Панкрат (№3) - Ставки сделаны

– Стой! – Родион поднял оружие. – Ты кто такой?

– Может, еще пароль сказать? – усмехнулся человек, лицо которого было не разглядеть в сумерках, сгустившихся внутри здания фабрики. – Странные у тебя понятия о благодарности, мил человек.

– За что мне тебя благодарить? – не опуская автомат, спросил Волков.

Он не выстрелил до сих пор лишь потому, что не видел в руках незнакомца оружия и не хотел привлекать к себе излишнего внимания со стороны прочих квартирантов, обитавших на этих заброшенных площадях.

– Так ведь это я прогнал крыс, – искренне удивился человечек. – Или ты думаешь, что они тебя испугались?

Зря ты так думаешь, нет в этом твоей заслуги. Я их уже не первый год в здешних местах истребляю, вот они меня и боятся. За версту чуют, обходят.

Странный говор незнакомца, от которого веяло стародавними временами, что-то затронул в памяти Волкова, но это «что-то» так и не смогло оформиться в четкую и ясную картину. Наморщив лоб и держа незнакомца на мушке, Родион осторожно проговорил:

– Ладно, подходи.

Человечек приблизился настолько, что теперь его внешность можно было хорошо рассмотреть. Волкову показалось, что перед ним призрак. Того, что он увидел, здесь, в этом заброшенном месте, попросту не могло быть.

Незнакомец, говоривший на языке старых книг, оказался монахом. По крайней мере, на нем была черная, местами грязная и полинявшая ряса, а на груди висел настоящий крест, хотя и вряд ли из золота.

– Ни фига себе… – пробормотал Волков. – Ну-ну.

На вид монаху можно было дать все семьдесят. Его лицо походило на печеное яблоко количеством и причудливыми траекториями морщин. Глаза – бледные, водянистые и слегка безумные – прятались в дряблых, пронизанных ярко-красными капиллярами веках. Нос был острый и крючковатый, как у злых волшебников в детских сказках. На подбородке, разделенном надвое широким шрамом, кудрявились несколько длинных седых волос.

На мгновение Волкову показалось, что этот монах из монастыря, где он побывал предыдущей ночью. Но он тут же отогнал эту бредовую мысль. Никто не мог разыскать его здесь.

Даже чеченцы, знавшие практически все о перемещениях нужных им лиц.

– Это место, – Родион обвел помещение стволом автомата, – не похоже на церковь.

Старый монах пожал плечами.

– Весь мир – храм Божий. Как тебя зовут?

– Какая тебе разница? – вопросом на вопрос ответил Волков.

– Никакой, – снова пожатие плеч. – Важно спасение, а не имя спасенного.

– Перестань говорить библейскими цитатами! – вдруг заорал на него Родион. – Ты что, других слов не знаешь?

– Знаю, – согласно кивнул монах. – Ты не против, если я присяду? У меня есть чай, чистая консервная банка, вода и спички. Если ты соберешь немного щепок – а их здесь предостаточно, – мы сможем выпить хорошего бодрящего напитка.

Волков, хотя и выспался, неожиданно ощутил, как на плечи наваливается дикая усталость, пригибая его к земле.

Аромат чая вспомнился ему так ясно и живо, что едва не закружилась голова. Совершенно обалдев от происходящего, он спросил:

– Который час?

Монах воспринял это как разрешение и неуклюже опустился на груду кирпича. Уже сев, он ответил:

– Насчет часа не знаю. Но на дворе ночь.

– Какая ночь? Прошлая или… – Волков запнулся, поняв, какую ерунду говорит.

По всему выходило, что проспал он весь день. Уронив голову на руки, Родион застыл без движения. В конце концов идея насчет чаепития показалась ему не такой уж и безумной. Убрав с колен автомат, он встал и отправился на поиски дров.

Вскоре он собрал их достаточно, чтобы разложить небольшой костерок. Монах извлек из многочисленных складок своей одежды консервную банку, бумажную пачку чая с красным слоном и полбутылки негазированной столовой воды с отклеившейся этикеткой. Последним появился коробок спичек.

В тишине, иногда нарушаемой лишь воплями пьяных бомжей на первом этаже, они дождались, когда закипит чай.

Густой запах заварки достиг ноздрей Волкова и, как ему показалось, на мгновение даже смягчил тупую ноющую боль в сломанной переносице. Он полной грудью вдохнул сочный аромат и одобрительно покачал головой.

Потом ткнул пальцем в монаха и сказал:

– Пей первым.

Тот не стал противиться.

После того как старик сделал глоток темной дымящейся жидкости, консервная банка, которую следовало держать за отогнутую крышку, перешла к Волкову. Он осторожно, чтобы не пораниться о зазубренный край, прижал его к губам и чуть-чуть наклонил. Глотнув горячего чая, он сразу же ощутил себя так, будто с его головы сняли сжимавший ее до этого железный обруч.

– Слушай, старик, а как ты здесь оказался? – спросил Родион монаха, сделав еще один глоток.

– В женщине корень зла, – ответил тот, подняв скрюченный артритом палец. – Расстригли меня из-за Евиной дщери.

– Понял, – кивнул Волков, чувствуя, как по телу разливается приятное тепло. – Я из-за женщины.., тоже.

Он замолчал, стиснув зубы. Вспомнил Аню, своего друга Степана Ворошилова, после женитьбы на ней ставшего его врагом, жажду мести, которая долгое время была единственным ориентиром в жизни. Вот как оно все закончилось – в заброшенной фабрике, среди бомжей и наркоманов, в обществе полубезумного монаха-расстриги…

Волков не выдержал и заскрипел зубами. На глаза навернулись слезы детской обиды на собственную судьбу.

– Банку-то верни, – напомнил ему монах. – А заодно, сын мой, и душу свою заблудшую облегчи. Да не торопись – конец света не завтра. Это я точно знаю.., прости, Господи.

Родион протянул ему банку.

– Кто тебе сказал, старик, что я собираюсь исповедаться? – спросил он. – Может, мне это на хрен не надо.

Монах пожал плечами.

– Да и мне, сын мой, плевать на твою исповедь с церковной колокольни. И Богу, если разобраться, она вовсе ни к чему. А вот кому она действительно нужна, так это тебе, – веско произнес он. – Мы не для кого-то исповедуемся, запомни.

Для себя токмо.

Несколько удивленный как лексикой монаха-расстриги, так и его богословскими рассуждениями, Волков в задумчивости поскреб щетинистый подбородок. Сморгнул – и горячая капля упала на руку.

Почему бы и нет, подумал он вдруг. Ситуация, конечно, безумна и абсурдна, но разве не такой же была, по большому счету, вся его предыдущая жизнь?

– Когда-то давно я предал своего друга… – глухо начал он свое покаяние.

* * *

На вокзальный перрон они вышли, когда совсем уже стемнело.

Панкрат еще в поезде надел запасную футболку и теперь двигался так, что никто не смог бы догадаться о полученной им ране. Одна Люся могла понять, чего это ему стоило. Она морщилась каждый раз, когда Панкрату случалось двигать правой рукой, словно могла чувствовать и переживать его боль как свою собственную.

Люди небольшими группами выходили из вагонов, с поклажей и без, чтобы торопливо скрыться в стеклянно-бетонном чреве вокзала либо подземном переходе. Электричкам метро оставалось ходить еще целых два часа, но люди все равно спешили: стоило им вновь окунуться в суету большого города, как он мгновенно подчинял их своему ритму.

Закинув на плечо рюкзак и взяв Люсю за руку, Панкрат направился в метро, с некоторым трепетом внутри пройдя мимо дежурного милиционера, задумчиво ковырявшего в зубах антенной служебной радиостанции. Впрочем, стражей правопорядка бояться пока что не стоило. «Хороший парень» Костылин вряд ли уже подал на Панкрата и его подозрительную спутницу в федеральный розыск. Будь оно так, их бы встречали подтянутые ребята с квадратными лицами в штатской одежде мышиной расцветки.

В метро было все как всегда: многолюдно, душно, грязно.

Под ногами валялась шелуха от подсолнечных семечек, нащелканных гостями столицы из провинциальных городов.

Какие-то типы с испитыми рожами гнусно хохотали у входа в кассы, но на этот раз Панкрат предусмотрительно постарался проскользнуть так, чтобы ни он, ни Люся не попали в их поле зрения.

Они купили жетоны и прошли турникет вместе со всеми, кто спешил по своим делам. Вот только им двоим некуда было спешить: впереди их ждала полная неизвестность.

Не выпуская Люсиной руки, Панкрат вошел в полупустой вагон подъехавшей электрички. Двери за ними захлопнулись с металлическим лязгом – резиновые прокладки были почти полностью срезаны с обеих кромок. Скорее всего над ними поработали футбольные фанаты, более прочих любившие уродовать общественный транспорт.

Свободных мест в электричке оказалось предостаточно, и они сели на такие же изрезанные сиденья, из которых торчали куски светло-коричневого поролона. Все стены и даже потолок вагона были расписаны замысловатыми граффити.

Панкрат положил правую руку на бедро, чтобы хоть ненадолго успокоилась дергающая боль в рассеченном плече.

Люся, севшая слева от него, почти сразу же начала клевать носом.

Еще когда они уезжали из городка, в окрестностях которого располагался монастырь, Панкрат задумался о том, почему Кузьма не пришел проводить если не его, так Люсю, к которой явно был неравнодушен. Он даже не смог попрощаться с хакером. Тот куда-то подевался с самого утра, и никто не мог подсказать Панкрату, где именно он может быть и когда возвратится. Поэтому единственным провожатым на провинциальном вокзальчике был врач, который привез их туда на своем автомобиле. А единственным напоминанием о хакере остались несколько листов, на которых он распечатал личное дело Марка Эрдмана.

Панкрат хотел было спросить Люсю о том, что она думает о столь внезапном и необъяснимом исчезновении Кузьмы, но обнаружил, что девушка мирно посапывает у него на плече. Позабыв о ране, он поднял правую руку, чтобы коснуться ее светлых волос, но тут же едва не вскрикнул от боли в разошедшемся порезе. Чтобы не разбудить Люсю, он изо всей силы стиснул зубы, и получился сдавленный полустон-полушипение.

Никто из сидевших в вагоне пассажиров не обратил внимания на его лицо, искаженное болью. Только старушка напротив поправила очки и близоруко прищурилась, но в следующую секунду Панкрат уже улыбнулся ей самой располагающей улыбкой.

Через три остановки он пошевелил затекшим плечом, и Люся, проснувшись, недоуменно заозиралась вокруг. Встретившись взглядом с Панкратом, она вдруг почему-то опустила глаза.

– Выходим, – с преувеличенной бодростью произнес он, сделав вид, что ничего не заметил.

Они вышли из вагона одними из первых и почти последними поднялись на эскалатор. Впрочем, не последними: уже на выходе из метро Панкрат расслышал за своей спиной шаги человека, явно торопившегося догнать их.

Только бы это был не милиционер, подумал он. Я устал настолько, что просто не переживу еще одной проверки документов.

Когда шаги приблизились вплотную, Панкрат подтолкнул Люсю вперед, а сам, остановившись, резко обернулся, готовый отразить удар или ударить.

Он чуть ли не носом к носу столкнулся с тощим и длинным парнем, бритым наголо. Абсолютно не готовый к такой встрече, Панкрат даже не сразу признал в нем Кузьму.

– Ну ты даешь, хакер… – удивленно протянул он.

Глава 6

На следующий день Марк Эрдман был объявлен в федеральный розыск. Согласовав свое решение с Кротовым, Олег отдал необходимые распоряжения, сказал дежурному, что его сегодня ни для кого нет, поставил запрет на все входящие звонки по служебному телефону и заперся у себя в кабинете.

Оказавшись в полном одиночестве, он открыл сейф и достал из мини-холодильника, устроенного в одном из его отделений, запотевшую бутылку чешской водки.

Но алкоголь не пьянил. Не закусывая, он выпил почти две трети ее содержимого, прежде чем появилось ощущение легкости во всем теле и едва слышный звон в ушах. Откинувшись на спинку кресла, Олег закурил и погрузился в раздумья.

Начиная «дело брата», он даже не подозревал, чем обернется это служебное расследование. Сейчас ему казалось, что было бы намного лучше, раскопай он факты какой-нибудь банальной коррупции. А вместо этого на поверхность всплыли настолько не укладывающиеся в голове вещи, что он до сих пор не мог с ними смириться.

Марк – сексуальный извращенец… Олег живо вспомнил кадры из видеоролика с бьющейся в конвульсиях девушкой – очень похоже на эпилептический припадок. К тому же выглядела она несовершеннолетней. Но то, что вытворял с ней его брат, и без этого заслуживало жестокого наказания Он передернул плечами от омерзения и налил себе еще одну рюмку водки. Потом протянул было руку к лежавшему на столе мобильному телефону, но не завершил движения.

Олег очень хотел позвонить отцу, чтобы хоть с кем-то близким поделиться тем, что происходило сейчас у него в душе. Однако он не имел никакого желания расстраивать человека, перенесшего уже не один инфаркт, сообщением о том, что его любимый (Олег не строил на этот счет никаких иллюзий) сын – психопат.

Стряхнув сигаретный пепел в квадратную пепельницу из блестящего металла, Олег положил подбородок на руки и уткнулся в дверь своего кабинета отсутствующим взглядом.

Он словно впал в какое-то оцепенение. Перед глазами бежали строчки ориентировки, собственноручно отправленной им в федеральный розыск. «Агрессивен и непредсказуем… может быть вооружен.., владеет рукопашным боем и всеми видами холодного и огнестрельного оружия.., в момент задержания необходимо проявлять максимальную осторожность… будет лучше, если вы предварительно свяжетесь с ОВД ФСБ по телефону…» Дальше шел номер его собственного мобильного.

Этим факсом он открывал вполне официальную охоту на собственного брата. И хотя между ними никогда не существовало особенно теплых отношений, глава отдела внутренних расследований чувствовал себя сейчас подлецом, по крайней мере наполовину.

И в первую очередь потому, что не смог заставить себя передать расследование кому-нибудь другому.

Олег задумчиво посмотрел на недопитую водку. Налил себе еще одну рюмку, решив, что это последняя и спрятал бутылку под стол. Потом передумал и отнес ее обратно в сейф.

Его уже вполне ощутимо покачивало.

Опустившись в кресло, он выдвинул ящик стола и достал оттуда глянцевое фото, закатанное в пластик. Отец, Марк и он на берегу горного озера в Швейцарии. На переднем плане – их обнявшаяся улыбчивая троица, похожая на все счастливые семьи одновременно. Фон – темно-синяя гладь в лучах восходящего солнца, обрамленная часовыми-скалами.

Тогда еще отец не знал, что у него рак.

Потушив в пепельнице окурок, Олег закурил новую сигарету.

Переливчатая трель мобильного телефона вывела его из состояния вязкой алкогольной дремы. Вскинув голову, он первым делом посмотрел на часы. Впрочем, это было лишним – в окнах плескался сумрак, разрезанный на узкие полоски чуть приоткрытыми вертикальными жалюзи.

Олег некоторое время смотрел, морща лоб, на звонивший телефон, потом протянул руку и взял трубку. Она была холодной, и от этого прикосновения по его телу вдруг пробежала мелкая дрожь. Протирая заспанные глаза, он поднес мобильник к уху:

– Слушаю вас.

– Здравствуй, сын.

Меньше всего Олег ожидал услышать сейчас этот усталый голос, звучащий через много-много километров, отделявших Москву от острова Крит.

– Здравствуй, – быстро трезвея, ответил он.

С языка чуть было не сорвалось: «Почему ты звонишь?»

Олег вовремя удержался от бестактного вопроса. У него слегка кружилась голова, и он встал, чтобы включить негромко жужжащий кондиционер на полную мощность.

Но так и не дошел до него. Следующая фраза отца заставила его замереть на месте.

– Мне звонил Марк, – еще более усталым голосом произнес Эрдман-старший. – Ему нужна твоя помощь.

Олег долго думал, что ответить на это, но так и не подобрал подходящих слов.

Его отец тяжело вздохнул.

– Я все знаю, – проговорил он. – Доброжелатели постарались. Горелко, будь он неладен. Но Марк…

Он запнулся, – Что – Марк?!! – Олег взорвался внезапно, сам от себя не ожидая. – Что – Марк?! Твой чертов любимый сын – извращенец, ясно тебе?! И всю жизнь таким был! Чертовым ублюдком! Ублюдком, ты понял?! Трахал маленьких девочек в…

– Заткнись, – голос в трубке стал ледяным и невообразимо далеким. – Сядь и внимательно меня выслушай.

Олега будто волной холода окатило. Он недоуменно посмотрел на телефон в своей руке, потом медленно попятился к креслу. Когда ноги уперлись в край сиденья, он рухнул в него всем весом. Тяжело дыша, словно после марафонского забега, снова поднес трубку к уху.

– Я тебя слушаю.

– Понимаю, что нелегко, – сила, неожиданно появившаяся в голосе отца, так же неожиданно исчезла, уступив место все той же невообразимой, вселенской усталости. – Но ситуация несколько изменилась. Я не могу тебе сказать, каким образом, – по телефону он сам не захотел мне об этом говорить.

Его сейчас можно понять, я думаю… – Эрдман-старший выдержал паузу, готовый к возможным возражениям Олега, но тот молчал. – Ты должен встретиться с ним, сын. Ты должен помочь ему бежать из этой страны.

– С какой стати я должен помогать этому психу? – сквозь зубы процедил Олег.

На этот раз молчание было таким долгим, что он начал беспокоиться, не случилось ли чего с отцом. Наконец его голос твердо произнес:

– Потому что это наша кровь, сын. Потому что он твой брат. Пойми, – он заговорил торопливо, не давая Олегу вставить слово, – если бы речь шла о любом другом нарушении закона.., сознательном нарушении.., я был бы первым, кто потребовал судебного разбирательства. Но он не виноват.., то есть, конечно же, виноват, но не в том смысле.., ты понимаешь меня, сынок? Он не отвечает за свои действия, это же патология, это не преступление.., его надо лечить.

Но они не будут лечить его, Олежек, не будут. Ты сам знаешь, мне не нужно тебе доказывать. Здесь одно решение – ликвидация, а этого ты не должен допустить, не должен…

Олег, я умираю, мне осталось недолго, так вчера сказал врач. Можешь считать это моей последней просьбой, сын… послушай…

– Он объявлен в федеральный розыск! Сегодня! – заорал Олег, чтобы перекрыть этот поток слов. – Это дело ведется в открытую. Я больше не могу заниматься самодеятельностью, меня контролируют Кротов и Горелко лично, понимаешь, лично!!! Не сегодня-завтра об этом узнает президент…

Олег замолчал, тяжело дыша.

– Марк сегодня придет к тебе, – глухо ответил его отец. – Делай что хочешь.

На этом связь с островом Крит прекратилась. Олег некоторое время сидел неподвижно, уставясь на свой мобильник, потом сосредоточенно и хладнокровно швырнул его в стену Хрупкий аппарат от удара разлетелся на несколько частей.

– А он сказал тебе, что на его совести – уже два сослуживца? – тихо спросил Олег у разлетевшихся по полу обломков телефона.

Разумеется, никто ему не ответил.

Эрдман взял со стола сигареты, закурил и посмотрел на часы. Половина десятого. Он нажал кнопку интеркома и вызвал дежурного.

– Скажешь, чтобы прибрали здесь, – хмуро распорядился он, когда в дверь его кабинета протиснулся парень шкафоподобного вида.

Уже уходя, Олег, подумав, вынул из сейфа табельный пистолет в подмышечной кобуре и надел ее под кремового цвета летний пиджак.

«Никогда не знаешь, – подумал он, – чего ожидать от братца, у которого не все в порядке с головой».

* * *

На всякий случай они решили разделиться и не подавать виду, что знакомы. Отыскав многоэтажную гостиницу из тех, советских, до которых еще не добрались риэлтеры, инвесторы и реконструкторы, Панкрат и Люся вошли в нее первыми. Он снял двухместный номер на четвертом этаже, отвел туда девушку и спустился, чтобы купить сигареты в гостиничном киоске. Там уже стоял Кузьма, и Панкрат, проходя мимо него к стойке с куревом, будто бы случайно уронил карточку-ключ с номером снятой им комнаты. Хакер, сообразив, тут же подал ему перфорированный пластиковый прямоугольник, не забыв как следует разглядеть цифры. Купив пачку «Житан», он, после недолгих размышлений, набрал еще целый пакет всякой еды: нужно было перекусить как следует. Потом Панкрат, не глядя на Кузьму, прошел к лифтам и поднялся обратно в номер.

Хакер постучал в их дверь через пятнадцать минут К этому времени Люся уже успела распаковать и разложить в принесенную Панкратом одноразовую посуду те продукты, которые он купил в киоске.

– Заходи, поужинаешь, – сдержанно пригласил он Кузьму. – Заодно расскажешь, как ты нас выследил. И кто тебя вообще надоумил…

Панкрат замолчал, недовольно поигрывая желваками. Он и не ожидал, что на его плечи свалится еще одна обуза в виде этого худосочного хакера, влюбленного в Люсю, с которой и без того было немало хлопот.

Кузьма почувствовал в словах Панкрата плохо скрытое раздражение и вошел, уткнув глаза в пол. Коротко глянул на Люсю и тут же отвел взгляд. Выглядел он смешно, как и всякий влюбленный.

Он сел на стул. Панкрат закурил, указал на тарелки с солеными огурцами, нарезанной колбасой, ветчиной и хлебом.

– Угощайся, Джеймс Бонд, пока к отцу Аврамию не отправил твою блудную душу.

– Да не хочу я, – дернул головой хакер. – Вот только сока, с вашего позволения, выпью.

И он взял пакет с апельсиновым нектаром.

– А на хрена тебе мое позволение? – саркастически спросил Панкрат. – Ты вон какого-то черта из монастыря за нами поперся и никакого позволения у меня не спрашивал.

У меня, между прочим, один ребенок уже есть, – он кивнул на Люсю, поджавшую губы. – С тобой мне что прикажешь делать?

– Ну, я-то не ребенок, – усмехнулся Кузьма, наливая сок в низкий стакан. – Мне тридцать скоро.

– Месяцев? – уточнил Панкрат тем же насмешливым тоном.

Люся, не выдержав, прыснула.

– Тем более, Кузьма, – продолжал Панкрат. – Ведешь себя как ребенок. Я понимаю, конечно, твое состояние, только мы ведь с ней сюда не в биртольки приехали играть. Нам жизни свои спасать надо. От психа, который не сегодня-завтра может нас стереть в порошок. Если найдет. А твоя задница – извини, Люся, – скорости и мобильности нам вовсе не добавляет, понял?

– Я могу помочь, – Хакер, у которого покраснели не только щеки, но и бритая макушка, отставил в сторону стакан с соком, так и не отпив из него. – Вернее, я знаю одного неплохого парня, который может вам помочь.

При этом Кузьма украдкой глянул на Люсю.

Но похоже, его слова не произвели на нее никакого впечатления. Девушка сидела на кровати, скрестив обтянутые джинсами ноги и подложив под спину подушку. Слушая перепалку Панкрата и хакера, она молча рассматривала свои ногти и, казалось, была больше всего на свете озабочена их состоянием.

Плотный вечерний сумрак понемногу расцвечивался огоньками загорающихся окон. Панкрат с пепельницей в руках подошел к двери небольшого балкончика, имевшегося в номере, открыл ее и прислонился к косяку.

– Что это за неплохой парень? – негромко спросил он, не оборачиваясь.

Кузьма, однако же, хорошо расслышал вопрос. Поняв, что Панкрат заинтересовался, хакер быстро проговорил:

– Он журналист. Хороший журналист, три года назад даже премию получил от издательского синдиката. Сейчас у него нет постоянного работодателя, он разовые заказы выполняет. Парень с кучей полезных знакомств в любой сфере, начиная от бандитов и заканчивая политиками и шоуменами.

– А каким боком он может быть полезен нам? – спросил Панкрат. Уже просто из вредности.

– Так я и говорю, – Кузьма хлопнул себя ладонью по колену. – У него куча знакомств. В крайнем случае, он просто передаст информацию, которой вы располагаете, по нужным каналам. Или устроит встречу с тем, кому это может быть интересно. Или то и другое вместе.

Панкрат с подозрением посмотрел на него.

– Готов побиться об заклад, что ты ему уже позвонил…

Так или нет, а?

Поколебавшись, Кузьма кивнул.

– Точно, позвонил. Сразу с вокзала, когда утром приехал. Он дома сейчас, ждет нас.

– И что ты ему рассказал? – на это раз Панкрат обернулся, чтобы пристально взглянуть в лицо Кузьме.

Но тот не смутился и не отвел взгляд.

– Не волнуйтесь, ничего я не болтал, – ответил он. – Сказал только, что он может раскопать сенсацию. Все остальное сами ему расскажете – так, как захотите.

– Шустрый ты, однако, – проворчал Панкрат.

На этот раз уже более миролюбиво.

– А впрочем, Кузьма, спасибо, – добавил он чуть позже. – Может, и выгорит что-нибудь из этого. Один журналист мне как-то крепко помог.., глядишь, и твой друг не подведет.

Краем глаза заметив, как лицо хакера расплывается в довольной улыбке, а взгляд, полный гордости, медленно смещается в сторону Люси, Панкрат усмехнулся сам и вышел на балкончик, притворив за собой дверь.

Здесь было темно и свежо. С верхних этажей, где скорее всего располагался обычный для гостиниц такого типа дорогой ресторан, доносилась громкая ритмичная музыка. Наверное, играл вживую какой-нибудь коллектив. Слов было не разобрать: они растворялись в звуках клавишных и стуке драм-машины.

Панкрат курил, глядя вниз, на гостиничную стоянку, и старался не думать о завтрашнем дне. На самом деле он был скептически настроен в отношении затеи Кузьмы. К тому же ему было жаль парня, которого придется втянуть в «крутые разборки» со спецслужбами.

Впрочем, именно так эти ребята и зарабатывают себе на жизнь. Суя свой нос повсюду, где висят запрещающие знаки…

Когда Панкрат вышел на балкон, в номере установилась хрупкая тишина. Кузьма сидел неестественно прямо, постукивая костяшками пальцев по лакированной поверхности стола, в которой отражалось его худое лицо в больших роговых очках.

Время от времени он исподлобья посматривал на Люсю.

Со стороны это выглядело довольно-таки забавно: зрелый мужчина, боящийся взглянуть в лицо девчонке. Та же явно наслаждалась этим моментом, с независимым видом поглядывая на Кузьму и усмехаясь, когда тот поспешно отводил взгляд.

Потом она совершенно серьезно произнесла:

– Зря ты приехал. – И добавила:

– Мне жаль. Правда.

Но – зря.

На лице хакера появилась глуповатая улыбка.

– Почему? – спросил он, втайне надеясь, что ослышался:

– Я хотел помочь…

– Я знаю, – кивнула девушка. – Спасибо. Но…

Она замолчала, кусая губы.

Кузьма ждал, все так же постукивая по столу. Сейчас он больше всего был похож на механическую куклу, у которой вот-вот закончится завод.

– Понимаешь, – прошептала она наконец. – Я люблю его.

– Кого – его? – переспросил он каким-то чужим голосом.

Люся кивнула в сторону балконной двери.

– Его, – повторила со спокойной уверенностью. – Ты хороший парень, Кузьма…

Она опять замолчала. Потом вскинула голову и, словно бросаясь в прорубь, выпалила:

– Я сегодня перевязывала ему рану и поняла: без него – не смогу, – и, понизив голос чуть ли не до шепота, спросила:

– Ты понимаешь, о чем я?

Она посмотрела Кузьме в лицо с тревогой и надеждой.

– Извини, ладно?

Хакер тряхнул головой. Так, будто бы у него были длинные волосы и он отбрасывал с глаз непослушную прядь.

– Ничего, – севшим внезапно голосом ответил он. – Я просто хотел помочь. Отведу вас к своему другу – и больше не появлюсь. Обещаю тебе.

Люся совершенно по-детски шмыгнула носом и спрятала лицо в ладонях.

* * *

У Олега был черный «лендкрузер» – машина не самого высокого класса, но вполне солидная. Выезжая из гаража, расположенного на подземном уровне ведомственного здания, в котором находился отдел внутренних расследований, он на прощание помахал рукой охраннику. Парень, целый день занимавшийся только тем, что нажимал кнопку подъема ворот, с тоской посмотрел ему вслед. Предстояло еще ночное дежурство. Олег поймал этот взгляд в зеркале заднего вида и криво усмехнулся: вряд ли охранник подозревает о том, что начальник отдела с удовольствием поменялся бы сейчас местами с ним, простым винтиком в системе.

– Да и я такой же винтик, – вслух произнес он. – Только сечением побольше.

Джип выехал из гаража в заасфальтированный дворик, пересек его и миновал еще одну линию безопасности – рельсовые ворота, охраняемые на этот раз двумя секьюрити в серой форме без знаков различия. В Конторе не любили бросаться в глаза, если речь, разумеется, шла не об автомобилях.

Впрочем, и в этой области на выбор неплохо обеспеченных сотрудников в первую очередь влияли такие свойства машины, как надежность и солидность. Скорость и красота при этом отходили на второй план.

Один из охранников, хотя и знал все машины в отделе так же хорошо, как и их владельцев, подошел к джипу и, приложив руку к воображаемому козырьку, заглянул внутрь. Этого требовали инструкции, а здесь ими не пренебрегали.

– Счастливого пути, – пожелал секьюрити Эрдману. – И доброй ночи.

Тот кивнул и притопил педаль акселератора. Машина покачнулась, переезжая уложенный в бетонную подушку рельс, и оказалась по другую сторону двухметровой каменной ограды, поверх которой была натянута свернутая в спираль проволока и бесстыдно щурились блестящие зрачки видеокамер службы безопасности. Одна из них, повернувшись на своем моторизованном штативе следом за джипом, проводила его. пристальным взглядом черной линзы.

Олег несколько раз нажал кнопку цифрового тюнера, выбирая подходящую станцию, и наконец отыскал для себя рок-н-ролл пошустрее на частоте «Золотого дождя».

Он открыл бардачок и вслепую нашарил банку с таблетками алка-зельцера. Из мини-холодильника между сиденьями достал банку минеральной воды, ледяную на ощупь. Не отпуская руля, вытряхнул прямо в рот одну таблетку, пальцем подковырнул кольцо на банке и сделал несколько глотков. Пузырьки смешно завозились в носу.

Одна композиция сменилась второй, вторая – третьей, а Олег все так же ехал по бульвару, источавшему жар, накопленный за день. Дорога постепенно спускалась к набережной Москва-реки, вокруг все больше сгущался сумрак.

Сделалось прохладнее, и он закурил.

Потом остановил машину и выключил двигатель. Положил голову на руль и понял, что домой ему сегодня хочется меньше всего.

В окно постучали. Олег повернулся на звук и увидел милиционера. Нажал кнопку, стекло опустилось.