Welcome to Трансильвания

Царь же, услышав от посла своего, что хочет Дракула прийти к нему на службу, послу честь воздал и одарил богато.

И рад был царь, ибо в то время вел войну на востоке. И тотчас послал объявить по всем городам и по всей земле, что когда пойдет Дракула, никакого зла ему не причинять, а, напротив, встречать его с почетом.

Дракула же, собрав все войско, двинулся в путь, и сопровождали его царские приставы, и воздавали ему повсюду почести.

Он же, углубившись в Турецкую землю на пять дневных переходов, внезапно повернул назад, и начал разорять города и села, и людей множество пленил и перебил — одних на колья сажал, других рассекал надвое или сжигал, не щадя и грудных младенцев. Ничего не оставил на пути своем, всю землю в пустыню превратил, а всех, что были там, христиан увел и расселил в своей земле.

И возвратился восвояси, захватив несметные богатства, а приставов царских отпустил с почестями, напутствуя: "Идите и поведайте царю вашему обо всем, что

Видели. Сколько сил хватило, послужил ему. И если люба ему моя служба, готов и еще ему так же служить, сколько сил моих станет".

Царь же ничего не смог с ним сделать, только себя опозорил.

И так ненавидел Дракула зло в своей земле, что если кто совершит какое-либо преступление, украдет, или ограбит, или обманет — не избегнуть тому смерти. Пусть будет он знатный вельможа, или священник, или монах, или простой человек, пусть он владеет несметными богатствами, все равно не откупится он от смерти.

Так грозен был Дракула.

Был в земле его источник и колодец, и сходились к тому колодцу и источнику со всех сторон дороги, и множество людей приходили пить из того колодца родниковую воду, ибо была она холодна и приятна на вкус.

Дракула же возле того колодца, хотя был он в безлюдном месте, поставил большую золотую чару дивной красоты, чтобы всякий, кто захочет пить, пил из той чары и ставил ее на место.

И сколько времени прошло — никто не посмел украсть ту чару.

Однажды объявил Дракула по всей земле своей: пусть придут к нему все, кто стар, или немощен, или болен чем, или беден.

И собралось к нему бесчисленное множество нищих и бродяг, ожидая от него щедрой милостыни.

Он же велел собрать их всех в построенном для того хороме и велел принести им вдоволь еды и вина.

Они же пировали и веселились.

Дракула же сам к ним пришел и спросил: «Чего еще хотите?»

Они же все отвечали: «Это ведомо Богу, государь, и тебе: Что тебе Бог внушит».

Он же спросил их: «Хотите ли, чтобы сделал я вас счастливыми на этом свете, и ни в чем не будете нуждаться?»

Они же, ожидая от него великих благодеяний, закричали разом: «Хотим, государь!»

А Дракула приказал запереть хором и зажечь его, и сгорели все те люди.

И сказал Дракула боярам своим: «Знайте, почему я сделал так: во-первых, пусть не докучают людям, и не будет нищих в моей земле, а будут все богаты; во-вторых, я и их самих освободил: пусть не страдают они на этом свете от нищеты или болезней».

Пришли как-то к Дракуле два католических монаха из Венгерской земли собирать подаяние.

Он же велел развести их порознь, позвал к себе одного из них и, указав на двор, где виднелось множество людей, посаженных на кол или колесованных, спросил: «Хорошо ли я поступил, и кто эти люди, посаженные на колья?» Монах же ответил: «Нет, государь, зло ты творишь, казня без милосердия; должен государь быть милостивым. А те на кольях — мученики!»

Призвал Дракула другого и спросил его о том же. Отвечал тот: «Ты, государь, Богом поставлен казнить злодеев и награждать добродетельных. А люди эти творили зло, по делам своим и наказаны».

Дракула же, призвав первого монаха, сказал ему: «Зачем же ты вышел из монастыря и из кельи своей и ходишь по великим государям, раз ничего не смыслишь? Сам же сказал, что люди эти — мученики, вот я и хочу тебя тоже мучеником сделать, будешь и ты с ними в мучениках».

И приказал посадить его на кол, а другому велел дать пятьдесят золотых дукатов, говоря: «Ты мудрый человек». И велел его с почетом довезти до рубежа Венгерской земли.

Однажды прибыл из Венгерской земли купец в город Дракулы. И, как принято было у Дракулы, оставил воз свой на городской улице перед домом, а товар свой — на возу, а сам лег спать в доме.

И кто-то украл с воза 160 золотых дукатов.

Купец, придя к Дракуле, поведал ему о пропаже золота.

Дракула же отвечал: "Иди, этой же ночью найдешь свое

Золото".

И приказал по всему городу искать вора, пригрозив: «Если не найдете преступника, весь город погублю».

И велел той же ночью положить на воз свое золото и добавить один лишний дукат.

Купец же наутро, встав, обнаружил золото и пересчитал его и раз, и другой, все выходило, что один дукат лишний.

И, придя к Дракуле, сказал: «Государь, нашел золото, но вот один дукат не мой — лишний».

В это время привели и вора с похищенным золотом.

И сказал Дракула купцу: «Иди с миром! Если бы не сказал мне о лишнем дукате, то посадил бы и тебя на кол вместе с этим вором».

Однажды ехал Дракула по дороге и увидел на некоем бедняке ветхую и разодранную рубашку и спросил его: «Есть ли у тебя жена?»

«Да, государь», — отвечал тот.

Дракула повелел: «Веди меня в дом свой, хочу на нее посмотреть».

И увидел, что жена бедняка молодая и здоровая, и спросил ее мужа: «Разве ты не сеял льна?»

Он же отвечал: «Много льна у меня, господин».

И показал ему множество льна.

И сказал Дракула женщине: «Почему же ленишься ты для мужа своего? Он должен сеять, и пахать, и тебя беречь, а ты должна шить ему нарядные праздничные одежды. А ты и рубашки ему не хочешь сшить, хотя сильна и здорова. Ты виновна, а не муж твой: если бы он не сеял льна, то был бы он виноват».

И приказал ей отрубить руки, а труп ее воздеть на кол.

Изготовили мастера для Дракулы железные бочки, а он наполнил их золотом и погрузил в реку.

А мастеров тех велел казнить, чтобы никто не узнал о его коварстве, кроме тезки его — дьявола.

Однажды пошел на него войной венгерский король Матьяш.

Выступил Дракула ему навстречу, сошлись и сразились, и выдали Дракулу изменники живым в руки противника.

Привели Дракулу к королю, и приказал тот бросить его в темницу.

И провел он там, в Вышеграде на Дунае, в четырех верстах выше Буды, двенадцать лет.

А в Мунтьянской земле король посадил другого воеводу.

Когда же тот воевода умер, послал король к Дракуле в темницу сказать, что если хочет он, как и прежде, быть в Мунтьянской земле воеводой, то пусть примет католическую веру. Если же не согласен он, то так и умрет в темнице.

И предпочел Дракула радости суетного мира вечному и бесконечному, и изменил православию, и отступил от истины, и оставил свет, и вверг себя во тьму.

Увы, не смог перенести временных тягот заключения, и отдал себя на вечные муки, и оставил нашу православную веру, и принял ложное учение католическое…"

В развалинах замка Поенари

Тихо было здесь.

Так тихо, что тишина казалась осязаемой.

Правда, ощутить ее было непросто.

Едва уловимой была тишина.

Легкой.

Прохладной и свежей.

Все, впрочем, фантазии.

Прохладным и свежим на самом деле был ветер, слабые порывы которого иногда достигали зеленых отрогов Тихутского перевала.

Собственно, не порывы даже, так — осторожное, чистое дыхание проносилось порой, играя раскидистыми кронами деревьев.

Отзываясь, ласково шелестела листва.

И снова наступала тишина.

Иногда в ее прозрачное безмолвие вплеталась канва заливистых птичьих трелей — или, совсем уж редко, слабо звенел вдали одинокий колокольчик. Незадачливая буренка, отбившись от стада, бродила, неприкаянная, в поисках обратной дороги.

Ночами тишина была особенной.

Такой, что треск сухих веток, сгоравших в жарком пламени костра, казался оглушительным. И, надо полагать, слышен был далеко.

Однако к гостеприимному огню никто особенно не спешил.

Здешние крестьяне обходили стороной развалины старинного замка.

Туристы редко забредали в эти места.

Что казалось странным.

По крайней мере доктору Эрхарду, немецкому археологу, возившемуся над раскопками замка с начала лета.

Природа была восхитительной, погода не оставляла желать лучшего, а сами развалины представлялись подлинным историческим Клондайком.

Впрочем, стоял уже август.

Летние дни стремительно шли на убыль, растворяясь в летних же прохладных ночах, но похвалиться существенными — да и вообще сколь-нибудь примечательными — находками экспедиция не могла.

Доктор Эрхард тем не менее источал оптимизм.

Возможно, небезосновательно.

Поенарский замок был построен в XV веке и едва ли не сразу разрушен до основания.

Дальнейшая судьба его была загадочной.

Никто за пять с половиной столетий, минувших со дня трагедии, не пожелал восстановить крепостные сооружения.

Не говоря уже о том, чтобы поселиться в этих местах.

К тому же — еще один труднообъяснимый фактор! — серьезные археологические экспедиции будто и не ведали ничего о древних развалинах. Изредка лишь — коротко и трусовато — набегали сюда «черные копатели», одиночки, Искатели древних сокровищ или просто отчаянные авантюристы.

Но и тем, судя по всему, удача не улыбнулась ни разу.

Совокупность этих обстоятельств позволяла отнести Поенарский замок к категории уникальных археологических объектов.

Она же питала честолюбивые надежды доктора Эрхарда и его спутников.

Однако лето таяло, надежды — тоже. Настроения, царившие в экспедиции, полностью соответствовали светлому минору ранней осени.

Слабый эмоциональный всплеск поутру, когда яркое по-летнему солнце золотит буйную карпатскую зелень, а свежий горный воздух полнится дурманящими лесными ароматами.

Тихая, задумчивая меланхолия вечером и отрешенность на исходе дня.

Ранние сумерки ощутимо дышат прохладой, со дна ущелья, из низины поднимается густой белый туман, пламя костра уже не согревает и не спасает от тьмы.

Хочется домашнего уюта, тепла, прочной крыши над головой и крепких стен, окружающих жилище. Хочется защищенности.

Ее-то как раз не хватает людям в преддверии осенней хмари, унылой остуды долгих ночей.

Внезапно подкрадывается странное уныние, порой — тоска и смутный, необъяснимый страх перед грядущим ненастьем.

Здесь, на мрачных развалинах, все ощущалось острее. Люди жались к костру, образуя вокруг огня плотный живой круг. Выходило похоже на древний мистический обряд, призванный оберечь от темных сил и пугающей власти ночи, неумолимо подступающей со всех сторон.

Вслух, разумеется, никто не согласился бы с подобным замечанием.

Но — мысленно?

Возможно, кое-кто всерьез подумывал о чем-то… странном.

Разговор упорно возвращался в одно и то же русло.

— Похоже, здесь действительно не слишком счастливое место.

Джилл Норман, англичанка, решившая вопреки сложившимся традициям получить образование в Германии, в недавнем прошлом — студентка Рихарда Эрхарда, теперь — его секретарь и ассистент, была единственной женщиной в экспедиции.

Ей прощались эмоциональные всплески и рассуждения о «потусторонней» подоплеке проблемы, которую доктор Эрхард с твердокаменным упорством — если не сказать упрямством! — рассматривал исключительно с материалистических позиций.

Того же требовал от прочих участников экспедиции: двух студентов-немцев — Карла и Густава, молодого аспиранта-историка из Бухареста — румына Григориу, переводчика и проводника — Мирчи, уроженца здешних мест, сотрудника одной из туристических компаний в Тырговиште, грека Костаса — морехода и врача по образованию, неожиданно увлекшегося историей и археологическими раскопками.

Все семеро провели на развалинах в Поенари в общей сложности около трех месяцев и, вероятно, готовы были продолжать работу еще некоторое время — до наступления холодов.

Однако «мистические» пассажи Джилл, вызывавшие прежде сдержанную добродушную иронию, теперь воспринимались иначе.

В этот момент — именно в этот почему-то! — Рихард Эрхард ощутил настроение сподвижников особенно остро.

Он пытался возражать.

Впрочем, довольно слабо.

— Ты снова за старое, Джи? Скажи просто, что любишь страшные сказки на сон грядущий.

— Совсем не люблю. И это не сказка, к сожалению.

— Что «это»?

— Все. Замок — на костях. Река, в которой утопилась несчастная женщина. И вообще… Разве не вы утверждали, что Поенарский замок Дракула предпочитал всем прочим Резиденциям?

— И что с того?

— Вам — ничего, разумеется. Многие, однако, считают — он и теперь предпочитает эти места…

— Тебе не стыдно, Джи? Последний пассаж не стоит даже краткого возражения. Что же до костей и утопленницы, готов объясниться. В сотый, мне кажется, раз. Замок на костях? Какие страсти! И посмотрите, кого именно они сразили наповал?! Ученых! Историков, между прочим, коим, как никому другому, должно быть ведомо: большинство крепостных сооружений возведено исключительно на костях. А как иначе? Как, скажите на милость, возвести неприступные стены, не угробив при этом сотню-другую безответных работяг, часто — пленников? Строительной техники человечество еще не изобрело-, а пудовые камни каким-то образом нужно было доставить на место и вознести на высоту. Сколько человек было задавлено, надорвалось, покалечилось, разбилось оземь, сорвавшись со строительных лесов? Кто считал? Вас, однако, смущают исключительно поенарские жертвы. Очень логично.

— Не очень. Согласен. Однако согласитесь и вы: поенарская легенда — заметное звено в цепи сказаний… скажем так… не слишком благодушных.

— Сказаний, Костас! Заметьте, это не я, а вы произнесли — сказаний. Впрочем, любое сказание можно препарировать с точки зрения здравой логики и исторической объективности. Истина от этого не пострадает нисколько, но ничего и не выиграет. Проверено многократно. Выходит — пустая трата времени. Но я готов. Ради спокойного сна Джилл, в конце концов! Итак, сказание! Не будете ли вы столь любезны, чтобы напомнить его всем присутствующим?

— Думаю, все и без меня…

— Нет уж, пожалуйста! Я настаиваю.

— Хорошо. Однажды Дракула собрал своих бояр на пасхальный пир и в разгар застолья задал гостям коварный вопрос: скольким господам служили они в своей жизни? Подвыпившие бояре в большинстве своем сказали правду: многим. Понятное дело — феодальная неразбериха. Однако Влад Дракула принять этого во внимание не пожелал — тут же на пиру велел схватить бояр и отправить на каторжные работы. Замок в Поенари был построен их руками всего за один год. Когда строительство было закончено, те из пленников князя, кто остался жив, были почти нагими — одежда, в

Которой они пировали, истрепалась в клочья, другой рабам Дракулы не полагалось.

— Так-так. У вас все, Костас?

— Вроде да.

— Дополнения?

— Говорят, что эту расправу он учинил в первый год своего правления, бояре еще не успели проявить непослушание…

— Очень даже успели. Они, между прочим, убили его брата Мирчу. Влад воцарился после него и первым делом наказал обидчиков.

— Выходит, поступил справедливо?

— Но сначала обманул, затеяв пир!

— К тому же на Пасху — великий праздник.

— В связи с Пасхой, кстати, существует более мрачная версия. Якобы захвачены были не купцы и не бояре, а богомольцы, собравшиеся в Тырговиште на праздник. Они и построили замок, а к концу строительства действительно оказались почти голыми — праздничная одежда превратилась в жалкие лохмотья.

— И потому проклятый Поенарский замок не простоял долго и не защитил ни Влада, ни его несчастную жену, которая, как известно…

— Про жену — позже. К тому же не жену вовсе… Но дело не в этом. Прежде разберемся со строительством. Итак, время постройки. Тут легенды не лгут — действительно, замок построен во второй половине пятидесятых годов, когда Влад окончательно воцарился на валашском престоле. И это обстоятельство сразу же отвергает версию мести за убитого брата. Мирчу действительно убили бояре, и Влад действительно узнал об этом, приказав вскрыть свежую могилу и обнаружив следы от ран на свежем трупе брата. Но было это в 1448 году, когда впервые и совсем ненадолго он занял престол. Ни пировать, ни карать супостатов-бояр, ни тем более строить замки в то время Влад не мог — попросту не успел бы. На престоле он удержался совсем недолго. Вторая попытка оказалась более удачной — он пришел к власти надолго и, вполне возможно, не раз пировал по этому поводу и, вероятнее всего, чинил расправу над инакомыслящими. Но — Господь свидетель! — при чем здесь Пасха?! Это было на исходе лета 1456 года. До ближайшей Пасхи оставалось никак не меньше восьми месяцев…

— Однако все легенды говорят именно о Пасхе и о людях — не важно, купцах, боярах или простых богомольцах, — которые были вероломно захвачены за праздничным столом.

— Вы сами ответили на свои вопросы, Джилл! И благополучно не заметили этого. Легенды упорно говорят о Пасхе, при том, что возникает хронологическая нелепица, о которой я сейчас говорил… Вас это не настораживает? Странно. Когда что-то слишком упорно пытаются вколотить в общественное сознание вопреки здравому смыслу, следует немедленно задаться вопросом: зачем?

— И зачем же?

— Пасха, Джилл! Великий христианский праздник. Самый главный. Поправший его святость не рядовой злодей, но — очевидно! — порождение преисподней, если не сам дьявол. Что и требовалось доказать!

— В этой части я, пожалуй, соглашусь с доктором. В свое время Влад действительно перешел дорогу слишком многим. Не знаю, как другими искусствами, но искусством наживать врагов он владел в совершенстве. Объявить дьяволом? Совсем не плохая идея. И совсем не безобидная по тем временам. Но — «покинутая принцесса»? Это родилось в здешних местах, а врагов Влада здесь не сыскать, поверьте. Его побаиваются, конечно, но никак не ненавидят…

— Верно, Мирча. Сказание о юной княгине, обреченной на растерзание кровожадными турками, — исключительно ваш, местный фольклор. Сюжет, впрочем, не слишком оригинален. Таких несчастных, покинутых мужьями или возлюбленными, отданных на поругание — пруд пруди в каждой уважающей себя местности. И, к слову сказать, известна ли вам достоверно хотя бы одна река, в которой кто-нибудь да не утопился однажды? Нет, полагаю. Почему же такой трепет вызывает вполне симпатичный Арджеш? Но — согласен, тема существует! — давайте разбираться по порядку. Итак, легенда. Мирча, раз уж вы проявили заинтересованность, соблаговолите напомнить в общих чертах.

Ничего оригинального, как и сказал доктор. В пропятом — невзирая на историческую объективность, в наших краях Поенарский замок никак иначе не называют — замке господарь Влад, как с женой, жил с некой молодой особой. «Как с женой» — добавляю от себя, желая соблюсти все ту же историческую объективность. Известно, что женат Дракул был лишь однажды, на сестре венгерского короля Матьяша, от нее же имел детей. Известно также, что во время трагедии, развернувшейся у стен Поенари, эта дама находилась далеко за пределами Валахии, под защитой и опекой брата, и, следовательно, речь в предании идет о какой-то другой женщине. Однако все это известно нам с вами из источников, которые принято называть «заслуживающими доверия». Местным крестьянам про то неведомо. Да и вообще самым достоверным источником здесь по старинке считается память, а она сохранила и донесла до нас историю про жену Влада Дракулы. Без всяких «как бы». Но не в этом суть. В 1462 году турки, для которых Влад был, без сомнения, врагом номер один, наконец умудрились загнать мятежного рыцаря в его же собственный Поенарский замок и намертво, как им казалось, блокировать его в осажденной крепости. Не тут-то было! Дракула бежал. Каким образом? Существует несколько версий. Самая мистическая — князь был чернокнижником, владел тайными знаниями, позволяющими проникать сквозь стены. Самая достоверная — в подземелье замка имелся потайной ход. Кстати, в этом случае где-то рядом с нами, возможно, в двух шагах, позади или сбоку, в кустах, до сих пор существует лаз, пробравшись по которому можно попасть под развалины замка.

— Или выбраться из-под них…

Негромкий, мягкий голос вкрадчиво прозвучал из темноты.

Глубокий и вроде бархатный, он исподволь полнился Уверенной силой, давшей себя знать в тот же момент, как прозвучали первые слова.

Чувство, испытанное в этот миг всеми, кто сидел у кос-тРа" не поддается описанию.

Назвать его невозможно.

А испытать? Не приведи Господь никому!

И никогда.

Безмолвие воцарилось в прохладном сумраке ночи.

Вечное и абсолютное безмолвие небытия.

Никак не иначе.

Версия доктора Хейфица

Богдан Славич отпустил такси на перекрестке двух ти-хих зеленых улиц в старой части древнего Львова.

Разумеется, он мог заранее связаться с кем-то из местных коллег или позвонить прямо с вокзала — попросить машину да и вообще сообщить о том, что приехал, договориться о встрече, нагрянуть — в конце концов! — в гости.

Благо было к кому.

В этом городе он родился, окончил школу и университет, здесь и сейчас жили многие дорогие ему люди — одноклассники и однокурсники, учителя и ученики, друзья, под-. руги, не говоря уже о многочисленной родне — близкой и дальней.

На старом кладбище похоронены были родители, и туда, разумеется, нужно было наведаться.

Ничего этого Богдан не сделал.

В этой странной поездке все было как-то неожиданно.

Несколькими днями раньше, потрясенный видом мертвого, обескровленного мальчика, он испытал неприятное, давно забытое ощущение. Вспомнил студенческие годы, практикум по судебной медицине, старый городской морг.

Теперь сложилось так, что Богдан Славич приехал именно сюда.

Разумеется, не по поводу неприятного воспоминания.

Занимаясь делом «путиловского вампира» — именно так, с легкой руки вездесущей прессы, окрестили убийцу семилетнего бездомного мальчика, — полковник Славич сначала смутно, но постепенно все более отчетливо вспомнил гипотезу, высказанную однажды, много лет назад, известным львовским патологоанатомом Яковом Моисеевичем Хейфицем.

Приснопамятное занятие в старом морге вел именно он.

Не питая больших надежд — доктору Хейфицу, по подсчетам Славича, было теперь за восемьдесят, — полковник нашел в справочнике телефон морга и, поколебавшись с минуту, набрал номер.

Трубку снял Хейфиц.

Богдан искренне удивился.

С этого, собственно, начался нынешний разговор.

— Только не говорите мне, молодой человек, что не удивились, застав меня живым и относительно здоровым.

— Откровенно говоря, удивился, Яков Моисеевич! Но дай вам Бог…

— Он-то пока дает. Хотя иногда в голову приходят крамольные мысли. Знаете, о чем я думаю, пан полковник? Нет? Мне теперь кажется, что зажился так долго исключительно потому, что все время кручусь под ногами у смерти. И она ко мне — как бы это сказать? — привыкла, что ли. Перестала обращать внимание. Не замечает, знаете ли, как я не замечаю старую вешалку в своей прихожей. Выходит, сам теперь — нечто вроде.

— Да как бы там ни было, Яков Моисеевич, живите сто лет!

— А я что же? Совсем не против. Вешалка, между прочим, вещь полезная. Но вы, пан полковник, прибыли сюда не из-за нее. Я так понимаю.

— Правильно понимаете, доктор. И зовите меня Богданом.

Полковник Славич протянул доктору тонкую папку.

Всего несколько страниц — копии некоторых материалов из уголовного дела, возбужденного против Степана Грача, сорокалетнего уроженца Черновицкой области.

— Так-так, умышленное… при отягчающих… с особой Жестокостью. Это, значит, и есть ваш путиловский упырь? Посмотрим.

Старик немедленно водрузил на крупный мясистый нос солидные очки в старомодной роговой оправе, с нескрываемым любопытством углубился в документы.

Читал внимательно.

Наконец отложил папку в сторону, сдвинул очки на высокий лоб, неожиданно остро сверкнул на Богдана пронзительными темными глазами.

— Что вам сказать, молодой человек? Похоже, именно тот случай. Именно тот.

— Простите, Яков Моисеевич?..

— Мы с вами, Богдан, живем в таких краях, что не соприкоснуться с этой темой, так или иначе, просто невозможно. Вспомните хотя бы Гоголя! Все эти вечера на хуторах, ярмарки, утопленницы, лунные ночи, ведьмы и безвинно загубленные панночки… Это откуда, спрашивается? Да отсюда же! Из наших с вами, пан Богдан, Палестин. Ну, соседям, откровенно говоря, тоже перепало… Возьмите Пушкина. «Песни западных славян» — это что, по-вашему?..

— Но, Яков Моисеевич, не станете же вы утверждать, что все эти…

— Можете не продолжать, молодой человек. Вся эта нежить — вот что вы хотели сказать! — существует на самом деле? Не стану, можете успокоиться. Знаете, сколько лет я режу трупы? Нет? Так я вам скажу — пятьдесят семь. Много это, по-вашему?

— Много.

— А по-моему, относительно. Знаете анекдот про теорию относительности?

— Не припомню.

— Еврейский мальчик спрашивает маму: «Кто такой Эйнштейн?» — «Большой ученый. Он изобрел теорию относительности». — «А что это такое?» — «Как тебе объяснить, Изя? Вот скажи, два волоса на голове у папы — это мало?» — «Мало». — «А в тарелке с супом?» — «Много». — «Это и есть теория относительности». — «Ха! И с такими хохмочками он выбился в люди?!» К чему это я? Да к тому, что самое древнее упоминание о карпатских вампирах относится к 1047 году. К 1047-му, Богдан! Потом, что называется, началось. Нет летописи, предания, сказки, где не фигурировал бы восставший из гроба мертвей, охочий до свежей человеческой крови. И тогда я спросил себя: Яков, почему они «плодятся» именно в этих краях? И может народ — простой, заметьте, народ, не власти предержащие, им-то как раз не привыкать! — врать из поколения в поколение. Режьте меня на куски, жарьте меня с постным маслом — не верю.

— И что же?

— А то. Есть, значит, этим байкам какое-то разумное объяснение! Обязательно есть! Будете слушать?

— За тем и приехал.

— Так вот… Тех, кого именуют вампирами, упырями, волколаками, вурдалаками и прочая, я — условно, разумеется, — делю на три большие группы. Забегая вперед, скажу, что реально, на мой взгляд, существует только одна. Но чтобы избежать путаницы, назову все три. Первая — мифические. Из преданий, сказок, легенд, готических романов, голливудских триллеров. Сказали и забыли. Вторая — так называемые энергетические. Здесь я не судья. Но верится, как писал классик, с трудом. Оставим их на совести господ экстрасенсов. И наконец, третья — люди, страдающие так называемыми гемозаболеваниями. Сиречь — болезнями крови. Как правило, наследственными. И опять же, как правило, сопряженными с различными психическими и сексуальными расстройствами. Ничего не приходит в голову?

— Садизм?

— И фетишизм тоже. Некоторым больным для получения сексуального удовлетворения достаточно самого вида крови. Вот и фетиш. Нередко сладострастные ощущения от вида собственной крови отмечаются еще в детстве, когда нанесение себе незначительных повреждений и вид свежей крови могут вызвать эрекцию. Имейте в виду, сами по себе эти расстройства могут развиться у людей, не страдающих гемозаболеваниями. И все же довольно часто два недуга взаимосвязаны. Это и есть тот самый случай.

— И что такое эти гемо?..

— Буду краток. В крови некоторых людей отсутствует или присутствует в недостаточном количестве фермент, необходимый для выработки гемоглобина. Тогда-то и развивается недуг. Ангидратическая эктодермальная дисплазия. ее называют «порфирией», «порфиновой болезнью»

«болезнью Дракулы». Суть одна: защищаясь, организм пытается возместить недостающее — отсюда тяга к крови. Не обязательно, кстати, человеческой. Вполне достаточно бывает крови животных — и человек совершенно вроде неожиданно и случайно идет работать на мясокомбинат, бойню или страстно увлекается охотой. Знакомы, наверное, с этой традицией — пития крови убитого зверя? И что же? А ничего! Может жить долго и счастливо, умереть в собственной постели, не подозревая даже о том, что всю жизнь страдал редким недугом. Кстати, стакан свежей крови может взбодрить, вызвать состояние сродни опьянению даже у здорового человека. Он, между прочим, может постепенно привыкнуть и… заболеть. Организм просто разучится производить гемоглобин самостоятельно. Такие случаи, увы, известны.

— Боже правый, я ведь охотник!

— Ну, драматизировать не стоит. Однако не слишком увлекайтесь традициями. Кстати, еще одно любопытное обстоятельство. Замечено, что «неблагополучные» дети рождаются с острым дефицитом гемоглобина. Потом питание, воспитание — вернее, их отсутствие, — среда… Похоже на «вашего», не правда ли?

— Очень похоже. Мать сбежала из дому с каким-то проходимцем, прижила хлопчика, а лет четырех от роду где-то в Сибири его «потеряла». А дальше — по спирали, как водится. Бродяжничал, воровал, сидел, снова бродяжничал. И — на тебе! — на сорок первом году потянуло на родину. Бабка умерла, дом два года стоял заколоченный, Как узнал? От кого? Бес шепнул, не иначе.

— А ребенок?

— Такой же бродяжка. Пристал, на свою беду, к Грачу на вокзале в Харькове. Тот вроде сжалился. Одел его, кормил, люди в Путиле думали — сын. Сейчас говорит — не помню, затмение нашло. Ничего не помнит. И — самое странное! — похоже на правду. Он ведь в отделение сам пришел. Можно сказать, с повинной. Там сначала не поверили, думали — напился до чертиков. А потом…

— Охотно верю. Приступ. Вероятно, на фоне алкогольного опьянения или… День, кстати, был солнечный? Тот день, я имею в виду.

— Солнечный? Думаю, да. Погода давно стоит добрая.

— Она-то и могла спровоцировать. Помните, Богдан, в сказках вампиры оживают ночами, а дневного света боятся наравне с распятием и осиновым колом.