Старуха Лоуренс была глуха, и уже через минуту разговора Пуаро понял, что из дома можно было вынести всю мебель, а женщина, читавшая книгу в своей спальне, даже не повернула бы голову на грохот.
      — Очень разумно с его стороны, сказал Пуаро, отвечая скорее на собственные мысли, нежели на вопрос миссис Лоуренс, почему французы интересуются сумасбродным мистером Чендлером.
      — Что вы сказали? — крикнула старуха.
      — Я сказал, миссис Лоуренс, что вы еще легко отделались! Ведь он мог ввалиться и в вашу спальню!
      Старуха захихикала, по-своему истолковав замечание Пуаро.
      — Ну да, ну как же! — завопила она, тыкая в Пуаро пальцем. Тогда он бы и меня убил, как бедного Райса! Этот Чендлер просто зверь, я вам скажу!
      — Значит, у вас ничего не пропало?
      — Ничего! Я все пересчитала, у меня строгий учет, каждая ложка на своем месте! Я же говорю — просто зверь!
      — Вы были с ним знакомы? — прокричал Пуаро.
      — Знакома? Никогда не видела, никогда! Бог миловал!
      — Может, отца его знали, мистера Патрика Чендлера?
      — Никого из этой семейки, мистер! Я тут всю свою жизнь живу, и родители мои тут жили, и ни с какими Чендлерами не знались!
      — Ну и хорошо, сказал Пуаро, поднимаясь с жесткого стула, на котором сидеть было так же удобно, как на придорожном камне.
      — Что вы сказали, мистер?
      — Я сказал, что желаю вам дожить до ста лет! — крикнул Пуаро, направляясь к двери.
      — Вашими молитвами… — неожиданно тихо пробормотала миссис Лоуренс.
      — Господи, сказал себе Пуаро, выйдя на улицу, почему бы ей не купить слуховой аппарат?

      Паркинсоны оказались полной противоположностью миссис Лоуренс: два благообразных человечка, о каких говорят «божьи одуванчики». Мистеру Паркинсону было около шестидесяти, жене его чуть меньше, оба невысокого роста и тщедушного телосложения. Пуаро был встречен весьма любезно, более того, оказалось, что мистер Паркинсон и прежде слышал фамилию… как вы сказали… конечно, Пуаро, конечно… очень известная фамилия, популярный политический деятель, член Национального собрания Франции…
      — Вообще говоря… — Пуаро поморщился, но все же не стал объяснять мистеру Паркинсону его заблуждение.
      Пуаро провели в аккуратную гостиную, где, конечно, уже не осталось никаких следов разгрома, и усадили в глубокое кресло, выбраться из которого без посторонней помощи было бы затруднительно.
      — Мы как раз собирались пить чай, радостно сообщила миссис Паркинсон. Вы не откажетесь?
      — Благодарю вас, торжественно сказал Пуаро, поскольку именно такой интонации ожидали от него хозяева.
      — Сиди, Сара, сказал мистер Паркинсон, сиди, я распоряжусь сам.
      Он покинул гостиную быстрыми шагами, и миссис Паркинсон сказала, понизив голос:
      — Мистер Пуаро, у моего мужа больное сердце, и воспоминания о том… происшествии… Вы понимаете меня?
      — О, конечно, отозвался Пуаро. Собственно, я вовсе не собирался расспрашивать вас о подробностях того неприятного вечера. Вовсе нет! Мои вопросы совершенно нейтральны. Вот, к примеру: давно ли вы живете в Кавершеме?
      Миссис Паркинсон задумалась.
      — Нет… Сейчас я вам скажу точно. Мы переехали в этот дом три года и девять месяцев назад. До этого жили в Бирмингеме, но мужу оказался вреден климат, вы, наверное, не знаете, но там зимой так сыро, что у Роджера…
      Она оборвала себя на полуслове, потому что вернулся мистер Паркинсон и сообщил, что чай будет подан через пять минут.
      — У вас широкий круг знакомых? — спросил Пуаро. Я имею в виду, часто ли вы ходите в гости, и часто ли ходят к вам?
      Мистер Паркинсон, пересчитав в уме всех своих знакомых, сказал, не торопясь:
      — Восемь семей. Это весьма респектабельные люди нашего круга и возраста. Пожалуй, у нас нет ни одного незанятого вечера. Или приходят к нам, или мы посещаем друзей сами. Приятная беседа — лучшее, что нам осталось в жизни.
      Он улыбнулся, и Пуаро энергично кивнул головой, выражая согласие.
      — Приятная беседа хороша тем, сказал он, что в ней узнаешь больше нового, чем из книг. Что до меня, пожаловался он, то я плохо запоминаю написанное, иное дело — когда слышишь нечто из уст человека, которому доверяешь.
      — Совершенно с вами согласен, мистер Пуаро, сказал Патриксон.
      Служанка, такая же маленькая, как хозяева, а возрастом, пожалуй, даже постарше, вошла в гостиную и поставила на стол поднос с тремя чашками, хрустальную сахарницу и вазочку с вареньем.
      — Очень приятная женщина, сказал о служанке Пуаро, она и живет здесь, с вами?
      — Нет, что вы, мы вполне обходимся без посторонней помощи. Миссис Рэдрикс приходит, чтобы приготовить обед и немного прибрать в квартире. Иногда остается, как сейчас, если у нас гости. Обычно мы ее отпускаем в пять часов.
      — Разумно, сказал Пуаро, отхлебывая холодный чай, вкусом напоминавший пожухлую траву. Помолчав, он все-таки решился затронуть неприятную для мистера Паркинсона тему, не потому, что это представлялось ему таким уж необходимым, но ведь хозяин ждал от гостя вопроса, непременно связанного с давешними событиями, иначе о чем же он расскажет вечером своим друзьям?
      — А старого Чендлера вы уже не застали в живых? — спросил Пуаро.
      — Старого Чендлера? — переспросил мистер Паркинсон. Я слышал о нем… уже после того, как случилось эта ужасное нападение… друзья выражали нам свое сочувствие и кое-что рассказали об этой семье. Но самого-то мы не застали, он умер раньше, чем мы сюда переехали. Он был не старым, знаете ли. Видимо, буйный нрав не идет на пользу здоровью.
      — Я слышал, сказал Пуаро, — что жена ему изменяла. Готов в это поверить, братья Чендлеры совершенно не похожи друг на друга.
      — Ну что вы, — покачал головой мистер Паркинсон, мы слышали как раз противоположное. Сара, кто говорил нам о том, что покойный Чендлер имел любовницу?
      — Сэм Горн, с готовностью вступила в разговор миссис Паркинсон. Правда, я не помню, называл ли он чье-то имя…
      — Нет, покачал головой мистер Паркинсон, не называл, я бы запомнил. Да и откуда ему знать, он сам слышал какие-то разговоры, ничего конкретного…
      — Благодарю вас за чай и приятную беседу, сказал Пуаро и сделал попытку подняться.
      — Вы уже уходите? — разочарованно спросила миссис Паркинсон. Род, пригласи мистера Пуаро остаться, сегодня к нам должны придти Мейсоны, очень приятные люди, которые…
      Третья попытка выбраться из кресла оказалась удачной, и Пуаро поклонился.
      — Сожалею, миссис Паркинсон, но дела не позволяют мне…
      — Жаль, флегматично заметил мистер Паркинсон, дела всегда мешают человеку жить так, как ему хочется.
      Пуаро не стал возражать.

      По дороге к миссис Пембридж Пуаро зашел к бедняге Клейтону, чьи стоны слышны были с улицы. На звонок вышла хмурая женщина, которая могла быть и самой миссис Клейтон, и служанкой, либо домоправительницей. Во всяком случае, фартук, который был надет на женщине, показался Пуаро достаточно непрезентабельным.
      — Могу ли я поговорить с мистером Клейтоном? — спросил сыщик, приподняв шляпу. Мое имя Эркюль Пуаро, я частный детектив и расследую дело, одним из пострадавших в котором оказался по несчастливой случайности ваш… э…
      — С мистером Клейтоном? — удивилась женщина. Вы что, не местный? А, вижу, иностранец… С мистером Клейтоном, скажете тоже… Проходите, мистер.
      Несколько озадаченный, Пуаро прошел в мрачного вида гостиную, главной достопримечательностью которой был лежавший кверху ножками диван. Поскольку стульев и, тем более, кресел, в комнате не было, то сесть Пуаро не предложили. Откуда-то продолжали доноситься странные звуки, которые Пуаро принял за стоны. Скорее, это был какой-то заунывный вой, сродни наигрышам на волынке, от которых у Пуаро начинала болеть голова. По его глубокому убеждению, подобные звуки были специально придуманы дьяволом, чтобы мешать работе серых клеточек — единственному, чем человек отличался от своих меньших братьев.
      — Не обращайте внимания, резко сказала женщина, это мой муж делает вид, что поет оперные арии.
      — Вот как? — теперь Пуаро действительно начало казаться, что он узнает знакомую мелодию одного из Рихардов: то ли Вагнера, то ли Штрауса, композиторов, которых он не любил не меньше, чем звуки шотландской волынки.
      — Ваш муж уже оправился после нападения? — спросил Пуаро, внимательно разглядывая ножки дивана.
      — Мне нужно было самой спуститься, заявила миссис Клейтон. Тогда оправляться пришлось бы этому негодяю Чендлеру!
      — Не сомневаюсь, вежливо сказал Пуаро.
      — Но я не намерена оставлять это без последствий! — продолжала миссис Клейтон. Я подала судье заявление о компенсации. Пусть Чендлер заплатит прежде, чем его повесят! Вот, поглядите, что он сделал с диваном!
      По мнению Пуаро, единственное, что сделали с диваном, это перевернули его вверх ножками, причем, сделал это, скорее всего, вовсе не взломщик. Впрочем, вступать в спор с хозяйкой Пуаро не собирался. Он намерен был задать один-единственный вопрос и задал его, улучив паузу в словесном Везувии миссис Клейтон.
      — А отец Чарлза Чендлера, сказал Пуаро, — вы его хорошо знали?
 
      — Кого? — подозрительно спросила миссис Клейтон. Какой еще отец? Старый олух помер несколько лет назад, пусть земля ему будем пухом. Знала! А кто ж его не знал? Это был бабник, каких мало! Ни одной юбки не пропускал. Бедная Этель так с ним намучилась, что, когда этот греховодник отправился на тот свет, она и месяца не прожила в Кавершеме. Не хотела встречаться на улице со всякими…
      Миссис Клейтон неожиданно замолчала, и одновременно — по странному совпадению — умолк голос мистера Клейтона. От возникшей тишины у Пуаро зазвенело в ушах.
      — Со всякими, сказали вы… — начал он.
      Но миссис Клейтон, видимо, решила, что сказала больше того, что хотела.
      — Простите, мистер, женщина открыла дверь в прихожую и недвусмысленно показала Пуаро дорогу к выходу, я поднимусь к мужу, иначе этот дуралей встанет с постели. С его-то переломами… Будьте здоровы, мистер сыщик.
      — Значит, Патрик Чендлер пытался и за вами приударить? — спросил Пуаро, стоя на пороге.
      Дверь с грохотом захлопнулась.
      Пуаро удрученно покачал головой и медленным шагом направился к дому миссис Летиции Пембридж, который находился на соседней улице.
      — Все так, бормотал он, все это не могло быть иначе. Но чего он добивался? Или…
      Пуаро неожиданно остановился на середине проезжей части и тихо рассмеялся.
      — Ну, конечно, сказал он, не обращая внимания на раздраженные окрики водителей, я должен был об этом подумать с самого начала! Надо же было быть таким ослом!
      Сделав это красноречивое замечание, Пуаро продолжил свой путь и несколько минут спустя звонил в дверь небольшого особнячка. Уже начало темнеть, и в домах кое-где жители включили электричество. В окнах миссис Пембридж было темно, и на звонок никто не откликался.
      — Мистер! — услышал Пуаро голос с противоположной стороны улицы и, обернувшись, увидел мужчину лет сорока, стоявшего в дверях кондитерской лавки.
      — Если вы ищете миссис Пембридж, крикнул мужчина, то ее нет!
      Пуаро пересек улицу и подошел к хозяину лавки мистеру Генри Кристоферу — это имя большими буквами было выведено на вывеске, изображавшей руку с большим куском именинного пирога.
      — Мое имя Эркюль Пуаро, представился он, и я писатель. Хочу написать книгу о последних событиях в вашем городе. Ну, вы понимаете, что я имею в виду.
      Мистер Кристофер кивнул, продолжая разглядывать Пуаро.
      — Конечно, я бы хотел побеседовать с миссис Пембридж, поскольку она тоже стала жертвой этого разъяренного быка…
      — Это вы точно сказали, мистер, разъяренного быка, иначе не скажешь, произнес Кристофер и сделал приглашающий жест.
      В лавке стоял сладковатый конфетный запах, на прилавке лежали торты в коробках, конфеты в прозрачных упаковках и россыпью — в изящных стеклянных вазочках. Покупателей не было, мистер Кристофер прошел на свое место к кассе и пригласил Пуаро сесть на высокий табурет наподобие тех, что стоят у стойки в баре. Пуаро на глаз оценил шаткость трехногого сооружения и предпочел вести разговор стоя.
      — В своей книге, мистер, начал Кристофер, вы будете рассказывать только о Чендлере и его жертвах или…
      — Конечно, нет! — с энтузиазмом воскликнул Пуаро. Это будет большое полотно, на котором я намерен запечатлеть каждого, кто хоть как-то оказался… Кстати, мистер… э… Кристофер, ваша лавка расположена как раз напротив дома миссис Пембридж. Значит, с этого самого места вы могли видеть, как все происходило?
      В душе Кристофера боролись два желания — ему очень хотелось быть запечатленным на литературном полотне, но очень не хотелось при этом отступать от жизненной правды, каковая, без сомнения, должна присутствовать в талантливом произведении. Не придя к определенному заключению, мистер Кристофер предоставил решать профессионалу.
      — Ну… — произнес он несколько смущенно, я действительно многое видел, но не в ту ночь, а до и после.
      — Конечно, с готовностью согласился Пуаро. В ту ночь вы вряд ли могли что-то видеть, если, конечно, не ночевали в лавке, верно? Вы сказали «до»?
      — «До», я имею в виду… э… — Кристофер в некотором смущении повертел головой и, наконец, решившись, сказал: — Понимаете, мистер, о миссис Пембридж говорят сейчас всякое… Будто она и Чарлз Чендлер были любовниками, она его бросила, так он в отместку и устроил все это…
      — Что? — удивился Пуаро. Миссис Пембридж его бросила, а он в отместку разгромил дома миссис Лоуренс и супругов Паркинсонов, сломал ребра Клейтону и убил Райса? К тому же, миссис Пембридж немного стара для Чарлза, а?
      — Вот я и говорю: ерунда все это. Если услышите такое от кого-нибудь, не верьте. Слухи бывают такими нелепыми, но ведь многие верят тому, что слышат, а потом еще и сами добавляют…
      — Да, вы правы, — согласился Пуаро. Но вы-то, конечно, знаете больше, чем…
      Он сделал многозначительную паузу.
      — Дыма без огня не бывает, изрек мистер Кристофер очередную сентенцию. Так я вам скажу, мистер… э…
      — Эркюль Пуаро, к вашим услугам.
      — Вы француз?
      — Бельгиец, так будет точнее.
      — Но ведь Бельгия — это французская провинция, где-то неподалеку от Бретани?
      — Я бы не сказал, уклонился Пуаро от обсуждения географии Европейского континента. Так вы говорили…
      — Я говорил, мистер Пуаро, что к миссис Пембридж частенько захаживал старый Чендлер, отец Чарлза и Хью. То есть, не такой уж он был старый, ему и шестидесяти не было, когда он умер… Миссис Пембридж уже давно вдова, а Патрик был видный мужчина, хотя, скажу я вам, характером был так же горяч, как Чарлз. Хью не такой, говорят, он хорошо рисует, хотя сам я…
      — Так вы говорили о том, что Патрик Чендлер и миссис Пембридж… — Пуаро попробовал ввести разговор в нужное русло.
      — Да… По вечерам он частенько сюда захаживал. А бывало, точно вам говорю, и на ночь оставался. Вечером я лавку закрываю и вижу, как он подходит к двери и отпирает ее своим ключом. А утром прихожу — Патрик Чендлер выходит, оглядывается по сторонам и идет себе вон в ту сторону.
      — А миссис Чендлер, удивился Пуаро, она что, не знала, где ее муж проводит ночи?
      — Знала, наверное, или, во всяком случае, догадывалась. Когда Патрик умер, вдова быстро отсюда уехала. Видимо, не очень приятной была ее жизнь с Патриком.
      — Он что, тоже буйствовал, как его сын?
      — Такого, чтобы квартиры разорял, не припомню, но о скандалах слышал. Сын пошел в отца, это вам каждый скажет.
      — И долго это было… я имею в виду роман между Патриком Чендлером и миссис Пембридж?
      Кристофер подумал.
      — Несколько лет. Да, не меньше. До самой смерти мистера Чендлера.
      — Наверное, она очень переживала, когда он умер… я имею в виду миссис Пембридж.
      — О да! Смотреть было страшно. Но на похороны не пошла, знала, что о ней будут говорить… Я к чему все это рассказываю, мистер, смотрите, как судьба складывается: отец эту женщину любил, а сын в припадке буйства разгромил ее квартиру.
      — Вы думаете, он сделал это специально? — полюбопытствовал Пуаро.
      — Боже, конечно, нет! — возмутился мистер Кристофер. Просто я хочу сказать, какие, мистер, бывают случайности. Вот я, к примеру, три года назад оступился на пороге и повредил лодыжку, так, обратите внимание, ровно три года спустя, день в день, я на том же самом месте падаю и растягиваю…
      — Очень любопытно, прервал Пуаро рассуждения Кристофера. Я имею в виду мистера Чарлза Чендлера. Вдруг он знал о похождениях отца и переживал, ну, вы понимаете, что я имею в виду, а характер у него необузданный, он ведь не очень-то понимал, что делал, когда бывал не в себе. Вот и громил дома бывших отцовских…
      Кристофер расхохотался, откинув голову.
      — Ну, вы скажете, мистер, сказал он, отсмеявшись. Это с миссис Лоуренс он, по вашему мнению… Или с миссис Клейтон?
      — Я не настаиваю, отступился Пуаро и добавил: — Еще один вопрос, и я откланяюсь. В вашу лавку Чарлз Чендлер захаживал?
      — Нет, покачал головой Кристофер. Он, я слышал, не любитель сладкого.
      — Всего хорошего, сказал Пуаро.

      — Вы возвращаетесь в Лондон? — удивился инспектор Драммонд. Я полагал, что вы серьезно заинтересовались этим делом и останетесь хотя бы до завтрашнего слушания у коронера.
      — Нет, покачал головой Пуаро. Я предпочитаю вернуться последним поездом. В моем возрасте, инспектор, лучше спать в собственной постели.
      Разговор происходил в кабинете инспектора Драммонда. Инспектор благожелательно смотрел на Пуаро, размышляя о том, что слава этого человека наверняка преувеличила его реальные достоинства, которые этот иностранный сыщик не проявил.
      — Мой поезд в двадцать один сорок, продолжал Пуаро. Я хотел бы, инспектор, попросить вас вот о чем…
      Он понизил голос, и по мере того, как Пуаро излагал свои соображения, инспектор Драммонд все больше хмурился и пробовал возражать, но умолкал на полуслове.
      — Хорошо, сказал он, когда Пуаро смолк. Я сделаю так, как вы хотите, хотя, разрази меня гром, все это представляется мне весьма сомнительным.
      — Благодарю вас, инспектор Драммонд, сказал Пуаро.

      В половине восьмого, поужинав в ресторане «Ливерпуль», Пуаро позвонил в дверь Лойд-Мейнора. Открыла мисс Диана и, схватив сыщика за руку, быстро втащила в прихожую.
      — Месье Пуаро! Я получила вашу записку, но ничего не поняла. Вас так долго не было, я решила, что вы забыли обо мне и…
      — Но я надеюсь, вы сделали все, как я просил? — спросил Пуаро, подавая девушке пальто, шляпу и трость.
      — Конечно. Мама плохо себя чувствует, к ней приходил врач, но она обещала в восемь спуститься. Дядя Хью у себя, когда ему плохо, он всегда рисует какие-то мрачные пейзажи… Он тоже обещал выйти к восьми. Вы видели отца, месье Пуаро?
      — Нет, я был занят другими делами.
      — Другими? — разочарованно сказала Диана.
      — Не беспокойтесь, девочка, успокоил ее Пуаро. Думаю, все образуется.
      В дверь позвонили. На пороге стоял сухонький старичок в черном твидовом пальто и шляпе, державший в руке кожаный портфель.
      — Мистер Вильямс? — удивилась Диана.
      — Добрый вечер, мисс Диана, вежливо сказал старичок, давненько я вас не видел. Вы похорошели, просто красавица.
      — Это мистер Вильямс, адвокат, повернулась Диана к Пуаро. А это месье Эркюль Пуаро, частный детектив.
      — О, месье Пуаро, адвокат расплылся в улыбке, я много слышал о вас, и ваше присутствие в этом доме вселяет в меня надежду на то, что пребывание Чарлза Чендлера в тюремной камере не затянется надолго.
      Пуаро промолчал, а Диана только коротко вздохнула и провела Вильямса и Пуаро в гостиную, усадив обоих в кресла поближе к камину. Оставив пальто в прихожей, мистер Вильямс стал будто еще суше, а усевшись в кресло, и вовсе начал производить впечатление эфемерного создания. Портфель он положил себе на колени и протянул к огню озябшие руки.
      — Я распоряжусь, чтобы подали чаю, сказала Диана и вышла.
      — Славная девушка, пробормотал адвокат, не хотелось бы доставлять ей неприятности.
      — Вы получили мою записку, мистер Вильямс? — спросил Пуаро.
      — Иначе я бы не был сейчас здесь, сказал адвокат. Я не вполне понимаю вашу игру, месье Пуаро, но все же сделал то, что вы просили. Ваша репутация служит мне залогом того, что здесь нет ничего незаконного.
      — Безусловно, подтвердил Пуаро. Моя единственная цель — расставить сеть на пути свирепого быка.
      — Простите? — мистер Вильямс поднял на Пуаро недоумевающий взгляд, и сыщика спасло от объяснений появление в гостиной двух персонажей: Каролины и Хью. У миссис Чендлер были красные глаза, к которым она то и дело подносила промокший платочек, а Хью выглядел мрачным и сосредоточенным. Придвинули кресла к камину, и образовался полукруг, в центр которого на низкий журнальный столик слуга Стивен поставил поднос с чашками. Диана встала за креслом матери и, в ответ на взгляд Пуаро, сказала:
      — Я не хочу пить. Просто не могу…
      — Что ж, сказал Пуаро. Господа, мисс Диана сегодня утром посетила меня и попросила разобраться в деле ее отчима, мистера Чарлза Чендлера. В то время она еще не знала, что нынче ночью произошло убийство. Мисс Диана полагала, что я сумею отвести от Чарлза Чендлера нелепые, по ее мнению, обвинения. Но, видите ли, господа, взявшись за дело, я не занимаюсь спасением клиента или его обвинением. Я выясняю истину, которая может оказаться вовсе не такой, на какую рассчитывает…
      Диана вскрикнула:
      — Вы… Отец не может быть виновен!
      Пуаро покачал головой.
      — Вам бы лучше присесть, мисс Диана, участливо сказал он. Разговор будет долгим.
      Диана отступила на шаг и, продолжая смотреть на Пуаро расширенными глазами, опустилась на стоявший у стены диванчик.
      — Итак, начал Пуаро, в течение последних трех месяцев произошли пять преступлений. Никто не пострадал во время первого, а сегодня был убит человек. Каждый раз улики указывали на одного и того же — на Чарлза Чендлера. Если бы это были прямые улики, например, отпечатки пальцев, я бы еще сомневался, но улики были косвенными, и это почти однозначно говорило о том, что Чарлз Чендлер — преступник.
      — Вы не оговорились, месье Пуаро? — поднял брови адвокат. Вы делаете такой вывод на основании косвенных улик?
      — Конечно! Если бы каждый раз на месте преступления находили отпечатки пальцев Чарлза или нечто иное, прямо указывавшее на его присутствие, я бы действительно усомнился — даже безумный преступник не оставляет визитной карточки с упорством самоубийцы. В любом безумии есть своя логика. Но, с другой стороны, любой, самый здравомыслящий, преступник, не в силах предусмотреть всех мелочей. Он никогда не оставит прямых улик, но практически всегда на месте преступления можно обнаружить улики косвенные. Чаще всего полиция просто не обращает на них внимания. Допустим, на месте ограбления найден платок с вензелем, указывающим на одного из жителей города. Может ли это быть основанием для ареста, если больше ничто не связывает этого человека с местом преступления? Как по-вашему, мистер Вильямс?
      — Что? — встрепенулся адвокат. Нет, месье Пуаро, не может. Платок мог попасть на место преступления десятком совершенно невинных способов.
      — Совершенно с вами согласен, кивнул Пуаро. Но если происходит серия преступлений, и если каждый раз существует косвенная улика, указывающая на одного и того же человека? Скорее всего, именно этот человек и является преступником. Во-первых, мы знаем, что хоть какую-то оплошность совершает даже гений. Во-вторых, серия оплошностей позволяет вычислить преступника не хуже, чем единственная прямая улика, вроде отпечатков пальцев.
      — Если, пробормотал адвокат, кто-то намеренно не оставляет следов…
      — Вот именно! Но, видите ли, когда некто пытается свалить вину за преступление на другого, он обычно подставляет человека так, чтобы у полиции не возникло сомнений. Уже по этому хороший сыщик может определить, является ли оставленный след имитацией… В данном случае, по мере того, как мисс Диана излагала мне эту странную историю варварских нападений, я все больше приходил к мысли, что она ошибается, и что ее стремление доказать невиновность отчима основано на личном к нему отношении, а не на реальных фактах. Но я не мог отказать мисс Диане и приехал сюда, тем более, что один момент в этой серии разгромов выглядел очень странно. Вы не обратили внимания, господа?
      Хью и адвокат переглянулись, а миссис Каролина, слушавшая Пуаро с закрытыми глазами, осталась безучастной.
      — Во время первого разгрома, у миссис Ларсон, старуха даже не проснулась. Не было никакого риска для преступника, кем бы он ни оказался. Во время второго разгрома, у четы Паркинсонов, хозяева были в гостях, но ведь они могли в любую минуту возвратиться, и преступник довольно сильно рисковал, пробравшись в дом в столь ранний час. Во время четвертого разгрома, у Клейтонов, хозяин услышал шум и пошел посмотреть, что происходит. В результате он оказался в постели с переломами ребер. В то время я еще не знал о пятом преступлении, но мне очень не понравилась тенденция.
      — Третий разгром, напомнил Хью. Вы не сказали о нем. А между тем…
      — Да, вы правы, согласился Пуаро. Миссис Пембридж была в отъезде, и опасность попасться была для преступника даже меньше, чем в первом случае. Третий разгром выпадал из схемы, но ведь это могло быть и исключением, которое, как известно, подтверждает правило. У меня не было доказательств ни того, ни другого! И следовательно, я должен был предположить худшее, пока не убедился в лучшем. Иными словами, можно было ожидать пятого преступления, когда переломами ребер дело бы не ограничилось! Я поспешил в Кавершем и, к сожалению, убедился в том, что был прав: пятый налет закончился убийством…
      — Если это безумие, продолжал Пуаро, то в нем прослеживается четкая система. И, на мой взгляд, инспектор Драммонд допустил непростительное легкомыслие, когда не арестовал Чарлза Чендлера после третьего или четвертого случая. Испектор старался быть предельно объективным, он полагал, что для присяжных косвенные улики, которыми располагала полиция, не станут решающим доказательством вины… И он просмотрел тенденцию, допустил дело до убийства.
      — Как вы можете так говорить! — воскликнула Диана, гневно глядя Пуаро в глаза. Допустим, что отец действительно был… немного не в себе… Но то, о чем вы говорите, свидетельствует о холодном уме, а не о безумии!
      — Почему же? — удивился Пуаро. Я уже сказал: в любом безумии есть система. Сам безумец ее может вовсе и не осознавать. В приступе ярости он вламывается в дом старухи, все обходится без последствий для взломщика, и в следующий раз он уже будет менее осторожен, риск возрастает с каждым новым налетом. Это сродни риску попасть в аварию, если постоянно нарушать правила движения. Согласитесь, что один раз вам все сойдет с рук, но, войдя во вкус, вы непременно когда-нибудь задавите пешехода и попадете за решетку…