Превратности судьбы. Часть I

      – Открыто, – крикнул он и глазам своим не поверил, увидев перед собой ту, на встречу с которой он намеревался идти.
      – Можно? – Марина вскинула вверх ресницы и остановила изучающий взор на оторопевшем хозяине.
      – Конечно, конечно! Что же это я? Проходи, садись вот сюда, – пришел в себя Дмитрий Сергеевич, разворачивая плетеное кресло.
      – А сам так и будешь стоять? – спросила гостья. Рощин поставил для себя стул в отдалении и сел, не зная куда деть руки. Они ему почему-то ужасно мешали. Но в конце концов, он приспособил их на коленях и с вымученной улыбкой рискнул взглянуть на женщину, в которую, казалось, вдруг вселился бес: до того ярко сверкали у нее глаза.
      – У тебя выпить есть что-нибудь? – спросила Марина.
      – Может, «Боржоми»? – неуверенно предложил хозяин.
      Марина весело рассмеялась:
      – Не запить, а выпить.
      – Нет, к сожалению. – Рощин виновато пожал плечами и развел руками.
      – Так я и знала, – продолжала издеваться любимая женщина, доставая из пакета, принесенного с собой, бутылку водки и легкую закуску.
      – Мужчины менее предусмотрительны, чем слабая половина человечества, – иронизировала она. – Ну, что уставился? Тащи стаканы и минералку.
      Через пару минут они уже сидели за столом.
      – За что будем пить? – задал вопрос Дмитрий Сергеевич после того, как разлил водку в стаканы.
      – За сегодняшнюю ночь, – многозначительно произнесла Марина и, чокнувшись своим стаканом о стакан главврача, выпила первой.
      Рощин явно ничего не понимал. Марина вела себя слишком раскованно, что было на нее совсем не похоже. Она провоцировала его. Ласковый манящий взгляд, выше, чем положено, приподнята юбка, вроде бы случайно две расстегнутые верхние пуговицы на блузке. Шла какая-то игра, в правила которой Дмитрия Сергеевича не посвятили. После очередной порции спиртного, хозяин немного осмелел и решился на открытый разговор.
      – Я хочу тебе сказать…, – начал было он, но Марина его перебила:
      – Не говори ничего. – Она пересела к нему на колени и страстно поцеловала. Дмитрий Сергеевич все-таки нашел в себе силы отстранить ее и внимательно глядя в ее глаза, сказал:
      – Если ты в знак благодарности надумала сегодня придти ко мне, скажу откровенно: не стоит этого делать. Василий мне, как родной сын. Да и будь на его месте любой другой ребенок, я все равно поступил бы так же.
      Марина пересела на прежнее место и разлила водку в стаканы. Один молча передала Рощину и также молча опорожнила свой. Только потом ответила:
      – Не только ты считаешь Васятку своим сыном, но и он уверен, что ты его отец. Я долго размышляла по поводу наших отношений. И конечно же ты прав, что я пришла к тебе на ночь. Но я пришла не на одну ночь. Последнее слово за тобой. Не нравится мой поступок – можешь выгнать. Я не обижусь.
      До Рощина наконец-то дошло.
      – Маришка! Милая! – Он одним глотком осушил водку из стакана. – Клянусь, ты не пожалеешь!
      – Поживем – увидим, – неопределенно ответила она. – Пора ложиться, поздно уже. – Она потушила свет, разделась и легла в постель.
      Онемевший мужчина сидел в темноте, не шелохнувшись.
      – Собираешься всю ночь просидеть на стуле, – спросила гостья, потягиваясь и призывно изгибая стройное тело.
      Дмитрий Сергеевич пулей слетел со стула, на ходу сбрасывая одежду.
      После близости они испытывали разные ощущения. Рощин получал наслаждение уже от одного прикосновения к любимой женщине. Марина же только делала вид, что ей хорошо, чтобы не разочаровать мужчину: страсти она не испытывала, но отвращения тоже. Однако потерявший голову от счастья влюбленный ничего не замечал.
      – Налей, пожалуйста, водки, – попросила Марина после непродолжительной паузы. Дмитрий Сергеевич принес ей водку и минеральную воду. Марина выпила и потребовала сигарету.
      – Ты же не куришь! – удивился мужчина.
      – Нужно ведь когда-нибудь начинать. – Марина прикурила от поднесенной Рощиным спички и закашлялась с первой же затяжки.
      – И все-таки курить не стоит, – она отдала сигарету Дмитрию Сергеевичу, который усердно стучал ей по спине.
      – Достаточно! – отклонила она помощь. – Лучше давай подумаем, как жить дальше.
      – Если ты не против, можешь переехать ко мне вместе с сыном и не будем тянуть с заявлением в ЗАГС. – Дмитрий Сергеевич затаил дыхание, ожидая ответа.
      – Согласна! – коротко бросила Марина, позевывая. – А теперь – спать…
      В понедельник они вернулись в город, а уже вечером, к великой радости Инны Валентиновны, ее дочь перебралась на новое место жительства. Еще через два дня они подали заявление и через месяц должна была состояться свадьба. Марина решилась и теперь всеми силами старалась забыть Марата, но в постели ей всякий раз казалось, что ее ласкает не Рощин, а Марат.
      – Это со временем пройдет, – настраивала она себя. – В конце концов, главное для меня – ребенок, а он любит Диму, – и она в очередной раз делала вид, что ей очень хорошо с этим мужчиной. День свадьбы приближался, Дмитрий Сергеевич строил радужные планы на будущее, но…
      Диксон приехал вместе с Атаманом. От предложения друга навестить его родных он наотрез отказался.
      – Мне не терпится увидеть своего сына, – пояснил он.
      – А Марину? – улыбнулся Алексей.
      – Мог бы и не спрашивать. С ума схожу! – Они пожали друг другу руки и отправились каждый своим маршрутом. Марат решил сначала зайти к Смугловым, а уж затем к матери.
      Дверь ему открыла Инна Валентиновна. По ее взволнованному виду он догадался, что в его отсутствие что-то произошло. Но все же поздоровавшись, спросил:
      – Марина дома или на работе?
      – Она взяла отпуск, но дома ее тоже нет. – Глаза Инны Валентиновны забегали, она старалась не смотреть на гостя.
      – Где же тогда она? А мой сын, наверное, в детском садике? – задал гость одновременно два вопроса.
      – Скажите, в каком он саду, я сам заберу его.
      – Дело в том, что они оба больше не живут здесь, – резко сказала Инна Валентиновна.
      – Как так, не живут? – не понял Диксон.
      – У нее другой мужчина, через неделю свадьба, – безжалостно продолжала Смуглова.
      Сайфутдинов некоторое время молчал. Склонив голову набок, переваривал услышанное, но потом весь подтянулся, приподнял вверх подбородок и категорично потребовал:
      – Дайте ее адрес, я должен с ней поговорить!
      – Я хочу, Марат, чтобы ты правильно понял то, что я тебе сейчас скажу. – Она не будет с тобой счастлива! А Дмитрий Сергеевич человек положительный и уважаемый. К тому же он любит Марину.
      – А она его? – перебил Марат собеседницу.
      – И она его полюбит. Такого человека невозможно не полюбить. Очень прошу – не мешай им.
      – У нас же сын!
      – Васятка называет папой Дмитрия Сергеевича. И как бы горько для тебя ни было, он не знает настоящего отца.
      – Дайте адрес. Обещаю: как Марина решит, так и будет.
      – Не дам! Уезжай туда, откуда приехал, – и Инна Валентиновна намеревалась захлопнуть дверь перед носом Диксона. Но Марат успел подставить ногу и потянул дверь обратно.
      – Не нужно так, Инна Валентиновна. Адрес я все равно узнаю, но было бы лучше, если бы вы сами его назвали мне. – Женщина представила, как он отправится на работу к дочери и только перебаламутит там всех, а ей не хотелось ставить Дмитрия Сергеевича в неловкое положение.
      – Будь по-твоему. Все равно иначе от тебя не избавишься, – и она сообщила ему, где он может найти Марину с сыном…
      Рощин открыл входную дверь и вопросительно уставился на незнакомца.
      – Дмитрий Сергеевич? – поинтересовался Диксон.
      – Да, – и хозяин подтвердил сказанное кивком головы.
      – А я родной отец Василия, – представился Марат. И хоть Рощину знакомство не было особо приятным, как интеллигентный человек он пригласил гостя в квартиру.
      – Располагайтесь, – предложил он. – Марина Михайловна сейчас выйдет. – Дмитрий Сергеевич скрылся в смежной комнате. Через какую-нибудь минуту, в наспех накинутом домашнем халате, в комнату вошла Марина. Щеки ее пылали, словно их специально кто-то натер, а глаза были печальны.
      – Здравствуй, Марат. – Она опустилась в кресло напротив Марата.
      – Со свиданьицем, Марина Михайловна, – на лице Диксона застыла ухмылка.
      – Я тебя понимаю, – серьезно сказала женщина. – Но оправдываться не буду: что случилось, то случилось.
      – Не ожидал от тебя, – в голосе Марата скользила ирония. Марина собиралась что-то ответить, но в комнату, заливаясь смехом, вбежал мальчуган, а следом за ним показался Рощин. Малыш перестал смеяться и с интересом уставился на незнакомого ему человека.
      – Поздоровайся с дядей, – сказала ему мать.
      – Здрасте, – серьезным тоном произнес Васятка и протянул крохотную ручонку.
      – Здорово, пострел, – улыбнулся незнакомец. Он взял детскую ручку в свою внушительную кисть, потянул ее на себя и, приподняв, посадил ребенка к себе на колени.
      – Вот ты какой, Василий Маратович! – Диксон, поцеловав малыша, прижался к его лицу колючей щекой. Глаза сурового мужчины были полны нежности и ласки.
      – Ты кто, дядя? – шепотом спросил притихший мальчуган.
      Марат достал из спортивной сумки коробку конфет, протянул ее Василию и сказал:
      – Твой папка, сынок! Папка!
      Мальчик вырвался от незнакомого мужчины и отбежал к Дмитрию Сергеевичу, даже не польстившись на шоколадные конфеты.
      – Вот мой папа! – Он прижался всем тельцем к Рощину, подергивая плечами и всхлипывая, словно чужой дядя собирался лишить его настоящего отца.
      – Не плачь, маленький. Мы сейчас пойдем погуляем с тобой на улицу. Хорошо?
      – Пойдем! – обрадовался Васятка, размазывая рукавом обильные слезы по щекам. – А мама с нами пойдет?
      – Она выйдет попозже, – и Рощин повел ребенка в прихожую, предоставив Марине возможность выяснить отношения с Маратом наедине.
      Они долго молчали, потупив взоры, боясь предстоящей беседы. Никто не решался первым нарушить затянувшуюся паузу. Марину била чуть заметная, дрожь. Как ей хотелось броситься в его объятья. Лишь только увидела его, разом проснулись, казалось, притупившиеся уже чувства. Но зная, к чему приведет подобный порыв, сдерживала себя изо всех сил. Нужно сказать, что и Марат испытывал непреодолимое желание обнять любимую женщину, но из гордости, начал разговор официальным тоном:
      – Если честно, то не ожидал от тебя. Ну, как говорится: насильно мил не будешь. Что же касается моего сына, то мне не нравится, что он называет отцом чужого дядю. Я от него не отказывался, чем мог, помогал.
      – Извини, Марат, – неожиданно мягко заговорила женщина. То, что Васятка прикипел к Дмитрию Сергеевичу, не моя вина, а скорее – его заслуга. А на счет Рощина. Я бы никогда не вышла за него замуж, но так уж получилось. – И она рассказала, как Дмитрий Сергеевич спас их малыша. – Теперь ты все знаешь и надеюсь простишь!
      – Но это же глупо: разделить судьбу с нелюбимым человеком в знак благодарности. Любой порядочный мужик, на его месте, поступил бы так же.
      – У Марата появилась надежда вернуть Марину и он уцепился за нее, как утопающий за соломинку.
      – Может быть ты и прав, – на удивление быстро согласилась она. – Но к сожалению, я уже дала Дмитрию Сергеевичу слово и не намерена его нарушать. Как ни жаль, но ты опоздал, Марат.
      – Уверен, что не поздно еще все исправить. Я поговорю с Рощиным и он поймет нас. Судя по твоим суждениям и по характеристике твоей матери, он неплохой человек. – Марат старался уговорить Марину. В ее глазах застыло неподдельное отчаяние. Казалось, что она вот-вот разрыдается.
      – Не мучай меня, уходи! – с трудом выговорила она.
      Вместо ответа Марат поднялся, подошел к ней сзади, положил руки ей на плечи и крепко сдавил их. Он пальцами коснулся тонкой, бархатистой кожи на ее шее и медленно опустил одну руку на грудь.
      – Не надо, очень тебя прошу! – простонала она, но не отстранила мужчину, а наоборот, выгнулась всем телом, подаваясь навстречу ласкам.
      – Что ты со мной делаешь! Мы поступаем непорядочно.
      Второй рукой Марат повернул ее лицо к себе и, не обращая внимания на ее слова, поцеловал. Марина не выдержала и закинула руки ему на шею. Марат, не прекращая ее целовать, поднял на руки и отнес в спальню…
      Они оба не могли устоять. С Маратом Марина не притворялась и не стыдилась. Когда все закончилось, она откинулась на спину и еще долго лежала с закрытыми глазами, вытянувшись обнаженной на паласе и не проявляя малейшего желания возвращаться в реальный мир. Марат лежал рядом, а его рука покоилась на ее ноге.
      – А теперь уходи, – подала первой голос Марина. – Иначе, я сойду с ума!
      – Но это же нелепо! Мы созданы друг для друга…
      – Будь мужчиной, не порть последнего впечатления о себе, – перебила его Марина. – Оно останется со мной навсегда.
      Марат не стал больше спорить. Молча поднялся, оделся и покинул квартиру, уже не надеясь когда-нибудь увидеть Марину и сына.
      К возвращению Рощина и Васятки она привела себя в порядок и, напустив на себя беззаботный вид, веселилась, носилась по квартире с сыном на руках. Но ее беззаботность не смогла скрыть особого блеска глаз, еще хранивших следы недавней встречи с любимым человеком.
      Как ни гнала, в дальнейшем, она от себя его образ, он неотступно преследовал ее, а ночами она частенько называла Рощина Маратом и во сне непрерывно повторяла его имя.
      За три дня до свадьбы на Марину и вовсе напала меланхолия. Она не сразу отвечала на обращенные к ней вопросы, была безразлична ко всему окружающему.
      Такое поведение Марины не могло остаться незамеченным для Рощина. Более того, он прекрасно понимал, откуда ветер дует. Ночами он долго не засыпал, прислушиваясь к шепоту Марины и произнесенное ей во сне имя, всякий раз, эхом отдавалось в его измученной душе. Днем он ходил с воспаленными глазами, но делал вид, что ничего не происходит. Постоянно размышляя об одном и том же, он пришел к выводу: невозможно ощущать себя счастливым даже рядом с любимой женщиной, если та глубоко несчастна и любит другого.
      За день до торжества он все-таки решился на откровенное объяснение.
      – Марина, ты хорошо знаешь, как я люблю тебя и твоего сына. Был бы безумно счастлив разделить с вами остаток своей жизни, но я не уверен, что этого хочешь ты.
      – Давай не будем сегодня об этом и так на душе кошки скребут.
      – Будем и именно сегодня, – решительно заявил Дмитрий Сергеевич. – Потому что завтра – уже поздно. Я освобождаю тебя от твоего обязательства, жертва мне не нужна.
      – Дима! – Марина села к нему на колени. – Ну что ты несешь?
      – Скажи, только правду: ты любишь Марата?
      – Имей в виду, сам напросился! – Лицо женщины приняло суровое выражение.
      – Я думала, что смогу пересилить себя и забуду Марата, но это оказалось выше моих сил. А последняя встреча всколыхнула чувства к нему и обострила их до предела. Ты даже не представляешь, с каким трудом мне удается скрывать это от тебя.
      – Тебе только кажется, что я ничего не замечаю.
      – Тогда мне легче будет признаться тебе, я просто обязана сделать это. В тот день мы были близки, я не смогла устоять перед соблазном и изменила тебе с ним.
      – Я давно догадался, – грустно сказал Дмитрий Сергеевич. – Ты ведь не замечаешь, что называешь меня Маратом и довольно-таки часто.
      – Прости! Я ничего с собой не могу поделать! – Она опустила голову и устремила взгляд на пол. – Понимаю, что не заслуживаю прощения, но ничего не могу с собой поделать. Да! Я люблю его! Люблю!
      – Как ни горько мне, но я не собираюсь связывать тебя по рукам и ногам. Лети навстречу своему счастью, обо мне не думай.
      – Спасибо, дорогой! Ты очень благородный человек! – Она поцеловала его в лоб. – Но мы останемся близкими друзьями и обещаю, что никогда не забуду того, что ты для меня сделал.
      – Нет, Марина! Быть друзьями у нас не получится. Смогли бы вы с Маратом стать просто друзьями?
      – Опять ты прав, Дима. Не знаю, смогу ли когда-нибудь загладить перед тобой свою вину? Рощин ссадил ее с колен, поднялся и принялся расхаживать по комнате.
      – Ни в чем ты не виновата: любовь слепа. А винить ее во всех своих бедах, по меньшей мере – глупо. – Он достал сигарету и закурил. – Я уволюсь и уеду в другой город, подальше отсюда. Время лечит.
      – Не нужно тебе уезжать, потому что мы сами уедем. – Марина подошла к окну и долго смотрела вдаль и ничего не видела, по щекам катились слезы раскаяния…
      Торжество у Кожевниковых было в самом разгаре. Стол накрыли в саду и гости с удовольствием расположились под тенью яблоневых деревьев.
      Алексей и Светлана сияли от счастья, словно это была первая свадьба в их жизни и с радостью бросались в объятия к друг другу, после криков «Горько! Горько!».
      Ирина Анатольевна с умилением смотрела на сына и невестку, украдкой вытирая платочком материнские слезы и думала, что на этот раз у них может все образуется. Мухиным тоже понравилось, как устроился Алексей на новом месте: капитальный дом, большой садовый участок, в доме имеется все необходимое и даже сверх того. Олег Пантелеевич выбросил из головы былые обиды и разговаривал с зятем уважительно, чем угодил Ольге Никитичне, которая привыкла постоянно его одергивать.
      Сутулый и Тюлень искренне пожелали Кожевниковым семейного благополучия и теперь пили и закусывали, почти не обращая внимания на окружающих. И только Марат не веселился: ничего не пил, не ел, сидел на отшибе, с хмурым выражением лица. Нахлынули воспоминания. Никак не мог забыть встречу с Мариной и сыном.
      Никто не заметил, как в самый разгар торжества распахнулась калитка и во двор вбежал мальчуган. Он изучающе оглядел присутствующих и решительно направился к Марату. Не спрашивая разрешения, малыш забрался к Марату на колени, потрепал его за нос и серьезно произнес:
      – Посмотри, кто к тебе приехал, папа!
      Марат тупо уставился на проказника, еще не веря своим глазам, а когда пришел в себя, вскочил, подбросил и поймал малыша.
      – Сынок! – вырвалось из его груди. И все обратили на него непонимающие взоры.
      – Маринка! – обрадовалась Светлана, первой заметившая подругу, застывшую у калитки. Марат, с сыном на руках, медленно обернулся: из взгляды встретились.
      – Или не рад? – наконец произнесла Марина и пошла навстречу онемевшему мужчине. – Привет, дорогой.
      Она небрежно поцеловала его в щеку и повернулась к остальным.
      Через полтора месяца во дворе Кожевниковых играли очередную, шумную и многолюдную свадьбу.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

      Тарас Поликарпович Мирошниченко довольно легко перенес первый сердечный приступ, в немалой степени благодаря жене, которая окружила его заботой после больничной койки. Домашний уют заметно сказывался на здоровье начальника колонии, и он быстро шел на поправку, а уже через месяц вернулся к привычной жизни. Но настоящие неприятности, как оказалось, его поджидали впереди.
      В первый же день выхода на работу на встречу с ним напросился осужденный Гришин Никодим Петрович, который находился в зоне на положении. Просьбу Мутанта передал подполковнику его заместитель.
      – Приведи, – сразу согласился Мирошниченко, его раздирало любопытство: зачем он понадобился матерому преступнику. До этого момента они соблюдали нейтралитет по отношению друг к другу.
      – Можно, гражданин начальник? – В дверном проеме кабинета показалась щупленькая фигура первого авторитета колонии. Его цепкие глазки мгновенно ощупали весь кабинет, включая и его хозяина.
      – Проходи, Никодим Петрович, – произнес вслух Тарас Поликарпович.
      Про себя же подумал: – С этим нужно держать ухо востро.
      – Закурю? – Положенец покосился на пачку «Явы», лежащую на столе подполковника.
      – Пожалуйста, угощайся. – Мирошниченко сам поднес посетителю пачку и чиркнул спичкой. Мутант несколько раз затянулся, выпуская дым через нос, он особо не спешил, обдумывая свое дальнейшее поведение.
      – Мне передали, что ты хочешь поговорить со мной, – поторопил его хозяин кабинета.
      – Мне кажется, начальник, что авторитетные зеки должны пользоваться некоторыми привилегиями, в отличие от остальных осужденных.
      – По-моему, до сих пор так и было. Есть какие-нибудь претензии? – Подполковник с интересом рассматривал пожилого, невзрачного человека, которому стоило пошевелить мизинцем и в колонии начались бы повальные беспорядки. Но это было невыгодно им обоим, поэтому и соблюдался, так сказать, пакт о ненападении между кумом и положенцем.
      У Тараса Поликарповича в жизни пошла черная полоса. Вдобавок ко всему усложнять отношения с положенцем он не собирался. Но и делать ему какие-либо послабления не было безопасно: такому палец в рот не клади, мигом оттяпает. А то, что он что-то задумал, Мирошниченко уже не сомневался.
      – Что ты ходишь вокруг да около? Говори открытым текстом, – невольно повысил голос подполковник, нервишки у него уже начинали сдавать.
      – Не нужно расстраиваться по пустякам, начальник. Сердечко-то еще слабое, – сказал Мутант спокойным голосом. – Братва обращается к тебе с небольшой просьбой. Ты нас уважишь, подвернется случай и мы тебя отблагодарим.
      • – С какой просьбой? – Начальник колонии взял себя в руки, решив сначала узнать, в чем дело.
      – Помоги попасть на территорию зоны двум проституткам. – Заметив, как взметнулись вверх брови собеседника, авторитет преступного мира поспешил добавить: – Мне конечно общение с телками ни к чему, но у молодых бурлит кровь, а я, по своей должности, обязан о Них заботиться. Сам понимаешь.
      – Понимаю, что твоя наглость не имеет предела! – вновь закипал Мирошниченко. – Какие основания побудили тебя обратиться ко мне с такой просьбой? Я ведь могу от тебя избавиться, просто-напросто, перевести в другую колонию.
      – Даже не думал, что такая мелочь сильно заденет твое самолюбие. А пугать переводом не надо, потому как сам можешь занять освободившееся место.
      – Это уж слишком! – Тарас Поликарпович поднял со стула свое грузное тело. – Я не посмотрю на то, что ты…
      – Лучше скажи: почему уволили прапорщика Игнатьева? Не он же виновен в побеге Атамана и Диксона, – перебил собеседника положенец, разом загасив его пыл. – Не хорошо поступаешь, гражданин начальник: на чужом горбу хочешь в рай въехать.
      – На что намекаешь? – Подполковник, не мигая, уставился на посетителя.
      – На то, что с твоей непосредственной помощью парни ломанулись из этого веселого заведения.
      – Не понял?
      – А чего тут понимать? – усмехнулся Мутант. – На служебном «уазике» ты самолично и вывез их.
      – За слова отвечать надо, а не ветер гонять. Доказательства нужны, – начальник колонии весь превратился в слух.
      – До-ка-за-тель-ства? – иронично произнес осужденный. – Есть такое дело, – и он извлек из нагрудного кармана робы пачку фотографий, бросив их на письменный стол растерявшегося хозяина кабинета.
      Толстые пальцы подполковника задрожали, когда он брал снимки. Они в полном объеме отображали картину побега Атамана и Диксона: как те прятались в служебной машине Мирошниченко, как он что-то говорил им, уже сидя за рулем и полуобернувшись назад, как тронулась машина. А последняя фотография свидетельствовала, что автомобиль, когда он проходил через главные ворота зоны, не проверяли.
      Тарас Поликарпович медленно опустился на стул, который жалобно под ним скрипнул.
      – Мне известны и другие твои преступления, но они затрагивают моих корешей, поэтому ограничимся одним, – язвил Мутант. – Ну что, начальник, пришли к общему знаменателю?
      – Твоя взяла, – поник офицер.
      – Ну тогда я пошел. – Положенец поднялся с довольной физиономией победителя. – Подробную инструкцию: где и когда взять проституток, я пришлю тебе позднее.
      «Уазик» Мирошниченко стоял уже полчаса на одной из улиц областного центра. Тучный мужчина дремал, облокотившись на руль. Он не слышал как сзади пристроилась «Волга», не видел, как из нее вышел и подсел к нему в автомобиль незнакомец. Только когда хлопнула дверца машины, подполковник испуганно отпрянул от руля и обнаружил в салоне постороннего.
      – Добрый день, Тарас Поликарпович, – с приветливой улыбкой поздоровался незнакомец.
      – Добрый день, – буркнул недовольный подполковник. В глубине души он надеялся, что все-таки никто не приедет.
      – Кстати, как вас звать-величать.
      – Я простой исполнитель воли Никодима Петровича, зовите Мишей.
      – Не будем терять времени. Где женщины, Миша?
      – В моей машине. Ровно через неделю вы должны доставить их обратно.
      – Ладно, – вынужден был согласиться Мирошниченко. – Давай их сюда.
      Михаил молча покинул салон «уазика», а через минуту на заднее сиденье влезли две накрашенные проститутки.
      – Меня зовут Верой, а это Наташа, – сказала одна из них. – Поехали.
      Подполковник поморщился и включил зажигание, попутчицы вызывали у него отвращение, но не внешним видом, а бесцеремонным поведением.
      – Не стыдно, девчонки, заниматься подобным делом? – попытался усовестить их Мирошниченко.
      – Только не нужно, толстый, строить из себя целку, – презрительно бросила Наташа. – Ты такая же продажная шкура, как и мы. Тебе заплатили, ты и везешь нас. Мы в одной упряжке: хозяин платит, а наше дело – тащить воз.
      – Ты меня к себе не приравнивай. Шлюха поганая! – закричал начальник колонии.
      – Ты посмотри на него? – Наташа толкнула локтем подругу. – Да если бы не такие, как ты, пособники, то мы бы давно вымерли.
      – Ну что ты накинулась на мужчину, – неожиданно заступилась за него Вера. – Видишь, какой он жирный и некрасивый? Его, наверное, женщины не любят, вот он и нервничает. Есть такое понятие: комплекс неполноценности. Он несчастный человек, его пожалеть нужно, он и отойдет.
      – Сама ты неполноценная! – огрызнулся подполковник.
      – А ведь ты права, Верка: жена затыркала, любовницы нет, на нас денег не хватает. Может быть, доставим бедняге несколько минут удовольствия, с нас не убудет, а он на всю жизнь запомнит. – При этом Наташа сверкнула озорными глазами.
      – Давай! – дала добро подруга.
      – Вы что задумали? – с опаской оглянулся Тарас Поликарпович. – Не вздумайте выкидывать здесь свои штучки!
      Но он опоздал с предупреждением, Наташа уже переметнулась на переднее сиденье. Шуба девушки осталась сзади, а, и без того короткая, юбка, задралась так высоко, что полностью оголила упругие бедра. Наташа положила руку на колено водителя и начала неторопливо поднимать ее выше. Мужчина собирался отбросить руку, но в это время его обхватили руки второй попутчицы, она ловко расстегнула пуговицы сначала кителя, а затем рубашки и Мирошниченко почувствовал на груди непрошенные, нежные ладони. Как он ни возмущался, но ему было приятно.
      Где-то внутри всколыхнулось давно забытое чувство, пробуждая желание. Прижав машину к обочине, он остановил ее. Тут же, словно по взмаху волшебной палочки, откинулась спинка сиденья.
      – Ого! – воскликнула Наташа. Ее рука дошла до нужного места.
      Обе женщины, как по команде, навалились на подполковника… Водители проезжающих по трассе машин нахально сигналили счастливчику, забавлявшемуся с двумя красотками одновременно.
      Действительно, с юности Мирошниченко испытывал комплекс неполноценности. Из-за избыточного веса он стеснялся подходить к девочкам. И если бы не Валентина Михайловна, которой больше понравилась его военная форма, а не он сам, то, возможно, до сих пор оставался бы он холостяком. Но и с женой они уже давно спали отдельно. За многие годы пропал пыл мужской доблести и до сегодняшнего дня подполковник думал, что женщины его больше не интересуют. Но, к своему изумлению, он ошибался.
      – Проказницы, – беззлобно произнес начальник колонии, застегивая брюки.
      – Понравилось, так и скажи, – рассмеялась Вера и подружка поддержала ее.
      – Ну что, изменил мнение о нашей профессии? – сквозь смех поинтересовалась Наташа.
      – Не то, чтобы совсем, но есть в ней и положительные стороны, – ответил Мирошниченко, выруливая на трассу.
      Настроение его заметно улучшилось и всю дорогу они весело беседовали. Девушки очень удивились, узнав, что на зону их провозит нелегально сам начальник колонии и даже прониклись симпатией к толстяку.
      – Ложитесь: одна на пол, другая на сиденье и укройтесь пледом, – проинструктировал подполковник, подъезжая к колонии.
      На территорию, как обычно, автомобиль пропустили без всяких препятствий, а в гараже проституток уже поджидали Лунатик и Леший, личные посланники Дикаря, которого положенец назначил ответственным за женщин. Тарас Поликарпович отослал лейтенанта, который занял должность прапорщика Игнатьева, за своим личным водителем.
      – Что-то сцепление барахлит, – объяснил он молодому офицеру. – Дашь моему шоферу пару человек в помощь, пусть найдут и устранят неисправность, – отпустил он последние указания.
      Как только нежелательный свидетель скрылся, подполковник выпустил проституток наружу.
      – Учтите, если попадетесь, я вас и знать не знаю, – предупредил он их на всякий случай.
      – Не волнуйся, гражданин начальник, – оскалился Леший. – Ты для нас человек ценный, не подведем.
      Пока он говорил, Лунатик незаметно сунул подполковнику сверток.
      – Что это? – хотел было возмутиться Мирошниченко.
      Но Лунатик торопливо прошептал ему на ухо:
      – Это тебе Мутант передал, в знак благодарности. Начальник колонии на мгновенье задумался, но потом решительно сунул сверток за пазуху и, отвернувшись, зашагал прочь. В свертке оказалась значительная сумма денег: три тысячи рублей. Хоть и попал Тарас Поликарпович в зависимость к авторитету преступного мира, но его услуги хорошо оплачивались. Жадность к деньгам склоняла его к мнению, что он не так уж и плохо устроился. Раньше, чтобы заработать, ему приходилось рисковать куда больше. К тому же подполковник был уверен, что его не заложат, нужно только самому быть осторожнее.
      Мирошниченко оказался прав. В дальнейшем им по пустякам не рисковали.
      Освобождение по двум третям срока, расконвоирование, химия по половинке – вот вопросы, которые приходилось решать Мирошниченко по просьбе Мутанта. Причем, делалось все в рамках закона и за приличное вознаграждение. Только колонией, фактически руководил положенец.