Наперегонки со смертью (№1) - Наперегонки со смертью

Моего напарника быстро завалили, а я в это время, тоже справился с одним из соперников. Ну и сошлись один на один с парнем. Ты знаешь, крепкий орешек оказался! Уж я ему и «мельницу», и свой коронный в голову правой ногой с разворота, и с кувырком вперед, и назад – ничего не помогает: всюду на блоки натыкаюсь. Правда, я тоже ни одного удара не пропустил.

Инструктор, смотрю краем глаза, уже на часы посматривает, поединок прекратить желает.

Ну я в это время и схитрил: сделал выпад вправо с намечанием удара, парень поддался, а я резкий переход влево и задний удар по почкам. Тот не успел среагировать и «кайф», конечно, поймал. Ну, несколько мгновений, пока парень отходил, мне хватило – я его завалил и закрутил руки за спину, заламывая голову.

Потом стометровку сдали, пять километров, полосу препятствий – программа, словом, как обычно.

Из четверых нас с этим парнем, с которым несколько промучился на площадке, только и взяли. Отбор, я скажу тебе, суровый у них!

Потом, в раздевалке ив душе, мы с ним познакомились. Оказалось, капитан госбезопасности, служил в "Альфе ", но после всех этих подставок уволился.

Белый дом, рассказывает, еще пережил кое-как, перетерпел, но когда Степашин с Ериным «Альфу» в Буденновске подставили, окончательно не выдержал, свалил на хрен, не желая больше работать на такое государство.

Ты знаешь, я его понимаю на все сто! Какого черта элитному подразделению, в котором каждый парень знает, что делать, и умеет это делать, чувствовать себя по жизни, во-первых, виноватым перед кем-то, а во-вторых, сносить все эти насмешки и подколки – мол, до «Кондора» израильского вам далеко, «коммандос» в подметки не годитесь и вообще ничего толком не умеете. Вот он и свалил. Зато теперь служит там, где его по-настоящему ценят и уважают, а к тому же и деньги за это получает. У него жена, двое детей, отца и мужа иногда неделями не видят и не знают, вернется живым или в ящике цинковом, – так теперь когда материально особых трудностей не испытывают...

Сначала меня на охрану ресторана определили.

Раньше у них мода была в камуфляже в ресторанах торчать, но когда мэр Москвы Лужков подписал Указ об упорядочении ношения одежды военного образца, на костюмы перешли. Знаешь, все чин-чинарем было – строгий черный костюм, галстук, пластиковая карточка на кармане со словами «Служба безопасности».

Милое дело – уже не пугалом огородным торчишь, а представительным мужчиной. Однажды даже девушка какая-то на танец пригласила, так отказать неудобно было, отвлекся на пяток минут от выполнения служебного долга.

Потом, после того, как я пару драк локализовал и еще пяток предотвратил, заметили, на повышение отправили. Тут между прочим все очень четко учитывается, за заслуги перед фирмой и перед клиентами «в звании» регулярно повышают – более интересная работа, более высокая оплата. Меня из охранников ресторана в инкассаторы перевели, в одном крупном банке (ты прости, Олег, но коммерческая тайна – кого мы охраняем!) отвечал за обеспечение безопасности провоза валюты по городу.

Но там ребята тоже долго не задерживаются – по убеждению нашего руководства, инкассаторы, даже самые надежные, не должны задерживаться на одном месте дольше трех месяцев. Наверное, чтобы соблазна не возникало. Знаешь, странноватое чувство испытываешь, когда пару десятков миллионов долларов сопровождаешь, а они – вот рядом, руками пощупать можно.

И меня снова переместили. Теперь я – боец отряда «сил быстрого реагирования», как называют здесь нашу резервную группу. Это, знаешь ли, элитное подразделение в «Валексе», что-то типа той же «Альфы» или «Вымпела». Если заказ особой важности или сложности, нас используют. А в остальное время деньги платят – не поверишь – за совершенствование боевого мастерства! Вот так-то.

Ладно, Олежка, я так расписался, что не знаю, как и в конверт эти листы засунуть, придется, видимо, в двух отправлять.

Сейчас мы уезжаем на одно интересное мероприятие, как вернусь, обязательно продолжу. Я теперь тебе все в подробностях буду рассказывать. Потому как вроде на человека наконец стал похож. Вроде бы и моя совсем не мирная профессия в наше мирное время на хорошие дела сгодиться может, понимаешь? Я, Олежка, перестал сам себя стесняться, перестал мучиться вроде бы от собственной бестолковости и никому ненужности.

Но, впрочем, все. Времени нет. Пока, пиши мне тоже, не ленись. Звонки писем никогда не заменят.

Твой Банда".

* * *

Алина возвращалась теперь домой почти ночью.

Она была студенткой шестого курса юридического факультета МГУ, специализировалась на государственном праве, и ее дипломная работа по реформированию судебной системы в Российской Федерации требовала слишком много сил и огромное количество специальной литературы. Ей приходилось засиживаться в библиотеках допоздна, изучая то опыт США в этой сфере, то традиции европейского суда, снова и снова углубляясь в Римское публичное право в поисках истоков традиций и истины, перекапывая десятки судебных дел современной России в области уголовного, экономического, межгосударственного законодательства.

Ее куратор, профессор Гайворонский, был необычайно доволен своей подопечной, поражаясь ее работоспособности и умению вылавливать самые важные штрихи, подмечать и анализировать самые типичные и определяющие черты. Он всячески помогал Алине, предрекая колоссальный успех ее дипломной работе и намекая на то, что впоследствии из нее получилась бы неплохая кандидатская диссертация.

Гайворонский был уже стар и иногда, глядя на Алину по-отечески добрыми глазами, любил приговаривать:

– Эх, Алинушка, ну чего тебе сдалась эта юриспруденция? Ты такая красавица, к чему тебе свою молодую головку над этими талмудами засушивать!

Нашла бы лучше парня, достойного тебя, влюбилась бы по уши. Меня бы на свадьбу пригласили...

Куда между прочим более приятное времяпрепровождение, нежели корпение над трудами таких же старых маразматиков, как я сам!

– Да полно вам, Евгений Эммануилович! Еще тысячу раз погулять на свадьбе успеем, – отшучивалась в таких случаях Алина, скромно улыбаясь. – Кому скажи – вы, мой преподаватель, меня от учебы отговариваете. Где ж это видано такое?

И девушка с удвоенной энергией хваталась за работу, погружаясь в море бесконечных терминов, положений, указов и постановлений правительств и судов всех времен и народов.

Этим вечером она поработала совсем неплохо, и закончив, слава Богу, сбор материала для той части своей работы, в которой обобщался опыт человеческой цивилизации в судебном праве, и возвращалась домой в отличном настроении, решив в остаток вечера полностью отдаться во власть музыки, восстанавливая силы и отгоняя накопившуюся усталость.

Последний февральский морозец заставлял утоптанный снег под ногами звонко поскрипывать, тысячами искорок блестели в свете фонарей сугробы, и Алина зябко передернула плечами, повыше поднимая воротник шубки и искренне сожалея, что не послушалась утром маму и выбежала в университет без шапки, распустив по плечам свои темные густые волосы.

Ей самой нравились собственные волосы – длинные, чуть волнистые, того неопределенного каштаново-пепельного цвета, какой только и бывает у натуральных волос. Что скрывать – ей нравилось и собственное лицо. Она находила его довольно милым и привлекательным – задорно вздернутый носик, маленькие пухлые губки и выразительные карие глаза. Она любила рассматривать себя в зеркале и с удовольствием замечала, какие красивые у нее бедра, какая тонкая талия, нежные плечи... ну, и все такое.

К сожалению, с парнями ей действительно не везло. Многие искали ее расположения, еще с детских лет, с той спецшколы, в которой она училась, где сынки высокопоставленных родителей, подражая своим папашкам, с нарочитой небрежностью и откровенным цинизмом предлагали ей прийти послушать на квартире музыку, посмотреть новые фильмы и вообще поразвлечься, пока предков дома нету. Теперь, в университете, к этим отпрыскам добавились еще одни "хозяева жизни", не имевшие папочек-начальников, но умевшие шуршать баксами в карманах. Многие ее подруги с головой ныряли в омут удовольствий и веселого времяпрепровождения, влюбляясь в очередной раз чуть ли не ежемесячно, а через пару-тройку недель, после нескольких интимных свиданий, бурно переживая очередную жестокую катастрофу на любовном фронте.

Алина была другой. Даже мечтая о любви и о прекрасном принце, она ни разу не заметила среди своего окружения ни одного парня, который хотя бы отдаленно напоминал ее идеал. Не отдавая себе в том отчета, она мечтала о парне умном и надежном, сильном и красивом, а главное – о благородном и честном, за широкой спиной которого можно смело и безбедно прожить всю жизнь, – словом, о таком, каким был ее отец, Владимир Александрович Большаков, генерал-лейтенант, известный ученый, физик, доктор наук, крупнейший специалист по ракетным двигателям. Только в нем находила она букет гармонично сочетающихся качеств настоящего мужчины, и только похожего на него парня могла представить рядом с собой.

Она спешила домой и, свернув во дворик их дома на Остоженке, не обратила внимания на то, что следовавшая за ней уже несколько сот метров машина, притушив фары, зарулила во двор и, чуть опередив девушку, остановилась у подъезда. Когда Алина поравнялась с автомобилем, открылись дверцы и из "девятки", как теперь разглядела девушка, вылез Гоша, ее однокурсник, из компании этих денежных и наглых, и какой-то его дружок.

– Привет, киса!

– Гоша? – от удивления Алина даже приостановилась. – Откуда ты знаешь мой адрес? И вообще, что тебе от меня нужно?

– Я же тебе сколько раз говорил, что люблю тебя безумно, – осклабился парень в идиотской улыбке. – Вот сейчас приехал свою любовь украдать. Повезу тебя кататься, Москву покажу, которой ты вовек не видела. По лучшим кабакам проедем, королевой вечера со мной рядом будешь. Поехали?

– Перестань, мне пора домой, – девушка попыталась пройти мимо парня, но тот схватил ее за плечи и толкнул на своего дружка, который тут же обхватил ее сзади и попытался прижать к себе, стараясь поцеловать в щеку.

Алина, рванувшись, выскользнула из его рук и, отпрыгнув в сторону на пару метров, яростно сверкнула на Гошу глазами:

– Ты одурел, что ли? А ну катитесь отсюда, не то хуже будет. Так опозорю, что в универе побоишься появиться!

– Ах ты цыпочка! Какая ретивая попалась, а, Витек? – Гоша, казалось, совсем не испугался и, надвигаясь на Алину, злобно зашипел:

– Ты, падла!

Ты меня опозоришь? Да я тебя по кругу со своими дружками пущу – иди потом, рассказывай, как оргазм за оргазмом хватала с десятком мужиков.

Что, думаешь, героиней после этого станешь? А ну полезай в машину по-хорошему! Тогда я смилостивлюсь – только со мной поспишь и назад приедешь...

– Ах ты гад! – Алина, вспылив страшной яростью, прыгнула на этого скота и четко и быстро, как учили ее когда-то в секции боевых искусств, куда отправил ее отец после седьмого класса и где провела она целых три года, пока не пришла пора сдавать вступительные экзамены, Алина острым носочком сапога ударила придурка в пах и тут же с разворота двумя сжатыми в кулачки руками – в ухо, опрокинув это быдло навзничь. Обернувшись к Витьку, она приготовилась принять удар, чувствуя", что потеряла все же былую выучку, но, к ее удивлению, Витек даже не пытался атаковать, медленно пятясь назад к машине. Алина сделала шаг в его сторону, и парень, потеряв равновесие и поскользнувшись на ледяной дорожке, грохнулся оземь спиной, оказавшись в самом нелепом и беспомощном положении.

– Козлы страшные! – жутко, с несвойственной ей грубостью ругнулась Алина и, повернувшись, вошла в подъезд, быстренько зацокав каблучками по лестнице, взбегая на свой третий этаж. Через разбитую оконную раму она услышала, уже подходя к квартире, как взревела "девятка", унося прочь незадачливых кавалеров.

Только теперь девушка поняла, как перепугалась, и, безуспешно пытаясь попасть трясущимися руками ключом в замочную скважину, горько расплакалась не в силах унять страх и ужас.

На скрежет ключа в замке дверь открыл отец.

– Алинушка? Что случилось? – попятился он, пропуская дочь в квартиру. – Что произошло, дочка? Говори немедленно!

– Ничего, папа.

– Ты плачешь?

– Нет, это я так, с мороза. Тушь потекла.

– Дочь, что произошло?

– На меня сейчас пытались напасть, но я отбилась...

– Где?

– У подъезда...

Не дослушав, Владимир Александрович метнулся в свою комнату и уже через секунду снова появился на пороге, сжимая в руках наградной, с гравировкой, пистолет. Он рванул на себя дверь, но его остановил оклик дочери:

– Папа, поздно, они уже уехали.

– Ты их знаешь? – взволнованно и тяжело дыша и крепко сжимая в руках рукоятку пистолета, спросил ее отец, пытаясь заглянуть Алине в глаза.

– Нет, папа. Первый раз видела, – Алина и сама не понимала, почему соврала отцу. Наверное, не хотела его расстраивать еще больше, не хотела, чтобы у него, и без того всегда занятого и измученного работой, болела голова еще и за дочь.

– Что здесь за шум? – показалась из кухни мама, встревоженно вглядываясь в лица мужа и дочери.

– Да вот, на Алину нападение совершили какие-то подонки. Я сейчас в милицию позвоню...

– Не надо, папа. Бесполезно, – поспешила остановить его Алина. – Кого они найдут? Только затаскают потом на дознания всякие. Я же знаю эту систему...

– Доченька, ну что же это? Они ничего тебе не сделали? – мама уже обнимала ее, со слезами на глазах помогая стаскивать с плеч шубку. – У тебя ничего не болит?

– Они что, тебя ограбить хотели?

– Да нет вроде.

– А что?

– Володя, ну что ты пристал к ней в самом-то деле! Не видишь, что ли, что ей сейчас не до твоих расспросов! – замахала мать руками на отца, отгоняя его от дочери. – Иди, смотри телевизор, мы сами разберемся. Ведь все, слава Богу, обошлось.

Она приобняла дочь за плечи и осторожно увлекла в комнату девушки.

Отец постоял еще некоторое время, смотря вслед своим женщинам, потом вздохнул и направился в свой кабинет, плотно прикрыв за собой дверь. Он уложил пистолет снова в ящик стола и, устраиваясь на диване у телевизора, растерянно и незлобиво проворчал, нажимая кнопку "сеть" на дистанционном пульте:

– "Пронесло, пронесло!" Сейчас пронесло, а завтра? Нет уж, милые, больше такого не повторится. Завтра же приму кое-какие меры. По крайней мере за дочку волноваться больше не буду...

* * *

"Привет, Олег!

Только вчера опустил тебе письма в почтовый ящик, а сегодня меня уже снова тянет написать.

Жизнь пошла такая – что ни день, то новости. И вроде неплохие.

Помнишь, я писал тебе, что убегаю на задание и у меня нет времени, чтобы продолжить письмо? Это мы спешили на спецзадание – охрана концерта. Ты, небось, слышал про такую группу – «Ма-ма»? У них было очередное грандиозное шоу с совершенно идиотским названием (я его даже и запомнить не смог). Давалось несколько представлений в «Олимпийском». А наш «Валекс» получил заказ на охрану.

Честно говоря, надо было видеть это зрелище, чтобы понять, что такое психоз толпы! Тысячи людей кричат, визжат, хлопают. Кошмар какой-то.

Пока на сцене кто-то из «разогревающих» отплясывал, все еще нормально было. Но как сами «мамайцы» на сцену вылезли...

Знаешь, эти «голубые» рафинированные мальчики дергаются, подвывают, в зал подмигивают и воздушные поцелуи посылают, а с девчонками начинает происходить что-то странное. Сотни пэтэушниц в проходах отплясывают, еще больше перед сценой сгрудились – майки на себе рвут, слезы льют, за улыбку любого из этих рахитиков прямо на сцене отдаться готовы. Смотреть противно!

А мы, значит, всю эту компанию охраняем. Два десятка наших вдоль сцены выстроились, чтобы напор сдерживать и эксцессов не допускать, а мы пятеро – из группы быстрого реагирования – за кулисами сидим. Блатная работа, я тебе уже говорил! Сидишь себе, концерт смотришь, ничего делать не надо. Мы там, как последний рубеж обороны, – на случай, если ОМОН служебный вход проморгает или если наши ребята с «мамайской» охраной зал не сдержат. Девяносто девять концертов из ста обходятся совершенно без приключений. Но вчера попался как раз тот единственный, сотый...

По «уоки-токи» наши люди из зала сообщили, что среди зрителей – десятка два-три рокеров. Держатся одной командой, ведут себя сдержанно и организованно, как будто к чему-то готовятся. Ты, может, знаешь, что рокеры «мамайцев» этих страсть как не любят – настоящие мужчины, которыми себя считают рокеры, не могут быть слизью голубовато-розового оттенка в рубашечке с кружевным воротничком, выбеленным чубом и слащавым голоском. И вот в этот вечер одна из бригад решила дать бой «мамайским педикам».

Короче, наши в зале их «зевнули» в конце концов.

Среди вопящих девочек рокеры, четко распределив обязанности, очень незаметно прокрались к сцене и половина из них атаковала нашу службу безопасности, а вторая резко ломанулась на сцену, к самим «мамайцам». Е-мое – волосы дыбом встали! Ты прикинь: нас пятеро, а их человек пятнадцать на сцену влезает. «Мамайские» мальчики испугались, гитары побросали, а ведь все под фанеру, песенка продолжается, в зале ничего не понимают, продолжают танцевать и хлопать, музыка ревет так, что барабанные перепонки лопаются, и плюс ко всему света нет нормального – прожектора в темноте мечутся, глаза слепят, зала совершенно не видно. В общем, завал получился полнейший.

Мы выскакиваем. Смотрю – прямо на меня один из «мамайцев» спиной пятится, честь свою сраную перед девчонками ронять не хочет, что ли, а на него уже трое этих придурков в коже несутся. Я этого "гомика за плечи, да как швырнул за кулисы, а сам нападавших встретил. Тут уж режиссер заметил неладное, полный свет в зале дали. Визг поднялся девчачий – ты бы слышал!

Мы, конечно, при нормальном свете с этими придурками быстро справились. Кого покалечили, кого отрубили. Тут уж и ОМОН наконец очухался, вместе с нашими покрутили их всех, повязали, в машины позакидывали и в кутузку.

В зале – дурдом: девки плачут, на сцену рвутся, проверить, видите ли, живы ли их ненаглядные мальчики? Аж противно!

Ведущий объявил перерыв на полчаса «по техническим причинам», зал кое-как успокоили, и мы снова ушли за кулисы. Сидим, курим, тут подходит к нам главный «мамаец», Гарри Аллигатор, что ли, или как там его звали, со своими «педиками». Один из них на меня тычет, кричит: «Он мне костюм порвал Как я теперь выступать буду?» Но, ты знаешь, Гарри этот мужик крутой, видимо: как цыкнул на этого недоноска, тот сразу заткнулся. Гарри нам руки пожал, поблагодарил и каждому подарил по ста долларов, представляешь?

Дальше все уже спокойно прошло.

Концерт закончился, приезжаем мы на базу, а нас сам Валентин Кириллович встречает – шеф нашей фирмы, ее создатель. Ему, видимо, уже доложили обо всем. Построил он нас и тем, кто в зале был, объявил усиленные занятия по подавлению толпы, а нам пятерым говорит: «Ребята, мол, большое спасибо. Того, что вы сделали, как спасли престиж нашей фирмы, я вам никогда не забуду. Теперь вы – лучшие бойцы нашей группы, у вас будут любые привилегии. А пока – увеличение оклада на четверть и двойная премия за этот месяц». Представляешь? Мы аж обалдели!

А сегодня с утра вызывает меня и Анатолия – помнишь, того парня из «Альфы», с которым мы вместе на работу устраивались? – и объявляет нам о новом назначении. Мол, теперь у вас будет иная работа.

Какая? Самая лучшая и престижная. А пока пройдете тестирование и при необходимости недельные курсы повышения квалификации.

Мы сегодня целый день тесты сдавали: рукопашный бой, стрельба, вождение, бег, прыжки, полоса препятствий. А весь вечер – не поверишь! – какая-то очень серьезная тетя учила нас этикету: как вести себя за столом, как правильно сопровождать даму, как подать ей пальто, как поднять платочек оброненный, как помочь выйти из машины, а также прочей всякой всячине. Анатолий говорит, что нас теперь в телохранители возьмут. Посмотрим, завтра все решится, потому что переподготовка для нас, как решили инструкторы, не нужна. И так сгодимся.

Не зря же, черт побери, нас всю жизнь готовили, правда?

Ой, Олежка, извини, но я заканчиваю. Спать хочу – не могу, вымотался, за сегодня окончательно.

Когда все станет ясно с моим новым назначением, напишу снова. И ты мне пиши, не забывай!

Пока.

Твой Банда".

* * *

В полдесятого утра следующего дня Банда и Анатолий, скромно постучав, вошли, как им и было приказано, в кабинет Валентина Кирилловича Шеф был не один. Напротив него в кресле величественно восседал седой подтянутый человек в форме генерал-лейтенанта. Генерал строго посмотрел на парней, как только те переступили порог.

– Вот они будут выполнять ваш заказ, Владимир Александрович. Анатолий, бывший офицер группы "Альфа", и Александр, офицер спецназа, десантник, – представил их шеф генералу. – У обоих отличная боевая биография, оба – великолепные мастера своего дела. С ними, я вам ручаюсь, вопросов у вас не возникнет.

– Надеюсь, – голос важного генерала оказался строг и сух, а колючие стальные глаза пронизывали новоиспеченных телохранителей, казалось, насквозь, – Вам объяснили уже, ребята, суть вашей новой работы?

– Да, Валентин Кириллович, – за двоих ответил Банда, утвердительно кивнув головой.

– Вот и отлично. А объект вам покажет Владимир Александрович. Режим работы – с семи утра до двенадцати ночи, при необходимости – пока объект не окажется дома. Дежурство по одному, через сутки. Цель – ни на мгновение не оставлять объект в общественных местах в одиночестве, задача – не допустить ни малейшей провокации, не говоря уж о нападении, против объекта. Защищать в случае необходимости любыми доступными вам способами. Задание понятно?

– Так точно, – почему-то по-военному снова за двоих ответил Банда, а Толик только согласно кивнул головой.

– Разрешение на ношение оружия при себе?

– Так точно.

– Оружие получите в арсенале, команда уже отдана. В вашем распоряжении будут пистолеты Макарова, а спецсредства подбирайте любые, какие считаете необходимыми. Нательные бронежилеты не забудьте получить тоже. Все ясно?

– Да, Валентин Кириллович.

– Кажется, все... Ах, нет! – вдруг снова что-то вспомнил шеф. – Надо еще обсудить проблему транспорта. Владимир Александрович желает, чтобы объект более не передвигался в общественном транспорте. Это мы можем устроить, но надо подумать, как лучше. Твой "мицубиси", Саша, на ходу? В порядке?

– Конечно.

– Может, ты на нем и будешь, а мы тебе выплатим расходы на бензин и за амортизацию.

– Без вопросов. Мне за родным рулем даже привычнее будет.

– У него свой джип, "мицубиси-паджеро", весьма комфортабельная, к тому же совершенно безопасная машина, – объяснил шеф ситуацию генералу. – Вы не возражаете?

– Нет. Пусть будет "мицубиси".

– Решено. А ты, Анатолий, вечером получишь в гараже "БМВ". Возьми путевку.

– Хорошо, – Анатолий согласно кивнул, взял протянутый листок и, аккуратно сложив, сунул во внутренний карман костюма.

– И последнее. Форма одежды – свободная, соответственно ситуации. Кажется, я ничего не упустил, как вы считаете, Владимир Александрович?

– Да нет, вроде теперь все обсудили, – военный поднялся и пожал шефу "Валекса" руку. – Спасибо за понимание, за вашу поддержку.

– Да не за что. Это наша работа...

– Вы-то свою работу на отлично сделали, а вот, как они справятся, – генерал снова оценивающе окинул телохранителей взглядом, – это мы еще посмотрим.

– Я вас уверяю, Владимир Александрович, проблем не будет. Только вчера между прочим эти ребята от растерзания группу "Ма-ма" спасли. Слышали, может?

– Нет, мне, знаете ли, все эти группы...

– Ах да, конечно! – шеф пожал генералу руку. – Спасибо, Владимир Александрович, еще раз за большое доверие, мы не подкачаем. До свидания!..

Ребята, поезжайте с Владимиром Александровичем прямо сейчас на джипе Саши, знакомьтесь с объектом. Дежурство начинается с сегодняшнего дня.

Первый, раз у тебя, Анатолий, еще не решены проблемы с транспортом, заступает на смену Бондарович. Все, пока, догоняйте. Он мужик вроде ничего!

– А что за объект хоть, шеф? – не выдержал Банда, с любопытством взглянув на шефа.

– Ой, да сами увидите через несколько минут.

Бегите, не заставляйте клиента ждать!..

* * *

"Олежка, снова я приветствую тебя, и если я не очень сильно замучил тебя своей писаниной, то буду счастлив, а впоследствии обещаю исправиться и писать пореже. Договорились?

Просто, друг, не могу не поделиться с тобой самой последней сногсшибательной новостью.

Анатолий оказался прав – нас определили в телохранители. Тело – ты бы видел! Охраняем девчонку, генеральскую дочку. Года двадцать два ей, видимо, на последнем курсе юрфака учится. Девка как девка, ничего сверхъестественного. Что ее папаше в голову втемяшилось, даже понять не могу. Сокровище нашел!

А папашка у нее ничего. Он ученый какой-то, но работает исключительно на оборонку, а потому носит генеральские погоны.

Дочка куда хуже. Занудливая, злая, раздражительная. Кроме учебы, ни о чем вроде и не думает. Ей, видно, не слишком нравится наше присутствие, но с папочкой спорить не решается, так на нас злобу срывает. «Вы меня в женский туалет проводите? А вдруг там покушение произойдет?»; «Я, кажется, дома бюстгальтер забыла. Как вы думаете, это слишком сильно ослабляет мою безопасность?» Издевается, словом, на каждом шагу. Мы ее в университет провожаем и в коридоре на лекциях торчим, так она возьмет – выведет на перемене стаю своих подружек – знакомьтесь, мол, девочки, это мои бодигарды. Теперь, мол, мое тело в их надежных руках. Хотите, и ваши тела им отдадим?" Короче, нервы с ней надо иметь стальные.

А в основном все нормально. На службу теперь хожу через сутки, правда, на целый день, с утра до самой ночи, считай. А само дежурство, если бы не сволочной характер доченьки, было бы вообще курортом – сиди себе, присматривай за девицей, журнальчики почитывай. Прелесть, а не служба, и деньги идут.

Ладно, Олег, все это ерунда. Гораздо важнее, что в июле шеф обещал мне отпуск. Не открутишься тогда, я к тебе снова приеду. Как вспомню уху да раков, на костре сваренных, да водочку из холодильника – слюнки до земли текут! Мы с тобой обязательно это мероприятие повторим, правда?

А пока до свидания. Напоминаю тебе, что за последний месяц не получил от тебя ни одного письма. А звонить мне сейчас надо по нечетным дням, когда я от дежурства свободен.

Не забывай! Пока!

Твой Банда".

* * *

Банда второй раз в жизни соврал Вострякову, когда писал ему письмо и сообщил, что не видит ничего выдающегося в Алине. Это была абсолютная не правда.

Он сразу, как только увидел девушку, был сражен ее красотой. Он смотрел на ее волосы, на ее глаза, на ее снисходительную насмешливую улыбку и понимал, что она – чудо. Что именно ее он ждал всю свою непутевую жизнь. Что именно такую девушку он смог бы смело, без малейших колебаний, назвать своей женой.

Он сразу же испугался и погнал прочь подобные мысли. Еще несколько лет назад, в первый свой московский период жизни, работая у Виктора Алексеевича, Банда посмотрел фильм "Телохранитель", с Кевином Костнером и Уитни Хьюстон в главных ролях. Он помнил, как боялся герой Костнера полюбить свой "объект" охраны, потому что любовь, чувства какие-то к "объекту" совершенно исключали холодное и независимое отношение к делу. Смятение в душе обязательно вызывало сумятицу в мыслях, отвлекало и рассеивало внимание, снижало бдительность и притупляло реакцию телохранителя.

Он очень четко почувствовал это в первый же день своей службы, когда повез подопечную на своей "мицубиси" в университет на занятия. По правилам, ничто не могло отвлекать его внимания от дороги, от окружающих машин и даже от резких движений пешеходов на тротуарах. Но Банда внезапно ловил себя на том, что, скосив глаза в правое наружное зеркало автомобиля, поворачивает их еще чуть правее, рассматривая непослушный завиток на виске девушки. Или, остановившись на красный сигнал светофора, присматриваясь к машинам справа на предмет чего-либо подозрительного, вдруг понимал, что не может оторвать взгляда от ее слегка приоткрывшихся под юбкой коленей.

Ситуация осложнялась тем, что Алина оказалась не подарочком, и постоянные издевательства и унижения, которым она подвергала своих телохранителей, больно били по их самолюбию и нервам.

Везло Толику – влюбленный в собственную жену, он с улыбкой относился ко всем неприятностям, перепадавшим от их подопечной, воспринимая их с терпением и стойкостью, как какие-то неизбежные тяготы и лишения их теперешней службы. Банда так не мог.

Правда, буквально на второй день его службы, когда он дежурил в коридоре, ожидая перемены и выхода из аудитории "объекта", произошел маленький эпизодик, окрыливший Банду на целых две недели.

А дело было так.

Когда прозвенел звонок и студенты начали вываливать из аудитории, спеша кто в буфет, а кто покурить, Банда подошел поближе к открытым дверям, наблюдая за своей подопечной. Алина сидела за столом, не собираясь, видимо, покидать помещение, и читала конспект. К ней подошел какой-то парень и, нагнувшись, сказал на ухо что-то такое, от чего девушка вспыхнула и вскочила, гневно сверкая глазами. Парень захохотал и попытался взять Алину за подбородок, но она резко и с отвращением оттолкнула его руку.