысль. – Не исключено. Давно должен был обернуться. Не может он со мной поступить подобным образом, не может! – ее охватило отчаяние. – Он же буквально поедал меня глазами. – Но просидев еще пятнадцать минут и потеряв всякую надежду, стуча зубами от холода, девушка поднялась и удрученно поплелась к подъезду.
      – Что, облом вышел? – съехидничал брат, заметив недовольную и рано вернувшуюся сестру.
      – Шел бы ты! – процедила она сквозь зубы, угрожающе скривив посиневшие губы. Раскатистый и громогласный хохот Сергея был ей ответом.
      – Не приставай к сестре, – как всегда своевременно вмешалась Ирина Анатольевна, разогнав детей по разным комнатам…
      В понедельник Элькин вызвал к себе в кабинет студентку Казакову и устроил ей наедине настоящий разгон.
      – Нас не связывают никакие обязательства, – встала в позу Люба. Ей было невдомек, что этот немолодой мужчина безумно ее любит, но не позволяет по отношению к ней вольности, а лишь рассчитывает на взаимность.
      – Я не имею в виду наши отношения, но ненавижу, когда из меня делают идиота, – преподаватель чуть ли не кричал. – Я давно вышел из детского возраста и в эти игры уже не играю.
      – Вот и прекрасно! Все встает на свои места! – разбушевалась девушка. – Одна малюсенькая просьба: больше не суй свой нос в мои дела! – и она направилась к выходу из кабинета.
      – Только знай, Гарика я уволю! – крикнул мужчина ей вдогонку.
      Люба остановилась и, полуобернувшись, сказала с ехидной улыбкой на лице:
      – И правильно сделаешь. Лично меня это мало интересует.
      – Подожди! – Профессор явно не ожидал такой реакции. В который раз эта девушка поставила его в безвыходное положение. Ее логика шокировала его и он категорически отказывался что-либо понимать. – Давай побеседуем как цивилизованные люди, без эмоций.
      – Была бы нужда, – и она громко хлопнула дверью. Если бы Люба стала просить Элькина не увольнять водителя, заступаться за него, говорить, что она во всем виновата, он скорее всего уволил бы Игоря сразу. Но своим безразличием Казакова озадачила профессора, и он совершенно не знал, как ему поступить.
      После занятий Абрам Семенович поймал Любу в коридоре института и попытался извиниться, хотя и сам не понимал, в чем именно он провинился. Но Люба наотрез отказалась его выслушивать.
      – Если вы, Абрам Семенович, от меня не отстанете, – перешла она на официальный тон, – я закричу и скажу всем, что вы ко мне пристаете. Подумайте, как будете выглядеть перед коллегами-преподавателями, – остудила она пылкого ухажера и, грациозно покачивая бедрами, направилась по коридору. У Казаковой на душе кошки скребли, ее гордость не позволяла простить Гарику нанесенного ей, как считала она, оскорбления.
      – Привет! – вывел девушку из задумчивости приятный мужской баритон. Она вскинула вверх глаза и увидела перед собой улыбающегося Игоря с букетом алых роз. Видимо, он давно ждал ее у подъезда.
      – Привет! – обрадовалась было девушка, но тут же взяла себя в руки. Она презрительно посмотрела на парня и грубо спросила: – С какой радости здесь ошиваешься?
      – Тебя жду, – скромно ответил молодой человек.
      – Удивляюсь твоей наглости! Я тоже тебя вчера ждала, но к великому счастью, не дождалась.
      – Меня Абрам Семенович задержал. – Он неуклюже сунул ей розы. – Он обо всем догадался и меня скорее всего уволит. Но я не жалею, потому что встретил…
      – Меня не интересует, кого ты Там встретил, – перебила его Люба. Она отстранила его от двери в подъезд, демонстративно бросила к его ногам цветы и скрылась.
      – Зачем ты так? Я же люблю тебя! – услышала она вслед, но не вернулась и даже не обернулась, делая вид, что ее это не волнует. Дома Люба буквально нигде не находила себе места. В ушах звенело: «Я люблю тебя». Она корила себя за гордость, метаясь по комнате.
      – Что случилось, ты сама на себя не похожа, – поинтересовалась мать.
      – Оставьте меня в покое! Прошу, оставьте! – кричала она.
      – Да не трогай ты эту истеричку, мама. Она и сама не знает, что ей надо, – вмешался Сергей, за что и схлопотал от сестры увесистую оплеуху.
      – Совсем чокнулась, дура! Сейчас как врежу, – и он замахнулся на сестру кулаком, уверенный в своей силе и правоте. Люба со злости схватила подвернувшиеся под руку ножницы и воинственно выставила их перед собой.
      – Только попробуй тронь! Враз кишки выпущу! – Ее глаза загорелись недобрым огнем, как у человека, готового на любые крайности.
      – Да ну тебя. – Сергей струсил. – Ненормальная, – уже без всякой агрессии произнес он и ушел в другую комнату.
      Девушка взглянула на Ирину Анатольевну и заметила, как та украдкой смахивает слезы.
      – Прости, мама, прости! – Она опустилась на пол и уткнулась лицом в колени матери. – Я, кажется, влюбилась в одного парня, – и громкое рыдание, которое она до сих пор сдерживала, прорвалось наружу.
      – Что ж ты ревешь, глупенькая? – Ирина Анатольевна провела ласковой рукой по волосам дочери.
      – Любовь – это прекрасное и естественное чувство и рано или поздно она приходит ко всем.
      – Но я только что прогнала его! Сама прогнала!
      – А он тебя любит? – мягко спросила мать.
      – Сказал, что любит.
      – Тогда все наладится, – успокоила дочь Ирина Анатольевна. – Дуреха ты еще у меня и слишком гордая, как старший брат.
      – Ты думаешь он простит меня? – В глазах Любы светилось столько надежды, что мать невольно улыбнулась ее наивности.
      – Сама рассуди: куда ему деваться. Да не родился еще такой человек, который смог бы устоять перед красотой. – Слова матери умиротворяюще действовали на девушку и та успокоилась. – Только ты сама не кидайся ему на шею, дождись, когда он сам подойдет к тебе, – советовала мать.
      – Ой, смогу ли я?
      – Постарайся. Нельзя позволять мужику садиться себе на шею.
      – Мам, расскажи, как у вас с отцом было. Я ведь только и знаю, что родилась в день его смерти. – Она перебралась на диван и приготовилась внимательно слушать исповедь, но мать разочаровала ее.
      – Большего тебе знать и не положено, – сухо ответила Ирина Анатольевна.
      – Ну пожалуйста, мам. Вы с Алексеем словно сговорились, тот молчит, как рыба и ты тоже.
      – По-всякому у нас с отцом было. – Глаза матери стали грустными. – Добрый он был, но водка сгубила его.
      – А как он погиб?
      – В следующий раз расскажу. Пора ужин разогревать. – Ирина Анатольевна поднялась и поспешно удалилась на кухню.
      Этой ночью Любе снился Игорь. Он убегал, а она догоняла. Когда казалось, что она уже настигла его, он бесследно куда-то исчезал и вновь все повторялось, пока девушка не проснулась в холодном поту. До утра она уже так и не смогла больше уснуть. И в следующую ночь все повторилось.
      На занятиях Люба не могла сосредоточиться, мешал образ Игоря. Она не слушала лекции, а сидела, уставившись в одну точку, с задумчивым видом, то сосредоточенная и хмурая, то с радостной улыбкой на устах. Соседки пробовали одергивать ее, вернуть к действительности, но она награждала их таким взглядом, что уже больше никто не решался нарушить мир ее иллюзий. Любе очень хотелось найти Игоря и поговорить с ним, но она решила последовать совету матери.
      – Ты пойдешь в субботу на дискотеку? – спросила как-то ее одна из девушек.
      – Какую еще дискотеку? – не сразу поняла Казакова.
      – Студенческую, у нас в институте, – пояснила собеседница.
      – Нет, – коротко ответила Люба.
      – Зря! Весело будет! А если бы ты видела нового диск-жокея! Он такой лапушка! – подруга щебетала, не переставая. – Ты наверняка видела его, он водитель Элькина. – Девушка не догадывалась, что ее последняя фраза, словно молния, пронзила слух Казаковой.
      – Это такой высокий, темноволосый, со светлыми глазами? – поинтересовалась Люба, стараясь придать своему голосу, как можно больше безразличия.
      – Скажи, что он прелесть!? Только не обращает на меня внимания. Я приглашала его на белый танец, все уши ему прожужжала, а он как будто оглох, о своем думает. Но ничего, на этот раз я его расшевелю, чего бы мне это ни стоило.
      – Не нахожу в нем ничего особенного. А дискотека только по субботам?
      – Два раза в неделю: в среду и в субботу. В среду я с ним и познакомилась.
      Все, что Любе было нужно, она узнала и теперь погрузилась в размышления, никак не реагируя на воркование подруги…
      Казакова пристроилась в самом углу танцевального зала, опершись спиной о стену. На многочисленные приглашения студентов отвечала отказом. Она наблюдала за Игорем, который и не подозревал о ее присутствии. Он умело заводил зал, коротко рассказав о какой-нибудь группе и включив запись, сам танцевал, как заведенный.
      Но лицо его оставалось мрачным, даже мимолетная улыбка не касалась его губ. После очередного быстрого танца ведущий взял в руки микрофон и попросил полной тишины в помещении. Вскоре шум стих.
      – Объявляется белый танец! – произнес он своим бархатным баритоном под всеобщее ликование молодежи в зале.
      Зазвучал вальс. Первые девушки, отважившееся пригласить кавалеров, уже кружились посреди зала.
      Взгляд Любы выхватил из толпы подружку, которая пригласила ее на дискотеку, и проследил за ней. Она уверенно подошла к ведущему и пригласила его. Тот не очень-то хотел сейчас танцевать, но отказывать дамам не принято. Они вместе с остальными закружились по залу.
      Со стороны было видно, что во время танца взгляд Игоря оставался отрешенным. Но вот его глаза машинально скользнули по лицу Любы и мгновенно ожили. Теперь казалось, что они видели желанный объект даже тогда, когда сам обладатель серых глаз находился спиной к Казаковой. Та заметила перемену и справедливо отнесла это на свой счет. Люба некоторое время делала вид, что не замечает пристального к ней внимания, а затем вообще отвернулась и направилась к выходу.
      – Ты меня, пожалуйста, извини, – сказал Игорь партнерше. – Но мне просто очень необходимо отлучиться, – и отстранив обескураженную девушку, он бросился вслед за Казаковой.
      В коридоре Любы уже не было. Выскочив на улицу, он увидел пустынную аллею, ведущую к выходу с территории института. Вконец разочарованный Игорь, с опущенной головой, поднимался по лестнице, когда его окликнул знакомый голос:
      – Гарик, ты почему такой невеселый? Он поднял голову и увидел прямо перед собой Любу.
      – Любушка! – только и смог произнести он. Но потом все же добавил: – Если б ты только знала, как я рад тебя видеть!
      И сразу губы девушки расплылись в улыбке, теплой и трогательной.
      – Белый танец уже наверное закончился, – напомнила она парню о его диск-жокейских обязанностях на сегодняшний вечер.
      – Плевать! – повторил он, когда-то сказанное Казаковой слово. – Я больше не собираюсь упускать свое счастье. – И столько в его словах было искренности и откровенности, что ему нельзя было не поверить. Он прижал девушку к себе, и она почувствовала его дыхание на своих губах.
      – Не сейчас, – из последних сил попыталась она воспротивиться, оставаясь, однако, в его объятиях.
      – Именно сейчас. Сию же минуту, даже секунду, – прошептали его жадные губы, прежде чем закрыли рот любимой поцелуем.
      – Милый мой! Как я измучилась без тебя, – страстно шептала Люба, всем телом прижимаясь к нему. У нее опять кружилась голова и ей хотелось раствориться в нем полностью.
      – Так вот значит куда необходимо тебе было отлучиться! – услышали они грозный голос партнерши Игоря. – А я-то дура вторую подряд дискотеку вокруг него увиваюсь.
      – Я не давал тебе и малейшего повода, – оправдывался Игорь, не желающий скандала. Любу он продолжал удерживать в своих объятиях.
      – Не давал повода! – с какой-то горечью отозвалась собеседница. Затем посмотрела на Казакову: – И ты тоже хороша! Овечкой прикинулась, а сама готова всех мужиков собрать вокруг себя: от студента до профессора и его личного водителя. Ненавижу тебя! Ненавижу!
      Люба отстранила от себя Игоря и спокойно, но жестко сказала:
      – Я не трогаю тебя только потому, что ты сейчас сама не соображаешь, что несешь. Твоими поступками управляет ревность, а она еще никому не была добрым советчиком. Ею движет не разум, а чувства, – Казакова всегда могла постоять за себя, если это было необходимо. Но в этом забеге она уже пришла первой и ощущала себя полноправной победительницей. А подругу, которая безнадежно отстала, ей было немного жаль.
      Девушка еще раз окинула обоих обиженным взглядом и обратилась к парню:
      – Люба красивая и умная, но ненадежная. Она никогда, никого не любила. И с тобой она поиграет, а затем выкинет, как ненужную, старую игрушку. – Она отвернулась и с гордо поднятой головой, удалилась. Но постепенно стихающий стук каблуков еще долго стоял в ушах задумчивой пары.
      – Ну вот, все настроение испортила, – первой заговорила Люба.
      – Ее можно понять, – с какой-то грустью ответил парень.
      – Надеюсь, ты не поверил тому, что она здесь про меня наплела?
      – Я личный водитель Абрама Семеновича и сразу заметил, что он влюблен в тебя, но я также знаю, что ты к нему относишься, как к старому другу. А на счет того, что за тобой толпами увиваются поклонники среди ровесников – не твоя вина, тут природа-матушка постаралась.
      – Спасибо! – Девушка доверчиво прижалась к Игорю, положив ему на плечо голову.
      – За что? – Удивился Игорь.
      – За то, что ты все понимаешь. И еще я хочу, чтобы ты знал: до тебя я никого по-настоящему не любила, ты у меня первый.
      В этот вечер они уже не вернулись на дискотеку. Игорь проводил Любу домой и они долго стояли в ее подъезде, между этажами. Целовались и молчали, молчали и целовались. Слова для любящих сердец не имеют большого значения. Расстались влюбленные только под утро и Люба так и не смогла заснуть, но на сей раз ее переполняли совсем другие чувства…
      Влюбленные встречались почти каждый вечер и до позднего времени простаивали в подъезде Казаковой. Они долго прощались и с трудом расставались. Легко и радостно спешили на очередное свидание и бросались в объятия друг к другу так, будто не виделись многие годы.
      – Через два дня у меня день рождения, – сказал Игорь однажды. – Мне бы очень хотелось отметить его с тобой вдвоем.
      – Я бы с удовольствием, – откликнулась девушка. – Но где? У нас невозможно. С мамой я бы еще могла договориться, она у меня все понимает. Но у меня такой противный брательник, носа из дома не кажет. Работать не желает, учиться тоже не способен, ждет, когда ему манна небесная в руки упадет. В нем и есть основная загвоздка.
      – На что же он рассчитывает?
      – Да Алеша, мой старший брат, обещал его забрать с собой. Но, по-моему, этот рохля будет ему только мешать.
      – Ты не любишь Сергея?
      – У нас с ним договор о ненападении, хотя частенько грыземся между собой, но по большому счету не вмешиваемся в дела друг друга.
      – Ясно. Только у меня есть другое предложение, вот только не знаю, согласишься ли ты с ним, – и он с надеждой посмотрел на девушку.
      – Если оно разумное, то естественно соглашусь. Ну, не тяни резину.
      – Я договорился с другом, с которым живу в одной комнате в общежитии и он согласился предоставить комнату в мое полное распоряжение.
      – Но из общаги в одиннадцать часов вечера всех посторонних выпроваживают, а это еще детское время. – Любе явно не понравилось подобное предложение.
      – Это в том случае, если ты отмечаешься на вахте, а мы тебя отмечать не станем. Улавливаешь мою мысль?
      – Никак шапку невидимку изобрел? – Почему-то развеселилась Люба.
      – Гораздо проще. Ты проникнешь ко мне в комнату через окно.
      – На третьем этаже? Гарик, милый, я же не Карлсон и летать не умею. – Их разговор все больше и больше забавлял Любу. Авантюризм был присущ ее натуре, но в сказки она не верила.
      – Я свяжу несколько простыней вместе и спущу их в окно. – Девушка перестала смеяться и на какое-то время задумалась.
      – А что!? На мой взгляд, неплохая идея. Романтично, как в кино. – Теперь она всерьез загорелась. – Только нужно это делать, когда стемнеет.
      – Не обязательно, – возразил собеседник. – Два высоких тополя, напротив моего окна, скроют тебя от посторонних глаз.
      – Договорились! – Любе самой не терпелось провести ночь с возлюбленным. С этого момента она начала с нетерпением ждать желанного свидания…
      Люба подошла к общежитию с заднего хода. В одной руке она держала полиэтиленовый пакет, из которого выглядывали полевые цветы. Она наклонилась, подняла маленький камешек и, выпрямившись, бросила его в нужное окно. Но бросок не получился и камешек угодил в стекло окна этажом ниже. В окно высунулась любопытная голова сокурсника.
      – Люба? – удивился он. – Мне спуститься?
      – Нет. Поднимись этажом выше и предупреди Гарика, что я уже здесь. – Казакова не заметила, как из-за плеча парня выглянула Лариса, та самая девушка, с которой Люба поссорилась из-за Игоря.
      – Подожди, я мигом, – и голова сокурсника исчезла из полуоткрытого окна. Минуты через три из своего окна высунулся Игорь, он кивнул Любе и осмотрелся по сторонам. Не заметив ничего подозрительного, молча спустил приготовленный заранее канат из простыней. Люба ловко ухватилась за канат и, подтягиваясь на руках, помогая при этом ногами, быстро забралась в комнату именинника.
      – Ты молодец! – похвалил ее парень, втягивая самодельную дорожку в окно.
      – Ура! Я сделала это! – Люба кинулась к нему в объятия.
      – Посмотри, что я приготовил, – указал Игорь рукой за спину девушки. Она обернулась и увидела сервированный стол.
      – Для общаги – это даже слишком шикарно, – сдержанно отметила она старания Игоря, вынимая из пакета полевые цветы. – Тебе, – протянула она букет. – Сама нарвала, – не сдержалась и похвалилась.
      – Я сейчас поставлю их в воду, – засуетился именинник.
      – Не торопись. Это не все. – Люба извлекла из пакета красивую импортную рубашку и развернула ее. – Примерь, хочу посмотреть, как она будет сидеть на тебе.
      Игорь снял спортивную майку, обнажив мускулистый торс.
      – Ты раньше занимался спортом? – невольно залюбовалась его телом девушка.
      – Разными видами спорта, – признался Игорь, застегивая пуговицы на рубашке. – Впору.
      – Видишь, какой у меня глаз наметанный, – улыбнулась Люба.
      – Ты вообще у меня прелесть. Снимай куртку. Что-то ты слишком легко оделась.
      – Весна на носу, надоело в шубе таскаться. – Она с удовольствием позволила Игорю помочь ей снять верхнюю одежду. – Ну, приглашай гостью к столу, – шутливо произнесла она.
      Они пили шампанское, закусывали шоколадом и говорили о пустяках. Им приятно было сидеть вдвоем, слушать друг друга, смотреть друг на друга. К еде никто не притрагивался, они просто-напросто забыли про нее.
      – Ты совершенно ничего не ешь, – заметил первым Игорь.
      – Мне не хочется.
      – Может быть под коньяк? – осторожно спросил именинник.
      – Споить девушку хочешь? – Люба хитро прищурилась, но тут же рассмеялась над его смущенным видом и добавила: – Неси свой коньяк.
      Игорь извлек из холодильника бутылку «Белого аиста» и откупорил ее. После выпитого у них действительно разыгрался аппетит. Они съели практически все и кулинарные изыски Игоря не пропали даром. Затем Игорь включил магнитофон и негромкие звуки музыки заполнили комнату.
      – Надеюсь, ты не откажешь имениннику в медленном танце? – и кавалер протянул даме руку.
      – Это выше моих сил, – с готовностью откликнулась девушка, принимая предложение.
      – Это самый счастливый день в моей жизни, – прошептал Игорь на ухо Любе, не выпуская ее из своих объятий.
      Они протанцевали несколько часов подряд и не заметили, как стемнело. Игорь осторожно приподнял лицо девушки за подбородок и нежно поцеловал ее в губы. Его нестерпимо тянуло к ней, но он стеснялся. Если бы Игорь был уверен, что Люба хочет продолжения, то он легко бы преодолел робость.
      – Я приготовила тебе еще один подарок, – сказала она полушепотом. – Но не решаюсь его тебе отдать.
      – Почему? – наивно спросил именинник.
      – Потому что он интимный. – Девушка засмущалась и спрятала лицо у него на груди.
      – Покажи. – Люба ощущала горячее и прерывистое дыхание партнера. Она неожиданно и резко отстранила от себя Игоря и сказала, опустив голову:
      – Возьми сам. Подарок остался в пакете. Игорь порылся в пакете и достал оттуда великолепные темно-коричневые плавки.
      – Спасибо! – произнес он, зажимая подарок в руке и как бы пряча его от самого себя.
      – Не за что. – Люба уже справилась с волнением и открыто смотрела ему в глаза. – Примерь, пожалуйста, – попросила она.
      – Ты хочешь, чтобы я это примерил?
      – Да, – кивнула она.
      – Здесь? В твоем присутствии? – Игорю показалось, что он покраснел до корней волос, а глаза он отводил в сторону.
      – Именно здесь, при мне. Должна же я видеть, как тебе подходит мой подарок. – Щеки у девушки тоже горели, но она потеряла голову и не обращала ни на что внимания. А смущение молодого человека даже забавляло ее.
      Игорь расстегнул пуговицы на новой рубашке и медленно снял ее.
      – Гарик, если можно, побыстрее, – подстегнула его Люба. – А если ты такой уж стеснительный, то можешь отвернуться.
      Именинник охотно воспользовался советом и отвернулся. Медленно он снял брюки, а когда дело дошло до плавок, трясущиеся от смущения руки отказались повиноваться.
      – Не думала, что ты такой трус, – воспользовавшись его нерешительностью, уколола Люба. И это подействовало. Игорь одним рывком сдернул плавки и молниеносно натянул новые. Он спиной чувствовал ее пронзительный взгляд и от этого росло возбуждение. Он повернулся, неловко прикрываясь руками. Но то, что предстало его взору, окончательно выбило его из колеи. Он молча, с расширенными от удивления глазами, смотрел на девушку.
      – Так, я думаю, мы в равном положении, – лукаво произнесла она. На ней ничего не было кроме беленьких трусиков. – Что же ты встал, как истукан? Или тебя не устраивает моя фигура? – и она кокетливо покачала бедрами. Игорь неуверенно приблизился к Любе и обнял ее.
      – Расслабься, любимый, – шепнула девушка, почувствовав сильные и желанные руки. – Я твоя и всегда буду принадлежать только тебе одному.
      – Милая моя, нежная, единственная. – Движения Игоря становились увереннее. Казалось, что его руки теперь были повсюду, изучали каждый изгиб великолепного тела. Люба тихо постанывала от наслаждения. У нее кружилась голова, но она почувствовала, как сильные руки подхватили ее и осторожно опустили на кровать. Она обхватила Игоря за шею и потянула к себе.
      Но главного таинства любви они совершить не успели.
      Раздался громкий и настойчивый стук в дверь.
      Лариса вышла из общежития за пять минут до конца официально разрешенного времени нахождения в здании. Она тайно наблюдала за подругой, когда та забиралась по простыням в комнату Игоря и настроение ее от этого заметно ухудшилось. Она знала, что у Игоря день рождения и понимала, что Люба останется у него на ночь.
      От досады она готова была выть. Она хотела, как-то отомстить обидчице, но из-за трусости и нерешительности откладывала месть на потом. Где-то в глубине души она была уверена, что рано или поздно их роман закончится, но сегодня убедилась, что дело зашло слишком далеко. Перед домом она встретила отца, выгуливающего собаку. Домой ей идти не хотелось, поэтому она предложила:
      – Папа, давай я с ней погуляю.
      – Ты серьезно?! – обрадовался отец. – А то эта псина меня от футбола оторвала. Второй тайм. «Спартак» играет!
      – Ладно беги, смотри свой футбол, – вымученно улыбнулась Лариса. – Я присмотрю за ней.
      – Вот спасибо! – Отец поцеловал дочку в подставленную щеку и уже на ходу добавил:
      – Смотри недолго, поздно уже.
      Оставшись одна, девушка поймала собаку, присоединила поводок к ошейнику и решила прогуляться по улице.
      – Ты не слышишь меня?
      Лариса очнулась и обратила внимание на человека, который осторожно тронул ее за плечо.
      – Я с тобой два раза поздоровался, а ты не отвечаешь. Что случилось? На тебе лица нет. – Перед ней был профессор Элькин.
      – Случилось! – Только, Абрам Семенович, не у меня одной! – В ее глазах светился вызов. Не встреть она случайно профессора на улице, возможно бы никогда не решилась рассказать ему то, что собиралась сейчас поведать. Но стечение обстоятельств и жажда мести подтолкнули ее.
      – У вас тоже кое-что случилось!
      – Что ты имеешь в виду? – Профессор уже был не рад, что подошел к студентке со своими утешениями. Ее агрессивность раздражала, но и настораживала его. Он приготовился выслушать любую, даже самую неприятную новость.
      – Казакова ночует в общежитии мединститута, в комнате вашего водителя. – С каким-то остервенением и злорадством выпалила Лариса в лицо преподавателю, которое буквально на ее глазах побагровело.
      – Это розыгрыш или глупая шутка? – с какой-то тайной надеждой поинтересовался он. Его нервы оголились, он явно показывал свою заинтересованность и уже даже не считал нужным что-либо скрывать.
      – Не верите, так идите и сами убедитесь! – подлила собеседница масла в огонь. Наблюдая, как мучается еще один человек, Лариса испытывала облегчение. Абрам Семенович, не попрощавшись с девушкой, отвернулся от нее и поспешил в сторону общежития. Он был переполнен решимостью, но перед самым входом задумался.
      – Какое я имею моральное право вмешиваться в ее личную жизнь? – копошилась мысль. Но тут же ее вытеснила другая. – Я делал для нее все, что в моих силах, а она поступает со мной по-свински. К тому же, общежитие мединститута не дом свиданий и я, как преподаватель, как ответственное лицо, имею полное право пресечь нарушение режима, – и он уверенно приблизился ко входу, постучав в дверь.
      – Кого там еще по ночам носит? – послышался голос пожилого вахтера.
      – Это Элькин Абрам Семенович. Открывай, Митрич.
      – Одну минуту, профессор, – мгновенно потеплел голос, превратившись из ворчливого в доброжелательный, и дверь приоткрылась.
      – В общежитии посторонние есть? – строго спросил Элькин.
      – Боже упаси, Абрам Семенович! Всех выпроводил, как положено, еще и одиннадцати не было. А вы с проверкой пожаловали?
      – По анонимному сигналу. Но ты не переживай дед, твоей вины тут нет. Давай-ка лучше поднимемся на третий этаж и проверим комнату моего водителя. Ты его знаешь?
      – Гарика-то? – Вахтер еле поспевал за проверяющим.
      – А кого же еще?
      – На вахте никто не отмечался, – доложил Митрич, уверенный, что парень уже давно спит.
      – Стучи! – сказал Элькин, когда они подошли к нужной двери.
      – Ну кто там? – раздался недовольный голос Игоря. – Я сплю!
      – Открой, это Митрич.
      – Накройся одеялом с головой, – попросил Игорь Любу. – Я дальше порога его не пущу, а в темноте он все равно ничего не увидит. – Игорь надел брюки, задул свечу и приоткрыл дверь.
      – Видишь ли, поступил анонимный сигнал, – начал оправдываться вахтер. Но профессор оттолкнул его и с силой надавил на дверь. Хозяин комнаты от неожиданности попятился назад. Не успел он опомниться, как Элькин включил верхний свет.
      – Отдыхаешь, значит? – Взгляды профессора метали молнии, он уже догадался, кто именно прячется под одеялом.
      – Что ж ты меня подводишь, сынок? – встрял Митрич. – Мне полгода до пенсии осталось. – Но его увещевания ни на кого не действовали. Страсти накалялись.
      – Абрам Семенович, почему вы здесь? – Игорь тоже еще не мог опомниться.
      – Я здесь, как официальное и ответственное лицо!
      – заявил профессор, сдерживая себя, что ему удавалось явно с большим трудом. Он уже не говорил, а кричал.
      – Я завтра вам все объясню, – постарался сгладить ситуацию Игорь. – А сейчас, очень прошу, уходите.
      – А тот человек, который прячется под одеялом, останется? Ловко придумал!
      – Через несколько минут, после того, как вы уйдете, его здесь не будет. Обещаю! – чуть ли не поклялся парень.
      – И ты даже нас с ним не познакомишь? – спросил Элькин. Теперь в его тоне, кроме злобы, проскальзывали нотки иронии.
      – Вам это придется не по душе, – предупредил Игорь. В нем тоже постепенно просыпалась злость.
      – Это уж, молодой человек, позвольте мне решать!
      – Элькин уверенной поступью подошел к кровати и, придерживая одной рукой Игоря, который пытался ему помешать, сдернул одеяло. Вид обнаженной Любы потряс его больше, чем он сам того ожидал. – Казакова? – Он выглядел так, словно видел девушку впервые в жизни. Люба выдернула из-под себя простыню и прикрылась.
      – Ну я! – Она не стыдилась и не уводила взгляда в сторону.
      В душе обманутого профессора клокотала ярость.
      – Уйдите все! – закричал он не своим голосом, отбросив одеяло в сторону. – Мне необходимо с ней поговорить!
      – Ну уж этого вы от меня не дождетесь! – Игорь решительно загородил девушку собой. – Это вы убирайтесь к своей жене!
      – Как ты разговариваешь? Сопляк! – Абрам Семенович сжал кулаки и уже готов был пустить их в ход, но Игорь был явно крепче и не очень-то опасался поединка.
      – Я милицию вызову, – подал голос Митрич.
      – Не нужно! – остановила его Люба. Затем ласково посмотрела на парня и сказал: – Гарик, пожалуйста, оставь нас. Все равно этой беседы не избежать, чем раньше мы расставим точки над «и», тем лучше.
      – Хорошо, – сразу успокоился Игорь, решив, что Люба права. Он надел новую рубашку, подарок Любаши и хлопнул дружески по плечу вахтера. – Пойдем, Митрич, вместе покукуем у тебя на вахте. Помогу тебе хулиганов разгонять, – и они вышли.
      – Никчемная, злая девчонка! Как ты посмела глумиться над моими чувствами к тебе! – начал профессор. – Я пальцем до тебя не дотронулся, а ты крутишь шашни с моим водителем.
      – У тебя, дорогой мой Абрам Семенович, есть жена, а я птица вольная. К тому же, у твоего водителя есть масса достоинств, которые у тебя наверняка уже иссякли. А наша доверительная дружба не давала тебе права распоряжаться мной, как своей собственностью.
      – Вот как ты запела!? Дура! Да ради тебя я готов бросить и жену, и детей.
      – Лучше спроси: нужны ли мне подобные жертвы!
      – Но я люблю тебя! – выкрикнул он в порыве отчаяния.
      – А я люблю Гарика. – Люба выглядела спокойной как никогда. Она была полна решимости раз и навсегда порвать с Элькиным.
      – Ты с ним уже… Ну сама понимаешь, что я имею в виду. – Абрам Семенович напрягся, как сжатая пружина. – Отвечай!
      – Не твое дело.
      – Я требую правдивого ответа! Для меня это очень важно! – В нем бурлила слепая ревность.
      – Даже если у нас и была близость. Что из того?
      Ты уже взрослый и должен знать, что у каждой девушки наступает такое время, когда она вступает в связь с мужчиной. Все это естественно, если с обоюдного согласия. Неужели не догадывался? – Она явно издевалась над профессором, но избрав такую манеру поведения, неукоснительно соблюдала ее. – А мне всегда казалось, что для мужчин, у которых уже есть свои дети, эта наука в прошлом. – Чтобы окончательно сразить противника, она откинула простыню и, не прикрывая наготу, направилась к одежде.
      Абрам Семенович буквально пожирал девушку глазами.
      – Ну нет! – выкрикнул он. – Не для других я берег тебя! – Он перехватил Любу за запястье и дернул, посадив к себе на колени.
      – Отпусти! – Она отталкивалась руками от груди Элькина.
      – Что? С ним было приятнее? – Мужчина больше не владел собой. Он завернул руку девушки за спину и потащил ее на постель.
      – Не смей! Я еще девочка!
      – Сказки будешь маме дома рассказывать. – Абрам Семенович толкнул Любу на кровать, расстегнул брюки и навалился на нее всем телом…
      Мужчина смотрел на перепачканную кровью простыню и его разум отказывался что-либо понимать.
      – Ты действительно была невинна?! – не то вопросительно, не то утвердительно произнес он.
      – Уйди от меня! – Люба стыдливо прикрывалась испачканной простыней, размазывая слезы по лицу.
      – Прости идиота! – Он стоял перед ней на коленях. – Прости, если вообще такое возможно.
      – Оставь меня. Я тебя ненавижу!
      – Но я даже не мог предположить… ты сама меня спровоцировала.
      – Если в тебе осталась хоть капля мужского достоинства, уйди. Неужели не ясно, что мне невыносимо тебя видеть. – Ее частые всхлипывания заставляли насильника еще острее ощущать вину. Он поднялся, с трудом удерживая свое тело на дрожащих ногах. В комнате горел яркий свет, но Абрам Семенович смутно различал предметы. Весь какой-то сгорбленный, потрясенный происшедшим, он покинул место преступления.
      – Я видел его, он ушел. – В комнату вихрем влетел Игорь. – Что ты ему наговорила, он весь какой-то пришибленный. Даже не взглянул на нас с Митричем. – Но постепенно веселые нотки в его голосе исчезали, перед ним раскрывалась картина трагедии. – Он тебя тронул? – еще не совсем уверенно предположил Игорь.
      – Он меня изнасиловал, – ответила девушка. Она перестала плакать и только теперь осознала всю глубину трагедии.
      – Я убью его! – зарычал Игорь. – Догоню и убью! В такой состоянии он не мог далеко уйти.
      – Не оставляй меня одну, – попросила Люба. – Сядь рядом. Игорь повиновался и взял ее руки в свои ладони.
      – Я быстро. – Эта мразь не должна скрыться от возмездия!
      – Если ты убьешь его, тебя посадят в тюрьму. – К Любе вернулся рассудок. – А если тебе не удастся осуществить задуманное и он просто отделается скандалом, ты потеряешь работу.
      – Я и сам уйду от него. Это теперь неважно!
      – Глупенький! А институт?
      – Поступлю в другой. Неужели ты не понимаешь, что его поступок невозможно оставить безнаказанным?
      – Я тоже так считаю, но боюсь за тебя. В данный момент твои эмоции неуправляемы и ты лишь наделаешь много глупостей.
      – Но что же делать? Может милицию вызвать?
      – Ты хочешь, чтобы я испытала унижение еще и перед милицией? – категорически отвергла Люба его предложение.
      – Но ведь надо что-то предпринять, иначе потом будет поздно.
      – Ты еще не отправил девушку? – В помещение заглянула любопытная голова вахтера.
      – Исчезни, Митрич, – вспылил Игорь.
      – А ты не кричи! – обиделся вахтер. – Вы развлекаетесь, а отвечать, между прочим, мне.
      – Послушай, дед! По-доброму прошу…
      – Митрич, – перебила Казакова парня. – Абрам Семенович разрешил мне остаться. Мы с ним договорились.
      – Да ну? – не поверил вахтер.
      – Но ты можешь позвонить ему домой и узнать сам.
      – Верно, могу, – и он почесал затылок.
      – Вот и хорошо. Теперь, пожалуйста, оставь нас. – Было просто удивительно, как быстро смогла девушка справиться с пережитым потрясением, и теперь лишь холодный расчет руководил ее поступками.
      – А если ты врешь? – хитро прищурился без пяти минут пенсионер.
      – Тогда гони меня взашей со спокойной совестью.
      – Что ж. Убедительно рассуждаешь, – и он исчез за дверью.
      – Теперь вернемся к нашему разговору, – обратилась Люба вновь к Игорю.
      – Ты считаешь, что Митрич уже не вернется? – все же задал вопрос парень.
      – Нет, – твердо произнесла Люба. – Элькин не посмеет отказать.
      – Извини, что перебил. – Парень успокоился и заражался самоуверенностью Казаковой.
      – Так вот. Для того, чтобы остались и волки сыты, и овцы целы, в ближайший отрезок времени мы не станем ничего предпринимать.
      – Но упущенное время работает на него. – Игорь от изумления развел руками.
      – Это тебе так кажется. Если мы отправим его за решетку, проиграют все. На свободе он нам пригодится больше. Согласна, что работать у него ты уже не сможешь. Но то, что ты на следующий учебный год станешь студентом – не сомневайся.
      – Ты меня поражаешь! Да позже, когда улягутся страсти, он и тебя выдворит из института.
      – Найдется такой человек, который сумеет постоять за нас.
      – Кто?
      – Мой родной брат.
      – Сергей, что ли? – Игорь даже поморщился при воспоминании о нем. – Сама же говорила, что он рохля.
      – На днях приезжает Алеша. Мой старший брат – настоящий дока в подобных разборках, – с уважением произнесла она.
      – Ты так говоришь о нем, будто он не человек, а Бог. – Игорь даже позавидовал оптимизму Казаковой.
      – Ну если не Бог, то полубог точно, – не оставляла она и тени сомнений. – Но сейчас меня интересует совсем иное.
      – Что именно?
      – Любишь ли ты меня такую. – Она опустила длинные ресницы и чуть слышно закончила: – Поруганную.
      – Милая ты моя! Любушка! – Он притянул ее к себе. – Не забивай голову, – и его поцелуй подтвердил сказанное.
      Ирина Анатольевна широко распахнула дверь и нежно обняла сына.
      – Алешенька! Наконец-то! Заждались тебя.
      Алексей, не выпуская из рук огромной хозяйственной сумки, подхватил мать и сияющий от счастья, вошел в квартиру.
      – Дочка осталась со Светланой, – сообщил он, отпуская мать и бросая на пол хозяйственную сумку с подарками. – А я сразу домой. Соскучился!
      – Значит они не приехали? – В голосе Ирины Анатольевны скользила некоторая досада.
      – Ты не поняла, – Алексей поцеловал ее в лоб. – Жена отправилась навестить своих родичей, а дочка с ней увязалась.
      – Давно ее не видела, – мечтательно произнесла Казакова. – Поди уже с тебя вымахала.
      – Ну это ты лишку хватила, – улыбнулся сын. Нигде он не ощущал такого спокойствия, как рядом с матерью. – Но не пигалица. В этом году школу заканчивает.
      – Вот и хорошо, вот и хорошо. Располагайся, в ногах правды нет. Я пока соберу что-нибудь на стол. А уж затем подробно мне все расскажешь. Договорились? – засуетилась мать.
      – Договорились. – Алексей сел на диван и расстегнул две верхние пуговицы на рубашке, почувствовав себя дома. Домашняя обстановка действовала на него умиротворяюще. Он с любопытством осмотрел комнату, пытаясь обнаружить хоть малейшие изменения.
      – Что? Соскучился по родным стенам? – поинтересовался Сергей, наблюдавший за братом со стороны, заняв удобную позицию в дверном проеме из спальни в гостиную.
      – Серега! – Алексей поднялся. – Значит ты все это время находился в квартире и не вышел обнять брательника?
      – Не хотел мешать твоей трогательной встрече с матерью. – И братья обнялись, похлопывая друг друга по спине.
      Трудно было признать в них близких родственников: совершенно разные. Один – высокий и широкий в плечах, хорош собой, другой – невзрачный, мал ростом. Да и характеры у них были совершенно разные.
      – Ну рассказывай: как армия, чем думаешь заниматься в дальнейшем? – Они оба расположились на диване.
      – Слава Богу отслужил, – махнул рукой Сергей, давая понять, что этой неприятной для него темы не стоит касаться. – Тебя ждал. – Он выдержал паузу и продолжил: – Возьмешь с собой?
      Алексей задумался, он слишком хорошо знал брата и понимал, что тот абсолютно ни к чему не годен. Брать его с собой – это значит вешать на себя обузу. Ему куда выгоднее было помогать деньгами, а не взваливать на себя лишние хлопоты. Но однажды данное слово не вернешь обратно.
      – Может, тебе стоит сначала получить образование, – осторожно предложил он, – Мало ли какие перипетии поджидают тебя в жизни, а диплом помехой не станет.
      – Я же тугодум и не поступлю ни в один институт. – Сергей даже не догадался, что невольно подыграл старшему брату.
      – Зато я толстосум, – шуткой ответил Алексей. – Если найти нужного человека и сунуть ему взятку, то вопрос сам собой разрешится.
      – Но ведь у тебя нет высшего образования, – заметил собеседник. – И тем ни менее, в материальном отношении тебе любой позавидует.
      – И очень плохо, что нет образования, – достойно ответил старший брат. – Но я прошел совсем другую школу и не желаю тебе повторить мой путь.
      – А потом заберешь к себе? – Сергей почему-то, еще с юности вбил себе в голову, что только рядом с Алексеем, под его непосредственным покровительством он сможет чего-то достичь в жизни. Главным в жизни он считал деньги.
      – Потом заберу, – пришлось Атаману подтвердить когда-то данное слово. Но теперь перед ним встала проблема – определить Сергея в институт.
      – Алешка! – В гостиную буквально влетела Люба. Забросив дипломат в кресло, она с разбега кинулась в объятия брата. Тот в это время вставал с дивана, но не успел полностью распрямиться, и они оба, весело смеясь, повалились, придавив Сергея.
      – Сестренка, дорогая, задушишь брата!
      – Слезь, ненормальная, – подал голос Сергей.
      – Ты один приехал? – поинтересовалась девушка, уже мирно сидя в кресле.
      – Мои женщины к Мухиным подались.
      – Тогда мне необходимо с тобой срочно поговорить. – Лицо сестры приняло серьезное выражение. – А то вечером соберется народ и они не дадут нам уединиться.
      – Очень важный разговор? – Атаман продолжал улыбаться, у него еще не иссяк задор, навеянный энергией сестры.
      – Очень! – В голубых глазах прочитывалось чуть ли не отчаяние.
      – Пойдем в другую комнату. – И Алексей первым направился туда. Он уже почувствовал, что с сестрой произошли какие-то неприятности.
      – Извини, Сергей, – обронил он на ходу, на что брат недовольно поморщился.
      Люба со всеми подробностями поведала брату о своей трагедии.
      – Молодец, что не предприняла никаких мер и дождалась меня, – похвалил брат. – Я сумею обставить это дело, как нужно. – Тут ему в голову пришла идея и он добавил: – Заодно и Сергея в институт пристрою.
      – Опять к тебе рвется?
      – Да ну его! Сама понимаешь, какой из него помощник.
      Вечером в квартире Казаковых собрались гости и никто уже не вспоминал о своих проблемах. Атмосфера всеобщей радости захлестнула всех.
      Погостив несколько дней в родном городе, Светлана и Ксюша вернулись в Саратов, а Алексей, сославшись на то, что ему еще необходимо повидаться со старыми знакомыми и возобновить нужные связи, остался. Так как Светлана привыкла не вмешиваться в дела мужа, то возражать не стала…
      Абрам Семенович, сидя за массивным письменным столом, читал книгу. Он уже позевывал, но крепился, очень хотелось знать, чем закончится роман. Дочка ночевала у бабушки, а жена уже видела десятый сон. Осторожный и непродолжительный звонок в дверь отвлек мужчину от приятного занятия.
      – Кто там? – спросил Элькин, увидев в глазок незнакомого мужчину.
      – Вам срочная телеграмма, – услышал он недовольный голос служащего телеграфа, которому приходилось работать по ночам и заметил какой-то листок, мелькнувший перед глазком. – Быстрее, если можно, – поторопил голос. – У меня еще пять адресов.
      – Сию минуту. – Профессор, накинул на дверь цепочку, только затем приоткрыл дверь.
      – Давайте, – протянул он руку в щель. Но кто-то перехватил его руку и, удерживая, прищемил дверью. У профессора от боли даже слезы выступили.
      – Освободи дверь от цепочки, – потребовал грубый голос незнакомца, но он принадлежал уже другому человеку.
      – Что вы хотите? – спросил перепуганный до смерти Элькин.
      – Меньше задавай вопросов и выполняй, что тебе велено. Иначе руки лишишься.
      Абрам Семенович снял цепочку с петли и в прихожую вошли двое: Атаман и Сутулый.
      – Я сразу предупреждаю, что драгоценностей у меня нет, – сказал хозяин, приняв посетителей за грабителей.
      – Заткни пасть! – Сутулый влепил ему затрещину и у него поплыли круги перед глазами. – Кто еще в квартире, кроме тебя?
      – Жена. В спальне.
      – Еще? – Выражение лица, с которым говорил Павел, заставляло собеседника трепетать перед ним.
      – Больше никого нет. Дочка у бабушки, – голос у профессора от страха вибрировал.
      – Веди в спальню, – приказал Атаман, а Сутулый схватил хозяина за шиворот.
      – Позови ее, – сказал Павел, когда они остановились перед нужной дверью.
      – Марина!
      – Ну что тебе понадобилось ночью? – откликнулся недовольный женский голос.
      – Не нервничай, разговаривай спокойно, – для профилактики Сутулый несильно ткнул Абрама Семеновича кулаком.
      Но для профессора и такого тычка оказалось достаточно и он с трудом стерпел, чтобы не вскрикнуть. Тем не менее, тембр голоса выровнялся.
      – Ты срочно мне нужна. – Муж не стал вдаваться в подробности.
      – Вечно с тобой так, – ворчала жена, – не успеешь уснуть… – Договорить она не успела. Только голова Марины Сергеевны высунулась из комнаты, Алексей схватил ее за волосы и дернул к себе.
      – Ай! – больше от неожиданности, чем от боли, воскликнула женщина.
      – Тихо! – угрожающе произнес Атаман, приблизив к ней свое лицо. Только теперь Элькина испугалась, увидев перед собой страшные глаза грабителя. У женщины подкосились ноги и она бесшумно опустилась на пол, лишь Алексей за волосы продолжал ее удерживать в сидячем положении.
      – Ну вот! Даже не выслушала. – Он выпустил волосы и, как ни странно, бережно взял женщину на руки.
      – Где я? – поинтересовалась Марина Сергеевна, лежа на собственной постели и смутно различая стоявшего рядом незнакомца.
      – У себя дома, – чуть ли не с нежностью произнес Атаман, опасаясь еще раз переборщить.
      – Вы не грабители? – не то утвердительно, не то вопросительно сказала женщина. Она никогда не слышала, чтобы грабители были такими доброжелательными. Теперь глаза Алексея ей не казались такими страшными и даже наоборот – выглядели чрезмерно добрыми.
      – Нет, мы не воры и не грабители, – его голос действовал успокаивающе. – Я не успел сказать, – продолжил Алексей, – что лично к вам у нас нет претензий. Вы так быстро уснули, – мягко сказал он.
      – Где мой муж? – всполошилась Марина Сергеевна, но неожиданно обнаружила, что связана по рукам и ногам. – Зачем меня связали?
      – Уверяю, что это временная мера, но, извините, необходимая, – он беседовал с ней, словно с наивным ребенком. – А ваш муженек пьет кофе на кухне с моим напарником. – Алексей поправил подушку и накрыл женщину одеялом, чтобы та не испытывала неловкости. – В отличие от вас, Абрам Семенович человек нехороший, но обещаю, что мы не причиним ему большого зла.
      – Кто вы? – Хозяйка не представляла, как себя вести с необычным гостем.
      – Это неважно. Если ваш муж окажется благоразумным, то мы более не увидимся. Атаман поднялся. – Мне неловко спрашивать, но обстоятельства вынуждают: вам удобно будет молчать без кляпа во рту?
      – Безусловно! – поторопилась согласиться женщина. – Даю слово, что не подведу вас.
      – Вот и чудненько, – и незнакомец покинул спальню.
      – Наконец-то, – сказал Павел. – Как она?
      – Умница! – неопределенно ответил Алексей. – Ты уже беседовал с ним? – и он кивнул на Элькина.
      – Так, о всяком разном. Тебя ждали. Взглянув на профессора, Алексей догадался, о чем они беседовали.
      – Совсем запугал мужика, – усмехнулся он. Выражение его лица вновь стало суровым. – Мы знакомые одной твоей студентки, – его взгляд сверлил притихшего хозяина.
      – Кого именно? – Абрам Семенович сидел на кухонной табуретке и, как прилежный ученик, держал руки на коленях, не отрывая глаз от пола. В его мозгу уже мелькнула догадка.
      – Казаковой. – Алексей выдержал паузу, стараясь уловить реакцию собеседника. При упоминании фамилии Любы того буквально перекосило: одно плечо поползло вверх, а другое опустилось вниз. Он так и застыл в этой позе. Довольный произведенный эффектом, Атаман продолжил:
      – Я хочу, чтобы ты успокоился и знал, что крутых мер без острой необходимости мы применять не будем. И в первую очередь благодари за лояльное к тебе отношение студентку, к которой ты проявил столько необузданного темперамента.
      Элькин втянул голову в плечи. Он продолжал любить Любу и по-настоящему стыдился поступка, совершенного в пылу безрассудной ревности. Неожиданно он вскинул голову и сказал с вызовом, не отводя прямого взгляда от собеседника:
      – Я люблю эту девушку!
      – Оригинальный способ ты выбрал для проявления чувств, – вмешался Сутулый.
      – Мы пришли не для того, чтобы выслушивать объяснения в любви, – вновь взял инициативу в свои руки Алексей. Однако эта новость его поразила. Сестра что-то намекала на чувства профессора, но он пропустил намек мимо ушей. – У Казаковой есть брат и ты поможешь ему поступить в свой институт.
      – Не обязательно было оказывать на меня давление, Любиной просьбы было бы вполне достаточно.
      Как мужик мужика Атаман прекрасно понимал Элькина. Он сам, будучи женатым человеком, полюбил еще одну женщину. Но как брата, его раздражали откровения человека, причинившего сестре боль. К тому же, по возрасту он годился ей в отцы. Повысив голос, он уточнил:
      – Теперь это уже не просьба, а твой долг и твоя обязанность. Более того, ты должен пообещать нам, что не станешь преследовать Игоря, своего водителя и что он тоже станет студентом в следующем учебном году.
      При упоминании ненавистного Абраму Семеновичу имени его опять передернуло, но на этот раз он довольно-таки быстро справился с эмоциями и ответил:
      – Обещаю! – пообещал он твердым, но недовольным голосом.
      – Собственно это все. – Алексей, изображая дружеское расположение к собеседнику, хлопнул того по плечу и тот, в свою очередь, чуть не свалился со стула. Два молодых, сильных и неглупых человека внушали к себе уважение.
      – Мы верим тебе, – уже стоя, продолжал Атаман. – Если сдержишь слово, то вознаграждение за мной. Если же нет… У тебя симпатичная и еще не старая жена, дочка у таких родителей должна быть просто красавицей. И никто из них не застрахован от того, что произошло со студенткой Казаковой. Более того у меня есть хорошие знакомые, которые чаще заглядываются не на женщин, а на мужчин. Мужчины с такой внешностью, как твоя, пользуются особой популярностью. – Последняя реплика незнакомца повергла Элькина в шоковое состояние, он даже не заметил, когда ушли непрошенные гости.
      Абрам Семенович сдержал обещание: и Сергей Казаков и Игорь стали студентами медицинского института. Любе он тоже не досаждал своими ухаживаниями, но на лекциях украдкой любовался ею, пряча чувства в самых далеких уголках израненной души.
      Отношения к занятиям Сергея и Гарика были явно противоположными. Первый, еле дотянув до второго курса, все-таки институт бросил, второй же чуть-чуть не вытянул на красный диплом. По окончании учебы Игорь получил специальность врача-терапевта и устроился работать на «скорую помощь».
      Сергей успел за это время пожить в Саратове, но так допек старшего брата, что тот его с треском оттуда выдворил, предварительно уплатив чиновнику приличную взятку, чтобы его подопечный не угодил за решетку. Подчиненные Атамана невзлюбили его младшего брата, он всюду совал свой нос и неумело лез командовать в отсутствие Алексея. Они облегченно вздохнули, когда тот наконец убрался из города.
      Когда Люба училась на третьем курсе, они с Гариком поженились. Люба с отличием закончила институт на год раньше мужа. Из нее получился отличный хирург. Она продолжала учебу и еще через три года получила степень кандидата медицинских наук.
      Работа в хирургическом отделении железнодорожной больницы захватила ее. Но в стране вовсю набирала обороты перестройка и нищенская зарплата не успевала за темпами инфляции. Если бы не полностью обставленная квартира, подаренная старшим братом на свадьбу, материальное положение семейной пары было бы более чем скромным.
      Алексей никого не забывал и регулярно помогал ближайшим родственникам. Но Люба хотела сама чего-то достичь в этой жизни, в том числе и денежного благополучия.
      Примеры быстро богатеющих выскочек просто заражали. Мало кто из них чтил уголовный кодекс и, тем ни менее, за колючей проволокой оказывался ничтожно малый процент.
      – Чем я хуже их? – думала молодая женщина. В стране царил настоящий беспредел и ловкачи пользовались этим.
      Казакова (после замужества она оставила свою фамилию) решила во что бы то ни стало пробиться в высший свет – то есть стать тем, кто мог позволить себе несколько раз в году отдыхать на лучших курортах мира, иметь дорогую одежду, машину, построить свой коттедж. И только после всего этого, считала она, завести ребенка, к чему много лет склонял ее Гарик. Но Люба была не из тех женщин, которые вместе с детьми готовы влачить нищенское существование. Она постоянно искала выход. И не подозревала, что он уже близок и уж совсем не догадывалась, через какие испытания ей придется пройти.
      Стоял пасмурный летний день 1991 года. Июнь не особо радовал горожан хорошей погодой: постоянно темное, в тучах небо, то моросящий дождь, то ливень. Казалось, что сырость проникала внутрь и навевала тоску. Шмыгание носом и покашливание в общественном транспорте становилось нормой для усталых людей, возвращавшихся домой после работы.
      Любовь Леонидовна, брезгливо поморщившись, протиснулась между полнеющей женщиной и неряшливым мужиком в грязной, промасленной куртке к выходу из автобуса.
      – Это просто немыслимо, тереться среди людей в такой одежде, – пробубнила она себе под нос.
      – Не нравится – ходи пешком, – полез на рожон мужчина, обдав Казакову перегаром.
      – Нахал! – возмутилась она. – Нализался, так хоть бы помалкивал.
      – Тебя забыли спросить! – Для пьяницы подобная перебранка была обычным явлением.
      Женщина хотела еще что-то ответить, но автобус остановился и она вышла. И без того невеселое настроение испортилось окончательно. Казакова раскрыла зонтик, втянула голову в плечи и, обходя большие лужи, пошла по узкому тротуару к своему дому. По дороге промчалась иномарка, обрызгав женщину грязной водой из лужи.
      – Сволочь! – выругалась вслух Казакова. – Совсем людей не замечают. – Но в этот раз она ошиблась.
      Водитель светло-серебристого «Форда» поздно заметил лужу и запоздал с торможением. Испытывая неловкость, он хотел было скрыться, чтобы не выслушивать упреки женщины. Он вдавил педаль газа и бегло взглянул в зеркало заднего вида. Лицо женщины ему показалось знакомым, а еще через секунду он машинально сбросил газ и ударил по тормозам – он узнал ее. На лбу мгновенно выступила испарина.
      Сколько раз мужчина мысленно готовился к этой встрече, думал о том, что он ей скажет и все равно встреча оказалась неожиданной. Нет! За многие годы он так и не смог выкинуть эту роковую для него женщину из памяти.
      Любу удивило то, что метров через тридцать «Форд» резко затормозил и начал плавно сдавать назад.
      – Совестливый попался. Ну я ему сейчас устрою! – мелькнула злорадная мысль.
      Машина остановилась напротив Казаковой, правая передняя дверь бесшумно открылась.
      – Что? Иномарок нахапали, так теперь пешеходов можно за людей не считать? – выразила она свое негодование, наклонившись и заглянув в салон.
      – Извините, Любовь Леонидовна, я нечаянно, – оправдался мужчина. – А Вы ничуть не изменились: молодая, красивая и все такая же строптивая.
      Люба буквально остолбенела. Она видела перед собой знакомое лицо уже пожилого человека. Но глаза!? Глаза оставались прежними – влюбленными!
      – Абрам Семенович? – только и смогла она вымолвить.
      – Узнала. – В его голосе звучали одновременно и радость, и боль. Чувствовалось, что воспоминания все еще не дают ему покоя. – Садитесь, я подвезу.
      – Мой дом в ста метрах отсюда. – Люба даже не знала, как себя вести с Элькиным. Она давно выбросила его из головы и все забыла. Эта встреча застала ее врасплох.
      – Уважь мои седины, сядь, – попросил профессор и перешел на «ты».
      Люба нерешительно втиснулась на переднее сиденье. Но не успели они тронуться, она сказала:
      – Вот здесь, пожалуйста, остановите, – и коротко поблагодарив, намеревалась покинуть салон.
      – Не спеши, – удержал ее мужчина за локоть. – И если можно, не «выкай» мне.
      – По-моему, я не давала повода для сближения, – и женщина высвободила руку.
      – Я только хочу, чтобы ты меня выслушала.
      – Гарику не понравится это, – предупредила Люба.
      – Кто знает? – неопределенно ответил собеседник.
      – Что ты имеешь в виду? – Она перешла наконец-то на «ты».
      – Я хочу, чтобы ты только выслушала меня, – повторил Абрам Семенович.
      – Мы уже все выяснили в свое время и я не горю желанием вернуться к прошлому, – жестко сказала Казакова.
      – Ты верно подметила – моя любовь к тебе не угасла. Но я не буду бередить старые раны. Обещаю. Лишь хочу загладить свою вину.
      – Каким образом? – легкая ирония скользила в ее словах.
      – У меня есть для тебя выгодное предложение, но, похоже, ты не настроена его спокойно выслушать. Может быть перенесем встречу?
      – Очередная уловка? – Она не знала: верить ему или нет.
      – А что собственно ты теряешь? – резонно заметил Абрам Семенович. – Понравится моя идея – будем сотрудничать, нет – разбежимся. Она конечно авантюрная, но очень выгодная, – подчеркнул он еще раз.
      – И я могу посвятить в нее мужа? – Люба начала заинтересовываться.
      – Безусловно. Только сначала мне бы хотелось переговорить с тобой.
      – Хорошо. Встретимся в кафе «Зодиак», – она скользнула взглядом по наручным часам, – через час ровно.
      – За тобой заехать?
      – Не нужно, тут совсем рядом, – и она выскользнула из машины. Люба примеряла перед зеркалом темно-фиолетовое, блестящее вечернее платье.
      Она давно не надевала его, не было повода, хоть оно очень ей шло. Последние несколько лет они с мужем вообще никуда не выходили: работа – дом, дом – работа, по выходным – телевизор. Игорь сегодня заступил на суточное дежурство. Женщина понимала, что поступает по отношению к нему, по меньше мере, некрасиво. Но ей почему-то нестерпимо захотелось показаться на людях.
      – В конце концов я сама ему обо всем расскажу, – оправдывалась она вслух, накладывая тени. – Конечно, он не придет в восторг от того, что я встречалась с Элькиным. Но ведь не исключено, что у него в самом деле окажется выгодное предложение. А от выгоды в наше время только идиоты отказываются. – Она накрасила губы не слишком яркой помадой и отложила ее в сторону. – Все! Хватит! Решила, так решила…
      Казакова вошла в зал «Зодиака» и осмотрелась. Абрам Семенович занял столик в левом углу, с противоположной стороны от эстрады. Задорная, танцевальная музыка местного ансамбля невольно заставила вспомнить студенческие годы.
      – Вы не меня ждете, молодой человек? – пошутила Люба, обращаясь к Элькину. Тот улыбнулся, встал и, как галантный кавалер, услужливо отодвинул стул, предлагая даме.
      – Если бы я и ждал кого-нибудь другого, то увидев вас, не посмел бы в этом признаться, – принял мужчина игру, отпуская комплимент. – Кстати, это платье великолепно!
      – Благодарю, сударь. – Казакова сознавала, что они дурачатся, но ей это нравилось. Именно о светской жизни она и мечтала.
      – Что будет заказывать дама?
      – Мне все равно, на твое усмотрение, – Люба первой спустилась на землю. Целый час они пили шампанское, разговаривали на отвлеченные темы, профессор даже один раз пригласил свою бывшую студентку на медленный танец и та не отказалась. Затем он сделал первый намек.
      – Люба, ты очень привлекательная женщина и я вижу, что тебе нравится блистать в обществе.
      Она намеревалась перебить его, но он, выставив руку ладонью вперед, остановил ее.
      – Это естественное желание. – И кто, если не ты, заслуживает такой жизни? Страна катится к капитализму. Уверен, что в ближайшем будущем Советский Союз развалится.
      – Что же тогда будет? – не поверила ему Люба.
      – Вместо одной огромной державы образуются множество отдельных государств. Ты зря улыбаешься. Это не только мое мнение. Я часто бываю в столице и такого же мнения придерживаются немало влиятельных людей. Но я пригласил тебя не для того, чтобы разглагольствовать о политике. Просто нужно ловить момент. Тот, кто сейчас успеет сколотить капитал, в дальнейшем получит возможность удвоить, утроить, а может быть и удесятерить его. Нужно пользоваться всеобщей неразберихой. Самые большие состояния сколачивались во время войн и разрухи.
      – Ты знаешь? – Женщина серьезно посмотрела на собеседника. – Я тоже думала об этом. Только не нашла, где можно применить свои силы на практике.
      – Вот мы и подошли к главному. – Элькин сделал глоток шампанского. – Есть такая поговорка: «деньги не пахнут», но большие деньги редко приходят честным путем, – и он умолк, ожидая реакции.
      – Браво! – Люба захлопала в ладоши. – Будем считать, что с подготовительной речью ты блестяще справился, переходи к самой сути.
      Абрам Семенович никогда не считал Казакову глупой. Эмоциональной, резкой и несдержанной – да, но далеко неглупой, в чем лишний раз убедился.
      – Тебе вероятно еще неизвестно, что я больше не преподаю в мединституте?
      – Нет, – покачала головой женщина.
      – Вот уже три года, как я заведую отделением гемодиализа, при Первой городской больнице.
      – Пересадка органов? – уточнила для себя Люба.
      – Да, – коротко подтвердил собеседник. – Кроме того, что ты симпатичная женщина, ты еще и прекрасный хирург, кандидат медицинских наук. Приглашаю тебя к себе на работу.
      – Тебе тоже вероятно еще неизвестно, что я заведующая хирургическим отделением, только при железнодорожной больнице. Так какой резон менять мне шило на мыло?
      – У нас современное медицинское оборудование, вплоть до подключения искусственной почки, более сложные операции. Как специалиста высокой квалификации тебя должно заинтересовать подобное предложение.
      – О чем ты говоришь? Сколько получает завотделением и сколько рядовой хирург? Согласна, что разница не такая уж и существенная, но она есть! А мы движемся к тому, что скоро жрать будет нечего и не на что! – не в шутку разошлась Казакова. – Целых полчаса намекал на несусветные богатства, а чем в результате закончил: решил заманить под свое покровительство. Этого собственно и следовало ожидать. А я то дура уши развесила, размечталась!
      Хитро прищурившись, Элькин наблюдал за Любой и не перебивал ее, давая возможность высказаться. И только выслушав до конца, сказал:
      – Узнаю! Время тебя не коснулось.
      – Да ну тебя, – обиженно произнесла собеседница, но уже спокойно. – Спасибо за приятный ужин, – и она поднялась.
      – Мы же договорились, что ты выслушаешь предложение, – улыбнулся профессор, чуть придержав женщину за руку.
      – Разве ты его еще не сделал? – изумленно уставилась на него Казакова.
      – Не в полном объеме, – продолжал улыбаться мужчина.
      Люба развела руками и села на место.
      – Ну что ж, продолжай. Я – само внимание.
      – В Москве, в Научно-исследовательском институте трансплантации органов работает один академик.
      – Как его фамилия? – скорее машинально, чем из любопытства спросила собеседница.
      – Это пока неважно! Не обижайся, но всему свое время, – постарался как-то сгладить Абрам Семенович свою резкость. – Но он один из ведущих хирургов страны в этой области и, между прочим, мой хороший друг. Так вот: за донорскую почку он готов платить несколько десятков тысяч долларов, хоть по биржевому курсу в рублях, хоть в валюте.
      – Наличными? – жадным огнем загорелись глаза у собеседницы, хоть она еще не догадывалась, что именно требовалось.
      – Наличными, – подтвердил Элькин. – Но это мелочь…
      – Ничего себе мелочь! – перебила Казакова мужчину.
      – Дай договорить, – упрекнул ее профессор. – Мой друг готов предложить нам богатых клиентов для пересадки почек в моем отделении. И толстосумы готовы выложить за такую операцию до ста тысяч долларов, лишь бы не стоять в общей донорской очереди.
      – За одну операцию? – ушам своим не поверила Люба.
      – Разумеется. Только ты должна понимать, что пересадка почек таким клиентам должна проходить нелегально и держаться в строгом секрете, среди них есть иностранцы.
      – Понимаю. Только почему академик сам не работает за такие бешеные деньги?
      – Ну, он будет получать какой-то процент. Видимо, он считает, что ему этого достаточно.
      – У него наверное таких, как ты полстраны, в каждом крупном городе, – предположила Казакова. – Ну да Бог с ним, в конце концов, это его личное дело. Значит ты мне предлагаешь войти в долю?
      – Да.
      – Я согласна, согласна! – Казакова понимала, что наконец-то пробил и ее счастливый час.
      – Я не тороплю тебя с ответом, – предупредил Абрам Семенович. – Тут сначала необходимо досконально взвесить: за и против. Посоветуйся с мужем, возможно его придется привлечь к нашей деятельности, без надежных и верных людей не обойтись.
      – С Гариком я договорюсь, но лишние хвосты нам ни к чему. – И тут Казакова задумалась, она никак не ожидала, что Элькин, приложив столько усилий на ее вербовку, тут же станет чуть ли не отговаривать, предлагая еще раз все обдумать.
      – Подожди, подожди, – какая-то ужасная мысль закралась в ее мозг. – Где же нам брать доноров? Профессор бросил усталый взгляд на собеседницу и ответил:
      – В этом-то вся и загвоздка. А ты думала, что богачи будут за красивые глазки расставаться с доброй сотней тысяч долларов?
      – И ты не боишься открыто делать мне криминальное предложение? Мы не виделись много лет. – Теперь собеседница казалась разочарованной. – А вдруг я заявлю в милицию?
      – А что мне бояться? – спокойно заявил Абрам Семенович. – Я пока не совершил преступления. А за фантазии, пусть безумные, у нас не сажают за решетку.
      – Но я не смогу убивать людей! – Люба, которая несколько минут назад чуть ли не порхала от счастья, теперь готова была расплакаться. – Не смогу!
      – Зачем же убивать? Живут и с одной почкой, – сказал Элькин.
      – Зачем ты предложил это мне!? Почему именно мне?! – Ей жалко было терять возможность разбогатеть, но и дать согласие на подобную авантюру – это уже выше ее сил.
      – Эта мысль пришла мне случайно в голову. Замыслы я уже вынашиваю больше года и не встреть тебя сегодня, возможно бы так и не решился раскрыть их кому-нибудь. К тому же, у тебя есть люди, способные взять на себя грязную работу. – Элькин говорил откровенно.
      – Какие еще люди? – ужаснулась собеседница.
      – Те, которые ко мне тогда приходили… ну, сама понимаешь. Люба догадалась, что Абрам Семенович подразумевает Атамана и Сутулого, но для него до сих пор было тайной, что Алексей ее родной брат.
      – Я никогда не дам согласие на столь варварское преступление, – и уже во второй раз Казакова поднялась из-за стола.
      – И все-таки! – Элькин поднял вверх указательный палец левой руки, а правой извлек из внутреннего кармана пиджака бумажник.
      Затем он раскрыл бумажник и достал оттуда свою визитную карточку.
      – Не исключено, что мы больше никогда не встретимся. – Он протянул ей визитку. – Человек не может знать заранее, какие мысли посетят его в будущем. И я хочу, чтобы нас связывала хотя бы тоненькая ниточка. – Вот так прозрачно, но, как ему казалось, убедительно он предложил собеседнице не принимать скоропалительных решений.
      – Нет, не нужно! – и женщина, словно от чумы, шарахнулась в сторону от предлагаемой визитной карточки.
      – Я настаиваю! В конце концов, твое право не воспользоваться ею.
      Люба, все еще сомневаясь, взяла карточку, сняла со спинки стула дамскую сумочку, раскрыла ее и положила туда визитку, не прочитав.
      – Прощай! – произнесла она без тени сожаления.
      – До свидания, – ответил мужчина с улыбкой.
      – И все же, прощай! – и она, отвернувшись, решительно зашагала к выходу.
      Музыка продолжала звучать, но Люба ее уже не слышала.
      Казакова захлопнула за собой дверь в квартиру, нервными движениями ног сбросила туфли, которые разлетелись по сторонам, прошла в спальню и, не снимая вечернего платья, упала на кровать. Так, вытянувшись на спине, она пролежала несколько часов, когда очнулась, на улице уже стемнело, настенные часы показывали второй час ночи. Она постаралась вспомнить: о чем думала все это время, но безуспешно. Она точно помнила, что не спала, но ничего не могла вспомнить.
      Женщина подошла к окну и как ни напрягала зрение, она ничего не могла различить. Будто она смотрела не через прозрачное стекло, а уткнулась в глухую бетонную стену. Она медленно восстанавливала в памяти события прошедшего вечера, проведенного вместе с Абрамом Семеновичем. И постепенно, помимо воли начал созревать коварный план.
      – Если бы у Гарика на машине скорой помощи был надежный водитель, то вопрос с донорством отпал бы сам по себе, – подсознательно выстраивалась преступная цепочка. Даже ее никчемный брат Сергей, который после возвращения из Саратова устроился ночным сторожем в крематорий, занял в ней соответствующее место. Ему она отвела одну из важных ролей – прятать концы в воду.
      – Алексей зол на него и не балует своими подачками, – подумала она. – Так что он на мели и насколько я знаю своего братца, не откажется от крупных заработков. По своей сущности он трус, но если непосредственно его жизни не угрожает опасность, готов на любую подлость ради собственной выгоды. – Тут Казакова на короткое время прозрела.
      – Боже мой! О чем я думаю! – Но прозрение было слишком коротким. Не успело оно возникнуть – моментально померкло. – Дело совсем за малым: необходимо подобрать Гарику надежного водителя. Кому попало такое не предложишь, все может сорваться.
      Женщина так увлеклась разработкой идеи, что уже считала ее своей. Очередная мысль, мелькнувшая в ее затуманенном мозгу, пролила свет на проблему.
      – Алексей! Конечно же Алеша поможет мне. У него должны быть в нашем городе преданные люди.
      – Люба прекрасно отдавала себе отчет, что из себя представляет ее старший брат.
      И, разложив все по полочкам, она пришла в восторг от четко выстроенной линии.
      – А как же люди, которые должны послужить донорами? – Где-то в отдаленных уголках сознания все-таки еще копошилась здравая мысль. – Я не обязана заботиться о других, – зарубила она ее на корню. – Кто бы обо мне подумал?
      В ней как бы боролись два разных человека с переменным успехом. В результате: подлость одержала верх над порядочностью. Казакова подобрала свою сумочку, брошенную у входа в спальню и вывалила содержимое на журнальный столик.
      Переворошив ненужные в данный момент предметы, она нашла визитку Элькина, решив немедленно позвонить ему домой и дать согласие. Судорожно она набрала номер телефона, раздались длинные гудки, но Люба неожиданно с испугом бросила трубку.
      – Во-первых, уже очень поздно, во-вторых, сначала посоветуюсь с Гариком. – Только после того, как она приняла это решение, сразу успокоилась и почувствовала навалившуюся усталость, отяжелевшие веки слипались сами по себе, отказываясь подчиняться ее воле.
      – Спать, скорее в постель, иначе я сойду с ума. Утро вечера мудренее, – вспомнилась поговорка.
      Казакова разобрала постель и разделась, аккуратно повесив платье на вешалку. Не успела голова коснуться подушки – сон овладел ею, сознание отключилось и она спала без сновидений.
      Яркий, озорной лучик солнца, которое впервые за много дней появилось на июньском небосклоне, пробился сквозь щель, между не плотно задернутыми шторами, осветив лицо безмятежно спящей женщины. Она чуть поморщилась, лениво протерла глаза и широко распахнула их навстречу теплу и солнцу. Но непривычно яркий свет заставил прищуриться.
      Люба сладко зевнула, заразительно потянулась и только теперь осознала, что новый день вступает в свои законные права, пора подниматься и готовить завтрак для мужа, который вот-вот должен вернуться с дежурства. Она нехотя опустила на пол ноги, но, сконцентрировав волю, быстро и легко встала.
      Работа на кухне спорилась. Что-то варилось, что-то шипело и жарилось, бурлил, закипая, чайник. Люба присела на краешек стула и задумалась. Откуда-то издалека, словно сквозь туман, всплывали в памяти вчерашние события. И вновь два совершенно разных человека повели внутреннюю борьбу.
      Стук входной двери прервал ее раздумья. Она очнулась и почувствовала неприятный запах: содержимое сковороды подгорело, а вода в кастрюле почти вся выкипела. Выключив газ, она поспешила в прихожую.
      – Гарик, милый! – Жена всем телом прижалась к супругу.
      – Боже мой! Как давно я тебя не видела!
      На какое-то время мужчина замер, но потом мягко отстранил жену.
      – Дорогая, позволь сначала разуться усталому и честному труженику. За завтраком ты поделишься со мной новостями.
      – Только чай, – разочаровала его Люба. – Остальное выкипело и подгорело.
      – Чувствую, что произошло что-то из ряда вон выходящее. – Он нежно посмотрел на жену и добавил: – Чай, так чай! Надеюсь, что кусочек хлеба с маслом найдется? – Его располагающая улыбка недвусмысленно говорила, что не все еще потеряно в этой беспросветной жизни.
      – Придумаю что-нибудь, – улыбнулась Люба, наконец-то избавившись от тягостного и уже нестерпимого одиночества.
      На стол опустилась массивная сковорода с яичницей, чашка распространяла аромат свежезаваренного чая.
      – Царская трапеза! – отпустил комплимент проголодавшийся Гарик, потирая руки.
      – Ты ешь и слушай, мне много нужно рассказать тебе. – Женщина как-то сразу вся подобралась, лицо стало серьезным.
      – Давай, – кивнул муж, набрасываясь на еду. – Думаю, что твои новости не испортят моего аппетита.
      – Его сейчас, по-моему, мировая атомная война не испортит, – самыми краешками губ, сдержанно улыбнулась жена, но тут же, вновь приняла серьезный вид. – Все зависит от того, как ты сам отнесешься к моему повествованию, И она выложила наболевшее, в том числе и свои личные соображения.
      – Совсем чокнулась баба! – воскликнул Игорь. Он выслушал ее, не перебивая. Добрая половина яичницы осталась нетронутой, а чай давно остыл.
      – Бредовая идея, выкинь из головы! – Раньше он не позволял себе говорить с женой таким тоном, но сегодняшние ее откровения он посчитал из ряда вон выходящими и не сдержался.
      – Не такая уж она и бредовая, – возразила женщина. Так всегда бывает в споре между двумя людьми: если один против чего-нибудь возражает, другой будет отстаивать эту точку зрения, даже если она ему не совсем по душе. – Это только на первый взгляд она такой кажется. А если глубже раскинуть мозгами, то все может получиться.
      – Сама хоть представляешь, что ожидает семьи, как ты говоришь, пропавших без вести?
      – Эта уже не наша забота! – Чем дольше длилась их беседа, тем упорнее стояла на своем Казакова. – Нанеся вред одним, мы поможем другим, при этом сами не останемся в накладе.
      – Ты меня достала! – Игорь вскочил со стула. – Что касается меня лично, то категорически отвергаю свое участие в убийствах!
      – Не кричи на меня! – Их разговор постепенно перешел в крик.
      Игорь даже с какой-то жалостью бросил взор на жену, но промолчал, намереваясь покинуть кухню.
      – Твоя мечта – иметь ребенка! – Этой фразой Люба задержала его в дверях. – Теперь, когда появилась возможность создать ему обеспеченное будущее, я согласна родить.
      Минуты две спина Игоря еще маячила в дверном проеме, но он так и не повернулся, а ушел в комнату.
      Они не разговаривали весь день, даже избегали встречаться взглядами. Уснуть Игорь так и не смог, несмотря на то, что усталость буквально валила его с ног. На ночь он постелил себе отдельно, раздвинув диван в другой комнате.
      Люба листала журнал мод, но картинок не видела, когда листы заканчивались, она начинала его листать в обратном порядке. В комнату бесшумно вошел Игорь и опустился на краешек ее постели.
      – Ты это серьезно? – спросил он уставшим голосом.
      – Ты на счет ребенка? – догадалась Люба.
      – А на счет чего же еще, – пробубнил муж. Чувствовалось, что все это время мысль о наследнике не покидала его ни на минуту.
      – Серьезнее не бывает, – подтвердила Казакова.
      – А где ты думаешь подыскать мне водителя? – впервые проявил заинтересованность в ее преступном замысле Игорь.
      То ли любовь к жене, то ли желание иметь ребенка, а возможно, и то и другое побудили Игоря согласиться принять участие в сговоре.
      – На счет сжигания, мягко выражаясь, следов ты ловко придумала. Правда, это еще при условии, если Сергей даст свое согласие. Но водитель – слабое звено в нашей затее, – и он поморщился.
      – Что касается Сергея, то тут я уверена, что промаха не будет. – Казакова отложила журнал в сторону. – С шофером поможет Алексей. Просто не успела тебе об этом сказать. Все равно я собиралась к нему съездить.
      Теперь их разговор протекал спокойно и они старались вникать во все детали как можно глубже.
      – Что у Алексея остались в родном городе надежные связи, сомнений не возникает, но изъявит ли он желание помогать нам в этом деле?
      – Это уже моя забота. До сих пор старший брат мне ни в чем не отказывал, – с гордостью произнесла Казакова.
      – Решено! Даже если мы подписали себе смертный приговор, я пойду с тобой до конца.
      Люба взяла мужа за руку и потянула к себе, отбросив в сторону одеяло…
      Сергей открыл дверь, небрежно кивнул на приветствие сестры и, отвернувшись, направился в глубь квартиры, бросив на ходу:
      – Мама скоро придет.
      – Ее нет дома? – не то удивилась, не то обрадовалась Люба.
      – В магазин ушла, – полуобернувшись, пояснил брат. – Как вышла на пенсию, вообще места себе не находит.
      – Я собственно пришла переговорить с тобой, – поторопилась сказать сестра, пока Сергей не скрылся в своей комнате.
      – Надо же! – Было заметно, что для него это было полной неожиданностью.
      – Чем же это, интересно, столь образованного человека заинтересовала персона скромного неуча? – спросил он не без иронии, оставшись в комнате и опустив свое хлипкое тело в кресло.
      – Времени у нас мало, поэтому начну без предисловий, – и сестра открытым текстом сделала ему предложение.
      – Заманчиво, – нараспев произнес Сергей. – И какова моя доля? – Моральная сторона вопроса и переживания по этому поводу даже не коснулись его.
      – Тебе лишь бы хапнуть побольше! – Любу, еще не окончательно потерявшую совесть, задевало равнодушие брата.
      – Между прочим, не я к тебе пришел с предложением, а ты ко мне. Так что сделай лицо попроще… – Он хотел сказать еще что-то, но передумал и замолчал.
      – Успокойся, твоя доля будет не меньше, чем у других, – заверила сестра. – Хотя рискуешь ты меньше нас.
      – Зато моя работа самая мерзкая, – ухмыльнулся мужчина, если бы можно его так назвать. Больше он походил на подростка.
      – Это ты верно подметил, как раз под стать тебе работенка, – не упустила Люба шанс уколоть брата.
      – На скандал напрашиваешься? – недобро блеснул глазами Сергей.
      – Ладно, не буду, – решила сестра не накалять обстановку. – Не знаешь, мама не собирается к Алексею?
      – На ее бывшей работе разыгрывались две путевки в санаторий на Черном море для пенсионеров, одна из них досталась по жребию ей. Она хотела отказаться, но я уговорил ее взять.
      – Правильно сделал, – поддержала Люба брата. – Что она за свою жизнь хорошего видела?
      Она почему-то вспомнила о потерянном брате. Тайну, которой поделилась с ней мать, она до сих пор сохранила, но поиски давно зашли в тупик. Последние новости, которые удалось им раздобыть – это его служба на флоте, далее следы вновь терялись, но надежда оставалась, ибо она умирает последней. Люба поднялась, она решила не дожидаться Ирины Анатольевны.
      – Не говори маме, что я приходила, – попросила она Сергея. – Я перед отъездом еще зайду к ней. Ну, а на счет того, что наша беседа должна оставаться тайной, думаю, предупреждать не стоит.
      Любовь Леонидовна Казакова откинула спинку сиденья в салоне комфортабельного самолета и прикрыла глаза. Самолет, разрезая носом редкие облака, набирал высоту.

      Александр Вершков, облокотившись левой рукой на письменный стол в своем кабинете и подперев ладонью подбородок, барабанил костяшками правой руки по гладко отполированной поверхности стола.
      Новоявленному следователю было о чем задуматься. В Сургут он слетал вхолостую и до сих пор не мог отделаться от впечатления, что за ним следили. Подозрение пало на крупного и полного татарина, который обратил на себя внимание еще в самолете. В Сургут они летели одним рейсом и тот не сводил с Вершкова любопытных глаз. И на товарной станции, когда производили контрольный завес мяса, выгружая его из вагона и сверяя с записями накладной, в поле зрения мелькнула уже знакомая фигура.
      – Я становлюсь слишком подозрительным, это не больше, чем простое совпадение, – промелькнула в его голове мысль. – Насмотрелся американских боевиков, вот и мерещится слежка.
      – Сейчас явится Вихрова и я постараюсь вывести ее на чистую воду, – решил следователь, взглянув на часы.
      Тихоня и Сотник получили конкретное задание от Атамана: провести профилактическую работу с Вихровой, то есть вынудить ее отказаться от первоначальных показаний следственным органам и уволиться с мясокомбината. На счет средств Алексей даже не обмолвился, а это означало, что не запрещались любые приемы, лишь бы они возымели нужное действие.
      Несколько дней напарники следили за женщиной и выяснили, что Вихрова незамужняя и бездетная, по средам и пятницам у нее ночует мужчина, некто Виталий Николаевич.
      Они проследили и за ним, он оказался женатым человеком, отцом двух детей. Посоветовавшись, Тихоня и Сотник решили нанести визит Виктории Самойловне в субботу. Около двух часов дня Сергей нажал кнопку звонка.
      – Кто там? – поинтересовался женский голос, дверного глазка у нее не было.
      – Мы из домоуправления, по разнарядке, – ответил Сотник.
      – Странно, но я не вызывала. – Вихрова явно не собиралась открывать дверь.
      – Профилактическая проверка санузлов всех квартир, – нашел выход Тихоня.
      – У меня все в порядке, – заверила хозяйка. – Нужно будет, сама вызову, – и выдающие себя за сантехников услышали удаляющиеся шаги в прихожей квартиры.
      Продолжать настаивать – значит дать повод для дополнительных подозрений, женщина могла вызвать по телефону милицию.
      Пришлось временно ретироваться.
      – Замок у нее простой и открыть его большого труда не составляет, – сказал Сотник уже на улице. Они остановились с торца дома и закурили. – Но она может услышать щелчок и успеет поднять шум. Придется ждать ночи.
      – Нежелательно, – возразил Тихоня. – Сегодня выходной день и все на дачах. К вечеру соседи вернутся, если не все, то большинство, а шум в панельных домах, да еще ночью – сам знаешь, как распространяется.
      – Разглагольствовать каждый может. Что ты предлагаешь конкретно? Если рискнем и завалим операцию, Атаман нам головы поотрывает и будет прав, – недовольно произнес Сотник.
      – Пока ты будешь возиться с запором, нужно ее как-то отвлечь.
      – Но как?
      – Например, бросить в окно камень. Пока она на меня будет орать, ты разделаешься с замком.
      – Хочешь засветиться, выставить свою персону на всеобщее обозрение? Когда она кричать начнет, все старухи в окна повысовываются, а их в этом доме, поверь мне, не меньше, чем в остальных.
      Напарник разочарованно развел руками, давая понять, что план не годится.
      – А если пацана какого-нибудь попросить? – пришла идея Тихоне. – За несколько «сникерсов» эти сорванцы на все пойдут.
      – Дело! – согласился Сотник. – Только надо подыскать в отдаленных дворах, чтобы менты на него не вышли.
      Не сговариваясь, они выбросили окурки и зашагали в сторону от дома Вихровой.
      – Мальчик! – позвал Тихоня на вид двенадцати-тринадцатилетнего сорванца.
      – Чего тебе, дяденька? – отозвался тот, не очень то настроенный на общение.
      – Тебя как зовут?
      – Зачем тебе? – Мальчуган с недоумением посмотрел на собеседника, но подумав, добавил: – Тимохой кличут.
      – У меня к тебе просьба, Тима. – Тихоня протянул ему три «сникерса».
      – Что ты со мной сюсюкаешь, как с девчонкой, – недовольно ответил мальчик, но «сникерсы» взял, хотя и не выразил особой радости от такого приобретения.
      – Сеструхе отнесу, – заявил он, пряча их в карман. – Она любит всякие сладости.
      Тихоня раскусил его и по ходу беседы перестроился, разговаривая с ним уже, как со взрослым и было заметно, что такое обращение мальчишке понравилось.
      – Есть секретное дело, Тимофей, – поведал Тихоня шепотом.
      – Выкладывай, – откликнулся юнец доверительным тоном.
      – С женой поругался и ушел из дома. Она у меня такая стерва.
      – Все бабы одинаковые, – серьезно поддержал Тимоха нового знакомого. – Когда вырасту, ни за что не женюсь. – По всему было видно, что слабую половину человечества он уже сейчас не жалует.
      – Ну вот, ты и сам все понимаешь. Крутой мужик из тебя вырастет, – отпустил комплимент взрослый. – У меня столько обиды на нее накопилось, так и хочется насолить чем-нибудь, – и он постучал себя по левой стороне груди, в районе сердца.
      – Не тяни. Что нужно сделать?
      – Люблю деловых людей! – не сдержался Тихоня от очередной похвалы. – Окно надо выбить. Я бы и сам бросил камень, но соседи меня знают, как облупленного, потом перед мусорами не отмоешься.
      – Не оправдывайся, я тебе не следователь. Это обойдется тебе в две пачки сигарет с фильтром. За одни сладости я на дело не пойду.
      – Заметано! – И они скрепили союз пожатием РУК. – Только ты сразу не убегай, подразни ее.
      – Будь спокоен, – заверил юнец.
      – А до третьего этажа камень докинешь? – подстраховался на всякий случай Тихоня.
      – Я два года назад уже забрасывал камень на крышу пятиэтажки, – не упустил возможность похвастаться Тимоха, поднимая, как он думал, свой авторитет в глазах взрослого.
      – Молоток! Мне бы такого сына! – Собеседник разговаривал с ним на равных и говорил на полном серьезе.
      – Посмотрю я, как она без мужика будет стекла вставлять. – Они остановились возле коммерческого киоска и Тихоня купил мальчишке три пачки «Кэмела».
      У того глаза загорелись от такого подарка.
      – Можешь не сомневаться! Тимоха свое слово держит!
      Они подошли к дому, Тихоня показал юнцу окно, которое нужно было разбить и они распрощались. Но он не ушел совсем, а на всякий случай решил подстраховать нового напарника, притаившись за углом пятиэтажки.
      Окно выходило на улицу с обратной стороны от подъездов и это облегчало задачу Тимохе – прохожих не было. Он огляделся по сторонам, не заметив ничего подозрительного, выбрал на земле камень, приличный осколок от красного кирпича, прицелился и бросил его. В окно он попал, но стекло не разбил, камень угодил в раму. В окне показалось рассерженное лицо сорокалетней женщины.
      – Тебе чего, мальчик? – поинтересовалась она недовольно.
      Тимоха, не реагируя на ее реплику, хладнокровно подбирал очередной камень.
      – Уши надеру, хулиган! – крикнула Вихрова, разгадав намерения юнца. – Бандит малорослый! Куда родители смотрят?
      Очередная попытка опять оказалась неудачной – камень влетел на кухню, через приоткрытую половину окна, но он сбил со стола стопку чистых тарелок, добрая половина из которых разбилась вдребезги.
      В окно вновь высунулось лицо взбешенной женщины.
      – Ты мне всю посуду перебил, идиот маленький!
      – А кого тебе кормить, мужика-то в доме нет? – впервые отозвался Тимоха спокойным голосом, подбирая новый камень.
      – Ах ты сволочь! Подонок! Да я тебе… я тебе… – она буквально захлебывалась от злости.
      – Ну подожди! – последний раз пригрозила Виктория Самойловна и закрыла окно. Она решила спуститься на улицу, надеясь, что ей удастся изловить хулигана. Звон разбитого стекла лишь подстегнул ее. Она выскочила в прихожую и чуть не упала в обморок от страха: какой-то незнакомый мужчина закрывал дверь внутри квартиры.
      – Добрый день, хозяюшка, – поприветствовал он ее с улыбкой.
      – Кто вы? – дрогнувшим голосом спросила хозяйка. Несмотря на располагающую улыбку, цепкий взгляд внушал опасения. – Уходите или я вызову милицию.
      Про юнца женщина уже и думать забыла. Она прислонилась к стене, испуганно наблюдая за непрошенным гостем.
      – Вызывай милицию, – разрешил тот. – Где у тебя телефон?
      – В комнате.
      – Пошли в комнату, – предложил мужчина, но эти слова теперь больше походил на приказ, чем на просьбу, и Вихрова повиновалась. Сотник оборвал резким рывком телефонный провод, подал его побледневшей женщине.
      – Звони! Ты же хотела?
      – Я боюсь вас, – робко произнесла Виктория Самойловна, выронив телефонный аппарат и присев на краешек дивана, нога ее больше не слушались.
      – Правильно делаешь, – ухмыльнулся незнакомец. – Хотя тебе особенно переживать не за что. Я не грабитель, а девичью честь ты уже наверняка потеряла. – Он явно издевался над женщиной, наглым взглядом ощупывая ее формы.
      – Вы насильник? – женщина старалась натянуть на коленки края коротенького халатика.
      – Не то, чтобы я этим занимаюсь регулярно, но иногда приходится прибегать к такому методу. – Сотник, чувствуя свое превосходство, наслаждался беседой и не торопил события. – Ты конечно бабенка не первой свежести, но я человек волевой и могу пересилить себя.
      Вихрова не заметила, как забралась с ногами на диван и дрожала в углу от страха.
      – Пожалуйста, оставьте меня в покое. – От того, что она не понимала происходящего, страх только усиливался.
      – Думаешь, что мне хочется с тобой возиться? Но каждый должен добросовестно выполнять свою работу.
      – Вы наемный убийца? – ужаснулась женщина.
      – Меня можно и так назвать. Только убийство это крайняя мера. Жизни я лишаю тех людей, которые не понимают меня. С тобой же рассчитываю найти общий язык и наказание будет куда более приятным.
      В это время кто-то открыл дверь в квартиру своим ключом…
      Тимохе, с третьей попытки, все же удалось выполнить задание доброго дяденьки и он, довольный собой, отряхивал руки. Тетка больше в окно не высовывалась и дразнить было некого. Посчитав, что миссия его на этом закончена, он собрался уходить. Но в это время его кто-то схватил за ухо.
      – Нашкодил и в кусты? – спросила полная женщина, случайно проходившая мимо и видевшая его проделки.
      – Сейчас мы поднимемся в ту квартиру, в которой ты высадил окно. Один раз родители за стекло заплатят, устроят тебе дома нагоняй, больше стекла бить не будешь! – и женщина потащила юнца за руку.
      – Попался, оболтус! – С торца пятиэтажки их поджидал Тихоня и пришел заговорщику на помощь.
      Тимоха оказался сообразительным и захныкал, подыграв ему.
      – Пап, прости, я больше не буду!
      – Дома поговорим, – пригрозил Тихоня, перехватывая руку хулигана у растерявшейся женщины.
      – Это ваш сын? – поинтересовалась та.
      – Чей же еще? Вот такой подарочек уродился! Никакой управы на него нет! Ремень по тебе дома плачет, – пригрозил он мнимому сыну.
      – Дело в том, что он разбил окно на третьем этаже. Я шла мимо и видела все собственными глазами.
      – Это он свое собственное окно высадил, – огорошил прохожую собеседник.
      – Как это? – не очень-то поверила та.
      – С матерью поругался, вот и запустил камень ей на кухню, – пояснил Тихоня. – Прямо никакого сладу с ним ни дома, ни в школе, – пожаловался он женщине. – Я захожу в квартиру, мусор ходил выносить, слышу звон разбитого стекла и крик жены. Ну скажите мне: кто из него после этого вырастет?
      Прохожей уже начинали надоедать откровения отца хулигана и она поторопилась от него избавиться.
      – Извините, но я тороплюсь, – прервала она назойливого мужчину, который продолжал изобличать своего непутевого сына.
      – Спасибо, – поблагодарил Тихоня.
      – Ты сообразительный малый, – сказал он Тимохе, после того, как женщина убралась восвояси. – Вот тебе за это. – Он достал из нагрудного кармана распечатанную, но почти полную пачку сигарет, и отдал ее подростку. – В случае чего, мы с тобой не знаем друг друга и вообще никогда не виделись.
      – Могила! – заверил юнец. Сегодняшний день он считал удачным и не мог дождаться того момента, когда он угостит друзей дорогими сигаретами и перескажет им историю, по-своему приукрасив ее. Но раз он дал слово мужчине, то укажет сверстникам дом, расположенный совсем в другой стороне.
      Виталий Николаевич открыл дверь в квартиру любовницы своим ключом. Обычно он приходил к Вихровой по средам и пятницам, но жена уехала на выходные вместе с детьми к матери в деревню и он решил преподнести любимой женщине сюрприз. Купил цветы, бутылочку марочного коньяка и заявился без приглашения. Он прикрыл дверь, но не успел закрыть на замок, его отвлек посторонний голос.
      – Кто это может быть? – шепотом спросил Сотник у хозяйки.
      Та, машинально, ответила тоже шепотом:
      – Виталик, только у него свои ключи. Любовник, словно вихрь, влетел в комнату, кинул коньяк в кресло, а цветы выронил на пол и принялся неистово растаптывать их.
      – Так вот значит чем ты занимаешься в мое отсутствие?!
      – У самого жена, двое детей и он еще предъявляет претензии! – не дал опомниться новому посетителю Сотник.
      Он развалился в кресле, закинув ногу на ногу, с наглым выражением лица.
      – Тебя не спрашивают! – огрызнулся Виталий Николаевич. По всему было видно, что он интеллигентный человек, иначе давно бы учинил потасовку. – А ты! – повернулся он к лишившейся дара речи женщине. – Больше меня никогда не увидишь! Забудь обо всем, что между нами было! Это в твоих интересах!
      – Виталик, – прорезался слабый голос у Вихровой.
      – Да пошли ты его куда подальше, – посоветовал ей Сотник.
      Женщина вскочила неожиданно быстро, в ней как-будто проснулся инстинкт самосохранения. Она спряталась за спиной любовника и уже оттуда произнесла более внятно:
      – Я не знакома с этим мужчиной. Он хотел меня изнасиловать!
      – Врешь! – не поверил ей Виталий Николаевич. – Как он тогда тут оказался?
      Сотник не спешил раскрываться, поджидая напарника и, чтобы протянуть время, продолжал валять дурака.
      – Не слушай ты треканье бабы, – посоветовал он любовнику. – Просто она хочет двух зайцев убить одним выстрелом. – И уже обращаясь к Виктории Самойловне, добавил: – Достаточно ломать комедию, дорогая. Ты же утверждала, что по выходным Виталий Николаевич к тебе не приходит.
      – Он врет, все врет, – оправдывалась Вихрова, словно она в чем провинилась.
      – Откуда, интересно, он тогда знает мое отчество? – Это обстоятельство подействовало на него куда более убедительно, чем ничего не значащие выкрики женщины.
      – Я не знаю, откуда ему известно твое отчество и понятия не имею, каким образом этот незнакомец проник в мою квартиру, но он не тот, за кого себя выдает.
      – Это уже слишком, дорогая Вика. Если ты предпочитаешь его, так и скажи, я не такой ревнивый и оставлю вас наедине. – Сотник поднялся и спокойно пошел к выходу.
      – Виталик, осторожнее! – предупредила женщина, когда незнакомец проходил мимо них.
      Виталий Николаевич отклонился в сторону и глиняная ваза, которую нападающий незаметно поднял с пола, пока заговаривал зубы и до поры прятал ее за спиной, вскользь коснулась его головы. Основной удар пришелся на плечо и левая рука на короткое время онемела.
      Но любовник не растерялся и правой рукой ударил противника по лицу, тот отлетел вглубь комнаты. Притворяться уже не имело смысла, Сотник приготовился к рукопашной схватке. Окрыленный первым успехом, любовник бросился на незнакомца, но на этот раз промахнулся, получив несколько ударов по корпусу.
      Очередной выпад оказался столь же неудачным, а сильнейший удар Сотника локтем в переносицу вызвал у Виталия Николаевича дикое головокружение.
      Пока шла драка, Вихрова, прикусив нижнюю губу и вжавшись в стену, наблюдала за происходящим со стороны. Несмотря на то, что ее любовник не имел абсолютно никаких навыков рукопашного боя, физически он выглядел внушительнее.
      Похоже он и сам это понял, потому что перестал попусту размахивать руками, а обхватил Сотника сзади за корпус. Они оба упали и вскоре Виталий Николаевич оседлал противника, прижав того к полу, лицом вниз и вывернув правую руку за спину.
      – Отпусти руку, сволочь! – вскрикнул поверженный.
      – Потерпишь до милиции, – успокоил его победитель. Затем он повернул голову к любовнице и сказал: – Набери ноль-два!
      – Он телефон испортил, – кивнула она на аппарат, который валялся около дивана.
      – Какой же я идиот! – воскликнул Виталий Николаевич. – Он только теперь обратил внимания, что шнур телефона не выдернут из сети, а оборван.
      – Приятно иметь дело с болванами, вроде тебя, – нашел в себе силы подать голос Сотник.
      – Не рыпайся, – предупредил любовник и потянул его руку вверх, вызывая у того резкую боль в плече.
      – Мы еще не закончили, – процедил Сотник сквозь зубы, но соперник не отреагировал на его реплику.
      – От соседей позвони! – крикнул он любовнице.
      – Собираешься выступить в роли свидетеля? – поинтересовался Сотник ироничным тоном. – А как будешь перед женой отчитываться?
      – Как-нибудь оправдаюсь, все равно у меня нет выбора, не отпускать же такую мразь. – И уже в приказном порядке повторил Вихровой: – Звони!
      Женщина скрылась в прихожей и дернула на себя ручку входной двери.
      Сокрушительный удар отбросил ее в противоположную от двери сторону, она ударилась виском об угол зеркала, висевшего на стене, и потеряла сознание.
      – Что там за шум? – крикнул Виталий Николаевич. Он повернул голову и увидел занесенную над ним глиняную вазу. Любовник отпустил руку соперника, но защитить себя не успел. Непонятно откуда взявшийся мужчина разбил вазу об его голову. Осколки разлетелись по всей комнате, а у Виталия Николаевича поплыли перед глазами разноцветные круги, и он повалился на бок, теряя сознание.
      – Что так долго? – спросил недовольный Сотник.
      – Непредвиденные обстоятельства, – пожал плечами Тихоня.
      Сотник осторожно повел плечом, скривив от боли лицо.
      – Плечо вывернул, гнида! – выругался он и пнул недвижимое тело. Но этого ему показалось мало и он принялся методично и хладнокровно пинать ногами бесчувственного противника.
      Пока Сотник вымещал свою злость, Тихоня закрыл на замок входную дверь и приволок хозяйку за волосы в комнату. Напарник все еще избивал любовника.
      – Ты его так убьешь, – предостерег Тихоня. Сотник отошел от тела и опустился в кресло, изредка бросая враждебные взгляды на обидчика.
      – Говорил же тебе, что мы еще побеседуем, – высказал он ему, как-будто тот его слышал.
      – Угомонись, – посоветовал Тихоня. – Нужно связать его и закрыть в ванной. Кстати, откуда он здесь? Ведь сегодня не среда, и не пятница.
      – Сюрприз решил любовнице преподнести, – и Сотник сплюнул на спину Виталия Николаевича.
      Любовник Вихровой очнулся от холодной воды. Он лежал, связанный по рукам и ногам в ванной, а Сотник усердно поливал его холодной водой из душевого шланга. Невыносимо болела голова, а резь в глазах усиливала боль. Одежда промокла до нитки, положение, в котором он находился, казалось безвыходным.
      – Очнулся, болван? – ехидным голосом спросил его Сотник.
      – Никак не пойму, какого черта тебе нужно? – произнес связанный слабым голосом. – Я не к тебе пришел. И сам виноват, что оказался тут в неурочное время.
      – Ладно, лежи и отдыхай, только тихо. Не то, я тебе в рот кляп засуну и самым подходящим материалом послужит половая тряпка. – Тряпка лежала в углу ванной комнаты.
      – Что вы намерены сделать с Викой? – не мог не спросить любовник.
      – Если она смышленая женщина, то ограничимся беседой, – пообещал недавний противник в рукопашной схватке.
      – Я буду нем, как рыба, если ты сдержишь данное слово.
      – Ты в любом случае будешь нем, как рыба, даже если для этого мне придется раскроить твой череп, – повысил голос Сотник, давая понять, кто здесь хозяин положения.
      Тихоня положил женщину на диван, протер просочившуюся кровь на виске влажным полотенцем и похлопал ее по щекам.
      – Где я? Что со мной? – хозяйка открыла глаза.
      – Ты у себя дома. Раз задаешь вопросы, значит с тобой ничего страшного не произошло, просто я нечаянно столкнулся с тобой в прихожей.
      Но Виктории Самойловне уже не нужно было что-либо объяснять, она увидела входившего в комнату Сотника и все вспомнила.
      – Где Виталик? – жалобно поинтересовалась она у налетчиков.
      – Он в ванной моется, – сострил Сотник. – Сама же видела, как мы тебе тут полы протирали, а они не слишком чистые, – и он сделал вид, что отряхивает рукава.
      – Я почти каждый день полы мою, – приняла она насмешки незнакомца за чистую монету.
      – Что толку-то, если гости в обуви по квартире шляются? – и он многозначительно посмотрел на ноги напарника.
      – Хватит издеваться над ней, – оборвал его Тихоня. – Твой друг действительно в ванной, – подтвердил он. – Мы с вами ничего плохого не сделаем, если найдем общий язык.
      – Мои нервы уже на пределе, – захныкала хозяйка. – Не пойму: кто вы, что от меня требуется?
      – Та накатала заявку в мусарню на нашего кореша, – поставил ее в известность Сотник.
      – На Панина? – догадалась Вихрова.
      – Сообразительная, – похвалил ее собеседник. – Только не учла одного, что следователь, к которому попало дело, у нас на подсосе и, естественно, он тебя заложил.
      – Почему я должна верить? – Теперь Виктория Самойловна знала, в чем дело и была уверена, что если вести себя благоразумно и не лезть на рожон, то избивать или насиловать ее никто не будет.
      – Сама прикинь: откуда нам известно о твоей заяве, если Панина еще не вызывали в ментовку? Скажу больше. Следователь отправился на север лишь для отвода глаз начальству и твои показания не подтвердятся, – врал напропалую Игорь.
      – Тихо! – Напарник поднял вверх указательный палец. – Слышишь, вода льется?
      – Ну если твой любовничек открыл краны! – вскочил Сотник. – Я утоплю его в ванной, а отвечать, между прочим, придется тебе, – и он вышел из комнаты.
      – Пожалуйста, не трогайте его, – Вихрова поспешила за ним.
      Вода почти полностью заполнила ванну, но еще не пролилась на пол. Сливное отверстие Виталий Николаевич заткнул пяткой.
      – Соседей затопить собрался? – грозно спросил налетчик, завинчивая краны. Затем он схватил связанного за волосы и окунул его в воду, пятка v того соскользнула и вода начала заметно убывать.
      – Отпусти, отпусти его, – заскулила Вихрова: – Я сделаю все, о чем вы попросите.
      – Куда ж ты, милая, денешься! – Сотник отпустил любовника. Тот вынырнул, жадно хватая ртом воздух. – Еще?! – поинтересовался мучитель.
      – Достаточно, – задыхаясь, ответил Виталий Николаевич.
      – Иди и принеси еще бельевой веревки, – приказал налетчик женщине.
      Вытащив любовника из ванной, он привязал его к батарее и сунул в рот обещанную половую тряпку. – Вот так-то лучше будет, – произнес он, довольный проделанной работой.
      После десятиминутной возни троица продолжила прерванную беседу.
      – Короче! – Сотника явно вывела из себя вся эта возня с любовником. – Садись и пиши. Бери листок, ручку и все подробно излагай на бумаге.
      – Что писать? – не поняла Виктория Самойловна.
      – Ты посмотри на нее, – обратился тот к напарнику. – Дурочкой прикинулась. На кореша нашего накапала, а что о себе писать не знает! Автобиографию, дорогуша, автобиографию, – он окинул ее таким взглядом, что у женщины мурашки поползли по спине. – Только не ту, которую ты пишешь, устраиваясь на работу, а ту, которую ты от всех скрываешь. О своей нелегальной деятельности.
      – Я поняла, – совсем сникла женщина. – О том, как я занижала вес мяса при загрузке вагонов.
      – Умница! Но только все, как на духу. А про Панина ни слова, лишь о своей деятельности.
      – Вы отнесете мои показания следователю? – Из глаз Вихровой катились слезы.
      – Думаю, что до этого не дойдет, – успокоил ее Тихоня. – Все зависит от твоего поведения.
      Более часа налетчики ждали, пока женщина закончит писать свои откровения.
      – Все, – произнесла она долгожданное слово. Тихоня пробежал глазами по исписанным листам и утвердительно кивнул, что означало, что с первым заданием она справилась.
      – Теперь ты должна пообещать, что откажешься от своего заявления в милиции, иначе мы пустим в ход твою биографию. – Тихоня, в отличие от Сотника, не угрожал, не повышал голоса.
      – Обещаю. – У Вихровой не было выбора.
      – Но и это еще не все. Завтра же на работе ты напишешь заявление об увольнении и заверяю, что начальник подпишет тебе его без отработки. Договорились? – Тихоня даже с каким-то сочувствием посмотрел на Викторию Самойловну.
      – Куда деваться? – Теперь она понимала, что напрасно связалась с Паниным, но было слишком поздно. Можно было заранее предположить, что раз человек ворочает большими деньгами, у него, естественно, должно быть прикрытие.
      У непрошенных посетителей как бы существовал негласный сговор, один неожиданно замолкал и в игру вступал другой. Происходила некоторая эмоциональная смена: один – спокойный и сочувствующий, другой – вспыльчивый и агрессивный.
      – Тебе наверное не терпится от нас избавиться? – со злорадной ухмылкой, поинтересовался Сотник. – Что насупилась? Я, кажется, к тебе обращаюсь!
      – Зачем вы на меня кричите? Я ведь со всем соглашаюсь.
      – Действительно, – ухмыльнулся Сотник, – что это я нападаю на безвинную овечку? Но с другой стороны, если бы ты не соглашалась, то и я бы не кричал, – он выдержал паузу, – а действовал.
      – Вика неглупая женщина и сама уже догадалась, что еще нас задерживает у нее в гостях. – В беседу опять вступил Тихоня и он как-будто заступался за хозяйку.
      – Что? – Она вскинула непонимающие глаза на Тихоню.
      – А то! – вспылил Сотник. – Выкладывай деньги и драгоценности!
      Выпад Сотника для Вихровой был столь неожиданным, что ее забила мелкая дрожь.
      – Вы же не грабители, – заикаясь, произнесла она, не отводя умоляющего взора от Тихони, в нем она рассчитывала найти поддержку, но тот молчал в самый ответственный момент.
      Зато Сотник продолжал наглеть.
      – Это не грабеж, а изъятие, – заявил он. – Мы не можем допустить, чтобы в руках расхитителей оставались средства, добытые незаконно.
      – Но вы не милиция, – попытался возразить бедная женщина.
      – Для тебя же лучше! – констатировал собеседник. – Мы изымаем у тебя то, что ты украла у государства, кстати, ты сама указала в объяснительной: сколько и каким образом. Но мы не такие изверга, как менты, оставляем тебе главное – личную свободу.
      – Но это настоящий грабеж! – повторилась хозяйка.
      – Ну ты и кадр! – даже развеселился Сотник. – За деньги переживаешь сильнее, чем за собственную честь.
      – Не отдам! Ничего не получите! – закричала обезумевшая женщина.
      – Совсем баба нюх потеряла. – Сотник разочарованно развел руки в стороны, и он обратился к напарнику: – Может ты объяснишь ей, а то у меня уже руки чешутся. – Ей добра желают, а она уперлась.
      – Мы здесь не по своей воле, – начал объяснять Тихоня. – И не можем уйти, пока не выполним задания.
      – Я же написала признание, пообещала забрать заявление из милиции и уволиться с работы. Разве этого мало?
      – Признание ты написала, – согласился Тихоня. – Но к нему еще нужны вещественные доказательства. Твои драгоценности и деньги послужат этим доказательством. Если ты исполнишь все, о чем мы тебя просим, то вещественные доказательства мы вернем тебе обратно.
      – Как же – вернете! Держи карман шире! – Когда пришло время бороться за материальные ценности, страх у Виктории Самойловны улетучился и она не скупилась на выражения. – Нашли дуру!
      – Я пытаюсь тебе помочь, Вика. Поэтому и уговариваю, – продолжал Тихоня. – Если ты меня не послушаешь, тебе придется иметь дело с моим напарником. А он, поверь мне на слово, нервный и необузданный тип. Я сам иногда его побаиваюсь.
      – Между прочим, он сам утверждал, что вы не грабители.
      – Грабеж – это когда насильно лишают личного имущества, я же уговариваю тебя отдать его добровольно, к тому же, не личное, а похищенное у государства.
      – Только не нужно мне байки рассказывать! Я то думала, что ты более порядочный, чем твой напарник, а ты просто хитрее его.
      – Я пытался сделать все, что в моих силах, – заявил Тихоня. – И теперь умываю руки.
      – Поищем сами, – встрял в разговор Сотник. Он подошел к мебельной стенке и, открывая все створки дверок поочередно, начал выкидывать содержимое на пол. Вот он нашел шкатулку из яшмы.
      – Положи на место! – потребовала, до этого момента спокойно сидевшая, хозяйка.
      – Твоя просьба – закон для меня. – Сотник пересыпал драгоценности себе в карман, а шкатулку закрыл и положил на место.
      – Свинья! – Женщина вскочила. – Немедленно верни!
      – Это решит народный суд, – продолжал издеваться Сотник.
      Вихрова подскочила к грабителю и принялась лупить его ладошками. Она вообще уже плохо соображала.
      – Угомонись! – Мужчина ударил ее кулаком в грудь, она взвизгнула и отскочила. Сотник продолжил прерванную работу. Тихоня одновременно обыскивал спальню. Однако было ясно, что там ничего нет, потому, что хозяйка крутилась в комнате и внимательно наблюдала за действиями Сотника.
      – В той комнате пусто. – Из спальни вернулся разочарованный напарник.
      – Где прячешь деньги? – Сотник бросил на Викторию Самойловну угрожающий взгляд. – Говори, если не хочешь, чтобы я подпортил твою симпатичную мордашку!
      – У меня нет денег, зарплату еще не получила, – прикинулась она. – А все, что скопила до этого, истратила на драгоценности.
      – Ладно, сами поищем. – Он окинул взором перевернутую вверх дном комнату и не смог определить, где еще можно проявить себя в роли следопыта.
      Тихоню же привлекла стопка сброшенных на пол фотоальбомов. Ему показалось странным, что ни один из них не раскрылся и не вылетело ни одной фотографии.
      – Вроде бы одинокая женщина, а такое количество семейных фотоальбомов? – произнес он, пристально наблюдая за реакцией Вихровой. У той кровь отхлынула от лица и стало ясно, что он попал в точку. Тихоня поднял один из альбомов и хотел раскрыть его, но хозяйка неожиданно вскочила и бросилась вырывать у него альбом.
      – Отдай! Это память о моих родственниках! Сотник вовремя подоспел на помощь, иначе бы взбешенная женщина выцарапала другу глаза. Он ухватил ее за полу халата и с силой дернул, тот, затрещав, разошелся по всему шву на спине. Сотник дернул его еще один раз и Виктория Самойловна осталась в нижнем белье, стыдливо прикрываясь руками. Он грубо толкнул ее на диван и та, как в начале встречи, забилась в угол. Она, словно загнанный дикий зверек, потерявший всякую надежду на спасение, смотрела на охотников ненавидящим, полным отчаяния, взглядом.
      Обложка альбома была приклеена к листам, а когда Тихоня ее оторвал, оттуда посыпались не фотографии родственников, как утверждала хозяйка, а валюта, причем купюры крупного достоинства.
      Нужно видеть, сколько в лице женщины было страдания. Она все-таки решилась на очередную попытку спасти положение. Оторвав деревянный подлокотник дивана, она оглушила им Тихоню. Тот не предвидел подобного, поэтому даже не успел подставить руку. Он только закатил к потолку изумленные глаза и упал. Вихрова вскочила и замахнулась своим оружием на Сотника, но тот успел перехватить ее руку.
      Но отчаяние доводит человека до безумия и она ударила мужчину коленом в пах. Тот согнулся пополам, выпустив ее руку. Женщина воспользовалась мгновением и стукнула противника подлокотником по больному плечу. Сотник, скрипя зубами, закружился на месте. Оружие хозяйки не оставалась в бездействии, а несколько раз опускалось ему на голову, пока он не завалился рядом с напарником.
      – Ублюдки! – сказала в сердцах она, взглянув на бесчувственных грабителей и пошла на кухню. Взяла столовый нож и перерезала путы, связывающие ее любовника.
      – Скорее, – поторопил он ее. – Мы должны успеть их связать, прежде чем они очнутся. – Он с трудом встал на ноги, затекшие и застоявшиеся суставы отказывались служить, но надо было торопиться.
      – Кого первым? – спросила Виктория Самойловна.
      – Его, – указал любовник кивком головы на Сотника. – Он более агрессивный.
      Они перевернули его на живот и заломили руки за спину, тот не сопротивлялся. Через какое-то время они надежно спутали его бельевой веревкой. Виталий Николаевич стягивал последние узлы.
      – Начинай пока вязать следующего, – сказал он Вихровой и та молча направилась ко второму налетчику.
      Тихоня пришел в сознание чуть раньше, чем Виталий Николаевич направил к нему женщину, но не подал вида. Сквозь узкую щелку приоткрытых глаз он наблюдал за любовниками и оценивал ситуацию. Затем, осторожно и незаметно для присутствующих, засунул руку в карман брюк и извлек оттуда нож с выкидным лезвием. Он положил руку на пол так, чтобы ножа не было видно и ждал удобного момента.
      Виктория Самойловна склонилась над ним, чтобы перевернуть тело на живот. Но Тихоня одним движением встал на ноги, схватил ее за волосы и, щелкнув лезвием, приставил нож к горлу перепуганной женщины.
      Любовник оставил связанного Сотника и двинулся на выручку женщине, но он не сделал и трех шагов, как спокойный, но требовательный голос Тихони остановил его.
      – Стой на месте, не то я ей горло перережу. – Для устрашения он немного вдавил острое лезвие в гладкую и тонкую кожу шеи заложницы. Выступили первые капельки крови, которые, соединившись воедино, образовали тонкую струйку. Она стекала в ложбинку между грудей и пятно на лифчике медленно, но заметно увеличивалось в размерах.
      – Я прошу тебя, успокойся! – Виталий Николаевич остановился, выставив правую руку ладонью вперед.
      – Я спокоен, как никогда, – заверил Тихоня. – Если она тебе не безразлична, ты в точности выполнишь все мои команды.
      – Безусловно, – подтвердил любовник. – Только не наделай глупостей.
      – Развяжи напарника и приведи его в чувство, – потребовал бандит и Виталию Николаевичу ничего не оставалось, как подчиниться его воле. Сотник поднял отяжелевшие веки и с удивлением обнаружил, что в чувство его приводит ненавистный противник. Он хотел ударить его, но ноги и руки оказались связанными.
      – Развяжи! – буквально потребовал он. Его удивило, что Виталий Николаевич подчинился. Только когда он освободился от веревок и приподнялся, понял в чем дело, за ним наблюдала, расширенными от ужаса, глазами и с ножом у горла, Вихрова. – Что, контратака не прошла? – ухмыльнулся он.
      – Потом будем зубы скалить, а сейчас свяжи его, – и Тихоня кивнул на Виталия Николаевича, который, понимая, что от него требуется, лег на пол, лицом вниз. Минут через пять, после того, как Сотник вновь привязал соперника к батарее, только на этот раз не в ванной, а прямо в комнате, Тихоня убрал нож от горла Вихровой и оттолкнул ее в сторону.
      – Ну держись! – Сотник намотал ее волосы на одну руку, а другой собирался ударить по лицу. Измотанная и истерзанная за последние несколько часов женщина, даже не пыталась сопротивляться, силы ее окончательно иссякли.
      – Не гони, – одернул соратника Сергей.
      – Не можем же мы оставить безнаказанной эту борзую стерву! – возмутился напарник.
      – Ты прав, – согласился Тихоня, только мы поступим иначе. – Он выдвинул стол на середину комнаты и разложил его. – Кладем ее сюда.
      – Что вы намерены делать? – спросила хозяйка бесцветным голосом.
      – Узнаешь! – многозначительно ответил Сотник.
      – Прекратите! – подал было голос от батареи Виталий Николаевич, но лишь схлопотал удар в челюсть и добился того, что к нему в рот вернулся прежний кляп из половой тряпки, который с удовольствием принес Сотник. Теперь он мог только безучастно наблюдать за происходящим на его глазах. И мужчина заплакал, абсолютно не стесняясь своих слез.
      – В ванной я видел алюминиевый тазик, налей в него воды и поставь на газ кипятить, – обратился Тихоня к напарнику, продолжая руководить.
      Пока Сотник выполнял его поручение, сам он вышел на балкон и наломал прутьев с огромной тополиной ветки, которая гордо склонилась над балконом Вихровой. Затем он отнес прутья на кухню и кинул их в тазик с водой, который уже стоял на зажженной конфорке газовой плиты.
      Пока вода закипала, налетчики переворошили все фотоальбомы и почти во всех обнаружили валюту.
      Листы были попарно склеены краями, начиная с обложек, там и были спрятаны все деньги хозяйки.
      Виктория Самойловна никак не проявляла своей агрессивности, мысленно она уже смирилась с потерей. В данную минуту ее интересовало другое, потому что она догадалась, что собираются делать с ней налетчики.
      – Неси тазик, – сказал Тихоня, рассовывая доллары по карманам.
      – Вот! – вернулся Сотник, он спешил приступить к порке. Любовная парочка его уже просто достала. Тихоня взял один прут, проверил его на изгиб и для устрашения несколько раз резанул по воздуху. И тихий, зловещий свист подействовал на женщину куда больше, чем угрозы, сыпавшиеся на нее из уст Сотника.
      – Дай я начну, – попросил Сотник.
      – Бога ради, – Тихоня передал ему прут и, закурив, расположился в кресле. После первого удара лопнул тонкий материал трусиков и женщина вскрикнула. Затем она почувствовала, как грубые и беспощадные мужские руки надавили на ее скулы и скомканный обрывок ее халата заполнил рот. Теперь кричать она не могла, но тихий стон все равно прорывался наружу. Постепенно белье изорвалось в клочья.
      Но женщина стыда не испытывала и уже не стонала. Спина и ягодицы невыносимо горели, а в душе закипала жажда мести. Вихрова понимала, что вряд ли ей когда-нибудь удастся посчитаться с палачами и от этого жажда мести многократно усиливалась.
      – Достаточно! – прервал Тихоня напарника, который вошел в роль и даже наслаждался экзекуцией. – Уходим.
      Сотник остановился и отбросил прут в сторону. Он посмотрел на исполосованную спину хозяйки и остался доволен своей работой. У него сразу приподнялось настроение.
      – Ты не держи на нас зла, Виктория. Сама напросилась. А на счет того, что ты бабенка не первой свежести, я лукавил. С удовольствием понежился бы с тобой на диванчике, но боюсь, что твоего любовничка от ревности кондрашка хватит, – блеснул он остроумием.
      – Не приставай больше к ней, думаю, что она все поняла. – Казалось, опять Тихоня заступается за Вихрову. – Советую поскорее претворить в жизнь наш договор, иначе в другой раз на нашу мягкосердечность можешь не рассчитывать. – Он подошел к хозяйке и перерезал своим ножом веревки, удерживавшие ее на столе, затем развернулся и поспешно вышел.
      – Счастливо оставаться, – сказал Сотник и даже подмигнул Виталию Николаевичу. – Желаю приятно провести время. – И уже на ходу, повернув голову, добавил: – Такая женщина! Если бы ты знал, Виталик, как я тебе завидую! Входная дверь хлопнула и в квартире на несколько минут повисла гробовая тишина.
      – У-у-у, у-у-у, – замычал привязанный к батарее мужчина. Женщина словно очнулась после кошмарного сна. До сих пор она не могла поверить, что все это произошло с ней в реальной жизни. Она, не торопясь, подтянула к лицу руку и выдернула кляп, ужасно болели скулы, во рту пересохло. Пересиливая слабость и боль, она спустила на пол ноги и на какое-то время задержалась в таком положении. Потом решительно оттолкнулась руками от стола и, пошатываясь, направилась к любовнику. Мужчина обтер рукавом рубашки рот и начал массировать затекшие кисти рук.
      – Нужно вызвать милицию, – предложил он.
      – И объяснить им, на какую сумму меня ограбили? Откуда интересно у простой весовщицы такие деньги? К тому же, у них моя объяснительная, в которой я собственноручно изложила, каким путем их заработала.
      – Тогда ты должна рассказать следователю, что на тебя оказывали давление. Тут младенцу понятно, что они люди Панина, – отстаивал свою точку зрения Виталий Николаевич.
      – Они и сами не скрывали причины своего посещения. А следователь – продажная шкура. Никогда бы не подумала! С виду честный человек.
      – Они не соврали на счет следователя? – выразил сомнение мужчина, разминая затекшие ноги беспрерывным хождением по комнате.
      – Не исключено. Но это легко проверить. Я ему рассказала всю схему хищения с мясокомбината. Если он слетает безрезультатно, будет ясно, что он их человек.
      – Но хоть с работы пока не увольняйся, дождись результатов, – посоветовал любовник.
      – А что толку на ней оставаться? В ночную смену меня больше Панин не ставит, а держаться за мизерную зарплату нет смысла. К тому же, если протяну с заявлением об увольнении, подобный визит может повториться.
      – Мы можем подготовиться к следующей встрече. – Несмотря на то, что ему прилично досталось, настроен Виталий Николаевич был воинственно.
      – Не ищи на свою голову новых приключений. Женщина рассуждала здраво, без эмоций, хотя именно она больше всех и пострадала. – Даже Панин не главное лицо в этой истории, он просто кому-то платит и находится под их покровительством. Те же, под чьей крышей он находится, люди далеко не низкого полета, они содержат целый аппарат чиновников, целую бригаду бандитов и только Бог знает, что еще под их ведомством. Вот в их интересы я и вмешалась. А грабители, которые сегодня издевались над нами – шантрапа, мелочь, сдадим одних в милицию, им на смену придут другие. Главного же виновника своих злоключений я так и не смогу никогда узнать.
      – И все-таки, мне кажется, что ты слишком преувеличиваешь. Целую цепочку преступности и коррупции выстроила. На самом деле просто-напросто твой начальник нанял парочку бандитов среднего пошиба и подослал их запугать тебя. Правоохранительные органы нажмут на него как следует и выведут всех на чистую воду.
      – Дай-то Бог, дай-то Бог! – неуверенно произнесла хозяйка. – Только откуда Панин знает о моем заявлении в милицию, когда туда его еще ни разу не вызывали? Может я и преувеличиваю в какой-то степени, но, на мой взгляд, для этого есть все основания.
      – Тебе решать, – наконец-то согласился Виталий Николаевич. – Но хочу, чтобы ты не сомневалась, что я буду рядом с тобой при любых обстоятельствах.
      – Даже в случае, если наша связь станет известна твоей жене? – Вихрова с недоверием посмотрела на мужчину.
      – Повторяю: в любом случае! – Его тон не оставлял и тени сомнений. Взгляд у хозяйки как-то сразу подобрел, она встала с дивана, подошла к любовнику. Чмокнула в губы и склонила доверчиво голову ему на плечо.
      – Спасибо, – искренне сказала она. – Только я не хочу подвергать тебя опасности, потому что в моей никчемной жизни ты единственный близкий и родной человек.
      Он взъерошил ей волосы и обнял: – Я помогу тебе навести в квартире порядок.
      – Не надо, я сама. – Она вскинула голову и посмотрела ему в глаза. – Не обижайся, но после пережитого потрясения мне необходимо остаться одной и привести свои мысли в порядок.
      – Понимаю. – Ему было обидно, но он не подал вида. – Позвони мне на работу.
      Виктория Самойловна, проводив любовника, прошла в спальню и с ходу повалилась на постель, зарыв в подушку лицо. Только теперь она дала волю чувствам, заплакав от бессилия.
      Начальник холодильного цеха Панин Григорий Игнатьевич подписал Виктории Самойловне заявление об увольнении без отработки. Женщина в один день оказалась безработной. Она с нетерпением ждала повестки в милицию. Только после беседы со следователем она могла что-то прояснить для себя в этой истории…
      Александр Федорович еще раз взглянул на часы и поднялся из-за стола. Вихрова опаздывала на пятнадцать минут. Факты из ее заявления не подтвердились, и следователь решил вызвать свидетельницу на откровенный разговор, а если не получится, придется закрывать дело в связи с отсутствием состава преступления. Дверь чуть слышно скрипнула и в кабинет заглянула свидетельница.
      – Можно? – спросила она у Вершкова.
      – Проходите, Виктория Самойловна, располагайтесь, – и он придвинул стул к своему рабочему столу, сам сел на прежнее место. – Нам предстоит долгий и трудный разговор. Именно от него и будет зависеть дальнейшая судьба вашего заявления.
      – Мне бы хотелось сначала услышать: как вы слетали в Сургут? И какие плоды принесла ваша командировка? – Женщина затаила дыхание. От ответа следователя зависело ее дальнейшее поведение.
      – Должен признать, что неудовлетворительно, факты не подтвердились, поэтому я и вызвал вас повесткой, – охотно ответил Вершков, полагая, что таким образом вызовет Вихрову на открытый разговор. Но все-таки не удержался и добавил: – Вообще-то в этом кабинете вопросы задает следователь.
      «Разыгрывает из себя добропорядочного служащего правоохранительных органов, а сам, только я за порог, побежит докладывать тем, на кого и собирает компромат», – подумала про себя Виктория Самойловна. Вслух же произнесла:
      – Не будет больше ни вопросов, ни ответов. Я хочу забрать свое заявление. Извините за доставленное беспокойство.
      – Дело в том, что по вашему заявлению возбуждено уголовное дело и забрать его вы уже не имеете права, – пояснил лейтенант. – Вы только можете отказаться от предыдущих показаний и написать другое заявление, противоположного содержания.
      – Я согласна.
      Вершков догадался, что в его отсутствие что-то произошло и вероятнее всего на женщину оказали давление.
      – Но тогда вам придется нести ответственность за дачу заведомо ложных показаний, – строго предупредил он.
      – Ну что ж, я признаю, что оговорила хорошего человека в лице своего начальника Панина Григория Игнатьевича и готова понести за это любое наказание, которое предусматривает закон.
      «Да, – подумал Александр. – Ее шантажировали. А это означает, что произошла утечка информации. Значит могли и северян предупредить». Он внимательно посмотрел на Вихрову: – Ради выявления истины, я готов пойти с вами на сговор, главный виновник должен оказаться на скамье подсудимых. Если вы честно расскажете мне о своей причастности к данному хищению, то я обещаю не отображать ваше признание в материалах дела.
      Следователь даже пошел на частичное нарушение закона, ему не терпелось прижать фактами хитрого противника, а не просто закрыть дело.
      «Вот сволочь! – мелькнула мысль в голове женщины. – Хочет собрать побольше компрометирующего материала на своих благодетелей, чтобы при необходимости можно было давить на них или, в крайнем случае, поднять планку своего материального вознаграждения. А как они при этом поступят со мной, ему глубоко наплевать».
      – Вы меня принимаете за полную дуру? – спросила она с вызовом.
      – Зачем же так категорично? У меня этого и в мыслях не было. Просто мне кажется, что вы кому-то рассказали о своем заявлении и слухи докатились до Панина. А тот, в свою очередь, нашел способ повлиять на ваше сегодняшнее решение.
      – Меня удивляет ваша наглость! – В словах женщины звучала ненависть. – Прикинулся паинькой!
      – Вам и про меня что-то наговорили? – предположил следователь, соблюдая спокойствие.
      – Что, интересно, можно наговорить на честного молодого, подающего большие надежды следователя?
      – Теперь в ее голосе скользила неприкрытая ирония.
      – Довольно ломать комедию! Лично я никому и ничего не рассказывала, еще не совсем из ума выжила!
      – Но об этом заявлении знали только три человека: вы, я и начальник следственного отдела. – Александр все еще старался вернуть расположение женщины и перевести беседу в спокойное русло.
      – А начальник следственного отдела не мог кому-нибудь проболтаться? – и свидетельница хитро прищурилась.
      – Исключено! – заверил Вершков. – Он один из самых старых и порядочных работников нашего отдела.
      – Очень приятно! – Виктория Самойловна даже улыбнулась. – А вы случайно не допускаете мысль, что утечка информации произошла именно благодаря вашей расчетливой неосторожности?
      – Что за глупое обвинение? – опешил следователь. – Еще понимаю подозрение на неосторожность. Но расчетливость!
      – Я придерживаюсь иного мнения, – заявила посетительница.
      – Но позвольте…
      – Достаточно, – перебила она хозяина кабинета. – Не нужно считать себя умнее других. – Она не отвела взгляда. – Переигрываете, уважаемый следователь.
      – Я вижу, что здесь не обошлось без постороннего вмешательства…
      Но она опять его перебила:
      – Не нужно казаться смешным. Мне надоело играть в кошки-мышки. Давайте уже перейдем к делу, из-за которого вы вызвали меня повесткой.
      В конце концов, Вихрова изменила свои показания и Вершков был вынужден зафиксировать все в протоколе.
      После ее ухода, он еще долго сидел за рабочим столом в глубоком раздумье.
      «Похоже на то, что и меня оклеветали, – роились в его голове тревожные мысли. А это может означать только одно, что проболтался кто угодно, только не весовщица. Если не Вихрова и не начальник следственного отдела, то остаюсь только я. Нужно подумать, нельзя исключать любую возможность».
      В результате длительных раздумий он пришел к выводу, что вскользь упомянул имя Панина в кругу семьи Кожевниковых. «Но они честные и абсолютно посторонние люди», – подумал он.
      Он упорно не допускал подозрений на Ксюшу и ее близких. Однако сколько ни ломал он голову, вновь возвращался к Кожевниковым: «Если утечка информации произошла через меня, то других вариантов у меня нет и я обязан его проверить».
      Настойчивый автомобильный сигнал прервал его размышления. Вершков выглянул в окно и увидел новенький «жигуленок» Ксюши. Девушка стояла рядом с машиной и приветливо махала ему рукой. У Александра учащенно забилось сердце, он давно находился под воздействием ее чар.
      «Как я только посмел плохо о ней подумать?» – Он посмотрел на часы. Стрелки показывали начало седьмого. Он махнул Ксюше, вышел из кабинета, закрыл дверь на замок и, уже шагая по длинному коридору, произнес вслух: – Бред какой-то…
      Любовь Леонидовна Казакова сошла с трапа самолета. Она звонила брату и предупредила, что прилетит, но не просила, чтобы тот ее встретил. Тем приятнее было увидеть среди встречающих Ксюшу.
      – Привет, племянница! Соскучилась по тетке? – пошутила она, разводя руки в стороны для объятий.
      – Привет, моя престарелая тетушка, – пошутила Ксюша и они обнялись.
      – Рассказывай, как вы тут без меня? – спросила Казакова уже в машине.
      – Без изменений, – ответила племянница и, не сдержавшись, добавила: – У нас для тебя сюрприз.
      – Какой? – проявила естественное любопытство женщина.
      – Потерпи до вечера, – уклонилась от прямого ответа племянница. Они с отцом решили гостью познакомить с Вершковым. Их поразительное сходство и неожиданная встреча должны вылиться в оригинальное зрелище.
      На самом деле Атамана интересовали результаты командировки следователя, но его дочь не должна была знать об этом. В доме Кожевниковых Любу уже ожидал праздничный стол. Они долго сидели, рассказывая последние новости.
      – Наконец-то наша мать посмотрит на морс. – Это известие Алексею пришлось по душе. – Сколько раз предлагал он ей отдохнуть на Черноморском побережье, даже сам был готов с ней поехать, но она все отказывалась.
      – Потому что о себе совсем не думала, все для нас старалась. Ты же ее хорошо знаешь, не любит она быть кому-нибудь в тягость, – сказала Люба.
      Беседовали в основном брат с сестрой, остальные практически не вмешивались и только слушали. Светлана заметила ту нить, которая протянулась между братом и сестрой, и пошла на маленькую хитрость. Она что-то шепнула на ухо дочери, а затем произнесла вслух:
      – Мне нужно по магазинам, Ксюша меня повозит. Надеюсь, что брат не позволит своей сестренке скучать? Они оба с благодарностью посмотрели на хозяйку.
      Алексей разлил по фужерам сухое испанское вино и закурил. Люба взяла свой фужер, чуть пригубила, встретилась глазами с приветливым взглядом брата и решила перейти к главному.
      – Алеша, я ведь приехала, как всегда, с просьбой к тебе, – сказала она.
      – Нет проблем. Все, что только в моих силах, – с готовностью отозвался брат.
      – Иногда мне кажется, что для тебя невозможного не существует, – польстила ему гостья.
      – Не подхалимничай, – улыбнулся Алексей. – Я в любом случае помогу тебе, – заверил он ее.
      – Тогда сначала я тебе все расскажу, без всяких комментариев, а потом ты выразишь свое мнение, может что-нибудь посоветуешь.
      – Договорились, – и он откинулся на спинку кресла, заняв удобное положение и приготовившись к длинному разговору с сестрой.
      Хоть и обещала Люба обойтись без комментариев, на самом деле, она сути дела уделяла меньше времени, чем оправданиям поступков, которые еще не совершила. На изложение у нее ушло более двух часов. Она перепрыгивала с одного на другое и рассказ получился бессвязным, но вполне понятным.
      Алексей же сдержал свое слово и ни разу не перебил сестру, предоставив ей возможность до конца выразить как мысли, так и накопившиеся эмоции.
      Люба умолкла и бросила вопросительный взгляд на брата.
      – У меня сложилось впечатление, что ты ждешь от меня благословения, – откровенно сказал Алексей.
      – Не то, чтобы благословения, но понимания. Гарик хоть и согласился принять в этом деле участие, но на самом деле он не во всем со мной согласен. Сергея я вообще не беру во внимание, его точка зрения меня не интересует и ты сам знаешь почему. Вот и получается, что я осталась один на один со своей совестью.
      – Мне бы не хотелось останавливаться на моральной стороне вопроса. В конце концов, каждый сам выбирает свою дорогу. Что касается советов, то, на мой взгляд, ты сама неплохо продумала схему. Интересует же меня только одно: ты твердо решила или еще сомневаешься. Если тебе на что-то нужны деньги, то ты можешь просить у меня любую разумную сумму и выбросить из головы предложение профессора. – Он на долю секунды задумался, сморщив лоб. – Недооценил я твоего преподавателя при первой встрече.
      – Спасибо тебе, Алеша. И так все наше семейство сидит на твоей шее, а мне хотелось достичь какого-нибудь положения своими силами.
      – Но мне не в тягость помогать близким, – возразил брат.
      – Я же уже сказала, что дело не в тебе, а во мне самой. Раз я на что-то настроилась, то будь уверен – не передумаю и не отступлю! Недаром мать говорит, что характером я в старшего брата.
      Последняя фраза льстила самолюбию мужчины, но он все равно счел необходимым предупредить сестру:
      – Убить человека легко. И страшно только по первому разу. – Он задел самый больной вопрос. – Но стоит ли переступать эту черту?
      – Я хочу иметь своего ребенка и чтоб он был обеспечен всем необходимым, – оправдывалась Люба. – Она бросила подозрительный взгляд на брата. – А тебе откуда известно: легко или нет лишить человека жизни?
      – В книжках читал, – вывернулся Алексей. – А если серьезно: через многое мне пришлось пройти и богатство свое не за станком заработал. Но такова моя доля, выбирать не приходилось. Говорят, что люди, занимающиеся моим ремеслом, живут хорошо, но недолго или попадают в места не столь отдаленные. Что случилось, то случилось и я не жалею. По крайней мере, без меня жена и дочь голодать не станут.
      – Вот видишь, – заострила Люба внимание на последних словах брата. – И у меня возраст уходит, а детей все нет. Нищету же плодить не хочу.
      – Ладно, – сдался Атаман. – Со своей колокольни лучше видно. В конце концов, ты взрослая и самостоятельная женщина.
      – Вот именно, – кивнула Люба. Она понимала, что ступает на опасный и скользкий путь и что возможно ее ждет впереди самое страшное. Но она уже настроилась и отступать не собиралась. О донорах она старалась лишний раз не задумываться и придумала себе оправдание: – Лишая жизни одних, я продлеваю ее другим. Все в мире относительно!
      – Насколько я осведомлен, Сутулый сейчас сидит на бобах и может принять участие в твоей затее, к тому же, он прикроет, если возникнут разногласия в криминальных кругах. Я дам тебе его адрес.
      – А если он все же откажется?
      – Тогда подыщет тебе подходящего парня. Я черкну ему несколько строк, но главное ты передашь на словах. Еще что-нибудь от меня требуется? Может быть начальный капитал?
      – Нет! – категорично отказалась сестра. – Остальное я сама.
      – Теперь у меня к тебе просьба: больше к этой теме не возвращаемся. Ты просто сестренка, которая приехала к брату в гости и по которой я ужасно соскучился! – Алексей смотрел на нее такими любящими глазами, словно между ними и не было всего лишь минуту назад неприятного разговора. Люба улыбнулась и ее огромные голубые глаза заблестели.
      Глядя на это милое создание, можно было подумать, что природа создала ее для любви, нежности и добра. Но внешность часто бывает обманчивой. Да и соблазн больших денег – вещь великая и многим не под силу преодолеть его.
      – Не скучаете здесь без нас? – поинтересовалась Светлана. Они только что вернулись.
      – С моей сестренкой такое понятие, как скука, не вяжется, – не очень весело отозвался Алексей.
      – Вы тут случайно не разругались в наше отсутствие, – насторожилась хозяйка дома.
      – Что ты, мама, – вмешалась в беседу Ксюша. – Да они выточены из одного камня, только в разное время. Так что у них полная гармония во всех отношения.
      – Ценное наблюдение, – заметил Алексей. – Просто мы вместе взгрустнули.
      – Сдаюсь! – Светлана подняла руки вверх и рассмеялась. – Так не честно – все на одного.
      – Я на твоей стороне, – заступилась Люба за сноху.
      – А как же понятие полной гармонии? – развеселился хозяин дома.
      – С твоей женой у нас этого тоже хватает, – улыбнулась и гостья.
      – Ладно, – махнула рукой Светлана. – Надеюсь, ты предупредил сестру, что вечером у нас праздничный ужин. Ожидается гость, – и она с заговорщическим видом посмотрела на мужа.
      – Не успел предупредить. – Алексей развел руками.
      – Все друг друга понимают, только я одна не в курсе. Это похоже на заговор. – Люба догадалась, что от нее что-то скрывают. – Ксюша намекала на какой-то сюрприз. Кто этот загадочный человек, который ожидается вечером в гости?
      – Мой жених, – ответила за всех племянница.
      – Я его знаю? – не отставала Казакова.
      – Нет, – заверил брат. И добавил: – Но складывается такое впечатление, что ты знакома с ним с самого рождения.
      – Достаточно загадок. Объясните! – потребовала Люба у родственников.
      – Потерпи до вечера, – сказал Алексей.
      – Издеваются над бедной женщиной, – деланно надула губы Люба.
      – Уж не разжалобить ли ты нас собралась? – Ксюша сделала вид, что сочувствует родственнице.
      – Я на кухню, – объявила Светлана.
      – Я помогу тебе, – сказала младшая Кожевникова.
      – И я, – вызвалась Люба.
      – Ни в коем случае! Гостям не место на кухне, – возразила хозяйка.
      – Вот именно, – поддержал ее муж.
      В течение дня Люба пыталась разгадать тайну и делала несколько неудачных попыток. Женщины отшучивались, а Алексей вообще пропускал ее вопросы и просьбы мимо ушей.
      Хозяйка накрывала на стол, Алексей уткнулся в телевизор, Ксюша куда-то ушла, а Люба сидела в кресле, занятая собственными думами.
      До Алексея долетел скрип тормозов остановившейся у дома машины.
      Он выглянул в окно и сказал: – Приехали.
      Казакова, заинтригованная предстоящей загадочной встречей, как-то вся подобралась и смотрела на входную дверь. Все, что угодно ожидала она увидеть, то только не лицо человека, похожего на нее, как две капли воды.
      – Познакомься, – сказала Ксюша растерявшемуся гостю. – Это и есть моя престарелая тетка. – Люба встала, но не произнесла ни единого слова. Близнецы, лишившись дара речи, уставились друг на друга. Теперь они оба понимали, какой сюрприз им приготовили. Александр уже видел Любину фотографию, но воочию сходство поражало еще больше. Они были буквально на одно лицо, только у мужчины черты были более жесткими и волевыми. Отличал лишь цвет глаз: у женщины светло-голубые, у мужчины темно-карие.
      – Казакова Люба, – пришла в себя и представилась гостья Кожевниковых.
      – Вершков Александр, – машинально ответил мужчина.
      Последняя реплика гостя сразила женщину сильнее, чем сходство. Она поняла, что перед ней родной брат и сердце готово было выскочить из груди.
      – Братишка! – невольно воскликнула она.
      – Что? – не смог разобраться в происходящем Александр. Люба вспомнила, какие усилия прилагала мать в поисках сына и подумала, что только она имеет право открыть правду.
      – Я хотела сказать, что Алеша, мой брат, приготовил настоящий сюрприз, – пошла она на попятную.
      – Не каждому дано увидеть свое отражение без зеркала. Они стояли напротив друг друга, не замечая присутствия остальных членов семьи. Женщину подмывало спросить его про серебряную цепочку с подковкой, но она не нашла подходящего предлога.
      – Долго вы еще будете любоваться друг другом? – спросил Алексей. – Ужин стынет.
      – Извините, – и Вершков первым прошел к столу. За ужином завязалась непринужденная беседа на отвлеченные темы. Мысленно следователь вновь вернулся к своим подозрениям относительно главы семейства Кожевниковых. По дороге он задал Ксюше вопрос, знает ли ее отец Панина Григория Игнатьевича. Она ответила, что он однажды был у них в доме, если она не ошибается. Теперь Александр ждал удобного момента, чтобы задать тот же самый вопрос Алексею. И такую возможность ему предоставил сам хозяин.
      – Как твоя служебная командировка? – как бы между прочим спросил он. Алексей разговаривал с Вершковым на «ты», как бы на правах будущего тестя.
      – Бесполезно летал, – махнул рукой следователь.
      – Да и свидетельница уже отказалась от своих прежних показаний. – Он ничего не скрывал, разыгрывая простачка. – Придется закрыть дело. Кстати, вы не знакомы с начальником холодильного цеха мясокомбината Паниным? – Складывалось впечатление, что он задал вопрос лишь для поддержания беседы и отвечать на него было не обязательно. Но Алексея эта тема интересовала, поэтому он ответил:
      – Я занимаюсь другим бизнесом и мои пути с мясокомбинатом не пересекаются, – и он располагающе улыбнулся.
      – Странно! – Брови у Вершкова поползли верх от удивления. – А Ксюша говорила, что Панин бывал у вас дома.
      – Разве ты не помнишь Григория Игнатьевича? – Дочь с виноватым видом посмотрела на отца. – Он как-то заходил к нам.
      – А-а-а! – воскликнул хозяин дома, будто только теперь понял, о ком говорят. – Так речь идет о Григории Игнатьевиче? Но я отродясь не знал его фамилии. – Атаман понял, что попал в ловушку следователя и что тот лишь прикидывается простачком.
      – И что он работает на мясокомбинате, вам конечно неизвестно? – Александр не смотрел на собеседника, словно не ему задавал вопросы. Это давало ему определенное преимущество.
      – Ты меня в чем-нибудь подозреваешь? – обиженно поинтересовался хозяин.
      – Что вы! Просто дурная привычка следователя – задавать вопросы.
      – Григорий Игнатьевич что-то говорил на счет своей должности, но я не обратил на это внимания, – решил все-таки оправдаться Атаман. – У нас с ним шапочное знакомство, но он произвел на меня впечатление честного и порядочного человека. Наверняка его оговорили, поэтому факты и не подтвердились. – Таким образом Алексей вроде бы вышел из щекотливого положения, но как умный человек он не мог не понимать, что сомнения закрались в голову следователя.
      – Черт меня дернул пригласить его! – выругался он про себя.
      Вершков был в форме и застегнутая на все пуговицы рубашка, да еще галстук скрывали серебряную цепочку, с которой он до сих пор не расставался. Но Люба, не отрываясь, смотрела ему на грудь, словно пуговицы на рубашке должны были расстегнуться под воздействием ее гипноза.
      Александр заметил пристальное наблюдение за ним и испытывал неудобство. Он подумал, что по неосторожности чем-нибудь капнул на рубашку и придирчиво осмотрел ее, но пятен не обнаружил. Если бы женщина изучала его лицо, то ее любопытству нетрудно было найти объяснение, но чем заинтересовала ее грудь следователя, он никак не мог сообразить.
      Ксюша, которая чувствовала себя виноватой перед отцом, чтобы прервать неприятную для Алексея беседу, включила магнитофон. И громкая, но мелодичная музыка заполнила комнату.
      – По-моему, мужчины совсем забыли, что с ними за одним столом сидят дамы. – Произнесла она с некоторой обидой.
      Мужчины посмотрели на нее с извиняющими улыбками. – Я рассчитываю, что кто-нибудь пригласит меня на танец!
      Вершков поднялся из-за стола с намерением исполнить пожелание Ксюши, но его опередил Алексей, ему не терпелось побранить дочь за длинный язык. Растерявшийся Александр так и замер посреди комнаты.
      – Что это вы к одной кинулись? – не упустила своего шанса Казакова. – В этом доме есть еще две женщины. Следователю ничего не оставалось, как пригласить на танец Любу.
      – А я пока кофе приготовлю, – поднялась из-за стола и Светлана.
      Александр и Люба танцевали молча. Мужчина был почти на целую голову выше ее, хоть она и не была маленького роста. Она прислонилась щекой к груди партнера и сквозь тонкую ткань летней рубашки ощутила цепочку. Тогда она решила пойти на хитрость. Она умышленно подвернула правую ногу и упала на одно колено. Для мужчины ее маневр оказался неожиданным и он не успел придержать ее. Но партнерша сама о себе позаботилась, зацепившись за его рубашку. Две верхние пуговицы отлетели, застежка форменного галстука лопнула, а на всеобщее обозрение выступила цепочка с подковкой.
      – Извини! – поднимаясь, сказала Люба. Но ее взгляд оставался прикованным к талисману.
      – Ничего страшного. С кем не бывает? – И потом все же спросил: – Что интересного ты нашла у меня на груди?
      – Забавная вещица. – Люба бережно взяла в руку подковку и перевернула ее обратной стороной. – Здесь кажется что-то написано?
      – Вершков хотел сказать ей, но она опередила: – «Моей Анюте, от Прохора». Она не прочитала, но хорошо знала надпись.
      – Глазастая! – удивился партнер. – Надпись очень мелкая и не всякий способен разглядеть ее даже через лупу.
      – У Казаковых зрение стопроцентное! – широко улыбнулась женщина и вновь прижалась к партнеру. Внутри у нее все ликовало. Наконец-то она нашла родного брата.
      – Где ты приобрел такую оригинальную вещицу? – спросила она, чтобы хоть как-то оправдать свое чрезмерное любопытство.
      – Она висит у меня на шее столько, сколько себя помню и, вероятно, тут кроется какая-то тайна, но родители не успели ее мне раскрыть.
      – Может быть эта подковка хранит тайну твоего рождения? – намекнула собеседница.
      – Глупости! – уверенно возразил Вершков. – Мои родители погибли в автомобильной катастрофе.
      – Затем детдом, армия, мореходка, загранплавание и вот теперь работа в органах? – Она кивнула на погоны.
      – Ксюша рассказала? – предположил мужчина.
      – Она, – Люба от души рассмеялась. Поведение Любы казалось Александру странным. Мелодия стихла и Александр проводил партнершу к столу. Но прежде, чем отойти от нее, он поинтересовался:
      – Ты сказала, что у всех Казаковых стопроцентное зрение?
      – Можешь не сомневаться! – подтвердила собеседница.
      – Разве у тебя не фамилия мужа?
      – Нет, я оставила свою. Мы так решили! – Она явно бравировала и гордилась.
      – Тогда почему у вас с родным братом разные фамилии? – Люба перестала улыбаться и отвела глаза в сторону. А Алексей второй раз за вечер попал в сложную ситуацию по вине женщин.
      – У нас разные отцы, – пришел он сестре на помощь.
      – Не вечер отдыха, а сплошное выяснение личностей! – вмешалась а разговор хозяйка.
      – Вот именно! – поддержала дочь. – Если ты хочешь что-нибудь выяснить, вызывай повесткой и допрашивай, – и она демонстративно отвернулась от Вершкова.
      – У всех прошу прощения! – Александр даже встал. – Сам не знаю, что на меня нашло.
      В дальнейшем вечер протекал спокойно. Инициативу перехватила хозяйка и сама подбирала темы для беседы. Остальные охотно поддерживали ее. Незаметно наступило время прощаться и Александр, надев на голову форменную фуражку, поблагодарил хозяев за гостеприимство и прекрасный ужин.
      – Я отвезу тебя на машине, – сказала Ксюша.
      – На улицах города бдительные гаишники, а ты выпила шампанского, – отказался Вершков.
      – С тобой не страшно, ты сам милиционер, – возразила молодая женщина.
      – Нет! – Собеседник твердо стоял на своем. – К тому же, на обратной дороге меня не будет рядом с тобой.
      – Ну и ходи пешком, раз тебе так нравится!
      – Давайте такси вызовем, – предложила Светлана.
      – Да тут пешком – рукой подать. Я благодарен за заботу, но право, не стоит так беспокоиться. До свидания, – и он направился к выходу.
      – Провожу его до калитки! – Ксюша выскочила следом.
      – Вот стрекоза, – улыбнулась мать.
      – У них серьезные отношения? – спросила Люба.
      – Да какие там отношения, – отмахнулся Атаман, недовольный сегодняшним вечером.
      – А по-моему, девочка влюблена, – высказала свое мнение Светлана. – Просто отец недолюбливает парня, поэтому и не задумывается серьезно о чувствах дочери.
      – Только ментов в нашем роду не хватало, – буркнул Алексей. – Он сегодня что-то вынюхивал, задавал каверзные вопросы. Что у него на уме? Кто знает? – Он бросил недобрый взгляд на жену. – А вдруг ему взбредет в голову покопаться в моем прошлом? Что тогда? Или уже забыла, что я в розыске и успокоилась? – Его раздражение скользило в каждой фразе, в каждом слове.
      – Не причинит он тебе зла! – уверенно произнесла Люба.
      – Вот это номер! Тебе-то откуда известны такие подробности о намерении малознакомого человека? – Алексей распечатал новую пачку сигарет и закурил. Он очень редко курил в доме, только когда находился в скверном расположении духа.
      – Думаю, что я не ошибаюсь, – без всяких объяснений заверила гостья.
      – Можно подумать, что ты знала его раньше. Иначе невозможно всерьез относиться к твоим заверениям. – Мужчина выпустил тонкую струйку дыма. Он заметил в себе такую особенность: когда наблюдаешь за медленным полетом дыма, то нервы постепенно успокаиваются.
      – Не исключено, – продолжала Люба интриговать хозяев своими ответами.
      – В твоих словах много загадок, – не могла не вмешаться в разговор брата и сестры Светлана. – Мы хотим услышать на них ответы.
      – К сожалению, я не могу. Это право принадлежит другому. Но ручаюсь, что ждать осталось недолго.
      – Всем добрый вечер! – В комнату буквально влетел обычно медлительный Диксон.
      – Ну и разнесло тебя, – невольно вырвалось у Казаковой. Он пропустил ее реплику мимо ушей и после приветствия обратился к Алексею:
      – Какого дьявола около твоего двора крутится следователь?
      – Я же тебе говорил, что моя дочь встречается с ним. Я запретил ей, но она не слушает. – Алексей почувствовал неладное.
      – Зачем приглашать его к себе в дом? – продолжал наседать поздний визитер. – Он узнал меня.
      – С чего ты взял? Он тебе что-нибудь сказал? – Они вели диалог, понятный только им двоим.
      – Нет! Но одарил таким подозрительным взглядом!
      – Не вовремя ты заявился. Этому парню палец в рот не клади. До меня он тоже весь вечер докапывался. – Алексей затушил сигарету и поднялся.
      В этот момент вернулась дочь.
      – Твой ушел? – спросил он ее.
      – Ушел, – коротко ответила Ксюша.
      – Он тебя о чем-нибудь спрашивал?
      – Маратом Рафкатовичем интересовался.
      – И что? – Отец с трудом сдерживал себя, чтобы не накричать на дочь.
      – Сказала, что он твой старый друг.
      – Вот видишь! – сказал Диксон. – Я оказался прав.
      – Пошли в мой кабинет. Там и поговорим, – и хозяин дома направился к двери.
      – Что будем делать? – Марат даже не пытался скрыть своего волнения.
      – А что собственно страшного произошло? Дело Панина закрыто. А на нас у него ничего нет, кроме разве подозрений.
      – Дай-то Бог, чтобы ему не взбрело в голову проявить личную инициативу. – Марат не мог сидеть на месте и носился по кабинету. Его медлительность и леность мгновенно исчезли – это был почти прежний Диксон.
      – Я одного боюсь, – задумчиво произнес Алексей.
      – Чего? – Собеседник остановился, он, словно предчувствовал очередную неприятность.
      – Он может сделать запрос на меня в родной город.
      – Какой смысл, если мы приехали сюда с севера? Даже если и сделает, то на Кожевникова он не найдет компромата. – Друг закурил и наконец-то опустил свое грузное тело в кресло, выпуская дым двумя струйками через нос.
      – Он сделает два запроса: на Кожевникова и на Казакова.
      – Ему известна твоя старая фамилия? – Диксон поперхнулся дымом и закашлялся.
      – Сестра проболталась. – Атаман похлопал друга по спине. – Я, правда, вывернулся, сказал, что у нас разные отцы. Но мне показалось, что он только сделал вид, что поверил.
      – Но это означает, что запахло жареным! – Марат протянул руку к столу и затушил сигарету в пепельнице.
      – А может быть мы преждевременно нагоняем на себя страха? – Складки на лбу Алексея проявились особенно отчетливо. – Во-первых, для официального запроса у него нет оснований, во-вторых, он ухлестывает за моей дочерью и вряд ли решится открыто проявить недоверие.
      – Все равно мы должны быть начеку, – несколько успокоился Диксон.
      – Непременно. И вот еще что: ты ко мне пока не ходи, будем встречаться у Нины.
      – Добро! – Гость поднялся.
      – Ты зачем пришел? – спросил Алексей.
      – Да Панина видел, он просил отсрочку с выплатой.
      – Из-за него заварилась такая каша, а у него еще хватает наглости просить отсрочку!?
      – В общем-то я его предупредил, чтоб особо не надеялся на послабление, а теперь, разумеется, вопрос отпал сам собой. – Марат протянул руку и они распрощались. Алексей вернулся злым и накинулся на дочь:
      – О чем еще спрашивал тебя мусор?
      – Если будешь кричать, то я не стану тебе отвечать. – Ксюша проявила характер. – Будь добр отзываться о моем знакомом почтительнее. У него между прочим имя есть.
      – Я сам буду решать: когда, с кем и как разговаривать. Отец задал тебе вопрос и ты должна на него ответить, а не пререкаться.
      – Можешь командовать своими шестерками, я не одна из них. И в таком тоне не намерена продолжать разговор!
      Светлана сочла нужным вмешаться:
      – Сегодня все уже достаточно взвинчены. Давайте перенесем все вопросы и ответы на завтра.
      – Ты слышала, как она отцу отвечает? – перекинулся Алексей на жену. – Заступается за какого-то проходимца! Если не нравится родительский дом, так пусть убирается к своему менту, – разошелся он не на шутку.
      – И уйду! – Ксюша демонстративно вышла из комнаты, бросив на ходу: – Вот только соберу вещи!
      – Скатертью дорожка! – выкрикнул отец. – Смотри! Как бы возвращаться не пришлось.
      – Уже завтра ты пожалеешь о сегодняшнем поступке, – укорила его жена.
      – Сама напросилась! – и Алексей тоже вышел из комнаты.
      Люба же предпочитала в семейную ссору не вмешиваться.
      – Ты к нам надолго? – поинтересовалась Кожевникова у Казаковой, когда они остались одни.
      – Завтра уезжаю, вечерним поездом.
      – Жаль. Но все равно, уже поздно. Твоя комната ждет тебя.
      – Хорошо, – кивнула Люба. Но потом добавила: – Ты сильно не переживай, уверена, что все образуется.
      – Спасибо, – обернувшись, уже на ходу вымученно улыбнулась Светлана. Она сначала зашла в комнату к дочери, чтобы уговорить ее не принимать поспешных решений.
      – Нет, мама! Даже не уговаривай! – Дочь кидала в чемодан вещи без разбора.
      – Ты не хуже меня знаешь, что последнее время наш отец раздражен, у него что-то не клеится в делах. Он вспылит, накричит, а потом сам жалеет.
      – В любом случае сегодняшнюю обиду я ему не прощу!
      – В тебе в данную минуту бушуют страсти. А ведь тебе не хуже меня известно, что отец любит нас и все делает для нашего же блага.
      – Но раньше он таким не был. – Ксюша хлопнула крышкой чемодана и присела на край кровати.
      – Твои слова только подтверждают, что у него неприятности. – Светлана говорила спокойным и ровным голосом, и постепенно он начал оказывать благоприятное воздействие на дочь. – Я очень тебя прошу: разложи вещи по местам и ложись спать. Обещаю, что утром отец отойдет и извинится перед тобой.
      – Нужны мне его извинения. – У нее выступили слезы обиды и она уткнулась в плечо матери.
      – Поплачь дочка, поплачь. Сразу и полегчает. – Мать прижала ее голову к своей груди.
      – Ты прости меня, мама, но я все равно не могу остаться. – Она осторожно высвободила голову из объятий матери и вытерла слезы.
      – Я и не настаиваю, только такое важное решение лучше принимать утром, на свежую голову. – Светлана поняла, что между отцом и дочерью пробежала черная кошка, но старалась сгладить конфликт.
      Она понимала, что убедить дочь не удастся и старалась хотя бы оттянуть время, дать ей возможность успокоиться. После разговора с Ксюшей, которая согласилась остаться до утра и все хорошенько обдумать, Светлана отправилась в спальню. Но мужа там не было. Она прошла в его кабинет. Алексей сидел на стуле, облокотившись о письменный стол и обхватив голову руками.
      – Алеша, – тихонько позвала его жена. Он очнулся и посмотрел на Светлану затуманенным взором.
      – Ты звала меня? – спросил Алексей, очнувшись. – Звала. – Светлана подошла к мужу и положила руки ему на плечи. – Тебе не кажется, что нам есть, что обсудить.
      – Кажется, – уже осмысленно ответил Алексей.
      – Поверь! Я не горю желанием касаться больной темы, но ты незаслуженно оскорбил дочь и должен перед ней утром извиниться.
      – Но она не может встречаться с этим ментом. С тех пор, как он появился, я чувствую, как надо мной сгущаются тучи.
      – Но ты сам просил ее пригласить к нам сегодня Вершкова. – Светлана недоуменно пожала плечами.
      – Потому что идиот! Не подумал. Любопытство, видишь ли, обуяло!
      – Какое любопытство?
      – Послушай, Светик, мы много лет прожили вместе и смею надеяться, что довольно счастливо. – Она не возражала. – Ты никогда не лезла в мои дела, пусть и теперь все останется по-прежнему. Нас обоих такое положение устраивает. Договорились?
      – У меня и в мыслях не было, – оправдывалась Света. – Я и понятия не имела, что у тебя какие-то дела со следователем.
      – Нет у меня с ним никаких дел! Нет! – вспылил Алексей. – Но все равно тебя это не касается!
      – Хорошо, только не нужно кричать.
      – Извини. – Он извлек из пачки сигарету и прикурил. – Этот человек очень опасен. Но он умен и умеет расположить к себе людей. Ксюша в него влюбилась, а сестра его сегодня первый раз увидела и уже уверяет, что он не способен причинить нам зло.
      – Я не могу знать, что между вами произошло, но мы не имеем права не считаться с чувствами дочери.
      – Светлана произнесла это таким тоном, словно предъявила ультиматум.
      – Или моя дочь выбросит Вершкова из головы, или… – Он так и не решился сказать резких слов. – В общем – это мое последнее слово!
      – Я не хочу продолжать разговор, – заявила жена.
      – Поговорим лучше утром.
      – Ничего не изменится. – Алексей затушил сигарету и вышел из кабинета. Светлана задержалась на какую-то долю секунды и последовала за мужем…
      Люба лежала в постели с открытыми глазами. Сон не шел, глаза уже привыкли к темноте и хорошо различали все предметы, но обстановка ее не интересовала. Казакова думала: правильно ли она поступила, что не раскрыла родственникам правды. Ей и самой этого хотелось. Но еще раз проанализировав свой поступок, она в очередной раз пришла к выводу, что будет правильнее, если это сделает мать. Но она видела, что вокруг Вершкова идет какая-то игра, которая может вылиться в драму. Люба была уверена, что он преодолеет любые трудности, но вот Ксюшина любовь… Над этим она мучилась и не знала, как поступить.
      – Я должна ее предостеречь, – мелькнула мысль и она тут же за нее уцепилась. Женщина протянула руку и щелкнула выключателем бра. Яркая вспышка света ослепила глаза. Она зажмурилась, протерла глаза, не спеша, встала с постели, накинула халат и вышла из комнаты.
      Настенные часы показывали третий час ночи, но в комнате Ксюши горел верхний свет, а сама она лежала в одежде на кровати, заложив руки за голову. Ее красивое лицо было сосредоточено. Негромкий стук в дверь, больше похожий на шорох, вывел ее из задумчивости. Она поморщилась и нехотя произнесла:
      – Не заперто.
      Люба бесшумно вошла в комнату, прикрыв плотно за собой дверь.
      – Мы можем поговорить? – Непонятно было, предлагала она или спрашивала.
      – Что если перенести беседу на утро? Голова раскалывается.
      – Не желательно. Завтра я уезжаю и может не представиться возможности поговорить, – мягко, но настойчиво сказала Казакова.
      – Ну раз такая необходимость. – Ксюша села и пожала плечами. Жестом руки она предложила молодой тетке располагаться в кресле.
      – Я хочу, чтобы ты мне честно ответила: какие у тебя отношения с Вершковым. Только честно, – и она внимательно посмотрела на племянницу.
      – Тебе-то зачем? – поинтересовалась Ксюша. Но не дождавшись ответа, добавила: – Не исключено, что я люблю его. Правда еще не разобралась полностью в своих чувствах.
      – Мой следующий вопрос может показаться тебе нетактичным, но уверяю, что это не простое любопытство. – Люба на какое-то время замялась, но потом решительно произнесла: – Ты уже переспала с ним? – Вопрос был настолько откровенным и неожиданным, что Ксюша не смогла сразу ответить. Тетка же поняла ее молчание по-своему и добавила: – Ну, вы были близки?
      Племянница, которая и без того была в скверном расположении духа, собиралась резко ответить и больше не касаться этой темы, но взглянув на позднюю посетительницу, передумала.
      – У меня такое чувство, что разговариваю не с тобой, а с ним. У тебя выражение лица в точности, как у Саши. Даже мурашки по спине побежали от такого сравнения, – выразила она свои ощущения.
      – И тем не менее, ты не ответила.
      – Зачем тебе?
      – Нужно, – коротко бросила Казакова. Ксюша, изобразив на лице недоумение, сказала:
      – Не думаю, что стоит из этого делать тайну. Он очень робок и пока мы ограничиваемся поцелуями. Все зависит от меня. Но я не пятнадцатилетняя девочка и рано или поздно это произойдет, – и она замолчала, ожидая объяснений.
      – Не делай этого.
      – Это еще почему? – повысила голос Ксюша. – Отец его терпеть не может, теперь ты. Вы что?! Сговорились!?
      – Напротив, мне он показался очень даже симпатичным. Уверяю, что и Алексей в ближайшее время изменит о нем мнение в лучшую сторону. – Люба буквально огорошила племянницу.
      – Ничего не понимаю! – Ксения встала и прошлась по комнате. – Я завтра утром собираюсь к нему переехать. Вижу, что он неравнодушен ко мне и, возможно, сделает предложение. Что же мне и тогда шарахаться от него в сторону? Это при том, что у него в общежитии одна комната. Как я буду выглядеть? Сама пришла и строю из себя недотрогу?!
      – Не надо переезжать к нему. – Люба выдержала небольшую паузу и продолжила: – Я не могу тебе сейчас всего объяснить, но поверь, что скоро ты убедишься, что я была права.
      – Но я уже решила покинуть этот дом, сказала об этом маме и идти на попятную не намерена.
      – Хорошо, – сдалась Люба, посчитав, что отговаривать племянницу бесполезно. – Но пообещай мне, что ты откажешься от его предложения, если он его сделает и не вступишь в близкую связь.
      – Даже и не подумаю! Не хочу ставить себя и его в идиотское положение. К тому же, боюсь что повторного предложения может больше не поступить.
      – Ладно. Не отказывай ему, но сошлись на то, что тебе нужно все обдумать и взвесить. Таким образом протянешь месяц.
      – А что изменится через месяц?
      – Это не моя тайна. – Казакова с сожалением развела руками. – Вернется твоя бабушка с моря и ты все узнаешь.
      – Тайна? – удивилась Ксюша. – Но причем тут бабушка?
      – Потерпи немного, – попросила Люба.
      – Надо же! Что-то мне подсказывает, что неспроста вы на одно лицо.
      – Природа еще и не такие шутки выкидывала, – улыбнулась гостья. – Так мы договорились?
      – Надеюсь, что ты меня не разыгрываешь?
      – Нет.
      – Потерплю месяц, куда деваться, – наконец-то согласилась она, заинтригованная тайной.
      Александр вернулся в общежитие, разобрал постель и лег. Но переполнявшие его мысли мешали заснуть. Теперь он был уверен, что Алексей Леонидович Кожевников замешан в деле Панина и только благодаря его осведомленности начальнику холодильного цеха удалось вывернуться. Прощаясь с Ксюшей, он как бы между прочим поинтересовался Любиным отчеством. То, что у Любы и Алексея разные отцы, но с одним именем, лишний раз убедило следователя, что Кожевников не является тем, за кого себя выдает. Он принял решение провести неофициальное расследование и только после этого смог уснуть. Утром Вершков позвонил своему однокурснику, который попал по распределению в город, где Александр родился, но который был для него практически чужим.
      – Алло, – прокричал он в трубку из своего кабинета. – Лейтенанта Крупенина пригласите, пожалуйста, к телефону. – После двадцатисекундного молчания услышал знакомый голос. – Василий, ты? – спросил на всякий случай.
      – Я, Сашка! Я! – сразу узнал его друг. Они коротко обменялись приветствиями и впечатлениями о своей работе. Затем Вершков перевел разговор в нужное ему русло:
      – Я к тебе, Василь, с просьбой.
      – Все, что в моих силах, – с готовностью отозвался соратник.
      – Мне нужны данные на Казакова Алексея Леонидовича. – Он немного подумал и добавил: – Если таковой в вашей картотеке не числится, то на Кожевникова.
      – Добро! – согласился Крупенин. – Как только найду что-нибудь, сразу сообщу.
      – Я сам перезвоню через несколько дней. Просьба личного характера, – поторопился он предупредить однокурсника.
      – Добро, – повторил тот свое излюбленное словечко и они распрощались.
      День у молодого следователя пропал даром. Он взял новое дело, но не мог на нем сосредоточиться. Ему мешали мысли о семействе Кожевниковых: любовь к Ксюше и темная личность ее отца. Сложно было соединить все это в одно целое.
      За весь рабочий день Ксюша ему ни разу не позвонила, и он возвращался в общежитие не в самом лучшем настроении.
      – С каких это пор ты перестал со мной здороваться? – долетел до слуха следователя знакомый голос.
      – Ксюша! – обрадовался Александр. Девушка сидела на лавочке перед входом в общежитие и улыбалась. Рядом с ней стоял внушительных размеров чемодан.
      – Ты уезжаешь? – предположил с опаской мужчина.
      – Не уезжаю, а переезжаю, – продолжала улыбаться Ксения. Но решив, что уже достаточно держать Вершкова в неведении, пояснила: – Я поругалась с отцом и ушла из дома. Оказавшись на улице, поняла, что ближе тебя у меня никого нет.
      – Что же мы тут стоим? – Александр поднял чемодан. От последних слов девушки он буквально весь засветился.
      – Кавалер приглашает даму на чашечку кофе? – У Ксюши проскальзывали игривые нотки.
      – Если дама по достоинству оценит приготовленный им кофе, то и на постоянное место жительство. Они дружно засмеялись и Ксюша, поднявшись с лавочки, взяла Александра под руку.
      – Веди в свои хоромы! – произнесла она, приподняв высоко подбородок, изображая великосветскую даму.
      Весь вечер они беседовали, пили кофе и не заметили, как стемнело.
      – Кофе у тебя отменный, – сказала Ксюша. – Но до тех пор, пока мы не обручены, спать будем отдельно. – Она старалась все преподать в шутливой манере.
      – У меня маленькая комната и всего одна кровать.
      – Вершков же был серьезнее, чем когда-либо. Сразу можно было заметить, что слова ему давались с большим трудом. – И все же, я рискую просить твоей руки.
      – Ты и впрямь вошел в образ, – рассмеялась Ксюша. – Но тогда ты должен просить руку девушки у ее отца.
      – Мы живем в другое время, – Александр оставался серьезным. – Ты с отцом поругалась, у меня тоже не сложились с ним отношения. Более того, я его кое в чем подозреваю и рассчитываю, со временем, вывести на чистую воду.
      – Я согласна стать твоей женой, но ты должен оставить папу в покое, – выдвинула она условие.
      – Но я не исключаю возможности, что он преступник, – возразил мужчина.
      – Он мой отец! – произнесла Ксения с вызовом.
      – И если я нужна тебе, то… Выбор за тобой!
      – Боже мой! Ксюша! – Он опустился на кровать рядом с девушкой и обнял ее за плечи. – Я же люблю тебя! – Он смутился, но потом решительно добавил: – Давай завтра подадим заявление в ЗАГС и распишемся. – У обоих учащенно забились сердца.
      – Подадим через месяц, – сказала Ксюша. – Не хочу тебя обманывать и честно признаюсь: меня просили подождать месяц, если ты сделаешь предложение.
      – Кто? – Для Александра это было полной неожиданностью.
      – Ты действительно хочешь знать?
      – Меня просто распирает от любопытства. С подобным я еще не сталкивался. Какая-то мистика!
      – Меня просила об этом Казакова Любовь Леонидовна, твоя близняшка и моя дражайшая тетушка.
      – Вокруг вашей семьи витает тайна, одни загадки, на которые пока нет ответов. Что касается нашей схожести, то она меня вчера поразила, – признался Вершков. – Это несмотря на то, что я уже видел Любину фотографию. Но уж очень странной показалась мне твоя тетя. Ее поведение не укладывается в рамки здравого смысла.
      – Ее можно понять, – заступилась за тетку племянница. – Ты хоть фотографию ее видел, а для нее эта встреча, как снег на голову. Я представляю, что испытывает человек, увидевший свое отражение без зеркала.
      – Выходит, что до встречи со мной она обо мне ничего не слышала?
      – Что тут удивительного? – пожала плечами собеседница. – Нам интересно было посмотреть сцену вашей встречи, вот мы и не предупредили ее. Извини, если тебе это не понравилось, – и Ксюша обиженно поджала губы.
      – Дело в другом. Она, когда мы с ней танцевали, сыпала такими подробностями из моей биографии, о которых я рассказывал только тебе. Ты точно ей ничего не говорила?
      – Какой смысл скрывать это от тебя? – Ксюша и сама была удивлена не меньше Вершкова.
      – Но она сослалась именно на тебя. Хотя не исключено, что ей рассказал кто-нибудь из твоих родителей, – размышлял вслух Александр. – Только какой ей был резон врать мне?
      – Но я и с родителями не делилась подробностями твоей биографии, – подлила масла в огонь Ксения.
      – Тогда получается, что Казакова знала про меня еще до встречи из неведомых нам источников?
      – Получается так, – подтвердила Ксюша. – Она обещала мне, что через месяц мы все узнаем.
      – Чем не сюжет для романа, – ухмыльнулся Вершков. – Все так запутано.
      – Предлагаю потерпеть месяц. Проживем как брат и сестра.
      – Потерпим. Лишь бы на самом деле не оказаться близкими родственниками, хоть это уже из области фантастики, – пошутил Александр. – Ладно. Пойду поищу раскладушку, а когда вернусь, передвину твою кровать в угол и повешу штору, – и он вышел из комнаты.

      Любовь Леонидовна Казакова, заранее созвонившись, встретилась с Герасимовым в парке. Сутулый, сидя на скамейке, читал записку от Атамана. Но вот он расправил сутулые плечи и подтянул к себе ноги, что означало, что с посланием он ознакомился.
      – Что просил передать Алексей мне на словах? – спросил он.
      – Для осуществления одного плана мне нужен надежный водитель, – ответила Люба. – Брат заверил, что ты мне подыщешь такого человека или сам войдешь в дело, – и она поделилась с ним деталями. Она безоговорочно доверяла старшему брату, поэтому говорила открыто, не считая нужным что-либо скрывать от человека, к которому тот ее направил.
      – Опасное дельце, – произнес Павел после некоторого раздумья. – Но толковое и прибыльное.
      – Ты мне поможешь? – В ее ожидающем взгляде скользило явное нетерпение. Сутулый улыбнулся и ответил не сразу, как бы испытывая ее терпение:
      – Мне надоело сшибать случайные филки, пора подобрать постоянный бизнес.
      – Твои слова означают, что ты сам готов принять в этом участие?
      – Угадала, – он уже не улыбался. – Но предварительно мы все обмозгуем до мельчайших подробностей.
      Через неделю группа была готова к проведению первой преступной операции. А спустя еще пару дней, заведующий отделением гемодиализа Элькин Абрам Семенович вызвал к себе в кабинет Казакову и предупредил, что их клиент уже находится в отдельной палате их отделения, и аванс за замену правой почки внесен.
      – Уже! – Кровь отхлынула от ее лица. Пока шла подготовка, не было времени задуматься о том, во что она впуталась. Но теперь ее буквально парализовал страх.
      – Спокойно, девочка. – Профессор заметил, как побледнела Люба, поднялся со своего места и поспешил пододвинуть ей стул.
      – Сама не пойму, что на меня нашло. – Казакова медленно опустилась на стул. – Может откажемся от нашей затеи, пока не поздно.
      – Поздно! Уже поздно! – Элькин достал из холодильника бутылку минеральной воды и налил в стакан, протянув его Любе. – И ты, и я связаны обязательствами перед другими людьми. Люба сделала несколько больших глотков и поставила стакан на стол.
      – Я боюсь, – произнесла она тихо.
      – Но раньше… – начал было Абрам Семенович.
      – Раньше не задумывалась, – перебила она его, – а теперь боюсь.
      – Это нервы. – Элькин положил ей на плечо руку. Но ее чрезмерное волнение передавалось и ему, он резко одернул руку. – Все пройдет замечательно, первый раз всегда тяжело. – Было непонятно, кого он успокаивал больше: ее или себя.
      – Когда нужна почка? – Женщина собрала волю в кулак.
      – Сегодня у тебя ночное дежурство. Как мы договаривались: дежурства мужа и брата должны совпадать с твоим. – Профессор старался произносить слова уверенно, но чуть заметная дрожь в голосе подводила его. Как ни странно, но именно этот факт возвращал самообладание Казаковой. Чем больше нервничал собеседник, тем заметнее упокаивалась она. Наконец хладнокровие полностью вернулось к ней.
      – Я поняла, – твердо сказала она. – Приходи в отделение к трем часам ночи, я подготовлю клиента к операции.
      – Как не восхищаться такой женщиной? – отпустил комплимент заведующий.
      – Спасибо. Я могу уйти сегодня пораньше?
      – Естественно… – кивнул Элькин. – Ты уже сейчас можешь считать себя свободной. Но на дежурство не опаздывай.
      – В девятнадцать пятьдесят я на месте, – заверила Казакова. Когда она встала, это уже был совершенно другой человек. Трудно было поверить, что всего несколько минут назад с дрожью в коленках, полная страха, опустилась она на стул.
      Уже из дома Люба позвонила Сергею и предупредила его, чтобы он был готов сегодняшней ночью. Затем позвонила в диспетчерскую «скорой помощи». Ее муж заступил на сутки с девяти часов утра.
      – Я слушаю, – долетел до нее знакомый и родной голос Гарика, которого пригласил к телефону диспетчер.
      – Сегодня ночью, – сказала она в трубку… – Мы должны успеть до трех часов ночи. – Она не вдавалась в подробности, но он прекрасно понимал, о чем идет речь.
      – Хорошо, – сухо ответил Игорь и короткие гудки известили об окончании разговора.
      Люба распечатала пачку сигарет мужа, закурила и откинулась на спинку кресла. Несмотря на то, что курила она впервые и делала довольно глубокие затяжки, не закашлялась. Люба зажмурилась и ушла в собственные мысли. Только редкие движения руки, которой она стряхивала в пепельницу пепел, говорили о том, что женщина не спит…
      В половине первого ночи Гарик и Сутулый выехали на вызов.
      – Я предупредил диспетчера, что после вызова мы заскочим домой перекусить, – сказал Игорь. – Так что у нас будет минут тридцать-сорок свободного времени, пока он не начнет нас разыскивать.
      – Успеем, – уверенно отозвался водитель.
      У женщины, которая вызвала скорую помощь, оказался острый приступ аппендицита и они, не раздумывая, доставили больную в больницу, которая принимала этой ночью людей со «скорой».
      – Где искать донора в такое время? – спросил собеседник Гарик у Сутулого, когда они освободились.
      – На железнодорожном вокзале, – внес разумное предложение Павел. – Там в любое время полно народу и недалеко отсюда. Они въехали на привокзальную площадь, но не поставили машину в общий ряд на автостоянке, а припарковали ее подальше от любопытных глаз, за коммерческими киосками.
      – Что дальше? – Гарик добровольно уступил руководство напарнику.
      – Сними белый халат, приготовь шприц, чтобы отключить человека минут на десять и вперед. – Сутулый извлек из-под водительского сиденья обыкновенную деревянную скалку и завернул ее в газету. Игорь распечатал одноразовый шприц, вскрыл ампулу сомбривина и набрал нужную дозу. Затем он надел на иглу предохранительный пластмассовый колпачок и спрятал шприц в карман.
      – Я готов, – произнес он голосом человека, приговоренного к смерти.
      – Не дрейфь! – похлопал напарник его по плечу, думая, что таким образом можно успокоить.
      Только что объявили о прибытии поезда и они, смешавшись с толпой встречающих, прохаживались по перрону. Поезд остановился на первом пути и прибывшие смешались с толпой.
      – Как определить человека со здоровой почкой? – шепнул на ухо Игорю Павел.
      – Он должен быть молодым, со здоровым цветом лица, – тихо ответил напарник. – Но на глаз, да в такой сутолоке нельзя быть уверенным на сто процентов.
      – Разберемся.
      Сутулый выждал, пока отсеились пассажиры, которых встречали родственники или знакомые, и выбрал подходящий, по его мнению, объект.
      – Мы можем вас подбросить, – обратился он к мужчине среднего роста, на вид лет тридцати пяти, с множеством чемоданов и сумок.
      – Если еще и вещи поможете донести, не откажусь, – улыбнулся приезжий.
      – Это мы в раз организуем, – и Павел схватил два самых больших чемодана.
      Игорю ничего не оставалось, как последовать примеру напарника, но он выбрал не очень тяжелые сумки.
      – Повезло мне, – сказал мужчина. Ему достались рюкзак и спортивная сумка.
      – Эх, тяжела жизнь челночная, – пошутил Сутулый.
      – Не говори, – отозвался довольный челночник. Гарик в их беседу не вмешивался.
      – А почему никто не встречает? – поинтересовался Павел.
      – Я не местный. Первый раз в вашем городе. Знакомые говорили, что здесь хорошо на вещевом рынке расходятся импортные шмотки.
      – Тут ты в точку попал, – заверил его Павел. Он считал, что обстоятельства складываются как нельзя лучше. – Значит в гостиницу?
      – А куда же еще? – вздохнул челночник. – Только бы места были свободные, не очень-то хочется всю ночь в фойе отираться. С этими сумками да чемоданами даже на пятнадцать минут нельзя прикорнуть, все растащат.
      – Ты прав, – подтвердил Сутулый. – За нашим людом глаз да глаз нужен. Не успеешь моргнуть, а уже гол, как сокол.
      – Вот именно, – сник мужчина, представив себе невеселую перспективу.
      – Но ты не переживай! – продолжал заговаривать ему зубы Сутулый. – У меня в гостинице есть знакомая администраторша. Устрою тебя по высшему разряду.
      – Правда? – не поверил челночник.
      – Не сомневайся! Так понравится, что уезжать не захочешь.
      – Вот спасибо, мужики! Не думайте, отблагодарю, как положено.
      – Щедрых людей вдвойне приятно обслуживать. Они свернули в сторону от автостоянки и зашли за коммерческие палатки.
      – Куда вы меня ведете? – заподозрил было неладное челночник.
      – Уже пришли, – успокоил его Герасимов, указав на машину скорой помощи.
      – На «скорой» шабашите? – удивился приезжий.
      – Приходится суетиться. По себе знаешь, какая сегодня жизнь. А машину здесь спрятали от инспектора ГАИ, – пояснил разговорчивый Сутулый.
      – Молодцы! Хочешь красиво жить – умей вертеться, – одобрил их новый знакомый.
      – Принимай вещи, доктор, – бодро произнес Павел.
      – Давай, – удрученно ответил Гарик, который уже успел забраться в салон «скорой помощи».
      – Держи, – и Сутулый подал чемоданы, сумки и рюкзак. – Это тебе не по специальности работать. – Затем он повернулся к челночнику и сказал: – Садись вперед. Этот надутый индюк замучает тебя своим молчанием.
      – Да, твой напарник не больно-то разговорчив, – отозвался челночник, устраиваясь на переднем сиденье.
      – Зануда, каких свет не видывал, – охарактеризовал Павел Игоря. – Интеллигентишка неприспособленный. Какой с него спрос. – Он махнул рукой и включил зажигание. – А куда деваться? Приходится мириться с таким положением. – Машина плавно тронулась с места. Через пару кварталов он тормознул возле телефонной будки и спросил у пассажира: – Ты не против, если я на работу звякну?
      – Мог и не спрашивать, – сказал мужчина. Сутулый закрыл за собой дверь телефона-автомата и набрал номер дежурного врача отделения гемодиализа Первой городской больницы.
      – Алло, – мгновенно ответил тревожный голос Казаковой.
      – Это Павел. Минут через пять-семь за тобой заедем. Спускайся пока.
      – У вас нормально? – поинтересовался взволнованный голос.
      – Олух попался, его даже усыплять не пришлось. Если спросит, скажешь ему, что ты дочь моего начальника.
      – Хорошо, – и Люба опустила телефонную трубку на рычаг аппарата.
      Она бросила взгляд на часы, которые показывали начало второго. Казакова поднялась, налила в кружку горячего чая, который недавно вскипятила, положила туда три ложки сахара и бросила несколько таблеток снотворного. Тщательно размешала содержимое, взяла кружку и вышла из кабинета. Она направилась к дежурной медсестре.
      – Варвара Степановна, я вам горяченького чайку принесла, – и она протянула бокал пожилой женщине.
      – Спасибо, дочка, – поблагодарила ничего не подозревающая медсестра. – Дай Бог тебе доброго здоровья.
      Казакову аж передернуло. Если бы ее обругали, она бы чувствовала себя куда лучше. Однако пересилив себя, она изобразила на лице приветливую улыбку и ответила:
      – Не за что и благодарить, Варвара Степановна.
      – Не скажи, – возразила медсестра. – Внимание нынче дорогого стоит, да сахарок в дефиците, – добавила он, отхлебнув чай.
      – Как чувствуют себя больные? – перевела Люба разговор на другую тему.
      – Спят, тяжелых нет.
      – Давно проверяли?
      – И пяти минут не прошло, как вернулась. Да ты не беспокойся, можешь поспать в своем кабинете, если что, так я разбужу, – предложила Любе сердобольная женщина.
      – Не хочется, я выспалась перед дежурством. Пойду пройдусь по палатам, а вы можете поспать, одна справлюсь.
      – Старая стала, который год уже бессонница мучает, – сказала Варвара Степановна и зевнула. – Вот тебе раз, – удивилась она. – Никак сглазила.
      – Отдыхайте, – подбодрила ее улыбкой Люба и вышла, бесшумно прикрыв за собой дверь. Она вернулась в свой кабинет и взяла приготовленный чемоданчик с инструментами для операции. На выезде с территории больницы ее уже поджидала машина скорой помощи.
      – Отец просил подвезти тебя. – Через открытое водительское окно высунулась голова Сутулого.
      – Если можно, побыстрее, – сухо отозвалась Казакова, влезая в машину.
      – Видал? – обратился Павел к пассажиру. – Думает, если у нее папа начальник, так уже может мной командовать.
      – Все дети начальников из себя строят, – поддержал его челночник. Он держал Сутулого за своего человека и быстро находил с ним общий язык.
      – Ничего! Дамочку подбросим и два часа свободен, займемся твоим устройством, – пообещал водитель собеседнику.
      – Скорее бы уж, – мечтательно произнес тот. – С ног валюсь.
      – Потерпи, я тебе номерок со всеми удобствами организую. Примешь душ и баиньки, выспишься, на рынке раньше одиннадцати делать нечего, народу нет.
      Отвлекая челночника, Сутулый вел машину с бешеной скоростью и вскоре они прибыли на место.
      Крематорий располагался на самой окраине города. Ни освещения, ни жилых домов – настоящая глушь. У входа их поджидал подвыпивший сторож.
      – Куда это мы приехали? – заволновался челночник. Его начинал охватывать страх: один, в незнакомом городе, в окружении незнакомых людей.
      – Да ты никак боишься? – улыбнулся Сутулый. – Выйди, перекури на свежем воздухе, а я пока помогу даме отнести чемоданчик. Вернусь и сразу займемся твоими проблемами. – Водитель выскользнул из кабины и поздоровался сторожем. Люба и Гарик тоже вылезли из машины, кивнув Сергею. Последним показался челночник.
      – Жутковатое место, – произнес он, поеживаясь.
      – А тебе бы хотелось, чтобы крематорий в центре города разместили, – усмехнулся сторож. Спиртные пары действовали все сильнее и он уже плохо соображал.
      – Крематорий? – ужаснулся мужчина.
      – Ты что с луны свалился? – Язык у Сергея уже сильно заплетался. К тому же он не обращал внимания на жесты, которые ему делал Сутулый из-за спины челночника. – Хватит лясы точить, где донор? – спросил он. Ему и в голову не пришло, что тот стоит перед ним. Сергей был уверен, что несчастный находится в машине скорой помощи, в бессознательном состоянии.
      – Какой донор? – с дрожью в голосе поинтересовался челночник. Но ответа он не дождался. Сутулый ударил несчастного по голове газетным свертком, в котором была завернута скалка. Тот покачнулся и рухнул на землю. Люба и Гарик отвернулись, Сергей вытаращил глаза.
      – Идиот! – прикрикнул на сторожа Павел.
      – Откуда мне было знать, что он и есть…
      – Запомни! – перебил его Сутулый. – Молчание – золото. А если еще раз перед делом нажрешься, мы лишим тебя доли.
      – Больше такого не повторится, – ударил себя в грудь пьяный сторож.
      – А ты чего встал, словно посторонний наблюдатель, – перекинул свой гнев Герасимов на Гарика. – Сделай ему укол, – он кивнул на лежащего без сознания мужчину. – А то очухается в самый неподходящий момент. Лишние хлопоты. – Игорь выдернул из бокового кармана резиновый жгут, закатал челночнику рукав рубашки, перетянул жгут повыше локтя, извлек из нагрудного кармана приготовленный еще на вокзале шприц, снял предохранительный колпачок с иглы и проткнул взбухшую вену.
      – Все, – сказал он через несколько секунд. – Гарантия на пятнадцать минут. – Сутулый взвалил донора себе на плечо и направился к входу в крематорий, бросив на ходу мужикам:
      – А вы помогите женщине отнести чемоданчик и аппарат для наркоза.
      Аппарат входил в комплект медицинского оборудования машины скорой помощи.
      Тело несчастного вытянулось на железном стеллаже, заправленном белой простыней. На его лице была надета маска, от которой отходили два шланга, к баллончикам с кислородом и закисью азота. На нем не было никакой одежды, его подготовили к хирургической операции. Казакова стояла со скальпелем в дрожащей руке. Она не могла решиться на то, ради чего они все собрались.
      – Режь! – приказал Сутулый.
      – Не могу! – На глазах у нее выступили слезы.
      – Ты же хирург, кандидат медицинских наук, – уже спокойно произнес Павел, решив избрать другую тактику. Он давно понял, что вся преступная затея держится на нем.
      – Все равно не могу! – Люба выронила скальпель и зарыдала.
      – Другой скальпель есть? – спросил Герасимов у Гарика.
      Врач «скорой помощи» порылся в чемоданчике с инструментами и достал другой скальпель. Он молча протянул его Сутулому.
      – Где резать? – поинтересовался тот.
      – Ты не сможешь, – сказала женщина сквозь всхлипывания.
      – Тогда не тяни! – вновь повысил голос Павел. – Неужели не понимаешь, что обратной дороги нет, а затяжка времени равносильна тюрьме! – Резкий тон Сутулого подействовал на Казакову. Женщина выпрямилась и опять взялась за скальпель. Рука ее уже не дрожала. Она уверенно произвела вертикальный разрез с правого бока брюшной полости… Все, затаив дыхание, смотрели, как Люба извлекает почку. Она внимательно рассмотрела ее на свету. Почка была розовой, с гладкой поверхностью и нормальных размеров.
      – Ну как? Годится? – поинтересовался Герасимов.
      – Здоровый орган, – коротко ответила Казакова. Она через сосуды заполнила почку спецконсервантом и наложила на них зажимы. Затем поместила орган в специальный целлофановый пакет, заполненный консервантом, а уже этот пакет поместила в другой пакет, также заполненный консервантом. Затем она опустила почку в термос со льдом и закрыла его.
      – Скоро что ли? – подал голос протрезвевший сторож. Его подташнивало и он с трудом сдерживался.
      – Заткнись! – прикрикнул на него Сутулый. – Не до тебя.
      – Приготовь шприц, – попросила Люба мужа. Гарик отколол кончик ампулы и набрал лекарство в шприц.
      – Достаточно? – поинтересовался он у супруги, которая уже поставила термос в чемоданчик и складывала туда инструменты.
      – Вполне. Введи лекарство бедняге в вену. Игорь вновь стянул жгут на руке челночника и сделал ему укол. Через короткий промежуток времени тот пару раз дернулся, выгнувшись всем телом и затих. Гарик перекрыл подачу закиси азота и кислорода и снял с него маску.
      – Что с ним? – Герасимов посмотрел на женщину.
      – У него произошло сокращение мышцы сердца, – пояснила Люба. – И он умер.
      – Я надеюсь, у тебя хватит ума замести следы? – обратился Сутулый к сторожу крематория.
      – Через полчаса все будет блестеть, – заверил Сергей. – Только перенесите мне тело вон на тот стеллаж, – попросил он. – Одному не справиться. – Он брезговал прикасаться к покойному и поэтому лукавил.
      Павел накрыл труп простыней и они с Гариком молча перенесли его на стеллаж рядом с печью… Сутулый уже тронул машину скорой помощи с места, когда заговорила рация.
      – Где пропадаете, черт вас дери, – поинтересовался недовольный голос диспетчера.
      – Шину прокололи, – оправдывался Сутулый. – Запаски нет, пришлось монтировать на дороге.
      – Примите вызов, – уже беззлобно пробурчал диспетчер и продиктовал адрес. Потом от себя добавил: – Совсем перестали выделять средства на техническое оснащение, а из-за этого, между прочим, гибнут ни в чем неповинные люди.
      Двигатель урчал на повышенных оборотах. Сутулый выжимал из машины все, на что та была только способна. Машина мчалась по пустынным улицам ночного города с пронзительным воем сирены, отпугивая бездомных собак. Перед въездом на территорию Первой городской больницы Павел отключил сирену и остановился перед входом в отделение гемодиализа.
      – Я позвоню, – сказала Люба и вышла из машины, прихватив с собой чемоданчик.
      – Наконец-то, – услышала она голос профессора, который ждал ее у входа.
      – Абрам Семенович? Ты даже не представляешь, как я рада, что ты уже здесь. Одна я сошла бы с ума, – и она передала ему чемоданчик.
      – Я подготовил клиента к операции. – Для общения с Казаковой Элькин избрал деловой тон. – Ты сможешь мне ассистировать?
      – Разумеется, – ответила Люба. Хирургическая операция по замене органа прошла удачно и клиент уже лежал в отдельной палате с новой почкой. Элькин и Казакова прошли в кабинет заведующего. Семен Абрамович налил из литрового термоса две чашечки горячего кофе и одну из них подал Любе.
      – Ну как ты? – спросил он.
      – Самой не верится, но жива, – и она вымученно улыбнулась.
      – Это ты хорошо придумала с усыплением Варвары Степановны, – похвалил ее Абрам Семенович, сделав глоток кофе. – Но оставлять отделение без присмотра нельзя, всякое может произойти.
      – Что мне оставалось делать? – пожала плечами Казакова. – А в общем-то неплохо, что ты пришел пораньше.
      – А самое главное вовремя, больному из четырнадцатой палаты стало плохо.
      – Это слабое звено в цепочке, – и Люба задумалась. – Не хотелось бы вовлекать в дело постороннего человека.
      – Да и опасно. Это перед тобой я откровенничал, потому что изливал, можно сказать, свои фантазии. Но теперь они превратились в реальность. Придется мне самому заглядывать по ночам в отделение, чтобы в нужный момент мое появление здесь не показалось подозрительным.
      – И еще неплохо в мое дежурство ставить молоденькую медсестру, которая не прочь отпроситься. Не могу же я постоянно усыплять Варвару Степановну. Человеку, страдающему многие годы бессонницей, покажется странным, что именно во время моего ночного дежурства у нее глаза слипаются.
      – Ну этот вопрос мы решим. – Профессор поставил пустую чашку на стол. – За клиента я тоже спокоен. Он в отдельной палате, днем за ним будем сами присматривать, а по ночам и в выходные дни жена его посидит. Если пойдет все без осложнений, долго он у нас не задержится. Они оба испытывали и моральную и физическую усталость, но нашли в себе силы выявить просчеты и подкорректировать план.
      – Пора будить медсестру, – и Казакова встала. – Тебе необходимо покинуть отделение, чтобы не вызвать лишних подозрений.
      – Но какой смысл идти домой? Все равно скоро уже на работу.
      – Тогда закройся в кабинете и поспи, – посоветовала Казакова и вышла из кабинета.
      Варвара Степановна мирно посапывала, сидя за столом, положив голову на скрещенные руки. Рядом с ней стояла недопитая чашка с чаем. Люба вылила остатки чая в раковину и сполоснула бокал. Затем она тихонько потрясла за плечо медсестру. Женщина чмокнула губами и с трудом разомкнула налитые свинцом веки. Постепенно она сориентировалась и в ее глазах промелькнул испуг.
      – Который час? – спросила она дежурного врача.
      – Скоро утро, – улыбнулась ей Люба. И пошутила: – Мне бы вашу бессонницу, Варвара Степановна.
      – Прости, дочка! – Пожилая женщина вскочила на ноги. – Надо же! Все на свете проспала.
      – Ничего страшного, – продолжала улыбаться Казакова. Однако было видно, что ее лицо больше похоже на маску с приклеенной улыбкой. – Я не спала и за всем следила.
      – Ты не скажешь заведующему? – Теперь в глазах медсестры застыла просьба.
      – Что вы? – успокоила ее Люба. – Вы подготовьтесь к сдаче дежурства, а я буду в своем кабинете.
      Из кабинета Казакова позвонила мужу на работу и сказала, что у нее все в порядке. Только выполнив все формальности она позволила себе вздремнуть на коротком и узком диванчике.
      Домой Люба вернулась не столько усталая, сколько разбитая и подавленная. Она не заметила, как выкурила подряд две сигареты. Дурная привычка быстро пускала корни в ее организме. Она сидела, откинувшись на спинку дивана, больше похожая на манекен, чем на живого человека. Мыслей и чувств не было, внутри – пустота. Люба не видела и не слышала мужа, который вернулся с суточного дежурства и уже несколько минут тряс ее за плечи.
      – Да что с тобой? – Гарик, испугавшись, начал хлопать жену по щекам.
      – Больно, – подала она голос, но даже не попыталась уклониться от шлепков или отвести руки мужа.
      – Любушка, милая! – Игорь прижал ее голову к своей груди. – Теперь уже поздно сожалеть и раскаиваться. Что произошло, то произошло.
      На нижних веках женщины выступили мелкие слезы, которые постепенно набухали, словно их изнутри надували, пока они не превратились в бесконечные ручейки на щеках. Люба не кричала, не рыдала, не билась в истерике, но молчаливые слезы приносили ей облегчение.
      – Я хочу своего ребеночка, – неожиданно заявила она, расстегивая пуговицы на блузке.
      – Вот уж действительно женская логика необъяснима, – подумал Игорь, одаривая жену нежными поцелуями.
      Они лежали на паласе обнаженные и обессиленные. Сегодня Люба превзошла себя, ее темперамент не знал границ и не существовало какого-либо запрета в любовных ласках. Игорь был очень благодарен ей за подаренные минуты настоящего блаженства.
      Приятная нега разливалась по всему телу, ленивые мышцы отказывались повиноваться, голова продолжала кружиться. Игорь не сомневался, что несколько минут назад они зачали ребенка, ибо он является плодом любви, а такое слияние душ и тел он испытывал впервые. Уже на кухне, за завтраком, когда спала острота эмоций последней ночи, Игорь сообщил Любе, что они под утро заезжали в крематорий, проверить работу ее брата. Тот валялся на полу в невменяемом состоянии и ничего не убрал.
      – Из-за него мы можем все угодить… – Игорь не стал договаривать куда именно, это и без слов было понятно. – Хорошо, что Павел настоял на том, чтобы проверить его.
      – Он испытал шок, как и все мы. Только он более слабый и не смог перебороть себя, – заступилась Люба за брата. Она сама удивилась своему хладнокровию. Тем не менее говорила она о преступной операции, как о чем-то постороннем, ее не касающемся, словно анализировала чужие ошибки. – В следующий раз он сделает все, как надо. А лучшее наказание для таких, как мой брат – это урезать ему гонорар.
      Под ее влиянием и Гарик смирился с неизбежным и кивал, не прерывая завтрака.
      Им теперь было ясно, что моральный барьер они преодолели, а он как раз и был самым тяжелым испытанием.
      Вика Боброва, двадцатидвухлетняя, хорошенькая студентка пединститута, прохаживалась вдоль на бережной. Она пришла на свидание пораньше и дожидалась своего парня, то и дело бросая взгляд на часы. Но он не пришел на свидание, а по каким причинам, ей так никогда и не суждено было узнать, потому что дочь финского миллионера нуждалась в пересадке почки.
      – Вы кого-нибудь ждете? – поинтересовался у Бобровой высокий, сутулый мужчина.
      – Одного парня, – искренне ответила Вика, еще не сталкивавшаяся с человеческой подлостью. – Но он уже опаздывает на пятнадцать минут.
      – Разве можно такую красавицу оставлять без присмотра? – в шутливой форме отпустил комплимент Павел. – Уведут.
      – Уж не вы ли? – улыбнулась Боброва, еще неизбалованная мужским вниманием. – Я бы с удовольствием, но понимаю, что нет и малейших шансов, – продолжал флиртовать Сутулый. – Возраст не тот. Вот если бы сбросить годков пятнадцать-двадцать, я бы твоему молодцу дал фору. Девушке нравился этот веселый мужчина и она невольно заступилась за него. Она попала в забавную ситуацию: тот на себя наговаривал, а она его оправдывала.
      – Вы и сейчас неплохо выглядите, – сказала она кокетливо.
      – Ну, на руку и сердце такой неотразимой красавицы рассчитывать не могу. Однако на небольшую помощь с ее стороны еще могу надеяться, – расставлял свои сети вокруг жертвы Павел.
      – Вам нужна моя помощь? – наивно спросила студентка.
      – И даже срочная, – подтвердил мужчина. – Потому что я водитель «Скорой помощи», – и он кивнул в сторону машины, которая стояла шагах в тридцати от них с открытой дверцей.
      Народу почти не было, наверху никто не задерживался, все спускались вниз, к реке в этот знойный, воскресный день. Если не считать снующих людей, не обращавших на них внимания, то собеседников можно было назвать уединенной парочкой.
      – Что нужно делать? – поинтересовалась отзывчивая девушка.
      – Мне неудобно просить, ведь ты ждешь своего парня, – как бы извинился водитель.
      Вика скользнула по циферблату часов беглым взглядом и ответила:
      – Он теперь уже не придет.
      – У меня в машине больной под капельницей и я хотел попросить тебя, чтобы ты подержала пузырек с лекарством, пока я доставлю его в больницу. – И словно опасаясь, что собеседница откажет, поспешно добавил: – Потом я тебя отвезу, куда скажешь.
      – Хорошо, – согласилась Боброва. – Только почему вы один, без врача?
      – О-о-о! Это невероятная история! – воскликнул водитель. – Мы как раз с ним выехали по вызову к человеку, который сейчас находится у меня в машине. А когда мы несли больного на носилках, врач умудрился сломать ногу на лестничной клетке. Пришлось сначала его забросить в травмопункт, это недалеко отсюда. Вот таким образом я попал в неприятное положение: машину трясет, лекарство в пузырьке плещется и в вену может попасть воздух, – объяснил Сутулый. Он не очень хорошо разбирался в медицине, но на слова не скупился, потому что понял, что перед ним еще больший дилетант, чем он сам.
      – А больному хуже не станет, пока мы тут беседуем?
      – Он без сознания, – сказал Павел. – И лекарства в пузырьке еще минут на тридцать-сорок. Врач предупредил, чтобы я за это время успел доставить его в больницу.
      – Вы меня потом в общежитие к Косте завезете?
      – Непременно! И даже покатаю вас вместе часок по городу и, в конце концов, сдам тебя в руки родителей целой и невредимой.
      – Спасибо, – и Вика широко и искренне улыбнулась, обнажив ослепительной белизны зубы. – Я не местная и тоже живу в общежитии, только не в том, в котором Костик. – Не будем терять времени, – и они направились к автомобилю.
      На носилках лежал Гарик с закрытыми глазами, в вену он вводил себе витамин, вся эта сцена была разыграна ради Бобровой.
      Девушка села рядом с мнимым больным, взяла пузырек в руку и установила его вертикально, горлышком вниз.
      – Так пойдет? – спросила она водителя, который заглянул во внутреннее окошечко.
      – Рука не устанет в вытянутом положении? – проявил беспокойство Сутулый.
      – Я буду менять руки.
      – Тогда вперед, – и он включил зажигание. Послышалось равномерное урчание двигателя и машина плавно тронулась с места. Вика погрузилась в собственные мысли. Она думала, что люди должны помогать друг другу. Сегодня она протянула руку помощи, а завтра ей за это отплатится сторицей.
      – Поможешь мне вынести носилки? – отвлек ее водитель.
      – Конечно, – машинально откликнулась девушка. Она вышла из машины. На нее смотрело мрачное здание, которое одним своим видом навевало ужас. – Но тут и не пахнет больницей, – сказала она с трепетом в голосе, но обернуться не успела. Сутулый извлек из целлофанового пакетика, приготовленного заранее, носовой платок, пропитанный эфиром, и приложил его к лицу Вики. Та отключилась после первого вздоха и упала на руки Павла.
      – Бери ее за ноги, – приказал Сутулый Сергею, выглядывающему из здания крематория. Тот беспрекословно подчинился и через несколько секунд жертва уже лежала на операционном столе, если можно так назвать, приготовленный сторожем стеллаж. На этот раз Сергей был трезвым. За прошлую операцию ему достались крохи и он сделал соответствующие выводы.
      Люба приехала на собственном автомобиле, который они с Гариком приобрели на первый гонорар. Она уже приготовила инструменты и мгновенно ввела донору внутривенный наркоз.
      Сутулый снял с лица Вики носовой платок и спрятал его в пакетик. В это время появился Игорь, он ассистировал жене. Никто не суетился, каждый знал свое место. Все уроки из прошлого были учтены. И если у кого-то еще теплилась совесть, то она была запрятана глубоко в недрах черной души. За месяц группа провернула четыре дела, и обстоятельства для них складывались удачно. В банде царили слаженность и взаимопонимание.
      Люба лежала на диване, курила сигарету и просматривала телевизионные программы по всем каналам, нигде особенно долго не задерживаясь.
      – Нет ничего интересного по телевизору, – сказала она Гарику, который, удобно расположившись в кресле, увлекся чтением романа.
      – Тогда выключи, – ответил он жене машинально, не отрываясь от книги. – Целыми вечерами впустую работает, голова от него уже болит.
      Но супругу не столько интересовали программы, как сам телевизор «Сони», восемьдесят шесть сантиметров по диагонали, совсем недавно приобретенный. Ее поражали прекрасная гамма цветов и высокое качество изображения.
      – Если он тебе мешает, можешь читать в спальне, – заявила Люба, в очередной раз направляя пульт на телевизор.
      – Ты, между прочим, тоже могла бы посмотреть телевизор в другой комнате, – упрекнул ее Игорь.
      – Там экран маленький и я ничего не вижу, – капризничала жена. С приходом достатка в дом у них постепенно начали портится отношения. Муж ее почему-то раздражал, а тому надоели ее постоянные придирки. Они стали хорошими подельниками в преступном сговоре, но семейные отношения и любовь при этом постепенно и незаметно затухали.
      – Насколько я помню, раньше у тебя было стопроцентное зрение. – Теперь он отвлекся от чтения и смотрел на жену с укором.
      – Не пойму, что ты за мужик? Развел тут демагогию, словно базарная баба. Другой на твоем месте уступил бы женщине или…, – и она замолчала.
      – Что или? Договаривай, раз начала.
      – Или нашел бы другой способ заткнуть жену! – В ее взгляде светился вызов.
      После умертвления первого донора у них обоих внутри что-то перевернулось, а со временем потеряли ценность общепринятые устои, утратилось понятие доброты, чести, достоинства.
      Власть и деньги портят человека, но возможность распоряжаться чужой жизнью губит его окончательно.
      – Ты хочешь сказать, что на тебя действует только мужской кулак? – спросил Игорь. Они уже перешли на повышенный тон.
      – А хоть бы и так! Только у тебя кишка тонка! Ты трус! Трус!
      – Замолчи, иначе…
      – Что иначе?! Ну что иначе?! – Люба встала с дивана, подошла к мужу, вырвала у него книгу и бросила на пол. – Ну?! Что иначе?! – она перешла на крик.
      Игорь вскочил, замахнулся, но передумал и не ударил. Люба не отклонилась, а смотрела на супруга в упор.
      – Иначе я уйду от тебя, – и он опустил руку.
      – Скатертью дорожка! Да кого ты из себя строишь, дурак бездомный. Я забрала тебя из общежития, мой брат подарил нам квартиру. Теперь я из тебя делаю состоятельного мужика. А кто тебе дал образование?! – Упреки сыпались, пока тот собирался и Люба замолчала только тогда, когда хлопнула входная дверь.
      Она в нерешительности замерла посреди комнаты, прислушиваясь к удаляющимся шагам Игоря. Когда же они стихли, она прошла на кухню, достала из холодильника бутылку водки «Абсолют» и выпила две рюмки подряд. Затем прикурила сигарету и выругалась вслух: «Идиот неблагодарный!»
      Люба не докурила сигарету и затушила ее в пепельнице. У нее в голове промелькнула идея, она вернулась в комнату, сняла телефонную трубку и набрала номер профессора Элькина.
      – Да, – услышала она женский голос. Вероятно трубку взяла Марина Сергеевна.
      – Я слушаю.
      – Пригласите к телефону Абрама Семеновича.
      – А кто его спрашивает?
      – Казакова, его сотрудница.
      – Здравствуйте Люба, – раздался голос профессора после короткой паузы.
      – Абрам Семенович, ты меня еще любишь? – Водочные пары уже начинали действовать. Люба надумала подобным образом отомстить мужу.
      – Люба, зачем так потешаться над чувствами пожилого человека?
      – Так любишь или нет? – буквально потребовала ответа собеседница.
      – Да, – тихо, но твердо произнес Элькин в трубку.
      – Тогда приезжай ко мне немедленно!
      – Ты одна? Вы поругались? Гарик дома? – засыпал он ее вопросами.
      – Приезжай, узнаешь, – и она положила трубку. Профессор приехал через полчаса с цветами, с коробкой конфет и бутылкой шампанского.
      – Ты собираешься угостить даму минеральной водичкой? – поинтересовалась хозяйка пьяным голосом, глядя на шампанское. – Мы сегодня с тобой будем пить водку.
      – Но… – начал было гость.
      – Возражения отметаются! Проходи в комнату, я все принесу туда. – Не успел Элькин и глазом моргнуть, как Люба вернулась с подносом и поставила его на журнальный столик.
      – Уравняем состояние, – и она налила гостю водки в фужер для шампанского.
      – Я один пить не буду, – попытался Абрам Семенович возразить.
      – Не имеешь права отказываться от штрафной!
      – Я не узнаю тебя сегодня, – сказал Элькин, принимая фужер из рук хозяйки.
      – А чего больше ты жаждешь: любви или обладания моим телом? – бесцеремонно спросила пьяная женщина.
      Чтобы оттянуть время, профессор, не спеша, осушил фужер и закусил ломтиком соленого огурца. Он чувствовал себя неловко.
      – Ну?! – поторопила его перевозбужденная Казакова.
      – В свое время я до тебя пальцем не дотронулся. Каких доказательств ты еще требуешь?
      – Вот так не дотронулся! А по чьей милости я тогда потеряла невинность?
      – Это уже потом было. – Абрам Семенович опустил голову. – Я не смог справиться с ревностью. – Он оправдывался, словно школьник перед учителем.
      – Я теперь ты меня уже не ревнуешь?
      – Глупо ревновать к законному мужу. – Он выдержал короткую паузу и добавил: – Но люблю по-прежнему.
      – Выходит, в тебе осталась только духовная любовь, – продолжала Казакова допекать гостя. – А от тела, стало быть, отказываешься.
      Водка уже начала действовать и на Элькина, он больше не прятал глаз, в которых появился какой-то особенный, игривый блеск.
      – Я этого не утверждал, – ответил он с легкой, блуждающей улыбкой.
      – Тогда считай, что сегодня тебе повезло и ты можешь воспользоваться моим телом, с моего же добровольного согласия. Уверяю, что будет куда приятнее, чем в прошлый раз. Вот только любви душевной по-прежнему не обещаю.
      – Ну зачем ты со мной так? Я понимаю, что у вас с Гариком произошла размолвка и не намерен пользоваться ситуацией. – Он поднялся. – У тебя нервный срыв, завтра все образуется. До свидания. – И уже на ходу добавил: – На работу завтра можешь не выходить, даю тебе отгул.
      – Подожди! – крикнула Люба. Но он не среагировал. – Значит не желаешь утешить любимую женщину. Ну и уходи! Только, если ты меня сейчас покинешь, я лишу себя жизни, – последнюю фразу она произнесла совсем тихо, но именно она остановила Элькина, который уже держался рукой за ручку входной двери. Он не долго раздумывал и вернулся. Уселся на прежнее место и скомандовал:
      – Наливай!
      – Кто в доме мужчина? – Люба постаралась переложить эти обязанности на него.
      – Я гость, – с улыбкой заметил профессор. – Ладно. Пусть будет по-твоему. – Не привыкшая уступать Люба налила водку в фужеры и подала один Элькину.
      – Еще одна штрафная? – Он с опаской посмотрел на очередную дозу.
      – На брудершафт! – Их руки сплелись и они поднесли к губам горячительную жидкость. Люба осушила фужер, бросила его о стену и тот разбился на мелкие осколки.
      – На счастье! – выкрикнула хозяйка и впилась губами в губы гостя. С каким-то неистовством начала она рвать на себе одежду, пока не осталась совершенно обнаженной. При этом она заливалась безудержным смехом. Затем она набросилась на гостя и принялась лихорадочно раздевать его.
      Пораженный ее стройной фигурой и все такой же надменной красотой, Элькин не сопротивлялся. Его руки то и дело нежно прикасались к ее телу, все чаще и дольше задерживаясь в интимных местах.
      Успокаиваясь, Люба почувствовала, что ей приятны его прикосновения и стала отвечать на ласки партнера.
      Незаметно страсть поглотила обоих и они уже не сдерживали взаимного влечения. Телевизор работал на полную громкость, шел концерт по заявкам телезрителей. Они не слышали и не видели, как вернулся Гарик и застыл в нерешительности в дверном проеме Он постоял в глубоком раздумье, затем развернулся и во второй раз за вечер покинул квартиру.
      Домой Игорь вернулся через трое суток, с помятым, но веселым лицом.
      – Пьянствовал? – спросила жена, скользнув по нему брезгливым взглядом.
      – Беспробудно! И не только пьянствовал! – не трудно было догадаться по его настроению, что он перешагнул барьер супружеской верности.
      – Что же тогда вернулся? Соскучился? – У нее вдруг промелькнула мысль: как она вообще могла любить такого слюнтяя.
      – Я тут подумал, что нам нет смысла разбегаться. Бабенка ты видная, к тому же у нас общее поле деятельности для заработков. А гулять я теперь буду, когда захочу и сколько захочу. – Он прошел в комнату, не разуваясь, и плюхнулся в кресло, закурив сигарету. – А знаешь? Оказывается, женщины меня еще любят, – прихвастнул он.
      – Не тебя, а твои набитые карманы, – заметила Люба, не глядя в его сторону.
      – Пусть так, хотя это вопрос спорный, – ответил он, выпуская дым.
      – Я не намерена обсуждать твои амурные дела и спорить. Единственное условие, чтобы ты не прикасался ко мне.
      – Даже так! – В этот раз Гарик не собирался сдерживаться. – А профессору значит можно?!
      – Так тебе уже все известно? – Любе не хотелось выяснять подробности, ее не интересовал источник его осведомленности. – Тем лучше! Только, как мужиков, я вас ставлю в один ряд. Вы оба меня не интересуете.
      – А мне показалось, что тебе пришлись по вкусу лобзания престарелого поклонника. – На лице мужа блуждала злорадная улыбка. – Ты так стонала!
      – Значит ты все видел? Как же я сразу не догадалась. – Люба подошла к журнальному столику, который располагался рядом с креслом Игоря и взяла сигарету.
      – Это в твоем стиле. Вместо того, чтобы выставить любовника за дверь, ты сам трусливо бежал. – Она щелкнула зажигалкой. – Слюнтяй!
      – Это уже слишком! – Игорь вскочил с кресла, схватил жену за руку и вывернул ее за спину. – Это из-за тебя я таким стал, – прокричал он ей в самое ухо.
      – Отпусти! Больно! – Люба выронила сигарету на палас.
      – Потерпишь, – процедил супруг сквозь зубы. – Тебе же не нравятся слюнтяи. А теперь слушай внимательно и запоминай. Я бы тебя бросил, но мы крепко повязаны. Поэтому отныне будешь меня слушаться и делать то, что прикажу. И первым делом прекратишь шашни с профессором. А до тех пор, пока ты моя законная жена, я не стану спрашивать, когда можно прикасаться к тебе, – и он задрал подол ее халата. – Я ясно выражаюсь?
      – Горим, идиот! Неси воду!
      Игорь выпустил руку жены и убежал на кухню. Палас воспламенился и огонь начал распространяться дальше.
      Люба оттолкнула в стороны кресла, отбросила журнальный столик и принялась сбивать пламя накидкой кресла. От едкого дыма слезились глаза и трудно становилось дышать. Гарик вернулся с двумя ведрами воды. Пока он разбрызгивал воду из первого ведра, Люба намочила во втором накидку и накрыла ею практически весь очаг пожара.
      – Вылей, на всякий случай, воду из второго ведра, – сказала она мужу.
      Игорь наклонился и в это время супруга со всей силы ударила его пустым ведром по голове. Он не устоял на ногах и вытянулся на подгоревшем паласе. От удара пустым ведром Гарик не потерял сознание, но двоилось в глазах и гудело в голове. Журнального столика его голова уже не смогла выдержать, и на этот раз он отключился. Очнулся Игорь все на том же мокром паласе, связанный бельевой веревкой по рукам и ногам.
      – Чего ты добиваешься? – спросил он уставшим голосом.
      – Заткнись и слушай! – На него смотрела не женщина, а настоящая волчица. – Я предупредила тебя, чтобы ты не протягивал руки. – В ее голосе звучала открытая ненависть. – Но ты не отнесся к этому серьезно. А зря! В одном ты прав, что мы с тобой крепко повязаны. И действительно нет выхода, но только односторонне – для тебя. Для меня же есть выход. Не забывай, что Сутулый близкий друг моего старшего брата, Сергей мой родной брат, ну а какую ценность я представляю для Элькина, не тебе объяснять.
      – На что ты намекаешь? – выпучил на нее глаза муж.
      – Только на то, что ты еще довольно-таки молодой, физически здоровый и вполне подойдешь на роль донора. Не глупый и в состоянии представить, что эта роль станет последней.
      – Ты страшная женщина, – только и смог выговорить он. Во рту у него пересохло и ужасно хотелось пить, к тому же неудобно было лежать в мокрой одежде, которая липла к телу, вызывая неприятные ощущения.
      – Не смотри на меня с таким мрачным видом, дорогой муженек. – Люба не упустила возможность поиздеваться над ним. – Просто я рассказала тебе страшную сказку на ночь, а если ты сделаешь правильные выводы, конец у нее может быть и счастливым.
      – Да уж, подфартило мне с женитьбой. Развяжи, я все понял.
      – Умница! – Люба изобразила на лице милую улыбку и перерезала кухонным ножом веревки, сдерживающие свободное передвижение супруга. Он был подавлен и унижен, а на обострение пойти больше не рискнул.
      С этого момента у них установились особые отношения. Они практически не разговаривали и общались лишь в случае крайней необходимости.
      Игорь сбросил с себя мокрую и перепачканную в саже одежду, свернул ее в рулон, сунул его себе под мышку и молча отправился в ванную комнату. Люба поставила одно кресло на прежнее место, подняла с пола телефон, который слетел с журнального столика, когда она откинула его в сторону при пожаре и набрала номер. На другом конце провода кто-то снял трубку и молчал, последнее время, такая привычка была у Ирины Анатольевны.
      – Алло, мама, это ты? – дыхание ее участилось.
      – Здравствуй, дочка, – услышала Люба ласковый голос матери.
      – Наконец-то! – прокричала она в трубку. – Ты отсутствовала больше месяца, я уж ненароком подумала, что случилось что-нибудь.
      – Я к сестре в Москву заезжала, хотела узнать новости про моего сыночка. – Последние слова она проговорила тихо и грустно. И еще тише добавила: – Но по-прежнему полная неизвестность.
      – Не переживай, мам. Зато у меня есть для тебя приятное известие.
      – Какое?
      – Я сейчас к тебе приеду и мы побеседуем. Хорошо?
      – Уже поздно и транспорт не ходит. Как ты собираешься добираться? – забеспокоилась мать.
      – Не волнуйся, – успокоила ее дочь. – У меня есть своя машина. Я сегодня так закрутилась, что еще не успела отогнать ее в гараж.
      – Откуда? – удивилась мать.
      – Потом, все потом. Целую, – и она бережно опустила трубку.
      Новенький «ВАЗ-2108» темно-вишневого цвета сверкал возле подъезда. Люба припарковала машину прямо под фонарем. Она села в автомобиль, пристегнула ремень безопасности, включила зажигание, габариты, сигнал поворота и только затем тронулась с места. Она временно ездила без водительского удостоверения, всего неделю назад она записалась на курсы водителей, поэтому тщательно соблюдала правила дорожного движения.
      Инспектора дорожно-патрульной службы останавливали ее крайне редко, а в тех случаях, когда все-таки останавливали, не последнюю роль играли ее внешность и лучезарная улыбка. Гаишники покупались на это, делали вид, что верят в то, что красавица забыла права дома и, слегка пожурив, отпускали. Само управление автомобилем Казаковой нравилось. Более того, всякий раз за рулем она испытывала восторг, забывая обо всем на свете. Вот и теперь, она не заметила, как въехала во двор матери.
      Ирина Анатольевна ждала дочь и открыла дверь, не успела та коснуться кнопки звонка.
      – Можно было бы потерпеть и до завтра, – пробубнила она недовольным голосом. – Ты, наверное, машину водить не умеешь, как следует.
      – Мамочка! – Люба чмокнула ее в щеку. – Ручаюсь: когда ты узнаешь, что у меня за новость, твое ворчание вмиг улетучится. – Они прошли в комнату.
      – Ну, стрекоза, – всплеснула руками мать. – Рассказывай. – Люба покосилась на закрытую дверь в комнату брата и спросила:
      – Ты одна?
      – Одна, – кивнула Ирина Анатольевна. – Этот шалопай не женится, вот его и носят по ночам черти. Даже в день приезда матери не сидит дома. Я смотрю, за месяц моего отсутствия, вы тут разбогатели. Сергей тоже хвалился, что машину купит. Никак клад нашли?
      – Об этом потом, для тебя важнее будет узнать, что я нашла своего брата.
      – Какого брата? – Ирина Анатольевна смотрела на дочь немигающим взглядом.
      – Твоего потерянного сына, – и Люба, не дав матери опомниться, выложила все подробности о Вершкове.
      Женщина выслушала стоя, приложив руку к груди, затем медленно опустилась на краешек стула.
      – Тебе плохо, мам? – Люба подошла и присела возле нее на корточки, заглядывая в побледневшее лицо.
      – Сейчас пройдет. Это от радости, – и она глубоко вздохнула.
      – Может врача вызвать?
      – Не нужно. Принеси из моей спальни валидол. Около моей кровати, на тумбочке лежит.
      – Найду, – Люба моментально вернулась и подала матери таблетку. Та положила ее под язык и через несколько минут ей стало легче. Ирина Анатольевна поставила себе на колени телефон и позвонила в агентство аэрофлота.
      – Алло, девушка, скажите, пожалуйста, когда ближайший рейс на Саратов. Через два с половиной часа? А билеты есть? Отложите один на имя Казаковой Ирины Анатольевны. Нет, я успею. Спасибо! – и она торопливо бросила трубку, отставляя телефон в сторону.
      – Мама, к чему такая спешка? Ты только сегодня вернулась. Отдохни ночь, а я возьму тебе билет на дневной рейс. – Дочь сразу разгадала ее намерения.
      – Я все равно не усну. – Ирина Анатольевна направилась в спальню. – Очень хорошо, что ты на машине. Подбросишь меня до аэропорта? – спросила она уже на ходу.
      – Естественно, – и Люба, пожав плечами, развела руки в стороны.
      Через сорок минут они уже были в аэропорту. Самолет вылетал по расписанию и поэтому регистрация прошла вовремя. После того, как мать прошла на посадку, Люба вышла на улицу и закурила. Она дождалась, когда самолет, разбежавшись по бетонке, взлетел, и помахала рукой.
      Ирина Анатольевна, глядя в иллюминатор, увидела дочь и улыбнулась. Но обе они и не подозревали, что сильно припозднившись, Сергей пришел ночевать домой и как раз в этот момент расписывался в получении телеграммы страшного содержания.

      Тарас Поликарпович Мирошниченко отсидел три с половиной года в спецколонии усиленного режима для бывших работников правоохранительных органов и служащих внутренних войск. В убийстве полковника Сазонова его никто не заподозрил, но и три с половиной года существенно сказались на его физическом и моральном состоянии.
      Он потерял в весе сорок килограммов, похудело лицо, заметно обвисла кожа на щеках и шее. Зато пропала одышка, к тому же в нем еще оставалось полных девяносто килограммов, поэтому выглядел он по-прежнему, солидно. На руках Тараса Поликарповича была справка об освобождении и немного карманных денег.
      И на жизнь он еще смотрел с оптимизмом, рассчитывая на милость жены, хотя та ему ни разу не написала и не приехала на свидание. «В конце концов, она живет в доме, купленном на мои деньги», – рассуждал он.
      По дороге к родному пристанищу он представлял, как встречают его жена и сын.
      «Сын теперь стал самостоятельным, институт закончил, а, возможно, и женился. Внуков буду воспитывать», – размечтался он.
      Перед воротами собственного дома он весь как-то подобрался, поправил одежду и, не найдя кнопки звонка, постучал. Через некоторое время услышал шаркающие шаги во дворе, скрип засова на калитке и наконец она широко распахнулась.
      – Чего надо? – На Мирошниченко подозрительно смотрел его бывший заместитель майор Савин, который явно не узнавал его.
      – А ты что тут делаешь, майор? – ответил он вопросом на вопрос.
      – Не майор, а подполковник, – поправил его собеседник. По голосу он узнал своего бывшего начальника и удивился произошедшим с ним переменам. – Живу я здесь, Тарас Поликарпович.
      – До меня доходили слухи, Михаил Викторович, что тебя назначили на должность начальника колонии. Но выходит, что ты не только мое служебное положение занял, но и семейное. – Они обращались к друг другу на «ты»: Мирошниченко по старой привычке, а Савин уже не считал его авторитетом.
      – Семья у меня осталась своя, а дом твой я действительно купил, – пояснил новый начальник колонии. – Твоя жена продала.
      – И где же она теперь? – поинтересовался Мирошниченко.
      – Понятия не имею. Все распродала и уехала, а куда – не знаю.
      – Мне ведь и идти больше некуда, – пожаловался Тарас Поликарпович, глядя на собеседника с какой-то тайной надеждой.
      – Ничем не могу помочь, – сухо ответил Савин. – У тебя в областном центре сын живет, поезжай к нему.
      – Не очень-то ты приветлив со мной, – упрекнул Мирошниченко Михаила Викторовича. – Я ведь тебе много добра сделал и заместителем своим назначил.
      – Что было, то прошло. Я зла тебе не желаю, но пути-дороги наши разошлись.
      – Ты случайно не знаешь адреса моего сына?
      – Я последний раз встречался с Николаем уже больше года назад и тогда он сказал, что живет где-то в районе набережной.
      – Спасибо и на этом. Ну, будь здоров, – и Тарас Поликарпович протянул руку на прощание. Савин замешкался, но все-таки пожал руку.
      – Знаешь что? – сказал он ему на прощание. – Ты больше не приходи ко мне, сам выкручивайся.
      – Запачкаться боишься? Я тебя понимаю: своя рубашка ближе к телу. – Недавний заключенный решил не вдаваться в полемику, отвернулся от человека, занявшего его положение, и зашагал вдоль знакомой улицы.
      В адресном бюро он узнал место проживания сына и теперь стоял перед дверью его квартиры, переминаясь с ноги на ногу.
      – Вы к кому, мужчина? – услышал он за спиной голос жены.
      – Валя? – Тарас Поликарпович повернулся и их молчаливые взгляды встретились.
      – Заявился все-таки? – заговорила первой женщина. И сама же себе ответила: – Собственно, рано или поздно, этого следовало ожидать.
      – А тебе бы хотелось, чтобы это произошло, как можно позже? – Он понял, что доверительной беседы у них с женой не получится. Валентина Михайловна достала из сумочки ключи и открыла входную дверь.
      – Проходи, раз пришел, – она явно не была расположена любезничать с гостем.
      Уже сидя в богато обставленной комнате, они продолжили разговор.
      – Неплохо устроились без меня, – констатировал Мирошниченко, разглядывая обстановку. Четырехкомнатная квартира в городе и не пустая. Сколько же вас человек здесь живет?
      – Пока трое. – Женщина присела на стул, положив руки на колени. – Я, Николай и его жена Верочка.
      – Прибавление в семействе молодых ждешь? – Тарас Поликарпович вспомнил свои думы о внуках.
      – Нет. Верочка учится на третьем курсе экономического факультета и детей они решили пока не заводить.
      – Я тебя не совсем понимаю. Что тогда означает твоя фраза: пока трое? Уж не меня ли ты имела в виду? – Представить такое ему было трудно, если учесть, что за три с половиной года он не получил ни единой весточки.
      – Не тебя. – Валентина Михайловна смотрела на собеседника. – Я выхожу замуж.
      – При живом-то муже? – Казалось, что его изумлению нет предела.
      – Ах, бедняга! Он даже не в курсе! – наигранно воскликнула женщина. – Через полгода после вынесения тебе приговора я развелась с тобой, выписала и продала дом. Так что ты давно свободен от семейных уз. Жених на выданье! – Теперь в ее тоне появилась ирония.
      – А тебе не кажется, что ты поступаешь подло?
      – Зато ты был благороден, когда спутался с проститутками, – высказала женщина. – Или уже забыл, за что срок схлопотал?
      – Квартира, конечно, кооперативная? – переменил тему Тарас Поликарпович.
      – Угадал, – кивнула Валентина Михайловна. – Но тут не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы догадаться. Кто бы мне ее просто так выдал?
      – Это означает, что приобрела ты квартиру на деньги, вырученные с продажи дома. – Он не обращал внимания на ее иронию. – Выходит, что и я имею право на эту жилплощадь.
      – По нашему закону ты никаких прав не имеешь и я не горю желанием тебя прописывать. Катись к своим проституткам. Они наверное ждут – не дождутся, когда их непревзойденный кавалер объявится. Вот радости-то будет!
      – Да ты меня ненавидишь.
      – А ты ожидал, что брошусь к тебе на шею с распростертыми объятиями? – В ее голосе звучала неприкрытая злость.
      – Прежде чем уйти, мне бы хотелось переговорить с сыном, – сказал отец.
      – Нужен ты ему, как собаке пятая нога!
      – Пусть он решит сам, – твердо сказал Тарас Поликарпович. Он не собирался менять принятого решения.
      – У него хорошая работа, он юрист. И отец уголовник, только…
      – Что только? Подпортит репутацию? Начала, так договаривай. – Беседа перешла на взаимные упреки.
      – Все равно не поймешь.
      – А кто, интересно, его вскормил, вырастил, дал образование. К тому же, сын за отца не отвечает. Что замолчала?
      – Потому что объяснять бесполезно. Ты сам виноват, что к тебе подобное отношение. А если имеешь такое сильное желание пообщаться с сыном, то встречайся с ним где заблагорассудится, только не в моей квартире. – Она встала со стула, давая понять, что больше не намерена терпеть его присутствие.
      – Выгоняешь?
      – И пока по-хорошему.
      – Если я не уйду добровольно, будет по-плохому?
      – Можешь не сомневаться! – В голосе Валентины Михайловны прозвучали металлические нотки. – Не напрашивайся!
      – А вот я никуда не пойду! – и он удобно откинулся на спинку кресла. – Пусть сын решает. Женщина подошла к телефону и сняла трубку, на лице у нее отражалась уверенность в своих поступках.
      – Куда ты звонишь? – забеспокоился бывший муж, ерзая в кресле.
      – В милицию, – ответила она бесцветным голосом. – Заодно они тебя и на учет поставят. Ты ведь еще не успел отметиться?
      Тарас Поликарпович с легкостью, которой не ожидал сам от себя, подскочил к хозяйке и нажал на рычаг телефонного аппарата. Услышав ровный и длинный гудок, облегченно вздохнул.
      – Совсем чокнулась баба! У меня нет прописки. Стало быть, и негде становиться на учет.
      – Что же ты тогда так разнервничался? – ухмыльнулась женщина.
      – У нас еще никто не отменял закона о принудительном труде, а я хочу сам подыскать себе место.
      – Ну, начальником колонии тебя теперь не поставят.
      – Злорадствуешь? Это мы еще посмотрим, у кого жизнь лучше сложится.
      – Что-то ты разговорился не в меру, а у меня, к сожалению, нет времени, – и она покосилась на телефон.
      – Ведьма! – Его мнение вызвало аплодисменты и бурный смех хозяйки. – Ладно, ухожу! Но имей в виду, что мы не последний раз видимся!
      – Никак грозишь?
      – Понимай как знаешь! – Он безнадежно махнул рукой и двинулся в прихожую.
      Мирошниченко пришлось гулять вокруг дома до позднего вечера, прежде, чем он дождался сына.
      – Николай! – крикнул он, когда тот уже прошел мимо, не узнав его.
      – Папа? – удивился сын, разглядывая его внимательно. – Ты сильно изменился.
      – На казенных харчах не разжиреешь, – буркнул Тарас Поликарпович. – Присядем? – они устроились на лавочке около подъезда.
      – Давно освободился?
      – Недавно.
      – Где остановился?
      – Нигде. – Разговор явно не клеился. – Хотел у вас, но твоя мать выгнала.
      – Ты должен ее понять, она замуж собирается. – Николай чувствовал себя неловко и разговор тяготил его. – Отец, давай прогуляемся, – предложил он.
      – Боишься, соседи увидят, как ты общаешься с уголовником? – и он провел рукой по голове, где только намечался рост волос. – Для родного сына не мил стал, не думал – не гадал, что когда-нибудь доживу до такого дня, – тихо произнес Тарас Поликарпович. И столько в его словах было разочарования и боли, что сын смутился.
      – Что ты, папа, дело совсем не в этом. Просто если мать в окно увидит, она не даст нам поговорить.
      – На мать все сваливаешь, а сам глаза в землю опустил. Мешаю я вам, неудобным стал, а когда был в силе… – Он неожиданно сменил тему. – Не подскажешь, где переночевать можно?
      – У меня нет таких знакомых… – Николай хотел сказать еще что-то, но замолчал.
      – Которые пускали бы на ночь уголовников, – закончил за него отец. Он поднялся и расправил плечи. – Не поминай лихом! – Понурый вод сына вызвал у него улыбку. – Ты не переживай напрасно, не стану я вам гадости чинить, родные все же. Только запомни: у тебя тоже когда-нибудь будут дети, а в жизни всякое случается. Не дай Бог тебе испытать такое предательство!
      – Куда ты теперь? – Николай чувствовал себя виноватым перед отцом.
      – Не пропаду, – и он твердой поступью двинулся вдоль дома, торопясь покинуть место, где испытал одно из самых больших и глубоких житейских разочарований.
      – Подожди! – крикнул Николай ему в вдогонку, но Тарас Поликарпович не обернулся и даже не замедлил шаг. – Папа! – Сын догнал его и положил руку на плечо.
      – Ну, что еще? – Мужчина повернулся и сын заметил, как по его щекам катятся слезы.
      – Давай вернемся, я все объясню матери. Поживешь временно, пока определишься.
      – Совесть заговорила? – На лице несчастного отца появилась горестная улыбка. – Не нужно, сынок. Совесть – это временный порыв души, а потом локти будешь кусать.
      Николай порылся в карманах, извлек оттуда все деньги, которые при нем были, и сунул их отцу в боковой карман пиджака.
      – Вот, все, что у меня с собой есть, – выворачивал он перед ним все карманы.
      – Спасибо и на этом. – Они внимательно смотрели друг другу в глаза, какое-то мгновение испытывая друг к другу жалость и сострадание. – Будем прощаться? – и он развел руки для объятий. Они крепко обнялись, похлопывая друг друга по спине.
      – Заходи и звони мне на работу, – попросил Николай, но забыл назвать адрес и телефон, а Тарас Поликарпович не спросил.
      Мирошниченко бродил по ночным улицам города, комок горечи сдавливал горло. Время для него как будто остановилось.
      – Эй, куда путь держим? – позвал его кто-то. Одинокий попутчик оглянулся по сторонам и обнаружил, что рядом с ним на малом ходу движется такси, а в приоткрытое окно выглядывает улыбающееся лицо таксиста.
      – У тебя водяра есть? – спросил Мирошниченко.
      – Найдется. – Дверь с пассажирской стороны открылась. – Садись.
      Мирошниченко сел в машину, а водитель засунул руку под свое сиденье, какое-то время пошарил там и наконец извлек бутылку водки, сомнительного изготовления.
      – Мутная какая-то, – сказал пассажир, предварительно взболтав бутылку.
      – А тебе «Посольскую» нужно? – улыбнулся таксист.
      – И эта сойдет, – буркнул Мирошниченко. – Стакан найдется?
      – Возьми в бардачке.
      Тарас Поликарпович нашел граненый стакан и налил его до краев.
      – Будешь? – предложил он водителю.
      – Ты что? Я же за рулем.
      – Дело житейское. – Пассажир несколькими глотками осушил стакан и занюхал рукавом. – Какая гадость! – поморщившись сказал он и поставил бутылку на пол, накрыв ее стаканом.
      – Угощайся. – Таксист протянул распечатанную пачку сигарет, и после того как пассажир взял одну, чиркнул спичкой. – Куда везти?
      – Понятия не имею, – отозвался тот, выпуская дым.
      – Только откинулся? – определил таксист по прическе Мирошниченко.
      – А ты наблюдательный.
      – Ни работы, ни прописки, жена с другим спуталась, – сыпал подробностями водитель.
      – Откуда знаешь?
      – Знакомая история, – махнул рукой сочувствующий. – Чем думаешь заниматься?
      – Сложный вопрос. – Водка начинала ударять в голову и Мирошниченко почувствовал некоторую симпатию к ночному знакомому. – Спроси что-нибудь попроще. – Он выбросил окурок в окно. – Переночевать даже негде.
      – У меня знакомый набирает бригаду шабашников. Нет желания подработать, – предложил таксист, но он не сказал, что за каждую рабочую единицу ему обламывается приличный куш.
      – Что за работенка? – Тарас Поликарпович знал, что подыскать приличное место в государственных структурах ему не удастся. Сам когда-то являлся винтиком в налаженном механизме системы.
      – Строительство свинарника в колхозе. Знакомый утверждает, что председатель обещает отменные бабки.
      – Сколько в месяц? – задал естественный вопрос Мирошниченко. – Работа сезонная, а что потом?
      – Как говорится: готовь сани летом. Кто в теплое время года вкалывает, тот зимой жирует. А на счет оплаты потолкуешь с моим знакомым. Он мужик порядочный, до сих пор еще никто не обижался.
      Тарас Поликарпович налил второй стакан водки, опорожнил его тем же способом, выкинул в окно пустую бутылку и сказал:
      – Вези к своему нанимателю, все равно мне деваться больше некуда.
      Через двадцать минут они вошли в квартиру одного из домов нового микрорайона.
      – Алик, – представился Тарасу Поликарповичу мужчина с кавказской внешностью, лет тридцати на вид.
      Они пожали друг другу руки и прошли на кухню. Алик угостил Мирошниченко хорошим коньяком и на обещания не скупился. Водитель же улизнул незаметно, он даже не взял с пассажира денег за проезд и водку, что лишний раз подтверждало, что он на довольствии у Алика.
      – Когда приступать к работе? – поинтересовался бывший подполковник. – А то мне жить негде.
      – Недельку здесь поживешь. Наберем шесть – семь человек, тогда за вами приедет бригадир. На счет удобств не обессудь, придется спать на раскладушке.
      – И на нарах приходилось, – ответил гость. – Дело, я смотрю, у вас поставлено на широкую ногу, а ты, значит, всему голова.
      – Так, скромный организатор, – принизил свою значимость собеседник. – Помогаем колхозам и совхозам в строительстве. Должен ведь кто-то обустраивать жизнь на селе, если государственные строительные компании не справляются.
      – Ты мне лапшу на уши не вешай, – улыбнулся Тарас Поликарпович. – Председателям колхозов и директорам совхозов выгодно иметь дело с шабашниками. Они не скупятся на государственные деньги, а при расчете им и самим немало перепадет.
      – Если ты такой умный, то почему угодил к хозяину? – спросил наниматель.
      – Потому что сам когда-то был хозяином. – Алик раскрыл рот от изумления, а Мирошниченко добавил: – Но глупым хозяином.
      – Ты серьезно?
      – Шучу, – рассмеялся Мирошниченко. Он испугался, что может потерять только что найденную работу.
      – А я подумал, – заулыбался работодатель. – Что ты лазутчик какой.
      – Показывай, где моя раскладушка. Устал я, тяжелый денек выдался.
      Тарас Поликарпович прожил в этой квартире шесть дней. Когда набралось нужное количество работников за ними приехал непосредственный начальник строительства, кавказец. И бывший блюститель порядка и законности превратился в шабашника. Занимал он самое низкое служебное положение. Строительной специальности ему не довелось приобрести, вот и стал разнорабочим.
      Работали от зари до зари, без выходных дней. Жили в вагончике. Кормили их хорошо, но без особых изысков, вечерами иногда давали водку. Но денег они не видели. Сулили расплатиться в конце сезона. Тех, кто увиливал от работы или чрезмерно увлекался спиртным, выменивая ворованный строительный материал у местных жителей на самогон, выгоняли, не заплатив ни копейки. Несколько раз приезжал Алик в роли инспектора.
      Не было секретом, что он главное лицо в этом деле.
      Как бы там ни было, а строительство свинарника к осени завершили. Однако получили рабочие копейки.
      – Это чистой воды надувательство! – возмутился Тарас Поликарпович. – Сами лопатой гребут, а нам крохи с их стола. – Пошли к бригадиру, – подстрекал он мужиков, которые еще не успели разъехаться.
      – Я с вами не договаривался, – отмахнулся от них бригадир. – Сколько мне Алик велел, столько и выдал.
      – Он еще приедет сюда? – спросил Мирошниченко.
      – Завтра будет объект председателю сдавать.
      – Почему же он тогда распустил рабочих? – не поверил Тарас Поликарпович.
      – Потому что сдача свинарника – это обыкновенная формальность, у них уже все договорено и деньги заплачены, – пояснил бригадир, не рискнув связываться с грамотным шабашником.
      Как ни уговаривал бывший подполковник шабашников остаться до завтра, те, сославшись на бесполезность затеи, разбрелись. Но двое самых агрессивных решили его поддержать и потребовать с Алика справедливой оплаты труда.
      Сидя в маленькой конторке, которой служила часть передвижного вагончика, Алик просматривал какие-то бумаги, делая на полях нужные пометки. Бригадир уже ушел, он жил в селе у молодой вдовушки и эта ночь должна была у них стать прощальной. Алик уже собирался уходить и захлопнул папку с документами, когда в вагончик ввалились трое.
      – Вы чего здесь ошиваетесь? – не очень-то приветливо спросил он непрошенных гостей. – Если на счет работы, то найдете меня на будущий сезон.
      – Мы по поводу оплаты в этом сезоне! – В голосе предводителя рабочей делегации звучала угроза.
      – Я уже с вами рассчитался, – заявил работодатель. – Уходите, некогда мне тратить время на пустые разговоры.
      – Обещал, значит, манну небесную! А на поверку что вышло?
      – А что на поверку? – изобразил Алик удивление на лице. – Заплатил разом за все месяцы.
      – Ты не валяй ваньку! – повысил голос Мирошниченко. – На стройке любой работяга такие деньги за месяц получает.
      – Вот и нанимались бы работать в госструктуры. – Алик взял со стола дипломат, папку сунул под мышку. Раскрыть дипломат при рабочих он не рискнул.
      – Куда намылился? Разговор не окончен, – попытался задержать его один из делегатов.
      – Ничем не могу помочь, – и он направился к выходу, крепко сжимая ручку дипломата, что не ускользнуло от внимания Мирошниченко.
      – Ты прекрасно понимаешь, почему мы на тебя горбились. – Тарас Поликарпович преградил нанимателю путь.
      – Пропусти, – потребовал тот.
      – А ты не хочешь показать, что у тебя в дипломате? – и Тарас Поликарпович толкнул Алика в грудь. Он отлетел вглубь вагончика, выронил папку, но не стал ее поднимать, а прижал к себе дипломат. На лице промелькнул испуг.
      – Приходите завтра утром, я доплачу, – сказал он.
      – Мы уже сыты твоими обещаниями. Открывай дипломат, что-то уж очень ты им дорожишь. Подозреваю я, что в нем и находятся, кровно заработанные, наши денежки, – наседал на главу строительства Мирошниченко.
      Остальные с интересом наблюдали за развитием событий.
      – В дипломате очень важные документы, я не могу показать их вам, – пошел на хитрость наниматель.
      – Похоже, что ты нас совсем за дураков держишь, – ухмыльнулся бывший подполковник. Еще скажи, что они секретные. – Он, двумя руками, ухватился за дипломат и потянул его на себя. Алик держал кейс так, что вырвать одному было не под силу.
      – Не отдам, – закричал он.
      – Да помогите же, идиоты! – Позвал на помощь Мирошниченко.
      Втроем, но все равно с большими усилиями, они своего добились. Двое удерживали Алика, а Тарас Поликарпович вскрыл дипломат, который наполовину был заполнен деньгами.
      – Ого! – Один из них даже присвистнул.
      – Понял теперь, куда текут наши денежки? – нравоучительно произнес старший. – Этого свяжем, – кивнул он на Алика, – а деньги разделим на три части. – Не бойтесь, в милицию он не пойдет, у самого рыло в пушку.
      – Я не хотел тебя брать с самого начала, – высказался наниматель со злостью. – Неужели думаешь, что подобная наглость сойдет тебе с рук.
      – Будь уверен. Ты, мальчик, пешком под стол ходил, когда я усваивал первые жизненные уроки.
      Работяги слушали перепалку и следили за тем, как раскладывались деньги на три кучи. В какой-то момент они успокоились и ослабили хватку. Алик резко и неожиданно дернулся, высвободившись от насильников, схватил табуретку и попытался ударить ею Тараса Поликарповича, но тот вовремя отклонился, и удар пришелся по плечу. Деньги со стола слетели, рассыпавшись по полу.
      – Ах ты, гнида! – С этими словами один из рабочих, с разбега толкнул Алика в спину.
      Наниматель как раз занес над головой табуретку, для повторного удара по голове Тараса Поликарповича. Толчок в спину был настолько сильным и неожиданным, что Алик, выбив табуреткой окно, чуть сам не вылетел на улицу. Он изрезал все лицо и выронил табуретку, которая выпала наружу. Алик хотел просунуть голову обратно, но подвернул ногу.
      Нижний острый осколок, разбитого стекла вошел в шею, как нож в масло. Он выпучил перепуганные глаза, вторая нога подкосилась, и несчастный сполз по стене на пол вагончика. Осколок еще глубже вошел в человеческую плоть и, отколовшись, остался в шее.
      – Вы меня убили, – проговорил работодатель каким-то булькающим голосом.
      – Что ты наделал? – Второй рабочий подскочил к Алику и выдернул осколок. Фонтаном брызнула кровь, перепачкав его одежду. Он попытался закрыть рану руками, но она просачивалась между пальцами, заливая пол вагона.
      – Нас всех посадят! – запаниковал мужик, который толкнул руководителя строительства. Он медленно попятился к выходу.
      – Стоять! – приказал Тарас Поликарпович. Он оттолкнул второго, который все еще пытался остановить кровь у раненого.
      – Он умер, – объявил Мирошниченко, прощупав пульс. Затем прикрыл несчастному остекленевшие глаза.
      – Что делать будем? – спросил дрогнувшим голосом первый.
      – Кто-нибудь, кроме нас, видел его мертвым? – Тарас Поликарпович кивнул на труп.
      – Нет, – ответили оба.
      – Тогда, стало быть, для других он должен оставаться живым.
      – Но ведь утром его начнет искать бригадир, – резонно заметил мужик, перепачканный в крови.
      – Правильно. А вот скажите: стал бы кто из вас искать его, если б у него не было денег.
      – Да кому он тогда нужен? – отозвался второй.
      – Вот именно, – опять согласился Мирошниченко. – Если здесь навести порядок и хорошо спрятать труп, то его друг подумает, что Алик не пожелал делиться денежками и сбежал один.
      – А ты голова, – отпустил комплимент первый и улыбнулся, выставив напоказ пожелтевшие зубы.
      – Тогда за дело, – поторопил Мирошниченко. – Мы должны постараться не оставить следов. – Ты, – сказал он одному из помощников, – сходи в свинарник и подбери стекло на окно. А мы пока тут приберем, потом подумаем, что делать с телом.
      Под руководством бывшего подполковника работа кипела и через час вагончик выглядел по-прежнему. Труп они временно перетащили в свинарник, завернув в обрывок брезента, который нашли там же. И теперь все трое ломали голову, куда его спрятать. Тарас Поликарпович чиркнул спичкой и прикурил сигарету. Спичку он бросил на бетонный пол свинарника и тут ему в голову пришла удачная мысль.
      – Раствор можно так замешать, чтобы он к утру окончательно затвердел? – спросил он.
      – Чем больше цемента в песок добавишь, тем быстрее он затвердеет. Еще зависит от марки цемента, но тут главное не переборщить, а то трещин много будет, – объяснил один из участников убийства, каменщик.
      – Нужно отодвинуть ящики под корма в углу свинарника и выдолбить там бетон, – продолжал Мирошниченко. – Затем выкопать яму, положить туда труп и вновь зацементировать.
      – Тогда его сам черт не сыщет, – обрадовался второй помощник.
      И вновь работа закипела. Долбить тупыми ломами бетон было очень трудно. Весь хороший инструмент уже вывезли с объекта. На этом они потеряли не меньше двух часов. Затем они сбросили тело в вырытое углубление, засыпали его землей вперемешку с кусками бетона, а лишнюю землю выкинули через окно на улицу. Быстро замешали и залили раствор, однако, им пришлось несколько часов ждать, пока схватился раствор. Зато, когда задвинули ящики под корма на прежнее место, все остались довольны проделанной работой.
      – Теперь разбегаемся и лучше никогда и нигде не вспоминать эту кошмарную историю, – сказал Тарас Поликарпович, утирая пот со лба. Соучастники согласно закивали головами. – Деньга мы разделили поровну и если ими с умом распорядиться, то хватит надолго.
      – Если бы не ты, Тарас Поликарпович, мы бы пропали, – уважительно ответил каменщик.
      – Тогда послушайте еще один мой совет: не нанимайтесь больше в строительные бригады.
      – Да с такими деньжищами и надобности нет! – воскликнул второй помощник.
      – Это сейчас они тебе кажутся огромными, а тратить начнешь – один пшик и останется. – Продолжал читать нотацию Мирошниченко. – А если все-таки доведется когда еще наниматься в шабашные бригады, то лучше это делать в другой области.
      – Да нечто мы без понятия, – отозвался за двоих каменщик.
      – Вот и прекрасно, – улыбнулся старший. – Уже давно стемнело и самое время покинуть злополучное место. К утру мы должны быть далеко отсюда. Они вместе дошли до развилки, там распрощались.
      Тарас Поликарпович отправился пешком на станцию, которая располагалась в четырех километрах от деревни, где он отработал весь сезон. Он купил билет на ближайшую электричку и через несколько часов прибыл в город. Всю дорогу он ломал голову и, в конце концов, пришел к выводу, что денег у него вполне достаточно, чтобы еще раз попытаться наладить отношения в семье. Он очень волновался, прежде чем нажать кнопку звонка. Так и не отважившись позвонить, тихо постучал в дверь.
      – Сынок, посмотри, по-моему, кто-то постучал в дверь, – долетел до Мирошниченко приглушенный голос бывшей жены.
      – Тебе показалось, мама, у нас же звонок есть, – отозвался Николай.
      Тарас Поликарпович, приложив ухо к двери, прислушивался к голосам родных.
      – И все же проверь, – настояла на своем Валентина Михайловна.
      Раздались шаркающие шаги в прихожей, щелчок замка, позвякивание цепочки и дверь приоткрылась. Через небольшой проем на отца смотрело удивленное лицо сына.
      – Папа? – Было заметно, что он колеблется, не зная, как поступить. – Подожди меня на улице, я скоро спущусь.
      – Но я хотел, – начал было Тарас Поликарпович.
      – Т-с-с, – приложил Николай палец к губам. – А то мать услышит. – И больше ничего не объясняя, он захлопнул дверь.
      – Ну, кто там? – опять долетел до него голос жены.
      – Я же говорил, мама, что тебе показалось, – ответил сын. Мирошниченко спустился вниз и, устроившись на лавочке соседнего подъезда, закурил.
      «Похоже, дела мои совсем плохи, если родной сын на порог не пустил», – промелькнуло у него в голове. – И что я, действительно, перед ними унижаюсь? Чуть деньги появились – бегу со всех ног. А им на меня наплевать: жена вообще видеть не хочет, а сын надумал спуститься только из жалости. Думает, что мне опять деньги понадобились. – Он выбросил сигарету и поднялся с лавочки. – Гори оно все огнем! Живите, как знаете! Но только без меня. – Последнюю фразу он уже произнес вслух.
      Мирошниченко остановился на углу соседнего дома и пронаблюдал за сыном.
      Тот выскочил на улицу в домашних тапочках и в легкой курточке. Осмотрелся по сторонам, постоял недолго и, пожав плечами, вернулся в подъезд.
      – Не очень-то он и переживает, – с горечью утраты подумал Тарас Поликарпович.
      В одной из гостиниц города он договорился с администратором о номере с удобствами. Оплата завышенная, по месяцам.
      Он подсчитал, что даже если не экономить, то денег должно хватить на год-полтора. А за это время он должен обязательно что-нибудь придумать.
      Так и зажил в одиночестве Мирошниченко.
      Знакомых у него в городе не было, да он и не опасался встретить кого-либо, потому что совершенно не походил на того жизнерадостного, зажиревшего подполковника, каким остался в памяти знавших его людей.
      Однажды, когда Тарас Поликарпович закупал в магазине продукты, его окликнула девушка. Он с удивлением обернулся.
      – Значит я не ошиблась, – улыбнулась девушка. – А вы сильно изменились, просто красавец мужчина, – и она залилась безудержным смехом.
      – Действительно, Вера, я стал намного стройнее.
      – Из двух проституток Вера ему нравилась больше и он почему-то не держал на нее зла. – Но должен констатировать, что добился подобного результата не без вашего с подругой участия.
      – Мы тоже тогда от ментов натерпелись. – У нее было прекрасное настроение. – Даже пришлось временно покинуть город.
      – Но как ты меня узнала? – спросил Мирошниченко.
      – Глупый вопрос, – вновь улыбнулась девушка. – Переспавшая с мужчиной женщина узнает его из тысячи. – Она прикрыла накрашенными ресницами глаза, изображая таким образом смущение. – Даже если он изменил внешность.
      – А ты все такая же пухленькая и нежная, – не удержался мужчина от комплимента. Внутри у него что-то перевернулось, проснулось давно забытое желание.
      – Спасибо, – тихим и скромным голосом ответила Вера.
      – А где твоя подружка? – поинтересовался Мирошниченко.
      – Мы снимаем теперь другую квартиру. – Она помолчала и добавила: – Тарас Поликарпович, вы уж простите нас за ту грубость. Это все из-за неприятностей с милицией. На самом деле, мы вас очень любим.
      Для профессиональной проститутки подобная лесть являлась обычным и привычным делом. Она по внешнему виду определила, что Мирошниченко не последний кусок доедает и из него можно выжать какие-то деньги, поэтому и флиртовала. На собеседника же ее лесть действовала должным образом. Перевозбудившись он не замечал фальши.
      – Передавай Наташе привет от меня, – сказал он с доброжелательной улыбкой на лице.
      – А может сами передадите? – продолжала расставлять сети Вера. – Мы можем заглянуть к вам на огонек. Думаю, что Наташа не откажется.
      – Ты уверена?
      – Еще и обрадуется, – заверила его Вера.
      – Только я теперь живу в гостинице, – начал оправдываться Мирошниченко. – Но номер у меня со всеми удобствами.
      – Это даже лучше, только могут не пропустить.
      – Не волнуйся, я предупрежу администратора.
      – Люблю мужчин, у которых все схвачено, – и она наградила его многообещающим взглядом. Затем чмокнула в щеку и томно произнесла: – Вечерком жди.
      К встрече Тарас Поликарпович готовился основательно. Он не придал значения, что его в этот раз не пригласили в гости, а напросились к нему. Когда заявились долгожданные гостьи, стол буквально ломился от всевозможных яств.
      – Я вижу, что мы прощены! – воскликнула Наташа и чмокнула хозяина в губы.
      Две симпатичные проститутки расположились на стульях, приняв вольные позы. Одна худая, другая пухленькая, одна светловолосая и белокожая, другая темноволосая и смуглая, но обе были очень привлекательны. Они пили, ели, веселились и не скупились на комплименты мужчине, который таял на глазах. Ему впервые, за последние несколько лет было очень хорошо.
      – Надо же! – произнес он уже пьяным голосом. – Из-за кого пострадал, они же и утешили.
      – Пострадал ты не из-за нас, – заметила Наташа с улыбкой. – Твой сослуживцы тебя подсидели.
      – Не только сослуживцы, – нахмурился Мирошниченко.
      Он вдруг вспомнил Атамана и Диксона, которые провели его вокруг пальца, как несмышленого мальчишку. Вот с кем бы он с удовольствием поквитался.
      – Грустить в женском обществе не положено. – Вера пересела к нему на колени. Хозяин как бы очнулся и засунул ей руку под блузку.
      – Как хорошо, что я вас встретил. – От прикосновения к обнаженной груди у него по спине пробежали мурашки.
      Но Вера тихонько отстранила его руку и сказала:
      – Не торопись, мы решили устроить тебе незабываемый вечер.
      – Он это заслужил, – вставила Наташа.
      – Поскучай без нас минут десять, мы пошли в ванную! – Вера вскочила с колен мужчины, чмокнула его в губы и они убежали.
      Прихватив с собой бутылку шампанского, женщины растворили в ней приличную дозу снотворного. Ополоснулись под душем, накинули прозрачные, легкие халатики и вернулись к скучающему хозяину гостиничного номера.
      – Ты когда-нибудь видел лесбийскую любовь? – поинтересовалась Наташа, строя Тарасу Поликарповичу глазки.
      – Очень возбуждает, – подлила масла в огонь Вера.
      Мирошниченко сидел на кровати и не ожидал такой выходки от гостей. У него от любопытства засосало под ложечкой. Он сел поудобнее, подложив под спину подушку, и приготовился к необычному эротическому зрелищу.
      – Смотри, как его разморило? – рассмеялась Наташа, обращаясь к подруге. – Но мы ему еще не сообщили о нашем условии.
      – Каком условии? – Мирошниченко даже привстал.
      – Некоторые мужчины не выдерживают до конца представления и кидаются на женщин, а нам бы хотелось, чтобы вечер прошел по полной программе, – вступила в разговор Вера.
      – Постараюсь обуздать свой пыл по мере возможности. – Глаза мужчины светились.
      – Видите ли, он постарается, – усмехнулась Наташа. – Этого недостаточно.
      – Что же тогда еще от меня требуется?
      – Ты должен пообещать, что не станешь к нам приставать, пока не выпьешь полную бутылку шампанского. – Вера сделала вид, что при нем открыла пробку и протянула бутылку Тарасу Поликарповичу.
      – Договорились, – улыбнулся мужчина. – Обещаю! – он сделал первый глоток.
      Наташа включила телевизор и мелодичная музыка заполнила комнату. Движения женщин казались на редкость синхронными и плавными, похоже, что они много раз уже демонстрировали эту сцену. Они то приближались и как бы невзначай касались друг друга, to отдалялись, и все повторялось.
      Завороженный Мирошниченко отпил разом треть бутылки и закурил сигарету.
      Когда они отдалялись, на халатиках всякий раз оказывалась расстегнута очередная пуговица. Но вот халаты медленно, в такт мелодии поползли к ногам женщин, пока не упали на пол. Они остались в одних прозрачных трусиках. Тарас Поликарпович готов был кинуться к ним, но он помнил о данном обещании и поднес к губам шампанское. Теперь в бутылке оставалось содержимого менее половины.
      Вера подмигнула зрителю и закинула руки Наташе на шею. Они томно заглядывали друг другу в глаза и уже не расходились. К тому времени, когда на женщинах не осталось даже трусиков, у Тараса Поликарповича отяжелели веки. Он сам не мог разобраться, чего больше желал: женских ласк или сна. Он взболтал остатки шампанского и выпил. Бутылка выскользнула из ослабевшей руки, а веки сомкнулись.
      Проснулся Мирошниченко далеко за полдень и долго не мог вспомнить, чем закончился вечер. – Надо же было так напиться! – подумал он.
      Голова не то, чтобы болела, но была слишком тяжелой. Он поднялся, подошел к столу, налил рюмку коньяка и выпил. Затем закурил и сел на стул. Постепенно сознание начало проясняться. Сначала ему показалось забавным, но потом странным, что уже три часа дня. Он припомнил, как танцевали женщины и как ему под конец ужасно захотелось спать.
      – Они же меня усыпили, – мелькнула догадка, когда его взгляд натолкнулся на пустую бутылку из-под шампанского. – Вот суки! – выругался он вслух. Но еще более страшная догадка буквально бросила в жар. Он нагнулся, извлек из-под кровати чемодан и вытряхнул содержимое. Несколько раз переворошив все вещи, он так и не обнаружил целлофанового свертка с деньгами.
      – Украли, сволочи! – заорал Тарас Поликарпович во все горло.
      – Извините, вам случайно не требуется помощь? – В комнату заглянул мужчина из соседнего номера. Но Мирошниченко наградил его таким взглядом, что тот поспешил оправдаться: – Вы так кричали, а дверь не заперта, вот я и подумал, что с вами что-то случилось.
      – Это я так с похмелья болею, – ошарашил его Тарас Поликарпович. – А если не устраивает, попроси администратора, чтобы тебе поменяли номер.
      Сосед, не мигая, уставился на собеседника, приняв его за ненормального.
      – Вам следует обратиться к врачу, – пролепетал он.
      Брови у Мирошиченко грозно поползли вверх. Он схватил пустую бутылку из-под шампанского и запустил ее в соседа, со словами: – Сам ты придурок!
      Тот еле успел захлопнуть дверь, прежде, чем раздался звон разбитого стекла.
      Тарас Поликарпович прислушался к удаляющимся шагам соседа и громко рассмеялся. Потом налил полный фужер коньяка и залпом выпил. Он решил с горя напиться и это действительно, на какое-то время помогло.
      Перебрав сверх нормы, бывший офицер крепко заснул.
      Разбудила его администраторша. Сегодня он должен был внести деньги за гостиничный номер.
      – У меня возникли непредвиденные обстоятельства, деньги я внесу завтра, – отмахнулся он от назойливой женщины, даже не открывая полностью глаз.
      – Хорошо, я подожду, – сказала администраторша. – Только убедительная просьба не шуметь и не буянить.
      – Сосед нажаловался? – догадался сонный мужчина. – Так у него же не все дома, – и он лениво покрутил возле виска.
      – Сейчас с вами бесполезно разговаривать. – И тем не менее, примите к сведению мою просьбу, – и женщина оставила его одного.
      Ровно неделю Тарасу Поликарповичу обещаниями удавалось заговаривать зубы женщине-администратору. То, что и из карманов у него выгребли все деньги, его не удивляло. Но настал такой час, когда его попросили освободить номер. Мирошниченко вновь очутился на улице.
      Теплый сезон давно закончился, а в снежную и ветреную погоду невесело бродить по улицам. И в конце концов, он забрел на железнодорожный вокзал. Так и прожил несколько дней: днем слонялся по городу, а вечером ютился на вокзале, затерявшись среди ожидающих пассажиров. За трое суток во рту не было и росинки. Ужасно хотелось есть и кружилась голова.
      Когда проходил мимо буфета, подкатывало желание на кого-нибудь наброситься и вырвать хотя бы булочку, а исходивший от буфета запах сводил с ума. Он бы уже начал просить милостыню, но сомневался в успехе подобной затеи, на нем еще была слишком приличная одежда. Иногда вспоминал жену, сына, но гнал от себя мысли о них подальше.
      Остановившись посреди зала ожидания, Тарас Поликарпович внимательно осматривался, не оставил ли кто после себя кусок хлеба или огрызок яблока. Но даже в такой малости удача не улыбнулась ему.
      Он заметил освободившееся место в конце зала и поспешил занять его. Мирошниченко решил немного вздремнуть, чтобы таким образом отвлечь себя от мыслей о еде. Но и во сне ему привиделась копченая курица и он почувствовал отчетливо ее запах. Словно убегая от наваждения, Тарас Поликарпович проснулся и продолжал сидеть с закрытыми глазами. Однако он поймал себя на мысли, что запах копченой курицы не испарился вместе с миражом. Он раскрыл глаза и увидел перед собой прямо на полу двух бомжей.
      Вероятно им где-то обломилась шабашка и они пировали. На расстеленной газете лежали: наломанная копченая курица, нетронутый батон колбасы, соленые огурцы, хлеб и стояла початая бутылка водки. Мимо прошел милиционер, но даже не посмотрел в их сторону. Видимо, бомжи были «прописаны» на вокзале и ладили с блюстителями порядка. Тарас Поликарпович, сглотнув слюну, обратился к пирующим:
      – Мужики, не угостите? Я три дня ничего не сл.
      – И без тебя халявщиков полный вокзал, – отозвался один из них, наливая водку в бумажный стаканчик и не взглянув на просителя. Его напарник, наоборот, изучал Мирошниченко с любопытством. Внешность просителя и просьба, с которой тот обратился, не укладывались в голове бомжа в одно целое.
      – Не торопись отказывать, Федя, – сказал он сотрапезнику. – Может у человека горе, а ты грубишь.
      – Нам-то какое до него дело, Сидорыч, – недовольным тоном пробубнил бомж, который выглядел еще довольно молодо, но засаленная одежда, нечесаные волосы и немытое лицо, на первый взгляд, уравнивали его с пожилым напарником.
      – Не скажи, – возразил Сидорыч. – Сегодня мы отнесемся к нему с пониманием, а завтра он с нами последним куском поделится, – и он жестом пригласил Тараса Поликарповича.
      – Как же, дождешься от него, – ответил Федя и впервые посмотрел на просителя. – Да он просто с женой поругался. Завтра помирится и забудет о нашем существовании, – сделал он свой вывод.
      – Бросила меня жена. – Мирошниченко пересел на пол. Мнение окружающих его в данный момент не волновало. – Полгода, как от хозяина вернулся, а до сих пор нет прописки.
      – Врешь! – с недоверием отнесся к нему молодой. Тарас Поликарпович извлек из внутреннего кармана справку об освобождении и протянул Феде.
      – Читай, если не веришь.
      Пожилой налил в бумажный стакан водку и протянул новому знакомому:
      – Угощайся, как говорится, чем богаты.
      Мирошниченко одним глотком выпил сорокоградусную жидкость и набросился на съестное, набивая полный рот и с трудом проглатывая пищу большими кусками. Федя с недоумением просмотрел документы и, пожав плечами, передал их Сидорычу.
      – Я и так ему верю, – сказал тот и протянул документы хозяину. – Если ты надумал вести бродяжнический образ жизни, то справку сожги, – посоветовал он голодному. – Она будет тебе лишь помехой.
      – Но я не собираюсь бродяжничать. – Мирошниченко даже подавился.
      – А у тебя есть место для постоянного проживания? – поинтересовался собеседник.
      – Нет. – Тарас Поликарпович перестал жевать и уставился на бомжа.
      – Я тоже когда-то думал, что побичую немного, а потом все образуется, – продолжил Сидорыч. – И вот уже одной ногой в могиле, а все… – и он лишь махнул рукой.
      – И никогда не пытался вылезти из этого болота?
      – Болото засасывает. Не веришь, спроси у Феди. Он моложе меня, а подтвердит.
      – А зачем пытаться? – вмешался в разговор молодой бомж. Пренебрежительная маска слетела с него. – Кому это нужно? Таких, как мы, только называют бродягами. На самом деле, каждый из нас имеет постоянное место обитания. Вот мы с Сидорычем на железнодорожном вокзале тремся.
      – Что ж тут хорошего? Ты еще очень молод и многое мог бы успеть. – Мирошниченко вытер засаленные руки о полу дорогого пальто.
      – А у меня нет жизненных целей, – заявил Федя, наливая себе водки. После того, как выпил: продолжил: – Вид у меня, конечно, не аховый, но сыт, одет, обут. Что еще требуется человеку?
      – И милиция нас не трогает, – добавил пожилой.
      – Почему? – задал наивный вопрос Тарас Поликарпович.
      – А что толку? Мы что за день сшибем – вечером проедим и пропьем. Сдавать в вытрезвитель нас не выгодно, карманы пустые. В отделение милиции нас уже много раз таскали, но ни фамилии, ни документов у нас нет. Одна морока с нами.
      – Ну, есть же закон о принудительном труде.
      – Нелегко заставить работать тунеядца, хлопот больше, чем пользы. Закон есть, но на нас он не распространяется. Властям удобнее не замечать нас, нет, мол, в стране бомжей и все тут.
      – Удобная позиция, – наконец согласился Мирошниченко.
      – Главное не воровать и не ввязываться в уголовщину, – сказал Федя. – Мы когда привокзальную площадь подметем, когда подсобим при загрузке в вагон-ресторан, где чемодан какой поднесем пассажиру. От нас даже людям выходит прямая польза. Кто ж откажется от дешевой рабочей силы, а нашему брату лишь бы на бутылку, да на ломоть хлеба за день заработать.
      – Копченая курица, колбаса – это не засохший кусок хлеба, – заметил, икнув, новый знакомый.
      – Угощают, – улыбнулся Федя, обнажив гнилые зубы. – Присоединяйся к нам, голодать больше не придется.
      – Ладно, – кивнул бывший начальник колонии. – Пока не определюсь.
      – Ну-ну. – Сидорыч выпил и налил Мирошниченко.
      – А где вы спите? – спросил Тарас Поликарпович, принимая очередную дозу спиртного из рук Сидорыча. – По ночам я вас в зале ожидания не видел. – Снующие пассажиры, брезгливо поморщившись, отворачивались и проходили мимо.
      – У нас свой дом имеется, – похвалился молодой бомж.
      – Где? – Мирошниченко поставил на газету бумажный стаканчик и захрустел соленым огурцом.
      – В тупике есть брошенный плацкартный вагон – там и живем.
      – Но там должно быть холодно.
      – У нас буржуйка имеется, – вставил Сидорыч.
      – А чем топите? – сыпал вопросами захмелевший Тарас Поликарпович.
      – Углем. Как товарняк какой на станции остановится, мы натаскаем ведрами сразу на неделю, – пояснил Сидорыч.
      – А говорите не воруете, – поймал его на слове новый знакомый.
      – А кто видел? – слишком громко рассмеялся Федя и остальные поддержали его.
      Тарас Поликарпович и сам не заметил, как втянулся в бродяжнический образ жизни и превратился в самого настоящего бомжа.
      К тому же спиртные напитки теперь были его неотъемлемой частью, без них он уже просто не мог существовать. И в плохие дни, когда не удавалось заработать хотя бы на бутылку водки, он тяжело переживал похмельный синдром. Одежда его даже отдаленно не напоминала ту, в которой он впервые встретил Сидорыча и Федора. Пальто он продал за литр водки, а норковую шапку за три бутылки. Но старая телогрейка и спортивная шапочка, неопределенного цвета уже не тяготили его.
      Так он дотянул до теплых дней. Однажды, слоняясь без дела по залу ожидания, он подобрал около мусорной урны свежую, не совсем затоптанную газету и сунул ее в боковой карман пиджака. День выдался на редкость неудачным. Троица не заработала ни гроша. К своему теперешнему месту обитания Тарас Поликарпович возвращался с больной головой и голодный. Сидорыч, свернувшись калачиком, дремал на одной из откидных полок. Федя еще не вернулся.
      Мирошниченко молча влез на верхнюю полку и развернул газету. На глаза попались стихи:
 
К чему стремился,
Жилы рвал?
Чего достиг и потерял?
На жизнь богатую польстился,
А чем закончится не знал!
И годы за спиной,
И нет просвета впереди!
Что станется со мной?
Остановись мгновенье, погоди!
По должности – я охранял чужой покой,
По совести – переступал закон.
Земля горит сегодня подо мной,
Вся жизнь поставлена на кон!
Настало время подвести черту,
Давно продал я душу черту.
Не думал, не гадал и за версту,
Что платить придется по большому счету.
 
      – Про меня написано, – подумал Тарас Поликарпович, прерывая чтение. Как раз в это время вернулся Федя в перепачканных в грязи ботинках. Он был явно не в духе. Без разрешения, вырвал у Мирошниченко газету и обтер ею ботинки.
      – Совсем обнаглел, молодой! – Мирошниченко спрыгнул с полки и ударил Федю по лицу.
      – Значит такая твоя благодарность, за то, что мы тебя приютили, – брызгал слюной молодой бомж, размазывая кровь по лицу из разбитого носа.
      – Иди отсюда! – Тарас Поликарпович дал ему ногой под зад. – Будешь еще мне читать нравоучения. – Он нагнулся и хотел поднять газету.
      – Сам катись! – Федя наступил ногой на газету, прищемив противнику палец. – Вообще выметайся из нашего вагона! – Бывший подполковник взвыл от боли и свободной рукой дернул бомжа за ногу. Тот упал и ударился головой. Мирошниченко оседлал обидчика, схватил его за волосы и четыре раза ударил головой о пол.
      – Не надо! Ты убьешь его! – Подал голос Сидорыч, долгое время молчавший. Но он опоздал. Тарас Поликарпович остановился и, словно очнувшись после нервного припадка, уставился на соперника. Красная лужица, растекавшаяся вокруг головы несчастного, удивила его самого. Он перевернул Федю и обнаружил железную шпильку, торчащую в деревянном полу диаметром с большой палец руки. Мирошниченко приложил два пальца к шее бомжа, пульс не прощупывался.
      – Поздно, батя, – ответил он пожилому бомжу. И как бы оправдался: – Ты же видел, что он сам напросился.
      – Мы с ним пять лет вместе, – захныкал Сидорыч. – Я без него… – Но встретившись с остекленевшим взором убийцы, он осекся и замолчал.
      – Пять лет говоришь? – Убийство человека для Тараса Поликарповича становилось привычным делом. Его не мучила совесть и он не жалел о случившимся, а думал лишь о том, как замести следы. Оставлять в живых свидетеля он считал излишним риском. Мирошниченко еще раз склонился над Федей, выдернул из его ботинка шнурок и пару раз дернул, проверяя на прочность.
      – Что ты надумал? – Сидорыч испугался за собственную жизнь и попятился вглубь вагона, пока не уперся в стену. – Не убивай меня, пожалуйста, я никому не расскажу. – В глазах у него помутнело.
      – Ну ты даешь, батя! О чем подумал? – Тарас Поликарпович старался успокоить очередную жертву, но на лице его застыла страшная маска. Приблизившись к бомжу вплотную, он резким движением закинул шнурок и затянул его вокруг шеи несчастного.
      У них была существенная разница как в весе, так и в возрасте. Поэтому Сидорыч не сопротивлялся, он лишь пытался засунуть пальцы между удавкой и шеей, чтобы оттянуть шнурок, но только разодрал кожу. Наконец глаза у него закатились, высунулся язык и повисли плетьми руки. Мирошниченко еще какое-то время удерживал жертву в вертикальном положении, но потом выдернул шнурок и Сидорыч, словно пустой мешок, рухнул на пол.
      Убийца прекрасно понимал, что больше ему здесь оставаться нельзя. Он расплескал керосин из керосиновой лампы по всему вагону и достал из кармана спички, но натолкнулся взглядом на злополучную газету, из-за которой разыгралась трагедия. Он поднял ее, отряхнул и дочитал стихи:
 
Но на мне свет клином не сошелся.
Незаменимых нет!
Смерч по земле прошелся,
Борозды оставив след.
И пусть сегодня днем
Все покроется огнем,
Сгорит земля до тла —
Не причиню я людям больше зла!
 
      – Нет! – произнес он вслух. – Это уже ко мне не относится, поздновато раскаиваться. – И он, чиркнув спичкой, поджег газету. Пронаблюдал, как мелкие языки пламени пожирают строки стихов и даже получил какое-то удовлетворение. Когда зажгло пальцы, он выронил газету и произнес две понравившиеся строки, из двух последних четверостиший:
 
И пусть сегодня днем
Все покроется огнем.
 
      Ему казалось, что пожар вызван только одним его желанием. Мирошниченко вспомнил давний совет еще живого Сидорыча, извлек из внутреннего кармана справку об освобождении и бросил ее в огонь. Далее оставаться в вагоне было опасно, да и не имело смысла.
      Тарас Поликарпович влез в пустой вагон товарняка и забился в угол. Там без воды и пищи он просидел несколько суток, даже позы редко менял, пока не услышал голоса рабочих, разъединяющих вагоны.
      – Тут какой-то бомж затесался, – крикнул один из них, обнаружив Мирошниченко.
      – Гони его, – посоветовал другой.
      – Ты что, не слышал? – прикрикнул рабочий на бомжа. – А ну пошел отсюда, пока по шее не получил!
      Тарас Поликарпович вылез и зажмурился от яркого дневного света, ноги затекли и он не мог двинуться с места.
      – Уйди с дороги, – оттолкнул его бригадир рабочих и Мирошниченко упал на бок.
      За последние несколько месяцев он уже привык к подобному обращению, поэтому его самолюбие задето не было. Он поднялся и, прихрамывая, отошел от рабочих на безопасное расстояние. Только теперь протер глаза и осмотрелся. Множество железнодорожных путей говорило о том, что он попал в крупный город. Найти дорогу к железнодорожному вокзалу особого труда не составляло.
      – Саратов, – прочитал губами Тарас Поликарпович на здании вокзала. Здесь он пробичевал много лет.
      Все местные бомжи знали его, но ни с кем из них близко он не сходился. Ночевать Мирошниченко приноровился в близлежащей газовой котельной. Он устроил себе постель в углу, среди труб, использовав для этого картон от коробок. Приходил в котельную он поздно ночью и работникам своим присутствием не досаждал, а те, из жалости, не гнали его.
      Бомжей в стране становилось все больше и больше, и государство практически махнуло на них рукой. Теперь других забот хватало: ликвидация застойных и перестроечных времен. Великая страна стояла на грани развала, тут уже не до бомжей. Тарас Поликарпович за эти годы основательно похудел, теперь в нем вряд ли оставалось и шестьдесят килограммов. Он искал только, где выпить, пища же его абсолютно не интересовала. Без еды он мог просуществовать неделю и даже не вспомнить о ней, без водки же мог прожить лишь несколько часов.
      Пошаливало сердце. Удивительно, что оно вообще до сих пор не отказало, ведь он когда-то перенес инфаркт. Возможно помогло то, что он вовремя сбросил излишки веса. Но бывший начальник колонии прекрасно осознавал, что если вовремя не похмелиться, то сердце остановится. Он давно забыл родных, знакомых и тех, из-за кого скатился в пропасть. Кроме водки, для него никого и ничего не существовало.
      Он не ограничивался обитанием только на железнодорожном вокзале и все чаще делал вылазки в город, крутился у коммерческих палаток. Здесь частенько подворачивалась возможность подработать. Новоявленные буржуи без зазрения совести, использовали практически бесплатную рабочую силу бомжей. Те, в свою очередь, брались за самую грязную и тяжелую работу. Как-то, разгружая грузовую машину с болгарскими соленостями, Тарас Поликарпович случайно обратил внимание на джип, который остановился у ближайшей девятиэтажки. Несмотря на то, что расстояние до джипа было приличным, ему показалось знакомым лицо водителя, вышедшего из машины. – Чего рот разинул? – прикрикнул на него коммерсант, который нанял за пять бутылок водки трех бомжей для разгрузки.
      – Красивая техника. – Показал Тарас Поликарпович рукой в сторону джипа. Он подавал упаковки из кузова.
      – На таких тачках только крутые разъезжают, – произнес предприниматель с завистью.
      – Выходит, что обладатель той машины крутой парень? – осклабился бомж.
      – Круче не бывает, – заверил коммерсант.
      – А ты его знаешь? – допытывался Тарас Поликарпович, не прекращая работать.
      – Лично не знаком, – признался наниматель. – Но кто ж в городе Атамана не знает? Под его крышей, как минимум, треть нашего брата сидит. Говорят, что мужик он справедливый.
      Мирошниченко будто кто-то по голове ударил, он чуть не выронил упаковку.
      – Осторожнее. – Предприниматель помог ему удержать ее.
      – Будь моя воля, я бы давил таких справедливых, – процедил он сквозь зубы.
      – Ты что? Ополоумел? – испугался коммерсант, оглядываясь по сторонам. – Считай, что я ничего не слышал, а ты не говорил. Смотри! Не ляпни еще где-нибудь такое, – предупредил он по-дружески.
      – Мне, старому, уже бояться нечего, – ответил Мирошниченко. – Моя песенка, можно сказать, спета. Но были времена, когда крутые у меня из шизо не вылезали. – В глазах у него вспыхнул недобрый огонь. И в такую минуту они не казались бесцветными.
      – Вот что! Меня твое мнение не интересует и больше не приходи ко мне подрабатывать, – сказал коммерсант, не желая ввязываться в неприятности. К тому же он догадался о бывшей профессии бомжа, к которой не относился с должным уважением.
      – Дело житейское, – отозвался Мирошниченко, несколько умерив пыл. – Только еще неизвестно, кто из-за этого больше проиграет.
      Дальше Тарас Поликарпович работал молча и алкоголем в этот день сильно не увлекался. Ночью его одолевали мысли и он ворочался в углу котельной. Притупившееся чувство мести просыпалось с новой силой, он вспомнил абсолютно всех своих обидчиков. Он старался гнать думы о мести, понимая, что стар и немощен для того, чтобы тягаться с Атаманом.
      Все же Тарас Поликарпович нашел выход и решил анонимно заявить на него в милицию, но не спешил сделать задуманное. Необходимо было выяснить как можно больше подробностей. Раз здесь Атаман, то и его подельник Диксон должен быть поблизости. Целыми днями теперь бомж просиживал возле подъезда Крутояровой и много еще повидал знакомых. Через неделю он знал, в какой квартире они собираются.
      И возможно бы в скором времени сдал всю компанию с чистой совестью, если бы не тот случай, когда Атаман оставил джип открытым и Мирошниченко не сдержался перед желанием угнать его. Но из этого ничего не вышло. Подвело и то, что Панина он видел впервые, а он-то как раз и задержал угонщика.
      Столкнувшись со своими бывшими осужденными, он в очередной раз испытал унижение и изменил свой первоначальный план. Надумал лишить их жизни во что бы то ни стало, по крайней мере, Казакова и Сайфутдинова.
      Украденными тремястами долларами распорядился расчетливо. Приличный, но недорогой костюм, однотонная бежевая рубашка, полуботинки и шляпа составляли теперь его гардероб. Помывшись в бане и расставшись с щетиной, он преобразился и был похож на высохшего, больного, но аккуратного и добропорядочного гражданина со средним достатком.
      Остальные деньги он использовал на поездку в родные края, вспомнив о тайнике, в котором оставался пистолет Макарова.
      Как только у Тараса Поликарповича появилась определенная цель, он весь как-то преобразился. От недавнего бомжа и следа не осталось, чувствовалась военная выправка. Дождавшись полной темноты и когда во всех окнах погаснет свет, Мирошниченко бесшумно подкрался к воротам своего бывшего дома. Бросив небольшой камешек во двор, в сторону, где должна была находиться собачья будка, он прислушался и с удовлетворением отметил, что собаки нет.
      Он подпрыгнул, зацепился за верхний край ворот и, несмотря на слабость в руках, подтянулся и перекинул ногу. Спрыгнув во двор, Мирошниченко затаился и вновь прислушался. Острый слух бывшего подполковника не уловил подозрительных звуков. Тарас Поликарпович осторожно двинулся к сараю. Очередным препятствием послужил висячий замок на двери. Бывший хозяин рыскал глазами в поисках подходящего предмета. С темнотой он уже свыкся и хорошо ориентировался.
      Короткий ломик был отличной находкой. Он сбил замок вместе с петлей. Ни керосиновой лампы, ни свечки он не обнаружил и решил действовать впотьмах. Впрочем, тусклый свет только что взошедшей луны пробивался через открытую дверь. Он отодвинул стеллаж в углу сарая и, оторвав ломиком три половые доски, отбросил их в сторону. Затем начал копать землю голыми руками.
      Таким образом он копал до тех пор, пока ногти не скользнули по поверхности жестяной коробки, которую он поспешил извлечь из тайника. Тяжесть металла приятно оттягивала руку, придавая уверенности в собственных силах. Бывший подполковник вставил обойму и навернул глушитель, который, по случаю, приобрел когда-то сам. Он изъял его у одного из осужденных и обязан был сдать, но не сделал этого. Мирошниченко, сунув оружие в боковой карман пиджака, собирался привести все в сарае в первоначальный вид, но его окликнул теперешний хозяин, дома.
      – Стоять! – И яркий луч ручного фонарика осветил затылок Тараса Поликарповича. – Повернись, – приказал голос. Савин, разумеется, не признал своего бывшего командира, перед ним было совершенно незнакомое лицо. – Теперь подними руки, чтобы я их видел и можешь объяснить: какого дьявола ты здесь ищешь. – Хозяин держал охотничье ружье, два ствола которого грозно смотрели на непрошенного гостя.
      – Да я, собственно, уже ухожу. – Мирошниченко даже попробовал улыбнуться, но лицо исказилось гримасой. Михаил Викторович изучал лучом фонарика преступника:
      – Что у тебя в боковом кармане?
      – Да так, ничего особенного.
      – Покажи. – Эта оплошность стоила Савину жизни.
      Тарас Поликарпович сунул руку в карман и осторожно снял пистолет с предохранителя. Затем одновременно вынул оружие и прыгнул в сторону от луча света, выстрелив на лету. Заняв удобное положение лежа, он собирался выстрелить еще раз, но выпавшие из рук Савина ружье и фонарик, говорили о том, что в этом больше нет необходимости. А патроны преступнику нужны были и для других дел. Он поднялся, подошел к хозяину и, подобрав фонарик, осветил несчастного. Вместо правого глаза зияло отверстие.
      Мирошниченко вышел на свежий воздух, закрыл дверь сарая и вставил петлю с замком на прежнее место, чтобы домочадцы не сразу обнаружили труп. Он наследил и оставил массу отпечатков пальцев, но его это не очень волновало, главное – успеть сыграть последний аккорд в своей жизни.
      Преступник, пригнувшись как можно ниже к земле, проскользнул через двор тенью, отодвинул засов и вышел через калитку. Стоять на развилке не имело смысла. Ночью здесь попутные машины попадались крайне редко. Поэтому спрятав ПМ за поясом сзади и прикрыв его полой пиджака, он пошел в сторону районного центра. Через пару километров он услышал шум приближающейся попутки и сначала хотел сойти с дороги и спрятаться в высокой летней траве, но потом передумал и, как только фары автомобиля выхватили его одинокий силуэт, проголосовал.
      – Садитесь. – Тарас Поликарпович сразу узнал по голосу прапорщика Игнатьева, которого восстановили в прежних должности и звании. Он уже много лет трудился в колонии, руководимой когда-то голосующим на дороге.
      – Спасибо, – сдержанно поблагодарил путник, влезая на заднее сиденье. На переднем пассажирском месте спал еще один прапорщик, в котором Мирошниченко без особого труда признал сильно постаревшего Пискунова.
      – В райцентр? – поинтересовался водитель, хотя эта трасса вела только туда.
      – Да. – Попутчик был краток, он опасался, что голос может выдать его. Несколько километров проехали в полной тишине, которую нарушало лишь равномерное урчание двигателя. Перед бывшим начальником колонии маячил затылок заклятого врага и он с трудом сдерживался от соблазна, чтобы не влепить в него пулю. Скорее всего Тарас Поликарпович пожалел Пискунова, которого тоже пришлось бы ликвидировать, как ненужного свидетеля. А он ему был даже в некоторой степени благодарен за то, что тот пытался когда-то предупредить начальника колонии о поджидавших неприятностях, но помешала вездесущая жена пьяницы. На свою беду Пискунов проснулся и спросил у водителя:
      – Который час?
      – У меня нет часов, – ответил ему Игнатьев и, в свою очередь, поинтересовался у пассажира: – Вы не подскажите?
      – Начало второго. – Тарас Поликарпович постарался изменить голос, но это не помогло.
      – Товарищ подполковник? – Пискунова подвела отменная память на голоса. Он обернулся и с любопытством посмотрел на пассажира.
      – Вы меня с кем-то путаете, – дал ему шанс Мирошниченко.
      – Зачем вы меня разыгрываете, Тарас Поликарпович? – уверенно произнес прапорщик. – Давно вернулись в наши края? – Игнатьев, что называется, навострил уши и с интересом прислушивался к разговору.
      – По-моему, задний правый баллон пробит, – пошел на хитрость попутчик, подкинув водителю головоломку.
      – Не может быть, – машинально ответил тот, покрутив рулем из стороны в сторону.
      – И все же проверьте, – посоветовал попутчик, отвлекая врага от главного. «Уазик» Принял вправо и остановился. Водитель вышел из машины, обошел ее и постучал ногой по баллону. На всякий случай он нагнулся, чтобы убедиться собственными глазами в исправности колеса, ощутив, в это же время, прикосновение холодного металла к виску.
      – Значит Пискунов не ошибся? – спохватился он запоздало.
      – Не дергайся! – грозно предупредил Мирошниченко.
      – Но какой смысл вешать на себя убийство? – водитель пытался найти выход. – Вы уже отбыли наказание. И теперь вешать на себя новое преступление?
      – Есть смысл, – заверил собеседник. Он не торопился, упиваясь местью. – Если бы ты только знал, как я тебя ненавижу! – Лицо его перекосила ужасающая гримаса.
      – У меня есть шанс? – Игнатьев боялся сделать неловкое движение.
      – Вряд ли.
      – До меня дошло. Это ты убил полковника Сазонова, – ляпнул водитель и, наверное, сам не мог объяснить, для чего он это сделал.
      – Ты всегда отличался сообразительностью, – усмехнулся Тарас Поликарпович, нажимая на спусковой крючок.
      – Все-таки пробили колесо, – из машины вышел Пискунов. Хлопок выстрела из пистолета с глушителем он принял за звук спустившегося колеса. Но заметив лежащего без движений Игнатьева, прапорщик насторожился. – Что это с ним? – спросил он дрогнувшим голосом.
      – Я его к праотцам отправил, – спокойно сказал Тарас Поликарпович.
      – Вы и меня убьете? – пролепетал Пискунов.
      – Поверь я очень сожалею, но вынужден принять меры предосторожности.
      Прапорщику ничего не оставалось, как использовать последний шанс и попытаться спастись бегством. Но он не успел сделать и двух шагов, как убийца сбил его подножкой, тут же приставив пистолет к затылку, и выстрелил.
      Мирошниченко отнес трупы в придорожную лесополосу, уверенный, что их до утра не обнаружат. Затем уселся на водительское место и продолжил путь один.
      Не доезжая двух кварталов до железнодорожного вокзала, Тарас Поликарпович оставил машину. Билет на поезд он взять не рискнул и воспользовался вновь товарняком. Только миновав несколько станций, он спрыгнул с товарного поезда и приобрел купейный билет до Саратова. В Саратове Мирошниченко проследил за Атаманом и Диксоном, выяснив их адреса.
      Тюленя, Тихоню и Сотника он убивать не собирался по двум причинам: во-первых, на всех могло не хватить патронов, а вступать в рукопашную было настоящим идиотизмом, во-вторых, не считал их личными врагами, с которыми непременно нужно разделаться. Однако он допускал, что при определенных обстоятельствах никого не пожалеет.

      Марат проснулся за несколько минут до звонка будильника. Он потянулся к прикроватной тумбочке и нажал клавишу на будильнике. В это раннее субботнее утро ему не хотелось уходить из дома, тем более, вчера приехал в отпуск сын, после года службы в армии. Но еще позавчера договорился с Алексеем о встрече у Крутояровой и теперь вынужден был покинуть теплую постель. Прежде чем встать с постели, Диксон осторожно, чтобы не разбудить, поцеловал жену.
      – Куда ты в такую рань? – спросила Марина, не открывая глаз.
      – Извини, не хотел тебя будить. Мне нужно обсудить с Алексеем кое-какие дела.
      – Мог бы несколько дней провести в кругу семьи, – упрекнула жена. – Не умер бы без тебя дружок. Мы Василия год не видели.
      – Я договорился о встрече, когда еще не знал, что приедет сын, – оправдывался Марат, застегивая пуговицы на рубашке. – Нам нужно выяснить: откуда исходят угрозы.
      – Ты имеешь виду письменные послания, которые я ежедневно извлекаю из почтового ящика? – Марина облокотилась на подушку, подперев голову. – Мне кажется, что их пишет человек, у которого не все дома, – выразила она свое мнение. – И если на это не обращать внимания, то он скоро отстанет и выберет себе другой объект для подобных развлечений.
      – Мне не кажется, что он выбрал нас случайно. Алексею тоже приходят записки с угрозами.
      – Совпадение, дорогой.
      – Странное совпадение. К тому же, за строками его писанины прослеживается тонкий намек, что неизвестный знаком с нашим прошлым.
      – Ты думаешь, что он шантажист? – всполошилась жена.
      – Не исключается такая возможность, но вряд ли. Все благоразумные сроки уже истекли. После парочки угрожающих писем он должен был выдвинуть свое требование. Автор послания больше похож на мстителя-одиночку.
      – Но твои рассуждения означают, что письмами дело не ограничится. – Марина тоже встала с постели и накинула длинный домашний халат.
      – Да, он должен еще что-нибудь придумать. И пока дело не зашло далеко, его нужно вычислить.
      – Но если ты подозреваешь его в знании своего прошлого и считаешь мстителем, то тогда почему он не заявит в милицию, – выстраивала женщина логическую линию.
      – Сдается мне, что он один из осужденных той колонии, из которой мы с Алексеем когда-то совершили побег. И с правоохранительными органами у самого сложные взаимоотношения.
      – Как же тогда его вычислить?
      – Он должен быть сильно обижен на нас за что-то. Не волнуйся, мы его найдем, – заверил жену Диксон и чмокнул ее в щеку. Марина вышла проводить его в прихожую.
      – Когда ждать? – поинтересовалась она.
      – Постараюсь не задерживаться и быть к обеду. Приготовь свое фирменное блюдо, а то молодой воин изголодался на армейских харчах, – и Марат, махнув на прощание рукой, ушел.
      Марина заглянула в комнату сына. Василий, лежа на животе, подогнув под себя одну ногу и раскинув руки, безмятежно спал. Мать улыбнулась, поправила одеяло и, легонько потрепав сына по стриженой голове, на цыпочках, вышла из комнаты. Она готовила на кухне завтрак, а Василий продолжал отсыпаться, когда в квартиру позвонили.
      – Кто это? – спросила Марина. В дверной глазок на нее смотрело чисто выбритое, худое лицо незнакомца.
      – Я из военкомата по поводу службы вашего сына. – Мирошниченко не знал, что Василий в это время спит дома.
      – Но он только вчера приехал и сегодня собирался отметиться в военкомате, – ответила женщина через дверь. Она по-своему поняла визит представителя военкомата, удивившись их оперативности в работе с кадрами. Новость не очень обрадовала Тараса Поликарповича. Это означало, что дело придется иметь с двумя мужчинами и подумал, что решающую роль должен сыграть фактор неожиданности. Он сунул руку за пояс, под пиджаком, снял пистолет с предохранителя и сказал:
      – Раз я уже здесь, то вашему сыну нет надобности посещать военкомат. Только я обязан проверить военный билет и предписание.
      – Одну минуту, – и хозяйка распахнула дверь перед мужчиной. Ей в грудь, в области сердца, уперлось оружие. – Ой! – вскрикнула Марина одновременно с выстрелом и упала в объятия убийцы, широко распахнув изумленные, но незрячие глаза.
      Мститель бесшумно опустил тело женщины на пол и захлопнул входную дверь.
      – Мама! – Василий слышал, крик матери и хлопок. Он подумал, что она что-то уронила. – Мама! – повторил он. Но не дождавшись ответа, встал с постели и вышел.
      Увидев тело в прихожей, он бросился к матери и склонился над ней.
      Еще до того, как Василий осознал происходящее, Тарас Поликарпович, скрывающийся за выступом прихожей, приставил к его затылку ПМ и выстрелил. Сын распластался рядом с матерью.
      Мирошниченко вновь затаился за выступом, поджидая главного врага, за чьей жизнью он и пришел сюда. Но уже прошло достаточно времени, а тот не появлялся.
      – Неужели его нет дома? – промелькнуло в его голове. – Но ведь сегодня выходной день и только девять часов утра.
      Чтобы проверить свою догадку, ему пришлось, соблюдая меры предосторожности, осмотреть все три комнаты. Убийцу ждало разочарование. Хоть он и не выпустил в холостую ни одной пули, те, ради кого он затеял всю эту историю, пока были живыми и здоровыми. В магазине оставалось всего три патрона и Тарас Поликарпович все еще надеялся, что два из них достанутся Атаману и Диксону. Привести свой приговор в исполнение он должен сегодня, потому что после убийства жены и сына Марата, время начинало работать на его противников. Люди они неглупые и вполне могут его вычислить.
      Мирошниченко произвел обыск в квартире. Деньги и драгоценности ему были ни к чему. Он понимал, что воспользоваться ими уже не придется. Он искал записную книжку хозяина, в которой должны быть нужные номера телефонов. В конце концов его усилия увенчались успехом. В одном из ящиков секретера ему удалось обнаружить записную книжку Марата. Пролистав ее от корки до корки, он не нашел в ней фамилии Казакова. В отношении своих подопечных Тарас Поликарпович провел частное расследование. Что-то ему удалось узнать, но многие подробности по-прежнему оставались тайной.
      – Они не могут жить под старыми фамилиями, – все же пришел он к правильному заключению. Внимательно перелистав книжку, он увидел фамилию Кожевников, рядом с ней стояли инициалы А. Л., что могло означать – Алексей Леонидович. Он набрал телефонный номер, который был записан напротив этой фамилии.
      – Слушаю, – трубку сняла Светлана.
      – Доброе утро. – Убийца говорил вежливым и предупредительным голосом. – Могу я пригласить к телефону Алексея Леонидовича?
      – К сожалению, его нет дома, – ответила женщина. – Передать ему что-нибудь?
      – Нет, нет. Я сам перезвоню вечером. До свидания, – и он положил трубку. Мирошниченко поискал в блокноте телефон Крутояровой, которую уже знал, но тоже не нашел ее фамилии. Только при повторном, более тщательном просмотре, остановился на Нине К. Ответила ему сама Нина.
      – Вы не пригласите к телефону Алексея Леонидовича или Марата Рафкатовича? – вежливо попросил Тарас Поликарпович.
      – Кого именно? – поинтересовалась Крутоярова.
      – На Ваше усмотрение.
      – Минуту.
      Мирошниченко не стал ждать. Он нагнулся, намотал на руку провод и порвал линию. Дольше задерживаться в квартире Диксона не было необходимости и он покинул ее, оттолкнув ногой трупы от входной двери.
      Атаман и Диксон, сидя на кухне у Крутояровой, пили кофе, курили и обсуждали свалившуюся на их головы проблему.
      – Что ты думаешь по этому поводу? – спросил Алексей друга.
      – Я уже говорил, что это кто-то из колонии, из которой мы сделали ноги. Случайно столкнулся с кем-нибудь из нас, а выследить – это уже дело техники.
      – Я тоже так считаю. Но кто именно? Мы второй раз парились без году неделю и врагов не успели нажить.
      – А Дикарь, Леший, Лунатик? – напомнил Марат.
      – Дикарь солидный мужик и расстались мы друзьями, – возразил Атаман. А Леший и Лунатик – быки тупоголовые, они писать-то грамотно не умеют, а записки от человека образованного, умеющего преподнести нужную мысль тонким намеком.
      – Тогда понятия не имею. – Марат прикурил очередную сигарету. – Может быть какой-нибудь стукачок, о существовании которого мы и не подозревали. Мусора умеют их тщательно маскировать под порядочных.
      – Сам же говорил, что у нашего писаки наверняка не лучшие отношения с ментами. Иначе давно бы уже сдал.
      – Бесполезное это занятие, все равно не додумаемся, – махнул рукой Диксон.
      – И тут я с тобой согласен. Какая нам разница, кто это. Нужно просто поймать его и все станет ясно. – Атаман открыл на кухне окно, чтобы выветрился дым.
      – Каким образом?
      – Он нам не письма шлет, а записки, без конвертов. Стало быть, почту не использует, а сам бросает их в почтовые ящики.
      – Он может и пацана какого попросить, – заметил Марат.
      – Пусть. По крайней мере, поймав мальчишку, по его описанию кого-нибудь узнаем. А если этот тип нам незнаком, то устроим облаву в округе, не станет же он ловить посыльного в другом конце города.
      – Верно мыслишь, – закивал головой Диксон. – Так мы его должны подловить.
      В кухню заглянула Нина и позвала Алексея к телефону. И он следом за ней ушел в комнату.
      – Странно, – сказал Атаман, приложив трубку к уху. – Короткие гудки. Кто это был? – спросил он у Нины.
      – Понятия не имею, – развела она руками. – Попросил пригласить тебя или Марата. По голосу он мне показался культурным, но незнакомым.
      – Наш писака звонил, – уверенно заявил Алексей, вернувшись на кухню.
      – Он представился? – с любопытством посмотрел на него друг.
      – Нет, кроме гудков я ничего не слышал.
      – Почему тогда такая уверенность?
      – Потому что Нинин телефон мы не раздавали кому попало и она всех знает по голосу.
      – А случайность ты исключаешь? Ошибся человек, набирая номер или имя могло совпасть, потом нечаянно нажал на клавишу телефона.
      – Исключено. Во-первых, он бы тут же перезвонил, во-вторых, пригласил он меня или тебя, а это уже двойное совпадение.
      – А если он перестанет писать послания и перейдет к телефонной мере воздействия на психику?
      – Тогда вычислить его будет сложнее, особенно если будет звонить с телефонов-автоматов и с разных.
      – Да плюнуть на него! Пусть себе упражняется. – У Марата даже заболела голова от переливания из пустого в порожнее.
      – Не могу я успокоиться, пока кто-то свободно разгуливает, зная о нашем прошлом. Такое ощущение, что за тобой постоянно подглядывают в замочную скважину. – Атаман замолчал и на какое-то время воцарилась тишина. – А помнишь того бомжа, который залез в мою машину? – неожиданно спросил он.
      – Ну и что?
      – Тюлень тогда утверждал, что ему знаком голос бомжа.
      – На что ты намекаешь? – не понял Марат.
      – Позднее Виктор ляпнул, что это был Мирошниченко.
      – Бред какой-то. Тот весил чуть ли не полтора центнера, а этого ветром сдувает. К тому же, откуда он взялся в Саратове, да еще в таком виде? Полный абсурд, – заключил Диксон.
      – Мы его судьбу не прослеживали. Мало ли, что могло с ним случиться. А замызганный вид – ни что иное, как камуфляж.
      – Что он умен – согласен. Но чтобы человек настолько мог потерять в весе, убей, не поверю.
      – И все же, если допустить, что это правда? Тюлень же нашел что-то общее в бомже и в Мирошниченко, – настаивал на своем Алексей.
      – У отрядного на нас большой зуб имеется.
      – Вот именно! И записками он не ограничится. Нужно к семьям приставить для охраны парней. Диксон поперхнулся дымом и затушил сигарету. – Пойду позвоню своим, – сказал он сквозь кашель. Подозрительность Атамана начинала на него действовать.
      – Ты становишься мнительным, – улыбнулся друг. Ловкость, с которой поднялся грузный и ленивый Марат, забавляла его. Диксон набрал домашний номер, подержал трубку около уха. Затем позвонил еще раз, но тоже безрезультатно.
      – Странно, – произнес он. – Они должны быть дома.
      – Может отправились по магазинам? – предположил Алексей. Он перешел в комнату, удобно устроился с любимой женщиной, обняв ее и наблюдая за другом.
      – Мы вчера поздно легли и мой армеец раньше одиннадцати не проснется. – По его тону можно было определить, что он волнуется.
      – А сейчас сколько? – спросил Алексей.
      – Половина десятого, – ответил Марат, не взглянув на часы.
      – Марина разбудила сына, – вмешалась в беседу Нина.
      – Они обещали дождаться меня. Если только телефон не работает по каким-то причинам, – успокоил он сам себя. Однако в течение получаса позвонил домой еще пять раз. – Собственно, у нас больше нет на сегодня дел, – сказал он. – Я, пожалуй, пойду.
      – Иди, иди, мученик. Надеюсь, сумеешь сам за собой захлопнуть дверь? – Алексей стоял в дверном проеме, ведущем в спальню, подмигивая Нине.
      – Созвонимся, – бросил Марат уже на ходу, а хозяйка поспешила в объятия любимого.
      Диксон дернул ручку входной двери на себя и увидел прямо перед собой худого человека с пистолетом Макарова в руке. Он успел сместить тело в сторону и пуля угодила в плечо. Одна рука безвольно повисла, но второй он ухватил дистрофика за грудки и притянул к себе. Тарас Поликарпович все-таки умудрился подставить ствол под подбородок противника и выстрелить повторно. Пальцы у него разжались, и он рухнул к ногам убийцы.
      В прихожую вылетел Атаман. Мирошниченко навскидку выстрелил, ранив его в ногу, чуть выше колена.
      – Стоять! – заорал мститель не своим голосом, направив смертоносное дуло на соперника. Алексей остановился и облокотился о стену.
      – Что ты забыл тут, отрядный? – Он все еще сомневался в своем предположении.
      – В гости зашел, – усмехнулся Тарас Поликарпович. – За вами должок имеется. Один уже рассчитался, – он коротким кивком показал на Диксона. – А с тобой можно и по-другому договориться. – На самом деле у него не осталось патронов, а дверь во время борьбы с Маратом захлопнулась, поэтому на бегство он не надеялся.
      – Ты хозяин положения. Банкуй, – предложил Атаман, не подозревая, что в руке врага бесполезное оружие. Он тянул время, выжидая удобный момент. Кость пуля не задела и он чувствовал, что готов к резкому выпаду, притворяясь, что не может двинуть раненой ногой. Из комнаты осторожно выглянула Нина, но, увидев окровавленную ногу возлюбленного, потеряла контроль над собой.
      – Ты ранен? – Она кинулась к Алексею, не обращая внимания на вооруженного убийцу.
      – Иди отсюда! – прикрикнул на женщину Алексей, оттолкнув ее в сторону.
      – Ну зачем так грубо, ведь она беременна. – Важная деталь не ускользнула от мстителя, хотя животик только обозначился. – Подойди ко мне, – позвал он хозяйку.
      – Не трогай ее, – произнес Атаман с угрозой в голосе.
      – Не рыпайся! – Мирошниченко направил ПМ в голову противника. – Подойди, если не хочешь, чтобы я продырявил ему башку, – приказал он Нине.
      Тарас Поликарпович не учел, что Атаман, не мог допустить, чтобы убийца прикрывался матерью его будущего ребенка, как щитом. Женщина не успела сделать и шага, как Алексей прыгнул в ноги врагу, сбив его на пол. Тот ударил рукояткой пистолета его по голове, но не достаточно сильно. Зато Атаману хватило одного удара локтем в переносицу соперника, чтобы тот потерял сознание. Он выхватил пистолет с размаха, сунул его в рот противнику, выбив несколько оставшихся передних зубов и разодрав нижнюю губу, затем, плавно нажал на спусковой крючок. После щелчка нажал еще раз.
      – У него не оставалось патронов, – удивленно сказал победитель, поднимаясь. Он вынул пустой магазин и показал Нине, которая облокотилась о стену и, казалось, вот-вот потеряет сознание.
      – Милый, – прошептала она одними губами. – Как ты меня напугал.
      – У него не оставалось патронов, – повторил Алексей.
      – Мы же этого не знали, – не могла прийти в себя женщина.
      – Ну все, все. – Он взял ее голову в руки и поцеловал в лоб. – Некогда расслабляться. – Позвони Виктору и скажи, чтоб немедленно приехал. Да, пусть захватит с собой Сергея и Игоря. А я пока свяжу этого. – Алексей схватил Мирошниченко за волосы и вытянул его на середину прохода. К приезду Тюленя, Тихони и Сотника убийца очнулся, но помалкивал. Ноги у него были свободными, Атаман связал только руки.
      – Кто его? – Виктор склонился над телом Диксона.
      – Помнишь, как ты утверждал, что голос бомжа похож на голос отрядного из колонии? – спросил Алексей.
      – Ну?
      – Ты оказался прав, – и Атаман кивнул на связанного.
      – Встреть я его на улице… – начал говорить Тихоня.
      – Понимаю, – перебил его Алексей. – Это кажется маловероятным, но факт. Тараса Поликарповича закрыли в ванной, а сами совещались в комнате. Атаман уложил Нину в постель и оставил одну в спальне, закрыв дверь.
      – То, что мы не можем обратиться в мусарню и оставить в живых отрядного, думаю, ясно всем, – твердо сказал Алексей.
      – Без вопросов, – ответил за всех Тихоня. Остальные молча кивнули.
      – Тогда нужно подумать, как вывезти труп Диксона. – Голос у Атамана дрожал, он потерял самого близкого и надежного друга. – Его нужно положить там, где его смогут быстро обнаружить.
      – Но в чем его выносить? – подал голос Виктор. – Под такие габариты ни одного чемодана не подберешь, а сколачивать специальный ящик долго, да и опасно это бросится в глаза соседям.
      – Мы вынесем его как пьяного, – пришла Сотнику оригинальная мысль в голову.
      – Неплохо придумал, – согласился Алексей. – Значит так: Тихоня и Сотник занимаются Диксоном, а мы с Тюленем отрядным.
      Марату обмыли рану, завязали на шее платок, на голову накинули кепку, а рубашку заменили.
      С Мирошниченко поступили проще. Его не стали убивать в квартире, а насильно влили в него целую бутылку водки. Тарасу Поликарповичу, привыкшему к алкоголю, дурно не сделалось, но развезло сильно и он плохо соображал, где находится. Для верности, в него залили еще полбутылки.
      Бабушки сидели на лавочке и перемалывали косточки всем знакомым, когда из подъезда показалась странная компания.
      Несли двух алкашей: если один еще что-то бормотал, с трудом перебирая ногами, то другой повис на своих друзьях, пригнув их чуть ли не до самой земли, а ноги у него волочились.
      – Разучились мужики пить, – высказалась одна из старушек.
      – И не говори, бабка, – поддержал ее Тюлень, улыбнувшись. Тихоня и Сотник втолкнули тело соратника на заднее сиденье «жигулей» и уехали. Мирошниченко посадили на заднее сидение джипа вместе с Виктором.
      Атаман включил первую скорость и послушная машина сорвалась с места. Тарасу Поликарповичу пришлось пережить ужасную смерть. Его вывезли в загородный лес, довольно высоко подвесили вниз головой на ветке дерева и сунули в руки несчастного огромный камень, который смогли подать ему с большим трудом. Камень был обвязан веревкой, второй конец которой закрепили на шее Мирошниченко.
      Подвешенный продержал камень более трех часов, что было практически невозможно даже для физически очень крепкого человека. Когда мышцы затвердели и онемели до такой степени, что приговоренный к смерти не понимал, как ему вообще удается удерживать смертельный груз, он вытолкнул языком кляп, который очень плотно сидел у него во рту. Набрав полные легкие воздуха, позвал на помощь. Голос был хриплым, но кричал он громко, сорвав голосовые связки.
      Его услышали грибники, случайно оказавшиеся поблизости. Тарас Поликарпович уже видел бегущих на помощь людей, когда камень выскользнул из уставших рук. Ему не оторвало голову только потому, что он ухватился за веревку, которая, сдирая кожу рук несчастного натянулась, как струна. Мирошниченко раскрыл рот, но хруст шейных позвонков не дал ему возможности произнести имя убийцы.
      Атаман с Тюленем не остались дожидаться смерти врага, а вернулись в юрод. И все равно домой Алексей пришел только под вечер разбитый и подавленный. Угасающей в лесу жизни бывшего отрядного он не жалел, но потрясение от потери Диксона повергло его в депрессию. Даже не взглянув на жену, он прошел в свой кабинет, где просидел несколько часов неподвижно, и ничего не видя вокруг.
      Светлана, обиженная на супруга за то, что тот опять не ночевал дома, и Ксюша, которая зашла навестить мать, беседовали в комнате.

      Прошло уже больше месяца с того памятного вечера, когда Вершков и Ксения заключили между собой устный договор. Ему тяжело было осознавать, что в одной комнате с ним, за полупрозрачной шторкой лежит красивая женщина, которую он безумно любит, но не может даже до нее дотронуться. Месяц ожидания превратился в настоящую пытку. Но срок закончился, а Ксюша все не давала ответа: ни положительного, ни отрицательного. Он выполнил поставленное перед ним условие и не интересовался больше прошлым ее отца.
      Этим утром по дороге на работу Александр решил вечером сам начать неоконченный разговор. И приняв такое решение, несколько повеселел, ибо и отрицательный ответ лучше мучительной неизвестности. На весь день он погрузился в рутину мелких, в основном бумажных дел, которыми ему приходилось заниматься в последнее время.
      Только под конец рабочего дня он разогнул спину. Разложив документы по папкам и закрыв их в сейфе, он уже собирался покинуть кабинет, когда зазвонил телефон. Вершков остановился, но после короткого раздумья решительно подошел к телефону и снял трубку:
      – Лейтенант Вершков слушает.
      – Здорово, Сашка! Слава Богу, застал тебя на месте. Это Василий. Не узнал?
      – Какой Василий? – усиленно напрягал память Александр.
      – Крупенин.
      – Так ты по междугородке звонишь? – Наконец-то признал он однокурсника. – Ты меня уже у двери перехватил. – Ну, рассказывай, как у тебя успехи в борьбе с преступностью, а то у меня одна канцелярская работа. Знал бы заранее, не стал бы поступать на учебу в школу милиции.
      – Помнишь, ты мне звонил и просил узнать про Кожевникова и Казакова? – спросил Крупенин. – Во-первых, я хочу перед тобой извиниться, что не смог сразу выполнить просьбу. Сначала закрутился и забыл, потом командировка, сам понимаешь, – оправдывался друг.
      – Да я не обижаюсь, – перебил его Вершков. – И надобность уже отпала.
      – Не спеши отказываться. Сведения ошеломляющие.
      – Я же сказал, что они меня больше не интересуют. – Александр поморщился, он не хотел возвращаться к старому.
      – И все-таки выслушай, – настаивал бывший однокурсник.
      – Ладно, выкладывай. Что там у тебя?
      – На Кожевникова у нас ничего нет. – Вершков с облегчением вздохнул, но это была очень короткая передышка перед дальнейшей информацией. – Но Казаков Алексей Леонидович, 1949 года рождения, еще тот фрукт. Дважды судимый, во время отбывания наказания во второй раз сбежал из колонии строгого режима. Много лет числится в розыске, до сих пор не найден. Его приметы… – Чем дольше слушал Александр, тем все более убеждался, что речь идет об отце Ксюши. – Ну как новость? – закончил Василий.
      – Не ожидал, – отозвался Вершков, поникшим голосом.
      – Заслужил прощения? – не отставал Крупенин.
      – Безусловно, – и Александр положил трубку, не в силах продолжать разговор. Многим бы он пожертвовал, чтобы друг, что-нибудь перепутав, ошибся, но сознавал, что это уже из области фантастики. – Лучше бы я ничего не знал, – произнес он вслух, одними губами.
      Ведь теперь он лейтенант милиции, следователь, по закону обязан арестовать Казакова. Он опустился на стул и задумался: с одной стороны – совесть и его должностная обязанность, с другой – любимая женщина, хоть и дочь преступника.
      В конце концов, Вершков решил не делиться информацией с руководством ОВД, а самолично арестовать Казакова, скрывающегося под фамилией Кожевникова, переговорив предварительно с Ксюшей. Он был уверен, что сможет доказать правильность своего выбора, не допуская мысли, что дочери известно прошлое отца.
      В общежитии Александр Ксюшу не застал и очень расстроился. Прождав более двух часов, он написал ей записку, в которой подробно изложил свои мысли и в конце приписал: – Извини, но поступить иначе я не имею права.
      Вершков прошел через двор Кожевниковых и нажал кнопку звонка, при этом сердце у него учащенно забилось. Уверенный в своих физических данных, он не прихватил с собой оружия. К тому же рассчитывал, что дело до рукопашной не дойдет. Александр думал, что ему удастся убедить преступника явиться с повинной, ради счастья дочери. Разве мог предположить молодой следователь, что ради счастья жены и дочери Алексей Леонидович и совершал большинство своих преступлений. Дверь открыла сама хозяйка и поздоровалась.
      – Могу я видеть Алексея Леонидовича? – официально спросил Вершков.
      – Разумеется, он у себя в кабинете, – улыбнулась Светлана Олеговна, ей нравился этот молодой человек. – Можешь пройти к нему, только потом непременно зайди ко мне. Она скрыла от него, что Ксюша в гостях у родителей, надеясь таким образом преподнести Александру сюрприз.
      •Атаман, потрясенный смертью друга, все еще сидел в кресле, уставившись в одну точку, когда к нему в кабинет вошел Вершков.
      – Я предлагаю вам явиться в милицию и добровольно сдаться, – начал следователь без предисловий. – Обещаю оказать поддержку, зависящую от меня в пределах законности.
      Алексей не заметил, как вошел Вершков и его сознание не уловило первых слов, но и того, что он услышал, оказалось достаточно, чтобы выбросить из головы переживания и сконцентрироваться на разговоре с непрошенным гостем.
      – Я задумался и не расслышал твоих слов, – спокойно сказал Атаман, чтобы выиграть время. В момент опасности он умел мгновенно концентрировать волю и теперь его мозг напряженно работал. Хотя внешне это не было заметно.
      Так быстро выйти на него правоохранительные органы не могли, да и вряд ли уже нашли тело Марата, Марина бы позвонила ему в первую очередь. О гибели семьи Диксона он и не подозревал. Он сговорился с Ниной будто весь день и предшествующую ночь провел у нее, а тела Мирошниченко и Диксона, если допустить оперативность милиции, нашли в лесу и в другом конце города.
      Увязать его в преступную цепочку, разрушив алиби, нельзя, по крайней мере за такой короткий срок. Это означает, что следователь разнюхал его старые грехи, чего так опасался Диксон.
      Атаман поднялся, прошелся по кабинету и сел в офисное кресло за письменный стол.
      – В каких таких смертных грехах меня обвиняет гражданин следователь? – поинтересовался он.
      – В побеге из мест лишения свободы. – Представитель правоохранительных органов рассчитывал на фурор, но этого не произошло.
      – Докопался все-таки, – произнес Алексей так, словно давно ожидал подобного исхода.
      – Значит вы согласны на явку с повинной? – обрадовался следователь, который истолковал реакцию Алексея по-своему.
      – Жених моей дочери решил, стало быть, выступить в роли благодетеля и не унижать меня шумным арестом? – усмехнулся хозяин кабинета.
      – Это в ваших интересах, – кивнул Александр.
      – И, наверное, думаешь, что я соглашусь с тобой, ради будущего дочери?
      – Надеюсь. – Вершков старался не обращать внимания на иронию собеседника, приписывая это его нервозности.
      – Сама наивность! – Алексей выдвинул ящик письменного стола и положил руку на рукоятку самозарядного, малогабаритного пистолета. – Даже оружия с собой не захватил, – сказал он, ощупав следователя взглядом. – А тебе никогда не приходило в голову, что Ксюша знает о моем преступном прошлом?
      – Ты наговариваешь на нее! – перешел на «ты» Вершков. Это был удар ниже пояса. – Ведь она была совсем девочкой.
      – Я раскрываю тебе глаза на правду.
      – Не верю! Просто цепляешься за соломинку, рассчитываешь выпутаться и не отвечать за содеянное. Я должен тебя арестовать, и сделаю это с чистой совестью. – Александр решительно двинулся к Атаману.
      – Стоять! – Атаман направил на него ствол пистолета. – Я не для того сбежал из колонии, чтобы какой-то ухажер моей дочери отправил меня обратно.
      Только теперь следователь понял, что совершил непростительную оплошность.
      Вершков и не предполагал, что перед ним руководитель мощной, разветвленной, многочисленной преступной группировки, который забрал уже не одну человеческую жизнь и если его загнать в угол, не остановится перед очередным убийством. Но оба не догадывались, что противоборствуют два родных брата.
      – Гражданин Казаков, предлагаю сдать оружие и следовать за мной. – Следователь был не из робкого десятка и приготовился к смертельной схватке.
      Вершков сделал обманное движение вправо, но неожиданно кинулся влево. Атаман среагировал на обман и выстрелил мимо. Александр прыгнул спиной на письменный стол и, выкинув резко вверх ноги, ударил по вооруженной руке.
      «Макаров» отлетел на середину кабинета. Следователь кинулся за ним. Но Алексей не хуже Александра владел своим телом. Он перемахнул через стол, подставил ногу сопернику и прыгнул на него сверху. Оказавшись в невыгодной позиции, Вершков встал в партер, подобрав под себя ноги и сильно ударив противника затылком в переносицу. Алексей отлетел, но на ноги вскочили оба одновременно.
      Братья стоили друг друга. Следователь пытался несколько раз нанести удары: сначала по лицу, потом по корпусу, но безрезультатно. Соперник успевал уклоняться или ставить блок. Атаман уже понял, что по силе они равны и, как более опытный, не увлекался и не терял головы, а больше оборонялся. В конце концов он подловил Александра на его же ошибке. Тот на какую-то долю секунды не прикрылся слева и Атаман нанес мощный удар снизу в подбородок, отбросив следователя к стене. Он поднял с пола пистолет и направил его на противника.
      – Папа, нет! – В кабинет вбежала Ксюша. От оклика дочери Алексей вздрогнул и пуля лишь чиркнула по руке Вершкова, порвала рубашку и обожгла кожу. Он бы не задумываясь, выстрелил во второй раз, но Ксюша загородила Александра собой.
      – Отойди! – приказал отец.
      – Нет! Я люблю его! – ответила дочь.
      – Тебе придется выбирать между мной и им, – выдвинул условие отец.
      – Вы мне оба дороги! – На глазах девушки выступили слезы.
      – Что тут происходит? – В дверях появилась и Светлана.
      – Мама, помоги, иначе отец убьет его! – обратилась Ксюша за помощью к матери.
      – Уходите обе! – закричал Алексей. – Или вы ждете не дождетесь, чтоб он отправил меня за решетку.
      – Он не тронет тебя, – уверенно заявила Ксюша.
      Она стояла спиной к Вершкову, расставив в стороны ноги и руки, а у того понемногу начинало проясняться в глазах.
      – Простота хуже воровства. Да он спит и видит меня в зале суда. Я давно догадался об этом, но все надеялся, что из-за любви к тебе, он отвяжется от меня.
      Ксюша, не оборачиваясь, закинула руку назад, потрепала Александра за волосы и спросила:
      – Ты ведь не отправишь папу за решетку? Скажи! Нет?! – У нее начали сдавать нервы. – Ну не молчи!
      – Я не могу поступиться законом, – Александр отодвинул девушку в сторону.
      – Что я тебе говорил? Он не оставляет мне выбора, – и Атаман вновь навел пистолет на голову противника.
      – Нет! – Ксюша повисла у Вершкова на шее, таким образом, вновь прикрыв его своим телом. – Все равно, нет!
      – Значит, этот проходимец тебе дороже отца! – Алексей приблизился и дернул дочь за руку.
      Александр помог ему отстранить заступницу, а Светлана так и замерла в дверях в надежде на мирное разрешение конфликта. Она понятия не имела, что нужно делать в таких случаях и опасалась своим вмешательством только подлить масла в огонь. Она не могла занять одну сторону: мужа или дочери, но была уверена, что Ксюшу тот не тронет.
      Настораживала несговорчивость Вершкова, именно из-за него и могла разыграться трагедия, которая касалась лишь мужской половины. Как только Ксюша отлетела в сторону, Алексей вновь направил пистолет на следователя. Но противники находились рядом и следователь двумя руками ухватился за руку с ПМ. Атаман удержал оружие и ударил соперника свободной рукой по почке.
      Ксюша громко кричала, Светлана стояла молча, но с побледневшим лицом и широко распахнутыми глазами. Вершков стерпел боль, пнул Атамана носком ботинка сначала по одной коленной чашечке, затем по другой. Тот ухватил его за волосы, оседая на пол и увлекая за собой.
      Теперь они продолжали борьбу лежа, сосредоточив все силы на обладании пистолетом. Перекатывались то в одну сторону, то в другую, сцепившись ногами и руками. Пистолет находился между ними. На спусковом крючке лежал до сих пор палец Алексея, но и ствол был развернут в его сторону. Следователь ухватил один палец противника и попытался его вывернуть, отчего другой палец нажал на спусковой крючок. При выстреле вскрикнули обе женщины и замерли в ожидании, наблюдая за увеличивающейся лужицей крови. Пальцы Атамана ослабли и он выпустил пистолет. Поднялся один Вершков, с оружием в правой руке.
      – Папа! Алеша! – закричали женщины одновременно и кинулись к нему.
      – Ты убил его! Убил! – Ксюша бросила на Вершкова взгляд, полный ненависти. Она возненавидела того, за кого вступилась несколько минут назад и кому спасла жизнь. Не исключено, что если бы пуля досталась Александру, то дочь возненавидела бы отца.
      – Он жив, – сказала Светлана. Горькие молчаливые слезы залили ее лицо, но она не потеряла самообладания. – Нужно вызвать скорую помощь. – Недавний противник Казакова в смертельной схватке со всех ног бросился к телефону.
      – Простите, – Александр переводил взгляд с матери на дочь, – я не мог поступить иначе. – И он набрал «02».
      Алексей Казаков был без сознания. Тяжело раненный в живот, он потерял много крови, но к приезду скорой помощи и милиции был еще жив. Он скончался на операционном столе, во время сложной и длительной операции. Врачи восемь часов вели беспрерывную борьбу за его жизнь, но исход оказался фатальным.
      Ирина Анатольевна успела застать сына живым и несколько часов провела перед операционной вместе с Ксюшей и Светланой. Несмотря на то, что они предполагали летальный исход, известие врача о смерти Алексея было для них ударом. Ирина Анатольевна вообще не смогла самостоятельно подняться со стула и ее увели под руки. Еще большее потрясение ее ожидало, когда она узнала имя убийцы. Пока никто из родственников не знал, что родной брат убил старшего брата.
      Тело Диксона нашли в парке через два дня после убийства.
      Хоронили Казакова и семью Марата в один день. Похороны получились пышными. Присутствовал весь цвет преступного мира Саратова. Несколько сот легковых автомобилей, добрая половина из которых иномарки, парализовали на время движение части города.
      Траурная колонна петляла по улицам в течение полутора часов. Перед могилами произносились траурные речи. Соратники погибших клялись отомстить за смерть друзей. Выступил и какой-то дряхлый старичок, приехавший в родной город отдать дань авторитетам преступного мира. Не все знали, кто это такой, но кто знал, слушал с открытым ртом, можно сказать, с благоговением, ибо вор в законе, по кличке Мутант, пользовался непререкаемым авторитетом не только в родном городе, а и во многих других местах. Он был не из последних и в преступном мире столицы. Близких же родственников затерли в многоликой толпе. Хоть и шли они рядом с гробами, оставались для большинства присутствующих незамеченными…
      Казаковы после поминок собрались в доме погибшего. Почти не разговаривали. Кто-то осмелился придти в этот вечер и вызвать Ксюшу.
      – Я хотел с тобой объясниться, – сказал Вершков. Они сидели в беседке, которая находилась в глубине двора.
      – Теперь уже не к чему, – ответила девушка бесцветным голосом, не глядя на собеседника. – Я и согласилась на разговор с тобой лишь для того, чтобы окончательно разорвать отношения.
      – Это невозможно! Мы любим друг друга!
      – Мне даже порой кажется, что я тебя ненавижу, – оборвала его Ксюша.
      – Это потому, что считаешь меня убийцей своего отца. Но уверяю, что ты заблуждаешься. На спусковом крючке пистолета находился его палец. И в пылу борьбы он сам в себя выстрелил. Если не веришь, я могу показать тебе результаты экспертизы. На курке отпечаток его пальца. А я не хотел его убивать, у меня была другая цель, только арестовать, – оправдывался Вершков.
      – Пусть так, но ты пришел арестовать его, не посоветовавшись со мной.
      – Он же преступник, а тебя я не застал в общежитии.
      – Для кого преступник, а для кого был родным отцом. И мне известно его прошлое. К тому же арест для отца приравнивался к смерти. Поэтому он и совершил в свое время побег из колонии. Как ни крути, а ты убийца.
      – Ксюша, милая, дай мне шанс. Я не могу без тебя!
      – Ты же обещал мне оставить отца в покое. А сам?! Не мог потерпеть еще немного. Правильно папа говорил, что мент всегда останется ментом, а обещание – для него пустой звук. А я еще спорила, что ты не такой. Дура!
      – Я сделал запрос еще до того, как мы с тобой договорились.
      – Ну, конечно! У тебя на все оправдания найдутся, а человека нет. Очень близкого и родного мне человека! – Она стряхнула слезы.
      – Тебе сложно сейчас объективно оценить обстановку, мешает обида. Давай встретимся через недельку и обсудим все в спокойной обстановке.
      – По-твоему, через неделю уже угаснет боль утраты. Я сейчас все решила для себя на будущее. Не ищи больше встреч со мной, – и она встала, давая понять, что разговор окончен.
      – Подожди, – попытался удержать ее Александр, но она, не оборачиваясь, пошла по аллее к дому.
      Сергей и Гарик вышли покурить на улицу, Светлана куда-то запропастилась и в комнате осталась только Люба да Ирина Анатольевна, на которой лица не было.
      – Вон он, – сказала дочь, выглянув в окно.
      – Кто? – спросила мать безразличным тоном.
      – Твой потерянный сын. Позвать?
      – Не нужно, – замахала руками Ирина Анатольевна.
      – Все равно когда-нибудь придется открыть ему правду. Решай скорее, а то уйдет.
      – Да пойми же! Не могу я признать сыном убийцу моего Алеши, – и она закрыла лицо руками. – Не могу!
      – Прости, мама, я не подумала. – Она посмотрела на мать, не зная, как поступить дальше. Потом подошла к ней, села рядом и прижала ее голову к себе. А в душе пожилой женщины произошло раздвоение: она считала себя виновной в сиротской судьбе младшего сына и в то же время вменяла ему в вину гибель старшего.
      – А где мама? – В комнату вошла Ксюша…
      Светлана долгое время сидела в углу комнаты на стуле с высокой спинкой и практически не произнесла ни единого слова, только изредка отвечала сочувствующим. Она не прислушивалась к разговорам родственников, прокручивая в уме всю свою жизнь.
      Влюбилась она в Алексея еще в школе, тот ответил взаимностью. И с тех пор, бок о бок, они прошли с ним вместе трудный и длинный путь. Они на двоих делили радость и невзгоды, вырастили дочь, а самое главное – она безумно любила его, несмотря ни на что. И теперь, когда не стало самого близкого человека, она считала, что ей нет места на грешной земле.
      Никто не заметил, как хозяйка вышла из комнаты. Она закрылась в ванной комнате и включила воду, чтобы создать иллюзию, что кто-то моется. Села на край ванной и посмотрела на отопительную, дугообразную трубу, тянувшуюся по спирали к самому потолку. На бельевой веревке, натянутой по периметру ванной комнаты, висели давно высохшие брюки Алексея, про которые все забыли. Она взяла с полки маникюрные ножницы и обрезала веревку с одной стороны. Брюки соскользнули на пол, задев женщину по лицу.
      – Подожди, милый Алешенька, я уже иду к тебе, – произнесла она вслух и обрезала веревку с другой стороны. Накинув на шею петлю, она встала на цыпочки и, натянув веревку, завязала ее на верхней спирали трубы. – Вместе грешили, вместе и отвечать перед Богом будем, – и она подогнула ноги в коленях.
      Собравшиеся хватились хозяйки. Никто не мог вспомнить, когда и куда вышла Светлана. Кинулись искать по всему дому и во дворе, но нигде не могли найти. Сергей остановился у ванной комнаты и постучал в дверь. Он проходил тут уже несколько раз и ему показалось странным, что так долго льется вода.
      – Кто там? – поинтересовалась Ксюша, задержавшись около Сергея.
      – Не знаю. Никто не отвечает. Но если бы вода заполняла ванну, то звук бы менялся и становился булькающим, а он однотонный.
      – Мама! – Ксюша постучала в дверь кулаками. – Что же ты стоишь? – закричала она на Сергея, заподозрив неладное. – Ломай дверь! – На шум сбежались остальные. Гарик, вместе с Сергеем, вышибли дверь, которая, задев за плечо повешенную, развернула ее лицом к родственникам.
      – Боже мой! – Ксюша обняла и приподняла тело матери, а Гарик развязал веревку.
      – Вызовите «скорую», иначе она умрет! – Дочь сидела на полу, положив голову матери на колени. Она приподняла глаза и встретилась с молчаливыми взглядами и гробовой тишиной. – Нет! Это не правда! За что, Господи! Не верю! – Ксюша размахивала головой из стороны в сторону, ударяясь о косяк. – Почему ты не забрал и мою жизнь?! В чем я перед тобой провинилась?! – причитала она, надрывая голосовые связки, но глаза оставались сухими.
      – Пойдем со мной, внучка, – склонилась над ней Ирина Анатольевна. – Помогите поднять, – обратилась она к мужчинам. Беднягу уложили в постель в ее комнате, а бабушка присела рядом, взяв ослабленную руку девушки в свои старческие, но нежные и мягкие руки.
      – Поплачь, Ксюша, поплачь. Полегчает, – посоветовала она. Сначала редкие и сдержанные всхлипывания, а затем громкие рыдания с причитаниями заполнили комнату. А Ирина Анатольевна вытирала у внучки слезы и тихо повторяла: – Поплачь, милая, поплачь. Полегчает.
      И вновь похороны. Только более скромные, на которых присутствовали только близкие родственники. Прилетели и Мухины, родители Светланы. Олега Пантелеевича долго не могли оттащить от могилы дочери. Он упал на холм, зарыв лицо в землю. Его поднимали, но он снова и снова падал. Ольга Никитична чуть не бросилась в могилу следом за гробом.
      В семействе Казаковых наступила черная полоса невезения. Вечером всех ожидал очередной сюрприз. Исчезла Ксюша, оставив записку: «Прошу, не ищите! Я жива и здорова, но хочу начать жизнь заново. Люблю всех, но мне больно вас видеть. Ксюша».
      Вершков узнал о смерти Светланы Олеговны и решил еще раз навестить Ксению. Он не собирался опять выяснять отношения ибо знал, что только время лечит душевные раны. Хотелось только утешить ее и как-то помочь по возможности. На звонок вышел незнакомый мужчина.
      – Вы кто? – поинтересовался Александр.
      – Светланин отец, Олег Пантелеевич, – представился мужчина.
      – Значит дедушка Ксюши. Вы не вызовете ее? Меня зовут Александр, она знает.
      – Наслышан о вас. Подождите минутку, молодой человек, – и он исчез, но буквально тут же появился обратно. – Вот, – протянул он записку внучки.
      Читая ее, Вершков на глазах переменился в лице.
      – Извините за беспокойство, – сказал он и ушел, не попрощавшись.

      Во время похорон Атамана одинокая женщина в черном, свободном платье и черном платке стояла в стороне и слезы отчаяния буквально душили ее. Когда летний ветерок обдувал ее фигуру, платье облегало тело и на передний план выступал еще маленький, но гордый животик.
      Ей безумно хотелось подойти поближе и последний раз поцеловать любимого или хотя бы взглянуть на него. Но понимая, что она там чужая, а для некоторых и нежеланная, она продолжала стоять в стороне. Но в душе накапливалось зло на убийцу, который лишил жизни отца неродившегося ребенка.
      Только после того, как все разошлись, женщина подошла к могиле и положила на холмик две красные розы. Затем взяла большой портрет погибшего в черной траурной рамке под стеклом, долго всматривалась в знакомые и такие родные, близкие черты любимого и, поцеловав положила на место.
      – Спи спокойно, Алеша. Убийца ответит за твою смерть! – произнесла она, словно клятву.
      Нина притаилась за телефонной будкой, недалеко от пешеходного перехода. В правой руке она сжимала ручку кухонного ножа, лезвие которого скрывалось под рукавом.
      На улице уже сгущались сумерки, когда к переходу с другой стороны дороги подошел Вершков, удрученный исчезновением Ксюши. Он рассеянно посмотрел по сторонам и, не обращая внимания на женщину, пошел через дорогу.
      Каким-то немыслимым образом он умудрился перехватить руку с ножом, буквально в сантиметре от своей груди. Удар предназначался в сердце. Он вывернул ее руку за спину и перетащил на тротуар.
      – Сама объяснишь или пойдем в отделение милиции? – спросил Вершков без всякой злобы, но ответ изумил его.
      – Я ненавижу тебя!
      Около них притормозил «жигуленок».
      – Помочь, командир? – В окно высунулась доброжелательная физиономия. Нина, с ножом в заломленной руке, намеревалась уже поздороваться, но Тюлень, незаметно для ее конвоира, поднес палец к губам и быстро убрал.
      – Без помощников как-нибудь обойдемся.
      – Эта ненормальная на меня покушалась, хоть я и вижу ее впервые, – и Александр пожал плечами, давая понять, что не понимает, в чем дело. – Если не торопишься, подбрось до отделения.
      – Нет вопросов, садитесь.
      Вершков втолкнул покушавшуюся на его жизнь в салон автомобиля, но сам втиснуться не успел, машина резко рванула с места. Так как он уже занес ногу, чтобы сесть в машину, то упал прямо на проезжую часть.
      – Тоже какой-то чокнутый! – сказал он вслух, поднимаясь на ноги и голосуя.
      Возле него тормознула машина государственного такси. – Я работник милиции. – Он предъявил водителю удостоверение и попросил уступить место за рулем.
      Тюлень не торопился, уверенный, что пешком преследователь их не догонит. Но «жигуленок» обогнала и «подрезала» «Волга», прижав его к обочине.
      – Сдурел?! – Тюлень решительно выскочил из автомобиля.
      – Не меньше, чем ты. – Вершков решительно вышел из машины и направился навстречу обманщику.
      – Стоп! – Виктор выставил руки вперед, предупреждая нападение следователя. – Я могу объяснить.
      – Неужели? – с сарказмом в голосе поинтересовался преследователь. – Ну что ж, послушаю.
      – Отпусти ее с миром, – попросил Тюлень.
      – С какой стати? Чтобы она завтра вновь на меня с ножом набросилась? Я не только ее, но и тебя задержать намерен.
      – А меня за что? – изобразил невинное лицо Виктор. – Мне показалось, что ты пристаешь к женщине, вот я и решил ей помочь.
      – Довольно ломать комедию. По крайней мере, для ее задержания у меня оснований больше, чем предостаточно, – и он направился к «Жигулям».
      – Подожди! – крикнул Тюлень, но Вершков не остановился. – Я знаю, что ты любишь Ксению Кожевникову.
      Эта фраза подействовала на Александра. Он обернулся, в глазах промелькнула надежда.
      – Где она? Что тебе известно? – понял он по-своему.
      – Ничего. Только то, что женщина в моем автомобиле носит под сердцем ее родного брата или сестру.
      Вершков какое-то время осмысливал услышанное, потом сказал: – Я вижу, что ты ее друг. Не оставляй больше женщину без присмотра. – И уже на ходу добавил: – Передай, что я ее понимаю.
      Тюлень отвез Нину домой.
      – Откуда ты взялся? – спросила Нина, когда они сидели на кухне и пили кофе.
      – Я следил за тобой и догадался о замыслах. А машина стояла в ста метрах от пешеходного перехода, – признался Виктор.
      – Спасибо. Не думала, что друзья Алексея станут опекать меня после его смерти.
      – Это потому, что я люблю тебя.
      Объяснение в любви было столь неожиданным, что произвело на Нину ошеломляющее впечатление.
      – И давно? – больше ничего не нашла сказать она.
      – С того момента, как первый раз увидел.
      – Обычно женщина замечает неравнодушие мужчины, но ты хорошо умеешь скрывать свои чувства. – Нине было жаль его. Он и раньше не имел шансов и теперь, по ее мнению, тоже.
      – Алексея я уважал, потому и скрывал. Он оказал мне неоценимую услугу еще в колонии для несовершеннолетних, взял в подельники, хотя мог унизить и опустить. Он победитель, а в колонии законы волчьи. Я говорю с тобой открыто, потому что для тебя не секрет, каким бизнесом мы промышляем. – Нина утвердительно кивнула головой. – И если бы Алексей был жив – никогда бы не узнала про мою любовь.
      – Я благодарна тебе за откровенность и за помощь. Не обижайся, но даже с уходом Алексея из жизни, моя любовь не угасла.
      – И сегодня ты подтвердила это на деле, – согласился Тюлень. – Но у меня к тебе есть предложение личного характера. Только прежде, чем отказаться подумай.
      – Может не будем затрагивать больную тему? – мягко сказала Нина. Она догадалась, о каком предложении пойдет речь.
      – Если ты его отвергнешь, я не обижусь. Обещаю.
      – Ну хорошо, – согласилась Нина.
      – Подумай не только о себе, но и о ребенке. Я могу ему обеспечить будущее.
      – Пожалуйста, Витя.
      – Выслушай до конца, – настаивал Виктор. – У меня есть возможность раздобыть деньга, которые тебе и не снились. Все это достанется ему, – он кивнул на живот женщины. – Будем вместе воспитывать малыша, как брат с сестрой. Клянусь. Пальцем до тебя не дотронусь, если сама этого не пожелаешь. Ну что его ждет с матерью-одиночкой. Меня ты не любишь, но и другого у тебя нет. Решайся! Все бросим и сегодня же уедем, начнем новую жизнь. Встретишь достойного мужчину – препятствий чинить не стану. Готов пойти на все твои условия. Нина больше не перебивала его и выслушала внимательно до конца.
      – Действительно. Что ждет меня в этом городе, где все напоминает только о нем, – задумчиво произнесла она.
      – Вот именно! – поторопился поддержать Виктор. – Ты еще молода, красива и не все потеряно.
      – Не получится у меня резко сорваться с насиженного места. – Сомнения явно одолевали ее. – Нужно подготовиться.
      – Бери только документы и самое необходимое. С работы увольняться тебе не надо, ты не работаешь.
      – Нет! Может быть я и самая настоящая дура. Но все равно – нет!
      – Жаль. – Тюлень поднялся. – Но ты всегда рассчитывай на меня. Правда…
      – Что правда? – спросила Нина уже в прихожей.
      – Не каждый день подворачивается возможность разом приобрести крупную сумму.
      – Но ты воспользуйся деньгами один.
      – Я бы пошел за ними, только в случае твоего согласия. Одному они мне ни к чему.
      – Насколько я понимаю, манна небесная в руки сама не падает. Где ты собирался добыть состояние?
      – Лучше тебе об этом не знать, – ответил Виктор мягко. И добавил: – Рискнул бы малость.
      Он вышел из квартиры. Нина несколько раз прошлась по комнате. Правильно ли она поступила? Может и правильно, но не благоразумно. Зачем лишать ребенка обеспеченного будущего? У нее жизнь не сложилась, так пусть малыш растет беззаботно и счастливо. Она решительно направилась на балкон и окликнула Тюленя. Тот поднял голову с полными надежды глазами.
      – Я согласна!
      – Собирайся. Заеду за тобой через пару часов. – Он помахал ей рукой и пошел к своей машине.
      В опечатанной квартире Диксона хранилась общаковая касса. Виктор знал, где находится тайник и именно туда направлялся. Он оставил машину за квартал от дома Марата и пошел пешком. Быстро и тихо взломать железную дверь ему было одному не под силу, к тому же, не имело смысла срывать печать. Милиция вряд ли производила в квартире обыск и оставлять следы он не хотел.
      Единственный способ проникнуть в квартиру – через крышу девятиэтажки. Балкон находился с торца дома и прохожие редко ходили здесь.
      Сложность заключалась в том, что квартира располагалась на восьмом этаже и чтобы попасть туда, нельзя миновать балкон девятого этажа. В расчете на то, что хозяева на работе, приходилось рисковать. Виктор зацепился за железный крюк, торчащий из бетонной стены, повис и, раскачавшись, спрыгнул удачно на нужный балкон и заглянул сквозь занавешенные тюлью шторы в квартиру.
      Двое мужчин похожие на воров, поспешно передвигались по комнате, кидая вещи, которые собирались прихватить с собой, на диван. Все, что угодно ожидал Тюлень, но только не это. Он выбрал момент, когда воры повернулись к нему спиной, и ловко перемахнул через перегородку балкона. Руки его держались за верхний край перегородки балкона девятого этажа, а ноги нащупали край перегородки восьмого этажа.
      Тюлень разжал пальцы рук и, соблюдая равновесие, осторожно присел. Дальнейшее проникновение в квартиру не заняло более минуты. Виктор задержался на несколько секунд возле меловых силуэтов на полу прихожей и прошел в спальню. Он отодвинул от стены шкаф для белья и перевернул его. Отверткой, прихваченной с собой, отодрал лист ДВП. Прямо в руки выпал большой кожаный дипломат.
      Гущин вдавил пальцами гвозди, вернул шкаф в первоначальное положение и задвинул его на место. То, что дипломат далеко не пустой, можно было определить по весу, поэтому Тюлень не стал проверять его содержимое, а вновь отправился на балкон. Он закинул дорогостоящую ношу на следующий этаж и, без усилий поднявшись, перелез туда сам. Воры еще не закончили свою грязную работу, как услышали шлепок дипломата. Один из них как раз вышел на балкон, когда на него неожиданно налетел Гущин.
      – Вы еще не убрались из моей квартиры? – поинтересовался он у оторопевшего мужика, который буквально проглотил язык. – Я, кажется, с тобой разговариваю! – повысил голос Тюлень и ударил молчаливого собеседника в челюсть. Тот улетел через балконную дверь в комнату и упал на руки подельника. Следом вошел Тюлень и ударил еще раз по двум противникам сразу. Действовал Виктор левой рукой, в правой он держал ценный дипломат. В нем сохранилось еще столько бычьей силы, что испытавшие на себе эту силу не спешили подниматься для продолжения неравной борьбы.
      – Чтоб к моему возвращению был полный порядок! – приказал Тюлень, открывая запоры на входной двери и надеясь, что надолго отбил случайным знакомым охоту воровать. Что они его не заложат, он не сомневался.
      Гущин не исключал возможности, что ему удастся убедить Нину, поэтому подготовился заранее: продал квартиру и привел в порядок все документы, даже автомобиль снял с учета в ГАИ. Теперь он лишь заскочил на временно снимаемую квартиру и, прихватив единственный чемодан с вещами первой необходимости, отправился за Ниной. Та собиралась более основательно. Несмотря на то, что Виктор категорически отказался брать с собой больше половины, машина под завязку была забита ее вещами.
      – А как же мое жилье? – поинтересовалась Нина, когда они уже выехали на загородную трассу.
      – Через какое-то время уладишь этот вопрос, но сейчас здесь оставаться опасно – ответил Гущин.
      Они зарегистрировали брак и обосновались в небольшом городке Краснодарского края. В целях безопасности супруги взяли фамилию Нины, ведь никто не знал, что они сбежали вместе, а о кассе общака было известно не только Тюленю. Рано или поздно, но ее исчезновение должны обнаружить другие члены группировки, которые, похоже, дожидались, когда милиция снимет печати с дверей квартиры Диксона.
      Крутояровы приобрели огромный и просторный коттедж. А к рождению сына, которого назвали в честь настоящего отца, обставили и оборудовали детскую комнату.
      Гущин открыл собственное дело и занимался теперь официальным бизнесом. За два года построил кирпичный завод, закупив современное оборудование.
      Город получил несколько сот рабочих мест и высококачественный строительный материал. Деньги у Гущина еще не иссякли и он строил планы на будущее. К тому же кирпичный завод уже давал приличную прибыль.
      Но с Ниной они жили, как брат с сестрой, что было оговорено с самого начала. Виктор смотрел на жену такими влюбленными глазами, что той порой становилось очень жаль его. Внешне он, конечно, был очень некрасивым, особое отвращение вызывал крупный, мясистый нос. Но к уродству, как и к красоте, постепенно привыкают. А его неиссякаемая доброта к ней и ее ребенку сводила на нет изъяны во внешности.
      И супруга постоянно чувствовала себя в чем-то должником перед мужем, понимая, что в конце концов допустит его в свою постель.
      Алеша рос шустрым мальчиком и быстро развивался. В два года он говорил практически все, только немного глотал окончания слов, но даже букву «р» выговаривал без затруднений. На лицо он был вылитым Алексеем Казаковым. Он любил Виктора, считая его своим отцом. После празднования второго дня рождения сына Крутояровы решили, что прошло уже достаточно много времени и Нина может съездить в Саратов, чтобы уладить дела с квартирой. Но именно в этой поездке ее выследили бывшие напарники Тюленя. Уладив дела с квартирой, Нина вернулась домой. Вслед за ней приехали Сотник и Тихоня.
      Приехала Нина домой с субботы на воскресенье ночью. Открыла дверь своим ключом. Получив возможность остаться наедине со своими мыслями, она многое в поездке обдумала. Да, ее погибший возлюбленный мог дать Виктору сто очков форы почти во всем. Но будучи женатым человеком, он не мог гарантировать ей стабильного будущего, которое давал некрасивый внешне, но щедрый душой Виктор.
      Женщина заглянула в детскую комнату и улыбнулась, увидев надутые детские губки спящего сына. Она прикрыла дверь комнаты и отправилась в ванну. Смыв с себя дорожную грязь, она решительно направилась к Виктору, теперь уже понимая, что должна думать не только о себе и о сыне, но и о том, кто старается сделать их счастливыми.
      Тюлень лежал на животе и спал так крепко, что не слышал, как в комнату вошла любимая женщина. А Нина долго изучала его взглядом и впервые не нашла в нем ничего уродливого. Она присела на край кровати и провела по спине мужа нежной рукой. Несмотря на то, что Виктор спал, от ее прикосновения он проснулся и перевернулся на спину.
      – Глазам своим не верю, – прошептали его губы. Супруга загадочно улыбнулась, скинула домашний халатик и молча легла к нему под одеяло. Прикосновение сильных мужских рук ей показались приятным, но не более того. То удовольствие, которое ей доставлял Алексей, вызывая неистовое желание обладать им, не шло ни в какое сравнение с ласками нового партнера. Нина закрыла глаза и представила на месте Виктора Алексея и сразу по спине побежали мурашки. Она застонала и крепко прижалась к мужу. Виктору же не надо было представлять на ее месте кого-нибудь другого и они оба, с наслаждением, окунулись в вечную сказку любви… Нина открыла глаза, когда солнце только показалось на горизонте, но Виктор уже был одет.
      – Ты что так рано? Сегодня же воскресенье, – удивилась она.
      – Ты можешь поваляться еще с часик, а я пока подготовлю все к поездке.
      – Какой поездке? – обрадовалась жена.
      – Я повезу вас на море. Один знакомый показал мне классное место. Ручаюсь, что тебе понравится, – и он вышел, послав жене воздушный поцелуй и уверенный, что в их супружеских отношениях наконец-то наступил перелом. А уж он-то постарается вести семейный корабль в нужном направлении.
      Несколько часов Крутояровы провели в пути.
      Хоть Виктор и сидел за рулем автомобиля, рот у него не закрывался. Куда девался угрюмый, неразговорчивый человек. Теперь он был счастлив. Его настроение передалось и остальным членам семьи. Улыбку словно приклеили к лицу Нины и она с удовольствием общалась с мужем. Даже маленький Алеша встревал в разговор родителей и несколько раз пытался перелезть к ним вперед, пока не добился своего. Мать взяла его на руки и посадила себе на колени.
      – Теперь доволен?
      – Лучше. А то сзади не слышно вас, – заявил довольный малыш, вызывая веселый хохот родителей. Они не замечали, что на протяжении всего пути на ними следовал один и тот же автомобиль.
      Море действительно завораживало, но становилось неспокойным.
      – А здесь не опасно оставаться? – спросила Нина.
      – Мы поднимемся вон на ту скалу. – Виктор показал рукой направление. – Туда волны не достают и мы будем в безопасности.
      – Но мы не альпинисты.
      – Мне известна тайная тропка, – сказал Виктор и двинулся вперед с двумя хозяйственными сумками в руках. Нина взяла малыша на руки и последовала за мужем.
      Вскоре они основательно устроились на вершине скалы. Виктор готовился к приготовлению шашлыков: мясо у него было замочено в кастрюльке с плотной крышкой, а дров, которые занимали значительное место в одной из хозяйственных сумок, должно было хватить.
      Нина крепко держала сына за руку и смотрела, как волны разбивались о подножие скалы, разлетаясь на мелкие брызги, изредка долетавшие до них. Уединение в таком месте подтверждало, как мал и ничтожен человек перед природной стихией. И это должно было вызывать тревогу, но Нина чувствовала себя спокойно с таким мужчиной, как Виктор.
      – Великолепное зрелище! – восхитилась она.
      – Я говорил, что тебе понравится, – напомнил с гордостью муж.
      – Мама, я хочу вниз, – попросил Алеша.
      – Потом, сыночек. Папа приготовит шашлыки, покушаем и вместе спустимся, – пообещала мать.
      – Я только начал разжигать огонь и нужно ждать, пока прогорят дрова и превратятся в угли. Да и потом немало возни. Так что пусть малыш побегает по берегу. Ему трудно усидеть на одном месте, – поддержал отец сына.
      – Пошли, – улыбнулась Нина, – папа отпускает. Вот шкода! Всегда своего добьется! – сказала она, скорее довольная характером сына, чем огорченная.
      – Близко к воде не подпускай, – успел супруг дать наставления. Тюлень сидел на корточках, крутил шампуры и брызгал водой на угли, которые время от времени выкидывали пламя. Он не заметил, как сзади к нему подкрались двое с оружием в руках.
      – Прикарманил денежки и в ус не дуешь? – пробасил Сотник над самым его ухом.
      Виктор резко вскочил и обернулся, но выстрел отбросил его к краю скалы. Держась за рану в левом боку, он еще раз встал на ноги.
      – Может быть договоримся, парни? – спросил он.
      – Чем, интересно, ты собрался возвращать долг?
      – ответил вопросом на вопрос Тихоня. В рукопашной Тюлень справился бы с обоими, но против двух пистолетов оказался бессильным.
      – У меня есть кирпичный завод, еще кое-что строю, – тянул время Виктор.
      – Завод в дипломате не увезешь, – намекнул Игорь на то, как их нагрел бывший подельник.
      – Значит нет выхода? – Виктор опустил руки и гордо вытянулся. – Тогда не затягивайте, кончайте меня! – Он вспомнил, что в любую минуту могут появиться его жена и сын, поэтому теперь торопил события.
      – Ну что ж, – усмехнулся Сотник. – Согласись, что ты это заслужил? – Он вытянул руку и прицелился, мишень не двинулась с места. Они отлично видели, как Игорь второй пулей попал Тюленю в область сердца, но тот продолжал стоять на ногах. Сотник решил подтолкнуть приговоренного со скалы и приблизился к нему. Свободной рукой он толкнул его, но Тюлень одной рукой ухватил его за волосы, второй за руку с оружием. Они оба, на глазах растерянного Тихони, полетели вниз.
      Нижним при падении оказался Сотник и его смерть наступила мгновенно. Тюлень все еще оставался живым. Пуля не коснулась сердца, но задела сердечную мышцу, поэтому ранение было смертельным. Невероятным усилием воли Виктор удерживал сознание, сжимая рукоятку пистолета. На него набегали волны, а подножие скалы было наклонным. Игоря уже поглотило море, но Тюлень умудрялся удерживаться. Как только на краю скалы показался Тихоня, он с трудом вскинул отяжелевшую руку и дважды выстрелил. Заметив, что его усилия не пропали даром, перестал бороться за жизнь и потерял сознание. Тихоня получил обе пули в легкие и дышал с присвистом.
      Он упал на краю скалы, но переполз к центру вершины. Теперь он лежал, истекая кровью и вдыхая запах подгорелых шашлыков, в ожидании семейства Виктора.
      Нина из-за шума моря выстрелов не слышала. Женщина взобралась на вершину с ребенком на руках. Запоздало заметив направленный на них ствол пистолета, Нина все же успела поставить малыша на ноги и оттолкнуть в сторону. Две пули пробили ее тело, а третья угодила в голову. Она упала на самом верху подъема.
      – Мама упала. – В поле зрения убийцы показалась Алешина головка. – Вставай, мама, вставай. – Малыш теребил женщину за руку. В глазах Тихони помутнело, но он пытался уловить цель до тех пор, пока не упала ослабевшая рука. Сколько ни старался он вновь поднять ее, ему не удалось.
      Маленький Алеша догадался, что мама его умерла, а папа бросил одного. Он бегал по вершине скалы, горько плакал и просил, чтобы за ним пришел папа.

      Вершкова вызвал к себе начальник отделения милиции.
      – Проходи, садись, – предложил он ему место на стуле рядом со своим письменным столом. – У меня к тебе доверительная, но серьезная беседа, – сказал он, как только подчиненный занял предложенное место.
      – Я вас слушаю, Глеб Сергеевич. – У них сложились теплые и добрые отношения и наедине Александр называл командира по имени отчеству.
      – В затруднительное положение ты попал, парень.
      – Устав о задержании преступника нарушил? – догадался Вершков.
      – Особо опасного преступника, – поправил его подполковник. – Ты обязан был предупредить меня и его бы задержала спецгруппа.
      – Да все понимаю, только есть небольшой нюанс: он отец женщины, которую я люблю, – признался собеседник.
      – Ну что с тобой поделаешь? – Глеб Сергеевич даже махнул рукой. – Мне ты симпатичен, но в управлении поднялся переполох, – поделился он информацией.
      – Что мне теперь будет? – поинтересовался Александр.
      – Меры самообороны ты не превысил и в тюрьму тебя не посадят, но я опасаюсь, как бы не уволили из рядов правоохранительных органов. Но нам нужны такие парни, как ты.
      – Что сделано, того не вернешь.
      – И у преступного мира ты на крючке, есть информация, что они поклялись отомстить за авторитета.
      – Я не боюсь.
      – Пока ты носишь погоны, они и сами тебя опасаются. Но в противном случае у них развяжутся руки.
      – Что вы меня пугаете, Глеб Сергеевич? – Вершков догадался, что подполковник что-то продумал.
      – Как ни крути, а неплохо тебе исчезнуть недельки на две, пока не улягутся страсти. Есть куда? – и подполковник хитро улыбнулся.
      Александр вспомнил про бабушку по материнской линии и ему стало стыдно, что он ни разу не навестил ее. То, что судьба бросала его по всему свету, он не считал оправданием.
      – Вообще-то есть. Съезжу в город, в котором родился.
      – Вот и молодец! Бери две недели за свой счет и вперед. Может деньжат подбросить? Если нужно, так ты не стесняйся.
      – Спасибо. Пока вроде не нуждаюсь.
      – Ладно. Я тем временем оформлю перевод в другой город. Потихоньку от высокого начальства, – и подполковник поднял вверх указательный палец. – Куда бы тебе больше хотелось? – решил он учесть пожелания лейтенанта.
      – Если жива бабушка, то можно туда, где родился, – ответил он, не то рассуждая, не то утверждая.
      Вершков шел по родному, но незнакомому городу с каким-то внутренним волнением. По адресу, который у него был, бабушка уже давно не жила. Соседи сказали, что она в доме престарелых.
      В свои восемьдесят девять лет Агриппина Матвеевна выглядела довольно бодрой старушкой и внуку очень обрадовалась.
      – Ты прости, внучек, что не смогла навестить тебя в детском доме. Сам видишь, какая из меня путешественница.
      – Что ты, бабушка, это ты прости меня, – и он принялся перечислять причины, по которым не мог раньше к ней приехать.
      – А я помню тебя совсем маленьким, – перебила она его. – Совсем крошечным. Дочка звала в Москву, но я отказалась, не люблю быть в тягость людям. А когда твои родители погибли, пожалела, что не поехала. Будь я рядом, несчастья бы не случилось. – У нее увлажнились глаза. – Я тогда очень сильно болела, поэтому не забрала тебя к себе, – оправдывалась старушка. – А потом – дом престарелых.
      – Не нужно, бабушка. – Вершков обнял ее. Они сидели на скамейке, во дворе дома престарелых. – Мне оформят перевод, я сниму квартиру и заберу тебя к себе. – Он радовался, что на свете осталась хоть одна по-настоящему родная душа.
      – Я и прожила так долго, надеясь еще разок взглянуть на тебя. – Скупые слезы изредка скатывались по старческим щекам.
      – Все. Не будем больше о грустном, – сказал Александр. – Скажи лучше: тебе известно, откуда у меня серебряная цепочка с подковкой? Мама обещала рассказать, когда вырасту, но… – он не стал договаривать.
      Агриппина Матвеевна как-то сразу насторожилась и, посмотрев внуку прямо в глаза, спросила:
      – Это правда, что Инга обещала тебе рассказать?
      – Разве я похож на обманщика? – В голосе Александра прозвучала досада, если не обида. – Не веришь, можешь не рассказывать.
      – Это не моя тайна и раз дочка хотела, слушай. – Слово «тайна» произвело на Александра впечатление и он уселся поудобнее. – Я не знаю, что обозначает надпись с обратной стороны подковки, но цепочка была на тебе, когда ты попал в руки моей дочери.
      – Что это означает? – не понял внук. – Я что, родился с ней на шее?
      – Это означает, что родила тебя другая женщина и подкинула.
      Вершков сидел, словно оглушенный громом невиданной силы. Он не мог поверить в услышанное, поэтому осторожно, чтобы не обидеть старушку, спросил:
      – А ты не выдумала эту историю?
      – Вот тебе крест, – и она перекрестилась.
      – Дорого бы я заплатил, чтобы взглянуть в глаза настоящих родителей.
      – Родители тс, кто воспитывает, а того, кто родил да бросил, матерью не назовешь, – нравоучительно произнесла Агриппина Матвеевна. – На поиски такой и сил тратить не стоит, ее уже давно Бог наказал.
      Они еще долго разговаривали. Бабушка вспоминала его детство, а он рассказал о своей жизни после смерти приемных родителей, которых он очень любил.
      За те две недели, которые Вершков провел в городе, он навещал ее чуть ли не ежедневно и просиживал с ней на скамейке по полдня. В последний раз обещал скоро вернуться.
      Встреча с бывшим однокурсником у Александра не была запланирована заранее, они столкнулись на одной из центральных улиц лицом к лицу.
      – Сашка! Какими судьбами? – воскликнул Крупенин, хлопая друга по плечу.
      – Привет, Василь, – более сдержанно откликнулся Вершков. Он находился не в самом хорошем расположении духа: любимая девушка, можно сказать, пропала без вести, тут еще ошеломляющая новость про родителей.
      – Ты когда обратно? – поинтересовался Василий.
      – Через несколько дней. А что?
      – Я тоже в Саратов собираюсь на пару дней. Тянет. Значит, вместе?
      – Договорились, – кивнул Вершков, – Нужно билеты взять на один рейс.
      – Какой рейс? На моей машине поедем, – и Василь в очередной раз хлопнул друга по плечу.
      – Так ты уже машину купил?
      – Родители подкинули, – скромно признался Крупенин.
      Через три дня Василий заехал за Вершковым в гостиницу и они тронулись в путь. Миновав пост ГАИ, водитель свернул на пригородную автостоянку.
      – Зачем ты свернул? – поинтересовался Александр.
      – Здесь продается целебная минеральная вода из местных источников, – пояснил бывший однокурсник. – Запасемся на дорожку.
      Пока Крупенин бегал за водой, к Вершкову подошел водитель КАМАЗа и предложил.
      – Плечевая нужна? Уступлю за литрушку.
      – Какая плечевая? – сделал недоуменное лицо Александр.
      – Ты что, серьезно не знаешь? Или прикалываешься?
      – Первый раз слышу, – пожал он плечами.
      – Женщину тебе предлагаю за литр водки. Возьмешь?
      – Насовсем? – изумлению Вершкова не было предела. – А чья она?
      – Во дает! – потешался водитель. – Когда надоест передашь другому или высадишь на какой-нибудь автостоянке. Это около города они дешевые, а в глуши можно подороже загнать. Ты куда едешь?
      – В Саратов.
      – Путь не близкий. Попользуешься и еще навар с литр иметь будешь.
      – Как это, попользуюсь?
      – Ну клоун! Я еще не встречал такого! Не знает, как бабой пользоваться!
      – Послушай! – Александру уже порядком надоел весельчак. – Шел бы ты отсюда.
      – Полегче на поворотах, мужик! Я тебе услугу предлагаю, а ты…
      – Что я? – перебил его Вершков, вылезая из машины. Водитель придирчиво оглядел высокую фигуру с широким размахом плечей и выделяющейся через тонкую ткань летней рубашки мускулатурой и решил не связываться.
      – Да ну тебя, как будто с луны свалился, – и, развернувшись, отправился к своему КАМАЗу. Вернулся Крупенин, и они выехали на автомагистраль.
      – Ты знаешь, кто такая плечевая? – спросил Вершков.
      – Безотказная женщина, – удивил своей осведомленностью Крупенин.
      – Проститутка, значит.
      – Нет, не проститутка, – возразил Василий. – Проститутка – это которая за деньги.
      – А эта бесплатно что ли?
      – Это женщины, у которых нет ни дома, ни родственников, в основном выпускницы детских домов, не приспособленные к жизни. Они голосуют на дорогах и ни в чем не отказывают водителям, лишь бы те их накормили, да подольше продержали в машине, особенно зимой. Водители жалеют опустившихся бедолаг и поэтому не выбрасывают на трассах, а передают их друг другу на автостоянках, – рассказал Василий все, что ему было известно о плечевых.
      – Не передают, а продают за литр водки, – поправил Александр.
      – Когда как и смотря где, – показал Крупенин более глубокие знания. – Подожди-подожди. Так ты все знаешь? А я тут перед ним распинаюсь.
      – Пока ты за лечебной водичкой бегал, мне предложили, – сказал Вершков.
      – Вот, оказывается, в чем дело! Зря отказался, в дороге веселей, когда женщина под рукой.
      – Только не такая, – не согласился друг.
      – Что-то машину вправо заносит. – Василий свернул на обочину и остановился. – Пойду баллоны проверю. – Около правого переднего колеса он недовольно поморщился. – Так и знал! Пяти километров от автостоянки не проехали, а уже прокололи колесо.
      – Я помогу поставить запаску, – и Александр вылез из машины.
      Когда они устанавливали запасное колесо, возле них притормозил КАМАЗ и уже знакомый Вершкову водитель поинтересовался:
      – Не надумал?
      – О чем это он? – спросил Крупенин.
      – Это он мне предлагал плечевую.
      – Она хорошенькая? – брал инициативу в свои руки Василий.
      – Пальчики оближете, – самодовольно ухмыльнулся тот.
      – Никого нам не нужно, – твердо сказал Вершков. – Проезжай давай!
      – Но твой друг…
      – Он пошутил.
      – Зачем за меня решаешь? – выразил недовольство Крупенин.
      – Прекрати заниматься ерундой! – урезонил его Вершков. И еще раз повторил водителю КАМАЗа. – Проезжай, тебе сказано!
      Водитель КАМАЗа резко нажал на газ, выпуская клубы черного дыма и со скрежетом включил первую скорость.
      – Не КАМАЗ, а развалюха! – выругался он, прежде чем тронуться, но Александр его уже не слушал. Он завороженно смотрел в кабину машины. Отодвинув шторку, выглянуло знакомое до боли лицо.
      – Стой! – спохватился и запоздало крикнул Вершков. – Стой! – Но КАМАЗ, выпуская очередные дозы черного дыма, набирал скорость на трассе. – Скоро ты с колесом закончишь? Возится, как!.. – сорвал он злость на друге.
      – Какая муха тебя укусила? – не понял тот. – Уже заканчиваю.
      – Быстрее! – Он бросился помогать владельцу машины. – Собирай инструмент, я закручу последний болт.
      – К чему такая спешка? За нами никто не гонится.
      – Скорее, я сказал! – прикрикнул Вершков на друга. – Необходимо догнать КАМАЗ.
      – Смотри, как приспичило, – подтрунивал над ним Крупенин, когда «жигуленок» уже набрал максимальную скорость.
      – Плечевая… – Александр запнулся. – В КАМАЗе находится женщина, которую я люблю!
      – Да ну!? – и водитель, казалось, вдавил педаль газа в пол. Прошло уже минут двадцать, но КАМАЗ они не догнали.
      – На крыльях он у него что ли? – Василию с трудом верилось, что груженая под завязку грузовая машина могла передвигаться с такой скоростью.
      – И почему их называют плечевыми? – спросил Вершков, думая о своем.
      – Наверное потому, что голосуют на дорогах. Я слышал, что их так водители прозвали. – Перед развилкой Крупенин сбавил скорость. – Куда дальше?
      – Давай прямо, – отчаялся Александр.
      – Бесполезно! – разочаровался Василий, после очередных двадцати минут езды.
      – Потому что ползешь, как черепаха! Извилистая дорога не позволяла далеко видеть, но когда они выехали на прямую трассу, вдали замаячил КАМАЗ с красной кабиной и друзья сразу приободрились.
      – Может быть, он?
      – Не исключено, хотя похожих машин у нас в стране уйма, – не утверждал, но и не отрицал Василий. – Ты номер запомнил? – задал он вопрос, когда они «сели на хвост» преследуемым. – Не обратил внимания. Поровняйся с кабиной.
      Заметив знакомое лицо водителя, Крупенин нажал клаксон сигнала, а Вершков, высунувшись в окно, радостно замахал ему руками, предлагая остановится.
      – Надумал все-таки! – сказал водитель, когда к его кабине подошел Александр. – Однако, чудные вы мужики! Сами не знаете, что хотите. Ладно, давай водку.
      – Нет водки, – виноватым тоном произнес Вершков. – На вот деньга на два литра.
      – Давай. – А то, похоже, от вас никогда не избавишься. – Колек! – крикнул он напарнику. – Отпусти девицу.
      – За шторкой послышались голоса.
      – Я не хочу к нему, – капризничал женский голос.
      – Чего ты испугалась, дуреха? Нормальные мужики, – уговаривал ее мужской.
      – Скоро вы? – поторопил водитель КАМАЗа.
      – Она не хочет, Иван. Говорит, что с нами больше нравится, – отозвался Николай.
      – Вот видишь? – пожал плечами Иван. – Нужно было брать, когда предлагали, – сказал он, возвращая деньги.
      – Как не хочет? – растерялся Вершков. – Я с вами ее не оставлю, – и он полез в кабину КАМАЗа.
      – Совсем обнаглел! – Водитель толкнул его дверцей и тронул машину с места, но Александр не упал, а зацепился за ручку дверцы. КАМАЗ набирал скорость, а Вершков взобрался уже на ступеньку и занял устойчивое положение.
      – Немедленно останови! – приказал он Ивану.
      – Разбежался! – водитель нажал фиксирующую дверь кнопку и намеревался поднять стекло. Но натренированный лейтенант, удерживая свое тело одной рукой, второй перехватил руку шофера и придавил ее к ребру стекла, повторив требование.
      – Отпусти, идиот! – закричал тот и буквально взвыл от боли. Из-за шторки высунулся напарник и ударил Вершкова в лицо. Александр пригнул голову и еще сильнее придавил руку водителю.
      – Считаю до трех и ломаю, – предупредил он. – Раз… два… Грузовик выехал на обочину и остановился. Из кабины одновременно выскочили оба водителя. Но и Крупенин, державшийся все это время «на хвосте», подоспел вовремя. Пыл водителей несколько приутих.
      – Чего вы добиваетесь? – спросил Николай. – Она же не желает идти к вам.
      – Это его женщина. – Василий кивнул на Александра.
      – Тогда сами с ней разбирайтесь, – махнул Иван рукой.
      – Мы же не знали, – как бы извинился его напарник.
      Из кабины КАМАЗа вылезла Ксюша. Она была в простеньком, помятом ситцевом платье, в туфлях со стертыми наполовину каблуками и с растрепанными волосами. Девушка бросила вызывающий взгляд на Вершкова и произнесла с презрением:
      – Как ты мне опостылел! Нигде нет от тебя покоя.
      – Мы, пожалуй, поедем, – подал голос один из водителей и они направились к своей машине.
      Крупенин тоже посчитал, что благоразумнее всего будет оставить парочку наедине и скрылся в салоне легкового автомобиля.
      – Ксюша, милая, я на тебя не претендую, но не могу видеть, без боли, куда ты скатилась.
      – Не твое дело! Я же просила не искать меня.
      – Ты же понимаешь, что встреча совершенно случайная, – оправдывался Александр.
      – Я вольна распоряжаться собой сама и никто не имеет права лишать человека свободы выбора. – Она отвернулась от Вершкова и пошла по обочине дорога.
      – У тебя же остались родственники. – Александр догнал ее и взял за руку.
      – Сколько можно повторять? Оставь меня в покое! – Ксюша выдернула руку и от резкого рывка вылетела на проезжую часть дороги, как раз в тот момент, когда злополучный КАМАЗ набирал скорость. Иван крутанул рулевое колесо влево, стараясь уйти от столкновения, но все равно углом кабины задел спину женщины, которая отлетела вновь на обочину и затихла, не подавая признаков жизни.
      – Нет! – Вершков схватился за голову. – Нет! Только не это! – Он склонился над ней, перевернул на спину и подложил под голову свои руки. Она приоткрыла глаза и с вымученной улыбкой сказала:
      – Вот и все, дорогой. Не будет у тебя больше Ксюши. – Перевела дух и добавила: – Наконец-то я от тебя избавлюсь.
      – Ты не умрешь! Этого не должно случиться, – уверенно заявил Александр. И повернув голову, крикнул: – Помогите же кто-нибудь отнести ее в машину.
      – Нельзя без носилок, – предупредил Иван, сочувственным тоном. – У нее спина сломана.
      – Спасибо тебе, Ваня, что избавил меня от всех душевных переживаний разом, – благодарила Ксюша водителя. Глаза ее закатились и она потеряла сознание.
      – В восьми километрах отсюда райцентр. Необходимо вызвать «скорую» и ГАИ, – внес самое дельное предложение второй водитель.
      – Так я мигом сгоняю, – спохватился Крупенин и побежал к машине. Пока приехали «скорая» и ГАИ, собралась толпа зевак. Когда Ксюшу укладывали на носилки и транспортировали в машину скорой помощи, Вершкова оттеснили на задний план. Крупенин дернул его за рукав и спросил:
      – Когда поедем дальше, Сашок? От нас уже ничего не зависит.
      – Извини, друг. – Он хлопнул Крупенина по плечу. – Я останусь. Поезжай один и спасибо за все.
      Они крепко пожали друг другу руки. Василий вернулся к своей машине, а Вершков двинулся вперед, раздвигая толпу зевак. Вдруг он почувствовал как-будто кто-то уколол его в мышцу ноги…

      Немногочисленная банда исправно занималась своим делом, поставляя доноров для замены почек толстосумов. У каждого члена преступной группы уже был личный транспорт и по мелочам денег не считали. Гарик и Люба по-прежнему жили вместе, но уже не ссорились. Жили каждый сам по себе. У Любы был в самом разгаре роман с профессором и она часто не приходила ночевать. Игоря же женские прелести почти не интересовали, у него наступила какая-то апатия.
      Он разочаровался в жизни. Если не считать времени, потраченного на дела и работу, то жизнь его протекала у телевизора. Особенно нравились ему передачи криминального характера. Он словно предчувствовал беду, уверенный, что то, чем они занимались, вечно продолжаться не может и конец неизбежен.
      В этот день Сутулый и Гарик выехали на «девятке» Павла за новым донором. Они решили подыскать кого-нибудь в районе, а то слишком часто стали пропадать люди в городе. Километрах в семидесяти от города они заметили на обочине скопление автомобилей, а когда подъехали ближе, увидели, что кто-то сбил человека. У Герасимова мелькнула шальная мысль и он предложил подыскать донора в беспорядочной массе людей.
      – Потом сам черт не разберет, куда он делся, – заявил он подельнику.
      – Но это же неоправданный риск, – возразил было Гарик.
      – Ты разве не заметил, что мы уже давно ходим по лезвию ножа? – сказал Сутулый с азартом.
      – Смотри сам, – с безразличием согласился Гарик. – Я тебя подстрахую, – и он передал собеседнику, заправленный шприц. Павел выбрал молодого мужчину, со здоровым цветом лица, которое ему почему-то показалось знакомым, и ловко воткнув в мышцу ноги иглу, сделал укол. Вершков заметил, как кто-то оторвал от его ноги руку со шприцом и с изумлением посмотрел на сутулого незнакомца, примерно одного роста с ним. Его ухмыляющееся лицо показалось Александру слишком наглым и он уже намеревался его проучить, но слабость в суставах и помутнение в глазах не позволили ему осуществить задуманное.
      – Человеку дурно стало! – крикнул кто-то из толпы.
      – Что с тобой, Леха? – подыграл Павлу Игорь.
      Они подхватили несчастного под руки и утащили от любопытных глаз. Сутулый развернул свою бежево-перламутровую «девятку» в обратном направлении и, самодовольно улыбаясь, заметил:
      – А ты не верил, что получится.
      – Мне все равно, – ответил подельник, который больше походил на робота, в которого заложили определенную программу и он неукоснительно следовал ей.
      – Не нравится мне твое настроение. – Вспомнив, что лицо донора ему показалось знакомым, Герасимов внимательно посмотрел в зеркало заднего вида. – Ты не находишь, что он на одно лицо с твоей супругой. – Брови у водителя поползли вверх от удивления. – Неужели такое возможно?
      Гарик нехотя обернулся и взглянул на Вершкова, который сидел на заднем сиденье, со склоненной набок головой.
      – Это ухажер дочери Атамана, – узнал Игорь.
      – Я слышал, что Ксюша отшила его, прежде чем исчезнуть? – подыскивал Сутулый оправдание. Ему не хотелось возиться с новым донором, к тому же, этот запомнил его лицо.
      – Потому что именно он убил ее отца, – объяснил Гарик поступок Ксюши.
      – Это в корне меняет дело. – В голосе Павла скользила открытая злость. – Жалко, что он не почувствует боли перед смертью.
      – А ты уверен, что Люба согласится воспользоваться его почкой? – Вопрос оказался столь непредвиденным, что Сутулый, опешив, чуть не столкнулся со встречным транспортом.
      – Это еще почему? Ведь он укокошил ее родного брата!
      – Мне не известны настоящие причины, но даже на похоронах брата она симпатизировала этому парню и несла, что-то вроде того, что не он виновен в смерти Атамана. И племянницу уговаривала помириться с ним.
      – Да! – Павел почесал затылок. – Достаточно взглянуть на его лицо и можно подумать, что он родной ее брат, а не Алексей. Воистину чудеса способна творить природа.
      – Не исключено, что тут кроется какая-то тайна, – сказал Игорь. – Я как-то подслушал отрывок разговора жены с тещей. Они говорили что-то про близнеца, будто бы потерянного с самого рождения. Не успел полностью разобраться. Заметив меня, они замолкли.
      – Что ты предлагаешь? – Сутулый находился на распутье, хотя не очень верил в сказочные истории. Но судя по тому, что поведал ему Гарик, Люба действительно могла отказаться от донора.
      – А что я могу предложить? Если он Атамана не пожалел, невзирая на любовь к его дочери, то и на нас наплюет. А он, между прочим, наверняка твое лицо сфотографировал.
      – Я в этом не сомневаюсь. – Сутулый прижал губами фильтр сигареты и нервно чиркнул зажигалкой. – Необходимо что-то придумать.
      – Накроем его лицо полотенцем. Жена и внимания не обратит.
      – Точно! – обрадовался Павел, успокоившись. До крематория они добрались без приключений, если не считать, что на въезде в город их остановил инспектор ГАИ для проверки документов. Но документы у Герасимова были в полном порядке, а на Вершкова, который походил на дремавшего пассажира, инспектор и не взглянул.
      Сергей уже ожидал их у входа и помог отнести Александра на стеллаж, который служил им операционным столом.
      – Да это же… – узнал сторож донора.
      – Заткнись! – перебил его Сутулый. – Смотри не проговорись сестре, – угрожающе предупредил он.
      – А что, мне больше всех надо? – залебезил трусоватый Сергей. – Мое дело – сторона.
      – Так-то лучше будет, – одобрительно кивнул Павел. К приезду Казаковой донора подготовили к операции. Она молча помыла руки из чайника, ей поливал брат и подошла к стеллажу со скальпелем в руке.
      – Наркоз в вену ввели? – поинтересовалась она на всякий случай.
      – Три минуты назад повторно, – подтвердил муж.
      – А зачем вы ему лицо полотенцем накрыли? – все же спросила женщина.
      – Павел ему малость физиономию подпортил, – нашелся Гарик. – Чтоб не отвлекать твое внимание.
      – Надо же какая забота, – усмехнулась Казакова и занесла руку со скальпелем, а Игорь занял место ассистента. Она только начала делать разрез, когда Сутулый нечаянно задел край полотенца и оно сползло на пол. Люба намеревалась прочитать нотацию Павлу, чтобы не вертелся под руками, но лишь раскрыла рот и замерла, словно слова застряли у нее в горле.
      – Кого вы притащили, идиоты несчастные! – Она отдернула руку со скальпелем, будто ее змея ужалила.
      – Зачем так кипятиться? – Сутулый скривил недовольную физиономию. – Кто подвернулся, того и привезли.
      – Вы немедленно отвезете его в какую-нибудь больницу, там наложат на рану швы. Люба взялась за дезинфекцию пореза.
      – Что-то я тебя плохо понимаю! – Тон Герасимова дружелюбным назвать было нельзя. – Он убил моего кореша, между прочим, твоего брательника, а ты его значит в больницу? – Люба спиной ощутила, вставляя тампон в рану, три пары любопытных глаз, обладатели которых с нетерпением дожидались разъяснений. И ей пришлось признаться.
      – Этот человек – мой родной брат, близнец!
      – Твой?! – задал самый глупый вопрос, какой только можно придумать, Сергей.
      – И твой тоже. Тупица!
      – Вот так номер! – Глазки у сторожа бегали, не останавливаясь.
      – Но ты должна учитывать, что он запомнил мое лицо, – воскликнул Павел.
      – Я не считаю это такой весомой причиной, чтобы самолично лишить своего брата жизни, – заявила Казакова.
      – Атаман тоже был твоим братом, – не без ехидства заметил Сутулый. – А он отправил его в мир иной, – и он метнул злобный взгляд на Вершкова.
      – Есть существенная разница. Он даже не догадывался, что Алексей его брат, а мне сей факт доподлинно известен. – Люба помолчала и более мягко добавила: – У нас почти миллионный город и ваша встреча исключена не менее, чем на девяносто процентов.
      – Я бы не возражал, чтобы исключение составляло на все сто, – пробубнил недовольный Герасимов. – Ладно, – махнул он рукой. – Все равно он живет не в нашем городе. – Только каким образом мы сдадим его в больницу?
      – Бросите возле приемного покоя, позвоните и бегите. Не такая уж и сложная операция, – подсказала женщина. – Завтра понедельник, так что новый донор необходим, самое позднее – до ночи, – напомнила она.
      – За этого мы с Гариком вычтем из вашего гонорара. – Он имел в виду Казаковых, Любу и Сергея.
      – Я-то здесь при чем? Нужен мне родственничек, которого отродясь не видел, – возмутился сторож.
      – Замолчи! – прикрикнула на него сестра. – Я потом возмещу тебе ущерб. – Затем повернулась к Сутулому и сказала: – Мы согласны.
      Вершкова передали в руки медикам тем способом, который придумала Казакова, а вечером преступникам предстоял новый рейс, который прошел успешно.
      Через месяц после последней встречи с родным братом, которая оставила неприятный осадок, у Любы состоялся разговор с матерью. Она полюбила своего брата-близнеца с того самого момента, как только узнала о его существовании. Эта любовь развивалась подсознательно: росла и крепла, несмотря на то, что они еще ни разу не виделись. Первая встреча в Доме у старшего брата не принесла разочарования, а лишь усилила родственные чувства. Люба любила и уважала Алексея, была ему благодарна за помощь, которую тот оказывал всей семье и ей в том числе. Но говорят, что близнец даже чувствует боль другого близнеца, поэтому Александр ей становился ближе день ото дня. Именно эта любовь и спасла Александра, когда он угодил в донорские сети. А в гибели Алексея она себя винила больше, чем Вершкова.
      – Мама, что ты испытываешь по отношению к младшему сыну? – задала дочь прямой вопрос Ирине Анатольевне.
      – Я уже говорила тебе, дочка, что не хочу думать об этом, – решила мать не возвращаться к больной теме.
      – Ты не можешь простить ему Алексея? – не унималась Люба.
      – Отстань, пожалуйста, и так на душе муторно. – Мать присела на краешек стула и облокотилась одной рукой о стол.
      – Ты никогда не задумывалась: если бы верх одержал старший, то тебе бы пришлось оплакивать младшего сына? – продолжала безжалостно наседать дочь. И, выдержав короткую паузу, добавила: – Мы просто обязаны раскрыть ему глаза на правду! – Последние слова дочери заставили Ирину Анатольевну серьезно задуматься. Люба заметила, что в глазах матери промелькнул испуг, перемешанный с болью.
      – А ведь ты права, – согласилась пожилая женщина после некоторых размышлений. – Алеша не пожалел бы Сашу. Сохранить обоих могло только чудо.
      – Вот видишь, – невесело улыбнулась Люба. – И этим чудом была я. Расскажи я вовремя, кем они друг другу доводятся трагедии бы не случилось. Так что, мама, если и Должна ты кого-то ненавидеть, то меня в первую очередь.
      – Не нужно на себя наговаривать. – В голосе Ирины Анатольевны было столько мольбы и отчаяния, что слова давались ей с большим трудом. – Ты хотела, как лучше.
      – Хотела, не хотела… Какое это теперь имеет значение? – Любе не терпелось рассказать матери о ее последней встрече с братом, но обстоятельства, при которых они столкнулись, не позволяли сделать этого. Если мать и догадывалась, что Алексей до последнего дня вел преступный образ жизни, то дочь в этом плане она считала непорочной. – Откройся ему, объясни. Он добрый и все поймет, а на душе сразу легче станет, – и советовала, и уговаривала дочь одновременно.
      – Завтра же отправлюсь в Саратов, – неожиданно приняла решение Ирина Анатольевна. – В конце концов вина за его сиротскую долю лежит на моей совести. И никто, кроме него, снять с меня этой вины не сможет.
      – Ты позвони ему, – мягко предложила Люба. У нее был рабочий телефон Вершкова, который ей когда-то дала Ксюша.
      – Куда? – коротко спросила мать. Люба раскрыла записную книжку, положила ее на стол и молча указала на нужный телефон. На другом конце провода ответил незнакомый мужской голос.
      – Вершкова Александра Федоровича пригласите, пожалуйста, к телефону, – попросила Ирина Анатольевна и сердце, казалось, должно было выскочить у нее из груди.
      – Вершкова перевели на новое место службы, в другой город, – оповестил официальный голос, прерванный короткими гудками.
      – Что он сказал? – Люба не сидела на месте, а энергично и беспорядочно расхаживала по комнате. – Его нет на работе?
      – Он больше у них не работает, – отозвалась мать поникшим голосом.
      – Мы завтра вместе полетим в Саратов, – решительно сказала Люба.
      – Его перевели в другой город.
      – Нужно было узнать в какой.
      – Я не успела, связь прервалась, – оправдывалась Ирина Анатольевна. – Он всегда будет напоминать мне о моей подлости. Он – моя совесть: то появляется на горизонте, то вновь исчезает.
      – Я найду его и сама во всем признаюсь! – Обещание Любы даже походило на клятву. Она почему-то думала, что следующая их встреча будет непременно счастливой.
      Минуло уже больше месяца, как они отпустили Вершкова, а страх неизбежной расплаты, зародившийся в душе Игоря, все еще не покидал его. Ему казалось, что их деяния давно известны правоохранительным органам и после очередной донорской операции его била лихорадка. Игорь стал раздражительным и хрупкое семейное перемирие вновь нарушилось. Взаимные упреки постепенно перерастали в скандалы, иногда доходило до рукоприкладства. И не всегда верх одерживала сильная половина.
      – Опять со своим профессором провела вечер? – холодным тоном спросил Игорь.
      – Тебя это не касается, – ответила Люба, устраиваясь в кресле, напротив телевизора.
      – Мы живем под одной крышей и я не позволю делать из себя посмешище!
      – Купи себе квартиру, если не хочешь выглядеть клоуном, – отозвалась жена с безразличием. – Между прочим, тебя никто тут не задерживает. – Она нажала кнопку пульта управления и вспыхнул голубой экран телевизора.
      – Сама уходи или веди себя подобающим для замужней женщины образом, – потребовал Игорь.
      – Тебя забыла спросить, – с сарказмом в голосе ответила Люба и прибавила звук.
      Симфоническая музыка заполнила комнату. Люба не любила ее, но даже не переключила канал, потому что не слышала звуков, сознание заполнялось совсем иными проблемами. – Ты пока живешь в квартире, купленной на деньги моего брата, – упрекнула она. Их общение перешло на крик из-за громкого звука телевизора.
      – Убавь звук! – Игорь находился на грани нервного срыва.
      На лице супруга скользнула недобрая улыбочка и она прибавила звук до конца.
      – Так ты еще издеваешься?! Знаешь, что я с тобой сделаю?! Знаешь… – Он метался по комнате, стараясь перекричать телевизор.
      – Исчезни. – Создавалось впечатление, что Люба не замечает его раздражения. Игорь схватил ее за руку, выдернул из кресла и ударил кулаком по лицу. Жена отлетела метра на три и упала. Гарик взял пульт и выключив телевизор, разбил его об угол журнального столика.
      – Ах ты свинья! – Она утирала ладонью кровь с подбородка, которая сочилась из разбитой нижней губы. – Ты посмел ударить меня?
      – Не велика птица. – Они будто поменялись местами. Если Игорь частично разрядился, то у Любы внутри все закипало.
      – Такого я никогда не прощу тебе! – прозвучала холодная угроза, что трудно вязалось с возбужденным состоянием Любы.
      – Очень приятно, что хоть таким образом ты надолго сохранишь мой образ в своей памяти. Но если честно: мне абсолютно все равно. Мы уже все обречены. Твой близнец отправил Алексея на тот свет, теперь примется за нас. Лучший исход – это длительное лишение свободы. Я не уверен, что это приятнее, чем встретиться с твоим старшим братом, – поделился Игорь размышлениями и заметил, что страх перед неизбежным улетучивается, стоило лишь высказаться.
      – Уж не ты ли собрался накапать на нас? – Теперь Люба полностью успокоилась явно что-то задумав. – Принеси мне воды, – неожиданно потребовала она.
      – Поищи холуя в другом месте.
      – Твое дело, – беззлобно сказала Люба, чем вызвала немалое изумление у Игоря. Она поднялась и молча отправилась на кухню. Через две-три минуты вернулась со стаканом минеральной воды в левой руке. – Нам нужно плотнее держаться друг друга, а не ссориться по пустякам, – проворковала она, подавая стакан мужу.
      – Ты серьезно так считаешь? – еще сильнее удивился он, принимая воду.
      – Разумеется, – улыбнулась жена. – Пей. Это немного охладит твой пыл. – Гарик недоверчиво покачал головой и поднес стакан к губам. Но он не успел проанализировать загадочное поведение жены, как заметил в правой руке кухонный нож и почувствовал, как острое лезвие легко вошло в тело, в области солнечного сплетения. От дикой боли, он выронил стакан с недопитой минералкой, схватился за рукоятку ножа и, казалось, с благодарностью посмотрел на жену.
      – Не ожидал. Но тебе будет гораздо хуже… – Сознание резко покинуло его и он упал на пол, к ногам убийцы, на лице которой невозможно было найти и тени сожаления.
      Но руки все же у Казаковой дрожали, когда она набирала телефонный номер Сутулого.
      – Паша, срочно приезжай ко мне, – попросила она подельника.
      – Что там у тебя? – недовольно откликнулся тот, а женское щебетание на заднем фоне говорило, что его отвлекли от серьезных дел. – Перенесем встречу на завтра, – и он намеревался повесить трубку.
      – Случилось несчастье, – успела прокричать Люба. – Какое еще несчастье? – Сутулый вновь поднес трубку к уху. Ему ужасно не хотелось расставаться с красавицей, которую он обхаживал несколько дней и только теперь та согласилась посетить его холостяцкое жилище. – Я заскочу к тебе позднее, вместе со своей девчонкой.
      – Ты нужен мне срочно! – Любин голос мало походил на дружелюбный. – Выпроваживай свою кралю и приезжай один.
      – Что все-таки стряслось? – Волнение собеседницы начинало передаваться и ему.
      – Не телефонный разговор. Все намного серьезнее, чем ты только можешь себе представить.
      – Хорошо. Жди, уже выхожу. – Прежде чем отключилась линия, Казакова услышала обиженный голос партнерши Герасимова. Сутулый ворвался в квартиру Любы, словно разбушевавшийся тайфун.
      – Ты обломала мне великолепный вечер, – набросился он на хозяйку с порога. – Пришлось выставить ее за дверь… – Увидев безжизненно лицо Гарика, согнувшегося в три погибели на полу, он осекся. – Кто его замочил? – Он даже перестал моргать.
      – Он достал меня. – Женщина показала на разбитую губу.
      – Понятно, – пришел в себя Сутулый. – Подкинула ты мне головной боли. Где теперь искать напарника?
      – Это второй вопрос. На первых порах буду помогать тебе сама, а там видно будет, – отмахнулась Казакова. – Лучше посоветуй, что делать с телом.
      Павел склонился, приставил два пальца к шее несчастного и объявил:
      – Он еще жив. Пульс слабый, но прощупывается.
      – Все равно «скорую» мы для него вызвать не можем.
      Сутулый прикурил сигарету и спросил, расхаживая по комнате:
      – Брат твой когда дежурит?
      – Сегодня ночью. – Она посмотрела на настенные часы и добавила: – Уже заступил.
      – Так. – Он почесал затылок, выпуская густую струю дыма. – А очередной клиент в вашем отделении есть?
      – Только вчера Абрам Семенович поместил его в отдельную палату. – Глаза женщины приняли осмысленное выражение, она начинала догадываться, к чему клонит собеседник.
      – Твой муженек может сослужить нам последнюю службу, – сказал Сутулый то, о чем сама уже подумала Казакова.
      – Я поняла. – Она подошла к телефону и позвонила профессору. – Абрам Семенович готовь клиента к операции, – сказала ему Люба, едва тот снял трубку.
      – Но сегодня не твое дежурство по графику, – возразил Элькин.
      – Придумай что-нибудь и отправь Наталью Витальевну домой. Скажи, что сам заменишь ее, – подсказала собеседница.
      – К чему такая спешка? Следующая ночная смена твоего брата совпадает с твоим дежурством.
      – Обстоятельства, дорогой Абрам Семенович, обстоятельства. Не могу же я держать донора несколько дней.
      – Что за самодеятельность? – возмутился Элькин. – Зачем тебе понадобилось рисковать?
      – Потом разберемся, – резко произнесла Казакова. – Через три часа максимум клиент должен быть подготовленным к операции.
      – Ладно, – и недовольный собеседник прервал связь.
      – У тебя есть большой чемодан? – спросил Сутулый, когда Люба закончила разговор. Она скосила взгляд на супруга и ответила:
      – Таких размеров нет. – После непродолжительной паузы добавила: – У меня есть огромная коробка из-под телевизора.
      – Тащи, – согласился Павел. Прежде, чем уложить Гарика в коробку, ему сделали укол, чтобы избежать неприятностей по дороге, ведь не исключено, что к нему на короткое время могло вернуться сознание. Затем Сутулый выдернул нож, а Люба обработала и перевязала рану. Пока он им нужен был живым, да и кровь могла просочиться сквозь картон. Когда Павел выдергивал лезвие ножа из тела раненого, тот дернулся и застонал. Преступники закрепили коробку на багажнике автомобиля Сутулого. Крупная надпись «Сони» не вызывала сомнений на счет содержимого упаковки.
      – Ты езжай в крематорий, а я следом, только заскочу в больницу за контейнером, – и Люба направилась к своей машине…
      Сергей с одним из своих собутыльников уже распил полбутылки водки. Он сильно пристрастился к алкоголю и не пил лишь в тс дни, когда планировалась операция с донором.
      – Разливай, Славик, – поторопил он собутыльника.
      – Знатная водка, – похвалил тот, наполняя граненые стаканы примерно на треть. – И откуда у тебя гроши на все это? – кивнул он на дорогостоящую водку и закуску.
      – Сестренка подкидывает деньжат, – соврал сторож. – А вообще-то это тебя не касается, – чуть повысил он голос.
      – Да я просто так спросил, – пошел на попятную собутыльник, глядя на Сергея заискивающе. – За твое здоровье, – и он поднял свой стакан.
      – Будем, – самодовольно улыбнулся Сергей. Алкоголики, привыкшие к дешевым спиртным напиткам, лебезили перед ним, даже называли спонсором, что не могло не тешить самолюбие Казакова. С ними он ощущал себя вождем, предводителем.
      – Закусывай, – барским жестом предложил он, когда опорожнили содержимое стаканов.
      В дверь, которую собутыльники предусмотрительно закрыли изнутри, кто-то нетерпеливо постучал.
      – Славик, узнай, кому это я так срочно понадобился, – небрежно бросил Сергей и тот побежал исполнять просьбу, с таким рвением, словно ему доставляло истинное удовольствие служить спонсору.
      – Кто нужен? – грубо поинтересовался Славик, думая, что заявился кто-нибудь из желающих выпить на дурачка.
      – Открывай! – потребовал суровый голос.
      – Что это еще за гусь выискался… – начал было возмущаться алкаш.
      – Заткнись, – оборвал его сторож, который узнал голос Сутулого. – Открой.
      Широким и энергичным шагом в помещение вошел Павел.
      – Я тебя предупреждал, чтоб ты не пил на работе, – метнул он взгляд на Казакова, который мгновенно скинул маску вождя.
      – Только в те дни, когда у нас… – он не мог подобрать нужного слова. – Ты и сам понимаешь.
      – Сегодня именно такой день, – огорошил его Сутулый. – Проводи друга.
      – Ты иди, Славик, – обратился сторож к собутыльнику. – Придешь в следующее мое дежурство.
      – Мы же не допили, Серега. – Он переминался с ноги на ногу и бросал косые взгляды на бутылку.
      – Забирай водку с собой и проваливай, – вмешался Герасимов. Обрадованный Славик не заставил себя больше ждать, схватил «смирновку» и был таков.
      – Пошли, поможешь мне принести коробку из-под телевизора, – позвал Сутулый подельника.
      – Зачем? Какую еще коробку? – не понял сторож. Сутулый не ответил и молча вышел из помещения.
      Сергею ничего не оставалось, как последовать за ним. Когда же они извлекли из коробки донора, Казаков даже начал заикаться от волнения и удивления.
      – Э-т-то Га-га-рр-ик, – с трудом выговорил он, а на лбу выступила легкая испарина.
      – Без тебя знаю, – усмехнулся Павел, вызывая холодок на спине собеседника.
      – Н-н-но п-п-по-ч-че-му?
      – Не задавай идиотских вопросов, – с раздражением отозвался Сутулый. Но потом все же смилостивился и пояснил: – У него, – он кивнул на Игоря, который уже лежал на стеллаже, – с твоей сестрой произошла стычка. Она пырнула его ножом. Надеюсь, что дальнейшее объяснять не нужно. Уже взрослый и все понимаешь.
      Сергей учащенно закивал головой. Он вдруг представил, что и сам мог оказаться на месте мужа сестры. Ему сделалось страшно за собственную жизнь, а где-то в глубине подсознание подсказывало, что всех их ждет не лучшая участь.
      – Спокойно! – Сутулый хлопнул его по плечу и тот от неожиданности вздрогнул. – Не трясись, все образуется.
      Люба вошла бесшумно и решительно приступила к операции, за время которой ни слова не произнесла. В душе она, однако, переживала и старалась не смотреть на лицо мужа, когда делала укол, который навсегда останавливал жизнь когда-то родного, близкого и горячо любимого человека.
      – Прости меня, Господи! Если конечно такое возможно, – не выдержала она под конец. У всех участников преступления в душе остался неприятный осадок, они понимали, что отныне не могут доверять друг другу. Казакова, захватив контейнер, также бесшумно покинула сообщников. Сутулый, опасаясь, чтобы Сергей не совершил какой-нибудь оплошности, остался помогать ему уничтожать следы. Они перенесли и положили тело на специальный стеллаж, который задвигался в печь.
      – Чем вы тут занимаетесь? – Преступники забыли за Любой запереть дверь и теперь собутыльник сторожа застал их врасплох. По его побелевшему лицу было видно, что он и сам не рад, что появился здесь.
      – Зачем ты вернулся, Славик? – спросил Сергей чуть ли не шепотом, но тот услышал его.
      – Я видел, как отъехала машина и думал, что ты один, – оправдывался перепуганный на смерть алкоголик.
      Свой автомобиль Сутулый загнал во двор крематория, поэтому его Славик не видел.
      – Зря ты не послушался совета своего приятеля, придти в его следующее дежурство. – Павел двинулся в направлении незванного гостя.
      – Я ничего не видел, – пролепетал Славик. – Клянусь!
      Он даже не пытался бежать. Сутулый наложил ему на шею кисти своих огромных рук и сдавил горло. В это время в помещение вбежали еще двое…

      Александр Вершков очнулся, когда ему накладывали шов на порез и порывался встать, но его удержали сильные руки.
      – Лежите. Вам нельзя вставать, – предупредил его властный голос хирурга, который занимался раной.
      Вершков внимательно посмотрел на хирурга и не признал в нем человека, сделавшего ему укол на шоссе.
      – Как я здесь оказался? – устало поинтересовался он. В том, что он находился в руках медиков, сомнений не оставалось.
      – Вас подбросили к дверям приемного покоя больницы с неглубоким порезом на правом боку брюшной полости, – объяснил хирург. – Я уже заканчиваю свою работу, а через недельку кроме небольшого шрама ничего не останется.
      – Ничего не помню, – глядя в потолок, произнес Вершков.
      – Вы находились в бессознательном состоянии, очень похожем на наркотическое опьянение.
      – Но мне сделали укол в мышцу ноги. Это я как раз хорошо помню.
      – Ноги я ваши не рассматривал, но на вене руки остался свежий след от укола. – Доктор закончил шить.
      – Если меня намеревались убить, то почему оставили в живых? – рассуждал вслух больной. – А если убивать не хотели, то к чему вся эта комедия?
      – На такие вопросы отвечает следователь, – улыбнулся хирург. – Желаю скорейшего выздоровления, – и он направился к выходу из помещения, оставив Вершкова на попечение медсестер.
      – Я сам следователь, – крикнул ему Александр вдогонку.
      – Тогда самому и придется отвечать на поставленные вопросы, – обернувшись уже у двери, ответил врач, подбадривающе подмигнул и вышел.
      В Саратов Александр вернулся из отпуска с большим опозданием и рассказал начальнику о своих приключениях.
      – Не отсюда ли тянется ниточка? – предположил командир.
      – Вряд ли, мне бы с вами уже не пришлось разговаривать, – не согласился молодой следователь. – Но мне не терпится докопаться до истины.
      – Как говорится: карты в руки. Перевод в твое отсутствие я подготовил. – Глеб Сергеевич помолчал и добавил: – Надеюсь, когда-нибудь вернешься к нам. Жаль расставаться.
      От последней беседы с командиром у Вершкова осталось впечатление, что честных и порядочных служащих в их рядах еще много.
      В родном городе, который приносил Александру только несчастья, его ожидало очередное разочарование. Несмотря на то, что ему быстро подвернулась подходящая квартира, бабушке там пожить вместе с ним уже не было суждено. Агриппина Матвеевна тяжело заболела и уже не вставала с постели. Все свое свободное время он проводил в доме престарелых, у изголовья больной, как бы отдавая дань прошлому.
      – Ты должен мне пообещать кое-что, – тяжело дыша, обратилась Агриппина Матвеевна к внуку.
      – Все, что в моих силах, – не задумываясь, ответил Вершков.
      – Я хочу, чтобы ты нашел свою мать, – голос старушки слабел.
      – Но она сама меня бросила.
      – Это просьба умирающего человека. К тому же, мне кажется, что она должна быть положительной, потому что яблоко от яблони недалеко падает.
      – Она поступила со мной подло, – продолжал настаивать на своем Александр.
      – Разное в жизни случается. – Она перевела дух и добавила: – Совсем один останешься, нет у тебя больше родственников.
      – Ну что ты, бабушка? Мы с тобой еще кадриль спляшем! – подбодрил умирающую Александр, хоть прекрасно понимал, что ей совсем немного осталось жить.
      – Отплясала я свое. – Агриппина Матвеевна нашла в себе силы улыбнуться внуку. – Пообещай, – прошептала она одними губами, кончики которых еще напоминали улыбку. – Мне легче будет.
      – Обещаю, бабушка, обещаю. – Александр наклонился и поцеловал ее лоб, а когда оторвался, зрачки умирающей уже начинали тускнеть…
      Похоронил Вершков Агриппину Матвеевну рядом с родным отцом, Казаковым Леонидом Николаевичем. По чистой случайности именно здесь оказалось свободное место.
      Служил теперь лейтенант Вершков вместе с Василием Крупениным. И до этого дружные, молодые офицеры сблизились еще больше. Александр поведал Василию о всех своих бедах и они решили вначале провести расследование по поводу его пореза своими силами, а затем приступить к поискам родителей.
      – Перечисли знакомых в нашем городе, – искал малейшую зацепку Крупенин.
      – Кроме бабули, которая умерла, и тебя никого не знаю, – разрушил Вершков единственную зацепку друга. – Мне кажется, что виновных нужно искать среди работников медицины.
      – Это ты из-за укола решил? – возразил друг. – Так сегодня таких специалистов – каждый второй.
      – Есть у меня серьезная версия, но сначала хотел бы проконсультироваться с опытным хирургом.
      – У меня на примете есть один знакомый профессор, – обнадежил Василий.
      К вечеру они уже беседовали с Абрамом Семеновичем Элькиным в его кабинете. При виде Вершкова заведующий отделением гемодиализа привстал из-за письменного стола своего кабинета и даже присвистнул, чем немало удивил посетителей.
      – Я впервые в жизни сталкиваюсь с подобным сходством, – объяснил он свое необычное поведение.
      Лицо Василия выражало недоумение, а Александр еще сильнее изумил профессора.
      – Вы знакомы с Любовью Казаковой?
      – Она моя сотрудница, – машинально ответил Элькин. Он понятия не имел, что следователи пришли консультироваться на счет пореза, нанесенного Казаковой.
      Для Вершкова подобное совпадение показалось подозрительным и лишний раз подтверждало версию, которую он пока скрывал от напарника.
      – Как Вам уже известно, – начал он осторожно, незаметно подмигнув Крупенину, – мы пришли получить консультацию.
      – К вашим услугам, – кивнул Абрам Семенович. – Не сочтите нескромным, но и у меня есть вопрос.
      – Откуда я знаю Казакову? – закончил за него Вершков.
      – Именно.
      – Я познакомился с ней у ее брата в Саратове и поверьте, тогда был не меньше вас удивлен поразительным сходством. – Заметив, что ответ удовлетворил профессора, он продолжил: – Оттуда меня перевели служить в ваш город, но перед самым отъездом случилось вот это, – и он показал на порез. – Меня сначала отключили, а в бессознательном состоянии ранили.
      – Покажите рану, – сказал профессор, который догадался, что от него требуется.
      Вершков поднял форменную рубаху и повернулся боком, а Элькин внимательно изучил тоненький шрам.
      – Порез нанесен хорошо заточенным, острым, металлическим предметом, – вынес заключение Абрам Семенович.
      – Этот предмет мог быть скальпелем? – как бы между прочим спросил Вершков.
      – Не исключено, – не замечая подвоха, согласился профессор.
      – Скажите, Абрам Семенович, для какой операции характерен разрез в этой области? – Вершков заметил, как собеседник слегка побледнел и чуть замешкался.
      – По размеру вашей раны трудно говорить о какой-то операции, – отозвался Элькин с большим опозданием. Что-то удерживало его от откровенного разговора на эту тему, но и молчать не имело смысла. Найдется и другой консультант.
      – И все-таки? – не унимался настырный посетитель. – Если разрез углубить и удлинить?
      – В этом месте делается операция на почку, – коротко бросил заведующий отделением.
      – Спасибо, – Александр поблагодарил за обоих профессора и они покинули его кабинет.
      – Почему эти вопросы меня так насторожили? – размышлял Абрам Семенович, оставшись наедине сам с собой. – Возможно это как-то связано с нашим делом, – мелькнула мысль. – Но с другой стороны, мне приходится делать более десяти официальных операций в месяц по пересадке почек. А может это связано с его внешними данными, – вспомнил он лицо Вершкова. – Старым становлюсь, нервишки пошаливают. Какая-то шантрапа порезала человека в другом городе, а я принимаю на свой счет. Но почему он так подозрительно посмотрел на меня, когда я чуть замешкался с ответом? С Крупениным я знаком, но его напарник вел себя, по меньшей мере, странно…
      – Что здесь делали эти двое? – В кабинет буквально ворвалась Казакова, закрыв дверь на щеколду. Она чуть ли не нос к носу столкнулась с Александром в коридоре, но все же заметила его первой и успела повернуться спиной, делая вид, что рассматривает плакаты. Те прошли мимо, не обратив на нее внимания.
      – Приходили консультироваться. – Поведение Любы не вызывало у Элькина оптимизма.
      – На счет раны в правом боку? – Своей осведомленностью Люба пугала профессора.
      – Откуда тебе известно? – спросил Абрам Семенович. Но сам ответил на поставленный вопрос: – Он говорил что-то о вашей встрече в Саратове у твоего брата. Значит его порезали, когда ты была там?
      – Так ему известно, что я здесь работаю? – Вопрос одного был ответом другому.
      – Я сказал ему об этом, – признался профессор. – Ваше сходство… – он не смог подобрать слов, а только развел руками.
      – Еще бы! – воскликнула Люба. – Тебе когда-нибудь приходилось слышать, что с близнецами частенько такое случается?
      – Он твой родной брат? – Элькину казалось, что все сегодня сговорились свести его с ума.
      – Только он еще этого не знает. Но сейчас важнее другое.
      – Что? – Профессор приготовился к самому ужасному, хотя сомневался, что еще что-то могло его удивить.
      – Мой брат обманул тебя. – Его порезали не в Саратове, а в нашем городе, более того, это я сделала.
      Абрам Семенович никогда в жизни не раскрывал глаз так широко.
      – Значит он должен был стать донором? – догадался он наконец. – Не зря меня насторожили его вопросы. Он нас подозревает.
      – Я придерживаюсь такого же мнения, – согласилась Казакова. – Поэтому, пока я не выясню с ним родственных отношений, деятельность с нелегальными донорами придется свернуть.
      – Но мне только сегодня звонили из Москвы, что очередной клиент уже выехал к нам. Я связан обязательствами.
      – Хорошо, но на ближайшее время он будет последним, – закончила разговор Казакова.
      Последним донором оказался Гарик…
      – Зачем тебе понадобилось врать профессору? – поинтересовался Василий у Вершкова после посещения отделения гемодиализа при Первой городской больнице.
      – Когда-то в голову мне пришла бредовая идея, – начал делиться своими мыслями друг. – Что кто-то занимается неофициальной пересадкой органов.
      – Дикий бред! – воскликнул Крупенин.
      – Выслушай до конца, – попросил его Александр.
      – Поначалу мне тоже так показалось. Но укол в мышцу ноги, внутривенный наркоз, сам порез подтверждали подобные предположения.
      – Причем здесь рана?
      – Она не похожа на удар ножом, потому что тонкая, ровная и аккуратная, словно нанесена скальпелем опытного хирурга.
      – Но если поверить в твою версию, – перебил Василий. – Тебя не должны были оставить в живых или по меньшей мере, лишить какого-нибудь органа, – резонно заметил он, но с доводами друга уже не мог не считаться.
      – Верно, – кивнул Вершков. – Данное обстоятельство вызвало у меня сомнения, которые сегодня отпали. Более того, в нашем расследовании появились подозреваемые, – интриговал он коллегу. Они сидели на кухне его новой квартиры за чашкой кофе.
      – И ты мне их назовешь.
      – Разумеется, только нет доказательств. – Вершков отпил из чашки, и не спеша, поставил ее на стол.
      – У нас в городе занимаются пересадкой только почек и только в том отделении, где мы сегодня консультировались. Поэтому я заранее подозревал работников этого отделения. Когда ты сказал, где именно договорился о консультации, я даже в некоторой степени обрадовался, но на крупную удачу не надеялся. Двух человек, как мне кажется, я уже знаю.
      – На профессора намекаешь? – Василию казалось, что он выслушивает сказки, но логическая цепочка выстраивалась и он вынужден был со многим соглашаться.
      – Мне показалось странным, что он увиливает от прямого ответа. Но главное другое.
      – Что?
      – Ты заметил женщину, которая стояла в коридоре спиной к нам и рассматривала плакаты?
      – Не обратил внимания, – пожал плечами коллега.
      – Я тоже сделал вид, что не заметил ее. Но, надеюсь, помнишь, как профессор упоминал о моем удивительном сходстве с одной из его сотрудниц?
      – Конечно.
      – Так вот это была она. Я успел заметить испуг на ее лице, когда она поспешно повернулась к нам спиной, хотя мы знакомы и могла бы поздороваться. Мы прошли мимо и я оглянулся. Она сломя голову вбежала в кабинет заведующего. Я даже слышал, как что-то щелкнуло и даю голову на отсечение, что они закрылись.
      – Элемент странности в ее поведении конечно присутствует, но мало ли по каким еще причинам она не захотела с тобой здороваться, – возражал Крупенин.
      – Уверяю, если бы мы встретились на улице или еще где-то, только не в этом отделении, она сама бы подошла ко мне, даже не заметь я ее.
      – Но почему?
      – Думаю, что благодаря ей моя почка осталась целой и невредимой. Не хочу вдаваться в подробности, но сложилось впечатление, что эта женщина оберегает меня. Не исключено, что наше сходство не случайно, и тайна, которая известна ей, для меня пока неведома. – Александр выдержал небольшую паузу и добавил: – Хотя имеются соображения и на этот счет.
      – Какие? – в глазах Василия был неподдельный интерес.
      – Нелегко мне придется, если подтвердятся догадки. Но думать об этом сейчас не хочу, потому что обязан прекратить деятельность преступной группы. Ты мне поможешь?
      – Мы же это уже давно решили, – даже обиделся сокурсник.
      – Ладно, ладно, – похлопал его по плечу Вершков. – Это я так, к слову пришлось.
      – Какие планы на будущее? – Крупенин полностью отдавал инициативу.
      – Мы будем следить в свободное от службы время за Казаковой и, рано или поздно, она нас выведет на остальных членов банды.
      – Если вообще таковая существует.
      – Естественно, – грустно улыбнулся собеседник. – Лучше бы я ошибался.
      Несколько вечеров они продежурили у дома Казаковой, сидя в машине Крупенина, которую ставили за два подъезда от Любиного. При себе у них было табельное оружие и переносная рация, на всякий случай.
      В этот трагический вечер, когда Люба пырнула ножом своего мужа, они находились на обычном месте своего добровольного дежурства. Когда тихо подъехала «девятка», из которой вылез Сутулый, Вершков сразу узнал его.
      – Этот человек и сделал тогда мне усыпляющий укол, – шепнул он напарнику.
      – Это серьезный факт, подтверждающий твою версию, – ответил Василий. Они видели, как преступники вынесли коробку и закрепили на багажнике машины.
      – Тяжелая, – подметил Крупенин.
      – Возможно там человек, – предположил Александр.
      – Может возьмем их сейчас, – оживился напарник.
      – Нет смысла. Они только усыпляют жертву, он им какое-то время нужен живым. Необходимо брать с поличным на месте преступления, – ответил Вершков.
      – Возможно, в коробке совершенно не то, о чем мы думаем. Ведь она сама живет в этом подъезде. Не соседей же они подбирают в доноры.
      – А если кого-нибудь пригласили домой к Казаковой и там усыпили. Не будем загадывать, давай за ними, – скомандовал Александр. Но на втором перекрестке Любина «восьмерка» проехала прямо, а «девятка» Сутулого свернула налево.
      – За кем теперь? – растерялся Крупенин.
      – Нас интересует содержимое коробки, – подсказал напарник.
      Они еще долго преследовали Сутулого, который вывел их на окраину города и запетлял по узким улочкам, пока не потерялся совсем.
      – Кажется, он заметил нас и выключил габариты, – с досадой воскликнул Крупенин.
      – Будем искать, – не терял надежды Вершков. Они исколесили всю окраину города, но так и не обнаружили злополучной машины.
      – Раззява, – упрекнул друга Вершков.
      – В чем моя вина? У того «девятка», а у нас «шестерка», к тому же, в этих улочках сам черт заблудится. Еще есть какие-нибудь соображения?
      – Подожди, подожди. У Казаковой есть брат. Ну-ка свяжись с отделом и запроси место его работы, – выдвинул Александр очередную идею.
      Через несколько минут они получили интересующие их сведения.
      – В крематории? – переспросил Вершков, хотя сам слышал сообщение дежурного.
      – Да, – коротко подтвердил Крупенин.
      – Мрачное место, но очень удобное для уничтожения всех следов. Знаешь, где он находится?
      – Рядом, – кивнул Василий.
      – Вперед.
      К крематорию преследователи подъехали, когда Люба вместе с контейнером уже покинула его. Дверь с улицы оказалась закрытой. Стучать в нее и поднимать шум раньше времени сотрудники милиции не хотели, поэтому перемахнули через высокий забор во дворик мрачного строения. «Девятка» Сутулого говорила, что они на верном пути.
      Крупенин и Вершков ворвались в помещение в тот момент, когда Павел душил пьяницу. Василий оглушил его рукояткой пистолета и когда тот упал, придавил его спину коленом и выдернул из своих брюк ремень, но связать преступника не успел.
      Сергей находился в отдалении, около тела Гарика, которое они намеревались сжечь. Как только ворвались вооруженные люди, он незамеченным юркнул за угол печи. На соседней с печью стене снял вентиляционную решетку, сунул в окошечко руку и извлек пистолет. У него тряслись руки, но понимая, что попались они с поличным, решил рискнуть.
      Пьяный сторож выскочил из укрытия и выстрелил в Крупенина, пуля лишь чиркнула того по ноге. Но его напарник резко развернулся и, навскидку, машинально два раза выстрелил в Сергея. Одна пуля угодила в грудь, другая в шею. Казаков выкатил удивленные глаза и рухнул замертво.
      – Говорил я ей, что не стоит тебя отпускать, – процедил Сутулый сквозь зубы, когда немного очухался, тем самым развеивая последние сомнения у Вершкова относительно построенной им версии.
      – У тебя теперь будет достаточно времени позубоскалить, – грубо оборвал Павла Крупенин. Александр взглянул на трупы Гарика и Сергея, узнав обоих.
      – Неужели и этот мой родной брат, – мелькнуло у него в голове когда его взгляд остановился на Сергее. И он почему-то вспомнил, как Люба интересовалась его серебряной цепочкой с подковкой.
      – Сашок, что дальше? – долетел до его сознания отдаленный голос напарника.
      – Вызови наших и разберись тут без меня, – отдал Вершков распоряжение. – А я в Первую городскую больницу. – Уже на выходе добавил: – Не забудь и туда послать группу захвата.
      Последнее, что он услышал, поющая место трагедии, был стон пьяницы, которого не успел придушить до конца Сутулый…
      В отделении гемодиализа шла операция по пересадке почки. Делал ее профессор Элькин, ассистировала ему одна только женщина, кандидат медицинских наук Любовь Леонидовна Казакова, которую не покидали недобрые предчувствия.
      На улице резко заскрежетали тормоза автомобиля. Женщина осторожно выглянула в окно и узнала Вершкова, который поспешно направлялся к входу в здание.
      Она, не предупредив Элькина, бесшумно выскользнула из операционной и, сбросив на ходу халат, побежала к служебному выходу. Что профессора арестуют, она не сомневалась…
      Ирину Анатольевну разбудил продолжительный и требовательный звонок среди ночи. Недоумевая, кто бы это мог быть в столь поздний час, она вышла в прихожую, накинув домашний халат.
      – Кто?
      – Открывайте, милиция, – голос прозвучал сухо и официально.
      Сильно состарившаяся, убитая горем женщина распахнула дверь и увидела прямо перед собой потерянного много лет назад сына, встречи с которым она так долго искала. За его спиной стояли еще два милиционера.
      – Сынок! – Она бросилась ему на шею, расстегнула пуговицу на груди и поцеловала подковку. – Сам пришел.
      Александр буквально оторопел, несмотря на то, что обо всем уже догадывался. Он протолкнул ком в горле и с горечью произнес:
      – Мама!
      – Он за мной пришел. – В прихожей, полностью собранная, появилась Люба.
      Ирина Анатольевна повернула к дочери смоченное слезами лицо. Ничего не спросив, вновь обернулась к сыну и только теперь заметила за его спиной посторонних.
      – Сынок?
      – Он не виноват, мама. – Люба протиснулась к сопровождающим Вершкова. – Ведите, а он пусть останется. – Уже спускаясь по лестнице, она выкрикнула, подавляя желание заплакать: – Запомни, мама, он самый достойный из всех твоих детей и теперь единственный.
      – Боже! Что она имеет в виду? – Обильные слезы капали на пол прихожей. Она приобретала и теряла одновременно. Близнецы волей судьбы менялись местами…
      В эту же ночь в камере-одиночке Люба свела счеты с жизнью. По этому поводу еще долго ходили пересуды в тюремных казематах. У нее не было веревки или хотя бы шнурка, чтобы повеситься, не было острых и режущих предметов.
      Она перетерла вены на руках о прутья решетки, закусив нижнюю губу и не издав ни единого звука. А утром охранники долго не могли разогнуть ее пальцы, которыми умирающая зацепилась за прутья. День уже давно наступил, а в глазах женщины застыла полная луна.
      Герасимова Павла Игнатьевича и Элькина Абрама Семеновича ожидали следствие и длительный судебный процесс.
      Гарика, после судебно-медицинской экспертизы похоронили как безродного. На невысоком холмике его могилы стояла лишь деревянная табличка с номером. Ни имени, ни фамилии.
      Организацией похорон Казаковых, Любы и Сергея, занимался лично Александр Вершков…

      Еще довольно новый, но уже заброшенный парк на окраине города не привлекал горожан. Потрескавшийся, местами сколотый асфальт, прогнившие деревянные скамейки на аллеях, мусор и полное запустение отпугивали людей. Когда-то на месте парка была огромная яма, где располагался забытый Богом район – Шанхай.
      Казалось, что это место проклято. Только молодые и стройные, набиравшие силу и рост деревья радовали глаз. Под тенью деревьев, на одной из скамеек грустила старая женщина.
      У входа в парк остановилась легковая машина. Из нее вышел высокий, стройный и широкоплечий мужчина в форме майора милиции. На вид ему можно было дать лет тридцать с небольшим. Он легко пробежал по аллее и замедлил шаг перед старушкой.
      – Я за тобой, мама.
      – Знаешь, сынок, примерно на этом месте был наш дом, в котором родились все мои дети, – и она тихо заплакала.
      – Жизнь состоит не из одних только потерь. У меня для тебя сюрприз. – Он поднял старую женщину на руки и, не обращая внимания на протест, отнес ее в машину, усадив на переднее сиденье.
      Ирина Анатольевна устало опустилась в кресло в своей трехкомнатной квартире и вопросительно посмотрела на Александра.
      – Я обещал тебе, что найду ее! – радостно произнес тот и крикнул: – Ксюша!
      Из спальни в инвалидной коляске выехала улыбающаяся Ксюша.
      – Внучка! Родненькая моя! – Они обнялись и загрубевшая от горя душа Ирины Анатольевны начинала постепенно оттаивать.
      – Это не единственный сюрприз, – гордо сказал Александр.
      – Извини, бабушка, совсем забыла, – и внучка кивнула в сторону спальни, где в дверном проеме застыл мальчуган лет четырех.
      – Ты кто будешь? – всплеснула руками хозяйка.
      – Алеша Крутояров, – заявил тот.
      – Мой родной брат и твой внук, – пояснила Ксюша.
      – Алешин сын!? – не поверила собственным ушам Ирина Анатольевна, на лице которой впервые за последние годы светилось неподдельное счастье. – Внук подбежал к бабушке, обнял ее за шею и крепко прижался всем тельцем к родному человеку. – Надо же! – воскликнула сияющая и помолодевшая на глазах женщина.
      – Превратности судьбы, мама, – тихо сказал сын.
      – Что? – не расслышала та.
      Сын набрал полные легкие воздуха и громко повторил:
      – ПРЕВРАТНОСТИ СУДЬБЫ!