Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Вторая грань реальности - Семь камней радуги

ModernLib.Net / Удовиченко Диана / Семь камней радуги - Чтение (стр. 24)
Автор: Удовиченко Диана
Жанр:
Серия: Вторая грань реальности

 

 


      Все занялись работой: Виктория осматривала камин, Гольдштейн ломал на дрова кресла, а Макс и Эдик отправились на второй этаж в поисках мебели, годной на растопку.
      Второй этаж был сделан в виде круглой галереи, на которую выходило несколько дверей. Макс насчитал десять комнат. Он заглянул в одну из них и увидел массивную кровать из красного дерева, на которой могли бы улечься как минимум трое. С потолка свисали грязные обрывки серой ткани, очевидно, бывшей когда-то балдахином. Макс подошел поближе и осмотрел кровать: матрац на ней, конечно, сгнил, и от первого же прикосновения разлезался прямо под руками, но дерево было еще прочным.
      – Кровать трогать не будем, на ней еще можно спать, - решил Макс и ухватил низкий тяжелый табурет.
      – Как ты думаешь, что здесь случилось? - дрожащим голосом спросил Эдик.
      – А что здесь могло случиться?
      Эдик нервно оглядывался по сторонам и все время ежился, как будто ожидал, что ему за шиворот упадет сейчас какое-то гадкое насекомое.
      – Ты что, ничего не чувствуешь? В этом доме произошло что-то страшное.
      Максу тоже не нравился дом, но он старался гнать от себя нехорошие мысли и предчувствия, понимая, что выбора нет, и грозу пережидать все равно придется. Поэтому он строго сказал:
      – Прекращай хныкать! И не вздумай сказать что-нибудь при девушках. На лучше, отнеси вниз табуретку.
      – Извини, нервы, - побормотал Эдик и вышел из комнаты.
      – Не нравится он мне, - задумчиво проговорил Роки, который во время осмотра комнаты старательно обнюхивал матрац.
      – Да уж чему там нравиться, насквозь прогнил, - ответил Макс.
      – Да я про Эдика! - уточнил пес, - Какой-то он трусливый, что ли…
      – Ты хоть панику не поднимай. Нормальный парень, Носитель не может быть трусливым. Просто у него дар неудачный, вот и все.
      Макс вышел на галерею и открыл следующую дверь. Здесь тоже была спальня, но кровать сохранилась гораздо хуже, и он решил разобрать ее на дрова. Эдик так и не вернулся, и Макс принялся самостоятельно отламывать громоздкую спинку. Раздавшийся удар грома заставил его замереть. Макс бросил сражаться с кроватью и подошел к маленькому мозаичному окошку. По толстому стеклу снаружи лились потоки воды, сквозь которые ничего невозможно было увидеть. Сверкнула молния, на мгновение разорвав темноту, и где-то совсем рядом затрещало падающее дерево. Дождь не лился, он падал с неба сплошной стеной со звуком, похожим на шум водопада. "Придется здесь заночевать", - подумал Макс и вернулся к своему занятию.
      Через некоторое время, весь покрытый древесной трухой, он спустился со своей добычей вниз. Виктория сумела разжечь камин, и теперь в пустом зале слышалось потрескивание горящего дерева, а веселые язычки пламени освещали небольшое пространство, отбрасывая на каменные стены загадочные большие тени. Все сгрудились вокруг огня, протягивая к нему озябшие руки. Макс сложил свой плащ и уселся на него, старательно пытаясь игнорировать требовательное урчание в желудке. Эдик извлек из своего мешка сверток, в котором оказались три больших пирога. Затем оттуда же появилась пузатая бутыль с вином.
      – Вот, хозяйка на дорогу сунула.
      Пережевывая пирог с капустой, Макс подумал, что неотразимость, пожалуй, может быть иногда полезна. Его нагрудный карман вдруг зашевелился, и из него вылез Михалыч, привлеченный запахом пирога. Он взобрался на плечо Макса и ткнулся колючей мордочкой ему в ухо. Снизу в колено уперся собачий нос, издавая обиженное сопение. Макс рассмеялся и поделил свой кусок на три части.
      – Ты похож на бродячего циркача, - усмехнулась Виктория.
      Бутыль с вином пошла по кругу. Макс всегда был равнодушен к спиртному, но сейчас он чувствовал себя не в своей тарелке. Дом действовал на него угнетающе, и он хорошо приложился к бутылке, надеясь, что это поможет прогнать тягостные ощущения.
      К шуму льющейся воды прибавились завывания ветра. Начиналась буря. Трещали деревья, под ударами дождевых струй содрогались стекла на втором этаже, огонь в камине тревожно заколыхался.
      – Пойдемте спать, - предложила Виктория, - Все равно сегодня никуда поехать не сможем.
      Комнат хватало на всех, но никто не захотел ночевать в одиночестве. Решили расположиться на ночлег по трое. Девушки отправились в комнату, где Макс нашел крепкую кровать под балдахином. Мужчины разыскали еще одну вполне приличную спальню, в которой стояло широченное ложе. Прогнивший матрац скинули и улеглись поперек кровати. Макс подстелил под себя плащ и укрылся льняным пледом. Роки, сопя, вклинился между ним и Гольдштейном, который дружески приобнял пса. Михалыч долго суетился, выбирая место для ночлега, затем улегся на теплую собачью спину. Вопреки ожиданиям Макса, Роки не стал протестовать. Он лишь поднял голову, осмотрел незваного гостя, и снова закрыл глаза.
      – Ноев ковчег! - засмеялся Гольдштейн.
      Через минуту в комнате раздавался дружный храп. Макс не мог уснуть. Он лежал с открытыми глазами, смотрел на потоки дождя, причудливо искаженные оконным стеклом и вспоминал родной Владивосток. Дальневосточника не удивишь дождем и бурей: сколько раз, выходя утром из дома, он видел вырванные с корнем деревья. А какие летом бывают тропические ливни! Один раз Макс по пути из соседнего подъезда в свой умудрился вымокнуть насквозь. Но дома все не так. Хорошо в бурю сидеть в тепле и уюте, пить горячий чай и читать интересную книгу. Хорошо чувствовать свою защищенность, знать, что завтра все будет благополучно, не оглядываться по сторонам в поисках опасности. Максу вдруг ужасно захотелось очутиться дома, позвонить в дверь, и чтобы мама заохала: "Как же ты промок!", и чтобы бегала вокруг с полотенцем, а потом принесла горячего чаю с конфетами, и села рядом, и расспрашивала, как прошел день. И чтобы отец ходил мимо и ворчал, как всегда: "Нечего шляться допоздна!" И чтобы позвонил Тема, или Вовка, и рассказал что-нибудь смешное. И телевизор чтобы показывал какое-нибудь дурацкое реалити-шоу. "Ничего этого больше не будет", - сказал вкрадчивый голос, - "Ты останешься здесь, и на твоих глазах погибнет смелая Виктория, и нежная Аня, а потом придет черед ироничного Гольдштейна, забавной Миланы, и обаятельного Эдика. Ты будешь стоять на коленях над холодеющим тельцем своего пса, и потеряешь даже Михалыча. Крысы тоже умирают. А потом ты вернешься в свой город и увидишь развалины родного дома. Под ними будут похоронены твои мать и отец, и все друзья. Ты останешься один, потеряешь всех своих близких. Один, один, один…"
      Макс сел на кровати и обхватил голову руками, пытаясь заглушить этот непонятно откуда идущий шепот. Он оглядывался вокруг, но не видел никого, кроме спящих рядом товарищей. А голос не умолкал, он нашептывал ему страшные слова: "Ты ничего не сможешь сделать, ты не сумеешь им помочь, и будешь одинок вечно, вечно, вечно…" Из глаз полились слезы, Макс даже не пытался их остановить. Он сжался в комок и забился в угол кровати, бессмысленно глядя в одну точку. Тело сотрясала лихорадочная дрожь. Так он сидел, раскачиваясь из стороны в сторону, пытаясь справиться с болью, охватившей все его существо. "Да, ведь есть же еще бабушка, дядя, тети", - продолжал голос, - "Ты не увидишь даже их тел, потому что они очень далеко. Но ты можешь быть уверен: в живых не останется никого. И все потому, что ты не сумеешь выполнить свою миссию. Ты будешь вечно испытывать чувство вины. Так может быть, не нужно ждать этой боли? Зачем так мучиться? Есть хороший способ прекратить страдания. Надо просто перестать жить. Это так легко! Нужно выйти из комнаты и броситься с галереи на каменный пол. Ты даже не почувствуешь, как умрешь. А можно взять меч и пронзить им свою грудь…"
      Во сне тревожно завозился Эдик. Он тихо застонал и сел, забившись в противоположный угол кровати, глядя на Макса невидящими глазами и шепча про себя: "Нет, нет, я не хочу". Гольдштейн вдруг как-то по-детски захныкал, сполз на каменный пол и свернулся в позе эмбриона, прикрыв голову руками. Макс не мог им помочь, он пытался справиться со своим ужасом. Голос продолжал нашептывать: "Твои близкие умерли. Или скоро умрут. Так зачем же тебе жить? Умри, умри, умри…" От звуков этого шепота темнело в глазах, и вскоре Макс перестал видеть окружающий мир. Исчез Гольдштейн, Эдик, пропали звуки дождя за окном, осталась лишь темнота, в которой он был один на один с шепотом. Макс летел за ним в глухом черном пространстве, зная, что он совершенно одинок, что никогда больше не увидит ни одного человеческого лица. Его одиночество было абсолютным, и душу разрывало сознание смерти всех близких ему людей. "Умри", - шептал голос, - "Умри, и ты больше не будешь страдать". А потом он увидел. Увидел себя, стоящего среди искалеченных тел тех, кто был ему дорог. Сердце, казалось, взорвалось от боли, и через секунду пришло единственно возможное решение, которое могло прекратить его муку.
      Рука Макса медленно потянулась мечу, он не мог больше терпеть эту всепоглощающую боль. Он вытянул клинок из ножен и приставил к своей груди, слева, туда, где гулко колотилось измученное сердце. Макс перехватил меч поудобнее, чтобы нанести всего один удар… Руку обожгла резкая боль, вслед за этим правое ухо запылало огнем. Макс дернулся и очнулся. Шепот растаял. Перед ним сидел Роки и заливался истерическим лаем.
      – Ты что, с дуба рухнул? - завопил пес, - Я проснулся, а вы тут все валяетесь! А ты еще собрался себя проткнуть!
      На руке отпечатался след собачьих зубов, а на правом плече сидел Михалыч и грыз Максу ухо. Роки, увидев, что Макс пришел в себя, спрыгнул на пол и принялся кусать Гольдштейна. Затем он вновь заскочил на кровать и злобно набросился на Эдика.
      – Хватит, Михалыч, спасибо! - сказал Макс, отрывая крыса от своего уха.
      Несколько секунд он приходил в себя, пытаясь понять, что же с ним было, но потом шепот вернулся: "Это лишь сон. А когда ты проснешься, всех их не будет в живых. Умри, умри, умри…"
      – А вот хрен тебе! - воскликнул Макс и вскочил на ноги.
      На полу зашевелился Гольдштейн. Он сел и обвел комнату безумными глазами.
      – Что это? - хрипло спросил он.
      – Не знаю. Надо девчонок посмотреть, - ответил Макс и, стараясь не слушать, что шепчет ему голос, вышел из комнаты.
      Первое, что он увидел, выйдя на галерею - хрупкий девичий силуэт рядом с каменными перилами. Девушка некоторое время стояла, обессиленно прислонившись к перилам, затем начала медленно наклоняться вниз.
      – Стой, дура! - завопил Макс, забыв на секунду о своих страхах.
      Он успел подбежать и схватить девушку за тонкую руку, но она уже перекинулась через перила, и теперь висела, удерживаемая Максом за запястье. Макс почувствовал, как ее рука начинает выскальзывать из его пальцев. Он протянул вторую руку и крикнул:
      – Хватайся за меня!
      Девушка подняла голову, и Макс увидел искаженное безумием лицо Миланы. Из широко раскрытых глаз текли слезы.
      – Я не хочу жить, отпусти меня, - сказала она.
      – Возьми меня за руку! Пожалуйста! - взмолился Макс, - Все хорошо!
      Он обеими руками вцепился в запястье Миланы и пытался подтянуть ее наверх.
      – Я никому не нужна, мне лучше умереть!
      – Не блажи! Ты мне нужна! - пропыхтел Макс, стараясь вытащить девушку.
      Сзади подбежал Гольдштейн и, перегнувшись через перила, схватил Милану за шиворот. Общими усилиями они втащили ее назад и, отдуваясь, присели на пол.
      – Эдик совсем плох, - сообщил Гольдштейн.
      – Надо убираться отсюда, - ответил Макс и направился в комнату девушек.
      Виктория забилась в угол комнаты и тихо выла, глядя в пространство полными ужаса глазами. Аня держалась лучше, ее взгляд был осмысленным, но тело стрясала крупная дрожь. Она обессиленно прислонилась к стене. Макс обнял девушку и спросил:
      – Ты как?
      – Я чувствую ваш страх, - ответила она, - И еще чей-то гнев. Здесь есть еще кто-то, кроме нас.
      – Собирайся, мы уходим, - сказал Макс и подошел к Виктории.
      Он принялся трясти ее за плечи, но это не помогло. Виктория принялась царапать себе лицо, ее взгляд оставался отрешенным. В отчаянии Макс не нашел ничего лучше, чем залепить девушке пару звонких оплеух. Как ни странно, Виктория очнулась.
      – Что происходит? - спросила она.
      – Не знаю, - мрачно ответил Макс, - Пойдем к Эдику, ему нужна помощь.
      Милана и Гольдштейн, обнявшись, сидели на каменном полу галереи. Они выглядели напуганными, но хотя бы вменяемыми, что не могло не порадовать Макса. Вместе с Аней и Викторией он вошел в мужскую комнату. Роки встретил его отчаянным взглядом.
      – Я ничего не могу с ним сделать, - пожаловался он, - Уже искусал всего, а толку никакого.
      Эдик был в бреду, его глаза закатились, тело мелко дрожало. Он все время что-то бормотал сквозь стиснутые зубы. Виктория сняла с пояса флягу и перевернула ее над головой Эдика. Струя холодной воды оказала на него целительное воздействие: взгляд стал сфокусированным, и Эдик пришел в себя.
      – Ну, слава богу. Собирайтесь, уходим, - сказал Макс, стараясь не прислушиваться к голосу, который продолжал нашептывать ему о смерти и одиночестве.
      Виктория застыла, к чему-то прислушиваясь. Макс уже испугался было, что девушка собирается снова впасть в транс, но тут она воскликнула:
      – Только не это! - и побежала вниз по лестнице.
      Виктория отодвинула засов на двери, рывком открыла ее и выбежала на улицу, под дождевые потоки. Через несколько минут она вернулась и хмуро сообщила:
      – Придется остаться. Нам отсюда не выбраться.
      Макс не совсем понял, что она имеет в виду, и вышел наружу. Сквозь пелену падающей с неба воды он увидел удручающую картину: пересохший ручеек превратился в могучую реку. Ее русло наполнилось мутной водой, которая бурлила и угрожала вырваться из своих берегов, неся на себе обломки вырванных ураганом деревьев. Макс обошел дом вокруг и убедился, что пригорок, на котором они находятся, превратился в остров. За те несколько минут, которые были затрачены на осмотр, он вымок насквозь. Чертыхаясь, Макс вернулся в дом.
      – Что делать будем? - спросила его Виктория.
      – Спать нельзя, предлагаю до утра посидеть около камина. Там видно будет.
      Снова в камине заплясали веселые язычки пламени. Все расселись вокруг, глядя на огонь. Макс устроился рядом с Аней и взял ее за руку. Некоторое время он сидел молча, сосредоточившись на своих мыслях, потом вновь услышал шепот: "Умри, умри, избавь себя от страданий…" Рука Ани напряглась, девушка замерла, уставившись в одну точку. Макс оглядел своих друзей. У всех снова был отсутствующий вид, на лицах застыла гримаса боли. Каждый замыкался в себе, переставая реагировать на окружающих. Макс понял, что если каждый будет переживать свой страх в одиночку, то им никогда не выбраться из проклятого дома.
      – Не молчите, говорите что-нибудь, возьмитесь за руки! - закричал он, - Смотрите друг на друга!
      – В самом деле, давайте поговорим, - поддержала его Аня.
      – Хорошо, тогда я первая, - решительно ответила Виктория.
      Она глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться, и сказала:
      – Я не знаю, как вы, но я слышу шепот, который уговаривает меня покончить с собой.
      – Что он говорит? - спросил Макс.
      – Он говорит… - девушка замялась, потом, решившись, продолжила, - Что вы рано или поздно предадите меня. Вы все, и Гарт, и граф. И я останусь одна. Ведь у меня больше никого нет. Предательство - это то, чего я боюсь больше всего на свете.
      – Почему мы поверили голосу? - задумчиво проговорила Аня.
      – Он как будто проникает в душу, гипнотизирует. Он сказал мне, что я должна убить вас всех, а потом убить и себя. Я сопротивлялась, как могла, но если бы не вы, я бы не справилась.
      – А мне он не предлагал никого убивать, - вдруг отозвалась Милана, - Мне он сказал, что я никому не нужна. Я ведь не очень умная, и сама это знаю. И все время боюсь, что сделаю что-то не так, что от меня все отвернутся, когда поймут, какая я никчемная. И мама, и папа, и друзья. Голос говорил, что вам я только мешаю. А потом я увидела, как вы все уходите от меня. Мне стало так тоскливо, так плохо, что я решила избавить вас от своего присутствия.
      – Я так понимаю, что дом оживляет самые затаенные наши страхи, - нахмурилась Виктория, - А что было у тебя, Макс?
      – Я увидел вашу смерть. Погибли все мои родные и друзья. Наверное, мой страх - потеря близких.
      – А я вдруг поняла, что все люди вокруг обречены на страдания, - прошептала Аня, - И осознала, что мне суждено всю жизнь чувствовать только чужую боль.
      – Лев Исаакович? - Виктория повернулась к Гольдштейну.
      – Можно, я не буду говорить? - передернулся тот.
      – Лучше сказать. Я, конечно, не психолог, но мне кажется, что сейчас надо признаться в своих страхах.
      Гольдштейн тяжело сглотнул, будто пытаясь избавиться от комка в горле, и прохрипел:
      – У меня было почти так же, как у Макса, только я увидел смерть моих детей.
      Все повернулись к Эдику. Тот старательно прятал глаза.
      – Скажи, тебе станет легче, - участливо посоветовала Аня.
      – Ну, я… очень боюсь оказаться слабым, - наконец выдавил Эдик, - Вы все обладаете такими силами, а мой дар какой-то несерьезный. Дурацкий какой-то.
      – Не говори так! - горячо воскликнула Аня, - Если он тебе дан, значит, это нужно! И потом, Лев Исаакович вообще потерял свой дар, и неизвестно, когда он вернется.
      – А я со своим не могу разобраться, - поддержал Макс, - И ничего, живу как-то!
      – Так, со страхами все понятно, - деловито заключила Виктория, - Неясно, как бороться с домом.
      – Дом ни при чем, - возразила Аня, - Здесь кто-то есть. Я чувствую чье-то присутствие. Это существо нас ненавидит.
      – Значит, надо его найти! - Виктория решительно поднялась, - Давайте осмотрим дом.
      Для удобства решили разделиться на две группы: Виктория взяла Милану и Гольдштейна, а Максу достались Аня и Эдик. Вооружившись свечами, которые уже наполовину сгорели, все поднялись на галерею и принялись тщательно обследовать комнату за комнатой.
      – Анечка, может быть, ты попытаешься определить, где чужие чувства сильнее всего? - спросил Макс.
      – Я попробую, - неуверенно ответила она.
      Они стояли посреди комнаты, в которой ночевали девушки. Макс оглядел широкую кровать, сам не понимая, что пытается обнаружить, затем пошел вдоль стены, внимательно обследуя каждую трещину. Вдруг огонек свечи выхватил из мрака край резной деревянной рамы. Подняв свечу повыше, Макс увидел картину, висящую над его головой. Краски на полуистлевшем холсте поблекли, но ему удалось рассмотреть изображенное на картине бледное женское лицо.
      – Здесь какой-то портрет, - сказал он.
      Присмотревшись, он понял, что на холсте изображена молодая девушка. Ее большие темные глаза печально взирали на вошедших.
      – Как ты думаешь, мы не ее ищем? - спросил Макс Аню.
      Девушка подошла поближе и всмотрелась в картину.
      – Мне кажется, нет. Наверное, это хозяйка комнаты. Она тоже где-то здесь, я чувствую ее страх и страдание. Нет, она не может желать кому-то зла.
      Из угла комнаты раздалось громкое пыхтение: Роки что-то старательно обнюхивал. Макс наклонился и увидел маленькую пыльную книжечку. Осторожно подняв ее, он сдул пыль с ветхого переплета и раскрыл книгу. Желтые хрупкие листы были исписаны мелким изящным почерком. Кое-где чернила выцвели настолько, что прочесть написанное было невозможно, но большинство записей сохранилось.
      – Это дневник, - сказал Макс.
      Он уселся на край кровати, Эдик и Аня устроились по обе стороны от него. Втроем они принялись разбирать бледные строчки.

Глава 56.

       "1 июня 78 года.Сегодня мой День рождения. Мне исполняется шестнадцать лет! Родные решили устроить для меня великолепный праздник. Конечно, они думают, что это будет сюрприз, но маленький Александр такой доверчивый! Он рассказал мне, что маменька с папенькой уже купили подарок - бриллиантовое колье. Я не очень обрадовалась, ведь бриллианты - всего лишь камни, мне же мечталось совсем о другом. Я так хочу, чтобы у меня была своя лошадь! До сих пор мне разрешалось лишь кататься на пони под присмотром Макара, нашего конюха. Но лошадь ведь лучше! Как было бы прекрасно, догадайся папенька подарить мне белого жеребца! Дедушка тоже готовит мне сюрприз, но о нем не знает никто. Милый дедушка! Он так меня любит! Он уже совсем старенький, ему восемьдесят лет, но держится молодцом. Вот уже неделю, как он запирается от всех в своем кабинете и что-то там делает. Дядя Павел говорит, что дедушка - великий алхимик. Я спросила у дедушки, что такое алхимик, на что он рассмеялся, поцеловал меня и ласково сказал: "Оленька, ангел, не забивай свою хорошенькую головку ненужными знаниями. Тебе достаточно знать, что дедушка оставит после себя большое наследство. Со временем ты будешь самой богатой невестой". Мне стало грустно, ведь наследство означает, что дедушка умрет. Я сказала ему об этом, на что он погладил меня по волосам и сказал: "Золотое сердечко!"
       2 июня 78 года. Сегодня проснулась поздно, ведь вчера праздновали мой День рождения. Праздник удался на славу. Сначала вся семья собралась за столом. Мне вручили столько подарков! Колье от маменьки с папенькой, браслет с изумрудами от дяди Павла. А его жена, тетушка Анна, подарила мне чудесный набор серебряных гребней, украшенных жемчугом. Дядя Андрей и его жена, тетушка Наталья, преподнесли мне музыкальную шкатулку из перламутра. Если ее открыть, начинает играть музыка, и маленькая женская фигурка исполняет прелестный танец. Внизу шкатулки есть ящичек для драгоценностей. Туда вместились все мои подарки. Дашенька, старшая дочь дяди Андрея, вручила мне дамский молитвенник в бархатном переплете, украшенный по углам золотом. Очень мило, конечно, но уж слишком она набожна! Тетушка Наталья даже боится, что Дашенька захочет уйти в монастырь. А папенька говорит, что не дело девице из богатой семьи так увлекаться церковными службами. Но больше всего я обрадовалась, когда приехал дядя Алексей. Он немного опоздал к столу, и дедушка встретил его хмуро. Но потом оказалось, что дядя Алексей специально ездил в соседнее поместье за подарком для меня, и дедушка его простил. Дядя Алексей самый молодой из дедушкиных сыновей, он еще даже не женат, и он самый веселый. И подарок его был самый забавный. Он привез мне щенка! Я так была рада! Щенок толстый и лохматый, дядя сказал, что он вырастет и будет очень большим псом. Я отнесла щенка в свою комнату и дала ему молока. Щенок наелся и уснул, а я долго сидела рядом и гладила его пушистую спинку. Потом я вернулась в столовую, и тут началось самое интересное. Как только на улице стемнело, дедушка пригласил всех выйти в сад. Оказывается, он готовил для меня фейерверк. Как это было красиво! Над садом взмывали разноцветные огни, превращаясь в небе в пышные цветы, крутящиеся огненные колеса и яркие звезды. А потом дедушка сказал: "Ну что, Оленька, посмотри на свой подарок!" И конюх вывел прекрасного белого жеребца, такого, как я хотела. Я со слезами благодарила дедушку. А конь сразу меня полюбил. Я дала ему кусок сахару, и он взял его с руки мягкими губами, и так ласково на меня посмотрел! Маменька, кажется, немного расстроилась, она всегда переживает, когда я катаюсь верхом. Но сказать ничего не посмела, ведь дедушка у нас очень строгий, и все его немного боятся. Только я не боюсь, а просто очень его люблю. Ведь я дедушкина любимица! Сколько помню себя, мне позволялось гораздо больше, чем остальным домашним. Лишь мне дедушка разрешал без стука входить в его кабинет, на остальных он очень сердито кричит: "Не мешайте мне работать!" Милый, милый мой дедушка! Интересно, как он догадался, что я хочу в подарок больше всего? Сейчас я пойду кататься на Волшебнике. Я так назвала коня, по-моему, это очень подходящее для него имя. А щенка назвала Пушок. Дядя Алексей очень смеялся и сказал, что огромного пса должны звать Волкодавом. Но он ведь очень маленький пока! Для меня он всегда останется Пушком…"
      – Дальше чернила как-то размыты, - сказал Макс, перевернув несколько страниц.
      – Что-то нашли? - раздался голос Виктории, - А у нас ничего интересного.
      – Мы нашли дневник. Но я устала разбирать строчки, - сказала Аня, - Давайте по очереди читать вслух.
      Макс протянул ветхую книжицу Виктории.
      – Начинай ты.
      – Может, спустимся к камину? - подал голос Роки, сидевший у ног Макса, - Здесь холодно.
      Макс с Гольдштейном захватили в одной из комнат пару полуразвалившихся тумбочек на дрова, и спустились вниз, где уже расположились все остальные. Макс отметил мысленно, что все девушки уже пришли в себя, а вот на Эдика было жалко смотреть. Видимо, страх не отпускал его, парень сжался у огня, и вцепился в руку Миланы, которая смотрела на него с нежным материнским сочувствием. Усевшись, Макс выжидательно взглянул на Викторию.
      – Я начинаю, - сказала она, - Вот здесь текст уже можно разобрать.
      "… Дедушка опять закрывается в своем кабинете и не выходит оттуда по нескольку дней. Я даже волнуюсь за него, ведь в его почтенном возрасте нельзя так много работать. А когда он, наконец, прерывает свои занятия, то становится очень сердитым и на всех кричит. Маменька вчера плакала, потому что дедушка назвал ее легкомысленной кокеткой. И еще я слышала, как дядя Павел сказал папеньке: "Он становится невыносим". Думаю, речь шла о дедушке. Мне жаль его, наверное, у него что-то не получается. Один раз я осмелилась и спросила его, чем он занимается, а дедушка улыбнулся и сказал: "Я ищу лекарство от страха, Оленька". Не знаю, наверное, он пошутил. Дедушка всегда отшучивается, если я заговариваю о его работе. Как можно придумать лекарство от страха? Страх или есть, или нет его. Например, я ужасно боюсь мышей. И ничто не сможет меня от этой боязни излечить. А вот Дашенька боится бога. Про нее все говорят, что она очень богобоязненна. Это смешно: бога не надо бояться, он ведь любит нас и никогда не накажет просто так. Но Дашенька каждый день запирается в своей комнате и молится по нескольку часов, чтобы бог простил ей ее грехи. Ну, какие грехи могут быть у Дашеньки? Ей ведь всего семнадцать. Пушок зовет меня гулять. Он толстый и веселый, и уже сильно вырос. Пойду с ним к реке, я очень люблю смотреть на ее быструю воду…"
      – Что-то мне кажется, записки этой маленькой дурочки ничем нам не помогут, - прервавшись, заметила Виктория.
      – Как знать, - пробормотал Гольдштейн, - Во всяком случае, фраза про лекарство от страха показалась мне интересной.
      – Читай дальше, - попросил Макс.
      – Дальше угол страницы оторван. А может, мыши сгрызли, - удрученно проговорила Виктория.
      – У тебя, наверное, уже глаза устали. Давай я почитаю, - предложил Гольдштейн.
      Он прищурился, разбирая мелкий почерк, и начал читать.
      " 7 Августа 78 года. Ужасно! Вчера повесился Лука, наш кучер. Слуги нашли его в каретном сарае, висящим на балке около входа. Сначала они услышали вой, а когда вбежали, увидели Пушка. Он сидел, смотрел на Луку, и выл. Петруша бегал потихоньку, чтобы подсмотреть, как Луку выносят. А потом рассказывал, что это было очень страшно: лицо все синее, глаза выпучены, и язык наружу. Я всю ночь не могла спать, мне все снился покойник. Петруша такой непослушный! Дядя Павел, когда узнал, был очень строг к нему и сказал, что в пятнадцать лет нужно быть умнее. Наша няня Агафья говорит, что если посмотреть покойному в глаза, то он вскоре заберет тебя с собой. Интересно, Петруша смотрел в глаза Луки? Наверное, да. Глупый мальчишка! Теперь я боюсь за него. Дедушка ходит расстроенный. Наверное, ему тоже жалко Луку. Дашенька закрылась в комнате и молится. Я тоже помолилась. За самоубийц нельзя молиться, потому что убить себя - страшный грех, но Лука был очень добрый. Я надеюсь, что бог простит его. Бедный Лука! И Пушка мне тоже жаль. Он ведь увидел такую страшную картину, а собаки все понимают. Поэтому он и выл. Лука очень боялся собак. Когда папенька с дядями собирались на охоту с гончими, он прятался в сарае. Но Пушка не боялся даже он, потому что Пушок маленький и ужасно милый. Сейчас он сидит у моих ног, и тихонько скулит. Пойду, прогуляюсь с ним, проведаю Волшебника.
       8 августа 78 года.Сегодня хоронили Луку. Маменька не позволила нам с Александром пойти на похороны. Она очень боится покойников. Дашенька молится.
       15 августа 78 года.Долго не заглядывала в свой дневник. Просто не было сил, в себя не могу прийти после этого ужаса! Наш повар, Игнат, зарезал свою жену и маленькую дочь! Они жили около кухни, в комнате для слуг. Он проснулся ночью, когда все спали, и убил их! А утром вышел и во всем признался. Сначала ему никто не поверил, потому что он был тихий, маленький, и ужасно боялся своей жены. Прасковья была толстая и очень сердитая. Она работала вместе с мужем на кухне, мыла посуду. А когда злилась на Игната, то замахивалась на него полотенцем, а он от страха приседал и закрывал голову руками. Так вот, сначала слуги не поверили ему, а потом решили пойти и посмотреть. Петруша это услышал и тоже побежал. Он говорил, что Прасковья и девочка лежали на кровати, а вся кровать была в крови. Когда слуги вернулись, Игната уже не было. Его искали и не могли найти. Наверное, он понял, что натворил, и сбежал. Все в доме очень расстроены, особенно дедушка. Он что-то все время бормочет себе под нос. Дашенька третий день не выходит из своей комнаты. Дядя Андрей и тетя Наталья обеспокоены тем, что она слишком много молится. Сегодня наняли нового повара, а посудомойку найти не могут, в Березани прошел слух о том, что у нас в доме все время погибают слуги. Вот и повар согласился только приходить к нам, а жить в доме не хочет. Какие глупости! Это просто трагическая случайность. Сегодня очень жарко, пойду в купальню. Прекрасное место! Недалеко от нашего дома есть небольшая заводь, дедушка распорядился построить там купальню и мостки. Теперь в жару можно окунуться в прохладную воду.
       16 августа 78 года.Больше никогда не пойду в купальню! Я даже не смогу подойти к реке! Сегодня нашли Игната. Его тело ниже по течению зацепилось за корягу. Нашли его рыбаки. Я слышала, как папенька говорил дяде Алексею, что тело было объедено рыбами. А я вчера купалась в одной реке с утопленником! Ну и что, что он был ниже по течению!

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41