Будущее капитализма

В развивающейся экономике некоторое снижение реальных заработков требуется для того, чтобы побудить рабочую силу перемещаться из увядающих отраслей промышленности в расцветающие. Снижения реальной заработной платы очень трудны и болезненны, если они принимают форму снижения денежных получек. В таких случаях рабочие бунтуют. Чтобы снизить реальную заработную плату, предпринимателю гораздо проще прибавлять заработную плату не столь быстро, как растет инфляция (13). Тогда можно возложить вину на безличную систему, сняв ее с себя.

То же касается цен. В любой экономике всегда необходимо менять относительные цены. Если инфляция очень низка, это может произойти лишь при падении денежных цен во многих секторах; но капитализм не очень хорошо работает при падении денежных цен. При падении цен возникает побуждение все отложить. Зачем покупать или инвестировать сегодня, если завтра это обойдется дешевле? В мире дефляции стимулы к действию резко ослабевают. Но именно действие создает экономический рост. Поскольку капиталистические общества заинтересованы в росте, целью борьбы с инфляцией не может быть нулевая инфляция.

Когда в начале 1994 г. Федеральная резервная система США начала повышать ставку процента, она заявила, что надо уже сейчас иметь более высокую ставку процента, чтобы остановить инфляцию, которая может наступить в будущем – через двенадцать или восемнадцать месяцев, вследствие запаздывания экономической системы. В самом деле, рост ускорился с 3,1% в 1993 г. до 4,1% в 1994 г. и был очень близок к предсказанному в начале года. Но к концу года не видно было ни замедления экономики, ни признаков инфляции, как и за двенадцать месяцев до того. К сентябрю стало ясно, что инфляция 1994 г. будет намного меньше низкого уровня, предсказанного в начале года (14). Деловая печать провозглашала, что «чудовище инфляции изгнано – может быть, навсегда, но, во всяком случае, на обозримый период будущего» (15). Инфляция не ускорялась и в 1995 г., хотя денежная политика и не вызвала ожидаемого замедления роста до второго квартала года.

Федеральная резервная система изгоняла духов. Инфляция была мертва, но ФРС не хотела этого признать. 70-е и 80-е гг. были десятилетиями инфляции, а 90-е гг. и дальнейшие десятилетия будут совсем иными. Инфляция умерла в крушении стоимости активов, начавшемся в середине 80-х гг. крахом американской индустрии сбережений и кредитов. Затем последовал крах стоимости собственности, прокатившийся по всему миру. На десять лет позже покупные цены и ренты были все еще ниже своих прежних вершин. За крахом на тайваньской фондовой бирже последовал крах на японской фондовой бирже.

Хотя в Соединенных Штатах в течение 1994 г. коэффициенты использования производственных мощностей росли, в глобальной экономике имеют значение не американские коэффициенты сами по себе, а мировая безработица и мировые коэффициенты использования производственных мощностей. В 1994 г. мир был завален избыточными производственными мощностями. Остальной промышленный мир – кроме Соединенных Штатов – очень медленно оправлялся от предыдущего спада: в конце 1994 г. рост японской экономики был строго отрицательным, а европейский рост лишь в небольшой мере положительным.

Как мы подробно показали в предыдущей главе, глобальный процент безработицы достиг уровня, невиданного со времени «великой депрессии». Можно было с уверенностью ожидать, что в течение долгого времени недостаток рабочей силы не будет вызывать подъема заработной платы.

Принятые в США меры производственных мощностей и, следовательно, использования производственных мощностей, сверх того, устарели. Они не отражают происходившего использования внешних мощностей. Использование внешних мощностей означает,, что фирмы в действительности увеличивают свои производственные мощности без собственных инвестиций. Но при этом не измеряется возрастание производственных мощностей их поставщиков, поскольку индексы мощностей предполагают неизменные пропорции добавленных стоимостей, доставленных поставщиками компонент и первоначальными производителями оборудования (ППО) (16).

Инвестиции в новые информационные и компьютерные технологии дали также возможность получать большую производительность из того же капитала при меньшем числе людей. Это часть того, что называется «сокращением», но сокращение не отражается в официальных индексах мощностей.

Федеральная резервная система также, по-видимому, не понимает, что произошли некоторые важные структурные изменения, которые не дадут инфляции встать из гроба. Прибавление коммунистического мира к капиталистическому и фактический крах нефтяного картеля ОПЕК сразу же после войны в Персидском заливе означают, что повторения энергетического, продовольственного и сырьевого шоков 70-х гг. стали просто невозможны в 90-х. Цены на нефть в реальном выражении теперь ниже, чем они были в начале 70-х гг., до первого нефтяного шока ОПЕК, но разведка месторождений и экспорт из бывшего Советского Союза едва начались, и еще предстоит возвращение Ирака на мировые рынки нефти.

Снижение заработной платы, начавшееся в Соединенных Штатах, теперь распространяется на весь промышленный мир. Сокращение больших фирм с высокими заработками и дополнительными льготами продолжается с неумолимой последовательностью. В действительности снижение заработной платы даже ускоряется. К небольшим частям третьего мира, уже оривотированным на экспорт в 80-х гг., присоединится теперь второй мир и остальной третий мир. Давление этих производителей с низкими затратами может лишь ускорить снижение цен и заработной платы. В 1994 г. затраты на рабочую силу снизились на 2,9% в производстве и поднялись лишь на 0,9% вне сельского хозяйства (17).

В то же время производительность растет в самом высоком темпе после 60-х гг. В 70-х и 80-х гг. производительность в сфере услуг большей частью снижалась, но теперь она поднимается (18). В отличие от прошлого, услуги теперь никак не произведут подспудного инфляционного нажима. Снижение заработков и повышение производительности – это, разумеется, не рецепт инфляции.

По всей Америке крупные фирмы вырабатывают теперь новые соглашения с поставщиками, вроде тех, какие были недавно заключены компанией «Крайслер». Число поставщиков резко сокращается, поставщикам гарантируют гораздо большие продажи, первоначальные производители оборудования (ППО) делятся с поставщиками информацией и техническим опытом в области проектирования и производства, но взамен этого поставщики обязуются ежегодно снижать цены на компоненты, поставляемые ими ППО. В свою очередь, ППО переносят некоторую часть этого снижения на своих потребителей, чтобы увеличить свою долю рынка.

По существу мир вернулся к условиям 60-х гг., но с экономикой, менее подверженной инфляции (19). В то время эластичность поставок была высокой вследствие процессов восстановления после Второй мировой войны и экономической интеграции, вынужденной в обстановке «холодной войны». Теперь эластичность высока вследствие интеграции второго мира в первый мир и решимости большей части третьего мира заменить изготовление суррогатов импортных продуктов производством, ориентированным на экспорт.

После Второй мировой войны американские фирмы, как правило, сохраняли неизменными высокие цены или даже повышали их, распределяя плоды своей высокой производительности в виде высокой заработной платы или высоких прибылей. Но под давлением международной конкуренции эта система быстро разрушается. В 90-е гг. гораздо большая часть повышения производительности проявляется в снижении цен и гораздо меньшая – в повышении заработной платы.

Знание того, что правительства утратили свою способность сокращать экономические спады, также выразилось в радикальном изменении экспектаций. Производители знают теперь, что они не могут больше удерживать неизменные цены, рассчитывая на быстрое восстановление после циклических спадов. Как показало начало 90-х гг., ни одно правительство не поспешит им на помощь с крупными налоговыми и денежными льготами, чтобы стимулировать упавший спрос. Вместо этого спадам дадут идти своим чередом, а правительства будут просто ждать, пока наступит подъем. Если спады будут острее и дольше, фирмам придется снизить цены, чтобы пережить эти спады.

Нет привидений на чердаке. Нет угрозы, что инфляция восстанет из гроба.

Повысив ставку процента в 1994 г., Федеральная резервная система убила слабый американский подъем, в который еще должны были включиться многие американцы, и замедлила едва заметный подъем в остальном промышленном мире. Через два с половиной месяца после начала этих действий ФРС проценты на тридцатилетние облигации казначейства едва поднялись на 1,1 пункта, а на тридцатилетние закладные с постоянной ставкой – на 1,3 пункта. Резкому повышению этих процентов воспрепятствовала поправка в сторону возрастания в связи с тридцатилетними инфляционными экспектациями. Эти числа отражают неуверенность и тем самым дополнительное вознаграждение за риск, которое инвесторы должны требовать, чтобы защитить себя от Федеральной резервной системы, склонной видеть привидения инфляции там, где их нет.

Если главную роль приписать борьбе с инфляцией, то люди из центрального банка должны считаться важнейшими участниками этой экономической игры. Если бы не эта роль, то их учреждение оказалось бы совсем неважным. Не мешает напомнить, что в 1931 и 1932 гг., когда Соединенные Штаты погружались в «великую депрессию», такие экономические советники, как министр финансов Эндрю Меллон, настаивали, что ничего нельзя сделать из-за риска инфляции, – вопреки тому факту, что цены упали с 1929 до 1932 г. на 23% и должны были упасть еще на 4% в 1933 г. (20). Страх перед инфляцией использовался как дубинка, чтобы остановить необходимые действия. Центральные банки склонны видеть инфляционные привидения, потому что они любят играть роль заклинателей привидений. Хотя в реальной жизни никто из людей еще не пострадал от привидений, заклинатели привидений часто создавали немало реального беспокойства.

За все годы, когда Алан Гринспэн повышал ставку процента, рост в действительности не замедлился, и может возникнуть вопрос – надо ли из-за этого тревожиться? Ответ состоит, конечно, в том, что повышение ставки процента часто действует, как жесткие тормоза. Представьте себе, что водитель нажимает на тормоз, и вначале ничего не происходит. Тогда он нажимает сильнее, и внезапно тормоз срабатывает, сбрасывая машину с дороги. Это и случилось во втором квартале 1995 г.: рост в самом деле остановился.

Если принять за максимальный неинфляционный темп роста экономики 2,5% (что и составляет провозглашенную цель ФРС), то избыточная рабочая сила будет давить в сторону снижения заработной платы. Даже производители, которым придется платить ее, полагают, что темп роста в 3,5% может быть достигнут без инфляции (21).

Наши общества терпят безработицу, потому что от нее страдает лишь меньшинство. Большинство возмутителей спокойствия знают, что это бедствие их не коснется. С политической стороны высокая инфляция больше обременяет тех, кто занимает государственные должности или хочет их занять, поскольку она, по-видимому, снижает доходы всех. Экономисты могут при этом заметить, что любое повышение цен должно увеличить чей-то доход и что равновесие между выигрышами и потерями указывает, что при инфляции меньше 10% в год лишь очень немногие теряют реальный доход; но весь этот анализ не имеет значения. Избирателям все это кажется неверным. Они полагают, что заслуживают повышения заработной платы, а их обманывают, повышая цены.

Высокая безработица, необходимая для борьбы с инфляцией, – это один из факторов, ведущих к снижению реальной заработной платы значительного большинства американцев; но эта реальность слишком заслоняется другими факторами и слишком косвенна, чтобы в ней увидели настоящую причину. Политическая власть на стороне тех, кто объявил священную войну инфляции. Но те, кто ведет эту войну, косвенным образом защищают низкие заработки большинства американцев.

Вулкан инфляции 70-80-х гг. угас, но умонастроение, вызванное его извержением, все еще живо. Вследствие этого фирмы должны предполагать в своем планировании мир без инфляции, но в то же время мир с периодическими спадами, вызванными планами борьбы с воображаемой инфляцией.

Трудящиеся будут по-прежнему жить в мире, где правительства говорят о необходимости восстановить рост реальных заработков, но намеренно создают избытки рабочей силы с целью снижения заработной платы (22). Поэтому пусть никто не слушает этих людей, когда они говорят о восстановлении экономики с высокой заработной платой и растущим реальным доходом. Заработки повышаются, когда не хватает рабочей силы, а не когда она есть в избытке.

Официальная перспектива центральных банков всегда состоит в том, что если они будут достаточно долго сдерживать инфляцию, то они добьются антиинфляционного «доверия» финансовых рынков, при котором возобновится быстрый рост без инфляции. Но это не получается. Если уж немецкий «Бундес-банк» до сих пор не добился «доверия» как борец с инфляцией, то никакой центральный банк никогда не достигнет такого мифического положения. Несмотря на свою антиинфляционную репутацию, Западная Германия имела очень медленный темп роста – 2,3% в год с 1981 по 1994 г. (23). Быстрый рост никогда не возвращается.

Глава 10

ЯПОНИЯ: БОЛЬШАЯ ЛИНИЯ РАЗЛОМА В МИРОВОЙ ТОРГОВЛЕ И ТИХООКЕАНСКИЙ РЕГИОН

В глобальной торговле доминирует линия разлома, с японскими торговыми профицитами с одной стороны и американскими торговыми дефицитами с другой. Подобно реальным линиям разлома, она давно известна – она существует уже больше двух десятилетий, – и со временем давление на разлом растет. Американский текущий бюджетный дефицит (145 миллиардов долларов в 1994 г.) и японский текущий бюджетный профицит (130 миллиардов долларов в 1994 г.) по существу являются зеркальными отражениями друг друга. Ни один из них не мог бы существовать без другого. Говорить об одном – значит говорить о другом.

Прямой двусторонний профицит или дефицит между Японией и Соединенными Штатами (66 миллиардов долларов в 1994 г.) – это символ рассматриваемой проблемы, но не сама проблема. Соединенные Штаты могли бы финансировать значительный торговый дефицит с Японией, получая столь же значительный торговый профицит с остальным миром, если бы остальной мир, в свою очередь, получал торговый профицит с Японией и мог таким образом оплачивать свой торговый дефицит с Америкой за счет денег, взятых из его торгового профицита с Японией. Проблема состоит в том, что, за исключением немногих производителей сырья (или стран, ограничивающих импорт из Японии), никто не получает торговых профицитов с Японией. Все остальные имеют большие торговые дефициты с Японией, финансируя их за счет еще больших торговых профицитов с Соединенными Штатами.

Это особенно верно для стран Азиатско-тихоокеанского региона. В 1993 г. торговый дефицит Азиатско-тихоокеанского региона с Японией, равный 57 миллиардам долларов, был еще больше торгового дефицита США с Японией, составившего 50 миллиардов долларов 1. Если бы страны Азиатско-Тихоокеанского региона не получали американского профицита, им вскоре пришлось бы сократить свои закупки в Японии. Типичен в этом смысле Китай (включая Гонконг). В 1993 г. Китай имел торговый дефицит с Японией в 17 миллиардов долларов, который он оплатил торговым профицитом с Соединенными Штатами в 20 миллиардов долларов 2.

Предположим теперь, что Соединенные Штаты последовали бы совету всего остального мира и сбалансировали бы свой внешнеторговый оборот. Каким бы методом ни пользоваться (падающий доллар, регулируемая торговля, стимуляция сбережений), американский торговый дефицит исчезнет только в случае, если Америка будет меньше импортировать и больше экспортировать. Другого выбора нет. Если она будет меньше импортировать, то отрасли промышленности в остальном мире, производящие этот импорт, должны будут сократиться. Если она будет больше экспортировать, то отрасли остального мира, конкурирующие с американским экспортом, должны будут сократиться.

Предположим, что некоторая комбинация большего американского экспорта и меньшего американского импорта приведет к сбалансированию внешней торговли США. Как показывает простое математическое вычитание, в этом случае остальной мир будет иметь общий торговый дефицит с Японией в 130 миллиардов долларов – если Япония сохранит свой профицит в 130 миллиардов долларов. Кто-нибудь или какая-нибудь комбинация стран должна будет принять на себя японский профицит как свой дефицит. Какая же страна или какая комбинация стран остального мира сможет финансировать такой дефицит в течение сколько-нибудь продолжительного срока? Если ответ на этот вопрос – никакая, а это правильный ответ, то остальной мир скоро должен будет перестать покупать японскую продукцию, как Мексика сразу же после своего валютного кризиса перестала покупать американскую. У остальных стран мира не будет тогда денег на покупку японских товаров, а поскольку они уже потеряли и свой крупнейший экспортный рынок, Соединенные Штаты, то они будут некредитоспособны. Между тем торговый баланс Японии в случае исчезновения ее экспортных рынков быстро придет в равновесие.

Нетрудно подвести итог. Без американского торгового дефицита не может быть японского торгового профицита – независимо от того, насколько конкурентоспособны японские товары, насколько остальной мир захочет их покупать. Но никакая модель мировой торговли, зависящая от постоянных дефицитов США или предусматривающая постоянные профициты Японии, в течение длительного времени попросту не жизнеспособна.

Ни одна страна, даже столь большая, как Соединенные Штаты, не может вечно иметь торговый дефицит. В самом деле, для оплаты этого дефицита приходится занимать деньги, а затем – занимать деньги на оплату процентов по этим займам. Если даже годовой дефицит останется на прежнем уровне, то расходы на обслуживание долга будут только расти, пока долг не вырастет настолько, что его уже нельзя будет финансировать. Альтернативой займов является продажа иностранцам американского имущества (земли, компаний, зданий), но и эта процедура ограниченна, потому что в конце концов не останется что продавать. В какой-то момент рынки капитала перестанут давать деньги взаймы американцам (поскольку будет слишком большой риск дефолта или уплаты долга валютами гораздо, меньшей стоимости), и Америка лишится активов, которые хотели бы купить иностранцы (так как доходы на оставшиеся активы, которые они могли бы купить, не покрыли бы требуемых расходов на проценты и не компенсировали бы покупателей за ожидаемые потери иностранной валюты, связанные с их владением).

Для иллюстрации этой проблемы предположим, что японский пенсионный фонд покупает государственную облигацию США на 100 долларов, когда обменный курс составляет 120 иен за доллар. Через год, при обменном курсе 80 иен за доллар, имущество, стоившее японскому пенсионному фонду 12 000 иен, будет стоить лишь 8 000 иен. Компания потеряет треть своей инвестиции.

В разное время японцы одалживали деньги (покупали облигации США и частные облигации), нужные для финансирования своего торгового профицита (американского торгового дефицита), а также в разное время покупали активы (крупные приобретения собственности в 80-е гг.), нужные для финансирования торгового дефицита Соединенных Штатов (японского торгового профицита); но если нынешняя модель мировой торговли сохранится, то им придется постоянно перемещать деньги в Соединенные Штаты. Как только японцы перестанут делать такие инвестиции, стоимость иены резко поднимется, а доллара упадет. Даже японские капиталисты не могут вечно терять деньги на таких инвестициях.

Вследствие уникального положения доллара как фактической мировой резервной валюты, а также огромных американских активов за границей и большого внутреннего богатства (множество имущества США, которое остальной мир хотел бы купить) Соединенные Штаты Америки могут иметь в течение долгого времени торговый дефицит; но даже они не могут навсегда отменить основные экономические законы. Никто не может вечно иметь большой торговый дефицит. Соединенные Штаты – очень большая страна, они могут много одалживать и много продавать, прежде чем разорятся, но в какой-то момент финансовые рынки мира примутся за нас так же, как они принялись за Мексику.

Bоnpoc не в том, произойдет землетрясение или нет. Оно произойдет. Единственный вопрос – когда это случится, и случится ли это в виде одного большого удара или в виде ряда малых толчков, причиняющих меньший ущерб.

Но если такие условия существуют уже долго и еще ничего не случилось, то люди, как это свойственно людям, начинают верить, что можно сколько угодно пренебрегать экономическим законом. Они начинают вести себя так, как будто Соединенные Штаты могут вечно иметь торговый дефицит и будто нынешние способы торговли могут продолжаться всегда.

Ту же склонность не задумываться и никому не доверять можно было видеть в 70-х и 80-х гг., когда японская фондовая биржа достигла отношения цен к заработкам более чем 100. С такими кратными японские компании могли выпускать акции, фактически занимая деньги по ставке ниже одного процента, а затем инвестировать свои займы в государственные облигации, приносящие 3%. В таком мире каждый мог наживать сколько угодно денег. В принципе эти японские отношения цен к заработкам не могли долго существовать, потому что деньги занимали бы и затем с выгодой перезанимали бы до тех пор, пока частные проценты на займы не превзошли бы государственные (частные займы всегда более рискованны, чем государственные, поскольку компании не могут печатать деньги для оплаты своих долгов, а правительства могут). Но японская фондовая биржа оставалась на высоком уровне так долго, что многие уверовали, будто Япония каким-то образом совсем особенная страна, к которой неприменимы общие законы.

Вначале многие обозреватели говорили, что котировки японской биржи сошли с ума. Но эти котировки держались так долго, что, хотя большинство этих первоначальных обозревателей и осталось при своих основных взглядах, со временем их речи начали звучать глупо, и они умолкли. Тогда появились другие аналитики, предлагавшие объяснения, почему Япония – особенная страна и почему высокие кратные ее фондовой биржи могут продолжаться сколько угодно. По их аргументации, земля не включалась надлежащим образом в японские балансовые отчеты, японские способы учета были иными, японцы не хотели зарабатывать деньги на свои вложения. Но, конечно, все это был вздор. Японская фондовая биржа не могла вечно пренебрегать законами экономики и в конце концов потерпела крах. Японская фондовая биржа упала с 3 8 916 по индексу Никкей в декабре 1989 г. до 14 309 в августе 1992 г… – в реальном выражении это превосходит спад на американской фондовой бирже между 1929 и 1932 г. 3. Даже в начале «великой депрессии» мир не видел потерь такой величины, какие произошли в Японии. Если сложить вместе крах на фондовой бирже (даже после некоторого восстановления – падение на 63% в 1995 г.),падение стоимости земли (на землю под городскими постройками на 33%, на коммерческую землю на 85%), стоимости жилищ и коммерческой недвижимой собственности, а также потерь иностранного имущества, выраженных в иенах (на 50%),то полная стоимость японского достояния упала на 14 000 миллиардов долларов 4. Уже исчезло тридцать шесть процентов всего японского достояния, и цены на собственность продолжают падать – в Токио стоимость придорожной собственности к середине 1995 г. упала на 13%, а коммерческая стоимость земли на 20% 5. В конце концов, нормальные правила применимы и к Японии.

Аргументы по поводу американского торгового дефицита повторяют давно известные аргументы по поводу японской фондовой биржи. Сначала были предупреждения, что он не может продолжаться вечно. Но теперь, когда Соединенные Штаты живут с этим большим торговым дефицитом так долго – более двадцати лет, – мы дошли до того, что все готовы поверить в невозможное'. Те, кто говорил, что это не может продолжаться вечно, умолкли. Как сорная трава, размножились теории, объяснявшие, почему Соединенные Штаты единственны в своем роде, – утверждали, что поскольку лишь доллар является всемирной резервной валютой, то все занимают деньги только в долларах, а потому не может быть дефолта; что все на свете хотят иметь неограниченное количество американских активов в своих портфелях, потому что планируют навсегда остаться с долларами и не беспокоятся, что произойдет с их богатством, выраженным в отечественной валюте; что никто не опасается потерять деньги на своих американских инвестициях, и так далее. Но ни один из этих аргументов не опровергает основной истины. Все они бессмысленны. Настанет момент когда Соединенные Штаты потеряют способность финансировать свой торговый дефицит!

Но никто не знает и не может знать, когда это произойдет. Экономическая наука очень хороша, когда речь идет о том, чтобы оценить основные силы и давления. Но она ужасно слаба в оценке времени. Экономическая теория ничего не говорит о времени. Конец наступит, он уже очень задержался, если посмотреть на высказывания большинства экономистов в начале 80-х гг., но задержка не означает, что конец наступит завтра. И ничто не отменяет той реальности, что конец должен наступить.

Когда конец наступит, в Японии, Соединенных Штатах и в остальном мире произойдет крайнее бедствие. Эпицентр экономического землетрясения будет в Соединенных Штатах, но ударные волны будут сильнее всего в Азиатско-Тихоокеанском регионе. В Америке произойдет снижение уровня жизни, так как она будет отрезана от потребляемого теперь импорта и должна будет начать выплату процентов и основной суммы своих долгов (составляющих в настоящее время около 1 триллиона долларов). Американцы будут больше работать (сокращение импорта на каждые 60 миллиардов долларов означает 1 миллион американских рабочих мест), но будут иметь более низкий уровень жизни 6. Американские фирмы быстро перестроятся, чтобы производить больше товаров, которые американцы хотят покупать, например, автомобилей, но для достижения прежнего объема производства понадобятся большие затраты. Величина снижения уровня жизни будет зависеть от действий Федеральной резервной системы. Если она будет по-прежнему работать в режиме борьбы с инфляцией, не допуская уменьшения безработицы, то снижение уровня жизни будет значительнее, чем если она позволит нынешним безработным и частично безработным опять приняться за труд.

В Японии резко сократятся экспортные отрасли. Если японское правительство не захочет прибегнуть к массированному субсидированию своих экспортных отраслей, то вслед за банкротством компаний миллионы людей лишатся работы. Если такие субсидии будут платить, то работающим во внутренней промышленности по существу придется платить гораздо более высокие налоги, то есть снизить свой уровень жизни, чтобы помочь сохранить уровень жизни тех, кто теперь работает в экспортных отраслях.

Остальной мир будет не способен платить за японский импорт и резко его сократит. Поскольку внутренние производитеЛИ нуждаются в японских компонентах для обслуживания местных рынков они не сумеют производит даже те товары, которые могли бы продать внутри страны. Поскольку они не смогут продавать в Соединенных Штатах то, что теперь производят для американского рынка, их производство будет сильно сокращено.

Падение продаж не ограничится американским рынком. Вне Соединенных Штатов продажи также снизятся, поскольку большинство этих продаж косвенно оплачивается деньгами, вырученными от американских продаж. Многие страны, полагающие, что они диверсифицировали свою экспортную базу в действительности этого не сделали. Как часть общего экспорта Южной Кореи, американские продажи низки, тогда как продажи Южной Кореи Китаю высоки. Но если Китай потеряет свой американский торговый профицит, то Южная Корея потеряет свои китайские продажи. В действительности экспортная база Южной Кореи не была диверсифицирована.

Чем дольше продолжается нынешняя ситуация, тем значительнее будут необходимые структурные изменения. Когда наступит конец, со 166 миллиардами торгового дефицита и с 1 триллионом международного долга, то, в предположении ставки в 10%, американцам придется сократить свой импорт на 266 миллиардов долларов в год. 100 миллиардов долларов, которые американцам придется платить в виде процентов на свои международные долги, им придется не занимать, а зарабатывать, и они не смогут больше финансировать импорт в 166 миллиардов долларов.

Для Японии каждые 60 миллиардов долларов потерянного экспорта означают потерю около миллиона рабочих мест. Если исчезнут 130 миллиардов торгового профицита, то Япония потеряет около двух миллионов рабочих мест, по мере того, как остальной мир будет балансировать свой оборот с Японией. Но Япония должна не только сбалансировать свой внешнеторговый оборот. Страны остального мира, чтобы оплачивать проценты по займам и инвестициям, полученным от японцев, должны получать профицит с Японией – если они не могут оплачивать эти займы деньгами, заработанными в Америке. Если Япония.имеет 5OO миллиардов долларов чистой суммы активов в остальном мире (вне Соединенных Штатов), то для финансирования платежей по долгам (предполагая ставку 10%) этим странам понадобится 50 миллиардов долларов торгового профицита с Японией – что означает потерю еще одного миллиона японских рабочих мест. Чем больше чистая сумма японских активов, тем больше будет в конечном счете потеря рабочих мест.

У обеих стран есть сильнейшие мотивы ввести политику приспособления, прежде чем это приспособление будет им навязано международным финансовым рынком. Постепенные изменения гораздо менее травматичны, чем внезапные изменения.