Богинями мы были и остались

До сих пор, так сказала она, и я мысленно усмехнулась. Еще и месяца не прошло, чего же они хотят? Квартирки вызревают подолгу, иной раз полгода промучаешься, прежде чем купишь или продашь то, что хочется. А потом вдруг ни с того ни с сего — бабах! — созрела, готова недвижимость по приемлемой цене, в подходящем районе, окнами во двор и с раздельным санузлом. На блюдечке с голубой каемочкой.

Я забивала себе голову всякой ерундой, стараясь не думать о том, зачем судьба столкнула меня с Анжелой.

— Марина, а вы сейчас куда? Давайте я вас подвезу, я тут недалеко припаркована. Давайте, а? Поболтаем по дороге. В институт я сегодня все равно опоздала, да и что там делать? Консультация — это ведь не экзамен, правда? Вы учились в институте, Марина?

Я слабо кивнула. Анжела явно пошла в отца, тот мог тарахтеть без остановки на любую тему.

— Ну, что, заметано? Пошли, можно на «ты», да? Тебе ведь ненамного больше лет, правда? Смотри, это мамина тачка. То есть папина, когда он был… когда он ездил… словом, папа мне не разрешал ее брать. А мамочка прикидывается добренькой.

Я заметила, что Анжела каждый раз сбивается, говоря об отце. Но в голосе ее не было ни чрезмерной печали, ни слезливой истеричности, просто ребенок еще не привык к тому, что у него нет папы. Это проходит, по себе знаю.

— Красивая машинка, правда? Да не пристегивайся, ерунда все это. Слушай, может быть, ты все-таки вернешься к нам? В смысле — займешься нами снова. Давай, а? Я тебе доверяю, у тебя лицо такое, ну знаешь, будто родное, знакомое такое. Марин, ты слышишь?

Все-таки моя молчаливость насторожила ее.

— Куда ехать? — спросила Анжела, посерьезнев. Я назвала адрес.

— Ты что там? Продаешь? Покупаешь?

— Продаю.

— Хорошая квартира?

Мимолетные взгляды, которые бросала на меня моя сестра, были полны доброго интереса, и голос у нее был такой искренний. Мол, что за жизнь у тебя, подруга? Расскажи, мол, как ты вертишься, зачем, для чего?

— Нормальная, — ответила я, не поддаваясь искушению ее задушевного тона.

Того и гляди, расплачусь.

— Марин, а ведь можно тысяч за тридцать нормальную квартиру купить, да? Мне мама тридцать дает.

— Анжела, понимаешь…

— Слушай, зови меня Лика, ладно? У меня же полное имя — Анжелика. Меня все Ликой зовут. Папа, правда, звал Ангелочком. Ну это так, иногда…

— Лика, я твоя сестра. Все, приехали.

Она резко затормозила посреди дороги. Со всех сторон засигналили.

— Сверни вон туда, — показала я.

Она послушно свернула. Остановила машину и уставилась на меня.

Мы молчали, глядя друг на друга.

— Ты серьезно?

— Ага. Понимаешь, твой отец сначала был женат на моей матери, а потом уж на твоей.

— Здорово, — протянула Лика.

И стихла. Мне вдруг стало нестерпимо стыдно. Интересно, с какой стати я полезла в чужую жизнь, зачем стала ворошить все это? Напугала и расстроила девочку, ни в чем, кстати, не повинную. Нужна ей сестра, как рыбке зонтик. Эта сестра — я, прошу любить и жаловать, что называется.

— Марин, как же так? Почему он ничего мне не рассказывал?

— Забыл, наверное.

— Чушь какая! — Она достала сигареты: — Будешь?

— Я бросила. — И это было единственное, что изменилось в моей жизни.

— Как же так? — повторяла Лика. — А мама знает? Наверное, знает, да? А твоя мама… они что, развелись?

— Да они и расписаны-то не были…

— Слушай, — Лика нахмурилась, соображая, — так ты специально к нам пришла, да? Хотела с ним познакомиться?

— Нет, представь себе. Случай. Как сейчас с тобой.

— Так не бывает, — не поверила она, — и что же, он тебя узнал?

— Знаешь что? Мне кажется, это долгий разговор, давай-ка мы с тобой вечером встретимся и поболтаем. Мне трудно говорить. Да и клиенты ждут, понимаешь?

— Я тебя довезу. — Лика вцепилась в меня мертвой хваткой.

Не удалось отложить разговор, которого я так ждала и так опасалась. Мне тогда, после нашей первой встречи, казалось самым правильным промолчать, даже матери я ничего не говорила, просто сделала вид, что забыла обо всем. Точка. Потом желание встретиться с Ликой перестало мучить подсознание и вполне оформилось в четкую, навязчивую идею.

Но я привыкла подавлять свои желания. Мои страхи были сильнее, так было с Горькой, так случилось и с сестрой. Если бы не наша случайная, удивительная встреча, я не решилась бы ничего менять. Впрочем, что изменилось?

— Что же ты сразу не сказала?

Лика задавала этот вопрос, кажется, в сотый раз. А я отвечала мысленно, вспоминая свои страхи.

— А что бы тогда изменилось?

— Глупость какая, — задумчиво произнесла она, — мы же сестры, мы должны знать друг о друге. Не скажу, что я мечтала о сестре, но ты мне нравишься. И вообще, как это так, ничего мне не сказать? Почему вы такие? Почему вы предпочитаете жить в полумраке? Все время врете, изворачиваетесь, утаиваете что-то?

— Кто это — вы?

Она будто не услышала.

— Мамочка моя такая же. С виду все прилично, а сама любовника уже водит. Ты думаешь, почему она меня отселяет? Ты думаешь, она заботится о счастье дочери? Как бы не так! Я ей мешаю свое счастье устраивать! Она меня готова в любую халупу запихнуть, лишь бы отделаться. Да и я уже, знаешь, на все пойду. Вот на днях возили меня квартиру смотреть в Новогирееве, мне все равно уже, правда: и что от института полтора часа, и телефона нет, и ремонт там нужен капитальный. Но они запросили тридцать пять, а мама жадничает. Просто разрывается вся: то ли откупиться, то ли сэкономить. Я с ума сойду!

Между тем мы приехали. Я сказала Анжеле, чтобы она заехала во двор.

— Вылезай, — скомандовала я.

— Да я тут подожду, — отмахнулась она, — давай потом закатимся куда-нибудь, а? Я тебе про папу расскажу, он, знаешь, был замечательный.

Что ж, очаровательный, по-детски невинный шантаж. Девочке катастрофически не хватает обыкновенного человеческого общения. Мне, кстати, тоже. Лелька у меня по самые уши увязла в очередной свадьбе, назначенной на конец августа. Мама уехала отдыхать. Я могла бы, конечно, поговорить с Егором, но он предпочитал романтическую тишину. Правда, до этого момента я и не чувствовала острой необходимости ее нарушать. Только послушав Лику, я вдруг осознала, что тоже одинока и что вокруг полно вранья. Я считала, что привыкла к нему, оказалось — нет.

— Пойдем-пойдем.

— Извините, Леонид Григорьевич, я опоздала. Вернее, мы. Всем здрасте.

Кроме Леонида Григорьевича, хозяина квартиры, меня дожидались еще трое. Большеголовый, прыщеватый юноша Антон — покупатель, его риелтор Катерина и какая-то девица, очевидно невеста Антона. Она робко мусолила рукав его рубашки и хлопала ресницами. Мне захотелось отослать ее в магазин, за черешней или молоком или, на худой конец, посадить в самолет до Чикаго. Я знала, такие девицы только с виду зашуганные. Несмотря на робкие движения, в Антона она вцепилась намертво, и в эту квартиру тоже. Ей не терпелось въехать сюда со своим перспективным, большеголовым возлюбленным, быстренько расписаться в ближайшем загсе, и начать рожать детей, и пыхтеть у плиты, и пилить мужа за следы мокрых калош на свежевымытом полу. Мне предстоял тяжелый бой.

— Мы вас прощаем, Мариночка, — великодушно ответил хозяин, пока остальные разглядывали Лику, — познакомьте нас со своей сестрой. Это же ваша сестра, да? Вы удивительно похожи.

Вот тебе на! Наше родство, оказывается, очевидно даже для посторонних. Между тем как папочка в упор его не замечал. И его проницательная супруга тоже.

У Лики был совершенно ошеломленный вид. Да и я, надо признать, была ошарашена так, что не сразу отреагировала.

— Меня Ликой зовут, — представилась самостоятельно моя сестренка.

Остальные тоже назвались и заговорили все разом. Хозяин, очарованный Ликой, совсем забыл, по какому поводу мы пришли, и завел светскую беседу о погоде. Катерина о чем-то шепталась с девушкой Ниной, Антон же пытался выяснить у меня, готовы ли документы.

— Значит, вы точно решили? — спросила я бесстрастно. — Не передумаете?

— Нет, что вы, покупаем. Ниночка уже и с подрядчиком договорилась, стояки будем менять, паркет тоже.

— Как насчет задатка? — Я повернулась к Катерине, призывая ее поучаствовать в разговоре.

— Мы готовы, — бодро откликнулась она.

Ясно, миссия спасения сестры от злобной мамаши может считаться неудавшейся. То раздумывали полтора месяца, а то вдруг — «мы готовы»! Пионеры!

— Ладно. Леонид Григорьевич, можно вас? Извините, мы поговорим на кухне, ладно?

Пришлось тащить хозяина чуть ли не силком, он никак не мог отлепиться от Лики.

— Ну? — нетерпеливо переминаясь, спросил он, когда мы вышли на кухню.

— Я вижу, вам сестра моя глянулась.

— Да вы не подумайте чего, Марина Викторовна! Леонид Григорьевич смущенно замялся. У него был такой смешной вид, что я прыснула, не сдержалась. Стареющий ловелас, но произвести впечатление умеет. Благородная лысина, бульдожий подбородок, умные глаза с хитринкой. И отлично прикидывается дурачком: мол, не подумайте ничего такого. Я рассмеялась в полный голос, и он с удовольствием присоединился. Леонид Григорьевич вообще любил посмеяться, все с прибаутками, с шуточками. И вот стоим как два идиота на кухне и скалимся.

— Она ищет квартиру, — сквозь смех шепотом сказала я.

Хозяин, все еще похохатывая, уставился на меня с недоверием:

— Лика? Постойте, так вы привели ее для этого? Я кивнула и скороговоркой произнесла:

— Она дает тридцать две. Задаток можем привезти сегодня же. Надо вытурить Антона.

Он раздумывал несколько секунд.

— По рукам. Но как? Мы уже договорились.

— Ничего не подписано, и задаток они еще не вносили. Нет задатка, нет покупателя. И плевать на Ниночку!

— Вы ее невзлюбили, — хмыкнул проницательный Леонид Григорьевич.

— Во всяком случае, с удовольствием дам отставку. Хозяин, потирая ладони, снова довольно рассмеялся:

— Вот ведь, Марина Викторовна, как бывает. Два месяца ничего, и вдруг — целая баталия из-за моей квартирки-то, а? Кстати, я готов отдать Лике за прежнюю цену, пусть будет тридцать.

— Вы серьезно? — Теперь я смотрела на него недоверчиво.

Вот это действительно кстати. А то пришлось бы жертвовать своими процентами, да еще и добавлять. У меня сегодня явный приступ мизантропии. Слава богу, обошлось, целыми останутся мои денежки, а сестренка получит квартиру. Поздравляю с успешной операцией, Марина Викторовна! Оля-гоп!

— Ну что, когда задаток? — как ни в чем не бывало спросила я у Катерины, когда мы вернулись в комнату.

— Давайте завтра. И сразу в налоговую, завтра ведь вторник, да?

— Вторник, — пропела я.

Антон и Ниночка недоуменно переглянулись. Ха, будь завтра хоть вторник, хоть четверг, не видать им квартирки, как своих ушей. Позвоню и скажу, что Леонид Григорьевич внезапно умер. Или улетел-таки в Америку на ПМЖ, а квартиру завещал внучатому племяннику. Возлюбил ближнего своего и завещал, то есть передал во владение, и фьюить! Извините, скажу. Или еще что-нибудь придумаю.

— До завтра.

— До завтра.

— А если бы они предложили внести задаток прямо сейчас? — усмехнулся хозяин, когда за покупателями закрылась дверь.

— У вас бы неожиданно случился сердечный приступ. — Я хихикнула якобы от радости.

— Вы, Марина Викторовна, опасная штучка!

Лика недоуменно поглядывала на нас, но молчала. Теперь мне предстояло сообщить ей, что она покупает эту квартиру. Немедленно.

— Знаешь, Марина, если бы я не была уверена, что мы столкнулись случайно, я обязательно подумала бы, что ты все это подстроила, — сказала мне сестренка, когда мы сидели за столиком в ресторане.

Я улыбнулась.

— Да, все выглядело довольно подозрительно. Ты считаешь, я подставляю тебя? Обходительный хозяин, готовые покупатели, операция по перехвату, есть о чем задуматься, правда?

— Я тебе верю, — успокоила меня Лика и заказала еще шампанского.

Меня все-таки задело мелькнувшее в ее глазах выражение. Ожидание подвоха, вот что это было. Нет, сестричка, можешь быть спокойна, тебя не подведу. Вспомнила наш разговор на кухне, где я яростным шепотом убеждала Лику, что все под контролем.

— Я эту квартиру вдоль и поперек изучила, никакой паркет менять не надо, разве что стояки. А остальное сама смотри — отличная звукоизоляция, вентиляция, лоджия, от метро пять минут. Ты пойми, квартиру найти не так-то просто, ведь не зря вы мучаетесь. А тут на блюдечке с голубой каемочкой. Плюс ты не платишь за услуги риелтора. Матери твоей знать об этом необязательно. Смотри, что у нас получается: тридцать она дает тебе на квартиру и еще штуку на агента. За штуку ты делаешь ремонт и живешь себе припеваючи!

— Ладно, — Лика кивнула, — раз у тебя все под контролем. — И все-таки в глазах у нее я уловила ожидание подвоха. Обидно. Я ведь действительно могла ее подставить, могла воспользоваться доверием и продинамить, это мне раз плюнуть. Почему я не пошла на это, а сделала все наоборот, себе в убыток, между прочим? Во-первых, Лика моя сестра, хоть и только что обретенная. Во-вторых, она мне нравится. В-третьих, это был отличный повод к ней подлизаться, ну то есть сблизиться, задобрить ее, что ли… Я честно и откровенно в этом себе призналась. Да, хотелось выглядеть в глазах сестры этакой благородной дамой. Спасителем в юбке. Виват риелторам, освобождающим детей от противных родителей!

Да, себе я призналась честно, но Лике сказать об этом не могла, весь образ рухнет. С другой стороны, так хотелось быть откровенной до конца.

— Марин, я все понимаю, правда-правда, — вдруг сказала Лика, прервав затянувшееся молчание, — спасибо тебе.

— Не за что, — буркнула я, делая вид, что ее благодарность не так уж и важна для меня.

Господи, ну зачем я всегда стараюсь выглядеть хуже, чем есть?

— Значит, завтра вносим задаток? Потом погуляем где-нибудь, а? Слушай, у тебя парень есть? Ой, да ты небось замужем, да? У меня, наверное, племянник уже или племянница? Никогда не думала, что…

Пошло-поехало, больше за весь вечер Лика не дала мне и слова сказать. Все-таки отчаянная болтушка моя сестренка!

Поднимаясь в квартиру, я поймала себя на том, что снова прокручиваю в голове наш разговор с Ликой, теперь уже для того, чтобы пересказать самые интересные и забавные моменты Егору. Но дома ли он, вот в чем вопрос?

Он был дома, сидел на кухне и, мученически хмуря брови, пытался достать занозу из пятки.

— Был в лесу, — коротко отчитался Горе.

— Босиком? — уточнила я, усаживаясь рядом.

— Понимаешь, там такой вид, если на дерево залезть. А без ботинок карабкаться удобней.

— Ты ел что-нибудь?

Горька недоуменно оглядел кухню, припоминая. Иногда он ужасно походил на художника, каким его изображают в кино или в мультфильмах — рассеянный такой, не думающий ни о чем, кроме чистого холста, на котором играет воображение.

— Ты останешься, да?

— Угу. Если вытащу эту гадость, а то ведь «скорую» придется вызывать. — Он снова поморщился.

— Представляешь, я сегодня встретилась с Ликой и сказала ей правду.

— Кто такая Лика? В чем правда?

Я стала рассказывать, но в процессе Горьке удалось все-таки вытащить занозу, внимание его переключилось, и он уволок меня в спальню. Повесть о сестре я продолжала уже на рассвете.

Утром Егор сообщил, что снова уезжает.

— Денька на три, не больше, — бодро добавил он.

— Будешь звонить?

— Обязательно, — небрежный поцелуй в затылок, — не балуйся!

— Егор… — позвала я, когда он уже щелкнул замком, и ни с того ни с сего, вот уж нашла время: — Давай родим ребеночка!

Он вернулся, не разуваясь, прошел в комнату и сел на кровать.

— Прямо сейчас? — Небрежные пальцы на моей щеке.

— Егор! Давай хотя бы поговорим.

— У меня поезд через полчаса.

— Вечно эти твои поезда, самолеты, теплоходы и космические корабли! Ты готов смыться от меня на край земли!

— Мариш, зачем ты меня мучаешь?

— Это ты меня мучаешь!

— Послушай, ну почему именно сейчас? Я уезжаю на несколько дней, мы можем поговорить потом…

— Я ненавижу слово «потом»! И тебя вместе с ним.

— А я тебя люблю. — И небрежное объятие. Почему я всегда затеваю этот разговор, когда он собирается уходить? Откуда именно в такие моменты берутся силы и смелость? Я ведь точно знаю, что он не отложит поездку, не сядет напротив и не станет слушать меня в то время, как его очередной поезд отходит от перрона. Я начинаю этот разговор, когда уверена, что Егор уйдет и говорить будет не с кем. Я так боюсь… Остается только беседовать самой с собой. Примерно так:

— Как ты считаешь, он меня любит?

— Конечно. Еще бы. Сильно. И только тебя одну.

— А почему тогда он не женится? Не переедет ко мне окончательно или не купит наконец квартиру?

— Что ты хочешь? Егора или свадьбу? Любовь или совместное проживание?

— Я хочу счастья.

Лика привезла задаток, но в ресторан мы по этому поводу не поехали, у меня было слишком много дел, да и она спешила. Договорились обязательно встретиться на выходных, оформить квартиру на этой неделе все равно не получалось.

Я спускалась в метро, когда меня настиг звонок мобильного.

— Ты пропала, подруга, — пожурила меня Лелька, — что делаешь вечером?

— Принимаю ванну. Если серьезно, я освобожусь часа через полтора, могу подъехать.

— Давно бы так!

Мне зашагалось веселее, все-таки хорошо, что на свете есть друзья, да?

Я надеялась, что Лелька поможет мне хоть немного примириться с действительностью. Лучше бы я сидела дома и училась справляться со своими проблемами самостоятельно.

Подруга, встретив меня задушевно и радостно, тотчас завела старую песню о моей неудавшейся личной жизни. Очевидно, на фоне своей грядущей свадьбы мое положение казалось ей совсем уж никудышным. Только теперь она не уговаривала меня объясниться с Горькой, наоборот.

— Я тебя умоляю, Марина, брось ты его, — талдычила Лелька, пока я уминала вторую тарелку запеканки. — У моего Валерки такой друг обалденный, состоятельный, симпатичный, очень-очень интересный…

— Это ты дура! — ограничилась я ответным оскорблением, вместо того чтобы выдвинуть подруге какие-то обстоятельные аргументы, касающиеся ее невмешательства в мою личную жизнь. Загну-у-ла! Мне стало плохо от собственных мыслей, поэтому я переключилась на легкие вопросы: — Ты можешь конкретно сказать, что тебя в Егоре не устраивает?

— Да нормальный мужик, — сказала Лелька, — вполне.

— Ничего не понимаю, — пробормотала я себе под нос, — а зачем ты мне тогда предлагаешь еще кого-то?

— Эх ты, — ласково отреагировала подруга, — тебе скоро сороковник…

— Ты чего?! — взбеленилась я. — Мне до сорока еще бегать и бегать!

— Неважно. Замуж тебе надо, — вздохнула она, — а Горе твое — оно и есть горе. Кандидатура бесперспективная.

Лелька отвернулась от меня и уставилась во двор, где шумела детвора. Что-то в поведении подруги настораживало меня.

— Ты от меня ничего не скрываешь?

— Марин, ты меня знаешь, я все как на духу!

— Ну точно что-то случилось. Рассказывай!

— Господи, да о чем?! Чего ты меня глазами буравишь? Тоже мне следователь КГБ!

Судя по ее реакции, я угадала. Лелька слишком уж суетилась, и это наводило на некоторые мысли.

— Рассказывай, — тихо, но грозно повторила я. Она стала ходить по кухне взад-вперед, то и дело натыкаясь на мои ноги.

— В общем, да, ты права, тебе, наверное, надо рассказать, — вымолвила она наконец и торжественным голосом продолжила: — Я видела его с бабой.

Я вежливо округлила глаза, демонстрируя, что внимательно слушаю. Смысл фразы еще не полностью до меня дошел.

— Твоего Егора с бабой, под руку шли, она чего-то ему выговаривала, а он молчал. Старая вешалка, лет за пятьдесят. Польстился, это надо!

Я что-то начинала понимать…

Я села, согнувшись, зажав ладони коленками.

— Нет, ну это как, по-твоему? И я должна после этого молчать? А Игорь, он замечательный парень, скромный, главный инженер, между прочим…

— Кто такой Игорь? — зачем-то спросила я.

— Ну как же! Игорь — друг моего Валерика, замечательный парень… — Взглянув на меня, Лелька осеклась. — Да ты не переживай, не стоит того! Подумаешь, променял тебя на какую-то бабку! Выглядит она, если откровенно, совсем неплохо, но в матери ему годится, это факт! Слушай, Маринка, а может, это ерунда все? Может, это и в самом деле его мать?

— Его мать живет в Краснодаре, двое суток на поезде.

— А… может, приехала неожиданно?

Все-таки странная женщина эта Лелька, сначала выльет ушат грязи на тебя, а потом сама же начинает чистой тряпочкой подтирать лужу.

— Он бы сказал, — хрипло произнесла я, несмотря ни на что цепляясь за Лелькину идею.

— А давай позвоним ему. Ну или как там, сообщение на его пипилку сбрось, пусть сюда перезвонит.

— Как это — позвоним? — Я наконец-то стала нормально соображать. — Стоп, а ты когда его видела?

— Позавчера вечером.

Я истерически захохотала, хлопая себя ладонями по ногам. Бедная Лелька захлопотала вокруг, предлагая мне валерьянку и коньяк одновременно.

— Все нормально, — отдышавшись, заявила я, — это был не Егор.

— Егор! — стояла на своем подруга.

— Нет, — веселилась я, — он уезжал на выставку в Киев, только вчера приехал, мы вместе билет покупали и туда и обратно.

Я смотрела на Лельку так, будто выиграла у нее очень важное пари. Мол, что, съела? Безумно хотелось скорчить ей какую-нибудь смешную рожу.

— Ну поменял, значит, — нерешительно предположила она. — Это точно был он, я же не слепая.

— И все-таки сходи к окулисту, потому что это был не Горька! У него там встречи, съемки, все расписано, понимаешь? Он не смог бы уехать раньше.

Я сразу успокоилась и, пока Лелька сидела, бездумно уставясь в стену, приготовила нам бутерброды и чай. Настроение стремительно улучшалось. Хотя, если уж быть до конца честной, кое-какие сомнения остались. Кое-какие подозрения тоже.

— Я уверена, что это он, — тихо сказала Лелька, — я видела.

— Ладно, — легко согласилась я, — стало быть, приехал, были дела, встретился здесь с коллегой.

— Ну, Марина, это была явно не деловая встреча! — Подумав, Лелька добавила: — Хотя кто его знает, может быть, это его начальница? Бывают такие…

— Ты чего? Какая начальница, он сам по себе!

Теперь она придумывала все более невероятные версии, чтобы его оправдать, а я отметала их, все больше проникаясь идеей Горькиной измены.

— Да ладно, Марина, ерунда все это! Он же тебя любит!

Я уже не слушала ее. Мне вспоминались разные незначительные подробности, какие-то слова, виноватое выражение на лице Егорушки, неожиданное смятение во взгляде. Все стало на свои места, и сейчас меня даже не волновало то, какой слепой я была прежде. Одна мысль била в голову: он меня бросит! Он не мог встречаться с женщиной из-за денег, значит, влюблен по-настоящему, значит, я уже не нужна. Он меня бросит! Ему просто некогда было сделать это, он все время в разъездах… Стоп, может быть, и разъездов никаких не было?

Я неожиданно вспомнила слова сестры. «Почему вы все время лжете, изворачиваетесь?..» Потому что правда жестока, детка, а всем хочется тепла и ласки. Каждому хочется, пусть лживой, но красоты, продажной, но любви, краткого, но мига забвения. Так-то, детка.

— Я не стану уличать его, — тихо произнесла я, не замечая, что размышляю вслух, — я просто буду его любить и никому, никому не отдам!

Лелька успокаивающе гладила меня по голове.

— Правильно, это хорошо, что у тебя такой настрой, — быстро переключилась она, — нечего нюни распускать, надо бороться.

Я вдруг запаниковала:

— А вдруг он больше не приедет? Может, он все давно решил и у меня не будет даже шанса… — В моей голове что-то звякнуло, мысли закрутились, словно русская рулетка.

— Лелька, — завопила я, — у тебя есть знакомая ворожея?

— Кто?! — Глаза у Лельки немедленно полезли на лоб.

— Ну колдунья, вещунья, прорицательница какая-нибудь. Для приворота…

— Брось, неужели ты на это пойдешь? Детский сад, штаны на лямках, ей-богу! И вообще, с каких это пор ты веришь в заговоры-привороты?

Должно быть, выражение моего лица подсказало Лельке, что верить я начала недавно, но безоглядно и неистово. Подруга вновь отшатнулась от меня.

— Может, не надо? — жалобно попросила она. — Может, сами как-нибудь?

— Не справимся. — Я смотрела на вещи реально.

— Знаешь, у меня одна приятельница есть, — издалека начала Лелька, — так от нее муж ушел, а она его любила до посинения, правда. Ну просто жить не могла. Так она поплакала, поплакала и пошла к Ларисе Филипповне. Это женщина такая.

На последней фразе Лелька сбилась, полагая, что мне не все понятно. Но спорить с тем, что Лариса Филипповна — женщина, я не собиралась.

— Так вот, эта Филипповна ей очень-очень помогла, уж я не знаю в подробностях, но приятельница теперь готова молиться на нее.

— А муж?

— Муж у нее неверующий, он молиться не умеет.

— При чем тут вера? Я спрашиваю, он вернулся?

— Еще бы, на коленях приполз, — Лелька вздохнула, — я у них была недавно, так там полная идиллия, на руках бабу носит…

— Так чего же ты сидишь? — разозлилась я, хотя Лелька вовсе не сидела, а бродила по кухне. — Давай адрес этой бабы!

— Хочешь на чужое счастье посмотреть? — Подруга понимающе хмыкнула.

Я покачала головой:

— Лелька, ты притворяешься или на самом деле дура? Мне адрес этой Филипповны нужен, а не твоей счастливой приятельницы.

Ворожея, или как ее там, жила в центре, в старом, добротном доме, где на первом этаже восседала консьержка — румяная баба со спицами в руках.

— О! Никак снова в тридцать седьмую, — заявила она, увидев меня.

— Здравствуйте, — сказала я доброжелательно и, сверившись с адресом, поинтересовалась: — А как вы догадались?

Женщина высунулась в окошко, хитро улыбаясь:

— А сюда только к ней и ходют, остальные-то жильцы сплошь политики да бизнесмены, у них в гостях одни знаменитости… ну или бандиты.

Ясно, в знаменитости я не гожусь, в бандиты тем более. А румяной тетке впору идти работать в детективное агентство.

— Ты иди, дочка, иди, Филипповна всем помогает. Ободренная, я взлетела на третий этаж и позвонила в нужную дверь. Та моментально распахнулась.

— Ой, — вырвалось у меня.

Вместо хозяев передо мной стояла огромная овчарка.

— Есть тут кто? — спросила я, не двигаясь с места.

— Отто, проводи тетю, — донеслось из глубины квартиры.

Собака осторожно вцепилась в штанину моих джинсов и потянула. Сопротивляться было бесполезно, я двинулась вслед за животным, а дверь позади меня сама собой захлопнулась.

Через несколько мгновений мы оказались в большой сумрачной комнате, первое, что бросилось мне в глаза, был сверкающий, старинный рояль.

— Да, играю вот на досуге, — сообщил все тот же голос, и я, вздрогнув, огляделась внимательней.

В комнате никого не было. Голова у меня пошла кругом.

— Отто, ступай на кухню, дружок.

Пес, как мне показалось, неохотно разжал зубы и гордой, неторопливой поступью удалился из комнаты.

— Присаживайтесь.

Я плюхнулась в кресло напротив рояля, в то же мгновение у окна, которое было завешено тяжелыми шторами, зажегся маленький светильник, и мне наконец стала видна хозяйка. Она расположилась в кресле-качалке, укрывшись пледом. Лицо ее оставалось в тени, но, судя по морщинистым рукам, можно было догадаться, что Ларисе Филипповне где-то под шестьдесят.

— Мне шестьдесят четыре года, — сказала она, словно прочитав мои мысли.

Я снова вздрогнула.

— И перестаньте дрожать, это не такой уж страшный возраст.

Я кивнула.

— С чем вы пришли, дорогая?

От растерянности я развела руками, демонстрируя, что ничего при себе не имею. Разве что дамскую сумочку.

Со стороны хозяйки донесся какой-то странный звук, то ли бульканье, то ли шипенье. Я не сразу догадалась, что Лариса Филипповна смеется.

— Да, милочка, вы очень меня позабавили, но теперь к делу. Я имела в виду, что у вас за проблема?

— Вы будете записывать? — вдруг спросила я неизвестно зачем.

— Говорите, — нетерпеливо приказала женщина.

— Да тут и говорить нечего, от меня ушел муж. Вернее, еще не ушел. И еще не муж. Извините, я затрудняюсь. Я лучше пойду.

— Отто, проводи, — равнодушно позвала хозяйка, и мне стало обидно.

— Нет, — я снова присела в кресло, — я расскажу вам.

А то что же действительно получается?! Как я буду бороться за Егорушку, если даже сказать ничего толком не в состоянии? А бороться надо! Даже если я не верю в эту дамочку (а я в нее почти не верю!), все равно у нас с Егором последнее время слишком часто возникают трения. И я готова пойти на что угодно, лишь бы их не было. Я хочу стать для него светом в окошке, единственной надеждой, маяком в пути, глотком воды в пустыне… Ну вот, а то — сказать ничего не могла!

Когда я озвучила свои мысли, Лариса Филипповна томно произнесла только два слова:

— Двести пятьдесят.

— В смысле? — не поняла я.

— Отто, проводи.

«Да что вы заладили, проводи да проводи», — пробормотала я про себя, а вслух сказала:

— Двести пятьдесят так двести пятьдесят.

Я не стала больше корчить из себя дурочку и полезла за деньгами.

— А мои гарантии?

— Вас кто прислал? — вопросом на вопрос ответила старая карга.

— Лелька, то есть ее приятельница, — ляпнула я совершенную чепуху, но, судя по всему, старуху не волновал ответ.

— Вот на нее посмотрите, оцените результат — и поймете, какие гарантии…

— Ах, вот вы о чем, ну ладно. — Я встала и направилась было к хозяйке, чтобы отдать деньги, но та крикнула пса, который моментально унес бумажки. Мне показалось, что в этот момент он брезгливо сморщился.

— Отто не любит деньги, — пояснила гадалка. — Итак, начнем.

Я нервно заерзала в кресле.