Возвращение - смерть

      Никакой реакции - что особенно обидно для женщины, мечтавшей о славе. Эти меня не знали и знать не хотели. Слухи о моей бурной жизни не докатились в их уши, занятые уроком Илоны Давыдовой и рекламной кампанией подгузников.
      - Моя фамилия Крылова.
      - Вороне где - то бог послал кусочек сыра, - противно прогнусавил сидящий на первой парте мальчик с лицом, достойным украсить милицейскую сводку. - Это не Ваше.
      - Не мое. Достаньте листочки. Входной контроль. Я диктую фамилии, вы пишите, кто это такие, в какой отрасли культуры работали, когда творили.
      - Беду творили, или что, - поддержала олигофрена крашенная блондинка, длинные ноги которой в весьма собранном виде занимали проход между столами.
      М - да, куда мне со свинячим рылом да в Калашный ряд? Ничего - оружие к бою. Или я не подчиненная самого отставного из всех полковников нашей многострадальной Родины.
      - Детки, впереди дифзачет. Характер у меня мерзкий даже при самом отдаленном рассмотрении. Так что... Платон, Аристофан, Мопассан.
      - Попа - сан, - спросили откуда - то с последних рядов. - Клево, пацаны, попа - сан.
      Все дружно рассмеялись, а я живенько представила себе свое будущее, в котором управленцами окажутся эти крокодильчики и бегемотики. Мне лично в таком будущем делать нечего. Стоило подумать об эмиграции - лет пять восемь на раскачку еще, кажется, есть. Я-то думала, что самыми большими идиотами у нас являются многострадальные новые русские, но по сравнению с собственными детьми - это же культурнейшие, многообразованнейшие, интеллектуальнейшие люди планеты.
      - Вон отсюда, - чтобы случайно не ошибиться в выборе жертвы, я отправила в коридор целый ряд. Полицейские мероприятия возымели действие, и честной народ почти час трудился над именами, которые никогда или почти никогда .не слышал.
      - Вы свободны, - заявила я за три минуты до звонка.
      - Свободны, - парень со второй парты пожал плечами и посмотрел на меня маслянистым потусторонним взглядом. - Свобода - это всего лишь поиск зависимости. В данном случае - от звонка.
      - Фамилия? - строго спросила я.
      - Джагоев, - он улыбнулся и осторожно втиснул широкие плечи в дверной проем.
      Мне стало радостно. Ну, во-первых, подтверждались прогнозы многих философов, что возрождение к нам придет с Востока, а во-вторых, моя жизнь не так уж безнадежна, если мне по собственной воле улыбается молодежь. Господи, и о чем я только думаю?
      Вторая пара если не прошла под аплодисменты, то оказалась более удобоваримой. Я даже выступила героем - участником кровавых событий в главном корпусе и была посвящена в тайны студенческого выступления в пользу юбилея ректора. Кое - что из программы оказалось даже смешным. Как любят говорить мужчины - по своему. От душевной щедрости, которая таки не перевелась в багаже моего внутреннего мира, я порекомендовала студентам играть в КВН, на что получила обиженное заявление о суперизвестности академической команды в московских тусовках и об обещаниях ректора заплатить спонсорской помощью за достойное чествование Его, великого и неужасного. Товарно - денежные отношения преподавались здесь повсеместно, в том числе и во внерабочее время. К концу второй пары мне даже удалось проверить контрольные работы, из которых я выяснила, Что Аристофан - это имя арестанта в Греции и Риме, Платон - фокусник эпохи возрождения, а Мейерхольд - первый президент Израиля, в крайнем случае - автор "Головы профессора Доуэля".
      Теперь, пожалуй, у меня был достойный материал для выступления на торжественном банкете. И не притянутый за уши неотвратимостью принципа "ты мне, я тебе", а созданный экспромтом и от чистого сердца. Вряд ли, конечно, после такого подарка, я задержусь здесь надолго, но попробовать можно.
      Едва я переступила порог своей квартиры, оставленной мне партией реформ в награду за выявление особо опасного преступника, как раздался телефонный звонок. Ура, я снова нарасхват. Кажется, миновал период тихого замешательства друзей вокруг моей пострадавшей персоны.
      - Надя, Владимир Игнатьевич. Завтра пресс - конференция. Рубин не может. Пойдешь та. Записывай данные...
      Ах, как жаль... Это всего навсего проклюнулся мой второй шеф, который никогда не обделял вниманием ни меня, ни мои пишущие гороскопы способности. Правда, это не мешало ему катастрофически не доплачивать мне за мой ратный подвиг и предлагать мне задание, по невыполнимости сравнимые разве с моей мечтой прославить наш город как столицу женского беспредела.
      - А почему Рубин не может? - попыталась упереться я.
      - У него интервью в цирке. Как раз в это же время.
      Рубин был заместителем шефа и не любил меня оптом и в розницу. Мы не сходились с ним во взглядах не только по поводу блаженного Августина, которого он изучал в своей богонеугодной секте, но вообще по любому поводу и без оного. Лично я его прозвала Яшмой. За то, что он все время платил мне мелкими гадостями. Такими, как, например, вот эта. Зная мою нелюбовь к пресс-конференциям и героическим козлам, которые повествуют о своей многотрудной славе, он постоянно провоцировал меня на скандал, который мог бы пошатнуть наши дружественные отношения с шефом, прижимистость которого могла сравниться только с моей твердолобостью.
      - В цирке, значит. Ему там место, - пробурчала я, понимая, что эта партия проиграна.
      Для шефа старое кино и новый цирк - святыни, посягнуть на которые мог только обезумевший налоговый инспектор.
      - Наум Чаплинский. Гостиница "Дружба". Возможно, координаты встречи изменятся. Если он захочет осмотреть город, то будет встречаться с прессой где - нибудь поближе. Обещают фуршет...
      - Вам захватить пару бутербродов и бутылку пепси - колы? - нежно осведомилась я.
      - Надя, - рявкнул шеф. - Без глупостей. Скромное нежное интервью о том, как мы за ним скучали.
      - А что у нас в газете теперь "Сахнут"? Не много ли - двоеперстцы, парашютисты и ещё эти?..
      В дешевые поддавки Владимир Игнатьевич, изредка называемый мною Лойолой (исключительно из-за схожести жизненных принципов) со мной не играл. Были дела и поважнее. Что опять таки обидно. Он невежливо отключился, потому что как все мужчины любил, чтобы за ним бежали вслед. Разогретая взрывом, студентами и хамским обращением начальства, я решила, что отплачу кровью за кровь. В роли мишени мне вделось одутловатое лицо героя моего будущего интервью. Чтобы не расплескать воинственный пыл, я звякнула маме и отключилась от внешнего мира посредством изъятия телефонного шнура из розетки.
      Под утро мне приснились ботинки студента Джагоева, которые я не видела в глаза. Ботинки были воинственными, твердыми и блестели почему-то под майским солнцем. Набойка на левом должна была вот-вот отлететь, но в целом зрелище, а особенно запах натуральной кожи, был приятственным, навевавшем неясные сладко - тревожные воспоминания. Например, о том, как на восемь назначено заседание кафедры, а новая обувь вообще снится к женихам. Я подскочила, рванула в ванную, в шкаф, на кухню, к зажигалке, сумке и туфлям. Через двадцать минут я, как хороший солдат, была готова стоять на утренней поверке. Главнокомандующего Мишина не было. Лаборантка Танечка нервно поддергивалась у печатной машинки, а Анна Семеновна гневалась на Татьяну Ивановну и что-то достаточно громко выговаривала ей. Я сочла возможным прислушаться.
      - Ты не понимаешь, что делаешь. Это просто опасно. Нужно немедленно все исправить. Слышишь - немедленно. Иначе...
      - Анечка, уже поздно. Не нервничай. Тебе вредно. Пусть все идет, как идет.
      - Таня, должок! Должок! - она снова повторила почти забытое купеческое словечко из Островского и погрозила хорошо наманирюренным пальцем. - Я сама могу все уладить. Не бойся.
      - Анна, - Татьяна Ивановна выровнялась, поджала губы и стала похожа на столб линии электропередач, из которого, по мнению моих новых студентов, образуется молния. Или буря... Буря, скоро грянет буря. Татьяна Ивановна сжала кулачки и сделала шаг навстречу Анне Семеновне.
      - Мама, - раздался сексуально - продвинутый голос из-за двери. - Мама, ты забыла ключи. Здрасьте, теть Ань.
      Я быстро повернулась и натолкнулась взглядом на произведение античного искусства, затянутое в джинсы и покрытое темно-синим свитером из кашемира. Глядя на таких, я в юности говорила: "Боже, какой мальчик!" Волосы черные, глаза - голубые, нос - сломанный, челюсть - выдвинутая. Оскар за исполнение роли героя - любовника в кино развивающихся стран ему гарантирован.
      Жаль только, что этот организм лет на пять меня моложе. А с учетом замедленного умственного развития у мужчин - на все десять. Мне, конечно, было интересно, понравилась ли ему я, но по молчанию печатной машинки и радостной улыбке Анны Семеновны я поняла, что он нравился здесь всем. Сладкий сахар со сгущенкой. Из таких получаются отличные альфонсы.
      - Знакомьтесь - Игорь. Мой сын, - разрумяненная Татьяна Ивановна смутилась и горделиво повела плечом в мою сторону.
      - Надежда Викторовна, наш новый преподаватель.
      Он подошел ко мне поближе и чинно поклонился:
      - Пасынок кафедры с протекцией в сына полка.
      - Не шали, сынок, - Анна Семеновна погрозила ему пальцем. - Вот мы все Инне Константиновне расскажем.
      - Что ещё случилось! - на кафедру влетела женщина, похожая на колючую проволоку и неприветливо покосилась в мою сторону. - Всем привет, Игорю отдельно. От Ирочки. И от меня. А с Вами, Анна Семеновна, я больше цацкаться не буду. Ложитесь Вы тут хоть грудью, хоть чем. Я этого так не оставлю. Вы постоянно перекрываете мне кислород, загоняете меня в угол и не даете продохнуть. Или Вы соглашаетесь на мои условия, или я принимаю меры. Самые серьезные меры. Так, где Мишин? Давайте начинать. У меня занятия, а это Крылова, которая пришла есть наш хлеб? Разберемся, надоело. Протекционизм. Своих выставляют на посмешище. Я бы с удовольствием взялась читать этот курс. Но...
      Она тарахтела, брызгала слюной и не давала мне рассмотреть себя толком. Вроде ничего. В одинаковых пропорциях и в анфас, и в профиль, хорошая отсутствующая грудь. Большая челюсть, искрящиеся глаза - пока ненавистью. Ничего - главное не мертвые. Волосы цвета вороньего крыла собраны в пучок, из которого залихватски торчали пряди.
      - Сейчас прольется чья-то кровь, - прошептала Танечка, кивая на Инну Константиновну.
      - Игорь, иди давай. Приходите сюда - перекусите. У нас свои дела. Анна Семеновна, я ясно выразилась. Я буду бороться до конца. Отдайте мне мое. И не надо прятаться за спину Анны Семеновны. Я Вам говорю, - Инна Константиновна обмотала собой только что ссорившихся подружек и замерла перед ними в позе заклинателя змей.
      - Ну вот, - улыбнулась Анна, нервно поправляя прическу. - Как тут не нервничать. Да, Наденька?
      - Уже Наденька, - подытожила Инна Константиновна. - Все против меня. А я докторскую пишу. Понятно?
      Все дружно кивнули и облегченно вздохнули, заслышав в коридоре родной голос шефа, который втолковывал Виталию Николаевиче основы рукопашного боя.
      - Вам, молодой человек, это может пригодиться уже сегодня, - с этими словами Мишин зашел на кафедру и поздравил нас с отличной охотой.
      - Проше всех сесть и проверить - на новых стульях нам должно думаться лучше. Как поздравить шефа. И прочее.
      Я села покорно и красиво. Мне лично все равно, на чем думать - мои мыслительные процессы пока никак не связаны с этим местом. Но может быть позже.
      Пока все рассаживались, Анна с Татьяной, кажется, успели поссориться окончательно. И кто бы мог ожидать от дивы Анны такой подозрительно прилипчивой буржуазной навязчивости.
      - Таня, будет только хуже! - громко проговорила метресса и села рядом с Мишиным.
      - Не твое дело, вот и не лезь, - прошипела Татьяна Ивановна , с блеском освоив роль пятнадцатилетней девицы, которую мама уводит с дискотеки.
      Мишин достал из нагрудного кармана штопанного пиджака очки времен офтальмологического кризиса и великого Гука, протер их промокашкой, крякнул, хмыкнул и красиво выровнял спину.
      - Что будем дарить ректору и сколько денег надо собрать. С учетом сессии у заочников, - шеф привычно посмотрел на Инну Константиновну.
      - А почему сразу я? Сколько можно рассчитывать на мой карман. Я в прошлом году купила для кафедры ковровое покрытие! И теперь - снова? Набираете новеньких, на них и рассчитывайте!
      - Да, Владимир Сергеевич, вы можете смело рассчитывать на меня, - я подобрала живот и яростно перебрала в памяти возможности левого заработка. Получалось, что и на этот раз за мою наглость будет расплачиваться газета, которой я подарю славу, интервью и бычка Наума на веревочке. - Да! Я постараюсь принять должное участие в самом крупном торжественном мероприятии города.
      Анна Семеновна театрально зааплодировала.
      - Нашего полку прибыло, - натужно восхитился Виталий Николаевич и что-то записал в своем растрепанном блокноте.
      - А Вы не пишите стихи? - спросил меня Мишин ласково.
      - Нет. Но для ректора могу. Например, поздравляем с юбилеем, денег наших не жалеем. Будет, будет юбилей триста лет и триста дней.
      - Это какой - то формализм. Не пойдет, - строго сказал Мишин и обхватил руками лысеющую голову. - Надо что-то такое, кафедральное, чтобы фольклору и специальности было побольше.
      - Можно контрольные работы. Он порадуется, - вставила словечко Анна Семеновна и грозно посмотрела в сторону своей бывшей подруги.
      - Предлагаю собрать по десять долларов. Купить бутылку водки "Царь", что нибудь типа Скипетра и..., - Инна Константиновна выдохлась и поджала губы в обиде на свою голову. Которая теперь была занята только докторской.
      - А есть такая? - невинно спросил Мишин, привыкший, видимо, к самогону.
      - Нарисуем, - обрадовались все и наперебой загалдели. - И недорого, и красиво, и со вкусом, и со смыслом.
      - А поздравление типа летописи. На старославянском., - заявила Татьяна Ивановна.
      - На старославянском будет выступать настоятель Свято-Сергиевого монастыря.
      - У него тут, что ли, дети учатся? - спросила Танечка.
      - Племянники, какая разница? Но выглядеть мы будем не так, чтобы очень. Вон СГД собирает на компьютер, - вздохнул Виталий Николаевич.
      - На что? - раздраженно спросил Мишин. - Обскакали стало быть? Обошли? По всем статьям?
      Он вскочил и заметался между столами, хватаясь то за сердце, то за
      голову, явно ожидая пришествия инфаркта, второго и последнего.
      - А что, если мы придем в фольклорных костюмах? - вдруг остановился он.
      - В смысле - в буденовках, - поинтересовалась Анна Семеновна, которую сегодня несло не хуже, чем меня.
      - Почему в буденовках? - Мишин не обиделся, сел за стол и улыбнулся. В русских, украинских, греческих, мордовских. Знаете, как раньше пятнадцать республик - пятнадцать сестер. Ну вот, покажем народы, населяющие нашу страну. И водку ему. "Царь".
      - А людей где мы столько возьмем? - спросила Инна Константиновна, мысленно примеривая на себя тюбетейку.
      - Пригласим детей и родственников. Если такая идея не пройдет при голосовании, то посчитаем, каких народов больше в процентном соотношении больше - в тех костюмах и придем. И хорошо бы пару слов на их языках. И пусть СГД со своим компьютером задавится от счастья. Ну, есть против или воздержавшиеся?
      Я только успела протянуть вверх руку, чтобы остановить надвигающийся беспредел-карнавал, как Мишин радостно выдохнул "Единогласно!"
      - Давайте все же исходить из логики костюмов, - предложила спокойная и отстраненная Татьяна Ивановна. - Какие найдем, такие и наденем. Времени-то всего ничего.
      - Согласен. Танечка, впишите в протокол поправку Ильиной. Но денег сдадим не по десять, а по двадцать долларов. Плюс цветы, машина и ...непредвиденные расходы.
      - В виде такси на помощь, - прошептала Инна Константиновна. Развозить пьяных. - ее голос стал звучать уверенней и громче. - Но знайте, я на попойку не останусь. Ни под каким видом. Он щиплется. - вдруг тонко и пронзительно взвизгнула она.
      - Кто? - Мишин снял очки и строго посмотрел на Виталия Николаевича. Кто щиплется? Раз - бе - рем - ся!!!
      - Да ректор ваш. Прямо сил нет. Как выпьет так и щиплется. И нет бы щипал самых интересных - так всех подряд. Без разбору. Ненавижу всеядность! А вообще, объясните мне, что здесь делает эта Крылова Вы знаете, какая у неё репутация, - Инна Константиновна
      ощетинилась и повернулась ко мне в полоборота, чтобы выразить взглядом все свое человеческое презрение.
      - Нам она подходит, - неуверенно сказал Мишин, кивая и подмигивая двери. Сей тайный сигнал означал, что я - пришелец и трогать меня всем без разбора нет никакого толка. Себе же хуже. Инна Константиновна не пожелала поверить в мое инопланетное происхождение и завопила:
      - Да у неё весь город в мужьях был! Меня этим не запугаешь. Легкая приятственная дрожь пробежала по моей спине. "Узнали. Ура! Наконец-то! Прощай безвестность! Да здравствует слава!" И пусть считают, что у меня комплекс Герострата, но мне захотелось тесно прижать к себе Инну Константиновну. И держать её в объятиях, пока она не испустит свой злобный дух.
      - Да! Но не надо так сильно завидовать, - я гордо приподнялась со стула и почувствовала, как все светлые мысли покинули меня, оставив только мотивированную ярость и веру в победу светлых сил над пережитками патриархального строя.
      - Сейчас прольется чья-то кровь, - радостно пискнула Танечка и превратилась в скульптуру "томительное ожидание".
      - Сядьте, Надежда, - громко сказала Анна Семеновна. - Прекратите балаган! Довольно. Мы ещё не в костюмах. Мишин беспомощно оглядел комнату и быстро заморгал ресницами. Всем, то есть мне стало ясно, кто в доме хозяин.
      - Извиняться никто не будет, но подобное больше не повторится. Я ручаюсь. А Вам бы очень подошел наряд янычара, Наденька, - Анна усмехнулась и строго добавила. - Что там ещё на повестке дня?
      - Не много ли на себя берете? - спросила Инна Константиновна. Смотрите, не надорвитесь на общественное работе. Ведь здоровье уже не то.
      - Девочки, - Мишин беспомощно развел руками. - Ну девочки же. Такая хорошая была беседа. И на тебе. Ладно, - он устало махнул рукой. - На сегодня все. Хватит с меня. Стараешься, стараешься. Таня, будут
      звонить, я у себя, - Мишин торжественно прошествовал в свой кабинет, который находился напротив женского туалета и делал его вредную работу опасной, но будоражащей воображение. Говорят, что ему как-то пообещали сменить место обитания, но помещение бывшего общежития сельскохозяйственного техникума расселялось крайне медленно, поэтому приходилось терпеть неудобства и неприятное по запаху соседство. Ничего, после юбилея ректор должен обратить внимание на нужды Мишина и создать ему благоприятные условия
      в освободившейся на втором этаже кладовке. На кафедре воцарилась враждебная тишина, в которой все были против всех, а Виктор Николаевич опять "девочкой".
      - А можно, я буду "цыганкой"? - спросила Танечка. - У меня со школы остался костюмчик. И бусы, и бубен... И петь...
      - Приходите в мой театр, - попросил Виталий Николаевич и значительно оживился. Было ясно, что основная часть его жизни, и почти вся - души находятся совсем не здесь. - Танечка, я для Вас готов пересмотреть свои отношения с Шекспиром. И при определенной правке поставить "Джульетту и Ромео".
      - А сдавайте лучше деньги, я пока подумаю, - Танечка озорно блеснула глазами, и, набравшись мужества и невинного хамства, спросила у меня. - А весь город - это сколько?
      - В процентах? Таня - весь город - это всего семь человек. Но "иных уж нет, а те - далече", - я притворно вздохнула. Ибо отболело, отгорело и заиндевело. И не сегодня, а когда-то давно. И никто не виноват, что я чучело о двух ногах сегодня чуть не начала выступления в среднем весе. И в крайне тяжелом состоянии.
      - А пожар, простите, это Ваших рук дело? - невинно спросила Инна Константиновна, не сводя злобного взгляда с Анны. - почерк уж больно похож.
      - Если вы имеете в виду сегодняшнее происшествие в вашей квартире - то да! - согласилась я и, взглянув на часы, решила, что мне пора выдвигаться. Иначе пресс-конференция может начаться и окончиться без меня. Чувствуя себя, если не обиженной, то очень задетой, я не прощаясь покинула приют для добрых и душевных преподавателей, и закрывая за собой дверь (исключительно во избежание шпионских происков СГД), я услышала напутственные пожелания.
      - Але, это ноль - один? Проверьте адрес на возможность пожара... Вот хамка, - заорала Инна Константиновна.
      - Не лезьте не в свои дела, - в унисон ей заявила Татьяна Ивановна.
      - Жалко её ведь. Правда, жалко, - подытожил Виталий Николаевич. Вот так. Мне не стоило тратить время на брак. Нужно было учиться общаться с женщинами. Потому что на самом деле - за ними сила, власть и упрямство. И уж если дамы возьмутся перекрывать мне кислород, то мне легче будет переквалифицироваться в ихтиандра и время от времени, появляясь на суше, распевать что-нибудь вроде
      "Мне теперь морской по нраву дьявол, его хочу любить".
      Ладно. На повестке дня пресс-конференция с фуршетом, из которой я должна добыть скандал и деньги на торжественный юбилей ректора. Украсть, что ли, все бутерброды с икрой и сдать их оптом в академический буфет? С меня станется, но как-то нехорошо. Несолидно. Есть вариант позвонить старому другу "зеленому миллионеру" Соколатому, но сумма-то, сумма. Он будет смеяться всю жизнь и может даже забыть о своих прямых начальственных обязанностях. Ладно, потрясем Владимира Игнатьевича своей неубываемой женской прелестью. Что он там заказывал - тоску, треску и воблу?
      - Але, - я нашла телефон - автомат и просунула в него чип-карту, которой пользовалась последние полгода, хотя она была рассчитана всего на десять минут. Что-то все-таки есть во мне от царя Мидаса. Любое дерьмо становится золотом. И никакого мошенничества. Один ум и сообразительность. - Во сколько и где?
      Мой шеф-редактор что-то жевал, а потому пробурчал невнятно и неубедительно:
      - Где ты так долго? Уже едь. В час дня. И не пропадай без материала.
      - Слушаюсь, - покорно ответила я, Труфальдино из провинции, и вытащила свой обмылок.
      В холле гостиницы "Дружба" толпился народ. Демократические смокинги и потертые джинсы свидетельствовали о широком круге научных, творческих и человеческих интересах заезжей звезды. Нервно курящие дамы с заголенными до пупка ногами что-то таинственно строчили в своих блокнотах, представители телевидения прибыли с камерами и ноутбуками - мол, знай наших, официанты, обремененные армейской выправкой, сновали туда-сюда с подносами, на которых все было так мелко и так ничтожно, что обычная спичка, сложенная пополам, могла заменить столовый прибор.
      - Есть нечего, - подвела я неутешительный итог и была пригвождена к месту грозным взглядом администратора, который запросто мог бы сыграть в фильме "Ночной портье".
      Мерный гул голосов и шумное причмокивание вдруг на мгновение прекратилось и было заменено кардинально - бурными продолжительными аплодисментами. Я закрыла глаза. Исключительно из боязни, что за стол переговоров сейчас сядет дорогой Леонид Ильич. Ну, лично для меня дорогой. Все же выросли при нем и вместе.
      Снова стало тихо. Маленький грустный человек сосредоточенно отодвинул стул, задумчиво присел, кивнул высокому накачанному парню и тихо сказал:
      - Я готов.
      - Газета "Вечерний город"! Как Вам понравилась программа Вашего пребывания. Есть ли претензии к мэрии?
      - Журнал "Прогноз". Вы - очень известный политик. Мы знаем Вас как порядочного человека и борца. Сможете ли Вы помочь детскому фонду, который на это рассчитывает?
      - Местное телевидение. Семьдесят первый канал. В последнем интервью, данном Вами в столице, Вы утверждали, что будете инвестировать регион. Не изменились ли Ваши планы, ведь известно, что такое благородство нынче не в моде.
      - С кем из прежних друзей Вы встречались? Не хотите ли вернуть свою собственность? Наш концерн может Вам в этом помочь. Вот наша визитка.
      - Наум Чаплинский - это имя или псевдоним? Есть ли у Вас здесь личные дела? Еженедельник "Я плюс ты" может устроить Вам любую встречу, и даже судьбу.
      Я молчала. За меня работал диктофон и желудок, который подпольно поглощал микроскопические произведения кулинарного искусства. Я все пыталась распробовать, что же намазано на эти бутерброды, но процесс узнавания шел как-то медленно, то и дело сбивался хмурыми неохотными ответами Наума Чаплинского. Вообще, он вел себя как зомби с программой: вопрос - ответ - молчание. Он не высказывал никаких эмоций - не вертелся, не морщил лоб, не улыбался. Он даже не кивал. Он просто открывал рот и произносил заготовленную фразу. Его сытость стала меня раздражать. Потому что была настоящей - отпузовой, безоглядочной. И слишком брезгливой. Многие мои знакомые в какой-то момент тоже стали богатыми людьми, но как же они вертели головой в ожидании пули. Это надо видеть. Наум Чаплинский был накормлен от пуза и до уха. Так накормлен, что даже эта полупрофессиональная возня ничуть не увлекала его. Я ещё раз внимательно посмотрела на человека, который мог позволить себе быть "над". Ничего хорошего "мертви бджолы не гудуть". И слезу не смахивают, и соплю ни себе, и никому не утирают. "Манишма? - Аколь беседер!", - так говорят у них на иврите. Наши дела пока не так блестящи, поэтому сейчас мы будем целовать дядю Нему в десна, а если он прикажет, то и в щиколотки. Подайте на бедность.
      Я так разозлилась, что подавилась бутербродом, громко закашлялась и буйно рыгнула.(Мой папа всегда говорил, что здоровье
      дороже) Но подлые сотоварищи вдруг замолчали и осуждающе уставились на меня. Я встала, не знаю, была ли я согрета дыханием зала, и стояла ли за мной вся моя страна, но последний доллар Израилю на бедность я готова была отдать прямо сейчас.
      Глаза Чаплинского на миг зажглись интересом, а голова слегка завалилась на бок.
      - Вы что-то хотели спросить? - ровно и тихо сказал он.
      Я кивнула и буркнула: "Сейчас прожую". По холлу "Дружбы" прокатился рокот возмущения. Охранник Чаплинского напрягся и приготовился прыгать на мою руку, которая полезла в сумку за платком. Сказывалось влияние новой работы вообще И Анны Семеновны в частности.
      - Прожевали? - Чаплинский снова стал холоден и немного мертв.
      - А как же? - бодро улыбнулась я. - Сильно маленький бутерброд. Пришлось съесть сразу четыре, теперь с их качеством пытается справиться мой желудок.
      - Вас сейчас выведут, - шепнул мне добрый телевизионщик с канала "Регион", который помог мне уничтожать съестные запасы пресс-конференции и чувствовал себя ответственным за дальнейшую судьбу моего здоровья.
      - Конечно, выведут, - сквозь зубы проговорила я и громко спросила: "Наум Леонидович, как Вы себя чувствуете в роли Клары Цеханасян?
      - Это все? - жестко одернул меня Чаплинский.
      - Нет, не все. Чью голову Вы попросите за оказание помощи своей бедной маленькой родине?
      Ой, неужто? Разбудили мужика. Прямо до инсульта разбудили. Я тихонько присела о ожидании ответных боевых действий, с удовольствием углядев, как заморский гость нервно сжал кулаки. Охранник наклонился над столом, что-то прошептал Науму в ухо и сказал в микрофон: "Пресс-конференция закончена. Большое спасибо за внимание." Я спрятала голову в плечи, генетической памятью ожидая наручников или машины с мигалкой. Мой новый друг дернул за руку и тихо прошептал: "А кто она такая, твоя Клара Цеханасян? Что-то в наших материалах о ней ни слова".
      ГЛАВА ПЯТАЯ.
      - Наум Леонидович, а можно спросить? - охранник Максим закусил губу и нервно перебирал длинными накачанными ногами - его
      мучало любопытство.
      - Что? Тебе-то что? - Чаплинский сидел в кресле и, жадно затягиваясь, вредил здоровью.
      - А правда, как Вы себя чувствуете себя в этой роли? - Максим осторожно отошел к двери, там была мертвая зона - пепельница, пули, осколки гранаты по идее сюда не долетели бы.
      - Ах ты, черт, - ругнулся Наум и тихо засмеялся. - Я то думал, что нас всего двое, что это такой личный разговор. А тут ты - грамотный. Пошел вон. Третий лишний. Я хочу прогуляться - один. Дай ключи от машины.
      - Не положено. Я довезу и буду стоять в уголочке. Не положено, господин Чаплинский. У нас криминогенная обстановка.
      - Ладно, вези, - Чаплинский хитро сощурил глаза и добавил. Тринадцатая линия. Знаешь? Вот туда и вези.
      Они спустились по черной лестнице, прошли через кухню и в маленьком хозяйственном дворике сели в машину. "Хорошо придумано", - решил Наум. "Как для себя сделали. С любовью и безопасностью."
      - Ты её знаешь, девицу эту жующую?
      - Выясним. К вечеру доложим, - кивнул Максим, сосредоточенно глядя на дорогу. - "Где бы черт побрал эту тринадцатую линию? Сейчас скажу - не знаю, так и выкинет из машины. Придурок. Алкоголик." Мысли были нерадостные и говорить совсем не хотелось.
      Наум внутренне посмеялся над вынужденной деликатностью своего охранника и подытожил: "Первый шаг сделан, первый шаг. Теперь нужен второй. третий, четвертый. Теперь надо идти."
      - Вот там сверни налево и по трамвайным путям. К реке.
      ...Наум Чаплинский родился в пятидесятом году в провинциальном индустриальном городе. Хотя мог бы и в столице. Но папина мама: "Скоро здесь будет плохо пахнуть. Мы давно не были виноватыми. Надо ехать. Надо ехать. И почему не ехать, если тебе, Леня, обещают квартиру. Ты даже можешь там жениться. На Ирочке. Там теперь живет Аллочка, у неё незамужняя девочка Ирочка. Я разрешаю."
      Леня поехал. Такое еврейское счастье - ехать. Он устроился на завод, получил квартиру в трехэтажном бараке босяцкого заречного
      района. И от тоски по Москве женился на Ирочке, потому что её мама знала маму Лени. Через год, когда в столицах стали бить антисемитов,
      у них родился сын, которого в знак протеста решено было назвать Наум.
      - Все же догадаются, что он еврей, - сокрушалась Ирочка, отчаянно картавя.
      - А так все думают, что мы с тобой русские, - Леня хлопал жену по крутой заднице и шел на очередное партсобрание, чтобы тихо сказать:" Я коммунист и фронтовик".
      Их не трогали и не тронули. Леня был умным и толковым, а у Ирочки было много знакомых, которые в случае чего могли подтвердить, что вообще они поляки.