Детективный конкурс Литвиновых - Идеальная секретарша

      – Доброе утро, Клементия, – сказал знакомый голос «комиссара Мэгре», – что-то я тебе давно не видел, – продолжил он после ее сбивчивого ответа, – посиди сегодня целый день у телефона, постарайся не отлучаться, надеюсь, что ты не умрешь с голода?
      – Не умру. У меня есть кофе, печенье, хлопья. А в холодильнике есть еще и сыр. Да, еще два шоколадных батончика – мне и вам. – Скороговоркой ответила девушка, радуясь, что полковник не требует от нее строго отчета о понедельнике. – Вам кто-то должен позвонить?
      – Да. Я жду очень важного звонка, но я не уверен, что это произойдет, но если тебе позвонит женщина и назовется Анной, ты помнишь о ком я говорю, то передай ей, что похороны сегодня в четырнадцать часов. Что же касается шоколадного батончика, то съешь его сама. – И Максим засмеялся.
      – Я могу вам перезвонить, если такая женщина объявится.
      – Некуда звонить. Я уже выехал из дома и звоню из автомата. Через час я сам тебе перезвоню. Кстати, почему ты не сообщила мне свой домашний телефон?
      – Я все данные о себе занесла в компьютер. Кстати, к вам вчера приходил фининспектор. Он хотел узнать об уплате вами налогов. Я тут ему сморозила видно не то, что он так расстроился, что… – Клементия не успела договорить, потому что ее перебил Максим.
      – Что? Что? Какой фининспектор – Евгения Васильевна? Маленькая, хромает на одну ногу?
      – Ничего не хромает, и вообще, это не Евгения, а, скорее, Евгений. И знаете, он такой жлоб оказался – украл у меня коробку с дискетами.
      – Какими дискетами? Они же в сейфе.
      – Вы мне… когда приносили дискету с Анной, то поставили ее на полочку, коробку, то есть, поставили, там она и стоит, вернее стояла до вчерашнего дня.
      – С Анной, говоришь? А ну – ка опиши мне этого твоего евгена.
      – Не евген, а Евгений. Среднего роста, лицо обыкновенное, волосы, то ли темно-русые, то ли светло-русые, не помню… Глаза? Скорее, серые, но, может быть, зеленые… Честно говоря, я не смогла бы узнать его, если бы встретила в толпе – какой-то совершенно невзрачный тип. Я бы сказала даже – безликий. А что?
      Но в это время в трубке раздался сигнал отбоя и Клементия повесила трубку.
      Клементия спохватилась – с этим фининспектором, – она совершенно забыла спросить, а на каком же кладбище? Какие похороны? Кого хоронит полковник? Ничего, позвонит через час, тогда она все и уточнит, сама себя успокоила девушка.

Глава 29
МАКСИМ, среда, 24 сентября

      Как только Максим повесил трубку, то сразу вспомнил, что не догадался сообщить Клементии о кладбище, на котором будет захоронение. Но ничего, через час он позвонит опять, ну, действительно, не перезванивать же ему сию же минуту.
      … Максим выехал из дома в пять утра, чтобы до похорон Варвары успеть вернуться в Москву. Еще вчера вечером, после неудачного поиска варвариной квартиры на Ясеневой и после разговора с женщиной из домоуправления, он решил не разыскивать эту старушку-родственницу – сегодня день похорон, а значит есть вероятность, что Анна все-таки придет на кладбище. Но утром ему не спалось и он решил все-таки съездить в дом отдыха ветеранов – быть может, таким образом он узнает у старухи что-то новое об Анне. Уже сидя в машине, он вспомнил о своей помощнице Клементии и удивился тому обстоятельству, как это он – профессионал – не удосужился узнать ее домашний телефон. Поэтому, доехав чуть ли не до места, где расположился дом отдыха ветеранов, он остановил машину у телефона-автомата и позвонил в агентство…
      Переговорив наконец с Клементиной, Максим перестал волноваться из-за Анны – она обязательно позвонит. Но зато стал думать об этом странном воришке-инспекторе, который украл дискеты. И он поругал себя: сначала – за профессиональный ляп с Клементией и ее координатами, затем – за еще больший ляп с дискетами. Как он мог оставить информацию о своих клиентах прямо на полочке. Это все равно, что оставить папку с делом у себя на столе – читай, кому не лень. Да, слишком много он последнее время допускает промахов. Это все из-за его сегодняшней основной деятельности – обучение охранного персонала. Конечно, это хорошо оплачивается, но как теряется квалификация, в основном – притупляется чутье… С такими мыслями он и подъехал к территории дома отдыха ветеранов, огороженной высоким бетонным забором.
      Он уже наметил ряд вопросов, которые он должен задать этой бабке с улицы Ясеневой, но каково же было его разочарование, когда он узнал, что большая часть ветеранов уехала на экскурсию и приедет только через два дня. И куда же их понесло – ветеранов этих? На этот вопрос последовал короткий ответ – в Печорский монастырь.
      – О душе подумать пора, вот их и понесло. – Устало сообщила пожилая заведующая. – А вы уже второй за этот день, кто интересуется старушкой.
      – И кто же ею еще интересовался, – удивился Максим.
      – Да какой-то племянник.
      – А как он выглядел? Кажется, у нее только племянница есть.
      – Да такой, средненький, неприметный. У него еще плащ такой серый.
      – А похож он на кого? Может с артистом каким схож?
      – Нет, в артисты таких не берут – нефотогеничен, его даже описать не берусь, а уж кино… нет, в кино не сгодится такой. – Твердо закончила она свою речь.
      И ему ничего не оставалось делать, как возвращаться в Москву.

Глава 30
КЛЕМЕНТИЯ, среда, 24 сентября

      Клементия весь день провела в агентстве. Она навела порядок на столе у «комиссара», потом на своем, попробовала на компьютере новую для нее операцию – соединяла два файла в один. Остальное время она решила посвятить себе лично – написать письмо подруге, живущей сейчас в Англии, набрать его на компьютере и распечатать – пусть та знает, как далеко продвинулась Клементия в своем профессиональном росте. Она выпила чаю, полистала Уголовный Кодекс – совершенно неинтересную книгу, – а потом почитала роман. До обеда было всего два звонка – один от «комиссара Мэгре», он хотел узнать об Анне, но Клементия сказала, что та так и не позвонила, другой звонок был, видимо, ошибочным – звонивший не назвал себя, а только странно посопел в трубку. Это Клементию немножечко рассмешило. Чуть позже она решила сделать перестановку и принялась двигать шкаф. На это ушло не меньше часа, но теперь Клементия осталась довольна – стало намного уютней. Теперь ее стол был отгорожен от стола «комиссара», правда, стала хуже видна и входная дверь. Тогда она перевесила зеркало – на свою стену, тем самым устранив недостаток обзора, вызванного перестановкой. Но только она уселась за компьютер, как дверь открылась и в агентство вошли двое. Сразу они не увидели Клементию, зато она видела их прекрасно. Оба казались совершенно одинаковыми – рост средний, у обоих невыразительные и совершенно незапоминающиеся черты лица. «Двойняшки» – так окрестила их Клементия. Ее поразил взгляд одного из вошедших – быстрый, жесткий и цепкий. Такому убить, что через порог плюнуть, подумала Клементия. И она была совсем недалека от истины…

* * *

      После их ухода Клементия пришла в себя достаточно быстро – ее перестало трясти от пережитого, как только она вымела все осколки и собрала на стол все, что повытрясли из ящиков эти ублюдки. Теперь она называла их так. Что они искали для Клементии так и осталось загадкой, потому что они просто забрали всю картотеку, некоторые из папок и разбили компьютер… Клементию они приняли за придурковатую, поэтому ей только раз дали по макушке, как она тут же растянулась под столом, где так и пролежала до их ухода…
      … Когда зазвонил телефон, Клементия как раз пыталась привести в порядок оставшиеся бумаги – это выходило не очень хорошо, потому что нормальных – практически не осталось. «Комиссар» бумаги не жаловал – их было минимум, а те, что остались после ублюдков – можно было просто выбросить в мусорную корзинку. Клементия так и хотела сделать, но тут то и зазвонил телефон. Она подняла трубку – это был сам «комиссар». Выслушав его, Клементия повеселела и засобиралась домой.
 
      Книгу в метро не стала читать – слишком нервный был день, но попыталась читать дома, лежа в теплой ванне.

       ПОНЕДЕЛЬНИК
       Весна, а наши отношения становятся просто невыносимыми. Я почти отстранена от дел.
      Он стал со мной подчеркнуто вежлив и холоден, и старался не оставаться со мной наедине даже на работе. Но вот однажды он вызвал меня к себе и предложил сесть, как бы подчеркивая важность предстоящего разговора.
      – Я не могу решить свою личную проблему – ты мне не даешь. Поэтому, – он делает паузу, как перед нырянием в воду, – лучше будет, если ты перейдешь работать в другой институт. Кажется, ты хотела начать какие-то исследования с моим оппонентом? Он ведь тебя приглашал? – Он называет имя своего врага Д-ва.
      Я не пытаюсь оставить хоть незначительную надежду… Я молча встаю и ухожу.
      Я ухожу с работы и часа два бесцельно слоняюсь по Москве. Потом я еду домой, как в сомнамбулическом сне снимаю плащ, пью чай, мою посуду, а затем иду в комнату и, не раздеваясь, ложусь на диван. Спать… Но я не могу уснуть – мои глаза открыты и я рассматриваю потолок.
      Я уже не думаю ни о чем – я устала.
      Я устала… Я смертельно устала…
      Я хочу спать… Я хочу спать…
      Я хочу… не просыпаться никогда.
      Лихорадочно вскакиваю и роюсь в старых лекарствах. Голубые… белые… зеленые. Какие нежные успокаивающие названия… седуксен… люминал… реланиум… элениум…
      В потной ладони зажимаю свое избавление. Я испытываю счастье.
      Глоток воды… Мне нужен всего лишь глоток воды. Но из крана шипенье – воды нет… Ночь… Секундная брезгливость – и я набираю стакан воды из туалетного бачка. Стакан светлой воды и горсть красивых блестящих таблеток…
      В ванной мне становится совсем плохо – я боюсь упасть раньше, чем выпью таблетки. Мой взгляд падает на зеркало: блестящие глаза, размазанная тушь. Я красива и жалею себя. Но я никому не нужна. И даже себе… Лихорадочно слизываю разноцветные кружочки – белые, голубые, зеленые… Семнадцать… Пытаюсь допить воду до конца. Вода кажется мне ужасно гадкой и я стараюсь подавить в себе дурноту. Зажимаю нос, запрокидываю голову, закрываю глаза – делаю один глоток, другой. Но тщетно. Дурнота выталкивает воду. Все. Меня кидает на колени перед ванной… выворачивает наизнанку.
      Приходит настоящее умиротворение. И я почти засыпаю, стоя на коленях, перегнувшись через край ванны. Белые, голубые, зеленые – семнадцать… Белые… голубые … в каком-то сером скользком пятне на дне белой ванны.
      Хочу умыться. Воды нет. Вытираю рот полотенцем…
      Хочу спать. Спать.
      Я засыпаю мгновенно, едва касаясь головой подушки. Мне легко. Потому что я только что родилась.
 
      … Утром я встаю совершенно разбитой, зато я спокойна – во мне произошел перелом.
      Потом я буду не один раз вспоминать свой дурацкий поступок. Как я могла на такое решиться. Но я была так одинока в тот момент, что у меня просто не было другого выхода. Я считала, что это – самое удачное мое решение – никого не мучать и не мучаться самой. Но слава Всевышнему – я брезглива, это меня и спасло.
      Это был переломный момент в моем отношении к нему. Потом еще какое-то время я мучилась от безответной любви, но все-таки я была уже не та – я, наконец, помудрела. И в то утро, когда я смотрела на себя в зеркало, то видела старую и мудрую волчицу, загнанную в угол егерями, но которая знала, что все равно ей удастся спастись, чего бы это ей не стоило. Внешне же во мне ничего не изменилось – только взгляд…
      Я смирилась.
      События же развивались дальше все с той же скоростью и с теми же действующими лицами.

      Клементия хотела еще немного почитать в метро, но не стала.
      Было не очень хорошее освещение и она захлопнула книгу, едва начав новую главу. И кстати, эта безымянная героиня уже немного раздражала Клементию – ну как можно любить человека, который с ней не считается, и когда же она будет способна постоять за себя, ну хотя бы гадость она ему какую-нибудь устроила – это было бы вполне логично. Клементия, как девушка справедливая, всем сердцем желала этой героине – неплохой, но очень нерешительной женщине – ткнуть этого В. мордой в холодец или в винегрет, а еще лучше – каким-то образом оставить его ни с чем.
      Хорошая девушка Клементия всю оставшуюся до дома дорогу придумывала всевозможные методы мщения, но так и не остановилась ни на одном. Думала она и о мщении тем выродкам, что разбомбили офис, для них она придумала вещь, на ее взгляд, неплохую – заставить их поунижаться. Как можно унизить таких скотин, Клементия еще не знала, но подозревала, что это возможно – есть же и у них уязвимое место. Ничего, утешила она себя, вот придет «комиссар» – он им задаст. Вот в этом она была почти уверена.

Глава 31
АННА, вторник, 23 сентября

      В шесть утра Анна уже не спала. Она еще немного повалялась в постели, словно не решаясь начать день, но потом встала и приняла душ. Разглядывая брюки, она сделала неутешительный вывод – они никуда не годятся, но… другой приличной одежды нет все равно: варварина – мала, кстати, обувь – тоже. Все, конечно, только чуть-чуть не подходит, но лучше Анна будет ходить в большой мужской куртке, чем чувствовать себя не в своей тарелке из-за того, что одежда ей тесна. Поэтому она приняла решение – стирать. Повесив выстиранные брюки на электрическую батарею, она почистила куртку и только тогда – с чувством исполненного долга – села завтракать. Она решила пока не думать о своих проблемах, ну хотя бы до восьми часов. А что потом? Что делать дальше? Она встала из-за стола так и не допив кофе – надо срочно найти в квартире хоть какое-то подобие записной книжки. Ну не может же переводчик не пользоваться какими-то записями. Но Варвара, видимо, была особым переводчиком – она каким-то странным образом выбросила все, что как-то походило на блокнот или записную книжку. Всюду было множество исписанных и печатных листов – но это были в основном или рукописные черновики, или наполовину отпечатанные машинописные… Не было и варвариных документов. Постояв в нерешительности перед бюро, Анна откинула его крышку: старинной плоской шкатулки с важными бумагами – тоже не было. Но это объясняется довольно просто – забрали родители. Родители… Но после трехкратных обменов квартир Анна не знала их нового адреса. Впрочем, его можно узнать по моссправке, но раньше для получения таких данных предъявлялся документ – паспорт, но, быть может, изменились требования и все эти сведения сообщают по первому же запросу? Однако, вряд ли.
      И Анна решила не звонить. Она все равно знала, что очень скоро каким-нибудь образом все прояснится: или ее найдут или она найдет. Кто и кого? Это уже не имело никакого значения. Важно, что все прояснится…
      В двенадцать часов стало совершенно ясно – никто ее не ищет.
 
      Через полчаса, захватив с собой небольшой саквояж, она вышла из квартиры. На лестничной клетке она немного постояла в раздумьи – захлопнуть ли дверь на английский замок или оставить ее незапертой? Она приняла решение в пользу второго – оставить незапертой. Ведь если она ее захлопнет, то каким образом попадет в квартиру вечером – второго ключа она так и не нашла. Вернее, третьего. Второй ключ был как раз у Анны и остался там – на даче. Она плотно прикрыла дверь, а снизу подперла ее клинышком, который предварительно положила в карман еще в прихожей, и который еще десять минут назад выполнял вполне конкретную функцию – служил тормозной колодкой для вечно закрывающейся кухонной двери.
      Поездку на дачу Анна решила отложить до той поры, пока не решит вопрос с деньгами – ну не ехать же ей – солидной женщине – еще раз зайцем. Она усмехнулась, от солидности не осталось и следа – она выглядит теперь как беженка. Правда, в чистых вещах и с макияжем на лице. Ничего, успокоила себя Анна – все образуется, бывали ситуации и хуже этой.
      … В метро ее внимание привлекла стройная высокая женщина в дорогом кожаном пальто темнофиолетового цвета. Женщина только что отошла от кассы и стояла к Анне спиной. Эта спина показалась Анне очень знакомой. Женщина обернулась.
      – Альбертина? Как ты здесь оказалась? – С удивлением воскликнула Анна.
      Женщина недоуменно посмотрела на Анну, словно не понимая, что хочет от нее эта неуклюжая тетка в мужской куртке и с дурацким саквояжем в руке, который лишь подчеркивал ее нелепый наряд. Но тут же ее лицо преобразилось и на нем появилась улыбка.
      – Анна? Что за наряд? Откуда ты свалилась? Ведь по моим сведениям ты в Швеции? Что с тобой случилось и почему ты в таком виде? Только давай коротко – я тороплюсь в аэропорт, у меня рейс в Ригу. Времени в обрез.
      – Сколько?
      – Что сколько?
      – Да времени у тебя сколько?
      – Максимум семь, ну может быть, десять минут. Так что, давай быстро.
      – У тебя есть деньги? Дай мне сколько-нибудь, у меня неприятности и нет денег даже на проезд, уже не говоря на дальнейшие действия по легализации.
      – Что ты несешь? Какая легализация? Что с тобой приключилось?
      – Долго рассказывать. Скажу только одно – у меня нет ни денег, ни документов. Так что я здесь застряну на неопределенное время. Не знаю, как и выкручусь.
      – Но у меня нет денег! – Я приехала к своим заказчицам, одна – не может расплатиться со мной, ей, видишь ли, этой стерве, не понравилась строчка вот здесь, – и Альбертина задрала подол своего шикарного кожаного пальто, – ну скажи, кто ей будет этот подол – старой дуре – задирать? Ей уже шестьдесят скоро стукнет, а она думает, что кто-то увидит эту строчку, когда будет ее в постель валить! – Альбертина говорила так громко, что на них уже стали обращать внимание люди. – Она что, в пальто спать будет? А другая – пятидесятилетняя – уехала на пару недель с каким-то двадцатилетним бой-френдом, а сама мне звонила три дня назад: привози мой заказ – жду. Вот и еду обратно в Ригу ни с чем, да еще в первый же день – по приезду в Москву – истратила все деньги, которые у меня были. Я ж думала как, вот завтра они со мной расплатятся и я поеду с большими деньгами домой. Шиш я получила, и знаешь что я здесь ела вчера? Сосиску с кетчупом. На большее у меня денег не было. У меня еще хватило ума – купить билет обратный еще в Риге. Ну что бы я здесь делала? Была бы сейчас как ты. Кстати, так что там у тебя, поторопись – у меня еще две-три минуты.
      – Я тебе уже сказала. Денег нет. Документов нет. В общем так, как приедешь в Ригу, сразу звони своему старому знакомому – Бруно Свенсону. Или в Стокгольм, или в Гетеборг.
      – Да я уж не помню его телефон. Покопаюсь в бумагах, может и найду. Но не уверена.
      – Найди. Ты такая аккуратистка, я не поверю, чтобы ты выбросила его визитку, мне помнится, что ты звонила ему насчет того, чтобы он посодействовал твоему другу в организации выставки в Стокгольме. Ты помнишь? И ты сама у меня спрашивала совета, как лучше разговаривать с Бруно по этому поводу. Ну, вспомнила? – Анна просто негодовала. Она знала, что Альбертине лучше всего напомнить, что та чем-то обязана Анне, иначе – она ничего делать не будет, потому что считает, что все должны только ей одной.
      – Ну ладно-ладно, не кричи так громко, а то вон уж и милиционер оглядывается.
      – Ничего. Мы же две подруги – просто беседует о том, о сем. Не так ли?
      – Конечно. Говори короче, не забывай – я спешу, а то останусь тут без денег, будем с тобой на вокзале ошиваться. – Альбертина с кислой миной на лице окинула взглядом неказистый наряд Анны.
      – Сообщи ему, что я нахожусь в Москве, у меня проблемы с деньгами, документами и что я буду сидеть здесь неизвестно какое время – пока он не приедет за мной. И еще – пусть узнает подробно, что там с журналом.
      – С каким журналом?
      – С моим. У меня есть журнал. Вернее, был.
      – И что с ним?
      – Его больше нет.
      – А почему ты сама не можешь узнать, что там с ним?
      – У меня проблемы с памятью – я никогда не могла запомнить больше одного – своего – номера телефона. Да и то, если только я не запишу его себе в виде татуировки. – Анна уже орала на Альбертину.
      – Ну что ты, что ты. Я же понимаю, у всех бывают проблемы. Но ты можешь на лотках поискать свой журнал, как там его?
      – Ева.
      – Ой, так я его еще в Риге купила и взяла в дорогу почитать, сейчас, сейчас я его тебе достану. Вот, смотри.
      – Толку то от него, – там все рагромлено, ты что, думаешь, если выкинули все оборудование на улицу, то телефоны оставили?
      – Неужели так серьезно? А ты не можешь позвонить кому-нибудь из сотрудников?
      – Все телефоны остались в записной книжке, а книжка все там же – на даче, вместе с документами. Тебе все понятно, или мне нужно по слогам повторить? – Громко и с раэдражением сказала Анна.
      – Не кричи, я хорошо слышу. Какая еще дача? У тебя же дом, а не дача.
      – У тебя нет времени. Отправляйся Альбертина в свой аэропорт – толку от тебя не прибавилось. Ни на грош. Выкручусь как-нибудь сама. – И она взялась за ручку саквояжа, который ставила между ног, с намерением – идти. Но тут до Альбертины, наконец, что-то дошло. Она засуетилась, подняла с пола свою дорожную сумку и поставила ее на колено. Расстегнув молнию, она извлекла из нее большой целлофановый пакет.
      – Держи. Думаю, что это решит часть твоих проблем.
      – Что это? – Только и спросила Анна.
      – Это пальто, которое я привезла для этой мымры. Шестидесятилетней. Актрисы. Продашь и вот тебе деньги. Оно стоит дорого. Это ручная работа – с вышивкой и аппликацией. Выставочный вариант. Так что, две-три штуки оно стоит. Разумеется, стоит оно дороже, но вряд ли ты сейчас способна что-то продать вообще. К тому же, если ты одета хорошо, то продать можешь и в два раза дороже, но если плохо – никто настоящую цену тебе не даст – решат, что ты украла.
      – Да ты что?
      – Я знаю, что говорю. Так что, не торгуйся. Сколько дадут, столько и бери. И в комок не ходи – там все барахло принимают по документу. Продай где-нибудь на рынке. В Лужниках, к примеру. – Она задрала манжету, чтобы посмотреть на свои часики. – Ну, все, дорогуша, осталось до самолета всего-ничего и мне уже бежать пора. Подъеду до Речного вокзала, а там – на такси. У меня есть немного денег, чтобы доехать на такси до аэропорта, так что больше ничем тебя выручить не могу. Да, а ты не сказала, где тебя разыскивать здесь, в Москве. Адрес то, для Бруно? Ну хотя бы этот-то адрес или телефон ты знаешь?
      – Я все тебе сейчас дам. – И Анна торопливо записала свои координаты в записную книжку, которую ей подала Альбертина.
      – Ну все. Пора. Мне в эту сторону, а тебе? – И Альбертина взялась за ручки своей сумки.
      – Мне в другую. Ты из Риги перезвони мне по тому телефону, что я указала, как только разыщешь Бруно.
      – Хорошо. Я тебе позвоню сразу же. А пальто продавай, и не думай, что ты мне что-то должна. Я еще таких дюжину настрочу, до той поры когда ты приедешь в Ригу.
      И Альбертина уехала.
 
      Через час Анна уже стояла со своим товаром на рынке. Пальто действительно было шикарное, что-то подобное она видела только когда-то на выставке в Париже. Это тебе не турецкий товар, разглядывая пальто, подумала Анна, хотя ничего против турецких изделий она не имела, – правда, никогда и не носила, – просто эта вещь от Альбертины была действительно высшего класса.
      Как только Анна повесила пальто на руку, к ней тотчас же подошла немолодая женщина. Пальто в ее руках сразу ожило, завертелось, вывернулось наизнанку, показывая каждый свой шов, строчку, вышивку, пуговички, петельки… Со знанием дела женщина нюхала и мяла кожу и наконец спросила: «Сколько?»
      – Две.
      – Долларов, что ли?
      – Да.
      Женщина отошла, обиженно поджав губы. Рядом остановился вальяжный мужчина в большой черной кепке «аэродром».
      – Дыве? – Переспросил он, слыша цену, которую называла Анна.
      – Дыве. – Тон в тон ответила ему Анна.
      – Дорого. Не продашь. Ворованное? – Мимоходом произнес он, выплевывая жвачку себе под ноги. Он просто вырвал пальто из рук Анны и стал его разглядывать еще более внимательно, чем это делала только что отошедшая женщина.
      – Почему ворованное? – Возмутилась Анна и тут же осеклась, увидев каким взглядом – с головы до ног – окинул ее мужчина. – Подруга попросила продать. Она уехала, – все тише говорила Анна и совсем вдруг замолчала, понимая нелепость объяснений: ведь весь ее облик указывал, что не может она быть владелицей ни такого шикарного пальто, ни подруги в таком пальто.
      – Пятьсот. – Мужчина в кепке уже сворачивал пальто и совал его в пакет.
      – Тысячу. – Стояла на своем Анна.
      – За тысячу я куплю еще одно – впридачу к этому. – Не отступал мужчина и тянул к себе ручку пакета.
      – Черт с тобой, – сказала Анна, вспомнив, что ей говорила Альбертина – брать, сколько дадут, – давай семьсот и пальто твое.
      – Шестьсот. – Согласился покупатель в кепке и отпустил ручку пакета, чтобы достать деньги. Он вытащил пачку долларов и стал считать. Анна вдруг испугалась, что он может ее обмануть – подсунуть фальшивые деньги, – она схватила пакет и прижала его к груди, отступив назад.
      – Хорошо, Пусть шестьсот, но только, если я сама возьму деньги из этой пачки.
      – Ладно. – Неожиданно легко согласился мужчина, протягивая Анне пачку денег. – Бери, вытаскивай.
      Анна осторожно вытащила из пачки шесть стодолларовых купюр и внимательно их осмотрела с обеих сторон. Доллары были настоящие.
      – Жалко отдавать тебе пальто за такие маленькие деньги. – Она глубоко вздохнула. – Это ведь выставочный вариант. – И она опять вздохнула.
      – Ладно. Дам я тебе еще двадцать долларов, чтобы ты не вздыхала. – Вдруг подобрел мужчина. – Бери. – И он сунул ей в руку деньги.
      Получив деньги, Анна спешно покинула рынок, ей было досадно за свою рыночную несостоятельность – продать такую вещь за копейки!.. Но не прошло и получаса, как она уже не вспоминала о пальто – у нее в руках деньги и это главное. Ей не терпелось удостовериться в подлинности долларов и она обменяла сразу все деньги в одном из обменных пунктов.
      С солидной пачкой купюр, которую она положила во внутренний карман куртки и зашпилила огромной булавкой, Анна почувствовала себя такой счастливой, какой она не помнила уже буквально несколько лет. Ей стало даже чуточку смешно, ведь имея счет в банке, дом, хороший автомобиль, она радуется так, будто заработала сейчас миллион долларов. Господи, как меняется шкала ценностей, вздохнула она. Сейчас она была довольна собой, своей подругой Альбертиной, о которой совсем недавно была не такого уж высокого мнения. Все. Теперь она может ездить по Москве и в состоянии узнать все, что ей сейчас нужно узнать.
      Уже в метро Анна думала, ну какая же она дура законопослушная – боялась ездить без билетов в городском транспорте, вон даже в метро можно прошмыгнуть без жетона – надо только пристроиться в хвост многочисленных льготников, которые не проходят через турникет. Можно и не пользоваться метро, а ездить наземным транспортом – там вообще никто не проверяет. За эти дни – ни одного контролера. Нет, плохо быть интеллигентной дамой, еще раз вздохнула Анна, а может, это ее жизнь за границей так испортила? Ведь там и в голову не придет спуститься в метро без билета, а уж там это было бы намного проще, ведь нет даже турникетов – проходи и никто на тебя не взглянет. Да и много ли там она пользовалась метро или автобусом?! Вот то-то и оно. И что теперь вспоминать, еще неизвестно доберется ли она до своего дома в Германии. Это уж точно – неизвестно, вслух сказала Анна и вышла на перрон.
 
      …Через час с небольшим она действительно уже знала новый адрес варвариных родителей, их телефон и даже – телефон Максима. А еще через два часа она знала, что похороны подруги назначены на завтра. Это не по-христиански – хоронить на седьмой день, но такие вот обстоятельства. Со вздохом сказала по телефону Анастасия Юрьевна – мать Варвары.

Глава 32
КЛЕМЕНТИЯ, среда, вечер, 24 сентября

      Весь вечер Клементия то читала роман, то пила кофе, то подходила к телефону – она волновалась, потому что ждала звонка своего «комиссара», и тревожилась: как там он? Встретил ли на похоронах Анну? Но он не позвонил больше. Значит, все нормально, решила Клементия. Узнаю завтра. Ей страшно интересно было взглянуть на неведомую Анну – она представлялась Клементии красивой, деловой и решительной – полной противоположностью героине из этого романа. Клементия потерла ушибленную теми придурками голову и немного подумала над дневным происшествием – интересно, кому так насолил «комиссар», что этот «кто-то» наслал на него этих – однояйцевых – молодчиков?
      Она опять раскрыла книгу.

       ПОНЕДЕЛЬНИК
       Понедельник. Я назначила себе этот день.
      Не глядя, выбросила в корзину деловые бумаги. Очистила рабочий стол. И мне совсем было не интересно, кто будет сидеть за ним. Мне было вообще все безразлично – ведь на столе лежало подписанное директором мое заявление с его припиской красным карандашом «и все-таки, почему вы увольняетесь?» Но я не собиралась никому и ничего объяснять – это ведь мое право.
      Однако уволиться все-таки мне не дали – просто перевели в другое место. Сначала я была категорически против, но меня попросили остаться и всего-то на пару месяцев. Хорошо, согласилась я…
 
      В тот период я жила как в перевернутом мире. В моем мире не было суеты и шума. Все в нем было навсегда замершим. Мое состояние – как после тяжелой болезни, когда не совсем вернулся слух, когда язык еще не может произносить слова, когда глаза различают лишь свет и темноту. И я не приближаюсь к В. и не ищу его взгляда. Я живу как в темной скорлупе…
      И первым тогда не выдержал он. Он пришел в наш корпус, разыскал мой новый кабинет и улучил момент, когда я находилась в нем одна. Он уселся напротив меня и долго молчал.
      – Как красивы твои руки. – Произносит он и гладит мои пальцы. – Раньше ты казалась мне некрасивой, а теперь я нахожу твое лицо благородным и привлекательным.