Холм демонов - Искусство наступать на швабру

Стану ли я публиковать подобные бредовые статьи, не зная их истинного смысла? Естественно, нет. Вывод – господин Швондер знает или догадывается, кому они предназначены. A если знает редактор, то знают и все сотрудники "Панорамы" – там ведь тоже не дураки сидят, а способ шифровки больно уж примитивный... A давайте зайдем с другого конца. – Дубов достал блокнот и еще раз просмотрел список читаемых Разбойниковым газет. – Ну, с "Панорамой" понятно – идейно близкое издание. "Кислый флирт" – тоже объяснимо: он там один, без любви, без ласки, а тут хоть и не особо крутая, но все же эротика. "Кислоярская правда"? Ха, тут вообще вышла комедия. Эта газета лет пятьдесят была районным партийным органом, а в процессе приватизации ее на корню скупил некий капиталист, назначивший редактором свою единомышленницу, радикальную демократку. Так что теперь газета полна антикоммунистических и антинацистских материалов, но выходит под прежней "шапкой" – даже с орденом Трудового красного знамени. Ну, то, что эту газету Петрович читает, тоже можно объяснить – еще Суворов говаривал, что врагов надо изучать. Но вот какого дьявола ему в тюрьме "Газета для всех"?.."

Дубов откинулся на спинку библиотечного стула и уставился в давно не беленый потолок. "Газета для всех" существовала целиком и исключительно на рекламе и объявлениях. Если коммерческая реклама оплачивалась, как и в других газетах, в зависимости от страницы и занимаемой площади, то подать частное объявление было проще простого – для этого надо было купить газету, вырезать специальный талон, заполнить его и отослать в редакцию. И уже в следующем номере объявление о покупке, продаже, знакомстве, обмене и прочее и прочее, появлялось на страницах "Газеты для всех". Василий и сам не так давно подавал туда объявление, когда хотел по сходной цене приобрести для своей конторы подержанную, но в приличном состоянии мебель.

Детектив раскрыл "Газету для всех" – и застыл в растерянности: страницы просто-таки пестрели объявлениями. Немного поразмыслив, Дубов нашел раздел "Переписка читателей" и прочел первое, что там было: "Привет, оболтусы! Хватит прикалываться, айда все в солнечный Кот д'Ивуар!". Поскольку смысла в этом послании Василий нашел не больше, чем поначалу в статье Харламушкиной, то принялся его старательно расшифровывать. Однако как он ни старался, ничего не получалось, кроме еще большей бессмыслицы.

Не пролил света и второй материал из "Переписки читателей" -стихотворный опус некоей Изауры Нижегородской: "Среди безумных звезд, среди комет, Бессмертный образ Твой припомнив снова, Я забываю, что Тебя уж нет, Но вечное Твое со мною слово...". Эти стихи также показались сыщику подозрительными в своей бессмысленности, однако и из них ничего извлечь не удалось.

Тогда Василий, несколько пав духом, взялся за третье послание – даже не ознакомившись с ним целиком, он стал привычно читать через слово, через три, через пять, в обратном порядке, но так и не найдя смысла, машинально пробежал в первозданном виде:

"Достопочтеннейший Сашульчик! Жди меня в четверг в полдень в привычном месте, и не забудь прихватить то, о чем мы договаривались. Твоя Мурка".

Дубов вскочил, как ошпаренный.

– Что с вами? – удивленно глянула на него пожилая библиотекарша.

– A, ничего, извините, – пробормотал Дубов и усиленно засоображал: -"Как все просто! Сашульчик – это Александр Петрович Разбойников, четверг в полдень – это время, на когда заявлено интервью Чаликовой, привычное место – это тюремная камера, за несколько лет он к ней, должно быть, уж привык... A вот что он должен прихватить, хотелось бы мне знать?"

Василий еще раз внимательно прочитал послание, и как будто бы все сходилось, но все-таки что-то казалось ему не то чтобы странным – скорее, не совсем естественным. Наконец, он сообразил:

– Действительно, своеобразное сочетание: "Достопочтеннейший" – и "Сашульчик". A что если... – Детектив стал лихорадочно просматривать объявления и почти в самом конце "Переписки читателей" обнаружил следующий стихотворный опус:

"Достопочтеннейший дружище! Свою свободу возлюбив, Чтоб изменить свое жилище, То и во флирте будь правдив".

В глазах детектива загорелся охотничий блеск, как у гончей, взявшей след крупной дичи.

– Вот оно – "И во ФЛИРТЕ будь ПРАВДИВ"! – чуть не вслух воскликнул Дубов, подбежал к библиотекарше и потребовал выдать ему последние номера "Кислого флирта" и "Кислоярской правды". Та подивилась разнообразности интересов читателя, но газеты предоставила.

Василий начал с "Кислого флирта" – и, лихорадочно перевернув несколько страниц с полуобнаженными девицами в вызывающих позах, наткнулся на письмо в разделе "Нам пишут". Начиналось оно так:

"Достопочтеннейшая редакция! Хочу рассказать вам об одном случае из моей богатой журналистской практики. Однажды редактор попросил меня сходить в тюрьму и взять интервью у известного мафиози. Поначалу я не хотела туда идти, но потом согласилась". Далее в письме рассказывалось о том, каким любезным и интеллигентным человеком оказался этот мафиози и как между ними возникла взаимная симпатия, быстро перешедшая в страстную любовь. Изобразив в подробностях то, что произошло "прямо на жесткой тюремной койке" и описав ощущения от металлической кружки, пикантно покалывавшей ей спину во время любовных занятий, автор письма завершала: "Я не жалею, что так и не успела взять интервью у этого замечательного человека. Единственная моя печаль -это что следующей нашей встречи придется ждать еще десять лет, если не случится амнистия".

Дубов пожал плечами и развернул "Кислоярскую правду" – там, разумеется, никаких девочек не было, а их место занимали солидные статьи, доказывающие вредность теории и практики коммунистов и их антидемократическую сущность. На одной из последних страниц детектив наткнулся на заметку "Тайна, несущая смерть", начинающуюся словами:

"Достопочтеннейшие читатели! Если вам недостаточно того, что вы знаете о преступной деятельности этих мерзавцев-коммунистов, то вот вам еще одна история. В некоей латиноамериканской стране банда местных коммунистов при поддержке своих братьев-близнецов – местных неофашистов – задумала совершить переворот, чтобы свергнуть законного президента и ввергнуть народ в красно-коричневую пучину. Однако переворот, к счастью, не удался, и путчисты во главе со своим главарем, неким Альфредо Лопесом, загремели в тюрьму – туда им, сволочам, и дорога".

Далее в заметке столь же эмоционально рассказывалось, как некая молодая и честолюбивая корреспондентка пришла к нему в тюремную камеру якобы взять интервью, а на самом деле – чтобы передать от него записку товарищам, оставшимся на свободе. Передача произошла при любовном акте, во время которого Альфредо кричал на журналистке, как Фидель на Кубе – "Социализм или смерть!" – а содержала записка не более не менее как план покушения на президента государства и захвата в заложники представителя Международного валютного фонда. Но и для журналистки это "интервью" закончилось весьма плачевно: ее, как опасного свидетеля, соратники Альфредо Лопеса устранили, столкнув вместе с автомобилем в пропасть на горной дороге.

– Ну, ясно, – констатировал Дубов, ознакомившись с обоими опусами. -Способ передачи описан во всех подробностях. Но почему сразу в двух газетах? – Василий на минутку задумался. – Тоже объяснимо. Публикация частного объявления "для всех" – дело гарантированное, а вот напечатает ли газета письмо или заметку – это еще бабушка надвое сказала. Потому они и продублировали. Постойте-постойте, но ведь там... – Василий внимательно перечитал концовку "Тайны, несущей смерть". – Что, неужели они собираются убить Президента? И саму Чаликову?! Да уж, дело приобретает нешуточный оборот...

* * *

Весь в мрачных мыслях, частный детектив вернулся к себе в контору – но только он протянул руку, чтобы позвонить Столбовому и сообщить о последних новостях, как телефон зазвонил сам.

– Господин Дубов? – раздался в трубке незнакомый мужской голос. -Это с вами говорит генерал Курский.

– Да-да, слушаю вас, генерал, – отозвался Дубов. Он решительно не мог понять, что понадобилось от него ветерану Афганистана, живущему почти безвыездно на загородной вилле, предоставленной ему лет десять назад за заслуги перед Отечеством.

– Василий Николаич, не могли бы вы ко мне подъехать к обеду? -по-армейски косноязычно предложил генерал.

– Извините, но я очень занят, и даже не уверен, буду ли сегодня обедать вообще, – думая о чем-то своем, ответил Василий.

– Как вы понимаете, дело не только в обеде, – многозначительно добавил Курский.

– Да, я так и понял. Ну что ж, товарищ генерал, я знаю, что вы человек серьезный и без особой причины не стали бы меня звать на обед. Стало быть, ждите – буду.

* * *

Дубов ехал на "Москвиче" по Прилаптийскому шоссе и пытался припомнить, что ему было известно о славном земляке – генерале Курском. A известно ему было не очень-то много, вернее – почти ничего. Генерал Курский поселился в Кислоярске после ранения в Афганистане, в середине восьмидесятых годов, а еще через несколько лет ему предоставили в пользование особняк за городом. Краем уха Василий слышал, что раньше там находилась тайная база КГБ, и Феликс Железякин очень не хотел ее отдавать, но был вынужден это сделать под давлением городских властей. Еще детектив знал, что генерал живет в своей усадьбе почти безвыездно и что вместе с ним проживает его племянница, чьи родители много лет назад погибли при весьма странных обстоятельствах – об этом случае Василию как-то рассказывал инспектор Столбовой.

Проехав несколько километров, Дубов увидел знак "дорожные работы", хотя никаких дорожных работ не заметил – дорога была просто разрыта, и ехать приходилось очень медленно и осторожно. К счастью, зона "дорожных работ" скоро закончилась, и "Москвич" вновь понесся пусть не по идеальной, но все же когда-то заасфальтированной дороге.

За седьмым километром, согласно генеральским инструкциям, Василий стал поглядывать направо, и вскоре там показалась обсаженная деревьями грунтовая дорога, на которую "Москвич" и свернул. Дорога очень быстро вывела его к двухэтажному особняку, на площадке перед которым стояла персональная "Волга" генерала, а рядом, к немалому удивлению Василия, раздолбанный "Джип", который сыщик в последнее время частенько встречал на улицах Кислоярска, и принадлежал он также весьма известному майору Селезню.

Едва Дубов вылез из "Москвича" и двинулся в сторону особняка, на крылечке появилась молодая симпатичная девушка в цветастом платье:

– Добрый день, я – Вероника, племянница генерала Курского... Так вот вы какой, частный детектив Василий Дубов! – уважительно добавила она, смерив гостя оценивающим взглядом. – Дядя ждет вас. – И с этими словами Вероника провела Василия на второй этаж в кабинет генерала, скромно и даже по-спартански обставленную комнату. Там детектив застал генерала Курского и майора Cелезня, недавно прибывшего из Придурильской республики, где он возглавлял миротворческий батальон. A по прибытии в Кислоярск майор тут же развил бурную общественно-политическую деятельность, хотя его ориентацию мало кто мог уловить.

Поприветствовав гостя и представив Дубова и Cелезня друг другу, хотя они и так уже были немного знакомы, генерал сказал:

– Ну вот, я свое дело сделал – вас сосватал. A дальше, господа, секретничайте без меня. Вероника, ну а ты покамест приготовь нам чайку.

Девушка неохотно вышла из кабинета, неслышно затворив за собой дверь.

– Какие могут быть секреты! – зычным басом гаркнул майор Cелезень. -У меня нет секретов от народа, а тем более от старого боевого товарища! Прошу вас, генерал, останьтесь.

– Ну, как хотите, – пожал плечами генерал и уселся за письменный стол возле сейфа. Василий заметил, что он налил в блюдечко немного молока и кого-то им поит.

– Да вы не пугайтесь, – сказал Курский. – Это моя подруга Машка, она хоть и змея, но безобиднейшее существо. Майор с ней уже подружился, и вы, Василий Николаич, тоже непременно поладите.

– Надеюсь, – пробормотал сыщик, но на всякий случай пересел подальше от стола, на кресло. – Так что же, господин майор, стало быть, дело ко мне у вас, а не у генерала?

– Зовите меня по-простому, Александром Иванычем, – произнес майор, живописно развалившись на тахте. – Собственно, дело к вам даже не у меня, а у моего хорошего знакомого, Виктора Владимирыча Коржикова.

– Это который начальник Президентского аппарата? – неуверенно припомнил Дубов.

– Ага, он самый, – радостно закивал майор. – Бывает аппарат самогонный, а бывает и президентский. От какого больше пользы – не знаю. Вот он и попросил меня встретиться с вами, грубо говоря, на нейтральной полосе. Я имею в виду Виктора Владимирыча, а не самогонный аппарат...

– Ну хорошо, и какое же у вас ко мне дело? – прервал Василий мудрствования Cелезня. – Только предупреждаю сразу: сейчас у меня на руках два особо важных расследования, и ничего обещать я не могу просто физически.

– Правильно, – одобрил Александр Иваныч. – Порядок прежде всего. A то за тремя селезнями погонишься – ни одного не поимеешь, а утром проснешься – а голова в тумбочке. Или в чемодане, ха-ха-ха!

– Так что у вас за дело? – нетерпеливо напомнил Василий.

– Ну так я и говорю – попросил меня Коржиков, мол ты, Иваныч, подгреби там к Дубову с правого борта, да намекни ему так осторожно, что, дескать, и все такое. A я так думаю – чего там подгребать да намекать? Я боевой офицер, и скажу вам, Василий Николаич, напрямую: вы мужик, и я мужик – сладим. И без этих тайн Мадридского двора.

– Очень хорошо, – ответил Василий. – В чем же вопрос?

– Да очередная ерунда. Они там в президентском аппарате, как змеи в гадюшнике. Извините, генерал, вашу подругу Машку я в виду не имел. Следят друг за другом, подсиживают, и все такое. Когда я стану президентом, а я им стану, то всю эту лавочку прикрою. Мы цивилизованные люди и действовать будем цивилизованно, а как – мое дело. Да, так вот к делу. Господин Коржиков просил вас заняться пресс-секретарем Президента, этой, как ее, блондинка такая...

– Глухарева, – подсказал Василий.

– Она самая, Анна Сергеевна Глухарева, – радостно загоготал майор. -Что-то с ней в последнее время происходит непонятное, а сегодня и вовсе на работу пришла сама не своя. Да я ее нынче на улице встретил – видик у нее, скажу я вам... Такой, будто ее сначала повесили, а потом трахнули. Вот, значит, Виктор Владимирыч и попросил меня, чтобы я попросил вас, тьфу, запутался, в общем, чтобы вы за ней присмотрели.

– И всего-то? – удивился Василий.

– И всего-то, – подтвердил Cелезень. – Он еще сказал: "Ты не говори Дубову, но мне кажется, что Анна Сергеевна собирает компромат на нашего дорогого президента". Да уж, в этом достойном занятии наш господин Коржиков конкурентов не потерпит...

– Ну что ж, Александр Иваныч, я согласен, – ответил Дубов. – Анна Сергеевна – та женщина, которой стоит заняться. Так и передайте господину Коржикову.

– Замечательненько, – пробасил Cелезень и встал с тахты. – Генерал, где у вас тут сортир?

– Направо по коридору. Только вы, Александр Иваныч, дверь не так резко открывайте.

Но было уже поздно – майор распахнул дверь и чуть не сшиб с ног Веронику, которая стояла за дверью, придерживая столик на колесиках.

– Пардон, – галантно раскланялся майор и отправился направо по коридору. A Вероника вкатила в комнату столик с чайными приборами.

– Неплохая девка, только больно уж любопытная, – пробурчал генерал Курский, когда Вероника вышла из кабинета, едва не столкнувшись в дверях с майором.

– Много будешь знать – никогда не состаришься, – выдал Cелезень очередной афоризм.

– Ну что ж, официальную часть завершили, прошу к столу, – пригласил гостей генерал Курский, переставляя чашки и бутерброды на письменный стол. – Вероника, не стой за дверями, заходи! – Вероника вошла в кабинет и скромно присела в уголке. – Господа, хряпнем фронтовые сто грамм?

– За рулем, – отказался Дубов.

– A вы, майор?

– Не-а, – покачал головой Cелезень. – Глядя на нашего Президента, я решил стать самым трезвым человеком в стране. Все, с тех пор ни капли!

– Ну, как хотите, – пожал плечами генерал Курский. – Тогда будем чаевничать.

– Удивляюсь я вам, генерал, – забасил Cелезень, прихлебывая чаек из блюдечка. – Живете в этой глуши, как, извините, тамбовский волк.

– Да я уж привык, – нехотя ответил генерал. – К тому же и Машка тут со мною...

– Но местность все же тут у вас глухая, – сказал Дубов, чтобы как-то поддержать разговор. – A Вероника – молодая девушка, ей, наверно, скучно по целым неделям никого не видеть...

– Нет, мне не скучно, – возразила Вероника. – И не такая уж здесь глухомань. A вчера я даже видела машину, она выезжала из заброшенной колхозной мастерской, а в ней сидели дядя Феля и еще двое – мужчина с женщиной. Я хотела поздороваться, а они меня даже не заметили!

– Что за дядя Федя? – поинтересовался майор Cелезень.

– Не дядя Федя, а дядя Феля, – поправил генерал. – Феликс Эдуардыч Железякин, бывший глава местного КГБ. И чего он тут потерял... A ну его к лешему, правда, Машка? A скажите, Александр Иваныч, зачем вы рветесь в эту политику? Поверьте мне, поганое это дело.

– Согласен, – отхлебнул чаю Cелезень, – но кому-то надо делать и поганые дела. A вообще я за стабильность. Но не только сохранить кресло под задом сегодня, а хотя бы и завтра тоже... A вы какого мнения, Василий Николаевич? Ау, господин сыщик! Вы что, о чем-то задумались?

– Да-да, – очнулся Дубов. – Извините, задумался о своем.

Между тем в голове сыщика теснились мысли: "Все сходится. Как там говорила Анна Сергеевна – сначала ехали ровно, потом как по колдобинам, потом опять ровно, потом снова с тряской... Ясно, ехали по Прилаптийскому шоссе, миновали "дорожные работы", а потом по проселку к "колхозным гаражам". Видимо, здесь раньше у них был целый комплекс, особняк отдали генералу, а все остальное осталось у чекистов, в том числе и гараж. Видать, у них там до сих пор своя "точка". Значит, это те самые. Ну, "труп" Анны Сергеевны, допустим, они сунули в багажник, но где же тогда третий мужчина? Ведь Анна Сергеевна утверждала, что ее убивали и насиловали Феликс, двое незнакомых мужчин и еще женщина, всего четыре человека, а Вероника видела только троих..."

* * *

Когда Василий вернулся в город, было уже часов пять вечера, и он вместо сыскной конторы отправился прямо домой. Домохозяйка Софья Ивановна встретила его сообщением:

– Вам несколько раз звонил инспектор Столбовой, просил обязательно сразу же перезвонить.

– Спасибо, Софья Ивановна, так и сделаю, – кивнул Василий и, даже не переодевшись, стал названивать инспектору.

– Василий Николаич, где вы пропадаете? – набросился на него Егор Трофимович.

– A что?

– Сегодня утром приехала Чаликова и уже успела развить весьма бурную деятельность.

– В смысле?

– Наши люди внимательно следили за ней, и вот что нам известно. Сразу по прибытии она поселилась в гостинице "Кислоярочка", где для нее заранее был забронирован номер 206 на втором этаже. И тут же к ней в номер заявились соседи – некий профессор, доктор энтомологических наук Иван Петрович Oльховский из 205 номера и госпожа Антонина Степановна Гречкина из номера 207. Оба поселились в "Кислоярочке" три дня тому назад.

– Что за люди? – деловито спросил Василий.

– Очень приличная и интеллигентная публика, – ответил Столбовой. -Впрочем, как и сама Чаликова, так что не удивительно, что с ними она быстро сошлась. Но угадайте, Василий Николаевич, с кем отправилась брать интервью наша подопечная, едва устроившись в гостинице?

– Ну, трудно сказать. C президентом Яйцыным, с кинорежиссером Святославским, с банкиром Грымзиным... Знаю только, что не с майором Селезнем.

– Лучше бы с майором, – сокрушенно вздохнул инспектор. – Она отправилась прямиком к политику Гераклову.

– Ну, ничего удивительного, – заметил Дубов. – Вполне понятно, что журналистка для объективной картины хочет узнать мнение не только путчиста Разбойникова, но и его главного антагониста.

– Если бы... – протянул инспектор. – Но и это еще не все. Прямо от Гераклова она отправилась знаете к кому? К рекламному агенту Мешковскому!

– Ну и прекрасно, – рассеянно ответил Дубов. – Значит, госпожа Чаликова интересуется постановкой рекламного дела в нашей Кислоярской Pеспублике.

– Очень сомневаюсь, – возразил Столбовой. – Мне почему-то кажется, что Чаликова отправилась к господину Мешковскому не потому что он специалист по рекламе, а потому что активист КАСРа.

– A что это такое? Кислоярская Ассоциация Социалистов-Революционеров?

– Не совсем. КАСР – это Кислоярская Ассоциация сексуального равноправия. Представляете, что он ей наплетет?! A если Мешковского еще и подпоить, то он вообще вывалит на бедную журналистку все местные сплетни, и у нее возникнет впечатление, что Кислоярск – это один сплошной притон развратников и извращенцев, включая самые высшие круги.

– Ну, не будем драматизировать, – успокаивающе произнес Василий. – Я проверю ее контакты. Вы не в курсе, где она сейчас?

– По последним данным, объект Ч. уже покинул квартиру Мешковского на Родниковой улице 53/55 и движется в сторону отеля. Сейчас госпожа Чаликова, скорее всего, у себя в номере.

– Ну вот и прекрасно. Когда у нее интервью с Разбойниковым?

– Завтра в полдень.

– Тогда сегодня я встречусь с Геракловым, а завтра утром – с Мешковским. Постараюсь прощупать круг тем, интересующих госпожу Чаликову.

* * *

"Должно быть, Чаликова еще в Москве изучала обстановку в Кислоярской Pеспублике, – размышлял Дубов, машинально ведя "Москвич" в сторону Московской улицы, где проживал политик Гераклов. – И то, что она отправилась к вечному оппозиционеру раньше, чем, скажем, в Президентскую администрацию, означает, что Чаликова отнюдь не собирается писать что-то официально-парадное. И потом, вряд ли люди Разбойникова, с которыми она предположительно сотрудничает, одобрили бы подобные контакты. Или она ведет свою игру?.. Еще вопрос – в какой момент у нее возникла мысль посетить Мешковского – еще раньше или только после встречи с Геракловым? На первый взгляд – какая разница? Но и это может оказаться очень существенным..."

В личном знакомстве с Константином Филипповичем Геракловым Василий Дубов не состоял, но был о нем немало наслышан. Несколько лет назад Гераклов играл видную роль в так называемом Народном Пробуждении, а пиком его политической карьеры стало личное участие в аресте Александра Петровича Разбойникова после провала красного путча и провозглашения свободной Кислоярской Республики. Однако затем его путь политического деятеля медленно, но верно пошел под гору – у руля нового государства встали искушенные в подковерных интригах бывшие партийные секретари "второго эшелона", а имя пламенного Гераклова стало понемногу забываться. Единственное, что слышал Василий о Гераклове за последнее время (правда, от его явных и тайных недоброжелателей) – это то, что он совсем "съехал с крыши" и ударился в кришнаизм.

Последний слух отчасти подтвердился – дверь сыщику открыл невзрачного вида человек в очках и в белом балахоне, а пахло в квартире какими-то восточными благовониями.

– Что-то снова все про меня вспомнили, – с еле скрываемой радостью промолвил Гераклов, когда гость представился. – То журналистка из Москвы, то вы теперь. Харе Кришна, Харе Рама...

– Я пришел как раз по поводу вашего интервью с Чаликовой, – с ходу заявил сыщик. – То есть ее интервью с вами.

– Вот как? – несколько удивился Гераклов. – И что же вас интересует?

– Меня интересует, о чем вы с ней говорили, – пояснил Дубов. – И желательно во всех подробностях.

– A, ну ясно. Мы говорили о путях Российской и Кислоярской демократии и о влиянии учения Кришны на общественную нравственность и развитие мировой культуры.

– A конкретнее? – попросил Дубов.

– Конкретнее можете спросить у самой госпожи Чаликовой, – предложил Гераклов. Детектив нахмурился:

– Господин Гераклов, уклонениями от ответа вы только усугубляете собственное положение.

– Вы что, мне угрожаете? – насмешливо пожал плечами политик. – Не вы первый. Разбойников во время путча уже грозился меня расстрелять, а где он теперь?

"Эх, была – не была", решился Дубов слегка приоткрыть карты.

– Константин Филиппович, я совсем не собирался вам угрожать. Под угрозой само существование нашего государства, а значит – и ваша жизнь. Думаю, что вы у них в расстрельном списке один из первых кандидатов.

– Ну вот, опять, – вздохнул Гераклов, поправляя балахон. A Дубов решительно продолжал:

– Сегодня Чаликова побывала у вас, а завтра отправится в тюрьму брать интервью у вашего приятеля Разбойникова. И во время интервью он передаст ей записку для своих товарищей на воле. Собственно, товарищи это интервью и устроили. И очень возможно, что главный "товарищ" – это сам Феликс Эдуардович Железякин, если вам знакомо это имя...

Гераклов порывисто вскочил:

– Значит, Чаликова в сговоре с этими бандитами! A я, дурак, разоткровенничался с ней!

Дубов покачал головой:

– Ну, насколько Чаликова с ними в сговоре, это еще вопрос. Степень ее участия нам предстоит установить. Поэтому вы должны вспомнить все – и о чем рассказывали Чаликовой, и чем она особо интересовалась.

Минутку помолчав (и, видимо, мысленно советуясь с богами Индийского пантеона), Гераклов ответил:

– Знаете, Василий Николаич, если бы на вашем месте был кто-то из наших милицейских инспекторов, а тем более из людей Коржикова, то я бы не стал ничего говорить. Но о вас я слышал как о честном и порядочном человеке, и потому расскажу вам все, что знаю. – Гераклов еще немного помолчал, беззвучно шепча мантры. – Собственно, никакого интервью Чаликова у меня не брала, во всяком случае, диктофон не включала и ничего в блокнот не записывала. Мы просто побеседовали, но, как говорится, не для протокола. Она, помнится, более всего интересовалась путчем и арестом Разбойникова.

– A вы?

– Ну, я ей все рассказал – и как строил баррикады, и как арестовывал лидера путчистов, и как потом наши распрекрасные власти свели на нет все, что было хорошего и светлого в Кислоярской мирной революции.

– Ну хорошо, а о чем она еще расспрашивала?

– Еще о бывших руководителях здешнего КГБ и прокуратуры – Железякине и Рейкине.

– Так-так, – задумался Дубов. – Значит, о Железякине и Рейкине... Дело приобретает опасный оборот.

Это замечание имело под собой веские основания – бывший прокурор Антон Степанович Рейкин был одним из активнейших членов той шайки, глава которой вот уже несколько лет сидел в Кислоярском централе. В августе 1991 года ему, в отличие от Разбойникова, удалось скрыться от правоохранительных органов, но с тех пор его присутствие все время так или иначе ощущалось – даже расследуя чисто уголовные преступления, и Дубов, и сотрудники милиции нередко сталкивались с его прямыми или косвенными следами.

– Константин Филиппович, как вы думаете – почему Чаликова обратилась именно к вам? – спросил детектив. – Неужели вам известно больше, чем другим?

– Другие не так болтливы, как я, – печально ответил Гераклов. – Язык мой – враг мой. Если бы я умел вовремя молчать, то сидел бы не здесь, а в Кабинете Министров!.. Но с вами-то я могу быть откровенным. Видите ли, в чем дело. В августе девяносто первого, когда мы переняли архив и картотеку КГБ, была создана специальная комиссия по их анализу. В нее включили и меня как представителя прогрессивной общественности.

– Да, я слышал об этой комиссии, – кивнул Дубов. Гераклов продолжал:

– Ну вот, когда мы начали разбор документов, то столкнулись с довольно странным явлением: с органами сотрудничали почти исключительно те кислоярцы, кто уже умер, или переменил место жительства, или давно отошел от дел. И мне сразу стало ясно – чекисты заранее предполагали, чем все кончится, и рассортировали материалы, причем наиболее ценную и взрывоопасную часть где-то припрятали.

– Железякин?! – воскликнул Василий.

– Не сомневаюсь. A с чего это он, как вы думаете, так шикует? Не с ресторана же своего, этого, как его, "Три яйца всмятку". Ясно, что он живет шантажом. Те из бывших агентов, кто вышел в бизнесмены, просто платят ему дань, депутаты проталкивают в парламенте нужные ему решения, судьи выносят соответствующие приговоры, ну и так далее. И все под угрозой, что он пустит в дело компрометирующие материалы. То есть я, конечно, не знаю, как все это происходит на самом деле...

– Ну, тут уж технология, отработанная веками, – заметил Василий.

– Видимо, так, – кивнул Гераклов. – Но один раз чекистский компромат все же был пущен в ход, и притом самым топорным способом. Вы помните самоубийство пресс-секретаря Президента – ну, того, кто был до Глухаревой?

– Да, что-то припоминаю. Он еще оставил какую-то путаную предсмертную записку в том смысле, что "не то я галоши украл, не то у меня галоши украли".

– Я могу вам рассказать, как все было на самом деле, – продолжал Константин Филиппович, – так как и сам, увы, оказался замешан в этом некрасивом деле. Если вы помните, сразу после путча было приостановлено издание целого ряда проимперских газет, в том числе "Красной панорамы". И шла дискуссия – закрыть вообще, или все-таки разрешить им выходить. Главным сторонником закрытия выступал как раз покойный пресс-секретарь. И вот буквально накануне принятия окончательного решения по "Красной панораме" я нахожу у себя в почтовом ящике учетную карточку агента КГБ с именем и фамилией пресс-секретаря Президента. A дальше следует длинный список сообщений агента с 1961 по 1991 год с пометками – "уплачено десять рублей", "уплачено двадцать рублей" и так далее. Мне бы сначала выяснить, что это такое и, как говорят у вас, криминалистов, "кому это выгодно", а я сразу побежал с этой карточкой в "чекистскую комиссию".