ГЛАВА 8

Когда на следующее утро Зак открыл глаза, солнце поднялось уже высоко. Прежде всего, он ощутил под щекой накрахмаленную наволочку. Затем почувствовал, что к нему прижалось маленькое тельце Миранды. Он несколько раз моргнул и посмотрел на нее. Она неподвижно лежала на сгибе его руки, откинув назад голову, чтобы видеть его лицо.

Еще не совсем очнувшись от сна, Зак увидел ее огромные карие глаза, а затем медленно окинул взглядом ее нежное личико. Ему казалось, что никогда прежде он не видел такой прелестной девочки. Из-под изящно очерченных черных бровей смотрели выразительные глаза. Их темный цвет подчеркивал белизну кожи. На кончике ее изящно очерченного носика было несколько веснушек, розовый рот очень украшала изогнутая верхняя губа.

Она не мигая, настороженно следила за его взглядом, и это вывело Зака из оцепенения. Он не удивился, когда она дотронулась пальцем до его подбородка. Голосом, который после долгого молчания звучал резко, он произнес:

— Это шрам. Когда-то очень давно я серьезно пострадал на пожаре.

Миранда подняла руку и приблизила ее почти к самым глазам Зака. Он отодвинулся и увидел у нее на ладони и между пальцами похожие шрамы. Судя по их ярко-красному цвету, она получила эти ожоги совсем недавно. Наверное, всего несколько месяцев назад, и они были сильными. Хотя какое-то время уже прошло, так как они затянулись. Ведь ожоги заживают не так уж быстро. Даже сейчас, через семь лет после пожара, щека и шея Зака оставались более чувствительными к солнечным лучам, чем другие участки тела.

Сердце его сжалось при мысли о том, что такой небольшой срок отделяет девочку от кошмара, который она, очевидно, пережила.

Ей, видимо, хотелось рассказать ему об этом, но робость мешала ей заговорить. Поэтому он сказал:

— Кажется, ты тоже пострадала от огня? Как это случилось?

Услышав вопрос, она съежилась. И прежде чем он понял, что произошло, она вскочила и вылетела из комнаты.

Мгновение спустя на пороге появилась Кэйт Блейкли.

Зака поразил ее вид. В черном платье с небольшим вырезом, с темными волосами, обрамлявшими ее бледное лицо и собранными в косу на макушке, она казалась строгой и бледной, как дагерротип. Под глазами лежали глубокие тени, подчеркивающие контуры ее точеных скул.

— Вы пришли в себя, — сказала она, теребя свой серый фартук.

Зак хотел приподняться на локте, но вспомнил, какая боль пронзила ночью его ноги, когда он пытался пошевелиться. Он потер рукой подбородок, думая, что он зарос густой щетиной. На той стороне его лица, что была обожжена, не росли волосы, поэтому он представлял собой довольно жуткое зрелище, если не брился каждое утро. К его удивлению, его лицо было гладким, как кожа ребенка.

Он проглотил слюну, чтобы смочить горло, и спросил:

— Сколько времени я был без сознания?

Она робко вошла в комнату, все еще теребя фартук.

— Довольно долго, больше недели.

— Недели?!

Он с трудом выдавливал из себя слова. Зак снова попытался проглотить слюну.

— Может, дать вам воды?

Она быстро подошла к низенькому столику, стоявшему у кровати, и взяла расписной кувшин. Он смотрел, как она наполняла стакан. Затем она поднесла ему воду. Когда их глаза встретились, она смутилась, словно не зная, как ей себя вести. Впрочем, он чувствовал то же самое.

Зак натянул простыню на грудь, неожиданно застыдившись своей наготы. Когда-то, в разгульной юности, он спокойно просыпался в чужой постели нагой, рядом с незнакомой женщиной. Но сейчас все совсем иначе, ведь возле него Кэйт Блейкли.

— Где мои брюки?

Зак не хотел, чтобы в тоне его слышался упрек, но именно это и произошло. Он не мог этого изменить. Странные мысли проносились в его голове. Если он был без сознания больше недели, кто же ухаживал за ним? Он догадывался, кто, и это было неприятно ему. Он понимал одно — ему нужны брюки, и лучше было бы надеть их еще вчера.

Она посмотрела на дверь.

— Они на кухне.

Все еще с трудом выговаривая слова, Зак спросил:

— Не принесете ли вы мне их?

— Я их зашиваю.

— Зашиваете? Но они же почти новые!

— Теперь нет. Я их разрезала. — Она замялась и взяла у него стакан с водой. — Я починю их сегодня к обеду.

Но Зак хотел, чтобы брюки оказались на нем сейчас же. Раз уж он не может уйти отсюда, надо хоть одеться. Увидев в первый раз Кэйт Блейкли, он мечтал познакомиться с ней поближе, но не таким же образом! Он огляделся.

— А где мои, ну…

Она удивленно следила за его взглядом.

— Ну, мои кальсоны? — Зак указал на свое тело, вырисовывавшееся под простыней с несколько излишней отчетливостью. — Понимаете, такое длинное нижнее белье?

— О, — ее рот, такой же, как у дочери, не считая чуть заметного шрама в углу нижней губы, удивленно сжался. Она отвела взгляд. — И они тоже.

— И они тоже— что?

— Я их разрезала. Иначе я не могла снять с вас одежду, а мне надо было добраться до укусов. — Краска залила ее лицо.

Ах, да! Укусы. Зак провел рукой по правому бедру: оно распухло. Кончиками пальцев он осторожно ощупал одну ногу, затем другую. Обессилев, он закрыл глаза.

— А кто меня брил? — вскользь спросил он.

Услышав, что его худшие подозрения подтверждаются, Зак чуть не застонал. Знать, что за тобой ухаживала чужая женщина, было нестерпимо унизительно. А то, что это Кэйт, настоящая леди, унизительно вдвойне. Представив, что все отправления происходили как обычно, а иначе и быть не могло, Зак почти жалел, что змеиные укусы не убили его. В нем росло смущение, но сейчас, совершенно обессилев, он не мог сосредоточиться даже на этом.

— Вот, — сказала она мягко.

Он почувствовал, как ее рука скользнула ему под шею, и вдруг она с неожиданной силой приподняла его голову. Край стакана коснулся его губ, и он открыл глаза. Первая струйка воды потекла по щеке. Быстро глотая, он выпил стакан до дна. Когда она убрала стакан, он увидел, что ее рука дрожит. Несколько секунд они смотрели друг на друга. Их лица разделяло лишь несколько дюймов.

Она взяла полотенце со стола и вытерла ему шею.

— Простите, что облила вас.

Зак прокашлялся. Окрепшим голосом он сказал:

— Высохну!

Он наблюдал, как она ставит стакан рядом с кувшином. По ее дрожащим рукам Зак понял, что эта ситуация для Кэйт так же трудна, как и для него. Может, из-за него у нее и появились темные круги под глазами. Это огорчило Зака. Если он был без сознания больше недели, она, наверное, просто надорвалась, ухаживая за ним. Вот так благодарность — начать ругаться из-за штанов, едва придя в себя.

Ну, это легко исправить.

— Я еще не поблагодарил вас за то, что вы спасли мне жизнь.

Она искренне удивилась:

— Вы благодарите меня?

— Да. У меня такое чувство, что, если бы не вы, меня бы уже не было в живых.

На ее губах заиграла улыбка, самая прекрасная из всех, какие Зак когда-либо видел. На щеках появились ямочки, лицо преобразилось, глаза засверкали, и он понял, что она сдерживает слезы.

— Мистер Мак-Говерн, если бы не ваша решительность и не презрение к опасности, моя дочь погибла бы. Вовсе не вы должны меня благодарить, поверьте мне. Это я приношу вам благодарность.

Искренность ее голоса помогла ему обрести чувство собственного достоинства. Он уже чувствовал себя не голым и беспомощным чурбаном, а чуть ли не героем, по крайней мере, он знал, что именно таким она видит его. Значит, еще не все потеряно.

Только он, конечно, не герой. Там, в колодце, в какой-то момент он готов был бросить Миранду на произвол судьбы. Так что ж кичиться своей храбростью, зная за собой этот грех.

— Я ведь и не подозревал, до того как попал в колодец, что в нем кишат змеи. Знай я об этом заранее, я бы улизнул, бросив вашего ребенка.

Кэйт все еще улыбалась, но уголки ее рта задрожали. Она отвела взгляд, словно не желая ничего об этом слушать. Подняв руку (и этот жест был красноречивее слов), она возразила:

— Не притворяйтесь, мистер Мак-Говерн. С другими вам это, может быть, и удастся, но не со мной. Миранда сказала мне, что вы услышали змеиное шипение еще до того, как спустились, однако это не остановило вас. — Она вытерла щеку рукавом. — Миранда так мала, что для нее и один укус был бы смертелен. Даже посвятив вам остаток своих дней, я не смогла бы отплатить вам за то, что вы сделали.

Глядя на тонкое лицо Кэйт Блейкли, Зак думал о разных вещах. Все они заставляли его стыдиться самого себя, и ни одна из них не была героической. Да он вовсе и не герой. Но если ей нравится думать о нем так, зачем же с ней спорить?

Даже в мрачном платье, с кругами под глазами Кэйт Блейкли была одной из самых привлекательных женщин, и, судя по всему, ее душа ничуть не хуже ее лица. Знакомство с ней началось весьма неудачно, и он радовался, что ее мнение о нем изменилось, пусть даже из-за гремучих змей. Будь он привлекателен, лучше было бы обойтись без змей.

Эта мысль заставила Зака подумать о том, не рехнулся ли он. Нет на свете такой прекрасной и привлекательной женщины, ради которой стоило бы подвергаться укусам гремучих змей. Его ноги опять пронзила жгучая боль.

— Вы уже сделали это, — тихо произнес он.

— Что?

— Отплатили мне.

— Это зависит от того, как на это смотреть. Может, вы и считаете, что мы квиты, а я нет. И если я что-нибудь смогу сделать для вас — только скажите, и считайте, что это уже сделано.

Только скажите? Вдовы, как правило, не столь наивны, чтобы давать такие обещания мужчинам. Эти слова многое открыли Заку в этой женщине, может быть, больше, чем она хотела. И он принял ее слова так, как надо.

— Запомню это. Вдруг и мне понадобится дружеская поддержка.

Она вздохнула с чувством облегчения, и Зак понял, как мучительно подбирала она слова благодарности и как была рада тому, что это, наконец, позади.

— Ну… — она выпрямилась и улыбнулась ему, — держу пари, вы умираете от голода. У меня остался куриный суп. Съедите немного бульона?

Чего Зак более всего хотел, так это закрыть глаза, но он не мог сделать этого, пока рядом стояла Кэйт Блейкли.

— Это было бы замечательно.

Она выбежала из комнаты, и юбка закружилась вокруг ее лодыжек. Зак проследил за ней взглядом, затем почувствовал, как отяжелели его веки. Он боролся со сном, зная, что через несколько минут она вернется с бульоном. Но он проиграл эту борьбу.

Услышав свое имя, Зак словно вынырнул из тумана забытья. Он прищурился. Над ним склонилась Кэйт Блейкли. Она была так близко, что он чувствовал ее дыхание на своей щеке. Ее близость окончательно разбудила его.

— Я принесла вам бульон, — с этими словами она перегнулась через него, чтобы взять вторую подушку. Когда она нагнулась, чтобы приподнять его за плечи, лиф ее платья скользнул по его подбородку.

— Ну вот, — сказала она. — Возможно, теперь вы съедите несколько ложечек.

Со смущением, которое ей не удалось скрыть, она села на кровать рядом с ним и потянулась за стоящей на столе кружкой. Улыбнувшись ему, она влила ему в рот несколько ложек бульона. Зак проглотил. Ничего другого ему не оставалось. Прежде чем она влила в него еще одну ложку, он сказал:

— Спасибо, я могу сам.

— Мистер Мак-Говерн, боюсь, что вам трудно даже сидеть.

Зак тоже сомневался, что ему это удастся, и чувствовал себя идиотом.

— Я не привык, чтобы меня кормила женщина.

— Ну что ж, я тоже не привыкла никого кормить. — Она влила ему в рот еще несколько ложек бульона. — Конечно, кроме Миранды, когда та была маленькой.

Кэйт говорила так быстро и отрывисто, что Зак понял: она ужасно нервничает и пытается скрыть это. Щека ее задергалась, и Заку хотелось приложить к ней палец, чтобы проверить, не кажется ли ему это.

Чтобы разрядить молчание, она сказала:

— Если вы не будете поступать так, как она, и выплевывать то, что вам не нравится, мы прекрасно поладим.

Ложка бросилась в новую атаку. Проглотив, Зак попробовал улыбнуться.

— Очень вкусно.

— Благодарю.

Почти не давая ему передохнуть, она сунула ему еще одну ложку. Зак чуть не сказал ей, что не следует кормить его с той же поспешностью, с какой она убивала бы змей. Но в свете недавних приключений это показалось ему неуместным. А прежде чем он смог придумать что-то еще, она вновь засунула ложку ему в рот.

— Как вы себя чувствуете? Знаете, мы с Маркусом очень волновались за вас.

Все, что Зак успевал произнести между двумя ложками бульона, было лишь мычание. Он понимал, что она очень волнуется. Но если она станет так же быстро вливать в него бульон, он захлебнется. Он хотел было схватить ее за руку, прежде чем она зачерпнет новую ложку, но усомнился в том, что успеет ее опередить. Ему казалось, что его тело не поспевает за мыслями.

— В какой-то момент я испугалась, что вы так никогда и не придете в себя.

Ложка вновь оказалась у него во рту. Достаточно намучившись, Зак почувствовал, что с него хватит. Чтобы отразить следующую атаку, он плотно сжал губы и закрыл глаза. Ложка больше не коснулась его губ, и он почувствовал, что Кэйт все поняла. Тогда он спросил:

— Маркус? Он здесь?

— С самого начала. Он решительно настоял на том, чтобы остаться здесь…

Она замялась, и это заинтересовало его.

— Зачем?

— Чтобы помогать вам облегчаться.

Зак снова прикрыл глаза. Нужно будет дать этому человеку работу получше. Он услышал, как она поставила кружку на стол. Кэйт приподнялась, и он вздрогнул. Затем она вновь села, прижавшись к нему бедром. Она успокоилась. Зак ощутил тепло ее тела. Он был так слаб, что не мог даже встать, тем более его поразило, что она волнует его. Своей беззащитностью, мягкостью, запахом. В это утро от нее пахло розами, свежевыпеченным хлебом и немножко ванилью. О таких женщинах мечтают мужчины.

Он вновь поднял ресницы и посмотрел в ее серьезные карие глаза. Ее бедро, казалось, жгло его сквозь простыню.

Она поднялась.

— Не много же вы съели.

Он даже не притронулся к тому, чего ему на самом деле хотелось.

— А мне кажется, будто я объелся. Она наклонилась и взяла чашку.

— Я принесу еще часа через два, — сказала она, — ваш желудок, наверное, совсем отвык от еды.

Отвращение, которое она испытывала к нему, было столь очевидным, что Зак почувствовал, как горячая волна поднимается по его шее. Какой же он дурак, если подумал, что такая привлекательная женщина, как Кэйт Блейкли, может симпатизировать такому, как он. Он положил руку на грудь и заставил себя улыбнуться, решив не показывать, как ему тяжело.

Почувствовав боль от ран, он неожиданно вспомнил Миранду. Испытывая потребность сказать что-нибудь, все равно что, лишь бы разрядить атмосферу, он спросил:

— Как ваша дочь получила такие сильные ожоги? От этого вопроса Кэйт вздрогнула. Кружка выпала у нее из рук и разбилась вдребезги. Кэйт отступила, машинально стряхивая осколки со своей юбки.

— О Господи!

— Черт!

Опасаясь, что она порежется осколками, Зак позабыл о своих ногах и приподнялся, опираясь на локоть.

— С вами все в порядке?

Комната закружилась у него перед глазами. Зак вцепился в кровать, боясь упасть на пол. Кэйт схватила его за руку.

— Мистер Мак-Говерн, прошу вас…

Зак в изнеможении откинулся на подушку.

— Дерьмо! — Он закрыл глаза, чтобы остановить головокружение. — Никогда в жизни я не был так слаб.

— Вы чуть не умерли. Через несколько дней это пройдет.

— Вы не порезались?

— Нет, все в порядке. — Она издала слабый звук. — Пустяки, не о чем беспокоиться. Можно попросить вас не двигаться, пока я все это не уберу?

Зак вздохнул.

— В ближайшие несколько минут я, кажется, никуда не собираюсь.

Он услышал, как она выскользнула из комнаты и тотчас вернулась с щеткой в руках. Он так устал, что не мог открыть глаза, когда она начала подметать.

— Эта щетка совершенно не годится. — Звякнул фарфор. — Придется купить другую. Хорошую я сломала.

Зак не мог даже спросить, как это произошло. Через несколько минут он понял, что Кэйт покинула комнату, потому что вместе с ней исчез ее запах. Последнее, о чем он подумал, перед тем как снова заснуть, было то, что она не сказала ему, как Миранда обожгла руку.

Выйдя из комнаты, Кэйт прислонилась к стене, держа в одной руке щетку, а в другой совок и тряпку. Ее сердце бешено стучало. Она уже давно ухаживала за Закарией Мак-Говерном и привыкла видеть его огромное тело неподвижно лежащим под простыней. Были даже моменты, когда, выйдя из комнаты больного, она забывала о нем. Но теперь он пришел в себя. Ее рука все еще ныла от того напряжения, с каким она приподнимала его. Она вспомнила, как пристально смотрели на нее его глаза, казалось, менявшие цвет в зависимости от настроения. Они были карими, когда он улыбался, становились зелеными, когда он о чем-нибудь спрашивал, потемнели, когда он испугался, что она порезалась осколками. Кэйт встревожилась: уж не увидел ли он больше, чем ей хотелось бы.

Ее охватило беспокойство. Даже сейчас, когда она вышла из комнаты, ее колени все еще подкашивались. Сознание того, что он здесь, пришел в себя, и она должна ухаживать за ним, все время чувствуя на себе его напряженный взгляд, заставило ее похолодеть.

Недовольная собой, Кэйт закрыла глаза. «Признай это, Кэйт, ты находишь его привлекательным. Вот почему ты так волнуешься». Признав это, Кэйт захотела дать себе хорошую затрещину. Да что же она, с ума сошла? Закария Мак-Говерн на целую голову выше Джозефа и в полтора раза шире в плечах. Из огня да в полымя.

Она была благодарна ему, и все. Благодарна и обязана. Он спас жизнь ее дочери, а у нее сработал материнский инстинкт. Через несколько дней это уляжется, и все станет как прежде. Тогда уж ее не взволнует, если в его глазах запляшут эти искорки. Не взволнует.

ГЛАВА 9

Следующая неделя тянулась для Зака медленно. Так ползет муха по пролитому меду. Кожа вокруг укусов воспалилась, в раны попала инфекция. Он мучился от приступов лихорадки, которые затягивали его выздоровление и изнуряли его. Возвращаясь ненадолго из забытья, он смутно чувствовал, что Кэйт ухаживала за ним, ощущал ее нежные прикосновения, слышал ее мягкий голос, видел ее глаза. Они были самым значительным в ее лице. И в них всегда светилась тревога.

Иногда появлялся Маркус. Сильными руками Маркус поворачивал Зака и мыл его. Даже в лихорадке Заку хотелось горячо поблагодарить его, но эти слова никак не могли сорваться с его языка. Зато другие слова могли. Неожиданно всплыв из темных, тайных уголков его сознания, они вдруг вырывались у него. Хуже всего было сознание того, что он переходит границу, но Зак не мог остановиться. Его мозг, казалось, раскололся на две части. Одна сознавала происходящее, но была совершенно бессильной, а другая безумствовала в лихорадке.

Даже если бы он и не понимал того, что говорит, мягкие ответы Кэйт сказали бы ему обо всем.

— Тс-с! Все хорошо, — шептала она. И хотя прикосновение ее прохладной руки к горячему лбу действовало на него успокаивающе, Заку было стыдно. Что в порядке? Что он сейчас сказал? Почему он слышал в ее голосе участие?

— Я здесь. Все нормально, не беспокойтесь.

Быть таким больным, таким безнадежно больным. Зак ни в чем не отдавал себе отчета. Он смутно понимал, что она успокаивает его, как ребенка. Это задевало его мужское самолюбие. Но ее нежные слова успокаивали его.

Утро сменялось ночью, ночь—днем, сознание возвращалось и покидало Зака. Он спал, просыпался, что-то глотал, поворачивал лицо к мокрому полотенцу, которое бережно обтирало его кожу.

Кэти… Постепенно он начал про себя называть ее Кэти. Кэйт звучало грубо, практично и пошло. А в ней ничего этого не было. Даже во сне он думал о ней. Легкая, как шепот, с невесомыми, как паутинка, прикосновениями, голосом, как музыка, ласкающим и успокаивающим его. Кэти… Ее образ неотступно стоял перед ним, едва он закрывал глаза. Нежно-розовый румянец на бледной коже, черные волосы, обрамляющие ее тонкое лицо. Ангел, пролетевший между ним и цепкими объятиями смерти.

Однажды, окончательно придя в себя, Зак почувствовал, что он на пути к выздоровлению, и отчетливо понял, где находится. Хотя он не помнил, чтобы когда-нибудь рассматривал некрашеные деревянные стены, они стали для него такими же привычными, как собственные ладони, и он знал каждую щель между досками.

Он не удивился, увидев Миранду, сидящую на стуле у кровати. Даже в полубреду он иногда ощущал ее присутствие. Ноузи лежал, свернувшись под стулом, и девочка, и собака не сводили с него глаз, словно несли бессменную вахту.

Миранда замерла, заметив, что он пришел в себя. Она молча соскользнула со стула, чуть не наступив Ноузи на хвост. Завиляв хвостом, Ноузи бросился лизать Заку лицо.

— Уйди, Ноузи! — У Зака не было сил оттолкнуть собаку. — Уйди!

— Он вас любит.

Это неожиданное замечание удивило Зака. Он ведь думал, что Миранда ушла. Приподнявшись, он увидел, что она стоит в ногах кровати. Она была такой маленькой, что ее лицо едва возвышалось над его ногами.

— Именно сейчас мне этого не хотелось бы. Хлопни его легонько вместо меня, ладно?

Она слегка улыбнулась, при этом обнажился ряд маленьких зубов.

— На самом деле вы не хотите, чтобы я это сделала. Став жертвой проявлений собачьей любви, Зак слабо оборонялся, подставляя псу запястье. Миранда обошла кровать и оттащила Ноузи. Урезонив его, она стояла и неподвижно смотрела на Зака.

— Если бы я его стукнула, он разлюбил бы меня, — заметила она.

Зак провел дрожащей ладонью по рту.

— Ну, я бы с ним разобрался.

— Он вас очень любит.

Она уже во второй раз произнесла эту фразу, и Заку показалось, что это открытие удивляет ее. Он недоумевал, почему. Все-таки Ноузи его собака, а собаки обычно любят хозяев. Он прищурился, чтобы получше рассмотреть ее.

— Может быть, мне следовало стукнуть его. Я не хочу, чтобы собака лизала мне губы.

— Но это значит, что он целует вас.

— Гм… — Несколько пораженный, Зак попытался поймать ее взгляд. — А тебя он целует?

— Да, и я целую его в ответ. И это не так уж плохо. Посмотрев на его губы, она наморщила маленький носик так, что веснушки соединились.

— А потом можно и умыться, только когда Ноузи не видит, конечно. А то он подумает, что вы его не любите.

Ослабевшая рука Зака упала на грудь. Он с трудом проговорил:

— Я это запомню. Мне бы не хотелось оскорблять его чувства.

— И мне тоже. — Она снова улыбнулась, и ее глаза заблестели. — Моя мама не разрешает ему целовать ее в губы, но она разрешает целовать ее в ухо.

Зак подумал, что с собакой здесь обращаются очень неплохо. Ноузи явно повезло.

— Правда, она при этом вздрагивает. Она говорит, что, как только появился Ноузи, у нее стали самые чистые уши по эту сторону от… — Девочка запнулась. — Я не помню, где, но где-то далеко.

— В Техасе, наверное, — подсказал Зак. Она кивнула.

— Вы были там?

— Нет. Потому-то люди и говорят обычно: «по эту сторону от Техаса», это очень далеко.

Она пожала хрупкими плечиками.

— Мы с Ноузи ждали, когда вам станет легче. Мы приходили проведать вас каждый день. Вы иногда разговаривали.

Зак не хотел продолжать разговор, но любопытство пересилило.

— И что же я говорил?

— Очень смешные вещи. Однажды вы сказали, что на потолке сидит паук, и вы звали мою маму, чтобы она его убила. — Миранда наклонилась к нему. — И мама наконец взяла щетку и сделала вид, что убила его. Только она не велела ничего говорить вам. Потому что вы расстроитесь.

Зак представил себе, что она имела в виду, и промолчал. Он был смущен.

— Кажется, я вел себя очень плохо. Ты говоришь, я кричал?

— И очень громко. Вы говорили, — она поджала губы, — я не могу этого повторить.

— Почему?

— Если мама услышит, она рассердится. А на вас она не рассердится, потому что вы больше нее. Но вы все равно не должны так говорить.

Зак был уничтожен. В плохом настроении он обычно не слишком сдерживался, но старался никогда не ругаться при детях. И при женщинах тоже.

— Прости меня, если я говорил что-то, чего нельзя говорить.

— Мама мне не велела слушать. Я затыкала уши пальцами, но когда вы думали, что вас может схватить паук, то кричали очень громко. — Она отвела глаза. — А когда мама постучала по потолку, вы подумали, что паук упал на вашу кровать. И с вами чуть не случился припадок.

Зак предпочел бы всего этого не слышать. Она промолчала, а потом добавила:

— Но я не испугалась.

— Паука? Она засмеялась.

— Нет. Там не было паука. Я не испугалась ваших криков. Знаете почему?

Зак не знал.

— Потому что Ноузи не испугался. Мама говорит, что собака не может разговаривать. Но Ноузи может. Он говорил с вами когда-нибудь?

— Ну, не так, как люди. По-другому.

— Но ведь все равно понятно.

Зак знал, какой выразительной может быть морда Ноузи. И понимал, что имеет в виду девочка.

— И что он тебе говорит?

Она снова наморщила носик, на тот раз задумчиво.

— Много всего. — Ее взгляд задержался на Заке. — Я привыкла думать, что вы такой большой, сердитый, но Ноузи говорит, что это не так.

— В самом деле?

Она кивнула, не вдаваясь в подробности.

— Вот почему я не испугалась, когда вы все время кричали, чтобы мама пришла и убила этого проклятого паука.

Ее глаза расширились, и она прижала ручку ко рту. Бросив испуганный взгляд на дверь, она перешла на шепот.

— Ну вот, сказала.

Зак порадовался, что говорил только это. Зная свой выразительный словарь, он ждал чего-нибудь худшего. Очевидно, Кэйт никогда не общалась с мужчинами, способными выражаться так, что воздух сгущается. Ему надо последить за собой.

— Я тебя не выдам.

— Обещаете?

Усталый, Зак все же попытался улыбнуться.

— Обещаю. Я думаю, мы оба постараемся больше ничего такого не говорить.

— Вы снова засыпаете?

Только сейчас Зак заметил, что у него слипаются глаза.

— Кажется, что да.

Он почувствовал прикосновение маленькой ручки.

— Не беспокойтесь насчет пауков. Мы с Ноузи не позволим им сюда пробраться. А если кто-нибудь проберется, то я схожу за маминой щеткой и размажу это дерьмо в лепешку.

Зак помнил это обещание, проваливаясь в глубокий сон.

Стоя перед дверью в комнату больного, Кэйт придумывала разнообразные предлоги, чтобы не входить туда. Нужно посадить хлеб в печь, вымыть тарелки, приготовить обед. Но если Закария действительно пришел в себя, как сказала Миранда, она не может не навестить его.

«Подумай-ка лучше о хорошем, Кэйт. Окрепнув, он покинет твой дом». Ей казалось, что по ряду причин это случится не так скоро. Целые дни напролет Миранда часами просиживала у постели Зака, не сводя огромных глаз с его потемневшего лица. Ее глаза горели от возбуждения. Кэйт знала, что она способна на пылкую привязанность. Закария Мак-Говерн спас Миранде жизнь, девочка считала его героем, человеком, которого она могла полюбить и на которого могла положиться. Все это прекрасно, будь Миранда обычной девочкой, но это не так. Нет, Кэйт не сомневалась, что Мак-Говерн не способен причинить вред ее ребенку. Просто Миранда ждет от него больше и нуждается в большем, чем он может себе представить и чем может дать ей.

Глубоко вздохнув, она вошла в комнату. Больной действительно не спал, хотя его глаза были закрыты. Кэйт не смогла бы объяснить, откуда она знает, что он не спит. Ритм его дыхания был ровным, темное лицо казалось спокойным, как во сне, огромные руки, вытянутые на простыне вдоль тела, были полусогнуты. И все же она знала, что он бодрствует.

Кэйт показалось, что в комнате изменилась атмосфера. Напряженная и тяжелая, как перед грозой, она угнетала ее. Недоумевая, почему он не обращает на нее внимания, она тихо подошла к кровати.

Тихий звук шагов Кэйт и шорох ее юбки стали такими же привычными для Зака, как и его дыхание. Взволнованный нахлынувшим на него чувством, он не открывал глаз, стараясь не показывать, что реагирует на ее появление.

Способен ли человек влюбиться, находясь на грани жизни и смерти? Еще месяц назад он уверенно отрицал бы это. Но его собственные чувства противоречили этому. Кэти, милая, нежная, прекрасная Кэти! Во время болезни он впитывал ее обаяние, как губка воду.

Сейчас от нее пахло лавровым листом и стиральным порошком. Значит, сегодня утром она стирала. Не понимая, как, но Зак точно знал, что сегодня вечером в доме запахнет горячим утюгом и накрахмаленным бельем. Она обычно старалась успеть выгладить белье в день стирки. Как странно, что он знал это. Откуда?

Начав об этом думать, он понял, что это далеко не все, что он знает о ней. Чтобы растянуть подольше запас картошки, она часто запекала корни квамассии, дикой тыквы, которая в изобилии росла в этих местах и составляла основную пищу местных индейцев. Она готовила лосося, пойманного в Умпкве, гораздо чаще, чем оленину или свинину. Еще она любила лук и добавляла его почти во все блюда. И часто пекла сладости.

Откуда он мог все это знать? Зак пытался вспомнить и не мог. Он решил, что скорее всего он запоминал кухонные запахи, и они откладывались в его памяти.

Но обоняние разрешало только некоторые загадки, Однако оставалось и множество других.