Команчи - Аромат роз

Она открыла рот, желая возразить, но он перебил ее:

— Две недели мы женаты, но я ни разу не видел тебя иначе как в наглухо застегнутой рубашке, в платье, в халате. Две недели мы спали с ребенком и собакой. Мы могли бы выскользнуть из постели и потихоньку перебраться в другую комнату, после того как Мэнди заснет. Но намекнула ли ты хоть раз на то, что этого хочешь? Черт возьми, нет! Ты радовалась, как рыба, сорвавшаяся с крючка! Разве это не так?

— Так, — сказала она дрожащим голосом.

Он вытер ладонью рот и наклонил голову, словно разглядывая грязь на своих сапогах.

— И вот вдруг непостижимым образом ты начинаешь склонять меня к тому, чтобы я получил от брака все, чего хочу? Внезапно говоришь мне о своей искренней бессмертной любви? Говоришь, что веришь в меня, ничуть не боишься меня? Но если это так, почему же ты дрожишь, когда видишь меня, словно я сам дьявол?

Она опустила руки и сплела пальцы. Не дав ей вставить слово, он обрушился на нее, торопясь выговориться до конца:

— Думаю, сейчас все происходит из-за того, что прошлой ночью и днем я боролся со своими демонами, а ты — со своими. Поняв, что неверно вела себя со мной, ты запаниковала. Ты уже побывала у шерифа. Если я откажусь заботиться о Миранде, ее заграбастает Райан. Разве это неверный расчет? Итак, все объяснилось. Главное — удержать то, что есть. Удержать хотя бы с помощью соблазна. Сожалею, дорогая моя, но я на это не пойду. Я не хочу покупать тебя!

Она отстранилась от стойла, глядя на светлый проем двери позади Зака.

— Я не считаю тебя дьяволом, Зак. Впрочем, ты прав в одном. Я действительно думаю, что ты — идиот, к тому же слепой, как крот!

Она хотела вытеснить прошлое из его сознания. Его так поразила ее вспышка и грубые слова, что он застыл. Потом, осознав это, он схватил ее за руки.

— Если я понял тебя не так, скажи мне…

Пытаясь освободиться от его рук, она рванулась и чуть не потеряла равновесие.

— Есть одна вещь, которую я хочу тебе сказать: пошел ко всем чертям! — Она с силой рванулась и в бешенстве крикнула: — Да пусти же меня, будь ты проклят!

Никогда прежде не слышал Зак, чтобы она бранилась. Значит, она накалена до предела.

— Я отпущу тебя, если ты мне ответишь…

— На то, что ты говоришь, не стоит и отвечать!

С этими словами она вывернулась и дала ему пощечину. Удара он даже не почувствовал, но вдруг его осенило.

— Кэти!!!

Она ударила его кулаком, чуть не угодив в глаз.

— Не называй меня Кэти! С этой минуты и навсегда я для тебя Кэйт!

Закария удержал ее руку прежде, чем она снова ударила его.

— Думаю, тебе надо успокоиться…

— Это тебе надо успокоиться, а не мне! — Кэйт попыталась освободить руки. — Пусти меня! Или я за себя не отвечаю!

Зак в упор смотрел на нее.

— Скажи мне, в чем я не прав, будь я проклят! Она уставилась на него с бешенством, глаза ее были наполнены слезами.

— Ты назвал меня потаскушкой и еще спрашиваешь, в чем не прав? Ты издеваешься над моей стыдливостью и спрашиваешь, в чем не прав? Ты предлагаешь мне сделать выбор, а когда я сделала его, говоришь, что я лгу, не веришь ни одному моему слову!

Зака охватил ужас.

— Кэйт, я не называл тебя потаскухой…

— Какая разница! — закричала она. — Думаешь, мне так легко было идти сюда? Ты говорил о борьбе с демонами? Один из них был моим мужем. В отличие от тебя, он не предоставлял мне выбора, так что у меня не было шанса убежать от него. Думаешь, я не вспоминала боль, причиненную его кулаками, когда ты угрожал мне? Неужели ты думаешь, что я стояла бы перед тобой, дрожа от страха, если бы не любила тебя?

— Боже, — прошептал он, — Кэти!.. Я…

— Кэйт! — Она даже взвизгнула. — Я не ребенок!

— Я никогда не думал этого…

— Тогда дай мне выйти отсюда. Вот мой выбор! Он подчинился. Пошатнувшись от неожиданности, она сумела сохранить равновесие и пошла прямо к двери. Он направился за ней, чувствуя, что сердце обливается кровью.

— Если ты и вправду любишь меня, не поворачивайся ко мне спиной, — взмолился он. — Пусть я безмозглый сукин сын, но у меня преданное сердце. И если я ошибся, то не только по своей вине, ты тоже виновата в этом. Давай поговорим.

Она вышла из сарая и растворилась в сумраке, освещенном луной. Зак посмотрел под ноги, увидел часть кожаной упряжи, о которую споткнулась Кэйт, и со злостью отбросил ее ногой.

— И совсем не в этом дело!..

Он поднял голову и увидел, что она стоит в дверях.

— О чем ты? — мягко спросил он.

— О твоих шрамах! Ты должен понять, что дело не в них! Не добавляй к своим дурацким мыслям еще и ту, что я будто бы считаю тебя уродом! Я так не считаю!

Он терпеливо ждал и улыбался.

— Если нет, то иди сюда, ударь меня снова и докажи, что это не так.

Как он и думал, она тут же появилась в дверях, уже несколько успокоившаяся. То, что она не боялась его, сказало ему больше, чем любые слова.

— Спи в этом сарае всю ночь! Это самое подходящее место для таких дураков, как ты! Пей виски и играй в «пятипалый гвоздь»! Это то, чего ты заслуживаешь!

Он не возражал.

— Я люблю тебя, Кэти, девочка… Она пошла было прочь, но обернулась.

— Идиот!

Он осторожно двинулся к ней.

— Мне и самому так кажется. Можешь ты простить меня?

— Мне пришлось собрать всю мою храбрость, что-эы войти в этот сарай…

Он сделал еще шаг к ней.

— Я не понял тебя… Прости!..

— Как мог ты вообразить, что я пошла бы к шерифу, если бы не была уверена, что ты позаботишься о Миранде? Торговать своим телом! — взвизгнула она. —Я даже не кокетка! Я и не знаю, как ловить мужчин!

Он придвинулся к ней.

— Однако меня ты поймала на крючок! Хочешь бросить обратно в воду?

Он слышал клокотание в ее горле. Сердце болезненно забилось у него в груди.

— Кэти… Я наговорил так много ужасных вещей…

— Да! — ответила она тоненьким голоском.

Зак стоял перед ней, опустив руки и беспомощно расставив ноги.

— Можешь ли ты простить меня?

— Ты осквернил мои чувства. — Ее голос прервался, она закрыла глаза ладонью. — Я з-знала, что ты видел меня. — Волнение мешало ей говорить, она почти глотала слова. —Т-тот раз… С Райаном. Я знала, что ты видел. Но я никогда д-даже не подумала, что ты после этого будешь считать меня грязной женщиной.

Произнеся сквозь зубы проклятие, Зак поднял ее на руки. К великому его облегчению, она обхватила руками его шею и прижалась к нему, словно ее несло, как судно на скалы, а он был ее якорем. Он чувствовал боль оттого, что заставил ее страдать. Слезы хлынули из его глаз.

— Радость моя! Мне и в голову не приходило так думать! Грязной? Бог свидетель, на земле нет никого чище и прекраснее тебя. — Он запустил пальцы в ее волосы, разрушая прическу. — Послушай меня! Можешь ты перестать плакать и послушать?

Она всхлипнула, сдерживая слезы.

— Даже увидев тебя с Райаном, я восхищался тобой. Она издала недоверчивое восклицание и попыталась отстраниться.

— Только послушай! — просил он. —Я восхищаюсь тобой, потому что нет жертвы, на которую ты не способна ради ребенка. Не каждая мать любит так самозабвенно. Ты готова отдать все, что у тебя есть, — сердце, душу, тело. Все для нее, ничего для себя. Как же мог я тобой не восхищаться?

— Но я не боролась с ним…

— Ты защищала Миранду! — шептал он. — Я знал это тогда и знаю теперь. Ничто не может унизить тебя в моих глазах…

— Но ты сказал…

Он прижал ее лицо к своей груди. — Я говорил все это, боясь, что ты и со мною делаешь то же самое — жертвуешь собой, чтобы защитить ребенка. И у меня возникла подлая мысль — взять тебя на этом условии или изнасиловать, и она была сильнее страха потерять тебя навсегда. Выкладывая тебе все это, я был вне себя от злости. Меня до смерти перепугали эти мысли и чувства. Ты понимаешь это? Я никогда не хотел сломить тебя. Если бы это было так, я мог бы сделать это сразу же, в первую ночь.

Она теснее прижалась к нему, и, хотя продолжала плакать, ее рыдания звучали гораздо тише. Зак обнял ее, давая ей возможность выплакаться. Со слезами выходила боль, копившаяся долгое время. Она не давала ей вырваться наружу, сберегая силы для дочери. Кэйт плакала, но он чувствовал, как она меняется. Ушло напряжение, расслабилась спина. Она прижималась лицом к его плечу и потянулась на цыпочках к его шее.

От Кэйт до Кэти… Он знал, что это лишь игра воображения, но чувствовал, что в этом все дело. Кэйт Блейкли, перенесшая все ужасы земного ада, растворилась в этих слезах и соединилась с ним. Кэти Мак-Говерн, скорее девочка, чем женщина, устремилась в его объятия. Ее жизненный опыт рассыпался в прах. Капитулировавшая перед Заком, смущенная и любящая, она казалась ему девственницей. Ее откровенность пугала его.

— Кэти! — Он спрятал лицо в ее густых волосах и плакал вместе с нею, ничуть не смущаясь. В их отношениях не осталось места для смущения. Слезы сожаления о том, что ей пришлось перенести. Слезы облегчения, потому что она простила его.

Наконец, выплакавшись, они ощутили себя деревьями, растущими из одного корня. Они готовы были выстоять против любого шторма, поддерживая друг друга. Только разлука заставила бы их рухнуть. Зак чувствовал, что силы покинули его, и понимал, что с ней происходит то же самое.

— Я люблю тебя, Зак… — проговорила она.

Зак нащупал притолоку и привалился к ней. Он поглядел на бледное измученное лицо Кэйт.

— Ты выглядишь так, словно пережила землетрясение!

Она отерла пушистые ресницы и вздохнула.

— Так плохо выгляжу?

— Ты прекрасна! — прошептал он. — И я очень люблю тебя. Каждый дюйм твоего лица, включая красный зареванный носик. Дать тебе платок?

Она фыркнула и улыбнулась.

— Я воспользуюсь твоей рубашкой… Он засмеялся:

— Ты ее стираешь, так можешь и пачкать ее. Освободив одну руку, он пригладил ей волосы.

— Я порядком растрепал тебя. У тебя на головке милый петушиный гребешок.

Она сморщила нос и, подражая Мэнди, сказала:

— Вы умеете убеждать, мистер Мак-Говерн. Я чувствую себя такой аккуратной… Благодарю вас.

Он обнял ее.

— Я хочу кое-чему научить тебя, — сказал он. — Думаю, что смогу это сделать, если ты разрешишь попытаться.

Он видел, как бьется жилка на ее шее. Но Зак чувствовал, что она не напрягается, и принял это за добрый знак.

— Самое время, я полагаю, — ответила она. Он слегка отклонился с насмешливым видом.

— Какой энтузиазм!

— Я не возражаю, — уточнила она.

— Но не слишком хочешь устремиться в ворота? Она снова сморщила нос.

— Нет, почему же… Когда я возилась с посудой, было хорошо. Начав нервничать, я вспомнила это и говорила себе: это будет не так уж плохо.

— Посуда? — Удивление сменилось у него лукавой усмешкой. — А, ты говоришь про мой устный урок… — Он крепче прижал ее к себе и улыбнулся. — Ты сказала, что веришь мне. Если так, то верь мне, когда я говорю, что бояться нечего.

— Думаю, что верю тебе. Он вдруг засмеялся:

— Думаешь?

— Да, я подозреваю, что у нас будет несколько больше того, что было в тот день.

— Верно! И больше, и лучше. И если ты дашь мне волю, я докажу тебе это, обещаю.

— Я… Я верю тебе.

— Ну, тогда?..

Она посмотрела через плечо на открытую дверь сарая.

— Да, но теперь мне кажется, что сарай для этого — не самое подходящее место.

Он пошел, увлекая ее за собой.

— Не обращай внимания на эти страхи. Я не собираюсь тащить тебя в это распроклятое стойло, поскольку у нас в доме есть прекрасная постель.

— Да, но в этой постели лежит кое-кто еще, как ты знаешь.

— Но не в той же комнате, где я лежал больной! Кэйт приняла это предложение с большим облегчением:

— Тогда пошли в дом. В этом стойле так скверно пахнет…

— Да и темно. Я не мог разглядеть там собственную руку, не говоря уж о твоем лице.

Она напряженно спросила:

— Уж не хочешь ли ты зажечь там лампу?

— По-твоему, не надо?

— Нет! Я решительно против.

— Ну, с меня хватит и лунного света.

Кэйт посмотрела на дом: широкий шаг Зака быстро преодолевал расстояние до него. Ей вспомнился тот день, когда она мыла посуду, а он подошел к ней сзади. Она опять подумала, как должно быть привлекательно заниматься любовью.

— Зак! — Она облизнула губы. — Последний раз, когда мы почти… Ну, ты знаешь, в нашу первую брачную ночь?

Он поглядел на нее, и брови его поползли вверх. Она наклонила голову.

— У меня… Гм… Я подумала… Мне показалось, что ты хотел совсем раздеться… — Она оглянулась на него, — Ты и вправду хотел?

Его белые зубы сверкнули в темноте.

— Конечно, хотел!

— Это… Это то, что ты всегда делаешь при этом? Безо всякой одежды в постели?

Углы его губ приподнялись.

— Кэйт, до сих пор я был холостяком, так что я далеко не всегда это делал. Но если случалось— да, я снимал с себя всю одежду и предпочитал постель.

— Это кажется мне довольно странным.

— Ну, скоро ты поймешь.

— Я просто не понимаю, как это можно делагь в постели голым и не терять при этом чувства собственного достоинства…

— Достоинства? — переспросил он с недоумением.

— Ну, я имею в виду приличие, пристойное поведение…

Он с трудом сдерживал смех.

— Я знаю, что значит это слово, но не думаю, что дело в моем неведении…

— Вероятно, в моем?

Он наклонился и поцеловал ее в кончик носа.

— Любимая, доверься мне, ладно? Я буду вести себя так вежливо, как только это возможно. Твое достоинство остается незадетым.

Кэйт слегка успокоилась.

— Ну, слава Богу! Не то что я не, хочу тебя, но просто немного встревожена.

— Предоставь мне беспокоиться за двоих, ладно?

— Ладно! Когда они подошли к крыльцу, Кэйт вновь замедлила шаг и повернулась к нему.

— Только одна просьба…

Продолжая обнимать ее, он взглянул на нее. В глазах его плясали веселые чертики.

— В чем дело?

— Я все думаю о том, что ты хочешь совсем раздеться… Поскольку это наша первая настоящая ночь, может, ты не будешь на этом настаивать?

Он шутливо ответил:

— Ну, если это так тревожит тебя, я не стану совсем раздеваться.

Она почувствовала, что за этим скрывается какая-то шутка, и не вполне поверила ему.

— Правда не будешь?

— Нет! — Он подхватил ее на руки и понес в дом. Пройдя пару шагов, он добавил:

— Я останусь в носках!

ГЛАВА 20

К ее удивлению, Зак открыл обе двери — в дом и в комнату, — не спуская ее с рук. Запертая с ним в полумраке второй спальни, Кэйт чувствовала себя, как щепка в море, плывущая по воле ветра и волн. Его тело было напряжено от желания. Сердце Зака сильно стучало, он отрывисто дышал. Все это явно было тем, что он с волнением предвкушал, и, очевидно, не хотел мешкать.

Он бережно поставил ее на ноги. И все же Кэйт не могла преодолеть охватившую ее робость. Едва она услышала, как щелкнул дверной замок, нервы ее затрепетали. Она прижала ладони к бедрам и бросила взгляд на постель. Зак подошел к окну и отдернул шторы. Комнату залил свет полной луны. Кэйт стала торопливо расстегивать свой жакетик.

— Знаешь, Зак, я не подумала об этом, но здесь нет моего ночного халата… — Она двинулась к двери. — Я поднимусь наверх и переоденусь. Это всего лишь мгновение…

— И думать не смей! — сказал он со смешком. — Ты разбудишь Мэнди.

Мягко ступая по плетеному коврику, он двинулся к ней. В лице его появилась непреклонность. Глаза Кэйт привыкли к темноте, и в свете луны она хорошо видела его лицо. Она понимала, что и он видит ее так же отчетливо. Ей ясно представилось, что он увидит, если она не наденет халата.

— Я пойду тихо, как мышка, — пролепетала она, — но мне нужно надеть халат.

Он приблизился и положил свои теплые руки ей на шею.

— Ты боишься простудить горлышко?

— При чем тут горлышко? — отозвалась она. Он провел пальцем по изгибам ее рта.

— Должно быть, халат нужен для того, чтобы согреть твою шейку.

Она взяла его руки.

— Как это так?

Он наклонился и поцеловал ее в щеку.

— Ты закрываешься, когда я хочу любить тебя, — шепотом сказал он. — Ты застегиваешь халат под самым подбородком. Вот как!

С легким смешком она возразила:

— Зак, ты слишком предусмотрителен! — Она попыталась двинуться. — Я сбегаю за ним.

Он держал ее руками за плечи.

— Ты не пойдешь никуда!

— Никуда?

— Нет, мэм, вы не пойдете. — Ласково и нежно он гладил ее напряженные мышцы. — Расслабься. Об этом халате ты не пожалеешь, я тебе обещаю.

— Не пожалею?

— Нет, мэм!

— А почему ты вдруг стал обращаться ко мне на «вы»?

— Я же обещал тебе, что буду вежлив, — сказал он, расплываясь в улыбке.

Кэйт закрыла глаза.

— Пожалуйста, не смейся надо мной. Он поймал губами мочку ее уха.

— Кэти, любовь моя, я поддразниваю тебя. Очень трудно от этого удержаться. Не надо нервничать.

Она положила ладони на его грудь. Жар его тела, казалось, обжигал ее ладони.

— Ну, хорошо… Я думаю, действительно не надо.

— Ты думаешь, Бог, сотворив наши тела, потратил столько фантазии и изобретательности, чтобы мы занимались этим так же скучно и мерзко, как Джозеф? — Его дыхание касалось ее волос и возбуждало Кэйт. — Или ты полагаешь, что Господь придумал это в качестве тяжкого испытания для женщин?

— Бог — мужчина. Он фыркнул.

— Возможно. А может, и нет. Пройдя через это вместе со мной, ты усомнишься в этом. — Он посмотрел ей в глаза. — Скажи честно: тебе страшно? Если мы еще ничего не достигли, состоя в браке, то по крайней мере стали друзьями. Между нами не должно быть никаких тайн. Даже если я не прогоню полностью твои тревоги, мы по крайней мере все обсудим. И это поможет.

Кэйт ощущала неловкость оттого, что он так глубоко проникает в ее мысли. Она с трудом проглотила комок в горле.

— Я не хочу обсуждать Джозефа.

— Иногда нельзя выбросить вещи из головы, не поговорив о них. Вспомни, какую суматоху я поднял из-за моих шрамов. Если бы я заговорил о них неделю назад, мы избежали бы многих ненужных объяснений и волнений сегодня.

Она чувствовала на своем лице его взгляд, упорный и настойчивый.

— Я не могу! — прошептала она. — Не проси меня говорить об этом. Мне даже думать об этом так унизительно, что…

Он погрозил ей пальцем и, опустив голову, прижался к ее лицу. Тишина воцарилась в спальне, и Кэйт поняла, что Зак больше не будет говорить с ней о прошлом. Кэйт почувствовала себя виноватой. Ведь он хотел, чтобы между ними не было тайн! И она понимала почему.

Закрыв глаза, она с трудом произнесла:

— Но если это действительно так важно для тебя, тогда я...

— Кэти! — прервал он ее. — Для меня важна ты, только ты. И то, как ты себя чувствуешь. И если тебе страшно из-за того, что Джозеф с тобой проделывал, не станем об этом вспоминать. Я хочу, чтобы эта ночь была для тебя прекрасной. Я не способен унизить тебя.

Слезы подступили к ее глазам, и она теснее прижалась к Заку, желая все объяснить ему.

— Помнишь, как ты поддержал меня, когда Райан загнал меня в угол в сарае?

— Да, но что…

Она теснее прижалась к нему, наслаждаясь его силой.

— Когда твои руки обхватили меня, я хотела раствориться в тебе, перестать существовать. Не было больше ни Кэйт, ни кошмаров, которых она не могла бы преодолеть. Ни страха. Я хотела остаться в твоих объятиях, стать частью тебя. — Трепет пробежал по ее телу. — Я почувствовала себя в безопасности.

Он прижался лицом к ее шее.

— Ах, Кэти! Ты и была в безопасности.

— Я знала это! — взволнованно шепнула она, — так же, как знаю это сейчас! Только на этот раз, Зак, я не оттолкну тебя! Я хочу, чтобы у меня, как и у Мэнди, сбылось волшебное желание!

На его губах заиграла нежная улыбка.

— Какое же это желание?

— Слиться с тобой и перестать существовать. Нет больше Кэйт. Нет Джозефа. Нет плохих воспоминаний. Покинув прежний мир, я хочу войти в твой, где все сияет добром, лаской и красотой. Где все начнется сначала! — Ее голос прерывался, она едва дышала. — Пять долгих лет он искоренял из моей жизни все доброе и хорошее и безжалостно это топтал. Не жалел даже Миранду. Теперь я свободна, понимаешь? Пожалуйста, не пускай его в эту ночь, не позволяй ему разрушить ее. Может, я трусиха. Может, ты прав, и единственный способ отделаться от прошлого— это рассказать тебе о нем… Но я…

Он прижал ее лицо к своему плечу, мягко, но настойчиво запретив ей продолжать. Это было убедительнее слов. Она почувствовала огромное облегчение, так как знала теперь, что он все понимает.

— О, Закария… — выдохнула она.

Они стояли неподвижно и молча, так тесно прижавшись друг к другу, что казалось, будто слились воедино. Наконец он стал медленно вынимать шпильки из ее волос. Они волной упали ей на плечи.

— Помнишь ту ночь, когда ты сказала мне о чувствах, которые приходят к тебе на рассвете? — спросил он.

Борясь со слезами, Кэйт улыбнулась.

— Как если бы я родилась заново? Он нежно сжал руками ее лицо.

— То же самое чувствую я, когда вижу тебя. И хочу, чтобы ты испытала это, когда мы будем заниматься любовью.

Кэйт зажмурилась: его голос выдавал страстное желание.

— Мы можем отвернуться от прошлого, — шептал он. — Что до меня, то обещаю больше не говорить о Джозефе, но выполни мою просьбу. Обещай мне сказать, если то, что я буду делать, напугает тебя. Договорились?

— Да… Но… — она подняла ресницы и поглядела ему в глаза, — Зак, я не боюсь. Просто мне надо еще кое-что понять, вот й все. Я хочу узнать, чего мне ждать от тебя?

— Восторга! — ответил он сдавленным голосом.

Очень нежно он прислонил ее к стене и, отодвинувшись, стал расстегивать пуговицы ее платья. Кэйт пыталась сопротивляться, отстраняя его руки, но дюйм за дюймом верхняя часть ее одежды распахнулась и упала вниз. Теперь ее грудь прикрывала лишь нижняя сорочка. Затем он расстегнул пояс ее юбки. Кэйт закрыла глаза, когда его теплые' руки освободили ее от застежек и стянули вниз рукава. Одежда с тихим шелестом упала на пол. Ее сердце стучало так громко, что казалось, его удары слышны во всем доме.

Он потянул шнурок, и нижняя юбка отправилась следом за верхней. Кэйт почувствовала, как ее рейтузы сползают с бедер и, скользнув по икрам, опускаются к ступням. Встав на колени, Зак освободил ее ноги от туфель и чулок. Поднявшись, он стал распускать завязки ее нижней сорочки.

У Кэйт пересохло во рту, она едва дышала, пока он раздевал ее. Она никогда еще не стояла голой перед мужчиной. Он раздевал ее так медленно, а легкие прикосновения его пальцев казались ей электрическими разрядами.

— Как ты прекрасна, Кэти! — прошептал он.

Кэйт, глубоко вздохнув, прижалась к нему так, чтобы он не мог разглядывать ее.

— Не надо так, не смотри на меня, Зак! — пролепетала она. —Я к этому не готова.

— Это придет… Позволь мне начать с этого… Она удивленно сказала:

— Я думала, мы уже начали…

Хмыкнув, он кончиками пальцев, как бы играя, пробежал по ее телу, медленно поднялся от ее ладоней к чувствительным точкам на суставах и плечах. Его смех замер так же внезапно, как и пришел к нему. Он походил на молящегося в священном экстазе. Он прикасался к ней так, словно лепил ее, его пальцы будто нашептывали ей что-то, пробегая по углублениям и выпуклостям ее тела, опускаясь и вновь поднимаясь. Ощущения эти были столь остры и так мучительны, что Кэйт почти потеряла сознание. Он ласкал ее грудь и шею, и она не могла найти слова, чтобы остановить его.

Когда он прижал подушечки больших пальцев к ее подбородку и поднял ее лицо, ее дыхание стало отрывистым. В ее сознании мелькало что-то, сливающееся в странное мерцание. Перед ее закрытыми глазами кружились тени, и какие-то вихри рассыпались на точки. Она почувствовала, как его губы нежно коснулись ее лица.

— О, Кэти, какая ты сладость! Отныне, когда бы мы ни занимались любовью, я буду коленопреклоненно благодарить Бога за то, что он послал мне такого ангела!

Чуть отвернувшись от нее, он продолжал ласкать ее шею, охватывая ее пальцами, как воротником. Потом пальцы его скользнули ниже, и Кэйт затаила дыхание, страстно желая чувствовать его ласки. Медленно, так медленно. Ее кровь, казалось, стала густой, как мед. Она билась в ее жилах, пульсировала, и этот ритм гипнотизировал ее.

Его ласки рождали музыку в ее душе. Эта мелодия походила на ту, что играла ей в детстве мать. Временами Кэйт казалось, что она сложит чудесную симфонию. Зак вернул ей какие-то полузабытые чувства; казалось, все более и более яркий свет проникает в ее душу. Она знала, что эти чувства будут расти и усиливаться. Дыхание ее стало ровнее. Потом исчезла комната и все вокруг, остался только Зак и его нежные умелые руки. Кэйт трепетала. Ее соски набухли и затвердели от его поцелуев и ласк. Он продолжал трогать и гладить их, доставляя ей наслаждение, которого она ждала.

Кэйт всхлипнула и, поймав его руки, направила их вниз. Такие изумительные, чудесные руки! Они ласкали ее, пробуждая в ней желание, делая ее тело слабым и податливым.

Она склонилась к нему, забыв о приличиях и правилах поведения. Правила устанавливает общество, а ее единственным обществом был Зак. Какую радость давали ей прикосновения его больших теплых рук, когда они трогали ее ребра, сжимали талию, ласкали живот. Как восхитительно он поднимал ее, прижимаясь губами к ее губам.

Она застонала, ощутив страстное нетерпение. Когда он двинулся вместе с ней, прижимая ее к груди, ей показалось, что они закружились в каком-то дивном вальсе.

Желание! Настойчивое желание, тоска по чему-то острому и мучительному. Она почти растворилась в этом. Кэйт прижалась к нему. Когда он тронул языком ее губы, она раскрыла рот, наслаждаясь этой близостью, потому что он хотел ее.

Смутно сознавая, что он несет ее на постель, она чувствовала, как вздулись мышцы на его груди и руках. Потом он сорвал с себя рубашку, даже не расстегнув ее. Бриджи упали на пол, со звоном разлетелась мелочь, выпавшая из карманов. И, наконец, их тела соприкоснулись. Кэйт почти потеряла сознание, впившись ногтями в его плечи.

— Ты хотела, — шепнул он отрывисто, — раствориться во мне и перестать существовать. Мы почти достигли этого, Кэти, девочка! Занимаясь любовью, мы соединяемся в одно целое. Нет больше ни Кэйт, ни Зака. Мы растворяемся друг в друге, теряемся друг в друге, когда это происходит. Это магия…

Кэйт почувствовала, что он опустил ее на подушку. Она сжалась, поняв, что происходит, но Зак был рядом, и скованность ушла. Его рука гладила ее, и она не думала больше ни о чем. — Я люблю тебя, Кэти, девочка! — шептал он. — Я хочу запомнить каждый дюйм твоего тела. Каждый драгоценный дюйм! Чтобы вспоминать об этом, когда тебя не будет со мной.

Говоря это, он продолжал целовать и ласкать ее. Кэйт полностью подчинялась ему. Не было места, которого он не поцеловал. Он прошел языком по каждой линии на ее ладонях, обвел уши, изгибы бровей. Когда он целовал ее грудь, она напряглась, выгибаясь, как лук. Он провел рукой между ее бедер, и она приподняла таз навстречу ему.

Закария! Это имя звучало как музыка для нее. От любви к нему у нее сжималось сердце. Когда его пальцы коснулись самого сокровенного места, острое наслаждение пронизало ее. Когда же его мужская плоть вошла в нее, наслаждение усилилось, и Кэйт наконец поняла, что любит Зака страстно и глубоко. Единство, чувство завершенности всего! Это было так прекрасно, что она заплакала.

— С тобой все в порядке, Кэти? — проговорил он. — Ты такая маленькая… Я боюсь повредить тебе.

Глядя на него сквозь слезы, Кэйт обняла его широкие плечи и притянула Зака к себе. Когда ее робкие, ищущие пальцы коснулись основания его мужской плоти, не полностью вошедшей в нее, он застонал, выдохнув ее имя.

— Не надо! — прошептал он. —Я и так еле сдерживаюсь.

Инстинктивно Кэйт обхватила ногами его бедра. Этот инстинкт был таким же древним, как женственность.

— Я не хочу, чтобы ты сдерживался. Я отдалась тебе вся. Отдайся и ты мне.

— Я боюсь причинить тебе боль… Вцепившись в его плечи, Кэйт приподняла бедра и приняла его в себя целиком.

— У меня ребенок, Зак. Ты не можешь мне повредить! Уверяю тебя!

Невольная дрожь прошла по его телу.

— А ты уверена, что не нашла дитя под капустным листом?

Она неожиданно усмехнулась. Он улыбнулся ей в ответ. Он осторожно двинулся в нее, войдя целиком.

Ее смех сменился всхлипыванием. Пальцы впились в него.

— С тобой все в порядке?

С протяжным стоном она выгнулась, двигаясь навстречу ему. Ощутив ее страстное желание, он включился в предложенный ею ритм. Темнота и лунный свет, сплетение тел, жар огня. Почувствовав его в себе, она вспомнила, о чем мечтала однажды. Великолепно! Не было ничего и никого, кроме него. Зак дарил ей блаженство. Конвульсии сотрясали ее тело.

Потом Кэйт почувствовала такой упадок сил, что не могла даже двинуться. На ней лежало трепещущее тело Зака. Ее обдавало жаром. Его бакенбарды щекотали ее щеки, его плечо упиралось ей в подбородок, большие руки сжимали ее запястья. Его мужская плоть все еще покоилась в ней.

«Как животные в загоне», — неведомо почему вдруг подумала она, и от радости, охватившей ее при этой мысли, она весело рассмеялась.

— Ты что? — спросил он, хватая губами ее ухо. —Я сделал что-то смешное?

Приступ дикого смеха вдруг овладел ею. Она пыталась сдержаться, но не могла.

— Что такое? — В его голосе она расслышала уязвленное самолюбие. — Господи, Кэйт… Уж не хочешь ли ты посмеяться над тем, как я…

— Мое достоинство! — сквозь смех проговорила она. — Ты же обещал не задеть его. Где же оно? Может быть, под кроватью?

Его губы расплылись в улыбке.

— Я засунул его под подушку, — шепнул он хрипло. — Хочешь я верну его тебе?

— Нет. Ведь оно лежит там вместе с твоими носками…