Торнадо - Инопланетянин

Жестом римского сенатора Линклейтор указал на своего гостя и выдержал внушительную паузу.

— И пока у них есть надежда получить означенного Зндимиона с помощью частного детектива Рэя Харви, они будут ждать. Они изъяли дело о золоте из рук полиции, напустили тумана с этой «Инвазией», убрали лишних свидетелей, сделали ставку на Харви и теперь будут ждать. А мы ждать не будем! — Лицо Линклейтора подобралось, резче прописались складки в углах рта. — Впереди вечер, ночь, до утра ещё далеко. Надо выйти на этого советника, на Джона Кейсуэлла и выпотрошить его безо всякой жалости! Туман рассеется, и можно будет принять толковое решение. Что ты скажешь, Рэй?

Харви размышлял. Его крупные сильные руки неподвижно, точно отдыхая и накапливая силу, лежали на столе.

— Подходов к самому Кейсуэллу у меня нет, — наконец неторопливо проговорил он. — Слишком крупная фигура, не по зубам. Но план его дома я раздобыл в своё время. Просто так, на всякий случай. Хороший план Хил. Со всеми системами охраны и сигнализации.

— Умница!

— Если Энди согласится мне помочь, я возьмусь за это дело. Потрясти Кейсуэлла следует!

Линклейтор волчком, несмотря на свой вес, повернулся к Клайнстону.

— Ваше слово?

Клайнстон сдержанно поклонился.

— Я к вашим услугам, мистер Харви.

Линклейтор возбуждённо прошёлся по комнате, зацепил бедром стол и беззлобно, мимоходом чертыхнулся.

— Послушай, Рэй, моя контора под наблюдением? Признавая прозорливость товарища, Харви развёл руками.

— Под двойным. Мои ребята следят за теми, кто следит за тобой. К тебе я прошёл незамеченным — обычная операция на отвлечение.

— Ты придумал, куда и как мы будем уходить отсюда?

— С этим все в порядке. У меня есть резервная конспиративная квартирка. Я использовал её всего три раза для встреч с иногородними, причём доставляли и увозили их так, чтобы они не могли зафиксировать маршрут. Место надёжное, по крайней мере на несколько суток. Уверен, что ни полиции, ни ФБР ничего о ней не известно, пока, разумеется.

Линклейтор одобрительно кивнул.

— Фор-оу. — И, с некоторым сожалением оглядывая гостиную, добавил: — Из этой мышеловки конечно же надо уходить. Но сначала перекусим. И поплотнее! Кто знает, как обернутся дела? Я отлучусь на кухню, а вы готовьте желудки — через четверть часа я накрою стол.

Уже в дверях Хобо обернулся и порекомендовал:

— Побеседуйте. Проинформируйте друг друга. Пройдитесь по всем горячим точкам. Может быть, кое-что и прояснится!

СУПЕРЙОГА

Харви и Клайнстон с интересом присматривались друг к другу — они впервые остались вот так, с глазу на глаз, а им предстояло рискованное дело, за которое не стоило браться без некоторого минимума взаимного доверия. Посторонний наблюдатель, несмотря на очевидную несхожесть этих людей, постепенно и не без удивления начал бы обнаруживать в них некое скрытое внутреннее родство, называвшееся в эпоху господства церкви и веры родством душ.

Харви был по-крестьянски прост и открыт, сухощав, широк в кости и, очевидно, силён, о чем говорили и некоторая скованность позы, и нарочитая замедленность движений, свойственная людям, которые боятся ненароком что-нибудь сломать или разбить. Но стоило собеседнику вглядеться в спокойные карие глаза Харви, как он ощущал через них напряжённое биение пусть не очень отшлифованной, но незаурядной мысли. И тогда становилось ясно, что простота Харви более кажущаяся, чем реальная, и что ею далеко не исчерпывается этот неординарный характер.

Клайнстон был аристократически сдержан и как бы овеян тайной, его замкнутость лишь подчёркивала вежливость и холодноватый, ироничный юмор. Его физическая сила, может быть, не уступала силе Харви, но она была глубоко запрятана в литом тренированном теле, размыта высокой культурой движений, когда каждый жест предельно экономен и точно служит поставленной цели. Клайнстон, казалось, без всяких усилий с его стороны, держал собеседников на почтительной дистанции. Но человек, удостоенный доверия, присмотревшись к его лёгкой, скользящей улыбке, к выражению его светлых, почти бесцветных глаз, в которых иногда, казалось бы совсем некстати, проглядывало выражение непонятной грусти, понимал, что Клайнстон и добр и надёжен.

Поначалу разговор не клеился. Без особой охоты Харви взял инициативу на себя и принялся за расспросы. Клайнстон, вопреки его опасениям, отвечал откровенно и хотя очень коротко, но точно. Он рассказал, что неоднократно получал предложения участвовать в хищениях со взломом или вскрытием сейфов. Клайнстона пытались припугнуть — и письмами, и мордобоем, и имитацией покушений, но он держался твёрдо, знал, что стоит уступить один раз, как гангстерские сети запутают его намертво. Одна из имитаций покушения — хозяин мастерской клялся, что гангстеры высоко ценят Клайнстона и никогда не покушались всерьёз на его жизнь, — закончилась трагично — погиб давний друг Клайнстона Герберт Уолш. Клайнстон, тяжело переживавший эту нелепую смерть, окончательно прозрел — понял, что не сможет долго сопротивляться натиску преступного мира и рано ли, поздно ли, но вынужден будет сдаться. Клайнстон почти физически ощущал, как липкая гангстерская паутина опутывает его все туже и туже. Надо было что-то предпринимать, но что? Даже Хил Линклейтор признался, что если у Клайнстона нет приличной суммы наличными, которая позволила бы ему бросить работу и затаиться на годик-другой, то он не может посоветовать ничего, кроме выгодной сделки с гангстерами. Все воруют в нашем свободном мире, успокаивал Хобо Клайнстона. Важно не продешевить. Воровать — так сразу миллион! Тогда, если и попадёшь в тюрьму, то и там можно жить с комфортом. Клайнстон был, что называется, на распутье. И вот тут-то и появился некий джентльмен, предложивший Клайнстону необычное пари.

— Это был именно джентльмен?

— Именно джентльмен! Во всяком случае, он так выглядел и так держался. Прекрасно одетый, респектабельный мужчина средних лет, говоривший скорее по-английски, чем по-американски. Приехал на «кадиллаке» последней модели, за рулём сидел шофёр, который вёл себя, как слуга. Приехавший представился Смитом, но дал понять, что это — не настоящее его имя. Сказал, что представляет двух богатых людей. Богатых по-американски. Очень богатых и заключивших между собой пари, разыграть которое они поручают мне.

Харви усмехнулся.

— И вы поверили?

Клайнстон пожал плечами.

— Я тогда не думал об этом. Согласитесь, пари — это все-таки не открытое преступление. И приятнее чувствовать поддержку двух очень богатых людей, чем гангстерской шайки.

— Вас хорошо подготовили к этому шагу. Вы согласились сразу?

— Нет. Я попросил разрешения подумать. И отправился на консультацию к Хилу. Он порекомендовал мне согласиться с двумя оговорками. Во-первых, совместно с ним проработать аварийный вариант действий, отнюдь не уведомляя об этом контрагентов. Во-вторых, выговорить в свою пользу золота — золото, сказал он, никогда не бывает лишним. На мои условия согласились.

— Кто? Все тот же Смит?

— Он самый. На том же «кадиллаке» и с тем же шофёром.

— Кроме Смита вы ни с кем по этому пари не общались, нет? Шофёра в лицо запомнили? Прекрасно. — Харви достал из кармана конверт. Вынул из него фотографии величиной с визитную карточку и веером раскинул на столе. — Посмотрите внимательно. Может быть, кто-нибудь из них похож на Смита или его шофёра?

На столе лежали фотографии Кейсуэлла, Мейседона, Уотсона, Стенли и Френсиса Ли, теперешнего оперативного начальника Харви, сфотографированного автоматической скрытой камерой прямо в его кабинете. Склоняясь к фотографиям, Клайнстон проговорил:

— У вас не пиджак, а фотолаборатория, мистер Харви.

— Перестаньте называть меня мистером, Энди, Не тот момент. Пиджак частного детектива — тот же сейф, когда это требуется, конечно.

Добросовестно просмотрев каждую фотографию, Клайнстон отрицательно качнул головой.

— Нет здесь ни Смита, ни его шофёра. Это совершенно точно.

Харви, от которого не укрылось, что Клайнстон улыбнулся, разглядывая одну из фотографий, изменил форму вопроса.

— Посмотрите ещё раз. Может быть, с кем-нибудь из этих людей вы все-таки встречались по ходу своей «золотой» операции? В банке? На выходе из него? По пути…

— Тут и смотреть нечего, — перебил Клайнстон, передавая Харви фотографию Френсиса. — Вот этот человек руководил моим арестом в баре, когда я был вынужден выдать себя за мертвеца.

Харви не сдержал своего удовлетворения, благо в такой сдержанности не было ровно никакой необходимости.

— Кэйсуэлл? — полюбопытствовал Клайнстон, следивший за выражением лица детектива.

Харви ограничился тем, что отрицательно покачал головой — ему не хотелось вдаваться в подробности.

— Итак, Энди, вы спрятались в подвале банка, дождались закрытия, изъяли из указанного вам сейфа тринадцать слитков девятьсот девяносто пятой пробы. И что же дальше?

Клайнстон улыбнулся.

— Сущие пустяки. Закрыл сейф так, чтобы не осталось никаких следов, уложил слитки в атташе-кейс, дождался открытия банка, спокойно вышел из него и доставил золото в номер «Тюдор-отеля», как и было условлено.

Харви откинулся на спинку кресла, разглядывая Клайнстона.

— Пустяки! Но ведь вам потребовалось чуть ли не двенадцать часов просидеть в подвале, заполненном азотом!

Клайнстон улыбнулся.

— У меня был кислород — целый литр под давлением сто пятьдесят атмосфер, итого сто пятьдесят литров. И простейший портативный респиратор с полузамкнутой циркуляцией и регулируемым подсосом окружающей среды. В состоянии глубокой медитации потребление кислорода снижается во много раз. Я провёл несколько тренировок и убедился, что двенадцать часов с моим снаряжением, — далеко не предел. Так что риск был минимальным.

Харви тяжко вздохнул.

— Опять эта медитация! Неужели нельзя попроще объяснить — что и как?

— Никто не знает — что и как, ни попроще, ни посложнее. Есть психическое состояние, добытое опытом многих и многих поколений людей, есть разные названия этого состояния. И никто не знает — что и как. — Клайнстон слегка поклонился. — Кроме меня, разумеется.

— В это можно поверить. Не поделитесь? Удержаться от соблазна проникнуть в такую тайну Харви не смог. Не случайно же он стал частным детективом и недекларированным хранителем многих и разных чужих тайн и секретов. Тяга к тайному, к сверхъестественному, доступному немногим, жила у него в крови с раннего детства.

— Кое-чем могу поделиться, — поразмыслив, решил Клайнстон.

— Слушаю!

Харви так поторопился с этим ответом, что Клайнстон не сдержал улыбку.

— Придётся начать издалека, Рэй. Когда человек ещё только формировался в своём современном облике, среди ранних палеантропов, которых называют ещё неандертальцами, выделилась специфическая ветвь эволюции. Я не очень специален?

— Нет, — успокоил Харви, усаживаясь в кресле поудобнее. — Я слышал о неандертальцах. И даже видел в музее — не помню в каком — скульптуру в натуральную величину. Должен сказать, что среди подонков встречаются типы и пострашнее.

Они посмеялись, и Клайнстон продолжал:

— Часть ранних неандертальцев, попавших в критические условия бытия из-за прогресса оледенения и общего похолодания, свернула с пути прямого покорения природы, что характерно для антропогенеза как такового, в сторону приспособления к ней. В этом особом русле антропогенеза выживали те палеантропы, которые в экстремальных условиях голода, холода и бескормицы приобретали способность впадать в особое анабиотическое состояние, напоминающее спячку животных.

— Вроде спячки медведей? — с усмешкой уточнил Харви.

— Сходство, конечно, есть, но есть и существенные различия. Медведи впадают в спячку бессознательно, а неандертальцы были без пяти минут людьми, они уже обладали прототипом разума, сознанием, хотя ещё и не развитым в полном объёме. И в своеобразную спячку, в первобытную медитацию они вводили себя преднамеренно, осознанно замедляя биение сердца и сводя до минимума все обменные процессы, включая и дыхание. Погружался в оцепенение и мозг этих древнейших йогов-неандертальцев. Оставалась лишь дежурная искорка бытия, через которую они контактировали с окружающим миром. И когда наступало потепление, а вместе с ним и возможность добывать пищу, древнейшие йоги будили себя и возвращались к жизни. Ну, а если потепления своевременно не наступало, то тлеющая искра сознания постепенно гасла, и наш далёкий предок спокойно и безболезненно умирал. И поэтому йоги-палеантропы не испытывали такого страха перед смертью, как остальные древние люди.

— Так это же было давно, Энди. Вы-то не палеантроп!

— Верно. Но гены этой древней естественной йоги частично сохранились. И у некоторых людей они подбираются таким удачным образом, что древние возможности медитации пробуждаются, если на них, конечно, своевременно обратить внимание.

— И вы — один из таких людей?

— Совершенно верно. Существуют прирождённые силачи и акробаты, математики и поэты. А я — прирождённый йог.

С интересом разглядывая Клайнстона, Харви полюбопытствовал:

— А Фомальгаут к этим способностям имеет какое-нибудь отношение?

— Дался вам этот Фомальгаут! Визитная карточка — просто шутка, чтобы озадачить и сбить с толку полицию.

Харви почесал затылок.

— Но, Энди, вы и в наших разговорах все время шутите! Меня и Хила вы тоже хотите озадачить и сбить с толку?

Клайнстон негромко рассмеялся.

— А почему бы мне не подстраховаться? Хилари Линклейтор — неплохой человек, но он пьёт. И пьёт здорово! К тому же у него много тёмных для меня связей в преступном мире, а мы живём в такой стране, где все продаётся и все покупается. Что же касается вас, Рэй, — Клайнстон сделал извинительный жест, — то вас я вижу сегодня впервые в жизни.

— Понимаю. — Харви наморщил лоб, стараясь поточнее сформулировать свою мысль. — Но нам вместе идти на серьёзное дело. Стоит ли таиться друг от друга?

— Фомальгаут нашему делу не помешает.

Харви с интересом разглядывал своего товарища по делу.

— И все-таки, вы уж простите мою настойчивость, человек вы, Энди, или инопланетянин?

— Разве инопланетянин не может быть человеком?

— Это в каком же смысле?

— В самом прямом. Разве инопланетяне волею случая не могут оказаться подобны людям? Так подобны, так схожи, что не только случайный собеседник, но и врач при осмотре не заметит в таком инопланетянине ничего особенного?

Харви в сомнении погладил подбородок.

— Не думал, что такое возможно.

— И я не знаю этого. — С лица Клайнстона не сходила лёгкая улыбка. — Просто предполагаю, думаю вслух.

Харви кивнул.

— Понимаю, у каждого есть свои тайны. — Он снова и снова оглядывал Клайнстона с ног до головы, непривычное напряжение мысли, работавшей в нестандартном, необычном направлении, избороздило его лоб глубокими морщинами. — Мне вы согласились помочь. А почему бы вам не помочь всем людям?

— Вы о чем, Рэй?

— О помощи людям, Энди. Конечно, если вы просто человек с необыкновенными способностями, то мои слова не имеют никакого смысла. Но если вы не просто человек, а кто-то там другой, я уж не знаю кто, и можете многое, что нам неведомо, то почему бы вам не помочь людям?

— Как?

Харви пожал сильными плечами.

— Вам виднее!

— Подарить вам волшебную палочку, хай-спай, с помощью которой можно стать невидимкой и, как в сказках Шехерезады, в один миг построить дворец или разрушить город?

Теперь уже заулыбался и Харви.

— Попробуйте. Хотя разрушать в один миг целые города мы уже научились.

— Вот видите. По-моему, вы ответственный человек, мистер Харви, и, наверное, постараетесь применять хай-спай для добрых, а не для злых дел, хотя разграничить их совсем не просто. Но ведь палочку у вас непременно отнимут! И доставят в Пентагон. И что из этого выйдет?

— Да, наверное, ничего хорошего. — Харви поскрёб затылок. — Но ведь людям можно помочь не палочкой, а словом. Нужным словом!

Клайнстон хотел сказать, что времена, когда вначале было слово, времена пророков и апостолов, давно прошли. Капитал девальвировал слово, превратил его в один из самых дешёвых и ходовых товаров, который продаётся и покупается и оптом и в розницу. И эта бесстыдная торговля подменяет мысли риторикой, истину — рекламой, любовь — сексом, счастье — вульгарным наслаждением, а высокие цели бытия — выгодой. Эта торговля подтасовывает факты, корёжит и оглупляет самые чистые идеи, чернит добро и облагораживает зло! Что может слово, когда, подобно золочёной скорлупе сгнившего ёлочного ореха, оно скрывает лишь пустоту? Но Клайнстон лишь подумал об этом, а вслух сказал другое:

— Люди — не дети, нуждающиеся в поводыре, но зрелые мужи. Чужое слово им не поможет. Надо самим искать свою дорогу.

— А вы ищете?

Клайнстон некоторое время смотрел на Харви отсутствующим взглядом, а потом, осознавая его вопрос и переходя на свой обычный, улыбчиво-ироничный тон, ответил:

— Ищу. Но вместо пути в будущее я нашёл тринадцать килограммов золота. И теперь не знаю, что мне с ним делать!

— Это по моей части. — Успокоил его Харви. — Можете рассчитывать на мою помощь и не беспокоиться.

— В таком случае можете рассчитывать на хай-спай. Я научу вас искусству суперйоги, Рэй. Не здесь и не теперь, а когда мы будем в безопасности.

— А как же мои гены? Боюсь, что они у меня самые заурядные! Во всяком случае, в спячку я впадать не умею.

— Генам можно помочь. Индийские йоги издревле применяют специальные составы, способствующие резкому углублению медитации. Их держат в глубочайшем секрете, передают лишь достойным и только из рук в руки. Мне удалось проникнуть в эту тайну. Применив современную методологию, я выделил из этих тибетских смесей сильнодействующее начало, которое назвал медитаном. Несколько месяцев тренировки, несколько капель медитана, и, даже не обладая особыми генами, вы сможете на равных посостязаться с прославленными йогами Востока.

Харви как профессионал-детектив не мог не отдать должное предусмотрительности Клайнстона. Конечно, этот загадочный человек страховался ещё раз — надежда проникнуть в тайны суперйоги приковывала Харви к их общему делу крепче настоящих цепей. Во всяком случае, Клайнстон мог серьёзно рассчитывать на это.

— И вы не боитесь, что ваш медитан попросту украдут? — не без лукавства спросил он вслух.

— Нет, — с улыбкой сказал Клайнстон. — Все дело в дозе, а доза сугубо индивидуальна. Чуть меньше — и человек ничего не почувствует, кроме лёгкой эйфории и последующей сонливости. Чуть больше — и наступит смерть из-за паралича дыхания и остановки сердца. И даже в рамках допустимой дозы есть опасная крайняя точка — точка ролланга.

— Ролланга?

Харви не успел получить ответа, в гостиную вошёл Линклейтор в светлом берете, изображавшем поварской колпак.

Пока Линклейтор с ловкостью заправского кельнера сервировал стол, Клайнстон, отвечая недоуменному взгляду Харви, пояснил:

— Бытует легенда, что ламы-тантристы умеют воскрешать некоторых покойников, превращая их в живые трупы, в зомби. Зомби живут, могут работать по хозяйству, в поле, в мастерских на простых операциях, но лишены высшего слоя сознания — разума. Это — люди-животные, послушные рабы своих хозяев.

— Ну, зомби — это уже не Тибет, а Африка, — возразил Хобо, исчезая на кухне.

— И если… — начал Харви.

Не давая ему договорить, Клайнстон кивнул.

— Совершенно верно. Избыточная доза медитана может быть не только смертельной, но и зомбийной. Человека ещё можно спасти, но вернётся к жизни он уже вечным рабом — живым трупом.

Хобо был изрядно пьян, находясь в том самом оригинальном критическом состоянии, из которого в равной мере можно скатиться, как с горы, и в сторону полного алкогольного отупения, и в сторону относительной трезвости. Поскольку Харви был убеждён, что Линклейтор ещё не исчерпал до конца свою роль мозгового центра, то не поленился обыскать его и без труда обнаружил и изъял у него плоскую флягу со спиртным на основе джина и грейпфрутового сока. Линклейтор уверял, что это не коктейль, а холодный грог, от которого люди не только не пьянеют, но наоборот — трезвеют, но это не помогло. Харви был неумолим. Тогда Хобо налился злостью и словно протрезвел.

— Да кто тебе вообще позволил брать чужие вещи?

— Успокойся, Хил, — мягко посоветовал Харви, хорошо знавший, что Хобо, лишённого выпивки, иногда «заносит».

— Кто тебе дал право в нашей свободной стране посягать на чужую собственность? — Физиономия Хобо налилась кровью. — Плебей с белой кожей и рабской душой ниггера! Я, Хилари Линклейтор, вытащил тебя из грязи и сделал человеком!

— Я всегда буду благодарен тебе за это.

— Ты и должен быть мне благодарен. Я, — Хобо стукнул себя кулаком по жирной груди, — стопроцентный американец! А вы — ниггеры с белой кожей, у вас не кровь, а коктейль! Скоты!

— Ради Бога, успокойся, Хил. — Харви был само терпение. — Все знают, что ты настоящий американец.

— Да не то, что ты! Я кончил Вест-Пойнт. Я создал систему, которая тебя кормит, поит и делает похожим на человека! Я пью? А кто из настоящих американцев не пьёт? Я вожу к себе девок? А кто из нас, настоящих, не покупает баб? Я участвую в махинациях? А кто из истинных янки не плюёт на законы, когда делает свой частный бизнес?

— Если следовать этой логике, — очень спокойно, даже доброжелательно заметил Клайнстон, — вам следовало бы заняться и наркотиками.

Некоторое время Линклейтор разглядывал Клайнстона не вполне осмысленным взглядом. Потом мотнул головой и провёл ладонью по покрытому испариной лицу.

— Я пробовал, Энди, — снова пьянея, пробормотал он. — Пробовал! Но понял, что за этой чертой исчезнет не только Хилари… тот, что кончил Вест-Пойнт… но и пьяница Хобо. Ничего не останется! Белый пар… И я сумел шагнуть обратно, сюда, через эту проклятую черту!

Линклейтор уронил голову на грудь и несколько полновесных секунд пребывал в неподвижности, тяжело дыша.

Харви был терпелив, как сестра милосердия монашеского ордена, настойчив и заставил Хобо проглотить чашку кофе. После этого Линклейтор пришёл в себя, обрёл известную ясность мысли, хотя не утратил болтливости, употребляя на каждую свою мысль по крайней мере вдвое больше слов, чем это требовалось на самом деле.

— Ребята, — доверительно сказал он, хитровато щуря хмельные ещё глаза. — А вы хорошо представляете, что вам придётся драпать отсюда немедленно и без оглядки после того, как вы потрясёте Кейсуэлла?

Харви и Клайнстон переглянулись, понимающе улыбнувшись друг другу, — для них это был вопрос решённый. Клайнстон знал, что ему придётся по крайней мере на несколько лет исчезнуть из Нью-Арка, когда согласился на «золотое» пари. Харви и Джейн решили покинуть столицу навсегда.

— Вижу, представляете, а как же иначе? Вы — умные люди. А вы понимаете, что только самолёт даёт вам какие-то шансы? Решительно не годятся ни автомобиль, ни поезд, ни междугородный бас — непременно перехватят, ставлю доллар против гранда. Билеты надо заказать теперь же! И на несколько разных рейсов, чтобы обеспечить свободу манёвра. Ты сделал это, Шерлок Холмс?

— В этом нет необходимости, — спокойно ответил Харви. — У Кейсуэлла есть собственный четырехместный самолёт «Игл», а я умею пилотировать машины такого класса. Самолёт стоит рядом с домом, в ангаре. Там же — взлётно-посадочная площадка.

— Твою руку, Рэй. Ты — молодчина! И вполне реабилитировал себя в моих глазах. Я прощаю, что ты заставил меня выпить эту навозную жижу под претенциозным названием кофе. — Хобо задумался, ловя ускользающую мысль, потом оживился, глаза его снова обрели хитроватое выражение. — А вы представляете, что вам придётся убраться за пределы континента? И чем дальше, тем лучше?

Харви и Клайнстон снова переглянулись, теперь уже с некоторым недоумением.

— Мы обговорили это по пути сюда, Хил, — вслух проговорил Клайнстон, — и остановились на Серебряном штате.

— Отвратительная идея! — Хобо даже передёрнулся. — Она бы ещё годилась, если бы вы могли пришить Кейсуэлла и спрятать концы в воду.

— Мы не собираемся убивать его, Хил, — вежливо возразил Клайнстон.

Будто и не слыша этой реплики, Хобо проникновенно продолжал:

— Кейсуэлна вы, конечно, пришить можете. Наверное, он этого и заслуживает, но вот спрятать концы в воду вам не удастся. Кейсуэлл — исполнитель, исполнитель высокого ранга, но все-таки исполнитель. Тот, кто стоит над ним, сразу поймёт, что это дело рук Харви. И тогда его, вместе с вами, Энди, найдут на дне морском, если это дно принадлежит Штатам. Невада, конечно, штат глухой, всего-то полмиллиона жителей, из которых четыре пятых живут в Лас-Вегасе, Рено и Керзон-Сити. А так — один человек на квадратный километр! Именно поэтому мы с Рэем всегда рекомендовали Серебряный штат тем, кому надо отлежаться на дне. Но Кейсуэлл — не тот случай. Не спорь, Рэй, не огорчай меня, а то я буду думать, что зря потратил столько времени. На вас набросят такую частую сеть, что не помогут ни леса, ни горы! Нет, ребята! Вам надо убираться за пределы континента. И чем дальше, тем лучше!

— Ты разве не с нами?

— Куда уж мне? Да и систему жалко — сколько трудов вложено! Конечно, эксплуатировать её как надо я не смогу, «Блади-мэри» помешает, — рассудительно добавил он, — но поддержать в работоспособности, пока вы не вернётесь, сумею.

Линклейтор заговорщицки подмигнул.

— Мы предложим Кейсуэллу одну наживку, если он её заглотит, тогда я останусь, а если нет… придётся лететь с вами. Хотя в Гаване я уже бывал, и неоднократно. Да и скучно там сейчас, как говорят: бордели ликвидированы, «Тропикана» закрыта, да и знаменитые кубинские ритмы переквалифицировались в революционные гимны.

Если Линклейтор ставил своей задачей удивить товарищей, то он добился этого в полной мере.

— Кто тебе сказал, что мы собираемся на Кубу? — выговорил наконец Харви.

Хобо хмыкнул, почти хрюкнул, снисходительно разглядывая своих собеседников.

— А куда вы денетесь, мои милые, на своём «Игле»? К тому же на черта вам долгие маршруты за территориальными и морскими границами? За ними смотрят! Засекут радарами, вышлют истребителей и собьют как неопознанный самолёт. Сыграете ньютона — только и всего! А от Майами до Гаваны — всего двести морских миль. Да и смотрят у нас за этой линией одним глазом: туда — пожалуйста! А обратно вам и не нужно.

— Не пойму, вы что же — серьёзно предлагаете лететь на Кубу? — Харви вздохнул.

Хобо недовольно хрюкнул.

— А почему ты, собственно, так боишься коммунистов? Ты не бездельник, не болтун, не пьяница, как твой старый приятель Хобо. Ты — честный труженик, детектив высокого класса. А детективы нужны и коммунистам! Частная собственность или общенародная — какая разница? Охранять-то её все равно надо! Свободных денег у тебя — кот наплакал, потому что все доходы съедает наша с тобой краса и гордость — система. А там ты будешь работать в государственной системе на пользу всем людям. Платить из своего кармана сотрудникам тебе не Придётся, будешь только получать да наращивать счёт в банке. Куба — рай для таких, как ты!

Харви размышлял. Собственно, в плане бегства все было готово и продумано, он размышлял лишь о том, стоит ли посвящать во все тонкости своих товарищей по делу. Не то чтобы он не доверял им. Он был практиком и хорошо знал, что если что-то можно скрыть даже от самого близкого и верного друга, то в серьёзном деле, не колеблясь, следует скрыть. На всякий случай. Риск состоял в том, что можно было нечаянно, по неведению зацепить нечто запретное и тем самым навлечь на себя громы и молнии с самых вершин бизнеса, финансов и власти. На случай такого катаклизма Харви, по совету того же Линклейтора, совета, который он принял с полным одобрением, подготовил два маршрута для скрытого ухода с арены активной деятельности. Один — в Неваду, в Серебряный штат, если обстановка не будет закритической и можно рассчитывать на безопасность, не покидая континента. Второй — на Багамы, на остров Большой Абако, и вообще — в Карибское море, на Антилы и в океан. Для этой цели он держал в Дайтона-Бич небольшую яхту с мотором и хорошими мореходными качествами. В последней четверти двадцатого века на океанических просторах развелось много любителей вольной жизни и приключений — дружеских компаний, любовников, уставших от условностей регламентированного бытия, семейных людей, и одиноких, и даже с детьми. Вся эта публика на собственных яхтах самых разных конструкций буквально бродяжничала по Мировому океану, то странствуя от одного острова к другому, то совершая дальние и сверхдальние переходы, которые сделали бы честь даже именитым спортсменам. Это была своеобразная аристократия хиппи, чуждая наркомании и бездумного пьянства, зато вдвойне тяготеющая к смене мест и развлекательной жизни, сдобренной приключениями. Затеряться среди этого неорганизованного яхт-флота было так же просто, как иголке в стогу сена, — это был самый кратчайший шаг в программе Харви, связанный с уходом из активной, гласной жизни. Рассчитывая в основном на Неваду и Лас-Вегас, где проживал и работал надёжный коллега по частному сыску, Харви на всякий случай дал Джейн задание подготовить и запасной вариант — Флорида, Дайтона-Бич, яхта, о которой никто не знал, кроме его самого, а там… Там видно будет!

— Там видно будет, — проговорил Харви вслух свою последнюю мысль. — Сначала нужно потолковать с Кейсуэллом. Времени у нас хватит.

— Золотые слова! Что вы скажете, Энди?

Клайнстон слегка поклонился.

— В таких делах я полностью полагаюсь на мистера Харви.

ИСХОД

Услышав лёгкий щелчок дверного запора, Кейсуэлл обернулся, на секунду опешил, а потом потянулся к ящику письменного стола: неслышно ступая по грубому паласу, к нему шагал Рэй Харви.