Максу больше всего на свете хотелось убежать, куда глаза глядят. Сейчас, увидев мужество графа и его радость при возвращении Виктории, он испытал стыд за то, что обманул этого сильного, пылкого человека. Он видел, что и остальным тоже стало неудобно. Но граф заслуживал хотя бы того, чтобы перед ним извинились; к тому же Макс чувствовал уже знакомую слабость, которая всегда наступала после боя, и он, вздохнув про себя, мужественно последовал за лакеем в гостиную.
Когда Пржевецкий вернулся, Макс, борясь с головокружением, сказал:
– Простите нас, граф: мы вас обманули. Я - не граф Гриндейл, эта девушка - не моя жена, а Виктория - не рабыня.
– Виктория - ваша жена? - воскликнул Пржевецкий, и его глаза гневно блеснули.
– Нет-нет! - успокоила его Аня.
– А чья она тогда жена? - похоже было, что графа больше ничего не интересует. Он ткнул пальцем в сторону Гольдштейна и требовательно спросил, - Его?
– Еще чего! - открестился Лев Исаакович.
– Успокойтесь, граф, я не замужем, - проговорила Виктория.
Пользуясь тем, что Пржевецкий перестал сверкать глазами, Макс представился и вкратце рассказал ему историю похищения сапфира. Граф, выслушав его, долго молчал, потом спокойно сказал:
– Мне жаль, граф… то есть, Макс, что вы были такого невысокого мнения о моей честности. Если бы вы потрудились прийти ко мне и рассказать все начистоту, я просто отдал бы вам этот камень.
– Помилуйте, но ваша репутация… - начал было Макс, но осекся, увидев протестующий жест Пржевецкого. Тот продолжил:
– В других обстоятельствах я вызвал бы вас на дуэль, но сегодня мы сражались бок о бок, и я готов считать все, что произошло раньше, просто недоразумением. А сейчас я предлагаю вам ужин и ночлег - уже стемнело, а путешествовать ночью опасно.
Макс согласился с легким сердцем, почему-то веря, что граф не станет мстить, или пользоваться случаем, чтобы завладеть Викторией. Тут вошел лакей, один из тех, кто сражался во дворе вместе со своим господином, и объявил, что ужин накрыт в столовой. Граф предложил руку Виктории, и вместе с ней пошел впереди. Макс взял под руку Аню, Гольдштейну досталась Милана. В столовой их ждал обильный и роскошный ужин. Все, проголодавшись после бурно проведенного вечера, ели с большим аппетитом. Только Макс все еще чувствовал недомогание. Посидев немного, он выпил бокал вина, встал и, сославшись на усталость, прошел вслед за лакеем в комнату для гостей.
В огромном замке для каждого нашлась уютная большая комната. Комната, доставшаяся Максу, располагалась на втором этаже, окна ее выходили во двор. В центре стояла огромная полукруглая кровать, по обеим ее сторонам - низкие столики, заставленные вазами с фруктами, сладостями и графинами с прохладительными напитками. Ноги утопали в пушистом ковре, который закрывал весь пол комнаты. Макс присел на кровать, борясь с головокружением. Роки, вбежавший следом за ним, вспрыгнул рядом. Пес внимательно посмотрел на хозяина и тихо, угрожающе зарычал.
Макс чувствовал слабость, в ушах отдаленным эхом звучало:
– Эй-а-а, за Рамира!
Роки зарычал громче. Макс, пытаясь успокоить его, погладил теплую спинку. Прикосновение к псу немного привело его в себя. Роки проговорил между рычанием:
– Выйди на балкон. Борись!
Макс оглянулся: то, что он сначала принял за большое, во всю стену, окно, было балконной дверью. Он встал с кровати, толкнул дверь и вышел на широкий балкон. Солнце уже село, и вокруг замка сгущались сумерки. Пахло свежестью, воздух был прохладным и бодрящим. Подняв голову к небу, Макс попытался сосредоточиться на своих ощущениях и избавиться от чужого присутствия в своем сознании. Он глубоко вдохнул, закрыл глаза и широко раскинул руки. Тотчас же потоки энергии извне проникли в его тело, омывая и очищая, придавая сил для борьбы. Чужие голоса, звучавшие в голове, становились все тише, слабость проходила, уступая место беспричинной радости, ощущению слияния с природой. Макс радостно улыбнулся и открыл глаза, пропуская через себя эти потоки, чувствуя их слияние со своей энергией. Вдруг что-то произошло в его сознании, он как будто услышал внутри себя крик боли и ярости, и все прошло. Ощущение единения с окружающим миром исчезло, но прекратилось и головокружение, исчезли голоса, выкрикивающие непонятный клич.
Он вернулся в комнату. Роки, внимательно принюхавшись, успокоился и прекратил рычать. Макс почувствовал сонливость и улегся на кровать. Пес пристроился в ногах, еще раз внимательно взглянул на хозяина, и мирно захрапел.
Макс закрыл глаза и задремал, постепенно погружаясь в глубокий спокойный сон. Вдруг он ощутил тяжесть в груди и удушье. Тут же в ногах завозился, порыкивая, Роки. Не открывая глаз, Макс спокойно провел рукой по груди и, ощутив что-то мягкое и лохматое, спихнул его с себя.
– Чего толкаешься? - раздался с пола обиженный голос.
– А что у вас за дурацкая манера общения? - сонно пробормотал Макс.
Не зажигая свечи, он нащупал на прикроватном столике вазу с фруктами, ухватил большое яблоко и протянул его в ту сторону, откуда шел голос.
– На, как там тебя, Петшик, что ли? И иди уже отсюда, дай поспать.
– Спрашивай! - буркнул Домовой с набитым ртом.
– Не буду, и так знаю, что ты мне ничего хорошего не напророчишь.
– Ну и ладно, я сам скажу, - Петшик, видимо, из чувства противоречия, провыл:
– К добру-у-у! - и исчез.
Макс усмехнулся в темноте, повернулся на бок и крепко уснул.
Глава 36.
Теперь вся жизнь Рамира была подчинена одному стремлению: выполнив необходимую работу по дому, получив от Зуливана новый урок, он с нетерпением ждал, когда старый волшебник уснет, а затем пробирался в библиотеку, где его ждали книги по черной магии. Рамир читал их, отрываясь только для того, чтобы выписать на пергаментный лист какие-нибудь особенно важные формулы. За это время он узнал, как навести на человека смертельную порчу, как приготовить любовное зелье, выпивший которое потеряет покой и сон, и станет покорным рабом того, кто это зелье ему подмешает; узнал имена демонов низшего уровня и способы их вызова, рецепты страшных ядов, от которых нет противоядия, и рецепты болезнетворных зелий, заклинания, произнеся которые, можно превратить толпу в покорное стадо, повинующееся чужой воле. Как вырастить в пробирке гомункулуса - уродливое существо, подобное человеку, как наслать мор на домашний скот, как оживить мертвого на одну ночь - все это, и многое другое, нашел Рамир в книгах. Он выучил наизусть множество заклинаний и проклятий, переписал формулы ядов и зелий, и мечтал лишь об одном: попробовать их на практике. Под утро, когда его глаза закрывались от усталости, он прятал книги и свои записи, и спускался вниз, чтобы отдохнуть пару часов до того, как проснется Зуливан.
Такое напряжение не могло не отразиться на юноше: Рамир похудел, стал нервным и пугливым, и все время пребывал в состоянии, похожем на полусон. Но он не оставлял своих занятий, отыскивая в библиотеке все новые и новые фолианты, и осваивая знания, содержащиеся в них, с неистовым упорством. Старый Зуливан не замечал перемены, произошедшей в его ученике, он весь был погружен в свои опыты и изыскания. Иногда к нему приходили за помощью жители города, и волшебник не отказывал им: лечил больных, снимал порчу, составлял лекарственные порошки и настойки, беря за это совсем небольшую плату.
Однажды утром в дверь постучали. Зуливан открыл и впустил в дом пожилого худощавого человека. Рамир, который в этот момент мыл в лаборатории пробирки, поднял голову и узнал в вошедшем Лауса - угольщика, который не раз издевался над ним, прогоняя его от угольной ямы. Угольщик просил Зуливана дать ему лекарство от кашля, который мучил его по ночам.
– Сегодня я сделаю для тебя лекарство, но оно должно настояться. Приходи за ним завтра утром, - сказал волшебник.
Днем Рамир помог Зуливану смешать настойку для угольщика и поставил ее около теплой печи, чтобы она созрела. Ночью же, когда Учитель уснул, юноша пробрался в лабораторию, взял склянку с лекарством и добавил в нее щепоть серого порошка. Взболтав пузырек, он поставил его на место и шепотом прочел короткое заклинание на странном гортанном языке.
Утром пришел Лаус, заплатил Зуливану серебряную монету и забрал свою склянку. Ровно через неделю угольщик умер, задохнувшись во сне от кашля. Узнав об этом, Рамир ликовал: он наконец-то применил полученные знания, а заодно и расправился со своим давним обидчиком.
Скоро по городу прокатилась волна смертей: внезапно в судорогах скончался стражник, который семь лет назад поймал Рамира на воровстве и жестоко избил его, затем сошел с ума и повесился продавец фруктов, который один раз пнул Рамира за то, что тот подобрал упавшее с лотка яблоко. У женщины, которая когда-то жила по соседству с семьей Рамира и не раз гнала его от своего дома, погибла в ужасном пожаре вся семья. Сама хозяйка страшно обгорела и умерла только через сутки, в жутких мучениях. Она успела рассказать, что огонь вспыхнул вечером прямо на кровати, где спали ее дети. Пламя будто взялось ниоткуда, и потушить его было невозможно: от воды оно только еще сильнее разгоралось.
Зуливан удивлялся этим странным происшествиям, но никак не связывал их со своим учеником. Волшебник заподозрил, что в городе появился неизвестный черный маг, но все попытки Зуливана обнаружить его заканчивались ничем. Между тем несчастья в городе продолжались.
Однажды вечером, когда Зуливан уже собирался ложиться спать, а Рамир предвкушал встречу со своими книгами, раздался громкий требовательный стук в дверь. В дом вошел бургомистр в сопровождении трех стражников. Волшебник, удивленный столь необычным визитом, склонился в почтительном поклоне. Бургомистр опасливо оглядел жилье мага, прокашлялся и сказал:
– Чародей Зуливан, мы пришли, чтобы спросить тебя: признаешься ли ты в содеянном тобою злом колдовстве?
– Я не сделал ничего дурного, главная моя цель - помогать людям, - растерянно ответил старик.
– За последние полгода все горожане, которые обращались к тебе за помощью, умерли. Жители Лиллигейта требуют, чтобы тебя судили как злого колдуна и сожгли на Главной площади.
Зуливан потрясенно молчал, не зная, что сказать в свое оправдание. Бургомистр же продолжил:
– Я знаю тебя много лет, Зуливан. Когда я был ребенком, ты вылечил меня от сглаза, ты много раз помогал моей семье. А когда я женился и у меня родились дети, именно ты спас мою дочь от лихорадки. Я умею быть благодарным, Зуливан, и поэтому пришел предупредить тебя. Не знаю, что именно происходит, но эти смерти связаны с тобой. К тому же, около твоего дома стало опасно ходить: горожане рассказывают, что вечером и ночью на них нападали непонятные существа, похожие на летучих мышей, которые пытались загрызть несчастных.
– Что же мне делать? - Зуливан обессиленно присел на скамью, ноги отказывались держать его.
– Ты должен уехать из Лиллигейта прямо сейчас, иначе завтра мне придется арестовать и судить тебя. Или же горожане сами разгромят твой дом, пойми, люди очень испуганы.
– Хорошо, я уеду. Спасибо тебе, - прошептал волшебник.
Бургомистр поклонился и вышел, видимо, испытывая облегчение от того, что неприятный разговор окончен.
Зуливан прошел в лабораторию и принялся укладывать в большой сундук многочисленные склянки, мешочки и шкатулки. Рамир подошел и принялся молча помогать учителю. Такого исхода он не ожидал, думая, что все результаты его экспериментов будут выглядеть как несчастный случай. Юноше нисколько не было стыдно перед учителем, и не было жаль его, он испытывал лишь досаду на то, что спокойная жизнь окончена. А он так многое еще не успел узнать из книг!
– Собери свои вещи, сын мой, - сказал старик, - Мы уезжаем.
– Куда, отец?
– Тебе давно уже пора увидеть мир. Без путешествий ты не станешь хорошим волшебником. Мы посетим разные страны, встретимся с другими волшебниками Белого ордена. В Восточном Эмирате живет мой старинный друг Ильяс Фарух ибн Мильям - знаменитый лекарь и знаток волшебных трав, в Лонии - гениальный алхимик граф Добружинский, в Славии - великий бессмертный волшебник Айдин, царь Лесного народа. Когда-то, много тысяч лет назад, его народ жил здесь, в Сассии, но затем был вынужден покинуть родину из-за многолетней вражды с королем Сассийским. Теперь мы посетим их, и ты сможешь своими глазами увидеть легендарного царя Айдина. Потом мы отправимся в Абастан, к чародею Джамалу, немного погостим у него.
– А где же мы останемся жить, отец? - спросил Рамир, который заинтересовался будущим путешествием и заранее радовался новым знаниям, которые сможет получить в дальних странах.
– Где-нибудь, где нам понравится. Волшебник не имеет родины, он - сын всего мира. Ты должен быть готов к этому. Где бы ты ни жил, рано или поздно люди прогонят тебя. Ведь что бы ни случилось у них, виноват всегда будет волшебник.
– Зачем же ты помогаешь людям?
– Это долг каждого, обладающего Знанием. Именно для этого белый маг постигает тайны природы. Помни это всегда.
– Да, отец, - Рамир склонил голову, пряча искаженное ненавистью лицо.
Он не собирался становиться белым магом и помогать жалким существам, именуемым людьми. Он чувствовал в себе другое призвание: управлять ими, подчинять их себе, беспощадно карая за неповиновение. Люди - лишь материал, который необходим для достижения цели. Скоро, очень скоро все узнают, на что способен он, Рамир. Надо лишь получить еще больше знаний. И понять, что же за цель стоит перед ним, чему будут подчинены все его действия.
Глубокой ночью Зуливан и Рамир заперли дом, вынесли тюки и несколько сундуков, погрузили их на повозку, которую везли три коня-тяжеловеса, сверху посадили недовольно шипящего черного кота, и покинули город. Старый дом волшебника остался пустовать, пугая своим видом редких прохожих. Горожане так и не решились сжечь или разрушить его, даже вездесущие хулиганистые мальчишки не подходили к дому близко. Ходили слухи, что там живут страшные привидения, которые убивают каждого, кто войдет в проклятое здание. На самом деле, никаких привидений в старом доме, конечно, не было, просто Рамир тайком от своего учителя оставил там парочку демонов-охранников, которые не могли выйти наружу, но и не впускали никого внутрь. Дом еще нужен был Рамиру, хотя тот пока точно не знал, для чего. Но юноша чувствовал, что когда-нибудь вернется в Сассию, и отомстит всем, кто сейчас изгнал его отсюда.
Через некоторое время горожане успокоились, волна неожиданных смертей с исчезновением Зуливана прекратилась сама собой, и город зажил привычной спокойной жизнью. Лишь старый дом, как гнилой зуб, торчал на окраине города, напоминая о произошедших несчастьях.
Глава 37.
Макс проснулся, чувствуя себя здоровым и отдохнувшим. Вчерашние слабость и головокружение прошли, но на душе почему-то было тоскливо, как будто накануне произошло что-то неприятное. Он мысленно перебрал все события вчерашнего дня: возвращение Сапфира, бой с наемниками, разговор с графом - все это не могло лишить его душевного покоя. Давно прошло то время, когда любая драка вызывала у Макса ужас, а вид крови - тошноту. Сейчас он смирился со здешними реалиями, воспринимая бои на мечах как неприятную необходимость. Он привык к постоянной опасности, интригам, колдовству, и даже к злому духу, который периодически делал попытки завладеть его телом и душой. Нет, что-то другое произошло… наконец, он вспомнил: сон! Снова сон, в котором Макс видел незнакомого человека, душа которого была так же уродлива, как и его тело. Как же его звали? Рамир! Да! Сейчас Макс вспомнил, откуда ему знакомо это имя: клич "за Рамира!" звучал в его ушах всякий раз, когда дух из меча пытался вселиться в его тело. Значит ли это, что Рамир - и есть тот самый дух? Но если это он, то какого черта такой клич? Сам за себя, что ли, воюет?
Размышления Макса прервал стук в дверь. Вошел Гольдштейн, уже умытый и одетый.
– Проснулся? Вставай, пошли завтракать. Граф грозится преподнести Виктории какой-то еще подарок, ждет, когда все соберутся.
– Лев Исаакович, - нерешительно спросил Макс, - Вы можете толковать сны?
– Могу, только давай поговорим об этом позже. Впереди длинная дорога, успеем еще.
Гольдштейн вышел из комнаты, Роки спрыгнул с кровати и устремился следом. Макс, не торопясь, оделся, умылся из красивого фарфорового умывальника, стоящего в углу комнаты, и спустился в столовую.
Завтрак был так же великолепен, как и вчерашний ужин. Макс, почувствовав зверский голод, набросился на тонкие кружевные блинчики, к которым предлагалась красная икра. Он подумал, что повар графа, несомненно, мастер на все руки, и готовит не хуже, чем дерется на мечах.
– Любимая, я хочу сделать тебе подарок, - сказал граф Виктории, и выложил на стол маленькую бархатную коробочку.
– Граф, не надо больше подарков, - запротестовала девушка, - Я верну вам браслет, который вы мне подарили в прошлый раз.
– Не обижай меня, коханая моя! - сверкнул глазами Пржевецкий, - Я ведь от души дарю.
Он открыл коробочку, в которой лежали два одинаковых перстня с бриллиантами, только один был большего размера - на мужскую руку, а второй - на тоненький женский пальчик.
– Это камни-двойники, - граф надел большой перстень себе на средний палец правой руки, второй протянул Виктории, - Надень, панна Виктория, и не снимай его никогда. Если с одним из нас случится беда, то камень покраснеет. Я буду смотреть на него постоянно, и если вдруг тебе понадобится моя помощь, я приду, где бы ты ни была.
– Как же вы узнаете, где меня искать? - удивилась девушка.
– Камень сам укажет дорогу. Ну, а если твой бриллиант станет черным, знай, моя ненаглядная, что графа Пржевецкого больше нет в живых.
Граф произнес эти слова так просто, глядя на Викторию с такой преданной любовью, что она не смогла отказаться от подарка и надела перстень.
– Вот и хорошо! - заключил граф, затем спросил:
– Так куда вы направляетесь?
– На север, мы ищем нашего товарища, - ответил Гольдштейн.
– Что ж, - сказал граф, - А я собираюсь путешествовать. Начну с Сассии, может, найду утешение у какой-нибудь белокурой панны. Смотри почаще на камень, моя ясочка, не забывай беспутного Штефана!
После завтрака Макс поднялся в свою комнату, собрал вещи, взял подмышку объевшегося блинами Роки, и вышел во двор, куда графский кучер уже вывел оседланных коней. Вскоре к нему присоединились Аня, Милана и Гольдштейн. Виктория где-то задерживалась. Наконец, вышла и она: на смуглых щеках горел коричневый румянец, глаза подозрительно ярко поблескивали, губы против воли девушки складывались в мечтательную улыбку.
Вдруг во дворе поднялась суматоха. Графские слуги и стражники бестолково бегали туда-сюда, кричали друг на друга, выглядывали за ворота, снова запирали их - в общем, производили массу бессмысленных действий, которые предпринимает человек, знающий, что он виноват, но желающий доказать обратное. Макс, сидя верхом на коне, сумел ухватить за шиворот одного из лакеев, и спросил:
– В чем дело?
– Пленник из подвала сбежал! - прокричал парень, - Как только умудрился? Темница закрыта, окон нет, стража стоит снаружи, а внутри - пусто!
– Что ж, этого следовало ожидать, - с философским спокойствием сказала Виктория, - Это же Серый странник. Возможно, он владеет магией.
– Прощайте, паны и паненки! - попрощался граф, подходя к всадникам, - Не поминайте лихом! Даст бог, свидимся!
Ворота распахнулись, пятеро верховых покинули гостеприимный замок графа Пржевецкого и двинулись на север. Погожее утро радовало теплом, на прозрачно-голубом небе не было ни единого облачка, солнце ласково пригревало, но во всем вокруг уже чувствовалось приближение осени. Деревья вдоль дороги еще не начали терять свою листву и стояли во всей своей красе, но почему-то угадывалось, что листья вот-вот пожелтеют. Легкий ветерок обдавал путников приятной нежной прохладой, но и в нем сквозило обещание холодов. Природа как будто прощалась с теплыми деньками, и становилось немного грустно и тревожно: что-то будет впереди?
Макс подъехал поближе к Гольдштейну и сказал:
– Лев Исаакович, я хочу поговорить с вами о своих снах. Мне постоянно снится человек по имени Рамир.
– Рамир? - насторожился Гольдштейн, - Ведь ты выкрикивал это имя, когда в тебя вселился чей-то дух. И что же ты видишь? Кто этот Рамир?
– Он, по-моему, колдун. Я думаю, что мне снятся самые важные этапы его жизни.
Гольдштейн задумался, потом сказал:
– Значит, это не он в тебя вселяется. Зачем колдуну это нужно? Ведь он, как я понимаю, черный маг?
– Судя по его поступкам, да, - ответил Макс.
– Так значит, он либо нашел способ стать бессмертным, либо что-то еще. А хоронить свою душу в мече, а потом еще вселяться в чужое тело - просто бессмысленно для него. Расскажи поподробнее, что именно ты видишь?
Макс пересказал Гольдштейну свои сны. Тот задумался, потом сказал:
– Ты должен постараться их запоминать. И рассказывать мне как можно подробнее. В любом случае, я думаю, это как-то связано с твоим мечом и духом, живущим в нем. Возможно, сны могут стать ключом.
– Ключом к чему?
– Еще не знаю… - пробормотал Гольдштейн.
Видя, что тот погрузился в глубокую задумчивость, Макс приблизился к Виктории. Девушка сегодня тоже была неразговорчива и о чем-то размышляла. Она выглядела озадаченной и как будто что-то пыталась решить для себя.
– Что с тобой? - спросил Макс.
– Не знаю, мне как-то не по себе. Когда вы все вышли во двор, граф попросил меня остаться на минуту. Мне кажется… - Виктория замолчала, нерешительно покусывая губы.
– Что кажется? - поторопил ее Макс.
– Мне кажется, он и правда меня любит. Так странно!
– Что же в этом странного? Ты себя в зеркало видела? Странно было бы, если бы кто-нибудь тебя отверг!
Виктория печально опустила глаза:
– Но ведь Гарт отверг меня…
– Что за глупости! - возмутился Макс, - Он любит тебя, как ты можешь в этом сомневаться?
– Тогда почему он не пошел с нами?
– Я почему-то уверен, что вы еще увидитесь, - успокоил ее Макс, - Просто у него какие-то дела, он же сказал тебе сам.
– Не знаю… - вполголоса проговорила Виктория, - Я вот подумала, как обидно, что я не могу ответить на чувства Пржевецкого. Он такой понятный, а Гарт для меня просто загадка. Но я ничего не могу с собой поделать, я люблю только Гарта.
– Все будет хорошо, - неуверенно проговорил Макс и отъехал, оставив Викторию обдумывать свои отношения с мужчинами.
В вопросах любви он знатоком не был, самому ему еще никогда не приходилось влюбляться, поэтому давать девушке советы не мог. Макс испытал чувство, похожее на любовь, лишь раз - в гостях у Лесной девы. Тогда он готов был сделать все, лишь бы остаться с ней навсегда. А теперь ему уже казалось, что это было временное помешательство. Но иногда вспоминались грустные синие глаза, и сердце сладко и непривычно замирало. Что-то подобное Макс чувствовал, глядя в глаза Ани, но думал, что это вызвано хрупкостью и беззащитностью девушки. Ее хотелось опекать и оберегать.
Дорога, по которой ехал отряд, отнюдь не была пустынной - по ней то и дело проносились кареты, запряженные тройками и четверками лошадей, громыхая, проезжали телеги, скакали верховые. Из этого Макс сделал вывод, что где-то не очень далеко находится еще один город.
– Странно, - сказал он, - почему по дороге так много городов? Раньше и деревни-то редко встречались.
– Так столица недалеко, - ответил Гольдштейн, - Эта дорога ведет именно туда.
Вдруг он озадаченно замолчал, потирая рукой обширную лысину, затем громко воскликнул:
– Ну, конечно! Как же я раньше-то не догадался! Желтый в столице!
– С чего вы взяли? - изумился Макс.
– Потому что столица называется Староград!
– Ну и что?
– Вспомни, Белый сказал: "Постарайтесь успеть до старости"! Это был намек на название города.
– Вот это да! - Виктория тоже выглядела удивленной, - С чего это он взялся нам шарады загадывать? Что, нельзя было сказать нормально?
– Наверное, нельзя, - вступилась за Белого Аня, - Мы же не знаем, что происходит.
– Вот и просветил бы, - пробормотал Макс, в душе недолюбливающий Белого за излишне пафосное поведение.
– А сколько еще ехать до столицы? - спросила Милана.
Гольдштейн снова потер лысину, что-то прикидывая в уме:
– Дней пять, если верхом.
– А говорил, недалеко! - возмутился Макс.
– Конечно, недалеко. Дорога хорошая, погода тоже. Что такое пять дней? - примирительно сказала Виктория.
– К тому же, к вечеру будем в Волчке, там и переночуем, - добавил Лев Исаакович, и, видя непонимающие лица спутников, пояснил:
– Волчок - это такой город. Славится своими игрушками. Там делают лучшие волчки, и еще неваляшек.
Макс поехал рядом с Аней. Присутствие девушки действовало на него умиротворяюще. Она взглянула на Макса и улыбнулась:
– Ты все еще сердишься, когда думаешь о Белом? Не надо, рано или поздно все выяснится.
Улыбка сделала ее лицо еще нежнее, будто осветив его изнутри. Макс подумал: интересно, каково встречаться с девушкой, которая всегда будет знать, что ты чувствуешь? С одной стороны, такая чуткость - это здорово, потому что позволит избежать многих разногласий, а с другой - вдруг ты испытаешь раздражение, или злость на нее, тогда как? "Хорошо еще, мысли читать не умеет", - усмехнулся он про себя.
Так, незаметно, в дружеских разговорах, без особых приключений, и промелькнул этот день. Усталое солнце опустилось совсем низко и висело над горизонтом, окрашивая его в малиновый цвет, а впереди появились зубчатые стены, из-за которых виднелась высокая башня.
– Вот он, Волчок, - сказал Гольдштейн, и первым подъехал к городским воротам.
Он положил руки на стену, и стоял некоторое время, закрыв глаза, потом проговорил:
– Город спокойный, но я вижу какие-то неприятности.
– Для нас? - уточнила Виктория.
– Для Макса.
– Какие именно?
– Я же экстрасенс, а не волшебник, - обиделся Гольдштейн.
После некоторого размышления Виктория резюмировала:
– Ну что ж, и на том спасибо. Предупрежден - значит, вооружен.
И она первая въехала в город, остальные последовали за ней.
Глава 38.
Волчок выглядел очень симпатично: выглядывающие из буйной зелени деревьев невысокие деревянные дома, выкрашенные в яркие цвета, деревянные тротуары, мощенные булыжником мостовые. На воротах каждого дома красовался разноцветный волчок - символ города. В поисках постоялого двора всадники добрались до центральной улицы. Здесь дома были повыше, а деревьев гораздо меньше. Виктория с неудовольствием оглядывала узкие темные проулки, ворча про себя:
– Идеальное место для засады!
Наконец, постоялый двор нашелся. Он выглядел точно так же, как и его собратья в других городах: на первом этаже трактир, на втором - комнаты для постояльцев. Максу постоялые дворы с их одинаковыми комнатками и условиями, далекими от комфорта, порядком надоели. Он подумал, что с большим удовольствием ночевал бы в лесу, или в поле: пусть там и опасней, зато воздух свежий.
Во время ужина в трактире Виктория, видимо, памятуя о предсказании Гольдштейна, подозрительно оглядывалась по сторонам, внимательно рассматривая каждого посетителя. Не найдя ничего необычного, она немного успокоилась, но после ужина, поднимаясь на второй этаж, предупредила:
– Заприте дверь и держите оружие под рукой.
– Не волнуйся, с нами же Роки. Если что, залает, - беспечно ответил Макс.
На самом деле он вовсе не был таким спокойным, каким хотел казаться. С того самого момента, как он въехал в Волчок, Макс испытывал странное ощущение: он все время как будто чувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Ему казалось, что кто-то, враждебный и опасный, следит за каждым его движением. Макс несколько раз резко оглядывался, пытаясь найти источник опасности, но не видел вокруг ничего и никого подозрительного или необычного.
Второй этаж был пуст.
– У нас что-то в последнее время плохо с постояльцами, - вздохнул хозяин, провожая гостей, - Не хочет народ путешествовать, опасно, смутные времена настали.
В комнате, которую он, как всегда, делил с Гольдштейном, Макс умылся и лег на кровать. Роки умостился под боком и успокаивающе сказал:
– Я слежу, слежу, - после чего оглушительно захрапел.
Гольдштейн, невзирая на свое же предсказание, рухнул на кровать и моментально уснул. Максу не спалось, и он покинул теплую постель. Он стоял около окна и смотрел в густую темноту, разбавленную кое-где тусклым светом масленых фонарей, вокруг которых серым роем кружились ночные бабочки. Слабый отсвет от фонарей падал в незанавешенное шторами окно, отчего темнота в комнате превращалась в полумрак. Ощущение чужого следящего взгляда не оставляло его, не давая уснуть. "Впадаю в паранойю", - подумал Макс. Усилием воли он заставил себя отойти от окна, которое как будто притягивало его, и лег на кровать. Отгоняя от себя тревожные мысли, Макс уснул.
Его разбудило все то же тревожное чувство: он почти физически ощущал, что кто-то смотрит на него. Макс открыл глаза и замер, парализованный ужасом: окно было раскрыто настежь, и на широком подоконнике угадывался чей-то неясный силуэт. Темная фигура двигалась так бесшумно, что даже чуткие уши Роки не уловили ни звука. Скорее, пес проснулся, как и Макс, в силу звериного инстинкта почувствовав опасность. Незнакомец неслышно спрыгнул на пол, и двинулся к Максу, в его руке блеснула холодная сталь. Все это произошло очень быстро, в какие-то доли секунды. Макс не успел прийти в себя и как-то отреагировать, когда Роки истерично залаял, бросившись с кровати и пытаясь вцепиться в ногу неизвестного существа. Лай тут же перешел в жалобный визг: человек отбросил пса сильным пинком. Наконец, Макс нашел в себе силы, вскочил на ноги и потянулся мечу, который лежал совсем рядом, около кровати. В ту же секунду он понял, что опоздал: убийца не собирался вступать с ним в ближний бой, он взмахнул рукой… Дальше все происходило, как в замедленной съемке: Макс видел кинжал, летящий прямо на него, и с ужасом понимал, что вот сейчас, уже в этот момент, стальной клинок вонзится ему прямо в сердце.
