Превратности судьбы. Часть I

      Почувствовав расположение и участие молодых людей, отвела душу и высказала все свои обиды и подозрения, рассказала ничего не скрывая, как над ней издевались родные братья.
      – Теперь понимаете, почему я не могла обратиться в милицию? – закончила Ирина Анатольевна.
      – Это хорошо, что вы не обратились в милицию, – убедительно сказал Сутулый.
      – Еще один вопрос на эту тему. Вы говорили с кем-нибудь из них про кражу, – Марат захотел знать детали.
      – Бесполезно, разве Зинка признается? Еще меня обвинит, что украла у нее часы. Да я к ним после этого случая ни разу не ходила.
      – Не так страшен черт, как его малюют, – изрек Диксон прописную истину. – Но к этому у нас еще будет время вернуться. Теперь о хорошем. Вы еще стоите в очереди на кооперативную квартиру?
      – На днях собираюсь предупредить, чтоб вычеркнули.
      – Не нужно, Алексей передал вам еще пять тысяч.
      – Марат извлек из внутреннего кармана пачку пятидесятирублевых купюр в банковской упаковке и передал ее обескураженной матери.
      – Еще один дом начальству построили? – задала женщина наивный вопрос.
      – Строим целый дворец, – улыбнулся Диксон. – Так что считайте эти деньги небольшим авансом. Только ваш уговор с сыном остается в силе – никому не рассказывайте, откуда они у вас.
      – А в обиду, Ирина Анатольевна, мы вас не дадим, – вставил Сутулый.
      – Спасибо, ребята, – она отвесила им поклон. – В моем доме вы всегда гости дорогие и желанные.
      Растроганные рассказом хозяйки, они решили восстановить справедливость. Они тепло распрощались с хозяйкой и, узнав адреса ее братьев, покинули гостеприимный дом…
      Михаил и Зинка смотрели недавно приобретенный новый телевизор «КрыМ-21». Это был один из первых телевизоров с большим экраном. Дети давно уснули, а они увлеклись очередной серией «Щит и меч». Перед фильмом Зинка плеснула мужу полстакана самогонки собственного изготовления, и тот чувствовал себя превосходно. Семейную идиллию нарушил звон разбитого стекла.
      – Кажется, на кухне, – всполошилась Зинка.
      – Сиди, сам проверю, – буркнул муж, поспешно надевая валенки. – Опять местные пацаны балуют, – бросил он на ходу и скрылся.
      Не успел Михаил открыть дверь на улицу, кто-то набросил ему на шею петлю и выволок во двор.
      – Привет, дядя, – полная луна осветила двух прилично одетых молодых людей.
      – Вы чего, братцы, – прохрипел перепуганный Михаил, лежа на снегу.
      – Дядя Миша? – уточнил Сутулый.
      – Я, – он попытался подняться, но Диксон поддернул веревку, которая сдавила шею и вернула в прежнее, унизительное положение.
      – Лежать, – приказной тон не предвещал ничего хорошего.
      – Холодно, братки, – взмолился Казаков, хватая ртом воздух.
      – Холодно? Посмотри, какой нежный, – усмехнулся Марат, обращаясь к напарнику. – Ладно, вставай, только медленно, без фокусов, не то придушу, как щенка.
      – Что вы от меня хотите? – спросил Михаил, когда поднялся, трясясь от холода и страха одновременно. – Кто вы?
      – Можешь называть нас тимуровцами, – блеснул остроумием Павел.
      – В сарае свет есть? – строго спросил другой.
      – Свечка, – пролепетал пленник в собственном дворе. – Только спички в доме.
      – Не переживай, спички у нас свои найдутся. Двигай потихоньку к сараю, а то самим околеть недолго на таком морозе, – приказал Сайфутдинов.
      Ровный огонек свечи тускло осветил помещение: засыпанный уголь в одном углу, аккуратно сложенная поленица дров – в другом и деревянные стеллажи со всевозможными плотницкими инструментами. В центре сарая высвечивался люк в погреб, на котором лежал огромный чурбак для колки дров.
      – Раздевайся, – предложил Сутулый ровным голосом.
      – Миленькие вы мои, я же околею.
      Удар в солнечное сплетение прервал его причитания. Согнувшись в три погибели и превозмогая адскую боль, он начал раздеваться.
      – Достаточно, – сказал Диксон, когда мужик остался в одних трусах.
      Павел зашел за спину обнаженному и связал руки. Только после этого Марат снял петлю, высвободив шею.
      – Теперь побеседуем, но запомни, вздумаешь убежать, поймаем и привяжем к лестнице в погребе. Пока домашние очухаются, пока найдут – окоченеешь, – предупредил Диксон.
      Михаил закивал головой, ему не терпелось узнать причину такого скотского с ним обращения. В том, что над ним издеваются неспроста, он не сомневался.
      – Братья, сестры имеются? – повел допрос Диксон, как заправский следователь.
      – Имеются, – с готовностью ответил Михаил, преданно уставившись на Марата и переминаясь с ноги на ногу. Брат Костик, младшая сестра Аня, но она в Москве.
      – Ты отвечай, что спрашивают, лишнего не говори, – оборвал его Сутулый.
      – И старшая сестра Ира, – коротко закончил Михаил, сообразив, что от него требуется.
      – Хорошо. Когда последний раз видел ее? – последовал очередной вопрос.
      По тому, как забегали глазки у мужчины, налетчики поняли, что до того дошла суть их ночного визита.
      – Точно не припомню, но обещаю, что верну ей деньги. Все до копейки, – поклялся Михаил. – Вы Алешкины друзья? – взяло верх любопытство.
      – Сказано же тебе русским языком – тимуровцы, – Сутулый бросил такой угрожающий взгляд, что лицо Михаила перекривилось.
      – Т-т-тим-м-мур-р-ровцы, т-т-так т-т-тим-мур-ров-цы, – застучал зубами несчастный. – Ка-ка-кая м-мне р-раз-н-ница.
      – То-то, – успокоился Павел.
      – Мужик ты, я смотрю, сообразительный, честный. Кстати, очень хорошо поступил, что не стал юлить, а сразу во всем признался. Сейчас мы решим, когда и сколько вернешь денег, и ты можешь вернуться к семейному очагу, под теплое крылышко своей женушки, она мигом тебя отогреет, – обрадовал пленника Диксон.
      – Согласен.
      – Куда б ты делся, – усмехнулся Сутулый. – Короче, недельку тебе достаточно?
      – Вполне, – Михаил был краток, тело его все посинело, да и страх одолевал.
      – И последнее, взял три с половиной тысячи, а вернешь пять, – Марату казалось, что он поставил точку.
      – Пять тысяч? – глаза Михаила полезли на лоб, он даже перестал обращать внимание на пронизывающий его тело холод.
      – А как ты хотел? – возмутился Павел. – Когда воровал, процентов не обговаривал, теперь будь добр вернуть столько, сколько с тебя причитается по нашему усмотрению.
      – Воровал? – последовало очередное восклицание.
      – Как же это еще называется? – начал нервничать Диксон. – Взял взаймы в отсутствие хозяйки? Сломал замок в доме, все перевернул, забрал деньги и еще обижается, что его вором обзывают.
      – Ничего я не ломал и не переворачивал, а только отнял у сестры триста двадцать рублей и те потерял.
      Ребята переглянулись.
      – Похоже он не в курсе, – сказал Марат.
      – Возможно, – согласился его напарник. – Мы ведем речь не про триста рублей, а про три с половиной тысячи. Если не врешь и действительно не брал этой суммы, значит, твоя ненаглядная женушка, не поставив твою персону в известность, сама провернула выгодное дельце.
      – Зинка? – в который раз пришлось удивиться мужику.
      – Ты дурачком не прикидывайся, – Марат больно взял Михаила за подбородок. – У тебя же не две жены.
      Обстановка накалялась, ребята теряли терпение.
      – Мишка, – крикнула Зинка и уже более тихо пробубнила. – Где тебя черти носят?
      Марат все еще держал его за подбородок, когда услышал женский крик. Он поднял подбородок пленника вверх и, глядя ему в глаза, прошептал:
      – Соберись и спокойным голосом пригласи сюда жену.
      – Зинуль, иди ко мне, – блестяще справился со своей ролью Михаил.
      – Где ты? – откликнулся голос со двора.
      – В сарае.
      Скрипнула покосившаяся дверь и в тускло освещенное помещение вошла худая женщина.
      – Ну и страшилище, – брезгливо поморщился Диксон, и отвернувшись, добавил: – Вот так Зинуля! Не дай Бог такую при ярком свете увидеть, всю оставшуюся жизнь от тошноты не избавишься.
      Зинка мгновенно оценила обстановку. Увидев обнаженного мужа со связанными за спиной руками и незнакомого парня, она быстро метнулась обратно к выходу, но наткнулась на второго, облокотившегося на закрытую дверь. Почувствовав, что запахло жареным, женщина прибегнула к очередной уловке и припугнула незваных гостей:
      – Если вы сотворите со мной что-нибудь плохое, завтра же заявлю в отделение милиции. Найдут как миленьких, не сомневайтесь, – скороговоркой выпалила она.
      – Если ты считаешь, что мы собираемся с твоим муженьком разделить его супружеские обязанности, то глубоко заблуждаешься, – не удержался и прыснул от смеха Сутулый.
      – А что касается милиции, то тебе действительно стоит туда сходить и написать чистосердечное признание, – вставил свое слово Марат.
      – Какое еще чистосердечное признание, – навострила Зинка свои оттопыренные уши.
      – Кто обворовал Ирину Анатольевну? – задал вопрос Павел.
      – Кто был соучастником? – тут же последовал вопрос Сайфутдинова.
      – Куда дели деньги?
      – Чем замок сбили?
      Посетители повели перекрестный допрос, и вопросы сыпались один за другим, не давая возможности Зинке опомниться. Но та не потеряла самообладания.
      – Хоть режьте меня, но никого я не обворовывала, – вызывающе заявила она.
      – Понадобится, зарежем, – спокойно сказал Сутулый, но Зинка поняла, что тот говорит правду и способен на все.
      Хитроумная Зинка молниеносно сменила гнев на милость и запричитала:
      – Никому не верьте, люди добрые, злые языки оговорили, опорочили имя честное. Дятьми клянусь – не воровала.
      – Настоящая артистка твоя ненаглядная, – сказал Павел Михаилу. – Я еще такой не встречал.
      – Послушай ты, сушеная вобла, – Марат подошел к ней вплотную. – Случайно не припомнишь, где обронила свои драгоценные часики?
      Женщина сморщила свой противный нос, отчего тот казался еще длиннее.
      – Какие часики? – она задрала рукав левой руки и показала новые часы с тонким металлическим браслетом, желтое напыление которого блестело даже при слабом освещении.
      – Так, – многозначительно протянул Диксон и повернулся к Михаилу. – Давно у жены эти часы?
      – Недавно, – у того не возникало желания врать, он лучше жены представлял, чем может закончиться неискреннее поведение.
      – Опиши, какие у нее были часы раньше, – потребовал Марат.
      – Маленькие такие, круглые, фабрики «Заря», с черным ремешком из кожезаменителя, – дал Михаил точную характеристику.
      Диксон достал из внутреннего кармана часы, которые с большим трудом выпросил у Ирины Анатольевны и показал их связанному пленнику.
      – Эти?
      – Они, – подтвердил тот.
      – Ну? – Сайфутдинов сунул часы под нос Зинке, как вещественное доказательство. – Теперь вспомнила, где ты их потеряла?
      – Не помню, – женщина стояла на своем.
      – Напрасно. Они еще оставили след на косяке в спальне, где ты рылась в чужом сундуке, как в своем собственном.
      – Может уже достаточно этой швабре доказывать?
      – подал голос Сутулый. – Разденем ее, как этого, – он кивнул на окоченевшего мужика. – И привяжем обоих где-нибудь во дворе. Я слышал, что на морозе лучше мозги работают. Вспомнит, все вспомнит, он подошел к Зинке и дернул пальто за ворот, с такой силой, что отлетели две верхние пуговицы.
      Женщина изменилась в лице. До тех пор, пока ее не трогали, а только вели словесную перепалку, она хорохорилась. Но теперь она не на шутку испугалась и призналась во всем.
      – Наконец-то, – удовлетворенно кивнул Диксон.
      – Вместо трех с половиной вернешь пять, срок неделя. В милицию обращаться не советую, сама рискуешь схватить приличный срок.
      – Пусть половину возвращает Наташка, я не собираюсь за нее отдуваться, – сделала Зинка неожиданное заявление.
      – Вторая серия, – грустно произнес Сутулый. – Все-таки вы были вдвоем?
      – С Натальей, – подтвердила Зинаида. – Женой родного брата моего мужа.
      – Значит так, все внимательно слушают меня. Два раза повторять не намерен, – взял бразды правления в свои руки Павел. – Ты пойдешь с нами и вызовешь свою подельницу, – сказал он Зинке.
      – Кого, – не поняла та.
      – Соучастницу, – пояснил Сутулый. – А твоего муженька мы к чему-нибудь привяжем и он останется тебя дожидаться здесь.
      – Можно мне одеться? – жалобно попросил Михаил.
      – Ладно, – смягчился Диксон и разрешил жене одеть мужа. – Только без фокусов, с нами шутить – своему здоровью вредить, – предупредил он, прикуривая сигарету.
      Через четверть часа парни спрятались за углом, а Зинка постучала в окно родственникам.
      – Кто там? – поинтересовался через закрытую дверь сонный мужской голос.
      – Это я – Зинка, Наташку позови.
      – Очумела баба? – дверь приоткрылась. – На часы смотрела? Твоя подруга уже десятый сон видит.
      – Разбуди, это срочно.
      – Срочно, срочно, – пробурчал Костик. – Утра дождаться не могут. Проходи на кухню, раз пришла, сейчас позову.
      – На улице подожду, пусть во двор выходит. Нам только парой слов перекинуться, – пообещала родственница.
      – Полуночница, – недовольным голосом сказал хозяин и прикрыл дверь.
      Буквально через пару минут в пальто, накинутом на ночную сорочку, и галошах на босу ногу, без головного убора выскочила растрепанная толстушка.
      – Приспичило что ли, или рехнулась совсем? – набросилась она на родственницу.
      – Неприятности у нас, – остудила ее пыл Зинаида.
      – Какие неприятности? – ужаснулась Наталья, еще не понимая, в чем дело.
      – Там за углом два молодых человека, – Зинка указала направление пальцем. – Они все тебе объяснят.
      – Молодых человека? – пожала плечами хозяйка и двинулась за угол дома.
      – Силаева Наталья Ивановна? – спросил незнакомец, сильно сутуливший свои покатые плечи.
      – Она самая, – с улыбкой ответила толстушка на вежливый тон ночного посетителя.
      Но увесистая пощечина, отпущенная вслед за вежливостью, чуть не лишила ее сознания. Хозяйка раскрыла рот, собираясь позвать мужа на помощь, но второй незнакомец шагнул к ней навстречу и приставил к животу нож.
      – Только пикни, кишки выпущу.
      Она бесшумно закрыла рот и выпученными от страха глазами уставилась на ночных пришельцев.
      – Ты и Зинка обворовали Казакову Ирину Анатольевну. Так? – толстушка утвердительно кивнула.
      – Половину денег забрала ты, а вторую половину – твоя родственница, так? – задал Диксон следующий вопрос, и опять женщина подтвердила молчаливым кивком головы. – А мы те люди, которые убедительно советуют тебе вернуть долг с процентами, то есть – две с половиной тысячи, такую же сумму отдаст Зинка. Усекла?
      – Усекла, – машинально повторила перепуганная Наталья.
      – На счет милиции и возможных после этого неприятностей и прочих мелочей тебе разъяснит родственница, – дал наставление Сутулый. – Она в курсе. – Твоему мужику повезло, что ты его не позвала, – усмехнулся Марат, пряча нож. – Прощайте, это в том случае, если вы вовремя вернете деньги и до свидания, если какие-либо причины помешают вам выполнить обещание.
      Парни давно покинули двор, а женщины все еще не верили в происходящее. Они стояли, затаив дыхание, и не шевелились, прислушиваясь к каждому шороху…
      Прошло шесть недель. В солнечное, морозное, воскресное утро в семье Казаковых кипела жизнь. Трехлетний Сережа пускал в комнате бумажный самолетик, который сделала ему мать. А восьмимесячная Любаша ползала и путалась у брата под ногами. Ирина готовила на кухне завтрак, когда в дверь вежливо постучали.
      – Войдите, открыто, – крикнула хозяйка, помешивая в кастрюле кашу.
      Ирина очень удивилась, увидев перед собой Зинаиду и Наталью, которые в паре смотрелись весьма комично: совсем худая и слишком толстая. Эта пара вызвала у хозяйки невольную улыбку и тем не менее, она строго спросила почему-то притихших женщин:
      – Зачем пожаловали, родственнички? – про похождения друзей сына она не знала, но отходчивая душой, зла уже не держала.
      – Мы, это самое, – неуверенно начала худая, но затем взяла себя в руки и решительно продолжила. – Пришли просить прощения и вернуть долг, – она высыпала на стол из хозяйственной сумки деньга, купюрами разного достоинства.
      – Не обижайся на нас, черт попутал, – вступила в беседу толстушка.
      – Да чего уж там, – махнула рукой хозяйка. – Только, если честно, с трудом верится, что сами решились на такой поступок.
      – Не то, чтобы сами, – замялась Зинка. – В общем, нашлись люди, надавили на совесть, – она помолчала и добавила. – Еще хотим поблагодарить тебя за то, что не заявила в милицию.
      – Хватит извиняться, лучше расскажите, как там мои родные братья?
      – Костик нормально, что с ним теперь может случиться, – загадкой ответила Наталья. – А вот Михаил в больнице, с двусторонним воспалением легких, температура не спадает ниже тридцати девяти градусов.
      – Как же это он умудрился подхватить воспаление? – всплеснула руками Ирина.
      – По собственной глупости простыл, – увлажнились глаза у Зинаиды. – Сколько раз предупреждала его, чтоб теплее одевался, – она не выдержала напряжения и разрыдалась.
      – Успокойся, милая, все образуется, – хозяйка подошла и положила ей руку на плечо.
      – Иринка, будь человеком, прости проценты. Нам пришлось на заводе взять тысячу рублей в кассе взаимопомощи, – и она еще сильнее расплакалась.
      – И так крохи получаем, – у Натальи тоже навернулись слезы. – Теперь каждую зарплату будут высчитывать, а дома ни радио, ни телевизора – все продали.
      Рев в два голоса заполнил кухню сопением, всхлипываниями и непонятным гулом.
      – Прекратите немедленно, – повысила голос Ирина. Женщины разом умолкли и преданно посмотрели на нее. – О каких вообще процентах идет речь?
      – Мы у тебя украли три с половиной тысячи, а здесь пять, кивнула толстуха на кучу денег.
      – Понятно, – догадалась хозяйка, в чем дело. – Это они до такой степени вам на совесть надавили? – она с улыбкой вспомнила друзей сына.
      – Они, окаянные, – призналась жена Костика и осеклась: женщины были настолько запуганы, что боялись даже произнести про налетчиков дурное.
      Михаил хоть и пострадал больше всех, но придерживался мнения женщин и не горел желанием вновь встретиться с бандитами, от одной мысли о которых у него температура подскакивала до критической. Один Константин вначале хорохорился, но побеседовав с братом в больнице, остепенился.
      Поступила Ирина намного благороднее, чем ожидали раскаявшиеся. Она оставила себе три тысячи, а две отдала родственникам, чтоб те могли погасить долг в кассе взаимопомощи и купить телевизоры. После такого поступка женщины испытали угрызение совести.
      Жизнь наша складывается из радостей и горестей, приятных сюрпризов и разочарований. Одно из таких разочарованный ожидало Ирину Анатольевну вечером.
      Мухина Ольга Никитична выглядела не лучшим образом и категорично отказалась пройти в комнату.
      – Я постою, – ответила она, отодвигая предложенный стул в кухне.
      – Что случилось? – забеспокоилась Ирина Анатольевна. – На тебе лица нет.
      – Это я у тебя должна спросить, – с каким-то надрывом в голосе высказалась подруга.
      – У меня? – изумилась Ирина. – Вот что, Ольга Никитична, садись, успокойся и рассказывай по порядку, – она силой усадила гостью на стул.
      – Я ведь тебе свою единственную дочь доверила, отпустила к Алешке на свидание, а ты не могла проследить за ними, – обиженным тоном выговорилась подруга.
      – Неужели? – догадалась хозяйка. – Вот шалопай! Я и в мыслях не допускала, что возможен подобный исход, им всего по пятнадцать лет. Уже подтвердилось?
      – Тринадцать недель, – кивнула Ольга Никитична. – Как раз в это время вы ездили к Алексею. Господи, за что мне такое наказание. Единственную дочку, невинное, чистое, юное создание, опорочили, опозорили. Что люди скажут, все будут пальцем тыкать, – слезы отчаяния катились по щекам матери.
      Ирина Анатольевна обняла соседку за плечи.
      – Я давно заподозрила неладное, – пожаловалась подруга. – Как-то ночью проснулась, смотрю, на кухне свет горит. Думала, что потушить забыла, а там Светочка соленые огурцы уплетает. Сказала, что захотелось чего-нибудь солененького. Разве я могла допустить мысль, что дочка беременна, хотя подозрения закрались именно тогда. У нее ни с того, ни с сего, портилось настроение, часто тошнило. В глубине души, как любая мать, надеялась, что у дочери легкое расстройство желудка и повела ее к терапевту, но та, после осмотра, направила к гинекологу. Если б ты видела, какими глазами она посмотрела на мою девочку, словно на распутную девицу. А вчера подтвердилось самое страшное. Ей же учиться нужно, а тут… – она закрыла лицо ладонями и зарыдала.
      – Слезами горю не поможешь, – Ирина Анатольевна погладила Ольгу Никитичну по голове. – А учиться можно и в вечерней школе.
      – Не стыдно тебе? Ввели девочку в позор, а теперь еще наставления даешь.
      – Зря ты на меня ополчилась. Поверь, не меньше тебя переживаю, но того, что случилось уже никому не исправить. А дети наши любят друг друга. Алеша думает о дальнейшей жизни со Светой, без нее не представляет своего будущего. Своими глазами видела, как он пылинки с нее сдувал.
      – Неужели ты не понимаешь, что первая любовь скоротечна и всегда проходит, – подняла заплаканное лицо гостья.
      – Не у всех и не всегда, – уверенно произнесла Ирина. – У многих она перерастает в более глубокую и продолжительную любовь и мы не должны этому мешать.
      – Не неси чушь.
      – Я говорю то, что подсказывает мне материнское сердце. В большинстве случаев, юная любовь обрывается потому, что вмешиваются родители, со своими понятиями и все только портят. Я докажу тебе то, что Алексей думает о Светлане. Подожди минутку.
      Ирина Анатольевна ушла в комнату и вскоре вернулась.
      – Это, – она положила на руки подруги пачку десятирублевых купюр. – Он передал твоей дочери, но просил, чтоб я не говорила, что от него.
      – Когда передал? – бросила недоверчивый взгляд Ольга Никитична.
      – На днях заходил его друг, который недавно освободился, он и принес, – объяснила Ирина.
      Но откуда у твоего сына деньги?
      – Точно не знаю, парень рассказывал про строительство дома какому-то начальнику, но просил все держать в тайне, потому что они не совсем официальные – шабашка. Надеюсь не подведешь меня, что я перед тобой раскрылась?
      – Сколько здесь? – вопросами ответила женщина.
      – Тысяча.
      – С ума сошла? Не могу я взять такие деньги. Не волнуйся, никому не расскажу, но и брать не стану, – заявила подруга.
      – Во-первых, не я их даю, во-вторых, не тебе, – поставила хозяйка посетительницу перед фактом. – Алеша передал их своей девушке, еще не зная, что у него будет ребенок, а теперь он еще больше будет заботиться о ней.
      – Может ты и права: не наши деньги – не нам решать. Нужно признаться, что вовремя и хорошее подспорье для новорожденного, – впервые за время беседы улыбнулась Ольга Никитична, затем бросила виноватый взгляд на хозяйку и сказала. – Я ведь ругаться к тебе шла, а ухожу с миром и со спокойной душой, – она поднялась с табуретки. – Вот только не знаю, как своего мужа успокоить, уж очень он зол на Алексея. Светлана – смысл всей его жизни.
      – Ты лучше скажи мне, как дочь сама ко всему этому относится? – поинтересовалась Ирина Анатольевна.
      Как ни странно, но она даже радуется. Говорит, что Алеше тоже будет приятно узнать новость. Не представляю, как дальше сложится, но на сегодня ты права – наши дети любят друг друга.
      – Вот и объясни мужу про чувства детей. Он просто-напросто считает Свету еще совсем маленькой девочкой и думает, что она всю жизнь просидит под его крылышком. Такое часто бывает, когда в семье один ребенок. И в тридцать, и в сорок – для него всегда Светлана останется маленькой. И только ты, как жена и мать, сможешь объяснить мужу, что рано или поздно наступит такой день, когда дочь заведет свою семью, – закончила Ирина Анатольевна.
      Ольга Никитична слушала и вникала в каждую фразу, произнесенную подругой, и в конце концов мысленно согласилась, что такая проблема в их семье существует.
      – И тут ты права, – она обняла Ирину Анатольевну и крепко прижала к себе. Еще мне кажется, что твой сын – не самая проигрышная партия для моей дочери, – они тепло попрощались и, уже на выходе, гостья обронила: – Заходи почаще, как-никак мы теперь близкие родственники…

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

      В исправительно-трудовой колонии время шло своим чередом. Атаман с Тюленем провернули пару удачных операций и, что называется, спелись. Как-то раз Виктор заявил:
      – У нас, Атаман, с тобой много общего, ты даже мысли мои читаешь.
      – Забыл добавить, кореш, что я их прочитываю чуть раньше, чем ты подумаешь, – с ироничной улыбкой ответил Алексей, ему нравилось подтрунивать над Гущиным, а тот редко обижался.
      – Как это, чуть раньше? – сморщил лоб Тюлень. – Объясни, раз ты такой умный.
      – Ты тоже не дурак. Сначала выслушаешь прочитанные мной мысли, а потом начинаешь соображать.
      – Не понял, – задумался Виктор над головоломкой.
      – Не напрягай мозги и не старайся понять. Это аксиома, которую нужно просто запомнить и неукоснительно соблюдать. Кстати, для нашего дуэта лучшего правила не придумаешь.
      – Да ну тебя, – махнул рукой Гущин. – С тобой невозможно говорить серьезно.
      Почти каждую ночь во сне к Казакову приходила его любимая. Ему не очень хотелось расставаться с видением, но оно постепенно исчезало, и Алексей просыпался задолго до общего подъема. В такие минуты он вспоминал письмо, в котором девушка сообщала, что у них будет ребенок и которое Алексей выучил наизусть. Он строил дом для жены и сына в мыслях, почему-то был убежден, что у него родится именно сын, строил старинные замки из камня, представлял зеленую лужайку с высокой и сочной травой, на которой резвится его малыш, запуская бумажного змея. Но звучала команда «подъем» и мечты растворялись, наступало опустошение и мучила тоска. Только, отдаваясь занятиям спортом, он отвлекался. Тренировались ребята не менее пяти-шести часов ежедневно. Атаман делал акцент на атлетические упражнения, растяжки и отработку разнообразных ударов. Тс, которым его научил в свое время Диксон, у него уже дошли до автоматизма, но он сам придумывал новые удары из неудобного положения и, с завидным упорством, совершенствовал их. Тюлень же посвятил себя исключительно силовым упражнением.
      После утренней сорокаминутной разминки они устроили пятнадцатиминутный перекур, когда и навестил их отрядный.
      – Поддерживаем спортивную форму? – спросил он с порога.
      – Поддерживаем, – откликнулся за двоих Тюлень.
      – Не тяни резину, начальник. Излагай, зачем пожаловал? – вставил веское слово Алексей, который любил конкретные отношения с отрядным.
      – Один мой бывший заключенный дал неплохую и прибыльную наводку, – начал офицер, ерзая на стуле, который скрипел и трещал под тяжестью его тела, но почему-то не разваливался. – Во втором вагоне поезда Челябинск – Алма-Ата, в третьем купе из поездки по Уралу возвращаются на родину денежные люди.
      – Кто такие? – задал Атаман резонный вопрос.
      – Двое крупных поставщиков анаши в города Урала, третий – телохранитель, шкаф такой, не меньше двух метров. Главное с ним расправиться.
      – Сколько денег они везут? – последовал очередной вопрос Атамана.
      – Точно не скажу, но пахнет несколькими сотнями тысяч рублей, – Мирошниченко развел руки в стороны, как бы показывая, какая это огромная сумма.
      – Вроде солидные воротилы, а так безграмотно рискуют. Кто ж поставляет разом партию на такую сумму. Или они уже ментов в расчет не берут? – рассуждал Атаман.
      – Товар развозят поставщики мелкими партиями. А за деньгами раз в три-четыре месяца не грех и самим прогуляться, – объяснил старший лейтенант.
      – Если не секрет, их заложил один из заказчиков, который когда-то находился на нашем месте и также воплощал в жизнь твои хитроумные планы? – блеснул сообразительностью осужденный.
      – Догадливый, – похвалил его отрядный. – Только этой информации для тебя достаточно и большего знать не положено, – он закурил и продолжил. – Теперь детали. Четверть требует наводчик, остальное между нами по старой схеме.
      – Годится, – кивнул Казаков. – Когда поезд? – деловые разговоры со старшим лейтенантом Мирошниченко он вел один. Тюлень не вмешивался, его вполне устраивала роль технического исполнителя, благо есть кому без него думать.
      – Сегодня, – удивил всех офицер.
      – А мы успеем? – еще больше удивился Гущин, в первый раз за все время задавший деловой вопрос.
      – Успеете, – успокоил его Мирошниченко, затушив сигарету в стеклянной банке. – Действуем по разработанному плану, Вот-вот должны подойти конвойные, они уведут бригаду плотников на весь день грузить кирпич. Моя машина в десяти метрах отсюда, что делать знаете. Затем мы преодолеем расстояние в шестьдесят километров до вашего родного города. В областном центре сядете в поезд, билеты у меня в кармане, парики в машине, а то с такой прической от вас за версту зоной несет. Действуйте по обстоятельствам, ну а я жду на развилке шоссе, в десяти километрах от районного центра, после того, как пройдет поезд – в течение полутора часов, – выложил свой план Мирошниченко.
      Поезд медленно тронулся с привокзальной платформы, опаздывающие молодчики запрыгивали на ходу: с бумажными свертками, с бутылками газированной воды, батонами хлеба, палками колбасы – со всем, что удаюсь раздобыть на вокзале и не скрывали своей радости, выставляя напоказ этикетки водки и вин.
      Двое молодых людей сели в поезд заблаговременно и сразу закрылись в двухместном купе, подальше от посторонних и любопытных глаз. Они с ностальгией по прошлому смотрели в окно, как отдаляясь, исчезал железнодорожный вокзал родного города. Потянулись высотные дома, затем замелькали частные домики. Но вот их сменили дачные участки с крохотными постройками, больше напоминающими сарайчики, а не дачи. Когда и они скрылись за горизонтом паровоз, издав пронзительный и длинный гудок, вырвался на бескрайние просторы холмистой местности.