– Ну, теперь-то уж точно он, – загадала Надя, когда дверь в очередной раз приоткрылась. Но ошиблась – в зал вошел собственной персоной доктор Серапионыч. Заметив Надю, он приветливо помахал ей рукой, а сам направился к столику в середине зала, где уже уплетали обед и одновременно оживленно беседовали еще несколько человек.

– У них тут чуть не каждый день собирается милая компания, – низким грудным голосом сообщила Надина подруга. – Доктор Владлен Серапионыч, инспектор Столбовой, турбизнесмен Ерофеев. Вон та дама в темном – историк Хелен фон Ачкасофф. Обычно еще бывает частный сыщик Дубов, но сегодня что-то не видно...

Тут дверь вновь раскрылась, и в зал вошел Петр Петрович. При нем была огромная хозяйственная сумка – столь же старомодная, как его болониевый плащ. Увидев Надю с подругой, он тут же направился в их угол:

– Добрый день, сударыни.

– Вот это и есть искусствовед Петр Петрович, – сказала Надя. – А это моя подруга, э-э-э...

– Василиса Николаевна, – представилась дама. – Ну что же, дорогой Петр Петрович, к делу?

– Да-да, разумеется, – подхватил Петр Петрович. – Надеюсь, письмо при вас?

Вместо ответа Василиса Николаевна извлекла из-под разреза платья большой незаклеенный конверт и протянула его искусствоведу. Петр Петрович с неподдельным трепетом вынул оттуда несколько пожелтевших листков, исписанных характерным пушкинским почерком.

– Да, все в порядке, – констатировал он, внимательно осмотрев письмо. – Мой друг-меценат будет очень доволен. А это вам, – похлопал он по сумке. – Девяносто тысяч, как договаривались. Будете проверять?

– Будем! – решительно заявила Чаликова.

– Здесь девяносто пачек по тысяче, – пояснил Петр Петрович. – Стало быть, в каждой по сто десятидолларовых банкнот.

Василиса Николаевна запустила руку в сумку, извлекла первую попавшуюся пачку и, чуть сдвинув обертку, принялась ловко, будто заправский кассир, пересчитывать купюры.

– Вы что, прямо здесь?.. – изумился Петр Петрович. – Может быть, лучше пройдемте в отдельный кабинет?

– Да зачем же? – лучезарно улыбнулась Надежда и принялась пересчитывать другую пачку. – Мы ж ничего дурного не делаем, напротив -помогаем пушкиноведам приобрести новую бесценную реликвию!

– К тому же вон тот господин – мой знакомый милицейский инспектор, -добавила Василиса Николаевна. – Так, знаете, на всякий случай.

– Все ясно, это ловушка, – упавшим голосом произнес Петр Петрович.

– Да ну что вы, какая ловушка! – еще лучезарнее возразила Надя. – Мы же с вами честные люди, к чему нам друг друга ловить? Так, мера предосторожности.

– Ну, разве что, – угрюмо пробормотал искусствовед.

– По-моему, все верно, – заметила Василиса Николаевна, перелистав купюры в своей пачке. – Думаю, остальные пересчитывать не стоит.

– Посмотрим только, нет ли где пустых бумажек, – добавила Надя.

Когда все пачки были просмотрены, Петр Петрович вместе с обеими дамами закидал их обратно в сумку, каковую вручил Василисе Николаевне, а сам, торопливо простившись, предпочел покинуть ресторан.

Между тем обеденное время подходило к концу, и зал стремительно пустел. Инспектор Столбовой удалился сразу же за Петром Петровичем, следом за ним расплатились и ушли бизнесмен Ерофеев и баронесса фон Ачкасофф, лишь доктор Серапионыч остался, чтобы в одиночестве насладиться чашкой крепкого чая с добавкой из заветной скляночки.

Увидев, что Надя еще не ушла, доктор прямо с чашкой направился к ее столику:

– Здравствуйте, Надюша! Добрый день, госпожа... э-э-э...

– Василиса Николаевна, – подсказала Чаликова.

– Василий Николаевич, – представилась Надина подруга и на манер шляпы чуть приподняла на голове темный парик.

– Ух ты! – восхищенно выдохнул Серапионыч.

– Что поделаешь, – картинно махнул красным рукавом Василий Николаевич, – иногда ради пользы дела приходится идти по скользкому пути нашего приятеля, прокурора Рейкина. А как вы думаете, доктор, что лежит в этой неприметной сумке?

– Судя по ее виду, наверное, картошка, – предположил Серапионыч.

– А вот и не угадали! – радостно захлопала в ладоши Чаликова.

– Девяносто тысяч долларов, – с притворной будничностью сообщил Дубов. – Те, которые мы вернем вашей пациентке.

– Кассировой? – переспросил доктор. – Но откуда вы их взяли?

– Пустяки, – пренебрежительно подернул плечами детектив. – Загнали письмецо Пушкина.

– Александра Сергеича? – еще больше удивился Серапионыч. – Но, черт возьми, откуда?..

– Да-да, Вася, я ведь тоже до сих пор не знаю, где вы его откопали, -поддержала Чаликова докторский запрос. – И насколько оно, извините, подлинное?

– Подлиннее и быть не может, – самодовольно рассмеялся Василий. – Уж об этом мы с Женей позаботились!

– С Женей? – настолько изумился доктор, что едва не откусил кусок чашки.

– Да. Но сначала я позаимствовал из обширной библиотеки своей домохозяйки Софьи Ивановны дореволюционное издание сочинений Пушкина, еще павленковское. Там есть автограф Пушкина – стихотворение, записанное его рукой. Вот с этим-то автографом Женя и работал. Я не очень разбираюсь в компьютерной графике, но знаю, что сперва он сосканировал текст, затем разделил его на буквы и создал новый шрифт – "пушкинский прописной". То есть можно было нажать на соответствующую клавишу, и на экране появлялась соответствующая буква, написанная почерком Пушкина. Конечно, поначалу при таком методе рукопись имела не совсем естественный вид – ведь никто из нас не пишет одну и ту же букву всегда одинаково, не говоря уже о соединении букв и о разных виньетках, коих не чурался и Александр Сергеевич. Так что потом Жене пришлось весьма кропотливо поработать над письмом в режиме рисования. Ну а в конце, когда все было готово, то окончательный вариант "выгнали" на лазерном принтере на ту пожелтевшую бумагу, что осталась в неоконченном дневнике кассировской прабабушки.

– То есть пушкинское письмо – плод компьютерной мистификации, -подытожила Надя. – А как же текст – может, вы и стиль Пушкина подделали при помощи компьютерных программ?

– Здесь тоже имелись свои трудности, – признался Василий. – Стиль Пушкина я имитировал, может, и не особо мастерски, но все же достаточно правдоподобно, а за образцы взял реальные письма Пушкина, в том числе и к другим дамам, каковые опубликованы в том же павленковском издании. Правда, здесь мне пришлось обратиться к нашей писательнице госпоже Заплатиной – она дала несколько дельных советов из области литературной стилистики. Сложнее было с правописанием – особенно с употреблением всяких i с точкой, ятя, фиты и прочих ижиц. Приходилось искать соответствующие слова в текстах. В общем, что получилось, то получилось. Конечно, если бы Петр Петрович показал нашу продукцию настоящему пушкиноведу, то тот сразу определил бы подделку, но у нас в Кислоярске таковые не водятся, а везти ксерокопию на экспертизу в Москву или Питер господа аферисты не рискнули – иначе, гм, оригинал мог бы уплыть мимо них. Петр Петрович и его сообщник-лжебизнесмен прекрасно понимали, что на пушкинских эпистоляриях они заработают много больше, чем на тургеневских, и чтобы их заполучить, готовы были даже расстаться с теми девяносто тысячами, что "зажилили" Кассировой.

– Да, Василий Николаич, – задумчиво отпил Серапионыч пару глотков остывшего чая, – но все же вы, как мне кажется, несколько рисковали. Сколь бы слабо эти жулики не разбирались в литературе, но не могли же они совсем ничего не заподозрить!

– Риск был, – согласился Дубов. – Я даже представляю себе их спор. Один говорил, что дело верное и наваримся еще больше, чем на Кассировой, даже если придется выложить баксы. А другой наверняка сомневался – мол, подозрительно, что в последние дни письма великих писателей просто косяками пошли. И заметьте, друзья мои – Петр Петрович назначил место для совершения сделки именно в "Трех яйцах всмятку". Понятно – он ведь человек Железякина и мог заранее ознакомиться со всеми ходами-переходами ресторана. Наверняка он еще и надеялся, что попутно удастся нас облапошить – взять письмо, а денег не отдать. Потому-то и приглашал нас с Надей в отдельный номер. Но я заранее попросил инспектора Столбового быть начеку, хотя до его вмешательства, слава богу, дело не дошло.

– Что ж, Василий Николаич, поздравляю вас с успешной операцией, -отхлебнул Серапионыч еще глоток чая со скляночной добавкой. – И что вы теперь собираетесь делать?

– Как что? – удивился Дубов. – Вернуть деньги Кассировой. Так что, доктор, если вам не трудно, пригласите ее ко мне в контору ну хотя бы сегодня часов в шесть. А заодно и сами заходите. Только не говорите госпоже Кассировой, зачем я хочу ее видеть, пусть это будет маленький сюрприз. -Василий Николаевич глянул на свои дамские часики. – О, что-то мы тут засиделись. Пора и за дела.

Доктор поспешно допил остатки чая, и все трое покинули зал ресторана.

Ровно в шесть вечера отворилась дверь, и, совсем как несколько дней назад, в сыскной конторе появились Софья Кассирова и Серапионыч. Как и в прошлый раз, доктор поддерживал поэтессу под руку, а лицо госпожи Кассировой выражало египетскую муку.

– Добрый вечер, Василий Николаевич, – голосом умирающего аллигатора произнесла Софья. – Добрый вечер, госпожа... – Эти слова относились к Чаликовой, которая, в отличие от прошлого раза, находилась не в "девичьей", а тут же в конторе, сидя на стульчике у окна.

– Госпожа Чаликова, – представил Дубов Надю. – Помогает мне вести ваше дело.

– Вы меня пригласили, чтобы сообщить, как продвигаются поиски? -таким же слабым голосом продолжала поэтесса.

– Да, пожалуй, – согласился детектив. – Хотя, собственно, поиски уже завершены. Наденька, прошу вас!

Надя с трудом оторвала от пола стоявшую в углу за фикусом хозяйственную сумку, поставила ее на стол Дубова, заблаговременно освобожденный от всего лишнего, и с ловкостью фокусника-иллюзиониста принялась извлекать тысячедолларовые пачки. Кассирова с широко открытыми глазами и ртом глядела на чаликовские священнодействия.

– Ровно девяносто тысяч, – провозгласил сыщик, когда содержимое хозяйственной сумки иссякло, а на столе выросла приличная горка.

– Василий Николаич! – вскричала Кассирова, когда до нее наконец-то дошел смысл происходящего. – Вы нашли их! – И не успел Дубов увернуться, как поэтесса заключила его в могучие объятия.

– Ну что вы, зачем же так, – смущенно бормотал детектив, пытаясь освободиться от железных тисков, похожих на пасть священного нильского крокодила.

Внезапно Кассирова перешла на деловой тон:

– Простите, но вы сказали, что здесь девяносто тысяч. А я потеряла сто.

– Ну знаете, – ахнула Надя, – сказали бы спасибо, что вообще...

– Насколько я помню, – поспешно перебил Василий, потирая пострадавшие бока, – вы обещали десять тысяч посреднику. Он их и получил. А вот ваши девяносто – потрудитесь пересчитать.

Издав горестный вздох дочери фараона, потерявшей возлюбленного в водах священного Нила, госпожа Кассирова принялась пересчитывать "зелененькие", но тут зазвонил телефон. Дубов поднял трубку:

– Сыскная контора слушает. А, добрый денек, Ольга Ильинична.

– Василий Николаич, вы не очень заняты? – сквозь помехи раздался из трубки знакомый голос писательницы Заплатиной. – Угадайте, откуда я звоню.

– Судя по слышимости, откуда-то с Марса, – наугад предположил детектив.

– А вот и не угадали! Из вашей гостиной на Барбосовской. Заглянула к вам в гости, но не застала, а Софья Ивановна уговорила меня вас подождать. И даже напоила чаем со своими непревзойденными сандвичами.

– Да, сандвичи у Софьи Ивановны бесподобные, – согласился Дубов. -Ольга Ильинична, если вы не спешите, то подождите – я скоро буду. Вот отпущу клиента...

– Нет-нет, ради меня не торопитесь, – ответила госпожа Заплатина, -просто пока Софья Ивановна готовила сандвичи, я взяла с полки павленковского Пушкина и еще раз просмотрела его переписку.

– И что же?

– Не хочу вас разочаровывать, но боюсь, что с тем якобы пушкинским письмом мы с вами дали маху.

– То есть? – чуть нахмурился Василий.

– Мы написали его по-русски, а в ту пору с дамами было принято переписываться по-французски. У Павленкова имеются даже соответствующие примечания. Разве что письма Пушкина к Наталье Николаевне: пока та была его невестой Н.Н. Гончаровой, он писал к ней по-французски, а когда она стала его супругой Н.Н. Пушкиной, то уже перешел на "великий и могучий". Кстати, это ведь Александр Сергеич так его назвал?

– Нет, кажется, Иван Сергеич, – не совсем уверенно ответил Дубов. При этом имени Кассирова оторвалась от пересчета долларов и нервно оглянулась.

– Правда, последнее письмо к Александре Осиповне Ишимовой, датируемое днем дуэли, где Пушкин предлагает ей перевести Барри Корнуолла, тоже написано по-русски, но оно адресовано Ишимовой не столько как к даме, сколько как к писательнице. Но то письмо, которое мы с вами имитировали, все же обращено именно к даме... Скажите, Василий Николаич, вы еще не пустили его в дело?

– Пустил, – сознался Дубов, – но, слава богу, на сей раз все сошло... Ольга Ильинична, надеюсь, вы никуда не торопитесь? Тогда подождите, мы скоро будем. – Детектив положил трубку.

– Что случилось? – обеспокоенно спросил Серапионыч.

– К счастью, ничего страшного, – не стал Василий вдаваться в технические подробности при клиентке. – Ну что же, госпожа Кассирова, вы убедились, что все на месте?

– Да, похоже, что так, – согласилась поэтесса. – Жаль, конечно, что не сто, а девяносто, но уж что поделаешь... На издание книги хватит, но с презентацией придется поужаться.

– Могу подсказать вам неплохую идею, – вдруг заявила Чаликова, – и если удастся "расколоть" спонсоров, то презентация может получиться на славу!

– Что за идея? – заинтересовалась Кассирова, продолжая бережно укладывать в сумку зеленые брикеты.

– Очень просто. Арендуем Красную площадь вместе с Мавзолеем, символизирующим пирамиду какого-нибудь Аменхотепа, с трибуны которого вы будете декламировать свои гениальные стихи. На время презентации перегородим участок Москва-реки и запустим туда священных крокодилов из Московского зоопарка. Ну, одежду для жрецов Омона можно будет заказать у Славы Зайцева или, на худой конец, у Вали Юдашкина. И вообще, можно было бы устроить настоящую театрализованную мистерию с участием Бори Моисеева, Людмилы Зыкиной, Иосифа Кобзона...

– Вы шутите, – пробурчала поэтесса, хотя по блеску, загоревшемуся в ее бархатных глазах, Надя поняла, что идея Кассировой понравилась.

– Да, кстати, о шутках, – вспомнил Василий. – Кажется, за разговорами о крокодилах и Кобзоне мы совсем позабыли о гонораре. Ваше дело принадлежит к разделу средней сложности, а по прейскуранту это составляет пятьдесят долларов. – С этими словами детектив распаковал одну из пачек, еще не исчезнувших в недрах хозяйственной сумки, и отсчитал оттуда десять бумажек.

– Василий Николаич, по-моему, вы несколько обсчитались, – произнесла Кассирова, с кислым выражением следившая за движениями его пальцев.

– Разве? – простодушно удивился сыщик. – Ах да, я забыл сказать -чтобы вернуть вам деньги, мне пришлось прибегнуть к помощи современных электронных технологий. А так как сам я в них ничего не смыслю, то вторые пятьдесят долларов – моему коллеге, специалисту по компьютерам.

– А, ну разве что, – обреченно вздохнула госпожа Кассирова и, подхватив сумку, поспешила к выходу.

– Может, вам помочь? – предложил доктор.

– Спасибо, не надо. – Дверь за Софьей закрылась.

– Ну что же, столь успешное дело неплохо бы и соответственно отметить, – с энтузиазмом заявил Дубов, небрежно помахивая десятью зелеными бумажками. – Никто не против?

– Я за, – тут же подняла руку Надежда и как бы про себя добавила: -А заодно и мое возвращение из Швейцарии...

– Ну, а обо мне уж и говорить нечего, – радостно подхватил Серапионыч, не расслышав или сделав вид, что не расслышал последние Надины слова.

– Тогда – вперед! – скомандовал Василий. – Доктор, будьте так добры сходите в редакцию "За вашего здоровья" и вытащите оттуда Женю – его вклад в дело был просто неоценим.

– А если он будет сопротивляться?

– Ведите силой. И все вместе – ко мне на Барбосовскую. Госпожа Заплатина уже там, Софья Ивановна тоже. Так что погуляем на славу. А завтра – снова в бой!

– Ну ладно, я пошел за Женей, – сказал Серапионыч.

– Василий Николаич, говоря о том, что завтра снова в бой, вы имели в виду что-то определенное, или вообще? – спросила Чаликова, когда они с Дубовым остались вдвоем.

– И вообще, и определенное, – ответил детектив. – Такие люди, как наши друзья полковник Берзиньш и Антонина Степановна, угроз на ветер не бросают. И то, что уже несколько дней о них ни слуху, ни духу, означает одно – они готовят какую-то новую пакость. А я не хочу ждать, пока они что-то еще натворят – нужно принять упреждающие меры.

– А вдруг их вовсе нет в Кислоярске, – предположила Надя.

– По своим каналам я узнал, что они в городе и где-то прячутся, – с важностью ответил Дубов. – Но где находится их "малина", никто не знает. Значит, я должен это узнать. – Василий скинул шлепанцы, в которых обычно щеголял у себя в конторе, и выудил из-под стола туфли.

– Жаль, что я не смогу составить вам компанию, – вздохнула Надя. -Завтра мне нужно возвращаться в Москву. И так уже в редакции ворчат, что я совсем от дел отбилась.

Тут в конторе появился Серапионыч в сопровождении компьютерщика Жени.

– Клиент оказал сопротивление, но оно было подавлено, – отрапортовал доктор. – Куда конвоировать дальше?

– В мой "Москвич", – распорядился детектив. – А это тебе, – он протянул Жене пять зеленых купюр.

– За что? – совсем остолбенел тот.

– За подделку пушкинского письма, – сурово отчеканил Василий. – Да бери, не бойся, они-то как раз настоящие, не поддельные.

– Ну ладно, спасибо, – пробурчал Женя, принимая доллары, и вся честная компания со смехом и шутками вывалила из конторы.

Вечерушка удалась на славу, даже несмотря на более чем скромное угощение. На столе красовались несколько бутылок сухого вина и одна -кока-колы, столь любимой компьютерщиком Женей. Сразу по прибытии Дубов передал своей домохозяйке Софье Ивановне все необходимое для приготовления ее фирменных бутербродов и то, что после покупок осталось от его гонорара -это и была квартплата за текущий месяц.

Пока Софья Ивановна хлопотала на кухне, дабы не ударить в грязь лицом перед дорогими гостями, за столом шел обычный сумбурный разговор, перескакивающий с одного на другое.

Серапионыч, бывавший в особняке на Барбосовской в его лучшие времена, предавался воспоминаниям:

– Да уж, я-то помню, какие приемы здесь задавал совсем еще недавно покойный Дмитрий Иваныч Лавантус – и сандвичи наша милейшая Софья Ивановна готовила для весьма импортантных персон. Тут и министры бывали, и депутаты, и всякие заезжие знаменитости... – Доктор рассеянно отхлебнул из чашки, куда наряду с заваркой уже успел набулькать малую толику из своей легендарной скляночки.

– А теперь Софье Ивановне приходится сдавать комнаты внаем, -вздохнула Заплатина. – Удивительная женщина – перенесла такой удар, все потеряла, и мужа, и богатство, и положение в обществе, а как держится!

– Там, говорят, целая история приключилась, – заметил Женя, – но очень уж темная.

– Что за история? – тут же заинтересовалась Чаликова.

Серапионыч отпил еще немного чая:

– Покойный Дмитрий Иваныч Лавантус был главой весьма процветающего "Болт-банка". Но вот в один не слишком прекрасный день он скоропостижно скончался с явными признаками отравления, а еще через несколько дней выяснилось, что его заведение – полный банкрот. Многие так и потеряли свои вклады... В общем, Женя прав – темная история. И стоит ли ее ворошить?

– Но ведь по факту смерти было возбуждено уголовное дело, – вспомнила Заплатина. – И вы, Василий Николаич, кажется, каким-то образом участвовали в расследовании?

– В частном порядке, – нехотя ответил Дубов, подливая себе немного "Сангрии". – Главными подозреваемыми в смерти Лавантуса проходили его супруга Софья Ивановна и его главный конкурент, глава банка "Грымзекс" господин Грымзин.

– Вот как? – изумился Серапионыч. – Впервые слышу!

– Естественно, достоянием широкой общественности эта история не стала, – кивнул детектив, – и почтеннейшей публике пришлось довольствоваться таблоидными статьями репортера Ибикусова, где он сладострастно расписывает труп Дмитрия Иваныча со следами как пред-, так и посмертных страданий. Что же касается Грымзина, то его банк после смерти Лавантуса и падения "Болт-банка" резко взмыл вверх и сейчас практически не имеет в нашей республике ни одного достойного конкурента. Кроме того, дотошные следователи установили, что незадолго до трагедии оба соперника-банкира неоднократно тайно встречались в загородной резиденции Грымзина. В общем, слухи ходили самые темные, не буду их сейчас пересказывать. Но Грымзин сумел "отмазаться" – у него же была возможность и нанять самых лучших адвокатов, да и, чего греха таить, просто воздействовать на следствие. В общем, Софья Ивановна имела реальный шанс пойти под суд за убийство собственного супруга, тем более что она была последней, кто его видел живым. После гибели Лавантуса Софья Ивановна действительно потеряла все, кроме этого особняка, и ей оставалось только одно – обратиться за помощью ко мне...

– Но вы были уверены в ее невиновности? – перебила Надя.

– Я должен был установить истину, – скромно ответил детектив, – но, едва прикоснувшись к этой истории, явственно почувствовал, что тут замешаны некие влиятельные силы, заинтересованные не в том, чтобы установить истину, а чтобы увести от нее как можно дальше. И тогда я понял – это дело как раз по мне. В общем, после моего расследования все подозрения были сняты и с Софьи Ивановны, и с Грымзина.

– И кто же?.. – затаив дыхание, спросила госпожа Заплатина.

– Софья Ивановна очень просила меня об этом не распространяться, и я с нею полностью согласен – огласка совершенно ни к чему. Могу только сказать, что виновник получил по заслугам, хотя и способом не совсем корректным с точки зрения юриспруденции. Ну а ваш покорный слуга стал квартиросъемщиком второго этажа в этом уютном особняке. – Сыщик приложил палец к устам: -Кажется, Софья Ивановна уже несет нам сандвичи, так что давайте переменим тему.

И действительно, в гостиную вплыла хозяйка с огромным блюдом, на котором возвышалась гора бутербродов. Гости могли отдать должное мастерству Софьи Ивановны – каждый из сандвичей являл собою своего рода произведение кулинарного и художественного искусства и ни разу не повторялся. Василий быстро сдвинул бутылки, освободив почетное место посреди стола, куда вдова и водрузила блюдо.

– Угощайтесь, господа, – произнесла Софья Ивановна и присела за стол между Женей и Ольгой Ильиничной Заплатиной. – Как я поняла, сей пир горой вы устроили по случаю успешного расследования? Ах, расскажите, я такая любопытная.

– Да-да, расскажите! – поддержали ее Женя и Заплатина, еще не знакомые с делом во всех подробностях.

– С удовольствием, но только я неважный рассказчик, – пожал плечами Василий, – да и дело-то, по правде говоря, можно было бы считать довольно заурядным, если бы не некоторые не совсем стандартные методы, которые мне пришлось применить. Вот доктор, пожалуй, мог бы рассказать лучше моего. -Дубов искоса глянул на Серапионыча.

– Что ж, с превеликим удовольствием, – тут же откликнулся Серапионыч и, подлив в чай еще немного жидкости из скляночки, взял с блюда бутерброд в виде кораблика с алым парусом, искусно сделанным из кусочка помидора. -Значится, так. Жила-была на свете, а точнее – в нашем славном граде Кислоярске поэтесса, и звали ее Софья Кассирова...

В отличие от Дубова, Серапионыч и в самом деле был прекрасным рассказчиком. Софья Ивановна, Женя и госпожа Заплатина, затаив дыхание, внимали каждому слову доктора. Правда, писательница при этом еще и прикидывала, каким бы способом использовать сию удивительную историю для сюжета будущего романа.

– И тут я вижу – на полу лежит ее распростертое тело, а кругом валяются пачки с фальшивыми долларами, – азартно вещал Серапионыч. Василий подумал, что здесь доктор допустил небольшую фактологическую неточность (бездыханную Кассирову обнаружил не он, а соседи), но не стал его поправлять – в конце концов, какая разница. Главное, что дело сделано и справедливость восторжествовала.

Надя перегнулась через стол и шепотом спросила:

– А в том деле насчет убийства мужа Софьи Ивановны... Там что, и вправду кроются какие-то темные тайны?

– Любое убийство само по себе дело темное и отвратительное, – столь же тихо ответил Дубов. – Но вам я могу сказать, что в нем был крепко замешан Железякин. Думаю, он до сих пор жалеет, что вляпался в эту историю.

– А что так?

– В то время он набрал отряд подводных спелеологов, чтобы искать затонувшее золото. Ну, это отдельная история, после как-нибудь расскажу. А Лавантус узнал и...

– Господа, вы будете слушать, или как? – раздался прямо над ухом детектива голос Серапионыча.

– Ах, да-да, простите, – спохватился Василий. – Мы вас внимательно слушаем.

– На чем же я остановился? В общем, едва госпожа Кассирова очнулась и поведала мне сию безрадостную повесть, то я понял: Дубов – вот единственный, кто сможет распутать этот запутанный узел! – Доктор налил себе еще чая и добавил содержимого скляночки. – Ибо Василий Николаевич, -доктор размешал смесь чайной ложечкой, – воистину Великий Сыщик, равного коему в мастерстве и бескорыстии не найдешь во всем белом свете!

– Владлен Серапионыч! – взмолился Дубов.

– Ну, не буду, не буду, – доктор зачерпнул ложечку и отправил в рот. – Эх, чудный чаек!.. Так на чем же я бишь остановился? Да-да, вспомнил. Госпожа Кассирова отправилась на встречу к бизнесмену, который оказался самым банальным жуликом. Как, впрочем, и его посредник...

Чаликова вновь наклонилась к Дубову:

– Я только не поняла, почему вы так гуманно поступили с этими аферистами. Не только не проучили, но даже оставили им десять процентов.

Дубов невесело улыбнулся:

– К сожалению, Наденька, нам здесь приходится считаться с кислоярской спецификой. Дело в том, что и "бизнесмен", и Петр Петрович "елки-моталки" -ближайшие сотрудники могущественного Феликса Железякина, тягаться с которым мне пока что не по плечу. Так что сдавать их правоохранительным органам не было никакого смысла. А при имеющемся исходе они, скорее всего, ничего предпринимать не станут – ведь эту аферу с письмами и "куклой" они провернули, как я понимаю, без ведома Железякина, который их за такую топорную самодеятельность по головке бы не погладил. Так что сами видите -в наших условиях, чтобы добиться справедливости, иногда приходится идти обходными маневрами, и гуманизм тут не при чем... Погодите-погодите, -спохватился Василий Николаевич, – кажется, я подумал обо всех, кроме того истинного бизнесмена-мецената, которому наши прохиндеи сбывают чужие письма. Вдруг он не разобравшись таки купит у них нашу милую фальшивку?

– Не купит, – улыбнулась Надя. – По дороге я заглянула на почтамт и протелеграфировала в Пушкинский дом. Там мецената знают и предупредят.

– Наденька, вы гений! – воскликнул детектив. – Молчу, молчу! -замахал он руками, уловив укоризненный взгляд Серапионыча. – Тысячу извинений.

– На чем же я остановился? – отпил еще пару глотков доктор. – Ах да. И тут наша очаровательнейшая госпожа Кассирова встала посреди комнаты и, размахивая пустым чемоданом, принялась декламировать поэму, в которой нильский крокодил страстно целовал ее девическую грудь...

Женя и Софья Ивановна слушали рассказ Серапионыча, широко раскрыв рот. Ольга Ильинична Заплатина украдкой что-то записывала на салфетке – похоже, Василий Николаевич присутствовал при рождении нового мифа, столь же неправдоподобного, сколь и правдивого, как знаменитые исторические анекдоты о коне Калигулы, ленинском бревне и дамском платье А.Ф. Керенского.