Возвращение - смерть

      Ушки Сливятина мигом оказались на макушке , он быстренько определил себя в дурни и решил немедленно подстирнуть грязненькое бельишко Наума. Тем более, что человек сам признался, вот тогда и разговор будет другой - баш на баш. А не так, как сегодня: "Не говори миленький, как мы булочки с привоза воровали.
      - Ну добренько. Вот и устрой. До выборов ещё далеко, расстроится. Так что ты говоришь тебя тут держит? - Сливятин с наслаждением посмотрел , как лицо Наума стало сначала розовым. а потом пунцовым. - Какая краля зацепила? Да накрепко так. Слушай, не от встречи ли с тобой наша Анька руки на себя наложила? Стасик, не спи. Тут у нас такой сюжетик нарисовывается.
      Стасик Федоров опрокинул в себя ещё один стаканчик водки и продемонстрировал все симптомы русской болезни, которая в медицинских кругах называется алкоголизмом. Глаза его налились кровью , а незанятые руки сложились в приличных размеров кулаки.
      - Ах ты выродок, рожа твоя жидовская, да мы за Аньку, - он лихо схватил Наума за лысину, пытаясь приблизить его лоб для поцелуя. - Ах вы иноверцы, инородцы, Россию продали. Ах вы черномазые, ах вы черножопые, причитал Федоров, понимая, что рука почему-то соскальзывает с того места, где у Наума должны были быть волосы.
      Общественно - ресторанное оцепенение длилось всего несколько секунд, за которые Стасик успел ещё выпить, Нема приготовился к следующей атаке, хозяин подскочить к столику, а Максим просто снять пистолет с предохранителя.
      Следующие три фразы прозвучали одновременно. Не надо так, дарагой", недобро сверкнув глазами, попросил хозяин заведения." Руки за голову!" фальцетом выкрикнул Максим. "Вечно ты все испортишь, Федоров", - сквозь зубы процедил Сливятин.
      Но... Или мы не герои? И море нем не по колено? И кто здесь, в конце концов начальник, кормилец и отец родной? Федоров согласился, что руки Наума должны лежать за головой, стремительно вскочил со стула, навернув Максима бутылкой по голове и отмахиваясь от выстрела, как от надоевшей мухи, схватил Чаплинского за горло. Исполняя все эти движения в стремительном танце проснувшегося медведя он не переставал повторять:" Рожи ваши черножопые, хари ваши черномазые, идите вы к своему жидовскому аллаху...
      - Держись, брат, - выкрикнул хозяин ресторана, чье почтение перед источником знания лопнуло под наплывом оскорбленной н национальной гордости. - Держись. брат, - с этими словами худенький мусульманин шмыгнул в кухню за ножом для разделки мяса.
      Когда он вернулся, Федоров и Чаплинский неистово катались по полу, безжалостно мутузя друг друга. Сливятин пристально наблюдал за Максимом, который, обретя уверенность и пистолет никак не мог правильно прицелиться. Хозяин ресторана бесстрашно бросился в гущу событий и быстро оказался сидящим на Федорове и прижимающим к его шее окровавленный бараниной нож.
      - Сдавайся, гад, - проскрежетал он. - Сдавайся, зарежу! Слышишь - не щучу, а?!
      Федоров на удивление покорно оставил Наума и тихо сел за столик, махнув на Максима рукой: "Спрячь ты эту штуку, видишь - нервничаю. Все. Накатило и отпустило . Все, сказал же" - он виновато зыркнул на Сливятина, сделавшего каменное лицо "я тебя не знаю и знать не желаю".
      - Эй, брат, ты как? - заботливо спросил хозяин, укладываясь н на пол рядом с Наумом.
      - Отлично! Порядок. Честно. Я давно так не отдыхал, - Чаплинский тихо засмеялся.
      - Правильно смеешься, - согласился хозяин и вскочил на ноги. - Я Джагоев, Анвар, а вообще - Митя.
      - Я - Чаплинский , Наум. Нема, - бывший диссидент тоже поднялся с пола и пожал крепкую руку хорошего "черномазого повара". Для полноты картины здесь не хватало Билла Клинтона с фотоаппаратом. Сливятин с недоверием посмотрел на эти иудейско - мусульманские объятия и наконец понял , зачем русских пускают в Израиль. Только они, великие и пьяные могут навеки и кровью скрепить арабо - еврейскую дружбу.
      - Все сказали, ребята? - ласково спросил Наум, приготавливая очередную приятную неожиданность в виде ноты в МИД. - Максим - плохой охранник, но хороший свидетель. А в качестве доказательства я приложу газетную статью. Шантаж, дебош и оскорбление при исполнении. Полный набор. И что теперь стоят ваши знания?
      - Ничего, извините господа, - подавившись этим словом к столику подошел старший следователь городской прокуратуры Тошкин. - Их знания не стоят ничего Но нам с вами надо поговорить. Если хотите, поедем на вашей машине, - Дмитрий Савельевич невольно улыбнулся, представляя как будет запихивать большого гостя в переполненный трамвай. О головомойке которую устроит ему шеф за самодеятельность в присутствии городских властей, он решил подумать завтра.
      - Максим, это арест? - осторожно спросил помятый Чаплинский. Охранник виновато и неуверенно кивнул.
      - А сюда, пожалуйста, наряд милиции. Распустились совсем, - нагло заявил Сливятин указывая тонким синим пальцем на лицо кавказской национальности, которое только что чуть не сделало шашлык из Стасика Федорова.
      Не советую, - отчеканил Тошкин. - Не советую, - ещё раз сказал он, пристально глядя в пьяные глаза пострадавшего скандалиста.
      - Разберемся, свободны, - с достоинством ответил Сливятин, понимая, что шанс получить еврейские деньги на некоторое время становится приоритетом силовых структур.
      - Давайте сразу сядем сзади, - предложил Тошкин с ужасом ожидая требования предъявить ордер или разрешение на прикосновение к неприкасаемой личности. Но переполненный впечатлениями Наум был относительно спокоен. Он хитро прищурил глаза и спросил : "Побег исключен?" Тошкин слабо кивнул и дал команду трогаться... Максим исполнительно выжал газ, опозорившись в ресторане, он все же помнил, что играть надо в государственной команде.
      Дмитрий Савельевич устало вздохнул и в который раз за этот день назло, но грубо выругался в адрес Нади. Ее способности создать криминальную ситуацию мог бы позавидовать даже Аль Капоне. По большому счету на её совесть можно было бы смело повесить несколько трупов. И что обидно, не поморщившись, прекрасно внесла бы этот груз. Хорошо, что у неё иногда включаются мозги. Напуганная бомбой, она созналась, что в разговоре с Чаплинским упомянула о тайном знании, которое есть у неё самой и у Танечки - лаборантки. Случайно ли девушка именно в этот же день занялась прыжками в воду ? И в чем бы ни каялась Инна Константиновна - рука Массада чувствовалась и в её путанном рассказе и в этих, теперь уже ясно не случайных совпадениях.
      На месте надиного редактора , Тошкин давно бы избавился от этой мины незамедлительного действия. Пять минут ума и сутки похмелья. Ей явно тяжело даются практические занятия по жизни в интеллектуальных рамках. Что это за дикий лепет о бомбисте Ч., что за месть кота Леопольда и его товарищей? Что ещё там она нарыла, когда пообещала равнодушному городу продолжения? Надя так активно ищет бандитской пули, что похоже, окончательно впала в депрессию. Ей надо забрать Аньку и срочно родить Саньку. И никаких проблем на целых два года... Ну почти на два года.
      Хорошо, что теперь, когда Чаплинский находится во власти прокуратуры это исчадие общественной энергии находится в относительной безопасности. Хотя на свободе ещё много других объектов Чаплинского. И если сращение преступного иностранного синдиката с отцами города все-таки состоялось, Надя снова может попасть в список нежелательных свидетелей.
      - По лестнице на второй этаж и направо, - хмуро сказал Тошкин, стыдясь обветшалого здания, с лопнувшей штукатуркой снаружи и вздувшимся линолеумом внутри. - Сюда, пожалуйста, - он открыл дверь своего кабинета и жестом пригласил Чаплинского садиться.
      - Я буду присутствовать, - заявил несколько обескураженный давнишним поведением Максим.
      - Пожалуйста, - равнодушно ответил Дмитрий Савельевич, понимая, что все одно - двум смертям не бывать. а одной как ни не миновать. - Пожалуйста .
      Чаплинский спокойно оглядел кабинет, мысленно поздравляя себя с возвращением к пройденному и спокойно развалившись на скрипнувшем стуле, заложил ногу за ногу. Поза вызывающей невиновности удалась ему на славу. Тошкин предусмотрительно втянул голову в плечи, но уже состоявшийся прыжок с парашюта прервать было физически невозможно.
      - Ну что же, слушаю вас внимательно. Кстати, спасибо, вы погасили в зародыше возможность моего некорректного поведения, - Наум Леонидович чуть церемонно блеснул лысиной и внимательно посмотрел на Тошкина. - Слушаю вас.
      Дима не знал, что сказать. Понимая, что перед ним сидит преступник, а может просто - классический маньяк, он продолжал видеть кругленького человечка с мелкими темными глазами, в которых скопилась, а теперь блистала вся боль еврейского народа. Сам Тошкин выглядел как мужчина, зазывавший женщину на кофе, и предлагающий ей именно кофе, и ничего больше.
      - Ну? - Чаплинский нетерпеливо дернул носком туфли, не представляя, как раздражало Дмитрия Савельевича это панибратское хамское нуканье.
      - Вы зачем сюда приехали? - жестко спроси л он, не поднимая глаз
      - Этот вопрос вы задаете всем пассажирам поезда номер 10? - Наум сощурил глаза и приготовился к сицилианской защите.
      - Нет, но ответ на этот вопрос мог бы многое прояснить. И тогда не пришлось задавать другие. Но раз вы настаиваете, то пожалуйста. В день вашего приезда в тяжелом состоянии в больницу была доставлена Раиса Погорелова, алкоголичка, уборщица и безвредная, в сущности женщина, которая в реанимации скончалась. Вы виделись с ней? Что вы делали у дома Анны Смирнягиной, которая назначала вам встречу? Знаете ли вы, что Раиса Погорелова проживала в том же доме? Нам стало известно, что вы до отъезда в столицу поддерживали дружеские отношения с погибшей Смирнягиной, а также с Татьяной Ивановной Заболотной, свидетелем встречи с которой был и ваш покорный слуга. И, наконец, почти последнее - почему, узнав о каких-то женских тайнах, носителем которых была Ильина, вы попытались тут же избавиться от девушки, причем весьма примитивным, но на дилетантский взгляд естественным методом? - Дима боялся остановиться, не желая, чтобы его прерывали и монотонно перечислял свои предположения, на подтверждение которых они с Колей Гребенщиковым потратили практически всю ночь. Особенно хороши были их визиты в архив, в адресный стол, а также к декану математического факультета, на котором имел честь учиться Чаплинский.
      - Не перебивайте. Это ещё не все, - Дмитрий Савельевич сделал предостерегающий жест курортника, пытающегося разгладить солнечные пятна. Это ещё не все. Сегодняшняя встреча со Сливятиным, поиски контактов с прессой, наконец Аслан Нодарбеков. Что это, господин Чаплинский? Вы приехали сюда сводить счеты? С кем? С женщинами, которые вас не любили? Или все гораздо сложнее? А теперь по порядку. Давайте займемся вашим алиби на первые два дня визита и на вчерашний вечер. Так будет проще.
      Максим заерзал на стуле и отметил, что лоб Чаплинского покрыла крупная испарина. Из ярко бордового поросенка он превратился в приведение без моторчика и каких-либо признаков жизни. Он, казалось, вовсе не дышал.
      - Наум Леонидович, - нервно вскрикнул Максим. - Вам плохо? - он сделал рывок в сторону дважды пострадавшего от властей Чаплинского, но был остановлен жестким взглядом маленьких темных глаз.
      - Кто такая Ильина? - хрипло пробормотал Чаплинский.
      - Значит, по всем другим эпизодам незнакомых имен названо не было? обрадовался Тишкин и прислушался к мягкому журчанию диктофона, изъятого у Нади для её же собственной безопасности. - Вы могли и не знать её фамилии. Не тот размах Танечка...
      - Танечка?... - Наум натужно удивился, достал чистый клетчатый платок и легонько промокнул белое холодное лицо.
      - Танечка. Вам о ней поведала Крылова, - последние два слова Тошкин сказал так ядовито, что Максим с интересом посмотрел на молодого прокурора, который, оказывается тоже влип по самые уши. - Видите ли, вы сделаете все, что хотели, а потом просто уедете, и глухари на токовищах будут долго биться грудью до крови. Очень может быть, что я ничего не докажу, не успею вас задержать официальным образом, но предотвратить новую жертву - мой долг. Это я сно, - Тошкин вдруг смутился, поймав себя на телесериальном мышлении. Но другого уже долгие годы никому не выдавали. - Давайте, Наум Леонидович, давайте по алиби. Итак, в вечер приезда...
      - Я поехал в гостиницу. Максим? - Чаплинский обернулся и в призывно приказном порядке посмотрел на охранника. Тот неуверенно кивнул, и эта растерянность не ускользнула от проницательного Тошкина.
      - Предположим, так и было, - согласился он. - Дальше. На следующий день. Вы получили записку и совершили вояж по городу.
      - С заездом на кладбище, - грустно заметил Чаплинский
      - Да, и в дом, где проживали Погорелова и Смирнягина. Что вы там делали? Что?
      - Я не был у Анны. Я не был у нее, - спокойно и жестко ответил Наум Леонидович, пытаясь унять боль в желудке. Принимать лекарство здесь - это было выше норм, выработанных союзом заключенных в далекие, не известные этому мальчику семидесятые. Я не был. Максим? Ну?
      Охранник упорно молчал, рассматривая замысловатые разводы, оставленные на полу уборщицей. У него сегодня был плохой день, в котором вся ситуация и способность быстро принимать решения, постоянно выходили из под контроля разума.
      - Ну что же вы, Максим Игоревич? Вас ждут - Тошкин ласково, даже елейно растягивал слова, получая удовольствие от того, что есть ещё люди для которых дружба дружбой, а служба службой. - Вы же были на работе в конце концов. Или вам назвать адрес? Красноармейская, 24, четырехэтажное строение, окруженное девятиэтажками. Ну?
      - Мы были там, - опустив голову пробормотал Максим. Тошкин облегченно вздохнул, надеясь, что какая-то часть головы теперь удержится на месте. Вот он - свидетель обвинения.
      - Оба? - осторожно уточнил прокурор. - В квартиру тоже оба заходили?
      - Нет. Я остался в машине. Он был один. О квартире ничего не знаю. Но полтора часа я ждал, уже начал волноваться, выскочил из машины, он был в подъезде. Один.
      - Наум Леонидович? - Тишкин внимательно посмотрел на подозреваемого и теперь уже достаточно четко представил себе как эти короткие руки тряслись и покрывались липким потом, как они подкладывали бедной женщине то, что стало для неё ядом.
      - Я не был там! Разговор в таком тоне уже не имеет для меня смысла, Чаплинский собрал волю в кулак и решительно шел в отказ. Не привыкать стать.
      - Там были ещё свидетели, - работая по системе "сгорел сарай, гори и хата" выкрикнул вдруг Максим. - сначала баба, то есть тетка, то есть женщина. Потом парень. Они могли его видеть. И опознать. Я её на похоронах видел. Бабу ту.
      - В гробу? - спросил Наум Леонидович, не желая больше ни с кем церемониться.
      - В живую. Вы на неё смотрели. Вот, - Максим опустил голову, и обиженно засопел. Еще вчера он казался себе сильным, умным и добрым... А выяснилось...
      И все же - зачем? Тошкин уже чувствовал себя комиссаром Мэгрэ, чутким проницательным героем французской и международной преступности. - Ведь можно все доказать. Давайте попробуем честно, а?
      - Мусор ты мусор, - жалостно выдохнул Чаплинский. - Нет у тебя на меня ничего. Нет. Найдешь - другой разговор, а без санкции прокурора, извините, дорогой. Не получится. Может сам забреду на огонек, а так - не взыщи. Эй, чудо - юдо, вставай, убивать - грабить пойдем. В долю тебя возьму, Чаплинский погладил Максима по голове и пребольно толкнул в бок. Счастливо оставаться, Тошкин.
      - Подождите. А кирпич, а взрыв в академии. Подождите! - взвился Тошкин и тоскливо посмотрел на Надин диктофон.
      Чаплинский невозмутимо взял Максима за ухо и в таком состоянии вывел из кабинета. И даже не хлопнул дверью. Максим не сопротивлялся и только когда пожилая гардеробщица жалобно ойкнула :" Да отпусти ты сыночка, что уж теперь. Раньше надо было воспитывать", Наум разжал пальцы и перевел дыхание. Боль не отпускала, но стала такой всеобъемлющей, что воспринималась как обычная часть существования. Наум молча сел в машину, и на виноватый вопрос Максима: "Куда едем?", жестко ответил: "Танечку добивать!"
      Он сухо назвал адрес и жестко скомандовал: "Стоять и из машины не выходить".
      Он смертельно болел и смертельно устал, нельзя же вести себя как мальчишке на первом свидании. Дело должно быть сделано, иначе зачем весь этот сопливый визит, который, наверное и не мог не стать коварным. Бедный Федоров, Чаплинский усмехнулся, вспоминая его разбитую физиономию и резко нажал кнопку звонка.
      - Что ? - раздался тревожный голос из-за двери. Хорошо, что перед глазами все ещё стоял Федоров, Наум оказывается слишком нервничал, и очень боялся.
      - Таня, это я, - в горле пересохло, а голова стала такой же тяжелой, как желудок. Уже никому и ничего он не сделает больше... Или.
      Дверь приоткрылась и больные испуганные глаза Тани ярко осветили ту прошлую, уже не всамделишную жизнь.
      - Нам надо поговорить, - Наум опустил руку в карман и оперся плечом на косяк.
      - Уже поздно, - одними губами прошептала Таня. - Уже поздно, прости, она попыталась захлопнуть дверь.
      - Нет. Нет, - процедил Наум и повертел перед её носом сложенной вчетверо бумажкой. На лестничной площадке повисло тяжелое молчание и воздух наполнился чем-то таким, что Тане стало трудно дышать. Очень трудно дышать...
      - Уже очень поздно, - прошептала она, что в этот раз, наверное, она умирает по-настоящему.
      ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
      Ничего нового. Я, как обычно, хуже всех. Хорошо, хоть бомба была настоящая. Кто-то удосужился помочь мне не прослыть маниакальной идиоткой. Но Тошкин - зверь. Закрыть дома такую чудесницу, когда она уже почти что достигла понимания происходящего.
      О, если бы он сразу сообщил о том, что я свободна. О если бы я рискнула дернуть из окна. На глазах у предусмотрительных родителей, которые так в меня не верят, что установили и подъезда дежурство. О, если была лавочке сидел папа, какую бы история я спела бы ему, какую бы географию выдала. Он ведь с детства привык вдумчиво отвечать на все мои вопросы. Его можно отвлечь - или политикой, или футболом, или страшной историей о собственном моральном падении. Да, я даже бы пожертвовала репутацией. Что такого? А папа бы схватился за голову, потом за ремень и ринулся бы в подъезд... Но на лавочке дежурила мама, которая только и знала, что передавала мне оладушки, котлетки и борщик. Группа поддержки из соседей, младшего медицинского состава и просто проезжающих зевак соорудила веревочную лестницу и активно выполняла мамины команды: "Не пролейте, не уроните, не остудите девочка не любит холодное.
      При таком скоплении народа я не рисковала подойти к окну, чтобы не разочаровать публику. Представляю, как повеселился бы местный мидл - класс, обнаружив, что голодная и запертая девочка уже имеет несколько седых волос, склонность к полноте и богатый послужной список ухажеров, ни один из которых, вот подлецы, даже не удосужился подъехать и узнать, все ли со мной в порядке.
      Меня - то мамочка спасла. А Танечку - нет. Всего полдня. Те полдня, когда она вышла наконец на работу в надежде все мне рассказать. И кто-то так сильно покусился на её жизнь и простенькие навязанные другой женщине знания, что решил не терять времени даром. Похоже, что этот "кто-то" знал о том, что я заперта очень надежно. Тошкин, Тошкин.
      А может быть она сама? И Анна - сама? И бомжиха - сама? Хорошие у нас в стране женщины. Они так готовы пройти на помощь мужчинам и во всем облегчить им существование, что даже из жизни уходят по первому призыву, в индивидуальном порядке и без посторонней помощи. Неужели в городе объявлено тайное соревнование: кто быстрее и красивее оставит этот мир? Представить себе Танечку, сигающую головой с моста было трудно. Потому что утонуть в нашей реке можно только захлебнувшись мазутом, фекалиями и прочими экологическими трудностями. Кроме того, всякая падаль лежит на дне так плотно, что каждый следующий желающий - уже лишний. Она обязательно должна выжить. Декомпрессионный перелом шейных позвонков - это пустяк, ушиб мозга - вот что хуже. Мы проходили это по медицине. Я даже могла бы оказать ей первую помощь - положить голову на валик или валик на голову? и - не трогать до приезда врачей. Папа сказал: "Организм молодой, здоровый, может быть рассосется". Да, травма головы - не беременность, никаких неожиданных появлений на свет за собой не влечет. Но Танечка должна выжить.
      Иначе как я буду объяснять всем желающим, что шла выбрасывать шприц и флакон, что не специально надевала на себя дурацкий наряд и что не делала, не делала Анне Семеновне эту дурацкую смертельную инъекцию. Тем более врач сказал, что я - не виновата. Не виновата.
      Только отчего Таня пряталась? И почему пришла? Наступило запоздалое раскаяние или , наоборот, прозрение? Для женщины её лет, что-то очень быстро. Мы склонны открывать глаза на мир, когда гормоны устают настраивать организм на поглощение самцов. Постель и интеллект - это вещи несовместимые. По себе знаю. А был ли у Танечки молодой человек? Ведь должен. У нас хорошая демографическая ситуация. На каждую особь женского пола приходится полторы - мужского. И ничего, что кроме половых признаков эти полтора землекопа не имеют больше никаких притягательных черт. Статистика - вещь серьезная. И пусть даже я оттянула на себя несколько лишних мужчин, не положенных мне по закону, но ведь есть в конце концов и естественная убыль претенденток - некоторые замужем, некоторые - любят и ждут. Так что у Танечки обязательно должен был быть жених! Парень, мальчик. То есть - некто.
      И если меня не убьет мой редактор, то я могу считать себя полностью оправданной, главное, спасенной. Если не убьет.
      Ну кто знал, что я так боюсь замкнутого пространства, что сразу начинают мстить. Теперь вот уверена - Гитлера годами держали в чулане, а для профилактики - потом - он сам себя там держал. Стены оказывается так сильно давят на мозги, что кроме глупостей они уже ничего не могут выродить. У меня клаустрофобия собственной квартиры. Потому что в других я могу сидеть часами и ничего. Но ведь в других не надо убирать, стирать, готовить и выносить мусор, а также складывать разбросанную одежду и хотя бы раз в неделю очищать пепельницы. В чужих квартирах можно весело гадить, а это значит, что времени на дурацкие планы просто не остается. Покажется ли такое объяснение убедительным моему Владимиру Игнатьевичу, потому, что статейка о злонамеренном маньяке получилась какая-то из-за кустовая, нелепая и напоминающая тонкий голос Моськи, впервые увидевшей слона. Надо было или бить наотмашь, или не писать совсем. И причем здесь бальзам Битнера, кроме того, что его тоже для поддержания боевого духа передала мне мамочка, дежурившая на лавочке. Получилось, что маньяк - не заклеймен, но предупрежден, а читатели, так просто сбиты с толку. Единственная радость, что мой уважаемый шеф купил себе "форда" (с ударением на последнем слоге у нас так модно, потому что - пренебрежительно и антикапиталистически) и теоретически его можно подмазать машинным маслом, которое так часто рекламируют по телевидению, что некоторые домохозяйки жарят на нем бифштексы для своих мужей - автомобилисто - гаражефанатов. Я бы, конечно, запаслась билетами в цирк, но Игорь Кио уже уехал, а кошечек наш главный на дух не переносит. Когда-то его жена принесла в дом перса, который справлял свои естественные надобности исключительно в гранки или оригинал макет любимой газеты. Ну, думаю все - таки маслом отделаюсь.
      - Здравствуйте, Владимир Иванович, - пролепетала я, аккуратненько заглядывая в его кабинет, который учитывая "форда" мог уж выглядеть и посолиднее. - Что у меня там с работой? Какие-нибудь заказы поступали?
      Не подставляться же мне сразу с извинениями. Может он вообще не читал моего опуса. А заказы - святое. Появилось великое множество идиотов, которые хотят получить свой гороскоп из моих честных рук. Когда я была богатой, то брезговала этим гнусным враньем на личном уровне. Но голод - не тетка, ничем не накормит, а если кто сам обманываться рад - то пожалуйста.
      - Надя, а что это? - спросил он так нежно и ласково, что спина мигом напряглась и решила сымитировать нечто среднее между радикулитом и коленоприклоненным прошением пощады. Что это, Надя?
      - Реклама мыльных пузырей: трое за одно. Шампунь. А что - я плохо придумала? Не только чистит и укладывает волосы, но и позволяет детям хорошенько развлечься в отсутствие родителей. Я пробовала - пузырь получается размером с телевизор, - да, мое невинное мигание глазом, здесь пока что не проходит.
      - Мне звонил Сливятин, - угрожающе заметил шеф.
      - Мне тоже, - призналась я. Газетчики вообще, люди подневольные. Хочешь жить - пой на власть. А не лай. Чем дальше от центра вселенной, тем эфемернее становится понятие "свобода слова". Закон джунглей, где каждая лиана в родстве с гиббоном.
      - Он в недоумении. Некоторые товарищи считают, что статья сделана по его заказу, - Владимир Игнатьевич поднял на меня свои светлые глаза и перестал мигать, предоставляя мне одной справляться с этим нелегким занятием.
      - Так и есть, - смело сказала я. - Он попросил сделать цикл. - и пусть кто-нибудь докажет, что это не так. Со Сливятиным у меня свои счеты. Ему придется подтвердить.
      Владимир Игнатьевич вздохнул облегченно и снова нахмурился: "А меня в известность?"
      - Так вас же не было! А по телефону я не могла, - пришлось скромно потупить очи и дать ему возможность подумать именно то, о чем он подумал. Зато я вам масличка принесла.
      Последний раз я говорила таким тоном где-то на пороге ясельного нешкольного возраста, когда злонамеренно выливала "полезную" манную кашу в унитаз. А потому сейчас, без практики, звучала довольно нелепо. Но шеф расплылся в улыбке. А правильно замечено: кто не любит мою машину, не любит меня.
      - Да у меня есть, - зарделся он, прикидывая сколько лет он будет экономно расходовать мою канистру, разбавляя её подсолнечным аналогом, украденным у жены.
      - Больше не меньше, - довольно философски заметила я. - Так заказы были?
      - От Чаплинского. Надя, я не знаю что там у вас произошло, но он ищет к тебе подход. Это ясно. Если хочешь - плюнь. Он уже не звезда. И, по большому счету, никому не интересен. То ли дело Кукес, - шеф аппетитно закатил глаза и я поняла, что для полного примирения мне надо притащить этого Кукеса прямо в кабинет. Если бы я знала, кто это...
      - А что он заказал?
      - Гороскоп. И согласился на рассказ о своей жизни. Полный. Заявил, что многим будет интересно. Но, Надя, что интересно? Можно подумать, мы сами не знаем кто были наши власть предержащие до вселенского потопа. Кому нужны эти правдивые новости. Только неприятности себе на голову.
      То ли дело Кукис, - поспешила согласиться я, а шеф учуяв несуществующую издевку решил быстро поставить начальственную точку: "Делай, как знаешь, но меня в известность - в обязательном порядке!"
      На его красивом черном столе ласково тренькнула трубка. Я тихонько тронула ручку двери.
      - Подожди, это тебя. Из академии. Там у них какое-то преступления века почти раскрыто . Или сделано? Не понял я. И знаешь, что странно, преступление века там, а ты почему то здесь. Или ты по дороге уже успела заскочить? - спросил он демонстрируя извращенное чувство юмора и раскатисто засмеялся. В следующий раз вместо масла я подарю ему яд кураре. И он, хозяйственный, не выкинет эту гадость никогда в жизни. А потом, когда я снова попаду в историю, то у меня уже будет один подозреваемый с прямыми доказательствами. Ноги неожиданно стали ватными. Если Танечка не выкарабкалась... - Если не выкарабкалась, то мое плавание по морю отбросов продлиться ещё неизвестно сколько.
      - Надя, как хорошо, что вы ещё не ушли, - ко мне подошел раздосадованный моим наличием Рубин и торжественно объявил. - Владимир Игнатьевич велел выделить вам машину. Неизвестно, правда, за что. Прошу...
      Ругаться с Рубиным, даже по привычке не было сил. Мне нужно себя беречь. И себя и нервы, и слова, которые могут ещё очень понадобиться. И что в конечном итоге Рубин - комар с увеличенным хоботком, а потому вместе со своими сектантами исповедует принцип "сам не гам и другому не дам". Бедный. Проедусь - ка я лучше на "форде" (с ударением на последнем слоге) , вскормленном моим собственным маслом.
      - Нет, - широко улыбнулся Рубин. - Вам сюда, - он издевательски распахнул дверцу "запорожца", думая что это может меня испугать. Бедный, сказано же. - Свою машину шеф не доверяет даже собственной жене. Вас куда? В милицию сразу? Или заедем по дороге отметим ваш новый подвиг?
      Закрыть бы его в этом "запорожце" навсегда. Да, боюсь, двоеперстцы обидятся. Ведь это он, умник, втравил меня в Чаплинского. Как будто знал все заранее. Жаль, что в этой истории он годиться лишь для роли козла извозчика. До академии мы доехали молча и я, проклиная себя за то, что для начала не воспользовалась телефоном, на негнущихся ногах добралась до кафедры. Я открыла дверь, у которой почему-то никто не дежурил и хрипло спросила:" Таня?..."
      - Эх, Надежда Викторовна, не Таня. Но все гораздо, гораздо хуже. В тысячу миллионов раз, - сказал Мишин и печально почесал за своим великолепным оттопыренным ухом. - Хорошо, что вы пришли. Теперь нас трое...
      Я быстро прикинула возможную естественную убыль кафедры и замерла на пороге с открытым ртом. Если с Танечкой все в порядке, а нас только трое, то...
      Неужели Тошкин был прав? И короткие руки Чаплинского все-таки добрались до тщедушной шейки Татьяны Ивановны?
      Хорошо, что я не размышляла вслух, иначе бы мой шеф сразу догадался, что с математикой в школе у меня были большие проблемы (из этого грустного факта, в сущности, и росли ноги моего филологического образования). Трое, он сказал трое, а по моему недальновидному разумению, даже при отбытии Заболотной в мир иной нас должно было остаться по меньшей мере четверо, даже с половиной учитывая полуживое состояние Танечки, которое Мишин только что подтвердил.
      Да - в тысячу миллионов раз. Все было хуже в тысячу миллионов раз.
      - Что? - прошептала я помертвевшими непослушными губами.