История рода Пардальянов (№4) - Заговорщица

— Так пошлите кого-нибудь другого! Человека, который никому не служит, — спокойно заметил Пардальян.

— Согласен, но кого? Дело это деликатное, не дай Бог наша миссия не удастся, слухи о неудаче дойдут до ушей Майенна…

— Я могу поехать, если не возражаете… Вы оказали мне услугу, укрыв в покоях Руджьери, теперь моя очередь помочь вам.

— Неужели вы поедете?

— Я возьмусь за такое поручение. Король Наваррский узнает о предложении короля Франции.

— Если вы одержите победу — король спасен!

— Вы так думаете? — не без иронии спросил шевалье де Пардальян. — Что ж, я готов ехать… Но у меня есть одно условие — королю о наших планах ничего не говорите. Я лишь договорюсь о встрече двух монархов — а дальше пусть разбираются сами!

— Думаю, если Валуа встретится с Генрихом Беарнским, переговоры пройдут успешно. Король Наваррский очень проницателен и хитер, он легко догадается, какие выгоды сулит ему свидание с королем Франции. Шевалье, если вы уговорите этого гасконского хитреца, вы спасете престол Франции…

Но мы уже прибыли в королевский лагерь… Значит, вы не хотите быть представленным Его Величеству?

— Нет, — твердо ответил шевалье, — но я бы хотел, чтобы вы пригласили меня на обед, я умираю от голода.

— Прекрасно! — с энтузиазмом воскликнул Крийон. — Обещаю вам настоящий пир!

И Крийон действительно устроил для своего друга пир горой, хотя и в походных условиях. Расположились они в палатке Крийона.

— По-моему, вы уже возвели меня в ранг полномочного посла Его Величества, — улыбнулся Пардальян. — Что бы сказал господин де Пардальян-старший, увидев, что его сын превратился в дипломата?

Крийон был поражен тем, насколько спокойно и даже беззаботно относится шевалье к важнейшей миссии, которую добровольно возложил на себя. Ведь от успеха задуманного дела зависела судьба престола и всей Франции!

Итак, на следующее утро Пардальян отправился в Сомюр, где стоял лагерем Генрих Наваррский, а Крийон по обыкновению явился с докладом к Генриху III. Король Франции, бледный и печальный, сидел у себя в шатре, а вокруг него суетился парикмахер, завивая локоны, ибо о туалетах и прическе Генрих не забывал никогда.

— Сир, — сказал Крийон, — если бы здесь был астролог Руджьери, он бы без сомнения предсказал, что грядут великие события. Пока я не могу сказать вам больше. Ваше Величество, но, думаю, дня через два вы получите радостное известие.

В тог же день шевалье де Пардальян прибыл в ставку короля Наваррского. Силы гугенотов располагались недалеко от Сомюра. по дороге на Тур. Подъезжая к лагерю Беарнца. шевалье заметил двух офицеров — похоже, в невысоких чинах, если судить по их изрядно потрепанным костюмам. Они, наверное, возвращались из разведки.

Один из них, видимо, был очень беден: без доспехов, в куртке с едва ли не дырявыми локтями, в вытертых коричневых штанах… Странно поэтому смотрелись на нем ярко-красный длинный плащ и старая шляпа, украшенная огромным белым султаном.

Второй всадник был в кирасе и в белом шарфе, однако султан на шляпе не носил.

Пардальян подъехал поближе: он хотел расспросить офицеров, как ему попасть в лагерь и повидать короля Наваррского. Всадники не обратили на чужака никакого внимания, продолжая оживленно беседовать. Оба говорили с ярко выраженным гасконским акцентом. Шевалье заметил, что все офицеры и солдаты, попадавшиеся им навстречу по дороге в лагерь, почтительно склонялись перед всадником с белым султаном.

Шевалье нагнал двух офицеров и, поравнявшись с ними, проговорил:

— Господа, я хотел бы попасть в ставку короля Наваррского…

Офицер с белым султаном на шляпе обернулся к шевалье, и тот тотчас узнал самого Генриха Наваррского.

Будущий Генрих IV внимательно взглянул на Пардальяна.

— Что вам понадобилось в лагере? — без обиняков спросил король.

— Повидаться с Его Величеством королем Генрихом Наваррским…

— И что же вы хотите от короля? — хитро улыбнулся Генрих.

— Я хотел бы сделать ему одно интересное предложение…

— Кто вас прислал? — насторожился король.

— Никто… я сам по себе.

Король с удивлением воззрился на шевалье. Но, похоже, физиономия Пардальяна произвела на него благоприятное впечатление.

— Хорошо, — ответил Генрих. — Поедете со мной, я вас представлю королю. Ваше имя?

— Шевалье де Пардальян, к вашим услугам…

Беарнец молча кивнул. Минут через десять король остановился возле большой палатки и спешился. Он знаком предложил Пардальяну последовать за ним.

Когда они остались в палатке одни, Генрих Наваррский строгим тоном произнес:

— Сударь, нельзя так просто взять и потребовать аудиенции у короля. Сообщите мне ваши предложения, а я передам их Его Величеству.

— Сир, — ответил Пардальян, поклонившись со свойственным ему высокомерным изяществом, — я вижу, мы одни, и вас это не смущает. Позвольте мне сделать комплимент вашей отваге — ведь неизвестный гость мог явиться в лагерь гугенотов и с недобрыми намерениями…

Слова Пардальяна ничуть не удивили Генриха. Он спокойно заметил:

— Стало быть, вы меня узнали?

— Да, Ваше Величество. По вашему белому султану на шляпе. Говорят, в сражениях ваши воины всегда видят этот султан в первых рядах атакующих…

Король улыбнулся и снял свою знаменитую серую шляпу, увенчанную роскошным султаном.

— А без шляпы вы бы узнали меня?

— Конечно, сир. Ваш наряд скромен и даже беден, но королевского достоинства он скрыть не в состоянии.

— Черт меня возьми! — воскликнул Беарнец. — Вы мне очень нравитесь, господин де Пардальян!

— Сир, шестнадцать лет назад, в 1572 году, ваша покойная матушка, Жанна д'Альбре, соблаговолила сказать мне немало добрых слов…

— Матушка… в 1572 году… подождите! Неужели вы — тот самый Пардальян, что спас королеву Жанну в Париже от гибели?

Король, видимо, был искренне растроган, а довольный Пардальян улыбнулся:

— Похоже, и вы меня узнали, сир, хоть я и не ношу белого султана.

— Моя матушка столько раз рассказывала мне о вас, — воскликнул король Наваррский. — Позвольте пожать вашу руку!

Пардальян пожал руку королю, и Генрих громко позвал:

— Агриппа! Агриппа!

Тот самый офицер, что провожал короля в лагерь, появился в палатке.

— Слушай, Агриппа, вели прислать сюда бутылочку сомюрского, я с удовольствием выпью его вместе с господином де Пардальяном. Он — старый друг моей матушки.

Офицер с удивлением взглянул на шевалье и вышел. Вскоре солдат принес бутылку и два стакана. Король сам разлил вино и поднял свой бокал:

— За ваше здоровье, господин де Пардальян!

— За ваше здоровье, Ваше Величество!

— Неплохое вино! — заметил Генрих. — Правда, у меня в окрестностях Нерака есть и получше.

— Не думаю, сир, — возразил Пардальян. — Ваши южные вина слишком терпкие, густые, они туманят голову. А вот сомюрское вино — легкое, игристое, пенистое; истинно французское вино…

— Французские вина для меня чужие, — вздохнул Генрих Наваррский, — они никогда не будут принадлежать мне, увы!

— А уж это зависит от вас, сир!

— Да неужели? Меня трудно удивить, но вам это удалось. Говорите же прямо! Итак, что у вас за предложение? С чем вы пришли ко мне?

— Сир, — ответил Пардальян, — я принес вам корону Франции и возможность присоединить к вашим владениям виноградники Сомюра, а они, смею утверждать, куда лучше неракских!

Король Наваррский посмотрел на Пардальяна с изумлением и восхищением. Он прекрасно понимал, что такой человек, как Пардальян, пустых обещаний не дает.

— Вот это да, черт меня возьми! — воскликнул король Наваррский с немыслимым гасконским акцентом.

Глава XLIII

ДВА КОРОЛЯ ЛИЦОМ К ЛИЦУ

— Объяснитесь же, сударь! — потребовал Генрих Наваррский. несколько успокоившись.

— Сир, — начал шевалье, — объяснение будет коротким. Такой умный человек, как вы, поймет меня с полуслова. У вас очень сильная армия, сир, многочисленная, дисциплинированная. Ваши солдаты и офицеры носят драные мундиры, но они отважны и преданы вам. Они пойдут за вашим белым султаном на край света, но Франции они для вас не завоюют.

— Почему же, сударь? — спросил король, очень внимательно слушавший Пардальяна.

— Такая армия, как ваша, сир, способна победить другую сильную армию, например, армию Генриха III. Но потом появятся войска Майенна, затем против вас выступит еще кто-нибудь. И чем больше вы будете сражаться, тем больше у вас будет врагов. Не исключено, что вы останетесь победителем, однако после победы на поле брани вам еще придется уничтожить всех католиков, до последнего крестьянина. А кем, скажите на милость, вы будете править, став королем Франции?

— Но почему, сударь?

— Вам никогда не победить религиозную нетерпимость.

Беарнец вздохнул и опустил голову.

— Думаю, вы, Ваше Величество, понимаете меня. Вы легко захватываете города, но стоит вашим войскам уйти, как горожане восстают. Пока вы лишь король французских гугенотов…

— Вы правы, сударь, — ответил король. — Я никогда не взойду на французский престол.

— Нет, сир, взойдете. Прошу вас внимательно выслушать меня. Генрих Валуа находится сейчас в тяжелом положении, у него осталось пять-шесть тысяч человек. Он обречен, он уже не король, а лишь призрак короля. Но Генрих Валуа воплощает собой монархическую идею. Короля убить можно, идею — нет. Даже если Валуа лишат короны, слово его все равно будет иметь вес и найдутся люди, которые пойдут за ним. Допустим, завтра Генрих Валуа объявит своим преемником шевалье де Пардальяна — и сразу же у меня окажется полмиллиона сторонников. Если Генрих III признает, что вы унаследуете после него престол, половина Франции поддержит вас.

— Сударь, вы вслух высказали то, что я тысячу раз говорил про себя. Но как сделать так, чтобы Валуа объявил меня преемником?

— Воспользуйтесь нынешним моментом. Явитесь к нему и скажите: «Брат мой, вы в беде, и я пришел к вам на помощь. У вас нет солдат, и я привел своих».

— И, думаете, король Франции согласится?

— Я уверен в этом!

— Сударь, скажите прямо, вас послал Генрих III?

— Сир, я приехал по собственной воле. Но я знаю, что король Франции будет рад встрече с вами и благодарен вам за поддержку. Он ненавидит Майенна и объявит вас наследником престола. Валуа болен, сир, очень болен…

— Так я и думал, — вздохнул Генрих Наваррский.

— Сир, я готов сопровождать вас в лагерь Генриха III.

— Согласен. Но, допустим, мы с Валуа договорились, и я становлюсь союзником короля Франции. И вот он умирает. Вы верно сказали, что половина Франции меня поддержит, но что мне делать со второй половиной? Вечно вести гражданскую войну?

— Нет! Гражданская война закончится в ту минуту, когда эта самая вторая половина перейдет на вашу сторону. А это может произойти в любой момент, — спокойно ответил шевалье.

— То есть как? — изумился Беарнец.

— Для вашего восшествия на престол необходимо выполнение двух условий. Первое я вам уже изложил. Теперь второе… Мне стыдно признаться, сир, но я не католик и не гугенот, поэтому я буду говорить совершенно свободно. Итак, Ваше Величество, когда вы станете королем Франции, когда вы увязнете в кровопролитной гражданской войне, стремясь примирить непримиримых врагов, вы поймете: надо немедленно переходить в католичество.

— Никогда! — твердо заявил Беарнец.

— Простите, сир, я думал, вы хотите царствовать, но, видимо, я ошибался.

— Отказаться от веры моих отцов!

— Чтобы обеспечить корону вашим детям!

— Уступить мерзавцам-парижанам!

— Париж стоит мессы!

Король неожиданно расхохотался:

— Неплохо сказано, надо будет повторить при случае…

— Случай представится, когда вы войдете в Собор Парижской Богоматери.

— Тише!.. Не надо пока об этом… Поговорим лучше о том, какую помощь я могу оказать Генриху III. А насчет религии… гугенотом я родился, гугенотом и останусь. Разговоры о переходе в католичество отложим до лучшим времен…

«В душе он уже отрекся, — подумал шевалье. — А ведь я уверен: последний из конюхов короля Наваррского скорее даст разрезать себя на кусочки, чем откажется от религии отцов!»

— Сударь, — сказал король, — я прошу вас погостить несколько дней в моем лагере. Я же тем временем отправлю Агриппу д'Обинье к Генриху Валуа.

«Похоже, он намерен подержать меня в плену, — решил Пардальян. — Я, разумеется, уеду, когда захочу… однако неплохо бы взглянуть, чем кончится вся эта комедия…»

А вслух шевалье произнес:

— Сир, я благодарен вам за гостеприимство и останусь до тех пор, пока два короля не договорятся.

Король Наваррский улыбнулся хитрой улыбкой и приказал явившемуся на его зов офицеру:

— Господин дю Бартас, поручаю вашим заботам господина де Пардальяна, моего друга и друга покойной королевы Жанны. Окажите ему достойный прием.

Через час Агриппа д'Обинье отправился в лагерь Генриха III с предложениями о союзе и дружбе. На следующий вечер он вернулся и сообщил: король Франции ждет короля Наваррского в замке Плесси-Ле-Тур.

Новость тотчас же облетела весь гугенотский лагерь. Беарнец заявил, что выезжает в сопровождении двадцати офицеров и ста солдат. Остальные войска подойдут попозже. Состоялся военный совет; все гугенотские военачальники пытались переубедить короля, заверяя, что он попадет в западню, но Генрих оставался непреклонен.

На следующий день наваррский король с эскортом выехал в Плесси. Пардальян находился среди его офицеров. Иногда король посылал за ним, и они скакали бок о бок, беседуя.

Когда гугеноты прибыли в Плесси, оказалось, что вся армия Генриха III уже там. Офицеры короля Наваррского насторожились. Они снова и снова умоляли своего повелителя вернуться в Сомюр.

Один из придворных воскликнул:

— По крайней мере, Ваше Величество, войдите в замок с эскортом. Мы сможем вас защитить, мы им покажем, как дерутся гугеноты!

— А вы, господин де Пардальян, что посоветуете? — спросил король.

— Идите один, сир! Возьмите пять-шесть человек, не более. Если это ловушка, то вас все равно перебьют — хоть сотню, хоть пятерых… У короля Франции здесь шесть тысяч солдат. Но если Генрих Валуа искренен, то, отправившись без эскорта, вы полностью завоюете его доверие.

Король кивнул и выбрал троих: Агриппу д'Обинье, дю Бартаса и Пардальяна, которые и отправились с ним в замок. Остальные спешились в трехстах шагах от крепости.

— Черт меня возьми! — воскликнул Генрих Наваррский. — Если я умру, то умру в хорошей компании!

А Пардальян заметил:

— Сир, вы идете не на смерть, вы идете за французской короной. Но если, не дай Бог, вам предстоит умереть, то, увы, не в моей компании, ибо я умру раньше!

Тем временем слух о свидании двух королей распространился в Туре и его окрестностях. У замка собралась многочисленная толпа. Ворота не закрыли, и люди заполнили сад: кое-кто влез на деревья, а некоторые зеваки даже взобрались на статуи.

Генрих III ожидал гостя в саду. На короле был роскошный костюм из белого атласа, на плечи — накинут короткий плащ вишневого цвета, а у пояса висела шпага с рукоятью, усыпанной бриллиантами. За ним стояли в двадцать рядов одетые в парадные одежды придворные. Три шеренги солдат с алебардами охраняли короля и его свиту, а за ними расположились три полка в походной форме: справа и слева — солдаты, вооруженные протазанами, а по центру аркебузиры.

Беарнец пошел навстречу Генриху III. Рядом с ним шагали три человека — пропыленные, в потрепанной одежде. Генрих Наваррский с удовлетворением улыбнулся. Контраст между роскошью одних и бедностью других поражал воображение, но эти вельможи в бархатных нарядах просили его, короля в рваном камзоле, о помощи и поддержке!

Наконец Генрих Наваррский жестом остановил своих спутников и один двинулся вперед.

Мертвая тишина повисла над садом, когда король Наваррский остановился в трех шагах от Генриха Валуа. Все увидели, как потрепан костюм Беарнца, как скособочились его сапоги и как проржавели шпоры. И знаменитый белый султан на королевской шляпе казался чем-то чужеродным…

Короли смотрели друг на друга, молча, затаив дыхание. Неожиданно Генрих Наваррский распахнул объятия, и король Франции бросился на шею к своему недавнему противнику, шепча:

— Брат мой, ах, брат мой!

Присутствующие были потрясены. Ропот одобрения прокатился по рядам и вылился в мощный клич: «Да здравствует король!» Генрих Валуа так давно не слышал ничего подобного, что слезы хлынули у него из глаз.

— Черт меня возьми! — воскликнул с гасконским акцентом Генрих Наваррский. — Держитесь, брат мой! С помощью моих горцев вы вернетесь в Париж, в Лувр!

Генрих III еще раз обнял Беарнца, взял его под руку и проводил в парадный зал, где был приготовлен обед. Свершилось!..

Через десять минут в замок пригласили сотню гугенотов, которые ждали под стенами Плесси. А на следующий день, когда к замку подошли войска Генриха Наваррского, солдаты и офицеры короля Франции братались с гугенотами. Союз был заключен, тот самый союз, что приведет на трон Генриха Наваррского и положит начало правлению Бурбонов.

Через три дня обе армии совместными усилиями отбросили войска Майенна в сторону Тура, двинулись на Париж, достигли пригорода Сен-Жак, заняли Сен-Клу и встали лагерем в Вожирари. Парижане смертельно перепугались, пошли слухи, что столица вот-вот падет… Кое-кто из важных горожан начал поговаривать, что надо бы помириться с королем и впустить Его Величество в Париж, а не то будет хуже…

Глава XLIV

ЖАК КЛЕМАН

Пардальян дошел с войсками до Сен-Клу — ему очень хотелось увидеть, к чему приведет союз двух королей, заключенный не без его помощи. Но ни с тем, ни с другим королем он не встретился, хотя и Генрих Валуа и Генрих Наваррский разыскивали его по всему лагерю. Чаще всего Пардальян проводил время в палатке у Крийона или у дю Бартаса, с которым очень подружился. Дю Бартас сообщил Пардальяну, что король Наваррский предлагает шевалье пост своего личного советника, ибо считает, что в искусстве дипломатии Пардальяну нет равных. Шевалье расхохотался в ответ на это предложение и заметил, что терпеть не может давать советы. Крийон передал ему предложение Генриха III: король Франции вручит Пардальяну маршальский жезл. Шевалье ответил:

— С меня довольно и моей шпаги!

Второго августа, пообедав в компании Крийона и дю Бартаса, шевалье сообщил друзьям, что собирается уезжать. Как ни отговаривали его, он остался непреклонен. Они обнялись на прощание, и шевалье вскочил в седло.

Он переехал через мост Сен-Клу и направился в сторону Парижа. Правда, Пардальян не знал, удастся ли ему проникнуть в город. Он решил, что если сможет попасть в Париж, то останется там надолго и отдохнет в гостинице «У ворожеи». Деньги у него были, об этом, как мы помним, позаботилась Мари Туше. Прежде чем кидаться в очередную опасную авантюру, стоило пожить в тепле и уюте, рядом с милой Югеттой, несколько месяцев, а может, и год. В конце концов, отдых он заслужил…

Итак, шевалье де Пардальян ехал в Париж. Он пустил коня шагом, чувствуя, что никак не может избавиться от грустных мыслей.

— Я один, один во всем мире… Негде мне приклонить голову, не о ком мне позаботиться… Что ж! Зато я обладаю редчайшими сокровищами — свободой и независимостью…

День кончался, солнце уже клонилось к закату. Внезапно лошадь шевалье резко остановилась. Пардальян очнулся от грез и натянул поводья. Только тут он увидел, что дорогу коню преградил человек. Перед шевалье стоял улыбающийся Жак Клеман, по обыкновению облаченный в монашескую рясу. Пардальян спешился и пожал монаху руку.

— Вы ли это, дорогой друг?! — радостно воскликнул Жак Клеман.

Шевалье несколько удивился, ибо привык видеть своего знакомца сдержанным и даже бесстрастным.

«Слава Богу! Он, кажется, отказался от своей сумасшедшей затеи, — подумал Пардальян. — Тем лучше для него, да и для короля Франции…»

— А я еду в Париж, — заявил шевалье монаху. — Вы прекрасно выглядите, мой друг: глаза блестят, румянец на щеках, с уст не сходит улыбка. Похоже, вы счастливы?

— Счастью моему нет предела!

— Вот как? И что же сделало вас счастливым?

— Любовь!

— Прекрасно. Но, позвольте полюбопытствовать, куда это вы спешите в таком приподнятом настроении?

— К смерти!

Пардальяна словно холодной водой окатили. Он пригляделся к монаху повнимательней и понял, что тот охвачен неестественным, экзальтированным восторгом.

— А как вы, шевалье, собираетесь попасть в город? — спросил монах.

— Да очень просто! Попрошу разрешения у стражей ворот.

— Не получится. У них приказ: никого не впускать, никого не выпускать. Возьмите этот образок, с ним вас пропустят в город, да и в Париже никто не задержит.

Пардальян машинально взял образок.

— Я мог бы и сам им воспользоваться по возвращении, — добавил Жак Клеман, — но я не вернусь!

Пардальян побледнел. Он положил руку на плечо монаха и произнес:

— Послушайте…

— Молчите! — прервал его Жак Клеман. — Молчите! Я знаю все, что вы можете сказать мне. Ничто, слышите, ничто не остановит меня! Если бы моя мать восстала из могилы и приказал: «Остановись!», я бы оттолкнул ее и двинулся навстречу судьбе.

Глаза Жака Клемана затуманились, лицо залила бледность, голос зазвучал глухо и жестко. Пардальян понял, что любые слова бессильны перед этой решимостью. Он коротко попрощался с монахом и сел в седло. Жак Клеман быстрым шагом направился в сторону Сен-Клу. Пардальян проводил его взглядом и вздохнул:

— Гроша ломаного не дам за шкуру Валуа! Да и жизнь самого Жака Клемана недорого теперь стоит… Что ж, он идет навстречу судьбе!.. Прощай, сын Алисы де Люс!

Шевалье благополучно добрался до Парижа, и его впустили в город, едва он показал образок Жака Клемана.

Надо сказать, что через месяц после смерти герцога де Гиза парижский парламент в полном составе был арестован. Этот арест осуществил Бюсси-Леклерк, вернувшийся в январе в Париж, причем осуществил гениально.

Обе палаты парламента как раз собрались на заседание, чтобы составить письмо королю и поблагодарить его за те уступки, которые он сделал третьему сословию. (В Париже тогда жгли изображения Валуа и сбрасывали королевские статуи, так что подобное мероприятие требовало немалой отваги. ) Майенн навестил Бюсси-Леклерка, вновь приступившего к своим обязанностям коменданта Бастилии, и спросил:

— Сколько судейских вы сможете упрятать в крепость?

— Хоть десять тысяч. Если места не хватит, будем их штабелями складывать!

— Прекрасно. Сегодня вечером надо препроводить в Бастилию господ из парламента, но так, чтобы они не подняли шум на весь Париж.

— Положитесь на меня! — заверил Майенна Бюсси-Леклерк.

Он взял с собой пять сотен стражников и отправился во дворец парламента. Он вошел в зал заседаний, не снимая шляпы, с пистолетом в руке. Президент спросил, по какому праву Бюсси явился в парламент.

— По праву сильного, — ответил комендант Бастилии.

Кое-кто из советников попытался сбежать, но в коридорах они наткнулись на пики и алебарды стражников.

— Господа, не бойтесь! — крикнул Бюсси-Леклерк. — Я вас только провожу в ратушу, там с вами будут вести переговоры.

Члены парламента посоветовались, и, наконец, президент заявил:

— Господа, давайте отправимся на переговоры в ратушу, а вас, господин де Бюсси-Леклерк, попрошу обеспечить нам эскорт.

Окруженные двойной цепью солдат, советники рядами покинули дворец парламента. Когда они оказались на улице, эскорт защитил их от разъяренных горожан: какие-то матросы подбивали толпу закидать советников камнями.

Но привели их не в ратушу, а в Бастилию и быстренько распихали по камерам. Бюсси-Леклерк — просто так, шутки ради — приказал посадить советников на хлеб и на воду. Тянулись месяцы, и несчастные члены парламента совсем потеряли надежду выйти на свободу. Они попытались было передать письмо королю, но им этого не разрешили…

Случилось так, что в начале июля один из советников заболел и попросил прислать исповедника. Бюсси-Леклерк великодушно позволил. Больной советник задушевно побеседовал с явившимся капуцином, и монах признался, что в душе он сочувствует королю. Тогда советник сообщил, что его смертельная болезнь — чистая выдумка, и попросил передать королю несколько писем.

Капуцин тут же согласился, припрятал письма под рясу… и отнес их прямиком во дворец Майенна, где как раз собрался совет, на котором присутствовала и герцогиня де Монпансье. Это произошло тридцать первого июля. Герцог де Майенн вслух прочёл письма и заявил, что их надо сжечь.

— А еще лучше — передать Валуа! — воскликнула герцогиня де Монпансье. — Мы спасены, господа! Через три дня осада с Парижа будет снята, и мы сможем молить дьявола за душу царя Ирода!

В тот же вечер Жак Клеман получил письма. Мария де Монпансье провела с ним ночь и объяснила, как воспользоваться посланиями членов парламента.

Утром молодой монах отправился в путь…

Жак Клеман нес письма, адресованные королю заключенными в темнице советниками парламента. А еще он нес тот самый кинжал, что когда-то бросил к его ногам ангел в часовне якобинского монастыря.

Солнце уже село, когда монах добрался до моста Сен-Клу. Мост охраняли аркебузиры — как королевские, так и гугенотские — и три орудия. На расспросы офицера Жак Клеман ответил, что идет в Сен-Клу повидать больную тетку. К великой радости монаха, его пропустили немедленно: святой отец, который идет утешить больного, не вызывает подозрений.

В Сен-Клу монах стал выяснять, где же король, и узнал, что Генрих III в Медоне, в ставке короля Наваррского. Ему показали и дом, где расположился Генрих Валуа, — одноэтажный, но богатый. Вход охраняли пятьдесят солдат.

Жак Клеман простоял на улице, недалеко от дома, до одиннадцати вечера. Вскоре после одиннадцати он увидел, как к дому подъехала многочисленная кавалькада. В свете факелов он узнал среди прибывших Генриха III.

Перед королем низко склонились офицеры охраны. Генрих, как всегда завитый и накрашенный, медленно приподнял шляпу и вошел в дом. Вскоре погасли факелы, и на улице установилась полная тишина…

Жак Клеман шагал по ночному городу. Голова его пылала, но руки были ледяными. Он не хотел далеко уходить от жилища короля. Обнаружив незапертый сарай, монах растянулся там на соломе. Он не спал, его широко открытые глаза смотрели в темноту, а рука сжимала рукоять заветного кинжала, дарованного Господом. Перед его взором возник образ Марии де Монпансье, и несчастный Жак Клеман скорбно улыбнулся…

На рассвете запели трубы, и весь огромный военный лагерь, раскинувшийся от Аржантея до Сен-Клу и от Сен-Клу до Вожирара, проснулся. Поднялся со своей подстилки и Жак Клеман. Он ночью замерз и все еще дрожал. Оказалось, что он забрел в сарай при каком-то постоялом дворе. Монах прошел в общий зал, где служанка как раз разжигала огонь в очаге.

— Как вы плохо выглядите, отец мой! — воскликнула служанка. — Такой бледный… краше в гроб кладут!

Жак Клеман слабо улыбнулся и ответил:

— Просто замерз. Стаканчик вина — и все пройдет.

Он выпил вина, расплатился и отправился бродить по Сен-Клу. Через час он почувствовал, что умирает с голоду. Хотел было вернуться на постоялый двор, но потом пробормотал:

— Не стоит… Ни к чему…

В девять утра Клеман уже стоял недалеко от дверей королевского дома. Он не обращал внимания на курьеров, сновавших туда-сюда. Он словно заглядывал в глубины собственной души. Наконец молния блеснула в глазах Жака Клемана. Ему снова привиделся ангел, осеняющий его путь, и Жак Клеман решительно подошел к воротам.

— Отойдите! — крикнул солдат, преграждая монаху дорогу.

— Я хочу видеть короля! — ответил монах.

Охранники принялись грубо отталкивать монаха, не проявляя никакого почтения к его сану. Но в этот момент в дверях дома появился сам король.

— Чего хочет этот человек? — спросил Генрих у офицера охраны.

— Сейчас выясню, сир!

— Только не прогоняйте его, — заметил король. — А то пойдут разговоры, что, помирившись с гугенотами, я не желаю видеть монахов.

— Что вам угодно, святой отец? — спросил офицер, выйдя к воротам.

— Я хочу говорить с королем! — твердо заявил Жак Клеман.

— Но нельзя ни с того ни с сего требовать встречи с Его Величеством!

— Я приехал из Парижа, — произнес Жак Клеман. — С риском для жизни я доставил королю важные письма.

— Письма из Парижа? О, это другое дело. Передайте их мне, святой отец.

Жак Клеман вытащил из-под рясы пакет, где было семь или восемь писем, достал первое попавшееся и протянул офицеру.

— Пусть король прочтет это, — сказал монах. — Если захочет, он позовет меня, и остальные письма я передам ему сам.

Офицер решил, что монах, видимо, рассчитывает на вознаграждение, и отнес письмо Генриху. Жак Клеман остался стоять у ворот под охраной солдат. Монах так спокойно улыбался, что стражники решили:

— Наверное, монах принес Его Величеству добрую весть!

Через несколько минут вернулся офицер и пригласил Жака Клемана в дом. Его проводили в комнату, где сидел в кресле в окружении десятка своих военачальников Генрих III. Король, взглянув на монаха, произнес:

— У вас есть и другие письма? Давайте их!

— Сир, — чуть слышным голосом произнес Жак Клеман, — сир, письма — не главное, у меня важнейшее сообщение для Вашего Величества…

— Говорите же! Вы приехали из Парижа? Вам удалось проникнуть в Бастилию?

— Сир, я смогу сообщить только вам лично… речь идет о жизни или смерти…

Генрих III жестом приказал офицерам выйти. Многие заколебались, но король нетерпеливо повторил свое приказание. Жак Клеман внимательно смотрел вслед покидающим комнату придворным. Наконец за последним из них закрылась дверь.

— Вот письма, — произнес Жак Клеман и протянул королю пакет.

Король распечатал одно со словами:

— Прекрасно… все это я прочту… Но, сударь, что еще вы хотели мне сказать? Я вас…

Страшный крик вырвался из груди Валуа; закончить фразу Генрих не успел — он увидел нож в руке монаха. А Жак Клеман склонился над королем и прошептал: