Империя (№2) - Слуга Империи

Злобное неистовство Джингу привело семью на грань катастрофы. Задумавшись об испытаниях, которые выпадают на долю простых смертных по прихоти богов или вздорных господ, ближайший сподвижник властителя Минванаби удалился в свои покои. Он растянулся на подушках, чтобы подремать, но и его отдых, и сновидения были безнадежно омрачены воспоминаниями о хриплом лае псов, жаждущих крови.

Глава 14. ЧЕСТВОВАНИЕ

Малыш орал во всю мочь, и Кевин, спрятавшийся между цветочными клумбами, то и дело отвечал ему своим зычным голосом. Испуская боевые кличи Акомы и по-мальчишески изображая кровожадного охотника, Айяки преследовал скрывающегося «врага». Если он уж слишком увлекался, Кевин переходил в наступление, хватал мальчика в охапку и начинал его щекотать. Тогда Айяки визжал от восторга и оглашал сад заливистым смехом.

Мара с удовольствием наблюдала за их игрой. Кевин во многом оставался для нее загадкой, несмотря на годы близости, но в одном можно было не сомневаться: он искренне привязался к ее сыну. Его общество было благотворно для Айяки. У мальчика, которому и семи лет не исполнилось, случались дни, когда он погружался в мрачную задумчивость; возможно, так на него повлияло долгое отсутствие матери. Однако его угрюмость снимало как рукой, когда рядом оказывался мидкемиец. Словно угадывая любое изменение настроения Айяки, когда к детской душе подкрадывалась случайная тревога, Кевин мгновенно отвлекал его затейливой историей или загадкой, заманивал в игру или предлагал помериться силами. За месяцы, прошедшие после возвращения Мары в Акому, Айяки стал гораздо больше походить на того веселого ребенка, каким она его помнила. Если бы даже Кевин приходился мальчику родным отцом, уже не в первый раз подумала Мара, и то он не мог бы выказывать более глубокую привязанность к Айяки.

Вздохнув, Мара отогнала неуместные мысли и вновь сосредоточилась на изучении документа, снабженного всеми положенными печатями и лентами.

Неподвижно сидя перед ней в тенистом уголке сада, Аракаси ждал, что скажет хозяйка. Наконец она спросила:

— Нам обязательно нужно там появиться?

Ответ последовал незамедлительно:

— Будет провозглашен «имперский мир», так что явной угрозы ожидать не приходится.

— Вот именно явной, — сухо прокомментировала Мара. — Это слабое утешение, когда речь идет о происках Минванаби. Нужно ли напоминать тебе, что первое покушение на мою жизнь состоялось на моей собственной Поляне Созерцания, а исполнителем был убийца из Братства Камои?

Покушение произошло до, того, как Аракаси появился в Акоме, но вся история была ему хорошо известна.

— Госпожа, — сказал он, поклонившись, — это такой случай, когда нашему другу Десио придется вести себя прилично. Ты сейчас в Совете занимаешь столь высокое положение, какого Акома никогда не занимала прежде… даже при твоем отце, говоря по правде. И агенты, которые у нас еще остались в доме Минванаби, донесли нам, что недели две назад в гостях у Десио побывал Джиро Анасати.

Мара подняла брови:

— Продолжай.

— Наши агенты не имели возможности подслушать их беседу, но, после того как Джиро отбыл восвояси, Десио целый день бесновался и шипел, что не станет плясать под дудку своих политических недругов. Из этого мы можем сделать такой вывод: Текума отправил сына в Минванаби с предупреждением, чтобы Десио не вздумал предпринимать какие-нибудь шаги против его внука.

Мара взглянула на Айяки, который с ликующими возгласами скакал вокруг «поверженного» Кевина.

— Возможно. Хотя мне трудно поверить, что Текума мог поручить подобную миссию своему второму сыну. Джиро меня ненавидит, и это ни для кого не секрет.

Аракаси пожал плечами:

— Может быть, Текума послал сына, чтобы показать серьезность своих намерений.

Запах цветов внезапно показался удушливым.

— Показать? Кому? Десио или Джиро?

Аракаси слабо улыбнулся:

— Вероятно, обоим.

— Я хотела бы узнать это наверняка, прежде чем рискну предпринять путешествие в Священный Город.

Аракаси разделял ее беспокойство, но понимал, что она уже приняла решение.

— Госпожа, по-моему, мне следовало бы находиться поблизости от тебя во время чествования Света Небес. По неустановленным причинам внезапная перемена политического курса Партии Синего Колеса многократно укрепила положение Имперского Стратега. Теперь Альмеко может диктовать Совету свою волю, и если Ичиндар нарушит традицию — а ходят слухи, что такое может случиться, — и почтит игры своим личным присутствием…

Воодушевленная тем, что оценки Аракаси совпадали с ее собственными, Мара кивнула:

— Появление императора будет воспринято как одобрение действий Альмеко и, по существу, лишит Совет всякой власти на весь срок правления нынешнего Стратега.

Хозяйка Акомы и ее мастер тайного знания обсудили различные варианты предстоящих событий. Они хорошо понимали друг друга. Многое могло случиться в Кентосани во время игр и торжеств. Те семьи, которые овладели инициативой, не станут отсиживаться по домам. Имперский Стратег может стать пожизненным диктатором, но его жизнь не будет длиться вечно. Раньше или позже, Большая Игра возобновится.

Аракаси напряженно застыл, когда внезапная тень упала ему на колени. Кевин с Айяки на закорках подошел так тихо, что собеседники не заметили его приближения.

— Госпожа, — обратился к Маре мидкемиец, — наследник твоего титула проголодался.

Мара улыбнулась; она даже обрадовалась, что можно отвлечься от невеселых пророчеств. Как бы завершая беседу, она обратилась к Аракаси:

— Поговори с Накойей и Кейоком и будь готов завтра выступить в дорогу. Ты проделаешь путь до Кентосани с теми слугами и рабами, которые отправляются вперед, чтобы подготовить наш городской дом и наши комнаты в Императорском дворце. Убедись в преданности всех, кто служит у нас в резиденции. Мы не имеем права уповать на то, что мишенью всех заговоров будет только Альмеко.

Вполне удовлетворенный полученными распоряжениями, Аракаси встал, откланялся и удалился, оставив Мару в глубокой задумчивости. Из этого состояния ее вывел вопрос Кевина:

— Мы куда-то собираемся?

Когда Мара подняла на него глаза, он не сумел истолковать выражение ее взгляда. Но она объяснила:

— Имперский Стратег объявил о проведении большого празднества в честь света Небес. На следующей неделе мы отправляемся в Священный Город.

Новость, по-видимому, не взволновала ни Кевина, ни даже Айяки. За те месяцы, что протекли после возвращения из Дустари, жизнь вошла в обычную колею. Согласившись с доводами Кевина, Мара облегчила существование мидкемийских невольников. Их стали лучше кормить, переселили в менее тесные жилища и облагодетельствовали новыми одеялами, а в работе перестали требовать от них невозможного. Все это позволило отчасти обуздать нетерпение Патрика. Но между Кевином и его соотечественниками сохранялось отчуждение, и не имело смысла притворяться, что это не так. Хотя о побеге больше никто не упоминал, стремление к свободе не угасало в душах пленников. Они не проявляли настойчивости, но понимали, что Кевин посещает их исключительно из чувства долга. И пока он разделяет ложе Мары, не приходилось рассчитывать, что он будет с ними заодно.

Айяки, сидевший на плечах у Кевина, начал брыкаться, и верный товарищ его игр притворно охнул:

— Ух ты, кто-то ужасно голоден. Поспешу-ка я доставить молодого господина на кухню, пусть он устроит набег на кладовые.

Мара засмеялась и отпустила обоих. Кевин поднял руки, ухватил Айяки за локотки и, стащив его вниз, поставил на пол, после чего дал ему хорошего пинка сзади. Будущий властитель Акомы издал еще один боевой клич и рванулся в дом. Когда Кевин бросился за ним, нимало не заботясь о благопристойности, властительница Акомы покачала головой:

— Накойя терпеть не может, когда эти двое подкрепляются на кухне.

Птицы на ветвях деревьев вернулись к своей прерванной песне. Мара отдалась на волю течения собственных мыслей. Ее начинало утомлять бремя верховенства, и недавно она призадумалась, вспомнив Хокану, который снова начал проявлять к ней интерес. Примкнув к Военному Альянсу, возглавляемому Имперским Стратегом, семейство Шиндзаваи пошло на заметное ослабление своего влияния в Совете, и в этих условиях союз Шиндзаваи — Акома становился еще более желательным. Горячие головы из Партии Прогресса поднимали достаточно много шума вокруг перемен в Совете, и странные маневры Партии Синего Колеса не могли пройти незамеченными, но Мара чувствовала, что за всем Этим кроется нечто гораздо более значительное. По крайней мере от Хокану можно было получить какие-нибудь важные сведения.

Мара вздохнула, с неудовольствием осознав, как быстро ее романтический интерес уступил место интересу политическому.

— Госпожа?.. — послышался голос Накойи, которая появилась в дверном проеме и приглядывалась к хозяйке с неизменной заботливостью. — Что-нибудь неладно?

Мара жестом предложила Накойе сесть на циновку, которую только что освободил Аракаси.

— Я… я устала, Накойя.

Медленно, преодолевая боль в суставах, Накойя опустилась на колени и взяла госпожу за руку.

— Дочка, что же так гнетет твое сердце?

Мара высвободила руку, чтобы бросить на садовую дорожку сухую хлебную корочку, оставшуюся на подносе Аракаси, и понаблюдала за мелкими пташками, которые сразу же слетелись к неожиданному угощению.

— Только что я прикидывала в уме, не следует ли мне повидаться с властителем Шиндзаваи и завести разговор насчет Хокану; консорт мог бы облегчить мою ношу. Но потом я поймала себя на том, что хочу совсем другого: хочу воспользоваться этим предлогом, чтобы разузнать побольше о делах Партии Синего Колеса. И это меня огорчает, Накойя, потому что Хокану — очень хороший человек, и он не заслуживает, чтобы его таким образом использовали.

Накойя понимающе кивнула:

— В твоем сердце нет места для романтических устремлений, дочка. На благо или на беду, но вся твоя привязанность отдана Кевину.

Мара прикусила губу. Уже несколько лет все в доме хранили молчание перед лицом очевидного: ее любовь к невольнику из варварского мира стала чем-то большим, чем потребность женщины в мужских объятиях, защищающих от одиночества.

Если Мара запрещала Накойе заговаривать о том или ином предмете, старая наперсница свято выполняла хозяйскую волю. Но раз уж Мара повзрослела настолько, что сама завела речь о причинах своей печали, Накойя высказалась без обиняков:

— Дитя мое, я предупреждала тебя… в первую же ночь, когда этот варвар пришел в твою постель. Вот так все и получилось. Сделанного не воротишь. А теперь тебе приходится пожинать то, что посеяно.

Мара вскинула голову, и от этого резкого движения птички вспорхнули и разлетелись.

— Разве я не посвятила свою жизнь защите того, что когда-нибудь станет достоянием Айяки?

Не отводя взгляда от оставшейся корочки, Накойя ответила:

— Твой отец просто светился бы от гордости, узнав, что ты одолела его врагов. Но твои дни не принадлежат тебе. Ты — это жизнь рода Акома. И каким бы сильным ни было твое желание, дочка, на первом месте у тебя должны быть дела правления, а поиски собственного счастья — на втором.

Мара кивнула, сохраняя на лице маску полнейшего бесстрастия.

— У меня бывают моменты…

Накойя вновь завладела рукой Мары.

— Моменты, о которых не жалеет никто из тех, кто любит тебя, дочка. Но настанет срок, когда тебе придется искать прочного союза — если не с Хокану из Шиндзаваи, то с сыном какого-нибудь другого благородного вельможи. Этот новый консорт должен стать отцом твоего ребенка, чтобы по-настоящему скрепить союз между вашими двумя домами. Оставаясь правящей госпожой, ты сможешь приглашать к себе в постель любого, кто тебе придется по сердцу, и никто не посмеет сказать «нет»… но только после того, как ты подаришь ребенка своему супругу. А до того, придется позаботиться, чтобы ни у кого не возникал вопрос, кто отец ребенка. На сей счет нельзя допустить и тени сомнения, ибо это дитя должно быть словно каменный мост, переброшенный через глубокую пропасть.

— Знаю, — вздохнула Мара. — Но до тех пор я буду притворяться…

Она замолчала, не закончив фразы.

Поскольку Накойя явно не собиралась уходить, Мара заставила себя побороть меланхолию:

— У тебя какие-то новости?

Бывшая нянька нахмурилась, чтобы скрыть горделивую улыбку:

— Наш гость из Кеды, посланник тамошнего властителя, уже рвет и мечет от нетерпения. Он настаивает, чтобы соглашение было заключено сегодня и ни днем позже. Тебе надо бы поесть, привести себя в порядок, а потом выйти к нему, потому что Джайкен истощил весь запас возможных отговорок. Пора тебе самой повести переговоры.

Мара ехидно улыбнулась:

— Неотложное и до крайности неприятное дело о зерновых складах. Я о нем не забыла.

Она встала сама, помогла подняться Накойе и проследовала в свои покои, где ее уже ожидали служанки с ворохом одежд, подходящих для предстоящей аудиенции.

***

Двумя часами позже, одетая и причесанная как подобает, Мара вошла в Тронный зал. Находившийся там важный чиновник пребывал в крайней степени раздражения, хотя и пытался это скрыть; как видно, два дня, потерянные в бесплодных препирательствах с хадонрой, возымели свое действие. Джайкен, в равной мере издерганный и готовый в любой момент взорваться, при ее появлении встал и возвестил:

— Властительница Акомы!

Посетитель круто обернулся и, немедленно подтянувшись, церемонно поклонился. Его многочисленные писцы и приказчики, имевшие довольно помятый вид, также вскочили — по примеру начальника — и отвесили положенные поклоны, хотя и не смогли столь же быстро стереть с собственных лиц следы раздражения и досады.

Мара дождалась, пока посланец завершит серию поклонов, предусмотренную этикетом, и лишь после этого взошла на возвышение. Все глаза обратились к ней: мерный стук костыля Кейока, следовавшего по пятам за госпожой, создавал внушительный контрапункт с поскрипыванием доспехов Люджана.

Сохраняя все внешние признаки почтения, эмиссар учтиво осведомился:

— В добром ли ты здравии, властительница Акомы?

Легчайший налет заносчивости в интонации посетителя, очевидно, должен был напомнить хозяйке дома о том, что семья Кеда, которой он служит, относится к Пяти Великим Семьям и потому превосходит Мару рангом.

Отлично уловив этот оттенок, но соблюдая осторожность, чтобы не нарушить собственную изысканную прическу, Мара лишь слегка склонила голову:

— Я вполне здорова, первый советник Хантиго. Здоров ли твой хозяин, властитель Кеды?

Ответ прозвучал несколько натянуто:

— Могу сказать лишь, что он был здоров, когда я в последний раз его видел.

В голосе господина Хантиго сквозила такая обида, что Мара с трудом сдерживала улыбку. Его хозяин, состоящий в отдаленном родстве с Шиндзаваи, был могущественным человеком. Властитель Кеды не просто стоял выше Мары в иерархии знатных родов; помимо того, он был также полководцем клана Каназаваи. У нее и в мыслях не было нанести оскорбление властителю Кеды, хотя по ее указанию Джайкен последние полтора дня только тем и занимался, что морочил голову первому советнику этого вельможи.

После того как Мара расположилась на подушках, а служанки расправили ее одеяния, так что слои ткани легли поверх ее ног в несколько рядов, подобно цветочным лепесткам, она мановением руки позволила сесть своим советникам и приезжим из Кеды и сразу же перешла к делу:

— Накойя говорит, что мы уже почти достигли взаимного понимания.

Первый советник властителя Кеды сохранил свою безупречную осанку, но тон его ответа не оставлял сомнений насчет того, что он думает на самом деле.

— При всем моем уважении к твоей высокочтимой первой советнице, госпожа Мара, должен признать, что дело еще далеко не. улажено.

Мара подняла брови:

— В самом деле? А что же тут еще нужно обсуждать?

Опытному политику потребовалось все его самообладание, чтобы сдержать раздражение.

— Нам требуется доступ к пристаням в Силмани, Сулан-Ку и Джамаре, госпожа. По-видимому, твои торговые агенты закупили так много складских помещений, что по сути все прибрежные территории в этих городах перешли в твое монопольное владение.

Воспользовавшись секундной паузой в речи Хантиго, в разговор вклинился один из его спутников, который добавил с желчным сарказмом:

— В тех краях не видно признаков бурной коммерческой деятельности Акомы, а это значит, госпожа, что дело не в твоей сверхъестественной прозорливости. Вряд ли ты заранее предвидела, что у семьи Кеда возникнет нужда в этих складах, и заблаговременно предприняла влаги, дабы чинить нам препятствия. Позволь напомнить тебе, что сезон кончается и мы вынуждены спешить, чтобы подготовиться к приему и размещению товаров на складах около пристаней. Коммерция семьи Кеда не должна страдать из-за прискорбных задержек.

Опасаясь, как бы рассерженный приказчик не сболтнул лишнего, Хантиго снова взял дело в свои руки:

— Мой господин приказал мне выяснить, каковы твои требования, и столковаться о выкупе заключенных тобой контрактов на аренду складов в трех вышеупомянутых городах. После двухдневных переговоров мы так и не смогли точно установить, какую цену ты назначаешь.

В дальнем конце зала в тени возникло какое-то движение, которое привлекло внимание Мары: это вошел — как всегда, тихо и незаметно — Аракаси. Он сразу понял, что госпожа его заметила, и подал ей знак, чтобы она не отрывалась от своего дела.

Мара в упор взглянула на посланца из Кеды:

— Хантиго, планы Акомы относительно тех хранилищ — это дело Акомы. Скажу только, что мы лишимся серьезных преимуществ на осенних ярмарках будущего года, если не сохраним за собой ныне действующие контракты.

— Госпожа моя, да позволено мне будет заметить, — возразил он, — интересы семьи Кеда не распространяются на осенние ярмарки будущего года. Речь идет только о нынешней весне: наше зерно должно быть отправлено по реке при первой же возможности. Когда твой торговый агент в Джамаре пренебрег предложениями нашего агента, мы попытались начать переговоры о краткосрочной передаче арендных прав… — Он прокашлялся и постарался, чтобы в его голосе не прозвучала нотка снисходительности: перед ним сидела не капризная девочка, а опытная участница Большой Игры. — Мы не сразу обратились к тебе, поскольку обычно властительницы не утруждают себя мелкими коммерческими заботами, но, госпожа, времени осталось так мало, что каждый день может стать решающим!

— Да, решающим… для Кеды, — уточнила Мара. Из донесений, поступающих от разведчиков Аракаси, можно было понять, что зерно весеннего урожая, собранного на полях Кеды, лежит в житницах на фермах, расположенных в верховьях реки, и управляющие ждут лишь известия, что зерно пора отправлять в портовые хранилища. К началу весенних паводков предполагалось приготовить все таким образом, чтобы можно было быстро погрузить зерно на лодки и баржи для доставки на рынки Священного Города, Сулан-Ку и Джамара. Сухие зимы в низменных областях Келевана были единственным временем года, когда река Гагаджин — главная транспортная артерия и торговый путь Империи — становилась почти несудоходной. Зимой по реке могли передвигаться легкие челны торговцев рыбой, но отмели, расположенные между Сулан-Ку и Джамаром, оказывались непреодолимым препятствием для глубоко сидящих груженых барж. И только по весне, когда начиналось таяние снегов в горах Высокой Стены, вода в реке поднималась и грузовые суда могли пуститься в путь. Мара пыталась завладеть портовыми территориями и в Кентосани, Священном Городе, но потерпела неудачу: согласно одному из имперских эдиктов, никому не дозволялось единолично распоряжаться портовыми складами по долгосрочным контрактам, поскольку это могло нанести урон интересам Империи.

И все же, невзирая на эту неувязку, Мара сумела поставить мощный барьер на пути торговых конкурентов, но сделала это, не прибегая к каким-либо явным акциям или угрозам. Уже одно то, что властитель Кеды прислал своего первого советника в чужой дом для заключения сделки, говорило о многом. Замысел, рожденный по какому-то наитию, позволил Маре нащупать слабое место у могущественного аристократа. «Зерновой тупик» мог сослужить хорошую службу.

Мара сделала следующий шаг.

— Ну хорошо, раз мои советники не дали тебе ясного ответа, позволь мне самой определить условия. — Она помолчала, словно что-то считая в уме. — Мы передадим вам все права на наши склады в Силмани без каких-либо ограничений, начиная с сегодняшнего дня и кончая днем после того, как ваш урожай будет отправлен со складов на юг. Точно так же вы получите неограниченный доступ к складам во всех южных торговых городах, где вы ведете дела, и будете пользоваться этими складами, пока не закончите продажу зерна последнего урожая этого года, но не позднее первого дня лета.

Первый советник не шевельнулся. Затаив дыхание, он ждал, какую цену назначит Мара за эту уступку.

Жаль было разочаровывать его, но пришлось:

— Со своей стороны, ваш властитель должен дать мне обещание, что при одном из голосований в Высшем Совете он отдаст свой голос в пользу того решения, на котором буду настаивать я, — безоговорочно и не задавая вопросов.

Забыв о требованиях протокола, первый советник властителя Кеды выпалил:

— Невозможно!

Мара подчеркнуто промолчала. Для Накойи это послужило сигналом, и она сурово одернула дерзкого:

— Первый советник! Ты забываешься!

Пристыженный Хантиго покраснел и постарался загладить неловкость:

— Прошу у госпожи прощения. — Затем он снова скрылся за броней хладнокровия. — Однако я был бы недостоин доверия своего господина, если бы на подобное требование дал любой другой ответ, кроме решительного «нет».

Чувствуя на себе одобрительные взгляды Аракаси и Люджана, скрывающего несвоевременную улыбку, Мара безупречно играла свою роль:

— Такова наша цена.

Чиновники и приказчики заметно приуныли. Их предводителя кинуло из жара в холод.

— Госпожа, ты требуешь слишком многого.

— Можно взять в аренду фургоны и доставить зерно на южные рынки по суше,

— шепнул возмущенный приказчик.

— Если бы даже у нас была такая возможность, — процедил сквозь зубы Хантиго, — я бы и шагу не сделал за порог господского дома! Время, которое у нас было в запасе, растрачено впустую. Допустим, мы бы сумели отправить такой караван прямо сейчас, сию минуту… и что тогда? Зерно поступит на рынок слишком поздно, и мы будем вынуждены продавать его за любую цену, какую предложат посредники! — Он в упор взглянул на Мару:

— Честь семьи Кеда не может служить разменной монетой.

А ведь Аракаси разведал, что в этом году властитель Кеды оказался в затруднительных обстоятельствах. Если гордость для него превыше всего, он может продать зерно себе в убыток и дождаться следующего года, чтобы возместить потери. При этом чутье подсказывало Маре, что загонять его в угол опасно: незачем наживать себе еще одного сильного врага. Лучезарно улыбнувшись, она сменила тон:

— Первый советник Хантиго, ты неверно понял меня. Я не имела в виду оказывать хотя бы малейшее неуважение к господину Андеро из Кеды. Позволь заверить тебя при всех этих свидетелях, что я попрошу твоего хозяина поддержать меня только в таком деле, которое жизненно важно для семьи Акома, и поданный им голос не сможет нанести урон чести семьи Кеда. Я не попрошу ни военной помощи Акоме, ни нападения на какую-либо третью сторону. И речи быть не может об акции, которая сопряжена с риском для собственности или благосостояния Кеды. Я просто стараюсь заручиться гарантиями, которые позволят мне поставить заслон против любых будущих попыток ослабить мое положение в Высшем Совете. Ты, безусловно, при-поминаешь, какие трудности выпали на долю моего дома из-за повеления Света Небес выступить с войском на защиту границы?

Хантиго отер пот со лба; признавать справедливость ее резонов ему не хотелось. Что и говорить, одна эта акция, упомянутая Марой, едва не сорвала ей выход на рынок торговли шелком, да и вообще интриги Минванаби сильно осложняли жизнь Акомы в последние три года. Но даже если бы первый советник и проникся сочувствием к властительнице, он не имел полномочий дать такое обязательство без позволения господина.

В голосе Хантиго звучало искреннее сожаление, когда он сказал:

— Даже принимая во внимание эти уточнения, я сомневаюсь, что мой господин согласится на такие условия.

То, что он прекратил ссылаться на «невозможность», само по себе было важно. Уверенная в победе, Мара сочла, что аудиенцию пора заканчивать:

— Тогда будет лучше всего, если ты поспешишь вернуться к своему хозяину и передашь ему мои условия. Мы с интересом будем ожидать его решения. Сообщи ему, что мы отправляемся на празднование в Кентосани не позже чем через неделю. Доведи до его сведения, что — здесь или в Священном Городе — я буду в его распоряжении… — тут она ослепительно улыбнулась, — чтобы выслушать его ответ.

Первый советник властителя Кеды встал и поклонился, искусно скрывая свое разочарование, после чего с достоинством покинул зал в сопровождении своего многочисленного штата.

Мара отрядила Джайкена проводить посланцев Кеды с должным почетом. Выждав пару минут, она жестом подозвала Аракаси и, когда он приблизился, спросила:

— Ну как, мы можем рассчитывать на голос Кеды в Совете?

Мастер тайного знания бросил пронзительный ястребиный взгляд в сторону двери, за которой скрылось посольство Кеды:

— Я подозреваю, что властитель может и согласиться, но тебе придется предоставить ему какие-то гарантии. Он является полководцем клана, и его положение весьма прочно. Он не сделает ничего такого, что пойдет вразрез с интересами Каназаваи — или его собственными. И в любом случае он не станет ввязываться ни в какой конфликт с Минванаби.

Люджан сделал шаг к дверям, чтобы вернуться к исполнению своих обязанностей, но остановился и заметил:

— И вот еще что. Семейство Кеда формально состоит в Партии Нефритового Ока, но многие их родственники примкнули к Партии Синего Колеса. Если господа из Кеды действительно так глубоко увязли в Игре Совета, как считается, то неужели им не все равно — будет у Десио еще один повод их ненавидеть или не будет?

Это рассуждение вызвало у Мары лишь слабую улыбку. Измотанная после всех событий и усилий дня, она выдернула из прически шпильку, царапавшую кожу.

— Мы сделали все, что могли, в пределах дозволенного. — Она повертела шпильку в руках, рассеянно наблюдая, как играет свет, отражаясь от маленькой бусинки на конце. — Не нахожу никакого удовольствия в том, чтобы дергать за хвост предводителя клана, но мне понадобится вся поддержка, которую я сумею собрать, если я хочу потеснить Минванаби в Высшем Совете. Мы не можем допустить повторения того, что случилось в Цубаре; а ведь наш дом тогда был на волосок от гибели.

Вытащив еще одну шпильку, Мара знаком приказала горничной освободить ее от головного убора. Темные вьющиеся волосы каскадом упали на спину; Так было удобнее, но гораздо более жарко.

— Итак, чем мы теперь располагаем?

После недолгого размышления Накойя ответила:

— Если все данные тебе обещания будут исполнены, ты сможешь перетянуть на свою сторону примерно треть Высшего Совета.

Взвесив соотношение сил, как он прежде делал на поле боя, Кейок добавил:

— Я готов побиться об заклад, что кое-кто нарушит свою клятву, если дела обернутся скверно.

Но в дебрях цуранской политики ничего нельзя знать наверняка; Мара постигла эту истину еще в детские годы.

Она села, подперев кулачками подбородок, и позволила горничной заплести свои волосы в удобную косу.

— Но если полководец клана Каназаваи передаст мне свой голос, то другие, которые до того колебались, могут последовать примеру более могущественного правителя.

Она ничего не сказала о своих страхах, хотя и опасалась, что зашла слишком далеко и сама толкнула полководца в лагерь своих врагов. Если он сочтет себя оскорбленным, то будет мстить, невзирая на то что Акома и Кеда принадлежат к одной и той же Партии Нефритового Ока.

Но нерешительность не приводит к величию. Когда горничная закрепила конец косы бархатным шнурком, Мара попросила подать платье полегче и попроще, а затем обратилась к своим советникам:

— Нам еще многое надо успеть, чтобы приготовиться к путешествию. — Взглянув в окно, она поняла, что до темноты осталось несколько часов. — Люджан, собери, пожалуйста, эскорт. Позаботься о надежной охране для Айяки и священного натами на случай нападения во время отсутствия. В каждый из тех складов нужно отправить по несколько тюков шелка, так чтобы не дать Кеде основания для жалоб, будто мы специально монополизировали все помещения из желания им навредить. А я должна еще до темноты потолковать с королевой чо-джайнов.

***

Словно патруль, пересекающий границу неприятельских владений, кортеж Акомы вошел в Священный Город. От высоких складов, выстроившихся вдоль берега реки, до величественных проспектов между садами, Кентосани был украшен словно невеста перед свадьбой. Свежевыкрашенные стены, цветочные гирлянды и яркие флаги превращали каждую улицу в настоящий праздник для глаз. Город, хранивший следы вкусов и стилей, сменявших друг друга на протяжении столетий, не знал себе равных во всей Империи. Многоэтажные каменные здания соседствовали с разноцветными ажурными пагодами; фонарные столбы с хитроумно использованной древесиной и керамикой поднимались над цветниками бульваров, окаймляющих проспекты. Всюду, куда ни обращал взгляд Кевин, его поражал невероятный контраст красоты и уродства. Запах благовонных курений из храмов смешивался с всепроникающими миазмами сточных вод. Отвратительные нищие, имеющие правительственную лицензию на занятие попрошайничеством, сидели чинными рядами, выставив напоказ открытые язвы и культи от утраченных конечностей. Немало их стояло, опираясь на костыли и привалившись обнаженными спинами к фрескам стен, расписанных прославленными художниками. Грязные уличные мальчишки, сбивающиеся в шайки, орали, кривлялись и вытягивали шеи, стараясь хоть одним глазком взглянуть на знатную даму, а бдительные охранники Мары отгоняли их, пользуясь щитами и древками пик. Городские матроны с корзинами на коромыслах отпускали язвительные замечания и тыкали пальцем в сторону рослого рыжего раба-варвара, который словно башня возвышался над остальной свитой.