Пьесы (сборник)

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ (произносит весь монолог очень мягким, очень нежным голосом). По этим признакам легко заранее угадать катастрофу. Я-то сам уже не стою у края. Я падаю. Я же вам сказал: сам я больше ничем не рискую. И Зеленоглазый нас всех еще посмешит: я падаю так мягко, то, что заставляет меня падать, так нежно, что из вежливости я даже не сопротивляюсь. В день преступления… Ты слышишь? В день преступления все было так же. Вы слышите меня? Это ведь вас интересует, господа. Я говорю: «в день преступления» – и мне не стыдно! Кого вы еще знаете в этой крепости, на всех ее этажах, кто мог бы подняться и встать вровень со мной? Кто еще так же молод, как я? Кто остался так же красив после такой беды? Я говорю: «в день преступления»! В этот день, все больше и больше, пока…

ЛЕФРАН (мягко)…Не испустишь дух.

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ. Люди становились все вежливее со мной. Мне даже показалось, что человек на улице поздоровался со мной, приподняв шляпу.

МОРИС. Зеленоглазый, успокойся.

ЛЕФРАН (обращаясь к Зеленоглазому). Продолжай. Рассказывай.

МОРИС. Нет, стой. То, что ты говоришь, возбуждает его. Это его захватывает. (Обращаясь к Лефрану.) Ты просто питаешься бедами других.

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ (растолковывая им или попросту не вполне понимая сам). Я же вам объясняю. Он приподнял свою шляпу. Вот начиная с этого все и…

ЛЕФРАН (неумолимо). Точнее.

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ …все и пришло в движение. Мне нечего было больше делать. И потому было так необходимо, чтобы я кого-нибудь убил. Теперь ваша очередь. Один из вас прикончит мою жену. Только будьте внимательны. Я все для вас подготовил, я даю вам шанс. Со мной-то уже покончено. Я как пенсионер, который отправляется в мир соломенных шляп и пальмовых рощ. Вы сами увидите – начать новую жизнь легко. Я понял это с той самой минуты, когда убил эту девочку. Я осознал и опасность, но, к счастью, лишь потом. Понимаете? Опасность оказаться в шкуре другого человека. И мне стало страшно. Мне захотелось вернуться назад. Остановись! Невозможно! Я прилагал усилия. Бегал взад и вперед. Кривлялся и мучился. Я испробовал все обличья, чтоб только не становиться убийцей. Пробовал быть собакой, кошкой, лошадью, тифом, столом, камнем! Я даже пытался стать розой! Не смейтесь. Я делал все, что мог. Я корчился. Люди будут говорить, что я был не революционером, а конвульсионером. Я хотел вернуться назад во времени, отменить то, что сам сделал, вернуться к жизни до преступления. Вернуться к легкости, – да только вот тело не пускало. Я попробовал еще раз, – не выходит! А вокруг меня всем было наплевать. Никто и не подозревал об опасности, – до того самого дня, когда все вдруг всполошились. А как я плясал! Если б вы видели, как я плясал! О, ребята, я плясал так уж плясал!

Здесь актер должен сымпровизировать нечто вроде коротенького танца, бурлескного, если получится, – и одновременно трогательного; танец показывает, как Зеленоглазый пытался вернуться назад во времени. Все так же молча он корчится в конвульсиях. Он пытается танцевать, кружась вокруг собственной оси. Морис и Лефран внимательно наблюдают за всеми его усилиями. Потом он продолжает монолог.

Ничего не вышло. Я не могу ни читать, ни писать, ни танцевать, ни вернуться назад во времени. Вот дерьмо! (Танцуя.) А все-таки плясал! Потанцуй со мной, Морис.

Подхватывает его, держа за талию, делает несколько па вместе с ним, но тут же отталкивает партнера прочь.

Убирайся к черту! Ты танцуешь как пьяная девка, вихляя бедрами!

Продолжает танцевать, кружась. Наконец, сбив дыхание, актер останавливается.

А я все-таки танцевал! Ну, понятно, меня стали искать. Меня заподозрили. А потом уж все произошло само собой. Я делал именно те поступки, которые вели меня самой гладкой дорожкой на гильотину. Теперь я спокоен. И я сам должен обеспечить вашу судьбу. Вы будете тянуть жребий. (Обращаясь к Лефрану.) Боишься? Ты к этому привыкнешь. Надо подходить к каждой идее, разбирая, в чем от нее прибыль. Вначале мне было страшно от самого себя. А теперь я нравлюсь себе! А вам я разве не нравлюсь?

МОРИС (обращаясь к Зеленоглазому). Ты его волнуешь. Он как листок козлобородника.

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ. Отдайтесь на волю течения. Отдайся течению, Жюль. Ты всегда найдешь кого-нибудь, кто протянет тебе руку. Может, даже Снежок, если меня уже здесь не будет. Ты все больше сдаешь. Ты не способен так прекрасно держаться, как Морис. Может, я даже предпочел бы, чтоб это был ты.

МОРИС (улыбаясь, насмешливо). Убийца.

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ. Тяните! Вы должны тянуть жребий.

МОРИС. А как же… как же… ты сам за это взялся?

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ. Это другое. Сама судьба обрела форму моих рук. По справедливости это их надо бы отрубить, а вовсе не мою голову. И все для меня стало так просто, девочка уже была подо мной. Мне осталось только нежно положить ей одну руку поверх рта, а другую – так же нежно – на шею. И все было кончено. Но вот тебе…

МОРИС. А потом? (Обращаясь к Зеленоглазому.) А что потом?

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ. Ну я же тебе уже сказал. Все было совсем иначе. Вначале я привел девочку к себе в комнату. Никто не видел, как она входила. Ей хотелось забрать у меня сирень.

МОРИС. А потом?

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ. В зубах у меня была веточка сирени. Девочка шла за мной. Ее словно притягивало магнитом… Я вам все рассказываю, – лишь бы это пошло вам на пользу. Потом… Потом она собралась плакать, потому что я сделал ей больно. Потому я ее и придушил. Я думал, что, когда она умрет, я сумею ее воскресить.

МОРИС. А потом?

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ. Потом? Да очень просто! Дверь была там! (Показывает на угол камеры, дотрагиваясь до стены.) И я не мог вынести тело, я сам занимал слишком много места, мои груди набухли и стали огромными, ясно различимыми. Я весь был мокрый. Сначала я подошел к окну и выглянул наружу. Я не смел выйти, у меня поменялся пол. Улица подстерегала меня. Все хотели посмотреть на мое платье, на мою новую прическу, все только и ждали, что я покажусь в окне во всех этих ленточках… Я немного раздвинул занавески… (Морис делает жест.) Что еще?

МОРИС. А сирень? Ты оставил сирень у нее в волосах?

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ (печально). Вот только теперь ты меня предупреждаешь!

МОРИС. Я не знал, Зеленоглазый. Я бы попробовал тебя спасти. Мне нужно было быть там, нужно было помочь тебе…

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ. Ты забываешь, что я слежу за тобой. У тебя всегда была склонность к ней, с самого первого дня, с того самого утра, когда ты увидел меня голого под душем. Я сразу понял, как только мы вернулись. И все эти твои нежности со мной – все это было ради нее. Я ведь не ошибся? Когда ты хотел посмотреть на меня, тебе просто нужно было видеть, как ее тело вложено внутрь моего. Думаешь, я уж совсем идиот, раз не умею читать и писать! У меня зато точный глаз! (Морис делает гримаску побитого мальчишки.) Давай, говори, я ведь не зверь какой-нибудь! Я ошибаюсь? Вы думаете, моя голова уже целиком ваша? Моя голова – она еще держится на тонкой ниточке. Ты меня потерял. Ты договорился с Господом Богом. Сирень, подумать только! Осталась совсем маленькая веточка в волосах, а рядом никого не было, чтобы вовремя меня предупредить. За девять дней я полностью сменил пол. Меня трахали повсюду. А что теперь? Что мне делать? (Смотрит на Лефрана.)

МОРИС (обращаясь к Зеленоглазому). Не проси у него больше ничего. Больше никогда у него ничего не проси. Ты разве не видишь, какую он скорчил физиономию? Он прямо упивается тобой. Заглатывает тебя целиком.

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ (грустно). Послушайте, говорю же вам: все это так грустно, что мне хотелось бы, чтобы уже была ночь и я мог попробовать прижать себя к своему сердцу; мне хотелось бы – и мне не стыдно в этом признаваться – мне хотелось бы, хотелось бы, хотелось бы… сжать себя в собственных объятиях.

МОРИС. Не кисни.

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ (все так же грустно). Вы смотрите теперь на меня как на пропащего. По-вашему, Зеленоглазый совсем опустился. Вы можете вблизи ощутить, как дрожит здоровяк. Потрогайте, можете потрогать. (С внезапной яростью.) Но не слишком-то доверяйте своим ощущениям. Может, мне нужно совсем немного, чтобы я снова воспрянул духом и раздавил вас! Так что уж лучше поостерегитесь. Вы мало-помалу узнали обо мне больше, чем полиция, хотя та шла прямо следом за мною. Вы оказались рядом в момент истинного разоблачения, – вот только берегитесь, возможно, я никогда вам этого не прощу. Вы имели дерзость разобрать меня на части, но не думайте, что я так и останусь в таком виде. Зеленоглазый уже начал перегруппировку. Я восстанавливаю себя. Я склеиваю себя заново. Я заново себя строю. Я становлюсь сильнее, тяжелее, чем самый мощный замок. Сильнее, чем эта крепость. Я и есть эта крепость! В своих камерах я держу силачей, негодяев, солдат, разбойников! Берегитесь! Я не уверен, что мои надзиратели и собаки смогут их сдержать, если я их всех распущу! У меня припасены веревки, ножи, лестницы! Остерегитесь! На круговом обходе у меня всегда выставлены часовые. Повсюду шпионы. Я и есть эта крепость, и я один такой во всем мире.

МОРИС. Зеленоглазый!

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ. Я сам приговариваю себя к казни. И я же освобождаю из-под стражи. Берегитесь, ребята. (Дверь камеры отворяется, но на пороге никого нет.) Это за мной? Нет? Она пришла. (Колеблется.) Она пришла? Ну что ж, пойдите и скажите ей, чтобы уходила.

Входит Надзиратель. В руке у него связка ключей.

НАДЗИРАТЕЛЬ (улыбаясь). Поторопись. Твоя жена ждет в комнате для свиданий.

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ. Я не пойду.

НАДЗИРАТЕЛЬ (сохраняя спокойствие). А что за причина?

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ. Сказал же: не пойду. Пойди скажи ей, чтобы она возвращалась обратно.

НАДЗИРАТЕЛЬ. Это окончательно?

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ. Окончательнее не бывает. Барышня умерла.

НАДЗИРАТЕЛЬ. Твое дело. А мое дело передать. (Осматривает камеру.) Здесь у вас все в порядке?

ЛЕФРАН. Все в порядке, вы же сами видите.

НАДЗИРАТЕЛЬ (обращаясь к Лефрану). Да? А это что? (Показывает на незастеленную постель.) Отвечайте. (Молчание.) Вы не хотите отвечать? Я вас спрашиваю: почему постель не застелена?

Долгое молчание.

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ (обращаясь к Морису и Лефрану). Эй, вы там! Вам ничего об этом не известно? Скажите прямо, если это вы. Надо говорить правду, и начальник не станет раздувать из этого историю.

ЛЕФРАН. Мы знаем об этом не больше твоего.

НАДЗИРАТЕЛЬ (продолжая улыбаться). Меня бы это очень удивило. Правда ведь вам просто поперек горла встает. (Обращаясь к Лефрану.) Когда вас освобождают?

ЛЕФРАН. Послезавтра.

НАДЗИРАТЕЛЬ. Наконец-то избавимся.

ЛЕФРАН (агрессивно). Могли бы сказать об этом вчера, и я ушел бы прямо сегодня утром.

НАДЗИРАТЕЛЬ. Смени тон, когда говоришь со мной, иначе попадешь в карцер.

ЛЕФРАН. В карцер так в карцер. И не нужно будет объясняться с этим господином. (Указывает на Зеленоглазого.)

НАДЗИРАТЕЛЬ. Ты слишком громко поешь. (Поворачивается к Зеленоглазому и Морису.) Стоит проявить доброту – и вот пожалуйста! Невозможно с такими ребятами, как он. Вот так в конце концов и теряешь человеческий облик. А потом все говорят, что надзиратели, мол, звери. (Обращаясь к Лефрану.) Не будь вы таким тупым, вы бы поняли, что я просто делаю свое дело. Никто не может сказать, что я к вам придираюсь, и к тому же я намного правдивей вас.

ЛЕФРАН. Это еще как посмотреть.

НАДЗИРАТЕЛЬ. Уже посмотрели. Вы даже не представляете, что приходится порой видеть и выносить, если ты надзиратель тюрьмы. Вы даже не представляете, что надо быть полной противоположностью негодяям. Повторяю: полной противоположностью. Да еще и полной противоположностью их дружкам. Но это вовсе не значит становиться их врагом. Поразмыслите над этим. (Шарит по карманам, достает сигареты и протягивает их Зеленоглазому. Обращаясь к Зеленоглазому.) Это все твой приятель. Снежок посылает тебе две сигареты.

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ. Скажи ему, что я их получил. (Одна сигарета у него во рту, а другую он передает Морису.)

МОРИС. Не стоит.

Дверь камеры остается открытой, и публике видна внешняя сторона двери, то есть ее замок. Морис улыбается и протягивает руку, чтобы погладить замок.

Красивая штука замок!

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ. Ты не хочешь?

МОРИС. Нет.

НАДЗИРАТЕЛЬ. Он прав. Слишком молод, чтобы курить. Негр поручил мне еще сказать, чтоб ты не очень расстраивался. Он тебе настоящий приятель. (Смущенное молчание.) А что будем делать с твоей женой?

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ. Я же сказал: все кончено.

НАДЗИРАТЕЛЬ. Но, похоже, она все еще привязана к твоим зеленым глазам. Я только что разглядывал ее – красивая девочка.

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ (улыбаясь). Может, ты пойдешь с ней встречаться, когда она уйдет отсюда?

НАДЗИРАТЕЛЬ (тоже улыбаясь). А это бы тебя встревожило?

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ. Да ну! Вообще, если она тебе нравится, разбирайся с ней сам.

НАДЗИРАТЕЛЬ. Всегда можно попробовать.

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ. А почему бы и нет? Я-то уже отделился от земли. Жизнь меня утомляет.

НАДЗИРАТЕЛЬ (улыбаясь и прихорашиваясь). Значит, это правда. Ты предлагаешь мне ее прямо на блюдечке?

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ. Да ради бога.

Они пожимают друг другу руки.

Ты прав, она попрощалась со мной в этот последний четверг. Попрощалась навсегда. Исчезла вместе со своими головокружительными глазами.

НАДЗИРАТЕЛЬ. Думаешь, она много потеряет от такой перемены?

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ. Ты будешь говорить с ней обо мне. Ты займешь мое место. Я рассчитываю на то, что ты меня заменишь, когда мне отрубят голову.

НАДЗИРАТЕЛЬ. Мы примем тебя как своего. И в столовой – только сделай мне знак. Получишь все, что только пожелаешь. (Обращаясь к Лефрану.) Вы еще не знаете, что такое вертухай. Чтобы это понять (показывает на Зеленоглазого), надо побывать в его шкуре.

ЛЕФРАН. Это все равно не помешало ему свалить все на меня, чтобы меня засунули в карцер. Потому что он-то, конечно, настоящий мужчина!

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ. Ты ворчишь? Из-за такой ерунды.

ЛЕФРАН. Для тебя это может и ерунда. (Обращаясь к Морису.) Теперь он обвиняет нас…

МОРИС. Зеленоглазый? Он никого не обвинял. Тот просто спросил, почему постель не застелена.

ЛЕФРАН. И я должен был за все расплачиваться.

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ. Нет уж, позволь мне объяснить. Что я такого сказал? Сущую правду. Я сказал это при начальнике, потому что он в порядке. С ним мы ничем не рискуем.

ЛЕФРАН. Надзиратель есть надзиратель.

Надевает куртку, которую Зеленоглазый бросил на кровать.

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ. Он совсем другой. Настоящий мужчина никогда не выпендривается. Он знает, что он мужчина, и ему этого достаточно.

МОРИС (сухо). Зеленоглазый прав.

ЛЕФРАН. Так это ж Зеленоглазый. Просто не обманывай себя, его настоящие друзья все этажом выше. И не стоило тебе так уж его защищать только что. Зеленоглазый получает свои приказы с той стороны. Ему посылают сигареты, а откуда они берутся? С другого берега! Их приносит особый надзиратель, в полном обмундировании, и дружба у него тоже в полной готовности. Такое сердечное послание. Ты говорил об улыбке Снежка? И ты в самом деле поверил, что он улыбался мне? Ошибочка вышла, наш господин уже сорвал эту улыбку с губ негра. Все заключенные разделились на два лагеря, они дерутся между собой, а эти два короля обмениваются улыбками поверх наших голов, или у нас за спиной, или даже прямо в нашем присутствии. И в довершение всего один из них еще и дарит свою жену…

НАДЗИРАТЕЛЬ. Договоритесь наконец между собой. А я пойду к Снежку. Он проводит время, распевая песни…

Он выходит.

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ (обращаясь к Лефрану). Ты можешь только языком трепать. Да, сударь! Если угодно – да, ты прав. Я всех вас тут заставляю бегать по кругу, как лошадей в манеже. Так же, как я заставлял крутиться девчонок. Вы еще сомневаетесь? Я делаю здесь, что захочу. Это я настоящий мужчина, да, сударь. Я могу гулять по коридорам, подниматься с этажа на этаж, проходить сквозь наблюдательные посты, идти по внутренним дворам и площадкам, это меня все уважают. Меня опасаются. Может, я и не такой сильный, как Снежок, потому что его преступление было немного более необходимо, чем мое. Он ведь убил, чтобы украсть, ограбить, но так же, как и он, я убил, чтобы жить, – и уже улыбаюсь. Я понял его преступление. Я все понял, и мне хватает смелости оставаться одиноким. При ясном свете дня.

ЛЕФРАН. Не заводись так, Зеленоглазый. Я ведь тоже понял. И я все тебе позволяю. Я сделал все, что мог, чтобы слова, уходящие отсюда к твоей жене, были как можно прекраснее. Ты имеешь полное право злиться на меня, – я действительно занимал твое место.

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ. Письма были прекрасны. Они были даже слишком хороши. Ты, может, думал, что пишешь их своей жене…

ЛЕФРАН. Наоборот. Я делал письма такими красивыми, потому что ставил себя полностью на твое место. Я влезал в твою шкуру.

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ. Но чтобы влезть в мою шкуру, нужно быть с меня ростом. А чтобы быть с меня ростом, нужно и поступать как я. Не отрицай уж, тебе хотелось бы быть на «ты» с надзирателями. Тебе хотелось бы, но ты недостаточно силен. Может, в один прекрасный день ты и поймешь, что такое вертухай. Но за это придется заплатить.

ЛЕФРАН. Я хотел развести тебя с женой, я делал для этого все возможное. Я делал все, что мог, чтобы отделить тебя от мира, чтобы отделить от остального мира эту камеру и даже всю эту крепость.

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ. Эта тюрьма принадлежит мне, и я тут хозяин.

МОРИС (с горечью). И ты стучишь.

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ. Что ты сказал?

МОРИС. Ничего.

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ (смеется). Я стучу? Ну и что из того? Вы ведь не посмеете требовать от меня порядочности, правда? Было бы негуманно вынуждать к этому человека, который находится в двух месяцах от смерти. Да и что это вообще значит – быть порядочным – после всего, что я сделал? После того, как я совершил этот великий прыжок в пустоту, после того, как мое преступление так основательно отделило меня от прочих людей, – вы все еще ждете от меня соблюдения правил катехизиса? Я сильнее вас.

ЛЕФРАН. Я тебя понимаю. И я понимаю то, что он называет предательством. Таким ты мне и нравишься. Всегда продолжай опускаться вниз.

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ. А может мне нравится предавать? Вы-то сами кто? Двое мелких воришек. Снежок, он всюду за мной ходит, он придает мне смелость. Если удастся выпутаться, мы вместе отправимся в Кайенны, а если я пойду под нож, он последует за мной. Что я для вас? Думаете, не догадался. В этой камере я один держу всю тяжесть. Не знаю уж, тяжесть чего. Я неграмотный, мне нужен крепкий пах. Точно так же, как Снежок держит вес за всю крепость, возможно, есть и другой, пахан всех паханов, который держит вес за весь мир. Можете задавиться, если вам не нравятся наши морды, но у нас есть права. Мы с ним настоящие мужчины.

МОРИС. Для меня ты всегда останешься Зеленоглазым. Но ты уже потерял свою красивую преступную силу.

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ. Когда-нибудь ты еще вспомнишь обо мне.

МОРИС. Раньше я был в 108-й камере, и когда я проходил по коридору мимо твоей двери, я видел только твою руку – ты протягивал миску в окошко. Я видел твой палец с золотым обручальным кольцом. Из-за этого кольца я сразу подумал, что ты настоящий мужчина, но мне показалось, что у тебя на самом деле нет никакой жены. Теперь она у тебя есть. Я прощаю тебе все, потому что я только что видел, как ты плавился от огня.

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ. Разбирайся с Жюлем или вообще заткнись.

МОРИС. Вот от этого тоже у меня сжимается сердце: если я больше не буду с тобой, значит, мне придется быть с ним. (Обращаясь к Лефрану.) Я трус, Лефран, но все-таки берегись. Я буду защищать его преступление…

ЛЕФРАН. А ты наконец понял его преступление? И ты видел, как убийца чуть не расплакался? Это тоже входило в мою программу. Это все мне вполне удалось. Зеленоглазый сделал то, что и должен был сделать…

МОРИС. А что ты сделал лучше, чем он? Чем ты можешь похвастаться? Или кем? Может, следами от наручников на запястьях? Каторгой? Своими грабежами?

ЛЕФРАН. Хотел бы я видеть тебя вместе с Сержем во время того дельца на улице Нева. Ночью, когда в нас стреляли из окон…

МОРИС (с иронией). Серж? Это какой же Серж? Уж не сам ли Серж де Ленц!

ЛЕФРАН. Серж де Ленц собственной персоной. С ним я и начинал.

МОРИС. А где доказательства! Камеры под завязку заполнены грандиозными историями. Временами эти сказки просто висят в воздухе, не продохнуть, так что блевать хочется. А самые ужасные из них те, что мы изобретаем, те, что мы выдумываем, чтобы похваляться друг перед другом, – да нет, даже не так: чтобы сделать нашу жизнь чуть более выносимой. Мошенничество, контрабанда золота, жемчуга, бриллиантов! Осточертело. Фальшивые доллары, банки, меха! И каторжники!

ЛЕФРАН. Ты мне угрожаешь?

Он подходит к Морису и собирается схватить его. Зеленоглазый грубо расталкивает их в разные стороны.

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ. Время еще не пришло. Сейчас вами движет ярость, а не мысль о палаче.

Защищаясь, Морис разрывает рубашку на Лефране.

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ (уставившись на грудь Лефрана).

Но ведь… у тебя наколка!

МОРИС (разбирая слово). «Мстительный»! Грандиозно.

ЛЕФРАН. Оставьте меня в покое.

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ. «Мстительный»? Я служил на нем до того, как отправился в Кальви. Маленькая быстрая подлодка. Ты что, был матросом, Жюль?

ЛЕФРАН. Отстань. ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ. Матросом?

ЛЕФРАН. В жизни не служил на флоте.

МОРИС. А как же «Мстительный»?

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ. А я в центральной тюрьме, в Клерво, знавал одного бандита, которого прозвали «Мстительным». Крутой был парень. Я знавал и других, и преступников, и корабли. Была еще «Пантера», порт приписки – Брест.

ЛЕФРАН. Централ в Пуасси.

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ. «Кровавый», централ в Риоме.

ЛЕФРАН. Порт приписки – Шербург.

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ. «Ураган», из Фонтевро.

ЛЕФРАН. Порт приписки – Брест.

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ. Ну так что? Откуда ты их знаешь, если сам нигде не был?

ЛЕФРАН. Это все знают. Речь идет о вещах, которые вышли за пределы того, чем были прежде. Я уже давно стараюсь разузнать получше все, что может быть истинным знаком невезухи.

МОРИС. Не много же ты знаешь, раз тебе неизвестен даже знак.

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ. И «Лавинный»!

ЛЕФРАН. Порт приписки – Тулон. Минный тральщик.

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ. «Лавинный»! Такие крепкие бедра. Он зарезал троих мужиков. Двадцать лет каторжных работ. И все время – в крепости Га!

МОРИС. Он говорит о боевых кораблях, а ты – о бандитах Кайенны.

ЛЕФРАН. Мы прекрасно понимаем друг друга.

МОРИС. Это меня удивляет, тебе пришлось бы пройти всю дорогу до конца.

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ. «Мстительный» – это почетный титул. Его трудно носить. Уже есть трое таких. В Клерво был «Мстительный», за ним числилось больше десятка вооруженных грабежей. Схлопотал пятнадцать лет. В Треу тоже был «Мстительный». Покушение на убийство легавого. Но самым страшным был Робер Гарсия, прозванный Робером «Мстительным», из тюрьмы Фрейжюса. Вот он-то – настоящий чемпион, которого надо одолеть. Но для этого годится только настоящее убийство. Другое не пройдет.

ЛЕФРАН. «Мстительный», порт приписки – Лориен. Линкор. Зеленоглазый.

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ (с улыбкой). Не теряйся. Я тебя поведу. Теперь-то ты понимаешь, зачем мне нужна дружба Снежка. Он нас поддерживает. И не беспокойся, он крепкий. В том, что касается преступления, у него самое выгодное положение. Вся тюрьма у него в подчинении, но сразу же под ним стою я…

МОРИС (подходя к Лефрану). Но простите, похоже, что у господина это вовсе и не наколка. Это просто надпись чернилами.

ЛЕФРАН. Дрянь!

МОРИС. Нацепил на себя, как орденок! «Мстительный»! Это просто почетный титул, о котором он прочитал в книжке, – вместе со своей историей про каторгу.

ЛЕФРАН. Я велел тебе заткнуться, или пристукну!

МОРИС. Оттого что Зеленоглазый говорит с тобой, оттого что он тебя слушает, ты уже оказался в лучах его славы. Вот наколки Зеленоглазого – это не какая-то там лажа. Он не боится уколов иглы.

ЛЕФРАН (угрожающе). Заткнись!

МОРИС (обращаясь к Зеленоглазому). А как насчет жены, Зеленоглазый, ты и ему пообещаешь свою жену!

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ (с улыбкой). А ты сам хотел бы ее?

МОРИС. Твою жену! Которая выжжена на твоей коже! Ох, Зеленоглазый! Она доходит тебе докуда?

ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ (делает жест рукой). Досюда!

МОРИС. А!

ЛЕФРАН. Ну, вы еще тут приласкайте друг друга.

МОРИС. Я говорю с ним про его жену, имею право.

ЛЕФРАН. Если я дам тебе такое право.

МОРИС. Право говорить про его жену?

ЛЕФРАН. Да, сударь мой. Начиная с этой минуты примирись с тем, что тебе придется считаться со мной.

МОРИС (с иронией). Но я ведь не могу расспрашивать тебя о ней. Ты ведь не можешь надеяться и ее нарисовать у себя на коже так же, как… (делает прежний свой жест, как бы откидывая со лба невидимую прядь волос)…как ты написал слово «Мстительный»! И если я говорю о его жене, то только потому, что Зеленоглазый мне сам позволяет.

ЛЕФРАН. Еще минуту назад ты его презирал.

МОРИС. Это ты был рад, когда заставил его подробно рассказывать о своей беде. Ты трус.

ЛЕФРАН. Это ты силой вырвал из него всю эту историю. Ты потихоньку тянул словцо за словцом…

МОРИС. Я делал все, что мог, чтобы принести ему облегчение. Он это знает. Я-то не жду, что кто-то другой сделает за меня всю работу. Я ничего не жду, я готов на всё. И самый суровый удар, который меня ждет, я сумею перенести, я вышел для этого ростом. А вот ты все еще в тумане. Стоит тебе обернуться, и ты видишь, что мы живы. Ты видишь, как мы ссоримся, и ты нам завидуешь. И даже от истории с сиренью ты просто балдел! Признайся! Я так и вижу, как твоя морда на вытянутой шее следит за нами в камере. И ты так и будешь ее пережевывать, эту историю с сиренью. Ты от нее уже толстеешь.

ЛЕФРАН. Ты прав, она начинает на меня действовать.

МОРИС. Она дает тебе силу? Она поднимается. Сирень уже поднялась в тебе до самых зубов?

ЛЕФРАН. До кончиков пальцев, Морис. Эта история с преступлением и сиренью пробуждает во мне вовсе не жалость. Она дает мне радость! Понимаешь? Радость! Зеленоглазый разорвал еще одну ниточку, соединявшую его с миром: он развелся с полицией. А скоро он разведется и с женой!

МОРИС. Негодяй! Ты нарочно подстраиваешь…

ЛЕФРАН. Это мое дело, оно касается меня одного.

МОРИС. Вот только счет выставляют Зеленоглазому! Платит-то он. А ведь это он был избран. И даже я, – если я притягиваю беду, то не потому, что принимаю за чистую монету чужие приключения, а просто из-за моей физиономии. Я тебе уже говорил. Я сам тоже меченый, но у меня метка – это моя физиономия! Моя морда, милая мордашка маленького бродяги. Я решился наконец защищаться. Ты отравляешь воздух в этой камере, и тебе придется отсюда уйти. Ты весь лживый. Лживый до мозга костей. Лживы твои рассказы про каторгу и следы от наручников на запястьях, лживы твои секретные дела с нашей женой, лживы твои сложные объяснения касательно негра, лживы наколки, лживы приступы ярости, лжива…

ЛЕФРАН. Заткнись!

Начиная с этой минуты трое молодых людей вдруг обретают осанку, жесты, голос и лица пятидесяти-, шестидесятилетних людей.