Превратности судьбы. Часть I

      – Мы готовы, – сказал Диксон, загасив сигарету в массивной пепельнице на столе начальника.
      – На днях намечается для вас небольшая командировка. Не думаю, что заработок будет крупным. Так, по мелочи, но все-таки. – Офицер внимательно посмотрел на осужденных. – Нужно же с чего-нибудь начинать.
      – Мы тебе не пацаны, чтобы рисковать по пустякам, – бросил резко Атаман.
      – А у тебя есть другие предложения? – повысил голос Мирошниченко. – Крупная рыба не каждый день клюет.
      – Да, у нас есть конкретное предложение. И если ты, начальник, с ним согласишься, то мы на пару лет потеряем интерес друг к другу. Думаю, такой расклад устроит обе стороны.
      – И какой светит навар? – заинтересованность офицера подтверждали его цепкие глазки, заплывшие жиром, но не потерявшие своей пронзительности.
      – Филок будет не меньше, чем ты заработал за всю свою преступную деятельность, – неожиданно огорошил его Марат.
      – Подбирай выражения! – затрясся от злобы начальник колонии и даже привстал, облокотившись о стол, который прогнулся под тяжестью его грузного тела.
      – Не ломай мебель, отрядный. – Диксон специально понизил его в должности, напоминая о былых временах и давая понять, что для них он остался обыкновенным подельником в преступной деятельности.
      – Да как ты смеешь? – брызгал слюной подполковник, закипая все сильнее.
      Марат тоже поднялся и подпер стол с обратной от начальника стороны, уставившись на него в упор.
      – Комедию будешь ломать перед руководством, – процедил он сквозь зубы. – А я твое гнилое нутро насквозь вижу.
      – Сгною! – Мирошниченко ударил кулаком по углу стола и тот надломился. Сотрясая в воздухе ушибленной рукой, он продолжал орать: – В шизо сгною, бандитская рожа!
      – Сам такой, – парировал Диксон.
      На Марата посыпался шквал угроз и оскорблений, но он умудрялся вставлять в короткие паузы обидные реплики. Только Атаман сидел с безучастным видом, как-будто его эта перепалка вовсе не касалась.
      На шум в кабинет вбежали прапорщик, двое конвойных солдат и заглянула в дверь женщина-секретарша.
      – Прапорщик Гудков, отведите осужденного Сайфутдинова в карцер, – приказал Мирошниченко, заметив невольных свидетелей скандала.
      – Слушаюсь, товарищ подполковник, – козырнул Гудков и скомандовал в свою очередь Диксону: – Следуй за мной.
      – Ты хорошо подумал? – спросил Сайфутдинов бывшего отрядного, привычно складывая руки за спиной.
      – Уведите, – повторил подполковник для прапорщика, пропуская слова Марата мимо ушей.
      После того, как все ушли и в кабинете стихло, он обратился к Алексею: – Думаю, что ты сможешь найти замену этому придурку и подыскать другого напарника.
      – Вряд ли.
      – Сможешь, сможешь, – заверил толстяк, успокаиваясь. – Ну, я готов выслушать твое прибыльное предложение.
      – Никаких предложений не будет, пока мой кореш в камере парится.
      – И ты туда же? – в голосе хозяина кабинета вновь проскользнули угрожающие нотки.
      – Послушай, толсторожий, меня внимательно и не перебивай, в твоих же интересах. – Алексей говорил спокойно и полностью себя контролировал. – Ты рискуешь оказаться на моем месте.
      – У тебя нет доказательств, к тому же, самого следственные органы под расстрел подведут, – заметил Мирошниченко, сразу уловив, куда клонит собеседник.
      – За чистосердечное признание вышку не дадут, лишь поднимут планку до пятнашки. – Атаману уже понравилось, что офицер не психовал, а вел разумную беседу. – А вот тебя, как организатора, могут подвести и под высшую меру наказания. Не забывай, стоит мне раскрыть рот и дело обретет широкую огласку, возможно, оно по значимости, приобретет союзное значение. Сбегутся опытные ищейки из столицы и раскопают твои делишки, а я им в этом помогу. Теперь прикинь: кто больше потеряет? Ты или мы? – закончил Алексей.
      В кабинете зависла тягостная пауза. Подполковник уже давно понял, что зря дал волю нахлынувшим чувствам и не сдержался. Но уступать позиции и сдаваться без боя не собирался.
      – Я, конечно, погорячился, – начал хозяин кабинета, – но он сам меня спровоцировал на это, – и он кивнул на дверь, в которую недавно вывели Диксона.
      – Оба хороши, – занял Казаков нейтральную позицию. – И тем не менее, если мы нужны друг другу, то необходимо договориться.
      – В общем-то ты прав, – все-таки уступил Мирошниченко. – Но и меня пойми: не могу же я через пять минут отменять принятое решение. Подчиненные неправильно истолкуют подобное поведение начальника.
      – И что из этого следует? Пусть мой кореш в камере отдыхает?
      – Обещаю, что до вечера его оттуда выпустят, – твердо сказал подполковник. Надеюсь, теперь мы сможем вернуться к делу, из-за которого собрались здесь.
      – Хорошо, – согласился Алексей. – Я изложу суть нашей задумки, но если ты, начальник, не сдержишь данное мне слово, то будем считать, что я тебе ничего не говорил.
      Утвердительный кивок офицера дал понять собеседнику, что тот согласен с ним.
      – Объект, у которого денег куры не клюют – это полковник Сазонов, – буквально огорошил Атаман слушателя.
      – Но… – не сразу нашелся, что ответить подполковник. – Это очень рискованно, к тому же, он поймет, что я в этом замешан.
      – Вы с ним близкие друзья?
      – Не то, чтобы близкие. Так, видимся несколько раз в год. В основном в областном управлении. Правда, месяца два назад ездили вместе на рыбалку, – своеобразно объяснил отношения с бывшим начальником, а теперь просто коллегой, Мирошниченко.
      – Тебе его жалко? Или боишься подмочить свою собственную репутацию? – поставил вопрос ребром Казаков.
      – Жалость тут ни при чем, – признался начальник колонии.
      – Остальное по боку. Сообщать властям о краже в особо крупных размерах он не станет. А чтоб в его глазах обеспечить свое алиби, ты пригласи его еще раз на рыбалку, а мы тем временем похозяйничаем в его доме. – По тому, каким жадным огнем загорелись глаза офицера, Алексей понял, что близок к достижению желаемого результата.
      – Все равно на меня подумает, – все еще сомневался Мирошниченко, но уже явно сдавал позиции.
      – Ну и черт с ним! Пусть что хочет думает, доказать это не сможет, – добивал собеседника Атаман. – После драки кулаками не машут. Ему придется смириться, никуда не денется.
      – А-а-а, – махнул рукой подполковник. – Что он мне: кум, сват, брат? В конце концов, будь у него такая возможность, он бы не задумываясь, пустил меня по миру, – оправдывал он себя.
      – Верное решение! – поддержал Атаман, который только этого и добивался. – Узнаю своего бывшего отрядного, – произнес он, как комплимент.
      – Может по рюмочке французского коньячку? – предложил явно довольный Мирошниченко.
      – Не откажусь, – и они скрепили договор парой рюмок «Наполеона».
      После того, как увели Казакова, которому начальник колонии обещал незамедлительно освободить Сайфутдинова, он, оставшись один, долго думал. Потом, решительно снял трубку телефонного аппарата и набрал по коду номер служебного кабинета полковника Сазонова, который оказался на месте. Поприветствовав старшего по званию, поинтересовавшись здоровьем его и его жены и детей, задав несколько ничего не значащих вопросов, спросил о главном:
      – Какие планы, Антон Герасимович, на воскресенье?
      – Собственно, еще не думал, – ответил коллега.
      – Может рванем на рыбалку? Посидим, как в старые, добрые времена, уху сварим, разопьем бутылочку, – смачно описывал Мирошниченко.
      – Может ты и прав, Тарас Поликарпович. А то, кроме работы, ни о чем не думаем, – попался на удочку полковник. – Да и жена в выходной собирается в город, детей в доме нет – выросли, разъехались кто куда. Единственная радость осталась – рыбалка, – рассуждал Сазонов.
      – А коньячок в морозец хорошо идет, – подливал масла в огонь собеседник, довольный удачно складывающимися обстоятельствами. То, что жена полковника собралась в город – немаловажный факт для осуществления задуманного. – Да с горячей ушицей, да с холодным, соленым огурчиком…
      – Не береди душу, – перебил Антон Герасимович.
      – Если уговариваешь, то напрасно, я уже давно согласился.
      – Молчу, молчу, – улыбнулся в трубку Тарас Поликарпович. – Ты особо не готовься, я все возьму и за тобой заеду. Только захватим твой большой бур, а то от моего лунки получаются узкие, еле поплавок протискивается.
      Они еще некоторое время говорили о рыбалке, вспоминая правдивые и выдуманные истории, но в конце концов, сославшись на неотложные дела, Мирошниченко тепло попрощался и положил трубку.
      – Все складывается, как нельзя лучше, – произнес он вслух, потирая руки…
      Алексей вернулся в гаражи и уже собирался приступить к работе в мастерской, когда его окликнул бугор, за спиной которого стояли два зека внушительных размеров.
      – Что тебе, Дикарь? – спросил Казаков.
      – Вторая ходка, а со старшими разговаривать не научился. – Смотрителю была не по душе независимая жизнь Атамана и Диксона.
      – Я не сделал ничего предосудительного, – ответил Алексей. – Если придираешься – так и скажи, а нечего юлить вокруг да около.
      – Где ты был и где до сих пор шляется твой корешок?
      – Нас кум к себе вызывал, а Диксон скоро будет, – спокойно сказал Атаман.
      – Зачем? – поинтересовался бугор.
      – Не твое дело! – Обстановка накалялась, но Атаман уступать не собирался, хотя физически он всем троим явно проигрывал.
      Дикарь давно намеревался проучить строптивых зеков, но не решался сделать это без причины, зная, что у них есть какие-то дела с Мутантом.
      – Ты, наверное, забыл, что на работе я твой бугор, а в бараке смотритель. Поэтому имею право знать о твоих шашнях с кумом.
      – О них знает Мутант, спроси у него. – Алексей продолжал сохранять спокойствие, но догадывался, что миром их беседа не закончится.
      – Может ты стукач, откуда мы знаем? – ляпнул один из телохранителей смотрителя, по кличке Лунатик, которую получил за то, что иногда вскакивал по ночам. Второй, по кличке Леший, пока в разговор не вмешивался.
      – Убери быков, – потребовал Атаман. – Они наносят мне оскорбления, которых я терпеть не намерен.
      – Какие мы гордые, – саркастически произнес Дикарь. – Чем докажешь, что он не прав?
      – Не буду я ни перед кем отчитываться. – Алексей отвернулся и пошел прочь.
      – Я с тобой не закончил, – сказал бугор, но Атаман, игнорируя его реплику, удалялся. – Стоять! Я сказал: стоять! – крикнул Дикарь. Не добившись результата, он велел быкам догнать и вернуть непокорного. – Совсем оборзел, – сплюнул он на пол.
      Быки настигли Казакова и Лунатик, схватив его за плечо, дернул на себя. Алексей, с разворота, нанес мощный удар локтем в солнечное сплетение нападавшего. Тот, согнувшись пополам, взвыл от боли.
      – Ну, гад, сейчас я тебя пропишу в лазарете! – Леший выхватил из голенища сапога острый, самодельный нож.
      Не знал он, что Атаман уже прошел хорошую школу поножовщины. Лешего удивило, с какой легкостью соперник уходил от ударов, когда уже казалось, что нож неминуемо должен достичь цели. Но вот обороняющийся изловчился и подсечкой сбил нападавшего на пол. Он наступил ногой в кирзовом сапоге на руку с оружием и надавал со всей силы. Затем Атаман нагнулся за ножом, выпавшем из разжатой кисти, но кто-то, сзади, ударил его чем-то тяжелым и твердым по голове. Оглушенный, он рухнул рядом с поверженным соперником, но прежде чем отключиться, заметил бугра с полутораметровой трубой, где-то ста пятидесяти миллиметров в диаметре.
      – Отнесите его на склад, когда очухается – поговорим, – приказал Дикарь подручным.
      – Не слишком ли мы торопимся? – долетел до присутствующих голос Диксона.
      Дикарь повернулся на голос, но не успел предпринять мер для самообороны, как завалился рядом с Атаманом, потеряв сознание. Марат в прыжке, с разбега, ударил его пяткой в висок. Попытка Лешего подняться была также пресечена ударом ребром ладони в гортань.
      Двое лежали безучастными ко всему происходящему, а пришедший в себя Атаман приподнял голову и разомкнул отяжелевшие веки. Сквозь пелену тумана разглядел друга и улыбнулся.
      Оставшись один, Лунатик спасовал. Несмотря на большой рост и силу, он решил не испытывать судьбу. До него дошло, что перед ним соперники, каждый из которых на голову выше его в рукопашной борьбе, и решил спастись бегством.
      – Смотри, как пятки засверкали? – пошутил Диксон, помогая Алексею подняться.
      – Трубой оглушил, сволочь! – Атаман поморщился от тупой боли в затылке, ощупывая рукой продолговатую шишку. – Как бы сотрясение не заработать.
      – Было бы не вовремя, – согласился Марат. Они вышли на улицу, добрались до курилки и опустились на деревянную лавку. Прикуривая от поднесенной подельником спички, Атаман сказал:
      – Не думаю, что наше противостояние на этом закончилось. Вечером следует ожидать продолжения.
      – Ничего – прорвемся. Где наша не пропадала? – Сайфутдинов был настроен оптимистически.
      – Не стоит рисковать. Нужно предупредить Мутанта, – подал мысль Алексей и оказался прав.
      Вечером, когда они успешно отбили первую атаку и стояли в центральном проходе барака, между рядами Коек, спина к спине, с табуретками в руках, готовые к новому штурму со стороны противников, возглавлял которых Дикарь, раздался зычный голос положенца:
      – Отставить беспредел. – Ряды осужденных разомкнулись, пропуская авторитета в круг. – Кто зачинщик? – грозно спросил он, оказавшись в центре внимания. За спиной Мутанта пристроились четыре зека, его неотступные спутники и телохранители, о силе и ловкости которых по зоне ходили легенды. Они не задумываясь, по указанию положенца могли выпустить кишки любому. Их равнодушные взгляды не давали надежды на пощаду.
      – Это я дал указание проучить молодняк, чтоб не зарывались и знали свое место. – В круг вышел смотритель барака.
      – Скажи, Дикарь? – Мутант метнул на собеседника злой взгляд. – Тебе было известно, что они находятся под моей защитой?
      – Они с кумом снюхались, – начал было оправдываться смотритель.
      Но положенец его перебил:
      – Я задал вопрос: знал ли ты, что эти парни под моей защитой? – Дикарь молча кивнул, после чего Мутант продолжил: – О том, что они, как ты говоришь, с кумом снюхались, мне давно известно. Все происходит с моего согласия и одобрения. Или ты считаешь, что я тоже сексот?
      – И в мыслях не было, – ужаснулся допрашиваемый.
      – Ты сейчас при всей братве сознался, что был осведомлен о том, что Диксон и Атаман под моим покровительством. Меня ты стукачом не считаешь, а это значит, что их тоже. – В данный момент авторитет работал на толпу и его красноречие играло не последнюю роль. – Выходит, что ты учинил разборку из-за своих личных, никому не известных интересов и втянул на защиту своих амбиций братву. Теперь ответь на такой вопрос: для чего сходка поставила тебя смотрителем?
      – Следить за порядком в бараке и пресекать беспредел, стоять на стороне тех, кто наш закон уважает и поддерживает, – проговорил Дикарь заученно. Он понимал, что его должность смотрителя уже в прошлом.
      – Правильно понимаешь, – подтвердил положенец. – Но сам же устроил в бараке потасовку, причем, собирался наказать невиновных. Может быть, у тебя есть основания считать, что Атаман с Диксоном попирают наши правила?
      – Таких оснований у меня нет. – Смотритель стоял перед Мутантом, словно нашкодивший школьник и даже не оправдывался: спорить с таким авторитетом преступного мира было бессмысленно и опасно.
      Когда положенец убедился, что симпатии осужденных на его стороне и он достиг желаемого, унизив Дикаря и заработав себе очки, он успокоился. Личной неприязни он к нему не испытывал.
      – Очень хорошо, что ты понял свою ошибку, – перешел Мутант на более мягкий тон. – Лично я против тебя ничего не имею. Но оставаться ли тебе в бараке смотрителем или избрать другого – пусть решает братва. Думаю, что сходка авторитетов одобрит их выбор.
      Закончив речь и посчитав свою миссию выполненной, Мутант направился к выходу. Осужденные заблаговременно расступались, пропуская положенца, а неизменное сопровождение неотступно следовало за ним.
      Большинством голосов, под впечатлением речи авторитета смотрителем выбрали Атамана. Внешность и манеры этого парня располагали к себе людей. Но неожиданно для всех Алексей взял самоотвод и объяснил:
      – Братва, я очень тронут и признателен оказанным мне высоким доверием. Но все вы сейчас немного возбуждены и, возможно, сделали неправильный выбор. По причинам, которые не могу огласить, но о которых скоро всем станет известно, я и беру самоотвод. Но прежде, чем вы выдвинете новую кандидатуру, мне бы очень хотелось, чтобы все вспомнили о былых заслугах Дикаря: плохо ли при нем жилось, часто ли он кого-то обижал или унижал без причины? В глубине души я его поступок понимаю: заело, что молодой зек не преклонил перед ним колени. Но обиды не держу, потому что он признал свою ошибку, и думаю, что повторно подобного промаха не допустит. Предлагаю и остальным забыть сегодняшний случай. У меня все, решающее слово за вами, – и он сел.
      Речь Казакова благоприятно подействовала на братву, шансы остаться смотрителем у Дикаря заметно выросли. Посыпались реплики из толпы осужденных: кому, когда, что он сделал хорошего. И после бурных и продолжительных споров, его все же оставили на прежней должности. Разбушевавшиеся страсти продолжались до середины ночи, пока не стих последний шепот, обсуждающий сегодняшние события. Утро же расставило всех на свои прежние места.
      Но для Атамана и Диксона это утро отличалось тем, что они узнали о дате своего побега. После того, как договорились между собой о воскресной рыбалке Мирошниченко и Сазонов, их затея казалась уже более реальной, и они начали строить планы. Их разговор прервал бугор.
      – Я не умею красиво и много говорить, – начал Дикарь. – Но хочу, чтобы вы знали: я благодарен вам за вчерашнее и всегда, во всем можете на Меня рассчитывать. Можно даже сказать, что за мной должок.
      Но Казакову и Сайфутдинову было не до запоздалых извинений смотрителя. Они постарались как можно быстрее отвязаться от Дикаря и отправились к Мутанту с просьбой, чтоб тот сообщил через свои каналы на волю Сутулому о дате намеченной операции.
      Положенец заверил, что с его стороны проволочек не будет и уже сегодня послание достигнет адресата и напомнил о данных ими обязательствах. В конце концов, стороны пришли к взаимопониманию и оставалось только дождаться воскресенья. Три дня превратились для Алексея с Маратом в настоящую пытку…
      В воскресенье, когда осужденные отдыхали после завтрака, занимаясь каждый своим личным делом – кто зашивал изношенную робу, кто читал книгу, кто-то просто разговаривал – пришел в барак прапорщик Игнатьев и предложил двум желающим отправиться в гараж, для мелкого, но срочного ремонта «уазика» начальника колонии. Желающих естественно не нашлось: одни сделали вид, что не расслышали, другие отвернулись, словно их это не касается. Тогда Дикарь, на правах бригадира, по договоренности заранее, назвал Сайфутдинова и Казакова, и все облегченно вздохнули.
      Друзья возились с запаской, когда в гараж заявился сам подполковник Мирошниченко. Он отпустил своего личного водителя, сказав, что сам сядет за руль и тот ему больше сегодня не понадобится. Затем отправил прапорщика позвонить своему заму и предупредить, чтобы тот на всякий случай из дома не отлучался, так как его самого до вечера не будет. Игнатьев убежал выполнять поручение шефа.
      – Положите запаску на место и прячьтесь в машине, – скомандовал подполковник, усаживаясь за руль.
      Выгнав автомобиль на улицу, начальник колонии дождался прапорщика.
      – Ваше приказание выполнено, – доложил запыхавшийся молодой службист.
      – Благодарю, – буркнул Мирошниченко. – На сегодня можешь быть свободным. Кстати, – произнес он, как бы между прочим, – ремонтников я отпустил в барак.
      На выезде с зоны «уазик» начальника колонии, естественно, никто не проверял, хотя по уставу положено проверять все машины без исключения. Всю дорогу обсуждали: на кого и какие возлагаются обязанности.
      – Ты, начальник, главное увези из дома полковника, а нас высадишь в лесополосе, недалеко от военного городка, об остальном можешь не беспокоится – исполним в лучшем виде, – заверил подполковника Диксон.
      – Останешься доволен, – поддержал подельника Атаман. – И не забудь забрать в условленном месте.
      Зона для несовершеннолетних находилась в тридцати километрах от той, в которой отбывали наказание Сайфутдинов и Казаков, поэтому весь путь занял не более тридцати минут. Когда показался военный городок, подполковник притормозил. Из его машины выскочили двое и мгновенно скрылись в лесополосе, а «уазик» продолжил путь к городку.
      Подельники просидели в укрытии не менее часа, прежде чем мимо них проскочил автомобиль с офицерами колонии.
      – Наконец-то, – облегченно вздохнул Алексей. – Дом полковника находится на окраине, поэтому пробраться туда незамеченным особого труда не составит. Главное, чтобы не подвел отрядный и усыпил собаку.
      – Не должен подвести, в его же интересах, – отозвался Марат. – По крайней мере, он так думает. Ты уж извини, я не стал его разубеждать в этом, – отпустил он шутку.
      – Веселиться потом будем, – оборвал Алексей, не разделяя настроение напарника. – Когда дело сделаем.
      Они без приключений подкрались к дому полковника и перемахнули через забор.
      – Снотворное подействовало, – кивнул Атаман в сторону собачьей будки, возле которой валялась уснувшая овчарка рядом с недоеденным куском колбасы.
      Диксон запихнул безвольную собаку в конуру и заложил выход.
      – От греха подальше, – объяснил он.
      – Молоток! – заслужил он комплимент от друга. Замок подельники сворачивать не стали, а выбили стекло в доме, с внутренней стороны двора. Золото и драгоценности они обнаружили довольно-таки быстро. Их хозяева особо не прятали, все они были практически на виду: в шкатулке на трюмо, на стеклянной полке в стенке, замки которой носили чисто символический характер. Даже в ванной комнате, на зеркале висели две длинные золотые цепочки. Порадовали преступников и несколько крупных бриллиантов, которые они нашли в жестяной баночке с рисом, высыпав рис на пол кухни. Но найти сбережения оказалось непростой задачей, если вообще выполнимой. Прошло два с половиной часа беспрерывного поиска, а деньгами даже не пахло.
      – Где же этот куркуль хранит свой капитал? – начал нервничать Диксон.
      – Спокойно, Марат! Нужно сначала подумать, а потом искать дальше. – Алексей сел в кресло и его изучающий взгляд заскользил по стенам помещения. – Тебе не кажется, что среди довольно-таки богатой обстановки, репродукция с картины неизвестного художника смотрится слишком скудно? – спросил он подельника.
      – Какое мне до нее дело, – недовольно буркнул Марат. – Напрасно потеряли столько времени – вот, что для меня главное.
      – А меня эта живопись заинтересовала. – Атаман поднялся, подошел к стене и снял картину.
      – Голова! – похвалил напарника Сайфутдинов, обнаружив замаскированную дверцу небольшого сейфа, встроенного в стену. – Но как его открыть? По-моему, он без замка.
      Они осмотрели гладкую поверхность дверцы: она была ровной, без единого отверстия. А для того, чтобы извлечь сейф из стены, необходимо раздолбить толстую, железобетонную стену, на что уже не было ни времени, ни нужного инструмента. К тому же еще неизвестно: удастся ли его открыть, а прихватить сейф с собой было невозможно. Во-первых, он хоть и небольшой, но наверняка тяжелый, во-вторых, он привлечет внимание случайных встречных.
      – Здесь должен быть какой-то секрет, – предположил Казаков.
      – Об этом я и сам догадался. Но какой? – Диксон прошелся по комнате, взглянул на часы и решительно произнес: – Пора! Иначе не останется времени самим смотаться.
      – Ты прав, – с сожалением согласился Алексей, бросив последний взор на злополучную стену. Но что-то привлекло его внимание и он замер. – Скажи, Марат, на что обычно вешают картину?
      – Нашел время, – удивился Диксон любопытству друга. – Ну, дюбель в стену вбивают, или сверлят отверстие, забивают деревянную пробку и вгоняют шуруп.
      – И я думаю точно также! – неизвестно чему обрадовался напарник. – Но тут, видимо, особый случай. – Он кивнул на стену, из которой сантиметров на пять-шесть выступал винт. – Нужна крестообразная отвертка.
      – Где-то видел, – засуетился Сайфутдинов. Он открыл антресоль мебельной стенки, порылся там и извлек нужный инструмент.
      Атаман подставил под ноги пуфик и принялся вворачивать винт. Когда из стены уже выступала только одна шляпка, он во что-то уперся. Приложив большие усилия и затаив дыхание, Казаков сделал еще несколько оборотов. Наградой за сообразительность послужил глухой щелчок где-то внутри стены.
      – Внутренний замок сработал! – вскрикнул Диксон, заметив, как чуть приоткрылась дверца сейфа. – Ты просто гений.
      Потерянное время окупилось с лихвой, в сейфе они обнаружили: семь сберегательных книжек на предъявителя, с суммой вкладов от двадцати до шестидесяти тысяч рублей в каждой, но настоящим сюрпризом были доллары – сто двадцать семь тысяч.
      – Валюту копил, сволочь! – сказал Атаман.
      Подельники позаимствовали у хозяина дома кожаный дипломат, вытряхнув его содержимое на письменный стол и сложив туда богатую добычу. Затем, они покинули жилище Сазонова тем же способом, что и вошли. Незамеченными добрались до лесополосы. Густой снег на ветках деревьев надежно прикрывал их перемещение от редких автомобилей на дороге.
      Преодолев километра три по посадке, друзья свернули в открытое поле, а минут через двадцать – двадцать пять вышли к речушке, покрытой толстым декабрьским льдом. Мороза сильного не было, но легкие, спортивного покроя куртки не спасали от пронизывающего, зимнего ветра и парни изрядно продрогли.
      – У меня зуб на зуб не попадает, – пожаловался Диксон.
      – Потерпи еще малость, – посочувствовал ему более морозостойкий Атаман. – Давай дипломат и засунь руки в карманы, – проявил он заботу.
      Самыми сложными в пути оказались восемьсот метров, между речкой и лесом, где глубокий, по колено, снег затруднял и без того медленную ходьбу. Они уже не чувствовали пальцев ног, снег набился в легкую, весенне-осеннюю обувь. Но долгожданный лесной массив скрыл их от пронизывающего ветра и стало немного легче. Алексей облокотился о дерево, разулся и растер ноги снегом.
      – Тебе что, делать нечего? – Диксон поежился, чувствуя, как по спине побежали мурашки.
      – Советую последовать моему примеру, не то обморозишь ноги.
      – И не подумаю. Я еще не сошел с ума. – Марат имел на этот счет личное мнение и оголять ноги зимой на улице не собирался.
      – Дело хозяйское, – сказал Алексей, обуваясь. – Я только посоветовал.
      Через час они вышли на трассу, где их поджидал на личной «Волге» бывший тренер Марата Жданов Вадим Борисович.
      – Я уже думал, что вы погорели, – сказал он, крепко пожимая руку своему воспитаннику.
      – Полковник так запрятал свои сокровища, что пришлось попотеть, – улыбнулся Диксон, довольный, что наконец-то они в теплой машине.
      – Я рад, парни, что все прошло удачно, об остальном поговорим по дороге, – и он включил зажигание.
      Теперь Атаману и Диксону предстояла встреча с Сутулым и они задумались, как там у него прошла операция.
      Мирошниченко и Сазонов обосновались на местном озере в четырех километрах от селения. Пробурили лунки во льду, приспособили раскладные стульчики, расправили короткие, зимние удочки и, усевшись, уставились на поплавки. Клев выдался на славу и через какой-то час они разожгли походный примус «шмель» набрали в котелок воды и поставили ее кипятить. Сильный ветер не скрашивал рыбалку, но хороший, французский коньяк позволил меньше обращать на него внимания. Да и толстые, длинные тулупы хорошо защищали от холода.
      – Знатная ушица, – похвалил Сазонов стряпню коллеги, хлебая ее ложкой из алюминиевой тарелки и причмокивая от удовольствия.
      Забыв обо всем на свете, начальники пировали на свежем воздухе. Зимняя рыбалка и уха на морозе были слабостью обоих. Мирошниченко вначале не смотрел на часы вообще, затяжка времени его вполне устраивала. Но после обеда он как-то засуетился, несмотря на выпитый коньяк и хорошее настроение, его все-таки что-то беспокоило.
      – Может достаточно на сегодня? – спросил он у полковника.
      – Куда нам торопиться? – отмахнулся тот. – Сегодня же воскресенье.
      – Тебе легко говорить – дом под боком, а мне еще в другой район добираться, – возразил подполковник.
      – Можно подумать, что соседний район на обратной стороне планеты, – засмеялся полковник, спиртное уже подействовало на него должным образом. – И вообще, ты выпил, а пьяный за рулем – преступник, не тебе объяснять. Заночуешь у меня. Порыбачим до темноты, а вечерком с пельмешками, опустошим еще одну бутылочку «Наполеона».
      – Ни в коем случае! – замахал руками Мирошниченко. – Рано утром на работу, неудобно опаздывать.
      – Начальство не опаздывает, а задерживается, – нравоучительно произнес не в шутку развеселившийся Антон Герасимович.
      – Но я и жену не предупредил, что останусь у тебя с ночевкой, – стоял на своем бывший подчиненный. – Нет, как ни хочется, а пора сворачиваться.
      – А для чего, Тарас Поликарпович, у нас в стране существует телефонная связь? Позвонишь домой и предупредишь, можешь все валить на меня. В общем, прошу не возражать старшему по званию, никуда я тебе сегодня не отпущу.
      – Ты уж, извини, Антон Герасимович, но забыл тебя предупредить сразу, у меня вечером намечены еще кое-какие дела в зоне. – Мирошниченко виновато скривил лицо, развел руки в стороны и пожал плечами.
      – Вечно у тебя так, – обиделся собеседник. – Сам пригласил, а теперь убегаешь. И так редко встречаемся в нерабочей обстановке, нас ведь многое связывает. Никакого уважения к старшему, – высказал недовольство полковник.
      – Что ты, в самом-то деле, разошелся. Если б знал, как я ценю нашу дружбу, не говорил бы подобного. Давай решим так: еще часик рыбачим и заканчиваем, а в следующий выходной, обещаю, что приеду к тебе на оба выходных дня и свою дражайшую половину прихвачу с собой, подруги тоже давно не виделись. Им есть о чем поговорить в наше отсутствие, но а мы повторим вылазку на природу. Согласен?