Приключения и фантастика - Таинственный остров (перевод Игнатия Петрова)

      Трудно было судить, являлась ли эта земля островом или частью материка. Но при виде нагромождения утёсов геолог не усомнился бы в её вулканическом происхождении.
      — Итак, Пенкроф, что ты можешь сказать? — обратился Герберт к моряку.
      — Что ж, — ответил тот, — здесь, как и везде, есть свои хорошие и свои плохие стороны. Поживём — увидим. А вот и отлив начинается. Через три часа попробуем перебраться. Авось на том берегу как-нибудь и разыщем мистера Смита.
      Пенкроф не обманулся в своих ожиданиях. Через три часа отлив обнажил большую часть песчаного ложа пролива. Между островком и противоположным берегом осталась только узенькая полоска воды, которую нетрудно было переплыть.
      Около десяти часов Гедеон Спилет и двое его товарищей разделись, связали вещи в узлы, положили их на голову и вошли в пролив, глубина которого не превышала пяти футов. Для Герберта брод был слишком глубок, и юноша поплыл. Все трое без труда добрались до противоположного берега. Там, быстро высохнув на солнце, они снова оделись.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Литодомы. — Устье реки. — Камин. — Продолжение поисков. — Запас горючего. — Ожидание отлива. — Груз дров. — Возвращение на берег.

      Гедеон Спилет условился встретиться с моряком вечером на этом самом месте и, не теряя ни минуты, взобрался на кручу и скрылся в том же направлении, в каком незадолго до него исчез Наб.
      Герберт хотел последовать за журналистом.
      — Останься, мой мальчик, — сказал ему моряк. — Нам надо подумать о жилище и попытаться раздобыть что-нибудь более питательное, чем ракушки. Нашим друзьям захочется подкрепиться по возвращении. У каждого своя забота.
      — Что ж, я готов, Пенкроф, — ответил юноша.
      — Отлично. Сделаем всё по порядку. Мы устали, нам холодно, мы голодны. Следовательно, нужно найти приют, развести огонь, отыскать пищу. В лесу есть дрова, в гнёздах — яйца. Остаётся разыскать жилище.
      — Хорошо, — сказал Герберт, — поищем пещеру в этих утёсах. В конце концов найдём же мы хоть какую-нибудь расселину, куда можно будет укрыться на ночь.
      — В дорогу, мой мальчик!
      И они зашагали вдоль подножия огромной гранитной стены по песку, обнажившемуся при отливе. Пенкроф заметил в гранитной стене щель, которая, по его мнению, могла быть только устьем реки или ручейка.
      Гранитная стена не имела ни одной выемки, которая могла бы послужить пристанищем людям. Над ней реяла масса морских птиц, главным образом различных представителей семейства чаек, с удлинённым, загнутым на конце клювом, крикливых и совершенно не боящихся человека. Очевидно, люди впервые нарушали их покой. Чайки гнездились в извилинах гранитной стены. Одним ружейным выстрелом можно было бы уложить несколько этих птиц. Но для того чтобы выстрелить, нужно было иметь ружьё, а ружья-то и не было ни у Пенкрофа, ни у Герберта. Впрочем, чайки несъедобны, и даже яйца их отличаются отвратительным вкусом.
      Герберт вскоре обнаружил несколько скал, облепленных водорослями. Очевидно, во время прилива море покрывало эти скалы. Среди скользких водорослей юноша нашёл несколько двустворчатых ракушек.
      Голодным людям не приходилось брезгать этой пищей.
      Герберт позвал Пенкрофа.
      — Это съедобные ракушки! — вскричал моряк. — Они заменят нам яйца!
      — Нет, — возразил Герберт, внимательно рассматривая прицепившихся к скалам моллюсков, — это литодомы.
      — Они съедобны?
      — Вполне.
      — Что ж, будем есть литодомов!
      Моряк мог вполне довериться Герберту. Юноша был очень силён в естествознании. Он питал настоящую страсть к этой науке.
      Здесь, на этом пустынном острове, знания его должны были не раз оказаться полезными.
      Литодомы, продолговатые ракушки, принадлежат к моллюскам-сверлильщикам, которые буравят дыры в самых твёрдых известковых скалах. По форме они отличаются от обычных съедобных ракушек тем, что края их раковин закругляются на обоих концах.
      Пенкроф и Герберт досыта наелись литодомов, которые на солнечном припёке приоткрыли свои створки. По вкусу они напоминали устриц, только сильно наперчённых.
      Утолив голод, моряк и юный натуралист с особенным рвением продолжали поиски воды — острая пища возбудила в них жажду.
      Пройдя шагов двести, они увидели ту щель в скалах, в которой, по мнению Пенкрофа, должно было таиться устье реки. Действительно, между двумя отвесными скалами, расколовшимися, очевидно, от вулканического толчка, протекала полноводная речка. В полумиле вверх по течению она круто сворачивала и исчезала в роще.
      — Здесь есть вода, там — дрова! — воскликнул моряк. — Видишь, Герберт, нам осталось только разыскать дом!
      Попробовав воду и убедившись, что она пресная, они стали искать убежище в скалах, но безуспешно: гранитная стена везде была одинаково гладкой и неприступной. Но у самого устья речки, выше линии прилива, они обнаружили нагромождения огромных камней, часто встречающиеся на скалистых побережьях. Издали казалось, что какой-то великан сложил из этих глыб гигантский камин.
      Пенкроф и Герберт забрались в песчаные коридоры этого хаоса; света здесь было достаточно, но и ветра тоже, ибо ничто не препятствовало ему хозяйничать в промежутках между утёсами. Тем не менее Пенкроф решил загородить в нескольких местах коридор песком и обломками камней. План коридоров может быть передан типографской литерой &, означающей et caetera (по-латински — «и так далее»). Отгородив верхнюю петлю литеры от западного ветра, можно было недурно устроиться в «Камине».
      — Вот у нас и дом есть! — сказал моряк. — Идём теперь за дровами!
      Выйдя из Камина (сохраним такое название за этим временным обиталищем), Герберт и Пенкроф пошли вверх по течению реки, вдоль её левого берега. Быстрый поток протащил мимо них несколько сваленных бурей деревьев.
      Через четверть часа путники дошли до поворота реки. Дальше она текла под сводами великолепного леса. Несмотря на осеннее время , лес был зелёный: деревья принадлежали к числу хвойных, распространённых по всему земному шару — от полярных областей до тропических зон.
      Юный натуралист узнал среди них деодару — семейство хвойных деревьев, часто встречающееся в Гималаях и отличающееся приятным ароматом. Между этими красивыми деревьями росли сосны, увенчанные пышными кронами. В высокой траве, устилавшей землю, Пенкроф и Герберт беспрерывно наступали на сухие ветви, трещавшие под их ногами, как фейерверк.
      — Не знаю научного названия этих ветвей, — сказал моряк Герберту, — но для меня важно, что они принадлежат к породе дров,единственной в настоящее время важной для нас. За дело же!
      Они быстро собрали порядочную кучу дров.
      Но если горючего было больше чем достаточно, то перевозочные средства отсутствовали. Сухие ветки должны были быстро сгорать, и два человека не в силах были перетаскать отсюда в Камин нужный запас дров.
      — Если бы у нас была тележка! — с сокрушением сказал моряк.
      — У нас есть река! — возразил Герберт.
      — Верно! Река будет для нас самодвижущейся дорогой. Нужно только подождать отлива, а потом мы спустим плот по течению.
      Моряк и юноша связали сухими лианами несколько поваленных бурей деревьев и погрузили на это подобие плота столько дров, сколько не могли бы перенести и двадцать человек.
      В течение одного часа работа была закончена, и привязанный к берегу плот был готов к отплытию.
      В ожидании отлива Герберт и Пенкроф решили взобраться на гранитную стену и с вершины её осмотреть окрестность.
      Подъём продолжался недолго. Добравшись до верхней площадки, они с волнением посмотрели на северную часть побережья, где разыгралась катастрофа. Там исчез Сайрус Смит. Они напряжённо искали глазами какой-нибудь обрывок оболочки аэростата, уцепившись за который человек мог бы держаться на поверхности воды. Но океан был совершенно пустынен.
      — Я уверен, — воскликнул Герберт, — что такой сильный и смелый человек, как Сайрус Смит, не мог утонуть! Наверное, он добрался до берега! Правда, Пенкроф?
      Моряк грустно покачал головой, но, не желая лишать надежды Герберта, сказал:
      — Несомненно, несомненно!.. Инженер такой молодчина, что он спасётся там, где наверное погиб бы всякий другой!
      Они стали внимательно осматривать побережье. На юге острый выступ мыса заслонял горизонт, и нельзя было угадать, есть ли за ним земля. На севере, сколько видел глаз, закруглённо тянулась береговая линия. Берег здесь был плоский, низменный, с широкой песчаной полосой, оголённой прибоем. На западе прежде всего бросалась в глаза снеговая шапка высокой горы, отстоящей в шести-семи милях от побережья. От подножия этой горы до самого берега моря вся земля поросла густым лесом.
      — Остров это или нет? — спросил моряк.
      — Если и остров, то во всяком случае достаточно обширный, — ответил юноша.
      — Как бы обширен ни был остров, он всё-таки останется островом.
      Но решение этого важного вопроса надо было отложить до более удобного времени. Чем бы ни была земля, на которую случай закинул потерпевших крушение, — островом или материком, — она производила впечатление изобилующей красивыми уголками и плодородной.
      — Это самое важное, — сказал Пенкроф. — В нашем положении за это следует особенно горячо поблагодарить судьбу!
      Бросив ещё один взгляд на окрестности, Пенкроф и Герберт пошли обратно, вдоль южного склона гранитной стены.
      Перескакивая с камня на камень, Герберт неожиданно вспугнул целую стаю птиц.
      — Дикие голуби! — воскликнул он. — Их яйца очень вкусны!
      — И мы сделаем из них великолепную яичницу, — подхватил Пенкроф.
      — В чём, — спросил Герберт, — в твоей шляпе?
      — Верно… Придётся довольствоваться печёными яйцами, мой мальчик.
      Внимательно осмотрев все впадины скалы, моряк и юноша нашли несколько дюжин яиц. Рассовав их по карманам, они поспешили спуститься к реке, так как близился час отлива.
      Около часа пополудни они подошли к своему плоту. Пенкроф не хотел отпустить его вниз по течению без управления, однако не решался и сам усесться на плот. Но находчивый, как истый моряк, он быстро скрутил из сухих лиан длинную верёвку и, привязав её к корме плота, столкнул последний в воду. Он удерживал плот верёвкой, в то время как Герберт длинным шестом направлял его на середину течения.
      Огромная связка дров тихо поплыла по реке, и около двух часов пополудни Пенкроф и Герберт благополучно доставили её в устье реки, почти к порогу Камина.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Оборудование Камина. — Вопрос об огне. — Коробка спичек. — Возвращение Спилета и Наба. — Единственная спичка. — Костёр. — Первый ужин. — Первая ночь на земле.

      Первой заботой Пенкрофа после разгрузки плота было превратить Камин в жилое помещение. Для этого он при помощи песка, обломков скал, ветвей и мокрой глины перегородил коридор, в котором гулял сквозной ветер. Камин таким образом был разбит на три-четыре комнаты, если можно так назвать тёмные конуры, которыми не довольствовался бы и зверь. Но там было сухо, а в центральной комнате можно было даже стоять во весь рост; чистый песок покрывал пол. В общем, в ожидании лучшего можно было пожить и здесь.
      — Теперь наши друзья могут возвращаться, — сказал Пенкроф по окончании работы. — Дом готов!
      Оставалось только сложить очаг и приготовить пищу. Это было нетрудно. Очаг из широких плоских камней был устроен в первом коридоре налево. Тепло, распространяемое очагом, должно было обогревать все комнаты.
      Запас дров был сложен в другой комнате, и моряк положил на камни очага несколько толстых сухих ветвей.
      — Есть ли у тебя спички? — спросил Герберт Пенкрофа.
      — Конечно, — ответил моряк. — Ведь без спичек мы оказались бы в большом затруднении!
      — Ну, мы могли бы добыть огонь, как дикари, потерев один кусок дерева о другой.
      — Что ж, мой мальчик, попробуй! Посмотрим, добьёшься ли ты чего-нибудь таким способом, если не считать растёртых в кровь рук…
      — Тем не менее этот простой способ очень распространён на островах Тихого океана.
      — Не спорю, — сказал моряк, — но думаю, что у дикарей есть особая к этому сноровка, да и дерево они употребляют не всякое. Я несколько раз безуспешно пытался добыть огонь таким способом и решительно предпочитаю ему спички! Кстати, где же они?
      Пенкроф стал искать по карманам коробку, с которой, будучи страстным курильщиком, он никогда не расставался. Но он не нашёл её. Обыскав снова все карманы, он, к глубокому своему изумлению, убедился, что коробки не было.
      — Вот какая ерунда! — сказал он, растерянно глядя на Герберта. — Я потерял коробку… Скажи, Герберт, нет ли у тебя спичек или огнива?
      — Нет, Пенкроф!
      Пенкроф, нахмурясь, молчал. Он не старался скрыть своего огорчения. Герберт попытался утешить его:
      — Наверное, у Наба, Сайруса Смита или Гедеона Спилета есть спички.
      — Сомневаюсь, — ответил моряк, покачав головой. — Наб и мистер Смит — некурящие, а Гедеон Спилет, вероятно, выбросил за борт гондолы спички и сохранил свою записную книжку.
      Герберт умолк. Потеря спичек была, конечно, неприятностью, но юноша не сомневался, что так или иначе они раздобудут огонь. Пенкроф, более опытный, хотя и не привык смущаться никакими неудачами, однако не разделял его надежд. Но так или иначе, а до возвращения Наба и журналиста ничего иного не оставалось, как довольствоваться сырыми яйцами и ракушками.
      Около шести часов вечера, когда солнце уже скрылось за скалами, Герберт увидел Гедеона Спилета и Наба.
      Они возвращались одни. У юноши больно сжалось сердце. Предчувствия не обманули моряка: Сайруса Смита не удалось найти…
      Журналист подошёл и уселся на обломок скалы: усталый и голодный, он не в силах был говорить.
      Глаза Наба, красные и воспалённые от слёз, яснее слов говорили, что он потерял всякую надежду. Бедный малый и сейчас ещё плакал.
      Отдышавшись, Гедеон Спилет рассказал о безуспешных поисках Сайруса Смита. Он и Наб обошли побережье на протяжении почти восьми миль, но не нашли никаких следов, ни одного признака пребывания человека на этой земле. Море было так же пустынно, как и берег; очевидно, инженер нашёл свою могилу в нескольких стах футов от берега…
      Герберт предложил корреспонденту и Набу по пригоршне ракушек. Наб, не евший ничего с утра, тем не менее отказался от пищи. Гедеон Спилет с жадностью набросился на моллюсков и улёгся на песок у подножия скалы. Он был страшно изнурён, но спокоен.
      Герберт подошёл к нему и сказал:
      — Мы нашли пристанище, где вы можете отдохнуть лучше, чем здесь. Наступает ночь. Пойдёмте, вам необходим отдых. Завтра мы подумаем о том, что делать дальше.
      Журналист послушно поднялся и последовал за юношей к Камину, но по дороге его остановил Пенкроф и самым естественным тоном спросил:
      — Нет ли у вас спичек, мистер Спилет?
      Корреспондент пошарил по карманам, но ничего не нашёл.
      — Очевидно, я выбросил их, — сказал он.
      Моряк обратился тогда с тем же вопросом к Набу и также получил отрицательный ответ.
      — Проклятие! — вскричал моряк, не в силах сдержать досаду.
      Гедеон Спилет повернулся к нему.
      — Ни одной спички? — спросил он.
      — Ни одной…
      — Ах! — воскликнул Наб. — Если бы здесь был мой хозяин, он сумел бы разжечь огонь.
      Потерпевшие крушение печально переглянулись и умолкли. Первым нарушил молчание Герберт.
      —| Мистер Спилет, — сказал он корреспонденту, — ведь вы курите, при вас всегда были спички! Быть может, вы недостаточно внимательно искали? Поищите ещё! Нам ведь нужна только одна спичка!
      Корреспондент снова обшарил все карманы брюк, жилета, сюртука, пальто и неожиданно, к великой радости Пенкрофа и к своему глубокому изумлению, нащупал спичку, застрявшую под подкладкой жилета. Так как эта спичка, очевидно, была единственной, нужно было вытащить её чрезвычайно осторожно, чтобы не повредить фосфорную головку.
      — Разрешите мне это сделать, — попросил юноша.
      Осторожно и ловко он вытащил ничтожную, но драгоценную соломинку, имевшую такое огромное значение для этих бедняг. Спичка была цела!
      — Одна спичка! — воскликнул Пенкроф. — Это всё равно что целый склад спичек!
      Он взял это сокровище из рук Герберта и направился к Камину. Товарищи последовали за ним. Эту спичку, не имеющую никакой ценности в цивилизованных странах, нужно было использовать с величайшей бережностью.
      Моряк сначала удостоверился, что спичка сухая, потом сказал:
      — Нужен лист бумаги!
      — Вот, — ответил Гедеон Спилет, не без колебания вырывая листок из своей записной книжки.
      Пенкроф свернул листок трубочкой и всунул его в кучу мха и сухих листьев, сложенную под дровами так, чтобы воздух имел к ней свободный доступ. Затем он взял шероховатый камешек, тщательно вытер его и, удерживая биение сердца и дыхание, потёр спичку о его поверхность . Спичка не зажглась: Пенкроф из боязни сорвать головку недостаточно крепко потёр её.
      — Нет, — сказал он, — я не могу… У меня рука дрожит!
      И он передал спичку Герберту.
      Бесспорно, ещё никогда в жизни юноша так не волновался. Сердце его бешено стучало. Но тем не менее он решительно потёр спичку о камешек. Послышался треск, и вспыхнуло лёгкое пламя. Герберт повернул спичку головкой вниз, чтобы дать ей разгореться, и затем поджёг бумажку, Через несколько минут весёлый костёр пылал в Камине.
      — Наконец-то! — сказал Пенкроф. — Я весь дрожал от беспокойства! Теперь уже нетрудно поддерживать постоянно огонь, достаточно только всегда оставлять немного тлеющих углей под золой. Дров у нас сколько угодно, требуется только внимание.
      Как только костёр разгорелся, Пенкроф стал готовить ужин. Герберт принёс две дюжины голубиных яиц, но моряку, гордившемуся тем, что он знает пятьдесят два способа приготовления яиц, пришлось довольствоваться самым простым — печением их в горячей золе. В несколько минут яйца испеклись, и потерпевшие крушение приступили к первому своему ужину на новой земле.
      Яйца, содержащие все необходимые для человеческого питания вещества, подкрепили силы друзей. Если бы не гибель их старшего товарища, Сайруса Смита, самого знающего и самого изобретательного из них, они были бы почти счастливы. Но, увы, Сайруса Смита не было, и даже тело его не могло быть предано погребению.
      После ужина Герберт лёг спать. Корреспондент «Нью-Йорк геральд» стал заносить в свою книжку все события дня, но, сломленный усталостью, тоже скоро заснул; моряк всю ночь провёл у костра без сна, подкладывая дрова. Один Наб не остался в Камине: бедный малый до зари бродил по побережью, окликая своего пропавшего хозяина.
      Так прошла ночь с 25 на 26 марта.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Опись имущества. — Трут. — Экскурсия в лес. — Вечнозелёные деревья. — Следы диких зверей. — Якамара. — Глухари. — Необычайная ловля удочкой.

      Нетрудно перечислить предметы, которыми располагали потерпевшие крушение.
      У них не было ничего, кроме носильного платья. Исключением являлись записная книжка и часы Гедеона Спилета, не выброшенные за борт по забывчивости. Но больше ничего — ни оружия, ни инструмента, ни даже перочинного ножика. Всё было выброшено в океан.
      Вымышленные герои Даниеля Дефо и других авторов робинзонад никогда не попадали в такое бедственное положение. Обломки их собственных или прибитых к берегу чужих судов снабжали их самым необходимым. Они не оставались безоружными лицом к лицу с дикой природой. Здесь же люди были лишены всего. Из ничего они должны были создать всё!
      О, если бы с ними был Сайрус Смит! Его изобретательный ум и глубокие знания пришли бы к ним на помощь! Может быть, не все надежды на спасение были бы потеряны… Но, увы, нечего было и мечтать видеть снова Сайруса Смита.
      Потерпевшие крушение могли рассчитывать только на себя.
      Как ни важно было знать, куда забросила их судьба, но все единогласно решили отложить экспедицию для выяснения этого вопроса на несколько дней, чтобы заготовить пищу более питательную, чем яйца и моллюски; в предвидении грядущих лишений и трудов прежде всего надо было восстановить силы.
      Камин был достаточно удобным временным убежищем. Костёр горел, и нетрудно было сохранить тлеющие угли. Наконец, рядом была река с пресной водой. Поэтому решено было провести здесь несколько дней, чтобы подготовить как следует экспедицию в глубь материка или вдоль побережья.
      Этот проект больше всего улыбался Набу. Он не верил, не хотел верить в гибель Сайруса Смита и потому не решался покинуть место, возле которого произошла катастрофа. Пока море не отдаст инженера, пока Наб своими глазами не увидит, своими руками не прикоснётся к трупу своего хозяина, он не поверит, что этот выдающийся человек мог так бессмысленно погибнуть в нескольких стах шагов от берега!
      Утренний завтрак в этот день, 26 марта, состоял из голубиных яиц и литодомов. Герберт очень кстати нашёл в расселинах скал соль, образовавшуюся путём испарения морской воды.
      По окончании завтрака моряк предложил Спилету отправиться с ним и с Гербертом на охоту. Но, поразмыслив, они пришли к заключению, что кому-нибудь необходимо остаться в пещере, чтобы поддерживать огонь и на случай, маловероятный, впрочем, что Набу, продолжавшему поиски инженера, понадобится помощь. Поэтому корреспондент остался в Камине.
      — Идём, Герберт, — сказал моряк. — Мы найдём боевые припасы по дороге, а ружья наломаем себе в лесу.
      Но перед уходом Герберт заметил, что не мешало бы изготовить на всякий случай что-нибудь похожее на трут.
      — Но что же? — спросил Пенкроф.
      — Обуглившаяся тряпка при нужде может заменить трут.
      Моряк согласился с этим предложением. Правда, необходимость пожертвовать носовым платком не слишком его прельщала, но эта жертва была неизбежна, и клетчатый носовой платок Пенкрофа вскоре был превращён в трут. Этот трут был положен в сухое, защищённое от ветра и сырости место в расселине скалы.
      Было около девяти часов утра. Погода снова портилась; ветер дул с юго-востока. Герберт и Пенкроф, отойдя от Камина, остановились и ещё раз взглянули на струйку дыма, поднимавшуюся к вершине утёса. Затем они пошли вдоль берега реки.
      В лесу Пенкроф первым долгом отломил два толстых сука и превратил их в дубины. Герберт заострил концы их об обломок скалы. Чего бы он не дал теперь за нож!
      Боясь заблудиться, моряк решил не терять из виду берега реки, сужавшейся в этом месте и протекавшей под сплошным зелёным навесом. Нечего и говорить, что лес оказался совершенно девственным. Единственные следы, замеченные Пенкрофом, были следами каких-то четвероногих; судя по размерам отпечатков, это были крупные животные, встреча с которыми была бы небезопасна. Отсутствие следов человека не огорчило моряка, а, скорее, обрадовало: знакомство с жителями этой тихоокеанской страны было ещё менее желательным, чем встреча с хищными зверями.
      Почти не разговаривая, потому что дорога была трудной, Герберт и Пенкроф шли очень медленно и за час едва одолели одну милю. Пока что охоту нельзя было назвать успешной; множество птиц порхало в ветвях, но они казались очень пугливыми, и приблизиться к ним было совершенно невозможно. В числе прочих пернатых Герберт заметил в болотистой части леса птицу с острым и удлинённым клювом, напоминающую по виду зимородка. Однако она отличалась от последнего более ярким оперением с металлическим отливом.
      — Это, должно быть, якамара, — сказал Герберт, пытаясь приблизиться к птице.
      — Я бы не прочь попробовать мясо якамары, — ответил моряк, — если бы эта птица любезно позволила зажарить себя.
      В эту минуту ловко брошенный юным натуралистом камень ударил птицу у основания крыла. Но удар был недостаточно силён, и якамара не замедлила скрыться из виду.
      — Какой я неловкий! — с досадой воскликнул Герберт.
      — Нет, мой мальчик, — возразил матрос, — удар был меткий, не всякий мог бы нанести такой. Не огорчайся этим, мы поймаем её в другой раз!
      Они пошли дальше. Чем больше они углублялись в лес, тем гуще и величественнее он становился. Но ни на одном из деревьев не было годных в пищу плодов. Пенкроф напрасно искал какое-нибудь из драгоценных пальмовых деревьев, имеющих такое обширное применение в домашнем обиходе. Этот лес состоял исключительно из хвойных деревьев, в том числе из уже ранее распознанных Гербертом деодаров и великолепных сосен вышиной в сто пятьдесят футов.
      Неожиданно перед юношей вспорхнула стайка небольших птиц. Они рассыпались по ветвям, теряя на лету свои лёгкие пёрышки, которые, точно пух, падали на землю. Герберт наклонился, поднял несколько перьев и, рассмотрев их, сказал:
      — Это куруку!
      — Я предпочёл бы, чтобы это были петухи или цесарки, — ответил Пенкроф. — Можно ли их есть?
      — Вполне. Они очень вкусны. Если я не ошибаюсь, они подпускают охотников совсем близко к себе. Их можно бить палкой.
      Моряк и юноша подкрались к дереву, нижние ветви которого были усеяны птичками, охотившимися за насекомыми. Охотники, действуя дубинами, как косами, сразу сшибали целые ряды глупых птичек, и не подумавших улететь.
      Только после того, как сотня птиц упала на землю, остальные решили спасаться.
      — Вот эта дичь для таких охотников, как мы с тобой, Герберт! — сказал, смеясь, Пенкроф. — Её можно взять голыми руками!
      Моряк нанизал куруку, как жаворонков, на гибкий прут, и охотники снова пошли вперёд.
      Как известно, они должны были сделать как можно больший запас пищи. Неудивительно поэтому, что Пенкроф ворчал всякий раз, когда какое-нибудь животное или птица, которых он не успевал даже рассмотреть, исчезали среди высокой травы. Если бы хоть Топ был с ними!
      Но Топ исчез одновременно со своим хозяином невероятно, также погиб.
      Около трёх часов пополудни охотники увидели на ветвях несколько пар глухарей. Герберт узнал самцов по их оперению.
      Пенкроф загорелся желанием поймать одну из этих больших, как курица, птиц, чьё мясо не уступает по вкусу рябчику. Но это было нелегко, так как глухари не позволяли приблизиться к себе.
      После нескольких неудачных попыток, только вспугнувших пернатых, моряк сказал юноше:
      — Придётся, видно, ловить их удочкой!..
      — Как рыбу? — воскликнул удивлённый Герберт.
      — Да, как рыбу, — невозмутимо ответил моряк.
      Пенкроф разыскал несколько тонких лиан и привязал их одну к другой. Получилось нечто вроде лесок, длиной в пятнадцать-двадцать футов каждая.
      Вместо крючков на конце он укрепил большие шипы с острыми загнутыми концами, сорванные с карликовой акации. Наживкой послужили крупные красные червяки, ползавшие по земле поблизости.
      Сделав все приготовления, Пенкроф расположил «крючки» в траве и затем спрятался с Гербертом за широким стволом, держа в руках вторые концы удочек. Герберт, правду сказать, не слишком верил в успех изобретения Пенкрофа.
      Примерно через полчаса, как и предвидел моряк, несколько глухарей приблизились к удочкам; они подпрыгивали, клевали землю и, видимо, не подозревали о присутствии охотников.
      Герберт, теперь уже живо заинтересованный происходящим, затаил дыхание. Что касается Пенкрофа, то моряк стоял с широко раскрытыми глазами и ртом и вытянутыми вперёд губами, точно он уже пробовал кусок жареного глухаря.
      Между тем птицы прыгали среди наживки, не обращая на неё внимания. Тогда Пенкроф стал легонько дёргать концы удочек, чтобы червяки казались ещё живыми. Вне всякого сомнения, переживания моряка в эту минуту были много острее волнений обыкновенного рыболова, у которого «не клюёт».
      Подёргивания удочек привлекли внимание птиц, и они начали клевать червяков. Три прожорливых глухаря проглотили наживку вместе с крючком.
      Это-то и нужно было Пенкрофу.
      Резким движением руки он «подсёк» добычу, и хлопанье крыльев показало ему, что птицы пойманы.
      — Ура! — вскричал моряк, выскакивая из засады и бросаясь к птицам.
      Герберт захлопал в ладоши. Он в первый раз в жизни видел, как ловят птиц на удочку. Но Пенкроф скромно отвёл поздравления, признавшись, что он не в первый раз проделывает это, да и честь изобретения такого способа принадлежит не ему.
      — Но в нашем положении нам не раз придётся заниматься изобретательством, — закончил он.
      Связав птиц за ноги, Пенкроф предложил Герберту пойти обратно.
      День начинал склоняться к закату.
      Охота была вполне удачной.
      Обратный путь шёл вниз по течению реки. Заблудиться было невозможно, и к шести часам вечера, изрядно устав от ходьбы, Пенкроф и Герберт подошли к Камину.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Наб ещё не вернулся. — Размышления журналиста. — Ужин. — Погода снова портится. — Ужасная буря. — В восьми милях от становища.

      Гедеон Спилет, скрестив руки на груди, неподвижно стоял на отмели и смотрел на океан. На горизонте росла на глазах и быстро расползалась по всему небу большая чёрная туча. Ветер, и без того довольно свежий, крепнул по мере угасания дня. Небо было мрачным и предвещало бурю.
      Журналист был так поглощён своими мыслями, что и не заметил, как к нему подошли Пенкроф и Герберт.
      — Будет бурная ночь, мистер Спилет, — сказал моряк.
      Гедеон Спилет живо обернулся и спросил невпопад:
      — Как по-вашему, на каком расстоянии от берега волна унесла Сайруса Смита?
      Моряк, не ожидавший вопроса, призадумался.
      — Не больше чем в двух кабельтовых, — сказал он после минутного размышления.
      — А что такое кабельтов? — спросил Гедеон Спилет.
      — Шестьсот футов.
      — Следовательно, Сайрус Смит исчез в тысяче двухстах футах от берега?
      — Примерно, — ответил Пенкроф.
      — И его собака тоже?
      — Да.
      — Меня больше всего удивляет, — сказал корреспондент, — гибель собаки и то, что море не отдало ни её трупа, ни трупа её хозяина.
      — При таком бурном море это неудивительно, — возразил моряк. — Кроме того, течение могло отнести трупы далеко в сторону от этого берега.
      — Значит, вы твёрдо убеждены, что инженер погиб?