Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Ноктюрн пустоты

ModernLib.Net / Велтистов Евгений / Ноктюрн пустоты - Чтение (стр. 13)
Автор: Велтистов Евгений
Жанр:

 

 


      – Мировой катастрофой, - ответил я сдержанно.
      – Что ж, - Райт едва заметно, чисто по-райтовски улыбнулся, вяло махнул рукой, - валяйте, Бари!
      Я почувствовал, как за стенами небольшой студии оживились, хмыкнули, стали звать жен к экранам миллионы американцев. Это мне сейчас и надо.
      Пошли телекадры обычной уличной толчеи, которую я снял сегодня: толстяка в лифте, ползущего через горку чемоданов; растерянного человека, искавшего повсюду улетевшую тещу; кадры трагических последствий "Камиллы", снятые уже не мною: разрушенные города со вспоротыми плитами тротуаров, вырванными с фундаментами домами, сплющенными машинами - в Доминиканской Республике, затопленные поля - в Панаме, поиски погибших и пропавших без вести - на островах Гваделупа и Мартиника… Всем этим людям, пояснил я, уготовано одно общее будущее: те, кто сейчас беспечно ходит по улице, завтра могут стать новыми жертвами. Соединенные Штаты Америки, именно США, изобрели самое грозное оружие - климатическую войну - и применяют его на практике. Простейший пример - "Камилла", та самая, которая в течение часа была направлена в другую от Америки сторону…
      – Вы сами, Бари, наблюдали этот эксперимент и познакомили нас с энергичным адмиралом Гросом, - вмешался Райт. - Вы изменили точку зрения?
      – Нет, я по-прежнему отношусь с симпатией к Гросу. Но он - профессиональный моряк, в данном случае - исполнитель. - Я включил кадры, где адмирал, отвечая на мой вопрос, сказал, что "Камилла" пойдет куда угодно, лишь бы не на Америку, и добавил, махнув рукой: это, мол, знают одни высоколобые - то есть ученые. - Грос оказался прав, - сказал я. - Высоколобые из Пентагона точно рассчитали, куда пойдет ураган после запуска ракет. Трагедия малых стран была запрограммирована заранее…
      Райт приподнял густые брови:
      – Вы имеете доказательства, Бари?
      – Да. - Я предвидел этот вопрос, включил карту. Там было обозначено, как ураган после взрыва в эпицентре, развернувшись, словно танцор на одном месте, ринулся на страны Карибского моря.
      – Все доказательства и расчеты даст Аллен Копфманн, - твердо обещал я. - Вот он - передо мной, у телекамеры, установленной на борту космической станции "Феникс". - Я помахал другу. - Привет, Аллен!
      Он отозвался немедленно, и на экранах всех телевизоров мелькнуло крупным планом лицо командира "Феникса".
      – Привет, Джон! Я готов!
      – Вы знаете такое знаменитое в науке имя - Аллен? - успел задать вопрос зрителям Райт, и в ту же секунду точно по сценарию в эфир пошла полуминутная реклама.
      Терпеть не могу этих дурацких штучек американского телевидения, которое в самый напряженный момент подсовывает зрителям лучшие в мире товары. Но что сделаешь - не я открыл Америку, не я изобрел телевидение… Для участников передачи - полминуты отдыха. Режиссер закурил, его помощники нацедили из автомата по стаканчику кофе, кто-то просто лег на пол - расслабился.
      Джимми Райт несколько секунд ходил возле стола, потом остановился передо мной, спросил серьезно:
      – Джон, ты и твой друг в своем уме?
      – Мы-то, Джимми, в своем…
      Он нервно дернул плечом.
      – Значит, вся эта петрушка скоро кончится?
      – То есть?..
      – Телевидение, Америка и прочее… - Он сел в свое кресло, уставился на хронометр. - Устал я, Джонни… Спасибо, что подсказал выход…
      – Пожалуйста, Джимми, - ответил я, вспомнив, что Райту уже за семьдесят.
      Конечно, поверить во всю эту бессмыслицу для нормального человека так же непривычно, как поверить в реальность кошмарного сна или в содержательность полотен "отца" так называемого сюрреализма Сальвадора Дали. Кое-где еще мелькают эти сумасшедшие полотна, пылящиеся в отдаленных уголках музеев… Отвратительные формы тел и предметов, искореженное пространство, нагромождение абсурда и ужаса… Одна циничная фраза, оставшаяся от Дали в книгах по искусствоведению: "Единственное, что мне нравится, - это кретинизировать людей", - пожалуй, могла бы стать и философским кредо авторов нового оружия. Но даже Джимми было бы сложно объяснить в нескольких словах эту внезапную ассоциацию.
      Мы с Райтом одновременно заметили, как погас контрольный экран Аллена.
      – Что случилось, Джимми? - спросил я ведущего, понимая, что только он один способен сейчас разобраться в капризах техники.
      – Проверьте связь с "Фениксом"! - бросил Райт помощнику и мгновенно переключился на камеру. - Джон Бари продолжает сенсационное разоблачение тайной операции Пентагона. Через две минуты включится наш космический корреспондент Аллен… Связь нарушена, но наша фирма закупила канал…
      Слепой экран на стене, выразительные жесты помрежа свидетельствовали, что Аллен отключен. Передача продолжалась - я показывал репортажи, комментировал их.
      Кадры искусственного землетрясения. Искусственной засухи. Искусственного наводнения. Только сейчас, произнося все это, я понял противоестественное сочетание слов: любое для человека бедствие к искусству отношения не имеет!
      И спросил Джимми:
      – Где "Феникс"? Где Аллен?
      – Техника, как всегда, подводит! - ответил с усмешкой Райт. И прикрикнул прямо в камеру на своих. - Эй вы, ребята! Поднажмите там на космотехнику!
      Да, Райт не терялся в сложных ситуациях: теперь все зрители ждут, когда починят космотехнику.
      Кадры репортажей еще шли, я продолжал рассказ, косясь на пустой экран. Но ведь не могло так продолжаться бесконечно!
      Джимми подали записку. Он прочитал ее, включил пульт управления со своего места.
      – Только что поступило экстренное сообщение из космического центра, - сухо сказал Райт. - Читаю телефонограмму. - Он бросил быстрый, внимательный взгляд на меня. - "Космическая станция "Феникс" в восемнадцать часов двадцать минут прекратила свое существование… По предварительным данным, наш замечательный ученый, лауреат Нобелевской премии Вилли Аллен Копфманн покончил с собой, взорвав "Феникс".
      – Аллен! - закричал я. - Что ты наделал?!
      Кадры последних туарегов накладывались на информационное сообщение Райта:
      – "Врачи центра, проанализировав информацию со станции, пришли к заключению, что Вилли Аллен Копфманн в последние дни был в нервном состоянии, очень возбужден, впадал временами в инфантилизм…"
      – Неправда! - кричал я. - Он здоров! Вы его взорвали!.. Аллен, где ты? Аллен, слушай сюда! - И я свистнул, глядя в красноватый глазок нацеленной на меня камеры, свистнул совсем как в детстве - два пальца под согнутый кольцом язык, вызывая из небытия друга.
      Экран "Феникса" был слеп, Аллен не отозвался!
      Кто-то тряс меня за плечо. Я поднял голову. Джимми Райт, очень серьезный, с углубившимися морщинами, склонился надо мной.
      – Джон, ты в состоянии закончить передачу?
      На экране прыгала музыкальная реклама, возбуждая огромное количество будущих покупателей пластинок.
      – Да, Джимми, да! - сказал я вслух, пробуя, как работают голосовые связки. - Подайте мне, пожалуйста, кофр! Будьте добры, магнитофон. - И достал кассету.
      Бумаги Аллена пусть остаются в сумке; если я заикнусь об их существовании, заинтересованные лица взорвут саму студию вместе со знаменитым Райтом. Да и прокомментировать их мог бы только сам Аллен.
      – Мой друг Аллен, как вы слышали, прекратил существование. Он просто мертв, - сказал я, едва кончилась реклама. - Но вы услышите его. У меня сохранилась запись последнего разговора.
      Я включил магнитофон.
      "Слушай сюда, Жолио!" - раздался мальчишески радостный голос, и вся Америка внезапно очутилась в нашем классе, услышала меня и Вилли, вспомнила про искусственные катастрофы, узнала, как их называют.
      – Оружие Зевса! - повторил я вслед за Алленом. - Оно изобретено безумцами, которые постепенно разрушают всю планету.
      – Оружие Зевса? - эхом отозвался Райт. - Я начинаю верить, Джон, в ваше предвидение. Это, - Райт сдвинул густые брови, - серьезное обвинение правительству. Но… не понимаю, - он дернул плечом, - зачем ваш друг покончил с собой перед столь важным заявлением?
      – За несколько минут до эфира, - спокойно пояснил я, - мне позвонил один человек и предупредил, что передача не состоится, если мы коснемся сути дела! Такое же предупреждение получил Аллен.
      – Кто этот человек? - Райт привстал в кресле.
      – Я его спросил, - продолжил я, не обращая внимания на нетерпение Джимми. - Я спросил его: "Уилли, зачем ты убил мою жену Марию?.."
      – Уилли? - Райт медленно поднялся с места. - Сенатор Уилли?
      – Да! - Я тоже встал. - Сенатор Уилли. Он не ответил мне.
      – Соедините нас с Уилли! - приказал Райт помощникам, понимая, что наступает развязка самой драматической программы вечерних новостей.
      – У меня несколько вопросов к сенатору, - заявил я, глядя в бездонный глаз телекамеры.
      – Пожалуйста! - разрешил Джимми.
      – Уилли, - сказал я, - зачем ты затеял всю эту нечеловеческую подлость?
      – Кабинет сенатора не отвечает, - доложил из глубины студии редактор.
      – Уилли, зачем ты убиваешь негров, туарегов, пуэрториканцев, сальвадорцев, панамцев, зачем?
      – Квартира не отвечает! - донеслось издали.
      – Уилли, зачем ты взорвал самую дорогую космическую станцию? Зачем убил моего друга Аллена? - Я оглянулся на огромные студийные часы: оставались секунды до окончания передачи. - Он по-прежнему не отвечает? - спросил я Райта.
      – Теперь ему придется ответить! - резко сказал Джимми.
      – Уилли, слышишь меня? - поставил я точку в разговоре. - Тебе придется ответить на самый главный вопрос: зачем ты существуешь?
      Говорят, что в холодных голубых глазах Райта застыли слезы.
      Критики отмечали, что с Райтом такого не случалось после последнего убийства президента.

Глава двадцать шестая

      Из студии мы с Райтом пробрались запасным выходом на улицу, где припаркована его малолитражка. Никто из почитателей Джимми не мог предположить, что получающий миллионы в год комментатор водит, как и любой смертный, красно-желтую, самую что ни на есть дешевую блоху. Но блоха замечательно прыгала в потоке автомашин. Как-то незаметно очутилась она в аэропорту имени Дж. Кеннеди, пробралась тайно за ворота, вслед за служебной машиной проскакала по бетонной дорожке, где выстроились в очереди, глухо рыча турбинами, ползущие к взлетной полосе крылатые машины.
      Возле одной из них Райт затормозил. Открылась дверца в фюзеляже, вниз скатилась металлическая лестница.
      Я полез вверх, в теплое пространство кабины, ежась от проливного дождя.
      – Будь здоров, Джонни! - крикнул снизу Райт, намекая, что сейчас моя жизнь котируется на мировом рынке новостей не выше вздоха любого полудохлого президента. Я в ответ помахал свободной ногой.
      Пилот чикагского самолета втянул меня в кабину, усадил на диван, поставил рядом кофр.
      – Здорово вы их поддели, мистер Бари! - восхищенно произнес он. - Что, кончится, наконец, проклятый дождь? Или это затеяли русские?
      – Это не русские, - сказал я устало, - это твои соотечественники. Предлагают тебе выбор между наводнением или горячей, как Сахара, пустыней. - Я внимательно всматривался в молодое, еще не опаленное жизненными катастрофами лицо пилота.
      Он несколько секунд вдумывался в мои слова. Шевельнул юношескими усиками, с достоинством негромко ответил:
      – Благодарю за информацию, я сделаю выбор, поскольку частенько бываю наверху. - Пилот усмехнулся, подмигнул мне. - Чем могу быть полезен?
      – Я сам справлюсь! - пробормотал я, смыкая веки.
      Самолет взлетел. Летчик протянул бокал кока-колы.
      – Пожалуйста! - Он помог мне растянуться на диване. - Отдохните, мистер Бари!..
      В аэропорту Чикаго я спустился по той же лестнице, пока самолет тихонько подруливал к зданию. Принял меня в свою машину Боби.
      Давно я не видел такого дорогого, ладно сшитого и модного костюма. Ощутил себя чуть ли не нищим в джинсовой робе и устало вздохнул: а-а, ладно, все равно, в чем пробираться по лабиринту жизни.
      – Дождь, - сказал Боби, меланхолично крутя руль.
      – Да, дождь, - согласился я.
      Он помолчал.
      – Ты сделал большое дело, сынок, - доверительно сообщил Боби. - Разворотил такой муравейник…
      – Да.
      Боби развернул ко мне свое огромное с пористыми ноздрями лицо, чуть задержал на переносице тяжелый взгляд, снова уставился на мокрый асфальт:
      – Бари, я однажды в тебя уже поверил…
      – Да?..
      – И верю до сих пор.
      – Да?..
      – Что ты намереваешься делать?
      – Устроить сына с твоей помощью, - сказал я, стараясь как можно более точно представить свое будущее и не видя его никак. - А дальше… дальше… что ты скажешь?..
      – Смывайся, сынок. - Боби обнял меня за плечо. - Пока не поздно.
      – А именно?
      – Пока у меня не начались большие неприятности, - закончил Боби и, помедлив, добавил: - Скажу тебе только одно: Уилли - член "Большой Тройки"…
      Я присвистнул в ответ: все, теперь мне крышка, капут!
      "Большая Тройка" - тайный совет, в который входят двести пятьдесят финансовых тузов, политиканов, ученых, военных США, Западной Европы и Японии. Они собираются на "клубную неделю" раз в год, решают самые важные проблемы будущего: кто будет президентом, что делать с противником, где разразится в ближайшее время война. Все это держится в строгом секрете, но журналисты на то и журналисты, чтобы унюхивать самое тайное. Если уж член "Тройки" взялся за обыкновенного репортера, значит, тот произвел большой переполох. Да, Бари, несдобровать тебе, не скрыться ни в одном из глухих углов. Недооценил ты Уилли - защитника природы и личного друга… Можно - иногда даже удачливо - разоблачать обычную мафию, Пентагон, ЦРУ, президента, но с такой всемирной мафией, как "Большая Тройка", не шутят.
      – Я смываюсь, - признался я Боби. - Надеюсь, ты не пострадаешь из-за меня?
      – Мне пора в отставку. Дай знать, где ты. - Боби вздохнул. - Если, конечно, сумеешь.
      Я оценил щедрость его души. Боби заранее вычислил все варианты игры, предусмотрев в том числе мое внезапное исчезновение и заботу об Эдди.
      На полицейской "скорой помощи" перевезли мы Эдди в частную лечебницу. Там я подписал чек на полмиллиона долларов - близкое будущее сына.
      Он смотрел на меня так, словно прощался.
      – Отец, что ты задумал?
      – Задумал?.. - Я внезапно проснулся, фотографируя про себя эту новую больничную реальность. - Задумал… вырвать тебя отсюда и - поставить на ноги!..
      Эдди оскалился, сдерживая внутреннюю боль.
      Потом сквозь оскал проступило нечто человеческое - поднимающийся по жилам смех.
      – Ха-а! - Эдди хохотал от души. - Поднять! Ха-а-а!.. Поставить на ноги!.. А-а?.. - Он долго захлебывался смехом. Наконец смолк, устало и беспомощно взглянул мне в глаза. - Ты всерьез, отец? Говорят, ты обвинил в чем-то всю Америку?
      – Не в чем-то, а очень конкретно - в подлости. - Я кивнул в сторону шефа. - Вот он свидетель. Верно, Боби?
      Боби повернулся к постели.
      – Отдохни пока, сынок… Иначе всем нам несдобровать.
      Он все понял, мой дерзкий сын. Обнажил в улыбке молочно-белые зубы, подмигнул Боби.
      – Я буду стараться, шеф.
      Эдди едва заметно кивнул, устало вытянулся в постели.
      – А ты, отец?
      Я хотел сказать, что отправляюсь на самый край света, и махнул рукой:
      – Спи-ка, дружище!
      В этот момент услышал я голос Марии: "Он будет хорошим сыном, он спит всегда спокойно".
      И повторил:
      – Спокойно спи!
      Эдди уснул.
      Я улетел в Нью-Йорк.
      И тут, на самой оживленной улице Нью-Йорка, где меня начали нагло преследовать, я понял, что пути обратно нет. Меня гоняли, как обычную, заурядную, уготовленную на убой жертву: с улицы на улицу, из города в город, словно в банальном кинобоевике. "Не волнуйся, Джон, - сказал я сам себе. - Они убили твою жену, друга, искалечили сына и сейчас пытаются завершить операцию. Все, как положено, в этом дождливом дурацком мире… Объяви им войну, Бари, выживи сам и вызволи сына. Только тогда ты будешь нужен…"
      И я объявил войну этому проклятому миру.
      После того как Джо-смертник промахнулся и мою машину вынесло на ровный асфальт, я успел закончить домашние дела. Побывал на кладбище, простился с отцом и Марией. Погладил последний раз теплые уши У-у, подарил слоненка детскому дому. Надо видеть восторг ребят: они никогда не думали, что существует такое же озорное, почти фантастическое существо, как они сами…
      В Париже я с трудом разыскал могилу матери, простился с женщиной, которую не видел никогда.
      Прощай, прежняя жизнь, прощай - навсегда.
      Позади осталась пустота, из которой надо вытянуть сына.
      Чтобы знал я, что все миновало, чтобы всюду зияли провалы, протяни твои руки из лавра!
      Чтобы знал я, что все миновало.
      Кажется, так пела певица в тот вечер - накануне последней моей встречи с Марией…

Глава двадцать седьмая

      Я открыл глаза, увидел белый потолок, вспомнил про снег. И один в палате. Неужели в Москве? Да, в Москве. Вспомнил, что мне обещана встреча с профессором Петровым.
      Я скажу ему: это мой сын… Эдди… он с меня ростом, но… совсем еще ребенок…
      Если слова не помогут, выну чековую книжку: "Любые расходы… Здесь несколько миллионов…"
      И слышу в ответ суховатый голос: "Мы лечим бесплатно всех детей. От рождения и до… Понятно, надеюсь, вам, Бари?"
      Я оглядел пустую комнату. Я неожиданно оказался в новом для себя мире.
      В мире, где жизнь человека бесценна.
      1978 - 1979 гг.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13