Когда купальщики возвращались на дачу, их голод усилился запахом жареного бараньего мяса. Женщины жарили на мангале - большой металлической жаровне, наполненной раскаленными углями, - шашлык. Завидев входящих мужчин, Зарифа воскликнула:
      - Наконец-то, шашлык надо есть прямо с огня, а то весь вкус пропадет.
      Азимов не мог не отдать должное этому замечательному блюду. Грешный человек, он любил плотно поесть, хотя, по мнению Агаева, был неполноценным мужчиной, потому что предпочитал стакан крепкого чая любым другим напиткам, начиная от "Столичной" и кончая отменным жигулевским пивом, охлажденным в колодце. Съев после обеда добрый килограмм черного бархатистого винограда, Азимов взглянул на ручные часы и заявил, что ему пора собираться в город.
      - А может быть, ты все-таки не поедешь? - спросила Зарифа; спросила просто так, потому что хорошо знала, что никакая сила не удержит Салима на даче, когда на стадионе встречаются лучшие команды области.
      Азимов виновато улыбнулся, посмотрел на жену таким взглядом, каким смотрят на людей, предлагающих совершенно невероятные вещи, и позвал Вагифа, чтобы попрощаться с ним. Вагиф легко простился с отцом: он был очень занят своей новой подругой, велосипедом и этим замечательным горластым петухом.
      Агаев не стал уговаривать друга остаться. Он только заметил, - что никогда в жизни не променял бы двух бутылок пива даже на "Динамо" и "Спартак".
      - Ты хоть зайди домой переоденься, - сказала мужу на прощание Зарифа. А то с тебя станет: ты в таком виде поедешь на стадион, а там ведь полно людей. Стыдно.
      - Ладно, - согласился с женой Азимов. Вид у него, действительно, был затрапезный. Он поехал на дачу в старых брюках и в порядком истоптанных тапочках. Помахав всем на прощание рукой, он направился к станции электрички, а спустя сорок минут уже поднимался в свою квартиру.
      Это была обычная трехкомнатная квартира, какие строят в новых домах. Из передней дверь направо вела в кабинет Азимова, прямо можно было пройти в столовую, а через нее в спальню, слева были службы.
      Когда Азимов вошел в переднюю, ему бросилось в глаза, что на вешалке нет макинтошей - его и Зарифы; он, может быть, и не обратил бы на это внимания, но как раз перед отъездом на дачу он уговаривал Зарифу взять с собой макинтош, считая, что по вечерам у моря прохладно, но она отказалась, заявив, что не хочет трепать новое пальто.
      Азимов толкнул дверь в столовую. Она была заперта, - уезжая, они оставили ключи на кухонном столе под клеенкой. Ключи были на месте. Его комната запиралась на английский замок, ключ от которого он носил в кармане. Он вошел в комнату, открыл ящик стола, где, кроме бумаг, хранились и деньги - около полутора тысяч рублей. Папка и справочник лежали на месте, а денег в ящике не было. Он вошел в комнату Зарифы, открыл шифоньер. Там, кажется, все было на месте.
      Видимо, воры не сумели сюда проникнуть или кто-то им помешал.
      Азимов растерялся. Он не думал сейчас об украденных вещах, а просто недоумевал, что вот так, вдруг, в квартиру могут проникнуть воры и что-то унести. Потом он вспомнил, что обещал встретиться на стадионе с Октаем Чингизовым и позвонил ему домой. Там ответили, что он часа два тому назад вернулся с матерью из поликлиники и пошел к себе на работу. Азимов позвонил Чингизову на работу. Трубку не поднимали, и тогда он решил позвонить в кабинет Анатолия Константиновича Любавина, так как Октай сказал ему, что Любавин тоже собирается поехать на футбол.
      Трубку поднял Любавин.
      - Слушаю, здравствуйте, товарищ Азимов. Чингизова нет, он уехал на стадион раньше - там на стенде соревнуются стрелки. А я скоро собираюсь. Хотите заеду по пути за вами?
      - Видите ли, какая история, Анатолий Константинович, меня обокрали.
      - Как обокрали? - спросил Любавин. - Когда?
      - Да вот сам не знаю. Я был на даче, вернулся, а в передней нет двух пальто, в столе нет денег.
      Любавин минуту молчал, а потом сказал:
      - Вот что, дорогой товарищ Азимов. - У меня к вам будет небольшая просьба. Вы откуда звоните?
      - Из своей квартиры.
      - А где у вас находится телефон?
      - На столике в передней.
      - А у столика стул есть?
      - Есть не стул, а кресло, - недоумевая, ответил Азимов.
      - Ну и отлично, что кресло. Так вот я вас попрошу сесть в это кресло, не ходить по квартире и ждать нашего звонка.
      - Хорошо, - растерянно ответил Азимов, положил трубку и покорно уселся у телефонного столика.
      Любавин нажал кнопку звонка. В кабинет вошел дежурный лейтенант.
      - Немедленно разыщите на стадионе майора Чингизова. Пошлите за ним кого-нибудь из оперативников. Затем позвоните во второе отделение милиции и соедините меня с капитаном милиции Рустамовым.
      Через пару минут дежурный лейтенант доложил, что капитан Рустамов у телефона. Любавин поднял трубку.
      - Здравствуйте, товарищ Рустамов. Слушайте меня внимательно. Сегодня произошла кража домашних вещей в квартире № 12 в доме № 27 по улице Низами. Эта квартира инженера Азимова. Пройдите на место происшествия, побеседуйте с инженером Азимовым в дверях, в квартиру входить не нужно, предупредите Азимова, что вы ему позвоните минут через двадцать-тридцать и он должен будет зайти к вам в отделение для дачи более подробных показаний, что он может не беспокоиться и что будут приняты все меры к розыску его вещей. Держитесь в этих пределах. Нам, по ряду соображений, самим нужно заняться расследованием этого происшествия. Вы меня поняли, товарищ Рустамов? Дополнительные инструкции получите немного спустя. Действуйте.
      Любавин спустился к председателю Комитета, а когда поднялся к себе, его уже ждал майор Чингизов.
      - Кража у инженера Азимова, - повторил, размышляя вслух, полковник Любавин. - Обычная уголовщина или враги? Боюсь, что второе, очень боюсь, что второе. Но выводы делать преждевременно. Как вы полагаете, майор?
      - У вас есть основания думать о худшем, товарищ полковник? - спросил Чингизов.
      - Основания? Вот вы, майор Чингизов, и должны будете меня убедить или разубедить. Я полагаю, что этим делом нужно заняться вам. Вы хорошо знакомы с Азимовым, более того, дружны с ним и в какой-то мере в курсе работы, которую он ведет.
      Чингизов молча кивнул головой.
      - А основания - я вам сейчас их выскажу, но прежде вот что: Азимов, который мне сообщил о краже, в настоящее время находится в своей квартире, сидит в кресле, не двигаясь с места, ждет нашего звонка. К нему сейчас поднимается или уже поднялся капитан милиции Рустамов. Он заберет Азимова из дому, чтобы не мешать нам первым разобраться во всем, что происходило в его квартире. С этого мы и начнем. Не возражаете?
      - Нет.
      - Тогда звоните Азимову, он ждет нашего звонка. Чингизов посмотрел на телефон, и Любавин кивнул.
      - Да, да. Звоните прямо отсюда.
      Чингизов набрал номер.
      - Салим Мамедович, здравствуй, Октай говорит. Что же ты мне, дружок, такой матч испортил? К тебе никто не приходил?
      - Какой-то милиционер был.
      - Это не милиционер, а капитан милиции Рустамов, один из опытных работников уголовного розыска. Приглашал тебя зайти к нему? Очень хорошо. Вот и иди, сейчас иди, и, кстати, когда будешь уходить, не запирай квартиру, я загляну к тебе и дождусь твоего возвращения, расскажу тебе о первом тайме, Ашумов забил классический гол! Да, да.
      Чингизов повесил трубку и сказал:
      - Я думаю, товарищ полковник, что нужно будет дать возможность Рустамову составить подробный протокол, дать ему работу часика на полтора.
      Любавин утвердительно кивнул головой. Чингизов опять набрал номер.
      - Товарищ Рустамов? Говорит майор Чингизов. К вам придет сейчас инженер Азимов, которого вы пригласили, поработайте с ним подробно. Расскажите, как происходят кражи, нарисуйте пару эпизодов из вашей практики. Он совершенно ничего не смыслит в работе уголовного розыска и с кражей столкнулся впервые в жизни, так что ваш рассказ его заинтересует. И уверьте его, что вещи будут найдены и что вы, возможно даже сегодня, придете к нему с розыскной собакой. Я вам позвоню, когда нужно будет отпустить Азимова домой.
      Любавин, чуть улыбнувшись, заметил:
      - Вы отлично характеризуете вашего друга. Он что совсем не от мира сего?
      - Да, представьте. Такая натура. Я не хочу предсказывать, но уверен, что он будет искренне сокрушаться о том, что какие-то люди взяли на себя труд залезть к нему в квартиру, чтобы что-то утащить.
      - Ну что же, тем лучше. Независимо от того, что мы установим и как установим, инженер Азимов не должен испытывать никаких волнении, а это лучше всего сумеете обеспечить вы. Вы понимаете, что только его спокойствие и убежденность, что произошла неприятная случайность, помогут нам, если мои предположения оправдаются, не спугнуть птиц. Ведь если это действовали враги, то они любому акту старались придать вид обычной мелкой уголовщины. И наша первейшая задача сейчас заключается в том, чтобы они были уверены, абсолютно уверены, что кража у Азимова не интересует никого, кроме милицейской собаки-ищейки Пальмы.
      - Разрешите идти? - поднялся с места Чингизов.
      - Да идите. Я буду у себя, держите меня в курсе дела. Но, разумеется, не торопитесь. Пока у нас с вами времени очень много.
      СТРАННЫЕ СЛЕДЫ
      Октай Чингизов остановился на перекрестке у остановки троллейбуса. Он увидел, как из подъезда дома № 27 вышел и завернул налево Азимов. Чингизов перешел на другую сторону улицы, не торопясь поднялся на пятый этаж и, спускаясь обратно, будто невзначай, толкнул дверь в квартиру № 12, оказавшуюся открытой, и вошел внутрь. В передней горел свет. Дверь в комнату Азимова была полуоткрыта. Чингизов, осторожно ступая у самой стены, уселся в кресло, в котором за несколько минут до него сидел Азимов, и стал спокойно обозревать переднюю.
      На натертом до блеска паркетном полу были видны следы мужских тапочек. Внизу у вешалки, на которой висели старый пыльник, летняя соломенная шляпа и прыгалка с деревянными ручками, стояла пара мужских туфель. "Значит, Азимов в тапочках", - отметил про себя Чингизов. Других следов на полу не заметно. Зарифа славилась своей аккуратностью, и, конечно, даже уезжая, прошлась по передней со щеткой.
      Чингизов поднялся, снова чуть приоткрыл входную дверь и, убедившись, что на лестнице никого нет, осмотрел дверной замок. Это был обычный стандартный английский замок, который можно было при нужде открыть перочинным ножиком или еще чем-нибудь в этом роде. Таким же точно замком снабдил Азимов и свой кабинет. Чингизов закрыл дверь. Замок ему ничего не подсказывал. Нагнувшись, он стал сантиметр за сантиметром исследовать пол. Слева у двери его внимание обратил на себя какой-то странный след - то ли пыли, то ли песка. Странно было то, что полоски пыли располагались наподобие миниатюрных шахматных клеток, рядом - едва заметные следы каблуков. Сбоку было какое-то влажное пятнышко. Чингизов поднял кресло и поставил его таким образом, чтобы эти следы с пятном оказались между ножками кресла. Нужно было, чтобы их ненароком никто не затоптал, пока не сфотографирует эксперт.
      Осматривая пол дальше, он около вешалки обнаружил обрывок какого-то широкого ремешка. "От сандалий Вагифки? Может быть. Прибережем его на всякий случай". Чингизов вытащил из кармана листок бумаги, подложил его под ремешок и, не касаясь обрывка руками, завернул и спрятал в карман. Больше в передней ничего интересного не было. Он подошел к дверям, ведущим в столовую. В замочной скважине торчал ключ. Замок заперт не был. Видимо, комнату открыл Салим. "Там мне пока делать нечего", - подумал Чингизов и, так же осторожно ступая, прижимаясь к самой стене, вошел в кабинет Азимова.
      Здесь, на первый взгляд, был абсолютный порядок. Сам Азимов отличался исключительной аккуратностью. Книги на полках, стопка журналов и брошюр на столе. "А вот форточку забыл закрыть, - подумал Азимов. - Достанется ему от Зарифы. Она не выносит пыли, а на улице ветерок".
      Чингизов дотронулся пальцем до края полированной нижней полки. Палец оставил чуть заметный след. Вот и пыль. Чингизов пригнулся и стал с напряженной внимательностью вглядываться в пол. Вот он сделал шаг вперед, осторожно подошел к краю письменного стола, взял со стола газету, расстелил ее у своих ног на полу и встал на колени, так же пристально вглядываясь в пол, и вдруг неожиданно воскликнул: "Молодец Салим! Умница Салим, что не закрыл форточку. Ах, какой умница!"
      На полу, на тончайшем слое пыли, отчетливо вырисовывались следы тапочек Салима, а рядом с ними Октай увидел то, что заставило его опустить руку в карман и вытащить лупу и сантиметр.
      Сомнений быть не могло. Это были следы, которые оставляют женские босоножки-танкетки. Октай взял со стола чистый лист бумаги и, осторожно измерив сантиметром след, перенес его контуры на бумагу.
      Он подергал за ручки ящиков стола. Стол был заперт. Октай не торопился звонить Рустамову, чтобы тот отпустил Азимова. Он уселся за стол и стал размышлять. "Какой-то странный след в углу у двери в передней. Что бы это могло значить? Нет, не понимаю. Эксперта придется вызвать. Пол был протерт насухо, а пыли в переднюю неоткуда было проникнуть. Вот здесь след женский. Значит, в доме был не вор, а воровка или двое - и вор, и воровка? Но, может быть, это следы Зарифы? Постой, а сколько же в этом контуре сантиметров? Тридцать? Тридцать девятый номер женской обуви? Нет, у Зарифы крохотная ножка. А ну-ка, посмотрим еще раз", - он снова опустился на колени.
      Он осматривал пол через лупу с тщательностью ювелира, проверяющего точность алмазных граней. Он заметил несколько следов, которые указывали на то, что владелица этих больших женских туфель или становилась на цыпочки или привыкла так ставить ногу. Вопреки обычным женским следам, отчетливо вырисовывался контур носка туфель, а не каблука. И потом размер! Какая же она собой, владелица этих босоножек? Очень высокая женщина. Но почему она ходила, опираясь на носки? Кралась на цыпочках? Но в квартире никого не было, и она могла работать спокойно, не опасаясь привлечь кого-нибудь своими шагами. Значит, это привычка. А у кого бывает такая привычка? На носки обычно ступают женщины, которые хотят казаться выше. Но она и так была высокой. Профессиональная привычка ступать на носки вырабатывается у балерин и спортсменок, занимающихся бегом и легкой атлетикой. Очень интересная женщина!
      Чингизов прошел в переднюю и позвонил.
      - Адиля Пашаевна, Чингизов говорит. Вы не смогли бы сейчас подъехать ко мне. Я нахожусь... - и он назвал адрес. - Попрошу вооружиться всем, что необходимо для фотографирования и взятия пробы на химический анализ. Кстати, если я буду не один, а с хозяином квартиры, скажите, что вас прислал из милиции капитан Рустамов. Да, да, пожалуйста. Минут через сорок? Вполне устраивает.
      Чингизов положил трубку, снова поднял ее, набрал другой номер.
      - Товарищ Рустамов, Азимов у вас? Очень хорошо. Отправьте его домой. Через часок я вам позвоню, что делать дальше.
      - Привет, дачник, - встретил он тяжело отдувавшегося после слишком быстрого подъема по лестнице Азимова. - Какой матч я из-за тебя недосмотрел!
      - Так я тоже пострадал и не видел этого матча! - сказал Азимов, пожал Октаю руку и плюхнулся на диван. - Но зато я провел сейчас чудесных полтора часа. Интереснейшие вещи мне рассказывал товарищ Рустамов. Хотя, по правде говоря, не очень правдоподобные.
      - Почему ты считаешь, что не очень правоподобные?
      - Ну как почему? Я не представляю себе людей, которым придет в голову ходить куда-то, проникать в чужие квартиры, чтобы утащить какие-то вещи, которые легко купить в магазине, заработав немного денег. Ведь это же опасно, начнется розыск.
      - Постой, постой, но ведь тебя же самого только что обокрали!
      - Ну, вот я про то и говорю, вот этого я не могу понять. Два наших пальто стоили, допустим, три тысячи рублей.
      - А точнее.
      - Не знаю, этими делами всегда занимается Зарифа. Вот из стола у меня взяли полторы тысячи рублей... Ведь они теперь не смогут спать спокойно. Я понимаю, когда нужда, голод, безработица. Но у нас-то, слава аллаху, давно этого нет. Наоборот, не человек работу ищет, а работа ищет человека. У меня на опытной установке были недавно четыре вакантные должности и, знаешь, мы не сразу нашли кем их заместить. Выручили дипломанты из Политехнического института. Чтобы стать хорошими инженерами, они решили потрудиться на рабочих местах.
      - И все-таки нашлись люди, которые тебя обокрали. Кстати, ты твердо уверен, что они не взяли у тебя ничего, кроме денег и двух пальто?
      - Да, в комнаты они не заходили, а в передней ничего не было.
      - А деньги ты где хранил?
      - Вот здесь, в столе, причем стол я всегда запираю. Значит, им пришлось подобрать ключи.
      - А и что у тебя в столе?
      - Работа. Меня подпирают сроки, нужно сдавать автореферат. В понедельник я хочу его окончательно отпечатать.
      - И ты принес его домой?
      - Да.
      - А ты не считаешь, что это несколько неосторожно?
      - Видишь ли, Октай, автореферат, действительно, суммирует всю мою работу, а она носит, безусловно, секретный характер. Я это понимаю, но, с другой стороны, в автореферат выносится та часть, с которой сможет познакомиться относительно широкий круг людей, имеющих отношение к нашей специальности, так что считать его строго секретным документом нельзя.
      - А просто секретным можно?
      - Ну... - замялся Азимов, - просто секретным пока, конечно, можно. Но Зарифа, кик тебе известно, ничего не понимает в технике, да она никогда и не подходит к моему столу, тем более, что средний ящик я держу на запоре.
      - Ну, а если не Зарифа?
      - Октай, ты меня прости, но в тебе начинают говорить твои профессиональные страхи. Война уже окончилась десять лед назад, все занимаются своим делом, и кому может понадобиться автореферат инженера Азимова?
      - Ты, кажется, недооцениваешь слою работу?
      - Нет, почему... Если бы я не считал ее очень важной и нужной для Родины, вряд ли я стал бы затрачивать на нее столько сил и времени. Ведь, надеюсь, ты не подозреваешь меня в том, что я делаю это только для того, чтобы защитить докторскую диссертацию и чтобы моя жена могла именовать себя профессоршей.
      - Не обижайся, Салим! Каждый из нас должен делать свое дело, и делать его хорошо, по-настоящему. Ты не против этого, надеюсь?
      - Разумеется, нет.
      - Значит, меня ты не можешь упрекать в том, что я занимаюсь всякими, как ты называешь, "страхами" только для того, чтобы рассказать какую-нибудь занимательную историю, вроде тех, о которых тебе сейчас рассказывал Рустамов.
      - Нет, Октай, ты меня просто неправильно понял. Я понимаю всю необходимость твоей работы. Но мне почему-то всегда кажется, что все эти разговоры о разведке, о шпионаже, об охоте врагов за отдельными учеными несколько преувеличены.
      - Дай бог, дай, бог, - заметил, улыбаясь Чингизов. - А теперь все-таки покажи мне тот ящик, из которого украли деньги.
      - Пожалуйста, товарищ Шерлок Холмс, - рассмеялся Азимов, открыл ключом и выдвинул ящик стола.
      - В этой папке твой реферат?
      - Да, и вот, видишь, никто папку даже не развязал, У меня такая привычка двойным узлом завязывать тесемки.
      - Ты проверил, в ней все на месте?
      - По-моему, да. Давай проверим вместе, - Азимов развязал папку. В ней лежали три десятка листков бумаги, исписанных мелким почерком и испещренных формулами.
      - Не трогай этого пока, - попросил Чингизов., вооружился лупой и внимательно осмотрел первые-строчки. Вдруг он неожиданно спросил:
      - Скажи, Салим, Зарифа дергает брови?
      - Что? - не понял Азимов.
      - Зарифа дергает брови?
      - Не знаю. А на что тебе понадобились брови Зарифы?
      - Мне не брови ее понадобились, а пинцет.
      - Пинцет! У меня есть чудесный пинцет для фотобумаги, ты же знаешь, что я увлекаюсь фотографией. Кстати, ты не видел последних снимков Вагифа на велосипеде?
      - Чуть попозже посмотрю, а сейчас тащи свой пинцет.
      Чингизов осторожно прихватывал пинцетом листки за уголочек, перевертывал страничку за страничкой, просматривал каждую из них в лупу. В папке оставалось всего несколько страниц. На 26-й странице Чингизов остановился и стал осматривать ее особенно тщательна. В это время в передней раздался звонок. Азимов вышел открывать, и до Чингизова донесся знакомый голос Адили Пашаевны.
      - Здравствуйте, вы товарищ Азимов? Я эксперт. Меня прислал капитан Рустамов из уголовного розыска,
      - Пожалуйста. Мне просто стыдно, сколько хлопот с этой злосчастной кражей, - извиняясь, проговорил Азимов.
      Октай подошел к дверям. Через плечо Азимова он сделал предупреждающий жест Адиле.
      - Это эксперт, от Рустамова, - пояснил Октаю Азимов.
      - Очень приятно познакомиться. Майор Чингизов. Вас, видимо, заинтересует пока обстановка в передней, а мы пройдем в комнату и не будем вам мешать, а потом у меня к вам будет небольшая просьба.
      Они вернулись, в комнату, но Октай, будто что-то вспомнив, сказал: "одну минуту" и прошел в переднюю.
      - Под креслом странные следы пыли, сфотографируйте их, и какое-то влажное пятнышко, - возьмите на химический анализ.
      Адиля понимающе кивнула головой. Чингизов вернулся в комнату.
      - Скажи, Салим, кроме тебя, кто-нибудь трогал эти странички?
      - Нет, никто.
      - Отлично, - задумавшись, проговорил Чингизов и, осторожно отложив пинцетом в сторону 26-ю страничку, продолжал осматривать остальные листки. Последняя страничка также привлекла его внимание и была отложена в сторону.
      - Разрешите? - послышался голос эксперта.
      - Да, да, пожалуйста, - ответил Азимов. - Я думаю: не заинтересуют ли эксперта вот эти следы? - и Чингизов указал на отложенные страницы.
      Эксперт положила странички на середину стола, пододвинула поближе настольную лампу и вытащила из своего чемоданчика небольшой прибор, напоминающий по форме детский учебный микроскоп. Внимательно рассмотрев странички, она сказала:
      - Дактилоскопически интереса не представляют... По-моему, к этим страничкам прикасалась чуть вспотевшая рука в летней женской перчатке. Перчатки, по-моему, не капроновые, а нитяные, желтые, окрашены домашним или кустарным способом.
      - Поразительно! - воскликнул Азимов. - Как вы все это узнали?
      Она посмотрела на Чингизова, и тот кивнул головой, - объясните, мол.
      - Вот посмотрите внимательно!
      Азимов с любопытством склонился к микроскопу.
      - Да, здесь, действительно, какая-то крупная сетчатка и, по-моему, чуть желтая. У вас чудесный микроскоп. Но все остальное? Почему нитяные, а не капроновые? Почему окрашены домашним способом?
      - Ну, на этот вопрос вам смогла бы ответить любая женщина. В этом сезоне к нам в Советабад капроновых перчаток вообще не завозили, они изредка бывают у перекупщиков. Нитяные перчатки в магазины завозились только белого цвета, а летние перчатки принято окрашивать под цвет обуви и сумочки.
      - Вот уж, действительно, все, что гениально, то просто, - расхохотался Азимов.
      - А теперь разрешите, - сказала эксперт, - я все-таки сфотографирую уголки этих страничек. Перекрыв странички белым листком бумаги и оставив только ту часть, где были обнаружены следы, она извлекла из чемоданчика портативный аппарат с "блицем", сфотографировала, аккуратно уложила аппарат и микроскоп в чемоданчик, распрощалась и ушла.
      - Ты думаешь, кто-нибудь пытался прочесть мою работу? - взволнованно спросил Азимов.
      - Прочесть - не знаю, - ответил Чингизов, - но во всяком случае она трогала эти страницы.
      - Кто она?
      - Та, которая взяла у тебя из ящика полторы тысячи рублей.
      - Почему ты думаешь, что это была женщина? Разве нитяных перчаток не мог надеть мужчина? Я, правда плохо разбираюсь в воровской профессии, но как раз сегодня Рустамов объяснил мне, что для того, чтобы не оставлять отпечатков пальцев на предмете, к которому прикасаются, надевают перчатки.
      - И все-таки это была она, - сказал Чингизов, - если только у тебя нет домработницы или ты сам не принимал в своем кабинете какую-нибудь посетительницу, которая носит 39-й номер обуви, обладает гвардейским ростом, увлекается балетом и легкой атлетикой.
      - Ну, Октай ты перещеголял самого Рустамова! До него мне еще не приходилось слышать, чтобы так интересно фантазировали.
      - Возможно, возможно, - улыбнулся Чингизов. - Кстати, ответь мне на один вопрос: не оторвался ли ремешок от сандалий у кого-нибудь из ваших домашних?
      - От каких сандалий? - совершенно оторопел Азимов.
      - Желтых, пошитых кустарным способом. Вот этот ремешок, - Чингизов вынул из кармана завернутый в бумажку обрывок кожаного ремешка и показал его Салиму.
      - Нет, у нас никто не носит сандалий. Вагифке Зарифа где-то купила две пары чудных белых туфелек. Одну он успел стоптать за две недели, ты же знаешь, какой это непоседа.
      При упоминании о сыне полное лицо Азимова расплылось в довольной улыбке.
      - Значит, у тебя в квартире побывали двое: женщина - в твоей комнате, а мужчина - в передней. Но, впрочем, к черту, хватит о ворах. Их найдут, и все будет в порядке.
      Друзья посидели еще минут двадцать на диване, а потом Октай стал прощаться и, уходя, предупредил:
      - А вещи Рустамов все-таки найдет. Он, надо полагать, заявится к тебе с собакой-ищейкой.
      - Просто роман какой-то! - воскликнул Азимов.
      - Ну, роман не роман, а пострадал ты все-таки тысячи на четыре с половиной, а деньги тебе не на улице достались.
      - Нет, конечно. И главное, Зарифа будет очень огорчена: она свое пальто надевала всего раза два и, потом, ты не представляешь себе, как она нервничала, когда меня приходилось вытаскивать на примерку.
      - Отчетливо представляю. Единственное место, куда тебя не надо вытаскивать, это стадион. Не будь этого, мы бы с тобой, наверно, не виделись годами.
      - Это не моя вина, Октай! Я всегда рад тебя видеть
      - Знаю, но и я очень занят. И потом, ты же знаешь, мне иногда не очень легко бывать у тебя.
      - Не можешь никак забыть?
      Чингизов не ответил, только развел руками.
      Чингизов вышел на улицу и невольно мысленно вернулся к тому, на что намекнул ему Салим.
      Это было четыре года назад чудесной советабадской осенью, когда летний зной и прохладное дыхание легкого морского ветерка разносит повсюду неповторимый запах остывающего асфальта, ярких осенних цветов, дынь и айвы. В один из таких вечеров Октай Чингизов гулял на свадьбе у Салима Азимова. Он был счастлив в тот вечер, счастлив не только потому, что человек, с которым он сдружился и которого уважал, женится на чудесной девушке Зарифе, только что окончившей тогда медицинский институт. Нет, его счастье сидело напротив него в кругу близких подруг Зарифы, косившихся на прикладывающихся к рюмкам мужчин и о чем-то весело шептавшихся между собой. Это была Лейла - тонкая, стройная, с огромными лучистыми глазами, которые теплели, встречаясь взглядом с ним, Октаем Чингизовым. Лейла тоже только в этом году окончила институт и через месяц уезжала по путевке на постоянную работу в сельский здравпункт в отдаленном горном районе республики. После свадьбы Салима они виделись еще несколько раз у него в доме. Два раза Октай провожал Лейлу домой. Они ничего не сказали друг другу словами. Только взглядом и легким пожатием рук было высказано все, что должно было их соединить на всю жизнь. Лейла уехала. Они переписывались. Один раз Октай поехал в командировку в район, где работала Лейла, заехал в здравпункт, но ее там не оказалось. Он проскакал восемьдесят километров верхом по узким горным тропам и нашел Лейлу на высокогорных альпийских пастбищах. Заболел чабан, он нуждался в неотложной врачебной помощи, и Лейла выехала к нему в горы. Октаю удалось поговорить с Лейлой всего полчаса, но и этих считанных минут достаточно было для того, чтобы его сердце наполнилось огромной радостью.
      Лейла сообщила, что зимой, к новому году, она приедет в Советабад надолго, на целый год, а может быть, навсегда. Ее командируют на курсы усовершенствования врачей, а профессор Эфендиев, считавший ее своей лучшей ученицей, настаивает на том, чтобы она осталась у него на кафедре и занялась научной работой. Рассказав Октаю обо всем этом, Лейла посмотрела ему прямо в глаза и сказала очень просто и очень серьезно: "Вот мы и будем вместе, Октай".
      - Навсегда? - спросил чуть дрогнувшим от волнения голосом Октай.
      - Навсегда, - так же серьезно и тихо проговорила Лейла.
      Прощаясь, он крепко пожал ей руку, а потом, чуть наклонив голову, коснулся губами ее тонких пальцев, слегка пожелтевших от йода.
      Лейла приехала раньше, чем предполагала. Ее вызвали в начале октября в Советабад. Она успела сообщить по телефону Чингизову, что она в городе, но через час улетает в командировку, о которой по телефону говорить неудобно. Если он может подъехать на аэродром, она ему все объяснит. Спустя несколько минут Чингизов мчался на машине полковника Любавина на аэродром. Он успел поговорить с Лейлой целых десять минут. На сопредельную с республикой страну обрушилось страшное несчастье. В селах близких к нашей границе районов вспыхнула эпидемия. Для оказания немедленной помощи туда направлялся большой отряд советских врачей, возглавляемых учителем Лейлы, профессором Эфендиевым.
      - Жди весточки и ни о чем не беспокойся. Мы хорошо вооружены против этой страшной болезни, - сказала Октаю на прощание Лейла.
      Он стоял и смотрел, как Лейла поднималась по трапу в самолет, осторожно ступая со ступеньки на ступеньку своими маленькими ножками, обутыми в простые черные закрытые туфли.
      И весточка пришла. Но не от Лейлы. Спустя двадцать два дня после ее отъезда, - о, как считал эти дни Октай! - ему позвонил по телефону Азимов и попросил обязательно зайти к нему.
      По голосу Салима Октай понял, что он чем-то расстроен или встревожен.
      - Что нибудь случилось, Салим?
      - Приходи, Октай, обязательно приходи, - вместо ответа повторил свою просьбу Азимов.
      Он пришел к нему вечером. Зарифа была вся в слезах. Только недавно от нее ушла мать Лейлы, убитая страшной вестью. Лейла погибла. Тело ее сожжено.