Анатомия Комплексов (Ч. 2)

Мужчина встал и, бережно подняв женщину на руки, понес обратно в пещеру. Теперь он отвечает за двоих. Он должен выходить ее, чтоб искупить вину, и, конечно же, вернуть мужу целой и невредимой.

Р“ Р› Рђ Р’ Рђ 1 5

Рэйсли внимательно наблюдал за троуви. Странно тот себя вел: весь день молчит, слова не вытянешь, в глаза не смотрит, напряжен и словно ждет вселенского траура.

А Дэйкс действительно ждал и очень надеялся на хорошие вести, оттого не спешил информировать сегюр. Но время неумолимо таяло, а вестей так и поступало.

Прошел день, вечер клонился к закату, вот уже Уэхо плавно ушел за горизонт. Рэй бросил учебные кинжалы, сходил в душ. Вечерний фэй дымится в чашках, внутреннее освещение становится все ярче.. а новостей нет. � надежды на чудо больше нет. Нашли лишь сейфер с обугленными внутренностями у кромки вод, покореженный, смятый. Фуэро вдоволь с ним развлекся и бросил, как ребенок порванный мяч. Ни единого шанса выжить у оставшегося в салоне машины не было и быть не могло. Может, Алена вышла? Значит, сама отдала себя во власть фуэро и столь же убийственному зною бескрайней пустыни. Теперь и ее останков не найти.

Троуви окончательно сник, тяжело вздохнул, понимая, что момент горьких объяснений близок, и виновато покосился на сегюр. Тот словно ждал этого, тут же повелительно махнул массажисту, выпроваживая из залы, подошел к креслу, и сел напротив Дейксклифа, вытянув ноги.

–– Рассказывай, –– бросил, подозрительно щурясь.

–– Что? –– немного растерялся тот.

–– Все, –– отрезал мужчина вперив в советника тяжелый, бездушный взгляд.

Троуви потер подбородок в раздумье и, вытащив из кармана слайд, молча подал сегюр. Тот так же молча вставил его в носитель и просмотрел. Ни вздохов, ни криков, ни всплеска ярости, лишь лицо закаменело, да скулы побелели. Это внешнее спокойствие встревожило Дэйкса больше, чем бурное выражение негодования, и он напрягся, не зная, чего ожидать.

Сегюр вытащил слайд, встал и неторопливо покинул залу, так и не сказав ни слова.

Рэй прошел в ванную комнату, связался с Поттаном, медленно, словно находясь в забытьи, облачился во все белое, подошел к зеркалу, критически оглядел себя и, увидев брачную цепь, висящую на шее, рванул ее с горла: теперь она не нужна. Но цепь не поддалась, лишь поранила кожу да издала жалобный звук, будто застонала. Рэю этот звук показался возмущенным криком Алены, и он зажмурился, отгоняя горечь воспоминаний, желанный образ, погребенный по прихоти властолюбцев слоем бурого песка.

Нет, сейчас он не даст воли чувствам. Не сейчас. � пусть простит его Алена.

Он расскажет ей все, что испытывал к ней с первой минуты встречи, что чувствует сейчас и как будет жить дальше, но – позже, когда душа успокоится, взгляд насытится муками врагов, слух насладится их стонами, а руки устанут убивать.

Он придет в их спальню, чтоб в последний раз встретиться с женой, пусть не живой и не видимой, но еще царящей в той комнате, наполняющей её своим ароматом. Потом он опечатает залу и больше никто, никогда не ступит в эти апартаменты. Они принадлежат Алене и ему. � пусть у него появится вторая жена, третья, та комната так и останется опечатанной, закрытой для всех, кроме него. А на шее до конца срока неизменно будет висеть именно эта цепь, напоминая о лучших днях в его жизни, о женщине, которая была рождена для него…и которую он не смог уберечь.

Рэй прищурился на свое отражение: он хоронит ее? Эту маленькую сумасбродку с острым язычком, неугомонную дикарку, способную кого угодно толкнуть на погребальный костер своими выходками? Разве он потерял ее? Она не вернется? � больше никогда не обольет его презрительным взглядом синих глаз? Не прошипит что-нибудь колкое в спину, не пожелает подавиться устрицей? Разве он позволил ей покинуть его? Разве отпускал к очагу неизвестного Господа, в объятья пращуров?

Рэйсли обрушил кулак на пластик столика, превращая его в нечто абстрактное, и метнулся к противоположной стене, пытаясь совладать с рвущимся наружу негодованием, отчаянной яростью обиженного, обманутого человека.

–– Как ты могла?! Как ты смела?! –– вопрошал он у стены, точно не немой пластик был перед ним, а жена собственной персоной, в полный рост и в осязаемом виде. –– Я не отпускал тебя, не разрешал уходить! Я же сказал - ты будешь жить, пока жив я! Как ты смела ослушаться?! Глупая девчонка! Тебя не взял даже яд шугу, так неужели горстка бурого песка оказалась для тебя смертельной?! Ты не могла уйти! Я не отпускал тебя и не отпущу! Нет!

� вдруг, словно очнулся, уставился непонимающе на стену, потер лицо ладонью, огляделся вокруг в надежде найти Алену и воздать ей должное за ослушание и зажмурился, застонал: глупец! Никого вокруг, лишь четыре Рэйсли, застывших в нелепых позах, отражались в зеркальных стенах ванной.

Мужчина передернул плечами и вышел.

–– Ты как? –– настороженно оглядывая сегюр, спросил троуви.

–– Отлично, –– глухо ответил тот. Взгляд говорил об обратном.

–– Позвать агноликов?

Рэй пожал плечами: ’Я и без них обойдусь’.

–– Найди Монтррой, –– бросил, развернувшись, и зашагал в покои брата.

� Если б это было так просто’, –– огорченно качнул головой Дэйкс и пошел следом за господином, на ходу отдавая приказ стражам. На Лоан смотреть не хотелось, воображение рисовало самые мрачные картины расправы, и каждый шаг сегюр, приближающий их к половине �ллана, казался треском погребального костра.

–– Ты думаешь, Алорне в кьете будет лучше? Подумай, религия Модраш не для маленьких девочек, –– тихо заметил �ллан, вглядываясь в лицо жены, в надежде найти в ней нечто привлекательное для себя. Нет. Робкий взгляд будил уныние, блеклое и-цы, еле теплящееся на губах –– легкую брезгливость, а хрупкая фигурка недоумение, сродное омерзению.

–– В любом случае ребенку лучше находиться под присмотром Фэйры, чем слуг. � потом, она станет жрицей.

–– � Монтррой согласился с тобой?

–– Я его не спрашивала. Девочка была одна. Лучшего выхода я не нашла.

–– Где же твой брат? –– спросил голос, который Эльхолия хотела слышать меньше всего. Рэй. Мужчина стоял напротив них, взирая свысока с некоторым отвращением. Девушка насторожилась, �ллан попытался проявить любезность:

–– Я сам искал Монтррой. Его нет третьи сутки, и никто не знает: где он.

–– Загадка, –– ядовито ухмыльнулся Лоан и воззрился на Эльхолию. В тот же миг она поняла, зачем он пришел.

Женщина качнулась в сторону мужа, желая спрятаться за его широкой спиной, но не успела. Рэй перехватил ее и прижал к перилам. Девушка, возмутившись, вскинула руки, стараясь оттолкнуть наглеца, но тщетно. На запястьях словно сомкнулись челюсти аллигатора - Лоан сжал их, удерживая.

–– Рэй! Не смей! Что ты себе позволяешь?! –– наконец очнулся �ллан и, грозно глянув на родственника, водрузил ладонь на его плечо, отодвигая от жены.

Рэй посмотрел на его руку, как на букашку, посмевшую облюбовать белую ткань, и резко вскинув кисть, погрузил два пальца в диафрагму брата - отдохни. Два агнолика, выросшие за спиной �ллана, подхватили падающее тело и зажали, помогая сохранить вертикальное положение.

� Минут 5-10, сегюр будет овощем’, - прикинул Дэйкс, приглашая агноликов внести сегюр с террасы в зал. Эльхолия влетела следом, с грохотом и визгом собирая телом встречные предметы, врезалась в столешницу и приземлилась на пол, калеча руки. Хороший разгон ей Рэй придал, приложив все свои немалые силы.

Дэйкс поморщился от звука падения и заунывного поскуливания женщины и отошел в сторону, чтоб не мешать господину.

Эльхолия попыталась встать, но успела лишь подняться на четвереньки, как Рэй вновь отправил ее на пол. Девушка пошарила взглядом, ища помощи и сочувствия в лицах окружающих, и поняла, что напрасно. Агнолики, если и могли помочь, то лишь своему господину, и судя по их взглядам, с радостью.

�ллан взирал на нее с ужасом, мыча нечто нечленораздельное, но был недееспособен. Дэйкс брезгливо кривился, подпирая плечом стену. Рэйсли разглядывал женщину, склонив голову набок, словно прикидывая: как бы половчее ударить и куда?

Она только и успела рот открыть, приготовив поток ругательств и проклятий, как задохнулась от жуткой боли. Нос хрустнул под ударом ноги, кровь залила лицо, пол, платье. С минуту девушка изумленно разглядывала густую массу, капающую с лица, и упала в обморок.

–– Не-ет, –– прохрипел �ллан. Рэй оглянулся, с любопытством посмотрел на брата и, оставив свою жертву в покое, подошел.

–– Не смей! Зверь! –– выдохнул ему в лицо �ллан. Тот, словно не слышал, пошарил взглядом по вороту его сорочки, нашел его чуть перекошенным, поправил заботливо и резко сорвал с шеи брачную цепь.

–– Я расторг этот союз. Ты свободен, –– Лоан откинул ненужный кусок золота, достал слайд, вставил его в носитель брата и сунул в руку агнолика, чтоб тот удерживал его перед глазами сегюр:

–– Развлекись, –– хлопнул по плечу и направился к Эльхолии. Та уже пришла в себя, села, шаря безумными глазами вокруг и бормоча что-то невнятное. Рэй присел перед ней на корточки, улыбнулся �нежно’ и спросил:

–– Поговорим? Меня о-очень интересует твой брат. Где он?

–– Не-не-не знаю, –– прошептала, заикаясь женщина, стремясь отползти: близость Лоан повергала ее в ужас.

–– Пробуем вспомнить? Сама или помочь? –– еще �лучистее’ улыбнулся мужчина. Девушка содрогнулась и с криком попыталась сбежать. Неудача. Рэй придержал ее за волосы, схватил за горло и поднял:

–– Ну, так что решила?–– спросил вкрадчиво.

–– Не-не-незнаю, не-не..–– хрипела девушка, отбиваясь. Ладони шлепали по рукам мужчины, не причиняя вреда.

–– Я жду, –– поторопил ее Лоан, встряхивая и сжимая горло чуть сильней.

В зал бесшумно вплыл Поттан, встал напротив своего подопечного, сложив руки на груди, и с любопытством рассматривал дергающееся в его руке существо. Рэй заметил учителя и вопросительно выгнул бровь.

–– Вся ветвь Аваншеллу в кьете. Отсутствует лишь Монтррой.

Лицо Рэйсли дрогнуло, исказилось злобной судорогой, руки разжались, выпуская жертву. Жаль. Эту раздавить –– не велика честь, Монтррой –– вот кто ему нужен, вот о ком грустит мэ-гоцо.

Эльхолия устремилась к мужу, моля о заступничестве, но тот и не слышал ее, смотрел на картинки, всплывающие на дисплее носителя, и хмурился, мрачнея на глазах. Его уже не поддерживали, сам стоял.

Девушка почти добежала до него, но была вновь перехвачена Рэйсли. Через минуту дико вопящую сегюр-мэно выволокли из залы за волосы, как самую низкую махо.

Что ж, мечты сбываются…

Уже рассвело, когда Рэй вышел из кьета. У подножья храма, прямо на мху сидел �ллан. Он всю ночь просидел тут, вглядываясь в тени, играющие на сине-зеленой поверхности у ног, вслушиваясь в завывания ветра и не желая слышать, казалось он мог донести до него безумные крики жертв, которых распинали во имя Модраш. Войти он не решался. Ждал.

Рэй глянул на поникшую фигуру брата и, устало вздохнув, сел рядом. Эта ночь, похоже, подействовала на �ллана сильней, чем смерть отца. Тот посерел, кожа лица утратила роскошную гладкость и матовость, навеянную множеством чужих и-цы. Губы отдавали синевой, взгляд тусклый, по-стариковски больной.

–– Она мертва? –– тихо спросил он у Рэйсли и воззрился с надеждой: скажи �нет’, скажи!

–– Нет.

–– А другие?

–– Да. Кроме Алорны. Она дитя и моя единоверка. Ее воспитает Фэйра.

–– А что дальше? Что будет с Эльхолией?

–– Посмотрим через полгода.

–– Она ни в чем не виновата, Рэй, это я…

–– Я не судья, я –– палач. Мне ее мера вины без надобности, –– криво ухмыльнулся мужчина и посмотрел в небо. Там был свет, в глазах же брата поселился мрак.

–– Так нельзя. Алену не вернешь. Год, два, и ты вступишь в новый союз…–– попытался вразумить его �ллан и осекся под предостерегающим взглядом. Обратил внимание на кровяные разводы на белой рубашке и содрогнулся, понимая, что это может быть кровь Эльхолии.

–– Варварство, –– бросил, отворачиваясь.

–– Да, –– согласился тот.

–– Тогда зачем? Ваши обряды –– дикость..

–– А ваше мягкосердечие и всепрощение - преступление против личности. Твоя жена молила Анториса о крепких объятьях, о власти… и шла по головам, отбрасывая призрачных врагов…Теперь ей придется молить об обратном.

–– Ты неоправданно жесток.

–– Неоправданно жестоким, я буду, когда встречусь с твоим дружком Монтррой.

–– Ты знаешь, где он? –– заинтересовался �ллан.

–– Да. На Мольфорне. В районе Колви.

–– Что он там делает?

–– Неужели не понимаешь? Войска собирает, против нас с тобой настраивает, смуту сеет, членов совета подкупает –– готовит свой зад под наш трон.

–– Зачем? –– покачал головой �ллан, не понимая.

–– Власть, –– пожал плечами Рэй: что ж здесь не ясного?

–– Эта не та цель, которая может оправдать подобные средства, –– заявил �ллан. Рэйсли задумчиво посмотрел на него и опять пожал плечами: каждому свое.

–– Я больше не желаю так жить! –– взвился старший сегюр. –– Я отказываюсь от звания сегюр, подаю в отставку! Хватит с меня крови, предательств, смертей!

–– Не истери, –– осек его Рэй. –– �ди, отдыхай. Сходи к наложницам, развейся, с друзьями в эфриш слетай. Отвлекись. Остальное - не твоя забота.

–– Нет, это наша общая забота. Хватит жить порознь. Ты забыл, что мы одной крови! –– оскорбился �ллан и, встав, решительно зашагал к себе.

–– Главное, чтоб ты это не забыл, –– прошептал Рэй ему в спину и опять в небо посмотрел: Алена..

В списке мертвых ее не было, Поттану верить можно, да и сам проверил, полночи бродил в поисках. Значит, жива, милая, значит, они встретятся.

Рэй скрипнул зубами и сжал кулаки: высеку, раздену, нагишом до туглоса пущу и запру в комнате, чтоб и шагу ступить не могла! Ты у меня, милая, на привязи сидеть будешь, пока пустыня в цветущий сад не превратится! Я тебя, счастье мое, неугомонное, поучу уму-разуму, до конца жизни помнить будешь!...

Нет, глупо. С тобой так бесполезно, иной дорогой придется идти. Что ж, так тому и быть. Домой полетишь, охладишься малость. Ты ведь этого хотела? Земля, мама с папой, друзья и ни какого Флэта, Рэйсли, все сама со своим недалеким умишком. Хорошо. Я, конечно, тебя подстрахую, чтоб сильно не заносило, а в остальном… Посмотрим, как оно, мужские дела на женские плечи? Так месяц, два, глядишь, и феминизм интоксикацию вызывать начнет, а не моя физиономия, и свобода с независимостью той же дорогой пойдут. Отправлю –– поживи без меня, может, что и поймешь…

Рэй встал, потянулся, и пошел к себе, нужно еще совет оповестить, а �ллан ему не помощник.

Р“ Р› Рђ Р’ Рђ 16

�Странная штука жизнь, ох, странная. Но почему именно у меня она складывается так, а не иначе? Я что, чем-то отмечена с рождения? Клеймом сатаны?’ –– вопрошала Алена сине-бурую накипь камней над головой.

Заботами Агии она чувствовала себя, если не хорошо, то вполне сносно. Настойка груттонки, кисло-пряная жидкость чернильного цвета, развеяла вязкий туман, клубящийся в голове. Матовые горошины с горьким привкусом алоэ сняли обезвоживание и интоксикацию. Боль глушила и-ку, кашель и першение в горле и груди –– странные пастилки, и вкусом и видом напоминающие Алене квадратик застывшей смолы. Раны исправно смазывали чем-то едким, неприятным, и они зудели нещадно, где-то внутри, словно не заживали, а еще больше увеличивали раневую поверхность. С этим дискомфортом можно было примириться, перетерпеть, даже забыть на время, заснув, например, но какое средство применить против грызущей душу тоски? Было ли от нее лекарство у Агии? Может, и было, но как узнать наверняка? Ведь спросить, значит признаться в том, что отвергала три года…

Ворковская зажмурилась и прикусила губу, чтоб не завыть и не расплакаться, а для верности еще и руку на глаза положила. Широкий рукав блекло-розового цвета с коричневыми разводами рисунка хитона упал на лицо, закрыв его до подбородка. Теперь можно плакать - никто не увидит.

Алена хотела домой. Не просто хотела –– жаждала так сильно, жгуче и яростно, что сама себе удивлялась. Она рвалась не на родную голубую планету, на зеленую улицу в старую девятиэтажку, под защиту бетонных стен и дубовых дверей, а в туглос, вычурное создание флэтонских архитекторов, под сень сине-зелено-бурой растительности, в сумрак и холод огромных пустых залов. Не в объятья матери и отца летела ее душа, а в стальной круг рук Лоан, к его широкой груди.

Рэйсли.. Дикарь, тиран, вампир, а стал ей дороже родных, милых, интеллигентных людей. Он заслонил своей огромной фигурой, взрывным темпераментом, манерами диктатора тишину и покой уютной малометражки, безобидный трекот подруг, запах маминых щей и котлет, тепло ее глаз. Все это покрылось дымкой, отошло даже не на второй план, а на десятый, двадцатый, ушло куда-то вглубь памяти, зарылось в ворохе других воспоминаний и словно умерло вместе с глупыми мечтами о сероглазом принце.