Башня зеленого ангела (Орден Манускрипта - 6)

      Герцог с трудом поднялся:
      - Я вижу, идет Стренгъярд. Остальные встретят нас. Ты пойдешь, Тиамак? Это важно. Я хотел бы, чтобы ты был с нами во время разговора. Нам нужна твоя мудрость.
      Вранн мягко наклонил голову:
      - Конечно, Изгримнур, конечно.
      Саймон брел по булыжникам Внутреннего двора. Тающий снег обнажил пятна сухой травы и ростки новой жизни, которую не успела уничтожить колдовская зима. Различные оттенки зеленого и коричневого радовали его глаз. Он достаточно повидал черного, белого и кроваво-красного, чтобы хватило на несколько жизней.
      Он хотел только, чтобы все следовало обычным порядком обновления. Короткие два дня прошли с тех пор, как рухнула башня и исчез Король Бурь, время, когда ему и его друзьям следовало бы праздновать победу, но он был здесь и предавался размышлениям.
      Он проспал ночь и первый день после бегства из башни тяжелым, изнурительным сном. Бинабик пришел к нему на вторую ночь, рассказывал истории, объяснял, сочувствовал и, наконец, просто молча сидел рядом, пока Саймон не заснул снова. Другие навещали его все утро второго дня, друзья и знакомые, которые хотели убедиться в том, что он жив. Эти посетители доказали Саймону, что в мире все еще есть какой-то смысл.
      Но Мириамель не пришла.
      Когда не закрытое облаками солнце после полудня начало скатываться вниз, он собрался с духом, чтобы пойти и повидать ее. Прошлой ночью Бинабик заверил его, что она жива и не особенно пострадала, так что он не боялся за ее здоровье, но успокаивающие слова тролля только усилили его тревогу. Если она была здорова, то почему не пришла или хотя бы не послала записки?
      Он нашел ее в палатке беседующей с Адиту, которая заходила к Саймону утром. Мириамель приветствовала его достаточно дружелюбно и поахала над его ранами, так же как и он над ней, но, когда Саймон выразил свои соболезнования по поводу смерти ее дяди и отца, она внезапно заговорила холодно и отстраненно.
      Саймону хотелось верить, что это не более чем оправданная горечь человека, прошедшего через ужасные испытания и потерявшего всю семью, не говоря уже о ее несчастной роли в смерти отца, но он не стал обманывать себя, считая, что только это было причиной ее странной реакции. Она и на него реагировала так, словно что-то в Саймоне заставляло ее чувствовать себя до крайности неловко. Ему было грустно видеть в ее глазах эту отстраненность после всего того, через что они прошли вместе, но, кроме того, он злился, не понимая, почему нужно было обращаться с ним так, будто это он заставил ее идти в Эркинланд, а не придерживаться плана Джошуа. Он пытался скрыть свою злость, но беседа становилась все холоднее, пока он не извинился и не ушел, навстречу холодному ветру.
      Навстречу холодному ветру вверх по горе пошел он, чтобы побродить по слякоти покинутых дворов Хейхолта.
      Саймон остановился, глядя на груду камней, которая некогда была Башней Зеленого ангела. Маленькие фигурки двигались по развалинам. Эрчестерцы рылись в них в поисках чего-нибудь, что можно обменять на еду, или талисмана, который мог бы напоминать о том, что уже стало легендой.
      Саймон подумал, что это странно. Он опускался так глубоко, как никто на земле, и взбирался почти так же высоко, но очень мало изменился. Он стал, возможно, немного сильнее, но догадывался, что этой силой обязан главным образом неколебимой твердости мест, по которым он блуждал. В остальном он был почти таким же, как прежде. Кухонный мальчик, назвал его Прейратс. Священник был прав. Несмотря на то что он рыцарь теперь, несмотря на все, что случилось с ним, в его груди всегда будет биться сердце кухонного мальчика.
      Что-то привлекло его внимание, и он нагнулся. Зеленая рука лежала в сточной канаве у его ног. Зеленые пальцы торчали из грязи в застывшем жесте освобождения. Саймон наклонился и соскреб немного земли, освободив руку и бронзовое лицо.
      Это был ангел с верхушки башни, упавший на землю. Он вылил на высокоскулое лицо пригоршню воды из лужи, расчищая глаза. Они были открыты, но никакой жизни в них не было. Перед ним лежала просто поваленная статуя, больше ничего.
      Саймон встал и вытер руки о штаны. Пусть кто-нибудь другой вытаскивает ее из грязи и забирает домой. Пусть ангел будет стоять в углу в каком-нибудь доме и нашептывать обманчивые истории о глубинах и высотах.
      Но когда он уходил через Внутренний двор, повернувшись спиной к развалинам башни, голос ангела - голос Лилит - вернулся к нему.
      Эти истины слишком могущественны, говорила она. Мифы и ложь вокруг них слишком велики. Ты должен увидеть их, и ты должен понять сам. Но это была твоя история.
      И она показала ему действительно важные вещи. Доказательства этого, по крайней мере часть доказательств, лежали разбросанные на тысяче локтей земли за его спиной. Но было что-то еще, мучившее его на грани понимания, то, что время и обстоятельства не дали ему обдумать. Теперь загадочная нить памяти вернулась к нему, и ее нельзя было отбросить. И ближе всего он подошел к тому, чтобы понять все в Тронном зале...
      Его шаги эхом отдавались по каменным плитам. Больше не было слышно ни звука. Место, куда еще не добрались мародеры, - немого присутствия трона из костей дракона достаточно было, чтобы мурашки побежали по коже, и в лучшие времена, а нынешние времена нельзя было назвать лучшими.
      Послеполуденный свет - более теплый, чем в тот день, когда он был здесь в последний раз, - лился из окон, окрашивая кучу полинявших знамен, хотя малахитовые короли все еще прятались в черных тенях своих камней. Саймон вспомнил пустоту надвигающегося небытия и помедлил. Сердце его колотилось, но он преодолел мгновенный страх и шагнул вперед. Та темнота исчезла. Король был мертв.
      При ярком свете дня огромный трон казался менее страшным, чем помнил его Саймон. Чудовищная зубастая пасть все еще выглядела угрожающе, но некая жизнь, которую он когда-то чувствовал в ней, теперь исчезла. В пустых глазницах не было ничего, кроме паутины. Массивный веер скрепленных проволокой костей развалился, и было ясно, что некоторых не хватает, хотя вокруг кресла было пусто. Саймон припоминал, что видел пожелтевшие кости где-то в другом месте, но он отогнал эти воспоминания: нечто другое привлекало сейчас его внимание.
      Эльстан-Рыбак. Он стоял перед каменным изваянием и разглядывал его, пытаясь найти точку, которая могла бы оживить его застопорившуюся память. Когда он смотрел на лицо короля-мученика в своем видении на Дороге снов, в нем было что-то знакомое. Раньше, в Тронном зале на пути к башне, он думал, что все дело в сходстве со статуей, на которую Саймон так часто смотрел прежде, но теперь он понимал, что в этом лице было и еще что-то очень знакомое. Лицо каменного короля было очень похоже на другое, которое он тоже видел очень много раз - в зеркале Джирики, на отражениях в пруду или на сияющей поверхности щита. Элъстан был очень похож на Саймона.
      Он поднял руку и стал смотреть на золотое кольцо, пытаясь вспомнить. Народ Рыбачьего короля ушел в изгнание, а Престер Джон появился позже, претендуя на убийство дракона и вместе с ним на трон Эркинланда. Моргенс доверил ему кольцо, в котором заключена была эта тайна.
      Это твоя история, сказала Лилит. Кому еще можно было доверить тайну и удостоверение прав дома Эльстана кроме... наследника Эльстана?
      Он стоял перед статуей, и внезапная уверенность охватила его, вызвав дрожь страха и изумления.
      Большая часть вечера прошла, пока Саймон, погруженный в мысли, бродил взад и вперед по Тронному залу. Он опять смотрел на статую Эльстана, когда услышал шум в дверях за спиной. Саймон обернулся и увидел герцога Изгримнура и еще несколько человек, входивших в зал. Герцог осторожно оглядел его:
      - Ах, ты, выходит, тоже знаешь об этом, да?
      Молодой человек ничего не сказал, но лицо его было полно противоречивых эмоций. Изгримнур осторожно оглядывал Саймона, недоумевая: неужели это тот мальчик, которого годом раньше привезли ему на равнине к югу от Наглимунда переброшенным через седло?
      Он уже тогда был высоким, хотя, конечно, не таким высоким, и густая рыжеватая борода была еще только юношеским пушком - но изменилось не только это. Появилось какое-то неизмеримое спокойствие, которое могло свидетельствовать о силе - или о неуверенности.
      - Я думаю, что понял кое-что, - сказал наконец Саймон, аккуратно лишив свое лицо какого бы ни было выражения. - Но полагаю, что это не имеет большого значения даже для меня.
      Изгримнур издал бессвязный звук.
      - Что ж. Мы искали тебя.
      - Я здесь.
      Когда вошедшие приблизились, Саймон поклонился герцогу, потом приветствовал Тиамака, Стренгъярда, Джирики и Адиту. Когда Саймон сказал несколько тихих слов ситхи, Изгримнур впервые заметил, как похож на них стал молодой человек, по крайней мере в это мгновение. Он был сдержанным, осторожным и не спешил говорить. Герцог покачал головой. Кто мог вообразить такое?
      - Вы здоровы, Саймон? - спросил Стренгъярд.
      Юноша пожал плечами и полуулыбнулся:
      - Мои раны заживают. - Он повернулся к герцогу Изгримнуру: - Джеремия принес мне ваше послание. Я пришел бы в вашу палатку, вы знаете, но Джеремия настаивал, что вы сами придете ко мне, когда будете готовы - Он оглядел собравшихся. Лицо его было замкнутым и осторожным. - Похоже, что теперь вы готовы, и вам пришлось пройти долгий путь из лагеря, чтобы найти меня. У вас есть какие-то вопросы?
      - Да, среди прочего. - Герцог посмотрел, как остальные рассаживаются на каменном полу, и поморщился.
      Саймон улыбнулся, добродушно и насмешливо, и указал на кресло из костей дракона. Изгримнур содрогнулся и покачал головой.
      - Ну ладно. - Саймон собрал упавшие знамена и положил их на ступеньку перед помостом, на котором стоял трон.
      Так как герцог мог пользоваться только одной рукой, ему потребовалось некоторое время, чтобы опуститься на импровизированное сидение, но он был полон решимости сделать это без чьей-либо помощи.
      - Рад видеть тебя здесь и на ногах, - сказал герцог, когда смог говорить не задыхаясь. - Ты неважно выглядел сегодня утром.
      Молодой человек кивнул и сел рядом с ним. Он тоже двигался медленно, стараясь не задеть многочисленные ссадины, но Изгримнур знал, что он скоро поправится. Герцог не мог не почувствовать острого укола зависти.
      - Где Бинабик и Мириамель? - спросил Саймон.
      - Бинабик скоро будет здесь, - ответил Стренгъярд. - А... а Мириамель...
      Спокойствие юноши испарилось.
      - Она здесь, правда ведь? Она не сбежала, с ней ничего не случилось?
      Тиамак помахал рукой:
      - Нет, Саймон. Она в лагере, выздоравливает, так же как ты. Но она... - Он беспомощно повернулся к Изгримнуру.
      - Но есть вещи, которые следует обсудить без нее, - резко сказал герцог. Вот и все.
      Саймон кивнул:
      - Очень хорошо. У меня есть вопросы.
      - Задавай их.
      Он ждал этого с той самой минуты, как увидел Саймона, стоящего в молчаливой сосредоточенности перед статуей Эльстана.
      - Бинабик сказал вчера, что стихотворение о мечах было обманом, ложным посланником и что Прейратс и Король Бурь все время хотели получить их. Саймон поддел сапогом одно из мокрых знамен. - Они были нужны им, чтобы повернуть время вспять и оказаться в миге до последнего заклятия Инелуки, до того, как молитвы и песнопения защитили Хейхолт.
      - Все мы снаружи видели, как менялся замок, - сказал герцог, сбитый с толку вопросом Саймона. Он был уверен, что юноша захочет спросить о своем происхождении. - Когда мы дрались с норнами, Хейхолт просто... растаял. Всюду выросли странные башни и пламя. Я думал, что вижу привидения, но теперь полагаю, что это были духи ситхи и древних риммеров. Они сражались прямо посреди нашего сражения. Чем еще это могло быть?
      При чистом послеполуденном свете, лившемся в открытые окна, Изгримнуру все это внезапно показалось нереальным. Всего несколько дней назад мир был охвачен колдовским безумием и смертоносными зимними бурями, а теперь под окнами чирикали птички.
      Саймон покачал головой:
      - Я верю этому. Я был там. Внутри было еще хуже. Но почему им нужно было, чтобы мы принесли мечи? Сверкающий Гвоздь целых два года лежал меньше чем в лиге от Прейратса. И уж конечно, если бы они постарались, то забрали бы и Торн либо когда мы возвращались с Йиканука, либо когда он лежал на каменной плите в Доме Расставания на Сесуадре. В этом нет смысла.
      Заговорил Джирики:
      - Да, это, вероятно, труднее всего понять, Сеоман. Я могу объяснить только часть этого. Когда мы боролись с Утук'ку у Пруда Трех Глубин, многие ее мысли открылись нам. Она не защищалась, но скорее применяла эту силу в битве, чтобы захватить и использовать Пруд. Она верила в то, что мы почти ничего не сможем сделать, даже если поймем правду. - Он медленно развел руки в чем-то похожем на жест сожаления. - Она была права.
      - Вы долго удерживали ее и дорого заплатили за это, судя по тому, что я слышал. Кто знает, что могло бы случиться, если бы Король Бурь не был вынужден ждать.
      Джирики едва заметно улыбнулся:
      - Из всех, кто боролся у Пруда, Ликимейя поняла больше всех за то короткое время, которое мы прикасались к мыслям Утук'ку. Моя мать поправляется очень медленно после битвы с предком, но она подтверждает многое из того, что подозревали остальные.
      Мечи были почти живыми существами. Это не удивит никого, кто когда-либо держал в руках один из них. Огромной частью их могущества, как и подозревал Бинабик из Минтахока, были бессловесные силы, скованные Словами Творения. Но почти такая же часть их силы была в последствиях этих слов. Каким-то образом мечи обрели жизнь. Они не были созданиями похожими на нас, в них не было ничего, что люди или ситхи могут полностью понять, но тем не менее они жили. Именно это делало их более могучими, чем любое другое оружие, но в то же время затрудняло возможность контроля над ними. Их можно было призвать - желание быть вместе должно было постепенно привести их в башню, - но нельзя принудить. Частью ужасной магии, которая нужна была Королю Бурь для того, чтобы его план осуществился, возможно наиболее важной частью, было то, что мечи должны были прийти на зов. сами и в нужное время. Они также должны были сами выбрать своих носителей.
      Изгримнур наблюдал, как Саймон внимательно подбирает слова, прежде чем заговорить.
      - Бинабик, кроме того, сказал мне, что в ту ночь, когда я и Мириамель покинули лагерь Джошуа, норны пытались убить Камариса. Но меч уже выбрал его выбрал задолго до этого! Зачем же тогда им было убивать его?
      - Я так себе представляю, - заговорил Стренгъярд. Он был почти такой же застенчивый, как и в те дни, когда Изгримнур встретил его впервые много лет назад, но в последнее время у него появилась некоторая уверенность в себе. Когда мы бежали из Наглимунда, норны, преследовавшие нас, вели себя очень странно. Сир Деорнот был первым, кто понял, что они были... ох! - Архивариус, пораженный, поднял глаза.
      Серая тень влетела в Тронный зал. Она бросилась на ступени перед помостом, сшибив Саймона. Молодой человек засмеялся, вцепившись в загривок волчицы и пытаясь удержать ее от чересчур нежных поцелуев.
      - Она очень полная радости увидать тебя, Саймон, - крикнул Бинабик. Он как раз появился в дверях чуть ли не бегом в безнадежной попытке не отстать от Каитаки. - Она имела долгое ожидание, чтобы поприветствовать тебя. Я не пускал ее, пока твои ранения были очень свежими. - Тролль поспешил вперед, рассеянно кивнув остальным собравшимся, и прижал Кантаку к каменному полу у помоста. Она уступила и растянулась между Саймоном, и Бинабиком, огромная и устрашающая. Ты будешь иметь обрадование, получив знание, что сегодня я находил Домой, сказал тролль молодому человеку. - Она уходила от сражалища и прогуливалась в глубине Кинсвуда.
      - Домой, - медленно выговорил Саймон. - Спасибо тебе, Бинабик. Спасибо тебе.
      - Я буду приглашать тебя для свидания с ней очень позже.
      Когда все снова уселись, Стренгъярд продолжил:
      - Сир Деорнот первый заметил, что они не столько преследуют, сколько... пасут нас. Они держали нас в страхе, но не убили, хотя, безусловно, могли это сделать. Норны захотели остановить нас только тогда, когда мы повернули в чащу Альдхорта.
      - По направлению к Джао э-Тинукай, - мягко добавила Адиту.
      - ..И также они убили Амерасу, когда она начала разгадывать план Инелуки. - Саймон задумался. - Но я все еще не могу понять, зачем они пытались убить Камариса.
      Заговорил Джирики:
      - Они были довольны, когда меч выбрал тебя, Сеоман, хотя я уверен, что Утук'ку была огорчена, узнав от Ингена Джеггера, что Дети Восхода помогают тебе. Тем не менее она и Инелуки должны были решить, что нам вряд ли удастся так быстро разгадать их тайный план, - и судя по тому, как все обернулось, они оказались правы. Только Первая Праматерь поняла суть их замысла. Они убрали ее и, кроме этого, постарались еще сильнее все запутать. Потому что для тех, кто обитал в Пике Бурь, зидайя не представляли тогда большой угрозы. Они, видимо, были уверены, что, когда время придет, черный меч выберет тебя, или риммера Слудига, или кого-нибудь еще. Джошуа в конце концов пришел бы за Сверкающим Гвоздем, мечом своего отца, - и последний ритуал мог быть завершен.
      - Но Камарис вернулся, - сказал Саймон. - Я полагаю, они не подозревали, что это может произойти. Тем не менее он носил Торн десятилетями. Из этого следует только то, что меч мог снова выбрать его. Чего им было бояться?
      Стренгъярд откашлялся.
      - Сир Камарис, да упокоит Господь его беспокойную душу, - священник быстро начертал древо, - признался мне в том, чего не мог сказать остальным. Это признание должно уйти со мной в могилу. - Стренгъярд покачал головой. - Да сохранит его Искупитель! Но он вообще стал говорить со мной потому, что Адиту и Джулой хотели знать, был ли он в Джар... и встречался ли он с Амерасу. Он встречался.
      - Он раскрыл принцу Джошуа свой секрет, я уверен, ~ пробормотал Изгримнур. Вспомнив ту ночь и ужасное выражение лица Джошуа, он снова подумал, какие же это слова могли заставить принца выглядеть так, как он выглядел. - Но Джошуа тоже умер, упокой его Господь. Мы никогда не узнаем.
      - Но даже несмотря на клятвы отца Стренгъярда, что все это не имеет никакого отношения к нашей битве, - сказал Джирики, - по-видимому, Утук'ку и ее союзник не знали этого. Королева Наккиги знала, что Амерасу виделась с Камарисом. Возможно, она каким-то образом узнала это у самой Первой Праматери во время их схватки. Внезапное появление на сцене Камариса, который мог обладать некой мудростью, полученной от Амерасу, и, кроме того, имел долгий опыт общения с одним из Великих Мечей... - Джирйки покачал головой. - Мы не можем знать, но они, по-видимому, решили, что это слишком большой риск. Они, очевидно, думали, что со смертью Камариса меч найдет нового носителя, менее способного помешать их плану. В конце концов, Торн не был таким преданным существом, как волчица Бинабика.
      Саймон откинулся назад и уставился в пространство.
      - Значит, все наши надежды и поиски мечей были ловушкой. И мы попались в нее, как дети. - Он нахмурился.
      Изгримнур знал, что он винит во всем себя.
      - Это была чертовски хитрая ловушка, - заявил герцог. - Ее, похоже, выдумывали очень долго. И в конце концов у них же ничего не вышло!
      - Вы в этом уверены? - Саймон повернулся к Джирики: - Мы знаем, что у них ничего не вышло?
      - Изгримнур рассказывал, как бежали хикедайя, когда рухнула башня, - те из них, кто остался в живых. Я не жалею, что он не стал преследовать их, потому что хикедайя осталось мало, а наш народ редко рождает детей. Многие умерли в Наглимунде и многие здесь. Тот факт, что они бежали, вместо того чтобы сражаться до смерти, о многом говорит. Они сломлены.
      - Даже когда Утук'ку вырвала у нас контроль над Прудом, - вступила Адиту, - мы все равно боролись с ней. И когда Инелуки начал побеждать, мы почувствовали это. - Долгая пауза была красноречивой. - Но также мы почувствовали, когда умерло его смертное тело - тело короля Элиаса. Инелуки разрушил место за гранью смерти, которое было его убежищем, и рисковал окончательным исчезновением возвращаясь в мир. Он рисковал и проиграл. И теперь, бесспорно, от него ничего не осталось.
      Саймон поднял брови:
      - А Утук'ку?
      - Она жива, но сила ее уничтожена. Она тоже многим рисковала, и это благодаря ее магии Инелуки смог закрепиться в башне, когда время повернулось вспять. Неудача разрушила эту магию. - Адиту пристально смотрела на Саймона своими янтарными глазами. - Я видела ее, Сеоман, видела ее в своих мыслях так ясно, словно она стояла передо мной. Огни Пика Бурь погасли, и залы опустели. Она осталась одна. Ее серебряная маска разрушена.
      - Ты хочешь сказать, что видела ее? Видела ее лицо?
      Адиту наклонила голову:
      - Ужас перед собственной древностью заставил ее спрятать свое лицо давным-давно. Но для тебя, Сеоман Снежная Прядь, она выглядела бы всего лишь старой женщиной. Лицо ее сморщилось и обрюзгло. Утук'ку Сейт-Хамака старейшая, но ее мудрость развращена эгоизмом и тщеславием. Некогда она стыдилась того, что годы сделали с ней. А теперь даже ужас и сила, которыми она владела, оставили ее.
      - Значит, могущество Пика Бурь и Белых лисиц иссякло? - спросил Изгримнур. - Мы понесли много потерь, но могли бы потерять гораздо больше - все, Саймон. За многое мы должны благодарить тебя и Бинабика.
      - И Мириамель, - тихо сказал Саймон.
      - И Мириамель конечно же.
      Молодой человек посмотрел на собравшихся вокруг него, потом снова повернулся к герцогу:
      - Не только это привело вас сюда, я знаю. Вы ответили на мои вопросы. Теперь очередь за вашими.
      Изгримнур не мог не заметить, как возросла уверенность Саймона. Он был по-прежнему вежлив, но по его голосу было ясно, что он никому не уступит. Так и должно было быть. Но где-то под этим скрывалась ярость, которая заставила Изгримнура помедлить, прежде чем заговорить.
      - Джирики рассказал мне о тебе, о твоем происхождении. Я думал, что мы первыми принесем тебе эту новость, но что-то в твоем лице сказало мне, что ты сам это обнаружил. Значит, ты знаешь, что ты крови Эльстана-Рыбака, продолжал Изгримнур, - последнего короля Эркинланда, разделенного столетием с Престером Джоном.
      - Основывателя Ордена Манускрипта, - добавил Бинабик.
      - И того, кто на самом деле убил дракона, - сухо сказал Саймон. - И что из этого?
      Несмотря на его кажущееся спокойствие, в глубине души Саймона явствено двигались какие-то могущественные течения. Изгримнур был озадачен.
      Прежде чем герцог успел сказать что-нибудь еще, заговорил Джирики:
      - Прости, я не мог сказать тебе раньше, Сеоман, друг мой. Я боялся, что это только обременит и смутит тебя или побудит к опасному риску.
      - Я понимаю, - сказал Саймон, но голос его звучал недовольно. - Как ты это узнал?
      - Эльстан Фискерн был первым смертным королем после падения Асу'а, который дотянулся до зидайя. - (Солнце садилось, небо за окнами потемнело. Свежий ветер ворвался в Тронный зал и пошевелил знамена на полу. Белые волосы Джирики тоже затрепетали.) - Он знал нас, и некоторые из нашего народа встречались с ним иногда в пещерах под Хейхолтом - в руинах нашего дома. Он боялся, что знания зидайя могут быть потеряны навсегда и что мы даже можем начать борьбу с родом человеческим, особенно после того, что сделал Фингил. Он был недалек от истины. Мой народ не очень-то любил смертных. Но и род Эльстана не любил бессмертных. По мере того как проходили годы его царствования, были сделаны маленькие шаги навстречу друг другу, мы обменялись небольшими секретами, и хрупкое доверие было установлено. Мы, вовлеченные в этот процесс, держали его в тайне. - Джирики улыбнулся: - Я говорю "мы", но сам я был всего лишь посланцем, выполняя поручения Первой Праматери, которая не могла позволить, чтобы ее непрекращающийся интерес к смертным стал известен даже в кругу ее собственной семьи.
      - Я всегда ревновала тебя, Ивовый Прутик, - сказала Адиту, смеясь. - Такой молодой и с такими важными поручениями.
      Джирики снова улыбнулся:
      - Во всяком случае, что бы ни произошло, если бы Эльстан остался жив, продолжил бы он свою линию или нет - этого не случилось. Пришел огненный червь Шуракаи, и, убивая его, Эльстан сам был убит. Либо оказавшийся его наследником Джон знал что-то о связи Эльстана с нами и боялся, что мы раскроем обман Джона о драконе, либо была какая-то иная причина для его неприязни - я не знаю. Но он решил выгнать нас из наших последних убежищ. Он не нашел их все, и даже не приблизился к Джао э-Тинукай, но причнил нам огромный вред. Практически все наши контакты со смертными прекратились при жизни Джона.
      Саймон сложил руки:
      - Я сожалею о том, что сделал мой народ, и рад услышать, что мой предок был другим.
      - Народ Эльстана рассеялся перед яростью дракона. Возможно, они осели в местах своего изгнаниия - так мне говорили, - сказал Джирики. - А когда Джон пришел и победил, у них пропали все надежды на то, чтобы вновь вернуться в Хейхолт, так что они берегли свою тайну и снова стали народом рыбаков, живущим близко к воде, как это было в дни предков Эльстана. Но кольцо своего короля они сохранили. В королевской семье его передавали от отцов к детям. Один из правнуков Эльстана, ученый, как и его предок, изучил древние руны ситхи в одном из драгоценных пергаментов и велел выгравировать на кольце девиз, который был гордостью семьи и тайным позором Престера Джона. Вот что берег для тебя Моргенс, Сеоман, - твое прошлое.
      - Я уверен, что когда-нибудь он рассказал бы мне это, - Саймон слушал рассказ Джирики с плохо скрытым напряжением. Изгримнур смотрел, ища трещину в характере Саймона, существование которой предполагал, но боялся увидеть. - Но какое все это может иметь отношение к нынешнему дню? Вся королевская кровь в мире не сделает меня меньшим простофилей перед лицом Прейратса и Короля Бурь. Это красивая сказка, больше ничего. В половине благородных домов Наббана течет императорская кровь. Что из этого? - Он воинственно выставил подбородок.
      Кое-кто из собравшихся повернулся к Изгримнуру. Герцог неловко поерзал на ступеньке.
      - Эркинланду нужен правитель, - сказал он наконец. - Кресло из костей дракона опустело.
      Рот Саймона открылся, потом закрылся, потом открылся снова.
      - И?.. - сказал он наконец, недоверчиво глядя на Изгримнура. - Мириамель в добром здравии, у нее всего несколько ссадин. Фактически она осталась такой, какой была. - В его голосе явственно звучала горечь. - Конечно, она скоро сможет править.
      - Нас волнует совсем не ее здоровье, - грубовато сказал герцог. Где-то этот разговор пошел неправильно. Саймон вел себя как человек, разбуженный среди ночи непослушными детьми. - Это - черт возьми! - это ее отец!
      - Но Элиас мертв. Она сама убила его. Белой стрелой ситхи. - Саймон повернулся к Джирики: - Кстати, поскольку стрела, безусловно, спасла мне жизнь, я полагаю, мы сравняли счет?
      Ситхи не ответил. Лицо бессмертного было, как водится, бесстрастным, но что-то в его позе давало возможность предположить, что он огорчен.
      - Народ так страдал от Элиаса, что может возмутиться против Мириамели, сказал Изгримнур. - Это глупо, я знаю, но так уж оно есть. Если бы Джошуа был жив, они распростерли бы ему объятия. Все знают, что принц сопротивлялся Элиасу с тех самых пор, как король обратился ко злу. Но Джошуа мертв!
      - Мириамель боролась с Элиасом не хуже Джошуа! - сердито закричал Саймон.
      - Мы знаем, Саймон, - сказал Тиамак. - Я прошел с ней долгий путь. Многие из нас не понаслышке знают о ее храбрости.
      - И я тоже знаю, - прорычал Изгримнур. Его раздражение усилилось. - Но это сейчас не имеет значения. Она бежала из Наглимунда до того, как началась осада, и она достигла Сесуадры только после того, как Фенгбальд был разбит. Потом она снова исчезла и возникла в Хейхолте в самом конце. - Он поморщился: - А ходят слухи, которые, безусловно, распространял этот сукин сын Аспитис Превис, что она была его любовницей, когда он служил Прейратсу. Ходят такие слухи.
      - Но кое-что из этого справедливо и по отношению ко мне тоже. Разве я предатель?
      - Мириамель никого не предавала, Бог знает, и я знаю. - Изгримнур сверкнул глазами на Саймона. - Но после того, что сделал ее отец, ей не будут доверять. Люди хотят, чтобы на троне сидел тот, кому они могут доверять.
      - Безумие! - Саймон хлопнул себя ладонями по бедрам, потом повернулся к ситхи. Он, казалось, был готов взорваться. - Что вы думаете об этом? - спросил он.
      - Мы не касаемся такого рода дел смертных, - сказал Джирики немного скованно.
      - Ты наш друг, Саймон, - добавила Адиту. - Все, что мы можем сделать, чтобы помочь тебе, мы сделаем. Как бы то ни было, к Мириамели мы испытываем только уважение, хотя знаем ее очень мало.
      Саймон повернулся к троллю:
      - Бинабик?
      Маленький человек пожал плечами:
      - Я не могу говаривать. Изгримнур и остальные должны иметь решение, чтобы улаживать это. Ты и Мириамель мои друзья - вы оба. Если ты желаешь советования - позже, Саймон, мы будем брать Кантаку и рассуждать.
      - Рассуждать о чем? О том, что люди врут что-то о Мириамели?
      Изгримнур откашлялся:
      - Он хочет сказать, что поговорит с тобой о том, стоит ли тебе принимать корону Эркинланда.
      Саймон обернулся, чтобы посмотреть на герцога. На этот раз, несмотря на всю свою новообретенную зрелость, молодой человек не мог скрыть своих чувств.
      - Вы... вы предлагаете мне трон? - спросил он насмешливо и недоверчиво. Вот оно, безумие! Мне? Кухонному мальчику?
      Изгримнур не смог сдержать улыбки:
      - Ты гораздо больше чем кухонный мальчик. Твоими подвигами уже полны песни и сказки между Эркинландом и Наббаном. Подожди, скоро к счету прибавится еще битва в башне.
      - Эйдон, сохрани меня, - сказал Саймон с отвращением.
      - Но есть и более важные вещи. - Герцог стал серьезным. - Тебя любят и знают. Ты не только сражался с драконом - ты храбро дрался за Сесуадру и Джошуа, и люди помнят это. А теперь мы можем сказать им, что в тебе течет кровь святого Эльстана, одного из самых любимых королей. В самом деле, если бы это не было правдой, я бы попытался выдумать это.