ГЛАВА ПЯТАЯ. AВТOМOБИЛЬ, CКPИПКA И ТOВAPИЩ КЛЯКCA

Жаркий летний полдень. Мысли в голове ползают лениво, как мухи по потолку. В такое время лучше всего думается о холодном пиве, мороженом и купании в вечерней реке. Вот закатилось солнце, его последние лучи подкрашивают розовым облака над уже потемневшим лесом, вода кажется черной и густой, будто кофе. Но она так нежно ласкает тело...

Василий Николаевич Дубов решительно смахнул с себя это наваждение. Надо собраться и думать, думать, думать. Детектив достал из-под стола футляр, вынул скрипку и заиграл что-то жалостное – такие мелодии обычно выходили из-под его смычка в минуты напряженных раздумий.

Где-то рядом скрывается эта "сладкая парочка", в любой момент готовая совершить новое преступление. А потому желательно, и даже очень желательно, их нейтрализовать. Но вот незадача – как их вычислить? И где они сейчас? Где угодно. Хотя нет, логика подсказывает, что после всех постигших их неудач они ушли на дно. Где-то отсиживаются. Где? Вот это вопрос, достойный обдумывания. Так, значит, у них есть где-то укромное местечко, где они держат свои фальшивые бороды и накладные ресницы. И где отлеживаются после шумных дел. Народ они хитрый, значит, это место, назовем его – малина, находится в некоем укромном уголке, куда никто чужой не суется. М-да, таких мест в Кислоярске и его окрестностях – пруд пруди. Обыскивать все брошенные дома, заводы и склады – дело неподъемное. Ну хорошо, зайдем с другого конца. Полковник Берзиньш не местный, значит, "малина" принадлежит прокурору Рейкину. И если поговорить с его бывшими друзьями и знакомыми, глядишь, кто и выведет на его логово.

– Так, здесь уже что-то наклевывается, – вслух произнес Дубов и, отложив скрипку, решительно взялся за телефонную трубку с намерением набрать рабочий номер инспектора Столбового. Однако делать этого не пришлось -инспектор сам ввалился в кабинет частного детектива и, тяжело дыша, упал в кресло.

– Что с вами, Егор Трофимович? – подскочил к нему Василий. По искаженному ужасом лицу и порванной одежде Дубов умозаключил, что Столбовой только что попал в какую-то неприятную переделку.

– Сейчас... Погодите... Дайте придти в себя... – бормотал инспектор, широко открывая рот, будто вытащенная из реки рыба. Василий извлек из сейфа початую бутылку коньяка и, преодолевая стучащие зубы инспектора, влил ему в рот рюмочку. Это оказало благотворное влияние на Столбового, и вскоре он смог членораздельно рассказать, что с ним случилось:

– На меня только что в подворотне напали двое бандитов, маскирующихся под сексуальных маньяков. Накинули на голову мешок и повалили на землю. Один сказал: "Ты, майта такая, встал на нашем пути, так пеняй на себя – сейчас мы тебя изнасилуем и повесим". Другой возразил: "Нет, сначала повесим, а потом изнасилуем". Тут они начали спорить, а я под шумок прогрыз в мешке дырку и убежал. Они за мной погнались, чуть было не схватили, но тут я выскочил на улицу, и они от меня отстали.

– Знакомый почерк, – удовлетворенно заметил Дубов. – Это она, "сладкая парочка".

– А последнее, что я услышал, были слова: "Ничего, Столбовой, все равно ты от нас не уйдешь – мы тебя и изнасилуем, и повесим, а твоего кореша Ваську Дубова сначала повесим, а уж потом..."

– Прекрасненько! – возбужденно потер руки Василий. – То есть, конечно, прекрасного мало, но наконец-то они дали о себе знать. Уж теперь-то мы их непременно поймаем. Нет, вешать и насиловать не будем, мы поступим с ними куда менее гуманно – передадим судебным органам.

– Вашими бы устами... – безнадежно махнул рукой инспектор.

– Первым делом, уважаемый Егор Трофимович, мы должны установить место, где они отсиживаются между вылазками. Вы не в курсе, была ли у прокурора Рейкина дача, охотничий домик или что-то еще в этом роде?

– Нет, насколько я помню, – подумав, ответил Столбовой.

– Так, может быть, у его друга?

– Вы полагаете, у подобных субъектов бывают друзья? – вздохнул инспектор. – Хотя погодите, была у него одна, так сказать, подруга. Или, скорее, боевой товарищ.

– Кто такая? – достал блокнот Василий.

– Некая товарищ Клякса.

– Это что – партийная кличка?

– Да нет, фамилия. Анна Венедиктовна Клякса. Они с Рейкиным, помнится, очень дружили.

– Когда это было?

Инспектор ненадолго задумался:

– Где-то в конце восьмидесятых. И неизвестно, чем бы их дружба закончилась, если бы не грянул очередной путч. Рейкин со всем пылом поддержал действия Разбойникова и его партийных товарищей, а Клякса оказалась дамой предусмотрительной и не слишком высовывалась – то есть по улицам с наганом не бегала и перевешать всех демократов и сепаратистов на столбах не призывала. Результат: Александр Петрович сидит в тюрьме, Антон Степанович прозябает в подполье, а Анна Венедиктовна продолжает трудиться в органах прокуратуры. И, кажется, даже пошла на повышение: раньше была просто следователь, а теперь – старший следователь.

– Ну и как на нее выйти? – спросил детектив. – Я имею в виду, в неофициальной обстановке.

– Сейчас подумаем. Я иногда вижу, как она ходит в столовую напротив прокуратуры. Где-то между часом и пол второго – у них в это время обеденный перерыв.

– Понятно, в час – пол второго, – записал Василий. – Каковы ее приметы?

– Знаете, так сразу не опишешь, – призадумался Столбовой. – Давайте позвоним в прокуратуру, у меня там хорошая знакомая работает. – Инспектор набрал номер. – Алло, Галина Иосифовна? Это Столбовой. Извините, что опять надоедаю. Тут один мой приятель заочно влюбился в вашу сотрудницу и жаждет познакомиться. Что за приятель? Хороший человек, мой коллега. – Столбовой хитро подмигнул Дубову. – Да-да, госпожа Клякса... Ну и что, что страхолюдина – сердцу не прикажешь. – Егор Трофимович поднес трубку к уху Василия, и тот стал быстро записывать сведения к себе в блокнот. – Ну, спасибо, Галина Иосифовна, – сказал Столбовой, приняв трубку. – Если что, всегда рад помочь. Всего хорошего.

– Спасибо, Егор Трофимович, – поблагодарил Василий. – И еще один деликатный вопрос – нельзя ли немного понаблюдать за Феликсом Железякиным? Он ведь что-то вроде "крестного отца" нашей парочки.

– Боюсь, что не получится, – с сомнением покачал головой Столбовой. – Нынче он большая шишка.

– Ах, ну да, Феликс же теперь заделался финансовым инспектором, -припомнил Василий. – Интересно, кто его протолкнул на это теплое местечко?

– Говорят, что оттуда, – Столбовой выразительно поднял взгляд к потолку. – Чуть ли не из администрации нашего Президента.

– А, тогда я даже догадываюсь, кто, – многозначительно заметил детектив. – Ну да ладно, это старые дела, к нынешним они касательства не имеют. Жаль, а ведь Железякин мог бы нас скорее на них вывести.

– Нет, ну присмотреть, конечно, можно, – сказал Столбовой. -Естественно, не в официальном порядке. Пожалуй, я приставлю к нему своего человека – того самого, с передатчиком... – Ну ладно, – поднялся инспектор с кресла. – Вроде оклемался немного, пора возвращаться к служебным обязанностям.

– Минуточку, – удержал его Дубов. – У меня к вам одна просьба. Мы имеем дело с опытными конспираторами, и здесь нужно действовать очень тонко и осторожно. Однажды я уже спугнул их своим появлением, постарайтесь не повторить моей ошибки.

– И что я должен делать?

– Вы как раз не должны ничего делать – до поры до времени. Есть тут у меня кое-какие мыслишки по поводу нашей "сладкой парочки", и как только я что-нибудь накопаю, так сразу дам вам знать.

Проводив инспектора, Дубов на минуту задумался, после чего решительно двинулся из своего кабинета в так называемую "девичью комнату" – маленький закуток с диванчиком, на котором, разморенная полуденным зноем, спала Надежда Чаликова. Нежно проведя рукой по ее длинным шелковистым волосам, Василий наклонился и поцеловал ее в ушко.

– Наденька, вставайте, – ласково прошептал Дубов, – нас ждут противные и нудные дела.

– Что такое? – немедленно пробудилась Чаликова.

– Сейчас все объясню, – обнадежил Дубов и, заложив руки за спину, стал отмерять два шага взад-вперед по комнатке. – Я думаю, у нашей "сладкой парочки" есть некая "малина", где они сейчас отсиживаются. Чтобы эту "малину" вычислить, мы должны потрясти знакомых Рейкина. Вот вам и предстоит, – Василий глянул на часы, – через пол часа в столовой напротив городской прокуратуры познакомиться с бывшей подругой Рейкина Анной Венедиктовной Кляксой. И расколоть ее на интервью. После чего по возможности ненавязчиво навести на разговор о Рейкине.

– А как я ее узнаю? – деловито поинтересовалась Чаликова.

– В час дня в эту столовую ходят обедать работники прокуратуры, а это человек пять-шесть. Иных посетителей мало. Мадам Клякса вполне соответствует своей странной фамилии. Она действительно похожа на чернильное пятно. Маленькая, тщедушная, лет тридцати пяти, волосы темные, короткие. А особая примета – очки. Забыл, как они называются – ну, в общем, такие, с толстыми стеклами.

– А, знаю, – радостно воскликнула Чаликова. – Диоптрические!

– Ну, наверно, – пожал плечами Дубов, – по крайней мере, такие нечасто встречаются. Итак, через двадцать минут...

– Все ясно, – вскочила с диванчика Надя. – Но что конкретно надо выудить из мадам Лужи, или как там ее?

– Кляксы, – поправил Василий. – Конкретно? Кабы я знал, Наденька. Так что я полагаюсь на ваш журналистский нюх. И жду вас с информацией. А сам пока займусь самым главным.

– Васенька, ты подметешь пол? – засмеялась Чаликова.

– Нет, – насупился Василий. – Я буду думать.

– А, ну думай! – и с этими словами Надежда выпорхнула из кабинета.

– Черт возьми, какая девушка, – вслух произнес Дубов. – И до чего же шустрый у нее язычок. Его бы да в мирных целях...

Уже через час позвонила Чаликова:

– Вася, я хочу еще по магазинам прогуляться. Так что приду через пару часиков. Если ты помнишь, завтра приезжает мой брат Егор. А по поводу мадам Болото, так я вам скажу, это такая жаба. В мужском костюме, с сигаретой в зубах – прямо Рейкин наоборот. На том они, наверно, и сдружились. Да, так вот, я уж и так и сяк к ней подъезжала, но кроме общих слов о том, как РАНЬШЕ было хорошо и какой бардак ТЕПЕРЬ, я из нее не выудила. Вот такие малоутешительные новости.

– Погодите, Наденька. А что-нибудь конкретно про Рейкина?

– Про Рейкина? Да, тоже общие слова какие-то. Хотя погодите, сейчас я перемотаю пленку на диктофоне. Да, по-моему, здесь, вот слушайте. – И в телефонной трубке зашипел голос, судя по всему, мадам Кляксы: – "... аньше был порядок. Пионэры уважали ветеранов. Особенно по праздникам. А праздники-то какие были, не чета нынешним. Раньше все радостно и коллективно праздновали Великий Октябрь, Первомай и им подобные. И вот как раз с Антон Cтепанычем Рейкиным мы близко познакомились на первое мая. Отмечали мы, ну то есть группа товарищей, на базе отдыха аккумуляторного завода. Сауна такая, знаете ли, но все скромно, по-советски. Рейкин – это такой души человек. И мы с ним так интересно общались. И ну ва-а-аще так весело было -Кашакевич в бассейне утонул. И главное, плавает и глаза пучит. Вот так. Сейчас люди не умеют так веселиться. Сейчас ва-а-аще ничего не умеют. Скажу вам более то..." – Что-то щелкнуло, и в трубке вновь возник голос Нади: -Ну дальше опять все то же самое. Как видите, Вася, ничего интересного.

– Не сказал бы, – откликнулся Дубов. – По крайней мере, хоть какая-то зацепка есть. Ну хорошо, Наденька, надеюсь, скоро вас увижу. А пока – до свидания.

Не отрывая трубки от уха, Дубов набрал номер городского морга.

– Алле, Владлен Серапионыч? Это Дубов беспокоит. Меня интересует утопленник по фамилии Кашакевич. Ориентировочно восемьдесят восьмой год, первое мая.

– А, помню, помню, – обрадовался Серапионыч. – Восемьдесят девятый год. Веселый такой был покойничек. Глаза так уморительно таращил. Только звали его Котов. А привезли его с аккумуляторного завода. Его дружки, какие-то чины из прокуратуры, все вдрызг пьяные. Ну, я им подписал – острая сердечная недостаточность. А то они так просили, "макаров" в ребра тыкали. Ну да ладно, это дело прошлое. И что вам до этого бедолаги Котова?

– Да нет, ничего особенного. Только вот собственно, он что -действительно утонул?

– Васенька, вы меня обижаете, – рассмеялся Серапионыч – Если я говорю – утопленник, то я и имею ввиду утонувшего, а не зарезанного или повешенного. Или вас это не устраивает?

– Нет, ну что вы, – откликнулся Василий. – Ведь, честно говоря, я и сам пока не знаю, что мне нужно. Так скажем, зацепку ищу. Кстати сказать, вы упомянули вначале, что привезли вам Котова с аккумуляторного завода. А по моим сведениям, с базы отдыха этого производства.

– А, ну тут все просто, – снова засмеялся Серапионыч. – Дело в том, что прямо на территории аккумуляторного завода, а точнее, прямо под зданием администрации, в конце восьмидесятых был построен так называемый "оздоровительный комплекс". Как водится, для трудящихся, но допуск туда имели только крупные городские шишки и их приближенные. Ну, там все было по полной программе – сауна, бассейн и проверенные, но доступные девочки из обслуги. Кстати сказать, наши рукамиводители называли это место "бункер", потому как размещался весь этот вертеп в бывшем бомбоубежище.

– Да, тепленькое, видать, было местечко, – согласился Василий. – А интересно, что там сейчас?

– Право, не знаю, – задумался Серапионыч. – Мне кажется, ничего. Заводик закрылся, оборудование распродали-разворовали, а здания стоят-пустуют.

– Ах, даже так, – как-то невпопад отозвался Василий. – Ну, спасибо за информацию, доктор. До свидания.

Положив трубку, Дубов начал лихорадочно шарить по шуфляткам своего стола, бормоча себе под нос:

– Бункер! Да я же слышал про него раньше. Вот балда. И где эта чертова карта! А, вот она, родимая. Так-так. Выезд на Белоярское шоссе. Пятно от кетчупа. Аккумуляторный завод. – И с этими словами Дубов решительно поставил на карте города жирный красный крест. В этот же самый миг зазвонил телефон. – Алле, Дубов слушает, – недовольно бросил он в трубку. – А, Егор Трофимович! Что вы говорите, Железякин скрылся от наблюдения? Ну, да немудрено – старый чекист... На Смирновской? Так. Это значит, – Дубов склонился над картой, – совсем рядом с Пшеничной улицей... Причем тут пшеничная? А вот причем – знаете, на Пшеничной улице аккумуляторный завод. Так, хорошо. Через десять минут у его проходной, и прихватите с собой пару сотрудников покрепче – будем брать "бункер". Там объясню поподробней.

И действительно, через десять минут у покосившейся будки на Пшеничной, некогда проходной аккумуляторного завода, резко остановились две машины -милицейский "Уазик" и "Москвич" Дубова. Два дюжих молодчика в штатском с веселым гиканьем ворвались в хибарку, попутно высадив окна и двери. И скрутили там старичка сторожа, который, слава богу, не сопротивлялся. Дубов, не дав сторожу придти в себя, завалил его каверзными вопросами: "На кого работаешь? Где хозяева? Почему спал на посту?". Сторож, не понявший спросонок, кто это на него так наехал, принял милиционеров за бандитов и даже пытался поначалу хорохориться, но узнав, что он попал в лапы правоохранительных органов, не на шутку струхнул и во тут же начал "колоться": хозяева-де появляются в основном вечером... наследники старого хозяина... до семнадцатого года... из-за границы они, видать – мужчина такой статный, с сильным акцентом говорит, и евоная супружница с вот такой... а плотят хорошо за секюрити.

– Чего? – удивился Столбовой.

– Охрана, значится, – выпятил тощую грудь сторож.

– Стоп! – воскликнул Дубов. – Сторож нам не нужен – он явно ничего не знает. Пошли в "бункер".

– А где это? – не понял Столбовой.

– Под зданием администрации, – коротко бросил Дубов и направился к двери с плакатом: "На заводе ты не гость!"