Возвращение - смерть

      - Значит, в прокуратуре? - глухо спросил Игорь, являя мне свой абсолютно семитский профиль. Если бы он накинул на себя рубашку, то выглядел бы на все сто.
      - Или едет сюда. Не бойтесь, рядом со мной вы в безопасности. Если что - будете звонить в милицию, я прикрою! Игорь, мама ничего такого из таблеток вам не давала? Позвольте я все же взгляну на вашу аптечку, чтобы понять, с чем бороться в первую очередь.
      - Вы считаете ,что она хранит яды в аптечке?
      - А - где? - искренне удивилась я. Ведь никто же не убивает, чтобы попасться, так зачем лишняя головная боль с заначками по всей квартире. Так и забыть можно. Яды - не деньги, я иногда так спрячу свои сигареты, что месяц курю чужие.
      - Ну я не знаю, в прикроватной тумбочке, - пожал плечами, Игорь, - там удобнее. Простите, - в коридоре раздался телефонный звонок и мальчик покинул меня для продуктивного одиночества В кухонном пенале, среди гнезд, залежей столярных инструментов и остатков мыла, зубной пасты и кремов я обнаружила коробку из-под фена, доверху набитую лекарствами. Так доверху, что первым попавшимся мне в руки препаратом оказался флакон инсулина. Неужели диабет - заразная болезнь? Пока Игорь разговаривал в коридоре и явно бредил о мусорном ведре, которое когда-то выносила его мама, я совершила кражу - для экспертизы и во имя закона спрятала флакон в сумку.
      - Похоже, она уже в прокуратуре, - устало выдохнул он и присел за стол. - Что же делать?
      Предложение о сушении сухарей прозвучало бы в данной ситуации издевательством. я промолчала, потому что адвокат как повод для знакомства уже был мною использован, а повторяться не хотелось. Молчание стало таким траурным, что мне пришлось выйти в туалет. Как сказал один из великих мочеиспускание - это единственный вид удовольствия без раскаяния. Как жаль, что я первой начала очищать организм от скверны.
      - Ну и что вы нашли в лекарствах - спросил нетерпеливый Игорек, встречая меня в ванной. От чего спасаться будем?
      - Пока не знаю, - я тщательно вытерла руки полотенцем и поздравила себя с обострением идиотии. Если мальчик знал об инсулине, то мог ведь догадаться и обо всем остальном? Если не дурак, конечно. Но где-то в душе я была с ним даже солидарна, если бы моей мамочке пришло в голову отравить директора школы я, пожалуй, сделала вид, что ослепла, оглохла и так и надо. Обидно, но я принесла в этот дом старые новости.
      - Вы должны все отрицать. Иначе пришьют статью о соучастии, прошептала я и предложила допить чай. - В конце концов - это их отношения. Ты не вправе судить, а тем более вмешиваться. Может выпьем чего покрепче? мое чудное предложение было сурово проигнорировано. - А с папой надо бы встретиться. Несмотря ни на что, - устало сказала я, считая свою миссию выполненной. - Хотя я лично теперь уже предпочитая рожать без всяких претензий к отцу дитяти. Пусть это будет только мое решение, - я лихо стукнула по столу, стремясь показаться этому несчастному мужчинке большой либералкой. Слышал бы меня мой папа.
      - От кого? - грозно спросил Игорек, проявляя недюжинный интерес к моей персоне. Он даже привстал, чтобы поподробнее рассмотреть смелую женщину конца века, решившуюся, наконец, избавиться от мужского участия в детородном процессе. Не хватало, чтобы он воспользовался моим импровизмом для того, чтобы меня позорно изнасиловать. - От Чаплинского? Какая прелесть, - он залился смехом немножко местечкового Мефистофеля.
      Мне стоило бы разуться и получше подготовиться к разговору. Но кто бы знал... Кто бы знал.. .А я опять наступила на чью-то больную мозоль.
      - И как успехи? - Игорек больно схватил меня за руку и что есть силы тряхнул.
      - Этому старому козлу не хватает детей? - он все-таки отпустил меня, практически бросив на стул. - Пейте свой чай. беременным полезно...
      Я обиделась за Тошкина. Очень сильно. Ну, козлом - согласна, он бывает, но чтобы старым... Да он всего-то лет на пять пережил Игорька. И вообще, последний раз постель была смыслом моей жизни где-то а начале осени, короче, так давно, что б этом стыдно вспомнить без раскаяния.
      - Не надо так заводится, - примирительно попросила я, с удовольствием поглядывая на входную дверь. - Хорошо, что у вас это семейный подряд, Игорек поперхнулся, хотя чай давно остыл. - То есть, что вы все и так знали. А мне - пора...
      - А. Чаплинский молодец, своего не упустит, - хмуро отметил Игорь. В принципе, я могла бы даже с ним согласиться. Но так уж вышло, что наши отношения не зашли ни вглубь, ни вширь, а портить репутацию отца - Казановы в глазах вновь обретенного сына не входило в мои правила. - А ты тоже хочешь в Израиль?
      Вот так, незаметно, за чашкой чая, а не какого-нибудь Шато-верно, мы и перешли на "ты". Надеюсь, дальше этого наше сближение не пойдет. Как там говорится "ни сыну, ни отцу, ни брату". К счастью и Наум и Игорек - были единственными детьми в семье.
      - Нет, не хочу, - честно сказала я. Во-первых, мне там не нравился климат, во-вторых, люди с автоматами, в-третьих, я не видела смысла в эмиграции туда, где наших опять-таки больше ,чем ихних... - - Так чего же ты лезешь? - с трагическим надрывом спросил Игорек и глазенки его, цвета черного турецкого кофе как-то нехорошо, не по-человечески блеснули. Он снова вскочил со стула и снова привычно потряс меня за плечи. Если так из него выходила боль байстрюка. то я согласна ещё разочек потерпеть, но от встряски первыми страдают мои мозги, они словно перестают существовать в придуманном мною мире и лихо окунаются в настоящее, окружающее меня дерьмо. "Штирлиц, вы дурак", - промелькнула перед глазами шапка последнего экспресса, где мой шеф Владимир расщедрился на статью, сообщающую о повышении шпиономании по случаю приезда в город Чаплинского. В статье он стыдил меня, мою склонность к панике, мое неумение прощать, мое гнусное любопытство. которое заканчивается если не подозрением в убийстве, то крупным скандалом на фондовой бирже. В сущности, Владимир Игнатьевич меня явно переоценивал. Мои похождения всегда заканчивались попроще: или кирпичом в окно, или бомбой под дверь. Штирлиц, вы таки да, дурак, потому что о бомбе знали только мои родители, Тошкин и припадочный Гребенщиков, которые, надеюсь, не делились этой информацией с прессой. И ещё знал тот, кто её подложил, "Надя, вы бомба, бомба в академии, бомба под дверь". Неужели, семейный подряд? А что - вот Овечкины в застойные года, те вообще самолет захватили, чтобы покататься. Я представила себе, как мама и сын аккуратно паяют коробку с тротилом, под красивым желтим торшером, и умилилась.
      - И папа, наверное, в курсе? - ласково спросила я, радуясь, что Анька никогда не будет любить меня настолько, чтобы идти со мной в террористки . - На стреме, небось, стоял?
      Игорь удивленно отпустил меня и подлил в чашечку кипяточка. Его голые плечи подозрительно дрожали. Было даже приятно, что в очередной раз мне удалось довести мужчину до истерики, причем с самыми благими намерениями.
      - Ладно, - покровительственно сказал я. - Не буду тебя сдавать. Бомбу прощаю. Маме надо помогать. Это правильно, но в следующий раз выбирай средства побезопаснее. "Я уже выбрал, - признался Игорь, - мне крайне не нравятся женщины, желающие родить от Чаплинского, если бы ты знала, как они мне не нравятся, - зловещим шепотом заявил он.
      Господи, мы опять друг друга не поняли. Черт те что вбил себе в голову, а теперь вот страдает. Я было открыла рот, чтобы прояснить механизм кристально-чистых отношений с бывшим диссидентом, но Игорь закрыл мне его ладошкой. - "Молчи, не кричи. Бесполезно. Скоро ты уснешь, а я расскажу тебе сказочку. Ты любишь сказочки? Я расскажу себе сказочку о Василисе Прекрасной. Старую такую, русскую такую, просто народную... А хочешь, поставлю тебе кассетку и ты сама все увидишь. Пойдем, уложу тебя поудобнее на диванчик, пойдем, - он довольно легко оборвал меня от стула, хотя я и пыталась зацепиться каблуками за ножки, сгреб в охапку. Максимум. что я могла сделать - это вылить ему куда-нибудь чаек. "Маневр удался, горячий душ быстро скатился по его спине и вызвал лишь утробный рык с последующим придушением меня за шею. Женщину украшает покорность. И любопытство. Я позволила уложить себя на диванчик и внимательно посмотрела на мертвый экран телевизора. Игорь щелкнул пультом
      - А вот Андрей Елисеевич, а вот Андрей Еремеевич, - пела-умилялась бабка - повитуха.
      - Не отличишь, - с удовлетворением отметил дьяк.
      Игорь нажал на перемотку и заставил в сотый раз взглянуть на палец Чуда-Юда, который вылазил из таза с водой в сопровождении шумового эффекта "Должок". Да, под эту сказочку должно быть хорошо спалось. Я зевнула, не понимая ,что происходит и почему из спасателя я превратилась в жертву телевизионного маньяка. Ведь бомбу я ему уже простила? Наверное, мой взгляд на Игорька был полон удивления и неги.
      - Да, я не люблю детей Чаплинского. Особенно - маленьких и будущих. Потому что им останется все. Надя - никогда не суйте свой нос в чужие карманы и вы будете жить долго. Только в другой раз. Мне не нравится, когда кто-то перебегает мне дорогу .Я есть его сын. Только я и никто другой? Ясно? Я не хочу жить в этой стране и не иметь гроша на кусок красивой жизни. Я не умею работать, я не слишком красив, чтобы выгодно жениться, я не очень богат, чтобы иметь то, чего я хочу. Но у меня, а не у ваших будущих детей есть отец, который заберет меня отсюда. Ведь вы бы хотели иметь такого родственника. В принципе, меня вполне устраивали собственные родители, к сожалению не наградившие свою дочь и внучку каким-нибудь богатым дядюшкой. Но чего так нервничать?
      - А потому ты сейчас заснешь, а я поеду к папе. От результата нашей встречи будет зависеть твоя жизнь.
      Мне стало как-то нехорошо, сквозь активно надвигающийся сон я услышала телефонный звонок. Но Игорь не двигался с места и смотрел на меня хищными масляными глазами.
      - Это не ко мне. К тебе, наверное, спасители рвутся. А - поздно, - он снова нехорошо засмеялся. Коктейль из страха и любопытства снова сделал меня послушной. Больше всего я боялась заснуть, не выслушав сказочку, которой он так сильно грозился.
      - Не догадалась еще? А Танечка догадалась. У нее, правда, с ясельным восприятием мира получше. Знаешь, что она у меня спросила: "Ты, Игорек, не расстраивайся, но мне кажется, что тебя подменили. Ты у мамы своей спроси. Она знает, потому что мне Анна Семеновна сказала" Я решил не выслушивать её до конца - охладить исследовательский пыл. Вообще, в мои планы ты и Танюшка - не входили. Но - зачем мне головная боль с братиком или сестричкой? А так - я тебя повешу как бы от мук совести. И все. А сам - там, на исторической родине, только не понятно чьей. - он весело засмеялся А мать молодец. Спасибо ей хоть в этом. Призналась, надо же! Лучше бы меньше Аньку слушала.
      Кто бы знал, каких усилий мне стоило не заснуть. Туман, мягкий ватный, надвигался со всех сторон, голос Игоря уже казался сюрреалистическим походом по Вселенной, собственная судьба интересовала мало. Теперь я знала, почему любопытство сгубило кошку. Титаническим усилием воли я поддерживала веки и регулярны ми щипками не давала себе уплыть в объятия Морфея
      - Мама моя - не моя, - торжественно провозгласил Игорь. - Их с Наумом сын умер во младенчестве. Даже незарегистрированным. Она, дурочка, все папу ждала, стеснялась прочерк ставить .А мальчик - тезка мой, возьми да и умри. А тут, во-первых любовь неземная, во-вторых, позора уже натерпелась выходит ни за что, в-третьих, Анька-змея. Нет, Анну Семеновну я за решительность всегда уважал - что придумала: купить меня, как котенка у разродившейся спивающейся дворничихи и выдать всем за произведение Неминого искусства. Мать моя согласилась - не в себе, что ли была? И, что интересно, в Израиль никогда не собиралась, но на всякий случай - вроде пропуск в эмиграцию. Ну и все. Вот тебе Андрей Еремеевич, Андрей Елиееевич. Красота. Скажи? - Игорек совсем уж развеселился и снова по ставил для просмотра кадр с повитухой и младенцами. От желания спать меня уже стало мутить. Все остальное было уже не так интерес но, моей распущенности уже хватало, чтобы дорисовать картинки трагических несчастных случаев
      - А дворничиха стала шантажировать? - спросила я, проявляя мужество и последние капли интеллекта
      - Молодец! Можешь. Стала спиваться и к нам таскаться. Маманя мне все и рассказала. Сердобольная такая, не представляешь. Жалела её, деньгами ссужала. Та уже совсем без ума была, но мне косым глазом подмигивала. Правда, тогда убивать её было не за что. Тоже вроде - мамаша... Думал, что от денатурата загнется, так нет - добивать пришлось.
      - А потом Чаплинский дал о себе знать, - с трудом ворочая языком сказала я.
      - Да, подожди, - мне звонят. Слышишь - три, пустота, три, пустота, один. Сейчас, я быстро. Он выскочил в коридор, а я попыталась встать и упала с дивана, кто бы мог подумать, что я произвожу столько шума. Мне определенно пора худеть, или в крайнее случае - умнеть, ноги отказывались слушать и я поползла. В этом виде начальной военной подготовки я никогда не была сильна, то и дело высовывалась попа, намекая, что она у меня и голова.
      - Хорошо, - сказал Игорь кому-то. - Постарайся, Ирочка. Постарайся. Совсем чуть - чуть. пусть она ещё поспит и помолчит. Я скоро буду, ей вредно волноваться.
      - А ты куда? Вот еще, - он легко подхватил меня на руки и уложил на место. Ты так правильно мыслишь, особенно для беременной. Так, ещё немного и он станет убивать всех беременных женщин. Это состояние организма почему-то кажется ему личным оскорблением. - Чаплинский захотел меня забрать, а Анна Семеновна сказала, что ему надо знать правду. нечего навешивать на него чужого ребенка, тем более такого взрослого и пристроенного, как я. Представляешь? Она все мать подталкивала к откровенному разговору. А та колебалась - кто не хочет для дитяти лучшей судьбы. Ну вот. А тут Раиска за деньгами - помеха? Пусть она уже и не помнит ничего, но вдруг. Тем более, что Анна-то помнила. В свидетели её грозилась позвать.... Ой, Надя, если бы ты не вмешалась, если бы ты не влезла со своим диктофоном к Чаплинскому в штаны, все прошло бы гладко сладко. А так - пришлось тебя немножко подставить, но и самому раскрыться. Смирнягин тоже в самоубийство не в верил. Но его бы уболтали. А тут ты - со своим пиковым интересом
      - Я всегда была червовая, - обидно даже, когда тебя считают законченной старухой.
      - И потом - в первый раз страшно. Немного занервничал, стратил. Чего потянул эту коробку с флаконами - ума не приложу. Ну ладно с тобой и Танюшкой все будет по-другому. Она уснет вечным сном и ты. Только ты где-нибудь на даче. У тебя есть дача?
      Я обречено мотнула головой. "Жаль", - сказал он. - Ничего, пока разберутся, мы уже уедем. Тем более, что мамочка Танечка будет стоять насмерть. Проверенный факт. И не ради меня. Ради Нёмы своего, чтобы ему хорошо было, комфортно. Так вот. А ты, клизма, спи, - он погладил меня по голове, не предоставляя даже последней возможности укусить его за руку. Спи, у меня ещё дел вагон, Тебя отсюда вывезти, к Чаплинскому наведаться, на груди поплакаться, мать как бы поискать. Спи давай, кому говорю.
      Вот когда на меня кричат, я просто не в силах подчинятся, нервничаю очень. Я пребольно ущипнула себя за ногу, дернула за волосы и прикусила до крови губу. И все-таки преступник найден, мною. И почти обезврежен. Жаль, что конца этой трагедии в стиле "Зита и Гита" я могу и не увидеть.
      - Ой, - смело сказала я. - А Максим, Чаплинский и Тошкин - они все знают, куда я пошла. Вот, - со вкусом собственной крови во рту я отбыла в зал ожидания. Хорошо бы поспеть на поезд....
      ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
      - А самое интересное, - устало заметил Тошкин, поглядывая на 3аболотную, пристроившуюся у холодной батареи. - Самое интересное, что и Погорелову она не убивала.
      - А кто это? - встрепенулся Мишин. - В нашем штатном расписании я такой не помню. И на СГД такой нет... Выражайтесь яснее!
      - Да куда уж яснее. Бомжиха - Раиса Погорелова. Ее не отравили, её напоили денатуратом, сбросили с лестницы и отключили от системы жизнеобеспечения в реанимации. По второму и третьему эпизоду у нас есть косвенные доказательства. Свидетели, которые могут кое-что подтвердить. Из подъезда, где она стала летать, быстро выбежал мужчина. Я, лично, грешил на Чаплинского
      - Я бы тоже подозревал бывшего зэка. Они там пока насидятся - такого наслушаются, что нормально жить уже не могут, - серьезно сказал Владимир Сергеевич. - Не могла наша Татьяна на такую подлость пойти. Я ж с ней в институте повышения квалификации сто лет проработал, знаю её как облупленную.
      - Вот видите, - вздохнул Тошкин, не зная, куда ему деть эту декабристку на время поездки в больницу. Заболотная, казалось, решила навеки поселиться на затоптанном полу прокурорского кабинета. С другой стороны - лежа и молча она не мешала думать и вырабатывать новый стратегический план. - Дмитрий Савельевич, - Мишин деликатно кашлянул в кулачок. - Вы идите, оставьте мне наручники и полномочия, а я за ней присмотрю. Здесь. Только жене позвоню, она у меня там протокол пишет. Брови Тошкина удивленно поползли вверх. Город, наверное, полностью перешел на осадное положение, если даже в семьях лучшим способом общения признаны официальные бумаги.
      - Вы не поняли, - Мишин нетерпеливо притопнул ногой. - Протокол своих показаний, что пятого числа я разговаривал с Татьяной Ивановной по телефону. По нынешним обстоятельствам - он не понадобится. Позвоню - дам отбой. До сессии ещё далеко - нечего бумагу переводить.
      - Логично, - Тошкин улыбнулся и повернул аппарат к Мишину. Где Надя? Где Надя? Где? Много лет подряд она уже не ночует у родителей, потому что любит свободу и независимость собственного унитаза. Самолет в Израиль вылетел рано утром, поездом - туда, к счастью не попасть. В редакции? Сегодня не рыбный день - газета выходит по средам, материалы она приносит в понедельник, а лишними посещениями себя не утруждает. Незачем. Так где она? За этим сумасшедшим расследованием Тошкин вполне мог пропустить её новый проклюнувшийся из ничего роман. В Надиных способностях разжечь из искры пламя, чтобы потом вызвать кого-нибудь из министерства по чрезвычайным ситуациям его тушить, Дмитрий Савельевич не сомневался не минуты. Так где же она? Где.
      - Нема, - забормотала приходящая в сознание Татьяна Ивановна. Немочка. Прости Нема. Я могу с тобой поговорить.
      Тошкин посмотрел на подследственную с равной долей презрения и уважения. Сил на вторую серию мелодрамы: "Возвращение будулуя" просто не было. Заболотная широко открыла глаза и тихо попросила пить.
      - Пить, стонала она, - пить, пить.
      - Ты смотри, - взорвался вдруг Мишин, - что удумала. Она тут застенки гестаповские изображает. Насмотрелась муры киношной. Идите, Тошкин - строго сказал Владимир Сергеевич. Идите, я с ней по-свойски разберусь. Для начала ремня всыплю, - он совершенно недвусмысленно начала расстегивать свой чудный кожаный совсем нетурецкий поясок.
      - Только не в кабинете. для экзекуций у нас есть чудная беседка, улыбнулся Тошкин и на всякий случай прихватив диктофон, вышел прочь.
      Ну вот и все - осталось выслушать Ильину и признать, что с правоохранительными органами сращивается не только мафия, но и армия "металл и уголь, мука и сало, союз такой несокрушим" Надя, скорее всего, у Чаплинского - вытирает пот на его наглой больной морде. Сидел бы лучше дома! Плохие в Израиле жены - точно, плохие. Мама Тошкина никогда бы не отпустила папу одного в такой трудный путь за грехом своей молодости. А Надя - что же, птица международного полета, не индейка какая-нибудь. Заодно и Аньку проведает, Тошкин угрюмо дернул носом. Темный переулок у прокуратуры был больше похож на полигон для испытаний воровских навыков, но тем не менее, считался одним из самых безопасных мест в городе. Если в каждом квартале поставить по одной прокуратуре, то можно значительно сэкономить на электричестве, - подумал Тошкин и споткнулся. На левую ногу. К радости, примета такая.
      Было прохладно и безлюдно. Хорошая осень проходила мимо горожан уставших и напуганных собственной жизнью. А завтра тоже будет дождь Тошкин глянул на небо: ни звезды, ни проблеска. Жуть. Трамвай подошел через пять минут, Тошкин вскочил на подножку и полез в карман за удостоверением на бесплатный проезд.
      - Гражданин прокурор, - с остановки метнулась тень, по мере приближения к трамваю обретающая черты вора-предателя Виталия Николаевича. Тошкин поморщился в ожидании новой головной боли. - А я вас жду. Мне надо вам сказать. Я видел отзвук смерти. Он был далеким, но пропитанный энергией умирания. Быстрым, но не бесплотным. Я видел отсвет абрис его поля. Неограниченного пространством доброты. Это был мост, не готический, не индустриальный, хотя механические позвякивание сопровождало эту сюрреалистическую картину... И руки смерти, взмахнувшие актом отчаянного ожидания, сомкнулись на шее, чтобы снова закрыть мир
      - Короче, - попросил Тошкин, заметив как напугано, смотрит на них кондукторша.
      - Если можно то же самое, но короче.
      - Ладно, - согласился Виталий Николаевич. - Я был на месте этой женщины. На месте где ломают над головой шпаги - врагу не пожелаешь этой голгофы, этой гильотины, этого товарищеского суда.
      - Через остановку я в выхожу - предупредил Дмитрий Савельевич, решая, что будет воспринимать Виталия как забытое радио.
      - Я уложусь, - обрадовал Виталий Николаевич. - Я не могу молчать! Не могу оставаться равнодушным, когда там, - он протянул указующий перст в сторону мелькнувшего за окном казино "Третий Рим" - Совершается несправедливость.
      Дмитрий Савельевич собрался вздремнуть - хотя бы пару минут, но Виталий Николаевич вдруг резко закончил.
      - Это был мужчина. Это мужчина столкнул Танечку с моста.
      - Почему? - живо поинтересовался Тошкин. - Потому что вам шеф приказал спасать Заболотную?
      - Сердцу не прикажешь, - вздохнул Виталий Николаевич. - Вот я, например, Танечку люблю. А она меня нет... Он был... В брюках!
      - Ну, ясно. В брюках, так в брюках, Мне тут выходить.
      - И мне тоже. Вот совпадение, - обрадовался Виталий Николаевич, пытаясь прихватить Тошкина под локоток.
      Хорошо, что у Димы не было с собой ни оружия, ничего похожего на скорострельный предмет. Бедный был бы сейчас Виталий, получивший пулю в язык от сотрудника городской прокуратуры.
      Во дворе больницы тоже было темно. И тоже - безопасно, сюда свозили результаты и никому не хотелось добавлять себе неприятностей. Воры и грабители соблюдали кое-какие понятия из кодекса чести - например, они не нападали дважды и не тянули кошельки у пострадавших в автомобильных катастрофах. Этим занимались совсем другие люди. Чужая территория - чужая епархия.
      - В какой палате лежит Ильина, строго спросил Тошкин у спящей дежурной.
      - А кто? Что? А? - легко проснулась она. - А ты кто такой. Есть указания - без указания к ней никого не допускать, - Тошкин протянул в окошку удостоверение.
      - Инна, - зычно крикнула дежурная, - Инна, он пришел. Давай сюда скорее. Инна.
      Хорошо, что имя это стало довольно редким, иначе всем бедным Иннам пришлось бы построиться у ног старшего следователя прокуратуры.
      - Подождите секундочку. Вам тут рядышком - в третью палату реанимация у нас на первом этаже. Туточки, за углом. Сейчас - сейчас, забеспокоилась тетка. - Инна, ну ты идешь или я товарища пропускаю.
      Дмитрий Савельевич покорно опустился на дряхлую, когда-то кожаную банкетку и прикрыл глаза.
      - Вы? - раздалось у него над ухом пение смешанного дуэта. Он поднял глаза - Виталий Николаевич и Инна Константиновна поливали друг друга холодным презрением. Дмитрий Савельевич вяло усмехнулся: "В качестве наблюдателя от кафедры к Ильиной была приставлена Инна.
      - И вы здесь? - прошептал Виталий Николаевич обиженно. Мы же договаривались, что мы - не рабы. А рабы - не мы. Так как же так?
      - Уйди, Виталик, уйди, прощу по-хорошему. Не до тебя, правда. Дмитрий Савельевич, нам надо поговорить, - она умоляюще взглянула на Тошкина и сжала руки в убедительные кулачки. - Пожалуйста, без свидетелей.
      - Только быстро, - обречено согласился Тошкин. - Мне нужно взять показания у Ильиной, пока она в сознании.
      - Идемте, - Инна Константиновна взяла Тошкина под руку и потащила по коридору. - Теть Мань, Мы пока в ординаторской. - Она по-хозяйски подтолкнула Тошкина в небольшую комнату, украшенную шестью столами и кушеткой и шкафчиком, из-за которого почему-то, раздавались тонкие повизгивания.
      - Мы кому-то помешали? - вежливо спросил Дмитрий Савельевич.
      - Да что вы, - удрученно махнула рукой Инна. - Это - Ирочка плачет. Прошу любить и жаловать - моя племянница. Горе мое луковое. Не губите, вдруг запричитала она, демонстрируя неразрывную связь народа и интеллигенции, которая из него вышла. - Не губите, дуру такую, ой, не губите, - увидев, что приступ кликушества действует на Тошкина как на слона удавка, Инна Константиновна быстро сменила пластинку и деловым тоном объявила. - Она сама все расскажет. Давай.
      Ирочка для порядка ещё пару раз хлюпнула носом и тихо вымолвила
      - Он за презервативом ходил. Не хотел, чтобы я забеременела, а как с Танькой, то без. А теперь она в положении - ей до аборта волноваться нельзя. А мне, значит, можно было. - Ирочка вопросительно взглянула на Инну Константиновну, та осуждающе покачала головой, но не произнесла ни слова. Мне продолжать?
      - Пожалуйста, - Тошкин уже ничему не радовался и не удивлялся. Общественность не дремала. Каждый уважающий себя член кафедры счел своим долгом произвести собственные изыскания. И ничего, что они касались личной жизни семьи. Ничего, прокуратура как прачечная - есть бельишко, надо застирать. Причем тут старые калоши, говорила в таких случаях Тошкинская мама. - Если можно - покороче.
      - Так я же самую суть, - обиделась Ирочка. - Пока он ходил за презервативом, я перекурила, а когда он ушел - бомжиха и померла. И мне никакой радости и ей. И с Танечкой, значит, он мог. Подлец такой. Я же замуж за него собиралась. Прямо по - честному, через загс. Он так и сказал: "Увезу тебя я в Хайфу, увезу тебя в тайгу". Разве там есть тайга?
      - Тайга в Сибири. Туда ты и пойдешь, если сейчас все не расскажешь, процедила Инна Константиновна.
      - И про наркотики? - невинно хлопнула глазами Ирочка. - И про аборт?
      - Нет, - хором вскричали Тошкин и Инна. - Об этом не надо.
      - Ладно, - легко согласилась она. - А как Танька с моста шваркнулась, он сразу забеспокоился. Такой папаша стал - просто ужас: "Пусть полежит, пусть отдохнет, ты, Ирочка, за ней присмотри, чтобы её никто не волновал понапрасну. Ты снотворным её побалуй, если надо - я заплачу". Представляете? Мне цветочка никогда не купил, а ей... А я - что? Ее и так баловали всяким - разным, только вот сегодня, когда в сознание пришла, я решила её уколоть - пусть поспит. А тут как раз теть Инна
      - Понятно, - сказал Тошкин. Еще плохо представляя, как болезненный Наум Леонидович успел совратить столь невероятное количество женщин за столь короткий срок. Бедная Надя - она просто жертва дьявольского обаяния. Одна из многих! Попалась в ловушку. - Он должен прийти сюда?
      - Уже нет, я ему позвонила, сказала, что пока нет возможности ей поспать. А ещё я лечащему врачу сказала, что Танька беременная, так она анализы сделала - а там нет ничего. Представляете урод? Выходит, он её любит, а меня просто использует. ? - Да-да, что-то в этом духе и выходит, согласился Тошкин, глядя на Инну похожую на памятник курице-несушке.
      - Что же вы сидите? - спросила она. - По-моему его надо арестовать, пока ничего не случилось.
      - Ну, она и не могла быть беременная. 3а неделю - Ирочка, вы же медицинский работник, такие вещи знать должны!
      - Почему за неделю? - обиделась она. - Он давно с ней крутит. То с ней, то со мной. Сам не знает, чего хочет!
      - Он - убийца, - тихо сказала Инна Константиновна. - Он, а не его мама. Вот так!
      Холодный пот выступил у Тошкина на лбу - какой же он идиот! Какой дурак! Зацепился за Чаплинского как вошь за кожух, от ревности, от глупости, от впитанной с молоком матери подозрительности к этим всем инородцам. Ах ты, ох ты. Спасибо общественности - наставили на путь истинный - подмогнули. Он вихрем вырвался из ординаторской и примчался в третью палату.
      - Ильина? - на всякий случай спросил Тошкин у бледной, хорошенькой девушки. Она тихо прикрыла веки. - Отвечайте только "да" или "нет". Можете глазами. Вас столкнули с моста? - она снова прикрыла глаза. - Это был Игорь Заболотный?
      Взор Ильиной чуть замутился, на ресницах повисли крупные слезы, причем на правой капля была гораздо массивнее, чем на левой. - Это Игорь Заболотный?
      - Да, - прошептала она. - Его поменяли... Его точно на кого-то поменяли. Я догадалась. Василиса прекрасная. Должок, - Татьяна Ильина закрыла глаза и ещё долго повторяла странные сигналы из детской сказки.
      Тошкин снова разбудил тетю Маню и попросил её выйти подышать свежим воздухом. Она, вяло сопротивляясь, покинула боевое дежурство, и милостиво разрешила воспользоваться больничным телефоном. В квартире Заболотных телефон не отвечал, в прокуратуре дежурил Мишин, сообщивший, что Татьяна Ивановна раскаялась, больше возводить напраслину на себя не станет, но на своих показаниях настаивает. По логике вещей Игорек должен был либо сидеть дома тихо как мышка, либо падать в объятия папаши, ведь мама не случайно зажгла ему зеленый свет.
      - Максим, - Тошкин наконец дозвонился в гостиницу. - Как там наш друг? Гостей не ждет?
      - Да не волнуйся ты, Дима, в порядке он. И Игорек в порядке собирается нас навестить, живой и здоровый, напрасно твоя Надя нервничала... Слушай, а может это моя марганцовка помогла. Она у меня импортная от Баера , - радостно засмеялся охранник.
      - Надя, - у Тошкина онемело небо. - Причем тут Надя? Какая марганцовка
      - Она ж спасать его поехала. Я разве не сказал? Слушай, приезжай - тут воссоединение семьи намечается. Мы, как не последние люди, можем даже на банкет по этому случаю попасть. Приедешь?