ГЛАВА 1

Тонкий лучик бледного дневного света, упавший с затянутого тучами неба, проник сквозь окошко в неизменно унылую кухню. Ее некрашеные дощатые стены, пол и потолок навевали тоску даже в погожие дни.

Отклонившись в сторону, чтобы дым не попал ей в глаза, Кэйт Блейкли сунула еще одну щепотку лаврового листа в огонь и закрыла топку. В недрах печи раздалось шипение, хруст, потрескивание. Эти уютные звуки всегда улучшали настроение Кэйт, и она все еще любила их, несмотря ни на что.

Проходя через кухню, Кэйт наклонилась и посмотрела через окошко на старую иву во дворе. Густой навес из свисающих ветвей дерева трепетал от легкого ветерка. Значит, возможно, стемнеет раньше, чем начнется буря. Если ветер не унесет облака, сгрудившиеся над горами, наверное, будет гроза с громом и молнией. Настоящая страшная буря, когда небо раскалывается на части.

От этой мысли у Кэйт перехватило дыхание. Она попыталась преодолеть напряжение. Лучше уж сделать вид, что потемневшее небо нисколечко ее не беспокоит. Ее дочурка Миранда достаточно натерпелась во время прошлой грозы, не стоит прибавлять к ее страхам свои собственные.

Что за мерзкая погода! В Центральном Орегоне всегда выпадает много дождей, но этот год побил все рекорды. Наступила уже середина июня.

Она взглянула на абажур, свисающий прямо над ней с потолочной балки. Вчера, во время бури, ей пришлось зажечь лампу, чтобы успокоить Миранду: на это ушла недельная порция керосина. Если она хочет сэкономить деньги от продажи яиц и молока, чтобы купить Миранде несколько платьев для школы и краску для кухни, не следует зажигать лампу всякий раз, как портится настроение.

Вздохнув, Кэйт взяла потрепанную тетрадку и поднесла ее к слабой полоске света над рукомойником. Проходя мимо помойного ведра с объедками для свиней, она смахнула муху краем черной саржевой юбки. Насекомое, которое едва ползало от непривычного холода, зажужжало над ней и опустилось на раскрытую тетрадь.

— Кыш отсюда!

Отогнав муху, она наклонилась к свету, но все еще не могла разобрать, сколько столовых ложек сахарной пудры нужно для этого рецепта. Вообще-то ей пора бы уж знать наизусть этот бабушкин рецепт хвороста, но муж никогда не позволял его готовить. Джозеф утверждал, что сладости так же дурно влияют на нравственность, как и алкоголь, особенно у женщин, существ слабых и более склонных к заблуждениям, чем мужчины.

После смерти Джозефа сахар был единственной роскошью, на которую Кэйт позволяла себе тратиться. Другие дети едят конфеты не один раз в неделю, и Кэйт решила, что постарается обеспечить Миранде нормальное детство, по своим возможностям, разумеется. Как понимала Кэйт, ни ее, ни Миранду, увеличившееся количество сахара не склонило ни к каким заблуждениям, да и других отрицательных последствий не возымело. Конечно, от сахара можно потолстеть, но Кэйт этого не боялась. Миранде не мешало бы чуть пополнеть, да и у самой Кэйт не было лишнего веса. Ее талия стала такой тонкой, что мужчина вполне мог обхватить ее ладонями. Ну что ж, такая возможность представлялась лишь тогда, когда кто-то помогал ей выйти из повозки, если она ездила в город, да и то она старалась этого избежать.

— Мама, ты опять щуришься. Если не перестанешь, нам придется купить еще одну корову, чтобы хватало молока для твоих морщин.

— Да ну их, эти морщины. Гораздо хуже то, что мне нужны очки. — Кэйт отодвинула тетрадку подальше от глаз. — Если не перестану читать при свечах, ослепну еще до тридцати.

При мысли о том, что необходимо отказаться от ночного чтения, у Кэйт испортилось настроение. Пять долгих лет муж не позволял ей открывать ни одной книги, кроме Библии, теперь, обретя возможность читать, она не могла начитаться всласть. Газеты двухмесячной давности. Старые каталоги. Желтые страницы справочника.

Раз ее зрение ухудшается, она должна отказаться от этого и не проводить за книгами целые вечера ради удовольствия. Она не знала почему, но последние несколько месяцев чтение стало ей нужнее, чем сон. А это о чем-то говорит.

Эгоистка, эгоистка. Что, если ей и вправду понадобятся очки? Зрение пригодится ей для более важных вещей, чем чтение. Например, для шитья. Она не могла позволить себе купить для Миранды готовое платье. Взор ее скользнул к фаянсовой копилке, куда она откладывала те скудные гроши, которые иногда оставались. Каждый грош предназначен для определенных нужд. А кое-что она еще надеялась отложить на покупку сливовых деревьев и заложить в будущем году небольшой фруктовый сад. Сливы приносили очень хороший урожай в долине Умпква, и поскольку они, в отличие от других фруктовых деревьев, не требовали тщательного ухода, Кэйт считала, что может с этим справиться. Если понадобятся очки, то сколько же придется за них заплатить? Точно она не знала, но наверняка безумно дорого. Значит, прибавится еще одна статья расходов. Почувствовав полную беспомощность, Кэйт вернулась к настоящему. Сводить концы с концами без мужа было и так очень трудно, зачем же задумываться о предстоящих неприятностях? Следует подумать о Миранде. Девочка и без того достаточно натерпелась за свою коротенькую жизнь. Прочитав рецепт, Кэйт положила тетрадь и подмигнула дочери, сидевшей у стола. Она едва вспомнила, о чем говорила Миранда. Неудивительно, девочка трещала как белка, собирающая зимние орешки.

— Где это ты слышала, чтобы молоко помогло от морщин?

Слишком маленькая, чтобы заглянуть в зеленые банки, чинно выстроившиеся перед ней на столе, Миранда принялась пробовать их содержимое на вкус. Попав сначала в сахар, она с удовольствием облизала палец. Затем сунула руку в соду, попробовала и передернулась. У Кэйт не хватило духу отругать ее. Совсем недавно Миранда ни за что не отважилась бы на такое. Изменения, происшедшие в ней, казались почти чудом.

Личико Миранды скривилось от отвращения, и она еще раз передернулась, прежде чем ответила на вопрос Кэйт:

— Когда мы были в лавке, я слышала, как миссис Реймер говорила, что у Абигайль Снайпс самая лучшая конфекция в городе, поскольку ее муж держит так много коров.

— Комплекция, а не конфекция, — поправила Кэйт, — и убери руки от банки с содой. Я не возражаю, когда ты таскаешь сахар, но сода несъедобна.

— А папа ее ел.

— Только для улучшения пищеварения.

Слегка смутившись при упоминании о Джозефе, Кэйт быстро подошла к столу и добавила в миску с тестом восемь ложек сахара. Она не знала, что именно помнит Миранда.

— Больше, чем полагается по рецепту. Но чем слаще, тем лучше, правда? — Лукаво посмотрев на дочь, она добавила: — Надеюсь, вы не будете возражать старшим, девушка? Тебе всего четыре года, и, полагаю, мне лучше известно, съедобна сода или нет.

Миранда размазала по щеке муку.

— А что, с возрастом люди умнеют?

— Говорят, что так, а стало быть, я на семнадцать лет умнее тебя. Поэтому слушай, что я говорю.

С сомнением взглянув на жестянку с содой, Миранда возразила:

— Не уверена, что ты очень поумнела за эти годы, мама. Если сода несъедобна и у нее такой мерзкий вкус, зачем же ты кладешь ее в хворост?

Кэйт едва удержалась от смеха:

— Если тебе не понравится, мне достанется больше.

— Если у хвороста будет такой же вкус, как у соды, то я его совсем не хочу. Он противеннее, чем свиные помои.

— Ты опять лазила в помойное ведро? Скажу тебе, Миранда Элизабет Блейкли, меня не удивит, если ты стащишь червяков у цыплят. И не противеннее, а противнее. Если ты не научишься говорить правильно, что же будет через год, когда ты пойдешь в школу?

— Я вовсю… — Миранда оборвала фразу и сморщила свой нежный носик, — я вовсе не ела помои, мама, я только — представила.

Кэйт фыркнула.

— Если ты не ела помои, так откуда ты знаешь, какой у них вкус, а? А на твой вопрос я отвечу: соду добавляют в тесто, чтобы оно поднялось. — Она стала мешать тесто в миске. — Если не добавить щепотку соды, наш хворост будет плоским, как доллары, и таким же жестким, как они.

Миранда внимательно наблюдала, как Кэйт деревянной ложкой перемешивает тесто.

— А мне понравится в школе, мама? Кэйт замерла.

— Конечно понравится. Я любила школу, когда была девочкой.

— А ты пойдешь вместе со мной? У Кэйт пересохло во рту.

— Ты тогда будешь уже большой девочкой, радость моя, и сама не захочешь, чтобы я пошла с тобой.

Миранда опустила взгляд.

— Джефри Муллинз сказал, что я не больше пятнышка от плевка кузнечика.

Несмотря на серьезность момента и страх, что Миранде будет не так, уж хорошо в школе, Кэйт рассмеялась.

— Плевок кузнечика? Что за гадкое сравнение! — Она как заговорщица подмигнула дочери. — Подожди, пока он не увидит тебя в новых платьях. От удивления у него с носа исчезнут веснушки.

При упоминании о новых платьях глаза Миранды заблестели. Она казалась очень хорошенькой даже в сером залатанном переднике. Теперь Миранда выпрямилась и потянулась вверх, чтобы положить локти на стол, но потеряла равновесие и, прежде чем Кэйт успела подхватить ее, шлепнулась на пол.

— Ой, милая! — Оставив миску с тестом, Кэйт опустилась на колени и помогла Миранде сесть. — С тобой все в порядке?

Миранда внезапно побледнела и посмотрела через плечо — так, будто ее кто-то толкнул. Этот непроизвольный жест заставил сжаться сердце Кэйт.

— Кажется, все в порядке, — сказала наконец девочка, — кроме моих ломтей.

Привыкшая к недостаткам ее произношения, Кэйт переспросила:

— Твоих локтей?

Она закатала рукава Мирандиной рубашки, чтобы взглянуть на ушибленные места. Ушибы были незначительными, но Кэйт притворилась очень серьезной.

— О да, я поцелую, может быть, это поможет? На щеках Миранды выступил слабый румянец.

— Попробуй!

Кэйт поцеловала ушибы, погладила Миранду по голове и, подняв дочь с пола, водрузила ее на стопку книг. Вернувшись к своему занятию, она спросила:

— Ну, на чем мы остановились?

— Ты собиралась сказать мне, каких цветов будут мои платья. — Миранда опустила рукава. — Расскажи мне о них побольше, мама.

Кэйт изобразила глубокую задумчивость.

— Подожди-ка. Одно, наверное, будет фиолетовым.

— Брр-р! Только не фиолетовым, мама. Лучше голубым, как яйца малиновки!

— Ну ладно, голубым, как яйца малиновки. Другое — розовым.

— Розовым, как яблоневый цвет, — добавила Миранда.

— И еще красное, — закончила Кэйт.

— Красное, как лепестки розы. Ну а теперь перечисли все сразу.

Кэйт нелепо наморщила нос и выдохнула воздух, от чего Миранда радостно захихикала. Потом девочка сказала:

— Не все сразу, давай по порядку.

— Голубое, как яйца малиновки, красное, как лепестки розы, и розовое, как яблоневый цвет, — перечислила Кэйт, мысленно плюнув три раза через плечо во избежание неожиданных расходов. Если какая-нибудь девочка и заслуживает три новых платья, так это Миранда.

— А у меня будут кружовники на юбочке? Кэйт перестала месить.

— Кружовники? Что за бред?

— Знаешь, ну как у вдовы Дарби на окне ее гостиной на Рождество. Ты сказала, что это кружовники, и на следующий день я увидела в городе даму со множеством таких кружовников на юбке.

— Это называется кружева, — поправила ее Кэйт с усмешкой. — Не знаю, Миранда, деньги от продажи яиц слишком быстро тают, чтобы хватило еще и на кружева. Может, я загляну в каталог у миссис Реймер, и мы найдем что-нибудь по карману? Посмотрим, ладно?

Кончая вымешивать тесто, Кэйт вспомнила о кружевах на своем подвенечном платье: оно хранилось сейчас наверху в чемодане. Если наряд не слишком пожелтел, Миранда получит «кружовники» на юбочку. Представив себе, как замечательно будет выглядеть дочь, такая нарядная в свой первый школьный день, Кэйт прослезилась.

— Почему ты плачешь?

Кэйт смахнула слезы.

— Господи, Миранда, я и сама не знаю. Я просто представила, какая ты будешь хорошенькая и как я буду гордиться тобой, когда ты пойдешь в школу, вот и все. Моя мама говорила, что это счастливые слезы, и я думаю, это ближе всего к истине.

— Я никогда не слыхала, чтобы плакали от счастья.

Кэйт пожала плечами.

— Если бы ты плакала из-за чего-то грустного, или если бы тебе было больно, я бы не удивилась, но раньше я никогда этого не видела. Почему так бывает, мама?

— Просто я себе этого не позволяю.

— А почему же ты позволяешь себе плакать, когда случается что-то хорошее?

Кэйт не была уверена в том, что сможет ответить на этот вопрос.

— Слезы счастья появляются незаметно.

— Значит, ты не знаешь, что они появились?

— Вот именно. Никто не думает, что заплачет от радости. Казалось бы, к этому нет никакого повода, но вот у меня глаза на мокром месте, и кое-кто, пожалуй, подумает, что я сумасшедшая.

— Только не я!

— Это потому, что ты любишь меня. А в какой-нибудь книге написали бы, что я очень странная.

Я думаю, это женская истерика. По крайней мере, так считал твой… — Кэйт заколебалась, стоит ли опять упоминать о Джозефе, — так считают многие люди.

— А что такое женская истерика?

Кэйт отщипнула кусочек теста, чтобы попробовать его.

— Мне трудно судить, но думаю, у меня неизлечимый случай. Я уж подумываю, не купить ли мне пилюли Гоффа, В «Морнинг Орегониен» написано, что это самое сильное средство в мире, успокаивающее женские нервы.

— И ты хочешь их заказать?

Кэйт в последний раз перемешала тесто.

— Да нет. Пилюли на две недели стоят целый доллар. — Она наклонилась и поцеловала Миранду в лоб. — Из-за тебя мне пришлось бы продать ферму, чтобы вылечиться от счастливых слез.

Миранда потянулась к бутылке яблочного сидра.

— Да тебе совсем не нужны эти дурацкие пилюли. От счастливых слез твои глаза так здорово сияют, да к тому же слезы быстро высыхают.

— Слава Богу.

Придвинув к себе бутылочку сидра, Миранда спросила:

— А это для чего?

Решив, что Миранде еще слишком рано пробовать сидр, Кэйт отобрала бутылку.

— Знаешь, Миранда, хворост еще не поспеет, а тебе уже придется пить лимонное молоко, чтобы живот не болел. Перестань, оставь все в покое. Ты не сможешь лакомиться сладким, если заболеешь.

— Если хворост — это сладкое, то почему в него добавляют кислое?

Девочка задавала больше вопросов, чем избиратели во время предвыборной кампании.

— По правде говоря, по рецепту полагается две ложки сухого вина, которого у нас нет, поэтому я решила заменить его сидром. А ответить на твой вопрос не могу, я и сама не понимаю, почему по рецепту нужно добавить что-то кислое.

— А что такое вино?

— То, что пьют грешники, и не спрашивай меня больше ни о чем, потому что все равно тебе еще рано об этом знать.

В карих глазах Миранды засверкало любопытство.

— Вино — это то, что пытается вырастить наш новый сосед, да? Так говорила миссис Реймер.

— Он собирается выращивать виноград. А вино — это напиток, который он хочет делать из него.

— И вино — это то, что пьют грешники?

— Да, мисс, совершенно верно, и давайте на этом закончим.

Кэйт вытерла руки о белый фартук и подошла к печи посмотреть, достаточно ли нагрелась сковородка.

— И мы не приглашаем его к себе, потому что он приезжает сюда делать питье для грешников?

— Приехал, а не приезжает. Да, поэтому. Я не хочу иметь дело с соседом-пьяницей. А кем же еще может быть человек, который собирается построить винный завод?

Удостоверившись, что масло закипело, Кэйт вернулась к столу за тестом. Когда она опустила кусочек теста в шипящее масло, в доме раздался громкий стук. Он повторился. Казалось, что кто-то, стоя во дворе, бросает в дом камни. Кэйт оглянулась: Миранда сидела неподвижно.

С расширенными от ужаса глазами девочка прошептала:

— Думаешь, он подслушал нас и пришел забросать нас камнями?

Кэйт успокаивающе улыбнулась и поставила миску с тестом на теплую полку.

— Если это он, мы запросто прогоним его. Не будь гусыней, Миранда. Бояться нечего.

Миранда соскользнула со своего стула с книгами.

— Да ты не видела, какой он большой и сильный!

— А ты видела? Хочешь сказать, что ты туда бегала?

Не успела Миранда ответить, как что-то снова ударилось о стену дома и отвлекло Кэйт. Она пошла посмотреть, что это такое. Девочка следовала за ней по пятам. Вопреки собственным словам, Кэйт встревожилась. То, что их новый сосед Закария Мак-Говерн, по всей видимости, пьяница, само по себе неприятно. А если он большой и сильный, то дело обстоит еще хуже. Ей хватало хлопот на ферме и без пьяного сварливого огромного соседа.

Когда Кэйт открыла входную дверь, взору ее предстало совершенно неожиданное зрелище. Огромная желто-белая собака рыла в ее саду с розами гигантские ямы вдоль изгороди. Влажная, податливая земля легко разлеталась во все стороны. У Миранды перехватило дух, она испуганно закричала:

— Какой ужас! Прочь, мерзкая тварь!

Собака, явно услышавшая ее крики, не прекратила своих бесчинств. Кэйт замахнулась на пса фартуком.

— Пошел вон, говорю тебе! Какой ужас, что ты наделал? Иди домой, убирайся!

Прикрывая ручонкой лицо от грязи, Миранда выбежала во двор вслед за матерью.

— Останови его, мама. Скорее, пока он все не раскопал!

Кэйт пыталась это сделать, но поняла, что собака не очень-то ее испугалась. Сердце Кэйт забилось от негодования, она бросилась в дом за метлой. Сейчас она покажет этой невоспитанной дворняжке, и в следующий раз та не посмеет рыть ямы на участке Блейкли.

ГЛАВА 2

Кожаное седло скрипнуло, когда Зак Мак-Говерн привстал на стременах. Его гнедой зафыркал и затряс головой, недовольный такой неудобной переменой позы всадника.

— Потерпи немножко, Дандлер. Я только на минуточку.

Зак снял шляпу, вытер рукавом пот со лба и прищурился: солнце било ему в глаза. Он пытался найти своего пса Ноузи, помесь колли с австралийской овчаркой. От родителей он взял самое худшее. Проклятая собака! Заставил же он побегать своего хозяина. Ноузи пошло бы на пользу, если бы кто-нибудь из соседей-фермеров хорошенько всыпал ему. Думая так, Зак знал, что не сможет поехать домой и бросить свою собаку на произвол судьбы. При всех его недостатках Ноузи славный старый пес. Хуже всего то, что он душит цыплят. Не нарочно, нет, ни в коем случае. Должно быть, он просто не в меру усердно играл с ними. Цыплята во время этой игры быстро теряли энтузиазм. Но Зак понимал, что разгневанный фермер не станет разбираться в намерениях Ноузи. Налицо мертвые цыплята, а это страшная обида в фермерском краю. Зак вздохнул, подсчитывая, сколько же у него соседей на этих холмах вдоль Северной Умпквы. Разглядеть Ноузи среди дубов и пихт, росших вдоль реки, было невозможно, да к тому же на таком расстоянии собаку от овцы не отличишь.

Куда бы он сам направился на месте Ноузи? Понимая, что Ноузи наверняка помчался в ближайшее место, где можно нажить неприятности, Зак решил первым делом проверить соседние фермы. Он опустился в седло. Ну и заварил он кашу! Приехав сюда три месяца назад, Зак собрался было нанести визит ближайшей соседке, вдове Кэтрин Блейкли. В городе говорили, что она прелесть как хороша и что ей очень нужно выйти замуж, поскольку первый ее муж утонул в реке. Если верить толкам, эта женщина не «слишком сильного сложения и подвержена истерическим припадкам, но она так красива, что любой мужчина, едва взглянув на нее, тотчас забудет обо всем остальном».

Зак сомневался, что Кэтрин Блейкли так хороша, как утверждает молва. Люди из самых лучших побуждений преувеличивают достоинства вдовы, когда на горизонте появляется подходящий холостяк. Временами это становится невыносимым. Конечно, Зак не особый ценитель женской красоты. Но, одинокий вдовец и сам далеко не красавец, он подумывал о перспективах приятного знакомства. Он намеревался как-нибудь в воскресенье привести себя в порядок и заскочить к ней. Исчезновение Ноузи нарушило этот план.

Пригладив волосы, Зак попытался создать какое-то подобие прически, не заботясь, впрочем, о затылке, прикрытом шляпой. Затем тщательно вытер лицо рукавом. Бог знает, как он выглядит, протаскавшись целый день за плугом. Черт побери эту собаку.

Когда он подъехал к ферме Блейкли, заливистый собачий лай, перемежаемый женским визгом, подсказал Заку, что Ноузи здесь, гораздо раньше, чем он увидел пса. По крикам он догадался, что мерзкая псина опять втравила его в неприятности. Поспешно подъехав к запущенному двухэтажному белому дому, Зак наконец увидел, что происходит. Ноузи придумал новое развлечение — рыть ямы. Пес, видимо, решил, что это увлекательнее, чем гоняться за цыплятами. И Зак понял, почему. Теперь Ноузи играл не с цыплятами, а с женщиной. Кроме того, здесь была маленькая девочка, совсем крошка. Она скакала вокруг, махала руками и кричала.

Зак заметил, что детские крики не заставили собаку прервать свое занятие. Да и размахивающая метлой Кэтрин Блейкли совсем не тот человек, который может дать решительный отпор псу. Вместо того, чтобы отколошматить Ноузи, чего он, без сомнения, заслуживал, она только размахивала метлой. Не чувствуя боли от ударов, Ноузи, казалось, считал все это частью веселой игры. В этом шуме и суматохе появление Зака прошло совершенно незамеченным. Он привязал лошадь в нескольких ярдах от цветника, который тянулся десятифутовой полосой вдоль изгороди, футов на шесть выходя за пределы двора. Он отметил, что даже в сравнении с его фермой, где работы был непочатый край, ферма Блейкли была в весьма печальном состоянии. Дело не только в том, что дом следовало покрасить. Крыльцо покосилось и завалилось набок. Изгородь, ограждавшая розовый сад, клонилась и шаталась при Малейшем дуновении ветерка, а сарай, похоже, готов был вот-вот развалиться.

Внимание Зака привлек большой розовый сад: он странно контрастировал с запущенностью всего окружающего. Конечно, это не его дело, но лучше бы вдова тратила свое время не на цветы, а на что-нибудь другое. Пытаясь продержаться здесь одна, без мужа, она окажется с розами, но без пищи, когда придет зима, если сейчас не поймет, что важнее всего. При взгляде на Кэтрин Блейкли серьезные мысли Зака уступили место удивлению. Пока он рассматривал ее владения, она умудрилась зацепиться своими пышными волосами за колючки розового куста, вившегося по решетке позади нее.

Оценив размеры ущерба, Зак удивился, почему она так неистово гнала Ноузи. Конечно, собака вырыла несколько довольно глубоких ям, но ни одна из них не задела розовые кусты и не повредила корни. Пес явно не сделал бы ничего непоправимого, пока она освобождалась от колючих побегов роз. Но Зак просто не представлял себе, что думают обо всем этом женщины. Понять их Заку вообще никогда не удавалось. Очевидно, для нее грязь вокруг ее роз была чем-то очень важным, и какая разница, понимает он это или нет. Чертов пес! Вот тут бы как раз и познакомиться с Кэтрин Блейкли. Ну разве не досадно? Молва не обманывала. Даже в поношенном мрачном черном платье и прожженном белом фартуке она казалась самой хорошенькой женщиной, какую только встречал Зак. Ее темные волосы блестели, как неостывший сливочный крем. Ее глаза были огромными, хотя и сузились от негодования: он никогда прежде не видел таких карих глаз.

Высокому и крупному Заку всегда нравились высокие ладные женщины, но маленькая Кэтрин Блейкли была весьма недурна. При всей своей хрупкости она была пропорционально сложена и достаточно округла там, где положено.

Ноузи залаял и сделал несколько веселых прыжков, уклоняясь от метлы. Сохраняя равновесие, Кэтрин Блейкли отступила назад и окончательно запуталась в густых и колючих ветках, которые прочно вцепились в ее волосы. Зак вздрогнул и решил, что пора вмешаться и помочь глупой женщине.

Едва Зак поднялся на стременах, Ноузи заметил его и тотчас прекратил безобразничать. Жалобно поскуливая, собака прижалась к его ноге, высунув язык с невинным видом.

Кэтрин Блейкли, все еще не в силах двинуться с места, посмотрела на него. В ее огромных карих глазах отразилось удивление. Румянец смущения выступил на ее матовых, как слоновая кость, щеках. Маленькая девочка испуганно посмотрела на него через плечо. У нее перехватило дыхание, и она бросилась к сараю, прыгая по траве, как плоский камушек скачет по поверхности воды.

Кэтрин Блейкли проводила взглядом убегающую дочь. Было видно, что ей хотелось бы последовать за ней, но она не двинулась с места. Зак понял, что она осталась не от храбрости, а лишь потому, что ветки розовых кустов содрали бы с нее скальп, сделай она хоть одно резкое движение.

Реакция матери и дочери, не говоря уж о Ноузи, заставила Зака почувствовать, что он здесь не слишком желанный гость.

— Кажется, моя собака доставила вам кучу хлопот. — Он спешился и обмотал поводья вокруг кожаного седла. — Искренне сожалею об этом. Он сбежал из дома, пока меня не было.

Зак полагал, что такое начало не хуже всякого другого, он произнес это вполне дружелюбно. Но Кэтрин Блейкли, видимо, не разделяла этого мнения. Все еще наклонившись, она держала в руках метлу, словно собиралась всыпать ему как следует, если он подойдет слишком близко.

Зак переминался с ноги на ногу, потом, вспомнив о хороших манерах, снял шляпу. Едва сделав это, он сообразил, что пригладил волосы только спереди, а сзади они, вероятно, торчат в разные стороны. Он попытался пригладить их и прочистил горло, что заставило Кэтрин Блейкли насторожиться.

Зак никак не мог понять, в чем дело. Он не считал себя красавцем, но никогда еще не случалось, чтобы кто-то, взглянув на него, лишался дара речи. Второй раз за последние десять минут он обнаружил, что пытается взглянуть на происходящее чужими глазами. Сначала он хотел понять, что думает Ноузи, а теперь — Кэтрин Блейкли, и, черт побери, это оказалось куда сложнее.

Он решил, что она, должно быть, испугана, ведь ее ферма в пустынном месте, а перед ней незнакомый человек и, по ее представлениям, огромный. Она же совсем крошка, а он на голову выше многих мужчин и куда шире в плечах.

— Я Закария Мак-Говерн, ваш новый сосед, — попытался представиться Зак.

Метла в ее руках поднялась чуть выше. Вот так любезное начало! Зак огляделся, сам не понимая почему. Потом махнул рукой в сторону своей фермы.

— Я живу вон там.

Она даже не повела глазами.

— Я и раньше собирался заехать к вам, но работа не дает мне ни минуты отдыха. — Он взглянул на ее запутанные в ветвях волосы. — Если вы опустите метлу, я вас освобожу.

Она сжала черенок метлы так, что ее пальцы побелели. Решив, что, если даже она огреет его по голове, он все равно выживет, Зак медленно, чтобы не напугать ее, стал продвигаться вперед.

— Ну и в хорошеньком же вы очутились положении. Дайте-ка я посмотрю, как можно вам помочь, ладно?

Она дернулась, когда он опустил руки на ее волосы. Пальцами он легко мог бы охватить ее маленькую голову, и это почему-то помогло ему понять, что она сейчас чувствует. Они с дочерью жили здесь совершенно одни, а в этих краях умная женщина встречает незнакомцев хорошим зарядом дроби.

От нее пахло ванилью и киннамоном, а не пронзительными духами, и это привлекло Зака, напомнив ему о яблочном пироге, покрытом свежевзбитыми сливками. Очень уж аппетитно она пахла. И ее волосы казались мягкими, как шелк. Он боялся дернуть их, чтобы не причинить ей ни малейшей боли. Он взял ее за узкие плечи, повернул и почувствовал, как напряглось ее тело. Сжатая пружина. Может, лучше и не распутывать ее волосы. Сто против одного, ему уже не представится шанс познакомиться с ней поближе. Что-то ударило Зака по ногам. Он посмотрел через плечо и увидел, что Ноузи, лишившись строгого хозяиствого присмотра, возобновил свои раскопки, и грязь опять полетела во все стороны.

— Брось, Ноузи, — заорал Зак.

При звуке его голоса Кэтрин Блейкли попыталась вырваться, но только еще больше запуталась. Зак заметил, что из глаз у нее брызнули слезы, и испугался, не станет ли ей еще хуже.

— Миссис Блейкли, расслабьтесь, иначе, пока я буду вас освобождать, ваша голова станет лысой, как репа.

— Довольно трудно расслабиться, когда мои волосы вырывают с корнем, а мой розовый сад разоряют.

Хотя она говорила раздраженно, Заку понравился ее голос. Он напомнил ему о меде и масляных бисквитах. Поняв, что по крайней мере третий раз за последние несколько минут он сравнил Кэтрин с едой, Зак задумался, не голоден ли он.

— Я спасу ваши волосы, если вы постоите спокойно, а затем возмещу ущерб, причиненный вашему саду.

— Благодарю вас, как только вы меня освободите, я смогу сама позаботиться о своем саде.

Даже с запрокинутой головой она упрямо пыталась вздернуть подбородок. Зак сдержал улыбку.

— Это было бы не слишком вежливо с моей стороны. Моя собака наделала вам хлопот. Если я все исправлю, это будет вполне справедливо. — С этими словами он опустил голову и резко дернул ее косу. — Ну вот.

Освободившись от шипов и от спасителя, она отошла в сторону, потирая одной рукой голову, а другой все еще вцепившись в метлу. Зак увидел, что ее косы рассыпались в тонкие черные локоны, и решил, что с распущенными по плечам волосами она стала еще красивее. Кажется, в помощи она больше не нуждалась.

— Спасибо, что освободили меня, — сказала она наконец.

Она выглядела не слишком-то признательной. Зак понял: ей больше всего хочется, чтобы он исчез. Теперь, когда Кэтрин освободилась и в случае чего могла убежать, она держалась смелее. Внимательно посмотрев на его запылившиеся джинсы и потрепанную рабочую рубашку, она подняла взгляд к его лицу. Через некоторое время Кэтрин как будто немного расслабилась, и он подумал, что она поверила тому, что он рассказал о себе.

— У вас в сарае есть мотыга? — спросил он.

Зак не знал, заметила ли она шрамы у него на щеке, но почувствовал себя неловко и надвинул на лоб шляпу.

Уголок ее рта дернулся, и она вскинула подбородок.

— Я же сказала, что сама все исправлю. Зак вздохнул.

— Миссис Блейкли, Кэтрин… Можно называть вас Кэтрин? Я должен возместить вам убытки. Мне очень неловко, что это случилось. Я засыплю эти дыры за десять минут.

— Кэйт.

— Прошу прощения?

— Кэйт, — повторила она, — меня зовут Кэйт.

Ей не шло это имя, которое Зак всегда связывал с крупной женщиной с широкими плечами и крепким задом. Может быть, потому, что Кэйт Брекен, единственная Кэйт, которую он когда-либо знал, была ростом пять футов девять дюймов и носила десятый размер обуви. Возможно, Кэти. Да, Кэти ей больше подходит.

— Послушайте, мистер…

— Мак-Говерн.

Она облизнула нижнюю губу.

— Мистер Мак-Говерн… я понимаю, вам, должно быть, неловко за вашу собаку, — она махнула рукой в сторону Ноузи, — но, право же, нет никакой необходимости в том, чтобы вы засыпали эти ямы, — она бросила беспокойный взгляд на землю, — в самом деле, не нужно. Я предпочла бы, чтобы вы этого не делали. Моя дочь не привыкла к чужим, и я…

Порыв ветра, пронесясь по двору, поднял ее юбку. Прежде чем ей удалось прикрыть юбкой стройные ноги, Зак увидел высокие черные башмаки и белые муслиновые панталоны. При новом порыве ветра она втянула воздух, посмотрела на дом и тяжело вздохнула. Вдруг на ее лице мелькнул испуг.

Отбросив метлу, она кинулась к крыльцу и закричала:

— Мой хворост! О Господи, я совсем забыла о нем!

Недоумевая, что это за хворост, Зак смотрел, как она влетела в дом и скрылась. Потом до него донесся запах подгоревшего масла. Он метнул на Ноузи испепеляющий взгляд. Проклятая собака!

Ноузи заскулил и лег на землю, положив голову на перепачканные лапы.

Зак поднял метлу и прислонил ее к изгороди. После того как Кэтрин Блейкли унесла с собой запах ванили, он ощутил наконец легкий аромат кроваво-красных роз. Криво усмехнувшись, Зак дотронулся кончиком пальца до нежного шелковистого лепестка и перевел взгляд на дом. «Все самое хрупкое и прекрасное должно иметь шипы, чтобы защитить себя», — подумал он.

Пожав плечами, он направился к сараю в поисках мотыги. Без труда отыскав ее, он вернулся в розовый сад, чтобы исправить вред, причиненный Ноузи. Но не успел он сделать и трех взмахов, как из дома вылетела Кэтрин Блейкли: похоже, его присутствие не давало ей покоя.

— Я же сказала, что сама все сделаю! — закричала она.

Она схватила мотыгу и попыталась вырвать ее. — Кэйт, я хотел…

— Какая разница, чего вы хотели! Вот я хочу спокойно дожарить хворост по рецепту моей бабушки, и именно этим и собираюсь сейчас заняться. Так что, пожалуйста, забирайте, свою собаку и отправляйтесь домой.

Чувствуя себя полным идиотом, он отдал ей мотыгу. Черт побери, не драться же с ней.

— Но вы не сердитесь? — Он и сам понимал, что задал дурацкий вопрос. Казалось, она так разъярена, что готова разнести все вокруг на мелкие кусочки. — Мне было бы неприятно думать, что проделки Ноузи испортят наши отношения.

— Уверяю вас, я не сержусь, — немедленно отозвалась она, — ни на вас, ни на вашу собаку. Просто уведите ее домой и следите, чтобы она больше не убегала.

Зак не знал никого, кто пришел бы в такое волнение из-за нескольких комков раскиданной грязи. Он задержался на секунду, глядя на нее. Стоя близко к ней, он прикинул, какой у нее рост, и решил, что она на полголовы ниже его плеча. Зак сомневался, что она потянет больше ста фунтов. Его угнетала мысль о том, что из-за его пса ей придется делать лишнюю работу, но он не видел, как это исправить.

Он повернулся было к лошади, но остановился и снова посмотрел на нее.

— Может, вы с дочерью как-нибудь в воскресенье завернете ко мне на чашку чая?

Чая? Черт возьми, что это на него нашло. У него нет ни единой чашки, и вряд ли их можно купить в Роузбурге, единственном городке поблизости.

— Спасибо за приглашение, но боюсь, что я не слишком люблю общество. Да и моя ферма отнимает у меня столько же времени, сколько ваша у вас.

Убедившись, что он уезжает, Кэтрин стала любезнее. Зак приподнял шляпу.

— Приятно было познакомиться.

— Взаимно. — Она вытерла руки фартуком и посмотрела на разбросанные вокруг кучи земли.

Зак вскочил на лошадь и свистнул Ноузи. Проезжая мимо сарая, он заметил, как что-то там быстро мелькнуло. Обернувшись, он заметил, что из-за угла строения на него смотрит маленькая девочка. Он попытался улыбнуться ей: хрупкая фигурка, черные волосы и огромные карие глаза безошибочно подсказали ему, что это дочь Кэйт Блейкли.

— Привет! — крикнул он.

Услышав его голос, девочка вскочила и исчезла. Зак посмотрел ей вслед, встревоженный выражением ужаса, промелькнувшим на ее лице. Мать и дочь были самыми пугливыми из всех, с кем ему приходилось встречаться, это уж точно.

По дороге домой Зак вспоминал испуганное лицо ребенка. Не находя этому объяснения, он попытался направить мысли в другое русло. Люди бывают очень странными. Впрочем, это не его дело. Конечно, он ближайший сосед Кэйт Блейкли, но едва ли им придется часто видеться. Может, они вообще больше не встретятся, если она не перестанет упрямиться. Зак был настоящим джентльменом.

— Проклятая собака, — буркнул он.

Едва Закария Мак-Говерн скрылся из вида, и Кэйт убедилась в том, что он больше не вернется, она бросила мотыгу и побежала искать Миранду. Дочь спряталась за кучей сена на чердаке в сарае; она сидела, прижав колени к груди и обхватив руками голову. Сердце Кэйт болезненно сжалось, когда она наклонилась, чтобы обнять Миранду.

— Радость моя, все хорошо. Не бойся.

— А этот страшный человек ушел?

Гладя дочь по голове, Кэйт вспомнила смуглое привлекательное лицо и сверкающие глаза Закарии Мак-Говерна. Никто не назвал бы его страшным. Неудивительно, что в городе о нем так много судачат. В этих местах холостяки на дороге не валяются, а Мак-Говерн весьма привлекателен: волнистые темные волосы, косая сажень в плечах.

В книжках Миранды были страшные картинки, Кэйт с этим соглашалась, но то в книжках, а тут… Но ведь она сама испугалась, вместо того чтобы успокоить девочку. Кэйт знала, что не следует обвинять во всем только Джозефа.

Она обняла узенькие плечи Миранды.

— Он ушел и, думаю, никогда больше не вернется. Он приходил за собакой. Она уже ни за что от него не убежит.

Миранда крепко прижалась к ней.

— Собака вырыла в розах, — прошептала она, — такие большие жуткие ямы. Я боялась, что ты не сможешь ее остановить. А потом пришел этот человек, такой большой, мама, больше папы. И даже больше дяди Райана.

Кэйт закрыла глаза.

— Я люблю тебя, Миранда. Всем сердцем. Ты не должна бояться. Понимаешь? Ни мистера Мак-Говерна, ни кого другого. Что бы ни случилось, я всегда смогу защитить тебя, — Кэйт сжала руку дочери, — обещаю тебе.

Миранда всхлипнула.

— Я знаю, что защитишь. Что бы ни случилось. Кэйт прикусила губу, взмолившись о том, чтобы никакие обстоятельства не помешали ей выполнить это обещание. В отличие от многих других детей, у Миранды есть только один человек, способный позаботиться о ней, — ее мать. Не дай Бог, чтобы девочка осталась без нее. Единственный родственник Миранды, ее дядя Райан Блейкли, которому, несомненно, придется позаботиться о девочке, если что-то случится, такой же сумасшедший, каким был его брат Джозеф.

— Немного хвороста подгорело, но у нас осталась еще половина теста, — прошептала Кэйт. — Может, пойдем домой? Я приведу в порядок розовый сад, а потом мы с тобой проведем чудесный вечер вдвоем. Сядем у плиты, и я буду рассказывать тебе истории.

Миранда взглянула на нее.

— А расскажешь про то, как ты была маленькой девочкой и твой папа привез тебе котенка?

Кэйт вдруг пронзила острая боль. Из всех историй, какие рассказывала она дочке, эту Миранда особенно любила. Может быть, потому, что она уносила ее в неведомый мир, где маленьких девочек оберегали, любили и лелеяли заботливые отцы.

Фантазия Миранды… Кэйт знала, что она никогда не осуществится.

ГЛАВА 3

Примерно через неделю после всех этих событий корова Генриетта не вернулась домой с пастбища. Генриетта обеспечивала Кэйт и Миранду молоком, сливками, маслом и сыром. Притом иногда Кэйт выручала немного денег, продавая излишки молочной продукции. Кэйт не оставалось ничего иного, как одеть Миранду потеплее и отправиться с ней на поиски коровы.

— Сейчас ведь лето, мама. Зачем мне так тепло одеваться?

— Скажите лучше тем тучам, что сейчас лето, мисс. К тому же пальтишко у тебя вовсе не теплое. Просто плотная саржа.

Стараясь отыскать Генриетту, Кэйт пристально всматривалась в поля. В некоторых местах трава была так высока, что в ней вполне могла скрыться корова. Люди, первыми поселившиеся в этой долине, до сих пор рассказывали, что в те далекие дни трава вырастала до семи футов. Вообразив фруктовый сад, который она надеялась развести, Кэйт подумала, не заглушит ли высокая трава молодые деревца.

— Как тебе кажется, дождь будет? — спросила Миранда.

Мокрая земля хлюпала под башмаками у Кэйт.

— Он как раз очень нам нужен. Ну да, надеюсь, пойдет.

— Это будет хорошо для роз, вот увидишь. После дождя они начнут расти, как сорняки. Скоро они так разрастутся, что под ними не будет видно земли.

Кэйт положила руку на голову дочери, не зная, что ответить. После того, как к ним забежала собака Закарии Мак-Говерна, Миранда стала так же переживать за розовый сад, как и сама Кэйт.

Миранда наморщила нос.

— Папа пришел бы в ярость при виде этих роз. Они в этом году еще лучше, чем в прошлом, правда?

От замечания Миранды у Кэйт засосало под ложечкой. Она попыталась ответить, но не смогла. Кэйт понимала, что ребенку необходимо говорить о Джозефе, чтобы избавиться от этих воспоминаний, но ей казалось, что кое о чем лучше и умолчать.

Миранда посмотрела на нее.

— Мама, почему папа не любил розы? Проглотив ком в горле, Кэйт сказала:

— Он считал, что цветы — пустая трата времени.

— А на самом деле?

Кэйт предпочла бы не отвечать на этот вопрос, но, взглянув на Миранду, увидела, что большие глаза дочери требовательно смотрят на нее.

— Думаю, я недостаточно умна, чтобы ответить на этот вопрос, радость моя.

— Почему? Если папа был достаточно умен, то почему ты недостаточно умна?

Кэйт ласково погладила черный локон, упавший на щеку девочки.

— Я женщина, а женщины — существа слабые. — Слова застревали в горле у Кэйт. В ней заклокотало беспричинное раздражение. Джозеф мертв. Мертв! Он не может выйти из могилы и упрекнуть ее в том, что она осмелилась высказать собственное мнение. Кэйт перевела дух:

— Думаю, все дело тут в истолковании Библии. Миранда в первый раз не спросила, что это значит.

— Твой папа считал, будто Сатана искушает людей красотой, желая сделать их пустыми и суетными. А я думаю, что все прекрасное создает Бог и дарует нам это как утешение от забот.

Миранда улыбнулась.

— Я думаю, что права ты, мама. Разве может Сатана создать такую прелесть, как розы?

— Молодец, неплохой вопрос!

— Я думаю, мама, что и тебя он не мог создать.

Кэйт пристально взглянула в личико дочери. Иногда ей становилось жутко от того, как много усвоила Миранда из напыщенной болтовни Джозефа.

Словно поняв, что необходимо обосновать свое последнее утверждение, девочка добавила:

— Ты не роза, но такая же красивая. Если Сатана не мог создать розы, то не мог создать и тебя.

Кэйт наконец собралась с духом и сказала:

— Спасибо, но помни, что красота должна быть не только внешней, иначе она недолговечна.

Схватив Кэйт за руку, Миранда воскликнула:

— Ты и внутри красивая, мама! Знаешь, у тебя даже внутренности красивые.

Кэйт не могла удержаться от смеха.

— Вот это комплимент!

Сорвав длинную травинку, Миранда указала ею вперед. Ее темные волосы развевались на ветру.

— Ой, смотри, мама, раньше здесь был дом. Подойдя поближе, Кэйт увидела остатки полуразрушенного фундамента и кирпичного дымохода.

— Правда.

Она редко забредала так далеко на пастбища, а если это и случалось, то высокая трава и холмистый рельеф скрывали от нее раньше остатки постройки.

— Я не знала, что здесь был дом.

— Наверное, на этом месте построили свой первый дом первые поселенцы.

— Я могла бы играть здесь в дом.

Кэйт легонько пнула ногой осыпающийся фундамент.

— Держись подальше от этого дымохода. Я не уверена, что здесь безопасно.

Миранда в силу привычки и необходимости была послушнее, чем многие девочки ее возраста. Держась на почтительном расстоянии, она обогнула груду кирпичей и пошла прочь среди высокой травы. Кэйт следила за ней, мечтая о том, чтобы каждый миг в жизни Миранды был таким же, как сейчас — беззаботным и счастливым.

Вдруг Миранда исчезла, словно штрих мела на школьной доске, стертый влажной тряпкой. Кэйт моргнула, не веря своим глазам.

— Миранда!

Ответа не было. На мгновение ей показалось, что девочка просто играет, присев на корточки и спрятавшись в траве. Но это так не похоже на Миранду. И было что-то странное в том, как она вдруг скрылась из вида, словно земля неожиданно расступилась…

— Миранда!

Кэйт бросилась бежать. Как могла она проявить такую глупость, такое легкомыслие? Ведь тот, кто бродит по развалинам, легко может наткнуться на заброшенный колодец!

Зак шагал по влажному грязному склону между двумя рядами недавно посаженных виноградных лоз. В его воображении нежные маленькие побеги на этом клочке земли превращались в крепкие ветви лозы, которые виноградари называют старым лесом. Ему мерещились целые акры таких посадок.

Когда-нибудь, пообещал он себе, в феврале будущего года он отберет лучшие из них, покроет их толстым слоем опилок до той поры, пока весной не наступит время прививки и не начнется все сначала. Нужны годы тяжелой работы, но когда-нибудь у него будет много плодоносящих старых деревьев и виноградник, не хуже тех, что он видел во Франции во время их с Сириной медового месяца.

В этом климате виноград должен расти хорошо. Даже виноградные лозы, брошенные без присмотра во дворе, пускали корни и давали побеги. Господи, да если они выживают и плодоносят без всякого ухода, он наверняка преуспеет в этом предприятии. Он знал, что ему повезет.

Нет, конечно, Зак не поставил все деньги на одну карту. Он уже засеял несколько акров пшеницей, а поле побольше отвел под кормовую люцерну. Если не получится с виноградом или виноделием, ему будет куда отступить. На случай нужды у него есть неплохой счет в банке — деньги, вырученные от продажи первого дома, который он построил для Сирины сразу после свадьбы.

Сирина. Костяшками пальцев Зак потер рубец на щеке. Теперь, после отъезда из Эпплигейт Велли, он редко вспоминал ее.

У подножия холма виноградник кончился, и Зак, ускорив шаг, направился к лошади. Это было его любимое время дня, позади часы изнурительной работы, впереди вечер. Он уже предвкушал, как вкусно поест дома: его новый работник, китаец по имени Чинг Ли, сделал наконец его жизнь сносной. После ужина Зак мечтал развалиться в качалке перед камином — в руках книжка, у ног дремлет Ноузи. И ничего, что огромный дом обычно казался ему гнетуще-тихим и одиноким: рано или поздно он найдет хорошую, домовитую женщину, которая ценит в мужчине не только смазливую внешность.

Поднявшись на крыльцо, он стал открывать дверь, но его внимание привлек какой-то шум. Он повернулся и посмотрел через двор на дорогу. В лицо ему ударил не по-летнему холодный ветер, и он порадовался тому, что поднял воротник своей кожаной куртки. По дороге, ведущей к его ферме, мчалась, накренясь и раскачиваясь, повозка, и если зрение его не обманывало, правила ею Кэйт Блейкли, и правила не слишком умело. Если Кэйт сейчас не остановится, она сломает свою глупую шею.

Случилось, видно, что-то ужасное. Никто не стал бы так загонять лошадь, не будь на это веской причины. Он пересек двор и направился к дороге, чтобы перехватить ее. Увидев его, Кэйт встала и изо всех сил натянула вожжи, на всем скаку остановив свою старую заезженную кобылу. Повозка при этом страшно заскрипела, и Зак понял, что эта рухлядь держится только на честном слове. Кобыла, явно не привыкшая к такому жестокому обращению, хрипела и задыхалась, при каждом вздохе ее взмыленные бока судорожно вздымались.

— Вы убьете лошадь, если будете с ней так обращаться, — сказал он, подойдя к повозке.

Кэйт была смертельно бледна, губы ее беззвучно шевелились. Не успел Зак спросить ее, что стряслось, как она решительно спрыгнула на землю. Он протянул руку, чтобы помочь ей.

— М-ми-миранда, — произнесла она, заикаясь, — старый колодец… Я не знала, что он там есть.

Не сводя с него взгляда, она вцепилась в его куртку.

— Пожалуйста, помогите мне. У меня не хватит сил вытащить ее оттуда. Я боялась, что не справлюсь, и мы обе останемся там навсегда.

На мгновение Заку показалось, что у него остановилось сердце. В висках тяжело застучало. Не стоило спрашивать, кто такая Миранда: только мать могла так смертельно испугаться за своего ребенка. В его памяти промелькнуло бледное личико девочки с глазами серны. Старый колодец. О Господи!

— Она в сознании? — спросил Зак.

Лицо Кэйт передернулось. Она проглотила стоящий в горле ком. Видно было, что она старается держать себя в руках.

— Я… думаю, что нет. Я звала ее, но она не отвечает.

Зак отцепил ее пальцы от своей куртки.

— Я побегу за лошадью и веревкой. Подождите меня здесь, хорошо?

Кэйт судорожно кивнула и прислонилась к бортику повозки.

— Скорее, мистер Мак-Говерн, пожалуйста, скорее! Зак никогда особенно усердно не молился, но по пути к ферме Блейкли, показавшемся ему бесконечным, он возносил молитвы к Всевышнему ежесекундно. Даже если бы он не видел Миранду, то, как судорожно вцепилась в него Кэйт, выражение ужаса на ее лице заставили бы его испугаться за жизнь девочки. Шесть месяцев назад у этой несчастной женщины утонул муж. Потерю дочери она уже не смогла бы перенести.

Когда они наконец домчались до колодца, и Зак, наклонившись, окликнул Миранду, та не ответила. Он вынул из кармана монетку и бросил вниз, чтобы узнать глубину колодца. Наклонив ухо, он долго ждал всплеска.

— Кажется, он сухой, — наконец сказал он.

Зак не знал, хорошо это или плохо. Будь там вода, Миранда захлебнулась бы, если воды не было, она могла сломать себе шею. По лицу Кэйт Зак понял, что ей не надо этого объяснять, и отдал должное ее самообладанию. Любая мать при таких обстоятельствах впала бы в истерику.

Привязав веревку к седлу Дандлера и велев Кэйт не выпускать из рук уздечку, Зак стал спускаться в темный проем колодца. Молчание девочки все больше тревожило его. В затхлом воздухе было трудно дышать.

Хотя света, падавшего сверху, явно не хватало, глаза Зака скоро привыкли к темноте, и, еще не достигнув дна, он уже увидел в нескольких футах от себя светло-серое пальто Миранды. Примерно на полпути был выступ, за который она каким-то чудом зацепилась: девочка скорчилась на камне, коленки прижаты к груди, голова втянута в плечи. Даже в полутьме он заметил, что ее бьет дрожь. Она несомненно была в сознании. Но почему же девочка не откликалась, когда они с Кэйт звали ее?

Зак быстро прикинул расстояние от верха колодца до выступа. Она пролетела не так уж много, но вполне могла набить синяки, даже сломать руку или ногу. Впрочем, по ее напряженной фигуре было ясно, что этого не случилось.

Во влажной земляной стене колодца Зак нащупал ногой опору, закрепился и оценил ситуацию. Отсюда казалось, что выступ достаточно надежен и сможет выдержать вес Миранды, но выдержит ли он и его вес? Значит, пока Зак будет держать одной рукой ребенка, другой он должен крепко уцепиться за веревку.

Запрокинув голову, он крикнул:

— Кэйт, я ее вижу, кажется, с ней все в порядке.

В то самое мгновение, когда раздался голос Зака, откуда-то слева, в нескольких футах под ним, послышалось шипение. Похолодев, он всматривался в темноту, едва слыша, что отвечает ему Кэйт. Вдруг он услышал шипение прямо у себя под ногами. Потом ему показалось, что шипение доносится отовсюду.

Обнаружив в колодце дьявола, Зак ощутил бы столь же неистовый импульс ринуться наружу, ибо больше всего на свете боялся змей. Даже при виде безвредного полоза кровь стыла у него в жилах. Черт с ним, незачем разыгрывать из себя героя! В это время он услышал стон Миранды, слабый, исполненный ужаса, и это привело его в чувство.

Зак отдернул ногу от стены и на секунду повис на веревке, страх парализовал его, он не мог двинуться.

Всего в нескольких футах под ним были гремучие змеи, судя по звукам, логово этих мерзких тварей, а чтобы добраться до Миранды, ему нужно спуститься в самый клубок змей.

Перебирая веревку руками, он медленно пополз вниз. Пот струился по его лицу. Дышать становилось все труднее. Руки и ноги дрожали.

Только не думать, не замечать этих звуков, не прислушиваться к ним. Ребенок — вот что самое главное. Наконец Зак оказался на уровне выступа.

— Миранда, милая, — прошептал он.

Ответом ему было только шипение змей. Зак знал, что в любую секунду они могут наброситься на них. Неудивительно, что Миранда не отвечала матери.

— Миранда, милая, — снова прошептал он. Держаться на веревке было чертовски трудно. Зак знал, что любое резкое движение привлечет внимание змей. Следовало подумать и о том, как Миранда отнесется к попытке забрать ее, если он прежде не объяснит ей, что хочет делать. Вдруг она отшатнется от него и сорвется с уступа. Прерывистым шепотом он произнес:

— Я Мак-Говерн, человек, которого ты видела на прошлой неделе. Моя собака испортила клумбу твоей матери. Ты помнишь меня, милая?

Слева опять раздалось зловещее шипение. Затем еще, и еще. Он преодолел панический страх. Одно неверное движение, и он покойник. От ужаса он покрылся гусиной кожей. Затаив дыхание, Зак всматривался в темноту. Мгновение спустя он различил неясные очертания гремучей змеи, свернувшейся в кольцо на маленьком каменном выступе. Она была огромной. Добрых шесть футов в длину и толщиной в человеческое запястье.

Дрожащими пальцами Зак медленно расстегнул куртку.

— Миранда, сейчас я заберу тебя, совсем скоро, и суну тебя под куртку, где ты будешь в безопасности. Ты понимаешь меня? Когда я сделаю это, ухватись изо всех сил руками за мою шею, а ногами держись за мои бедра. Змеи не достанут тебя через куртку, они не прокусят овчину.

Девочка испуганно вздохнула. Зак прекрасно понимал, каково ей. Но если он не начнет действовать, змеи наверняка ее укусят, и, вероятно, не один раз.

— Я знаю, что тебе страшно, — шептал он. — Просто доверься мне. Я не позволю им добраться до тебя.

Зак взмолился, чтобы это обещание не оказалось пустыми словами. Медленно, даже слишком медленно, он дотянулся ногой до выступа; веревка перестала раскачиваться. Едва он шевельнулся, что-то ударило его в бедро, словно кулаком. Он опустил глаза: кошмар стал явью — его укусила гремучая змея. Ядовитой твари не помешала плотная джинсовая ткань. Зака охватил такой ужас, что он едва не выпустил из рук веревку.

— Сука! — Освободив одну руку, он оторвал от себя огромную змею и отбросил ее как можно дальше. Боль в ноге распространялась, как пламя по керосину. Вниз к икре и вверх к бедру.

— Боже Всемогущий, о Боже Всемогущий…

Зак потянулся было к своей нестерпимо горевшей ноге, но заниматься собой не было времени. Он распахнул куртку: теперь нужно схватить Миранду и прижать ее к груди. Девочка дрожала как осиновый лист.

— Они хотят наброситься на меня, наброситься на меня.

Зак разжал зубы:

— Нет, я не позволю им, все хорошо, милая. Он запахнул поверх нее куртку.

— Видишь, через овчину они тебя не укусят. Обхвати меня ногами, повыше, чтобы они не высовывались из-под куртки.

Насмерть перепуганная, Миранда молча повисла на нем и тихо засопела. У Зака от напряжения онемели руки и спина, но он не решился опереться на выступ. Если камень упадет, Миранда может разбиться. А если она и не пбгибнет при падении, на нее непременно набросятся гремучие змеи.

— Обхвати меня ногами, — повторил он, — я не позволю им причинить тебе зло, обещаю.

Слабо всхлипнув, Миранда повиновалась. Заку не пришлось напоминать ей, чтобы она ухватилась за его шею. Она прильнула к нему, как детеныш опоссума. Ощущение ее слабого тельца, прильнувшего к нему, неожиданно успокоило его. Зак похолодел при мысли о том, что он— единственная преграда между этим ребенком и смертью.

Онемевшими пальцами Зак застегнул куртку.

— Пригни голову, милая, и обязательно обхвати меня ногами так высоко, как только можешь.

— Я… я боюсь.

Зак чувствовал, как пот струится по его лицу.

— Не бойся. Ты со мной. Не высовывайся из-под куртки, и они не укусят тебя.

Хотел бы Зак быть в такой же безопасности. К несчастью, большая часть его тела осталась без прикрытия. Убедившись, что Миранда полностью укрылась под его курткой, он обеими руками ухватился за веревку. Теперь, когда его глаза привыкли к темноте, он увидел над собой нескольких змей, угрожающе свернувшихся на каменных уступах. Зак уже не надеялся миновать их и остаться невредимым.

Посмотрев на луч света, падавший сверху, Зак решил не двигаться, пока змеи не успокоятся. Он слегка уперся ногой в выступ стены, чтобы немного уменьшить напряжение в руках. Хоть бы дождаться того, чтобы они успокоились, тогда, может быть, они пропустят его и не набросятся.

После одного укуса у него есть шанс выжить.

Жгучая боль в бедре заставила его отказаться от этого плана. Чем больше змея, тем больше у нее яду. Укусившая его — была огромной. У него есть десять, от силы пятнадцать минут, потом яд начнет действовать. Один он мог бы еще подняться наверх, но сможет ли он вытянуть Миранду?

Он знал, что выбора нет, не мог позволить себе выбирать. Он уже пожил на свете, а Миранда только начинает жить. Будь прокляты эти змеи, он должен подняться немедленно.

ГЛАВА 4

Зак начал подниматься. Он понимал, что, едва он двинется, змеи набросятся на него, но не мог подготовиться к этому ужасу. Он почувствовал первый укус, поднявшись на три фута. От жгучей боли у него перехватило дыхание, понадобилось огромное самообладание, чтобы удержаться на веревке. Еще через два фута на него набросилась другая змея.

Волна боли, захлестнувшая его ноги, лишила их чувствительности. Он уже не знал, держится ли он ими за веревку. Судя по возросшему напряжению в руках, едва ли.

Перебирая руками веревку, он медленно, дюйм за дюймом прокладывал дорогу к свету. Змея бросилась на куртку, Миранда вскрикнула.

— Держись, девочка, ни в коем случае не отпускай меня.

Заку показалось, что на него набросилась еще одна змея. Но он не был в этом уверен. Почти у самой поверхности его охватило страшное головокружение, и он чуть не выпустил веревку из рук. Он услышал голос Кэйт, звучавший словно издалека. Перевалившись через край колодца, он обхватил руками Миранду и свалился на траву. Свежий воздух. Никаких змей. Дневной свет.

Голова Миранды высовывалась из-под его куртки, как голова черепахи из панциря. Но когда Кэйт попыталась оторвать ее от Зака, девочка лишь крепче вцепилась в его шею. Почти не чувствуя пальцев, Зак расстегнул куртку и посмотрел, нет ли укусов на теле Миранды.

Он знал, что с ним все кончено. Они укусили его три или четыре раза. Ему казалось, что ноги выпирают из джинсов, и понимал, что они распухают все больше с каждой минутой. Но только бы не ребенок, Господи, только бы не ребенок!

— Змеи! — Он взглянул на Кэйт и заморгал, не в силах разобрать, какая из трех смотрящих на него женщин настоящая. — Гремучие змеи. Там их целый выводок. Посмотрите, не укусили ли ее эти суки.

Ему казалось, будто он чувствует, как по его жилам струится яд. Насколько он понимал, симптомы отравления змеиным ядом обычно проявляются позднее, минут через пятнадцать-двадцать после укуса. Потом они усиливаются, приводя через несколько часов к фатальному исходу.

Но с ним что-то не так. Его сердце уже начинало буксовать, как паровоз на крутом подъеме. Удары участились. Один словно гнался за другим, разрывая грудную клетку. Тело покрыл пот. В ушах звенело. Казалось, в него впились сотни булавок. Его тошнило.

Зак чувствовал слабость и нестерпимую боль в висках. Он провел рукой по глазам и задержал взгляд на Кэйт, едва сознавая, что она оттащила Миранду в сторону и с ужасом ощупывает его ноги.

— О Боже, мистер Мак-Говерн, о Боже! Вас страшно покусали. Я должна доставить вас домой.

Зак подумал, что лучше уж умереть здесь и не мучиться. Он было приподнялся, опираясь на локоть, но снова упал. Громкие всхлипывания Миранды донеслись до него, словно издалека. Он попытался пробиться сквозь обволакивающий его туман.

— Не плачь, милая, — попытался сказать он, — все позади. Ты в безопасности. — Он поискал взглядом Кэйт. — С ней правда все в порядке? Они не покусали ее?

— Нет, не покусали. — Голос Кэйт странно дребезжал. — Спасибо вам, мистер Мак-Говерн. Я никогда не слышала, чтобы змеи покусали кого-нибудь столько раз. Вы весь в крови.

Он старался собраться с мыслями.

— Яд… он разжижает кровь.

Зак закрыл глаза. Казалось, его подхватила волна и он куда-то поплыл, радуясь, что жгучая боль уже не донимает его. Прошло время. Он не знал, сколько, но почувствовал, что Кэйт Блейкли трясет его. Ее голос эхом отдавался у него в голове. «Вы не должны лежать». «Но почему, черт возьми», — хотел он спросить, но не мог. «Пожалуйста, мистер Мак-Говерн, вы должны попытаться дойти хотя бы до лошади, пожалуйста, попытайтесь». Это уж совсем по-женски: мучить человека, который хочет лишь одного — чтобы его оставили в покое.

Подчиняясь настойчивым просьбам Кэйт, Зак попробовал подняться. Потом ему почудилось, будто он стоит на ногах, но ноги были как пылающие обрубки. Боль заглушила всякую чувствительность ниже пояса. Когда Кэйт положила ему руки на плечи, Зак решил, что эта сумасшедшая маленькая женщина хочет нести его.

— Не надо, вы покалечитесь.

— Я вам буду очень благодарна, мистер Мак-Говерн, если вы просто пойдете. Я сама позабочусь о том, чтобы не покалечиться.

Неужели он действительно шел? Зак вроде бы видел, как под ним движется земля, значит, он и в самом деле идет. Да, черт возьми, она бы и не смогла нести его! Когда они добрались до лошади, его сознание настолько прояснилось, что он понял: она хочет усадить его на лошадь верхом. Он ухватился руками за седло и посмотрел вверх. О, как оно высоко!

— Поставьте ногу в стремя.

— Я не смогу.

— Сможете, раз я говорю. Да поднимайте же ногу, черт побери.

Она зашла с другой стороны и стала тянуть его за запястье. С большим трудом он поднял голову.

— Вам не втащить меня наверх.

Но он чувствовал, что она тащит, и, черт побери, ей действительно удалось поднять его на пару дюймов. Зак застонал и попытался закинуть ногу. В первый раз это ему не удалось, но со второй попытки получилось. Когда она наконец усадила его в седло, он наклонился вперед и почти лег, не замечая, что край седла впился ему в живот. Каждый шаг лошади причинял ему невыразимые страдания. Зак заскрежетал зубами и разразился проклятиями.

По дороге к дому он испытывал мучительные приступы боли. Зак смутно видел небо, землю, сарай, потом розовый сад. Последнее, что он заметил, это то, что она почти волокла его по ступенькам. Он хотел помочь ей, очень хотел, но, казалось, уже не мог управлять ногами, словно налитыми свинцом.

Ей не удастся протащить его далеко, подумал Зак. Он весит на добрую сотню фунтов больше нее, а его ноги с каждым шагом все меньше ему повиновались. Но все же она тащила его. Через темные сени. По длинному темному коридору, который так завертелся у него перед глазами, что он не мог сказать, где кончается пол и начинается потолок. Затем он почувствовал, как погрузился в мягкие объятия пуховой перины.

Во время одного из последних проблесков сознания он подумал: «Неужели никто никогда не говорил Кэйт Блейкли, что укусы гремучих змей обычно смертельны? А его укусили не один раз. Он был уже покойником, глупо с этим спорить».

Он ощутил, что она пытается спустить с него джинсы. Ни за что на свете он не стал бы ей помогать. Эта чертова дурочка никак не могла справиться с этим. Когда наконец она отказалась от этой затеи, Зак попытался поднять голову.

— Не сделаете ли мне одолжение? — спросил он.

В это самое мгновение все почему-то вдруг на секунду прояснилось и стало неестественно ярким: Зак увидел ее мертвенно-бледное лицо. Она пристально смотрела на него.

— Все, что угодно, мистер Мак-Говерн, только попросите.

Он попытался сглотнуть слюну. Боже, как ему хотелось пить!

— Бросьте динамитную шашку в колодец. Раз уж я умираю, хотелось бы захватить в ад и этих проклятых змей.

— Вы вовсе не отправляетесь в ад, как, впрочем, и на небеса. Вы будете жить, мистер Мак-Говерн.

— Укусы гремучих змей смертельны, — пробормотал он.

— Это необязательно, вовсе нет, насколько мне известно.

Кэйт разрезала ножницами джинсы и нижнее белье Мак-Говерна, прямо по шву, на каждой ноге, и сняла их, как банановую кожуру. Она насчитала четыре укуса: три глубоких и один поверхностный, и его последние слова не выходили у нее из головы. Укусы гремучих змей смертельны. Она благодарила Бога за то, что Мак— Говерн сейчас без сознания. То, что ей предстоит сейчас сделать, ужасно болезненно. Отодвинув джинсовую ткань, она обрезала его кальсоны, так что теперь они были не длиннее мальчишеских шорт. То, что от них осталось, Кэйт закатала, обнажив его бедра.

Не имея времени позаботиться о Миранде, которая тихонько плакала у кровати, Кэйт бросилась в кухню, схватила нож и прокалила его, как могла, в огне очага. Выходя из кухни, она захватила метлу. Когда она вернулась в спальню, губы Мак-Говерна начали синеть, а его обветренное лицо побледнело. Отбросив покрывало, она взяла простыню и разрезала ее на несколько полосок, чтобы сделать жгуты.

— Миранда, отойди.

— Ухватившись за конец метлы, Кэйт с такой силой ударила каблуком по деревяшке, что та раскололась надвое. Кэйт расщепила ее до тех пор, пока не получила несколько деревяшек нужной длины. Тогда она быстро наложила жгуты на бедра Зака.

Отерев со лба пот, она взглянула на дочь.

— Миранда, я хочу, чтобы ты пошла к сараю, нашла большое ведро для молока, наполнила его грязью и принесла мне.

Миранда отвела испуганный взгляд от укусов на распухших ногах Мак-Говерна.

— Он умрет, мама?

— Да, если ты не поспешишь и не сделаешь того, о чем я прошу.

Едва Миранда исчезла из вида, как Кэйт взяла нож и начала обрабатывать укусы. Решив, что сделала все необходимые надрезы, она опустилась на колени и прижалась ртом к одному из укусов. Она не знала, напряжена ли бедренная мышца, или распухшие ноги уже начали коченеть. Но ей было невероятно трудно отсасывать кровь. Она размяла кожу, отсосала кровь и сплюнула. Спокойно, спокойно. Она знала, что не должна оставлять синяки вокруг ран, иначе потом здесь сойдет кожа.

Время шло слишком быстро. Кэйт так спешила, что едва успевала дышать, а потому скоро почувствовала головокружение. Но она продолжала работу. Этот человек спас жизнь ее дочке, а она должна спасти его.

Очистив как могла укусы, Кэйт аккуратно обработала раны, поскольку они продолжали кровоточить. Из принесенной Мирандой грязи она замесила что-то вроде вязкого теста и, взмолившись, чтобы это не принесло вреда, обмазала этим тестом ноги Мак-Говерна. Она вспомнила рассказы о том, что животные, укушенные ядовитыми змеями, приходят к лужам и окунаются в них. Грязь обладает отсасывающими свойствами. Если это действует на животных, Бог даст, поможет и человеку. В полном изнеможении Кэйт вытерла руки и выпрямилась у кровати, размышляя, что бы еще сделать. Теперь не оставалось ничего другого как поспешить за доктором. На случай, если Мак-Говерн еще слышит ее, она наклонилась над ним и коснулась его руки.

— Я еду в город за доктором Уиллоуби, мистер Мак-Говерн, и сразу же вернусь.

Он не ответил. Кэйт никогда не видела никого при смерти. Каждый раз, когда поднималась его грудь, ей казалось, что он вот-вот перестанет дышать. Взяв на руки Миранду, она поспешила во двор за лошадью.

— Мама, он спас меня, — всхлипывая говорила Миранда, — он услышал шипение змей еще до того, как спустился совсем близко к ним. Но он все равно спустился и забрал меня. Вот почему он весь искусан.

— Я знаю, радость моя, он очень храбрый.

— Он умрет?

Кэйт едва ли не потеряла равновесие и прислонилась плечом к стене, чтобы удержаться на ногах.

— Нет, он не умрет, Миранда, я не дам ему умереть.

Зловещая тень доктора, отошедшего от кровати, изгибалась на дощатых стенах спальни. С ужасом ожидая приговора, Кэйт отвела взгляд от неподвижного — тела Закарии Мак-Говерна, прикрытого простыней.

— Спасти его может только чудо.

Ну что ж, она была готова к этому, не так ли?

— Могу ли я хоть что-нибудь сделать для него?

— Сейчас мы можем только молиться. Вы потеряли слишком много времени, пока доставили его сюда и отсосали яд, так что… — Доктор Уиллоуби отступил к стулу, который Кэйт поставила у кровати. Положив руку на его спинку, он неловко наклонился, чтобы закрыть свой саквояж, затем повернулся к ней. В очках, водруженных на его огромный нос, он напоминал сову.

— Я вернусь в город и пришлю за ним несколько человек: они доставят его в мою клинику. У вас и так много хлопот с ребенком и хозяйством. Агония может затянуться на несколько часов.

— Я не могу бросить его на произвол судьбы. Доктор провел узловатой рукой по своим седым редеющим волосам.

— Кэйт, вы добрая женщина и, несомненно, отличная сиделка. Но уход ему не поможет. Мужчина такой комплекции мог бы выжить после одного укуса, может быть, после двух. Но даже лошадь не выживает после четырех.

— А такая малышка, как Миранда, не перенесла бы и одного. Если бы он не бросился спасать ее, змеи вообще не укусили бы его. Пока он жив, я буду при нем.

Вздохнув, доктор кивнул.

— Думаю, я чувствовал бы то же самое. Ясно одно: здесь ему уделят намного больше внимания, чем в клинике. С тех пор, как умерла моя жена, у меня нет сиделки. Я уже принял сегодня роды, другая женщина на сносях, и, видимо, мне придется покинуть клинику на несколько часов. Тогда он будет предоставлен самому себе. — Доктор пожал плечами. — Я должен сосредоточить усилия на том, что наиболее целесообразно.

Кэйт поняла: жестокий, мучительный выбор. Люди в здешних местах должны благодарить Бога за то, что здесь вообще есть доктор. Она перевела дух.

— Я не виню вас. Но скажите мне, что делать. Доктор Уиллоуби дал Кэйт краткие инструкции:

почти все это она уже знала. Полный покой. Постараться вывести мочу. Накладывать на раны припарки. Он никогда не слышал, чтобы от змеиных укусов лечили грязью, но, вероятно, это не повредит, если только не занесет инфекцию.

— Я слышал, что она обладает антисептическими свойствами, — закончил он, —но так ли это, не знаю. — Он опять пожал плечами, и Кэйт решила, что этот жест выражает беспомощность, тсогда доктор сталкивается с неизлечимой болезнью или другим злом.

— В любом случае я мало чем мог бы помочь.

— Вы сделали все, что могли, доктор. Никто и не требует от вас большего. Если бы мистер Мак-Товерн был в сознании, он несомненно сказал бы то же самое.

— У него может начаться носовое кровотечение, да и другое тоже. Это бывает после укусов змей. Это будет неприятно. — Он огляделся. — Разумнее удалить отсюда девочку. А кстати, как она? Я мог бы ее осмотреть.

Кэйт знала, что Миранда при падении только немного поцарапалась. Осмотр незнакомого врача принесет ей больше вреда, чем пользы.

— Она очень пуглива. Наверное, где-нибудь сейчас прячется.

— Позовите ее, пожалуйста!

— Я уже осмотрела ее, доктор. С ней все в порядке. А вам нужно спешить к роженице. Разве вы забыли?

При упоминании о пациентах доктор подхватил саквояж и направился к выходу.

— Вы уверены, что с ней все в порядке?

— Конечно.

Обведя взглядом двор, Кэйт заметила, что нет повозки, обычно стоявшей у сарая. Если ей придется везти Зака к доктору в город, она ей понадобится.

— Не могли бы вы попросить кого-нибудь с фермы Мак-Говерна привезти назад мою повозку?

— Обязательно. — Выходя на крыльцо, доктор сказал:— Я приеду завтра утром, чтобы сделать все необходимое. Когда все будет кончено, просто накройте его чем-нибудь и заприте дверь в спальню.

От его слов Кэйт вздрогнула. Она не могла забыть, что Зак думал только о спасении Миранды, когда он тащил ее из колодца. Помнила мягкость его огромных натруженных рук, когда он ощупывал ими маленькое тельце Миранды. Она не могла не отплатить ему за это, спокойно позволив умереть. Никак не могла.

ГЛАВА 5

Проводив доктора, Кэйт пошла на кухню и стала рыться в лекарствах Джозефа. Она давно уже собиралась выбросить все эти бутылочки: их вид вызывал у нее неприятные воспоминания. Теперь она радовалась, что не успела этого сделать. Хотя муж ее был крепким на вид человеком, его постоянно одолевали какие-то недуги. Кэйт не знала толком, настоящие или вымышленные. Неважно. Раз уж у нее есть лекарства, нужно использовать их.

После долгих раздумий Кэйт выбрала бутылочку с жидкостью Файердейла, которая, как она знала, очищала кровь. Затем взяла средство Свифта, поскольку как-то прочитала в рекламе в «Морнинг Орегониен», что это лучшее в мире лекарство для крови. Отлично помогает при травмах кожи, заражениях крови, обморожениях и ранах различных видов.

Затем она открыла последние страницы в тетрадке своей матери: там были перечислены средства от различных болезней. Для примочек годился хмель с виноградными листьями, вымоченный в уксусе. Возле сарая у Кэйт как раз рос хмель, да и виноградные лозы уже покрылись листвой. Она послала Миранду за листьями. В тетрадке был еще рецепт от лихорадки: в его состав входили гвоздика, хинная кора и портвейн. У Кэйт была только гвоздика.

Она пошла в комнату Джозефа и долго шарила в его столе, пока не нашла энциклопедический справочник. К несчастью, там ничего не говорилось о змеиных укусах. Все же она нашла и там рецепт лекарства от лихорадки, и, понимая, что у Мак-Говерна, вероятно, начнется жар, отыскала на полке с лекарствами Джозефа «Аконитум напеллюс» и отнесла его в спальню.

Бледность больного испугала ее. Когда Миранда вернулась с хмелем, Кэйт опустила его в уксус, чтобы приготовить на всякий случай. Она вышла из дома, чтобы принесли еще одно ведро грязи. Покрывая укусы на теле Зака свежим слоем грязи, она услышала скрип приближающейся повозки. Зная, что Миранда тут же убежит куда-нибудь и спрячется, Кэйт поспешно наложила грязь и бросилась открывать дверь. На пороге стоял худой седовласый мужчина среднего роста. Шляпу он почтительно держал в руке. Тусклый свет лампы из коридора упал на его лицо, изборожденное глубокими морщинами. По его виду она поняла, что он уже слышал новость. Его запыленные мятые джинсы свидетельствовали о том, что он приехал сюда прямо с поля.

— Вы его друг? — спросила она сочувственно. Мужчина теребил поля своей пыльной шляпы.

— Просто наемный работник, но знаю его уже целую вечность. Я работал на него, еще когда он жил в Эпплигейт. Переехал с ним сюда пять лет назад. Меня зовут Маркус Стоун.

В другое время Кэйт не позволила бы незнакомому мужчине войти в дом. Поборов нерешительность, она распахнула дверь.

— Заходите, мистер Стоун. Пять лет работы, конечно, означают, что вы его друг. Хотите взглянуть на него?

— Да, мэм.

Он зашел в сени и смущенно огляделся.

Кэйт захлопнула дверь и провела его в комнату, где лежал больной. Отступив в сторону, она наблюдала, как он подошел к кровати. Почтительно сняв шляпу, он, словно застыв, долго смотрел на ее подопечного. Плачевный вид хозяина явно вызывал у него сострадание. Он дотронулся до его бедра шляпой.

— Выглядит не слишком хорошо. Кэйт согласилась.

— Я сделаю все, что смогу. — Она заломила руки. — Но если он продержался уже двадцать четыре часа… — Она не смогла договорить.

Маркус Стоун кивнул.

— Я помогу вам. Ухаживать за мужчиной без сознания — неподходящее занятие для леди. Хозяин спустил бы с меня шкуру, узнав, что я позволил вам этим заниматься.

До сих пор Кэйт не думала о приличиях. Она покраснела.

— Я вдова, мистер Стоун, а потому утратила девичью застенчивость.

Кэйт сознательно солгала. За пять лет брака с Джозефом она не много узнала о мужской физиологии. Впрочем, какая разница! Она и не думала о том, что Закария Мак-Говерн — мужчина, и не будет думать об этом, пока его жизнь висит на волоске. Для нее он просто тяжелобольной человек, которого она отчаянно пытается спасти.

— Наверное, мне сподручнее позаботиться о нем. Вдова вы или нет, но есть то, что мужчины скрывают от женского взгляда.

Кэйт пришлось уступить.

— Что бы вы ни думали, кое в чем он предпочел бы иметь дело со мной.

Она вспомнила о спальне наверху, и пальцы ее сжались в кулаки при мысли, что здоровый чужой мужчина останется здесь на ночь. Не говоря уже о Миранде (еще неизвестно, как она к этому отнесется), у Кэйт были свои опасения. Женщине следует проявлять осторожность, если она живет одна, за много миль от города.

— У меня есть для вас свободная комната.

— Для меня годится и солома в сарае. — Он повернулся к выходу. — Обычно я громко храплю и, оставшись в доме, не сомкнул бы глаз, боясь вас разбудить.

Кэйт испытала облегчение.

Стоун, казалось, искал подходящие слова.

— Если нужно будет его вымыть ночью, или он вспотеет от лихорадки, или понадобится его обтереть, крикните мне с крыльца.

Кэйт и не думала о том, что ей придется мыть Мак-Говерна.

— Спасибо. Не сомневаюсь, что вы поможете мне ухаживать за ним.

Его темно-голубые глаза встретились с ее взглядом.

— Я сделаю кое-что еще. Пока он не встанет на ноги и не освободит вас от хлопот, я помогу вам в работе по дому. Вы ведь не можете ухаживать за ним и работать на ферме. Завтра я съезжу на нашу ферму и скажу другим работникам, чтобы они обошлись без меня, пока хозяин не поправится.

Кэйт не возражала. В обычные дни у нее не хватало времени заниматься чем-нибудь, кроме работы. Она вспомнила о Генриетте, все еще бродившей где-то в полях, но решила, что сейчас не стоит занимать этим Стоуна.

— Очень любезно с вашей стороны.

— Сделаю все, что могу, — ответил он. Вежливо поклонившись, он подошел поближе к кровати и заглянул в стоявшее рядом ведро. Кэйт не знала, как он отреагирует, увидев, что она покрыла змеиные укусы грязью.

— Вы уже ели? — спросила она, стараясь отвлечь его.

Он сдвинул ведро с места и заглянул в него.

— Нет, но я не голоден.

Она тоже не чувствовала голода. Кэйт провела рукой по волосам: несколько локонов выбились из косы, обвивающей ее голову. Взгляд ее упал на ведро, и она приготовилась выслушать упреки.

— Очень разумно использовать для примочек грязь, — сказал он.

— Не знаю, разумно или нет, — неуверенно ответила она.

— Если что и спасет его, так это грязь. Я не раз видел, как укушенные собаки валяются в грязи и выживают. Если это помогает собакам, то должно спасти и его. — Он надел шляпу. — Я принесу вам еще грязи на ночь. Как только грязь подсохнет, накладывайте свежую.

Почувствовав облегчение, Кэйт улыбнулась. — Раз уж вы ночуете на улице, я дам вам одеяла и подушку. Под утро в сарае станет очень холодно. Он направился к двери.

— Шкура у меня толстая, и я могу спать в любых условиях.

Спать. Услышав это слово, она поняла, как ее измотал этот тяжелый день. Проводив Стоуна до дверей и отослав спать Миранду, она взяла белье и, вернувшись в комнату, где лежал больной, села возле его кровати. Деревянный стул был очень неудобным, но она специально принесла его, а не кресло-качалку. Притулившись в кресле, она заснет, а ведь ночь предстоит нелегкая. Ей нельзя ни на минуту сомкнуть глаз. Вглядываясь в лицо Мак-Говерна, она пыталась обнаружить хоть какие-то признаки жизни. Если бы не отрывистое, глубокое дыхание, он казался бы трупом. Сердце Кэйт сжалось от жалости, но она знала: случись такое еще раз, она опять поехала бы к нему и попросила о помощи, ибо речь шла о спасении Миранды. Однако чувство вины не покидало ее.

Его обветренное лицо покрывал загар. В уголках глаз была сеть тонких морщин, так же, как вокруг рта. Лицо человека, которого не слишком щадила жизнь, свидетельствовало о пережитых радостях и печалях, надеждах и разочарованиях.

Она впервые заметила шрамы на нижней челюсти и на шее; должно быть, они явственнее обозначились из-за его бледности. Бледные рубцы напомнили ей о шрамах на левой руке Миранды, оставшихся после сильных ожогов.

Словно встревоженный ее пристальным взглядом, Мак-Говерн застонал. Его рука дернулась. Простыня соскользнула с него, открыв обнаженную грудь и плечи. Кэйт отвела глаза: пока ее не было в комнате, доктор Уиллоуби снял с пациента нижнее белье. Вспомнив о Том, как она приподнимала простыню, чтобы намазать грязью места укусов, Кэйт покраснела. Сейчас он был совсем голым. Только легкая простыня — и… она сжала губы, неожиданно осознав, что ее пациент — мужчина.

Она едва знала этого человека, и вот теперь он лежит у нее в спальне, без сознания, к тому же в чем мать родила. Она представила, как поднимаются эти тяжелые ресницы, а карие глаза смотрят прямо на нее. Теперь она была рада, что Маркус Стоун остался здесь ухаживать за своим хозяином.

Все это, конечно, глупо. Она же взрослая женщина, мать. Обнаженный мужчина не должен вызывать ее любопытства, тем более повергать в смущение. Неожиданно на нее нахлынули воспоминания, неясные и отрывочные, как тени во сне. Джозеф, возникающий за ней в темноте и прижимающий ее к себе. Его руки, ищущие кромку ее ночной рубашки, что-то твердое, проникающее внутрь ее, какая-то тяжесть, наваливающаяся сверху, пыхтение, которое он издавал, надеясь произвести на свет сына. Как всегда, от этих воспоминаний Кэйт захотелось уединиться, и она вскочила со стула. Пока она приводила в порядок комнату, мысли ее вернулись к ужасным минутам, когда Зак вылез из колодца с Мирандой на руках. Сейчас Кэйт даже не понимала, как ей удалось посадить такого крупного мужчину на лошадь и доставить его домой. Хорошо еще, что спальня на первом этаже.

Беззвучно шевеля потрескавшимися губами, Мак-Говерн вновь застонал и уронил голову на подушку. Встревоженная, она дотронулась до его лба и поняла, что у него очень сильный жар. Не мешкая, она налила в таз воды из кувшина и принялась обтирать его лицо. Он что-то прошептал и попытался схватить ее запястье.

— Все хорошо, мистер Мак-Говерн, все хорошо. Кэйт взмолилась, чтобы так оно и было.

Через несколько минут Кэйт снова возблагодарила небеса за то, что Маркус Стоун остался здесь. Еще до того как он вернулся в дом с ведром грязи, Мак-Говерн начал бредить, и вскоре стало ясно, что у него горячка. Когда она попыталась удержать его руки, он толкнул ее. Даже теперь, сильно ослабевший, он все еще был сильным, и Кэйт не могла с ним справиться.

— Пожар! — хрипло кричал он. — Иисус Христос, все в огне!

Кэйт схватила руку, которой он размахивал, и попыталась прижать к постели.

— Мистер Мак-Говерн, пожалуйста! Это только сон.

— Беги! — кричал он, — прыгай ко мне, ради Бога! Размахивая свободной рукой, Мак-Говерн ударил Кэйт по голове. В глазах у нее потемнело. Не зная как с ним справиться, она навалилась на его грудь всем телом, чтобы удержать его. Но это не помогло. Закаленный годами тяжелой работы, он отбросил ее, как ребенка. Она упала на пол в нескольких футах от кровати. Боль от ушибленного копчика распространилась вверх по позвоночнику.

Она увидела, что больной сел и, видимо, намерен подняться. Кэйт вскочила на ноги. Едва она бросилась к нему, в спальню вошел Маркус Стоун.

— Помогите мне! — закричала она, — у него горячка!

Работник поставил ведро с грязью у двери и бросился на помощь. Вдвоем они уложили Мак-Говерна на спину. С помощью изорванных для жгутов простыней, Маркус привязал запястья и лодыжки хозяина к кровати.

— Змеи! — кричал Мак-Говерн. — О Боже Всемогущий!

В его голосе был такой неподдельный ужас, что Кэйт испуганно оглянулась, словно боясь обнаружить гремучих змей в спальне. Мак-Говерн натягивал повязки, удерживающие его руки. Она знала: горячечная фантазия вновь вернула его в колодец, наполненный этими тварями. Ужас, который она увидела в его подернутых поволокой карих глазах, поразил ее. До этого мгновения она не вполне осознавала, чего ему стоило спуститься в колодец за ее дочерью.

Он дернулся в последний раз, пытаясь освободиться. Вены на шее и на лбу набухли от напряжения. Из носа потекла струйка крови, и, когда он в изнеможении откинул назад голову, Кэйт заметила розовые струйки, текущие из ушей.

— О Боже!

С уст Маркуса Стоуна сорвался невнятный звук: более внятно, чем слова, он выражал охвативший его ужас.

— Это один из типичных симптомов, — поспешила уверить его Кэйт. — Доктор предупреждал меня. Яд разжижает кровь. — Она подошла ближе и полоской от простыни вытерла лицо больного.

— О, мистер Мак-Говерн, змей здесь нет. Т-с-с. — Кэйт убрала с его лба влажные темные волосы. — Все хорошо. Змей здесь нет.

Маркус Стоун стоял возле кровати, в изнеможении после борьбы с больным.

— Попробуйте назвать его по имени, может, он откликнется.

— Закария, — мягко произнесла она, — все хорошо. Правда, все хорошо. Вы уже не в колодце, вы в безопасности.

Звук ее голоса, казалось, принес желаемый результат. Напряжение Мак-Говерна улеглось, и мгновение спустя он закрыл глаза. Кэйт едва держалась на ногах.

Заметив это, Маркус спросил:

— С вами все в порядке? Похоже, он вас сильно ударил.

Оправив платье, Кэйт ответила:

— Я беспокоюсь только о нем. Он весь горит. Маркус приложил руку ко лбу хозяина.

— Да, в самом деле. Нужно сбить жар.

Не успел Стоун договорить, как Мак-Говерн изогнулся на кровати. Его тело забилось в судорогах.

Мгновение Кэйт безучастно и бессмысленно смотрела на Зака. Но скрежет зубов Мак-Говерна привел ее в чувство.

— О Боже, ему совсем худо!

Маркус выбежал из комнаты и через минуту принес из кухни огромный таз с водой. Отбросив простыню, он принялся растирать тело хозяина мокрой тряпкой. Кэйт увидела длинное мускулистое тело, распростертое на кровати, и… Она тотчас отвела взгляд, стараясь не смотреть на его бедра. Перед ней только тело. Тело, и все. Просто оно несколько отличалось от ее собственного, но сейчас не время было думать об этом. Она схватила тряпку и принялась помогать Маркусу Стоуну обтирать горящего Мак-Говерна.

Начиная с этого мгновения Кэйт делала все, что нужно. Черт с ними, с приличиями. Маркус Стоун уже не вспоминал о том, что не следует видеть леди.

Сейчас только они стояли между Мак-Говерном и смертью.

ГЛАВА 6

В следующие три дня Кэйт поняла истинный смысл слова «изнуренность». Не смыкая глаз и почти забыв о еде, она заставляла себя двигаться и делать все, чтобы спасти жизнь Закарии Мак-Говерна.

Обмануть смерть нелегко.

Неохотно разрешив Маркусу Стоуну остаться на ферме, теперь она просто не знала, как обошлась бы без его помощи. Он не только сменял ее у постели Мак-Говерна, но и выполнял всю домашнюю работу, даже доил Генриетту, вернувшуюся домой на вторую ночь.

— Постепенно Кэйт привыкла к тому, что Стоун находится в доме. Она и сама не знала, почему это произошло. Может, потому, что он смущался в ее присутствии. Трудно представить себе, что от человека, застенчиво переминающегося с ноги на ногу, может исходить угроза.

На четвертый день проведать больного приехал доктор Уиллоуби, и наконец-то она услышала то, о чем неустанно молила Бога:

— Не ручаюсь, но, черт меня побери, я все же думаю, что он выкарабкается.

Кэйт посмотрела на почти бесчувственного больного сквозь пелену счастливых слез. Доктор улыбнулся и вздохнул.

— Полагаю, вам с мистером Стоуном самое время наконец-то отдохнуть. — Он натянул простынь на грудь Мак-Говерна. — Ему лучше. Первая опасность миновала. Главное теперь — выводить жидкость из организма и молить Бога о том, чтобы не внести инфекцию. В его состоянии инфекция может убить его.

Кэйт повернулась к доктору.

— Есть ли какой-нибудь способ предотвратить это? Доктор поджал губы.

— Разве что горячие припарки. Такие горячие, какие только может выдержать человек. Накладывайте их на тридцать минут, каждые четыре часа. Другого способа нет.

Кэйт и Маркус Стоун переглянулись.

— Эта мы сможем сделать. Доктор похлопал Кэйт по плечу.

— Прежде всего, моя милая, вам следует поспать. Маркус поддержал его.

— Он прав, миссис Блейкли. Вы выглядите так, словно на вас кирпичи возили.

Обернувшись к доктору Уиллоуби, он добавил:

— Она и слышать не хочет, чтобы чуток вздремнуть. Я предлагал подменить ее, но она и слышать об этом не желает.

— Надеюсь, теперь она согласится, — решительно сказал доктор. Он по-отечески похлопал Кэйт по спине. — Я заеду в конце недели. Если понадоблюсь раньше, мистер Стоун сможет приехать за мной.

Кэйт проводила доктора.

— Вы действительно думаете, что он выживет, доктор?

Доктор Уиллоуби, уже открывший входную дверь, помедлил:

— Надеюсь, что да. Вы сотворили чудо, сударыня.

— Моей заслуги в этом нет. Только Бог творит чудеса.

— Иногда руками добрых людей. Таких, как вы, — возразил доктор, — но помните, что он еще не скоро начнет танцевать джигу. Яд поразил организм, и до выздоровления еще очень далеко. У него опять может начаться лихорадка, и несколько недель он будет беспомощным, как ребенок. Начинайте давать ему бульон, затем понемногу расширяйте диету.

Кэйт посветила доктору, когда он спускался по ступенькам. От облегчения ее руки и ноги словно налились свинцом. Теперь, когда самое худшее было позади, она не могла заставить себя двинуться с места и даже подумать о том, что должна теперь делать. Она почувствовала, как сзади подошел Маркус Стоун.

— Может, сегодня вы пораньше накормите дочку и пойдете спать? Закончив домашнюю работу, я вечером сам присмотрю за хозяином.

Кэйт с усилием открыла глаза и выпрямилась. Миранда. Она так плохо соображала, что чуть не забыла о дочери.

— Я бы ее сам покормил, — продолжал Маркус, — но она меня сторонится, как священник борделя.

Подивившись такому сравнению, Кэйт обернулась. Смуглое лицо Стоуна покраснело, и он прочистил горло.

— Простите мне это выражение. Манеры у меня не слишком-то хорошие. — Он сунул руку в карман брюк. — Она такой нервный ребенок; даже если бы мне удалось ее изловить, она едва ли станет есть мою стряпню.

Кэйт оперлась на руку Маркуса и последовала за ним в дом. Ужин для Миранды, и затем сон. Она поняла, что не продержится на ногах и несколько минут.

Едва начало темнеть, Кэйт словно вынырнула из тумана и, лежа на кровати, напряженно прислушалась. Что-то разбудило ее, но что? В доме царила тишина. Вдруг она услышала, как внизу хлопнула дверь. От тяжелых шагов задрожал деревянный пол. Маркус? Кэйт услышала голос и насторожилась.

— Отвечай мне, девчонка, где твоя мать?

Кэйт вздрогнула. Это не Маркус. Сбросив одеяло, она вскочила на ноги, не став терять времени на поиски халата. В доме был Райан Блейкли. Судя по всему, он вцепился в Миранду.

Кэйт бежала из спальни и помчалась по коридору к лестнице. Перегнувшись через перила, она увидела внизу темную шевелюру, сутулые плечи Райана и серый передничек Миранды. Он схватил ее дочь за плечи и тряс ее. Кэйт захлестнула горячая волна гнева, развеявшего остатки сна. Держась за перила, она перескакивала через три ступеньки.

— Сейчас же оставь ее!

Услышав голос Кэйт, Райан выпрямился, но не отпустил Миранду.

— Должен же кто-то обучить ее хорошим манерам! Кэйт, сбежав с лестницы, оказалась лицом к лицу со своим деверем. Нисколько не боясь этого высокого широкоплечего мужчины, она с яростным криком вырвала дочь из его рук.

— У нее отличные манеры, но, даже если это и не так, ты не имеешь права…

Райан вздернул подбородок.

— Не имею права? Не имею права приструнить дочь моего брата? Дочь, за которой он просил меня присмотреть, если с ним что-нибудь случится?

Кэйт легонько подтолкнула Миранду.

— Иди на кухню, детка.

Миранде не пришлось повторять дважды. Посмотрев на дядю расширенными от ужаса глазами, она побежала в коридор. Лишь на мгновение она задержалась у двери в комнату больного. Кэйт вдруг показалось, что она хочет войти туда, но девочка направилась к кухне так поспешно, что стукнулась о дверь, не успев ее открыть. Подождав, пока Миранда удалится, Кэйт повернулась к Райану Блейкли.

— Как ты посмел войти в этот дом и повысить голос на мою дочь?

Красивое лицо Райана исказилось гневом.

— Это дом Блейкли, Кэйт. Он куплен на деньги Блейкли и оплачен его потом.

— Я тоже Блейкли, — отрезала Кэйт, — вдова Джозефа. По закону этот дом принадлежит мне. Ты здесь не хозяин.

Губы Райана скривились в усмешке.

— О, так мы хорошо знаем закон, вот как? Интересно, очень интересно. Может, мне просто забежать к шерифу и сообщить ему, что мой брат пропал при весьма загадочных обстоятельствах?

От этой угрозы Кэйт онемела. Заглянув в голубые глаза Райана, она увидела в них безумие. Его невозможно остановить, а значит, следует держаться с ним настороже. Она боялась не за себя, а за Миранду. Как и Джозеф, Райан мог утратить здравый смысл в мгновение ока. Ему ничего не стоит выдвинуть неслыханные обвинения, чтобы наделать шуму, и он мог поступить именно так.

Она глубоко вдохнула и попыталась успокоиться. С этим человеком можно общаться только определенным образом. Она вкрадчиво начала:

— Райан, скажи, пожалуйста, зачем ты приходишь сюда? Что тебе здесь нужно? Джозефа нет в живых уже полгода. Ты видишь, с нами все в порядке. Ты исполнил свой долг по отношению к Миранде и ко мне. Теперь тебе пора вернуться в Сиэттл и жить своей собственной жизнью.

Мягкий тон Кэйт произвел на него впечатление. Плечи Райайа постепенно обмякли. В глазах угас бессмысленный гнев. Быстрая смена его настроений пугала Кэйт больше всего. Когда он с неуверенной улыбкой перевел взгляд на ее мятую фланелевую рубашку, она нервно вздрогнула.

— Кэйт, вы с Мирандой стали моей жизнью. Ты же это прекрасно знаешь. Джозеф просил меня заменить его, если с ним что-то случится. Я не был бы хорошим братом, не исполнив его просьбу.

— Заменить Джозефа? — Кэйт вздрогнула от отвращения. Голубоглазый, светловолосый, хорошо сложенный Райан мог, когда хотел, быть обаятельным, не проявляя своей, истинной сущности. Женщины, не знавшие его, возможно, сочли бы его привлекательным. Но не она, только не она. Кэйт прекрасно знала, как легко переходит его улыбка в гримасу безумца.

— Почему ты так рано в постели? — спросил он с притворным сочувствием. — Ты что, больна?

Кэйт не поспевала за быстрой сменой его настроения. Много раз то же самое случалось и с Джозефом, бросавшимся от одного к другому: он всегда трепетал, как лист на ветру.

— Больна? — Она откинула со лба прядь темных волос. — Просто я почти не отдыхала уже несколько дней.

— Почему? Я же предложил тебе нанимать работников всякий раз, как это тебе понадобится. А если случилось что-то непредвиденное, почему ты сразу же не приехала в город и не обратилась ко мне?

Райан был последним человеком, к которому она обратилась бы за помощью. Чем реже он будет появляться на ее ферме, тем лучше. Она нерешительно взглянула на дверь в комнату больного.

— Наш сосед, мистер Мак-Говерн, он… — Она задержала взгляд на холеном лице Райана. Его правильные черты так напоминали покойного Джозефа, что ей было не по себе. — Его укусили гремучие змеи. Он чуть не умер. Я ухаживала за ним. Сегодня вечером он впервые…

— Ты… что? — Райан проследил за ее взглядом, устремленным на дверь спальни. — У тебя в доме мужчина?

Не успела Кэйт ответить, как Райан решительно направился к комнате. Кэйт опередила его.

— Не смей, он так слаб, что его нельзя… Райан схватил Кэйт за руку и притянул к себе.

— Бог свидетель, мне следовало бы избить тебя, — прошипел он, — как ты посмела привести мужчину в дом? А что же ребенок? Ты совсем забыла приличия. Мой брат умер лишь шесть месяцев назад!

— Это не то, что ты думаешь. — Кэйт снова попыталась говорить вкрадчивым тоном, но теперь и это не помогло. Огонь вспыхнул в глазах Райана. — Правда, Райан, все совсем не так, как ты думаешь.

Он снова взглянул на ее ночную рубашку, затем перевел взгляд на ее волосы.

— Блудница!

В устах другого человека эти слова были бы оскорбительны. Но Райан всегда выражался именно так. Кэйт казалось, что она физически ощущает, как в нем закипает ярость. Несмотря на все усилия, ей не удалось сохранить спокойствия, и голос ее предательски задрожал.

— Говорю же тебе, все совсем не так. Он спас жизнь Миранде! Она упала в колодец, где было логово гремучих змей. Мистер Мак-Говерн спустился за ней. Его четыре раза ужалили змеи. Разве я могла оставить его умирать? У меня не было другого выбора…

— Не было выбора? У тебя был выбор, Кэйт! Если бы ты позволила мне переехать сюда и заботиться о вас, ничего подобного не случилось бы, — он резко дернул ее руки, — но нет… Ты выставила меня. И вот что я нахожу по возвращении. Ты в ночной рубашке, хотя еще не стемнело, и в доме посторонний мужчина.

Кэйт пыталась заговорить, но он оборвал ее.

— Разве я не предупреждал: для тебя же лучше, чтобы я был здесь. Разве не предупреждал? При мне Миранда не разгуливала бы без присмотра и не свалилась бы в какой-то колодец. Но если бы это и случилось, я бы вытащил ее.

— Она вовсе не разгули…

— Ну что еще должно произойти, чтобы ты убедилась в необходимости исполнить волю покойного мужа и выйти за меня замуж?

Мысль об этом заставила Кэйт передернуться. Райан притянул ее ближе и прижался к ней лицом.

— Ты ведь ненавидела его, не так ли?

— Нет. Райан, пожалуйста… Он еще сильнее вцепился в нее.

— Это правда. Он с самого начала понял, как ты склонна ко всему греховному, и старался спасти тебя. И вместо благодарности ты возненавидела его за это.

— Но…

— Я не удивился бы, узнав, что это ты убила его. Кэйт задохнулась.

— Какой бред!

— Неужели? Я знаю, он всегда требовал суровой дисциплины. Он никогда не скрывал, каких усилий стоит ему держать в строгости тебя и дочь. Сколько раз мы с ним молились о том, чтобы Бог даровал ему мудрости спасти тебя от себя самой. А уж каких трудов ему стоило удерживать тебя от искушений!

Кэйт попыталась оторвать его пальцы от своей руки.

— Я была хорошей женой, и Миранда всегда была послушной девочкой.

Райан наклонился к ней.

— Он рассказал мне про ножницы, Кэйт. Это ты убила его, ведь так? Мне остается только узнать, как ты это сделала.

Не отпуская ее руки, Райан с такой силой оттолкнул ее к стене, что она услышала, как ее затылок ударился о дощатое покрытие.

— Куда ты дела тело?

Кэйт резко отвернулась. Она отчаянно пыталась собраться с мыслями, чтобы хоть как-то с ним справиться. Но как можно говорить с безумцем?

Райан наконец отпустил ее и с отвращением усмехнулся.

— Бог да поможет тебе, потому что больше некому, раз ты упорствуешь и хочешь жить здесь одна, — он посмотрел на кухонную дверь, — по крайней мере позволь мне спасти Миранду от этих греховных соблазнов. Эти слова были последней каплей, переполнившей чашу терпения Кэйт.

— Да могла ли я согрешить с человеком, лежащим без сознания? Ну, Райан? Ты ведь только тем и занят, что приписываешь мне грехи. Не дай Бог тебе тронуть Миранду или даже подойти к ней!

— Не дай Бог, чтобы она выросла такой же грешницей, как и ее шлюха-мать! — заорал он в ответ. — Ты спрашиваешь, могла ли ты согрешить с лежащим без сознания мужчиной? В мыслях своих могла! Читай Библию, женщина! Твое тело снедает вожделение. Тебе нужен богобоязненный муж, чтобы держать тебя в страхе Божьем. Я — твоя единственная надежда на спасение! Придет день, когда ты пожалеешь, что отказалась, выйти за меня замуж.

Кэйт прижала ладони к грубой древесине стены.

— Убирайся, — прохрипела она, — вон из моего дома!

Райан сжал кулаки. На мгновение Кэйт показалось, что он вот-вот поднимет на нее руку, и она приготовилась к удару. Затем, словно устав, от бешенства, он с видимым облегчением опустил плечи.

— Я уйду, — злобно сказал он, — но мы еще увидимся. На будущей неделе я уеду из города, но только для, того, чтобы перевезти сюда свои вещи из Сиэттла. Затем я вернусь. Попомни мои слова!

Он прошел через сени и открыл дверь. Как только он вышел на крыльцо, Кэйт захлопнула дверь и прижалась к ней, вся дрожа.

— Ты слышишь меня, Кэйт? Я вернусь!—крикнул он со двора. — Пусть я не смогу помешать гореть в аду тебе, но я не стану спокойно смотреть, как гибнет Миранда. Поняла? Я стану твоей тенью. Ты и дохнуть не сможешь без моего ведома!

Слова Джозефа эхом отдавались в ее мозгу, вызывая воспоминания, от которых она хотела бы избавиться навсегда. Кэйт заткнула уши.

Зак пробудился от кошмарного сна. Он услышал громкий женский голос, потом сквозь туман забытья пробился разгневанный мужской голос, раздражавший его:

— Мне следовало бы избить тебя!

Зак застонал и попытался вырваться из тьмы. Услышав крик женщины, он понял, что ей нужна помощь.

Голоса затихли, затем вновь громко зазвучали. Зак напряженно вслушивался, но разобрал лишь отдельные слова.

— Твое тело… снедает вожделение. Нужен богобоязненный муж, чтобы держать тебя в страхе Божьем.

С огромным усилием Зак приподнялся на локте. Полутемная комната завертелась вокруг него, и все слилось в один неясный вихрь. Он, обессилев, упал. Потом на него надвинулось черное одеяло, и чувства оставили его.

Все еще дрожа от нервного возбуждения, Кэйт медленно направилась к тускло освещенной кухне, настороженно прислушиваясь к малейшему звуку.

— Миранда, — нежно позвала она, — радость моя, где ты? Дядя Райан ушел, дорогая. Почему ты не выходишь?

Молчание.

У стола Кэйт остановилась и посмотрела в окно: сумерки сгущались. Силуэт старой ивы чернел в вечернем небе. Ее ветви подрагивали от вечернего ветерка. Конечно, Миранда не могла выйти во двор в такое позднее время.

Кэйт охватила паника, но она пыталась справиться с ней. Скоре всего, Миранда где-нибудь в доме. Нужно только найти ее. Если это не удастся, она позовет Маркуса. Сейчас он, наверное, занят вечерней работой на ферме, должно быть, в сарае. Если она попросит, он конечно же, поможет ей обыскать ферму и окрестные поля.

Скрипнула доска. Кэйт вздрогнула. Дверь кладовки была приоткрыта. Внутри была темнота и молчание. Кэйт бросилась туда.

— Миранда!

Вспотевшей рукой Кэйт распахнула дверь и вступила во тьму. Постепенно ее глаза привыкли к мраку. Всмотревшись в неясные очертания предметов, она наконец разглядела Миранду, притаившуюся в углу кладовки. Ребенок резкими движениями раскачивался взад и вперед, прижав подбородок к груди. Кэйт двинулась к ней, охваченная новыми страхами.

— Миранда!

Девочка не ответила, даже не услышала ее голоса. Кэйт опустилась перед ней на колени. Миранда продолжала раскачиваться, не поднимая глаз. Внимание Кэйт привлекло какое-то странное движение: опустив взгляд, она увидела, что Миранда правой рукой прикрывает левую, словно от чего-то защищая ее. Пальцы правой руки поглаживали пальцы левой.

Кэйт закрыла глаза, преодолевая приступ ярости. Проклятый Райан Блейкли! Проклятье! Она тяжело вздохнула. Затем, заставив себя успокоиться, нежно обняла напряженное тельце девочки и поставила ее на ноги.

— Миранда, я тебя покачаю, если хочешь. Хочешь? — Миранда не ответила, а лишь прижалась мокрой щекой к груди матери. Подавленная и беспомощная, она отнесла дочь на кухню и, держа ее на руках, уселась в качалку возле очага. Она не решалась заглянуть в глаза Миранды. Слишком хорошо она знала, что увидит в них: пугающую пустоту.

Борясь со слезами, Кэйт крепко обняла дочь и, оттолкнувшись босой ногой, привела качалку в движение.

— Ты не должна бояться, радость моя, правда, не должна. Я никому не позволю обидеть тебя. Обещаю. Больше никогда.

Миранда оставалась такой же напряженной. Кэйт пыталась массировать тельце.

— Только я и ты, — шептала она, — с этих самых пор. Когда придет дядя Райан, он может кричать, сколько ему вздумается, он не сделает нам больше ничего плохого. Он ведь понимает, что, если он дурно обойдется с нами, придет шериф и заберет его. Мы с тобой в безопасности. Слышишь? Только ты и я. Навсегда.

Кэйт прислушалась к скрипу качалки и стала отталкиваться от пола не так часто, в более спокойном ритме. Как ей успокоить Миранду, если она не в состоянии скрыть свой страх?

— Теперь каждый день мы будем делать все, что душе угодно, — она старалась, чтобы ее дрожащий голос звучал увереннее, — вокруг дома посадим замечательные цветы, всех оттенков радуги, хорошо? И я сошью тебе много новых платьев с кружевами на юбочке.

А если нам захочется, испечем пироги. И каждый вечер у очага я буду рассказывать тебе истории. Разве не замечательно? Вот и сейчас я расскажу тебе историю, — шептала Кэйт, — какую ты хочешь?

Хотя Кэйт и не ждала ответа, молчание Миранды больно укололо ее, она едва не заплакала. За последние недели Миранде стало гораздо лучше. Всего лишь несколько дней назад Кэйт изумлялась, как быстро она меняется, и вдруг случилось это. Одной безумной выходкой Райан Блейкли свел на нет все достижения последних месяцев.

— Позволь мне угадать, — продолжала Кэйт, — уверена, ты хотела бы послушать историю о том, как мой папа поехал в Джексонвиль покупать мне котеночка.

Рассказывая об этом, Кэйт перенеслась в далекое прошлое, в свое безмятежное детство, в те времена, когда еще были живы ее родители. Когда о ней заботились, любили и ревностно оберегали ее. Воспоминания заставили ее забыть о возрасте. Словно вернувшись в детство, она затосковала по рукам матери, по отцу, щекотавшему бакенбардами ее шею.

О да, как чудесно было бы вновь стать ребенком! Забрать с собой Миранду, не сталкиваться с реальностью, которая подавляла их. Кэйт знала, что Миранда тоже пытается по-своему уйти от действительности, но ее не манили воспоминания, она избегала их, укрываясь и от внешнего мира. Миранде это хорошо удавалось, что и пугало Кэйт. Что если однажды, укрывшись от мира, Миранда погрузится в грезы и не найдет пути назад?

ГЛАВА 7

На следующее утро Миранда проснулась улыбающаяся и с ясными глазами, словно визита Райана Блейкли вовсе не было. Весь день Кэйт пристально наблюдала за дочерью, время шло, но она не заметила в ее поведении ничего необычного. Казалось, что девочка вычеркнула из памяти прошлую ночь.

Сначала это встревожило Кэйт, потом она испытала облегчение, возблагодарив небо за то, что тяжелый период не затянулся. Некоторое время назад Миранда могла бы замкнуться в себе на несколько дней, а то и недель, уставившись в пустоту и раскачиваясь с опустошенными глазами.

К вечеру зашел пообедать Маркус Стоун. Чтобы избежать всего, что, как она опасалась, могло вызвать у Миранды рецидив, Кэйт кормила дочь рано, а затем отправляла ее наверх вздремнуть, поэтому девочка не встречалась с Маркусом.

Обычно молчаливый, Маркус на этот раз удивил Кэйт своей разговорчивостью. Он рассказал о семи поросятах опоросившейся свиньи, спросил, сколько шерсти дали ее овцы во время весенней стрижки, сообщил, что в саду принялась морковь, и долго сетовал на переменчивую погоду: то светит солнце, то дождь льет как из ведра.

Кэйт поведала Маркусу о состоянии его хозяина.

— Кажется, сейчас он спит, — сказала она, обернувшись к нему. Не выпуская из рук недочищенную картофелину, предназначенную для супа, она махнула рукой, как бы в подтверждение своих слов. — Не знаю почему, но не думаю, что он все еще без сознания. Я каждую минуту жду, что он очнется, но этого не происходит.

Маркус, казалось, задумался.

— По-моему, не о чем беспокоиться. Он был при смерти, а теперь нуждается во сне, чтобы восстановить силы…

— Но он не пришел в себя ни разу, это меня и беспокоит.

— Может, он и приходил в себя на пару минут, когда нас не было рядом.

Кэйт задумалась.

— Что ж, это вполне возможно.

Маркус размешал кофейный осадок в кружке и сделал глоток. Поставив кружку на стол, он как-то странно посмотрел на Кэйт.

— Если что-то и могло разбудить его, так это тот парень, который орал здесь вчера вечером.

Кэйт повернулась к умывальнику и промолчала, не зная что ответить.

— Конечно, это не мое дело. Но я хочу спросить вас. Кто, черт возьми, этот человек?

— Пожалуйста, не богохульствуйте, мистер Стоун, — мягко заметила Кэйт, — наверху ребенок.

— Там, откуда я пришел, это не считают руганью. Она услышала, как заскрипел его стул.

— Я понимаю, что вы не хотите говорить об этом.

— Действительно, не хочу, — призналась Кэйт. Маркус вздохнул.

— Я слышал, как он кричал на крыльце. Орал, как ненормальный. Я видел, что вы захлопнули за ним дверь, и поэтому понял, что с вами все в порядке. Вот я и решил, что не должен приходить и совать нос не в свое дело.

Кэйт вонзила нож в картофелину.

— Еще я подумал, что мне следует кое-что сказать. Вы здесь совсем одна. Подчас не мешает знать, что у вас есть друзья, на которых можно положиться в трудную минуту. — Он прокашлялся, и, посмотрев на него уголком глаза, Кэйт заметила, что он надел шляпу. — Если он придет снова и вы захотите прогнать этого мерзавца, я всегда к вашим услугам.

С этими словами он вышел из кухни. Разрезанная надвое картофелина выпала из рук у Кэйт, но она не заметила этого; Пальцы ее невольно сжались в кулаки, и она закрыла глаза.

Маркус Стоун не понимал, а возможно, и не мог понять, что Райан угрожает ей не только физически.

Следующие три дня прошли однообразно. Закария Мак-Говерн по-прежнему спал, как убитый, не просыпаясь даже тогда, когда Кэйт ложечкой вливала ему в рот бульон или когда Маркус обтирал его. Погода оправдывала опасения Маркуса и непрерывно менялась: сегодня долину затягивали облака, а завтра жгли палящие лучи солнца.

Только одно событие нарушило их монотонную жизнь: появление Ноузи, беспокойного пса Закария Мак-Говерна. К удивлению Кэйт, между Мирандой и собакой почти сразу же возникла взаимная симпатия, и, раз уж так случилось, у Кэйт не хватило духа попросить Маркуса отправить Ноузи домой. Чтобы удержать пса подальше от роз, Кэйт днем, когда Миранда не играла с ним, привязывала его к крыльцу, а на ночь впускала в дом. С Ноузи Миранда спокойнее, чем прежде, выходила из дома, и Кэйт постепенно привыкла к тому, что собачий лай и смех девочки доносятся с полей, где они вместе играли. Она не запрещала Миранде гулять, но все-таки волновалась. В теплые дни гремучие змеи нередко выползали из своего логова и могли напасть на Миранду.

Когда Кэйт сказала об этом Маркусу, он тут же принял меры, и просьба Мак-Говерна, высказанная им перед тем, как он потерял сознание, была наконец исполнена. Маркус съездил в город, разыскал взрывника, купил динамит и отправил змей в преисподнюю.

Кэйт чувствовала себя несколько неловко, поскольку Закария Мак-Говерн не нуждался сейчас в особом уходе, а она оставалась дома и позволяла Маркусу выполнять всю работу на ферме. Кто знает, вдруг у Мак-Говерна вновь начнется лихорадка или он придет в себя, и Кэйт понадобится помощник. Мало ли что. Маркус был согласен с ней.

В тот день, едва ли не впервые, Кэйт обнаружила, что переделала всю работу по дому задолго до наступления вечера. Отправив Миранду спать, она основательно почистила шкафы и полки, протерла окна, и затем растерянно встала посреди кухни, не зная, что теперь делать. Читать, пока солнце не село, казалось нелепо. При дневном свете следует заниматься делом.

Вот незадача! У нее не было ни ткани для шитья, ни семян для посева. Маркус уже очистил сад от сорняков. Она все заштопала и починила. Жаркое на ужин стояло в печи, и четыре каравая свежего хлеба остывали на полке.

Пытаясь хоть чем-то заняться, Кэйт тихонько проскользнула в комнату больного, желая взглянуть на шерстяные носки Мак-Говерна: она их выстирала, выгладила и аккуратно положила поверх его сапог. Дырок на них не оказалось. Вдруг Кэйт заметила его джинсы, которые, выстирав, она положила на комод. Она вспомнила, как прошлась ножницами по каждой штанине. Тут было над чем поработать.

Обрадовавшись, что нашла себе дело, Кэйт принесла разрезанные джинсы на кухню, уселась в качалку у очага и начала сшивать штанины. Соединяя разрезы, она словно воочию увидела тот злополучный день. Она сомневалась, что Мак-Говерн будет ей очень благодарен за ее труды, но он все же сможет надевать эти брюки на полевые работы.

Миранда проснулась и вместе с Ноузи пришла на кухню, и они замечательно провели время до вечера. Кэйт шила и рассказывала истории, Миранда слушала, а Ноузи дремал. С приближением сумерек в доме внезапно стало темно; поскольку Кэйт плохо видела, она отложила шитье. Прежде она могла делать утомительную однообразную работу и при тусклом свете, но эти дни прошли навсегда. Она подошла к окошку и выглянула наружу. Над горами громоздились черные тучи.

— Я думаю, — прошептала она, — сегодня ночью снова будет буря.

Миранда подошла к ней.

— Я их ненавижу, мама. Я хочу, чтобы никогда не было бурь.

Наклонившись, Кэйт обняла дочь.

— Если бы никогда не случались бури, у нас не было бы повода спать вместе.

Миранда через силу улыбнулась.

— Да, может, только это и хорошо.

Кэйт выпрямилась и взъерошила волосы дочери.

— Раз уж мы знаем, что приближается буря, можем лечь спать прямо сейчас, правда? Сначала я подоткну твое одеяло, а сама лягу сразу после тебя. Мы обнимемся, и я тебе что-нибудь расскажу. Хочешь?

Хотя Миранда кивнула, Кэйт заметила, что она не отводит взора от окна. В ее огромных глазах отражался страх.

— Можно Ноузи будет спать вместе с нами? — спросила Миранда.

Кэйт провела пальцем по подбородку дочери и подняла вверх ее личико.

— Миранда Элизабет Блейкли! Неужели ты позволишь этому блохастому грязному животному спать на моих белоснежных простынях?

Нижняя губа Миранды задрожала.

— Ну, только совсем немножечко!

Кэйт бросила негодующий взгляд на огромную собаку.

— Совсем немножечко?

— Я никогда в жизни не спала с собакой и не собираюсь делать этого впредь. Я не хочу, чтобы ты позволяла ему еще хоть когда-нибудь забираться в твою постель. Ясно? Ему, надеюсь, вполне удобно спать на подстилке.

— Да, мама. — Миранда грустно посмотрела на Ноузи. — Извини, пожалуйста, Ноузи, боюсь, ты больше не сможешь спать со мной.

Услышав свое имя, пес приоткрыл один глаз.

— Я сказала, нет, — твердо произнесла Кэйт. Когда этой ночью Кэйт заснула, голова Ноузи лежала на ее подушке, а его мокрый нос уткнулся ей в шею.

По небу пронесся раскат грома. В следующее мгновение дом осветила вспышка молнии. Зак посмотрел на потолок, не понимая, где он находится, С потолками всегда так. Все они кажутся одинаковыми, пока однажды вы не проснетесь в совершенно незнакомом месте. Снаружи бушевала буря. Это он понимал. Но никак не мог понять, что за звуки разбудили его. Он зажмурился и, лежа неподвижно, попытался составить представление о комнате, в которой находился. Постепенно его чувства обострились, и он догадался, что его разбудило. Сбоку к нему прижалось что-то теплое и дрожащее.

Зак с трудом приподнял голову и осмотрелся. Чья-то ручонка вцепилась в волосы у него на груди. Эта тонкая ручонка высовывалась из фланелевого рукава. Что за чертовщина? Он прищурился и увидел темноволосую голову, уткнувшуюся ему под мышку. Миранда.

И все нахлынуло на него. Колодец. Змеи. Оказывается, он в доме Кэйт Блейкли. И черт его побери, если он до сих пор не умер. Зак попытался пошевелиться, и его ноги пронзила резкая боль. Он откинулся на матрас. Ощущение было такое, словно по нему прошел слон.

При новом ударе грома Миранда вздрогнула. Зак услышал, как заскулил Ноузи. Он приподнял голову выше и, пристально всматриваясь в темноту, наконец заметил собаку: она стояла возле кровати, уткнувшись в спину девочки. Зак еще не до конца пришел в себя и не сразу понял, что Миранда напугана громом, а Ноузи пытается ее успокоить. Еще через несколько секунд он догадался, что Миранда почему-то пришла искать защиты у него, а не у своей матери. Еще через полминуты Зак ощутил кожей жесткие складки отглаженной простыни. Одет он явно не для встречи с леди.

Он попытался отодвинуть Миранду, но кое-что помешало ему. Во-первых, он не хотел лишаться волос на груди, а Миранда так вцепилась в них, что нечего было и думать освободиться от нее, не пожертвовав при этом волосами. Во-вторых, он с таким трудом двигался сам, что не смог бы сдвинуть с места никого другого.

И, в-третьих, ребенок был по-настоящему напуган. У Зака не хватило духа оттолкнуть ее.

Тогда он откинулся на подушку и, нащупав простыню, подоткнул ее под себя. Едва он обнял Миранду, она придвинулась ближе, ее маленькие острые коленки согнулись, рука еще сильнее вцепилась в его волосы. Зак вздрогнул, но не решился ей помешать, немного смущенный тем, куда она решила упрятать голову. Никогда еще ему не приходилось спать с чьей-нибудь головой у себя под мышкой. Впрочем, если это не беспокоит ее, то и ему тоже не мешает.

Новый удар грома расколол небо, но на этот раз девочка не шевельнулась. Зак смотрел в потолок, окончательно смирившись с тем, что эта малышка так безоговорочно доверилась ему, в общем, совершенно чужому человеку. Он вспомнил их кошмарный подъем из колодца. «Нет, не чужому, — подумал он, — не чужому, после того как они вместе прошли через это».

Может, именно поэтому она и пришла к нему. Однажды он уже спас ее, а теперь она снова испугалась — на этот раз бури. Даже больной, он, вероятно, казался ей огромным и надежным, как гора.

Зак провел рукой по ее боку и удивился, какие хрупкие у нее ребра. Она совсем как мать, такая же крошечная.

С этой мыслью он заснул, улыбаясь.

Кэйт проснулась от мощного раската грома. Он потянулась к дочери, но ее в постели не было. Он открыла глаза и села. Ни Миранды, ни Ноузи!

Кэйт в тревоге соскользнула с кровати. Пока он одевалась, новая вспышка молнии прорезала небо и озарила комнату колеблющимся голубоватым светом. Он накинула халат и бросилась из комнаты.

По опыту она знала, что Миранда не откликнется на зов, если испугана, а сейчас ее, несомненно, перепугал: гроза. Кэйт пробежала короткий коридор. Когда она была у лестницы, новый удар грома сотряс дом. Он инстинктивно бросилась вниз, цепляясь за перила.

Боже милосердный, где же Миранда? Она, должно быть, очень напугана. Преодолевая страх, Кэйт спустилась вниз. Ее била дрожь, на теле выступил холодный пот. Она во что бы то ни стало должна найти дочь.

Обыскав весь дом, Кэйт почти обезумела. Она проверила все места, где обычно пряталась Миранда, но девочки не нашла. Вернувшись наверх, она заглянула под кровати, затем спустилась в сени, решив не поддаваться панике. Миранда никогда не вышла бы из дома во время грозы. Ни за что. Она должна быть где-то в доме.

Решив, Что нужно еще раз обыскать кухню, Кэйт направилась туда. Проходя мимо комнаты, где лежал больной, она заметила, что дверь приоткрыта, и Кэйт хотела было закрыть дверь, но вдруг вспомнила, как Миранда остановилась перед этой дверью в тот вечер, когда приезжал Райан. Конечно, там ее нет, она слишком боится мужчин. Но все же стоит заглянуть.

Кэйт вошла в комнату и увидела, что ее дочь растянулась сбоку от Закарии Мак-Говерна. Не веря собственным глазам, она подошла поближе: спящая Миранда вцепилась мертвой хваткой в их соседа. Это было поразительно, но еще поразительнее показалось ей то, что Мак-Говерн немножко подвинулся, чтобы девочке было удобнее, его сильная мускулистая рука согнулась, поддерживая ее.

Кэйт подошла к постели, чтобы забрать дочь и уйти, но тут заметила, что Миранда ухватилась за волосы на груди Мак-Говерна. Не так-то легко освободить его из этих цепких пальчиков. По другую сторону Мак-Говерна свернулся Ноузи, положив морду на свободную подушку.

Кэйт насторожилась, расслышав между двумя ударами грома мерный храп. Она не могла понять, кто храпит, человек или собака, но затем решила, что оба. Когда буря затихла, она различила два мерных посапывания и ровное дыхание Миранды. Троица спала крепким сном. Кэйт наклонилась, собираясь забрать дочь от Мак-Говерна и унести ее. Но она понимала, что лучше уйти. Этот человек едва не заплатил жизнью за спасение Миранды, и Кэйт, без сомнения, могла оставить ребенка на его попечение. Стоит ли их будить? Конечно, незачем. Правда, теперь, когда Миранда ушла от нее, Кэйт придется пережидать грозу в одиночестве. Грянул новый раскат грома, и Кэйт вздрогнула. Смешно! Она ведь взрослая женщина. Это не первый случай, когда она одна во время грозы, и, уж конечно, не последний.

Развернув лежащее в ногах кровати одеяло, она укрыла им дочь. Выйдя из спальни, она оставила дверь полуоткрытой: вдруг Миранда позовет ее.

«Даже если весь дом будет содрогаться от грозы, гостиная — самое безопасное место», — решила Кэйт. Набитый конским волосом диван вполне заменит ей кровать. Когда она вошла в темную комнату, ветер ударил в окна, и наружные ставни захлопали во всем доме. Сверкнула молния.

Яркая вспышка голубого света проникла сквозь окно и бросила причудливую тень на вешалку у стены рядом с Кэйт. Ей показалось, что она смутно видит силуэт человека, протягивающего к ней руки. Это так испугало Кэйт, что ноги у нее приросли к полу. Дыхание перехватило. В глазах замелькало. От испуга она потеряла дар речи. — Джозеф!

Кэйт, конечно, понимала, что это не может быть тенью человека. Почувствовав слабость, она прислонилась к стене и закрыла глаза. Дурочка. Кэйт судорожно вдохнула воздух. Вновь раздался гром, ветер завыл в доме. Кэйт похолодела. Ее начало трясти, и она стиснула зубы, чтобы они не стучали.

— Мама!

Кэйт открыла глаза и прислушалась. Крик был слабым и доносился издалека. Показалось или нет? Хотя она и понимала, что это всего-навсего завывание ветра, но бросилась из гостиной.

— Ма-а-а-а-ма!

Ливень утих, и комната погрузилась в темноту. Кэйт оперлась рукой о стену и, похолодев, вслушивалась во внезапную тишину. Она едва не вскрикнув, когда еще один удар грома раздался прямо над домом. Ставни задрожали.

Затем ей почудилось, что она вновь слышит зов Миранды. Ноги не слушались Кэйт. Она едва передвигалась по темному дому к комнате больного. Миранда мирно спала под защитой Закарии Мак-Говерна.

— Мама!

Кэйт заткнула уши и зажмурила глаза. Измученная этим звуком, она взмолилась, чтобы он прекратился, и поспешно вернулась в гостиную. Отыскав укромный уголок, она опустилась на пол и испуганно съежилась. Отчаянный детский крик, разносимый стонущим ветром, вновь достиг ее ушей. Нет, это не Миранда, Кэйт уже не сомневалась. Это воспоминание о том крике дочери, который всплыл из недр ее сознания. Его нельзя забыть, от него невозможно избавиться. Во время сильных гроз он будет преследовать ее всю жизнь.

ГЛАВА 8

Когда на следующее утро Зак открыл глаза, солнце поднялось уже высоко. Прежде всего, он ощутил под щекой накрахмаленную наволочку. Затем почувствовал, что к нему прижалось маленькое тельце Миранды. Он несколько раз моргнул и посмотрел на нее. Она неподвижно лежала на сгибе его руки, откинув назад голову, чтобы видеть его лицо.

Еще не совсем очнувшись от сна, Зак увидел ее огромные карие глаза, а затем медленно окинул взглядом ее нежное личико. Ему казалось, что никогда прежде он не видел такой прелестной девочки. Из-под изящно очерченных черных бровей смотрели выразительные глаза. Их темный цвет подчеркивал белизну кожи. На кончике ее изящно очерченного носика было несколько веснушек, розовый рот очень украшала изогнутая верхняя губа.

Она не мигая, настороженно следила за его взглядом, и это вывело Зака из оцепенения. Он не удивился, когда она дотронулась пальцем до его подбородка. Голосом, который после долгого молчания звучал резко, он произнес:

— Это шрам. Когда-то очень давно я серьезно пострадал на пожаре.

Миранда подняла руку и приблизила ее почти к самым глазам Зака. Он отодвинулся и увидел у нее на ладони и между пальцами похожие шрамы. Судя по их ярко-красному цвету, она получила эти ожоги совсем недавно. Наверное, всего несколько месяцев назад, и они были сильными. Хотя какое-то время уже прошло, так как они затянулись. Ведь ожоги заживают не так уж быстро. Даже сейчас, через семь лет после пожара, щека и шея Зака оставались более чувствительными к солнечным лучам, чем другие участки тела.

Сердце его сжалось при мысли о том, что такой небольшой срок отделяет девочку от кошмара, который она, очевидно, пережила.

Ей, видимо, хотелось рассказать ему об этом, но робость мешала ей заговорить. Поэтому он сказал:

— Кажется, ты тоже пострадала от огня? Как это случилось?

Услышав вопрос, она съежилась. И прежде чем он понял, что произошло, она вскочила и вылетела из комнаты.

Мгновение спустя на пороге появилась Кэйт Блейкли.

Зака поразил ее вид. В черном платье с небольшим вырезом, с темными волосами, обрамлявшими ее бледное лицо и собранными в косу на макушке, она казалась строгой и бледной, как дагерротип. Под глазами лежали глубокие тени, подчеркивающие контуры ее точеных скул.

— Вы пришли в себя, — сказала она, теребя свой серый фартук.

Зак хотел приподняться на локте, но вспомнил, какая боль пронзила ночью его ноги, когда он пытался пошевелиться. Он потер рукой подбородок, думая, что он зарос густой щетиной. На той стороне его лица, что была обожжена, не росли волосы, поэтому он представлял собой довольно жуткое зрелище, если не брился каждое утро. К его удивлению, его лицо было гладким, как кожа ребенка.

Он проглотил слюну, чтобы смочить горло, и спросил:

— Сколько времени я был без сознания?

Она робко вошла в комнату, все еще теребя фартук.

— Довольно долго, больше недели.

— Недели?!

Он с трудом выдавливал из себя слова. Зак снова попытался проглотить слюну.

— Может, дать вам воды?

Она быстро подошла к низенькому столику, стоявшему у кровати, и взяла расписной кувшин. Он смотрел, как она наполняла стакан. Затем она поднесла ему воду. Когда их глаза встретились, она смутилась, словно не зная, как ей себя вести. Впрочем, он чувствовал то же самое.

Зак натянул простыню на грудь, неожиданно застыдившись своей наготы. Когда-то, в разгульной юности, он спокойно просыпался в чужой постели нагой, рядом с незнакомой женщиной. Но сейчас все совсем иначе, ведь возле него Кэйт Блейкли.

— Где мои брюки?

Зак не хотел, чтобы в тоне его слышался упрек, но именно это и произошло. Он не мог этого изменить. Странные мысли проносились в его голове. Если он был без сознания больше недели, кто же ухаживал за ним? Он догадывался, кто, и это было неприятно ему. Он понимал одно — ему нужны брюки, и лучше было бы надеть их еще вчера.

Она посмотрела на дверь.

— Они на кухне.

Все еще с трудом выговаривая слова, Зак спросил:

— Не принесете ли вы мне их?

— Я их зашиваю.

— Зашиваете? Но они же почти новые!

— Теперь нет. Я их разрезала. — Она замялась и взяла у него стакан с водой. — Я починю их сегодня к обеду.

Но Зак хотел, чтобы брюки оказались на нем сейчас же. Раз уж он не может уйти отсюда, надо хоть одеться. Увидев в первый раз Кэйт Блейкли, он мечтал познакомиться с ней поближе, но не таким же образом! Он огляделся.

— А где мои, ну…

Она удивленно следила за его взглядом.

— Ну, мои кальсоны? — Зак указал на свое тело, вырисовывавшееся под простыней с несколько излишней отчетливостью. — Понимаете, такое длинное нижнее белье?

— О, — ее рот, такой же, как у дочери, не считая чуть заметного шрама в углу нижней губы, удивленно сжался. Она отвела взгляд. — И они тоже.

— И они тоже— что?

— Я их разрезала. Иначе я не могла снять с вас одежду, а мне надо было добраться до укусов. — Краска залила ее лицо.

Ах, да! Укусы. Зак провел рукой по правому бедру: оно распухло. Кончиками пальцев он осторожно ощупал одну ногу, затем другую. Обессилев, он закрыл глаза.

— А кто меня брил? — вскользь спросил он.

Услышав, что его худшие подозрения подтверждаются, Зак чуть не застонал. Знать, что за тобой ухаживала чужая женщина, было нестерпимо унизительно. А то, что это Кэйт, настоящая леди, унизительно вдвойне. Представив, что все отправления происходили как обычно, а иначе и быть не могло, Зак почти жалел, что змеиные укусы не убили его. В нем росло смущение, но сейчас, совершенно обессилев, он не мог сосредоточиться даже на этом.

— Вот, — сказала она мягко.

Он почувствовал, как ее рука скользнула ему под шею, и вдруг она с неожиданной силой приподняла его голову. Край стакана коснулся его губ, и он открыл глаза. Первая струйка воды потекла по щеке. Быстро глотая, он выпил стакан до дна. Когда она убрала стакан, он увидел, что ее рука дрожит. Несколько секунд они смотрели друг на друга. Их лица разделяло лишь несколько дюймов.

Она взяла полотенце со стола и вытерла ему шею.

— Простите, что облила вас.

Зак прокашлялся. Окрепшим голосом он сказал:

— Высохну!

Он наблюдал, как она ставит стакан рядом с кувшином. По ее дрожащим рукам Зак понял, что эта ситуация для Кэйт так же трудна, как и для него. Может, из-за него у нее и появились темные круги под глазами. Это огорчило Зака. Если он был без сознания больше недели, она, наверное, просто надорвалась, ухаживая за ним. Вот так благодарность — начать ругаться из-за штанов, едва придя в себя.

Ну, это легко исправить.

— Я еще не поблагодарил вас за то, что вы спасли мне жизнь.

Она искренне удивилась:

— Вы благодарите меня?

— Да. У меня такое чувство, что, если бы не вы, меня бы уже не было в живых.

На ее губах заиграла улыбка, самая прекрасная из всех, какие Зак когда-либо видел. На щеках появились ямочки, лицо преобразилось, глаза засверкали, и он понял, что она сдерживает слезы.

— Мистер Мак-Говерн, если бы не ваша решительность и не презрение к опасности, моя дочь погибла бы. Вовсе не вы должны меня благодарить, поверьте мне. Это я приношу вам благодарность.

Искренность ее голоса помогла ему обрести чувство собственного достоинства. Он уже чувствовал себя не голым и беспомощным чурбаном, а чуть ли не героем, по крайней мере, он знал, что именно таким она видит его. Значит, еще не все потеряно.

Только он, конечно, не герой. Там, в колодце, в какой-то момент он готов был бросить Миранду на произвол судьбы. Так что ж кичиться своей храбростью, зная за собой этот грех.

— Я ведь и не подозревал, до того как попал в колодец, что в нем кишат змеи. Знай я об этом заранее, я бы улизнул, бросив вашего ребенка.

Кэйт все еще улыбалась, но уголки ее рта задрожали. Она отвела взгляд, словно не желая ничего об этом слушать. Подняв руку (и этот жест был красноречивее слов), она возразила:

— Не притворяйтесь, мистер Мак-Говерн. С другими вам это, может быть, и удастся, но не со мной. Миранда сказала мне, что вы услышали змеиное шипение еще до того, как спустились, однако это не остановило вас. — Она вытерла щеку рукавом. — Миранда так мала, что для нее и один укус был бы смертелен. Даже посвятив вам остаток своих дней, я не смогла бы отплатить вам за то, что вы сделали.

Глядя на тонкое лицо Кэйт Блейкли, Зак думал о разных вещах. Все они заставляли его стыдиться самого себя, и ни одна из них не была героической. Да он вовсе и не герой. Но если ей нравится думать о нем так, зачем же с ней спорить?

Даже в мрачном платье, с кругами под глазами Кэйт Блейкли была одной из самых привлекательных женщин, и, судя по всему, ее душа ничуть не хуже ее лица. Знакомство с ней началось весьма неудачно, и он радовался, что ее мнение о нем изменилось, пусть даже из-за гремучих змей. Будь он привлекателен, лучше было бы обойтись без змей.

Эта мысль заставила Зака подумать о том, не рехнулся ли он. Нет на свете такой прекрасной и привлекательной женщины, ради которой стоило бы подвергаться укусам гремучих змей. Его ноги опять пронзила жгучая боль.

— Вы уже сделали это, — тихо произнес он.

— Что?

— Отплатили мне.

— Это зависит от того, как на это смотреть. Может, вы и считаете, что мы квиты, а я нет. И если я что-нибудь смогу сделать для вас — только скажите, и считайте, что это уже сделано.

Только скажите? Вдовы, как правило, не столь наивны, чтобы давать такие обещания мужчинам. Эти слова многое открыли Заку в этой женщине, может быть, больше, чем она хотела. И он принял ее слова так, как надо.

— Запомню это. Вдруг и мне понадобится дружеская поддержка.

Она вздохнула с чувством облегчения, и Зак понял, как мучительно подбирала она слова благодарности и как была рада тому, что это, наконец, позади.

— Ну… — она выпрямилась и улыбнулась ему, — держу пари, вы умираете от голода. У меня остался куриный суп. Съедите немного бульона?

Чего Зак более всего хотел, так это закрыть глаза, но он не мог сделать этого, пока рядом стояла Кэйт Блейкли.

— Это было бы замечательно.

Она выбежала из комнаты, и юбка закружилась вокруг ее лодыжек. Зак проследил за ней взглядом, затем почувствовал, как отяжелели его веки. Он боролся со сном, зная, что через несколько минут она вернется с бульоном. Но он проиграл эту борьбу.

Услышав свое имя, Зак словно вынырнул из тумана забытья. Он прищурился. Над ним склонилась Кэйт Блейкли. Она была так близко, что он чувствовал ее дыхание на своей щеке. Ее близость окончательно разбудила его.

— Я принесла вам бульон, — с этими словами она перегнулась через него, чтобы взять вторую подушку. Когда она нагнулась, чтобы приподнять его за плечи, лиф ее платья скользнул по его подбородку.

— Ну вот, — сказала она. — Возможно, теперь вы съедите несколько ложечек.

Со смущением, которое ей не удалось скрыть, она села на кровать рядом с ним и потянулась за стоящей на столе кружкой. Улыбнувшись ему, она влила ему в рот несколько ложек бульона. Зак проглотил. Ничего другого ему не оставалось. Прежде чем она влила в него еще одну ложку, он сказал:

— Спасибо, я могу сам.

— Мистер Мак-Говерн, боюсь, что вам трудно даже сидеть.

Зак тоже сомневался, что ему это удастся, и чувствовал себя идиотом.

— Я не привык, чтобы меня кормила женщина.

— Ну что ж, я тоже не привыкла никого кормить. — Она влила ему в рот еще несколько ложек бульона. — Конечно, кроме Миранды, когда та была маленькой.

Кэйт говорила так быстро и отрывисто, что Зак понял: она ужасно нервничает и пытается скрыть это. Щека ее задергалась, и Заку хотелось приложить к ней палец, чтобы проверить, не кажется ли ему это.

Чтобы разрядить молчание, она сказала:

— Если вы не будете поступать так, как она, и выплевывать то, что вам не нравится, мы прекрасно поладим.

Ложка бросилась в новую атаку. Проглотив, Зак попробовал улыбнуться.

— Очень вкусно.

— Благодарю.

Почти не давая ему передохнуть, она сунула ему еще одну ложку. Зак чуть не сказал ей, что не следует кормить его с той же поспешностью, с какой она убивала бы змей. Но в свете недавних приключений это показалось ему неуместным. А прежде чем он смог придумать что-то еще, она вновь засунула ложку ему в рот.

— Как вы себя чувствуете? Знаете, мы с Маркусом очень волновались за вас.

Все, что Зак успевал произнести между двумя ложками бульона, было лишь мычание. Он понимал, что она очень волнуется. Но если она станет так же быстро вливать в него бульон, он захлебнется. Он хотел было схватить ее за руку, прежде чем она зачерпнет новую ложку, но усомнился в том, что успеет ее опередить. Ему казалось, что его тело не поспевает за мыслями.

— В какой-то момент я испугалась, что вы так никогда и не придете в себя.

Ложка вновь оказалась у него во рту. Достаточно намучившись, Зак почувствовал, что с него хватит. Чтобы отразить следующую атаку, он плотно сжал губы и закрыл глаза. Ложка больше не коснулась его губ, и он почувствовал, что Кэйт все поняла. Тогда он спросил:

— Маркус? Он здесь?

— С самого начала. Он решительно настоял на том, чтобы остаться здесь…

Она замялась, и это заинтересовало его.

— Зачем?

— Чтобы помогать вам облегчаться.

Зак снова прикрыл глаза. Нужно будет дать этому человеку работу получше. Он услышал, как она поставила кружку на стол. Кэйт приподнялась, и он вздрогнул. Затем она вновь села, прижавшись к нему бедром. Она успокоилась. Зак ощутил тепло ее тела. Он был так слаб, что не мог даже встать, тем более его поразило, что она волнует его. Своей беззащитностью, мягкостью, запахом. В это утро от нее пахло розами, свежевыпеченным хлебом и немножко ванилью. О таких женщинах мечтают мужчины.

Он вновь поднял ресницы и посмотрел в ее серьезные карие глаза. Ее бедро, казалось, жгло его сквозь простыню.

Она поднялась.

— Не много же вы съели.

Он даже не притронулся к тому, чего ему на самом деле хотелось.

— А мне кажется, будто я объелся. Она наклонилась и взяла чашку.

— Я принесу еще часа через два, — сказала она, — ваш желудок, наверное, совсем отвык от еды.

Отвращение, которое она испытывала к нему, было столь очевидным, что Зак почувствовал, как горячая волна поднимается по его шее. Какой же он дурак, если подумал, что такая привлекательная женщина, как Кэйт Блейкли, может симпатизировать такому, как он. Он положил руку на грудь и заставил себя улыбнуться, решив не показывать, как ему тяжело.

Почувствовав боль от ран, он неожиданно вспомнил Миранду. Испытывая потребность сказать что-нибудь, все равно что, лишь бы разрядить атмосферу, он спросил:

— Как ваша дочь получила такие сильные ожоги? От этого вопроса Кэйт вздрогнула. Кружка выпала у нее из рук и разбилась вдребезги. Кэйт отступила, машинально стряхивая осколки со своей юбки.

— О Господи!

— Черт!

Опасаясь, что она порежется осколками, Зак позабыл о своих ногах и приподнялся, опираясь на локоть.

— С вами все в порядке?

Комната закружилась у него перед глазами. Зак вцепился в кровать, боясь упасть на пол. Кэйт схватила его за руку.

— Мистер Мак-Говерн, прошу вас…

Зак в изнеможении откинулся на подушку.

— Дерьмо! — Он закрыл глаза, чтобы остановить головокружение. — Никогда в жизни я не был так слаб.

— Вы чуть не умерли. Через несколько дней это пройдет.

— Вы не порезались?

— Нет, все в порядке. — Она издала слабый звук. — Пустяки, не о чем беспокоиться. Можно попросить вас не двигаться, пока я все это не уберу?

Зак вздохнул.

— В ближайшие несколько минут я, кажется, никуда не собираюсь.

Он услышал, как она выскользнула из комнаты и тотчас вернулась с щеткой в руках. Он так устал, что не мог открыть глаза, когда она начала подметать.

— Эта щетка совершенно не годится. — Звякнул фарфор. — Придется купить другую. Хорошую я сломала.

Зак не мог даже спросить, как это произошло. Через несколько минут он понял, что Кэйт покинула комнату, потому что вместе с ней исчез ее запах. Последнее, о чем он подумал, перед тем как снова заснуть, было то, что она не сказала ему, как Миранда обожгла руку.

Выйдя из комнаты, Кэйт прислонилась к стене, держа в одной руке щетку, а в другой совок и тряпку. Ее сердце бешено стучало. Она уже давно ухаживала за Закарией Мак-Говерном и привыкла видеть его огромное тело неподвижно лежащим под простыней. Были даже моменты, когда, выйдя из комнаты больного, она забывала о нем. Но теперь он пришел в себя. Ее рука все еще ныла от того напряжения, с каким она приподнимала его. Она вспомнила, как пристально смотрели на нее его глаза, казалось, менявшие цвет в зависимости от настроения. Они были карими, когда он улыбался, становились зелеными, когда он о чем-нибудь спрашивал, потемнели, когда он испугался, что она порезалась осколками. Кэйт встревожилась: уж не увидел ли он больше, чем ей хотелось бы.

Ее охватило беспокойство. Даже сейчас, когда она вышла из комнаты, ее колени все еще подкашивались. Сознание того, что он здесь, пришел в себя, и она должна ухаживать за ним, все время чувствуя на себе его напряженный взгляд, заставило ее похолодеть.

Недовольная собой, Кэйт закрыла глаза. «Признай это, Кэйт, ты находишь его привлекательным. Вот почему ты так волнуешься». Признав это, Кэйт захотела дать себе хорошую затрещину. Да что же она, с ума сошла? Закария Мак-Говерн на целую голову выше Джозефа и в полтора раза шире в плечах. Из огня да в полымя.

Она была благодарна ему, и все. Благодарна и обязана. Он спас жизнь ее дочери, а у нее сработал материнский инстинкт. Через несколько дней это уляжется, и все станет как прежде. Тогда уж ее не взволнует, если в его глазах запляшут эти искорки. Не взволнует.

ГЛАВА 9

Следующая неделя тянулась для Зака медленно. Так ползет муха по пролитому меду. Кожа вокруг укусов воспалилась, в раны попала инфекция. Он мучился от приступов лихорадки, которые затягивали его выздоровление и изнуряли его. Возвращаясь ненадолго из забытья, он смутно чувствовал, что Кэйт ухаживала за ним, ощущал ее нежные прикосновения, слышал ее мягкий голос, видел ее глаза. Они были самым значительным в ее лице. И в них всегда светилась тревога.

Иногда появлялся Маркус. Сильными руками Маркус поворачивал Зака и мыл его. Даже в лихорадке Заку хотелось горячо поблагодарить его, но эти слова никак не могли сорваться с его языка. Зато другие слова могли. Неожиданно всплыв из темных, тайных уголков его сознания, они вдруг вырывались у него. Хуже всего было сознание того, что он переходит границу, но Зак не мог остановиться. Его мозг, казалось, раскололся на две части. Одна сознавала происходящее, но была совершенно бессильной, а другая безумствовала в лихорадке.

Даже если бы он и не понимал того, что говорит, мягкие ответы Кэйт сказали бы ему обо всем.

— Тс-с! Все хорошо, — шептала она. И хотя прикосновение ее прохладной руки к горячему лбу действовало на него успокаивающе, Заку было стыдно. Что в порядке? Что он сейчас сказал? Почему он слышал в ее голосе участие?

— Я здесь. Все нормально, не беспокойтесь.

Быть таким больным, таким безнадежно больным. Зак ни в чем не отдавал себе отчета. Он смутно понимал, что она успокаивает его, как ребенка. Это задевало его мужское самолюбие. Но ее нежные слова успокаивали его.

Утро сменялось ночью, ночь—днем, сознание возвращалось и покидало Зака. Он спал, просыпался, что-то глотал, поворачивал лицо к мокрому полотенцу, которое бережно обтирало его кожу.

Кэти… Постепенно он начал про себя называть ее Кэти. Кэйт звучало грубо, практично и пошло. А в ней ничего этого не было. Даже во сне он думал о ней. Легкая, как шепот, с невесомыми, как паутинка, прикосновениями, голосом, как музыка, ласкающим и успокаивающим его. Кэти… Ее образ неотступно стоял перед ним, едва он закрывал глаза. Нежно-розовый румянец на бледной коже, черные волосы, обрамляющие ее тонкое лицо. Ангел, пролетевший между ним и цепкими объятиями смерти.

Однажды, окончательно придя в себя, Зак почувствовал, что он на пути к выздоровлению, и отчетливо понял, где находится. Хотя он не помнил, чтобы когда-нибудь рассматривал некрашеные деревянные стены, они стали для него такими же привычными, как собственные ладони, и он знал каждую щель между досками.

Он не удивился, увидев Миранду, сидящую на стуле у кровати. Даже в полубреду он иногда ощущал ее присутствие. Ноузи лежал, свернувшись под стулом, и девочка, и собака не сводили с него глаз, словно несли бессменную вахту.

Миранда замерла, заметив, что он пришел в себя. Она молча соскользнула со стула, чуть не наступив Ноузи на хвост. Завиляв хвостом, Ноузи бросился лизать Заку лицо.

— Уйди, Ноузи! — У Зака не было сил оттолкнуть собаку. — Уйди!

— Он вас любит.

Это неожиданное замечание удивило Зака. Он ведь думал, что Миранда ушла. Приподнявшись, он увидел, что она стоит в ногах кровати. Она была такой маленькой, что ее лицо едва возвышалось над его ногами.

— Именно сейчас мне этого не хотелось бы. Хлопни его легонько вместо меня, ладно?

Она слегка улыбнулась, при этом обнажился ряд маленьких зубов.

— На самом деле вы не хотите, чтобы я это сделала. Став жертвой проявлений собачьей любви, Зак слабо оборонялся, подставляя псу запястье. Миранда обошла кровать и оттащила Ноузи. Урезонив его, она стояла и неподвижно смотрела на Зака.

— Если бы я его стукнула, он разлюбил бы меня, — заметила она.

Зак провел дрожащей ладонью по рту.

— Ну, я бы с ним разобрался.

— Он вас очень любит.

Она уже во второй раз произнесла эту фразу, и Заку показалось, что это открытие удивляет ее. Он недоумевал, почему. Все-таки Ноузи его собака, а собаки обычно любят хозяев. Он прищурился, чтобы получше рассмотреть ее.

— Может быть, мне следовало стукнуть его. Я не хочу, чтобы собака лизала мне губы.

— Но это значит, что он целует вас.

— Гм… — Несколько пораженный, Зак попытался поймать ее взгляд. — А тебя он целует?

— Да, и я целую его в ответ. И это не так уж плохо. Посмотрев на его губы, она наморщила маленький носик так, что веснушки соединились.

— А потом можно и умыться, только когда Ноузи не видит, конечно. А то он подумает, что вы его не любите.

Ослабевшая рука Зака упала на грудь. Он с трудом проговорил:

— Я это запомню. Мне бы не хотелось оскорблять его чувства.

— И мне тоже. — Она снова улыбнулась, и ее глаза заблестели. — Моя мама не разрешает ему целовать ее в губы, но она разрешает целовать ее в ухо.

Зак подумал, что с собакой здесь обращаются очень неплохо. Ноузи явно повезло.

— Правда, она при этом вздрагивает. Она говорит, что, как только появился Ноузи, у нее стали самые чистые уши по эту сторону от… — Девочка запнулась. — Я не помню, где, но где-то далеко.

— В Техасе, наверное, — подсказал Зак. Она кивнула.

— Вы были там?

— Нет. Потому-то люди и говорят обычно: «по эту сторону от Техаса», это очень далеко.

Она пожала хрупкими плечиками.

— Мы с Ноузи ждали, когда вам станет легче. Мы приходили проведать вас каждый день. Вы иногда разговаривали.

Зак не хотел продолжать разговор, но любопытство пересилило.

— И что же я говорил?

— Очень смешные вещи. Однажды вы сказали, что на потолке сидит паук, и вы звали мою маму, чтобы она его убила. — Миранда наклонилась к нему. — И мама наконец взяла щетку и сделала вид, что убила его. Только она не велела ничего говорить вам. Потому что вы расстроитесь.

Зак представил себе, что она имела в виду, и промолчал. Он был смущен.

— Кажется, я вел себя очень плохо. Ты говоришь, я кричал?

— И очень громко. Вы говорили, — она поджала губы, — я не могу этого повторить.

— Почему?

— Если мама услышит, она рассердится. А на вас она не рассердится, потому что вы больше нее. Но вы все равно не должны так говорить.

Зак был уничтожен. В плохом настроении он обычно не слишком сдерживался, но старался никогда не ругаться при детях. И при женщинах тоже.

— Прости меня, если я говорил что-то, чего нельзя говорить.

— Мама мне не велела слушать. Я затыкала уши пальцами, но когда вы думали, что вас может схватить паук, то кричали очень громко. — Она отвела глаза. — А когда мама постучала по потолку, вы подумали, что паук упал на вашу кровать. И с вами чуть не случился припадок.

Зак предпочел бы всего этого не слышать. Она промолчала, а потом добавила:

— Но я не испугалась.

— Паука? Она засмеялась.

— Нет. Там не было паука. Я не испугалась ваших криков. Знаете почему?

Зак не знал.

— Потому что Ноузи не испугался. Мама говорит, что собака не может разговаривать. Но Ноузи может. Он говорил с вами когда-нибудь?

— Ну, не так, как люди. По-другому.

— Но ведь все равно понятно.

Зак знал, какой выразительной может быть морда Ноузи. И понимал, что имеет в виду девочка.

— И что он тебе говорит?

Она снова наморщила носик, на тот раз задумчиво.

— Много всего. — Ее взгляд задержался на Заке. — Я привыкла думать, что вы такой большой, сердитый, но Ноузи говорит, что это не так.

— В самом деле?

Она кивнула, не вдаваясь в подробности.

— Вот почему я не испугалась, когда вы все время кричали, чтобы мама пришла и убила этого проклятого паука.

Ее глаза расширились, и она прижала ручку ко рту. Бросив испуганный взгляд на дверь, она перешла на шепот.

— Ну вот, сказала.

Зак порадовался, что говорил только это. Зная свой выразительный словарь, он ждал чего-нибудь худшего. Очевидно, Кэйт никогда не общалась с мужчинами, способными выражаться так, что воздух сгущается. Ему надо последить за собой.

— Я тебя не выдам.

— Обещаете?

Усталый, Зак все же попытался улыбнуться.

— Обещаю. Я думаю, мы оба постараемся больше ничего такого не говорить.

— Вы снова засыпаете?

Только сейчас Зак заметил, что у него слипаются глаза.

— Кажется, что да.

Он почувствовал прикосновение маленькой ручки.

— Не беспокойтесь насчет пауков. Мы с Ноузи не позволим им сюда пробраться. А если кто-нибудь проберется, то я схожу за маминой щеткой и размажу это дерьмо в лепешку.

Зак помнил это обещание, проваливаясь в глубокий сон.

Стоя перед дверью в комнату больного, Кэйт придумывала разнообразные предлоги, чтобы не входить туда. Нужно посадить хлеб в печь, вымыть тарелки, приготовить обед. Но если Закария действительно пришел в себя, как сказала Миранда, она не может не навестить его.

«Подумай-ка лучше о хорошем, Кэйт. Окрепнув, он покинет твой дом». Ей казалось, что по ряду причин это случится не так скоро. Целые дни напролет Миранда часами просиживала у постели Зака, не сводя огромных глаз с его потемневшего лица. Ее глаза горели от возбуждения. Кэйт знала, что она способна на пылкую привязанность. Закария Мак-Говерн спас Миранде жизнь, девочка считала его героем, человеком, которого она могла полюбить и на которого могла положиться. Все это прекрасно, будь Миранда обычной девочкой, но это не так. Нет, Кэйт не сомневалась, что Мак-Говерн не способен причинить вред ее ребенку. Просто Миранда ждет от него больше и нуждается в большем, чем он может себе представить и чем может дать ей.

Глубоко вздохнув, она вошла в комнату. Больной действительно не спал, хотя его глаза были закрыты. Кэйт не смогла бы объяснить, откуда она знает, что он не спит. Ритм его дыхания был ровным, темное лицо казалось спокойным, как во сне, огромные руки, вытянутые на простыне вдоль тела, были полусогнуты. И все же она знала, что он бодрствует.

Кэйт показалось, что в комнате изменилась атмосфера. Напряженная и тяжелая, как перед грозой, она угнетала ее. Недоумевая, почему он не обращает на нее внимания, она тихо подошла к кровати.

Тихий звук шагов Кэйт и шорох ее юбки стали такими же привычными для Зака, как и его дыхание. Взволнованный нахлынувшим на него чувством, он не открывал глаз, стараясь не показывать, что реагирует на ее появление.

Способен ли человек влюбиться, находясь на грани жизни и смерти? Еще месяц назад он уверенно отрицал бы это. Но его собственные чувства противоречили этому. Кэти, милая, нежная, прекрасная Кэти! Во время болезни он впитывал ее обаяние, как губка воду.

Сейчас от нее пахло лавровым листом и стиральным порошком. Значит, сегодня утром она стирала. Не понимая, как, но Зак точно знал, что сегодня вечером в доме запахнет горячим утюгом и накрахмаленным бельем. Она обычно старалась успеть выгладить белье в день стирки. Как странно, что он знал это. Откуда?

Начав об этом думать, он понял, что это далеко не все, что он знает о ней. Чтобы растянуть подольше запас картошки, она часто запекала корни квамассии, дикой тыквы, которая в изобилии росла в этих местах и составляла основную пищу местных индейцев. Она готовила лосося, пойманного в Умпкве, гораздо чаще, чем оленину или свинину. Еще она любила лук и добавляла его почти во все блюда. И часто пекла сладости.

Откуда он мог все это знать? Зак пытался вспомнить и не мог. Он решил, что скорее всего он запоминал кухонные запахи, и они откладывались в его памяти.

Но обоняние разрешало только некоторые загадки, Однако оставалось и множество других. Например, он не сомневался, что лед привозили лишь раз в неделю, и даже летом она могла позволить купить себе всего два куска, а их никогда не хватало. Она делала вид, что терпеть не может Ноузи, но почесывала у него за ушами всякий раз, как он попадался ей на пути, и позволяла ему носиться по всему дому. Она обожала читать, и предавалась этому занятию при каждой возможности, ночь за ночью перелистывая одни и те же газеты и журналы. Видел ли он, как она ласкает собаку? Читала ли она, сидя у его постели? Зак не знал. Но был уверен, что все эти сведения о Кэйт, неизвестно откуда взявшиеся, хранятся в его памяти. Если она была огорчена или расстроена, то издавала неопределенный тихий гортанный звук и шептала: «Ах, мамочка», словно украдкой. Казалось, она не хотела, чтобы кто-нибудь ее слышал. Где-то в доме у нее постоянно было под рукой перловское мыло. Скорее всего, рядом с кухонным рукомойником. И она так часто мыла руки, что его резкий, но приятный запах всегда исходил от ее кожи. Она ненавидела дождь, любила цветы и экономила каждый грош, чтобы сшить Миранде школьное платье. Ее гроши… Их было до обидного мало, и она складывала их в баночку, которую они с Мирандой называли копилкой. Кэйт пользовалась этими монетками, чтобы научить Миранду считать. По вечерам их голоса разносились по всему дому. Они считали от одного до двадцати до тех пор, пока Миранда не начинала отвечать правильно.

«Почти» было одним из любимых слов Кэйт, когда дело касалось ее дочери. Миранда почти умела писать свое имя. Она почти заправляла за собой постель. Она пила молоко, почти не проливая на подбородок. Кэйт была одной из тех редких матерей, которые не замечают недостатков своих детей и преувеличивают их успехи.

Да, он много знал. Вот и сейчас он знал, что она стоит в ногах его кровати в сером или черном платье. Ее огромные карие глаза смотрят настороженно. Когда он поднимет ресницы, ее щеки слегка зарумянятся, а руки начнут теребить фартук, серый или белый, потому что у нее их только два.

Он медленно открыл глаза. Она была здесь. Как только их взгляды встретились, она тотчас затеребила белый фартук и ее щеки нежно порозовели. Он перевел взгляд на правый уголок ее нижней губы, ища тоненькую полоску. Она была почти незаметна, но он уже видел ее. Другая, почти такая же, была на виске. Но колечки волос, выбивавшиеся из ее строгой прически, обычно закрывали ее.

Сегодня на ней была черная блузка, видавшая лучшие дни. Складки на блузке и расклешенная юбка скрывали ее стройную фигуру с соблазнительными округлостями.

— Как вы себя чувствуете?

«Как в аду». Но он не осмелился сказать этого, боясь, что она побежит к своему перловскому мылу.

— Ничего, гораздо лучше, чем раньше.

— Рада это слышать.

Заметив, что мнет фартук, она прижала руки к юбке, пытаясь унять дрожащие пальцы. Заку хотелось уверить ее, что он не кусается. Но она казалась такой прелестной, что он воздержался от этой шутки. Как было бы приятно откусить от нее кусочек. Сейчас, конечно, он не представляет для нее опасности. Но это только сейчас. От его пристального взгляда румянец на ее щеках стал ярче, и она подняла руку. Он следил за нервными движениями ее тонких пальцев, перебирающих пуговицы на блузке. Когда она добралась до пуговиц на груди, он отвел взгляд и попытался сосредоточиться на чем-нибудь другом: смотрел на стул, на стены, на потолок. Наконец, вновь взглянув на нее, он заметил, что ее щеки побагровели. Ему захотелось дать себе хорошенькую затрещину.

Ну скажи же что-нибудь, идиот! Зак тщетно пытался хоть что-то придумать. При такой хрупкости у нее просто замечательная грудь! Как раз такая помещается в ладони мужчины. Но этого он не мог произнести вслух.

— В-вы голодны? — спросила она.

Зак положил руку на живот и удивленно посмотрел на нее. Он так потерял в весе, что пупок почти прилип к позвоночнику.

— Иисус Христос!

Эти слова заставили Кэйт зажмуриться, а Зака покраснеть.

— Извините, — пробормотал он. Она посмотрела на него.

— На будущее, пока вы остаетесь в этом доме, постарайтесь не упоминать имя Господа всуе. В доме ребенок.

Почему-то, хотя Зак не мог бы этого обосновать, ему всегда казалось, что это выражение вполне невинно. Кэйт, очевидно, придерживалась иного мнения.

— Простите, — повторил он, — но я вдруг обнаружил, что от меня остались кожа да кости.

Кэйт так не казалось. Ее взгляд задержался на его широкой груди, покрытой темными волосами, затем перешел на мышцы его обнаженных рук. Так или иначе, худоба еще рельефнее обозначила сильные линии его тела.

Она увидела, что он закрыл глаза. Похоже, он очень устал. На щеках залегли глубокие складки.

— Нужно много времени, чтобы вы обрели былую силу. Но вы обретете ее. — Встревоженная его слабостью, она подошла поближе и пощупала его лоб. Вопреки здравому смыслу, она почувствовала что-то вроде облегчения, убедившись, что лоб пылает. Хотя Зак и выглядит сильным, он все еще очень болен, и ему нужен постоянный уход.

— У вас опять жар. На всякий случай я дам вам «Аконитум напеллюс».

Зак услышал, как ложка звякнула о горлышко бутылки, затем ощутил прикосновение к губам холодного металла. Доверившись ей, он разжал губы, и самое мерзкое лекарство из всех, какие он пробовал, наполнило его рот. Пытаясь проглотить его, он закашлялся и чуть не задохнулся. Обжигающая жидкость забурлила внутри. Он приподнялся на локте, задыхаясь и кашляя, вытирая полившиеся из глаз слезы. Едва переведя дух, он заорал:

— А-а-а, суки! Что вы делаете, вы хотите убить меня?

— Я хочу помочь вам, — сказала она, вытирая его лицо полотенцем.

Зак схватил полотенце и поднес его к губам.

— Предупреждайте человека, прежде чем совать ему в рот такое дерьмо! Я так поперхнулся, что чуть не умер!

Она издала тихий гортанный звук, так хорошо ему знакомый.

— Мистер Мак-Говерн! Ложка горького лекарства не оправдывает употребление слов, подобных этим. Стыдитесь!

Зак смотрел в ее расширившиеся карие глаза и пытался понять, что он такое сказал. Прежде чем он извинился, она швырнула бутылку и ложку на стол и вылетела из комнаты. В изнеможении откинувшись на подушку, Зак думал, не помчалась ли она к своему мылу. Он думал и о том, что на свете нет ничего более гнусного, чем «Аконитум напеллюс», даже если оно — панацея от всех болезней. «Покорно благодарю, лучше уж лихорадка».

Он еще раз вытер рот и бросил тряпку на прикроватный столик. Она задела бутылку с лекарством, и, прежде чем он успел что-либо предпринять, бутылка вместе с тряпкой полетела на пол. Раздался звон разбитого стекла, и горькое лекарство брызнуло во все стороны.

Зак с трудом приподнялся и посмотрел, что же он наделал. Она ни за что не поверит, что он не нарочно.

Слова, которые он только что выкрикивал, эхом отдавались у него в голове. Вот так последил за собой! Использовал половину известных ему ругательств — и всего за одну минуту! Упав на постель, он застонал и закрыл лицо руками. Проклятье, да он как будто нарочно старается внушить ей отвращение.

ГЛАВА 10

Как Зак и опасался, Кэйт старалась уделять ему как можно меньше внимания. Конечно, она делала все что нужно и была неизменно любезна. Он не мог ни на что пожаловаться. Но она никогда не задерживалась в комнате дольше, чем это было необходимо.

Он понимал, что нечастые появления Кэйт объясняются не злым умыслом. Сейчас, когда Заку стало лучше, Маркус решил, что Кэйт уже не так нужна его помощь, и вернулся на ферму хозяина присматривать за наемными работниками. Вся работа по дому свалилась на Кэйт. Редкие свободные минуты она проводила с дочкой, как и полагалось.

Каждый вечер Маркус ненадолго приезжал, помогал Заку принять ванну, рассказывал ему, как идут дела на ферме. Зак ждал его приезда, как жаждущий ждет глотка воды. Он не привык к безделью, и бесконечные пустые часы сводили его с ума. Почему-то Миранда больше не приходила в его комнату. Зак объяснял это ее возрастом, прекрасно сознавая, что больной мужчина—не лучшая компания для четырехлетней девочки.

Понимая его состояние, Кэйт стала оставлять каждое утро на его прикроватном столике какое-нибудь чтиво. Зак догадался, что она не относит его к тем, кто читает Библию, его не могли заинтересовать ни модели одежды из «Харпер базар», ни прошлогодние выпуски каталога Монтгомери. Оставались две портлендские газеты, которыми она располагала и которые до смерти надоели Заку.

Он уже знал наизусть все события, происшедшие в Портленде девятнадцатого и двадцатого июня. У Купера была успешная распродажа, но что продавали? Через три дня он усвоил все результаты спортивных игр. Он узнал, что любой рыбак может выбрать для себя дюжину отменного качества мух в магазине Хадсона за пятьдесят центов, что телефон пивоварни Генри Уэйнхарда — семьдесят два, и ее хозяин каждый день выпива-ет целую бутылку Свифтовского особого, чудесного тонизирующего напитка, как утверждала реклама.

Кэйт догадалась, что он принимает такие большие дозы лекарств только из-за содержащегося в них алкоголя, и отнюдь не пришла в восторг от этого открытия. Вечером, споря с Кэйт по этому поводу, Зак обнаружил, что она категорически против любого вида спиртного и считала вино, которое он пытался делать, дьявольским зельем.

Это не свидетельствовало в его пользу.

Все это окончательно разбило надежды Зака на то, что когда-нибудь она изменит свое отношение к нему. Чтобы женщина полюбила мужчину, закрыв глаза на его недостатки, она должна видеть в нем благородство. Как понимал Зак, его единственной добродетелью Кэйт считала храбрость, с которой он спас ее дочь от гремучих змей.

По всем этим причинам Заку пришлось смириться с безразличием Кэйт и сосредоточиться на том, чтобы восстановить свое здоровье. Проблема была в том, что его тело не подчинялось приказам мозга. Пытаясь сесть на край кровати, он покрывался потом. Когда однажды он попробовал встать на ноги, его колени подогнулись. Прошло чертовски много времени, пока ему удалось подняться и вскарабкаться на кровать. Когда ему это удалось, силы покинули его, он проспал ужин и не открывал глаз до следующего утра.

Как-то серьезная и озабоченная Миранда вместе с Ноузи появилась в его комнате. Зак безумно обрадовался им и жалел лишь о том, что не может привязать их к рейкам кровати. С того самого утра, когда они с Мирандой говорили о пауке, он только ловил на себе ее взгляды. И, поскольку Ноузи теперь следовал за ней как тень, он лишился и общества своей собаки.

— Давно не виделись, — сказал он мягко. — Я уж было подумал, что ты испугалась меня.

Миранда наморщила нос и покачала головой.

— Нет.

— Тогда почему ты так странно вела себя? — Взгляд ее невинных карих глаз сказал ему, что он ошибается. — Если это не так, то почему ты никогда не приходишь меня навестить?

Она прикусила губу и сморщила нос.

— Мне не разрешают.

— Что?

Она смотрела на него несколько мгновений, пристально разглядывая его рот:

— Почему ты любишь лизать грязь? Разве это вкусно?

Зак хлопнул глазами.

— Лизать грязь? С чего ты это взяла?

— Мама сказала.

— Ты, наверное, не поняла, Миранда.

— Нет. Мама громко сказала.

— Наверное, она ошиблась. Я не лижу грязь.

Она оттолкнула Ноузи, вошла в его комнату и остановилась в футе от него. Все так же пристально разглядывая его, она потребовала:

— Покажи мне его.

— Что?

— Твой язык.

Зак уставился на нее.

— Мой язык?

— Я хочу посмотреть, правда ли он грязный, как мама говорит. Зак усмехнулся:

— Она так сказала? — Чувствуя абсурдность положения, он все же высунул язык. — Ну что, грязный?

Она кивнула:

— Грязный, но грязь не коричневая, а какая-то белая, похожа на лед.

Зак вспыхнул от возмущения:

— Это потому, что я был болен, а у твоей мамы и так много работы, я не могу ни о чем просить ее. Если бы ты принесла мне немного зубного порошка, я бы как следует почистил зубы.

Она молча выбежала из комнаты, Ноузи последовал за ней. Через минуту она вернулась с пригоршней питьевой соды. Пробравшись за его кровать, она разжала пальцы. Ее руки были не совсем чистыми, но Заку приходилось глотать так много грязи, что эта, пожалуй, не могла ему повредить. Достав зубную щетку, принесенную ему Маркусом, он потянулся за кувшином и чашкой, которые Кэйт ставила на столик. Пока Миранда наблюдала за ним, он старательно чистил зубы. Она хихикала, когда он запрокидывал голову и полоскал горло.

— Ты такой смешной, — заявила она.

Он взглянул на нее. Выплюнув воду, он спросил:

— Ну, как теперь? — И снова высунул язык.

— Чистый, как только что вымытый пол, — заметила она.

Зак поставил кувшин и чашку на столик.

— Я чувствую себя так, будто заново родился. Спасибо, Миранда.

Она подобрала юбку и вскарабкалась на край его кровати.

— Думаю, теперь мама не рассердится, что я пришла к тебе.

Зак решил поговорить с Кэйт. Он пообещает строго следить за своей речью, если только она разрешит Миранде навещать его.

Стараясь не задеть его вещи, она уселась, положив ногу на ногу и принялась счищать грязь со своего черного хлопчатобумажного чулка. Зак вспомнил свое детство так ясно, словно это было вчера. Несмотря на все усилия матери, он никогда не отличался аккуратностью, но предполагал, что маленькие девочки ведут себя иначе. Кроме того, они очень грациозны. Легкая походка Миранды была очень женственной. Он всегда считал, что разница между мужчиной и женщиной проявляется с самого рождения. Но сейчас решил, что это не так.

Вместо того чтобы стряхнуть грязь, она испачкала чулки питьевой содой, прилипшей к ладошкам. Миранда нахмурила лоб и скривила маленькие розовые губки.

— Ужас, — прошептала она, произнеся это точно так же, как мать.

Приподняв край простыни, она потерла пятно, стараясь не слишком нажимать на свое маленькое колено. Как и Кэйт, она не отличалась крепким сложением.

— Теперь мы оба чистые.

Она улыбнулась этому, и на щеках у нее появились ямочки, такие же как у матери. Ноузи просунул нос под ее руку и толкал ее, пока она не почесала у него за ушами. Зак понял, что потерял собаку:

— Мне кажется, вы быстро подружились.

— Это недолго, — согласилась она.

У Зака не было детей, и он никогда подолгу не общался с малышами. Разговаривая с Мирандой, он убедился, что девочка ее возраста понимает очень многое из того, о чем говорят. От ее улыбки у него на душе теплело. Он размышлял, о чем бы поговорить с маленькой девочкой. Если он сейчас же ничего не придумает, — они с Ноузи уйдут и оставят его одного в четырех стенах.

— Я рад, что ты пришла. Мне было так одиноко. Она подняла на него большие глаза.

— Ты плакал?

Зак покачал головой:

— Мужчины редко плачут, а когда плачут — не признаются в этом.

— Тебе лучше, когда я с тобой? Он вспомнил их первый разговор.

— Смутилась? Наверное, да. Она кивнула.

— Люди подумают, что ты спятил. Ха! Но ты не беспокойся об этом. Мы с мамой так не считаем. Она говорит, что иногда у людей бывают слезы. Труднее всего бороться со счастливыми слезами. Моя мама никогда не плачет, а счастливые слезы у нее иногда бывают. — Голос ее задрожал, когда она добавила: — У нас не хватает денег на лечение.

— На лечение? — Зак не понял.

— Ага. Шарики на две недели стоят целый доллар. Моя бедная мама просто впала в истерику. — Миранда гордилась своей информированностью.

Зак откинулся на подушку.

— В истерику?

— Это то, что некоторые люди называют женской истерикой. Они считают, что странно плакать, когда ты счастлив.

— Ты думаешь, твоя мама странная?

Она снова сморщила нос, словно что-то обдумывая. Потом лицо ее прояснилось, и она заметила:

— Моя мама так говорит, а она на семнадцать лет умнее меня. Поэтому она обычно старается спрятать свои счастливые слезы. Она не хочет, чтобы люди считали ее ненормальной. Когда она не может скрыть слезы, она говорит, будто что-то попало ей в глаз. Чаще всего слезы у нее не капают, а просто блестят в глазах и исчезают, когда она быстро моргает.

Она подняла взгляд на Зака.

— Ты никому не скажешь, что я тебе рассказала? Мы с мамой стесняемся этого.

— Это будет наш секрет.

Мысль о том, что у них общий секрет, понравилась ей. Она с улыбкой наклонилась к нему.

— Хочешь посмотреть, как она это делает? Зак удивленно поднял брови:

— Ты имеешь в виду, плачет?

— Я могу ее заставить.

— Ты?

Она важно произнесла:

— Все, что я должна сделать, это крепко обнять ее и сказать, что очень ее люблю. — Она широко раскинула руки. — От этого у нее всегда бывают счастливые слезы.

От избытка чувств у Зака перехватило горло:

— Должно быть, она очень любит тебя.

— Ага. Я приношу ей счастье.

— Тебе очень повезло, малышка. Она расплылась в улыбке:

— Если не считать того, что у меня нет папы.

— Держу пари, что ты его потеряла. Она странно посмотрела на него:

— Как я могла его потерять, если я его еще не нашла?

Зак начал что-то объяснять, но увидел, что этот разговор слишком тяжел для нее. Он просто сказал:

— Хороший вопрос.

— Мой папа будет необыкновенный. Вечером, придя домой, он так обрадуется, что видит меня, будет щекотать мне шею усами, подбрасывать меня высоко в воздух и ловить.

— Да, понимаю. — Он передвинул ногу и подался назад. Жаль, что он еще не так силен, чтобы подбросить малышку, а тем более поймать ее.

— И однажды он подарит мне котенка. — Она посмотрела на него так пристально, словно следила за его реакцией. — Ему не надо будет ехать за ним в Джексон-виль. Как будто в Роузберге нет котят!

Шелковистый завиток упал ей на глаз, и Зак с трудом удержался, чтобы не поправить его. Из ее волос, коротких и мягких, еще нельзя было заплетать косы, и они темными локонами падали ей на шею. Но маленькое личико казалось ему таким милым, что ему неудержимо хотелось коснуться ее.

— Так ты любишь котят?

— Наверное, но еще больше я хочу папу, который поедет далеко-далеко, чтобы привезти мне котенка.

Услышав это, Джозеф Блейкли был бы озадачен.

— Тебе должно повезти. Хотя не так-то просто найти хорошего папу.

Она посмотрела на него.

— Мама говорит, что если даже я найду такого, он не должен огорчаться, что у нее маленькая девочка.

— Конечно, не должен.

Пристально взглянув на него, она спросила:

— Вряд ли ты хочешь маленькую девочку? Услышав это, Зак почувствовал себя так, словно вдохнул разреженный воздух. В ее взгляде он прочел нескрываемую надежду. До этого он не понимал, что таилось за этим разговором.

— Я хотел бы иметь маленькую девочку, — сказал он осторожно, — но хотеть и иметь — разные вещи. Сначала я должен найти жену.

Опустив голову, она теребила край серого передника. Наконец она посмотрела на него.

— Это всегда бывает только так?

— Что бывает так?

— А что, если маленькая девочка, которая тебе нравится, уже родилась? Если у нее нет папы, почему ты не можешь стать ее папой?

«Будь осторожен, 3ак!»

— Я никогда не думал об этом. Но мне кажется, что такое может случиться.

— А у меня нет папы, и я уже родилась.

Нахмурившись, он приподнял пальцем ее подбородок. Повернув к себе ее лицо, он сделал вид, что смотрит поверх нее. — Ты такая милая. Если бы я покупал себе маленькую девочку, то выбрал бы именно такую.

Лицо ее озарилось счастьем.

— Так ты хотел бы быть моим папой?

— Я с удовольствием стал бы твоим папой, но если я попытаюсь увезти тебя, твоя мама погонится за мной с пистолетом.

— Увезти меня?

— Если бы ты была моей, тебе пришлось бы жить со мной.

Она серьезно взглянула на него.

— А почему ты не можешь быть моим папой в этом доме?

— Я не женат на твоей маме.

— Тогда вам надо пойти к священнику.

— Женщина должна сильно полюбить мужчину, прежде чем пойти с ним к священнику, а я не уверен, что твоя мама любит меня.

— Если не считать твоего грязного языка, ты ей нравишься.

Зак не мог скрыть улыбку.

— Кто знает, если я буду хорошенько чистить его каждый день, может, я ей и понравлюсь.

Она энергично кивнула.

— Я принесу тебе еще соды, честное слово. Кроме того, я загадала волшебное желание.

— Только помни, что иногда, как бы сильно мы этого ни хотели, все случается не совсем так, как задумано.

Она взглянула недоверчиво.

— Даже волшебные желания?

Зак и сам хотел, чтобы желания исполнялись, но ответил: — Думаю, что да, но… Она прикусила нижнюю губу.

— Ты имеешь в виду не всегда?

Он с ужасом понял, что она сейчас заплачет.

— Иногда волшебные желания сбываются, давай считать так. А если я не понравлюсь твоей маме, мы с тобой можем просто остаться друзьями. Это тоже неплохо, правда?

Судя по ее поджатым губам, простая дружба не совсем устраивала ее.

— Я понимаю.

— Лучшими друзьями, — уточнил он, надеясь, что это прозвучит более убедительно. Я всегда хотел иметь лучшего друга, и не был счастлив, пока не нашел его.

— Ноузи? — Она взглянула на собаку. — Он может быть хорошим другом, но он же не человек. Вот в чем разница.

Подумав немного, он заметил:

— Да, если я стану твоим лучшим другом, то, как только поправлюсь, смогу подбрасывать тебя высоко в воздух и щекотать усами. Это делают не только папы.

Ее лицо прояснилось.

— И, может быть, подаришь мне котенка?

— Может быть. — Он протянул руку, чтобы скрепить договор. — Так мы договорились? Лучшие друзья?

— А можно мне звать тебя папой?

— Нет, но ты можешь звать меня Зак.

— А мама сказала, что я должна звать тебя мистер Зак.

— Тогда мистер Зак.

Но она еще не взяла его протянутую руку.

— А как ты будешь меня звать? Это должно быть не Миранда, потому что в этом нет ничего особенного.

Это было просто. Миранда всегда поражала его тем, что уделяла слишком много внимания мелочам.

— Думаю, я бы мог называть тебя Мэнди. Да, Мэнди, мне нравится, как это звучит.

Очевидно, она согласилась, так как улыбнулась и посмотрела на его протянутую ладонь.

— Давай теперь пожмем руки.

— Зачем пожимать руки? Он усмехнулся:

— Чтобы скрепить наш договор.

— Скрепить?

— Таков обычай: двое людей пожимают друг другу руки, если дают друг другу слово держать обещание.

Она широко улыбнулась и положила маленькую ладошку в его руку.

— Мы с тобой лучшие друзья.

У Зака были причины хорошенько подумать, прежде чем сказать это, и теперь его голос звучал натянуто:

— Мы с тобой. — Зак взял ее руку в свою; она полностью поместилась в его ладони. Если он правильно ее понял, сейчас он знал, какие чувства Кэйт Блейкли выражала счастливыми слезами.

Этим же вечером, когда Кэйт принесла ему ужин, Зак попросил ее задержаться на пару минут и поговорить с ним.

— О чем? — Она выглядела испуганной и более обычного взволнованной. — У вас проблемы? — Она положила ладонь на его лоб. Зак подался назад. Хоть бы раз она подумала о чем-то, кроме его болезни. — Я не болен. Мне становится лучше с каждым днем. Все, что мне нужно сейчас, это поговорить с вами.

Она выпрямилась.

— Миранда…

— Вот именно. Думаю, она сказала вам, что была у меня днем.

— Да.

Заку не нравилась ее непонятная настороженность.

— Из разговора я понял, что вы запретили ей приходить ко мне.

Она смотрела в окно.

— Не могу сказать, что запретила. Не рекомендую— более подходящее слово.

Зак поставил нетронутую тарелку с едой на столик возле кровати. Опять сом. Еще немного рыбы— и у него вырастут плавники.

— Кэйт, я… — Он ждал, пока она посмотрит на него, потом поймал глазами ее взгляд. — Прошу прощения за грубые выражения. Вы никогда не простите мне этого?

Она смутилась, и шея ее покрылась краской.

— Конечно, прощу. Можете выражаться как вам угодно, мистер Мак-Говерн, но не в присутствии моей дочери.

— Даю вам слово. Я не произнесу при ней ни одного ругательства. Так почему бы не разрешить ей приходить ко мне?

Она отошла от его кровати.

— Не думаю, что это следует делать, вот и все.

— Но почему? Вы можете мне объяснить?

— Зачем объяснять? Я ее мать и знаю, что лучше для нее. Вы должны просто подчиниться.

— Кэйт, подождите! Не уходите! Почему мы не можем поговорить об этом?

Она отступила к двери.

— Какой в этом смысл? Я не изменю своего мнения. Не веря своим глазам, Зак увидел, как она исчезла в гостиной. Вспоминая свой разговор с Мирандой, он удивился такому повороту событий и почувствовал, как волна гнева захлестнула его. Поскольку он не мог броситься за ней, ему оставалось лишь позвать ее. Но то, что пришло ему в голову, было не слишком удачно:

— Черт побери! Вернитесь! Я спас ей жизнь, слава Богу, так дайте же мне хоть пять минут, чтобы я мог оправдаться. Прошу вас, объясните же мне причину.

Как он и надеялся, она снова появилась в комнате. Ее карие глаза сверкали. Она громко хлопнула дверью.

— Перестаньте, пожалуйста! Ни одного грубого слова! Да вы не способны обходиться без этих слов, даже если от этого зависела бы ваша жизнь.

Зак откинулся на подушку.

— В конце концов мне все-таки удалось привлечь ваше внимание. — Наблюдая за ней, он точно понял, когда до нее дошел смысл его слов. Лицо ее покраснело от гнева.

— Я не нахожу это забавным.

— А я и не шучу.

Она вновь повернулась к двери.

— Если вы уйдете, мне придется прокричать то, что я хотел сказать. Пожалуй, меня услышат и в Роузберге. Вам это будет не слишком приятно. — Она остановилась и, сжав кулаки, повернулась к нему. Зак понял, что разозлил ее. Она быстро взглянула на часы, потом повернулась к нему.

— Вы потеряли уже полминуты, — сказала она. Зак улыбнулся.

— Вам когда-нибудь говорили, что вы становитесь еще красивее, когда сердитесь? — Это был старый прием, но, судя по ее реакции, Кэйт этого не знала.

— Теперь прошла минута. У вас осталось только четыре.

Зак не обратил на это внимания и взъерошил волосы. Опустив глаза, он размышлял, что сказать. Наконец он начал:

— Я чертовски одинок. Ну что плохого, если она немного побудет со мной?

Глаза ее расширились.

— Следите за выражениями.

Зак вспомнил свое обещание и вздохнул.

— Я не буду упоминать при ней черта.

— Грязные слова вылетают у вас изо рта, как горох из шелухи.

— Грязные слова? — Его очень удивило это определение. Он считал, что слова должны быть выразительными.

— Да, грязные слова. Я совсем не уверена, что вы можете обходиться без них. Не так ли?

— Постараюсь, — пообещал он. Она покачала головой.

— Извините, мистер Мак-Говерн, но я не думаю… Зак приподнялся на локте.

— Она чудесная малышка. Неужели вы думаете, что я способен сделать или сказать что-то такое, что испортит ее? Дайте мне шанс. Понимаете, она нуждается во мне так же, как и я в ней.

— Я сама знаю, в чем нуждается моя дочь.

— Так откройте же глаза. Она потеряла отца. Я знаю, что не могу заменить его, но со мной ей будет легче перенести потерю.

Она нетерпеливо двинулась вперед.

— Вы просите меня открыть глаза? Ей нужно больше, чем дружба, понимаете?

Зак увидел, как глаза ее наполнились слезами.

— Кэти…

Она холодно взглянула на него.

— Не называйте меня Кэти. Я Кэйт. И не надо придумывать новые имена моей дочери. Мэнди, — она скривила губы. — Да, она сказала мне об этом, и мне это не по душе.

Зак слишком поздно понял, что беспокоят Кэйт не только его грубые выражения.

— Мне кажется, мы могли бы справиться со всем этим. Я не виноват в том, что случилось.

Она прикусила губу и уставилась в потолок. Когда Кэйт наконец опустила глаза, ей уже удалось сдержать слезы, наполнявшие ее глаза.

— Я не хочу ее волновать. Она строит воздушные замки. Неужели вы этого не заметили? Вы появились здесь и стали героем для Миранды. Как это произошло, мистер Мак-Говерн?

Зак не знал, что ответить.

Она требовательно смотрела на него.

— Вы же можете разрушить те немногие детские мечты, которые у нее остались.

Он облизнул пересохшие губы.

— Я не совершенство, Кэйт. Но думаю, что Миранда и не ждет этого от меня.

— Она обожает вас, — прошептала Кэйт, — считает, что вы совершенство и что никто не может сравниться с вами.

— Понимаю, что вас это беспокоит, хотя это не моя вина. Мне трудно разрушить ее представление о герое, но едва ли Миранда ждет от меня чего-то героического. Девочке просто хочется иметь друга, который заменит ей отца.

— Она ждет чуда, — настаивала Кэйт. — Не думаю, что вы это поймете, но… — она тряхнула головой. — Вы же не останетесь здесь навсегда. А когда вы уйдете, воздушный замок, который она построила, рухнет. Мне будет невыносимо видеть, как это произойдет.

— Миранда знает, что я не могу остаться здесь, мы говорили с ней об этом.

Глаза Кэйт, такие же простодушные, как и у дочери, расширились от удивления.

— Говорили? Он поднял руку.

— Кажется, она мечтает о том, что никогда не случится, и я попытался все объяснить ей. Так что мы договорились остаться друзьями. Я ваш сосед, и мы можем остаться друзьями, даже когда я уйду отсюда.

Разве это плохо?

— Будет плохо, когда вы забудете об ее существовании.

Зак попытался возразить.

— Так оно и будет, — утверждала она. — Вы, конечно, женитесь и заведете детей. У вас не останется времени для чужой девочки. Возможно, вы даже и не вспомните о ней. Но она не сможет забыть вас. А ей и так досталось немало горя.

Обессилев, он упал на подушки.

— Вы плохо думаете обо мне, Кэйт. Пообещав девочке быть ее лучшим другом, я, черт побери, и буду им.

Клянусь!

Она молча смотрела на него. Лицо ее выражало нерешительность.

— Не слишком ли легко вы даете обещания, мистер Мак-Говерн? Удастся ли вам их выполнить?

Через мгновение Зак готов был отступить: нет, он не боялся разочаровать Миранду, но чутье подсказывало ему, что за этим разговором стоит нечто большее, чем высказала Кэйт. Она не просто тревожилась о ребенке. Она была в ужасе. Но почему? Не похоже, чтобы она впадала в панику без причины.

— Вы что-то скрываете от меня? — мягко спросил он. — Если так, лучше не будем говорить об этом.

Она внезапно побледнела. Зак понял, что он прав. Опустив глаза, она стала теребить фартук.

— Я ничего не скрываю, но Миранда мала и очень чувствительна, к тому же она потеряла отца. Я боюсь ее травмировать. Я знаю, вы не обидите ее, но…

— Я желаю ей только добра, — перебил он, —и если вы позволите, докажу это.

Сказав это, Зак смутился. Он вдруг четко вспомнил маленькое личико Миранды, ее слова: «Я не думаю, что тебе хочется иметь маленькую девочку». От этого воспоминания сердце его болезненно сжалось. Что, если Кэйт права? Что, если он только навредит ей? Ведь дети простодушны и не могут смотреть на вещи так, как взрослые. Когда ему придется уйти из этого дома, не воспримет ли Миранда его уход как предательство?

— Боюсь, вы правы, — сказал он мягко. — Сегодня мы с Мирандой пожали друг другу руки и договорились остаться лучшими друзьями. Не знаю, как мне уйти, чтобы не разочаровать ее. Попытайтесь подготовить ее к этому.

Ее губы задрожали.

— Кэйт, я не хочу обидеть вашу дочь. Сейчас, когда я понял, как вы относитесь ко мне, я готов на все, лишь бы убедиться, что она не связывает со мной каких-то несбыточных надежд. Поверьте мне.

— Молю Бога, чтобы так оно и было. Но, если вы огорчите ее, вам придется поплатиться за это.

ГЛАВА 11

Все последующие дни Зак испытывал чувство обреченности. Правда, Кэйт больше не запрещала Миранде приходить к нему. Но это не успокаивало Зака. Одно неверное слово, только одно, и она больше не разрешит ребенку видеться с ним. Сколько раз он ловил на себе ее взгляд, играя с Мирандой. Что выражал этот внимательный взгляд: страх, тоску, может быть, ревность? Он до сих пор не понимал, как она к нему относится.

Она явно хотела, чтобы он встал на ноги и покинул ее дом как можно скорее. Она не высказывала этого, но он это чувствовал. Кэйт была по-прежнему любезна с ним. Но когда он впервые оделся и присел на край кровати, она не скрывала радости и убеждала его встать на ноги. Ему удалось подняться и сделать несколько нетвердых шагов. В эту минуту он понял, как она хочет поскорее избавиться от него.

Чем он был для нее? Только чудовищем, способным похитить сердце ее ребенка и безжалостно разбить его.

Но то неистовство, с которым Кэйт ограждала от него Миранду, ее неизменная подозрительность только сильнее разжигали желание Зака подружиться с девочкой. Он как-то странно сосредоточился на этом. Он старался убедить Кэйт, что его дружба с Мирандой — самое лучшее, что пока было в жизни малышки. Хуже всего то, что, сам того не сознавая, Зак страстно привязался к девочке.

Миранда… Смех, очарование, радость — все это связывалось у него с ее образом. Когда она сидела у него на руках, прижавшись к нему, он испытывал блаженство. Он готов был часами слушать ее разговоры. Ее бесконечные вопросы об окружающем мире заставляли его по-новому взглянуть на знакомое и привычное. Он не всегда мог ответить на ее вопросы, но они заставляли его глубоко задумываться над тем, что казалось ему хорошо известным. Почему начинается ветер и когда прекращается? Почему люди говорят: «Прошу прощения», сделав что-то нехорошее? Почему у мужчин может быть толстый живот, а женщины должны носить корсет? Почему сливки отделяются от молока? Почему верующие люди говорят: «Побойся Бога», а сами Его не боятся? Почему у одних растений есть цветы, а у других— нет? Если в облаках вода, то почему небо перед бурей становится темным? От чего бывает молния? И почему перед грозой воздух колючий?

Один из ее вопросов, так и оставшийся без ответа, особенно беспокоил Зака. Почему родители могут плохо относиться к детям, и их за это не наказывают, а когда дети плохо ведут себя, их бьют. Не шлепают, не наказывают, не ругают, а именно бьют. Выражение лица Миранды, когда она об этом спросила, так поразило Зака, что мурашки пробежали у него по спине.

Когда Миранда не задавала вопросов, как это обычно бывало, Зак развлекал ее рассказами или играл с ней. Они часами играли в «oпс», игру, которую придумал Зак. Она заключалась в том, чтобы поймать мячик в чашку. Когда Миранда теряла к этому интерес, он просил ее принести две палки и пяльцы для вышивания. Тогда они ловили кольца с помощью палок.

Поскольку Миранда была девочкой, Зак понимал, что наступит момент, когда она попросит его поиграть с ней в куклы. Этого Заку очень не хотелось, но, когда это случилось, он не смог отказать ей. Миранда принесла горстку жалких лоскутков, а уж таких кукол он никогда не видывал. Кэйт смастерила их из разных носков. Глаза у них были из разных пуговиц, волосы из ниток так спутались, словно они страдали тяжелой формой парши. Даже их платья были сшиты из старых кусков траурной одежды. Но, принеся этих кукол, Миранда сделала реверанс и обращалась с ними, как с принцессами.

И Зак стал играть в куклы. «Черт побери, только неполноценный мужчина боится показаться смешным».

— Это наш секрет, — убеждал он Миранду. — Если мама войдет, куклы должны спрятаться под кровать.

Сначала Миранда усмехнулась, но потом все же согласилась. В начале игры возникло недоразумение: Миранда заявила, что кукла Зака Сюзанна—девочка, а поэтому не должна говорить грубым голосом. Чувствуя абсурдность ситуации, Зак попытался изменить голос, но его усилия вызвали смех Миранды. Они порешили на том, что у Сюзанны болит горло.

За день игры в куклы Зак узнал о Миранде больше, чем за все предыдущее время. Он сразу же отметил, что в кукольных семьях всегда была мама, а папы не было. Когда он попытался это исправить, любимая кукла Миранды Сара быстро спряталась под простыню.

— Куда ушла Сара? — осторожно спросил Зак, не понимая, почему побледнела Миранда. — Она устала играть?

— Она в шкафу, — ответила Миранда.

— В шкафу? — не понял Зак. — Почему, Миранда?

— Потому что пришел ее папа, а она его не любит. Зак оторопел.

— Так давай дадим ей нового папу.

— Она не может взять нового. А вдруг старый вернется.

В этом был скрытый смысл. Зак удивился:

— Она так и прячется в шкафу? В этом нет ничего хорошего.

— Ей нравится в шкафу. Она ничего плохого там не делает. Она знает, мама не скажет, где она, и папа не найдет ее.

— Понимаю. — Конечно, всего Зак не понял, но почувствовал, как сжалось сердце.

— Мэнди, Саре правда страшно?

Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами.

— В шкафу—нет, пока папа не начнет ее звать. А она не отвечает, и тогда ей страшно, потому что он становится сумасшедшим, если она не приходит.

— И что он делает, когда сумасшедший? Уголки ее маленького рта дрогнули.

— Он нападает на маму. — Она взглянула украдкой через плечо. — Поэтому Сара плачет. Ведь у ее мамы будут синяки, но если Сара выглянет, то папа ей тоже наставит синяков. — Она взглянула затравленно. — Мама Сары говорит, что для взрослых это не так больно, как для маленьких. Но Сара думает, что мама обманывает ее, и ей грустно.

— И много у ее мамы синяков? — Зак сомневался в том, что хочет услышать ответ ребенка. Но Миранда не ответила ему прямо. Вместо этого она сказала:

— Пусть ее папа снова уедет. В путешествие. Он может пойти в… — Она сморщила нос. — Какое есть далекое место, куда никто не ходит?

— Техас?

Миранда радостно кивнула. Зак осторожно спросил:

— А почему Сара с мамой сами не уедут путешествовать? Им тогда не пришлось бы бояться, что папа вернется.

— У них не хватит денег на путешествие. И папа всегда найдет их, если они попытаются уйти. Однажды Сара с мамой спрятали пенни на трамвайный билет, но кондуктор и шериф высадили их в Медфорде и ждали, когда папа их заберет. После этого папа Сары спрятал все пенни.

— Понимаю, — мягко сказал Зак. — Значит, мы должны убрать их папу подальше. В самый Техас, чтобы он долго-долго не мог вернуться.

Она с восторгом согласилась. В тот раз на этом и закончилось. Зак никогда уже не пытался ввести в игру папу. Но это не избавило его от подозрений. Миранда была славной девочкой. Играя с ней в куклы, он понял, что у нее живое воображение. Но насколько изобретательным может быть ребенок ее возраста? Если у нее нет своего отца, откуда она может знать о синяках, поездах, кондукторах и городе Медфорде?

Пару раз он пытался расспросить Кэйт об исчезнувшем муже: что за человек был Джозеф Блейкли? Не он ли причина страха, часто мелькавшего в глазах Кэйт и Миранды? Впрочем, Зак не настаивал. В конце концов, Джозеф был мертв. Если раньше он и представлял угрозу для них, то теперь его не было. Зак не имел права вторгаться в прошлое Кэйт. Ведь у него тоже есть тайны.

Кэйт редко вспоминала Джозефа, и тогда лицо ее мрачнело. Воспоминания явно причиняли ей боль, — Но теперь Зак сомневался в том, что это боль потери.

Спустя неделю после того, как Кэйт разрешила Миранде приходить к нему, Зака разбудил детский голосок:

— Сегодня мамин день рождения!

Это с трудом дошло до сознания Зака. Он повернул голову и приоткрыл один глаз. Возле его кровати стояла Миранда, испачканная чем-то серым. Он мигнул и попытался сосредоточиться.

— Что ты сказала? — хрипло спросил он. По солнечному свету, льющемуся из окна, он понял, что уже утро. — Который час? — Он посмотрел на часы. — Чей день рождения?

Она держала в руках смятые листы бумаги, ее глаза блестели, как ему показалось, от слез. Губы ее скривились, подбородок дрожал. Она повторила.

— Моей мамы.

— Твоей мамы? — Зак снова моргнул и зевнул.

— Я хотела сделать для нее бумажную розу, но забыла как.

Зак не думал, что из-за этого стоило плакать. Он сел, пригладил волосы и тряхнул головой, чтобы окончательно проснуться.

— Бумажную розу?

Она положила свернутую бумагу на его кровать.

— Ты можешь это скрепить?

Он пристально посмотрел на бумагу.

— Милая, я не умею делать цветы. Ее губы задрожали.

— Хорошо, я попробую, — тут же сказал он. В конце концов, делать бумажные цветы не так уж трудно.

Минут через десять Зак понял, что это не так. Чертовски трудно! Он прекратил попытки. Розы выглядели на редкость жалко. Миранда разразилась слезами, и это окончательно разбудило Зака.

Он отшвырнул бумагу и посадил ее на колени, стараясь, чтобы она не слишком давила на больную ногу.

— Не надо из-за этого плакать. Она всхлипнула еще сильнее.

— Я хотела подарить маме что-нибудь красивое.

— Подаришь, мы что-нибудь придумаем.

Устроив ее у себя на коленях, он прижался щекой к ее шелковистым волосам. Они пахли мылом и чем-то неуловимым, чем пахнут малыши. Он узнал этот запах, общаясь с Мирандой. Возможно, это особый запах детства.

— Дорогая, не плачь, пожалуйста. Я же сказал, мы что-нибудь придумаем.

— Но у меня нет для нее подарка, — рыдала она. — Мама скоро вернется из амбара и будет ждать поздравления, а у меня ничего нет.

— Мы ее чем-нибудь порадуем, но она должна подождать. Пусть думает, что мы забыли, а к вечеру мы ее поздравим. Подарки, которые не надеешься получить, — приятнее всего.

— А почему?

Не выпив кофе, Зак не мог проявить особой изобретательности.

— Ты можешь подарить ей настоящие розы. Большой красивый букет. Ей понравится.

— Но это же ее розы, а не мои. Я хочу подарить ей что-то свое, красивое. Ей никогда не дарили красивого, мистер Зак, ни одной вещички.

Да, он заметил, что, кроме Кэйт и Миранды, в этом доме не было ничего красивого.

— Ты можешь подарить ей букет полевых цветов. Она обрадуется. Когда они завянут, она положит их в Библию, и они сохранятся там надолго.

— Я могу нарвать только львиный зев. Он улыбнулся.

— Львиный зев — прелесть.

— Но это же сорняки. Мама всегда выпалывает их. Значит, не годится.

Зак порылся в памяти. Вдруг он вспомнил, что они с отцом много лет назад дарили матери.

— Я придумал! Давай сделаем для нее картину из дерева.

Это заинтересовало Миранду.

— Как это?

Зак подумал: уж не пользуется ли она тем, что он не может устоять перед ее слезами.

— Это такая картинка из дерева. Женщины вешают их на стены. Мы вырежем в центре розу, а фон замажем сажей. Это будет лучшее из всего, что ей дарили.

Ее глаза засияли от удовольствия. Почувствовав облегчение, Зак краем простыни вытер Миранде щеки.

— Ну, так за дело!

— Можно я сначала выпью кофе и позавтракаю, а то сюрприз не получится: мама принесет завтрак и увидит наш подарок.

Сразу же после завтрака Зак послал Миранду в амбар за подходящим куском дерева. Поскольку она никогда не видела таких изделий, ей было нелегко подобрать дощечку. Она четыре раза ходили в амбар, пока не принесла наконец деревяшку подходящего вида. Зак боялся, что она порежет себе пальцы перочинным ножом, поэтому занялся резьбой сам, Миранда же делала «самую важную часть работы» — придерживала край доски.

Когда вошла Кэйт, они впопыхах спрятали газету со стружками и наполовину законченную работу. Зак, сидя в постели, завершал работу при помощи бритвы, хотя это было не слишком удобно.

После обеда он отослал Миранду из комнаты, чтобы надеть джинсы. Потом, убрав с постели остатки стружек, они снова принялись за работу. К концу дня резьба по дереву была закончена, оставалось только замазать фон картины сажей. Зак думал об этом весь день. Эту часть работы Миранда могла бы сделать сама.

— Не принесешь ли мне немного сажи?

— Сажи?

— Да. Понимаешь, это то, что остается в печи после огня, на решетке.

Услышав это, Миранда побледнела, в ее глазах мелькнул ужас, и она посмотрела на кончики пальцев. Он понял, что ей приходилось обжигаться. Многие дети играют с огнем, и в них таится страх перед ним.

Превозмогая слабость и дрожь в коленках, он сполз с кровати и встал на ноги.

— Почему бы мне не принести сажи самому? — сказал он весело. — Показывай, куда идти.

— Это в комнате возле кухни, — произнес тонкий голосок. — Есть еще в прихожей, но туда дальше идти.

— А где кухня? — Зак думал, что Миранда покажет ему дорогу, но она, по-прежнему бледная, осталась на кровати. Зак не был уверен в своих силах, но, раз уж это испугало ее, у него не было выбора. Надо идти самому.

Дом был не очень большой, и он догадывался, что кухня на первом этаже.

— Сиди тихо, — сказал он, держась за кровать и с трудом двигаясь к двери. — Я скоро вернусь. — Сделав несколько нетвердых шагов, он добавил: — Может, я и не скоро вернусь, но ты не беспокойся.

Через несколько минут он вернулся в спальню с сажей в руке, настолько утомленный, словно пробежал пять миль. Едва добравшись до кровати, он рухнул на нее. Пришлось подождать с работой, пока у него не восстановилось дыхание.

Тем не менее, когда Кэйт закончила работу в саду и вернулась, подарок был готов. Вне всяких сомнений, это было произведение искусства. Они, к сожалению, не смогли отполировать его, хотя Зак и пытался загладить неровности обратной стороной ножа. Но Миранда была в восторге. Они договорились преподнести его, когда Кэйт принесет ужин для Зака.

Их тщательно разработанный план шел как по маслу, пока Кэйт не наклонилась, чтобы поставить ужин на колени Зака. В этот момент Миранда выскочила из-под кровати с воплем: «Сюрприз!», таким громким, что Кэйт от испуга чуть не опрокинула поднос с едой для Зака.

— О Боже! — воскликнула она, хватаясь за сердце. — Что случилось?

Сияющая Миранда сунула ей в руки деревянную картинку.

— Подарок тебе на день рождения. Это я сделала для тебя!

Глаза Кэйт расширились, когда она увидела плод творчества Зака. Она потрогала розу пальцами, выразив такое удовольствие, какое производит далеко не каждое произведение искусства. Зак внутренне одобрил ее прекрасную игру.

— О, Миранда! — прошептала она. — Как красиво!

— Мистер Зак помогал мне, но только немного. Кэйт улыбнулась.

— Какая прелесть! Неужели ты сама сделала это для меня? Только немного помогал? Даже не верится.

Глаза Кэйт наполнялись слезами. Она опустилась на колени и обняла дочь.

— Мне никогда не дарили ничего подобного. Обычно все забывают о моем дне рождения.

— Только не я! — выпалила Миранда. — Я всегда буду дарить тебе подарки на день рождения. Мам, только посмотри.

— Вижу. Как чудесно, что у меня такая заботливая маленькая девочка. — Зак заметил, что у нее на щеках блестят слезы. Кэйт вытерла их рукавом и заморгала.

— Кажется, что-то попало в глаза, щепка, наверное. Миранда бросила на Зака тайный «я-тебе-говорила» взгляд. Своим рукавом она помогла матери вытереть слезы. Зак уставился в тарелку. «Счастливые слезы». Он спрятал улыбку, принимаясь за сома.

— Это надо отметить, — заметила Кэйт. — А почему бы нам не устроить праздник после ужина?

Миранда запрыгала от восторга.

— Устроим прямо здесь, чтобы и мистер Зак праздновал с нами!

Кэйт поднялась, все еще держа подарок в руках.

— Конечно, как же без него, ведь он помог тебе сделать такой чудесный подарок!

Искренность Кэйт воодушевила Зака. Она рассматривала картинку, гладила ее поверхность, снова и снова проводя пальцем по линиям резьбы. Он вглядывался в ее лицо, пытаясь уловить хоть тень притворства. Но видел только умиление. Изображение розы, примитивное и несовершенное, действительно очень много значило для нее.

Зак отвернулся, но не для того, чтобы пощадить ее чувства, а чтобы скрыть свои.

Вскоре после ужина до него донесся аромат свежевыпеченного печенья. Через несколько минут Кэйт и Миранда вошли в его комнату, каждая с подносом в руках. Девочка несла тарелку с печеньем, а Кэйт — три чашки и кувшин с горячим какао.

— Вот и праздник наступил! — радостно объявила Миранда. — Ты готов?

Зак не знал, в чем, кроме трапезы, может заключаться праздник, но надеялся, что девочка не будет разочарована. Он напрасно беспокоился: Кэйт была достаточно изобретательна: они рассказывали истории, пели песни, играли в шарады. За всю свою жизнь Зак никогда так не смеялся. Когда стало уже поздно, Кэйт усадила Миранду на колени и завершила праздник еще одной историей: она рассказывала ее так тихо, что Миранда начала клевать носом. Решив, что ребенок уснул, Кэйт оборвала рассказ. Миранда тут же проснулась.

— А что было дальше?

— Извини, дорогая, твои глазки были закрыты, и я подумала, что ты задремала.

— Мои глазки не спят, пока не уснут ушки.

Кэйт закончила рассказ. Заку показалось, что она и сама засыпает. Днем она столько работала, что это могло бы свалить с ног и мужчину. Многие мамы просто взяли бы подарок, поблагодарили и пошли спать. Но только не Кэйт. Для нее дочка была важнее всего. Прежде всего, она старалась доставить ей радость. Наблюдая за сменой чувств на лице Кэйт, Зак подумал, как было бы приятно, если бы она хоть раз и на него так посмотрела.

Он понимал, что уже злоупотребляет гостеприимством, но ему очень не хотелось покидать этот дом. Эта мысль беспокоила его. Еще день — и ему станет незачем здесь оставаться.

Через открытое окно до него долетали звуки летней ночи. Чудный фон для нежного голоса Кэйт. Стрекот сверчков, кваканье лягушек, легкий ветерок, шелестящий в листве и в высокой траве. Как мирно и спокойно! Если бы время материализовалось, Зак набрал бы полные пригоршни этих чудесных минут и спрятал под подушку. Но часы пробили, и чарующее мгновение ушло навсегда.

Закончив рассказ, Кэйт погладила Миранду по головке и прошептала:

— Пойду, уложу ее. — Она подняла на него лучистые глаза. — Я вернусь за посудой.

Он не мог ничем помочь ей, но, заметив тени у нее на щеках, сказал:

— Оставьте на утро. Вам тоже пора отдохнуть.

— Это такая приятная усталость, — с улыбкой ответила она. — Все женщины мечтают о таких радостях.

— Радостях? — Она работает, как вол, целыми днями, к тому же кормит его, отказываясь брать деньги. Зак поручил Маркусу привезти продуктов: муки, сахара, картошки, копченого и вяленого мяса, всего того, что в больших количествах запасал он. Но этого недостаточно. Ей нужен мужчина. Большинство фермерских вдов, едва сбросив траур, обзаводятся новым мужем, просто чтобы выжить. Конечно, она понимает это, но по ней этого не скажешь.

Он мог бы стать неплохим претендентом. Он любит ее ребенка. Его владения граничат с ее фермой. Он неплохо обеспечен, и никто не может сказать, что он не справляется с тяжелой мужской работой. Он дал бы ей все, что нужно женщине.

От этой мысли у него перехватило дыхание. Он хотел бы дать ей так много! Понимает ли она это? Почему она смущается, встречаясь с ним взглядом? Разгадала его мысли?

Она поднялась, держа Миранду как бесценное сокровище.

— Если я оставлю уборку на завтра, это выбьет меня из колеи на целый день. Поэтому лучше сделать это сегодня.

— Я постараюсь помочь вам.

— Ерунда. Это займет не больше пяти минут. —Она пошла к двери. — Я сейчас вернусь.

Пока ее не было, Зак встал с кровати и занялся уборкой. Каждый шаг давался ему с трудом. Руки его дрожали, но ему все же удалось собрать чашки и поставить тарелку с печеньем на поднос. После этого он лег, проклиная свою слабость и понимая, что только это оправдывает его пребывание в доме Кэйт.

Оправдывает! Он оправдывался бы перед Кэйт целыми днями, если бы это могло отодвинуть неизбежное. Он знал, что его пребывание здесь подходит к концу. Маркус и Чин Ли помогут ему вернуться домой. Он закрыл глаза, откладывая решение и не зная, что делать. Женщина и ребенок не принадлежат ему. И никогда не будут принадлежать. Пора взять себя в руки и уйти отсюда.

— Не надо было, Закария. Я и сама собрала бы. Услышав ее голос, он открыл глаза и поднял голову.

— Это мой вклад в ваш день рождения. Она подошла к нему.

— Ваш вклад—это чудесная картинка. Спасибо, что вы занимались с Мирандой целый день.

— Это всего-навсего подарок. — Он спрятал улыбку, хотя только она выражала сейчас его чувства. — Если бы вы несколько дней назад намекнули, я бы не взялся помогать ей.

— Да, но поздравлять меня так же нелегко, как и вас. Это не мой день рождения.

Зак прикрыл глаза.

— Что это значит? Она усмехнулась:

— Да, это не день рождения. Не пойму, с чего она это взяла. — Она улыбнулась. — Я, впрочем, догадываюсь. Я думала об этом весь вечер, и, в конце концов решила, что она неправильно поняла то, что я сказала утром.

— И что же это было? Румянец тронул ее щеки.

— Да так, глупость. — Она взглянула в окно. — Сегодня было такое чудесное утро, когда я вошла с дровами. Я чувствовала подъем и сказала ей что-то о возрождении. Помню, она спросила: «Это день рождения?» Я сказала, что да, в переносном смысле.

Ему было знакомо то чувство обновления. Первые лучи солнца иногда дают ощущение, что прежде ничего не было. Он и сам испытывал это много раз.

Теперь усмехнулся он:

— И она поняла именно так? Почему же вы ей не сказали? Ведь вы так устали, зачем же этот праздник?

— Я не могла разочаровать ее после того, как она трудилась весь день над подарком. Она еще маленькая и не понимает, что год не может пройти за такое короткое время.

— Вы удивительная женщина, Кэти. Только не поступайте так слишком часто. Вы же одна, и у вас так много работы!

Она потянулась через кровать за подносом.

— Я же говорила, что это приятная усталость.

Когда она ставила один поднос на другой, он внезапно ощутил ее запах и теплоту дыхания. «Словно заживо погребенный», — подумал он о себе. Закрыв глаза, он попытался прикоснуться к ней.

— С вами все в порядке?

Черт побери, с ним не все в порядке, он вообще не уверен, что когда-нибудь будет в порядке.

— Все хорошо. Просто был такой длинный день.

Он поднял ресницы, моля Бога, чтобы она отодвинулась от него. Но она прикоснулась к его лбу. Он схватил ее за руку. Идиллия кончилась. В ее глазах он прочел лишь тревогу и желание освободиться.

«Хоть бы раз прикоснуться к ее дрожащим губам и убедиться, такие ли они теплые и влажные, какими покажутся! Хоть бы раз почувствовать близость ее тела! Только раз, черт побери!»

Он отпустил ее, удрученно глядя, как она пытается овладеть собой. Схватив поднос, Кэйт выбежала из комнаты. В дверях она оглянулась.

Она все знала. Он понял это по ее глазам. Она знала, и это приводило ее в ужас.

ГЛАВА 12

На следующее утро, сразу же после завтрака, Зак встал с постели и полностью оделся. Обувая ботинки, он почувствовал слабость, но не изменил решения. Другого выхода нет: надо восстанавливать силы и убираться отсюда.

Он больше не мог обманывать себя и равнодушно смотреть на эту женщину и ее ребенка, которых он страстно хотел назвать своими. Пора уходить, возвращаться к прежней жизни. Когда он снова начнет работать, ему станет лучше. Хватит глупых бредней. Как будто у него может быть шанс с такой красавицей, как Кэйт. Она не взглянула бы на него, даже если бы он остался последним холостяком на сто миль в округе.

Спустив ноги с кровати, Зак сначала не мог понять, что качается, он или пол. Он оперся о кровать, раздумывая, не оставить ли эту затею. Но отчаяние заставляло его действовать. Он должен успокоиться и идти. До амбара и назад—на сегодня хватит. Каждый день он будет понемногу увеличивать расстояние. «Черт! Как далеко этот амбар!»

На полпути, возле роз, он решил отдохнуть. Ища опоры, Зак оперся на такой шаткий забор, что усомнился, устоит ли он под его тяжестью. Здесь Кэйт могла его услышать. Она никогда не делала ни одного неверного движения! Зак никогда не видел, чтобы женщины так много трудились.

Судя по приятному запаху, который доносил ветер, она была в пекарне. Ваниль, корица, дрожжи и топленое масло. Прикоснувшись к лепесткам роз, он улыбнулся своим воспоминаниям. Впервые увидев Кэйт, а точнее, почувствовав ее запах, он подумал, что ее можно было бы съесть. Кажется, сто лет прошло с тех пор. От нее и сейчас приятно пахло. Очень аппетитный запах.

Улыбнувшись, он отправился дальше. Здесь Зак чувствовал себя лучше. Он с удовольствием вдыхал воздух, ощущая его свежесть даже на вкус.

Стойла в амбаре, конечно же, нужно поправить. Он вздохнул и тряхнул головой. Добравшись до амбара, он прислонился спиной к нагретому солнцем дереву. Утренние лучи коснулись его. Зак поднял лицо и впервые за всю неделю почувствовал, что оживает. Запах почвы, животных, свежей травы, всего, чем пахла земля, на которой он жил и к которой вернется. Все будет хорошо.

Первое, что заметил Зак, вернувшись в дом, это запах Кэйт: ваниль, корица, тесто и розы. Нет, он не так уж чувствителен. Нет, черт побери!

Да, это серьезная проблема. Он давно не был с женщиной, очень давно. Встав на ноги, он поедет в город, купит себе пойла грешников, «бурбона» из Кентукки, но не забудет кое-чего еще. С большими глазами и чем-то еще большим. И пусть это пахнет женщиной, а не (он принюхался) дурацкими булочками с корицей и розовым садом.

С этой мыслью Зак открыл дверь своей комнаты. Его взгляд упал на кровать, и он похолодел. Миранда сидела там с открытым перочинным ножом в руках. Лезвие сверкало на солнце.

Не подумав о последствиях, он с силой захлопнул дверь и крикнул:

— Мэнди!

Она подпрыгнула. Его сердце подпрыгнуло вместе с ней. Даже после того, что Зак делал этим ножом вчера, он оставался достаточно острым, чтобы сбривать усы. Зак бросился через комнату, схватил девочку за запястье и вырвал нож у нее из рук. Все еще дрожа от страха за нее, он воскликнул:

— Почему ты берешь мои вещи без разрешения?

Миранда посмотрела на него. Ее зрачки так расширились, что глаза стали черными.

— Никогда больше не трогай мои вещи без разрешения! Я понятно говорю, юная леди?

Она кивнула. Затем перевела взгляд на нож и побледнела. Зак понял, что напугал ее. Отбросив нож на подушку, он наклонился и обнял ее. Он гладил ее волосы, пытаясь успокоить ее единственным доступным ему способом. Она выпрямилась и отстранилась от него. Со вздохом сожаления он прижался щекой к ее волосам.

— Я не хотел испугать тебя, милая, но не надо трогать мои вещи, когда меня нет. Ты же знаешь, всякое может случиться, когда малыши играют с ножом.

Услышав это, она задрожала. В следующее мгновение Зак почувствовал, как что-то теплое потекло по его брюкам и рубашке. Он не сразу сообразил, что случилось. Потом до него дошло. Поняв, что наделала, Миранда дернулась. Он посмотрел ей в лицо: оно стало еще бледнее. Она открывала рот, но не могла издать ни звука. Увидев ее ужас, Зак догадался, что его смутные подозрения оправдались. «Сара спряталась в шкаф». О Боже!

Почувствовав внезапную слабость, он крепче прижал ее к себе и опустился на стул. Инстинктивно он начал покачивать ее, медленно, осторожно, поглаживая ее напряженное тело.

— Мэнди, милая Мэнди. — Он не узнавал своего голоса. — Я не сумасшедший, правда нет. Увидев у тебя нож, я испугался, вот и все. Я крикнул, не подумав.

Она теребила намокший передник и жалобно хныкала. Всей душой сочувствуя ей, он прошептал:

— Можешь пачкать меня сколько угодно. Мы же лучшие друзья. Я знаю, что это нечаянно. Ничего страшного. Маркус принесет мне новую одежду.

Он почувствовал, как ее напряжение спадает. Прижавшись лицом к ее волосам, он закрыл глаза и ощутил полную беспомощность. С Божьей помощью он убил бы тогр, кто виноват в этом. Джозеф Блейкли… Это имя вспыхнуло у него в мозгу. Если только этот ублюдок еще жив… Что же он сделал с ребенком?

У него еще будет время решить эту проблему. Сейчас его беспокоила только Миранда. Он продолжал гладить ее волосы. Слова не шли ему на ум. Что сказать? Что он просит прощения? Что у него сердце кровью обливается? Боже! Как невыразительны любые слова! Ей сейчас нужно только одно: молчаливое сочувствие. Лишь это может ее успокоить.

Он еще раз провел рукой по ее волосам, с болью подумав, какая крошечная у нее головка. Бог свидетель, никто больше не посмеет обидеть ее. До последнего его вздоха.

Время шло а Зак все качал ее. Все, кроме ребенка, потеряло для него смысл. Он не мог угадать, о чем она думает. А может, страх так переполнил ее, что она не думает ни о чем? Бессмысленный ужас: только его он и видел в ее глазах.

Заку показалось, что прошла вечность, прежде чем Миранда перестала всхлипывать. Когда она прижалась к нему, он чуть не заплакал. Доверие всегда дорого, но доверие такого ребенка, как Миранда, поистине бесценно. Он крепко обнял ее.

— Прости, что испугал тебя. Я больше не буду, — прошептал он.

Она улыбнулась.

— Я тоже больше никогда не буду плохой.

— Ну, Мэнди, ты и не была плохой. Когда-нибудь, как только ты подрастешь, я дам тебе нож и покажу, как им пользоваться. А пока не трогай его. Хорошо?

— Я хотела посмотреть.

Он повернул ее голову и прижал ее лицо к своему плечу.

— Все можно смотреть, но только вместе со мной. А без меня нельзя. Понимаешь?

Она кивнула и еще крепче обняла его.

— Я люблю тебя, мистер Зак.

Слезы, наполнявшие его глаза, вдруг потекли по щекам. Он уставился в пол.

— Мы с тобой промокли насквозь. Пойди переоденься.

Он нашел Кэйт на кухне, в кладовой. Она пыталась достать с полки кувшин с зеленой фасолью и, заметив его тень, обернулась. Сегодня он целый день пугал женщин. Но нужно все выяснить, тогда станет легче.

— Кто-то напугал вашу дочь, — сказал он. — Я хочу знать, кто. Если этот подонок еще жив, он пожалеет о том, что не умер, когда встретится со мной.

Кэйт взглянула на него и отступила к стене. Кровь отлила от ее лица, она страшно побледнела.

Зак взял ее за руку, вывел из кладовой, усадил на стул около стола и проговорил:

— Я требую ответа, Кэйт. Кто испугал вашу дочь? Силы покинули его. Он придвинул стул и рухнул на него. Его ноги дрожали. Он чувствовал полное изнеможение. Ему нужно отдохнуть. Немедленно.

Кэйт, бледная, широко раскрытыми глазами уставилась на него, даже не пытаясь ответить на его вопросы.

— Я требую ответа. Мы не выйдем отсюда, пока вы не ответите.

Она сжала колени руками. Понимая ход ее мыслей, Зак подозревал, что она пытается что-то выдумать, чтобы успокоить его.

— Это был Джозеф, правда? Судя по ее виду, так оно и было.

— Нет, — прошептала она. — С чего вы это взяли? Она казалась такой же испуганной, как и Миранда несколько минут назад. Вспоминая историю о кукле Саре и о синяках Кэйт, Зак подумал: «Не боится ли она, что он ударит ее? Потом он спросит ее и об этом. Но сейчас речь идет о ребенке, о безопасности Миранды. Ее кто-то напугал. Если не Джозеф, то кто?»

Словно прочитав его мысли, Кэйт стиснула руки и воскликнула:

— Обещаю вам, что это никогда больше не повторится. Но вам не стоит вмешиваться.

— Вмешиваться?

— Да, вмешиваться. Это моя дочь, и позаботиться о ней должна я сама.

Он придвинулся ближе к ней.

— Нет, это станет моей заботой. Если вы думаете, что я стану равнодушно на это смотреть, не зная, в безопасности ли девочка, то очень ошибаетесь. — Зак услышал вдруг себя словно со стороны. Так мог говорить человек, который вот-вот набросится на Кэйт, Пытаясь овладеть собой, он заговорил спокойнее: — Кто-то очень напугал маленькую девочку. Так не сердитесь же на меня за то, что я хочу знать, кто. — Перехватив ее взгляд, он не нашел в нем ответа. — Уверен, что это Джозеф, кто же еще?

Она покачнулась, словно теряя сознание.

— Нет, это не Джозеф. Это только моя вина. Но клянусь, что больше я никогда так не сделаю.

Затем она поднялась со стула и прошла мимо него. Он протянул руку и схватил Кэйт за запястье, пытаясь повернуть ее лицом к себе. Если он и раньше замечал ее хрупкость, то теперь вполне убедился в этом. Кэйт едва не упала, и он с трудом удержал ее. Она повернулась к нему, так что ее лицо оказалось в дюйме от его.

— Никогда не говорите мне ничего подобного. Она попыталась вырваться. Испугавшись, что причинит ей боль, Зак отпустил ее.

— Я же сказала, что это только моя вина! — воскликнула она. — И лучше оставить это. Поверьте, этого никогда больше не случится.

С этими словами она вышла из комнаты. Уже второй раз за сегодняшний день Зак почувствовал, что его словно обухом огрели по голове. «Кэйт обижает свою дочь? Кэйт?»

Он не мог в это поверить. «Да может ли она вообще кого-то обидеть? Она даже не способна отогнать Ноузи метлой, ей-Богу! Неужели она думает, что это правдоподобно?»

Вернувшись к этому разговору, Зак вспомнил, как она побледнела при упоминании имени Джозефа. Неужели она так боится мертвого?

На следующий день, прогулявшись до амбара, Зак пошел на кухню выпить воды и заметил, что Миранда добралась до сливок в ведре с молоком, которое ее мать поставила в углу на треножник.

— Ага, попалась! — шутливо сказал он. Девочка подскочила в ужасе и, уронив ковшик, отпрянула к стене. Это был рискованный трюк: не успел Зак опомниться, как все было залито молоком.

Только взглянув в лицо Миранды, он понял, как она испугалась. Страх парализовал ее. В этот момент он боялся даже дышать, чтобы не напугать ее еще сильнее.

— Ай-ай-ай, — мягко сказал он. — Нам надо быстро убрать все это. Если твоя мама войдет и увидит это, нам обоим попадет от нее.

Медленно подойдя к девочке, Зак заметил, что она дрожит. Осторожно. Никаких резких движений. Надо сделать вид, что ничего не случилось. Он поднял ведро, вытащил с полки два полотенца и принялся вытирать лужи.

— Вот что я вспомнил. Когда я был маленьким, то залезал в сливки каждый раз, едва мама отворачивалась. — Он обернул полотенцем пустое ведро и улыбнулся ей. — Я никогда не мог понять, как она узнает про это.

Ее страх мало-помалу улетучился.

— А ты знаешь, как она догадывалась? — спросил он.

Слишком испуганная, чтобы соображать, она взглянула на молоко.

— Потому что у меня оставалось пятно от сливок. Как раз на носу. Мне было уже почти десять лет, когда я догадался об этом и стал вытирать нос рукавом.

Румянец понемногу проступал на ее щеках. Она посмотрела на него, словно собираясь что-то сказать, но не произнесла ни звука. У Зака сжалось сердце.

Наконец она проговорила:

— И ч-ч-что было п-потом?

— Моя мама была умная женщина. Она брала меня за руку и рассматривала мои рукава. Если находила следы сливок, драла меня за уши.

Она отодвинулась от стены.

— Больно драла?

О, Мэнди… Зак почувствовал комок в горле.

— Моя мама никогда не делала мне больно. Обычно это была просто игра. Я убегал, а она пыталась поймать меня. — Он протянул ей полотенце. — Хочешь помочь?

Все еще дрожа, она осторожно взяла полотенце. Рассмотрев его, она собралась с силами и принялась вытирать остатки молока. Они молча убрали следы преступления. Зак настолько устал, что еле добрался до стула.

Когда он сел, Миранда спросила:

— А ты до сих пор любишь сливки? Он взглянул на нее.

— Слизываю их где только можно. Но сейчас я осторожнее и не пачкаю лицо. —Он поставил локти на колени, чувствуя, что дрожит почти так же, как она.

— Не засовывай туда подбородок. И не наклоняй ковшик так сильно.

Улыбка обозначилась на ее губах.

— У меня длинный язык, я даже могу лизнуть кончик носа.

Зак изобразил недоверие.

— О, покажи! Ни у кого нет такого длинного языка.

Она серьезно кивнула, высунула язык и дотянулась им до кончика носа.

Он внимательно смотрел на нее.

— Я никогда такого не видел. А ну-ка еще раз.

Она исполнила его просьбу, сосредоточившись и сведя глаза к переносице. Зак не мог сдержать смех, и она тоже робко улыбнулась.

— Мама говорит, что своим языком я могу и ящерицу вогнать в краску.

— Я с ней согласен.

Он выпрямился и положил руки на стол. Он угодил локтем в тарелку с шоколадным печеньем, оставшимся после дня рождения Кэйт. Его осенило.

— Знаешь, чего мне сейчас больше всего хочется? Молока с печеньем. Жаль, что мы разлили все молоко.

— У мамы есть еще молоко, но она сказала, что даст мне печенье только после ужина, потому что оно перебьет мой… — Она сморщила нос. — Мой голодный. Как это называется?

— Твой аппетит, — предположил он и посмотрел через плечо. — А твоя мама сосчитала печенье?

Она смущенно покачала головой.

— Значит, она не заметит, если мы немного съедим.

Правда?

Озорные искорки зажглись в ее глазах. Она пошла к ящику со льдом и открыла нижнюю дверцу. Сгибаясь от тяжести, она потащила с полки кувшин в полгаллона. Зак, смертельно усталый, все же поднялся, чтобы помочь ей, пока она не покончила и с этим молоком. Заметив полку, где Кэйт держала стаканы, он наполнил два, вернул кувшин на место и пригласил Миранду к столу. Устроившись за столом, он взял четыре печенья, два протянул Миранде, два оставил себе.

— Ты умеешь макать печенье? — спросил он и, получив отрицательный ответ, показал, как это делается. — Печенье вкуснее всего, если его макать в холодное молоко.

Она встала коленями на стул, чтобы дотянуться до стакана и макнуть в него печенье. Зак мысленно улыбнулся, когда она подставила ладошку под подбородок, чтобы молоко не капало, пока она откусывает. Все-таки маленькие девочки очень отличаются от маленьких мальчиков.

— М-м-м, — замурлыкала она от удовольствия.

Они приступили к трапезе, поглядывая друг на друга, как соучастники преступления. Покончив с печеньем, Миранда выпила почти все молоко и принялась разглядывать остаток жидкости на дне стакана. Странное выражение появилось в ее глазах.

— Ты знаешь, что можно утопиться в молоке?

— Утопиться? Ты хочешь сказать: утонуть?

Вопрос показался ему очень странным, но он постарался ответить спокойно:

— Думаю, можно, только для этого надо очень много молока.

Миранда взглянула в противоположный угол кухни, где на треножнике стояло ведро с молоком. В ее выразительных глазах что-то мелькнуло. Тихим, дрожащим голосом она сказала:

— Нет, для этого хватит даже ведра, если кто-то засунет в него твою голову.

Печенье застряло у Зака в горле. С трудом проглотив его, он бросил взгляд на ведро.

«О Господи!»

Пока Зак размышлял, что ей ответить, до них донесся какой-то визг. Кэйт? Он повернул голову. Звук повторился. Похоже, что-то происходит в садике перед домом.

Медленно и осторожно Зак вслед за Мирандой вышел из кухни. Когда они выглянули, он вздохнул с облегчением. Ноузи снова рыл землю возле самых роз, а Кэйт пыталась прогнать его, размахивая мотыгой.

Зак облокотился на перила крыльца. Он не свистнул собаке, но несколько мгновений наблюдал за ними. Кэйт махала мотыгой, как метлой, но так ни разу и не ударила пса.

Кэйт Блейкли никогда не смогла бы поднять руку на своего ребенка. Сейчас он понял это окончательно.

Вечером, зайдя в его комнату, чтобы убрать посуду после ужина, Кэйт не торопилась уйти, как обычно. Взяв поднос, она замешкалась, на лице ее выразилась нерешительность, руки теребили передник.

— Я… Я заметила, что вы и вчера, и сегодня выходили на улицу, — начала она.

Зак был полностью одет, хотя и лежал в постели. Два дня назад ее нерешительность позабавила бы его, но сегодня она раздражала Зака. Кэйт еще так молода… И он мог лишь догадываться об ее внутренних переживаниях.

Она явно хотела о чем-то поговорить с ним. Желая того же, он улыбнулся.

— Почему вы не садитесь? Вчера у нас был не слишком приятный разговор. — Он указал ей на кровать возле себя. — Надеюсь, вы не сердитесь?

К его удивлению, она села рядом с ним, а не на стул на безопасном расстоянии от него.

— Нет, конечно нет. Я знаю, что вы не хотели ничего плохого. — Она помолчала. — Кажется, силы возвращаются к вам?

Он удивился.

— Да, понемногу.

Она положила руки к нему на колени. Поздний вечерний свет проникал в окно. Тени от длинных ресниц упали на ее щеки. Что бы Кэйт ни хотела ему сказать, она обдумывала это чертовски долго.

Зак не нарушал молчания. Боже, как тяжело было осознать это. «Как же все это пережить? Глупец!»

Она прикусила нижнюю губу маленькими белыми зубками, так что почти незаметный шрам в уголке рта побагровел. Только ли Миранду запугал Джозеф Блейкли? Задав себе внезапно этот вопрос, Зак никак не мог от него отделаться.

Он вспомнил слова Кэйт: «Она ждет чуда. Неужели вы так слепы, что не видите этого?»

Герой Миранды. Как это произошло, мистер Мак-Говерн? Да, он и вправду был слеп. Он то и дело пытался поймать взгляд Кэйт, встревоженный странным выражением ее красивых глаз. Сейчас он понял: его удивляло не то, что он видел, а то, чего не находил в них. Доверия. Кэйт больше не верила в героев. Чудеса существовали для нее только в историях, которые она рассказывала своей дочери.

Зак надеялся, что сможет изменить это. Если бы ему удалось, он построил бы для нее новые воздушные замки, воплотил бы ее мечты. Но он всего-навсего простой человек, твердо стоящий на земле, со своими недостатками и достоинствами.

Наконец она взглянула на него. Тень падала на ее лицо, и он не видел его выражения.

— Думаю, мы оба понимаем, что вам скоро придется уйти отсюда, —тихо произнесла она.

Да, это так. И он это, конечно же, понимал. Он не мог требовать от нее ответа, который хотел получить. Не мог даже сказать, что еще не принял никакого решения. Воздушных замков не бывает. Значит, ему пора уходить.

Внезапно охрипшим голосом он поговорил:

— Я соберу свои вещи и подожду вечера, когда зайдет Маркус. Я мог бы уйти и пораньше, но хотелось бы, чтобы кто-то был со мной, когда я в первый раз сяду в седло.

Она кивнула и отвела взгляд.

— Не думайте, будто я хочу, чтобы вы здесь остались. — Она запнулась. — Конечно, я всегда буду у вас в долгу, и если вы когда-нибудь… — Их глаза на миг встретились. — Только попросите… Мы всегда останемся друзьями.

Но он ждал от нее большего, чем дружба, и чувствовал, что она понимает это.

Он положил свою ладонь поверх ее рук, лежавших у него на коленях. Судя по выражению ее лица, даже это ее раздражало. Что же она сделает, если он поцелует ее или попытается обнять?

— Что бы вы ни говорили… — Он ненавидел себя в этот момент. Но что ему еще оставалось? — Я хочу попросить вас только об одном. Выходите за меня замуж.

— Что?

— Надеюсь, вы слышали.

Он хотел прикоснуться к ней. Он и сделал это, проведя пальцем по ее губам, потом по щеке. Она вздрогнула и отстранилась.

— Не надо, пожалуйста, не надо, — прошептала она. Взяв ее за подбородок, Зак потянулся к ней.

— Странно. Не могу поверить, что для вас это неожиданно. Я не скрывал своих чувств ни к вам, ни к Мэнди.

Она не шевелилась, даже не мигала. Казалось, будто она затаила дыхание.

— Кэти!

Он прикоснулся губами к пятнышку на ее щеке, где обычно вспыхивал румянец. Она прерывисто вздохнула.

— Рано или поздно, но вам придется выйти замуж, — прошептал он. — Вы не справитесь здесь одна. Так почему же не за меня? Увы, я не такой уж красавец. Но для мужчины важнее…

— Перестаньте! — воскликнула она, вырываясь из его рук и вскакивая с кровати. Подойдя к окну, она скрестила руки на груди. Она держалась так, словно ее Ударили.

— Я не могу выйти за вас замуж. Я вообще не собираюсь выходить замуж. Мы с Мирандой и сами справимся.

Он разглядывал ее профиль. Боже, как ему хотелось пообещать ей что-нибудь неслыханное, чего он все равно не сможет выполнить.

— Кэйт, ваше хозяйство скоро придет в упадок. Вы. работаете от зари до зари, но не можете управиться. Один трудный год, только один, и вам понадобится кредит, банкиры воспользуются вашим положением и лишат вас всего. Куда вы пойдете со своей дочерью? На улицу! Если вы не хотите подумать о себе, подумайте о Миранде.

— А как же чернослив? — быстро произнесла она. — Я собираюсь заняться черносливом.

— Чернослив? — усмехнулся Зак. — Вы сами высохнете как чернослив и сойдете в могилу раньше времени. — Он спустил ноги и сел на кровати, положив руки на колени. — Если вы выйдете за меня…

— Я не могу выйти за вас. Ни за вас, ни за кого другого.

— Почему? Только из-за того, что вам не повезло с этим сукиным сыном?

Она повернулась к нему и вздохнула.

— Не сомневаюсь, что в этом-то и дело. Вы спрашиваете, не слепой ли я. Конечно, нет. — Он медленно поднимался на ноги, боясь, что она отступит, когда он встанет. — Миранда — не единственная жертва Блейкли. Не случайно вы так отскочили от меня. — Он остановился в нескольких шагах от нее. — Что же все-таки случилось в этом доме?

Она смертельно побледнела. Ее испуг был настолько очевиден, что Зак решил отступить. Как и многие, он знал, что прошлое крепко держит человека. У него тоже были тайны, в которые он никого не хотел бы посвящать. Но он мог с этим жить, а Кэйт явно не могла.

Он продолжал:

— Откуда этот шрам у вас на губе?

Она прикоснулась кончиком пальца к шраму.

— Это его рук дело? А что у вас на лбу? Что случилось? Вы наткнулись на дверь? Интересно, быстро ли вы что-нибудь сочините?

— Я никогда не лгала вам. Он направился к ней.

— Не лгали? Тогда посмотрите мне в глаза и поклянитесь, что это вы испугали свою дочь.

Она облизнула губы и в ужасе оглядывала комнату, словно надеясь найти ответ.

— Это был не Джозеф, поверьте. А шрам — это несчастный случай, когда я спускалась по лестнице в амбаре… Каблук зацепился за юбку.

— Так-так. А поросята летают. Ее глаза потемнели от гнева.

— Можете не верить мне, это ваше право. В конце концов, это меня не волнует. Какое вам дело до меня и моей дочери?

— Что бы я ни думал, я считаю вас своим другом и не могу отвернуться от людей, за которых чувствую ответственность. Честно говоря, вы мне далеко не безразличны.

Она комкала передник.

— Я же сказала: вам пора покинуть нас. — С этими словами она повернулась к двери.

— Я не могу так просто бросить вас.

Эти слова остановили ее. Она медленно повернулась к нему.

— Если вы кого-то или чего-то боитесь, — продолжал он, — почему я не могу помочь вам? Думаете, я могу спокойно спать по ночам? Что, если я ошибаюсь и виной всему действительно не Джозеф? Вот что не дает мне покоя. Вы страшно напуганы. Это написано у вас на лице. Почему вы не хотите довериться мне?

Она смотрела на него, словно размышляя, можно ли ему доверять. Он видел в ее глазах нетерпение и еще какое-то чувство, определить которого не мог. Вдруг она вскинула подбородок.

— Завтра, — прошептала Кэйт. — И не ждите Маркуса, забирайте свои вещи, седлайте лошадь и уезжайте. Жаль, что не могу позволить вам остаться, как вы этого хотели. И не приходите больше ко мне.

— И к Миранде?

— К Миранде тоже.

С этими словами она выбежала в коридор, хлопнув дверью.

Зак завернул одежду в плащ, взял со столика свои вещи и положил их в карман. Поднос с остатками ужина все еще стоял здесь: молчаливое напоминание о том, что произошло между ним и Кэйт в этой комнате вчера вечером. За все время, что он провел здесь, она ни разу не оставила поднос до утра. Значит, очень уж поразило ее то, что он предложил ей руку.

Когда он начал скатывать куртку, его пальцы нащупали что-то твердое. Приглядевшись, он обнаружил две точечные дырочки: следы зубов. Ужас тех мгновений снова всплыл в его памяти с мучительной ясностью.

Всему виной его дурацкий язык. Будь у него хоть капля здравого смысла, он был бы вчера осторожнее с Кэйт. Но он пытался давить на нее. Кэйт не могла вести себя иначе.

Что же теперь делать? Выхода нет, придется убираться отсюда. Но как объяснить Миранде, что он уже никогда не сможет вернуться? Сев на край кровати, Зак обхватил голову. Он понимал Кэйт, но от этого ему было не легче. Когда мужчина открывает женщине свои чувства, это или сближает их, или навсегда разлучает.

Он потер виски. Вдруг странный звук заставил его поднять голову. Голоса. Он прислушался. Голоса стали отчетливее. Он услышал, как Кэйт воскликнула:

— Это глупо!

Затем мужской голос прорычал:

— Ты поступаешь как Изабель. Уже все в городе говорят об этом.

Заку показалось, будто Кэйт что-то уронила. Он двинулся вдоль коридора, очень неуверенный в своих силах. Дойдя до двери, он остановился. Может, ему повезет и парень окажется коротышкой весом не больше сотни фунтов. Эта мысль обнадежила Зака, и он толкнул дверь.

Увы, надежда его не оправдалась.

Мужчина, стоявший на нижней ступеньке, был не меньше шести футов. Одетый в саржевый двубортный костюм, он казался широкоплечим, стройным и сильным. Прежде мужчины не производили на Зака столь внушительного впечатления. Но ведь тогда и ноги у него не подгибались.

Серая шляпа визитера, весьма подходившая к пиджаку и узким брюкам, была надвинута набекрень. Лицо его было в тени.

Появление Зака не прервало его тирады.

— Я уже говорил тебе и повторяю снова. Я не стану равнодушно смотреть, как ты губишь ребенка. Я не могу заставить тебя выйти за меня замуж, но добьюсь опеки над ребенком и непременно сделаю это, если ты не прислушаешься к голосу разума.

Кэйт стояла в нерешительности, маленькая, беззащитная и взволнованная. Зак сразу это заметил. Мужчина явно не сделал ни одного угрожающего движения, но она трепетала от страха.

Зак пока не знал, стоит ли ему вмешиваться. В голосе мужчины слышался металл. Зак нахмурился, что-то смутно припоминая. Сон? Очевидно, это почудилось ему, когда он был в бреду.

— Могу я спросить, кто это? — Парень повернулся к Заку.

Кэйт ответила дрожащим голосом:

— Это мой сосед, я говорила тебе о нем, когда ты приходил в прошлый раз. Мистера Мак-Говерна покусали гремучие змеи, когда он вытаскивал Миранду из колодца. — Она взглянула на Зака. — Мистер Мак-Го-верн, мой шурин Райан Блейкли.

Зак слегка поклонился, опять вспомнив чьи-то слова: «Я тебя побью». Потом всплыло другое: сплошное безумие, плачущая Кэйт. Лучше пока не вмешиваться, а взять себя в руки и восстановить дыхание. «Как сильно накрахмален ее передник», — неизвестно почему подумал он.

Сжав кулаки, Блейкли поднялся на ступеньку. Зак выпрямился. Если этот кретин сделает еще шаг, он будет защищаться, несмотря на слабость.

— Так эти слухи справедливы? Он все еще здесь? Просто не верится! Да есть ли у тебя стыд?

Два ярких пятна вспыхнули на щеках Кэйт.

— Он был болен, Райан. Это же видно и сейчас. Он до сих пор еле ходит.

О Боже. Если бы у них с Райаном были равные шансы! Зак бросил взгляд на Кэйт. Она пока пыталась унять их.

— Скажите ему, что нездоровы, Закария! Он думает… Вы же понимаете о чем он думает… — Их глаза встретились. В ее взгляде была мольба. — Скажите хоть что-нибудь. Скажите ему, что он напрасно подозревает.

Зак бросил взгляд на кулаки Блейкли. Иногда ему казалось, что мозгов у женщин не больше, чем у комара.

— Сейчас я не в самой лучшей форме, — выдавил Зак с трудом.

— В лучшей форме! — воскликнула Кэйт. — Да вы едва стоите! — Она подняла руки. — Райан думает, что мы… Что вы и я… — не договорив, она потупила глаза.

— Весьма странная мысль. — Зак встретил взгляд Блейкли. В нем светилась решимость. Они внимательно присматривались друг к другу. Блейкли расправил плечи и весь напрягся. Зак провел слишком много времени в постели и был крайне неуверен в себе.

Кэйт вдруг воскликнула:

— Закария! Скажите же что-нибудь. Подтвердите, что между нами ничего не было, что даже и в мыслях…

Может, у Кэйт и не было в мыслях, но у Зака было. И так часто, что трудно сосчитать. Он почувствовал, что Блейкли понял это.

Пораженная тем, что Зак не поддержал ее, Кэйт сказала:

— Значит, вы не можете совсем ничего сказать в мое оправдание?

— Леди не нуждается в оправдании. Достаточно одного ее слова. — Зак бросил взгляд на Кэйт, потом на Блейкли. — А такой настоящий леди я прежде не встречал.

Блейкли скривил губы в усмешке и сжал кулаки.

— Уж лучше бы ты подумала над тем, что я тебе сказал. Я не могу не замечать всего этого. Я заберу у тебя ребенка, Бог свидетель.

Кэйт колебалась. Зак шагнул ближе.

— Неплохо бы вам немного успокоиться, мистер Блейкли.

Ноузи выбежал на крыльцо, открыл пасть, обнажая зубы. Заку могла понадобиться его помощь, но он не хотел, чтобы собаке причинили вред, а потому приказал ей сидеть. Пес зарычал и опустился у его ног. Зак взглянул в открытую дверь, надеясь, что Миранды поблизости нет и она не подслушивает их.

— А ты! — воскликнул Блейкли, ткнув пальцем в Зака. — Да она тебя за дурака держит. Леди?! Теперь я вижу, как люди бывают слепы.

Зак понял, как действует на Блейкли то, что о них сплетничают в городе. Конечно, не все верили этим слухам.

— Но уж тебе не придется одурачить меня. — Сказав это, Райан расправил плечи. — Я знаю, что это за женщина, как знаю и то, что случилось с моим братом. Люди только обрадуются, когда я найду доказательства. И я сделаю это! Даже если мне придется перекопать здесь каждый дюйм!

Лицо Кэйт было бледным, как мел. Не будь она так потрясена, Зака рассмешила бы реплика Райана. Но что же так напугало ее?

Зак понял, что этого типа пора унять.

— Что, черт побери, ты сказал?

— Только то, что знаю, — ответил Райан.

— Проклятье, я знаю то, что ты зол, как бешеный пес!

Зак взглянул на Кэйт.

— Да она не могла бы убить человека, даже если бы захотела. Невозможно и предположить, что она захотела бы этого, но у нее просто не хватит сил.

Блейкли хрипло сказал:

— Понятно, что ты защищаешь ее. Как я понимаю, ты помог ей и спрятать тело. — Он повернулся к Кэйт. — И этому типу, который выражается, как в притоне, ты позволяешь общаться с твоей дочерью? И даже сейчас позволяешь ему говорить!

Зак понял, что с этим пора кончать. Он двинулся по ступенькам вниз и подошел к Кэйт. Вцепившись в его рукав, она молча пыталась удержать его. Но вряд ли она была права. Он не собирался подставляться.

— Тебе лучше убраться отсюда, — сказал он Райану. Блейкли поднес палец к носу Зака.

— Ты будешь гореть в аду за то, что защищаешь эту маленькую шлюху. Попомни мои слова!

Это решило все. Зак двинул кулаком прямо ему в челюсть. Блейкли рухнул, как подрубленное дерево. Растянувшись на спине, он лежал, бессмысленно глядя в небо.

— О Боже! — воскликнула Кэйт, потянув Зака за рукав. — О Боже, Закария, что вы наделали!

Зак потирал костяшки пальцев, весьма довольный собой. Подумать только! Не так уж плохо для человека, который едва стоит на ногах.

Блейкли пришел в себя и поднялся на ноги. Он в бешенстве разглядывал свои брюки, запачканные кровью. Отведя Кэйт в сторону, Зак приготовился защищаться, хоть и не сомневался в том, что не сможет выдержать натиска Блейкли.

— Вот что! — провозгласил Блейкли, — вот что, Кэйт. В следующий раз я возьму с собой шерифа. Я найду тело, во всяком случае попытаюсь его найти. Закон будет на моей стороне, и ты не остановишь меня.

Кэйт схватила Зака за руку. Уже не владея собой, она воскликнула:

— Я могу потерять Миранду, если он займется этим. Ох, Закария, что вы наделали? Я не могу доказать свою невиновность.

Хотя Зак не очень представлял себе, что кто-то будет слушать сумасшедшего, он все же не понимал, почему Кэйт охватил такой панический ужас. Ударив Блейкли, он испытал такое чувство, словно бросил муху в огонь. Но мысль о том, что он может вернуться, не давала ему покоя. Райан назвал Кэйт шлюхой, а Зак всегда считал, что такие слова надо вбивать мужчине обратно в глотку.

— Ты запомнишь этот день! — Блейкли поднял свою шляпу.

— Извинитесь перед ним, — умоляла Кэйт.

— Извиниться? — Зак уставился на нее. — Сукин… — он запнулся, — он назвал вас…

— Пожалуйста, извинитесь. Ну пожалуйста, Закария.

— К черту! — отрезал он, пытаясь отдышаться. — А мне вы ставите в вину грязные выражения! Да как же это объяснить? — Зак наблюдал, как Блейкли бредет к своей лошади. Кэйт снова потянула его за рукав. Зак проглотил слюну. — Извиниться? Будь он проклят! — Кэйт снова дернула его. Он не хотел смотреть на нее, опасаясь утратить решительность.

— Закария… — умоляла она.

Наконец Зак обернулся и взглянул на нее. Ее глаза были полны слез.

— Пожалуйста…

Он неуверенно окликнул.

— Эй, Блейкли! Тот обернулся.

— Прошу прощения, что немного забылся. Так оно и было, черт побери!

— В этом доме все немного забылись, — прошипел Райан. — Посмотрим, как вы завертитесь, когда я приду, сюда с шерифом.

— При чем тут закон? Мы же взрослые люди и сами во всем разберемся, — процедил Зак сквозь зубы. — Кэйт нечего скрывать. Можешь копаться здесь сколько угодно.

— Вы это заслужили! — прокричал Блейкли, подкрепляя каждое свое слово жестом. — И я сделаю это. Такие как ты не остановят меня. Гулящая жена моего брата ответит за все.

Услышав второе оскорбление в адрес Кэйт, Зак побагровел. Но только Кэйт, а не дрожь в ногах, удержала его от того, чтобы проучить взбесившегося ублюдка. Вместо этого он иронически предложил:

— Хватит болтать, начинай рыться. Такая малышка как Кэйт не смогла бы слишком далеко его спрятать. — В подтверждение своих мыслей Зак обвел взглядом ее владения. — Подходящих мест не так уж много. Вот огород, пожалуй. Земля там довольно мягкая. Да еще розовый сад. Его легко вскопать.

— Кэйт! — Зак схватил ее за руку, испугавшись, что она упадет в обморок. Ее голубые глаза казались безумными. Блейкли бросил пристальный взгляд на цветник.

— А что, если ты указал мне правильное место?

С этими словами он направился к своей серой лошади. После одной неудачной попытки ему удалось забраться в седло. Развернув лошадь, он крикнул:

— Я вернусь! И в следующий раз захвачу лопату!

— Я предупредил тебя: если ты думаешь, что я позволю тебе копаться на ее земле, пеняй на себя, — отозвался Зак.

Когда Блейкли уехал, подняв за собой облако пыли, Зак прошептал:

— Взбесившийся ублюдок. — Повернувшись к Кэйт, он поразился смертельной бледностью ее лица. — Пойдемте в дом.

— Почему вы не попросили прощения? — воскликнула она.

— Да я лучше удавился бы.

— Вы даже не понимаете, что натворили.

— Я знаю, что сделал то, что следовало. За такие слова ему надо было выбить зубы.

Она двигалась как в тумане: он помог ей подняться по ступенькам и войти в дом. Усадив ее на стул в кухне, налил ей воды. Подавая ей стакан, он увидел, что Кэйт прижаларуки к лицу и вся дрожит.

— Милая, зачем так переживать из-за какого-то мерзавца? — Он стоял возле нее. — Выпейте немного воды. Вам станет легче.

С усилием взяв себя в руки, она обхватила стакан дрожащими пальцами и поднесла его к губам. Сделав глоток, она отставила стакан. Охрипшим голосом Кэйт прошептала:

— Закария, я думаю, вам действительно пора уходить.

— Уходить? Ни за что — он же может вернуться.

— Яи сама могу справиться с ним. Вы только все испортите.

Он уставился на нее.

— Кэйт, так это Райан Блейкли…

— Уходите! Вы же видите, я не хочу, чтобы вы здесь оставались.

Опираясь на край стола, он медленно поднялся.

— Пожалуй, вы не могли бы высказать это мягче, чем сейчас.

— Извините, я не хотела обидеть вас. Пожалуйста, поверьте мне, вы не знаете, что это за человек.

— Так объясните мне.

Она прижала ладони к вискам.

— Уходите, ради Бога, Закария. Так будет лучше. Поверьте мне.

Он кивнул.

— Хорошо, я уйду. Но знайте, если я увижу, что он едет сюда, сам дьявол не сможет удержать меня. Я вернусь.

— Нет, вы и так уже все испортили. Не вмешивайтесь больше. Самое худшее, что он может сделать, это распустить в городе грязные слухи, но этого я не боюсь, понимаете? Я боюсь одного — потерять ребенка.

— Черт побери, ни один человек в здравом уме не будет слушать подобную ерунду.

Она подняла на него округлившиеся глаза.

— Я не хочу впутывать в это мою дочь.

Зак повернулся к двери и только тут заметил Ноузи. С тяжелым чувством он погладил собаку. Много вечеров он провел с псом, сидя у камина в своем пустом доме. Только Ноузи был его компаньоном. Вдруг он вспомнил, жак терялись его бараны и как радовался Ноузи, отыскав их. Зак очень любил пса.

— Скажите Мэнди, что Ноузи… мой подарок ей. — Он оглянулся. Ему не хотелось уходить, не попрощавшись с ребенком. — Может быть, это поможет ей легче перенести разлуку со мной.

— Нет, — Кэйт прошептала решительно, — он роется в моих розах, стоит мне только отвернуться.

Поразительно! Зак удивленно посмотрел на нее: он и не мог вообразить, что она откажется от собаки, к которой так привязана девочка.

Заметив его удивление, она сказала:

— Так было и прошлой ночью. От него одно беспокойство.

— Миранда привязалась к Ноузи. Разве нельзя смириться с несколькими норами в розах, Кэйт? Неужели эти цветы важнее.

— Я же сказала: нет. — В глазах у нее стояли слезы.

— Кэйт…

— Забирайте свою собаку и уходите.

— Это разобьет ей сердце. Она отняла руки от глаз.

— Мне не нужна собака. И я не хочу, чтобы вас увидели здесь. Надеюсь, Миранда поймет, что вы хотели к ней прийти, но не смогли.

Тишина на кухне стала давящей. Заку казалось, что его ботинки приросли к полу. Она такая… что трудно передать словами: печальная, одинокая, ужасно одинокая. Ему больше всего хотелось прикоснуться к ней, хотя бы дружески.

Когда Зак ушел, Кэйт положила руки на стол и уронила на них голову. Слезы стояли в ее глазах, но она сдерживала их: в любой момент могла войти Миранда.

Закария… Проживи она и сто лет, ей не забыть выражения его глаз. Такие глаза бывают у раненого зверя, но описать этот взгляд нельзя. Нет, это ничего не изменит, но если вдруг он поймет… Ей не хватило бы слов, чтобы это высказать.

Она не должна принимать в расчет его чувств. Бог свидетель, у нее и без того много тревог. Конечно, она не хотела оскорблять его. Ему тяжело перенести это, особенно от нее. Она в неоплатном долгу перед ним за жизнь Миранды.

Глубоко вздохнув, Кэйт поднялась. Миранда. Кто знает, где она пряталась. Хоть бы с ней не случилось того же, что после предыдущего визита Райана.

— Толстый поросенок джигу танцевал. А маленький котенок на дудочке играл. Поднимая лопату, Кэйт увидела за загородкой Миранду и подмигнула ей.

— Так вот, где ты спряталась, маленькая леди. Миранда, сидевшая на охапке свежей соломы, мрачно взглянула на нее.

— Я не могу вспомнить стишок. Кэйт улыбнулась.

— Девочка, моя, что ты такая хмурая? Если я расскажу тебе стишок про котенка, это тебя развеселит?

— У меня нет папы, и некому принести мне котенка. Ну почему это так?

Пораженная этим вопросом, Кэйт оперлась на лопату. После того, как Зак и Ноузи покинули дом, прошли уже сутки, но Миранда по-прежнему грустила.

— Понимаешь, Мэнди, я… Миранда спрыгнула с соломы.

— Не зови меня так. Это имя придумал для меня мистер Зак. Я ему разрешила меня так звать как лучшему другу.

— А я не твой друг?

Миранда сжала руки в кулачки и потерла глаза. Кэйт заметила, что ее губы дрожат.

— Ты заставила его уехать! Я слышала, как ты это сказала. Это ты виновата, что он ушел и забрал Ноузи. Я тебя ненавижу!

Кэйт словно-получила пощечину.

— Миранда, не огорчайся. Ноузи постоянно рылся в розах. Разве мы можем постоянно за ним присматривать? Его нельзя было оставлять здесь.

Миранда всхлипнула, повернулась, бросилась бежать и споткнулась о ноги вошедшего мужчины. Райан Блейкли схватил девочку за плечи, чтобы она не упала.

— Так это ты ненавидишь свою маму? Миранда задрожала от его прикосновения и испуганно посмотрела на мать. Кэйт тоже вздрогнула!

Она не слышала, как он приехал. — Райан, — негромко сказала она, — какой сюрприз.

— Не похоже.

Он удерживал Миранду, словно прикидывая, какое впечатление произвел на нее, затем отпустил.

Едва девочка выбежала из амбара, Кэйт дотянулась до черенка лопаты и крепко сжала его, хотя воспользоваться лопатой как оружием она отважилась бы лишь в том случае, если бы кто-то напал на Миранду. Собственная участь ее совсем не волновала.

— Как поживаешь? — Ничего, кроме этого дурацкого вопроса, она сейчас не могла придумать. Он прикоснулся к своей разбитой нижней губе.

— Как видишь, раньше было лучше. Но я вернулся, как и обещал. И на этот раз захватил с собой лопату, чтобы копать.

Стараясь изобразить спокойствие, Кэйт еще крепче сжала черенок лопаты. Райан не должен заметить ее волнения. Он просто бахвалится. Хуже всего, что обвинения Райана могут навлечь на нее подозрения соседей. Если в запале Райан расскажет о том, как груб был с ней Джозеф, ее заподозрят в худшем.

На берегу реки нашли только его одежду для верховой езды и плащ. Его тело так и не обнаружили. А без этого ей не удастся никого убедить в том, что он утонул случайно. Распустив о ней зловещие слухи, Райан сможет добиться опеки над Мирандой через суд.

До этого не должно дойти. Она не допустит этого.

Придется справиться с Райаном, как она справлялась с Джозефом. Неважно, сколько на это уйдет времени. Это не так уж важно.

— Райан, не заключить ли нам перемирие? Джозефа не стало, и мне так нужна твоя поддержка! Ты единственный друг, на которого я могу рассчитывать.

— У тебя есть и другой друг. Видно, он ушел? Она облизнула губы.

— Он и собирался уходить. Мы обсуждали это вечером, как раз перед тем, как ты пришел. Все совсем не так, как ты думаешь. — Она постаралась непринужденно улыбнуться. Чего бы ей это ни стоило, она должна разрядить обстановку. —Я понимаю, что это выглядело не очень прилично. Меня это тоже беспокоило, и я просила его уйти, клянусь.

— В самом деле?

Ей не понравилось выражение лица Райана, когда он двинулся к ней. Ее взгляд упал на дверь амбара, как раз у него за спиной. Если бы она и попыталась убежать, ей не удалось бы проскочить мимо него.

— Да, это так, — сказала она, надеясь, что~голое не подведет ее. — Джозеф погиб всего семь месяцев назад. Неужели ты думаешь, что я так скоро забыла его?

— Пожалуй, думаю. — Он остановился у входа в стойло, заслонив дверь. — Думаю, ты не придала значения тому, что я сказал тебе. Я отвечаю за каждое свое слово. Джозеф просил меня присмотреть за тобой и Мирандой.

— Знаю. — Она мучительно размышляла, что может его успокоить. — Боюсь, вчера я была слишком резка с тобой.

— Резка? Ты просто выгнала меня из дома. Из дома моего брата.

— Я так измучилась, что просто не сдержалась. Он промолчал. Это встревожило ее.

— Как ты добрался из Сиэттла? — Кэйт понимала, что голос выдает ее страх, поэтому старалась говорить медленно. — Ты справился со своими делами в Сиэттле?

Он пропустил это мимо ушей.

— Если ты отказываешься выйти за меня замуж, я оформлю опеку над племянницей. Уж это я тебе обещаю.

— Райан, пожалуйста… Ну чем я провинилась? Приблизившись к ней вплотную, он пальцем убрал с ее щеки выбившиеся волосы. Прикосновение его холодных пальцев заставило ее вздрогнуть.

— Мы должны воспитывать Миранду вместе, пс нимаешь? Если ты не возражаешь.

Она хотела оттолкнуть его. Но вместо этого крепч сжала руками черенок лопаты.

— Возможно, со временем… Ты не мог бы дать мв время подумать, Райан? Хоть немного, из уважени к памяти Джозефа. — Слова, которые она хотела ск; зать, застревали у нее в горле. Она с трудом прои: носила их. — Я любила его и не могу сразу соединиться с другим.

— А знаешь, Кэйт, ты красива. — Он не слышал того, что она ему говорила. Красота. Непростительный грех. То, над чем она не властна. Вглядевшись в его глаза, она испугалась больше прежнего. Он не понимал ее, охваченный таким же приступом безумия, какие бывали у Джозефа.

Даже до смерти напуганная, Кэйт увидела в этом иронию судьбы. Два брата, образцы физического здоровья, отличались одной и той же ужасной особенностью. «Приучай ребенка к тому, к чему он сам тянется, а когда он вырастет, он не отойдет от этого». Стих 22.6, насколько она могла вспомнить. Обоих — Джозефа и Райана — властность доводила до безумия.

ГЛАВА 13

Голос Райана доходил до нее словно сквозь сон: казалось, к ней прикосались липкие щупальцы. Безумие. Люди слишком часто употребляют это слово, едва ли зная, что это такое. Спасения ждать было неоткуда. Она благодарила Бога, что Миранда успела убежать, и теперь хотя бы девочка имеет шанс спастись. Значит, можно не беспокоиться, что она увидит или услышит что-то такое, о чем не должна знать.

— Ты пользуешься своей красотой, не так ли, Кэйт? — продолжал он. — Ты хочешь, чтобы мужчины бегали за тобой как кобели.

— Какие мужчины? Райан, ты вообразил Бог знает что.

— Я видел, какими глазами смотрел на тебя Мак-Говерн.

Кэйт пыталась разжать его пальцы, сжимавшие ей горло.

— Пожалуйста, оставь меня, — прошептала она. — Хоть ты и думаешь обо мне очень плохо, но я не такая. Я никогда… Никого, кроме Джозефа… Пойми меня… Пожалуйста, пойми.

Он стиснул ее шею. И, прижав Кэйт к стене, потянулся к ней.

— Джозеф оставил тебя мне.

Она закрыла глаза, чтобы не видеть его.

— Потом, со временем, дай мне прийти в себя.

— Если кто-то и имеет права на тебя, то это я! — Он просунул большой палец под ее воротник и погладил шею. — А Мак-Говерн так прикасался к тебе?

Кэйт, прижатой к деревянной стене амбара, было трудно дышать.

Придвинувшись к ней, он положил другую руку на ее бедро.

— Я знаю, ты хочешь соблазнить меня, — просовывая руку все дальше, шептал он. — Ты хочешь играть со мной, как с затравленной мышью, и смеяться надо мной, как смеешься над всеми.

Кэйт покачала головой.

— Да, конечно, тебе это не удается. Ни с Джозефом, ни со мной. Поэтому ты и не хочешь выходить за меня замуж. Ты хорошо знаешь, что не сможешь подчинить меня себе. Я слишком похож на брата. Я буду сопротивляться и спасу тебя от тебя самой, раз уж взялся за это. — Он провел пальцем по ее губам. — А ты не хочешь, чтобы тебя спасали. На тебе печать Сатаны.

— Райан! — Она задыхалась, чувствуя, как его пальцы ощупывают ее бедра. Кэйт поняла, что он хочет причинить ей боль. Это ему удавалось. Он наказывал ее за то, что она вызывала в нем страстное желание. А по его убеждениям, испытав такое желание, он будет гореть в аду. Тошнота подступила у нее к горлу.

— Перестань! Я жена твоего брата.

— Но он оставил тебя мне. А ты решила соблазнить Мак-Говерна. Ты загонишь его прямо в ад. Дорога в ад проходит между твоих ног. Плотские удовольствия! Это все, что надо тебе и ему. Ты так хочешь его, что не можешь удержаться.

— Нет! Между нами ничего не было. Ничего!

Он с такой силой прижался к ней, что она не могла вздохнуть. Прежде чем она поняла, что он собирается делать, он содрал ее юбку.

— Ну-ка давай проверим. Я хочу услышать, как ты скажешь, что не хочешь его.

Пытаясь вырваться, Кэйт схватила его за горло. Она выворачивалась изо всех сил, стараясь избавиться от его настойчивых рук.

— Прекрати, Райан, пожалуйста.

Она чувствовала, что его пальцы ищут застежку у нее на талии. Кэйт охватила паника. Она решила было броситься на него с лопатой, но вдруг милое личико Миранды всплыло в ее сознании. Подавив рыдание, она выпустила из пальцев черенок лопаты. Сопротивляясь, она только разъярит Райана. А ей нельзя рисковать. Нужно думать о Миранде. Все остальное не имеет значения. Никакого.

— Джозеф говорил мне, — рычал Райан, пытаясь расстегнуть ее одежду, — что ты все время пыталась соблазнить его, и днем и ночью, где бы вы ни были. Однажды, когда он читал Библию. Изабель, приговоренная гореть в огне, пока богобоязненный человек не проучит тебя, вот ты кто. Когда ты пыталась ввести его в грех, о ком ты думала, Кэйт? О другом мужчине? Богу известно, что это был не Джозеф, потому что ты презирала его.

Кэйт изворачивалась, пыталась подавить крик, рвущийся из ее груди, и зажимая рот ладонью. Ее ноги ослабели. Она сползла по стене и опустилась на пол. Райан повалился на нее. Локтем он уперся ей в ноги, пытаясь раздвинуть их. Его рука шарила у нее под одеждой. Он твердо решил изнасиловать ее. Из-за Миранды она не могла сделать ничего, чтобы остановить его. Она с такой силой сжала рот, что прокусила губу. У нее мутилось в голове. Рыдания душили ее, тошнота подступала к горлу. Казалось, ее сейчас вырвет.

Она чувствовала, как его холодные пальцы трогали ее между бедрами. Этого она не могла вынести. Боже! Она действительно не могла этого вынести! В это мгновение, забыв обо всем, она закричала. Ее ногти вонзились в его лицо.

Вдруг его что-то отбросило в сторону. Он больше не давил на нее. Кэйт открыла глаза и, встав на колени, увидела четыре ноги, обутые в ботинки. Две пары мужских ног. Кто-то еще вошел в амбар. Она услышала характерный звук удара кулаком. Ухватившись за деревянную стойку, она попыталась встать, но чувствовала такую слабость, что едва удержалась на ногах. Зак. Он пришел, как и обещал. Она спасена. Но радоваться пришлось недолго. Она снова услышала удар кулака. Зак в бешенстве набросился на Райана. Кэйт двинулась к ним.

— Зак! Перестаньте! — Она зажала уши руками, чтобы не слышать ударов. — Перестаньте, пожалуйста!

Мужчины повалились поперек прохода, продолжая бороться на полу. Зак загнал Райана в угол; одной рукой схватил его за рубашку, а другой продолжал наносить удары по лицу. Кэйт бросилась к ним, простерев руки.

— Пожалуйста, ну пожалуйста, перестаньте, пока вы не убили его.

Рыча от ярости, Райан выбирался из угла. Зак отступил назад, так что ей снова пришлось прижаться к стойке. Зак повернулся к ней, что дало Райану преимущество. Воспользовавшись этим, он изо всех сил ударил противника кулаком в висок. Зак повалился на пол. Райан бросился на него и схватил за горло.

Кэйт замерла от ужаса. Лицо Зака покраснело, потом побагровело. Он вцепился в запястья Райана. Она видела, что у него не хватает сил сбросить противника. Вскрикнув, Кэйт бросилась к ним.

— Райан! Посмотри, что ты делаешь! — Она схватила шурина за руку. Когда она попыталась оттащичь его, он повернул к ней взбешенное лицо. Не успела она понять, что он собирается делать, Райан ослабил хватку на горле Зака и с силой ударил ее по голове. У нее помутилось в глазах. Земля поплыла под ногами.

Зак вскочил.

— Проклятый сукин сын!

Кэйт снова услышала удар. Райан хрюкнул. Она услышала шаги, тяжелое дыхание, возню, сопровождаемую хриплыми звуками.

Медленно зрение возвращалось к ней. Ей казалось, будто все это происходит не с ней, и она все еще не могла заставить себя подняться. Зак шатался от слабости, но был страшен в гневе. Бросившись на Райана, он со всего размаху ударил его головой. Райан громко выдохнул воздух и начал заваливаться на спину. Его голова с громким стуком ударилась о стойку. Он безвольно сполз на землю: на лице его застыло изумление, в глазах была пустота.

Зак перевернул его. Кэйт увидела, как дрожат его ноги. Он шаркал по земле, не имея сил поднимать ноги.

— Вставай, мерзкий ублюдок. Я научу тебя уважать женщин.

Райан не шелохнулся. Зак поставил на него ногу.

— Вставай, говорю тебе, мы еще не закончили. Поскольку Райан не шевелился, Зак выругался и поднял бесчувственное тело.

— Падаль надо выбросить в навозную кучу, — сказал он и, недовольно ворча, потащил Райана к двери.

Кэйт, опираясь на локти, медленно встала на колени. Сквозь открытую дверь амбара она видела, как Зак тащил Райана к его серой лошади. Один раз он уронил бесчувственного Райана на землю и, зашатавшись, едва устоял на ногах. Кэйт прижала руки к вискам и с трудом поднялась на нога Зак наклонился вперед и, упираясь руками о колени, прерывисто дышал. Передохнув, он выпрямился, поднял Райана за воротник и усадил его. Собрав остатки сил, Зак поднял его, перекинул поперек седла и отпустил коня. Напуганная лошадь пустилась вскачь, едва не сбросив своего бесчувственного седока.

Зак снова застыл, упираясь руками в колени. Кэйт хотела подойти к нему, но не смогла. Оставаясь в амбаре, она съежилась и опустила голову.

Этого просто не могло быть! Страшный сон. Кошмар, который не кончался. Семь месяцев. Семь долгих и бесконечных месяцев безумия.

Тяжелая и теплая ладонь легла на ее плечо. Она подняла глаза. Большие ботинки, линялые брюки, синяя рубашка. Зак, герой Миранды. Он опустился на одно колено и крепко обнял ее. Ей хотелось раствориться в его руках, исчезнуть, растаять в его объятиях и уже не существовать. Тогда все пройдет. Все на свете. И она больше ничего не будет бояться.

— Кэти…

Его голос был для нее бальзамом. Кэти. Так звал ее отец. Детское имя. Для маленьких, беспомощных и любимых. Его руки обвились вокруг нее. Сейчас, несмотря на изнеможение, ей казалось, что она на небесах. Ей было уютно и спокойно. Она хотела бы сидеть так, прижавшись к нему, целую вечность.

Кэйт уткнулась лицом ему в плечо и сквозь воротник почувствовала тепло его шеи. Она жадно вдыхала его запах, запах пота и кожи, травы и пыли, с легким оттенком лимонного мыла, которое он, видимо, использовал для бритья. Зак. Герой Миранды. Ничего страшного не случится, если она позаимствует его у дочери на несколько секунд.

— Он не поранил вас?

Кэйт не знала, что ответить. «Поранил?» Какое многозначительное слово. Как ей описать боль? Физически она не пострадала, но внутри все болело. Кэйт снова и снова переживала те ужасные минуты, когда она упала. Райан навалился на нее, а она не могла даже сопротивляться. За все месяцы после смерти Джозефа только сознание чести придавало ей силы. А сейчас она потеряла и это. Зак видел, как она лежит здесь и позволяет Райану шарить у нее под юбкой.

Можно ли стыд назвать раной? Да, это очень тяжелая рана. Увы, она не может позволить себе раствориться в Заке и забыть обо всем на свете. Хотя бы потому, что тогда ей придется поднять голову и посмотреть ему в глаза. «Я никогда не встречал такую истинную леди». Что же он думает о ней теперь? Как же ему объяснить? Даже если она расскажет ему все, он никогда не сможет понять ее.

Кэйт хотелось умереть. Но и это было для нее непозволительной роскошью. На кого же оставить Миранду?

— Со мной все в порядке, — наконец сказала она. Надо уйти от него. Но как же трудно это сделать! Придется снова стать Кэйт. Увы, она давно уже не ребенок и сама мать. Она должна быть сильной, потому что у нее нет другого выхода.

Он не пытался удержать ее. Его ладони соскользнули с ее спины. У Зака большие руки. Больше, чем у Джозефа. Его ладони с длинными пальцами доставали от ее локтей почти до плеч. Руки, предназначенные для того, чтобы брать. Но брать так нежно! Такие ладони женщины любят прижимать к своим щекам. Большие и шершавые пальцы, вполне подходящие для того, чтобы вытирать слезы. Слезы, которых у нее не бывает.

Она заставила себя посмотреть ему в глаза. И почувствовала себя обнаженной, увидев безмолвный вопрос. Она смотрела на него долго, пока могла выдержать. Ее сердце громко билось.

— Кэти, — попросил он. — Милая, можно я помогу вам? Из-за чего он набросился на вас?

— Моя дочь, — прошептала она.

Этого объяснения было недостаточно, она и сама сознавала это. Он не понимает ее и никогда не сможет понять. Ей нужно пережить все это самой. Она взглянула на его подбородок. Нужно сохранить хоть остаток гордости. Не следует волноваться о том, что он может подумать. Ее ничто не должно тревожить, кроме Миранды. Об этом нужно помнить всегда. В тот момент, здесь, в амбаре, она забыла обо всем и закричала. Это было ошибкой. Сражаясь с ним, она предавала свою дочь. Только из-за того, чтобы защитить себя. А о Миранде она подумала? Кэйт представила, как ласкает свою малышку. Она будет поступать так, как считает нужным. К дьяволу Закарию Мак-Говерна. Пусть он думает о ней все что угодно.

Он ничего не сказал ей. Но вопросы накалили атмосферу. Молчаливое непонимание. Почему? Поднявшись на ноги, Кэйт повернулась и направилась в дом. Он двинулся за ней, схватил за руку и повернул лицом к себе.

— Расскажите мне, ради Бога, —хрипло попросил Закария.

— Мне не о чем рассказывать. — Она избегала его взгляда. Это было слишком тяжело, она не готова к этому. Она задержала взгляд на пуговице его рубашки.

— Я просила вас не приходить больше сюда. Из-за вас все стало еще хуже.

Его дыхание прервалось.

— Что? Ведь этот ублюдок пытался изнасиловать вас. Если бы я не пришел…

— Я бы это пережила, — перебила она его. — Идите домой, Зак. Вы даже не понимаете, что наделали. Если раньше Райан не был так зол, то теперь он просто вне себя.

Он крепче сжал ее руку.

— Это безумие, Кэйт. Там, откуда я пришел, ни один мужчина не остается в стороне, если женщине угрожает опасность.

— Так уходите туда, откуда пришли.

Она попыталась высвободить руку, но ей не хватило сил. Он без труда удержал ее. Кэйт чувствовала, как в нем закипает гнев. Перед силой такого гнева она была как кролик перед удавом.

Ветер взъерошил его темные волосы. Его лицо пылало, на нем явственнее обозначились белые полосы, обычно незаметные шрамы на его подбородке побелели, верхняя губа приподнялась, открывая ровные белые зубы. Синяя рубашка ярко выделялась на фоне амбара.

Он был так разгневан, что ей показалось, будто он вот-вот ударит ее. Кэйт не сомневалась, что он легко может свернуть ей шею. Дрожа от страха, она вырывала пальцы из его рук.

— Мне нужно найти дочь. Отпустите меня, пожалуйста.

Вдруг ей показалось, что он не отпустит ее, но Зак нерешительно расслабил пальцы. Освободившись, она повернулась и побежала к дому.

Если уж это не дьявольщина, то Зак не знал, что же это. Он стоял в открытой двери амбара и смотрел на равнину. Его тело словно побывало в мясорубке. Прохладный ветер обвевал его, и капли пота, выступившие на его коже, подсыхали. Он отлепил рубашку, прилипшую к груди. В его мозгу раз за разом прокручивалось то, что произошло в предыдущие тридцать минут. Как он увидел Блейкли, направляющегося сюда. Как приехал и не мог понять, нужна ли Кэйт его помощь.

Боже праведный! Он никогда не забудет ярости, с которой она взглянула на него, когда Зак вошел и увидел, как проклятый ублюдок навалился на нее. «Господи! Она лежала там, прижатая, смирившаяся с тем, что у нее нет другого выхода. На лице ее было выражение отчаяния, покорности, отрешенности и отвращения. Почему?»

Он не знал, что пострадало больше, ее гордость или тело. Черт побери! Прав он или нет, ему оставалось только вмешаться. В конце концов, он остановил этого подонка. Кэйт просто рехнулась от страха. Но что ее так напугало?

Зак был слишком измучен, чтобы искать ответ. В оцепенении он смотрел на холмы, поднимавшиеся вдали, за поросшей зеленой травой долиной. За ними, все дальше и дальше, покрытые лесом горы уходили в бесконечное серое небо. Он видел, как темные тучи двигаются к северу. Казалось, дыхание ада вот-вот принесет бурю. Все это отвечало состоянию его души. Ну что ж, чем мрачнее, тем лучше.

Сквозь свист ветра Зак услышал какие-то странные звуки. В первое мгновение ему почудилось, будто где-то неподалеку мяукает котенок. Но когда он прислушался, волосы у него на его голове встали дыбом. Миранда! Черт возьми! Интересно, что она видела и слышала?

Он обошел амбар и отыскал девочку, спрятавшуюся за бочкой возле свинарника. Ноузи сидел возле нее и скулил. Миранда обхватила колени руками. Ее темные волосы рассыпались по коленям. Она сильно дрожала, раскачиваясь взад и вперед. Зак подошел к ней и окликнул ее: «Эй, кроха!»

Не поднимая глаз, она продолжала раскачиваться и продолжала издавать те же странные звуки, напоминающие не то мяукание, не то плач. Звуки шли из самой глубины ее маленькой груди. Зак погладил ее по голове.

— Мэнди!

Она была безучастна. Зак поднял ее подбородок и заглянул ей в глаза. Казалось, она ничего не видит и не слышит. Ветер, пронизывающий его насквозь, становился все холоднее.

— Мэнди! — Внезапно очнувшись, она бросилась в его объятия и крепко обвила его шею.

— Мистер Зак!—прорыдала она. — О, мистер Зак! Он заключил ее в объятия, с трудом сдерживая слезы. Господи, как он любил этого ребенка!

— Мой дядя Райан снова приходил.

— Я знаю, малышка, но он уже ушел.

— Только потому, что пришел ты, — прошептала она еле слышно. — О, мистер Зак, я так рада, что ты вернулся. Не уходи больше! Пожалуйста, никогда не уходи от меня!

Не обращая внимания на запах свинарника, он опустился на колени: он понимал, что именно это и должен сейчас сделать. Они не смогут надолго остаться вместе. Уткнувшись лицом в ее волосы, он жадно вдыхал их запах, стараясь запечатлеть его в памяти.

Все же кто его так тревожит? Она или ее мать? Никогда Зак не думал, что способен на такие чувства.

— Не уходи от меня больше, — повторяла она, — пожалуйста, не уходи.

Его сердце разрывалось на части.

— Я не могу остаться с тобой, радость моя. Я бы очень хотел.

Она сжала его шею с такой силой, что ему стало трудно дышать.

— Но он же вернется и схватит меня. Ты ведь не позволишь ему это сделать? Ну, пожалуйста, не разрешай!

Заку словно вонзили в тело нож. Вдали загремел гром, и он почувствовал, как она вздрогнула.

— Милая, увидев, что он едет к вам, я обязательно вернусь. Обещаю! Я не оставлю тебя одну, если он вздумает вернуться.

Она крепче прижалась к нему.

— А вдруг ты не увидишь его? Тогда он испугает меня и маму. Она же не такая сильная и не сможет справиться с ним.

Зак обхватил ее руками и проглотил комок в горле, мешавший ему говорить.

— Я не позволю ему пугать ни тебя, ни твою маму. Обещаю тебе.

Это обещание Зак должен выполнить во что бы то ни стало, даже если ему придется дежурить на дороге двадцать четыре часа в сутки. Но сейчас главное — успокоить Миранду.

— Понимаешь, тебе нечего бояться. Ты будешь в полной безопасности, как если бы я был здесь.

Ее объятия ослабели.

— Правда?

— Конечно, правда.

Она снова прижалась к нему. Ее острые коленки и локти впились в него, пока она устраивалась поудобнее. Когда наконец она нашла удобную позу, Зак подвинул ее коленку, чтобы она не сползала, и прижался щекой к ее голове. Молнии вспыхивали над ними. Он прищурился и посмотрел на сверкающее небо. Демон бури, это уж точно. Он почувствовал в воздухе запах дождя.

— Миранда!

Голос Кэйт звучал испуганно. Зак встрепенулся.

— Твоя мама ищет тебя, детка.

— Не хочу, чтобы она нас нашла. Она заставит тебя уйти.

Зак тяжело вздохнул.

— Она беспокоится о тебе. Послушай.

Снова раздался голос Кэйт. Миранда насторожилась. Зак потерся подбородком об ее щеку. Через некоторое время она поднялась и обратила на него доверчивые глаза.

— Ты будешь смотреть за дорогой?

Зак протянул ей руку. Поколебавшись, она положила на нее свою ладошку с крошечными пальчиками. Когда они пожали друг другу руки, она прошептала:

— Теперь это официально.

После этого Миранда сползла с его колен. Когда она поднималась, снова раздался удар грома. Она побледнела и бросила на него испуганный взгляд.

— Я постою и посмотрю, пока вы с мамой не спрячетесь в доме.

Их глаза встретились, и она кивнула. Ветер снова донес до них голос Кэйт. Зак поднялся. Миранда помахала ему и побежала к дому. С тяжелым сердцем он вышел из-за амбара, увидел Кэйт, бегущую навстречу девочке, услышал, как радостно она вскрикнула, а потом принялась отчитывать Миранду, пока они вместе спешили к переднему крыльцу.

Уже на крыльце Миранда оглянулась. Даже на таком расстоянии он различил выражение ее глаз. Кэйт выпрямилась и приставила ладонь ко лбу. Он видел, что в ней появилась решительность, когда она проследила за взглядом дочери и заметила его.

Прощания всегда были тяжелы для Зака, но это показалось особенно мучительным. Два любимых им существа, от которых он вынужден уйти. Зак поднял руку и помахал им. Затем направился к своей лошади.

Это была самая длинная дорога в его жизни.

ГЛАВА 14

Как и предполагал Зак, буря была неистовой, непогода продолжалась целых три дня. Он опасался, что нежные молодые побеги винограда не смогут перенести урагана, и потому целые дни проводил на склонах, пытаясь защитить растения, направить потоки воды так, чтобы они не смыли плодородный слой почвы.

На четвертую ночь буря разыгралась с новой силой, будто приберегала силы для финала. Грохотал гром, молнии прорезали небо. Еще не совсем оправившись после болезни и чувствуя бесконечную слабость после долгого и тяжелого труда, Зак уселся возле камина. Воздух, казалось, был насыщен электричеством. Зак вздрагивал, когда окна и стены сотрясал удар грома.

Если буря пугает даже его, то как же Миранда? Он не навещал их с Кэйт с того дня, как разыгралась непогода. Как они там? Дурные предчувствия охватили его. Он предчувствовал что-то страшное. Но как помешать этому? Что-то там не так, подсказывала ему интуиция. Возможно, этот тоскливый дождь нагнал такие мысли. Что если он, пообещав наблюдать за дорогой, прозевал, как проехал Райан Блейкли?

Эта мысль заставила Зака подняться на ноги. Он подошел к окну и выглянул во тьму, освещаемую лишь вспышками молний. Мысль ехать к Кэйт в такую непогоду не слишком привлекала его. К тому же он знал, что, приехав, едва ли обрадует ее. Если у него есть хоть капля здравого смысла, ему не следует ехать.

Но разве когда-нибудь он прислушивался к голосу разума?

Оставив Ноузи сидеть у огня, Зак натянул плащ из овечьей кожи, нахлобучил на голову старую кожаную шляпу и, наклонив голову, вышел из дома. Его встретил порыв ветра. Он поднял воротник, согнул плечи и шагнул с крыльца прямо в глубокую лужу. Этот поступок не прибавит ему уважения со стороны Дандлера, это уж точно. Но не может же он остаться дома и спокойно лечь спать. Он должен удостовериться, что с Мирандой и Кэйт все в порядке.

Приблизившись к дому Блейкли, Зак не поверил своим глазам. На небе сверкнула молния, осветив стоящую под дождем в розовом саду Кэйт.

Зак подъехал поближе и спешился, отпустив поводья. Подойдя к розовому саду, он понял, что взволновало Кэйт. С розами случилось то же самое, что и с его виноградником. Сильные и непрекращающиеся дожди размыли хорошо вскопанную землю под кустами и смыли плодородный слой прямо в реку. Ей приходилось без устали работать мотыгой, чтобы подгрести смытую почву к корням растений.

— Кэти! Что вы, черт возьми, задумали? — окликнул ее Зак. — Вы так загоните себя в могилу!

Она испуганно встрепенулась и, обернувшись, посмотрела на него. Ее лицо было испачкано грязью, в серую юбку и белый передник впиталась коричневая жижа. Похоже, она уже давно здесь трудилась.

«Сумасшедшая! Точно сумасшедшая! Из-за каких-то дурацких роз?» Он бросил беглый взгляд на сбитые дождем лепестки, которые плыли по воде, и вдруг заметил это.

Мужской ботинок.

Он остолбенел, не отрывая глаз от подошвы, показавшейся из размокшей земли. Несколько мгновений его разум отказывался верить в то что видели его глаза. Затем он снова взглянул на Кэйт. В этот момент сверкнула молния. Ее лицо было таким бледным, что казалось голубоватым. Она не меньше походила на мертвеца, чем человек, зарытый в ее розовом саду.

Зак чувствовал себя так, будто ему нанесли смертельный удар.

Минуты тянулись как вечность. Она все стояла там, глядя на него. Вдруг она опустила голову, безвольно выронила мотыгу на землю и двинулась к дому.

Зак, застыв в том же положении, не отрывал взгляда от Кэйт, пока она поднималась по ступенькам. Слабый свет упал на крыльцо, когда она открывала дверь. Уголком глаза он видел, что ботинок понемногу исчезал. Дождь струился с полей шляпы на лицо Зака, заливал глаза и стекал по шее. Он не мог опомниться. Безумные обвинения Райана Блейкли, оказывается, не были бредом.

«Боже праведный!»

С трудом передвигая ноги, он последовал за Кэйт в дом. Она сидела на стуле с прямой спинкой в небольшой комнатке за кухней, склонив голову и словно прислушиваясь к чему-то. Руки безвольно лежали на коленях. Пустыми глазами она смотрела в огонь. Грязная вода стекла с ее юбки, образовав возле нее лужу.

Зак остановился в нескольких шагах от нее. Обведя комнату глазами, он убедился, что Миранды здесь нет. Раз он не встретил ее, проходя через дом, значит, она наверху и уже спит, а это весьма кстати. Предстоящий разговор не предназначен для ее ушей.

— Видимо, мне придется попросить у вас объяснений.

Она не шелохнулась.

— Мне нечего объяснять, — почти беззвучно прошептала Кэйт. — Вы видели все своими глазами. Я убила его и закопала под розами.

Зак не верил своим ушам.

— Но… — Он снял шляпу, — он же утонул. Я думал, что он утонул.

Не двигаясь, Кэйт сказала:

— Я бросила его седло и кое-что из одежды в реку, чтобы все подумали, будто он утонул. Случается, что тела утопленников не находят. Как я и надеялась, все решили, что Джозеф мертв. — Ее губы дрожали. — Если бы не Райан и не вы, со всем этим было бы уже покончено.

Он зашагал по комнате. Его мокрые ботинки шлепали, оставляя мокрые следы на полу. Вдруг он все вспомнил и сразу же все понял. Все бессвязные подозрения и все его попытки что-то понять вдруг сложились в одну картину. Отрывочные сведения тоже соединились. Чувства подсказывали ему, что Кэйт невиновна. Она в каком-то кошмаре, да, но это вовсе не значит, что на ее совести убийство.

Наконец он остановился, пригладил дрожащей рукой волосы и твердо сказал:

— Я не могу в это поверить. У вас не хватило бы на это сил. Вы даже не можете ударить Ноузи, видит Бог. Почему же вы утверждаете, что убили его. У вас есть о чем рассказать мне. Я слушаю вас.

Тут она подняла на него взгляд. Кэйт о чем-то вспоминала, и он мог только догадываться о чем.

— Вы хотели бы услышать от меня, что я не виновата? Что это не было умышленным убийством? Или что позже я пожалела о содеяном?

— Я хотел бы услышать правду. — Он пристально посмотрел на нее.

— Даже если бы я и раскаялась в том, что сделала, это не вернуло бы Джозефа. Правда, если вы все еще хотите узнать ее, такова, что я замышляла убить его десятки раз. Однажды я чуть не вонзила ножницы в его спину. Если бы он не обернулся и не схватил меня, я бы сделала это.

У Зака перехватило дыхание.

— Именно так вы и сделали это? Ножницами? Боже праведный! И… — Он закрыл ладонями лицо. — Как, Кэйт? Как вы это сделали? Не могу поверить, что вы вообще могли бы заколоть кого-нибудь.

— Поверьте, я сделала это. Я желала его смерти. — Она произнесла это так спокойно, что он почувствовал ужас. — Фактически, его смерть, если это еще имеет значение, была не более чем случайностью, — она тяжело вздохнула. — Теперь я могу только молиться. Да, я могу только молиться, чтобы Миранда не понесла наказания вместе со мной.

Когда она упомянула о Миранде, Зак услышал в ее голосе такую боль, что исполнился сочувствием к ней. Он и раньше подозревал, что именно страх за Миранду лежал в основе всего этого. Бросив шляпу на пол, он опустился возле нее.

— Как это случилось, Кэйт? — осторожно спросил Зак.

Она снова посмотрела в огонь.

— Это случилось ночью, такой же, как сейчас. Была буря, и я привела Миранду сюда погреться у огня. Джозеф не разрешал мне читать ей ничего, кроме Библии. Я чинила одежду, пока она играла возле огня. — Слезы наполнили ее глаза. — Когда я отвернулась от нее, она нашла недогоревший кусочек угля, положила его в огонь и стала дуть на него, пытаясь разжечь. Тут вошел Джозеф и увидел ее.

Сердце Зака сталось. Он перевел взгляд на очаг, и ужас сковал его.

— Как это часто бывало, Джозеф заворчал на нее. Ты знаешь, что бывает, когда маленькие девочки играют с огнем? Он всегда задавал такие вопросы. Ты знаешь, что бывает, когда маленькие девочки играют на ступеньках? Ты знаешь, что бывает, когда маленькие девочки играют с ножницами? А потом наказывал ее.

Зак закрыл глаза. Боже милостивый! Он не хотел этого слышать.

— Он свирепел, — шептала она, — впадал в неистовство и делал ужасные вещи, чтобы добиться своего. Однажды, когда она стащила ломоть кукурузной лепешки, он сунул целый кусок ей в рот и бил ее по щекам, заставляя проглотить, пока она не подавилась. В другой раз он застал ее, когда она слизывала сливки. Он сунул ее голову в ведро с молоком. Мне едва удалось оттащить его. Но, пока я подоспела, она чуть не захлебнулась.

Заку показалось, будто его самого вот-вот утопят — такая слабость вдруг навалилась на него. Но Кэйт продолжала свой жуткий рассказ, описывая случай за случаем и словно отравляя этим Зака.

Наконец она вернулась к той ночи, когда Джозеф застал Миранду играющей с огнем.

— Как обычно, он… — Ее голос упал почти до шепота, так что он не мог расслышать почти ничего, кроме ее прерывистого дыхания. Она прижала пальцы к губам и закрыла глаза. — Он сунул ее руку в огонь.

Тишина воцарилась в комнате, словно в склепе. Зак слышал биение собственного сердца.

— Миранда начала кричать. Я никогда не забуду этого. «Мама! Мама!» Снова и снова. Я попыталась оттащить Джозефа от нее, но он повернулся, ударил меня кулаком и сунул ее руку в огонь.

Зак задержал взгляд на тоненьком шраме на ее верхней губе.

Рыдания вырвались из груди Кэйт.

— Я больше не могла вынести этого, нужно было что-то сделать. Схватив длинное полено, я ударила его поперек спины. Я не хотела искалечить его, только остановить. Но, падая, он ударился головой об очаг. — Она беспомощно подняла руки. Он был мертв. Я не хотела убивать его, во всяком случае, тогда. Но он был мертв.

— Кэти… — Зак обнял ее за плечи.:— Милая, вы не хотели этого делать. Если бы хотели, ударили бы его по голове. Почему же вы не пошли к шерифу? Ведь провели бы расследование, и через несколько дней все было бы позади. Неужели вы думаете, что закон наказал бы вас? Вы же только защитили своего ребенка от сумасшедшего?

— Я так испугалась… — Она плакала навзрыд. — А вдруг меня посадили бы в тюрьму? Даже несколько, дней стали бы слишком тяжелым испытанием для Миранды. У меня нет родственников, которые взяли бы ее. Только Райан, а он такой же сумасшедший, как и его брат.

— Она бы как-нибудь пережила несколько дней, — заметил Зак.

Глаза Кэйт, глубокие и темные, остановились на нем.

— Вы думаете? Вы не знаете, какая она ранимая. Я не могу отдать ее Райану даже на одну ночь. А что было бы, если бы меня обвинили в убийстве? Меня могли посадить в тюрьму или повесить, а Миранда осталась бы под опекой Райана на много лет. Она ни в чем не виновата. За что же ее наказывать? Оказаться под опекой Райана—наказание до конца жизни. Могла ли я рисковать?

— Значит, вы похоронили Джозефа под розами?

Она закрыла глаза и кивнула. Очень многое неожиданно прояснилось для Зака. Все, что случилось в первый день. Яростные попытки Кэйт прогнать Ноузи, рывшего землю в цветнике. Неудержимое желание Ноузи продолжать раскопки. Ужас Кэйт, когда она услышала обвинения Райана и поняла, что может навлечь на себя подозрения горожан. Бледность, покрывшая ее лицо, когда он предложил Райану покопаться у нее в огороде или в розовом саду. Вереница отрывочных воспоминаний. Наконец он понял, почему она с таким нетерпением ждала, когда он поправится и оставит ее дом.

Все из-за этого мертвеца, зарытого во дворе. Умолкнув, Кэйт попыталась вернуться к действительности. Встретив его взгляд, она отвернулась.

— Не надо с таким ужасом смотреть на меня, — тихо сказала она. — Не буду спрашивать, что вы сделаете, я это понимаю. — Она вздрогнула. — Будет лучше, если вы сделаете это.

Он все еще стоял, согнувшись возле нее. Она скрестила на груди руки.

— Идите, Зак. Не беспокойтесь, я не убегу, пока вы приведете шерифа. Мне некуда идти, и у меня нет денег. Лучше уж подождать здесь, чем пытаться убежать с ребенком в разбитой лодке. Я пыталась сделать это несколько раз, вы знаете, но мне удавалось убежать лишь на несколько миль. Однажды я спрятала немного денег, чтобы купить билет на поезд — сейчас у меня их нет, — но Джозеф узнал об этом и телеграфировал в Медфорд, чтобы нас задержали.

— По какому праву? — Зак вспомнил, как, играя в куклы с Мирандой, услышал от нее историю о том, как Сару с мамой кондуктор снял с поезда в Медфорде.

— Почему вы не рассказали шерифу всю правду о Джозефе?

Она подняла руки.

— Я пыталась.

В этих словах слышалась глубокая душевная боль. По ее взгляду Зак понял, какие страдания она сейчас испытывает.

Кэйт уронила руки на колени и переплела пальцы, сжав их так, что ногти впились в ее кожу.

— Джозеф… Он казался таким солидным, благородным. Его здесь все уважали, в том числе и все чиновники. Для них он был обходительным господином, а я казалась им странной. — Ее дыхание прервалось, она облизнула губы. — Он телеграфировал в Медфорд, что я обманула его и собираюсь сбежать с дочерью. Люди решили, что я сумасшедшая и хочу причинить Миранде вред.

Ее голос стал еле слышным, когда она произносила эти слова. Кэйт закрыла глаза, и Зак видел, каких усилий стоит ей взять себя в руки.

Зак хотел что-то сказать, когда что-то привлекло его внимание. Повернувшись и вглядываясь в темноту, он заметил, что Миранда прошмыгнула на кухню. Еле передвигая ногами, он отправился искать ее. Взяв на руки отчаянно сопротивляющуюся девочку, Зак понес ее наверх по ступенькам, нашел спальню и уложил ее в постель.

— Это просто буря, — успокаивал он ее, — не бойся. Она сжалась и дрожала под одеялом.

— Они заберут мою маму за то, что она сделала? Зак понял, что она подслушала их разговор и поняла больше, чем нужно. Ее глаза словно обвиняли его в чем-то, и это терзало душу. Он не знал, что ответить ей, как объяснить, почему он должен поступить именно так. Будто угадав его мысли, она закричала:

— Мама не хотела причинять зла моему папе. Это все камин. Нельзя наказывать людей за то, чего они не хотели сделать!

Зак прочистил горло.

— Мэнди, закон обычно выполняют правильно. Вряд ли твою маму накажут за то, что было лишь несчастным случаем.

— Но они увезут ее, — с упреком промолвила она, — и мама не сможет больше оставаться здесь со мной. Я буду совсем одна!

Зак нагнулся и прижал ее к себе.

— Нет, никогда. Я позабочусь о том, чтобы ты не была одна.

— А дядя Райан? Ты не позволишь ему добраться до меня?

Зак окаменел.

— Ты же обещал, — заплакала она, — ты обещал, ты дал слово!

Да, он обещал, но, кажется, сейчас все идет к том что ему придется нарушить обещание. Миранда под присмотром своего дяди?

Зак не мог примириться с этой мыслью. Но помешать этому? Убит человек. Нельзя же закрыть на это глаза. Если шериф и арестует Кэйт, то всего на несколько дней. На несколько дней. Он был уверен в этом. Сможет ли Блейкли причинить вред ребенку за такое короткое время?

— Я сделаю все, чтобы тебе не пришлось остаться с дядей Райаном, — сказал он Миранде.

— Ты пообещал, — неистово шептала она, — ты пообещал!

— И я всегда стараюсь выполнять свои обещания, — заверил он ее. — Не беспокойся ни о чем, все будет в порядке, Мэнди.

Его слова, казалось, успокоили ее. Она так доверяла ему! Зак смутился. Для Миранды он был героем. Но он вовсе не герой. Самый обыкновенный человек — вот кто он такой. Обыкновенный человек, который должен сделать то, что считает нужным, а это значит, что ему придется сообщить шерифу о смерти Джозефа Блейкли.

Он натянул одеяло на подбородок Миранды и погладил ее по волосам, решив остаться с ней до тех пор, пока она не заснет, сколько бы времени ни прошло. К его удивлению, через несколько минут она крепко заснула.

Он крадучись спустился по лестнице и увидел, что Кэйт все еще сидит на стуле. Лужа грязной воды, стекавшая с ее юбки, стала еще больше, Кэти не отрываясь смотрела на что-то, чего он не мог разглядеть. Она дрожала. Зак не знал, от холода или от страха. Он очень хотел бы что-нибудь сказать ей, но сказать было нечего.

Услышав, как входная дверь тихонько закрылась, Кэйт закрыла глаза. Снаружи по-прежнему бушевала буря. Гнев, поднимаясь в душе Кэйт, усиливал ее страх. Несмотря на все ее усилия, Райан все еще мог дотянуться своими грязными лапами до Миранды.

Столько месяцев она сдерживала слезы, но от этой мысли потеряла контроль над собой. Из горла ее вырвались рыдания, и она не пыталась остановить их. Единственное, что ей сейчас оставалось, так это плакать. Все было напрасно: бесконечное напряжение, неотступный страх разоблачения, воспоминания, мучившие ее день и ночь. Все пошло прахом.

Даже если ее признают невиновной в злом умысле и выпустят на свободу, продержав всего лишь несколько дней, неизвестно, оправится ли Миранда от этого потрясения. Если уж посещение Райана Блейкли выбивало ее из колеи, что же случится, если она попадет под его опеку?

А все Закария Мак-Говерн. Будь он проклят! Она же просила его держаться подальше, но он не послушался. А теперь она бессильна помочь собственному ребенку. Совершенно бессильна.

На полпути в город Зак остановил Дандлера и подставил лицо под струи дождя. Воспоминания, как много воспоминаний! И голоса, звучащие в его мозгу: Миранды, Кэйт, Райана Блейкли. Тоненькая ручонка Миранды с ужасными ожогами. Кем надо быть, чтобы сделать такое? Может ли Райан Блейкли, если ему представится возможность, причинить Миранде такой же вред?

Проклятие! У него нет выбора. В розовом саду Кэйт зарыт покойник. И он не может делать вид, что ничего об этом не знает. У него только один выход, и так на его месте поступил бы любой порядочный человек. Он должен сообщить об этом шерифу. Не его вина, если Миранда попадет под опеку Райана Блейкли. Не его вина, если Кэйт осудят как убийцу. Это не ему решать. На то и судьи, чтобы осуществлять правосудие. Если каждый начнет толковать закон так, как ему нравится, ничего хорошего из этого не выйдет.

«Ты обещал!»

Зак вспомнил то утро, когда увидел, что Миранда играет его ножом. Разве ты не знаешь, что бывает с девочками, которые играют ножами? Боже милосердный! Ведь он почти в точности повторил слова ее отца. Разве ты не знаешь, что случается с девочками, которые играют с огнем? И затем Кэйт. Выражение ее лица в ту ночь, когда он просил Кэйт довериться ему и рассказать о том, что ее так мучает. Она тогда почти решилась на это. В ее глазах он видел желание признаться во всем.

А если бы она призналась? Что бы он тогда делал? Зак не знал. Он помнил только, что их лица освещались вспышками молнии, а ветер разносил их шепот.

Розы, прекрасные розы Кэйт. Все что угодно могло идти к чертям, только не розы. Неудивительно, что она так неустанно следила за землей. Ведь она закопала этого сукина сына недостаточно глубоко. Его могли обнаружить. А цветы? Такой кричащий кроваво-красный цвет. Таких цветов больше нигде на всей ферме не было, и неудивительно, ведь они так хорошо удобрялись.

Эта мысль неожиданно заставила его истерически засмеяться. Вместо того, чтобы удобрять маргаритки, Джозеф Блейкли подкармливал розы. Начав смеяться, Зак уже не мог остановиться. Он сидел под проливным дождем и не сразу понял, что по его щекам струятся слезы.

«Ты обещал, ты дал слово!»

А что, если просто вернуться домой? Притвориться, что вовсе не видел показавшегося из грязи ботинка? Но к чему это приведет? Рано или поздно случится то, что должно случиться. Какой-нибудь проливной дождь все размоет. Или, не дай Бог, все разроет Ноузи. А может, докопается кто-нибудь другой.

Зак прищелкнул языком и натянул поводья. В этом нет никакого смысла. Направившись было к городу, Зак вскоре остановил лошадь. Он посмотрел в ту сторону, где был дом Кэйт. Со дня смерти Джозефа прошло почти семь месяцев. Его труп, наверное, успел уже основательно разложиться. А раз после смерти прошло уже так много времени, простого расследования может оказаться недостаточно для того, чтобы подтвердить показания Кэйт. А если коронер, осмотрев тело Джозефа, не сможет точно определить, обо что он ударился головой: о полено, или о выступ камина? Тогда это дело придется рассматривать в суде. Если же это случится, то Кэйт могут продержать в тюрьме гораздо дольше, чем несколько дней.

Зак закрыл глаза, от страха ему стало тошно. Что станет с девочкой, если она попадет под опеку дяди не на день-другой, а на недели или месяцы?

А может, вернуться и закончить то, что начала Кэйт? Никто не отыщет Джозефа Блейкли, если он закопает этого ублюдка на несколько футов глубже. И если он это сделает, Ноузи не почувствует запаха и не станет рыться в розах. И ни при каком ливне труп уже не покажется из земли. А Райан Блейкли уже поклялся, что будет искать тело в розовом саду. Хорошенькое положение!

При мысли о Райане Блейкли Зак похолодел. Если этот человек направит все свои силы на то, чтобы разыскать тело Джозефа, рано или поздно он своего добьется. И что тогда? Через какое-то время они столкнутся с той же самой проблемой.

Нет, не так. Если у них будет время, они успеют принять меры к тому, чтобы Райан Блейкли ни за что не добился опеки над Мирандой, ни на день, ни даже на минуту. А после этого, даже если Райан и отыщет тело, по крайней мере с ребенком не случится ничего страшного.

Заку оставалось только убедить Кэйт принять его план.

Когда буря наконец затихла, Кэйт все еще сидела перед холодным очагом. Вся дрожа, она превратилась в зрение и слух. Несколько раз за ночь ей казалось, что снаружи доносятся какие-то звуки, но в дверь никто не входил. Она так обессилела от рыданий, что не могла пойти посмотреть, что так шумит. Какая разница? Рано или поздно появится Зак с шерифом. Они еще успеют встретиться. А до их появления она не могла заставить себя что-либо делать, просто сидела здесь. Но почему?.. Заку давно пора вернуться. Так где же он? Неужели нужно так много времени, чтобы привезти сюда представителей закона и пару лопат?

Словно в ответ на эти мысли Кэйт услышала на крыльце тяжелые шаги. Сердце ее сжалось, и она подняла глаза, взмолившись, чтобы Миранда не проснулась. Лучше, чтобы ее при этом не было.

Тяжелые шаги гулко отдавались в доме — сначала в сенях, потом в коридоре, потом на кухне. Услышав, как капает вода, Кэйт поняла, что люди промокли. Она съежилась.

— Кэйт!

Это был усталый голос Зака. Краешком глаза она увидела, что он стоит в дверном проеме. Кэйт с усилием выпрямилась и медленно поднялась со стула. Она была уверена, что увидит за его спиной шерифа. Но Зак был один. Только Зак, герой Миранды, ставший теперь предателем. Нет, она не винила его в этом. Ему пришлось это сделать, и теперь ей было все безразлично.

Он устал и промок до костей. По его кожаной куртке стекала грязь. Шляпа была надвинута на лоб, поля ее обмякли, закрывая глаза и бросая тень на красивое смуглое лицо. Высокий, широкоплечий, он казался таким надежным. Но он был героем только для Миранды, а не для нее.

— Что случилось? — спросила она, заметив, в каком он состоянии. — Вы упали с лошади? Он вытер рот ладонью.

— Да, можно сказать и так. Упал.

Он негромко засмеялся. Кэйт подумала, что это довольно жестоко. Она не видела повода для веселья.

— Вы можете выйти со мной на минуточку? Мне нужно кое-что вам показать. А потом необходимо поговорить. Я не хочу, чтобы Миранда нас услышала.

Может, он и не так жесток. По крайней мере, он все еще думает о Миранде. Кэйт кивнула, решив, что шериф ждет на крыльце.

— Я возьму шаль. — Она указала глазами на свою фланелевую юбку. — Я не догадалась переодеться. Я думала…

— Кэти…

Услышав, как охрип его голос, она посмотрела ему в лицо. Ей помешала тень, и тут она заметила, что лампа потухла. Кухню освещал только свет из окон.

— Вам не нужно идти за шалью и переодеваться, — сказал он ей, — я не поехал к шерифу.

— Не поехали? — Она не сводила с него взгляда. — Но почему?

Он поманил ее пальцем.

— Давайте выйдем, я все вам расскажу.

Казалось, что-то очень обрадовало его. Тем же пальцем он сдвинул шляпу со лба. Она заметила искорки в его глазах. Очень веселые искорки. Когда она подошла к нему, он взял ее за руку и повел прямо на крыльцо. На ступеньках он остановил ее.

— Итак?

«Итак?» Она нахмурилась, не понимая, что это с ним. Затем посмотрела на розы. Словно по волшебству, ботинок Джозефа исчез, и земля в саду, размытая проливным дождем, выглядела так, словно ее никогда не касалась мотыга. Кэйт внимательно всматривалась, пытаясь понять, что же все это значит. Ботинка нет. Не осталось и следа от ее лихорадочных попыток закопать его.

— О Боже… — она повернулась к нему. — Закария, вы…

Он приложил палец к губам.

— Все сделано как надо.

Кэйт не верила ни глазам, ни ушам. Взор ее застилали слезы.

— О, Закария!

Она зажала рот рукой, сдерживая крик. Зак повернулся к ней.

— По-моему, вы думаете, что я сошел с ума, — сказал он, — и, вероятно, так оно и есть. Но дело сделано, и, плохо это или хорошо, я чувствую облегчение. Во всяком случае, это гораздо лучше, чем если бы я поехал за шерифом.

— Не знаю, что и сказать, — заметила она.

Он улыбнулся.

— Может быть, спасибо?

— О, Закария, — она провела рукой по щеке, — миллионы благодарностей не могли бы… — Она прикусила губу. Так глупо плакать от радости и облегчения.

— Кажется, я опять ваша должница. Его карие глаза потеплели.

— На этот раз нет. — Он потер подбородок. — На этот раз, Кэти, я потребую от вас кое-что взамен за свою услугу.

— Вот как? — Ее сердце сжалось от недобрых предчувствий.

И чего же вы потребуете?

— Миранду. Я хочу ее удочерить.

— Миранду? — недоуменно повторила она. Это было совсем не то, чего она ожидала. — Вы хотите удочерить Миранду?

— Да, я хочу этого всей душой. — Он провел пальцем по ее щеке. Она не ошиблась: такие пальцы идеально вытирают слезы. — Если она будет моей по закону, Райан никогда не сможет добиться опеки над ней. Подумайте об этом.

Она смотрела на него, не понимая. В голове Кэйт эхом отдавались его слова, но смысл их не доходил до нее.

— С ней будет все в порядке, Кэйт. Что бы ни произошло, она будет Мак-Говерн, а не Блейкли. А если что-то случится со мной, так у меня есть три брата, они всегда позаботятся о ней. Понимаю, вам это не очень-то по душе, учитывая ваш опыт с Джозефом, да и вообще. Знаю, что я не так уж привлекателен, но согласитесь, что все же лучше Райана.

— Это ультиматум? — упав духом, спросила она. — Если я не соглашусь, вы поедете к шерифу?

Он вздохнул и покачал головой.

— Да нет же! Что вы, в самом деле. — Он негромко засмеялся и оперся на перила крыльца. Окинув взглядом результаты своей работы в розовом саду, Зак сказал:

— Нет, Кэти, я никогда не скажу об этом ни одной живой душе. Обещаю вам.

— Тогда зачем удочерение? — с тревогой спросила она.

Когда он повернулся к ней, луч света скользнул по его изуродованной щеке.

— Из-за Райана. Теперь можно не опасаться дождя и Ноузи, но Райан не остановится. Ни за что на свете. Если он будет упорно искать тело, он в конце концов может найти его. А когда это произойдет, мы опять окажемся в том же положении, что и теперь, и Миранда попадет под его опеку, пока будет разбираться ваше дело. Кто знает, что случится с ней за это время.

Кэйт знала, что он прав, но Боже, отказаться от своего ребенка? Миранда — единственный смысл ее жизни.

— Вы хотите забрать ее у меня?

— Нет. Если только вы не будете настаивать.

— Но если вы ее удочерите, как же еще… — Она умолкла и взглянула на него, внезапно поняв, что он имеет в виду. Ее охватила паника. — Нет, — прошептала она, — это совершенно невозможно.

— Но почему же нет? — мягко спросил он. — Дайте мне возможность…

— Я не хочу больше выходить замуж, — она отступила назад, — ни за вас, ни за кого другого.

— Но я не Джозеф, Кэти. Она махнула рукой.

— Вы не понимаете.

— Да нет, я прекрасно понимаю. Вы обожглись на молоке, теперь дуете на воду. Это же ясно, но со временем это пройдет.

Она покачала головой.

— Нет, никогда. Брак для меня исключен.

— Или вступайте в брак, или откажитесь от дочери. Решайте. Так или иначе, вы потеряете ее: если проявите благоразумие, отдадите Миранду мне, если не проявите, она окажется у Райана. Мне кажется, другого выхода нет.

— Как вы смеете?

— Смею… что?

— Пытаться принудить меня к браку, шантажируя меня моей дочерью!

Он вздохнул.

— Вот как вы это воспринимаете? — Помолчав, он невесело засмеялся. — Честно говоря, я отношусь к этому совсем иначе. По-моему, эта затея с удочерением имеет свои плюсы: в придачу я получу вас. Но все-таки это было не главным. — Он бросил на нее быстрый взгляд. — Я хотел защитить ее. Если только найдется какой-нибудь иной способ, кроме брака, я с радостью приму его.

— Я должна лишиться своего ребенка! — яростно закричала она.

— Вовсе нет. Я просто пытаюсь спасти положение. Если вам ненавистен брак, давайте просто подпишем бумаги у судьи. Я позволю вам видеться в любое время.

— Это моя дочь, а не ваша! — Кэйт всплеснула руками. — Я не хочу терять ее, не хочу!

— Но это случится, если Райан найдет тело, — возразил он.

Кэйт вздрогнула. Его слова как током ударили ее. Нельзя было не признать его правоты. Но позволить ему удочерить Миранду? Кэйт лихорадочно обдумывала, как избежать этого. Например, поехать к юристу и объявить Закарию законным опекуном Миранды в случае своей смерти или недееспособности. Но ей тут же пришлось отказаться от этой мысли. Джозефу удалось выставить Кэйт перед всеми горожанами в очень невыгодном свете. Он повсюду болтал, что она плохая мать и что характер ее оставляет желать лучшего. Стараясь отвести подозрения от себя, он внушил всем, что внезапные смены настроения Кэйт опасны для Миранды, а возможно, и для окружающих. Все это помогло бы Райану доказать, что Кэйт не в своем уме, а значит, не имеет права выбирать опекуна для своей дочери.

Кэйт испытывала мучительную внутреннюю борьбу. Хочется ей того или нет, она вынуждена признать, что Зак прав. Если она выйдет за него замуж и он удочерит Миранду, то он будет иметь неотчуждаемые права на жену и ребенка. Законные права, которые не сможет оспорить ни Райан, ни кто другой.

— Я так люблю ее, — прошептала она в изнеможении.

— Знаю.

— Я не могу лишиться ее.

— Я предлагаю вам другой выход.

— Брак? — Она усмехнулась. — Для меня это не выход. Это совершенно невозможно.

Положив руки на перила, он посмотрел на свои ладони.

— Простите, Кэйт. А мне это показалось такой замечательной мыслью. Боюсь, я просто не подумал, вернее, не подумал о том, как вы это воспримете. Жениться на вас, удочерить Миранду… Это дало бы мне такое счастье, дюжина рождественских праздников в один день.

Он выпрямился и устало вздохнул. Окинув долгим взором розовый сад, он водрузил на голову шляпу и поднял воротник куртки.

— Ну ладно… — Он повернулся к ней. — Ночь была длинной, и я совершенно разбит. Поеду-ка я домой. Я запер Ноузи в доме. Нужно его выпустить. Помните, что я обещал держать рот на замке? Можете положиться на меня. Если бы я знал, что случится, ни за что не приехал бы этой ночью.

Он отвел глаза.

— Я обидела вас, — сказала она. —Я не хотела оскорбить вас, когда говорила, что брак для меня невозможен. Это не связано с вами.

Он положил ей руку на плечо.

— Если я вам понадоблюсь, вы знаете, как меня найти.

Кэйт видела, как он спустился с крыльца, перепрыгнув ступеньки в два прыжка. Очутившись во дворе, он ускорил шаг. Он — единственная надежда Миранды, а она позволяет ему уйти. Конечно, рискованно доверить ему дочь, но, как заметил Зак, он все же гораздо лучше, чем Райан.

— Подождите! — закричала она.

Он остановился и молча сдвинул шляпу на затылок. Лицо его было бесстрастным.

— М-может быть, обсудим это?

Зак медленно подошел к крыльцу. Расставив ноги и подбоченившись, он сказал:

— Простите, я думал, что мы уже обо всем поговорили.

В его голосе Кэйт послышался сарказм.

— Для меня не так-то просто решиться на новый брак.

— Значит, не нужно этого делать.

Она отвернулась.

— Но что же тогда? Отдать дочь я не могу. Но вы совершенно правы: она ни в коем случае не должна достаться Райану.

— Значит, вы согласны? — спросил он улыбаясь. Кэйт судорожно вздохнула.

— А что, если мы подпишем бумаги об удочерении, так, как вы сказали, только она останется здесь.

Закария начал ковырять грязь каблуком своего сапога.

— Ну что ж, это мысль. Боюсь только, что Райан сможет оспорить законность этого решения, если я не буду реально заботиться о девочке. А если она будет жить в моем доме и ей будет там хорошо, судья еще подумает, стоит ли отменять удочерение.

Она прикусила губу.

— А что, если вы удочерите ее, а я стану вашей экономкой. Этот парень, Чинг Ли, он ведь может заняться чем-либо другим, правда?

Уголки его губ слегка приподнялись.

— Допустим, так и будет. Но ведь тогда Райан — поднимет страшный скандал. Мы с вами живем вместе, не заключив брака? Все благочестивые обитатели Роуз-берга будут кидать в нас камнями, едва мы покажемся в городе.

Она всплеснула руками.

— Должен же быть какой-то другой выход, кроме брака!

— Брак — самое простое решение.

— Но я не хочу выходить замуж. Я хочу независимости.

— А вы потеряете независимость, сменив фамилию?

— Но ведь речь идет не только о смене фамилии.

— Мы говорим об обручальном кольце, а не о цепи каторжника.

— Мы говорим о чем-то большем, чем кольцо! — воскликнула она.

Теперь наступила его очередь воздевать руки к небу.

— Что же это, кроме общей спальни? Черт возьми, тогда уж вам не придется так много работать и наскребать эти несчастные гроши, чтобы одеть дочь. Или шарахаться по дому впотьмах, из страха израсходовать слишком много керосина. Об этом мы говорим, Кэйт?

Она не могла произнести ни звука.

Он подошел поближе.

— Давайте посмотрим правде в глаза. Если я удочерю Миранду, а потом окажусь подлецом, чего вы и опасаетесь, вам все равно никуда от меня не деться. Ваша независимость вас не спасет. — Он наклонился к ней. — Я смогу шантажировать вас Мирандой и добьюсь от вас всего, чего захочу. Так, черт возьми, какая разница, заключать брак или нет?

Она прижала пальцы к вискам.

— Кажется, никакой. — Устремив на него испуганный взгляд, она спросила:

—Неужели вам совсем безразлично, что я чувствую?

Он стоял, опираясь на одну ногу и согнув колено другой. Внимательно посмотрев на нее, он ответил:

— Я надеюсь изменить это. Если б я не думал, что могу сделать вас счастливой, тогда другое дело, но думаю, что смогу, если вы дадите мне шанс.

Кэйт сомневалась, что это когда-нибудь заинтересует ее.

— Где мы будем жить? На вашей ферме? Он посмотрел через плечо.

— Только не рядом с Джозефом, закопанным во дворе. Придется остаться здесь, чтобы заставить Райана держаться подальше. Он сжал губы и вздохнул.

— Я хотел вообще убрать тело. Первым моим побуждением было закопать его где-нибудь в лесу. — Он замолчал, задумчиво обводя взглядом долину. — Но люди селятся здесь так, что я мог бы случайно попасть на участок, который какой-нибудь фермер вскоре отведет под расчистку. Если кто-нибудь начнет рыть колодец или корчевать деревья там, где закопано тело… — Он замолчал и перевел дух. — Потом я хотел перенести его на свою ферму, но затем передумал по двум причинам. Одна из них та, что в розовом саду Райан едва ли будет искать тело, другая, что меня привлекут как сообщника, если тело когда-нибудь найдут в другом месте.

— Я и не ждала, что вы пойдете на такой риск.

— В данном случае я рисковал бы не собой, а Мирандой. Если бы на меня пало подозрение, мы оба очутились бы в тюрьме, и о ней снова некому было бы позаботиться. Лучше оставим все на своих местах, и будем надеяться, что нам удастся отвадить Райана.

— А если, — она всплеснула руками, — а если нет? Что, если он найдет Джозефа и выдаст меня?

— Тогда вас отправят в тюрьму, а мы с Мэнди будем ждать, когда вы вернетесь домой. Вас не осудят, Кэйт. Вы же убили человека непреднамеренно.

— Но я много раз мечтала об этом.

— Нельзя совершить убийство мысленно. Ни один суд во всем мире не вынесет вам за это обвинительный приговор.

Она закрыла глаза.

— В мыслях я убивала его тысячу раз. По Библии, мысль такой же грех, как и деяние.

— Дерьмо!

— Но там сказано…

— Неважно, как и что там сказано. Нельзя все понимать так буквально. Тогда следовало бы повесить три четверти человечества. Почти каждого посещают кровожадные мысли. А у вас причин для них было более чем достаточно.

Она сжала кулаки.

— У меня не было выбора, когда я выходила замуж за Джозефа.

— Я догадывался. Вы слишком умны, чтобы так опрометчиво выбрать мужа.

Его слова удивили Кэйт. Впервые за долгие годы мужчина считал, что у нее есть мозги.

— Дядя устроил мой брак незадолго до своей смерти из самых лучших побуждений. Я поклялась, что больше никто и никогда не заставит меня вступить в брак.

Он потер рукой подбородок.

— Придется мне принять всю ответственность на себя.

Она посмотрела на него, не понимая, что он имеет в виду, и увидела в его глазах изумление и нежность.

— По правде говоря, я попытаюсь заполучить вас любым путем. И едва ли стану чувствовать себя виноватым, поскольку уверен, что для вас это самое лучшее.

Для нее это самое лучшее… Сколько раз Джозеф повторял то же самое? Кэйт надеялась провести остаток дней, самостоятельно решая, что для нее самое лучшее.

— Ну, а физический аспект брака? — мягко спросил он. — Джозеф был… ничего? — Он отвел взгляд. — Или и в постели он был так же мерзок?

Мерзок? В мозгу Кэйт промелькнули воспоминания: темнота, прерывистое дыхание Джозефа. Надеясь, что Зак не заметит, как подействовал на нее этот вопрос, она обогнала эти фантомы. Если Зак догадается, как мерзок бывал Джозеф, он может заставить ее рассказать все подробно. Кэйт не могла и подумать об этом. Есть такие ужасные вещи, о которых не то что говорить, даже думать противно.

Решив солгать, она пыталась говорить спокойным голосом:

— Нет, как правило, он не был мерзким. В постели нет. — Ну что ж, в какой-то степени это была правда. Кэйт избегала взгляда Зака, боясь, чтобы он не догадался обо всем.

— Физический аспект был не самым главным. Закария, казалось, испытал облегчение.

— Ну хорошо, — на его лице появилась усмешка, от которой Кэйт всегда становилось не по себе, —хоть что-то он делал нормально. Признаюсь, меня больше всего беспокоило, вдруг что-нибудь… — Он запнулся и пожал плечами. Опустив воротник, он посмотрел на восходящее солнце.

— Ну и погодка. Будет чертовски жарко.

— Сейчас июль.

Он посмотрел на солнце и прищурился.

— Да, июль. Кажется, нас ждет такая жара, что хоть яйца запекай, и мы все будем мечтать о дожде.

Кэйт почувствовала себя слегка задетой. Как он может болтать о погоде в такую минуту? Ведь сейчас решается ее судьба. Мысли ее обратились к спящей наверху Миранде. Кэйт вообразила, какая радость будет на ее лице, когда она узнает новость. По крайней мере, ее ребенок будет счастлив. Дай-то Бог! Ведь не исключено, что, как только рыбка окажется в сетях, Закария Мак-Говерн покажет себя с совершенно иной стороны.

— К-когда мы это сделаем? — спросила она дрожащим голосом.

Все еще держа руку на подбородке, он, казалось, опешил от этого вопроса. Помедлив, он сказал:

— Когда сочтем нужным. Почему бы нам не сделать этого прямо сегодня?

Кэйт замерла.

— Если уж это так нужно, давайте поскорее с этим разделаемся.

Он все еще стоял неподвижно, держась рукой за подбородок и не сводя с нее взора.

Она почувствовала раздражение: пару минут назад он, казалось, сгорал от нетерпения.

— А наши свидетели?

— Свидетели? — Странное выражение промелькнуло в его глазах, затем он прочистил горло и тихо засмеялся. — Свидетели… — он повторил это слово торжественно и отчетливо: — Конечно, свидетели. Не знаю, о чем только я думал. — Он потер переносицу. — А что, если Маркус и Чинг Ли? Я заеду за ними, и днем они будут готовы.

— Сегодня днем? — спросила она. Он снял куртку и вытер пот со лба.

— Вы сами говорите, что лучше поскорее. Я не успокоюсь, пока не будут подписаны бумаги об удочерении.

Кэйт хотела вздохнуть, но почему-то никак не могла. Мужчины. Никогда она их не понимала. В одну минуту забыть все, что было раньше. И вот теперь он хочет сегодня днем жениться. Ей это было ненавистно. Чувствовать себя шариком, бегающим туда-сюда по чьему-то капризу.

— Я буду готова.

Он накинул куртку на плечо.

— Может, лучше нам вместе сказать обо всем Миранде?

— Нет, думаю, будет лучше, если я скажу ей об этом сама.

Явно не желая уходить, он поставил ногу на нижнюю ступеньку.

— Я знаю, вы не в восторге от всего этого. Это было мягко сказано.

Он задрал голову и посмотрел вверх:

— Крышу нужно починить.

Сначала погода, теперь вот крыша. Кэйт чувствовала, как в ней закипает раздражение.

— Да, еще один такой дождь, и она станет как решето.

Он ударил каблуком по ступеньке.

— И крыльцо тоже не в лучшем виде.

— Да.

Его взгляд устремился на нее.

— Так же, как вся ваша жизнь, Кэти. Ответа не последовало.

— Нужно все чинить, — хрипло сказал он. И с этими словами пошел прочь.

ГЛАВА 15

Для Кэйт в этот день время летело с немыслимой быстротой. Поездка в Роузберг, визит к судье, короткая свадебная церемония, подписание документов. Один из них навек связал ее с Закарией Мак-Говерном, другой дал ему родительские права на ее дочь. Часы и события мелькали как вихрь.

Зато на размышления времени не было, и Кэйт возблагодарила за это судьбу. Ее жизнь смутно обозначалась впереди, вновь неопределенная, не зависящая от нее. Опять кто-то другой брал на себя ответственность за нее.

Как и ожидала Кэйт, Миранда отнеслась к происходящему с полным одобрением. Она была так взволнована перспективой участия в свадебной церемонии и своим предстоящим удочерением, что утратила даже свою обычную застенчивость и как ни в чем не бывало шагала вместе с Чингом Ли и Маркусом, направляясь в город. Уже одно это было замечательно. Судя по всему, девочка видела в Закарии надежную опору, избавление от любых страхов.

Мистер Зак собирался стать ее папой! Весь этот день она без устали повторяла это, доведя Кэйт почти до безумия. Наконец Зак прекратил это, сообщив девочке, что он не собирается сделать это, а действительно уже стал ее папой.

Судя по своему нервному напряжению, Кэйт поняла, что ей, пожалуй, было куда удобнее, пока они собирались, чем теперь, когда все свершилось. Вечером она осталась в доме с ребенком и новым мужем. Реальность всего происходящего предстала перед ней с. неотразимой определенностью. Она стала миссис Закария Мак-Говерн, и этого нельзя было изменить. Маленькое золотое колечко, которое он выбрал для нее у ювелира и сам надел на ее палец, постоянно напоминало ей об этом. Воспоминание о колечке, надетом на ее палец Джозефом, еще не ушло, но теперь она носила другое кольцо.

Золотое кольцо — символ вечной связи.

Она настойчиво гнала от себя все, что было связано с прошлым. Если она сохранит свойственную ей твердость духа, может быть, удастся взглянуть на прошлое по-другому. После того, как она почти месяц выхаживала Закарию, она привыкла к тому, что он постоянно находится в ее доме. Теперь он опять будет с ней. Так что ничего и не изменится, кроме того, что теперь он занимает в ее доме совсем другое место: широкоплечий, сильный, с умными глазами орехового цвета, от взгляда которых невозможно укрыться. Они сидели за столом, накрытым для ужина, и, пока она хлопотала на кухне, он читал вслух ей и Миранде сообщения из последнего номера портлендской газеты «Морнинг Орегониен». Кэйт нравилось его слушать, и он, как она подозревала, догадывался об этом. Она пыталась не замечать тех искорок, которые мелькали в его взгляде, когда он отрывался от газеты и смотрел на нее поверх страницы. Он засветил две лампы, что казалось Кэйт совершенно напрасным. Вечерние тени в доме временами вселяли тревогу, но вместе с тем были такими успокаивающими. В кухне, освещенной как днем, Зак отчетливо видел, как Кэйт краснела от его слов, а это случалось часто.

Мужчины! Она догадывалась о том, что он предвкушает. Часы шли, время близилось к ночи, и это была, хотела она того или нет, их первая брачная ночь. Не то чтобы она считала это таким уж важным: куда больше ее взволновала бы его злость или внезапная ссора. Теперь же, как она представляла, все пройдет гладко: торопливое соединение в темноте, недолгое тяжелое дыхание, и все закончится.

Должно быть, мужчинам это нравится… Джозеф почти не докучал ей, разве лишь раз в несколько месяцев, но она ясно помнила те случаи, когда он выражал полное удовлетворение, после того как заканчивал.

Вымыв и вытерев последнюю тарелку, Кэйт обратилась к Миранде. Та сидела на коленях у Зака и делала вид, что читает газету, так ловко, словно и вправду умела читать.

— Пора, мисс! Маленьким девочкам время спать!

Зак бросил на нее внимательный взгляд, Кэйт смутилась. Как бы она хотела, чтобы в его глазах не было этих мерцающих искорок. Она чувствовала себя блюдом, предназначенным на десерт. Поставив последнюю тарелку на полку, она вытерла руки и повесила полотенце.

— Я не хочу в постель! — воскликнула Миранда. — Это ведь особенный день. Я могу посидеть еще!

Зак шутливо парировал:

— Надо в постельку! И мама устала, и я. Особенный это день или нет, но солнце утром не опоздает взойти!

Миранда с вытянувшимся лицом соскользнула с его колен. Кэйт взяла ее за руку и бросила на мужа многозначительный взгляд.

— Я думаю, мне тоже пора прилечь. Ты погасишь лампы, когда пойдешь наверх?

— Конечно! — Он оглядел ее с головы до ног, и этот медленный оценивающий взгляд заставил ее затрепетать.

— Я еще немного почитаю, так что у тебя будет время.

Хотя он этого и не высказал, Кэйт знала: он хочет, чтобы она подготовилась для встречи с ним. Она надеялась, что он не задержится здесь слишком долго. Проведя накануне бессонную ночь, она была вымотана до предела. Если уж ей придется исполнять супружеские обязанности этой ночью, то хорошо бы завершить все поскорее, а потом наконец заснуть.

Ноузи, виляя хвостом, последовал за Мирандой. Наверху он прилег на коврик, делая вид, что собирается остаться здесь на ночь, но одурачить Кэйт ему не удалось. Она подтолкнула девочку к тазику для умывания, надела на нее ночную рубашку и уложила в постель.

— А сказку? Я хочу сказку.

Кэйт вздохнула. Ничто не шло ей нынче на ум, но она решила что-нибудь придумать. Уложив девочку, она присела на край кровати и попыталась что-нибудь вспомнить.

— Я хочу послушать про маленькую девочку, которая волшебной силой сделала себе нового папу! — заказала Миранда со счастливым выражением на лице.

Кэйт с трудом сдержала стон. Но, зная, что это неизбежно, начала рассказывать историю, смущавшую ее тем, что она так походила на ее собственную. Когда она закончила, Миранда с удовлетворением улыбнулась и закрыла глаза с мечтательным выражением. «Счастливый конец», — подумала Кэйт. Только это еще не было концом для нее самой.

Пытаясь не думать о предстоящем, Кэйт поднялась и прикрутила огонь в лампе. Картины прошлого нахлынули на нее. Но она отогнала их, стараясь сохранять спокойствие. Быстрое, безрадостное соединение — вот все, что ее ожидало. Если она закроет глаза, то не ощутит никакой разницы в сравнении с тем, что делал Джозеф.

Вытерев об юбку вспотевшие ладони, Кэйт сказала:

— Спокойной ночи, Миранда.

— Споконочи, ма.

Кэйт глубоко вздохнула. Она должна пойти в свою комнату, надеть ночную рубашку и ждать Закарию возле комода точно так же, как это бывало перед приходом ее первого мужа. Он поднимется, сделает свое дело и отправится спать. Она сомневалась даже в том, поговорят ли они. Нет, нечего бояться и, уж конечно, нечего стыдиться. Она как-то забыла об искорках, мерцавших в его глазах.

Зак снял обувь: поднимаясь по лестнице, он вздрагивал всякий раз, когда ступени поскрипывали под его шагами. Хорошо бы не разбудить Миранду. Как сильно он ни любил эту маленькую шалунишку, этой ночью у него была своя цель, и достижению ее, отнюдь не способствовала необходимость заглянуть в детскую спаленку.

Его ждала Кэйт. При мысли о ней сердцебиение его участилось, тело напряглось, дыхание стало прерывистым. Если и дальше так пойдет, он выпустит весь пар, не выйдя из ворот. Она заслуживает лучшего!

Поднявшись наверх, он остановился перед ее дверью, Зак знал, что это ее дверь, потому что комната Миранды была над столовой, и он видел свет, пробивающийся через щели. Кэйт была там и ждала его.

Ему представилось ее нагое тело. Он тут же прогнал это искушение, решив, что Кэйт — женщина не того сорта. Скромный халатик более соответствует ее вкусу. Белый муслин, вероятно. Без рукавов, с открытой шеей и маленькие розовые бантики, которыми женщины любят украшать себя спереди.

Предвкушение переполняло его, и он почувствовал, что руки его задрожали. «Эй-эй, парень!»

Она была леди милостию Божией, от кончиков пальцев до макушки. Если он бросится на нее, как пчела на мед, это взволнует ее, но, весьма вероятно, он уронит себя в ее глазах. Зак прислонился к стене и попытался припомнить спортивные новости, о которых читал в газете. Но его мозг не включался. Сейчас он мог думать только о Кэйт. Возбуждение, которым он был охвачен, подавляло все остальное.

Он полагал, что у большинства мужчин в нервую брачную ночь возникают те же проблемы: чертовски возбуждены и истомлены ожиданием. Но эти истины не принесли ему облегчения. Он хотел одного: сделать все как можно лучше для Кэйт. Достигнуть ради нее совершенства, если он только сможет. Если бы ему удалось сделать прекрасной эту сторону супружеской жизни, может, ей не так трудно было бы примириться со всем остальным. Он не питал иллюзий: Кэйт не испытала счастья оттого, что стала его женой.

Уходя из кухни, она казалась не взволнованной, а, пожалуй, только покорной. Зак улыбнулся. Он не станет спешить. Дайте ему хоть месяц сроку, и ощутимый недостаток интереса к нему канет в прошлое. Мало-помалу она начнет понимать, насколько лучше стала ее жизнь с тех пор, как она вышла за него замуж. Меньше труда, больше домашнего уюта, красивее одежда и всегда рядом кто-то, способный защитить ее от сукиных детей вроде Райана Блейкли.

Свет, проникавший из-под двери ее комнаты, вдруг померк. Зак оторвался от стены, охваченный разочарованием. Она погасила лампу. Он-то надеялся, что она оставит ее зажженной. Он тотчас понял, что неразумно было ожидать от нее этого. Она не так искушена в этих делах, как могло показаться. Он ведь даже ни разу не поцеловал ее! Отсутствие близости с мужчиной делало ее нервной и настороженной. Любая женщина на ее месте вела бы себя точно так же.

Он несколько раз глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. Все прекрасно! Им вовсе йе нужен свет. Чего стоит мужчина, если он не сможет сделать свое дело, преодолев небольшое сопротивление? Повернув дверную ручку, он медленно вошел в комнату.

В полусвете лампы с прикрученным фитилем он увидел Кэйт, стоящую у комода. Слово «скромный» не сказало бы ничего об ее халате. От подбородка до кончиков пальцев ног она была закрыта, укутана в белый муслин. Рукава скрывали не только плечи, но и кисти рук. Боже, сколько белого муслина! Ее волосы спускались на спину темными прядями. Он закрыл дверь, но она даже не обернулась, услышав, как щелкнул замок. А вдруг она даже в эту ночь не захочет пренебречь обычными вечерними ритуалами? Возможно, она расчесывает волосы щеткой? Он медленно подошел к ней сзади и обнял ее плечи. Когда его пальцы обхватили ее руки, он был почти уверен, что они напрягутся, но она не ответила на его прикосновение. Он прижался лицом к ее волосам и вдохнул. Боже, какой изумительный запах! Такой свежий, насыщенный целительной силой, ничего общего с запахом тех продажных девок, с которыми он вынужден был спать все эти годы.

Розы и корица, ваниль и хмель. От одного сочетания этих запахов у любого мужчины потекут слюнки. Он вдыхал запах ее шеи: опуститься ниже ему мешал высокий воротничок ее халата, чистого, свежайшего, только что из стирки. Он улыбнулся и закрыл глаза.

— Могу я помочь тебе?

— Помочь? В чем?

— Расчесать твои волосы.

— Я уже все закончила.

Она слегка подвинулась вперед и оперлась локтями о край комода. Залитая лунным светом, в этом белом муслине она была похожа на ребенка. Шелк блестел в полутьме, и фигура Кэйт казалась прозрачной.

Она прижалась к нему, и это напомнило ему о таинственных изгибах ее тела, которые он угадывал под одеждой. Все в нем отозвалось на это. Неясный стон вырвался у него.

Бриджи сдерживали его, и он был рад этому. Теперь он знал, откуда пошло выражение «держи штаны надетыми». Заку хотелось, чтобы над всем в эту ночь возобладала нежность.

Его губы прикоснулись к ее бархатистой шее. Боже, как это было прекрасно. Кончиками пальцев он провел по ее рукам от локтей, которыми она опиралась на комод, до открытых ладоней. Ее изящество возбуждало и волновало Зака. Он никогда еще не касался столь изящной женщины. Он чувствовал губами холодок ее кожи и ловил аромат ее дыхания. Слегка прикусив губами мочку ее уха, он почувствовал, как она вздрогнула. Представив себе, как он коснется губами ее груди и возьмет в рот сосок, Зак почувствовал, что ему стало трудно дышать.

Он тронул языком ее кожу под воротником. Боже, как хотелось ему ощутить на вкус каждый дюйм ее тела: она издала сдавленный звук и, поймав руки, ласкающие ее плечи, притянула их к себе. Он не знал, что это значит. Испугалась ли она чего-то?

— Кэти, если мы еще немного помедлим… — А мог ли он ждать еще? Его тело восставало против этого. — Я не хочу торопить тебя… забудем о словах и подписях на бумагах. Если тебе нужно время, только скажи мне. То, что мы женаты, вовсе не значит, что мы не можем потерпеть. Делай, как тебе лучше и легче. Это все, чего я хочу!..

Пока он говорил, она чувствовала его дыхание на своей коже. Ее вдруг слегка передернуло.

— Нет необходимости ждать… — ответила она дрожащим голосом. — Я просто хочу, чтобы мы поскорее покончили с этим, вот и все…

Ей не пришлось повторять это дважды. Повернув Кэти к себе, Зак подхватил ее на руки. Она слабо вскрикнула. Ее голова запрокинулась, и он прижался губами к ямке под ее подбородком, где бился пульс. Он наслаждался ее трепетом. Он словно пронизывал все его существо, и Зак застонал.

Он донес ее до кровати в одно мгновение. Уложив ее на постель, он коснулся пуговиц на ее халате. Пуговицы, а не бантики. Две дюжины, не меньше. Такие причудливые, которые так любят женщины. Они способны довести мужчину до безумия! Они идут от пояса до самого воротника. Первым делом надо завтра же взять каталог фирмы «Монтгомери Уорд» и заказать несколько подходящих халатиков. Или, может быть, описать подробно то, что им нужно. Она ведь, слава Богу, не монахиня!

Расстегивая пуговицы, Зак целовал каждый открывающийся участок шелковистого тела. Когда он добрался до груди, она вдруг запротестовала и схватила его за волосы.

— Что ты делаешь? — спросила она в панике.

Зака словно окатили ледяной водой. Он отпрянул, уловив замешательство и смятение в ее голосе. В мягком свете луны он увидел в ее огромных глазах выражение тревоги.

— Как, что я делаю? — хрипло спросил он.

До этого мгновения он был уверен, что занимается любовью с опытной женщиной. Теперь он в этом сомневался. Она казалась такой потрясенной, словно была девственницей. Лицо ее побледнело, сквозь приоткрытые губы вырывалось прерывистое дыхание, она сжимала распахнувшийся на груди халат. Зак понял, что ему будет непросто разжать ее пальцы. Он почувствовал, что должен что-то сказать, но в голову пришла лишь обычная банальность.

— Я хочу заняться с тобой любовью… Она сдавленно проговорила:

— По-почему ты не можешь сделать это обычным способом?

— Обычным способом? — Он положил ладонь на ее руку и, убедившись, что ее пальцы по-прежнему конвульсивно стискивают полы халата, спросил:

— Какой же это способ, Кэти?

— У-у к-комода.

Он бросил через плечо взгляд на еле различимый в темноте комод. На этом комоде не было всевозможных бутылочек, баночек и других женских аксессуаров, но и свободное пространство наверху не казалось подходящим для того, о чем подумал Зак. Да он, зная ее, и не поверил бы, что она именно это имела в виду. После десяти лет супружества перемена места или привычной позы еще могли бы вызвать нервозность… Но сейчас, когда они впервые наедине?

Он ласково гладил ее стиснутые пальцы, но она не разжимала их.

— Уверяю тебя, Кэти, мы сделаем все, как тебе хочется, — мягко сказал он и поцеловал побелевшие суставы ее пальцев. — Но сначала ведь надо снять это халатик…

Она только плотнее запахнулась и вцепилась в халат другой рукой.

— Это совершенно не нужно. Ты мог бы просто поднять подол сзади. Джозеф всегда так делал.

«Сзади?» Зак вспомнил вдруг, как она прижалась к нему ягодицами, когда они стояли у комода, и его охватила тревога. Он вгляделся в ее напряженное лицо.

— Кэти, как Джозеф обладал тобой? Она облизнула нижнюю губу.

— Ну, он… — Она отвела от него взгляд. — Он так и делал…

— Как? — осторожно спросил он. — Сзади? А ты стояла перед ним?

— Вроде того.

— Вроде чего?

Даже при свете луны он увидел, как лицо ее залилось краской.

— Ну, я стояла перед ним. Нагнувшись…

— И тебе нравился этот способ? — Зак крепче сжал ее руки.

— Нравился?

По ее тону Зак понял, что ее ощущения никого не интересовали. Он содрогнулся от страшного подозрения.

— Скажи мне: Джозеф… — Он запнулся, чувствуя неловкость. Ну каково мужчине задавать такие вопросы? — Он целовал тебя, ласкал при этом?

Она изумилась.

— Конечно нет!

— Конечно нет? — как эхо повторил он.

— Он всегда был благовоспитанным.

«Благовоспитанным? Как, черт побери, мужчина может заниматься любовью с женщиной и быть при этом благовоспитанным?» Зак видел, что его вопросы поражают Кэйт, но все же опять спросил:

— Милая, он никогда не пытался сделать это приятным для тебя?

Она, казалась, хотела как можно глубже зарыться в перину.

— Я никогда не позволю снять с себя халат! — заявила она дрожащим голосом.

Зак понял, что необходимо уступить. Он улыбнулся, желая ободрить ее.

— Хорошо, пусть будет так, как ты сказала. Халат мне не помешает.

Это не слишком удивило ее.

Он сел и расстегнул рубашку. Она настороженно наблюдала за ним.

— Успокойся, Кэти.

— Ч-что ты собираешься делать? — спросила она выжидательным тоном.

— Снимаю рубашку. — Повесив ее на спинку кровати, Зак нагнулся, чтобы развязать ботинки. Потом стянул носки. Когда он стал стаскивать брюки, потрясенная Кэти отодвинулась на край кровати.

— Ты раздеваешься! — укоризненно воскликнула она.

Он все понял. Его руки застыли, придерживая бриджи.

— Джозеф этого не делал?

Ему ответили ее глаза, изумленные и встревоженные. «Конечно, Джозеф не раздевался, — догадался Зак. — Да разве обнаженный человек способен сохранять благовоспитанность?» Решив, что полная экипировка более соответствует этому случаю, он подтянул брюки и, опираясь коленом о постель, пододвинулся к ней. Она отшатнулась.

— Кэти, не бойся!

— Кэйт, а не Кэти. И что это за глупости ты говоришь, будто я испугана?! Я взрослая женщина, у меня есть ребенок. Но если ты воображаешь, что я разденусь догола, значит, мы относимся к этому по-разному.

Зак уже и так понял, что они относятся к этому по-разному. Опираясь на руки, он придвинулся к ней и коснулся губами ее щеки.

— Я ведь сказал тебе, что ты можешь не снимать халат. Если хочешь, я могу не снимать брюки.

Говоря это, он накрыл своими губами ее губы. Ее дыхание несло в себе аромат медвяных цветов. Он погладил ее волосы.

— Ах, Кэти, — прошептал он, — моя чудесная девочка Кэти… Не будь такой нервной.

— Я совсем не нервничаю!

Когда его губы опустились к ее шее, он почувствовал, что она холодна, как лед. Не нервничает! Да такой реакции он и представить себе не мог! Положив одну руку ей под голову, другой он пытался снять напряжение ее тела. Гладя ее спину, он чувствовал, как постепенно расслабляются конвульсивно сжатые мышцы.

С легким, как дуновение, стоном она наконец откинула голову. Зак догадывался, что нынешняя ночь станет для нее куда более памятной, чем он предполагал прежде. «Благовоспитанность? О Господи!» Он целовал ее шею и суставы стиснутых пальцев, все еще держащих халат. Не желая насильно разжимать ее руки, он постарался слегка раскрыть вырез у нее на груди, и это ему удалось. Лишь после этого ее пальцы чуть-чуть разжались.

— Закария?!

— М-м? — Найдя открытое место, он осторожно лизнул теплую кожу. Она быстро спохватилась и сжала края одежды. Он нашел другое местечко.

— Отпусти руки, Кэти, — хрипло просил он. — Не бойся! Это будет приятно, обещаю тебе.

— Приятно? — Она снова поплотнее запахнула халат. — Я не из тех женщин, которые…

Он нашел еще одно обнажившееся место, но она оттолкнула его с протестующим возгласом. Ее руки перебирали полы халата, мешая ему добраться до нее, но ворот остался распахнутым. Ее грудь, как магнит, притягивала его к себе, и, наконец он поймал губами сосок. Только тогда она немного расслабилась.

— Ч-что-о ты?

Она не смогла договорить. Он стиснул сосок, облизывая его, сжимая губы несильно, но достаточно для того, чтобы все посторонние мысли покинули ее голову. Он ласкал его языком.

— Закария!?

Ее спина выгнулась дугой, она отпустила халат и, поправив рассыпавшиеся волосы, вяло оттолкнула его и отрывисто всхлипнула. Ее пальцы разжались.

— Что ты делаешь? — продолжая отталкивать его, выговорила она наконец.

Он лишь глубже втянул в рот ее восхитительный сосок. Она вскрикнула и, изогнувшись, потянулась навстречу ему. Слабый крик замер у нее на устах, он рвался наружу всякий раз, как он касался ее языком. Все вдруг изменилось. Теперь она, изгибаясь, тянулась к нему, вместо того чтобы отстраняться.

Уверенный в том, что добился своего, он почти улыбался ее непроизвольным движениям. Добиваясь своего, Зак скользнул рукой по ее бедрам, его пальцы раздвигали муслин, пока не коснулись мягкой теплой кожи. Он опустил Кэйт на подушки и лег возле нее. Губы его касались ее груди. Мягкая, шелковистая кожа внутренней части бедра. Он осторожно провел рукой между бедер, ища то, что более всего манило его.

Но, едва лишь его рука нашла это место, она, задыхаясь, встрепенулась и потянула на себя одежду. Так внезапно произошла в ней эта перемена, так неожиданна была она для Зака, что он вновь попытался смягчить ее. Но тут же понял, что она опять, как прежде, борется с ним.

Страх ее был очевиден. Отодвинувшись, он с возрастающим изумлением прислушивался к ее отчаянным попыткам убедить его в том, что она неповинна ни в чем дурном.

— Я не хотела ничего плохого! Честное слово, не хотела! — Ей удалось наконец отстранить его руку, подвинув ее к коленям. — Ни одной развратной мысли не было у меня, клянусь! Такое же точно случалось несколько раз с Джозефом. Однажды я мыла посуду и ни о чем таком не думала… Я даже не знала, что он в комнате… —Нервный смешок прервал ее слова. — Ну разве это не странно? Ни причины, ни повода для… — Она всхлипнула, подавляя рыдание. — Пожалуйста, Закария, не будь злым, не сердись. Я, кажется, не могу ничего с этим сделать.

Рука ее, вцепившаяся в его запястье, окаменела, ногти глубоко вонзились в его кожу. И все это потому, что он почти коснулся ее? Мысли Зака метались в смятении. Его одолевала ярость. Холодная, слепая ярость, выбивавшая его из колеи. «О Боже милостивый, что этот сукин сын сделал с ней?»

— Кэти, — прошептал он. — Тс-с, милая! Все в порядке…

Придвинувшись ближе к ней, он прижался плечом к ее лицу, и кожу его обожгли горячие слезы. Его страсти как не бывало. Кэйт трепетала от страха. По ее виду он понял, как ей было страшно.

«Сукин сын! Этот ничтожный и бездушный мерзавец!» Зак напряженно думал, слегка обнимая ее. Заканчивать начатое было выше его сил. Никогда в жизни он не имел дела с испуганной женщиной. Зачем же ему теперь приобретать этот опыт? Но ведь нельзя решить проблему, делая вид, что ее не существует.

Он сжал рукой ее колено.

— Кэти, твое тело готово принять меня? Может, ты боишься рассердить меня?

— Н-нет.

Он настойчиво тронул ее стиснутые бедра и попытался кончиками пальцев коснуться того, что скрыто между ними.

— Позволь мне…

— Нет! Не могу…

Он все же преодолел сопротивление. Кончики пальцев проникли в мягкую теплоту и влажность, и мышцы его живота сжались, он едва сдерживал нетерпение.

— Кэти… — он искал подходящее слово, которое облегчило бы ей душу и открыло бы путь к нему, — знаешь ли ты, как прекрасна, мила и как желанна мне?

— Человек не может изменить свою внешность. Зак пропустил это мимо ушей. Он сказал ей это не для того, чтобы сделать ей комплимент.

— Но я не хотела соблазнять тебя! — расплакалась она. Ее огромные глаза искали его взгляд, в них застыл страх.

Его изумление все возрастало. Зак притянул ее ближе к себе и погрузил лицо в ее волосы.

— Детка, ты способна соблазнить мужчину даже во сне.

— Но Джозеф…

Она отдернулась, порывисто вздохнув, когда он шевельнул рукой. Зак не знал, что сказать. Его тело настойчиво требовало облегчения. Проглотив слюну и чуть успокоившись, он подыскал наконец слова.

— Думаю, нам надо хорошенько поговорить. Сегодня утром, когда я спросил тебя, часто ли Джозеф выходил из себя в этой спальне, ты не была со мной вполне откровенна, не так ли?

Еще охваченная дрожью, она лежала в его объятиях, стараясь отодвинуться подальше. Наступило молчание, казавшееся бесконечным.

Зак видел, что она не собирается отвечать ему. Гладя ее волосы, он задумчиво глядел на стену за ее спиной.

— Кэти! Как мне помочь тебе избавиться от страха, если я не знаю, что он с тобой проделывал?

Едва слышно она ответила:

— Я не могу об этом говорить! Пожалуйста, не спрашивай меня!

Он прикрыл глаза.

— Как бы ни было тебе трудно, ты должна попытаться.

Ее охватила дрожь.

Он прижал ее к себе чуточку крепче, презирая себя за такое объятие. Но у него не было выбора.

— Джозеф обвинял тебя в том, что ты его соблазняешь?

— Я не виновата! Он это говорил, но я не делала ничего, ни малейшей попытки.

Она отвечала ему, пытаясь оправдаться. Он размышлял, уставясь во тьму, пытаясь соединить воедино все, о чем она простодушно поведала ему сегодня, и отыскать в этом смысл. Он вспомнил ее спокойствие у комода, испуганную холодность в ответ на его ласки. Чуть позже, когда он принялся раздевать ее, она выказала неподдельную тревогу.

Мало-помалу эти непонятные детали стали складываться в картину, побудившую Зака найти решение этой задачи. Красивая женщина со строгой прической, в поношенных платьях, таких темных, какие надевают лишь убитые горем вдовы. «Ничего подобного, — сказал он себе. — Джозеф умер только шесть месяцев назад, а все ее платья уже изношены, рукава и воротники потерты…»

«Кэти… Милая, чудесная Кэти изо всех сил старалась выглядеть унылой и бесцветной, потому что покойный муж корил ее за красоту».

— Сердце мое… — Он склонился над нею, стараясь разглядеть ее лицо. — Ты можещь взглянуть на меня?

— Я не хочу говорить про Джозефа, — сердито шепнула она.

Зак отодвинулся и, несмотря на серьезность момента, улыбнулся.

— Это я буду говорить. А тебе придется послушать. Она повернулась к нему, но Зак еще не видел ее лица.

— Быть красивой—не грешно, — прошептал он. — Не знаю, что наговорил тебе Джозеф, но верь мне. Ты не можешь изменить свой внешний облик, как не можешь регулировать удары сердца.

— Но Джозеф говорил…

— Плевать на то, что говорил Джозеф! Он был идиотом!

Зак приподнялся на локте так, чтобы лицо его было над ней. Она выглядела такой юной, огромные глаза отражали сияние луны. Ему захотелось оборвать этот разговор, но он не мог. Если сразу не обсудить все, эта тема будет возникать снова и снова. Конца этому не будет.

Он попытался улыбнуться, но, казалось, это не принесло ей облегчения. Глядя на Кэйт сверху вниз, он коснулся пальцами ее щеки.

— Сначала я полюбил твое прекрасное лицо. Твою кожу, похожую на свежие сливки, твои черты, твой профиль, точеный, как у камеи. Тебе и не пришлось поощрять меня.

Смутившись, она опустила ресницы. Зак прикусил губу, затем продолжал, понимая, что даже неумелая попытка облегчить ее душу полезнее, чем оставить ее наедине с тем, что вдалбливал ей этот тупоголовый бык Джозеф.

— Кэти, мужчину может возбудить один лишь твой вид, когда ты проходишь по комнате, — прошептал он.

Ее глаза расширились от неподдельного ужаса.

— Ты хочешь сказать, что я возбуждаю тебя, просто проходя перед тобой?

Нелепость сказанного поразила его. Будь на ее месте другая женщина, он подумал бы, что над ним смеются. Но это была Кэйт. И он отчетливо сознавал, что она всеми силами души хочет отделаться от живущего в ней соблазна. Она, конечно же, и понятия не имела о тех силах, которые управляют желаниями противоположного пола.

— Я не должна ходить перед тобой?

— Ну что ты, я совсем не это имею в виду, — терпеливо продолжал объяснять Зак. — Я просто хочу, чтобы ты поняла… — Он на секунду замолчал, внезапно ощутив, как жадно воспринимает ее душа каждое его слово. — Я хочу, чтобы ты поняла и запомнила: женщина не виновата в том, что возбуждает мужчину. Просто это случается, вот и все.

— А она ни при чем?

— Возьмем, например, походку. Это может быть от одного вида юбки, облегающей бедра… Или от того, как она движется. Женщина даже не помышляет пробудить в нем интерес. Но он пробуждается, желание возникает и растет.

По ее изумлению Зак понял: ей необходимо услышать это, несмотря на ощущение, которое несомненно владело ею.

— Ты просто улыбнешься Мэнди, а меня охватывает боль от желания обладать тобой.

— Он сообщил ей это как нечто повседневное, самым будничным тоном, на какой сейчас был способен.

— Но мне и в голову не…

Он прижал палец к ее губам.

— Я не порицаю тебя, пойми это, Кэти, девочка! Ты совершенно не повинна в том, что такие мысли приходят мне в голову.

Ее недоверчивый взгляд заставил его улыбнуться.

— У тебя семнадцать пуговиц на черном платье и четырнадцать на коричневом, в воображении я расстегивал их тысячи раз.

Ее это шокировало.

— Ты считал их?

— Считал. — Его улыбка стала шире. — В ту ночь, когда мы поссорились в комнате, где я лежал, помнишь? Когда ты приказала мне убираться вон из дома? Скажи, если я не прав, но я не думаю, что ты хотела тогда завлечь меня. Но в ту минуту я страстно желал тебя.

Она отпрянула от него.

— Даже тогда? Когда я была вне себя от злости?

— Ты прекрасна даже в злости, — ответил он. — Ты прекрасна, когда спокойна. И того, кто порицал тебя за это, следовало бы отхлестать кнутом! Временами, когда ты ходишь, не думая о том, как ты это делаешь, и лиф платья туго обтягивает твою грудь, я так хочу тебя, что, кажется, заболеваю. Или когда ты наклоняешься.

Он увидел, как она покраснела. Отодвинувшись, Зак гладил ее волосы, щеки, залитые слезами.

— Не в нашей власти изменить то, какими создал нас Бог, — шептал он ей. — Различие между нами заставляет меня тянуться к тебе. Это нормально и правильно. А когда мы любим друг друга, это должно происходить естественно и радостно, а не пугающе и унизительно.

Она вытерла слезы дрожащей рукой.

— Джозеф говорил, что я ужасная грешница, дикая женщина, что я склоняю его к блуду. Ужаснее всего было то, что я не знала, когда у него возникало такое подозрение. — Она облизнула пересохшие губы и продолжала:— Он приходил ко мне, когда… когда он слишком долго воздерживался от исполнения супружеских обязанностей. Он делал это ради потомства, как учит Писание… Если же у него возникала потребность раньше, это приводило его в ярость.

— Его супружеские обязанности?.. В углу, возле комода, ты имеешь в виду? Быстро и благовоспитанно, не лаская и не трогая тебя?

Она кивнула.

— А если желание приходило к нему в другое время? Что он делал?

Она покачала головой и прерывистым шепотом произнесла:

— Он считал, что это грешно. И если эти дикие желания возвращаются, то только оттого, что я сознательно развращаю его, оттого, что я грешница и дикарка.

Он ласково отвел от лица ее руку.

— Солнышко мое, что же он делал? Что он делал в моменты, когда его охватывала злость?

Лицо ее, еще секунду назад пылавшее румянцем, вдруг стало мертвенно-бледным. Она издала странный гортанный звук.

— Такое… — она тяжело вздохнула, — такое, чего нельзя описать. Пожалуйста, не проси меня рассказывать об этом. Не проси, я умоляю.

В воображении его вспыхивали картины. Кэйт, стоящая у комода, и сзади нее мужчина, но не он, а Джозеф. Все внутри него содрогнулось при этой мысли. Страдая за Кэйт, он склонился и целовал ее мокрые щеки. Значит, некоторые вещи были столь гнусны и омерзительны, что их нельзя описать словами. Он был бы распоследним сукиным сыном, если бы заставил ее рассказывать об этом. Загнанный взгляд, который он видел, говорил ему слишком много. Он надеялся только, что сможет убедить и тронуть ее. Он поддержит ее и нежностью и терпением излечит ужасные раны, нанесенные Джозефом.

— Кэти, любимая, я…

Прежде чем Зак успел договорить, они услышали, как повернулась дверная ручка. Зак тут же забыл, о чем хотел сказать, он одернул халат Кэйт и быстро обернулся. Петли скрипнули, и дверь отворилась: на пороге стояла Миранда — тоненький белый призрак на фоне глухой тьмы.

ГЛАВА 16

Когда Кэйт увидела в дверях Миранду и Ноузи, ее охватил ужас. Миранда нарушила одно из незыблемых правил, установленных Джозефом: ей запрещалось открывать дверь в их спальню и переступать ее порог без особого на то позволения. Несколько раз девочка забывала об этом, и Джозеф, впадая в ярость, жестоко ее наказывал.

При виде этой парочки Зак тихо выбранился, но Кэйт, услышав это, вообразила, что он тоже в ярости.

Когда он вскочил с кровати, она инстинктивно кинулась за ним и схватила его за руку.

— Нет, нет, она не хотела! — Кэйт наклонилась, стараясь расправить полы халата. — Не бей ее, пожалуйста! Она никогда больше не сделает этого.

Миранда отшатнулась и спряталась за гардиной. Ноузи залаял. Кэйт пыталась встать между ребенком и разгневанным супругом. Но Зак опередил ее.

— Остановись! — мягко сказал он. — Я все улажу сам.

— Нет, пожалуйста! — Кэйт ловила его руку. — Прошу тебя, Закария! Она не нарочно! — кричала она. Он отстранил ее руку и сердито шепнул:

— Перестань, Кэйт! Ты до смерти перепугала ее! Сейчас он казался Кэйт великаном, широкоплечим мускулистым гигантом. А ее девочка была такой крохой в сравнении с ним. Кэйт всхлипнула и рухнула на пол. Зак обернулся, подхватил ее на руки и перенес на кровать, легко, словно ребенка. Кэйт, всхлипнув, замерла, покорившись ему. Даже Джозеф в порыве ярости не был так силен.

— Я же сказал тебе, что все улажу! — повторил он властно. — Приляг и успокойся!.. — Он погрозил рычащему Ноузи.

— Ты тоже не считай других дураками!

В его тоне была твердость, не допускающая возражений. Он прошлепал по полу к Миранде, укрывшейся за шторой. Девочка взвизгнула от страха, когда он коснулся ее.

— Эй, — сказал он мягко и подхватил ее под руки. — Что такое? Разве ты забыла, что мы теперь самые лучшие друзья?

Миранда, изгибаясь, попыталась вырваться из его рук, но силы были неравны. Ноузи встревоженно скулил и бегал за хозяином, готовый вцепиться ему в ноги. Кэйт с удивлением наблюдала, как Закария медленно расхаживает по комнате, что-то ласково нашептывая девочке и гладя ее по голове. Испуганная Миранда заплакала, но слезы скоро исчезли. Она успокоилась. Тонкими ручонками Миранда обхватила шею Зака.

— Ну вот, так оно лучше… — пробормотал Закария. — Старик Ноузи уже готов был отгрызть мою ногу, боясь, как бы я тебя не обидел… Поняв, что этого не будет, он просто ошалел от радости.

Миранда потянулась к собаке, махая ей рукой.

— У меня все о'кей, Ноузи…

Закария поднес ее к окну и стоял там, глядя на двор, залитый лунным светом. Он покачивал ребенка на руках, убаюкивая ее. Кэйт смотрела на них, не вполне доверяя собственным глазам.

— Что случилось, Менди? — спросил он тихонько. — Проснулась и захотела к маме?

— Я увидела плохой сон, — пропищала она.

— Ай-ай-ай! Это очень страшно действительно! — посочувствовал он.

— Я проснулась, а вокруг темно…

— Еще страшнее, — согласился он, — со мною тоже так бывало. Проснешься— и, кажется, что плохой сон продолжается. Ведь так?

Она кивнула и крепче прижалась к нему.

— Ага… Но это проходит, если мама меня обнимет…

Зак через плечо посмотрел на Кэйт.

— Ну что же, обними ее.

Сопровождаемый Ноузи, он отошел от окна и приблизился к постели. Он наклонился, и Кэйт почувствовала в руках теплое тельце дочки. Миранда обхватила ее, прижимаясь, ворочаясь, ища удобное положение. Кэйт прижала ее к себе и зарылась лицом в густые волосы девочки. Под тяжестью Зака и вскочившего следом за ним Ноузи скрипнули пружины. Холодный и мокрый собачий нос ткнулся в ее щеку.

— Ты не должна входить в нашу спальню без стука! — сказала Кэйт. — Ты поняла, Миранда? Никогда!

Тяжелая теплая рука легла на плечо Кэйт.

— Завтра. Мы поговорим об этом завтра, Кэти. Она поглядела на него, не доверяя мягкости его голоса: ей казалось, что в глазах Зака светится недобрый огонь. Кэйт охватил ужас. Значит, он затаил на нее злобу. А по опыту она знала, что мужчина, охваченный злобой, опасен. Боясь, как бы он не выплеснул это на ребенка, Кэйт крепче прижала Миранду к груди и прошептала:

— Возьми Ноузи и ступай в свою комнату, малышка.

— Она еще не успокоилась! — возразил Зак. — Пусть остается здесь.

Кэйт размышляла, о чем-то вспоминая.

— Т-ты не против?

Он бросил на нее красноречивый взгляд и накинул на них одеяло.

— Закутайтесь и спите! — сказал он. — Скоро уже рассветет. Давайте попытаемся немного поспать.

Миранде не нужно было повторять это дважды. Она тотчас же придвинулась к матери, раскинувшись посреди постели. Зак лег на другую подушку. Он занимал много места. В глазах Зака затаилась невысказанная мысль. Когда Кэйт посмотрела на него, у Зака похолодели ноги: Ноузи лизал ей руку, словно желая успокоить ее.

— Кэйт?

Она ощутила непреодолимую слабость, услышав раздражение в его голосе. Кэйт улеглась рядом с Мирандой спиной к стене, подоткнув одеяло. Миранда уже спокойно дышала, устроившись в тепле. Ноузи пригрелся у нее в ногах. Они казались здесь самыми желанными гостями. Не зная, как муж будет реагировать на все это, Кэйт так волновалась, что во рту у нее пересохло. Слыша неровное дыхание Зака, она думала, что он все еще раздражен.

Боясь, что ярость, дремлющая в нем, еще может вырваться наружу, она пробормотала:

— Мне очень жаль.

— Поговорим об этом завтра, — отозвался он.

Ужас пронизал каждую клеточку ее тела. Она зажмурилась, пытаясь отогнать страшные мысли, но его раздражение не давало ей покоя. Казалось, оно ощущается даже в воздухе, как электрические разряды. Минуты тянулись, как вечность. Молчание Зака пугало Кэйт, почти душило ее.

Зак воспринимал ее молчание как обвинение. Он лежал, глядя в потолок: там, наверху, был чердак Джозефа Блейкли. Рядом с Заком лежали дочь и жена этого человека, а подписанные сегодня бумаги не изменили главного: этот сукин сын еще владел их сердцами и душами. Даже из могилы он умудрялся омрачать их жизнь.

На руке Зака все еще оставались следы ее ногтей. Ужас, звучавший в ее голосе, терзал его душу. Как он мог так реагировать? В тот момент ему казалось необходимым позаботиться о девочке, хотя бы для того, чтобы ее мать не считала его чудовищем.

Но что происходит с Кэйт? Откуда эти страхи? Что она чувствует теперь? Сегодня утром они вступили в брак, который навсегда определил их отношения, поставив ее в зависимое положение и дав ему безграничную власть над ней. Таковы установления этого общества. Она согнулась под тяжким грузом воспоминаний о первом браке, и нельзя ждать, что она сразу доверится ему. В слове «супруг» для нее воплотился земной ад, и пройдет немало времени, прежде чем он убедит ее в том, что это не так.

Нет, он, конечно, не станет рычать, заметив в ней страх. Даже сейчас он мог чувствовать, как она внутренне сжата. Он может сделать не слишком много, но сделает хоть что-то с помощью ребенка, лежащего между ними. Он усмехнулся, вспомнив, как однажды Миранда сказала матери, что ее уши пробуждаются раньше глаз. Поэтому он и попросил Кэйт подождать до утра. Повернувшись на бок, Зак обнял одной рукой Миранду, а другую руку через подушки протянул Кэйт, коснувшись пальцем ее волос. Он почувствовал, как от этого прикосновения ее пронизал страх. Гладя ее по голове, он словно пытался рассеять ее страхи. Раздражение покинуло его.

— Все хорошо, все в порядке, — шептал он, — нам нужно лишь немного времени, Кэйт.

Она слегка шелохнулась, но промолчала. Ему не хотелось, чтобы Кэйт провела всю ночь в тревоге, но присутствие девочки мешало ему высказать то, что он хотел. Он коснулся слишком болезненных точек. И Кэйт, и Миранде нужна была уверенность в будущем. К несчастью, Кэйт не верила, что он никогда не обидит ее дочь.

Теперь Кэйт больше всего боялась за девочку, ее собственные страхи отошли на второй план. Все для Миранды, ничего для себя. Зак понимал, что это может затянуться на многие годы. Ничего, он успеет еще поговорить с Кэйт, несколько часов не убьют ее.

На следующее утро Кэйт готовила завтрак куда больше времени, чем обычно. Ветчина, яйца, жареная картошка, печенье — трапеза королей! По временам, хотя и не часто, вкусная пища умиротворяла Джозефа, улучшала его настроение.

Когда Зак вернулся с молоком из коровника, Кэйт застыла. Он потоптался на крыльце, отряхивая пыльс сапог, и вошел в дом с тяжелым подойником, из которого чуть не вылилось молоко, когда он оступился. Темные, растрепанные ветром волосы, красная рубаха, выцветшие бриджи, кожаная безрукавка. Настоящий, сильный мужчина. Обойдя Кэйт сзади, он поставил тяжелое ведро на треножник.

Разнообразие блюд, казалось, удивило его. Потерев ладони о бедра, он сел в кресло и засмеялся:

— Если это не самый лучший завтрак, какой я только видел в жизни, то я— рогатый дикарь!

Кэйт вытерла руки о передник.

— Мужчину надо хорошо накормить, когда он начинает свой день.

— Ну, и женщину тоже, а ты, как я вижу, уже хорошо поработала. Присаживайся!

Миранда залезла на кухню через окно и вскарабкалась на свой стул. Ноузи крутился возле нее, надеясь, что и ему перепадет кусочек. Зак весело покосился на собаку.

— Образец преданности! Я своими руками вскормил его, а он теперь на меня даже не смотрит. Вот они, южане!

Кэйт присела к столу. Она не очень хотела есть, но старалась, чтобы стол выглядел благопристойно и красиво. Кэйт старалась не глядеть на мужа, но не могла же она не замечать его!

Тугие завитки темно-каштановых волос падали на его высокий лоб. Зак только что побрился. Из-под расстегнутого ворота красной рубашки виднелась смуглая грудь с темными волосами. Закатанные рукава обнажили его сильные руки. Он ел ветчину, аккуратно разрезая ее с помощью вилки и ножа. У него были длинные — ресницы, выступающие скулы, правильной формы крупный нос, мужественный волевой подбородок.

Молчание становилось напряженным. Кэйт спросила:

— Как сегодня твоя нога? Еще болит?

Он посмотрел на нее. В лучах солнца его глаза, казалось, отливали золотом, как у хищного зверя.

— Немного времени— и все пройдет. Так всегда и бывает с глубокими ранами.

Она почувствовала намек в его словах. Желая убедиться, правильно ли она поняла его, Кэйт посмотрела ему в глаза: его взгляд приободрил ее. Думая, что он все еще сердит на нее за то, что было ночью, Кэйт увидела в глазах Зака больше, чем надеялась. Как может мужчина хотеть женщину, если злится на нее? Когда Джозеф приходил в ярость, он отвергал ее.

Воспоминания о том, что происходило между ними ночью, бросили ее в краску. Кэйт опустила голову. Он что — всегда снимает рубашку? Это поразило ее. Кроме того, он хотел взять ее в постели. Джозеф никогда так не делал, и она даже не подозревала, что это возможно. Разве что, если бы она встала на четвереньки? Ведь именно так и делают животные. Еще хуже, что при этом он был в дурном настроении.

Она пережевывала картофель, но никак не могла проглотить. Из-под опущенных ресниц она наблюдала, как энергично он ест, и думала о том, что с таким же энтузиазмом Зак направится к ней. Да, он не слишком утонченный человек. Его честолюбивые мечты не шли дальше того, чтобы вырастить виноград и превратить его в пойло для грешников. Он даже не помедлил перед тем, как начать есть, не произнес молитвы. Он бранился так часто, что это оскорбляло ее. Что ж удивительного в том, что он попытался овладеть ею наподобие животного на скотном дворе.

Если он так поступает, она имеет полное право сказать ему об этом. Вчера ее не ужасала мысль о предстоящем соитии, но сегодня, когда она догадалась, чего ей следует ждать от него, ее томило тяжкое предчувствие. «Целовал ли тебя Джозеф при этом, ласкал ли тебя?» Кэйт чуть не подавилась картошкой, только глоток молока спас ее. Прокашлявшись, она увидела, что Зак с любопытством смотрит на нее.

Миранда первой закончила завтракать. Когда она слезала со стула, Зак шутливо ущипнул ее за нос и сказал:

— А что, если нам пробежаться в курятник и собрать яйца? А потом мы здесь приберемся, я отправляюсь по делам и прихвачу тебя с собой. Что ты об этом думаешь?

Миранда тут же подхватила корзинку для яиц.

— Сейчас! Я мигом все сделаю!

— Только не спеши! — сказал он усмехнувшись. — У меня здесь еще много работы, я выйду не так скоро.

С корзинкой в руках Миранда бросилась к задней двери.

— Не так быстро, малышка! — крикнул он ей вслед. — Не то принесешь нам одну скорлупу.

Дверь с шумом захлопнулась. И опять в кухне воцарилась тишина. Кэйт, пытаясь подцепить вилкой кусочек ветчины, понимала, что ужасавший ее момент пришел.

— О том, что произошло этой ночью… — начали они одновременно и сразу умолкли.

Кэйт откинулась назад, а он широко улыбнулся, обнажив белые зубы.

— Можно, я первый? — спросил он.

Она положила вилку и сплела пальцы, опустив руки на передник.

— Конечно. Впрочем, я хотела…

Он остановил ее, предостерегающе подняв руку.

— Ты скажешь все через минуту-другую. Но, прежде всего, я должен попросить у тебя прощения.

Ее мысли словно споткнулись и потеряли равновесие.

— Просить прощения?

Он положил руки на подлокотники кресла и откинулся назад, внимательно глядя на нее.

— Да. Я вел себя как осел. Это первое. А во-вторых, за то, что я заставил тебя подумать, будто я сумасшедший.

Не зная, что ответить, Кэйт промолчала. Его мерцающие глаза как бы ласкали ее.

— Я жалею, что был резок с тобой, — сказал он медленно. — После всего, что ты пережила, для тебя было вполне естественно броситься на помощь своему ребенку. Мне не следовало реагировать на это. Все произошло как-то внезапно. — Он пожал плечами.

—Ты перепугала Мэнди, и я уже не мог думать ни о чем, пока не успокою ее. Мне хотелось одного, а получилось совсем другое. В следующий раз я постараюсь, чтобы ты лучше поняла меня.

Никогда прежде мужчина не извинялся перед Кэйт. Даже теперь она не вполне верила этому. Она смутилась, почувствовав, как слезы брызнули у нее из глаз. Она заморгала, но не смогла удержать их. Странная дрожь охватила ее. В смятении она поднялась и стала собирать тарелки.

— Я не хочу, чтобы ты плакала, — мягко сказал он.

— Я и не плачу! — Она сердитым движением смахнула слезы. — Это перец попал мне в глаза. Я просыпала.

Его кресло заскрипело. Он встал, отодвинул его и обошел стол. Не успела она отойти, как он обнял ее и привлек к себе. Тарелка, которую она держала, уперлась ему в живот. Он поглядел на нее и прищурился.

— Мне кажется, нам что-то мешает.

Кэйт оправилась с минутным смятением. Он взял у нее тарелку и поставил на стол. Потом обнял ее и притянул к себе. Теперь не было никаких помех, кроме одежды, сквозь которую проникал жар их тел. Ее грудь, казалось, запылала, когда он прижал ее к себе.

— Мне очень жаль, Кэти. Я много должен был сказать тебе прошлой ночью, но все это не для ушей Миранды. То, что произошло, могло заставить тебя подумать, будто я сошел с ума.

— Я не хотела, чтобы она нарушала правило, — пробормотала невнятно Кэйт. — Это все Джозеф… Он не разрешал ей появляться в комнате без разрешения и приходил в ярость, если это случалось.

— Это я уже понял. — Он положил руку ей на голову и ласково гладил волосы на ее затылке.

— Я и сам проявил раздражительность.

— Я сделаю так, чтобы никогда…

— Мы! — поправил он. — Мы вместе будем воспитывать ее, Кэйт. Ведь для нее теперь все внове. Ей только четыре года. Надо дать ей время.

— Но если она будет тебя раздражать…

— Уж точно будет! — сказал он усмехнувшись.

— Но если я не приложу усилий, она опять придет.

— Тогда я снова буду ее защищать. — Он отодвинулся и взял ее лицо в свои ладони. — Она всему научится. Я поболтаю с ней сегодня утром и постараюсь исподволь кое-что внушить ей. Я не стану ни к чему принуждать ее. Иначе она побоится прийти к нам, когда испугана, а мы ведь не хотим этого.

— Мы не хотим?

Его губы тронула усмешка. Уголки рта поднялись.

— Да, мэм, мы не хотим. — Он притянул ее голову и поцеловал кончик носа. — Я вижу, что вам придется дать много уроков. Надеюсь оказаться хорошим учителем.

Мыльные пузырьки сверкали в солнечном свете, покрывая пальцы Кэйт. Они напоминали ей искорки в глазах Зака. Она подняла руки к окну и посмотрела на них, любуясь радужными оттенками пены. Почему такое же она видела в его глазах? Будто там прятались сотни мерцающих огоньков?

Ее взгляд упал на свадебное колечко. Сейчас казалось, будто оно усыпано бриллиантами, но она знала, что время заставит его потускнеть.

— У тебя красивые руки!

Этот глубокий голос заставил ее сердце затрепетать. Она так испугалась, что сердце у нее громко заколотилось. Большие руки обняли ее.

— Зак! — пролепетала она.

— Ты красива во всем!

Его губы прижались к ее затылку. Она чувствовала тепло его дыхания.

— Я не хотел напугать тебя. Просто подумал, что, пока ты моешь посуду, я мог бы поиграть в учителя.

— У-у-чителя?

— Сегодня я хочу, чтобы ты поняла смысл одного — старого понятия.

— В самом деле?

Взволнованная его близостью и шутливым тоном, она попыталась освободиться из его рук. В его силе была такая надежность, противостоять которой она не могла. Она уже знала, что ей не вырваться из его рук, хотя ему для этого не надо было даже напрягать мышцы.

— Г-где Миранда?

— Я поручил ей строить соломенный домик возле конюшни, — сказал он, улыбнувшись. — Много лет тому назад мой отец поручал мне строить такие домики. Я все не понимал, зачем он меня этому учит? Теперь-то я знаю, зачем.

По ее спине пробежала дрожь. Настойчивость его губ успешно преодолевала ее страх. Такие мягкие и твердые, такие упругие и требовательные.

— Зачем же это было нужно?

Он отыскал крошечную родинку на ее шее и мягко прикусил ее зубами. Это заставило ее вспомнить прошлую ночь, и горячая волна вдруг залила ее.

— Полагаю, он хотел удалить меня на часок, чтобы иметь возможность хорошенько помучить маму, пока она готовила завтрак, — ответил он отрывисто. — Есть что-то привлекательное для мужчины в женщине, готовящей пищу. — Руки его скользнули по ее бокам.

—Это, видимо, потому, что она не может сопротивляться с мокрыми руками.

Кэйт почувствовала, что она уже не способна бороться и с сухими руками.

— Она может прийти.

— А может и не прийти! — смеясь, отозвался он. — Мы решили, что она построит домик из семи комнат. Это займет много времени, особенно если Ноузи будет помогать ей. Кстати, если она придет, мы услышим. Мы все успеем.

— Успеем — что? — удивилась она. Его руки между тем добрались до ее груди.

— Боже, Кэти, как ты прелестна! Я хочу почувствовать каждый дюйм твоего тела от пяток до затылка.

Кэйт вдруг стало трудно дышать. Она потянулась за полотенцем, но так и не успела снять его.

— К-как ты строил соломенный домик?

— Медленно, — простонал он, — очень медленно. Он повернул к себе ее голову, впился губами в ее губы, скользнул вниз по нежной шее, расстегнул ворот.

— Расслабься, Кэти, я сыт после завтрака и не съем тебя.

— Кэйт!.. — поправила она.

— А что ты имеешь против того, чтобы я называл тебя Кэти?

Она жадно хватала воздух. Он так странно действовал на нее, что сердце рвалось из груди, а колени дрожали. Ее тело отзывалось на его прикосновения, пронизанное мощными импульсами.

— Кэти—детское имя, оно для малышки, и… — она наклонила голову, избегая его губ, — мне нравится, когда меня зовут Кэйт.

— А для меня ты—Кэти, — шепнул он, и его пальцы соединились посередине ее груди. — Маленькая и прелестная Кэти, моя девочка. Ты можешь быть Кэйт для кого угодно, но для меня ты всегда будешь Кэти. Вот так я думаю, и не считай, что это когда-то изменится.

Кэйт дернулась, пытаясь отстранить от него шею, но он был настолько выше ее, что попытки ускользнуть от него не имели смысла. Зак придерживал ее плечи, а его руки расстегивали пуговки воротника.

— Что ты делаешь?! Он со смехом ответил:

— Никогда в жизни я не был так очарован женскими пуговками.

Перед ее платья распахнулся.

— Закария! Ведь белый день на дворе!

— Вот именно!

Держа Кэйт за плечи, он повернул ее к себе лицом и покрыл поцелуями все места, которых прежде касался пальцами.

Горячо и жадно его рот прижался к ее груди. Жар, охвативший ее живот, словно свился в узел и опустился вниз, вызывая боль там, где сходились ляжки.

— Я тебя люблю! — повторял он с нарастающей силой. — Я понял это с первой секунды, когда увидел тебя. Я тебе это уже говорил?

Кэйт мигала, но перед глазами ее все расплывалось в неясных бликах.

— Н-нет… Д-да… Я… Я не помню…

— Ладно! Я говорю тебе это теперь. Я хочу, чтобы ты вспоминала об этом, как только проснешься, и повторяла это, когда будешь засыпать. Сделаешь так?

— Попробую.

— Когда я вытащил Миранду из колодца, ты сказала, что я могу требовать от тебя все, что пожелаю. Так вот мое желание: помни всегда, что я люблю тебя. Что я люблю и Мэнди. Я никогда не причиню зла ни тебе, ни ей. Я хочу, чтобы ты наконец поверила в это.

Кэйт чувствовала, как он хочет ее, — по напряженным мускулам его рук, по сильным ударам сердца. Ноги не держали ее, она схватилась за край перегородки, чтобы не упасть. Что же с ней происходит?

— Зака-ария!..

Он расстегивал пуговицы, продолжая целовать ее. Ее соски напряглись так, словно, долго стиснутые тугой тканью, теперь освободились. Быстро и умело он освобождал ее от резинок и подвязок, спуская одежды к болезненно томящему ее месту, как будто точно знал, чего хочет ее тело.

— Зак-а-а-рия!

Лифчик и сорочка упали куда-то вниз. Кэйт задыхалась от его ласки и прикосновений губ и языка. Весь мир превратился в горящую точку, и эта точка опустилась вниз. Он прижался лицом к ее груди. Ищущие руки скользнули вниз по ее животу. Кэйт инстинктивно оттолкнула его.

— Не надо, — шепйул он. — Доверься мне. Только на этот раз. Я обещаю тебе, ты не пожалеешь!..

Довериться ему? В памяти всплывало тяжелое и мучительное. Сколько раз Джозеф именно здесь загонял ее в угол. О том, что происходило потом, жутко вспоминать.

— Я же ничего такого не хотела! — защищалась она. — Я не хотела тебя возбуждать!

— Конечно нет! — ответил он. — Я же говорил, тебе достаточно находиться в одной комнате со мной…

— Я думала только о том, как получше приготовить обед.

— Конечно! Именно в эти минуты ты неотразимо привлекательна. Я не могу противиться желанию, но беру всю вину на себя.

Его уверения не могли рассеять воспоминаний о прошедших годах. Охваченная паническим страхом, она воскликнула:

— Нет, пожалуйста, не надо.

Он остановил ее. Ласковые и сильные движения отняли у нее остатки воли. Кэйт почувствовала, как он снимает одежду, поднимает ее юбку. В воображении вдруг всплыло лицо Джозефа.

— Закария?!

Его широкая теплая ладонь проникла между ее ног.

— Не бойся, Кэти, — отрывисто шепнул он. Новая волна страха обдала ее. Пальцы Кэти впились в дерево. Он старался успокоить ее, нежно целуя шею и грудь, прижимаясь губами к напряженно пульсирующей жилке. По неистовому ритму пульса он понял, каким страхом она охвачена.

— Обещай, что не станешь злиться! — шептала она.

— Детка, милая! Да разве я способен злиться на тебя! Обещаю тебе! Если хочешь, поклянусь на твоей Библии… Ты прекрасна и мила мне, и ничто в мире не может этого изменить!

Зак продолжал целовать ее, и она с удивлением чувствовала, как смягчается ее душа, а тело само собою приникает к нему.

— Ты само совершенство! Ты совершенна во всем. Я хочу тебя всем своим существом. Ты боишься, что я обозлюсь? Да я буду счастлив! Ты дашь мне счастье!

Как будто электрический ток пронизал ее. Кэйт сжалась от этого ощущения.

— Что это? Зак, не делай так, пожалуйста…

Он снова легким движением коснулся самого чувствительного места.

— Расслабься, Кэти, девочка… И пошли к чертям все рассуждения о похоти. Уверен, ты даже толком не знаешь, что это значит…

Кэйт почувствовала, что уже не владеет собой. Она сделала отчаянную попытку отстранить его руку, но задравшаяся юбка помешала этому. Он продолжал ласкать ее, и постепенно рассеивались мысли о том, что казалось ей правильным. Ее ноги обмякли, тело ослабело, ее поддерживала только его сильная рука.

— Как может такое чудо быть безнравственным? — спросил он. — Если мужчина и женщина любят друг друга, все, что они делают во имя любви, прекрасно, естественно и свято! Это завещано нам Богом.

Его ощущения передались ей, и она вскрикнула. Мыльные пузыри! Радужные блики заплясали перед ее глазами. Он подчинил ее волю себе, и Кэйт изогнулась в его руках, чувствуя, как внутри ее бушует пламя, охватившее все тело. Она ослабела и упала бы головой в тазик с мыльной водой, если бы его сильная рука не поддержала ее.

— Это, — шептал он, — и есть то, ради чего стоит жить. Я готов прозакладывать голову, что ты испытала это впервые. Джозеф, упокой Господь его ничтожную душу, был просто сумасшедший. И, будь он еще жив, я сам послал бы его в ад за то, что он сделал с тобой.

Кэйт с трудом улавливала смысл его слов, понимая лишь то, что он сердится на Джозефа. Она чувствовала только одно— силу и нежность Зака. Как мало времени прошло с тех пор, как она оттаяла в его объятиях. Теперь же она растворилась в нем совершенно.

Медленно, шаг за шагом, к ней возвращалось чувство реальности. Окоченевшая, она увидела себя перед залитым светом окном. Тазик, полный мыльной воды. Грязные миски. Лифчик, спущенный до пояса. Никогда еще мужчина не заставал ее в таком положении. Зак стоял рядом и смотрел на нее. Она хотела прикрыться одеждой, но он все еще ласкал ее обнаженное тело. Одна рука нежно держала ее между ног.

Волна унижения захлестнула ее.

— Закария! Ведь сейчас ясный день! — закричала она.

— Ну да, ты уже говорила это, так оно и есть. Охваченная тревогой, она отпрянула от него.

— Это неприлично!

— Нет, это прекрасно! — пробормотал он. — Ты прекрасна! Ты так красива, я люблю тебя, Кэти! Особенно когда держу тебя в своих руках. Жизнь стала бы адом для меня, если бы я не смог прикасаться к тебе. Не забывай этого!

Кэйт встрепенулась, смутно расслышав, как хлопнула задняя дверь. Зак тоже напрягся и произнес.

— Черт возьми!

Он сам поспешил надеть на нее лифчик и сорочку. Потом нагнулся, подбирая штанишки, лежащие у ее ног, но натянуть их она не успела.

Кухонная дверь распахнулась.

— Стой неподвижно, я ее уведу, — шепнул он.

— Мой дом развалился! — кричала Миранда. — Пойдемте же! Его надо поставить снова! Вы поможете мне?

Кэйт оперлась о перегородку. Она чувствовала себя такой слабой, что боялась упасть, когда Зак отпустил ее.

— Конечно, я помогу тебе! Домики не должны падать, — говорил он, подходя к ней.

«Окаянный дом, — думала Кэйт. — Чтоб ему!» Ее штанишки болтались возле колен. Едва она шевельнулась, шелк скользнул по ногам и упал вниз. Она бросила на Зака ужасающий взгляд. Ей оставалось только молиться, чтобы юбка скрыла ее позор.

— Мама! Пойдем с нами! Это очень весело!

— Нет, нет, солнышко, я потом приду, — невнятно говорила Кэйт, — вы вдвоем там пока поиграйте…

Зак понимающе посмотрел на нее.

— Я вернусь, и мы продолжим наш разговор попозже.

Окаменев от того, что произошло между ними, Кэйт увидела, что он уводит Миранду из кухни, разговаривая с ней как ни в чем не бывало.

«Попозже? Он вернется к ней попозже?» Она не знала, что делать, — плакать или смеяться, но потом решила, что у нее нет сил ни на то, ни на другое.

ГЛАВА 17

В следующую неделю Кэйт впервые поняла значение старого слова «доверие». Закария своими поступками показал ей ценность этого понятия, но для нее важнее всего было его терпение к Миранде. Девочка несколько раз просыпалась от кошмаров и прибегала в комнату Кэйт, лишая ее, и Зака возможности побыть наедине. Работа на двух фермах отнимала все время, так что лишь ночью они могли побыть вдвоем.

Кэйт довольно легко относилась к тому, что Миранда прерывает их близость. Отчасти это давало ей передышку, но она чувствовала, что Зак смотрит на это иначе. Ее поражало, что это не выводит его из себя, и он всякий раз приветливо приглашает Миранду к ним в постель. Единственное, о чем Заку приходилось без устали напоминать девочке, это что надо стучать в дверь, прежде чем войти.

Сначала Кэйт опасалась, что его терпение — лишь притворство и что он покажет свою истинную сущность, как только все это начнет его действительно раздражать. Но дни шли за днями, и ее тревоги улеглись. Однажды, когда Миранда пролила молоко, Зак спокойно вытер тряпкой стол, хотя и сделал ей замечание строгим голосом. Когда Миранда вмешивалась в разговоры, он не шлепал ее по губам, как это делал Джозеф, но терпеливо выслушивал ее. Если девочке случалось расшалиться в доме, Зак присоединялся к ней, разделяя с ребенком веселье. Как-то ночью, придя к ним в комнату, Миранда намочила постель. Зак, сразу же поняв, как она смущена и напугана, стал уверять, что в постель натекло из-за прохудившейся крыши, хотя ночью не выпало ни капли дождя. Все это произошло далеко за полночь, но, несмотря на это, он помог Кэйт сменить белье, громко сетуя на ветхую крышу.

Счастливые слезы. Теперь Кэйт проливала их чаще, чем прежде. Зак делал вид, что не замечает их. Благодаря этому, другие слезы высыхали сами собой. В отличие от Джозефа, он никогда не говорил ей, что нет причин для слез. Зак всегда старался угодить ей.

В отличие от Джозефа… Это сравнение вспыхивало в ее уме десятки раз за день и всегда немного приближало ее к Заку. Скоро она почувствовала: уж одно то, что он живет рядом с ней, радует ее. Вечера стали для них праздником. Все трое сходились вместе, чтобы почитать вслух, повеселиться, поиграть или просто поговорить.

Даже не соглашаясь с ней, он всегда внимательно выслушивал ее и порой после этого менял свое мнение. Это тоже поражало ее. Но самым удивительным казалось ей то, что он слушал ее с удовольствием и интересом.

Однажды, когда Миранда опять пришла ночью и помешала им, ей показалось, что его терпение иссякло. Зак вскочил и ушел, не скрывая огорчения. Едва Миранда заснула, Кэйт пошла к Заку, чтобы утешить его. Она нашла его на ступеньках крылвца, но не знала, что ее ждет. Вспышка гнева, пожалуй. Возможно, даже скандал. И снова Зак удивил ее.

— Хочешь глоточек? — предложил он, когда она присела рядом с ним. Обхватив колени, Кэйт нагнулась поглядеть, что он держит в руке.

— Что это у тебя?

— Лучший кентуккский виски, — мягко ответил он. — Вот решил напиться.

— Напиться?! — Сердце Кэйт затрепетало. Джозеф всегда проклинал алкоголь, превращающий людей в скотов.

— А ты не боишься, — спросила она, бросая испуганный взгляд на бутылку, — что это помрачит твой разум?

Закинув назад темную голову, он сделал большой глоток и вытер губы рукой. Кэйт посмотрела на расстегнутый ворот его синей рубашки, на голую грудь. При каждом его движении явственно обозначалась его мускулатура, свидетельствующая о большой физической силе. Джозеф всегда ложился в постель в нижнем белье. Так что Кэйт не приходилось прежде видеть так близко мужское тело.

— Уже помрачило! Ты хотела спросить, не превращусь ли я в пьяного дурака?

Кэйт не могла понять, в каком он настроении. До нее дошел запах виски, и она удивилась тому, как он приятен. Ей всегда казалось, что эти напитки ужасно пахнут, но это было не так.

— Мужчины совершают неразумные поступки, когда они пьяны, — неуверенно сказала она.

— Думаю, что некоторые— да! — Он посмотрел на нее и криво усмехнулся. — А что до меня, так я отправлюсь в постель, и надеюсь, что не один…

Как видела Кэйт, он уже слишком много выпил.

— Едва ли я отправлюсь туда с тобой!

— Если бы я приглашал тебя для этого, то пошел бы с тобой в сарай на доброе мягкое сено… — сказал он серьезно и наклонился вперед, опершись локтями на колени и сжав бутылку в руках. — Мэнди заснула?

— Да.

— Надо как следует поработать с девочкой, чтобы искоренить некоторые привычки. Я не так уж часто целовал тебя на этой неделе. Она не дает мне этого делать.

Она одернула подол ночной сорочки, радуясь ласковому вечернему ветерку.

— Я и пришла сюда объяснить тебе, как это меня огорчает! У нее раньше не было таких кошмаров!

Он задумчиво посмотрел в ночную тьму.

— Это все пройдет. Думаю, она просто еще чувствует себя неспокойно. Ведь не каждый день ее мама выходит замуж.

— Но она сама хотела этого! Больше, чем кто-либо другой!

— Реальность и мечты— разные вещи. — Он потер щеки костяшками пальцев. Кэйт давно уже заметила у него эту привычку. И добавил:

— Когда она присматривалась ко мне как к будущему папе, она, вероятно, считала, что мы будем спать втроем. Мне кажется, она ревнует тебя. Со временем она поймет, что я ничем ей не угрожаю.

В этих словах промелькнула горечь. Кэйт зажала, руки между коленями.

— Возможно, мне все же надо поговорить с ней. Если это будет продолжаться, ты можешь сорваться и потерять терпение.

— Бог не позволит! — сказал он с усмешкой. Кэйт облизнула губы.

— Не шути так!

— По поводу чего? Миранды или моего характера?

Кэйт предпочла не отвечать на этот вопрос.

— Она послушная девочка. Если я попрошу ее не приходить в нашу комнату, она не будет. Не надо ждать, когда твое терпение лопнет.

Он опять приложился к бутылке. От большого глотка его передернуло. Он скривил губы, вытирая их.

— Солнышко! Мое терпение уже лопнуло. Около тридцати минут назад. — Он показал ей бутылку. — Вот почему я и решил напиться до чертиков. В отличие от Джозефа, я падаю в пропасть сам, когда веревка начинает рваться, а не бросаю туда ребенка.

Она вздрогнула и отвернулась.

— Почему ты пришла сюда? Боялась того, что случится, если я сорвусь?

Ей было нечего возразить, и она молча кивнула.

Он вздохнул и откинулся назад, опираясь локтями о ступеньку за своей спиной. Бутылка стукнулась о дерево.

— Позволь мне кое-что объяснить, — сказал он. — Если я потеряю самообладание, выйду из себя и утрачу все, чем гордился до сей поры, я завизжу, как все дьяволы ада, подниму дым столбом, переверну дом вверх дном. Но вы с Мирандой останетесь невредимы. С вас не упадет ни один волосок! Никогда моя рука не причинит вам зло. Торжественно клянусь в этом.

Кэйт подняла плечи.

— Хотелось бы мне верить в это…

Она пожалела, что эти слова сорвались у нее с языка. Она почувствовала на себе его тяжелый взгляд, и его молчание томило ее. Не в силах выносить это, она обернулась и посмотрела на него. Лунный свет падал на его лицо. К своему удивлению, она увидела нежность в его глазах.

Подняв руку, он погладил ее щеку. От этой ласки у нее перехватило дыхание.

— Я тоже хочу, чтобы ты смогла, Кэти, — шепотом сказал он. — Если бы мне предложили загадать только одно желание, я пожелал бы убрать все тени из твоих глаз.

— Тени?

Он погладил ее подбородок, провел по лицу.

— Да. Тени! Твои глаза должны сиять как солнце! Его любовь и восхищение смутили ее. Ей вдруг захотелось спустить его на землю.

— Тени! Солнечное сияние! Боже, как поэтично! Мне кажется, что вы несколько опьянели, мистер Мак-Говерн.

— А тебя это беспокоит? Да? — Он поставил бутылку на ступеньку рядом с собой. — Пойло для грешников, гак? Наверняка оно пробуждает в человеке то, что в нем есть. Я часто недоумевал, что в Писании высказана не такая мысль. Но на этот раз, Кэти, ты можешь не напрягаться. Ночь зовет к отдыху. А выпивка не мешает мне рассуждать здраво.

— Никогда?

— До сих пор я не терял здравого смысла! — Он улыбнулся ей. — И обещаю, что не потеряю и впредь. Так почему бы тебе не отправиться в постель и не предоставить мне закончить то, что я начал?

— Насчет Миранды…

— Оставим Миранду там, где она сейчас, — сказал он. — Ей страшно, когда она просыпается ночью. Жестоко запрещать ей приходить к нам. А уж если она повадится приходить, что ж, всегда можно найти бутылочку там же, где я нашел эту…

— А где ты ее нашел?

— В сарае. — Он весело сверкнул глазами. — Предполагая, что мне когда-то придется сделать глоток-другой, я спрятал их там. Это лучше, чем играть всю ночь в «пятипалый гвоздь».

Кэйт нахмурилась.

— Что еще за пятипалый гвоздь? Он лукаво взглянул на нее.

— Это игра в одну руку. Пасьянс. Ты когда-нибудь раскладывала пасьянс, Кэти?

— Джозеф был против всех карточных игр. Его зубы блеснули.

— Его потеря— мой доход. Я как-нибудь научу тебя играть в покер и очищу до последнего пенни твои копилки.

— Это недолго.

— Точно! — весело сказал он.

Она вспомнила, как играла в детстве. Она была так мала и неумела, что подруги постоянно смеялись над ней.

— Чему ты смеешься? Скажи, и мы посмеемся вместе.

Его улыбка расплылась.

— Но я уже поделился. Кэйт откинулась назад.

— Тогда объясни мне, в чем дело. Я, должно быть, потеряла чувство юмора.

— Я тебя обидел? Я не хотел…

— Мне не нравится, когда надо мной смеются.

— Я не смеюсь, Кэти, девочка моя! Я улыбаюсь. Мой папа часто говорил: «За что я люблю твою ма, так это за ее невинность». Поскольку я был четвертым из семерых сыновей, я все не мог понять, что он имеет в виду. Теперь до меня дошло.

Кэйт возразила:

— Ты все время сравниваешь меня с юной девушкой, Зак. Уверяю тебя, это не так. Я очень далека от невинности!

— Это как посмотреть! Ты немножко не от мира сего, Кэти. Но это не значит, что я хотел бы изменить хоть один волосок на твоей голове.

Она снова вернулась к его словам. Если в них и заключалась какая-то шутка, смысл ее от нее ускользнул. Махнув на это рукой, она сказала:

— Ну, пожалуй, мне лучше уйти и предоставить тебе заканчивать свое дело.

— Выпив виски, я не войду в дом, так что можешь не беспокоиться. Миранда не увидит меня пьяным.

— Если ты пьешь, то чем раньше начнет она привыкать к этому, тем лучше будет для нас. Не стоит прятать виски, Зак. Храни бутылки дома. Если тебе захочется выпить, для тебя это будет гораздо удобнее.

— Я пью лишь в редких случаях. Но, даже если бы так оно и было, я не стал бы пить дома, чтобы не тревожить тебя. А моя цель, — он повел своим широким плечом, — моя цель совсем иная: дать тебе покой и счастье, если только я смогу…

Кейт вернулась в дом и несколько дней вспоминала эти слова. Счастье? С тех пор, как она вышла замуж за Джозефа, она и не помышляла об этом. Видеть улыбку Миранды? Да! А кроме этого? Она даже не думала о том, ради чего она, собственно, живет. Счастье ее ребенка было ее счастьем. И если она уверена в этом, большего ей не нужно.

Зак, похоже, понимал это. Когда он ухаживал за ней, она принимала это как должное, но то, как он относился к Миранде, изумляло Кэйт.

Стоя в сторонке, всегда настороже, Кэйт видела, как ее дочка превращается в радостную, веселую девочку с сияющими как звезды глазами. Давняя поговорка оказалась правдой: путь к сердцу матери лежит через ее ребенка.

Кэйт казалось, что Зак непредсказуем: то ли он наделен актерским даром, то ли в душе его живет неистребимая потребность в юморе. Много работая, вечно занятый, Зак всегда выкраивал минутку, чтобы поиграть и повеселиться. Однажды утром, придя в кухню, Кэйт увидела, как он состязается с Мирандой, кто выше подкинет блинчик и поймает на сковородку. Дощатый пол перед плитой был перепачкан маслом: они слишком часто промахивались. Довольный Ноузи, облизываясь, крутил хвостом. Впервые за долгое время он удовлетворил свой аппетит.

Незамеченная ими, Кэйт стояла в дверях. Слезы наполняли ее глаза всякий раз, когда она слышала радостный смех Миранды.

Однажды за ужином Закария вдруг стукнул ложкой по миске с зеленым горошком, стоявшей посередине стола. Не успела Кэйт опомниться, как ее втянули в состязание, и горошек разлетелся по всей кухне. Тогда Зак встал на четвереньки и начал подбирать горошины, приговаривая, что никому не позволит устранять последствия учиненного им беспорядка.

Джозефу и в голову не приходило помогать ей в домашней работе.

В другой раз, принеся вечером каталог Монтгомери Уорд, Зак сам занялся стряпней, предложив Кэйт полистать каталог и выбрать одежду для себя и Миранды. Она не могла понять, почему его так беспокоит ее выбор. Он отверг все, что ей понравилось, и посоветовал ей такие фасоны и расцветки, от которых Джозеф перевернулся бы в гробу. «Ничего коричневого, cepoго и черного», — заявил Зак. Он хотел видеть жену и дочку в платьях пастельных и ярких тонов. Притом требовал, чтобы одно платье не носили по две недели.

Кэйт нравились яркие и праздничные цвета одежды так же, как и веселые выходки Зака, которые особенно ее трогали. Хотя у него не было времени смотреть за ребенком, каждый раз после обеда он брал Миранду на; свою ферму, где она играла с внучкой Чинг Ли и другими детишками ее возраста. По вечерам, когда Зак и Миранда возвращались домой, он посылал ее вперед, чтобы она встречала его на пороге. Так исполнялась ее мечта: папа, с которым она здоровалась, подхватывал ее на руки и высоко подбрасывал в воздух, а потом терся бакенбардами об ее щечки. Кэйт поражало, чтоЗак говорил с Мирандой даже об ее снах, уверяя девочку, что хорошие сны сбываются.

Зак уже казался Кэйт неотразимым. Кэйт все еще немного дичилась его, но он осуществлял свой главный план — привязать к себе ребенка. Этим он привязывал и мать. Когда Миранда улыбалась, Кэйт невольно расплывалась в улыбке.

Странно, что Кэйт сдалась именно тогда, когда Зак однажды вышел из себя и впал в ярость. Это случилось не потому, что Миранда каждую ночь приходила в их спальню, чего больше всего боялась Кэйт. Девочка насмерть перепугала его, чуть не покалечившись.

Кэйт не знала, что одна из балок ее сеновала порядком прогнила и могла вот-вот рухнуть. Обнаружив это, Зак строго-настрого запретил Миранде играть там, пока он не починит навес. Между тем Миранда любила прятаться на сеновале, когда кто-то приходил к ним. Однажды утром приехал торговец льда со своим фургоном. Миранда быстро вскарабкалась по лестнице наверх, чтобы спрятаться. Когда она пробиралась на свое обычное место, балка рухнула, и девочка упала с высоты двенадцати футов. Она не сломала шею лишь потому, что Зак этим утром перекладывал сено, и в этом месте его было довольно много. Но, не закончив работу, он вышел к торговцу льдом. В сене остались торчать вилы. То, что Миранда не напоролась на них, было настоящим чудом.

Услышав даже не крик, а дикий рев Зака, донесшийся из сарая, Кэйт поняла: случилось что-то ужасное. Примчавшись туда, она увидела мужа с Мирандой на руках, Ноузи и торговца льдом. Все так суетились и кричали, что она не могла ничего понять. Зак, прижимая Миранду к себе, то и дело тряс ее. Кэйт перепугалась, увидев его бледное лицо и побелевшие губы.

— Тебе нужна хорошая порка, девочка! — восклицал торговец льда в перерывах между воплями. — Так напугать своего папу! Чуть шею себе не свернула!

К счастью, Зак не последовал его совету. Он старался успокоить Миранду, примостившуюся на его трясущихся руках. Ноузи не спускал с него глаз, крутясь у всех под ногами. Кэйт заметила, что Зак постепенно приходит в себя.

— Еще бы чуть, и— прямо на вилы! — объяснял Кэйт торговец льдом. Показав пальцами расстояние не более дюйма, этот худенький человечек возбужденно тряс лысой головой. — Совсем рядом были вилы! Можно сказать, что это Господь Бог подхватил ее на руки и отвратил ее гибель!

Увидев зубья вил, торчащие их охапки сена, Кэйт похолодела. Колени ее подогнулись, когда она поняла, что могло произойти.

— Это ведь так давно построено, будь оно неладно! Настил совсем прогнил! — говорил Зак дрожащим голосом. — Я сто раз ей повторял, чтобы она не лезла туда. Я уже велел Маркусу заказать свежий тес два дня назад. На следующей неделе собирался все перестроить…

Глядя на него, Кэйт догадывалась, что творится в его душе. Миранда, спрятав лицо у него на груди, тихо подвывала от пережитого страха. Кэйт преодолела желание забрать девочку у Зака и взять ее на руки. Она не сделала этого, опасаясь, что за словами «Будь оно неладно»! последуют более крепкие выражения. Ведь Зака буквально трясло от страха.

«Клянусь тебе, что не произнесу ни одного дурного слова в присутствии Миранды!» Поскольку речь его всегда была пересыпана крепкими словечками, Кэйт почти забыла о его обещании. Но, вспомнив, поняла, что ему стоит большого труда выполнять его. Кэйт решила не отнимать у него Миранду. Нужно дать ему возможность доказать ей, что он человек слова.

Доверие! Как мало значило прежде для Кэйт это слово! Торговец был прав: Миранда чудом избежала гибели. Чтобы уберечь ее от опасности в будущем, следовало наказать девочку. Интересно, как справится с этим Зак. Кэйт решила не вмешиваться. Зак сунул в карман трясущуюся руку, вытащил скомканные деньги и, не считая, отдал их торговцу.

— Если дал лишние, считайте это кредитом! — буркнул он, и, повернувшись, пошел к дому. Кэйт хотела последовать за ним, но тут же остановилась, понимая, что должна принять сейчас одно из самых трудных решений. Торговец фыркнул:

— Ваша маленькая мисс надолго запомнит трепку, которая ей предстоит.

Кэйт почувствовала, как во рту у нее пересохло.

— Мы с Тимми как-то на прошлой неделе отправились побродить, — продолжал тот. — Я взял с собой ружьишко, а он схватил его без спросу и чуть ногу себе не прострелил. Я ему за это такую трепку задал, что он света не взвидел!

Кэйт молча наблюдала, как он забрался в фургон и отправился в путь. Чувствуя слабость, она прислонилась к двери сарая и закрыла глаза. Мысль о том, что происходит сейчас с ее дочкой, не давала ей покоя, но она не двигалась. Фургон торговца льдом выехал со двора. Она слышала стук копыт, шуршание колес по песку. За всем этим она старалась уловить жалобный крик Миранды, но в доме было тихо, а во дворе только листья шелестели от легкого ветерка. И вдруг душа ее обрела покой. Кэйт убедилась: у Зака нет ничего общего с Джозефом. Нельзя жить, оставаясь в плену воспоминаний. Миранде больше ничто не грозит. Ей не нужна ее постоянная защита.

С чувством глубокого облегчения она вошла в сарай, чтобы убрать сено. Взяв вилы, Кэйт принялась за дело.

Минут через пять она увидела тень в светлом проеме двери. Кэйт обернулась: у входа стоял Зак.

— Это еще что? — спросил он.

— Заканчиваю твою работу.

Подняв вилами охапку сена, она молчала, надеясь, что Зак ответит на ее невысказанный вопрос. Силы вдруг покинули ее, и она опустила вилы.

— Мне не нравится, что ты делаешь мою работу, — сказал он, помедлив.

— Я долгое время сама занималась этим.

— Положи вилы и подойди ко мне.

Кэйт повиновалась. Он смотрел на нее, подняв брови.

— Разве ты не хочешь узнать, как я ее наказал?

На мгновение ужас охватил ее, но она твердо ответила:

— Нет. Уверена, ты сделал то, что надо…

Зак взял ее лицо в свои руки и прижался губами к ее щеке.

— Спасибо! — выдохнул он.

Ему не пришлось ничего объяснять Кэйт. Едва он заключил ее в объятия, все в ней устремилось навстречу ему. Она испытывала неземное блаженство. Когда-то она мечтала раствориться в этом мужчине, забыв о себе, теперь же ей хотелось лелеять это чудесное ощущение жизни. Жить! Слышать сильное биение его сердца, чувствовать его тепло. Силу его рук, нежность и ласку его прикосновений.

— О Зак! — прошептала она дрожащим голосом.

— Она в порядке! — заверил он ее. — Я усадил ее в угол и велел ей целую неделю и близко не подходить к этому месту. За неделю она вполне придет в себя и научится выполнять то, что ей сказано.

Кэйт молча кивнула.

— Ты могла вместе со мной вернуться домой. Зачем тебе было стоять здесь и терзаться!

Она покачала головой и с трудом проговорила:

— Я считала, что это не нужно.

Зак прикрыл глаза. «Не нужно». Это не были случайные слова. В них сосредоточился сейчас для него целый мир. Он знал, чего стоило ей остаться в сарае. Наконец — то он обрел ее доверие. За одно это он готов был отдать жизнь. И отдал бы с радостью.

— Я люблю тебя, Кэти!

— Теперь я верю, что это действительно так! — чуть слышно отозвалась она.

Пятью минутами позже, когда Кэйт вошла в кухню, Миранда, сидевшая на трехногом Табурете, повернулась и окинула ее мрачным взглядом. Кэйт ответила ей улыбкой.

— В чем дело? — спросила Кэйт. — Хорошенькая девочка сидит на подставке для молочного ведра, да еще; с таким вытянутым лицом! Почему ты уткнулась носом в угол?

— Я размышляю, — ответила Миранда, шмыгая; носом.

— А-а, понятно! И о чем же ты размышляешь? Миранда снова шмыгнула носом.

— О том, что мне сказал папа…

Кэйт подошла к плите и сняла с нее давно уже сварившиеся и успевшие остыть яйца.

— Это очень разумно с твоей стороны.

— Я только не могу понять, — заговорила Миранда, слезая с табурета и подходя к ней, — папа Зак запретил мне играть наверху. Но ведь он не запрещал мне прятаться там…

Кэйт покачала головой, очищая яйца.

— Э, да ты начинаешь хитрить, Миранда Элизабет Блейкли! Ты отлично понимаешь, что он имел в виду. И какая беда могла приключиться!

— Мак-Говерн! — поправила ее дочь. — Меня уже не звать Блейкли.

— Не звать, а зовут. Если ты хочешь носить это имя, тебе придется слушаться и исполнять то, что велит тебе Зак. А что он тебе велел? Сидеть, уткнувшись носом в угол? Вот и выполняй это, пока он не скажет тебе «довольно».

Миранда тяжко вздохнула и послушно вернулась на место.

— Вот уж не думала я, что он меня для этого удочерил…

Кэйт усмехнулась, положив в миску очищенное яйцо.

— Тебе повезло, что не я оказалась на его месте! Я бы тебя отшлепала так, что у тебя попа горела бы.

— Но я хорошо поняла все, что он мне говорил! — сказала Миранда, потирая кончик носа. — Можно мне слезть? Я уже все обдумала…

— Это надо не у меня спрашивать.

— Ты обещала мне, что мы всегда будем вместе, обещала, что не отдашь меня другому папе и не позволишь ему мучить меня…

— Да, это было. Но ты мечтала о новом папе и получила то, что хотела. А если подумать о том, как он к тебе относится, ты получила больше, чем заслуживаешь. — Кэйт взяла еще одно яйцо. — Тебе стоило бы поблагодарить за это свою счастливую звезду.

— Мой нос не такой счастливый…

Кэйт не могла удержаться от смеха, когда та повернулась к ней.

— О Боже! Он красный, как морковка! Едва ли Зак велел тебе прижимать его к стенке с такой силой.

Миранда проговорила:

— Зак сказал, что глина ему на пользу, и велел держать его прижатым, пока он не вернется.

— Ну, тогда так и делай!

— Он не спешится, а мой нос уже сжался.

Кэйт пошла в чулан и набрала в кастрюлю картофеля. Когда она вернулась, Миранда сидела, уткнувшись носом в угол.

Вскоре вернулся Зак.

Незадолго до сумерек Кэйт, услышала конский топот. Думая, что вернулся Зак, она продолжала стряпать. Вдруг тяжелый мужской кулак обрушился на дверь, наполнив дом грохотом. Вытерев руки о передник, она поспешила к двери. На пороге стоял Райан Блейкли.

Как обычно, при виде Райана сердце у Кэйт оборвалось, но она справилась с собой. Теперь не было причины бояться его. Что бы ни делал Райан, он уже не мог протянуть лапы к Миранде. Эта мысль сразу принесла ей облегчение.

— Привет, Райан.

— Это правда? — угрожающе спросил он. Кэйт поняла, о чем он спрашивает.

— Странно, что ты узнал об этом только теперь. Мы уже две недели как женаты.

Он заломил на затылок шляпу и передернул плечами, поправляя съехавший пиджак.

— Ты — сука!

Кэйт взялась за ручку двери.

— Не намерена выслушивать это, Райан. Если пришел что-то сказать, выкладывай, а если обзываться — убирайся.

— Это правда, что ты позволила ему удочерить Миранду? Правда это?

Кэйт напрягла все свои силы.

— Да. Правда.

Внезапно он схватил ее за волосы и с силой ударил о притолоку.

— Я убью тебя, и Бог мне поможет! Я задавлю тебя, вырву последнее дыхание из твоей груди! Дочка моего брата! Как посмела ты дать ей другое имя?

Голова Кэйт разрывалась. Она вцепилась в его руку, пытаясь оторвать его пальцы от своих волос.

— Отпусти, Райан! Ты совсем спятил! Он злобно оскалился ей в лицо.

— Это ты спятила, если решила, что я оставлю все как есть. Я уж не лягу на спину, задрав лапки! Вы за это заплатите! Клянусь Богом, заплатите! Я потащу вас в суд и посажу тебя в тюрьму: я буду последним идиотом, если не сделаю этого. А тогда ты ее уже не увидишь! Никогда!

Кэйт собиралась ответить ему, когда услышала грозный голос:

— Убери свои грязные руки от моей жены, Блейкли! Райан окаменел и обернулся:

— Ты-ы!!!

Он с силой оттолкнул Кэйт. Она ударилась о стену, ободрав локти.

Опираясь о деревянную обшивку, она смотрела, как Зак спрыгнул с коня. Ангел мщения в синей холщовой рубашке с горящими светло-карими глазами. Никогда еще ничье появление не радовало ее так сильно.

— Здесь я хозяин, — сказал он спокойно и шагнул к крыльцу. — Чего ты хочешь? Ждешь, чтобы я освободил тебе дорогу? Ты вообще, способен думать, подонок с дерьмом вместо сердца? Если ты ищешь беды, так ты найдешь ее, обещаю!

— Руки коротки! Сил не хватит! Зак сделал шаг к нему.

— Я посильнее женщины, которая вдвое меньше тебя! Что ж, попробуй! Попытайся лягнуть меня, осел поганый, но прежде упакуй получше свои потроха!

Сбросив шляпу, Райан согнул ноги в коленях и выставил кулаки.

— На этот раз я не подставлю тебе голову! Зак медленно двигался к нему.

— Надеюсь, что нет.

Райан приседал и притопывал как боксер на ринге. Зак опустил руки и застыл, выжидая.

— Черт возьми, — сказал он, присвистнув, — какие изящные движения. Лучшего вальса я, пожалуй, не видывал.

— Ты исполнишь вальс в грязи, в которую я тебя загоню! Я заставлю тебя дважды подумать, прежде чем бросать мне вызов. — Райан сделал ложный выпад рукой. — Мне приходилось драться на настоящем ринге, где выступают профессионалы, умелые боксеры! И такой деревенщина, как ты, угрожает мне! Да ты не можешь даже шлепнуть по жопе настоящего мужчину. Ну, давай, иди, увалень! Или из тебя дерьмо уже полезло?

Зак усмехнулся и передал шляпу Кэйт.

— Умелые боксеры, настоящий ринг. Я ничего такого не знаю. Отец никогда не учил меня смешивать драку с танцами.

Покосившись на противника, он добавил:

— Иди в дом, Кэти, девочка. Я не хочу, чтобы ты это видела.

Кэйт почувствовала, что не может шевельнуться. Райан громко заржал:

— Боишься, что эта потаскушка увидит, как ты ползаешь, глотая грязь?

Усмешка Зака погасла. Опасный блеск появился в его глазах.

— Блейкли! Пришло время поучить тебя хорошим манерам.

Стремительно, так что Кэйт даже не заметила, когда это произошло, Зак бросился на Райана и с такой силой ударил его в челюсть, что тот отлетел к перилам крыльца. Гнилое дерево заскрипело под его тяжестью. Райан, вытянув руки, пытался устоять на ногах, но не смог, он рухнул как камень, подняв тучи пыли.

Зак неспеша пошел к нему. Потрогав сломанные перила, он нагнулся и одним сильным движением поставил Райана на ноги.

— Я еще не рассчитался за то, что ты оскорбил мою жену, назвав ее потаскухой. — Едва Блейкли выпрямился, Зак дал ему такого пинка, что тот, откинув голову, отлетел на несколько шагов. Его шатало, как пьяного. Зак, подойдя к нему, нанес ему сильный удар в солнечное сплетение, отчего Райан согнулся вдвое.

— Не прикасайся к ней и не смей называть ее грязными именами! Тебе это ясно теперь, ничтожество, мешок с дерьмом?

Райан, держась за живот, стонал.

Зак схватил его за волосы.

— Приятно, когда тебя таскают за волосы?

— Я пришибу вас с помощью законов.

— Ох, хор-рошая мысль! Если шериф не будет охранять тебя, когда ты придешь сюда еще раз, я просто убью тебя.

Зак щелкнул его по носу, а затем» с отвращением оттолкнул от себя.

— Держись подальше от моей жены и ребенка! Если ты еще подойдешь к нашему дому хоть на милю, пеняй на себя!

Отойдя на безопасное расстояние, Райан обернулся и погрозил кулаком.

— Я не отдам вам дочь моего брата! Скорее увижу ее мертвой, чем допущу это.

— Ребенок мой, — твердо возразил Зак. — По закону. Если ты попытаешься к ней приблизиться, я покажу тебе, что такое ад на земле. А теперь убирайся, пока я не прикончил тебя.

Бешеный взгляд Райана остановился на Кэйт.

— Я вернусь! Я не дам тебе жить спокойно. Убила моего брата и хочешь выкрутиться? Не выйдет!

Эти слова еще кружились в воспаленном мозгу Кэйт, когда он, вскочив на коня, умчался прочь.

Когда Зак подошел к крыльцу, она с тревогой посмотрела на него.

— Он прав. Никогда я не обрету душевного покоя. Пока он дышит—никогда.

Он подобрал шляпу Райана и бросил ее через ограду.

— Он умеет только орать и браниться. — Положив ей руки на плечи, оглядел ее. — Не повредил он тебе?

Она покачала головой.

— Нет. — С болезненной усмешкой Кэйт коснулась своих волос. — Просто попытался снять с меня скальп. А как ты? Он так сильно махал кулаками. Он не ушиб тебя?

Он улыбнулся.

— Ну что ты, Кэйт! Ты шутишь?

— Прости, это было очень неплохо для деревенщины, мистер Мак-Говерн, совсем неплохо!

Он приблизил лицо к ее ласково улыбающимся губам.

— Я отделал этого сукина сына как надо, хоть я и сосунок перед ним. Видишь ли, отец никогда не учил меня драться по правилам. Но он научил меня побеждать. Первое правило: не ввязываться в драку. Если ее нельзя избежать, то нанеси удар первым. Хороший удар лишает противника куража и надежды на легкую победу.

Кэйт подавила смешок.

— Кажется, ты не слишком любезно обошелся с ним, Зак.

В его глазах появились озорные искорки.

— Я не слишком благовоспитан по натуре, Кэти, девочка… Ты наверняка уже догадалась об этом.

Кэйт сразу вспомнила их первую брачную ночь, и краска залила ее лицо. Ее улыбка погасла, и странное чувство охватило ее. Вспомнив восхитительные ощущения от его прикосновений и ласк, она прошептала:

— Это, конечно, ясно… Но теперь я иначе отношусь к благовоспитанности…

— В самом деле? — весело спросил он.

Поняв, на что он намекает, Кэйт смутилась. Не желая развивать эту тему, она распрямила плечи и глубоко вздохнула, постепенно успокаиваясь.

— Как ты догадался, что пора вернуться домой? Я никому никогда так не радовалась за всю жизнь.

— Я поручил одному парню следить за дорогой. Жаль, что не поспел раньше: был на склонах, это довольно далеко.

— Я так рада, что ты приехал!

Он придвинулся ближе и взял ее руки в свои.

— Я всегда буду поблизости, когда понадоблюсь тебе, Кэти. Можешь на это твердо рассчитывать.

Кэйт хотелось задержаться в его объятиях, но ее тревожила мысль о Миранде. В тот момент, когда она обернулась, девочка появилась в открытой двери. В ее глазах было восторженное удивление, когда она посмотрела на Зака.

— Ты здорово проучил его! Правда, папа Зак? Кэйт не заметила в ее взгляде даже признаков страха и испытала облегчение. Тревога, сжимавшая, как обруч, ее сердце, исчезла. Давний затаенный страх, который никогда не покидал ее, исчез.

Ее малышка не сомневалась, что все хорошо. Значит, так оно и будет.

ГЛАВА 18

Лунное сияние осветило розовый цветник, залило серебром цветы и листья. Положив руки на изгородь, Кэйт вдохнула вечерний воздух. Она любила запахи лета: травы, клевера, роз и люцерны. Аромат разлился в воздухе: казалось, им пронизан даже туман, поднимающийся от реки.

Легкий ветерок шевелил ее распущенные волосы, ласкал тело, проникая под халат. Прислушавшись, она прижалась коленями к перекладине изгороди. Шелест листьев, стрекот кузнечиков, кваканье лягушек и тихое кудахтанье. Как много красоты во всем этом и как много обманувших иллюзий! Она жила здесь пять лет. Но Кэйт не помнила, чтобы хоть раз она вышла летней ночью полюбоваться красотой Божьего мира и порадоваться ей.

Покой… Кэйт закрыла глаза, стараясь удержать в себе нахлынувшее на нее чувство. Сразу после ухода Райана она почувствовала облегчение, но теперь груз окончательно свалился с ее души, и она ощущала что-то, похожее на невесомость.

Тревога ушла.

Кэйт знала, что это действительно так. Почти пять лет после рождения Миранды она каждую ночь просыпалась в страхе за нее. В последние семь месяцев страх не покидал ее ни на минуту. Но теперь она поняла, что ей нечего бояться. Миранда в полной безопасности, и, пока рядом с ней Закария Мак-Говерн, ей ничто не грозит.

Герои, волшебники и сказочные дворцы из ее снов… Наивные детские фантазии. Кэйт не верила во все это, постоянно сталкиваясь с суровой реальностью. Но она не хотела разрушать фантазии своей дочери, изо дня в день, рассказывая ей о чудесах и волшебниках, потому что Миранда очень нуждалась в этом. И вот теперь, хотя это казалось неправдоподобным, фантазии превращались в реальность.

Слезы наполнили глаза Кэйт, на губах ее затрепетала улыбка. Герой Миранды — Закария Мак-Говерн. «Для героя, — думала Кэйт, — он скроен немного топорно. Его волшебный замок— домишко из семи клетушек. Вместо шелковых камзолов он носил выгоревшую на солнце холщовую рубаху и шляпу с обвисшими полями. Он спешил к ним на помощь, оседлав старого Дандлера, а не мчался вихрем на белом коне, легко преодолевающем пропасти. Заку не помогали волшебники, но все же он был героем и сам творил чудеса, наполняя жизнь весельем и смехом, защищая их, спасая Кэйт от отчаяния, даруя ей чувство безопасности. Герой Миранды».

Теперь он стал героем и для Кэйт. Сама не понимая, как и когда это случилось, она влюбилась в него, оценила его прямую добрую душу. Влюбилась страстно и глубоко. Она хотела жить с ним всегда. Подбрасывать блинчики и ловить их на сковородку. Раскидывать ложками по полу горошек. Она мечтала обо всем этом, боясь только одного— что это может уйти.

Тихий скрип закрывшейся двери привлек ее внимание. Обернувшись, она увидела, что ее герой стоит на крыльце в узких бриджах, чуть согнув одно колено и скрестив на груди руки. Луна заливала своим призрачным светом его лицо. Увидев ее, он быстро спустился вниз.

— Кэти? — грустно сказал он. —Почему ты не позвала меня с собой? Я проснулся и обнаружил в постели только Миранду и собаку.

Не успела она ответить, как он наступил на что-то босой ногой.

— О Господи!

Кэйт, улыбаясь, следила, как он идет к ней по колючкам, опираясь рукой о шаткую изгородь. Его тело было сильным и легким. Как всегда, она почувствовала себя рядом с ним маленькой. Маленькой, но не униженной. Никогда не испытывала она этого чувства рядом с Закарией.

— У тебя все о'кей?

— Мне просто захотелось помечтать, и я решила, что здесь самое подходящее место. — Она повернула голову к саду. — Прощай, старое, и здравствуй, новое!

Он облокотился на изгородь рядом с нею. Тепло и сила его рук вселяли в нее уверенность. Он попытался поймать ее взгляд.

— Джозеф? — спросил он.

Она смущенно посмотрела на него.

— Он так долго управлял моей жизнью, Зак, но теперь, мне кажется, пришло время покончить с ним.

— Вот и слава Богу!

— Боюсь, ты не вполне понимаешь… — Она взглянула на него и почувствовала комок в горле. — Ты, наверное, подумаешь, что я спятила. После всего, что ты сделал: и с этим садом, и вообще…

Она увидела, как напряглись жилы у него на шее, словно он силился что-то проглотить. Он задержал взгляд на далеких холмах.

— Ты решила, что надо вернуться к этому…

Это не был вопрос. Кэйт догадалась, что он все понял, и, вероятно, лучше, чем она предполагала.

— Он всегда висел на мне, и будет камнем висеть на шее, если я ничего не изменю.

От слез щипало глаза, но она не пыталась удержать их. Зачем скрывать их от него?

— Я хочу вернуть себе жизнь. Может быть, это безумие, но я никогда не освобожусь от Джозефа, если…

— Солнышко! Зачем объяснять? Я знал, что ты рано или поздно решишься на это. Я просто не ожидал, что это случится сегодня.

— Ты хочешь, чтобы я подождала? Он вздохнул.

— Нет, я просто… — Не договорив, он повернул к Кэйт свою темную голову и внимательно посмотрел на нее. — А как же с Мирандой? Они могут посадить тебя, — его голос задрожал. — Господи, Кэти, подумай об этом! Крепко подумай! Ты понимаешь, что будет? Следствие. Если оно пойдет плохо, тебя могут привлечь к суду. Это займет недели, даже месяцы. Готова ли ты к этому?

Кэйт показалось, будто ее схватили за глотку и душат. Она плохо разбиралась в судебных процедурах. Джозеф изолировал ее от окружающего мира.

— Думаешь, шериф не разберется с этим?

— Шериф? — Его смуглое лицо выразило тревогу, когда он повернулся к ней. — Милая моя, ведь речь идет об убийстве человека!

— Но это неординарный случай!

— Шериф не властен решать такие вопросы.

— Ты хочешь сказать, что меня возьмут в тюрьму по обвинению в убийстве?

Он вздохнул и прикрыл ладонью усталое лицо.

— Это зависит от судебного следствия. Если коронер не сумеет установить, как он погиб, дело передадут на рассмотрение суда, и принимать решение будет он. — Зак увидел, что она не сводит с него глаз. — Большое жюри решает, имеются ли достаточные основания для судебного преследования в обычном порядке. Семь присяжных, Кэти, девочка, и все они мужчины. Почти у всех есть жены, которые не раз имели повод огреть их палкой по голове.

— Мужей? — как эхо отозвалась она.

— Мужей, — подтвердил он.

Хотя глаза его были по-прежнему серьезны, губы непроизвольно складывались в усмешку.

— Можно надеяться, что это будут симпатичные люди, способные противостоять обвинительному акту, но если ты пойдешь под суд, обвинитель выставит тебя в таком виде, что хуже некуда. Это его работа. Он должен обвинять.

Кэйт прижала к губам стиснутые руки.

— Ох, Зак, что же мне делать?

Смех, которым он ответил ей, был невеселым.

— Не заставляй меня принимать решение. Слишком соблазнительно проявить свою власть. Это решение ты должна принять сама. Последствия, конечно, придется расхлебывать и мне, но вы с Мирандой пострадаете больше.

Кэйт смотрела перед собой, о чем-то вспоминая. Давно ей не позволяли принимать никаких решений. И вот теперь ей предстояло принять самое важное решение в жизни. Она мечтала, чтобы Зак проявил власть и решил все за нее. Но в ней таился страх. Ведь самым главным в его отношении к ней было то, что он видел в ней человека, способного думать.

Ее решение… Преодолев страх, Кэйт вспомнила о том, что привело ее этой ночью к ограде. Она хотела освободиться от Джозефа, избавиться от мыслей о нем. Это не суждено ей, если он будет стоять перед ней. Все или ничего! Это единственное, что она сейчас понимала.

— У Миранды останешься ты, — прЪшептала она. — Теперь она уже не так нуждается во мне. Это действительно так.

— О, любовь моя! — Он провел ладонью по ее лицу, осушая слезы. — Конечно, ты ей нужна! Ты всегда ей нужна.

— Ты не понимаешь! Меня это не огорчает. Я рада, действительно рада! — Поймав его руку, она поцеловала ее. — Если что-то случится, если я вдруг исчезну из ее жизни, она погрустит, погорюет, но не пропадет. Потому что у нее есть ты. Я больше не беспокоюсь о том, что с ней что-то случится. Нет того, что было прежде. Именно это и заставляло меня скрывать то, что произошло с Джозефом. Теперь это ушло.

— А что будет с тобой? — Он стиснул в своих сильных ладонях ее руку. — Что будет с тобой, Кэти? Ты об этом подумала? Мы можем оставить Джозефа там, где он есть. Тебе не обязательно рисковать. Пусть он лежит там, где лежит. Меня это не удручает. С моей точки зрения, розовый сад— гораздо больше, чем он заслуживает.

— Это грызет меня, понимаешь? Грызет! — шептала она.

— Иногда жизнь делает невозможным выбор между добром и злом, и мы должны поступать так, как следует. Мы храним тайны, но они, как привидения, напоминают нам о себе, потому что, скрывая их, мы можем принести вред тем, кого любим!

Он вздрогнул, будто эти слова ударили его.

— Зак, ты понимаешь, о чем я говорю? — спросила она с тревогой.

— К несчастью, да! — Он потер подбородок. — Тайны преследуют нас. Согласен. И порой обстоятельства бывают сильнее нас. — Он мрачно усмехнулся. — Нередко мы следуем велениям чувства, а не разума. Я понимаю это, может быть, даже лучше, чем ты думаешь.

— Семь месяцев назад я сделала немыслимую попытку защитить мое дитя. Теперь Миранда не нуждается в моей защите, и я должна исполнить свой долг, хотя бы и с запозданием. Это освободит меня, понимаешь?

— Милая моя! Конечно, понимаю. Но если тебя все же сочтут виновной, осудят за убийство? Я не хочу сказать, что это непременно случится, надеюсь, все будет иначе. Но если все-таки это произойдет?

Страх охватил Кэйт, стиснув ей сердце. Когда она, наконец, заговорила, ее голос был почти беззвучным.

— Тогда ты поставишь на ноги мою дочь. Обещай мне это.

— Нашу дочь! — поправил он ее. — Да! Я клянусь тебе в этом. Я поставлю ее на ноги и буду любить до последнего вздоха. Но в награду за это я хотел бы иметь ее маму.

Кэйт знала, он выполнит клятву, что бы ни случилось. Не только ради нее, но потому что любит ее девочку. Несбыточные желания исполнились. Миранда получил то, чего так страстно хотела, — нового папу, и это стало реальностью.

— Мне придется пройти через это, — сказала она мягко. —Я не могу жить под угрозой того, что все раскроется. — Она облизнула пересохшие губы. — Ты понимаешь, Зак? Ты не можешь получить меня. Не можешь, пока я связана прошлым.

Он коснулся пальцами ее волос на макушке. — Я сказал тебе, что это решение должна принять ты. Но это не мешает мне бояться за тебя. Как только ты сделаешь этот шаг, я не смогу уже защитить тебя. Понимаешь?

Кэйт это слишком хорошо понимала.

— Я… Я знаю, это серьезный вопрос, но ты пойдешь со мной к шерифу? Мне будет легче, если ты будешь рядом со мной.

Он глухо застонал и обнял ее.

— Любовь моя! Я пойду с тобой даже в преисподнюю. Могу ли я отстраниться от этого, если связан с тобой?

Кэйт положила руку ему на плечо и впервые в жизни сама обняла его. Она прижалась щекой к его груди, вдыхая запах его кожи. Она пахла сеном, травой и грубой холщовой одеждой, ребенком и даже собакой. Она подумала, что, наверно, так и должно быть. Рядом с ним она готова перенести все, даже обвинение в убийстве.

Часом позже Зак лежал в постели, а Кэйт примостилась на его руке, прижавшись к нему. Он смотрел в потолок, но чувствовал каждый ее вздох, каждое прикосновение ее тела. За всю жизнь он не переживал такого дикого страха. Даже когда холера унесла его семью: родителей и трех братьев. То был неотвратимый рок, а сейчас он мог остановить Кэйт, удержать ее от того, что она собиралась сделать завтра.

Мысленно Зак уже остановил ее, но беда в том, что в душе он считал это недостойным. Черт возьми! Он знал, что это нечестно! Ему становилось не по себе при воспоминании о том, как он отговаривал ее идти к шерифу. Страшась за ее судьбу, он не был честен с самим собой.

Он доверял суду присяжных и, доверяя ему, не мог вообразить, что Кэйт признают виновной в убийстве Джозефа. Приняв во внимание все, что сделал этот человек, и то, что намеревался сделать, присяжные, вероятно, освободили бы ее от ответственности, даже если бы она и убила его. Никто в здравом уме не способен осудить ее за то, что она сделала, спасая своего ребенка!

Но больше всего его терзали мысли о тех силах ада, которые овладевали Кэйт, когда она оставалась наедине со своим прошлым. Он пришел к ней, и она приняла его как возмездие за свои грехи. Теперь он станет ненужен ей, ибо она почувствует в нем власть, к которой можно питать лишь отвращение. Кто сможет обвинить ее в том, что она захочет освободиться от него?

Он пошел на этот брак, зная, что она не любит его. Они совершили сделку. Его имя и защита в обмен на ее руку. Послезавтра она больше не будет нуждаться в нем. Конечно, она пока об этом не думает, но скоро поймет, что лучше аннулировать этот брак.

А что, если перетащить ее сейчас в другую комнату и там, наконец, осуществить то, ради чего он пошел на этот брак? Тогда уже ничто не сможет разлучить их. Нет, хоть он и не слишком владел собой, но все же отверг эту мысль и закрыл глаза, стараясь не думать об этой возможности.

Она еще не готова для физического слияния с ним. И, заглядывая в ее глаза, он понимал это; она стала с ним свободнее, раскованнее, перестала сжиматься— да. Он чувствовал, что они постепенно становятся друзьями. Со временем он проложит дорогу к ее сердцу, пробудит в ней интерес к сексуальным радостям… Но время—роскошь, которой у них уже нет. После того, как она пойдет к шерифу, ее, вероятно, запрут в тюрьме, пока все не завершится. И, если он хочет вступить с ней в супружеские отношения, ему необходимо воспользоваться оставшимися часами.

Как же он дошел до такого отчаяния, что вообразил, будто эта женщина прикована к нему, а ее чувства не имели значения? Как случилось, что его любовь вдруг стала такой ничтожной? Неужели ему нужно только право обладать ее плотью?

Сквозь прикрытые глаза Зак смотрел на Кэйт и представлял себе, как изменится — ее лицо, если он силой возьмет ее и заставит отдаться ему. Он чувствовал, , как его охватывает ярость, направленная не на нее, а на себя. Ведь так легко осуществить то, что требовало его тело! И, что еще хуже, использовать для этого Миранду: Кэйт пойдет на все, лишь бы не потревожить дочь. На все. Одно только слово, больше ничего не нужно.

Глядя в прекрасное лицо Кэйт, Зак обвел пальцем изгиб ее подбородка. Она что-то пробормотала во сне и теснее прижалась к нему. Каждую вторую ночь они спали с ребенком и собакой, но сегодня она сама легла на его руку, как будто для нее в этом не было ничего непривычного. Все, что ему нужно, это немного времени и надежды, что она займется с ним любовью. Это все, чего он хотел и чего не мог получить.

Перед ним было два пути: силой настоять на своем или пойти на риск потерять ее. Первое давало ему гарантии, второе ничего не сулило.

Осторожно, чтобы не разбудить Кэйт, он вытянул из-под нее свою руку и выбрался из постели. В этом доме были и другие места, где он мог поспать. И если он не хочет презирать себя утром, ему следует сделать правильный выбор.

— Значит — уйти… Это его подарок ей…

На следующий день после обеда Кэйт сидела на кухне одна и, раскачиваясь в качалке, старалась не слышать шума и говора, доносившихся со двора. Мужские голоса и скрежет лопат. Кошмар, открывшийся и выставленный напоказ при солнечном свете.

Когда все стихло, Кэйт раскачалась сильнее, вцепившись в подлокотники. Пот градом струился по ее телу, и первый раз она пожалела о том, что пошла этим утром к шерифу. Зачем? Оправдаться? Перенести прах Джозефа в освященную землю? Отделаться от подозрений? Все эти причины казались ей теперь такими зыбкими…

Маркус забрал Миранду на ферму Зака. Ее муж находился там, с людьми, наблюдая за тем, как выкапывают останки Джозефа. Сидя здесь, в полумраке, она чувствовала безысходное одиночество и догадывалась, что отныне оно станет ее неизменным спутником, если ее запрут в тюремную клетку по обвинению в убийстве мужа. Тяжелые шаги сапог по деревянному полу нарушили тишину. Кэйт поняла, что в дом вошли Закария и шериф.

«Я не смогу больше защитить тебя. Понимаешь?» С того момента, как были произнесены эти слова, Кэйт безуспешно пыталась отделаться от них. Но за ними таилось и что-то другое. Впервые за время их супружества он спал ночью отдельно от нее. Но было и что-то еще, значительнее этого. Какая-то уклончивость в его поведении, непонятное ей выражение его глаз — такое, словно он готовился сказать ей «прощай». Это вселяло ужас в Кэйт.

Когда она почувствовала, что Зак так необходим ей? Она хотела всегда ощущать на своем плече его тяжелую руку, радоваться его взгляду, подмигиванию и веселому смеху, улавливать его намеки и пытаться разгадать их. От всего этого она становилась более умной и чуткой, и ей казалось, будто душа ее поет. Она хотела, чтобы он обнимал ее и говорил: «Все будет о'кей, Кэти, девочка!»

Она уже не ребенок и знает, что он не может одним мановением наладить жизнь, но в душе она все же верила в его магические силы. Рациональное начало иногда одерживало победу.

«Ты же не верила в героев. Помнишь?»

Но в Зака она верила и хотела, чтобы он разрушил силы зла, опутавшие ее. Однако он не поддержал ее, отдалился от нее раньше, чем она ушла.

Слезы душили Кэйт. Она проглотила их. Боль и страх — старые друзья. Она давно научилась не плакать от горя. Когда приходила боль, она стискивала зубы.

— Кэйт!?

Голос Зака заставил ее вздрогнуть, и она вскочила с кресла. Ее сердце затрепетало, когда она увидела в дверях мужа и шерифа.

— Шериф Хиггинс хотел бы поговорить с тобой, — мягко сказал Зак.

Кэйт посмотрела на шерифа: этот жилистый человек среднего роста казался очень низеньким рядом с ее мужем. Из-за жары он снял свой черный пиджак. Пот промочил его белую хлопчатобумажную рубаху, распущенный галстук свисал широкой петлей. В руках шериф держал фотокамеру: он фотографировал труп.

Кэйт проглотила комок, сдавивший ей горло.

— Я слушаю, шериф.

Хиггинс снял шляпу и вытер рукавом мокрый лоб. Влажные редкие волосы падали на лицо слипшимися темными прядями.

— Видите ли, мэм… — он прокашлялся и пожал плечами, — уверяю вас, я полностью верю всему, что вы рассказали мне этим утром, но… — Он запнулся и посмотрел на Закарию, — Видите ли, мэм, есть одно печальное обстоятельство…

Кэйт сжала руки.

— Да?

Шериф тяжело вздохнул.

— Чтобы сказать прямо, придется быть не слишком деликатным… Труп так разложился, что коронер не сможет определить, отчего возникла рана на голове— от удара тяжелым предметом или от удара о металлический угол печки. — Он беспомощно развел руками. — Я надеялся, что очевидные улики помогут нам подтвердить ваши показания. Но мы их не нашли. Нам не удается установить это обычным дознанием. К сожалению, я обязан выдвинуть против вас обвинения.

Кэйт вздрогнула и на мгновение отвернулась.

— Поскольку я начал дело по вашему настоянию, — сказал он быстро, — думаю, что лучше всего покончить с этим как можно скорее. Вы и ваш ребенок и так изрядно настрадались. Но я должен соблюсти формальности, установленные законом.

С трудом шевеля пересохшими губами, Кэйт спросила:

— Вы хотите сказать, что я должна идти в тюрьму и предстать перед судом по обвинению в убийстве?

Он снова прокашлялся.

— Сначала мы должны представить доказательства Большому жюри. Если там все пройдет хорошо, дело может и не дойти до обвинительного акта.

— Обвинительный акт? — Кэйт вспомнила о том, что Зак говорил ей ночью. — Это официальное судебное преследование, да?

— Преследование началось уже сейчас. Обвинительный акт вступит в силу, если Большое жюри найдет причины предполагать, что было совершено преступление. Если свидетельства против вас окажутся достаточно вескими, вы будете обвинены в убийстве и предстанете перед судом. Если свидетельства будут не слишком убедительны, суда не будет.

Кэйт искала взгляд Зака, но он стоял, положив руки на спинку стула и глядя в пол.

— А пока Большое жюри вынесет решение, меня посадят в тюрьму?

Шериф переступил с ноги на ногу.

— Мы с вашим мужем уже обсуждали это. Я решил чуточку отступить от закона. Он обещал мне привести вас утром, если я позволю вам остаться дома на эту ночь. Это ради ребенка, как вы понимаете. Я бы хотел облегчить вам жизнь, насколько возможно. Вы сможете что-то объяснить ей и подготовить ее к дальнейшему. Я рискую головой, отпуская вас под честное слово. — Он рассматривал значок на своей шляпе. — Если вы скроетесь за это время, меня съедят живьем за то, что я не заключил вас под стражу немедленно. Кэйт кивнула.

— Я понимаю, шериф! И даю вам слово, что никуда не денусь. Я высоко ценю то, что ради меня вы нарушаете закон, давая мне возможность провести эту ночь с дочерью.

Щериф с облегчением улыбнулся.

— Не исключено, что судья отпустит вас под залог, и вы сможете вернуться домой через пару дней.

— Я буду молиться об этом. Не смотрите на меня так удрученно, шериф Хиггинс! — Она попыталась улыбнуться. — Я ведь знала о серьезных последствиях, когда пошла к вам сегодня утром. И не виню вас за то, что вы поступаете со мной так, как велит закон.

— Не знаю, важно ли то, о чем я вам скажу, но уверен, что в нашей стране не найдется ни одного присяжного, который вынес бы вам обвинительный приговор.

— Надеюсь, что вы правы…

Кэйт казалось, что несколько часов, которые ей осталось провести с дочерью, пролетели вихрем. Она сделала все повседневные дела: приготовила ужин, посадила Миранду на колени и рассказывала ей обычные вечерние сказки, но слезы поминутно наворачивались ей на глаза.

С серьезностью, не свойственной ее возрасту, Миранда восприняла новости. Она заметила, что розовый сад разорен, и это, очевидно, внушило ей дурные предчувствия. Убедительно, как могла, Кэйт растолковала ей, почему завтра утром она уйдет к шерифу.

— Я все время понимала, что должна это сделать, — шептала она дрожащим голосом. — У нас теперь новая жизнь. У тебя и у меня. Мы не одиноки, как раньше. Даже если я уйду совсем, у тебя останется Зак, и ты будешь счастлива с ним.

Миранда прижималась к ее груди и перебирала пуговицы.

— Я понимаю, ма. Это как в сказке, да? Пока все не кончится, ты не можешь сказать, что все уже кончилось.

Кэйт погладила ее щеки, волосы и велела закрыть глаза.

— Правильно. Я пошла, чтобы сказать: «Это конец». Если бы я не сделала этого, ничего бы не кончилось. Мы будем счастливы потом, ты и я.

— Ты боишься?

— Нисколько, — солгала Кэйт. — Я только хочу, чтобы тебе было хорошо, пока я в тюрьме. Я только об этом и тревожусь.

— Тюрьма — это плохое место?

Кэйт честно рассказала ей про тюремную камеру. «Там будет тепло и удобно, меня будут кормить. Конечно, это не то, что дом, но не так уж страшно».

— Я расстанусь с тобой ужасно надолго! Кэйт крепче прижала ее к себе.

— О, Миранда! Я тоже буду скучать о тебе! Я очень тебя люблю! Как бы долго ни продолжалась наша разлука, пожалуйста, не забывай об этом!

— Я знаю, как ты любишь меня, ма. Ведь ты из-за меня идешь в это страшное место.

Кэйт почувствовала, что надо прогнать от нее эти мысли. Раз уж все так плохо, пусть у девочки в душе не останется чувства вины.

— Нет, нет, совсем не из-за тебя! — настойчиво шептала она. — Ради Бога, не думай так, милая! Виною тому наши отношения с твоим отцом, и все это началось задолго до твоего рождения.

— Зачем ты вышла за него замуж? Кэйт вздохнула.

— Это длинная история. Мой дядя Джед сосватал нас, а я не могла противиться.

— Он был плохой, твой дядя Джед? Кэйт печально улыбнулась.

— Вовсе нет. Он был просто… — Она замолкла и погладила волосы дочери. — Он был очень старый и боялся, что я останусь совсем одна, когда он умрет. Он был моим единственным родственником после того, как умерли мама и папа, понимаешь? Когда твой отец увидел меня в церкви и заговорил со мной, дядя Джед вообразил, что это моя судьба. Решив, что я буду в достатке и безопасности, он мог спокойно умереть.

— Но все вышло не так? Папа оказался плохим.

— Твой папа сам страдал, Миранда. — Она считала необходимым рассказать об этом девочке, поскольку не знала, удастся ли когда-нибудь еще поговорить с ней. Кое-что Миранда должна узнать и запомнить. — И твой дядя Райан тоже страдал. Мы с тобой раньше об этом не говорили.

— И я тоже буду страдать, когда вырасту? Кэйт через силу засмеялась:

— Боже! Конечно, нет! Это не будет преследовать нас! Наверное, у них были ошибочные убеждения, которые внушил им отец; с ними они выросли. Тебя воспитали иначе, поэтому, когда ты подрастешь, все будет совсем по-другому.

— А почему же их папа так неправильно воспитывал их?

— Потому что он сам страдал. Вообрази, что ты любишь кого-то всем сердцем, а этот человек бросает тебя и убегает. Так случилось с ним. Его оставила жена, и он один воспитывал двух сыновей.

— Папу и дядю Райана?

— Да. Мама убежала от них ночью, когда все спали. Она даже не попрощалась с ними. Твой дедушка Блейкли пережил страшное горе. Порой, когда нас ранят, мы хотим избавить близких от такой боли. Вот это они сделал. Я уверена, он желал им добра, но не хотел, чтобы твой папа и дядя Райан когда-нибудь полюбили, а потом страдали, как страдал он. И он внушил им, что все женщины — злые и неверные существа.

— Так папа никогда не любил меня и тебя? Кэйт глубоко вздохнула.

— Я думаю, он любил нас, Миранда. Но это была очень уродливая любовь. Она смешалась в его голове с тем, чему учил его отец. И, думая о нем, мы должны это помнить.

Кухонная дверь скрипнула. Она оглянулась и увидела Зака. Их взгляды встретились. Потом он отвернулся, и Кэйт снова почувствовала одиночество. Но ради Миранды она притворилась веселой и радостной.

— Ну, все на этот раз! Поскольку ты каждую ночь все равно приходишь ко мне, давай уж я сразу уложу тебя в мою постель, а приду к тебе попозже.

Миранда приняла это предложение с восторгом. Не говоря ни слова, Зак оставил их и вышел из кухни.

ГЛАВА 19

Уложив Миранду, Кэйт отправилась на поиски Зака. Он сидел на крыльце. Присев рядом с ним на ступеньку, она увидела, что он смотрит на луну. Яркая, как серебряная чаша, она поднималась над крышами сараев. Левее тянул ветви к небу огромный старый дуб, его крона серебрилась в лунном свете.

Кэйт обхватила колени. Она остро чувствовала, что в нем растет отчуждение, но. не знала, как изменить это. Все происшедшее выбило почву у нее из-под ног. Ей хотелось заговорить с ним об этом, но Джозеф никогда не позволял ей рассказывать о своих чувствах, а, кроме того, ей было трудно выразить их словами. Но Кэйт знала, что должна объясниться с Заком. Время мчалось неудержимо. Она не могла уйти спать, не выяснив, что мучит мужа.

— Зак, — начала она, — ты сердишься на меня за тс что я пошла к шерифу?

Он оперся локтями о колени и нагнулся вперед так что синяя рубашка обтянула спину и плечи. Ветерок играл его темными волосами, спадающими на лоб.

— Нет, радость моя, я не сержусь. Если бы я не хотел, чтобы ты это сделала, я бы так и сказал тебе вчера, когда мы обсуждали все это.

Она переплела пальцы.

— Но что-то не так. Я весь день это чувствую. Он глубоко вздохнул.

— Просто я думал о многих вещах.

— О чем же именно?

— Ну, о многом, — уклончиво ответил он. — Тебе об этом незачем беспокоиться. Довольно с тебя и твоих бед.

Он обернулся и посмотрел на нее. Кэйт заметила скрытность в его глазах. Ее что-то кольнуло в сердце. С ним явно что-то происходило, что-то его терзало, но он это утаивал от нее.

— Как я понял, Мэнди приняла новость довольно спокойно.

Кэйт отвернулась от него, моля Бога даровать ей нужные слова. Она не хотела терять этого человека.

— Она приняла это все на редкость спокойно. Представляю себе, что было бы с ней, если бы это произошло два месяца назад! Ты сотворил с ней чудо!

— Я не могу отнести это на свой счет.

— Нет, это ты! Ты заставил ее так измениться! — Она снова повернулась к нему и с усилием продолжала:— Знаешь, это даже забавно. Сначала я страшно боялась, что ты разобьешь ее сердце. Она искала кого-то, кто будет для нее больше чем жизнь, того, в ком воплотятся ее мечты. Я думала, таких не бывает. — Ее голос упал. — Я ошибалась, Закария. Очень ошибалась. Не знаю точно, кого можно назвать героем, но если есть на свете такой человек, то это ты.

Он горько усмехнулся.

— Спасибо. Это прекрасный комплимент.

Ни вид его, ни голос не выражали радости. Кэйт охватила паника. Что так гнетет его?

— Зак! Я чувствую, тебя что-то гложет. Ты не хочешь поделиться со мной?

— Я же сказал тебе, что много думаю.

— Почему бы нам не подумать вместе?

— Ну вот, например, когда ты пришла сюда, я как раз размышлял о том, как вытащить тебя из тюрьмы… — Он улыбнулся ей, но улыбка казалась неуверенной. — Нет, едва ли все обернется так, что это будет необходимо. Но в худшем случае я мог бы бежать с тобой и Мэнди, скажем, в Канаду.

— В Канаду?

— Или во Францию. Париж просто великолепен в это время года.

— Ты бывал в Париже? Он посмотрел на небо.

— Давным-давно. Так давно, что сейчас мне кажется, будто это было в другой жизни.

Слезы облегчения полились из глаз Кэйт. Мужчина не решится на такой отчаянный шаг ради женщины, если не любит ее.

— Ты в самом деле думал, как устроить мне побег из тюрьмы?

Он невесело засмеялся.

— Безумная мысль, правда? Ну, это обычная проблема с нами — «героями». Ты знаешь это. Все идет к черту, когда мы осознаем, что больше никому не нужны.

— Никому не нужны? — прошептала она. — О Зак, ты ошибаешься! Уверяю тебя, для меня нет ничего дороже твоей заботы.

У него на щеках заходили желваки. Вдруг он вскочил на ноги и, держась неестественно прямо, пошел от крыльца.

— Я немного пройдусь, ладно? — Он повел плечами и потоптался, разминая затекшие члены. — Посиди здесь, послушай, не позовет ли Мэнди. Я ненадолго. Если задержусь, пойди и погаси лампы. Я устроюсь где-нибудь внизу.

— Ты не вернешься в нашу комнату? — отрывисто спросила Кэйт.

— Эту ночь ты должна провести с Мэнди.

— Так ты сердишься из-за того, что я взяла ее в свою постель?

В его низком голосе прозвучало раздражение.

— Я уже говорил тебе, Кэйт, что не сержусь. Мне просто нужно немного размять ноги.

С этими словами он отошел от нее. Почти тотчас она вскочила и бросилась за ним.

— Зак, пожалуйста, погоди! Прошу тебя! — Она ухватилась за его рукав.

— Давай походим возле дома, чтобы услышать, если проснется Миранда.

Хотя Зак погладил ее по голове, Кэйт чувствовала, как он напряжен.

— Едва ли могу быть сейчас приятным спутником, — сказал он непривычно резко.

— Я не буду ни о чем разговаривать с тобой, мне просто хочется побыть с тобой. Это моя последняя ночь дома, и мне было бы грустно провести ее в одиночестве.

Он потер переносицу и тяжело вздохнул.

— Кажется, ты не совсем поняла меня. Я хотел попросить тебя оставить меня сейчас одного.

Кэйт смотрела в его смуглое лицо, пытаясь разгадать скрытый смысл этих слов.

— Почему я должна оставить тебя одного?

— Потому что сегодня я плохо владею собой, — быстро проговорил он. — Если ты не оставишь меня, произойдет то, о чем мы будем жалеть.

— То, о чем мы будем жалеть? — переспросила она.

— Да! — воскликнул Зак.

— Что же именно?

— Не спрашивай, просто поверь мне и уйди. Прошу тебя, Кэйт! Я не могу поручиться за себя, когда ты рядом.

— Но почему? — удивилась она. Он тихо выбранился.

— Потому что я могу обидеть тебя. Неужели тебе надо объяснять, что может произойти?

— Обидеть меня? Ты? Зак?

— Да я. Ведь я уже сказал тебе, не так ли? — Опасный огонек загорелся в его глазах, и он показал рукой в сторону дома. — Ступай и сиди на крыльце или иди в дом и читай, ложись в постель. Делай все, что хочешь. О'кей? Его слова звучали как удары хлыста. Кэйт видела, что он в ярости. Его лицо исказилось от бешенства, голос срывался. Она непроизвольно отпрянула от него.

— Вот молодец! Уходи, пока не поздно!

Эти слова заставили ее опомниться. Хотя в этом состоянии он казался непохож сам на себя, но это был все тот же Зак, которому она так верила. Она не понимала, что терзает его, но знала, что должна это понять.

— Я не боюсь тебя! — воскликнула она. Он расхохотался.

— Тебе понадобилось чертовски много времени, чтобы понять это!

Обиженная, Кэйт вскинула подбородок.

— Прости, если моя застенчивость заставила тебя плохо подумать обо мне, но это и в самом деле правда.

Я никогда тебя не боялась.

— И как снизошло на тебя это откровение? Свалилось с неба во время завтрака? Для меня это чертовски удивительная новость. Но предупреждаю: остерегайся меня!

Кэйт молча смотрела на него. Какой-то странный тупик!

Сверкнув глазами, он сказал:

— Знаешь, иногда, я думаю: как это Бог наделил разумом комара? — Он показал пальцами расстояние не более дюйма. — Вот так сейчас я близок к тому, чтобы вцепиться в твою маленькую очаровательную задницу.

Пораженная, она отпрянула от него.

— Ради Бога, объясни, что ты задумал?

— Что? — Едва не захлебнувшись от ярости, он придвинулся к ней. — Я хочу тебя! — захрипел он. — Это достаточно веская причина?

Храбрость вдруг покинула Кэйт. Она ощутила реальность происходящего. Крупная фигура Зака казалась сейчас такой напряженной, как если бы он приготовился к прыжку. Его глаза дерзко смотрели на нее. Она видела, какой неукротимый огонь пожирает его. Кэйт не слишком хорошо представляла себе, что произойдет, если он исполнит свои угрозы.

Женщина, имеющая хоть каплю здравого смысла, бросилась бы прочь от него. Она смутно понимала, что он по-своему прав, но не догадывалась, что это нужно и ей. По горькому опыту Кэйт знала, что реальная жизнь бывает жестокой, в ней правят сильные, а слабые влачат жалкое существование. Вполне возможно, что она не должна была позволять Заку убеждать себя. Но он убедил ее. И теперь она знала, что, если не поверит в него, не сможет поверить уже никому в жизни.

— Если ты хочешь меня, — сказала она дрожащим голосом, — тебе, конечно, не надо применять никакого насилия. Я твоя жена, и ты имеешь полное право взять меня. Я не стану отвергать твои супружеские права.

— Взять! Вот твое главное слово! — отозвался он. — Забудем все, это болтовня для гостиных. Супружеские права! Никакого насилия! Мы же говорим не во время бального танца, будь он проклят! Ради Христа!

Кэйт пыталась сохранить спокойствие.

— Может, ты растолкуешь мне, о чем, собственно, мы с тобой говорим?

Он отшатнулся от нее. Когда Зак вновь повернулся к ней, Кэйт заметила, что он дрожит. Едва шевеля губами, он произнес:

— Я говорю о том, что пришло время выбирать, любовь моя.

— Выбирать? — переспросила Кэйт.

— Я говорю о том, что ты можешь аннулировать наш брак сразу же, как только все это кончится. Ведь ты свободная женщина.

Он прижал ладони к бедрам. Эта поза была холодной и отчужденной. Кэйт подумала, что он держит так руки, чтобы совладать с искушением и не схватить ее. Она припомнила ночь, когда он поднял ее на руки и отнес на постель. Это не стоило ему ни малейших усилий. Если он двинется к ней, она не сможет даже убежать от него. Если он собирается накинуться на нее, что же его удерживает? Возможно, он не отдавал себе в этом отчета, но Кэйт уже знала это.

— Почему я могла бы пожелать аннулировать наш брак, Зак?

— А почему бы тебе этого не хотеть? Как только все уладится, я буду тебе не нужен. Пройдет страх, что все раскроется. Меч уже не будет висеть над твоей головой. Никакой Райан уже не сможет принести тебе вреда. А если попробует, то закон отстоит твои права. Зачем же тебе удерживать меня?

Пелена спала с ее глаз. Кэйт вдруг поняла все, вспомнив его слова: «Это обычное дело с нами, героями. Все идет к чертям, когда мы начинаем сознавать, что больше никому не нужны».

— О, Зак!

Он пробормотал ругательство и отвел взгляд в сторону. Она видела, что он едва сдерживает слезы. Этот сильный, выносливый человек добывал свой хлеб тяжким трудом. Он привык к одиночеству. И вдруг женщина заставила его заплакать! Она видела, как он стыдится своих слез. Сознание того, что именно она виновна в этом, потрясло ее до глубины души. Желваки на его скулах напряженно двигались. Спустя мгновение он вздохнул и закрыл глаза.

— Не знаю даже, как меня угораздило оказаться в такой ситуации! — отрывисто пробормотал он. — Я ведь с самого начала знал, что у меня нет ни малейшего шанса завоевать тебя. И вот теперь я стою перед выбором: удержать тебя или дать тебе спокойно уйти? Теперь, Кэйт, ты увидела темную сторону моей натуры. Я и сам увидел ее. Раньше я не подозревал, что могу оказаться во власти своих желаний, проявить эгоизм… — Кэйт поняла: если он откровенно выскажется, это облегчит его душу, а потому прикусила губу и стояла молча, не прерывая его.

Он уставился в темноту, словно постигая тайны земли, объятой ночью.

— Так вот, — наконец заговорил он, — я всегда знал, что не буду счастлив с тобой, если не выскажусь откровенно. Я постоянно скрывал свои чувства, трепетал, когда мужчины с восхищением смотрели на тебя… с таким сокровищем как я… Да кто бы тебя осудил, если бы гы потянулась к другому?

Кэйт внимательно вслушивалась в его слова. Ее мысли прояснились.

— Что ты имел в виду, назвав себя сокровищем?

Он бросил на нее убийственный взгляд.

— Не играй со мной! К чему это? Ты боишься, что я нарушу обещание и не стану заботиться о Мэнди? — Воцарилось гнетущее молчание. Затем он укоризненно спросил:

— Именно поэтому ты и пошла за мной? И стоишь как ягненок, знающий, что его принесут в жертву? Хочешь положиться на мою доброту? Ладно, забудь об этом! Я не воспользуюсь твоим ребенком, чтобы заполучить тебя. Это так же скверно, как любое насилие.

— Давай вернемся к началу разговора. Объясни, о чем мы толкуем. Я совершенно растеряна…

— Растеряна? — взорвался он. — Ради Бога, ты же не дурочка! У тебя есть глаза! Притворяясь, что ничего не замечаешь, ты оскорбляешь меня!

— Не замечаю чего?

— Моего лица!

Кэйт уставилась на него, постепенно осмысливая происходящее. «Я знаю, что не заглядывалась на него». Она припомнила, что он однажды заговорил об этом, когда впервые предложил ей выйти за него замуж. Но тогда она была так занята своими заботами, что пропустила это мимо ушей. И его привычка тереть костяшками пальцев щеки. Не просто привычка, как догадалась она сейчас, но жест, выражающий раскаяние и стыд.

— Ты говорил о своих шрамах? — неуверенно спросила она.

Он исподлобья взглянул на нее.

— Да, о шрамах! Что еще в моем лице так противно тебе?

— Ничего, — сказала она. — Абсолютно ничего. И шрамы твои почти незаметны.

— Верно, почти незаметны. Только женщины шарахаются от меня, как от зачумленного. А теперь, пожалуйста, ради нас обоих, иди домой, не жди, пока я схвачу тебя, уволоку в сарай, задеру юбку и покажу, каким бываю мерзавцем, когда теряю голову!

Кэйт слышала, какая глубокая боль звучит в его голосе. Он в самом деле думал, что шрамы на лице делают его отталкивающе неприятным. А что еще хуже, неприятным ей! «Это правда, что я возьму вас в любом случае, если смогу. Женюсь на тебе, удочерю Мэнди. Это сделает меня таким счастливым, как будто все праздники соединились в одно Рождество». Да как же она была так слепа?

Одно лишь отчасти оправдывало ее: страх за Миранду и пережитые страдания. Именно это и затмевало ей взор, не давая взглянуть на происходящее. Зак вошел в их жизни, стал их героем, спас их от бед, дал им радость, вернул веру. Да ей и в голову не приходило, что человек, так щедро одаривший их, мучается от своих собственных неразрешенных проблем.

Она потянулась к нему и нежно прикоснулась к шрамам на его щеках.

— Зак! Ты очень привлекателен!' Увидев тебя впервые, я даже не заметила этих шрамов. Клянусь, не заметила!

Он вздрогнул, отодвигаясь.

— Кэйт, я предупредил тебя! Я сам себе не доверяю сейчас.

Она взяла в ладони его лицо.

— А я доверяю тебе! Он схватил ее запястья.

— Не искушай меня! Это — рядом. Клянусь тебе!

— Если бы другой мужчина сказал мне это, я бы опрометью кинулась от него. Но только не от тебя!

Он дрожал от волнения.

— Значит, ты глупа!

— Только не от тебя! Нет! Его пальцы сжались сильнее.

— Будь я проклят, Кэйт, но я люблю тебя, понимаешь? Я чувствую это каждой клеточкой. Мне не заменят тебя ни другие женщины, ни бутылка виски. Я хочу тебя! Только тебя! И страх потерять тебя меня убивает.

— Зак!..

— Помолчи и слушай, ради Бога! Я очень опасен. Если я сейчас доведу до конца то, что хочу, наш брак не разрушится. От меня нелегко отделаться. Сегодня все должно решиться. Теперь или никогда, понимаешь? У меня не будет другого случая…

Его боль передалась ей. Он давал Миранде и ей так много, а она брала, брала и брала, даже не задумываясь том, чего это ему стоило.

— А что, если я скажу, что это я не хочу расставаться с тобой?

Пальцы, сжимающие ее руки, расслабились.

— Это на всю жизнь, не забывай об этом! Этого можно избежать. Ты можешь аннулировать брак и стать свободной. Я чертовски стараюсь предоставить выбор тебе.

«На всю жизнь» — эти слова вырвались из сердца, и она знала, чего они ему стоили. Выбор! Только Зак мог беспокоиться о том, чтобы предоставить ей выбор. Он всегда приносил себя в жертву, чтобы сделать ее счастливой. Дважды он рисковал ради нее всем. Первый раз в колодце, спасая Миранду, затем в ту ночь, когда перезахоронил Джозефа. А теперь он готов был снова пожертвовать тем, чего так хотел, ибо боялся, что их желания не совпадают.

В юности Кэйт мечтала о том, как она влюбится в джентльмена, который будет на коленях просить ее руки. Эти мечты рассыпались в прах при столкновении с реальностью. Теперь перед ней был Зак, совсем непохожий на того, кто представлялся ей в мечтах. Ни элегантного костюма, ни цветов, ни красивых слов. Но в его грубоватых манерах было намного больше галантности, чем у любого джентльмена.

Выбор!.. Как хорошо сознавать, что он у нее есть. Она знала, что Зак скорее повернется и уйдет, чем пренебрежет ее правом принять собственное решение. Никто не вынуждал его давать ей это право. В верхнем ящике комода лежит брачное свидетельство, связывающее их крепкими узами. Она его жена. Его собственность. Никто не осудил бы его за то, что он хочет воспользоваться тем, что принадлежит ему по закону. Но Зак смотрел на вещи иначе. У него другие взгляды, и они дороже всех корзин с цветами на свете.

— Где же ты собирался изнасиловать меня? В сарае?

— Об этом не может быть и речи! — фыркнул он.

— В самом деле? — Взбудораженная Кэйт попыталась высвободиться из его рук, но не могла разомкнуть его пальцы. Кэйт знала, что в такие минуты поступки важнее слов. — Ты решил остаться здесь и заговорить меня до смерти? Ты же сказал, что можешь изнасиловать женщину. Боюсь, что это не так. Давай проверим, кто из нас прав.

Он дернулся, словно его укусили.

— О Господи! Ты спятила? Бросаешь мне вызов? Я ведь предупредил тебя.

— Я очень серьезна.

Отвернувшись от него, она пошла к сараю. Услышав его тяжелую поступь, она ускорила шаг, боясь, что ее решимость вот-вот исчезнет. Войдя во тьму сарая, она обернулась. В дверном проеме виднелся силуэт мужчины.

— Зак, если ты все еще хочешь сделать это, поспеши!

Он провел рукой по лицу.

— Ты играешь с огнем… Надеюсь, ты понимаешь это…

Кэйт вздохнула и двинулась в темноту. Что-то попало ей под ноги, она споткнулась и слабо вскрикнула. Он шагнул к ней.

— Ты ушиблась?

— Нет. — Она оглянулась. — Ты идешь? Зак, я люблю тебя всем сердцем, мне осталось только расстегнуть пятую пуговицу на юбке. Но я вдруг подумала: может, ты прав, я действительно спятила?

Закария застыл в полушаге от нее, едва веря своим ушам. Слабый лунный свет падал на нее. И он видел, что она уже распустила пояс юбки и дрожит от волнения.

— О чем ты говоришь? — напряженно спросил он. Она прислонилась к стойлу. Слезы градом катились по ее щекам.

— Как ты смел подумать, что я могла бы доверить своего ребенка мужчине, которого не люблю? Признаюсь, я сделала глупость, утаив от тебя свое чувство. Но ты-то как мог не понять этого? В Миранде — вся моя жизнь! Но я не умею выразить это словами. Я люблю тебя, Зак! И когда все будет позади, я буду любить тебя. Для меня страшнее всего потерять тебя.

Зак не шелохнулся. Он не верил своим ушам. Боже, как хотел бы он в это поверить! Но он видел, что она дрожит и смотрит на него без страстного ожидания. Разве похожа она на влюбленную женщину, готовую отдаться ему?

— А твои шрамы… Ты смотришь на себя в зеркало, когда бреешься? Да ведь ты — самый красивый мужчина, которого я только встречала.

Злость стиснула ему горло.

— Ты дразнишь меня!

— Нет! — вскричала она. — С тех пор как ты появился здесь, женщины только и делают что шушукаются о тебе. Я все про тебя знала еще до того, как ты у нас появился. Все женщины в городе из кожи вон лезли, чтобы заполучить тебя. Я понятия не имела, из-за чего они так хлопочут, пока не увидела тебя. А уж тогда все поняла.

— Ты просто до смерти перепугана, — сухо сказал он. — Не могу понять одного, зачем ты играешь со мной. Если ради Мэнди, так с ней и так все в порядке. Я ведь обещал тебе это.

— Ты считаешь, что я играю с тобой?

— Конечно, играешь. — Он отступил назад. — А что же я должен думать?

К нему вернулась прежняя злость. Зак понимал, что ему лучше помолчать, пока он не успокоится. Но понимать и делать — разные вещи.

— Я чуть глотку не порвал Райану, когда он осмелился обозвать тебя потаскухой, так не делай же из меня дурака, не торгуй своим телом!

Даже во тьме было видно, как побелело ее лицо.

— Так вот о чем ты думаешь! — воскликнула она дрожащим голосом. — Что я сейчас продаю себя, чтобы купить за это покой и счастье Миранды?

Заку стало стыдно, что он так унизил ее. Но, увы, он так и думал. Хватит недомолвок, пора все разъяснить.

— Это было бы не впервой, не так ли? Она сжалась, будто он ударил ее.

Зак не хотел смотреть на нее, но прятать глаза, увидев в них боль, было бы трусостью.

— Я знаю; подло говорить тебе это… Но некоторые вещи должны быть сказаны, чего бы это ни стоило.

— А некоторые слова так гнусны, что их нельзя даже произносить!.. — прошептала она.

— Гнусно это или нет, но это правда! Все для Миранды, ради Миранды ты готова на все. Я видел, как ты валялась под Райаном, позволяя ему лапать тебя и кусая кулаки, чтобы не закричать. Если ты так же относишься и ко мне, могу ли я думать, что со временем ты не выставишь и меня? Ведь так обстоит дело, не правда ли? Я могу взять тебя или уйти. Я пытаюсь уйти!

Она подняла голову и огляделась. Все кружилось у нее перед глазами, словно ее ударили кулаком.

— Кажется, ты хотел предоставить мне выбор? Так вот, я выбрала. Мой выбор — ты. Разве ты должен еще о чем-то спрашивать?

— А почему же нет? Тебя привела в ужас наша первая брачная ночь. Я понял тебя и на следующее утро попытался поправить дело. Что изменилось после этого? Что мне делать, если ты считаешь меня дураком и негодяем?

Она открыла рот, желая возразить, но он перебил ее:

— Две недели мы женаты, но я ни разу не видел тебя иначе как в наглухо застегнутой рубашке, в платье, в халате. Две недели мы спали с ребенком и собакой. Мы могли бы выскользнуть из постели и потихоньку перебраться в другую комнату, после того как Мэнди заснет. Но намекнула ли ты хоть раз на то, что этого хочешь? Черт возьми, нет! Ты радовалась, как рыба, сорвавшаяся с крючка! Разве это не так?

— Так, — сказала она дрожащим голосом.

Он вытер ладонью рот и наклонил голову, словно разглядывая грязь на своих сапогах.

— И вот вдруг непостижимым образом ты начинаешь склонять меня к тому, чтобы я получил от брака все, чего хочу? Внезапно говоришь мне о своей искренней бессмертной любви? Говоришь, что веришь в меня, ничуть не боишься меня? Но если это так, почему же ты дрожишь, когда видишь меня, словно я сам дьявол?

Она опустила руки и сплела пальцы. Не дав ей вставить слово, он обрушился на нее, торопясь выговориться до конца:

— Думаю, сейчас все происходит из-за того, что прошлой ночью и днем я боролся со своими демонами, а ты — со своими. Поняв, что неверно вела себя со мной, ты запаниковала. Ты уже побывала у шерифа. Если я откажусь заботиться о Миранде, ее заграбастает Райан. Разве это неверный расчет? Итак, все объяснилось. Главное — удержать то, что есть. Удержать хотя бы с помощью соблазна. Сожалею, дорогая моя, но я на это не пойду. Я не хочу покупать тебя!

Она отстранилась от стойла, глядя на светлый проем двери позади Зака.

— Я не считаю тебя дьяволом, Зак. Впрочем, ты прав в одном. Я действительно думаю, что ты — идиот, к тому же слепой, как крот!

Она хотела вытеснить прошлое из его сознания. Его так поразила ее вспышка и грубые слова, что он застыл. Потом, осознав это, он схватил ее за руки.

— Если я понял тебя не так, скажи мне…

Пытаясь освободиться от его рук, она рванулась и чуть не потеряла равновесие.

— Есть одна вещь, которую я хочу тебе сказать: пошел ко всем чертям! — Она с силой рванулась и в бешенстве крикнула: — Да пусти же меня, будь ты проклят!

Никогда прежде не слышал Зак, чтобы она бранилась. Значит, она накалена до предела.

— Я отпущу тебя, если ты мне ответишь…

— На то, что ты говоришь, не стоит и отвечать!

С этими словами она вывернулась и дала ему пощечину. Удара он даже не почувствовал, но вдруг его осенило.

— Кэти!!!

Она ударила его кулаком, чуть не угодив в глаз.

— Не называй меня Кэти! С этой минуты и навсегда я для тебя Кэйт!

Закария удержал ее руку прежде, чем она снова ударила его.

— Думаю, тебе надо успокоиться…

— Это тебе надо успокоиться, а не мне! — Кэйт попыталась освободить руки. — Пусти меня! Или я за себя не отвечаю!

Зак в упор смотрел на нее.

— Скажи мне, в чем я не прав, будь я проклят! Она уставилась на него с бешенством, глаза ее были наполнены слезами.

— Ты назвал меня потаскушкой и еще спрашиваешь, в чем не прав? Ты издеваешься над моей стыдливостью и спрашиваешь, в чем не прав? Ты предлагаешь мне сделать выбор, а когда я сделала его, говоришь, что я лгу, не веришь ни одному моему слову!

Зака охватил ужас.

— Кэйт, я не называл тебя потаскухой…

— Какая разница! — закричала она. — Думаешь, мне так легко было идти сюда? Ты говорил о борьбе с демонами? Один из них был моим мужем. В отличие от тебя, он не предоставлял мне выбора, так что у меня не было шанса убежать от него. Думаешь, я не вспоминала боль, причиненную его кулаками, когда ты угрожал мне? Неужели ты думаешь, что я стояла бы перед тобой, дрожа от страха, если бы не любила тебя?

— Боже, — прошептал он, — Кэти!.. Я…

— Кэйт! — Она даже взвизгнула. — Я не ребенок!

— Я никогда не думал этого…

— Тогда дай мне выйти отсюда. Вот мой выбор! Он подчинился. Пошатнувшись от неожиданности, она сумела сохранить равновесие и пошла прямо к двери. Он направился за ней, чувствуя, что сердце обливается кровью.

— Если ты и вправду любишь меня, не поворачивайся ко мне спиной, — взмолился он. — Пусть я безмозглый сукин сын, но у меня преданное сердце. И если я ошибся, то не только по своей вине, ты тоже виновата в этом. Давай поговорим.

Она вышла из сарая и растворилась в сумраке, освещенном луной. Зак посмотрел под ноги, увидел часть кожаной упряжи, о которую споткнулась Кэйт, и со злостью отбросил ее ногой.

— И совсем не в этом дело!..

Он поднял голову и увидел, что она стоит в дверях.

— О чем ты? — мягко спросил он.

— О твоих шрамах! Ты должен понять, что дело не в них! Не добавляй к своим дурацким мыслям еще и ту, что я будто бы считаю тебя уродом! Я так не считаю!

Он терпеливо ждал и улыбался.

— Если нет, то иди сюда, ударь меня снова и докажи, что это не так.

Как он и думал, она тут же появилась в дверях, уже несколько успокоившаяся. То, что она не боялась его, сказало ему больше, чем любые слова.

— Спи в этом сарае всю ночь! Это самое подходящее место для таких дураков, как ты! Пей виски и играй в «пятипалый гвоздь»! Это то, чего ты заслуживаешь!

Он не возражал.

— Я люблю тебя, Кэти, девочка… Она пошла было прочь, но обернулась.

— Идиот!

Он осторожно двинулся к ней.

— Мне и самому так кажется. Можешь ты простить меня?

— Мне пришлось собрать всю мою храбрость, что-эы войти в этот сарай…

Он сделал еще шаг к ней.

— Я не понял тебя… Прости!..

— Как мог ты вообразить, что я пошла бы к шерифу, если бы не была уверена, что ты позаботишься о Миранде? Торговать своим телом! — взвизгнула она. —Я даже не кокетка! Я и не знаю, как ловить мужчин!

Он придвинулся к ней.

— Однако меня ты поймала на крючок! Хочешь бросить обратно в воду?

Он слышал клокотание в ее горле. Сердце болезненно забилось у него в груди.

— Кэти… Я наговорил так много ужасных вещей…

— Да! — ответила она тоненьким голоском.

Зак стоял перед ней, опустив руки и беспомощно расставив ноги.

— Можешь ли ты простить меня?

— Ты осквернил мои чувства. — Ее голос прервался, она закрыла глаза ладонью. — Я з-знала, что ты видел меня. — Волнение мешало ей говорить, она почти глотала слова. —Т-тот раз… С Райаном. Я знала, что ты видел. Но я никогда д-даже не подумала, что ты после этого будешь считать меня грязной женщиной.

Произнеся сквозь зубы проклятие, Зак поднял ее на руки. К великому его облегчению, она обхватила руками его шею и прижалась к нему, словно ее несло, как судно на скалы, а он был ее якорем. Он чувствовал боль оттого, что заставил ее страдать. Слезы хлынули из его глаз.

— Радость моя! Мне и в голову не приходило так думать! Грязной? Бог свидетель, на земле нет никого чище и прекраснее тебя. — Он запустил пальцы в ее волосы, разрушая прическу. — Послушай меня! Можешь ты перестать плакать и послушать?

Она всхлипнула, сдерживая слезы.

— Даже увидев тебя с Райаном, я восхищался тобой. Она издала недоверчивое восклицание и попыталась отстраниться.

— Только послушай! — просил он. —Я восхищаюсь тобой, потому что нет жертвы, на которую ты не способна ради ребенка. Не каждая мать любит так самозабвенно. Ты готова отдать все, что у тебя есть, — сердце, душу, тело. Все для нее, ничего для себя. Как же мог я тобой не восхищаться?

— Но я не боролась с ним…

— Ты защищала Миранду! — шептал он. — Я знал это тогда и знаю теперь. Ничто не может унизить тебя в моих глазах…

— Но ты сказал…

Он прижал ее лицо к своей груди. — Я говорил все это, боясь, что ты и со мною делаешь то же самое — жертвуешь собой, чтобы защитить ребенка. И у меня возникла подлая мысль — взять тебя на этом условии или изнасиловать, и она была сильнее страха потерять тебя навсегда. Выкладывая тебе все это, я был вне себя от злости. Меня до смерти перепугали эти мысли и чувства. Ты понимаешь это? Я никогда не хотел сломить тебя. Если бы это было так, я мог бы сделать это сразу же, в первую ночь.

Она теснее прижалась к нему, и, хотя продолжала плакать, ее рыдания звучали гораздо тише. Зак обнял ее, давая ей возможность выплакаться. Со слезами выходила боль, копившаяся долгое время. Она не давала ей вырваться наружу, сберегая силы для дочери. Кэйт плакала, но он чувствовал, как она меняется. Ушло напряжение, расслабилась спина. Она прижималась лицом к его плечу и потянулась на цыпочках к его шее.

От Кэйт до Кэти… Он знал, что это лишь игра воображения, но чувствовал, что в этом все дело. Кэйт Блейкли, перенесшая все ужасы земного ада, растворилась в этих слезах и соединилась с ним. Кэти Мак-Говерн, скорее девочка, чем женщина, устремилась в его объятия. Ее жизненный опыт рассыпался в прах. Капитулировавшая перед Заком, смущенная и любящая, она казалась ему девственницей. Ее откровенность пугала его.

— Кэти! — Он спрятал лицо в ее густых волосах и плакал вместе с нею, ничуть не смущаясь. В их отношениях не осталось места для смущения. Слезы сожаления о том, что ей пришлось перенести. Слезы облегчения, потому что она простила его.

Наконец, выплакавшись, они ощутили себя деревьями, растущими из одного корня. Они готовы были выстоять против любого шторма, поддерживая друг друга. Только разлука заставила бы их рухнуть. Зак чувствовал, что силы покинули его, и понимал, что с ней происходит то же самое.

— Я люблю тебя, Зак… — проговорила она.

Зак нащупал притолоку и привалился к ней. Он поглядел на бледное измученное лицо Кэйт.

— Ты выглядишь так, словно пережила землетрясение!

Она отерла пушистые ресницы и вздохнула.

— Так плохо выгляжу?

— Ты прекрасна! — прошептал он. — И я очень люблю тебя. Каждый дюйм твоего лица, включая красный зареванный носик. Дать тебе платок?

Она фыркнула и улыбнулась.

— Я воспользуюсь твоей рубашкой… Он засмеялся:

— Ты ее стираешь, так можешь и пачкать ее. Освободив одну руку, он пригладил ей волосы.

— Я порядком растрепал тебя. У тебя на головке милый петушиный гребешок.

Она сморщила нос и, подражая Мэнди, сказала:

— Вы умеете убеждать, мистер Мак-Говерн. Я чувствую себя такой аккуратной… Благодарю вас.

Он обнял ее.

— Я хочу кое-чему научить тебя, — сказал он. — Думаю, что смогу это сделать, если ты разрешишь попытаться.

Он видел, как бьется жилка на ее шее. Но Зак чувствовал, что она не напрягается, и принял это за добрый знак.

— Самое время, я полагаю, — ответила она. Он слегка отклонился с насмешливым видом.

— Какой энтузиазм!

— Я не возражаю, — уточнила она.

— Но не слишком хочешь устремиться в ворота? Она снова сморщила нос.

— Нет, почему же… Когда я возилась с посудой, было хорошо. Начав нервничать, я вспомнила это и говорила себе: это будет не так уж плохо.

— Посуда? — Удивление сменилось у него лукавой усмешкой. — А, ты говоришь про мой устный урок… — Он крепче прижал ее к себе и улыбнулся. — Ты сказала, что веришь мне. Если так, то верь мне, когда я говорю, что бояться нечего.

— Думаю, что верю тебе. Он вдруг засмеялся:

— Думаешь?

— Да, я подозреваю, что у нас будет несколько больше того, что было в тот день.

— Верно! И больше, и лучше. И если ты дашь мне волю, я докажу тебе это, обещаю.

— Я… Я верю тебе.

— Ну, тогда?..

Она посмотрела через плечо на открытую дверь сарая.

— Да, но теперь мне кажется, что сарай для этого — не самое подходящее место.

Он пошел, увлекая ее за собой.

— Не обращай внимания на эти страхи. Я не собираюсь тащить тебя в это распроклятое стойло, поскольку у нас в доме есть прекрасная постель.

— Да, но в этой постели лежит кое-кто еще, как ты знаешь.

— Но не в той же комнате, где я лежал больной! Кэйт приняла это предложение с большим облегчением:

— Тогда пошли в дом. В этом стойле так скверно пахнет…

— Да и темно. Я не мог разглядеть там собственную руку, не говоря уж о твоем лице.

Она напряженно спросила:

— Уж не хочешь ли ты зажечь там лампу?

— По-твоему, не надо?

— Нет! Я решительно против.

— Ну, с меня хватит и лунного света.

Кэйт посмотрела на дом: широкий шаг Зака быстро преодолевал расстояние до него. Ей вспомнился тот день, когда она мыла посуду, а он подошел к ней сзади. Она опять подумала, как должно быть привлекательно заниматься любовью.

— Зак! — Она облизнула губы. — Последний раз, когда мы почти… Ну, ты знаешь, в нашу первую брачную ночь?

Он поглядел на нее, и брови его поползли вверх. Она наклонила голову.

— У меня… Гм… Я подумала… Мне показалось, что ты хотел совсем раздеться… — Она оглянулась на него, — Ты и вправду хотел?

Его белые зубы сверкнули в темноте.

— Конечно, хотел!

— Это… Это то, что ты всегда делаешь при этом? Безо всякой одежды в постели?

Углы его губ приподнялись.

— Кэйт, до сих пор я был холостяком, так что я далеко не всегда это делал. Но если случалось— да, я снимал с себя всю одежду и предпочитал постель.

— Это кажется мне довольно странным.

— Ну, скоро ты поймешь.

— Я просто не понимаю, как это можно делагь в постели голым и не терять при этом чувства собственного достоинства…

— Достоинства? — переспросил он с недоумением.

— Ну, я имею в виду приличие, пристойное поведение…

Он с трудом сдерживал смех.

— Я знаю, что значит это слово, но не думаю, что дело в моем неведении…

— Вероятно, в моем?

Он наклонился и поцеловал ее в кончик носа.

— Любимая, доверься мне, ладно? Я буду вести себя так вежливо, как только это возможно. Твое достоинство остается незадетым.

Кэйт слегка успокоилась.

— Ну, слава Богу! Не то что я не, хочу тебя, но просто немного встревожена.

— Предоставь мне беспокоиться за двоих, ладно?

— Ладно! Когда они подошли к крыльцу, Кэйт вновь замедлила шаг и повернулась к нему.

— Только одна просьба…

Продолжая обнимать ее, он взглянул на нее. В глазах его плясали веселые чертики.

— В чем дело?

— Я все думаю о том, что ты хочешь совсем раздеться… Поскольку это наша первая настоящая ночь, может, ты не будешь на этом настаивать?

Он шутливо ответил:

— Ну, если это так тревожит тебя, я не стану совсем раздеваться.

Она почувствовала, что за этим скрывается какая-то шутка, и не вполне поверила ему.

— Правда не будешь?

— Нет! — Он подхватил ее на руки и понес в дом. Пройдя пару шагов, он добавил:

— Я останусь в носках!

ГЛАВА 20

К ее удивлению, Зак открыл обе двери — в дом и в комнату, — не спуская ее с рук. Запертая с ним в полумраке второй спальни, Кэйт чувствовала себя, как щепка в море, плывущая по воле ветра и волн. Его тело было напряжено от желания. Сердце Зака сильно стучало, он отрывисто дышал. Все это явно было тем, что он с волнением предвкушал, и, очевидно, не хотел мешкать.

Он бережно поставил ее на ноги. И все же Кэйт не могла преодолеть охватившую ее робость. Едва она услышала, как щелкнул дверной замок, нервы ее затрепетали. Она прижала ладони к бедрам и бросила взгляд на постель. Зак подошел к окну и отдернул шторы. Комнату залил свет полной луны. Кэйт стала торопливо расстегивать свой жакетик.

— Знаешь, Зак, я не подумала об этом, но здесь нет моего ночного халата… — Она двинулась к двери. — Я поднимусь наверх и переоденусь. Это всего лишь мгновение…

— И думать не смей! — сказал он со смешком. — Ты разбудишь Мэнди.

Мягко ступая по плетеному коврику, он двинулся к ней. В лице его появилась непреклонность. Глаза Кэйт привыкли к темноте, и в свете луны она хорошо видела его лицо. Она понимала, что и он видит ее так же отчетливо. Ей ясно представилось, что он увидит, если она не наденет халата.

— Я пойду тихо, как мышка, — пролепетала она, — но мне нужно надеть халат.

Он приблизился и положил свои теплые руки ей на шею.

— Ты боишься простудить горлышко?

— При чем тут горлышко? — отозвалась она. Он провел пальцем по изгибам ее рта.

— Должно быть, халат нужен для того, чтобы согреть твою шейку.

Она взяла его руки.

— Как это так?

Он наклонился и поцеловал ее в щеку.

— Ты закрываешься, когда я хочу любить тебя, — шепотом сказал он. — Ты застегиваешь халат под самым подбородком. Вот как!

С легким смешком она возразила:

— Зак, ты слишком предусмотрителен! — Она попыталась двинуться. — Я сбегаю за ним.

Он держал ее руками за плечи.

— Ты не пойдешь никуда!

— Никуда?

— Нет, мэм, вы не пойдете. — Ласково и нежно он гладил ее напряженные мышцы. — Расслабься. Об этом халате ты не пожалеешь, я тебе обещаю.

— Не пожалею?

— Нет, мэм!

— А почему ты вдруг стал обращаться ко мне на «вы»?

— Я же обещал тебе, что буду вежлив, — сказал он, расплываясь в улыбке.

Кэйт закрыла глаза.

— Пожалуйста, не смейся надо мной. Он поймал губами мочку ее уха.

— Кэти, любовь моя, я поддразниваю тебя. Очень трудно от этого удержаться. Не надо нервничать.

Она положила ладони на его грудь. Жар его тела, казалось, обжигал ее ладони.

— Ну, хорошо… Я думаю, действительно не надо.

— Ты думаешь, Бог, сотворив наши тела, потратил столько фантазии и изобретательности, чтобы мы занимались этим так же скучно и мерзко, как Джозеф? — Его дыхание касалось ее волос и возбуждало Кэйт. — Или ты полагаешь, что Господь придумал это в качестве тяжкого испытания для женщин?

— Бог — мужчина. Он фыркнул.

— Возможно. А может, и нет. Пройдя через это вместе со мной, ты усомнишься в этом. — Он посмотрел ей в глаза. — Скажи честно: тебе страшно? Если мы еще ничего не достигли, состоя в браке, то по крайней мере стали друзьями. Между нами не должно быть никаких тайн. Даже если я не прогоню полностью твои тревоги, мы по крайней мере все обсудим. И это поможет.

Кэйт ощущала неловкость оттого, что он так глубоко проникает в ее мысли. Она с трудом проглотила комок в горле.

— Я не хочу обсуждать Джозефа.

— Иногда нельзя выбросить вещи из головы, не поговорив о них. Вспомни, какую суматоху я поднял из-за моих шрамов. Если бы я заговорил о них неделю назад, мы избежали бы многих ненужных объяснений и волнений сегодня.

Она чувствовала на своем лице его взгляд, упорный и настойчивый.

— Я не могу! — прошептала она. — Не проси меня говорить об этом. Мне даже думать об этом так унизительно, что…

Он погрозил ей пальцем и, опустив голову, прижался к ее лицу. Тишина воцарилась в спальне, и Кэйт поняла, что Зак больше не будет говорить с ней о прошлом. Кэйт почувствовала себя виноватой. Ведь он хотел, чтобы между ними не было тайн! И она понимала почему.

Закрыв глаза, она с трудом произнесла:

— Но если это действительно так важно для тебя, тогда я...

— Кэти! — прервал он ее. — Для меня важна ты, только ты. И то, как ты себя чувствуешь. И если тебе страшно из-за того, что Джозеф с тобой проделывал, не станем об этом вспоминать. Я хочу, чтобы эта ночь была для тебя прекрасной. Я не способен унизить тебя.

Слезы подступили к ее глазам, и она теснее прижалась к Заку, желая все объяснить ему.

— Помнишь, как ты поддержал меня, когда Райан загнал меня в угол в сарае?

— Да, но что…

Она теснее прижалась к нему, наслаждаясь его силой.

— Когда твои руки обхватили меня, я хотела раствориться в тебе, перестать существовать. Не было больше ни Кэйт, ни кошмаров, которых она не могла бы преодолеть. Ни страха. Я хотела остаться в твоих объятиях, стать частью тебя. — Трепет пробежал по ее телу. — Я почувствовала себя в безопасности.

Он прижался лицом к ее шее.

— Ах, Кэти! Ты и была в безопасности.

— Я знала это! — взволнованно шепнула она, — так же, как знаю это сейчас! Только на этот раз, Зак, я не оттолкну тебя! Я хочу, чтобы у меня, как и у Мэнди, сбылось волшебное желание!

На его губах заиграла нежная улыбка.

— Какое же это желание?

— Слиться с тобой и перестать существовать. Нет больше Кэйт. Нет Джозефа. Нет плохих воспоминаний. Покинув прежний мир, я хочу войти в твой, где все сияет добром, лаской и красотой. Где все начнется сначала! — Ее голос прерывался, она едва дышала. — Пять долгих лет он искоренял из моей жизни все доброе и хорошее и безжалостно это топтал. Не жалел даже Миранду. Теперь я свободна, понимаешь? Пожалуйста, не пускай его в эту ночь, не позволяй ему разрушить ее. Может, я трусиха. Может, ты прав, и единственный способ отделаться от прошлого— это рассказать тебе о нем… Но я…

Он прижал ее лицо к своему плечу, мягко, но настойчиво запретив ей продолжать. Это было убедительнее слов. Она почувствовала огромное облегчение, так как знала теперь, что он все понимает.

— О, Закария… — выдохнула она.

Они стояли неподвижно и молча, так тесно прижавшись друг к другу, что казалось, будто слились воедино. Наконец он стал медленно вынимать шпильки из ее волос. Они волной упали ей на плечи.

— Помнишь ту ночь, когда ты сказала мне о чувствах, которые приходят к тебе на рассвете? — спросил он.

Борясь со слезами, Кэйт улыбнулась.

— Как если бы я родилась заново? Он нежно сжал руками ее лицо.

— То же самое чувствую я, когда вижу тебя. И хочу, чтобы ты испытала это, когда мы будем заниматься любовью.

Кэйт зажмурилась: его голос выдавал страстное желание.

— Мы можем отвернуться от прошлого, — шептал он. — Что до меня, то обещаю больше не говорить о Джозефе, но выполни мою просьбу. Обещай мне сказать, если то, что я буду делать, напугает тебя. Договорились?

— Да… Но… — она подняла ресницы и поглядела ему в глаза, — Зак, я не боюсь. Просто мне надо еще кое-что понять, вот й все. Я хочу узнать, чего мне ждать от тебя?

— Восторга! — ответил он сдавленным голосом.

Очень нежно он прислонил ее к стене и, отодвинувшись, стал расстегивать пуговицы ее платья. Кэйт пыталась сопротивляться, отстраняя его руки, но дюйм за дюймом верхняя часть ее одежды распахнулась и упала вниз. Теперь ее грудь прикрывала лишь нижняя сорочка. Затем он расстегнул пояс ее юбки. Кэйт закрыла глаза, когда его теплые' руки освободили ее от застежек и стянули вниз рукава. Одежда с тихим шелестом упала на пол. Ее сердце стучало так громко, что казалось, его удары слышны во всем доме.

Он потянул шнурок, и нижняя юбка отправилась следом за верхней. Кэйт почувствовала, как ее рейтузы сползают с бедер и, скользнув по икрам, опускаются к ступням. Встав на колени, Зак освободил ее ноги от туфель и чулок. Поднявшись, он стал распускать завязки ее нижней сорочки.

У Кэйт пересохло во рту, она едва дышала, пока он раздевал ее. Она никогда еще не стояла голой перед мужчиной. Он раздевал ее так медленно, а легкие прикосновения его пальцев казались ей электрическими разрядами.

— Как ты прекрасна, Кэти! — прошептал он.

Кэйт, глубоко вздохнув, прижалась к нему так, чтобы он не мог разглядывать ее.

— Не надо так, не смотри на меня, Зак! — пролепетала она. —Я к этому не готова.

— Это придет… Позволь мне начать с этого… Она удивленно сказала:

— Я думала, мы уже начали…

Хмыкнув, он кончиками пальцев, как бы играя, пробежал по ее телу, медленно поднялся от ее ладоней к чувствительным точкам на суставах и плечах. Его смех замер так же внезапно, как и пришел к нему. Он походил на молящегося в священном экстазе. Он прикасался к ней так, словно лепил ее, его пальцы будто нашептывали ей что-то, пробегая по углублениям и выпуклостям ее тела, опускаясь и вновь поднимаясь. Ощущения эти были столь остры и так мучительны, что Кэйт почти потеряла сознание. Он ласкал ее грудь и шею, и она не могла найти слова, чтобы остановить его.

Когда он прижал подушечки больших пальцев к ее подбородку и поднял ее лицо, ее дыхание стало отрывистым. В ее сознании мелькало что-то, сливающееся в странное мерцание. Перед ее закрытыми глазами кружились тени, и какие-то вихри рассыпались на точки. Она почувствовала, как его губы нежно коснулись ее лица.

— О, Кэти, какая ты сладость! Отныне, когда бы мы ни занимались любовью, я буду коленопреклоненно благодарить Бога за то, что он послал мне такого ангела!

Чуть отвернувшись от нее, он продолжал ласкать ее шею, охватывая ее пальцами, как воротником. Потом пальцы его скользнули ниже, и Кэйт затаила дыхание, страстно желая чувствовать его ласки. Медленно, так медленно. Ее кровь, казалось, стала густой, как мед. Она билась в ее жилах, пульсировала, и этот ритм гипнотизировал ее.

Его ласки рождали музыку в ее душе. Эта мелодия походила на ту, что играла ей в детстве мать. Временами Кэйт казалось, что она сложит чудесную симфонию. Зак вернул ей какие-то полузабытые чувства; казалось, все более и более яркий свет проникает в ее душу. Она знала, что эти чувства будут расти и усиливаться. Дыхание ее стало ровнее. Потом исчезла комната и все вокруг, остался только Зак и его нежные умелые руки. Кэйт трепетала. Ее соски набухли и затвердели от его поцелуев и ласк. Он продолжал трогать и гладить их, доставляя ей наслаждение, которого она ждала.

Кэйт всхлипнула и, поймав его руки, направила их вниз. Такие изумительные, чудесные руки! Они ласкали ее, пробуждая в ней желание, делая ее тело слабым и податливым.

Она склонилась к нему, забыв о приличиях и правилах поведения. Правила устанавливает общество, а ее единственным обществом был Зак. Какую радость давали ей прикосновения его больших теплых рук, когда они трогали ее ребра, сжимали талию, ласкали живот. Как восхитительно он поднимал ее, прижимаясь губами к ее губам.

Она застонала, ощутив страстное нетерпение. Когда он двинулся вместе с ней, прижимая ее к груди, ей показалось, что они закружились в каком-то дивном вальсе.

Желание! Настойчивое желание, тоска по чему-то острому и мучительному. Она почти растворилась в этом. Кэйт прижалась к нему. Когда он тронул языком ее губы, она раскрыла рот, наслаждаясь этой близостью, потому что он хотел ее.

Смутно сознавая, что он несет ее на постель, она чувствовала, как вздулись мышцы на его груди и руках. Потом он сорвал с себя рубашку, даже не расстегнув ее. Бриджи упали на пол, со звоном разлетелась мелочь, выпавшая из карманов. И, наконец, их тела соприкоснулись. Кэйт почти потеряла сознание, впившись ногтями в его плечи.

— Ты хотела, — шепнул он отрывисто, — раствориться во мне и перестать существовать. Мы почти достигли этого, Кэти, девочка! Занимаясь любовью, мы соединяемся в одно целое. Нет больше ни Кэйт, ни Зака. Мы растворяемся друг в друге, теряемся друг в друге, когда это происходит. Это магия…

Кэйт почувствовала, что он опустил ее на подушку. Она сжалась, поняв, что происходит, но Зак был рядом, и скованность ушла. Его рука гладила ее, и она не думала больше ни о чем. — Я люблю тебя, Кэти, девочка! — шептал он. — Я хочу запомнить каждый дюйм твоего тела. Каждый драгоценный дюйм! Чтобы вспоминать об этом, когда тебя не будет со мной.

Говоря это, он продолжал целовать и ласкать ее. Кэйт полностью подчинялась ему. Не было места, которого он не поцеловал. Он прошел языком по каждой линии на ее ладонях, обвел уши, изгибы бровей. Когда он целовал ее грудь, она напряглась, выгибаясь, как лук. Он провел рукой между ее бедер, и она приподняла таз навстречу ему.

Закария! Это имя звучало как музыка для нее. От любви к нему у нее сжималось сердце. Когда его пальцы коснулись самого сокровенного места, острое наслаждение пронизало ее. Когда же его мужская плоть вошла в нее, наслаждение усилилось, и Кэйт наконец поняла, что любит Зака страстно и глубоко. Единство, чувство завершенности всего! Это было так прекрасно, что она заплакала.

— С тобой все в порядке, Кэти? — проговорил он. — Ты такая маленькая… Я боюсь повредить тебе.

Глядя на него сквозь слезы, Кэйт обняла его широкие плечи и притянула Зака к себе. Когда ее робкие, ищущие пальцы коснулись основания его мужской плоти, не полностью вошедшей в нее, он застонал, выдохнув ее имя.

— Не надо! — прошептал он. —Я и так еле сдерживаюсь.

Инстинктивно Кэйт обхватила ногами его бедра. Этот инстинкт был таким же древним, как женственность.

— Я не хочу, чтобы ты сдерживался. Я отдалась тебе вся. Отдайся и ты мне.

— Я боюсь причинить тебе боль… Вцепившись в его плечи, Кэйт приподняла бедра и приняла его в себя целиком.

— У меня ребенок, Зак. Ты не можешь мне повредить! Уверяю тебя!

Невольная дрожь прошла по его телу.

— А ты уверена, что не нашла дитя под капустным листом?

Она неожиданно усмехнулась. Он улыбнулся ей в ответ. Он осторожно двинулся в нее, войдя целиком.

Ее смех сменился всхлипыванием. Пальцы впились в него.

— С тобой все в порядке?

С протяжным стоном она выгнулась, двигаясь навстречу ему. Ощутив ее страстное желание, он включился в предложенный ею ритм. Темнота и лунный свет, сплетение тел, жар огня. Почувствовав его в себе, она вспомнила, о чем мечтала однажды. Великолепно! Не было ничего и никого, кроме него. Зак дарил ей блаженство. Конвульсии сотрясали ее тело.

Потом Кэйт почувствовала такой упадок сил, что не могла даже двинуться. На ней лежало трепещущее тело Зака. Ее обдавало жаром. Его бакенбарды щекотали ее щеки, его плечо упиралось ей в подбородок, большие руки сжимали ее запястья. Его мужская плоть все еще покоилась в ней.

«Как животные в загоне», — неведомо почему вдруг подумала она, и от радости, охватившей ее при этой мысли, она весело рассмеялась.

— Ты что? — спросил он, хватая губами ее ухо. —Я сделал что-то смешное?

Приступ дикого смеха вдруг овладел ею. Она пыталась сдержаться, но не могла.

— Что такое? — В его голосе она расслышала уязвленное самолюбие. — Господи, Кэйт… Уж не хочешь ли ты посмеяться над тем, как я…

— Мое достоинство! — сквозь смех проговорила она. — Ты же обещал не задеть его. Где же оно? Может быть, под кроватью?

Его губы расплылись в улыбке.

— Я засунул его под подушку, — шепнул он хрипло. — Хочешь я верну его тебе?

— Нет. Ведь оно лежит там вместе с твоими носками…

Он расхохотался и повернулся на бок, продолжая держать ее в объятиях. Натянув на них простыню, он улыбнулся, блеснув зубами.

— Я обещал тебе, что не сниму носки? Да? Извини! Я так старался подальше упрятать твое достоинство, что совсем про них забыл. Где уж тут помнить о правилах приличия!

Лунный свет серебрил его лицо. Кэйт уж не улыбалась. Она коснулась его щек, изрытых шрамами. Затем склонилась над Заком и поцеловала его. Он положил руку ей на голову.

— Если бы ты только знал, чего я боялась, ты очень смеялся бы, — сообщила она ему сдавленным голосом. — Каждый раз, когда я думала об этом, мне хотелось умереть от стыда и унижения. Я боялась, что мы будем совокупляться, как животные в загоне.

Он уставился на нее.

— Что же, ты думала, я буду делать с тобой? Чего ты боялась?

— Именно того, что ты делал…

Он лежал тихо и неподвижно. Вдруг она заметила, что щеки его подергиваются. Он рассмеялся, и Кэйт, прижавшись лицом к его шее, смеялась вместе с ним. В отличие от слез, смех очищал и укреплял. И в этом Кэйт видела чудо, в которое прежде отказывалась верить. Чудо, о котором она не смела и думать, свершилось. Она обрела покой, которого она так долго ждала. И все потому, что этот большой, сильный, прекрасный человек лежал рядом и смеялся вместе с нею. Кошмары, страдания, сердечная боль—все отошло в прошлое. «Прощайте навсегда», — мысленно сказала она.

— Я люблю тебя, Зак!

— Начинаю верить, что это действительно так! — прошептал он, склонившись над ней. Поцеловав ее, он спросил:

— Вы не возражаете, если ваше достоинство еще немного полежит под подушкой, миссис Мак-Говерн?

— Держи его там столько, сколько хочешь! — ответила она.

Обхватив большими руками ее талию, он потянул ее к себе так, чтобы прикоснуться губами к ее груди. Кэйт обвила руками его шею и застонала от наслаждения, когда его губы коснулись ее сосков.

— Ну! Делай свой выбор! — сказал он с озорной усмешкой. — Я—или твое достоинство. Я с ним не сочетаюсь.

Как поняла Кэйт, у нее уже не было выбора.

Он снова занялся с ней любовью и делал это так медленно, нежно, любовно, так сладко, что Кэйт уже не думала ни о чем, кроме этого.

Потом он приподнялся, опираясь на локти, поцеловал ее в кончик носа и прошептал:

— Спасибо, мэм!

Кэйт со смехом поцеловала его нижнюю губу.

— Это не было так прекрасно… Он цинично усмехнулся:

— Не могу же я отнять у тебя сразу все твое достоинство и этим шокировать тебя!

Смеяться с ним было так же восхитительно, как и заниматься любовью. Она пощекотала пальцами ноги его ступню, а он в ответ стал щекотать ее ребра, заставив громко завизжать. Он зажал ей рот и щекотал до тех пор, пока она не обессилела от смеха. Она была удовлетворена, успокоена и счастлива, как никогда в жизни.

Одна ночь. Это все, что они получили за долгое время. Кэйт ждала, что Зак до рассвета будет заниматься с ней любовью. Так оно и было. Но с самого начала она заметила его непредсказуемость: он никогда не делал того, чего она от него ждала. Овладев ею в третий раз, он надел бриджи, подал ей нижнюю юбку и, осторожно ступая, повлек ее к лестнице. Остаток ночи они провели вчетвером, с девочкой и собакой. Зак лежал, прижавшись к Кэйт, одной рукой обнимая ее, а другой поглаживая шелковистые кудряшки ее дочери. Кэйт было так уютно лежать возле него, что она поняла еще одно значение старого слова «любить». Оно означало близость, нежность и заботу. Это означало, что они будут вместе обнимать ребенка, шептать и улыбаться в темноте неизвестно почему, может быть, только потому, что у них есть свой собственный мир. Они будут без слов понимать друг друга, а в их наслаждениях будет святость и чистота. Любовь и Закария. Да ведь это одно и то же! Этой ночью он преподал ей урок, и она хорошо усвоила его.

Наступал рассвет. Кэйт переполняли чувства. Ей казалось, что она жила с ним и любила его всю жизнь. Неважно, что принесет ей грядущий день. Она никогда уже не будет обманута. Одной ночи с Заком ей достаточно. Конечно, ей хотелось большего, но если судьба скажет «довольно», это счастье останется с ней навсегда.

Утро Кэйт встретила у окна, наслаждаясь первыми лучами солнца и понимая, что следующий рассвет она увидит через решетку тюремной камеры, если ее не бросят в камеру, где вообще не будет окна. Тогда она увидит рассвет лишь после того, как ее выпустят. Если, конечно, ее не признают виновной в убийстве Джозефа. Тогда она последний раз увидит солнце с эшафота. Казнят, как правило, утром, когда солнце поднимается над землей.

Хотя эти мысли тревожили Кэйт, она не чувствовала страха. С тех пор как родилась Миранда, у нее была одна цель — защищать свою дочь, пока она не станет взрослой. Теперь это сделает Зак. Если Бог решит, что она должна поплатиться жизнью за то, что сделала, — да будет так! Она могла уйти со спокойной душой, зная, что у ее девочки будет все, что нужно.

Кэйт не удивилась, когда сильные руки обняли ее сзади и привлекли к широкой теплой груди. Она улыбнулась, потому что встретить восход вместе с Заком значило завершить события этой ночи.

— Плевать на них! — шепнул он ей на ухо.

— Я просто подумала: эта ночь была так прекрасна, что мне не о чем жалеть, если даже я никогда не вернусь домой.

Он еще крепче прижал ее к себе.

— Не думай так, Кэти. Ты вернешься! Хотя бы потому, что я не смогу жить без тебя.

— Придется, ведь теперь ты отвечаешь за Миранду и не имеешь права обмануть моего доверия.

Он прижался губами к ее шее.

— Я не беспокоюсь, потому что почти уверен: дело не дойдет до суда. Ты вернешься домой. И следующие пятьдесят лет я потрачу на то, чтобы прятать твое достоинство под подушку на время, пока я буду любить тебя.

Кэйт усмехнулась.

— После этой ночи меня уже ничто не удивит!

— Это тебе только кажется! — возразил он.

Кэйт обернулась и посмотрела в его светло-карие глаза. Знакомое чувство веселья охватило ее.

— Ты что-то еще придумал?

Склонясь к ее уху, он стал шептать ей о том, чего она еще не испытала. Страсть, охватившая ее, передалась ему.

— Ты не посмеешь!.. — прошептала она.

— Еще как посмею! — усмехнулся он.

Когда Кэйт представила себе это, краска залила ее лицо.

— Я никогда не допущу этого! Это возмутительно!

— Это восхитительно!

— Это цинично!

— Это даровано небесами! — возражал он.

— Я не хочу даже говорить об этом.

— И не надо. Я тоже предпочитаю делать это, а не обсуждать. Пойдем вниз, пока Мэнди не проснулась. Мы запремся там и сделаем что-нибудь такое, что нам запомнится. — Он провел языком по шее Кэйт, и острая дрожь прошла по ее телу. — Вот так-то, Кэти, милая! Тебе покажется, что ты в раю!

Она наклонилась к нему, охваченная жаром соблазна, бессильная противостоять тому, что он предлагал ей.

— Я, кажется, действительно умру от унижения.

— Со мной — никогда. Все, что я буду делать с тобой, заставит тебя испытать прекрасные чувства и нежную ласку. Запомни: все, что происходит между нами, — свято.

— Нет… Может быть, как-нибудь… Он хмыкнул и подхватил ее на руки.

— Никакая женщина не может предстать перед судом по обвинению в убийстве, если она не испытала всего, что для нее уготовано…

— Закария! — взвизгнула она. — Я не позволю тебе этого делать!

Он заставил ее замолчать поцелуями, от которых все чувства ее пришли в смятение и иссякли силы сопротивляться тому, что она считала постыдным. Они выскользнули из комнаты и спустились по лестнице. Зак внес ее в комнату, запер дверь и положил на кровать.

— Я действительно и думать не могу о том, чтобы позволить себе что-то непристойное… — вяло промолвила она.

Он вытянулся рядом с нею и пробежал рукой по ее телу. Склонив к ней голову, он ласково хватал губами мочки ее ушей, шею, рот.

— Клянусь тебе, я сделаю все как надо. И ты не будешь ни о чем думать. Кэти, девочка, только чувствуй, не думай ни о чем…

Когда все завершилось, она вновь убедилась, что он прав. В голове ее не было ни единой мысли. И не успел Зак закончить, как она почувствовала себя в раю.

ГЛАВА 21

Ощущение райского блаженства сохранялось у Кэйт весь день. Оно было при ней во время последнего завтрака с дочерью и в фургоне, увозившем ее в город. Оно сохранилось, когда ее доставили в тюрьму и заперли в камеру, и даже втечение первой ночи, проведенной ею в заключении. Это ощущение помогло Кэйт преодолеть отчаяние, подступившее к ней, когда она вспомнила слова Миранды при расставании: — Я люблю тебя, мама!

Эти слова бередили ее душу всю ночь. Сколько раз она вспоминала, как к ней прижималась дочь, такая маленькая и беспомощная, доверчивая и милая! Сколько раз Кэйт преследовал запах ее волос, прикосновение ее губок! Как цеплялись за нее ручки девочки, когда пришло время расставаться!

«Я буду беречь ее всю жизнь», — обещал Зак, и только это приносило ей облегчение. Что бы ни сулила ей судьба, Миранда будет в безопасности.

Рассвело, хотя Кэйт казалось, что утро не наступит никогда. Да, она сидела в камере, но свет победил ночь, город пробудился и занялся своими делами. Из окрестных домов доносились приятные запахи свежесварен-ного кофе и поджаренного бекона. Она услышала стук дверей и собачий лай, возвещавший о приходе нового дня. Где-то квохтали куры.

Помощник шерифа, долговязый светловолосый малый по имени Рассел, принес Кэйт завтрак: яйца, тосты, чернику и молоко.

Окно в камере Кэйт смотрело во двор. Через силу заставив себя поесть, она встала, вцепилась в прутья решетки и прижалась к ней лицом. Вдыхая свежий утренний воздух, она старалась не думать о серых стенах камеры. Они наводили на нее панику, пробуждали тоску и давили на сознание, постоянно напоминая, что она взаперти и не может выйти оттуда, что теперь ее мир — это узкая кровать, маленький .стол и ночной горшок. Ее одежда была такой жесткой и тесной, что вызывала у Кэйт содрогание, но сменить ее она не могла. Если вдруг случится пожар, неизвестно, успеют ли ее спасти. Вспомнят ли о ней? Она в западне.

Постарайся не думать об этом, уговаривала себя Кэйт. Пожар вряд ли произойдет. Глупо пугаться и терзать себя плодами собственного воображения.

Она разглядела, как у дальних дверей здания суда остановился кабриолет. На склоне холма перед нею теснились обшарпанные домики. Когда-то они были беленькими и чистыми. Их окружали ограды из штакетника. Слыша доносившиеся оттуда голоса, Кэйт представляла себе, как женщины остановились поболтать на улице, чтобы отдохнуть от хождения по магазинам и лавчонкам. В отдалении она видела женщин, развешивающих белье. Боже, как мучительно хотелось Кэйт пойти домой и заняться привычными делами.

Почти все утро она просидела на койке, бессильно уронив руки на колени. Через стену находилась контора шерифа, оттуда доносились голоса. Зак обещал в это же утро пойти к судье и убедить его ускорить судебную процедуру. После этого он должен был прийти к ней и рассказать, как идут дела. Кэйт напряженно ждала его; минуты тянулись бесконечно долго. Но она знала, что Зак всегда исполнял свои обещания. Значит, он придет.

В полдень принесли и унесли пищу. Кэйт к ней не притронулась. Она не могла есть. Кэйт знала, что прошел еще один час, поскольку спрашивала про время у шерифа или его помощника, когда они проходили мимо решетки. Их дверь была рядом. Два часа дня. Три. Скоро уж сумерки, а Зака все нет. Кэйт не притронулась к пище и вечером. Когда ее унесли, Кэйт прилегла на кровать, глядя, как сгущаются сумерки, и, думая, куда запропастился Зак.

Она перебирала множество причин, одна ужаснее другой. Только катастрофа могла удержать его, она это знала. С ним что-то случилось. Заболела Миранда. Сгорел дом. Что-нибудь выкинул Райан. Фантазиям не было конца, и каждая наполняла ужасом ее душу.

Стало темно. Взошла луна. И Кэйт заплакала. Она понимала, что это слабость, но почему все в ее жизни складывается так плохо? Все всегда против нее. Наконец глаза высохли. Горло саднило, голова разламывалась. Она улеглась на жесткий тюфяк, сознавая свою беспомощность и терзаясь тревогой.

— Кэти?!

Душа ее возликовала от этого голоса. Она вскочила и уставилась в темноту.

— Кэти, любимая! Я здесь!

Кэйт разглядела силуэт Зака на фоне окна и бросилась к нему.

— Зак! Ох, Зак! Куда же ты пропал?

Она вцепилась в прутья решетки и приникла к ней, стремясь прижаться губами к его губам. Он просунул руки между прутьями, так что ему почти удалось обнять ее. Его поцелуй сказал ей, как сильно он любит ее. Кэйт мучительно хотелось протиснуться сквозь решетку, прижаться к нему, обнять его.

— Как Миранда?

— С ней все отлично.

— А ты?

— Я не мог прийти раньше. — Он тронул губами ее ресницы. — О, солнышко, ты плакала? У тебя все в порядке?

— Теперь—да. Я так тревожилась, Зак. Ведь ты обещал прийти утром…

— Все пошло не так быстро, как я рассчитывал. — Он пошевелился, зашуршали бумажные пакеты. — Я ходил по лавкам, чтобы купить кое-что для тебя. Когда я с этим разделался, пришлось отправиться домой, поужинать с Мэнди и уложить ее спать. Думаю, ей необходимо, чтобы кто-то из нас был рядом с ней, когда она засыпает. Она была очень взволнована. Я рассказал ей пять сказок, только тогда она закрыла глазки.

Кэйт засмеялась, почувствовав облегчение.

— Неужели ты знаешь пять сказок?

— Черт возьми! Нет, конечно. Я их сочинял. С ее помощью. Она становится хитрым лисенком, когда дело доходит до сказок. Услышав про серого котенка, она тут же поправила меня, сказав, что он черный с белыми крапинками. У меня ушло довольно много времени, прежде чем мы договорились. Я не знал, как убаюкать ее, — она так тянула время…

Кэйт прижалась лицом к решетке и закрыла глаза. К ней вернулся покой, и тревога утихла. Теперь она говорила совсем другим голосом:

— Так чем закончились ваши споры о крапинках? Ты уступил ей?

Притянув Кэйт к себе, он прижался губами к ее щеке.

— Конечно! И все это время я думал о том, что ты здесь умираешь от беспокойства. Мне очень жаль, Кэти, любимая! Отцовский долг по временам очень тяготит. Меня утешало одно: я знал, ты тоже хочешь, чтобы я был с ней и распределял крапинки по котенку…

Кэйт засмеялась.

— Но зато теперь ты здесь, и в этом — все!

— Я хотел бы быть вместе с тобой.

Кэйт хотелось того же, но она промолчала. Заку и без того доставалось.

— Есть новости?

Дело будет рассматривать Большое жюри в понедельник. Это самый короткий срок. Жюри подобрано, повестки уже рассылают.

Шесть бесконечных дней! Кэйт проглотила комок в горле и попыталась найти в этом положительные стороны. Он ведь легко мог сказать и «шесть недель» или «шесть месяцев». Да, он совершил чудо, сумев уговорить судью назначить слушание так быстро!

— Так скоро? О Зак, как тебе удалось добиться этого?

— Я солгал, сказав, что ты беременна.

— Что-о?

Просунув руку между прутьями, он коснулся ее.

— Это вполне возможно. Не так уж я и солгал, Кэти. Потом я объяснил судье насчет Мэнди: как трудно она все это переносит. Услышав все это, бедный сукин сын был озабочен не меньше меня тем, как бы выпустить тебя отсюда побыстрее. По некоторым причинам он отказался выпустить тебя под залог, но порекомендовал нанять хорошего адвоката. И я его нанял.

Кэйт чувствовала, что он о чем-то умалчивает. Она знала, как Джозеф восстановил против нее общественное мнение. «Она не права, — шептались люди за ее спиной, — она становится невменяемой, когда на нее находит». Она почувствовала себя ужасно, подумав вдруг, что ее держат в тюрьме из страха, как бы она чего не натворила. И все это из-за слухов, которые распускал Джозеф.

Опасна для Миранды и для окружающих! Может быть, именно из-за этого Зак и выглядит таким удрученным? Потому и судья не захотел отпустить ее под залог? Но Кэйт не могла сейчас говорить об этом.

— Сколько ты заплатил адвокату? — Кэйт не думала о расходах, но цеплялась за все, что могло отвлечь ее от этих мыслей. — Очень много?

— Ну какая разница, сколько. Господи, Кэйт. Я продал бы и свою ферму, и твою вместе с ней, лишь бы вытащить тебя отсюда. Но этого не пришлось делать. Хватило и моих сбережений.

— Я не хочу, чтобы ты все на меня тратил.

— А на что еще я должен тратить деньги? Лучше всего вкладывать средства в тебя.

— А потом ты отправился за покупками… — выговаривала она ему. — Что за необходимость проматывать последние деньги? Ты и так уж порядком потратился, когда заказывал платья по каталогу! Мне же ничего не нужно!

— Позволь уж судить об этом мне… — оборвал он ее и попытался выдернуть руку из прутьев. — Ах, чтоб тебя! Застряла!

Кэйт старалась помочь ему освободить руку.

— О, Зак! Ты крепко застрял! — воскликнула она, истерически рассмеявшись. — Вот я и заполучила тебя!

Он ухватил ее рукой.

— Я не особенно возражаю. Я и сам хочу быть с тобой вместе… — Он так нежно поцеловал ее, что она даже забыла на мгновение, где находится. — Я люблю тебя, Кэти, —шепнул он, оторвав от нее губы. — Понимаешь ли ты, как я тебя люблю?

— Кажется, я и сама сейчас застряну в этой решетке, — ответила она дрожащим голосом.

Он отклонился назад и, наконец освободил руку. Потом просунул сквозь решетку пакеты.

— Господи помилуй, что это?

— Рождественские подарки в июне. Приличная одежда. Туфли. Ну, и книги. Я купил разные, не зная, что ты любишь читать. И еще одно, чтобы ты вспоминала меня, когда тебе станет одиноко.

Хотя Кэйт и упрекала его за ненужные траты, ее охватило радостное любопытство.

— Что же это, Закария?

— Подожди до утра, тогда сама увидишь. Прочти, что там написано.

Кэйт взяла пакеты, протянула руку и обняла Зака.

— Как я хотела бы, чтобы ты остался со мной.

— Если бы от моего желания могла появиться радуга на небесах, Кэти, девочка, ты бы сейчас ее увидела… Но у меня на руках еще одна леди. И она еще больше нуждается в моей заботе.

Слезы хлынули из глаз Кэйт. Она кивнула, не в силах что-либо сказать. Она ведь сама хотела этого.

— Она может проснуться, — хмуро сказал он. — А значит, мне надо быть с ней на всякий случай.

Кэйт поцеловала его руку, стиснувшую решетку.

— Я просто вижу, как вы вдвоем спите в моей постели.

— Втроем, — поправил он, — не забывай Ноузи. Она улыбнулась и ласково погладила щеку Зака, глубоко вдохнув его запах. Запах лошадей и кожаной упряжи, сена и почвы. Запах мужчины, такого же простого, как земля, на которой он трудился. Она любила каждый дюйм его сильного тела.

— И нам троим не хватало тебя! — шепнул он. — В постели без тебя — пустота.

— Вы живете в моем доме?

— Да, я решил, что так лучше. Я перетащил туда Чинга Ли, пообещав ему забрать сотню его горшочков, чтобы их хватало ему для стряпни. Я привез целый фургон домашней утвари. Но тут выяснилось, что у нас в кухне нет духовки, и мне пришлось ехать за ней. Но теперь все в порядке. Маркус спит в нижней спальне, так что за Мэнди в случае чего есть кому присмотреть.

— Думаю, проще было бы забрать ее на твою ферму.

— Мэнди и так перенесла слишком много перемен. Не стоило тревожить ее. Хватит с нее и того, что она слышит вопли Чинга Ли и грохот, который он производит своими горшками и кастрюлями. Я поклялся кастрировать Чинга Ли, если он напугает Мэнди, но он неисправим. Проще разговаривать со стеной.

— Она ничего не испугается, если ты будешь рядом с ней.

— Послушала бы ты, как он зовет нас к столу! Кэйт рассмеялась.

— О, Зак! Как я тебя люблю! Ты всегда заставляешь меня улыбаться. Даже сейчас я не могу удержаться!

— Это цель моей жизни, Кэти, видеть тебя улыбающейся.

Пообещав скоро вернуться и поцеловав ее, Зак отошел от решетки и растворился в темноте. Держась за прутья, Кэйт смотрела на луну. Как ни странно, она уже не чувствовала одиночества.

Когда рассвело, Кэйт распаковала свертки, которые Зак оставил ей. Две смены нижнего белья. Она улыбнулась, увидев цвета сорочек: голубая и ярко-розовая. Обе с лентами и кружевами. Нижняя юбка с оборками, обшитыми шнурками. Ярко-красные подвязки. Кэйт даже покраснела, увидев их.

Следующая коробка вызвала в ней благоговение. Там были туфли. Не те высокие башмаки на шнуровке, которые она обычно носила, но туфли из прекрасной кожи, модная бальная обувь для выходов и торжеств. В следующем пакете она нашла одеколон и духи, набор душистого мыла, щетку для волос, зубную щетку, пакет со шпильками, банку с кремом… Он подумал обо всем!

Когда Кэйт окинула взглядом все эти богатства, слезы благодарности наполнили ее глаза. Книги, он говорил? Он принес ей забавную смесь: три тома поэзии, два справочника. Ее взгляд упал на книгу «Эта возмутительная мистрис Новак».

Заинтригованная, она взяла эту книгу и стала листать, очень скоро добравшись до сути. Глаза ее расширились, кровь прилила к щекам, и она захлопнула книгу. Закария Мак-Говерн послал ей предостережение. Это — факт. Она снова взяла книгу, раскрыла и принялась читать. Дальше — больше. Поглощенная чтением, она откинулась назад, прислонилась к стене. Мистрис Новак вела себя воистину возмутительно!

Глаза Кэйт расширялись все больше и больше. Она перевернула страницу и увидела лист бумаги, сложенный пополам. Развернув его, она с удивлением прочитала написанное размашистым почерком: «У-у-у!» Ничего больше. Только «У-у-у!» — и все? Ее губы растянулись в улыбке. Она лишь однажды видела почерк Зака, это было в день свадьбы. Но она точно знала, что только он мог написать ей это слово. Но какое оно красноречивое! Она словно слышала, как он говорит: «Я поймал тебя, Кэти, девочка! Ах, как стыдно!» Решив, что это и есть то, о чем он упомянул вчера, Кэйт сложила записку и спрятала ее на груди, словно это было любовное послание. «У-у-у!». Он знал, какую книгу она схватит в первую очередь, и, даже находясь вдали от нее, продолжал шутить с ней. Кэйт хотела было продолжить чтение, но остались нераскрытые свертки.

Еще книги. Наборы для вышивки, пяльцы и разноцветные нитки всевозможных оттенков. На обертке последнего, самого маленького пакетика, стоял знак ювелирной фирмы. Дрожащими пальцами Кэйт разорвала бумагу и увидела коробочку. Там лежал золотой медальон с изображением розария. Взяв его в руки, она почувствовала, что на другой стороне его что-то выгравировано. Она перевернула его и прочитала: «Навеки с тобою, моя любовь. Закария». Ниже значилось: «1890». Кэйт сжала медальон и поднесла его к губам. Она сидела так очень долго, прежде чем уложила его обратно в коробочку.

Время тянулось бесконечно. Никаких новостей! Иногда Кэйт боялась, что сойдет с ума, порою ей чудилось, что она уже спятила. Дни сменялись ночами, ночи — днями. Сколько Кэйт себя помнила, пробуждаясь, она тут же принималась за работу. Теперь она то сидела, то ходила из угла в угол. Ночью сон бежал от нее.

Хуже всего для нее были темные предрассветные часы. На нее нападал страх, иногда реальный, а порой безотчетный. Тогда ей казалось, что она останется взаперти всю жизнь.

Наконец пришел понедельник, а с ним и самое страшное. Большое жюри решило предъявить ей обвинение в убийстве. Ошеломленная; она что-то говорила, но не слышала ни себя, ни других. Ей казалось, что она попала в чужую страну, где все, включая и ее, бормочут что-то непонятное. Слишком много сомнений вызывали у Большого жюри вопросы, на которые им не удалось получить ясного и прямого ответа, объяснил ей адвокат.

Суд присяжных был назначен на вторник двадцать шестого августа, то есть почти через месяц. Адвокат Кэйт, Чарльз Дефлер, немедленно обратился с просьбой к судье отпустить ее под залог, но тот отклонил прошение. Когда Зак сказал ей об этом, она выслушала его молча, совершенно убитая.

Вместе с тем Кэйт заметила, что он избегает смотреть на нее и не знает, куда спрятать руки. Когда он, не выдержав, выругался и отбросил стул, сердце Кэйт замерло.

— Зак, — сказала она дрожащим голосом, — ты пугаешь меня.

Он глубоко вздохнул и прошелся от стены к стене, затем обернулся к ней. Она увидела, как Зак осунулся.

— Я не собирался пугать тебя, любимая. Я просто возмущен и взволнован всем этим! — Сжав кулаки, он щелкнул суставами пальцев. Этот звук заставил ее вздрогнуть.

— Это все Джозеф! Будь он проклят! Кэйт схватилась рукой за горло.

— Джозеф? Я… Я не понимаю…

— Слухи, которые он про тебя распустил! — У него сорвался голос. — О том, что ты неуравновешенна. Пока ты здесь сидела, старая сплетня воскресла и обновилась. Райан Блейкли распространял ее, добавляя свои выдумки. — Он вытянул руки перед собой. — Если в прошлом ты губила свою дочь и закончила тем, что убила мужа, значит, ты опасна для окружающих и тебя надо держать под замком, Залог в таких случаях не принимают.

Кэйт закрыла глаза, стараясь сохранить самообладание. Хватит и того, что Зак взбешен. Если он взорвется, это только добавит им трудностей.

Клокочущим от ярости голосом он произнес:

— Если они осудят тебя, клянусь Богом, Кэти, я силой вырву тебя отсюда и увезу за границу.

Кэйт застыла в изумлении.

— Не говори так, Закария, мы не должны даже думать об этом.

— Как? — рявкнул он. — Боже! Ты моя жена! Я не позволю им распоряжаться тобой! Будь я проклят, если допущу это!

Кэйт боролась со слезами. Наконец она почувствовала, что в состоянии говорить.

— Я доверила тебе свою дочь, Зак, ты знаешь. Я поверила в то, что ты поможешь ей встать на ноги. Как ты сделаешь это, если тебя арестуют и бросят в тюрьму?

Молчание показало Кэйт, что она попала в самую точку. Но боль, которую она увидела в его глазах, почти лишила ее сил.

— Мы должны молиться, Зак, за справедливый исход дела. Когда все это кончится, мы со смехом вспомним о наших страхах.

«Когда все это кончится». Очень смело! Порою Кэйт чувствовала, что не верит в это. Но когда ей казалось, что она не вынесет уже ни минуты такого отчаяния, она находила в душе силы прожить и этот день, и следующие.

Время шло медленно, с беспощадным однообразием. Приближался день суда.

ГЛАВА 22

Утро выдалось на редкость жарким, и в зале стояла нестерпимая духота: то ли от зноя, то ли от тесноты. Помещение было битком набито, люди стояли в проходах. Кэйт начала задыхаться задолго до начала судебной процедуры.

Казалось, каждый обитатель города был поглощен интересом к этому делу. Из-за этого Кэйт чувствовала себя монстром, выставленным на всеобщее обозрение. Она делала над собой огромные усилия, стараясь держаться достойно и приветливо. Ведь не каждый день женщину обвиняли в убийстве мужа, особенно в таком маленьком городишке, как Роузберг.

Закария сидел рядом с Маркусом в нескольких рядах позади нее. Ей очень хотелось обернуться и хоть раз взглянуть на него, но на нее было устремлено столько глаз, ищущих доказательств вины в ее манере поведения, судящих, а порой уже и осудивших ее, что чем меньше внимания она привлекает к себе и своему мужу, тем лучше для них.

Она чувствовала облегчение, касаясь медальона, висящего у нее на груди, и с нежностью вспоминая тепло рук, надевших цепочку ей на шею. Зак! Мысли о нем утешали ее. Они прожили вместе так мало, но чем дальше уходили эти дни, тем милее представлялись ей. Казалось, целая жизнь прошла с тех пор, как она покинула дом. Рассыпавшийся по кухне горошек. Тихий ночной смех. Объятия при свете луны.

Когда судья занял, наконец, свое место и тремя ударами молотка возвестил о начале слушания, Кэйт вздрогнула, ее прошиб холодный пот. Адвокат, нанятый Заком, весь вечер объяснял ей, как она должна вести себя на суде, но она мало что запомнила. Все теперь казалось ей нелепым, искусственным. Ей хотелось закричать, что ее жизнь выставлена на всеобщее обозрение, но она промолчала, выпрямилась и положила руки на колени. Пока говорил обвинитель, Кэйт не могла уловить смысл его слов, теряла связь между ними. Затем выступил Чарльз Дефлер.

«Семейные неурядицы… боль и страдания… четырехлетний ребенок должен быть принят во внимание… невинные жертвы…». Кэйт слушала и не слышала. Все это не отражало реальности. Вернувшись к столу перед скамьей подсудимых, Дефлер ободряюще пожал ее руку.

— Большинство присяжных тоже имеют детей, я бился за их расположение изо всех сил! Надеюсь, мне удалось привлечь их на нашу сторону, — шепнул он, не скрывая самодовольства. — Кое-кто из них нам несомненно симпатизирует.

Отцы семейств обычно имели жен, значит, были мужьями. Кэйт сомневалась в их сочувствии. «Справедливый приговор выносит суд присяжных, состоящий из таких людей, как и подсудимый». Она не помнила, где слышала эти слова, но совершенно ясно, что право быть судимым равными себе не относилось ни к людям другой расы, ни к женщинам. Она хотела бы видеть на скамье присяжных женщин, домохозяек и жен. Только они могли бы понять, что вытворял Джозеф с нею и ее дочерью.

— Вы прекрасно ведете себя. Продолжайте в том же духе, — шептал Дефлер ей на ухо.

Кэйт стиснула руки. Она вообще никак себя не вела. Только сидела неподвижно, перепуганная до смерти, не сводя глаз с судьи. В ее памяти возникали отрывки молитв, слова и фразы, не связанные друг с другом. Она старалась дышать ровно, но чувствовала огромную слабость.

Были заслушаны показания Коронера. Шум в ушах помешал Кэйт понять, что тот говорил. Может ли быть что-нибудь хуже этого? Мысли Кэйт пришли в полное смятение. Все шумело, плыло перед нею, слова куда-то исчезали, оставался лишь пустой звук. К горлу подступила мучительная тошнота. Она вцепилась пальцами в стул.

— Вы должны выступить! — шептал ей Дефлер. — Миссис Мак-Говерн! Миссис Мак-Говерн! Вы должны встать!

Кэйт видела блеск полированного дуба. Встать? Это донеслось откуда-то, за сотни миль от нее. Какая-то неясная фигура поднялась из-за стола секретаря и приблизилась к ней. Чья-то мягкая ладонь взяла ее за локоть и помогла подняться. Едва передвигая ноги, Кэйт двинулась вперед. Положив руку на Библию, она поклялась говорить правду, только правду и ничего, кроме правды. Сделала еще несколько шагов по ступеням вверх. Теперь она стояла напротив присяжных.

Это напоминало восхождение на эшафот. Кэйт споткнулась и чуть не упала. Ее поддержала чья-то сильная рука. Она опустилась на что-то твердое, почувствовав жесткие подлокотники кресла. Боже, сколько лиц смотрело на нее! Осуждающие глаза. «Убийца!» — вот что читала она в них.

Она переводила взгляд с одного безжалостного лица на другое, и страх терзал ее. Присяжные тоже смотрели на нее осуждающе-сурово, подтверждая худшие из ее подозрений. Многие из них наверняка верили слухам, которые распространил Джозеф. Должно быть, они считают, что, не наказав ее, поощрят других жен убивать своих мужей.

Кэйт хотелось броситься прочь отсюда. Она не должна была идти на это! Никогда! Надо было оставить Джозефа погребенным под розами и «адеяться, что все обойдется. Ведь могло случиться и так.

Пытаясь найти хоть одно сочувствующее лицо, Кэш встретилась взглядом со светло-карими глазами. Впившись в эти глаза, она словно растворилась в них. Полные боли, родные глаза! Растрепанные ветром темные волосы. Лицо, навеки врезавшееся в ее память. Она глубоко вздохнула. Только что расплывавшийся зал суда обрел четкие очертания. Она вцепилась в подлокотники кресла. Светло-карие глаза. Она черпала в них силу. «Ради Бога, не падай духом! — говорили они. — Все будет в порядке, Кэти, девочка!»

И Кэти вдруг поверила, что так действительно будет.

«Ты так веришь в героев, волшебников и чародеев, мистер Мак-Говерн! Можешь ли ты призвать их на помощь?» Кэйт уже знала, что ответ на этот вопрос был и всегда будет: «Да!». И чем дольше она смотрела в эти любящие глаза, тем сильнее убеждалась в том, что все будет в порядке. Она подняла голову, вскинула подбородок. Глаза ее вспыхнули, она поняла, что он гордится ею. Он действительно гордится ею! Она не могла понять, почему. Ее трясло от страха, она была на грани обморока. Ее охватила смертельная слабость. И он гордился ею в тот момент, когда она чувствовала себя величайшей в мире трусихой! Мог ли он не видеть этого?

Его губы искривила усмешка. Затем он беззвучно произнес: «Пошли их к чертям, Кэти, девочка!»

Угадав это, Кэти едва удержалась, чтобы не ответить таким же смешком. Только Зак мог вести себя в суде так непочтительно. Она покосилась на судью, испугавшись, не заметил ли он этого, но судья смотрел только на нее.

Обвинитель от штата Роджер Вилкокс приблизился к ней. Лицо его выражало участие. Он спросил:

— С вами все в порядке, миссис Мак-Говерн? Вы очень бледны.

Встретив его взгляд, Кэйт поняла, что участие Вил-кокса притворное. Обычная игра перед присяжными. Он хотел показаться им добрым и участливым, тогда как на самом деле жаждал крови.

Кэйт облизнула губы. Правду, только .правду! Если она не отступит от этого, он не сможет ее поймать.

— Я чувствую себя хорошо. Ну, почти хорошо. Н-нервничаю. Очень нервничаю.

— Это вполне понятно, миссис Мак-Говерн. Должен заметить, вы проявили незаурядную смелость, придя с повинной. Вынужден признать, что восхищен вашим поступком. У меня, пожалуй, не хватило бы на это смелости…

Кэйт преодолела оцепенение.

— Я не чувствую сейчас никакой смелости. Я так напугана, что, если бы могла, удрала бы отсюда.

В зале послышались смешки. Кэйт с облегчением поняла, что смеются в основном мужчины. Она немного успокоилась. Разумеется, не каждый мужчина видит в ней преступницу.

Серые глаза обвинителя смотрели строго и холодно, хотя губы его тронула улыбка.

Выражение лица судьи смягчилось. Кэйт показалось даже, что ему хочется по-отечески похлопать ее по плечу. Почти все страхи покинули ее.

— Вы готовы ответить на несколько вопросов? — спросил Вилкокс. — Насколько я понимаю, вы в деликатном положении?

Кэйт выдержала его пристальный взгляд. Хотя она еще не сказала об этом Заку, то, о чем он сообщил судье, оказалось правдой: Кэйт уже знала, что беременна.

— Да, — отозвалась она, — это так.

Обвинитель обратился к зрителям, заполнявшим зал, и, повысив голос, сказал:

— Приношу поздравления мистеру Мак-Говерну. Великолепно сработано! — Он подошел к своему столу и полистал записи. — Когда вы поженились? Ах, да… Полтора месяца назад…

— Почти два, если считать недели, — возразила Кэйт. Она почувствовала, как лицо ее заливает краска.

Обвинитель явно намекал на то, что она сошлась с Зака-рией до вступления в брак. Когда Вилкокс повернулся к ней, она увидела в его холодных глазах удовлетворение. Выстрел угодил прямо в цель.

— Как я понимаю, вы чувствуете себя вполне хорошо и можете ответить на несколько вопросов? — повторил он.

Кэйт облизнула губы.

— Я… Я, конечно, попытаюсь…

— Первый и самый важный вопрос, по моему разумению, вот какой: что именно заставило вас прийти с повинной? Как я узнал от шерифа, ваш покойный муж был надежно захоронен, и все считали, что он утонул. Если бы вы оставили все как есть, вам не пришлось бы пройти сегодня через все это. Так почему? Что заставило вас отправиться к шерифу?

Кэйт снова облизнула пересохшие губы. Ей хотелось пить, но попросить она боялась.

— Честно?

В зале снова послышался смех. Судья скривил рот:

— Миссис Мак-Говерн, это и есть наша главная цель — ничего, кроме правды.

Кэйт покраснела. Ей хотелось стукнуть себя. Что за глупости она говорит! Она прижала руки к животу, чувствуя тошноту.

— Если сказать, о чем я думала, это покажется довольно глупым, — сказала она. — Придуманные причины выглядели бы убедительнее.

Судья чуть заметно улыбнулся.

— Нам не нужно то, что выглядит убедительным, миссис Мак-Говерн. Скажите правду.

Выражение его лица показывало, что, по его мнению, женщины, — эти слабые легкомысленные создания, даже не в состоянии придумать ничего разумного. Кэйт почувствовала, что задыхается. Правду? Ее охватило неистовство. У нее были причины, она знала, что это так, но все они вылетели у нее из головы. Она не может вспомнить их даже ради спасения собственной жизни.

— Я… Я думаю, мне проще всего объяснить это, как я объясняла это своей дочери… — Кэйт смущенно обратилась к обвинителю. — Это похоже на то, как бывает в сказке, если вы позволите мне сделать такое сравнение. Пока все благополучно не завершилось, вы не можете сказать «конец». Я чувствовала, что мы с моей дочерью заслужили счастливый конец. А если я не поступлю правильно, как надо, дурная часть моей жизни будет тяготить меня, и этому никогда не будет конца.

В зале наступила мертвая тишина. Сердце Кэйт упало. Ей показалось даже, что оно перестало биться. Свой последний вздох она испустит не здесь, на скамье подсудимых. Она почувствовала, как петля затягивается вокруг ее шеи.

Она подняла руку и добавила:

— Я не могу провести остаток жизни под гнетом этой ужасной тайны. Не хотела я этого и для своей дочери. Она и без того достаточно настрадалась.

Обвинитель подошел к своему столику и что-то записал. Затем, положив перо, он поднял глаза на Кэйт.

— Ваши причины кажутся вполне разумными. И высказаны они достаточно красноречиво. — Он поджал губы и внимательно посмотрел на нее. —А теперь второй вопрос, самый трудный. Я бы хотел, чтобы вы ответили на него только «да» или «нет». Вы сожалеете о смерти Джозефа Блейкли?

Теперь Кэйт уже вполне определенно почувствовала, что ее сердце остановилось.

— Не очень-то справедливо задавать мне такие вопросы. Слишком многое стоит за этим. Ведь даже Иуда сожалел…

И снова послышался смех. Поняв, что дала маху, Кэйт решила, что кажется судье легкомысленной идиоткой.

— Суд занят именно восстановлением справедливости, миссис Мак-Говерн. — Обвинитель строго смотрел на нее. — Пожалуйста, ответьте нам, сожалеете ли вы о содеянном?

— Протестую! — воскликнул Дефлер. — Ваша честь, это попытка поймать обвиняемую на слове!

— Принято! — судья стукнул молотком и посмотрел на Вилкокса. — Измените, пожалуйста, формулировку вопроса.

Вилкокс улыбнулся.

— Конечно! Миссис Мак-Говерн, сожалеете ли вы о том, что ваш покойный муж скончался? Да или нет?

Кэйт зажмурилась. Правду, ничего кроме правды!

— Нет! — сказала она чуть слышно.

— Извините, я не расслышал…

— Нет! — громко повторила она.

Тишина угнетала ее. Кэйт медленно открыла глаза.

— Благодарю вас, — мягко сказал обвинитель. — Ваш ответ доказал мне, что вы говорите чистую правду и что вы готовы принять приговор, каким бы суровым он ни был.

Он записал еще несколько строк. Затем посмотрел на нее.

— Почему вы не сожалеете о его смерти?

— Потому что он мучил моего ребенка! — сказала Кэйт. — Снова и снова, и снова! — Слезы слепили глаза, ее голос стал резким. — Я пыталась убежать с ней, но он всегда ловил нас и возвращал домой. Я не могу сожалеть о том, что теперь он больше не мучает ее. Но вместе с тем сознаю: мой ответ звучит вызывающе, очень вызывающе. Но… — она повела плечами, — дочь моя теперь в безопасности, и я не могу не радоваться этому.

Обвинитель переложил бумажки со своими записями и прокашлялся.

— Я знаю, вы утверждаете, что смерть вашего мужа была случайной. — Он выпрямился и подошел к ней с выражением такой наигранной Доброты, что Кэйт захотелось дать ему пощечину. — Но я любопытен. Скажите, у вас появлялось осознанное желание убить его?

Она сжала кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони. Она и представить себе не могла, что обвинитель задаст ей столь чудовищный вопрос. Честный ответ на него мог стать фатальным.

Ее адвокат вскочил с места.

— Я протестую, ваша честь! Если бы людей судили за их помыслы, нас всех следовало бы повесить!

Судья посмотрел на адвоката беспощадным взглядом.

— Протест отклоняется. Установить намерения в этом случае вполне приемлемо.

Переведя взгляд на Кэйт, он сказал:

— Пожалуйста, ответьте на вопрос, миссис Мак-Говерн. Возникало ли у вас желание убить мужа?

— Я запрещаю моей клиентке отвечать на этот вопрос, ибо ответ может быть истолкован не в ее пользу! — закричал адвокат.

Кэйт бросила отчаянный взгляд на Зака. Его взгляд поддержал ее и сейчас: она вспомнила причины, которые привели ее сюда. Именно этого хотела она теперь: оставить прошлое позади. Никаких тайн. Никакой лжи. Никаких привидений, терзающих память. Утаив хоть что-то, она никогда не отделается от прошлого. Никогда!

Кэйт посмотрела на судью. Когда-то, давно, она верила в человеческую доброту. Пять лет казались теперь целой жизнью. Она могла попасть в западню и остаться в ней на всю жизнь.

Обратясь к адвокату, Кэйт сказала:

— Все в порядке, мистер Дефлер. Мне нечего скрывать. Если я что-то утаю, то никогда не отделаюсь от прошлого.

Затем, повернувшись к обвинителю, Кэйт сказала:

— Да! У меня бывало такое желание, я думала убить Джозефа Блейкли как минимум дюжину раз, самыми разными способами.

По залу пронесся ропот изумления.

Обвинитель был потрясен. Он явно не предполагал услышать такой ответ. Его серые глаза уставились на нее, и она уловила в них проблеск сочувствия.

— Можете вы сказать, каким способом хотели убить его?

— Протестую! — закричал Дефлер. — Не отвечайте на этот вопрос, миссис Мак-Говерн!

Кэйт словно не слышала его.

— Однажды я чуть не заколола его моими портняжными ножницами. Если бы он не оглянулся, я бы это сделала.

Чарльз Дефлер театрально воздел руки и вернулся на место.

Вилкокс сморщил губы и заложил руки за спину.

— А в ночь смерти Джозефа Блейкли, когда вы подошли к нему с поленом в руке, он тоже оглянулся?

Кэйт смотрела на него. Она видела западню и приготовилась угодить в нее. Она внутренне съежилась. Что ж, это суд. Его цель — установить правду. Во всяком случае, она в это верила.

— Нет, он не оглянулся.

— Тогда что же удержало вас от того, чтобы ударить его по голове, миссис Мак-Говерн? Согласно вашим показаниям, он мучил вашего ребенка. Девочка кричала. Вы безуспешно пытались вырвать ее из его рук. Ведь, схватив это полено, вы намеревались убить его?

— Я хотела прекратить это!

— Навсегда?

— Да, навсегда. О, конечно же, навсегда!

— Вопросов больше нет! — отрезал Вилкокс. — Обвинение сохраняет за собой право задать вопросы позднее.

Думая, что все закончено, Кэйт поднялась было на ноги, но ее тут же попросили сесть. Она повиновалась. Чарльз Дефлер поднялся и приблизился к ней, явно взволнованный. Подойдя и остановившись возле свидетельской скамьи, он пригладил свои волосы.

— Как вы себя чувствуете, миссис Мак-Говерн? Может быть, хотите воды?

Кэйт кивнула и с благодарностью приняла стакан, поднесенный ей одним из клерков.

Дефлер прошелся, затем повернулся к ней.

— Вы упомянули, что были близки к тому, чтобы заколоть мужа ножницами. Он изводил вашего ребенка, когда вы сделали эту попытку? — спросил он мягко.

Губы Кэйт прилипли к стакану. Она с трудом проглотила воду. Опустив стакан, она ответила:

— Да.

— Что он делал, миссис Мак-Говерн? Она стиснула пальцами стакан.

— Он совал ей под ногти кончик ножа.

Дефлер опять прошелся взад и вперед. Подойдя к скамье, где сидели присяжные, он внимательно изучил выражение их лиц и сказал:

— Совал нож под ногти?.. Грубое, немыслимо жестокое наказание, безусловно. Но не смертельное. Может возникнуть вопрос, почему вы хотели заколоть этого человека. Можете вы объяснить нам это?

В зале воцарилось тягостное молчание. Мертвая тишина. Кэйт снова посмотрела на лица публики. Теперь вместо озлобления она видела явные признаки сочувствия и жалости. Эти люди не отвернули от нее своих сердец, они просто не уяснили себе всего. Кэйт простила их за это. Джозеф был умен. Он прятал свою истинную сущность под респектабельной внешностью, старался очаровать людей, сближаясь с ними, скрывал свой нрав, льстил и хитрил, как это умеют делать безумцы. Эти люди так же простодушны и доверчивы, как ее дядя Джедд. Она и сама была такой, пока Джозеф не стал проявлять истинных черт своего характера.

Кэйт глубоко вздохнула, намереваясь идти до конца. Описать словами то, что произошло в ту ночь, было невозможно.

— Она так кричала, звала меня, просила его остановить, но он продолжал, хотя я говорила и делала все, что могла. И тогда я решила заколоть его.

Она снова посмотрела в зал, но люди отворачивались от нее. Она видела только одни глаза, устремленные на нее, и чувствовала, как руки Зака обнимают ее.

Вновь молчание сковало зал суда. Его прерывали только покашливания да скрип стульев.

— А что такого сделала ваша дочь? Что заставило вашего мужа подвергнуть ее такому наказанию, миссис Мак-Говерн?

Кэйт прикрыла ладонью глаза.

— Она… Э… Она взяла со стола кусок хлеба, не спросив у него позволения… Мы поздно сели за стол в тот день, и она была голодна… И я… — Голос Кэйт сорвался. Прошло несколько секунд, прежде чем она, сглотнув слюну, смогла продолжать. Боясь разлить воду, она поставила стакан перед собой. — Я сказала ей, что она может взять хлеб. Увидев у нее в руке хлеб, Джозеф вообразил, что она стянула его, и, прежде чем я смогла ему все объяснить, он разъярился. А когда он приходил в ярость, остановить его было невозможно.

Снова тягостная тишина.

— Еще вопрос, миссис Мак-Говерн, и тогда я позволю вам покинуть это место. В ночь, когда умер Джозеф Блейкли, намеревались ли вы нанести ему поленом смертельный удар?

Кэйт закрыла глаза, стараясь сохранить самообладание. Наконец, набравшись храбрости, она взглянула в глаза своему адвокату. Это был один из самых мучительных для нее вопросов, но она решила сказать правду. И адвокат знал это.

— Поглядите на ручку моей дочери, мистер Дефлер. Сколько времени надо было продержать ее в огне, чтобы причинить эти ужасные увечья?

— Протестую! — заявил обвинитель. — Это заранее обдуманный прием, чтобы завоевать симпатии жюри!

Судья стукнул молотком по столу.

— Протест отклоняется! Продолжайте, миссис Мак-Говерн.

Кэйт дотронулась до воротничка блузки и растерянно сказала:

— Я… Я забыла вопрос… Дефлер повторил.

Кэйт собралась с мыслями.

— Любой, у кого есть глаза, увидит, что ручка долгое время была в огне… — Ее голос задрожал. — Вообразите! Если бы вы слышали, как она кричала! Ну какая мать в этой ситуации не попыталась бы убить Джозефа Блейкли? Покажите мне такую мать, и я скажу: «Вот женщина, не достойная иметь детей».

— Это не ответ на мой вопрос, — мягко сказал он. Кэйт вздохнула.

— Да! Я хотела ударить его по голове. Я даже почти сделала это.

— Что помешало вам?

Лицо Кэйт выражало отчаяние, его заливали слезы. Она уже не владела собой.

— Хотелось бы сказать, что в последнюю минуту во мне возобладало какое-то сдерживающее начало. — Преодолевая дрожь, она вцепилась в подлокотники кресла. — Но в глубине души, — она подавила стон, — по чести и правде, я оказалась слишком трусливой для этого…

— Нет, Кэти! — взорвался Закария. — У тебя больше смелости, чем у любого другого в этом зале!

Кэйт так согнула плечи, словно ей хотелось провалиться сквозь землю. Слишком жутко было все вспоминать.

— Дефлер, этого достаточно! — крикнул Зак. Судья ударил молотком по столу.

— Порядок в суде! Мистер Мак-Говерн, займите свое место и воздержитесь от высказываний.

Кэйт чувствовала, как сильные руки Зака обхватили ее. Она повернулась к нему и вцепилась в его рубашку.

— Мистер Мак-Говерн, вернитесь на место! — крикнул Дефлер.

— Это тянется слишком долго! — сказал Зак. — Не надо больше вопросов. Сделайте перерыв или что-нибудь… Она слишком взволнована, чтобы отвечать.

— А может быть, жюри хочет послушать правду? — взревел кто-то в задних рядах.

Кэйт встрепенулась от звука этого голоса. Райан. Закария беззвучно выругался. Зал зароптал.

— Она— лживая сука! — Он уже пробрался к столу судьи. — И ты, Мак-Говерн! Сукин сын! Убийца! Я тоже кое-что раскопал, скажу вам! Только я обошелся без лопаты. Едва увидев тебя, я догадался, что это ты помог ей закопать тело Джозефа. Все, что было нужно, это узнать про тебя побольше! И теперь я знаю все.

Кэйт почувствовала, как напряглось тело Зака.

— Это не имеет отношения к данному процессу!

— Не имеет отношения? Не имеет? — Райан разразился безумным смехом. — Ты убил свою жену и ее любовника и еще говоришь, что не имеет?

— Порядок в суде! — стучал молотком судья. Кэйт воскликнула:

— Райан! Как ты смеешь говорить такие непристойности! Мистер Мак-Говерн не жил в нашем округе, когда умер Джозеф.

Голубые глаза Райана налились кровью, когда он посмотрел на нее.

— Рыбак рыбака видит издалека! Он сжег свою жену и ее любовника. Застукал их в постели и поджег дом. Да вы только взгляните на его рожу! Откуда у него эти ожоги? Он увлекся и не заметил, как его опалило!

Кэйт посмотрела на Зака, и кровь застыла у нее в жилах. Встретив его взгляд, она поняла правду. Райан не придумал эту историю. Это было. Это действительно было.

— Никаких обвинений против меня не было выдвинуто.

— Довольно! — взревел судья. — Садитесь на место! Райан будто и не заметил этих слов. Его внимание было приковано к Закарии.

— Тебя не привлекли к суду только потому, что не хватило улик! Ты! Ничтожный выродок!

Потрясенная и испуганная, Кэйт отстранилась от Зака, умоляя его взглядом, чтобы он опроверг все это. Его губы были стиснуты, челюсти сжаты.

— Возмездие ревнивого мужа! — напыщенно воскликнул Райан. — Наказание огнем! Что, не было этого, мистер Мак-Говерн? Твоя жена тебе изменила. Ты вернулся домой из дальних мест, купив стадо, и поймал их в постели. И в приступе бешенства ты убил и ее, и любовника.

— Нет! — шептала Кэйт. — Боже мой, нет!

Райан расхохотался ужасным смехом безумца. Слезы сумасшедшего веселья текли по его щекам. Он указал пальцем на Кэйт.

— Отпустите ее на свободу! Она уже получила худшее из наказаний! Что может быть хуже, чем оказаться связанной на всю жизнь с холодным убийцей?! Ты утверждала, что Джозеф был жестоким, Кэйт? Ну, теперь ты увидишь настоящую жестокость! Ты будешь с ней всю свою жизнь. Прекрасное наказание!

Судья опять стукнул молотком.

— Порядок в суде! Мистер Блейкли, садитесь на свое место, или вас выведут из зала за неуважение к суду!

— Вот-вот! Именно! Неуважение! Я и не уважаю ваш суд! — Смех Райана оборвался так же внезапно, как и начался. — Мой брат был честным и достойным человеком! Как может ваш суд позволить убийце сидеть здесь, говорить такие гнусные вещи и порочить его доброе имя, когда его нет в живых и он не может защитить себя?! Подручные Сатаны! Вот кто она и ее дочь вместе с ней!

Судья яростно стучал молотком, взывая:

— Мистер Мак-Говерн! Блейкли! По местам!

Зак помог Кэйт подняться. Райан с ненавистью посмотрел на него, затем повернулся к Кэйт.

— Ты и твоя девчонка заслужили наказания моего брата! — заорал он. — Вы обе! Он только пытался-спасти вас от вас же самих! Дети Сатаны — вот кто вы! Испорченные и греховные!

Держась за спинку кресла, Кэйт двинулась вперед и крикнула:

— Моей дочери четыре года! Только четыре! Говори про меня что хочешь, но в ней нет и тени греховности! Твой брат был хитрым безумным чудовищем!

— А ты — предательница, лживая потаскуха!

Кэйт подалась назад. Какие-то неясные фигуры двинулись к ней, но она разглядела только Райана. Он легко отбросил судейских служащих и прыгнул на нее. Она не могла двинуться, а вокруг нее все, казалось, застыли, пораженные.

В глазах Райана светилось бешенство, руки, были как клещи. Всем своим телом он навалился на нее. И она почувствовала ужасную боль в горле.

Все произошло очень быстро. Стиснутое горло. Перехваченное дыхание. Смутное ощущение, что сознание покидает ее. Боль и тьма. Она чувствовала, как давит на нее своей тяжестью Райан. Откуда-то издалека до нее доносился его голос:

— Ты заслужила это! Ты — неблагодарная сука! Ты и твой ничтожный ублюдок! У Джозефа не было другого выхода! Он мог только заставить вас слушаться! Не было выхода!

Кэйт услышала визг. Визжала не она, ведь она не могла дышать. Мужские голоса слились в один общий крик. Шум. Все это доходило до нее издалека. Она билась, пытаясь вздохнуть, но руки сжимали ей горло. Затем она услышала бешеный крик Закарии.

Вдруг руки, сжимавшие горло Кэйт, отпустили ее. Воздух?! Кэйт царапала воротник, пытаясь его расстегнуть. Желание вздохнуть так томило ее, что она не сразу поняла, где находится.

Воздух, к ней пришел воздух! Она мечтала вздохнуть, но что-то мешало ей. Тьма свалилась на нее. Ужасная, непроницаемая тьма.

ГЛАВА 23

Зак в сопровождении помощника шерифа шел тюремным коридором. Он чувствовал себя так, будто его самого вели в камеру смертников. Кэти! Проживи он еще хоть сотню лет, ему не забыть того ужасного взгляда, который она бросила на него этим утром, когда Райан бушевал в суде. О Боже! Почему он не рассказал ей об этом сам? «Не может быть секретов между нами». Его собственные слова теперь преследовали Зака, разрушая все то, чего он с таким упорством добивался.

Доверие! Кэйт раскрыла перед ним все, и, будь у него хоть капля разума, он обязан был ответить ей такой же откровенностью. В конце концов, ему и скрывать было нечего. Но теперь, услышав это из чужих уст, она не поверит в его невиновность.

Когда они с помощником шерифа подошли к двери ее камеры, Зак напрягся, как перед битвой. Ей, вероятно, не понравится то, что их запрут вместе. Он и не винил ее за это. Освободиться от одного кошмарного брака и угодить в другой!

Подавив в себе чувство ужаса, Зак распрямил плечи. Конечно, она не захочет оставаться с ним. И это чертовски плохо! Он не собирался на этот раз прикидываться джентльменом. Она была ему слишком дорога, чтобы он рискнул потерять ее. Видит Бог, он готов сражаться за нее со всем миром!

Единственная лампа висела на потолке. Ее шипящий фитиль заливал камеру слабым желтоватым светом. Он увидел, что Кэйт лежит на узкой койке. Лицо ее казалось восковым. Руки были сложены, как у покойника. Услышав, как щелкнул замок, она вскочила, выпрямилась и отбросила тряпки, которыми была замотана ее шея.

В тусклом свете не видно было выражения ее лица. Помощник шерифа распахнул дверь, и Зак вошел в тесное помещение, впервые в жизни желая быть поменьше ростом. Свет лампы отбрасывал на стену его огромную неуклюжую тень. Он понял, каким неуместно крупным он кажется в этом тесном помещении. Он пожалел об этом. Но в эту ночь его так переполняли сожаления, что, даже пройди он сквозь чистилище, ему не удалось бы от них избавиться. Ее глаза, всегда сиявшие как звезды, казались теперь провалами на ее осунувшемся лице. Ее рот был сжат и бледен. Присев на край кровати, она бессильно опустила руки на колени.

— Закария, — прошептала она.

Даже в полумраке были видны рубцы на ее шее. Ее новое бордовое платье было разорвано на плече. Несколько оторванных шнурков свешивались на грудь. Доктор Уиллоуби дал ей успокоительное; оно явно подействовало: зрачки были сильно расширены; возможно, она видела все в тумане.

Будь проклят Райан Блейкли, да отправится в ад его душа! Дай Бог, чтобы этого сукина сына держали в тюрьме до конца его дней. Это было, конечно, столь же невыполнимое желание, как и мечта задушить его собственными руками. Но, по крайней мере, несколько дней он не будет изводить Кэти. А это уже кое-что.

— Как твое горло? — спросил он.

Он не об этом хотел спросить. Доктор уже рассказал ему все о ее состоянии во всех подробностях. Глубокие следы на шее были наименьшей проблемой.

Она пошевелила пальцами и коснулась горла.

— Лучше, гораздо лучше. Я спала почти весь день.

— Доктор Уиллоуби говорил мне об этом. — Зак заложил пальцы за пояс. Склонив голову, он осмотрел себя с ног до ворота рубашки и смутно посетовал на себя за то, что она красная. Какого черта он не надел синюю? Синий цвет— нежный, успокаивающий. Сейчас он помог бы ему…

— Я пытался прийти к тебе раньше, но он запретил тебя беспокоить.

Он поднял голову и встретил ее чуть затуманенный взгляд. Ему хотелось, чтобы она что-то говорила, может быть, даже кричала… Сотни слов теснились в его мозгу.

— Райана взяли под стражу, — сказал он. — Тебе говорили об этом?

Она кивнула и слегка нахмурилась.

— Я что-то слышала об этом. — Кэйт бросила встревоженный взгляд в сторону коридора. — Не рядом со мной, кажется. Это так?

Заку хотелось схватить ее на руки, прижать к себе, поклясться ей, что он никогда, ни за что больше не обидит ее. Но, вероятно, сейчас он представлялся ей очень опасным…

— Он не может и близко подойти к тебе. Шериф все устроил. У него нашлось помещение в том крыле, куда он сажает обычно пьяниц-лесорубов, которые напиваются по субботам. Так что места достаточно.

Он чуть-чуть расслабился. Но во рту еще оставалась сухость. Он попытался сглотнуть. В лунном свете, пробивающемся через окно, ее фигура казалась окруженной серебряным нимбом. «Ангел, — подумал Зак. — Здесь. На тюремной койке. Боже! Это не место для нее». Мысль, что ее могут осудить пожизненно, едва не заставила его упасть перед ней на колени. Ведь виноват в этом только он!

Он прижал к поясу свои дрожащие руки. Нет! Даже думать об этом не надо. Присяжные— порядочные люди. Прошлое Зака не повлияет на их решение, не сломает будущее Кэйт. Если бы Зак не верил в это всем сердцем, он уже составил бы план, как вырвать Кэйт отсюда силой. И, если это не безумие, он не знает, что такое безумие. Впрочем, пришло, кажется, самое время для безумия…

— Кэйт, я… — Его голос сорвался, и он уставился в пол, желая только одного—упасть на колени и молить о прощении. Его охватило чувство, близкое к ужасу, когда вместо этого он сказал:

— Если ты надеешься развестись со мной, выкинь это из головы. Я буду бороться за тебя до последнего вздоха.

Она промолчала, и Зак осмелился взглянуть на нее. Удивленное выражение ее лица поразило его до глубины души.

— Я никогда не применял силу по отношению к женщинам, но на этот раз, — решительно выпалил он, — если ты станешь это делать, я применю! И не думай, что у меня не хватит духу! Ты моя жена. Догадываюсь, что теперь ты уже не слишком рада этому… Мне очень жаль, что так получилось… Но— так получилось!

Она обхватила дрожащими пальцами висящий на груди медальон и, глядя на него, прошептала:

— Знаешь, Зак, у тебя появилась дурная привычка поднимать вопрос о разводе всякий раз, как мы попадаем в трудное положение.

Зак почувствовал себя так, словно ему нанес удар человек весом фунтов в двести. Он немного отступил, чтобы разглядеть выражение ее лица. Рот Кэйт был искривлен, глаза в неясном свете, казалось, блуждали. Она еще под воздействием успокаивающих лекарств, решил он.

Все еще держась за медальон с его надписью, она сказала:

— Запомни, Зак: если ты решишь оставить меня, я пойду за тобой повсюду. Так что вся эта болтовня по поводу насильственных действий попросту неуместна.

Он чуть не упал от удивления. Покачнувшись, он шагнул к ней.

— Кэти, ты хорошо себя чувствуешь?

Она вскинула подбородок и приподнялась. Он поддержал ее за плечи.

— Все в порядке, — заверила она его слабым голосом. — Я только взволновалась, когда ты заговорил о разводе. Нельзя же менять жен, как перчатки…

Это прозвучало настолько неожиданно, что он улыбнулся. Блуждающий взгляд ее глаз снова насторожил его.

— Любовь моя, помнишь ли ты все, что произошло этим утром в суде?

Его вопрос испортил ей настроение.

— Конечно, помню. Как я могла забыть? — Она сжала губы, явно желая унять их дрожь. — Я оказалась в трудном положении, ведь так?

Сердце Зака затрепетало. Конечно, она все помнила.

— Да, и это моя вина. — Он опустился на койку рядом с Кэйт и положил руку ей на плечо. — Ты не сердишься на меня?

— За что?

Слова застряли у него в горле, причиняя ему боль. Он с трудом вытолкнул их.

— За то, что я не рассказал тебе про Сирину.

— Сирина? Это твоя жена? — Она моргнула и слегка нахмурилась. — Конечно, не сержусь.

— Я должен был сразу рассказать тебе. — Зак говорил совсем не то, что хотел сказать, когда шел к ней. Непростительно, что я этого не сделал.

Она поднесла руку ко лбу.

— Да, сначала я рассердилась, сознаюсь в этом. Я не могла понять, как ты мог утаить от меня такие серьезные вещи…

Тяжелое молчание повисло между ними. Зак чувствовал ее напряженность и знал, что ей трудно смотреть на него.

— Думаю, — сказала она, — раз уж ты утверждал, что между нами не должно быть никаких тайн, тебе надо было сказать мне всю правду.

— Кэйт, я…

Она остановила его движением руки.

— По-моему, нам не раз представлялся случай поговорить об этом.

Заку нечего было возразить.

— Я хотел рассказать тебе… — начал он торопливо, — дюжину раз… Я пытался найти какой-нибудь повод… — Он поглядел в ее глаза и, увидев там нежность, смешался и сказал срывающимся голосом:

— Любовь моя, я знаю, что был не прав. Можешь ли ты найти в своем сердце прощение для меня?

Она улыбнулась подрагивающими губами.

— Простить? Я думаю, «понять» более точное слово. Я попыталась стать на твое место и хорошенько обдумала все это. Действительно, не было подходящего времени, чтобы начать об этом разговор. Я поняла это. — Она сморщила нос, так напомнив ему Мэнди, что Заку страстно захотелось обнять ее. — Был один момент, когда ты мог сделать это: после того, как ты увидел тело Джозефа. Тогда я рассказала тебе, как Джозеф держал в огне ручку Мэнди… Тогда ты и должен был сказать: «Кэйт, моя жена погибла во время пожара, и многие считают, что дом поджег я». Или в день нашей женитьбы, когда мы шли в город подписывать бумаги. — Она криво усмехнулась. — Или, может быть, позже? Сразу после того, как Миранда ворвалась в нашу спальню? Вот тогда было самое время сказать: «Кстати, Кэйт, я забыл упомянуть, что меня одно время подозревали в убийстве жены… Я не хочу тревожить тебя…», или что-то в этом роде.

Издав сдавленный звук, Зак обнял ее. Она не воспротивилась этому и даже сама прижалась к нему. Тут он понял, что значит настоящее счастье.

— Кэти Мак-Говерн! Тебе цены нет! — взволнованно прошептал он. — Я страдал весь день, проклиная себя и думая, что ты меня никогда уже не простишь. Я действительно собирался рассказать тебе все, но никак не мог собраться с духом. Нелегко начать такой разговор, когда ты счастлив.

Она обняла его.

— Я знаю…

Он прижался лицом к ее волосам, вдыхая аромат роз и ванили, аромат его Кэти. Как он боялся, что эта минута никогда не настанет!

— Мне было так страшно, что ты подумаешь, будто я и вправду виноват, что, будь это не так, я бы сразу же все тебе рассказал.

Она крепче прижалась к нему.

— Нет, Зак, как ты мог вообразить такое! Да разве ты способен убить?! Я люблю тебя, Зак, так сильно, как только могу!

Страх, томивший Зака весь этот день, постепенно отступил. Кэти была рядом и прижималась к нему! Помолчав, Зак наконец проговорил:

— Я хочу рассказать тебе про Сирину все, пусть в моей прежней жизни не будет тайн от тебя.

Она нежно погладила его щеку, покрытую шрамами.

— Это необязательно; того, что я знаю, с меня достаточно.

Зак верил, что так она и думает. Ее ласковые прикосновения говорили ему больше, чем слова. Он вспомнил, как всегда уступал Миранде, если она начинала что-то выпытывать у него. Сейчас происходило нечто подобное. Казалось, ничто уже не вернет покой его душе. Но сегодня у него появилась надежда.

— Я хочу рассказать тебе о ней. Да поможет мне Бог, но я не знаю, с чего начать.

Повернувшись к нему, она прижалась губами к его шее.

— С самого начала. С этого и надо начинать.

И он начал. Зак чувствовал, будто рассказывает о ком-то другом. Он не вполне верил, что все это говорит он сам. Сирина— прекрасная, живая, веселая. Он сам— юный, красивый, жизнерадостный. Весь мир был открыт перед ними. Глядя на них, каждый мог сказать, что они— идеальная пара. И вдруг их счастливая жизнь превратилась в ад.

Хуже всего было то, что Зак не мог понять, почему. Именно это больше всего мучило его и разбивало его сердце. Однажды он заметил, что Сирина потягивает шерри, готовя ужин. Налив и себе стаканчик вина, он составил ей компанию. Тогда он не подозревал, что пожалеет об этом, не зная, что Сирина питает слабость к вину, которая погубит ее и разрушит их брак. Не прошло и месяца, как его милая юная жена спилась и стала потаскушкой. Она превратилась в ленивую, слюнявую пьяницу, готовую лечь в постель с кем угодно. Она спала с наемными работниками, мужьями своих подружек, даже с проповедником, приходившим к ним в дом помолиться за ее душу.

— Сначала я обвинял во всем себя. Я и до сих пор не уверен, что дело не во мне. Я думал: может, я не вполне подхожу для нее как мужчина? Мало уделяю ей внимания?

Слушая его, Кэйт то и дело вытирала глаза. Все, что казалось ей загадочным в Заке, объяснилось. Прижавшись к нему, она ласкала его, старалась утешить и приободрить.

— Я стал очень рано вставать, чтобы пораньше заканчивать работу и проводить вечера вместе с нею, — продолжал он. — Построил для нее новый большой дом. Получив в наследство деньги, я поехал с ней путешествовать во Францию. Устроил ей второй медовый месяц. — Он вдруг смутился. — Я даже провел там ночь с одной проституткой, чтобы понять, все ли со мной в порядке. Так что, вернувшись домой, обогащенный опытом, я надеялся стать лучшим любовником…

Кэйт прижалась щекой к его груди. Она помнила, как сладко заниматься с ним любовью. Ее пульс участился.

— О Зак! Дело не в тебе! Поверь мне! — Ее охватил трепет, когда он крепче прижал ее к себе.

— Я был убежден, что это не так. Если бы ты знала ее, Кэти, ты поняла бы. До замужества не было девушки милее и прекраснее ее. А потом она так внезапно изменилась, став совсем другим человеком.

— Но ты все еще любил ее!

— Слишком долго, — признался он. — Ирония судьбы заключалась вот в чем: всякий раз, когда она трезвела, я видел, что она все еще любит меня. Она клялась никогда больше не пить, и я верил ей. Клялась не изменять мне, и я забывал все. Затем, приходя домой, я заставал ее пьяной, а иногда и не одну, и все начиналось сначала. С годами любовь превратилась в ненависть, а ненависть — в отчуждение. Я наконец понял, что не могу больше терпеть. О нас давно уже сплетничали, и каждый в нашем городке знал о наших неурядицах и скандалах.

Поняв, что Зак вот-вот расскажет ей о пожаре, Кэйт с бесконечной нежностью посмотрела на него.

— В ту ночь, когда она погибла, я вернулся с только что купленным стадом. Войдя в дом, я застал ее в постели с одним из моих работников. — У него перехватило дыхание. Он отрывисто и горько засмеялся. — Это был почти мальчишка, тощий, как жердь, и веснушчатый. Пьяный, как последняя тварь. И она обнимала его! Увидев их вместе, я не почувствовал ничего, кроме отвращения. Знаю, в это трудно поверить, но это так. Я не касался ее уже несколько месяцев. Я смертельно устал после поездки, и у меня не было ни малейшего желания затевать ссору. Ты веришь мне?

Кэйт помнила, какую пустоту она чувствовала в ночь, когда хоронила Джозефа. Ни злости, ни боли, ни жалости.

— Да, Зак, верю и понимаю.

Она знала, как трудно ему продолжать.

— Схватив одеяло, я пошел спать в сарай. Это чистая правда, клянусь Богом! Я свалился и заснул. Проснувшись, я увидел, что дом мой горит. Спальня была на втором этаже. Оттуда доносились вопли Сирины.

Вдруг Зак зарыдал так, что его большое тело сотрясалось. Испуганная Кэйт обняла его плечи. Зак прижался к ней и спрятал лицо у нее на груди. Она слышала, как громко стучит его сердце, видела его залитое слезами лицо.

— Я все еще любил ее, — сказал он дрогнувшим голосом. — Не так, как вначале, но с душевной болью за нее. Хоть мне и казалось, что я возненавидел ее, но все забылось, как только я услышал ее вопль. Выбежав из сарая, я увидел ее в окне. Я закричал ей: «прыгай», но она не решилась. А может, была слишком пьяна и не понимала, что происходит. Она пронзительно кричала, звала меня…

Кэйт била дрожь.

— И ты бросился в дом? — пролепетала она.

Зная Зака, она не сомневалась, что так оно и было. Кэйт представила себе, как Зак пытается спасти свою жену, бросившись к ней через пылающий ад. Ей ничего не стоило представить себе это: ведь она видела, как он спасал Миранду из колодца с гремучими змеями.

— Я не смог до нее добраться, — пробормотал он. — Лестница была охвачена огнем и обрушилась, едва я ступил на нее. Одежда на мне загорелась, я выскочил и катался по земле, чтобы потушить ее. Потом мне все же удалось взобраться на крышу… Но прежде, чем я пробрался к ней… — Он помолчал. — Это было как взрыв. Пламя вырвалось из окон. Огонь охватил весь дом. Я сорвался с крыши и больше не мог ничего сделать.

— О Зак! Мысль о том, что ты хранил все это в себе, разрывает мне сердце. Мне так жаль…

— Жаль? Из-за того, что произошло со мной, тебя могут приговорить к смертной казни за убийство, и тебе жаль? Боже, Кэти! Я схожу из-за этого с ума. Не добивай меня!

— Ты ни в чем не виноват!

— Я должен был по крайней мере предупредить тебя о том, с кем ты связала жизнь, чтобы ты знала, на что идешь… Но, честно говоря, я думал, что Райан не докопается до этого. Меня никогда ни в чем не обвиняли и, покинув Эпплигейт Велли, я надеялся, что все это канет в прошлое. Если б я только знал, что это может повредить тебе…

Кэйт погладила его по голове. Какие у него густые вьющиеся волосы!

— Я знала, с кем свела меня судьба, — горячо сказала она. — Если бы мне пришлось выбирать снова, зная то, что я знаю сейчас, я выбрала бы только тебя, Зак! И ко всем чертям суд!

— Не говори так…

— Я буду говорить! «В горе и радости…», помнишь? Ты не виноват в слухах, которые о тебе распустили. Нам придется выдержать и это испытание и молиться о том, чтобы присяжные не приняли во внимание эти сплетни, не имеющие отношения к моему делу.

Молчание воцарилось в камере. Они долго сидели, держась за руки и слыша, как стучат их сердца. Кэйт мечтала о том, чтобы они и впредь так доверяли друг другу. Рядом с ним она чувствовала себя в полной безопасности и беспредельно верила ему. Все лучшее в ее жизни было связано с Заком, и она не сомневалась, что в нем залог того счастья, которое они в конце концов обретут. А этого она желала всей душой. Наконец Зак пошевелился, и она почувствовала, что напряжение вновь сковало его.

— Я должен сказать тебе кое-что еще. Мне поручили попросить тебя…

Кэйт удивленно взглянула на него.

— О чем?

— Только не отвергай этого сразу. Сперва подумай. Обещаешь подумать? Попытайся поверить мне…

— О чем ты, Зак?

Он придвинулся к ней и обнял ее плечи.

— Суду нужно допросить Мэнди. Никаких перекрестных допросов, ничего такого. Просто ей зададут несколько вопросов в самой деликатной форме.

— Нет! — Сердце Кэйт яростно застучало. Она затрясла головой. — Нет, абсолютно исключено! Я этого не позволю!

— Кэйт! — Он крепко сжал ее руку и заглянул ей прямо в глаза. — Послушай меня!

Нет, Кэйт понимала, он не скажет ничего, что заставило бы ее пойти на это.

— Только не Миранда! Она и так слишком много выстрадала. Я не позволю ей пройти еще и через это. Пусть лучше меня повесят, Зак! Я предпочитаю это!

— Судья сказал, что я буду стоять рядом с ней и смогу остановить допрос в любой момент. — Его взгляд словно сковал ее. Она не могла ни отвести глаза, ни вступить с ним в спор. — Судья не бессердечный человек, Кэйт. Он обещал, что будет действовать осторожно. И я уверен, он выполнит свое обещание.

— Я не хочу ее тревожить…

— Ты думаешь, ей легче потерять мать? Подумай, Бога ради!

Она отвернулась.

— Не хочу причинять ей боль.

— Думаешь, я хочу?

— Нет, конечно нет… Это просто… Он нежно пожал ей руку.

— Пожалуйста, Кэти, поверь мне. Если вопросы мне не понравятся, я тут же прекращу это. Клянусь тебе. — Он поцеловал ее в макушку. — Миранда, может быть, твой единственный шанс.

— Миранда такая крошка… И все это будет так трудно для нее…

— Да, это так. Но согласись, потерять мать еще хуже. Чем могут повредить ей несколько вопросов? Если она начнет волноваться, я уведу ее оттуда.

Кэйт закрыла глаза. Миранда на скамье для дачи показаний… Мысль об этом сжимала ей сердце.

ГЛАВА 24

Зак обнимал Миранду, уютно расположившуюся у него на коленях. Кэйт и публику удалили из зала суда, опасаясь, как бы кто-то не повлиял на показания ребенка. Разрешили остаться лишь Заку. Ответственность целиком легла на его плечи, и он обменялся с судьей многозначительным взглядом, прежде чем начался допрос.

Судья слегка улыбнулся.

— Тебя зовут Миранда, это так? — мягко начал судья. — Очень красивое имя.

Миранда оглядела судебный зал и прижалась к Заку, нервно теребя шнурки на своем новом платьице. Оно было голубое, с множеством стеклянных бусин, украшавших юбку. Твердо убежденный, что все леди, даже самые юные, чувствуют себя увереннее в нарядной одежде, Зак все утро метался по городу, отыскивая это платье. Старый портной украсил платьице блестящим шнуром и нашил на него столько бусин, что у Миранды глаза разбежались, когда она увидела его.

— Меня зовут судья Мак-Гилрой, — представился судья. — Но ты можешь называть меня простб «судья», или «Мик», или «Гиль»… — Поскольку Миранда не удостоила его ответом, он хмыкнул и добавил:

— Не возражаю, если ты станешь обращаться ко мне на ты.

Миранда укоризненно нахмурилась.

— Я не буду с тобой говорить.

Вздрогнув, Зак подался вперед и заглянул в личико дочери. Судья поднял густые брови и пригладил тонкие седые волосы.

— Я понял. По каким-то причинам ты не хочешь говорить со мной.

Миранда сделала гримасу, надув губки.

— Папа Зак сказал, что я могу не отвечать, если не хочу, а я не хочу.

Судья бросил на Зака удивленный взгляд. Зак озадаченно пожал плечами. Миранда казалась напряженной этим утром, но он отнес это за счет ее нервного возбуждения. Ее отказ говорить с судьей озадачил его.

— Я тебе не нравлюсь? — спросил судья.

— Не-ет!

В зале захихикали. Судья, прикрывшись ладонью, прокашлялся. Зак увидел веселый блеск в его голубых глазах. Ему стало легче.

— Можешь сказать, почему я тебе не нравлюсь? Миранда потерлась подбородком о высокий жесткий воротничок своего платьица.

— Ты пригвоздил мою маму к стене! Несколько присяжных не удержались от смеха.

С чувством, близким к ужасу, Зак вспомнил: именно это он сказал вчера Маркусу, говоря о том, что происходило в суде.

Миранда, очевидно, подслушала его и, как обычно, поняла эти слова буквально. Он приподнял ее на колене и нагнулся к ее уху.

— Мэнди, милая, твою маму никто к стене не прибивал гвоздями. Это просто такое выражение. Оно означает, что ей задавали трудные вопросы. К тому же их задавал не судья, а обвинитель…

Миранду это не убедило. Она обхватила ручонками шею Зака и прижалась к нему. Судья склонился над бумагами, что-то записывая, но Зак видел, что плечи его подрагивают от смеха. Гора спала с его плеч. Миранда одержала очередную победу.

Судья Мак-Гилрой отложил перо и спросил:

— А почему еще я тебе не нравлюсь?

— Ты носишь платье!

Снова смех. На этот раз засмеялись почти все.

— Это называется мантия. Все судьи носят ее в суде. — Мак-Гилрой почесал нос и развел руками. — Иногда маленькие девочки не точно понимают то, что слышат. Уверяю тебя, что никто не прибивал твою маму гвоздями.

— Тогда почему перед тобой лежит молоток? Судья уставился на нее. Его губы расплылись в улыбке.

— Это судейский молоток, — объяснил он и стукнул им по столу. — Я пользуюсь им, когда мне нужно навести порядок в суде.

— Это просто молоток! — возразила Миранда. — А ты обманщик. Я не буду с тобой разговаривать.

— Ну ладно… — судья потер подбородок, — я не порицаю тебя, вижу, что ты хорошая защитница своей мамы.

— Я ее маленькая девочка, — убежденно поправила его Миранда. — А если ты не пригвоздил ее к стене, то почему прячешь ее? — Поскольку судья не сразу нашелся, глаза Миранды налились слезами. — Я думаю, вы боитесь, что я увижу дырки от гвоздей, если она придет…

Судья обратился к служителю:

— Пожалуйста, приведите миссис Мак-Говерн на минутку.

Он еле удерживался от смеха. Зак поудобнее устроился на своем стуле. Минуту спустя Кэйт ввели в зал и подвели к скамье подсудимых. Судья подался вперед.

— Миссис Мак-Говерн, кажется, ваша дочь хочет спросить вас о том, что было на вчерашнем заседании. Она вообразила почему-то, что я прибивал вас гвоздями к стене.

Глаза Кэйт округлились. Она изумленно посмотрела на Зака. Toт усмехнулся. Миранда соскочила с его колен и, сбежав по ступеням, бросилась в объятия матери.

Пока Кэйт обнимала дочку и что-то объясняла ей, Зак видел, как судья Мак-Гилрой наблюдает за ними. Бедняга едва не плакал. Зак понимал эти чувства.

Когда Кэйт увели, Миранда вернулась на колени к Заку и сказала судье:

— Моя мама говорит, что ты не прибивал ее гвоздями нигде. Значит, я могу поговорить с тобой, даже если ты останешься в платье…

— Спасибо, Миранда. Это очень великодушно с твоей стороны. — Он поиграл своим пером. Их взгляды встретились.

— Ты знаешь, зачем тебя привели сюда?

— Потому что ты хочешь со мной говорить.

— А знаешь, о чем я хочу говорить? Миранда поежилась.

— Я думаю, ты будешь спрашивать меня… — она нервно посмотрела через плечо Зака, — про моего первого папу и про то, как моя мама нечаянно его ушибла.

Судья следил за ее взглядом.

— Тебе здесь никто ничего дурного не сделает, Миранда. Не бойся.

— Я знаю. Папа Зак никому не даст меня обидеть. Судья снова улыбнулся.

— Я уверен, что не даст… — Лицо его приняло задумчивое выражение. — Как я понимаю, ты случайно обожгла руку?

Миранда прижалась к Заку.

— Это было не случайно.

Судья внимательно посмотрел на багровый шрам, изуродовавший детские пальчики.

— А как же это произошло?

Миранда испуганно оглянулась, будто ожидала, что сзади вот-вот появится Джозеф.

— Это мне сделал мой первый папа.

— Можешь ты рассказать мне об этом?

Зак наклонился над девочкой и крепче прижал ее к себе.

— Не бойся ничего, Мэнди! Я с тобой! Вцепившись в рукав Зака с такой же силой, как утопающий хватается за соломинку, Миранда рассказала о событиях, которые привели Джозефа к смерти. Звонким, чуть дрожащим голосом она поведала о том, как ее мать ударила Джозефа по спине поленом. Судья Мак-Гилрой задумался.

— Если твой папа согнулся над тобой, держа твою руку в огне, Миранда, как же ты могла видеть, что она не ударила его по голове? — мягко спросил он. — Могла ты видеть, как она его ударила?

— Нет.

Сердце Зака оборвалось. Но ведь он сам убеждал ее говорить только правду, зная, что Кэйт не хочет ничего другого. Зак едва удержался от того, чтобы, схватив Миранду, не убежать из зала суда.

Судья потер переносицу.

— Иногда нам рассказывают одно и то же так часто, что нам начинает казаться, будто мы сами это видели. Может, твоя мама столько раз убеждала тебя, будто ударила твоего папу по спине, что ты поверила в это?

Миранда сморщила нос.

— Моя мама никогда ни в чем не убеждала меня. Мы не говорили об этом.

— Никогда?

— Никогда.

Судья устало вздохнул.

— Подозреваю, что ты все же не видела, как твоя мать ударила отца. Это так?

— Ага, — Миранда шмыгнула носом, — я не могла видеть. Ведь она стояла сзади меня.

— Но ведь твоя мама могла ударить его по голове, и ты этого не увидела бы.

Миранда еще крепче прижалась к Заку.

— Нет. Не видела бы. Но я знаю, что она его не ударила по голове.

Судья Мак-Гилрой печально улыбнулся.

— Я понимаю, что ты очень любишь маму. Обещаю тебе, что мы не забудем об этом, когда станем принимать решение.

Зак замер от ужаса и закрыл глаза. Миранда вдруг выпалила:

— Я сказала, что мама не ударяла его по голове, и я не лгу. Я не могла видеть, но я знаю, потому что она меня не ударила.

Эти слова вызвали у судьи живой интерес. Его глаза вдруг заблестели. Чуть помолчав, он спросил:

— Что ты имеешь в виду, Миранда?

— Моя голова была совсем рядом с его головой. — Она приподнялась и коснулась щеки Зака. — Вот так же, как моя голова и голова папы Зака. Она бы и меня ударила по голове, а она не ударила.

— Да, ты права, — сказал Мак-Гилрой.

Миранда выпрямилась. Ее огромные карие глаза смотрели прямо на судью.

— Нельзя ведь наказывать людей за то, что они сделали нечаянно?

— Нельзя, — согласился судья. — Вот почему ты сегодня отвечаешь на наши вопросы. Мы хотим точно установить, была ли смерть твоего отца случайной.

— Моя мама уже сказала вам это? Моя мама никогда не лжет, и я тоже не лгу. — Она бросила укоризненный взгляд на жюри. — Только дураки могут держать ее в тюрьме за то, что она и не думала делать. А моя мама говорит, что вы не дураки.

Судья снова улыбнулся ей.

— Во всяком случае, мы стараемся не делать глупостей. Спасибо за то, что ты пришла, Миранда.

Зак видел, что он поверил показаниям ребенка. У судьи были основания для этого, хотя бы потому, что девочка восприняла все буквально, а это показывало, что она слишком мала и незрела, чтобы сочинять сложную ложь. Зак чуть не завопил от радости и облегчения. Сделав над собой огромное усилие, он все же усидел на месте и не двигался, пока судья резюмировал ответы Миранды.

После этого Зак сошел вместе с девочкой вниз и отдал Миранду на попечение Маркуса. Сам же он вернулся в зал, уже заполнившийся публикой. Кэйт тоже привели и усадили на скамью подсудимых.

Сверившись со своими записями, судья окинул строгим взглядом присяжных.

— Как я полагаю, показания, которые мы выслушали вчера и сегодня, достаточны для того, чтобы вы могли вынести свой вердикт. Памятуя о вчерашнем досадном скандале, считаю нелишним напомнить вам, что цель нашего заседания — вынесение справедливого и честного решения. Помните, что чудовищное обвинение, с которым выступил здесь мистер Блейкли, не должно повлиять на ваше решение. Если вы не готовы к этому, ваш долг немедленно заявить об этом. Тогда ваше место займут другие члены жюри.

Судья сделал паузу, выжидая. Присяжные молчали. После нескольких томительных секунд он объявил перерыв, и присяжные удалились в комнату для совещаний.

Полагая, что присяжные вынесут вердикт не раньше, чем через несколько часов, Зак и Чарльз Дефлер вышли на улицу, чтобы перекусить. Было как раз время для ленча. Не успели подать еду, как к ним подбежал помощник Дефлера и возбужденно воскликнул:

— Скорее! Они уже вынесли вердикт!

Зак и адвокат немедленно выскочили из-за стола. По пути в суд Зак спросил:

— Такое быстрое решение означает хорошие новости или плохие?

Дефлер важно посмотрел на него.

— Бывало и так, и этак. Пока могу сказать одно: у жюри уже сложилось общее мнение. Они взвесили все обстоятельства и без споров приняли решение.

Зака это не успокоило.

— А что говорит ваша интуиция, ведь вы вели много дел? К чему, по-вашему, они пришли? За нее они или против?

Дефлер поджал губы.

— Ну, я не могу вот так с ходу сказать вам. Зак стиснул кулаки.

— Неужели вы думаете, что они могли признать ее виновной?

Дефлер надвинул шляпу на лоб и ускорил шаги.

— Надеюсь, что нет, мистер Мак-Говерн. Но учтите: погиб человек, а в пользу вашей жены свидетельствуют только ее собственные показания и показания ее дочери.

Показания Миранды были душераздирающими, но она — ребенок, и ее рассказ о том, что произошло той ночью, вызывает некоторые сомнения.

Зак едва удержался, чтобы не выругаться.

— Вы говорили, что у Кэйт хорошие шансы, когда взялись за это дело.

— Это было до того, как Блейкли ворвался со своими обвинениями! — Адвокат глубоко, с усилием вздохнул. — Нечего бояться, впрочем. Если произойдет самое худшее, я воспользуюсь этим неприятным инцидентом и подам петицию с просьбой отменить это решение и назначить новое слушание. Кэйт не пойдет на каторгу, это я обещаю вам.

— Другой суд? Но ведь петиция и все прочее займут много времени!

— Не так уж много, если сравнить с пожизненным заключением или смертной казнью.

Зак чуть не упал. Пожизненное заключение или казнь? То, что это имело отношение к Кэйт, казалось ему кощунством. Кэйт, такая милая и добрая, сама так долго была жертвой жестокости, и теперь ее снова будут терзать?

— Как долго? Месяц, два? Если это случится, сколько времени ее продержат взаперти?

Дефлер пригладил рукава и поправил манжеты.

— Полагаю, не больше шести месяцев.

«Шесть месяцев!» Эти слова, звучали в ушах Зака, пока он пробирался к своему месту через битком набитый судебный зал. Когда дверь в судейскую комнату открылась, Зак покрылся холодным потом. «Это не для Кэйт! Шесть месяцев заключения убьют ее».

Когда ее ввели в зал, Зак уже не спускал с нее глаз. Ее окаменевшее бледное лицо сказало ему, как она напугана. И, тем не менее, с гордостью отметил он, она шла ровным шагом, высоко вскинув голову, глядя прямо перед собой. Хотя Зак и сам был на краю отчаяния, он нашел в себе силы улыбнуться ей.

Призвав зал к порядку, судья объявил о начале заседания.

— Обвиняемая, встаньте и повернитесь лицом к жюри. Кэйт казалось, что ноги не держат ее. Но она все же встала, обратив тревожный взгляд на судью и присяжных. Только глаза казались живыми на ее мертвенно-бледном лице.

Старейшина присяжных выступил вперед и развернул лист бумаги. Подержав его перед собой, он посмотрел на Кэйт. Зак затаил дыхание. Ни за кого он никогда так не боялся, как за эту маленькую женщину, стоящую перед судьей и присяжными. Он с ужасом подумал, что сейчас ее приговорят к пожизненному заключению или, того хуже, к повешению. И тут Зак понял: он сделает все, чтобы помешать этому, даже если придется преступить закон. «Она невиновна, будьте вы прокляты! Если судья, да и все люди в этом Богом забытом городишке не видят этого, пусть идут к дьяволу в ад!»

Старейшина присяжных прокашлялся.

— Мы, жюри присяжных, находим, что обвиняемая Кэтрин Мак-Говерн… — Он сознательно сделал продолжительную паузу. Зак готов был придушить его за это. Неужели напыщенный осел не понимает, что она сейчас чувствует! Старейшина присяжных растянул губы в улыбке и снова прокашлялся. — Невиновна!

Зак не чувствовал под собой ног. Он вскочил, ухватившись за спинку стула, стоящего перед ним. Невиновна! Безумная радость охватила его. Слезы брызнули из глаз. Невиновна! Он бросился в проход между рядами, задевая за стулья. Невиновна!

Судья призвал зал к порядку, затем обратился к Заку.

— Пожалуйста, мистер Мак-Говерн, не спешите! Зак замер. Какая-то толстуха преграждала ему путь.

«Не спешить? Но ведь все кончено, не так ли? Вердикт „невиновна“. Значит, Кэйт свободна и может идти?»

Он остановился, пытаясь прийти в себя.

Судья Мак-Гилрой сложил ладони и окинул публику суровым взглядом.

— Вчера Райан Блейкли сообщил нам кое-что, имеющее отношение к прошлому Закарии Мак-Говерна. Мы выяснили, что мистер Мак-Говерн не имеет ни малейшего отношения к случившемуся. Я упоминаю об этом лишь потому, что некоторые люди слышали вчера эти беспочвенные обвинения. Надеюсь, они поняли, что все это — бред неуравновешенного человека.

Стон облегчения готов был вырваться из груди Зака. Между тем судья продолжал:

— Для меня и, как надеюсь, для всех присутствующих здесь, ясно, что Кэйт и Миранда Мак-Говерн достаточно пострадали не только от рук Джозефа Блейкли, да упокоит Бог его душу, но и от всего нашего общества… — Он снова сурово посмотрел в зал. — Нет здесь, в этом зале, никого, кто мог бы сказать о себе, что не судачил хоть раз о том, что происходило в семье Блейкли? От своего имени и от имени нашего общества я приношу извинения миссис Мак-Говерн, ибо почти все так или иначе препятствовали ей и ее дочери обрести свободу и безопасность. Получив этот горький урок, мы можем только надеяться, что будем лучше понимать друг друга, ибо не все таково, каким кажется.

Худенькие плечи Кэйт содрогались от рыданий. Пренебрегая установленным в суде порядком, Зак пробивался к ней через толпу, заполнявшую центральный проход. Он хотел лишь одного — прикоснуться к ней.

Судья Мак-Гилрой, увидев Зака, поманил его.

— Идите, идите, мистер Мак-Говерн. Сейчас самое время забрать жену и отправиться с ней домой.

С этими словами он трижды стукнул молотком по столу и поднялся на ноги.

— Вы слышали вердикт, леди и джентльмены. Заседание окончено. Вы можете разойтись. Дайте возможность этим людям уйти с миром. Убежден, теперь мы общими усилиями поможем им обрести радость и покой, счастливую жизнь без бурь и препятствий.

Заку только казалось, что он идет, на самом же деле, пробиваясь сквозь толпу, он мчался к барьеру, отгораживающему скамью подсудимых. С криком радости он схватил в объятия Кэйт и закружился вместе с нею.

Судья фыркнул и постучал молотком.

— Если это возможно, я бы хотел снять это «платье» и угостить мисс Миранду самым лучшим шипучим напитком, какой только найдется в этом городе. Как вы думаете, согласится ли она установить дружеские отношения с эксцентричным пожилым человеком, если увидит, что он носит брюки, как все мужчины?

Зак перестал кружить Кэйт, и она со смехом приняла любезное предложение судьи. Потом Зак спрятал лицо у нее на груди, не обращая никакого внимания на то, что его видят посторонние. Откуда-то с улицы доносились крики:

— Невиновна! Они признали ее невиновной!

Эти слова наполняли его душу такой радостью, что он чуть не плакал.

Вокруг них уже начали собираться люди. Дефлер с помощником, шериф со своей дородной женой; какие-то пары, с которыми Зак никогда не был знаком, подходили к ним с поздравлениями.

— Они вынесли единственно возможный вердикт.

— Мы так обрадовались, узнав, что все так хорошо завершилось…

— Это все ваша прелестная девочка! С какой отвагой она давала показания!

Зак продолжал обнимать Кэйт, не замечая тянущихся к нему рук. Да будут прокляты все правила приличия и хорошие манеры! Он хотел только одного — прижимать ее к груди и не отпускать никогда.

— Шериф!!!

Помощник шерифа Рассел влетел в зал суда, едва переводя дух. Услышав его голос, Зак стремительно обернулся. Помощник шерифа был без шляпы и вытирал потный лоб рукавом рубашки. Его глаза блуждали.

— Я и подумать не мог… Он, должно быть, слышал, как кричали на улице, обсуждая вердикт. До меня донеслись его вопли из камеры, но, когда я туда пришел, было поздно…

Шериф поднял руку.

— Помедленнее, Рассел. Вы несете какую-то чушь! Что случилось?

— Блейкли! — воскликнул Рассел. — Он повесился на простыне!

Кэйт вскрикнула. Ее охватила дрожь. Она дернулась, отстраняясь от Зака. Ошеломленный услышанным, он поддержал Кэйт, увидев, что ей плохо, но не сразу поняв, что у нее глубокий обморок.

Луна осветила розовый сад, залила серебром цветы и листья. Кэйт положила руки на-ветхую изгородь; в лицо ей дул теплый летний ветерок. Она вдыхала запахи летней ночи, и глубокий покой снизошел на ее душу. Подумав о Заке, она улыбнулась. Какой долгий путь прошли они с тех пор, как последний раз стояли здесь в темноте.

Она услышала, как хлопнула дверь, и, точно так же, как и тогда, на пороге появился Зак. На нем не было ничего, кроме бриджей. Лунный свет упал на него: широкая грудь, сильные руки, взъерошенные иссиня-черные волосы. Увидев ее, он быстро сбежал вниз.

— Кэйт, любовь моя, почему ты не позвала меня? Я проснулся и увидел в постели только Миранду и собаку.

Направляясь к ней, он наступил на что-то босой ногой.

— О Господи!

Слезы радости струились по ее лицу. Она видела, как он перемахнул через ограду. Кэйт неторопливо пошла навстречу любимому. Прижавшись к нему, она вздрогнула от охватившей ее нежности. Нежность и понимание. Доверие и близость. Любовь. Благодаря Заку Кэйт знала теперь, как все это прекрасно.

— Что ты здесь делаешь? — негромко спросил он.

— Хотелось немного подумать, отозвалась она, — а здесь, кажется, самое подходящее место для этого. — Она наклонилась к цветам. — Здесь, в розовом саду. Прощай, прошлое, и да благословит Бог наше будущее!

Он провел ладонью по ее щекам и большим пальцем осторожно вытер слезы.

— Чем я могу тебе помочь? Я ведь умею хорошо слушать. Знаю, тебе тяжело от того, что сделал Райан, но ты не должна осуждать себя, Кэйт. Он, видно, не смог примириться с тем, что услышал о своем брате, да и о себе самом. Может, я покажусь тебе бессердечным, но, по-моему, он нашел для себя не самый плохой выход, ибо только смерть принесет ему покой.

Его участие пробудило в ней чувство глубокой благодарности.

— О, Зак…

— Прошу тебя, — сказал он. — Я не хочу, чтобы ты мучилась. Это вредно для женщины в твоем положении.

Кэйт вспомнила, как он был счастлив, узнав о ее беременности, и поцеловала его руку.

— Я согласна с тобой и молюсь, чтобы мы оказались правы. Пусть Райан и Джозеф найдут там покой. Господь знает, что всю жизнь они мучились и мучили близких.

Зак тяжело вздохнул.

— Они вели себя так чудовищно, что едва ли им могла выпасть другая судьба. Если мы не можем простить их, надо, по крайней мере, постараться их понять. Подчас люди не властны управлять собой.

Кэйт кивнула.

— Какая-то часть моей души будет всегда страдать за Райана и Джозефа, не за тех, какими они были, а за тех, какими могли быть. Какая бесцельная, пустая, греховная жизнь! Страшно подумать, какую власть над детьми имеют родители! Ведь если бы не их отец, они могли бы стать совсем другими.

Он склонился к ней, осушая губами слезы, бегущие по ее щекам.

— Все это началось задолго до того, как ты встретила Джозефа.

— Да, — согласилась она. — Вот потому-то я и пришла сюда, — чтобы оставить прошлое прошлому. Я не хочу больше жить, постоянно осуждая себя. Я не хочу терять ни дня, ни минуты. Все это миновало. И я могу войти в новую жизнь легко и спокойно.

— Со мной? — нежно спросил он.

Она кивнула, смутившись оттого, что слезы все еще льются из ее глаз.

— Помнишь, я рассказывала тебе: Джозеф говорил, будто я плачу от радости, потому что истерична по натуре?

Он снова поцеловал ее мокрые щеки.

— Не хочу повторяться, но Джозеф был идиотом! Ты можешь проливать ведра счастливых слез, Кэти Мак-Говерн, и не услышишь от меня ни слова осуждения. Я никогда еще не встречал более сильной и нежной женщины.

Кэйт прижалась к нему. Ее сердце переполняла любовь к нему.

— Прощай, прошлое, и да благословит Бог наше будущее! — прошептал он. — Здесь, в этом саду, кажется, самое подходящее место для того, чтобы кое-что пообещать тебе.

— Что же это такое?

— С этой минуты и навсегда, Кэти Мак-Говерн, твоя жизнь станет подобна расцветающей розе. Печалей больше не будет!

Приподнявшись на цыпочки, Кэйт заглянула в глубину его ореховых глаз. Его губы слились с ее губами, и оба они предвкушали счастье. Его рука легла на ее живот, потом опустилась ниже. Пальцы скользнули ко входу в ее чрево. Властное прикосновение любовника соединилось с трепетной нежностью отца. В этом был весь Зак, сильный и чуткий, страстный и смелый. Кэйт прикоснулась пальцами к его щекам: по ним струились слезы. Он плакал! Приподнявшись на цыпочки, она вглядывалась в его лицо, но он и не думал скрывать от нее своих слез. Чувства, переполнявшие Зака, отражались в его глазах.

Волшебники и герои, сказочные замки из снов. После всего, что произошло, она не могла не верить в это.