Башня зеленого ангела (Орден Манускрипта - 6)

      - Но ведь это ничего не значит! - взорвался Саймон. - Неужели вы полагаете, что я не думал об этом? Я судомой, которого немного учил очень умный и добрый человек. Мне повезло с друзьями. Я запутывался в ужасных вещах, делал то, что был вынужден делать, и выжил. И все это не имеет никакого отношения к моему прапра - сколько бы их там ни было - дедушке.
      Изгримнур подождал немного после того, как Саймон закончил, давая ему возможность слегка остыть.
      - Но неужели ты не видишь? - спросил герцог мягко. - Не имеет значения, меняет это что-нибудь или нет. Как я уже сказал, никакого значения не имеет, правда это или нет. Красный молот Дрора, Саймон, история Престера Джона была мифом - ложью! Мне самому пришлось бороться с этим открытием в последние несколько дней. Но разве это сделало его хоть немного меньше королем? Людям нужно во что-то верить. Если вы не дадите им веру, они возмутятся.
      Сейчас они боятся будущего. Большая часть мира была превращена в бойню, Саймон, и выжившие подозрительны к Мириамели из-за того, кто она, из-за незнания, что она делала раньше, и из-за того, что она молодая женщина, если уж говорить прямо. Бароны хотят, чтобы на троне сидел мужчина, сильный, но не слишком сильный, и они не хотят никаких гражданских войн по поводу того, какого мужа выберет царствующая королева. - Изгримнур протянул руку, чтобы коснуться руки Саймона, но передумал и убрал ее. - Выслушай меня. Люди, которые шли за Джошуа, любят тебя, Саймон, почти так же, как они любили принца. Может быть, в каком-то отношении даже больше. Ты знаешь, и я знаю, что совершенно безразлично, какая кровь течет в твоих жилах - в любом случае она красная. Но твоему народу нужна вера. Им холодно, больно, у них нет крыши над головой.
      Саймон смотрел на него. Изгримнур не мог не чувствовать напора ярости молодого человека. Он действительно вырос. Он будет грозным человеком - нет, он уже такой.
      - И вы хотите, чтобы ради этого я предал Мириамель? - спросил Саймон.
      - Не предал, - сказал Изгримнур. - Я дам тебе несколько дней, чтобы подумать об этом. Потом я пойду и поговорю с ней сам. Завтра мы будем хоронить павших, и люди увидят нас вместе. Пока этого будет достаточно. - Герцог покачал головой. - Я не собираюсь лгать ей, Саймон, - это не в моих привычках, но я хотел, чтобы ты сперва выслушал меня. - Внезапно он почувствовал огромную жалость к молодому человеку.
      Он, наверное, думал, что сможет спокойно зализать свои раны. - а у него их очень много, у всех нас их много.
      - Подумай об этом, Саймон, - заключил он. - Мы нуждаемся в тебе. Мы все. Будет достаточно трудно для меня снова собрать мое герцогство, не говоря уж о том, что будет с юным Варелланом, в Наббане и с теми, кто еще уцелел в Эрнистире. Все мы снова нуждаемся хотя бы в видимости защиты Верховного короля и в том, чтобы на троне в Хейхолте сидел кто-то, кому доверяют люди.
      Он встал с низкой ступеньки, стараясь не показать, как сильно болит его спина, скованно поклонился Саймону, что само по себе было необычным, и, тяжело ступая, вышел через Тронный зал, оставив остальных собравшихся в полном молчании. Он чувствовал взгляд Саймона на своем затылке.
      Помоги мне Бог, подумал Изгримнур, выходя на сумеречный двор. Мне нужен отдых. Долгий отдых.
      При звуке шагов он оторвал взгляд от огня:
      - Бинабик?
      Она вышла на свет. Несмотря на холодную весеннюю ночь и пятна все еще не растаявшего снега, ноги ее были босыми. Плащ трепетал на ветру.
      - Я не могла заснуть, - сказала она.
      На мгновение Саймон запнулся. Он никого не ждал, а ее меньше всего. После дня поминовения Джошуа, Камариса, Изорна и остальных погибших Бинабик ушел провести вечер со Стренгъярдом и Тиамаком. Саймон остался один. Он сидел перед палаткой и думал. Ее появление, казалось, могло ему присниться, пока он смотрел в костер.
      - Мириамель. - Он неловко поднялся. - Принцесса. Садись, пожалуйста. - Он жестом указал на камень у огня. Она села, поплотнее заворачиваясь в плащ.
      - Как ты себя чувствуешь? - спросила она наконец.
      - Я... - Он помолчал. - Я не знаю. Все так странно.
      Она кивнула:
      - Трудно поверить, что все кончено. Трудно поверить, что все они навсегда ушли.
      Он неловко пошевелился, не зная, о друзьях или о врагах говорит принцесса.
      - Осталась еще масса вещей, которые надо сделать. Люди разбрелись, мир перевернулся вверх ногами. - Саймон вяло махнул рукой. - Масса дел.
      Мириамель наклонилась, протянув руки к костру. Саймон смотрел, как свет играет на ее тонком лице, и чувствовал, что его сердце безнадежно сжимается. Вся королевская кровь в мире может бежать по его жилам. Реки крови. Но это не имеет ровным счетом никакого значения, если ей на него наплевать. Ни разу за сегодняшний день, полный молитв об усопших, он не встретил ее взгляда. Даже их дружба, казалось, потускнела.
      И поделом ей будет, если я позволю им заставить меня сесть на трон. Он отвернулся и посмотрел на огонь, чувствуя себя подавленным и ослабевшим. Но он принадлежит ей по праву. Она внучка Престера Джона. Какое имеет значение, что какой-то предок Саймона был королем два века назад?
      - Я убила его, Саймон, - сказала она внезапно. - Я прошла такой долгий путь, чтобы поговорить с ним, чтобы попытаться дать ему знать, что понимаю... и вместо этого убила его. - В голосе ее звучала опустошенность. - Убила его.
      Саймон лихорадочно думал, что сказать.
      - Ты спасла нас всех, Мириамель.
      - Он был хороший человек, Саймон. Резкий и вспыльчивый, может быть, но он был... до того, как моя мать... - Она быстро заморгала. - Мой родной отец!
      - У тебя не было выбора. - Саймону невыносимо было видеть, как ей больно. - Ты ничего другого не могла сделать, Мири. Ты спасала нас.
      - Он узнал меня в конце. Да поможет мне Бог, Саймон, мне кажется, он хотел, чтобы я это сделала. Я смотрела на него... он был такой несчастный! Ему было так больно! - Она вытерла лицо полой плаща. - Я не буду плакать, проговорила она хрипло, - я так устала от слез!
      Ветер становился сильнее, вздыхая в густой траве.
      - А милый дядя Джошуа! - Она говорила тише, но все так же настойчиво. Ушел, как и все остальные. Вся моя семья ушла. И бедный, измученный Камарис. Ах, Боже, что это за мир!
      Плечи ее вздрагивали. Саймон протянул руку и неловко сжал ее ладонь. Она не попыталась отнять ее, хотя Саймон был уверен, что она сделает это. Некоторое время они сидели в полной тишине, если не считать треска огня.
      И Кадрах тоже, - пробормотала она наконец. - О Милостивая Элисия, в каком-то смысле это хуже всего! Он хотел только умереть, но ждал меня... нас. Он остался, несмотря на все, что случилось, несмотря на все эти ужасные вещи, которые я наговорила ему. - Она опустила голову, глядя в землю. Ее голос был хриплым от боли. - По-своему он любил меня. Это было жестоко с его стороны, правда? Саймон покачал головой. Сказать было нечего.
      Она внезапно повернулась к нему, глаза ее были расширены.
      - Давай уедем! Мы можем взять лошадей и к утру будем далеко отсюда. Я не хочу быть королевой! - Она сжала его руку. - О, пожалуйста, не оставляй меня!
      - Уедем? Куда? И почему я должен оставить тебя? - Саймон почувствовал, как его сердце забилось быстрее. Трудно было думать, трудно было поверить, что он правильно ее понял. - Мириамель, что ты говоришь?
      - Будь ты проклят, Саймон, ты что, действительно такой глупый, как люди о тебе думали раньше? - Теперь она держала его ладонь двумя руками, слезы блестели на ее щеках. - Мне все равно, что ты был кухонным мальчиком, мне все равно, что твой отец был рыбаком. Я только хочу быть с тобой, Саймон. Думаешь, я сошла с ума? Я действительно сошла с ума. - В ее смехе было что-то дикое. Она выпустила его руку, чтобы снова вытереть глаза. - Я думала об этом с тех самых пор, как упала башня. Мне этого не вынести! Дядя Изгримнур и все остальные захотят заставить меня взойти на трон. Я знаю, что они собираются сделать это! И тогда я снова стану прежней Мириамелью - только в тысячу, тысячу раз хуже. Это будет тюрьма! А потом меня заставят выйти замуж за еще какого-нибудь Фенгбальда. То, что он умер, совершенно не значит, что не найдется еще сотня таких же, как он. И у меня никогда больше не будет никаких приключений, и я не буду свободной и не смогу делать то, что захочу... и ты уйдешь, Саймон! Я потеряю тебя! Потеряю единственное, что важно для меня!
      Он встал, потом поднял ее с камня и обнял. Они оба дрожали, и некоторое время он только прижимал ее к себе и держал так крепко, как будто ветер мог унести ее.
      - Я любил тебя так долго, Мириамель. - Он никак не мог подавить дрожь в голосе.
      - Ты пугаешь меня. Ты даже не знаешь, как пугаешь меня. - Голос ее был приглушенным, поскольку лицо принцессы прижималось к его груди. - Я не знаю, что ты видишь, когда смотришь на меня, но, пожалуйста, не уходи, - настойчиво повторяла она. - Что бы ни случилось, не уходи!
      - Не уйду. - Он отстранился и посмотрел на нее. Глаза Мириамели блестели, слезы дрожали на ресницах. Он и сам был готов заплакать. Саймон засмеялся; голос его сломался: - Я не оставлю тебя. Я поклялся, что никогда этого не сделаю, разве ты не помнишь?
      - Сир Сеоман. Мой Саймон. Ты моя любовь. - Она всхлипнула. - Как это могло случиться?
      Он наклонился и коснулся губами ее губ. Они прижались друг к другу, и звездное небо, казалось, закружилось вокруг них. Саймон сжал ее плечи. Мириамель задрожала и притянула его ближе, уткнувшись мокрым лицом в его шею.
      Обнимая ее, Саймон почувствовал, как его захватывает какое-то хмельное, веселое безумие. Приподняв ее, он, спотыкаясь, сделал несколько шагов по направлению к палатке. Он чувствовал соленый вкус ее слез, покрывая поцелуями глаза, щеки и губы. Ее волосы разлетались в стороны и прилипали к его мокрому лицу.
      В палатке, спрятавшись от любопытных звезд, они сплелись в объятии, утопая друг в друге. Ветер тыкался в ткань палатки, и это был единственный звук кроме шелеста одежды и прерывистого дыхания.
      На мгновение порыв ветра распахнул клапан палатки. В слабом свете звезд ее кожа белела, как слоновая кость. Она была такой гладкой и теплой под его пальцами, что он не мог вообразить, чтобы когда-нибудь ему захотелось коснуться чего-нибудь другого. Он касался ее нежной груди и бедер и чувствовал, как что-то сжимается у него внутри. Это было удивительно и прекрасно. Ее ладони гладили его виски, она пила его дыхание и шептала что-то почти неслышное, тихо вздыхая, когда его губы касались ее шеи и плеч. Он притянул ее ближе, стремясь слиться с ней.
      - Я любил тебя так долго, - прошептал он.
      Саймон просыпался медленно. Он чувствовал себя отяжелевшим, тело его было теплым и безвольным. Голова Мириамели лежала у него на плече, волосы щекотали его щеку и шею. Тонкая рука упала ему на грудь. Он притянул ее поближе. Она сонно замурлыкала и потерлась головой о его плечо.
      Клапан палатки зашелестел. Силуэт - темная фигура на фоне ночного неба появился в отверстии.
      - Саймон? - прошептал кто-то.
      С бьющимся сердцем, внезапно испугавшись за принцессу, Саймон попытался сесть. Мириамель издала недовольный звук, когда он осторожно убрал ее руку.
      - Бинабик? - спросил он. - Это ты?
      Темная фигура протиснулась внутрь, опустив клапан.
      - Тихо. Я сейчас зажгу свечу. Ничего не говори.
      Раздался тихий щелчок, когда кремень чиркнул о сталь, потом крошечный огонек взвился у входа в палатку. Чуть позже пламя запрыгало на конце фитилька, и мягкий свет свечи наполнил палатку. Мириамель сонно запротестовала и спрятала лицо у плеча Саймона. Он потрясенно задохнулся.
      Над свечой маячило тонкое лицо Джошуа.
      - Могила не может удержать меня, - сказал принц, улыбаясь.
      14 ПРОЩАНИЕ
      Сердце Саймона колотилось.
      - Принц Джошуа?..
      - Тише, мальчик. - Джошуа наклонился к нему.
      Глаза его на мгновение расширились, когда он увидел голову, лежащую на груди Саймона. Потом улыбка вернулась. - Да благословит Бог вас обоих. Заставь ее выйти за тебя замуж, Саймон, - хотя я думаю, тебе не придется долго уговаривать. С твоей помощью из нее получится великолепная королева.
      Саймон изумленно качал головой.
      - Но... но вы... конечно... - Он остановился, переводя дыхание. - Вы же умерли, по крайней мере все так думают!
      Джошуа сел, держа свечу очень низко, чтобы ее свет был почти полностью прикрыт его телом.
      - Я и должен был бы.
      - Тиамак видел, как вам сломали шею! - прошептал Саймон. - И никто не мог выйти из того места после нас.
      - Тиамак видел, как меня ударили, - поправил его Джошуа. - И мне действительно должны были сломать шею - она и сейчас еще очень болит. Но я поднял руку. - Он вытянул левую руку, и рукав сполз назад. Наручник все еще висел на распухшем запястье. Металл сплющился. - Мой брат и Прейратс забыли о подарке, который я получил от них. В этом есть некоторая поэзия, а может быть, это напоминание Бога о цене всех страданий. - Принц опустил рукав. - Я почти не мог пользоваться рукой целых два дня после того, как очнулся, но теперь снова начинаю чувствовать ее.
      Мириамель пошевелилась и открыла глаза. На мгновение они расширились от ужаса, потом она села, прижимая к груди одеяло.
      - Дядя Джошуа!
      Улыбнувшись, он поднес палец к губам. Она натянула одеяло на себя, оставив большую часть Саймона открытым холодному воздуху, и, рыдая, обняла дядю. Джошуа тоже казался растроганным. Через некоторое время Мириамель оторвалась от него, посмотрела на свои обнаженные плечи и покраснела, потом быстро юркнула в постель, натянув одеяло до самого подбородка. Саймон с благодарностью принял свою половину.
      - Как тебе удалось остаться живым? - спросила она, смеясь и вытирая глаза краем одеяла.
      Джошуа повторил свои объяснения и показал вмятину на наручнике.
      - Но как вы выбрались из башни? - Теперь Саймону не терпелось услышать продолжение истории. - Башня ведь рухнула.
      Принц помотал головой. Тени трепетали на стенах палатки.
      - Тут я ничего не могу сказать с уверенностью, но думаю, что это Камарис подобрал меня и унес вниз в самые первые мгновения. Я подходил к кострам в предыдущие ночи и многое слышал. Похоже на то, что во всей этой суматохе, дыму и пламени он как-то умудрился спуститься по ступенькам до вас. Мы попали в башню через туннели, думаю, что он и вышел таким же образом. Все, что я знаю наверняка, так это то, что я очнулся под звездами один, на берегу Кинслага. У кого, кроме Камариса, хватило бы сил унести меня так далеко?
      - Если он спустился перед нами, то Кадрах должен был бы его видеть. Мириамель замолчала, обдумывая это.
      - Это чудо, - выдохнул Саймон. - Но почему вы никому не сказали? И что вы имели в виду, говоря, что Мириамель будет королевой? Разве вы?..
      - Вы не поняли, - тихо сказал принц. Было что-то странно веселое в его голосе. - Я мертв и мертвым хочу остаться.
      - Что?
      - То, что я сказал. Саймон, Мириамель, я никогда не годился для трона. Это было бы для меня мучением, но я не видел другого пути, чтобы спихнуть Элиаса. Теперь Бог открыл дверь, которая, как я думал, была навсегда закрыта для меня. Умереть или принять корону - третьего мне не было дано. Теперь у меня есть другая возможность.
      Саймон был поражен. Долгое время он ничего не говорил. Мириамель тоже молчала. Джошуа наблюдал за ними, довольно улыбаясь.
      - В это трудно поверить, я знаю. - Принц повернулся к племяннице: - Но ты, Мириамель, или ты, Саймон, - любой из вас будет править гораздо лучше, чем смог бы я.
      - Но вы же настоящий наследник короля Джона! - запротестовал Саймон. Даже больше, чем Мириамель. А я только кухонный мальчишка, которого вы сделали рыцарем. Говорят, что я потомок святого Элъстана, но ведь это ничего не значит. Это совсем не делает меня более пригодным к тому, чтобы править Эркинландом или чем-нибудь еще.
      - Я слышал эту историю, Саймон. Изгримнур и его друзья не умеют хранить тайны - если только они действительно хотели сохранить в тайне твое происхождение. - Джошуа тихо засмеялся. - И я вовсе не был удивлен, услышав, что ты крови Эльстана. Но что касается того, делает ли это тебя более или менее подходящим для трона, чем я, Саймон, то ты не знаешь всего. Я ничуть не более наследник Джона, чем ты.
      - Что вы хотите сказать? - Саймон немного подвинулся, чтобы Мириамель могла удобнее устроиться на его груди. Теперь она смотрела не на Джошуа, а на Саймона, и глубокая морщина прорезала ее лоб.
      - То, что сказал, - ответил принц. - Я не сын Джона. Моим отцом был Камарис.
      Саймон ахнул:
      - Камарис?
      Теперь и Мириамель смотрела на принца в таком же потрясении, как и Саймон.
      - Что ты говоришь?
      - Джон был стар, когда женился на моей матери Эфиат из Эрнисадарка, сказал Джошуа. - Разница в годах была столь велика, что Джон ни на секунду не усомнился, давая ей новое имя Эбека - как будто имел дело с ребенком. В том, что случилось после этого, нет ничего особенно удивительного. Это одна из самых обычных и старых историй в мире, хотя я не сомневаюсь, что она любила короля и король любил ее. Но Камарис был ее личным защитником, молодой человек и такой же великий и легендарный герой, как Джон. То, что началось как глубокое уважение и восхищение, выросло в нечто большее. Элиас был сыном Джона, но я нет. Когда моя мать умерла родами, Камарис сошел с ума. Что он мог думать, кроме того, что его грех приговорил к смерти его возлюбленную, которая к тому же была женой его лучшего друга? - Принц покачал головой. - Его страдание было так велико, что он роздал все, что имел, как человек, знающий, что умрет, - а он и должен был чувствовать, что умирает, поскольку каждое мгновение было переполнено болью и ужасным стыдом. Наконец он взял рог Титуно и отправился искать ситхи, возможно, для того, чтобы искупить грех, который он взял на душу, принимая участие в гонениях на них, а может быть, как Элиас, надеясь, что мудрые бессмертные укажут ему путь к его возлюбленной по ту сторону смерти. Какова бы ни была цель его паломничества, Амерасу тайно привела его в Джао э-Тинукай. Я до конца не понял, что же все-таки произошло, потому что мой отец так обезумел от горя, что его рассказ об этом трудно было понять.
      Во всяком случае, Амерасу встретилась с ним и забрала рог, возможно, потому, что хотела сохранить его для Камариса, а может быть, и потому, что он принадлежал когда-то ее потерянным сыновьям. Я все еще не знаю, что произошло между ними, но, судя по всему, это не принесло облегчения. Отец покинул ситхи, но скорбь его не утихла.
      Вскоре после этого, когда его отчаяние пересилило даже ужас перед грехом самоубийства, он бросился с палубы корабля в залив Ферракоса. Каким-то образом ему удалось выжить - он страшно сильный, вы знаете, этого качества я не унаследовал, - но сознание его помутилось. Он бродил по южным землям, попрошайничая, некоторое время жил в пустыне, принимая милостыню, пока наконец не нашел дорогу в этот кванитупульский трактир. Я полагаю, что в некотором роде он обрел покой в это время, несмотря на тяжелую жизнь и потерю памяти. Потом через два десятка лет Изгримнур нашел его. Он очнулся, и прежний ужас был все еще свеж в его памяти. К этому добавилось знание того, что он пытался покончить с собой.
      - Мать Милости! - с чувством произнесла Мириамель. - Бедненький!
      Саймону было трудно представить себе всю глубину страданий старого рыцаря.
      - Где он теперь?
      Джошуа покачал головой:
      - Я не знаю. Возможно, снова блуждает. Я молюсь, чтобы он не попытался утопиться. Мой бедный отец! Надеюсь, что демоны, мучившие его, теперь отступили, хотя и сомневаюсь в этом. Я найду его и постараюсь помочь обрести хоть какой-то покой.
      - Значит, вот что вы собираетесь делать, - сказал Саймон, - искать Камариса.
      Мириамель сердито посмотрела на принца:
      - А что будет с Воршевой?
      Джошуа кивнул и улыбнулся:
      - Я буду искать отца, но только после того, как оставлю жену и детей в безопасности. Многое надо сделать, но здесь, в Эркинланде, меня все знают. Он тихо засмеялся. - Видите, я подражаю герцогу Изгримнуру и отпускаю бороду, чтобы изменить внешность. - Принц потер подбородок. - И сегодня я уезжаю на юг. Скоро у старого графа Страве будет ночной гость. Он кое-что должен мне... и я напомню ему об этом. Если кто-то и может выманить Воршеву с детьми из наббанайского замка, то это хитрый хозяин Пирруина. И он получит от этого большее удовольствие, чем любое вознаграждение, которое я мог бы предложить ему. Он обожает тайны.
      - Вдова и наследники погибшего принца таинственно исчезают. - Саймон не мог скрыть улыбку. - Из этого выйдут прекрасные сказки и баллады.
      - Это уж точно. И я не сомневаюсь, что буду слушать их и смеяться. - Он протянул руку и сжал плечо Саймона, потом наклонился и обнял Мириамель. Теперь мне пора идти. Виньяфод ждет. Скоро рассвет.
      - Ну а если вы найдете Камариса и Воршева будет с вами? Что дальше?
      Принц помолчал:
      - Югу понадобится новый носитель свитка, который работал бы вместе с Тиамаком - конечно, если Орден примет меня. Я не могу придумать ничего, что понравилось бы мне больше, чем оставить все эти заботы о битвах и правосудии и начать читать и думать. Возможно, Страве поможет мне приобрести "Чашу Пелиппы" и я стану владельцем тихого трактира в Кванитупуле - трактира, двери которого всегда будут открыты для друзей.
      - Значит, ты и вправду уходишь? - спросила Мириамель.
      - Правда. Я получил свободу - дар, о котором даже не смел мечтать. Я был бы неблагодарным, если бы не принял его. - Он встал. - Странно было слушать погребальные мансы о самом себе сегодня в Хейхолте. У каждого должна быть такая возможность еще при жизни - это дает пищу для размышлений. Дайте мне по крайней мере несколько часов, а потом расскажите Изгримнуру и другим, кому можно доверять, что я остался жив. Они в любом случае удивятся исчезновению Виньяфода. Но не откладывайте. Мне больно думать, что мой старый друг оплакивает меня: потеря сына - это достаточно тяжкий груз. Надеюсь, он поймет меня. - Джошуа двинулся к клапану палатки. - А вы двое - я думаю, что ваши приключения только начинаются, хотя и надеюсь, что грядущее, будет более счастливым для вас. - Он задул свечу, и в палатке снова стало темно. - Так же как я был бы глупцом, если бы не принял дарованной мне свободы, тьг, Саймон, поступишь очень глупо, если не женишься на моей племяннице, а ты, Мири, - если не примешь его предложения. Вам двоим предстоит много работы, и многое надо исправить, но вы молоды и сильны и прошли хорошую школу жизни. Да благословит Бог вас обоих, удачи вам. Я буду следить за вами и поминать в моих молитвах.
      Клапан палатки поднялся, звезды замерцали над плечом Джошуа, и все снова потемнело.
      Саймон сел, голова у него шла кругом. Джошуа жив! Камарис - отец принца! А возле самого Саймона лежит принцесса! Мир был невообразимо странным.
      - Ну? - внезапно спросила Мириамель.
      - Что? - Он задержал дыхание, испуганный тоном ее голоса.
      - Ты слышал моего дядю. Ты собираешься жениться на мне? И что это за история про кровь Эльстана? Ты что, скрывал от меня это, чтобы отплатить за мое переодевание в служанку?
      Он выдохнул:
      - Я сам узнал только вчера.
      После долгого молчания она тряхнула головой:
      - Ты не ответил на мой другой вопрос. - Она взяла его голову, коснувшись кончиками пальцев чувствительного края его шрама. - Ты сказал, что никогда не оставишь меня, Саймон. Так ты собираешься сделать то, что велел тебе дядя Джошуа?
      Вместо ответа он беспомощно засмеялся и поцеловал ее. Ее руки обвились вокруг его шеи.
      Они собрались на покрытом травой склоне под Нирулагскими воротами. Огромный портал лежал в развалинах; птицы порхали над камнями и звонко бранились. Позади на мокрых крышах Хейхолта блестело заходящее солнце. Звезда завоевателя превратилась в еле заметную точку на северном краю темнеющего небосклона.
      Саймон и Мириамель стояли держась за руки, окруженные друзьями и союзниками. Ситхи пришли проститься.
      - Джирики, - Саймон осторожно высвободил руку и шагнул вперед, - я настаиваю на том, что говорил раньше, хотя это и было сказано в ребяческом раздражении. Твоя стрела пропала, сгорела, когда пал Король Бурь. Все долги между нами сгорели вместе с ней. Ты спасал мою жизнь не один раз.
      Ситхи улыбнулся:
      - Тогда мы начнем заново.
      - Мне жаль, что ты должен уйти.
      - Моя мать и остальные пострадавшие быстрее поправятся у себя дома. Джирики смотрел на знамена и яркие одежды своих людей, выстроившихся вдоль холма. - Смотри на это. Надеюсь, ты запомнишь. Дети Восхода могут никогда больше не собраться в одном месте.
      Мириамель смотрела вниз на ожидающих ситхи и на их нетерпеливых лошадей.
      - Это прекрасно, - сказала она, - прекрасно.
      Джирики улыбнулся ей, потом повернулся к Саймону:
      - Итак, время моему народу возвращаться в Джао э-Типукай, но ты и я скоро увидим друг друга. Ты помнишь, я говорил тебе однажды, что не нужно волшебной мудрости, чтобы сказать, что мы еще встретимся. Теперь я повторяю, Сеоман Снежная Прядь. История не закончена.
      - Все равно мне будет не хватать тебя - нам будет не хватать тебя.
      - Может быть, в будущем все как-то наладится между моим народом и твоим, Сеоман, но это случится не скоро. Мы, древний народ, меняемся очень медленно, а большинство смертных все еще боится нас - и не без причины, после всего что сделали хикедайя. И все-таки я не могу не надеяться, что нечто действительно изменилось навечно. Мы Дети Восхода, наше время прошло, но, может быть, теперь мы не просто исчезнем. Может быть, когда мы уйдем, от нас останется что-нибудь кроме развалин и нескольких старых сказок. - Он сжал руку Саймона. Они обнялись.
      Адиту последовала за своим братом, легкая и улыбающаяся.
      - Ты, конечно, навестишь нас, Сеоман, и мы тебя тоже. У нас с тобой впереди еще много партий в шент. Я даже боюсь думать о том, каким хитроумным стратегом ты стал теперь.
      Саймон засмеялся:
      - Я уверен, что ты боишься моей игры в шент так же, как глубокого снега и высоких стен.
      Она поцеловала его, потом подошла к Мириамели и поцеловала ее тоже.
      - Будьте добрыми и терпеливыми друг с другом, - сказала ситхи, глаза ее блестели. - Вы проживете вместе много дней. Всегда помните эти мгновения, но не забывайте и о грустных временах. Память - величайший из даров.
      Многие собрались вокруг них - некоторые собирались остаться на коронацию и помочь восстанавливать Эрчестер и Хейхолт, другие вскоре должны были возвратиться к своим городам и людям. Ситхи торжественно прощались со всеми.
      Герцог Изгримнур вышел из толпы, плотным кольцом окружившей бессмертных:
      - Я задержусь здесь даже после того, как корабль Гутрун придет из Наббана. Но нам придется выехать в Элвритсхолл до начала лета. - Он покачал головой. Там будет чертовски много работы. Моим людям пришлось слишком тяжело.
      - Мы и подумать не могли, что придется все начать здесь без тебя, дядя Изгримнур. Оставайся сколько сможешь.
      Герцог поднял принцессу и прижал к себе.
      - Я так рад за тебя, Мириамель, моя дорогая! Я чувствовал себя таким проклятым предателем.
      Она колотила его по руке, пока он не опустил ее на землю.
      - Ты только пытался сделать то, что было бы лучше для всех, или по крайней мере то, что считал лучшим. Но в любом случае сначала тебе стоило бы прийти ко мне, глупый ты человек! Я бы с восторгом уступила трон Саймону, тебе или даже Кантаке! - Она засмеялась и закружилась на месте, юбка ее развевалась. - Но теперь я счастлива, дядюшка! Мы все исправим.
      Изгримнур кивнул, меланхолически улыбнувшись.
      - Я знаю, да благословит тебя Бог, - прошептал он. Раздался пронзительный звук рогов и рев толпы. Ситхи тронулись с места. Саймон повернулся и поднял руку. Мириамель встала рядом, прижимаясь к нему. Джирики во главе отряда встал в стременах и тоже помахал рукой. Потом рога протрубили еще раз, и ситхи поскакали. Заходящее солнце сверкало на их доспехах, они набирали скорость. Через несколько мгновений они превратились в яркое облачко, движущееся вдоль склона горы на восток. Обрывки их песни ветер относил назад. Саймон чувствовал, как сильно бьется его сердце, исполненное радости и грусти, и знал, что это зрелище останется с ним навсегда.
      После долгого почтительного молчания, собравшиеся наконец начали расходиться. Саймон и его спутники двинулись вниз к Эрчестеру. Огромный костер горел на Батальной площади, и так долго пустовавшие улицы были полны народа. Мириамель отстала и пошла рядом с Изгримнуром, приноравливаясь к его шагу. Саймон почувствовал, как что-то коснулось его руки, и посмотрел вниз. Это был Бинабик, Кантака двигалась рядом с ним, как серая тень.
      - А я-то все думал, куда ты подевался, - сказал Саймон.
      - Я имел прощание с ситхи сегодняшним утром, так что Кантака и я предпринимали прогулку по Кинсвуду. Несколько белок, которые были там жители, окончили свой земной путь, но Кантака испытывает большое веселье. - Тролль улыбнулся. - Ах, Саймон-друг, я раздумывал о старом докторе Моргенсе и о той очень великой гордости, которую бы имел он, видя, что случалось тут.
      - Он спас всех нас, правда?
      - Конечно, это его план давал нам единственный шанс, который мы получали. Нас обманывали Прейратс и Король Бурь, но, если бы мы не оказывали им великую бдительность, совершения Элиаса были бы очень худшими. Кроме того, мечи могли бы отыскивать других носителей, и никакого сражения не было бы предпринято. Нет, Моргенс не знавал всего, но он проделывал то, чего не мог проделывать никто другой.
      - Он пытался сказать мне. Он пытался предупредить нас всех о ложных посланниках. - Саймон смотрел вниз, на Центральный рад, на бегущих по нему людей и мерцание огней. - Ты помнишь сон, который я видел в доме Джулой? Я знаю, что это был он. Что он... наблюдал.
      - Я не имею достаточности знания о том, что бывает, когда мы умерщвляемся, но думаю, что ты имеешь справедливость. Каким-то образом Моргенс имел наблюдение над тобой. Ты был его семьей, даже очень больше, чем Орден Манускрипта.