Трилогия - Если полюбишь графа

– Мама...

Однако матрона еще примерно с полчаса разглагольствовала на ту же тему.

Наконец Дейрдре поднялась с места, и графиня внимательно посмотрела на нее.

– Знаете ли, дочь моя, у меня есть счастливое предчувствие, что ваше появление – самое лучшее, что могло произойти с домом Кавано с того момента, как король Карл Второй даровал графство пятому барону.

– Благодарю вас, – ответила Дейрдре. – Надеюсь, вы не измените своего мнения и через месяц, когда я выверну Белмонт наизнанку. О, кстати, Гай, мне хотелось бы собрать завтра утром всех слуг в большом зале. Особенно я настаиваю на присутствии Бичема и кухарки. Ну, скажем, пусть это будет часов в восемь? И, конечно, матушка Рэтборн, я хотела бы, чтобы вы приняли мою сторону.

Леди Каро повернулась к Арману и одарила его ослепительной улыбкой.

– Ты сердишься на меня, – проговорила она, заметив, что ее чары не подействовали.

Арман с отсутствующим видом посмотрел на нее:

– Да, я и в самом деле сердит на тебя. Ты знаешь, что твой брат чуть не убил меня? Какого черта ты придумала эту ложь? Ведь кому, как не тебе, знать, что у нас не было никакой тайной помолвки.

– А как ты назовешь такой оборот дел, когда джентльмен страстно целует девушку, не говоря обо всем остальном, чего я не стану упоминать, и говорит, что любит ее до самозабвения?

– Я назову это чертовской глупостью!

Арман вскочил на ноги и подошел к Каро вплотную. И, как и в тот раз, когда впервые увидел ее, был потрясен как бы исходящим от нее удивительным золотистым светом. Она была похожа на молодую самку леопарда, вдруг почувствовавшую опасность. Глаза ее сузились, она смотрела на Армана недоверчиво.

– Как ты могла подумать, что забеременела? Каро, я едва прикоснулся к тебе, – проговорил он потеплевшим голосом.

– Хорошо говорить об этом сейчас, – запальчиво ответила Каро, – но откуда мне было знать? Никто никогда не говорил мне, как мужчина награждает женщину ребенком. Откровенно говоря, я не сказала бы, что хочу иметь детей, даже от тебя...

– А как насчет твоей помолвки?

Арман чувствовал, что слабеет, и, черт возьми, томная улыбка на губах Каро означала, что она это отлично понижает.

– Какая помолвка? – спросила она хрипло.

– – Тони сказал, что ты вот-вот примешь одно из многочисленных предложений.

– Нет, дорогой, это мама собиралась принять одно из многочисленных предложений. Вот почему я придумала историю с нашей помолвкой, якобы заключенной много раньше. А ты приревновал?

Каро отвела рукой упавшую Арману на лоб темную прядь.

Его руки обвились вокруг ее талии.

– Они никогда не допустят нашего брака, – сказал он тихо и торопливо поцеловал Каро в губы.

– Уж как-нибудь мы их уговорим, – проворковала она в ответ и, запустив пальцы в темные кудри Армана, притянула его голову к себе.

– О нет, моя любовь, нет, – попытался он возразить, но вместо того, чтобы отстраниться, крепче прижал Каро к себе и поцеловал так, что не осталось ни малейших сомнений в том, кто во время их встречи забыл о чести.

В это время наверху, в личных апартаментах Дейрдре, в западном крыле дома молодая горничная Марта, девушка одного возраста с Дейрдре, распаковывала вещи своей госпожи.

– Что это за бал арендаторов и слуг, о котором я как-то слышала? – полюбопытствовала Дейрдре.

– Это был последний бал, состоявшийся перед тем, как граф отбыл в Испанию. Я тогда впервые надела платье, какие носят взрослые.

Горничная указала на одно из бледных муслиновых платьев Дейрдре и продолжала с надеждой:

– Моя ма говорит, что теперь, когда в Белмонте появилась новая хозяйка, а его сиятельство наконец осядет здесь, может быть, вернутся старые добрые обычаи и у нас снова каждый год будет такой бал.

– И вам бы это понравилось?

– О, мэм! – Глаза Марты восторженно засияли. – Это было самое величественное зрелище и самое грандиозное событие в моей жизни!

Лицо Марты приняло мечтательное выражение, и пока она рассказывала, Дейрдре воочию видела две сотни гостей, расположившихся за установленными вдоль стен столами, сооруженными из уложенных на козлы досок.

– Бал арендаторов и слуг, – улыбнулась она печально и, скользнув в постель, растянулась под холодными простынями, пахнущими лавандой.

– Моя старая ма говорит, что ничто так не оживляет дом и не заставляет вычистить его от чердака до погреба, как хороший праздник.

Внезапно Дейрдре улыбнулась.

– Сдается мне, что ваша старая ма кое-что понимает в жизни. Возможно, мы и устроим бал, – проговорила она, размышляя вслух. – Да, возможно, мы так и сделаем.

Глава 24

Дейрдре томно потянулась, как сытая кошка, и уткнулась в подушку, набитую душистым сеном. Она издала звук, очень похожий на кошачье мурлыканье, а на ее губах медленно расцвела довольная улыбка. Она чувствовала себя счастливой и спокойной. Мысли ее блуждали, противясь наступлению полного пробуждения, и она повернулась на бок, будто хотела обратиться спиной к реальности, включавшей десятки слуг, переворачивавших замок Белмонт сверху донизу и вверх дном в предвкушении бала, который должен был состояться через месяц.

Что-то коснулось ее спины, будто поглаживая, и Дейрдре слегка шевельнулась, чтобы придвинуться поближе, предполагая, что к ней пришла погреться одна из кошек, обитавших на конюшне. Она почувствовала, как набухает ее сосок. Шнуровка корсажа ослабла, будто повинуясь ее невысказанному желанию. Веки ее затрепетали, а на лбу прорезалась тонкая морщинка. Чья-то рука ворошила ее коротко остриженные волосы, и тут Дейрдре проснулась окончательно. Она вздрогнула и села, и ее расшнурованный корсаж упал до пояса, обнажив груди. Она с изумлением опустила глаза, созерцая свою наготу и длинные мужские пальцы, ласкавшие ее, не спеша пробуждая в ее нежной груди страстное желание.

– Ты! – выдохнула Дейрдре и посмотрела в блестящие от возбуждения глаза Рэтборпа.

Он поднялся, и Дейрдре чуть отстранилась, как бы желая защитить свою наготу от его жадного взгляда.

– Дейрдре, – пробормотал Рэтборн, уткнувшись лицом в ее шею, и тотчас же выскользнул из своей ослепительно белой рубашки, обнажив смуглое мускулистое тело. – Дейрдре! – повторил он, и его руки легли ей на плечи, а полураскрытые губы прижались к ее нежному теплому затылку.

Она ощутила жар его обнаженного тела, ласкавший спину и воспламенявший огонь желания. Дейрдре застонала и тут же почувствовала, что ее недовольство Рэтборном, которое она лелеяла все это время, улетучилось как дым.

– Это несправедливо, – прошептала она едва слышно и чуть изогнулась, чтобы избавиться от дерзких рук, двигавшихся по ее телу с определенной целью и теперь захвативших в плен ее груди. Большие пальцы ласкали ее набухшие соски, улещивая ее, заманивая в сладостное забвение. – Несправедливо, – снова выдохнула Дейрдре, отводя его руки и пытаясь воскресить исчезнувшее раздражение. – Мы должны поговорить, – заявила она решительно, хотя никак не могла вспомнить точно, что хотела сказать.

– Да, – согласился Рэтборн и нежно, но решительно перевернул ее на спину, – но только о любви. Все остальное может подождать.

Он оказался сверху, и легкие прикосновения темных волос на его груди нежно ласкали грудь Дейрдре. Она застонала и слегка раскрыла губы.

Рэтборн тотчас же завладел ими, держа обеими руками Дейрдре за подбородок и вынуждая ее раскрыть губы шире. Его язык вторгся в медвяное тепло ее рта. Его поцелуй перешел в другую фазу нежного узнавания и исследования, будто он хотел освежить свои чувства, припоминая вкус ее языка и губ и пробуждая в ней воспоминания о былом восторге. Но страсть прорвалась сквозь все доводы разума. Его руки и губы горели, и обжигали, и ранили ее своей спешкой и нетерпением обладать ею. Дейрдре положила руку ему на грудь и попыталась оттолкнуть от себя. Рэтборн тотчас же выпустил ее.

Дейрдре села, обняв колени руками. Рэтборн старался всеми возможными средствами заставить ее сдаться, а она противилась этому. Тогда он приподнялся на локте и, пробежав пальцами по ее обнаженной руке, проговорил волнующим шепотом:

– Дейрдре? Я почти два месяца ждал этой минуты. Даже если бы я и хотел, то не мог бы теперь позволить тебе оттолкнуть меня. Ты можешь любезно и благородно покориться или...

Его рука сжала ее лодыжку, и он принялся медленно и мучительно для нее исследовать ее ногу, а его теплое неровное дыхание овевало ее плечо. Он раздвинул ее колени, легко преодолев слабое сопротивление, и стал подниматься выше. Он ловко развязал шнурки ее панталон и принялся нежно массировать живот, пока не почувствовал, как мышцы расслабились.

– Дейрдре, любовь моя, нам ведь не нужны все эти одежды, разделяющие нас? Верно? – спросил Рэтборн и стал торопливо снимать с нее нижнюю сорочку. – Ты моя жена, и я люблю тебя, – проговорил он сбивчиво, одновременно стягивая с себя сапоги и панталоны. – Я всем своим телом хочу показать тебе свою любовь и... Я хочу быть как можно ближе к тебе. Едва ли слова способны выразить то, что я к тебе чувствую.

Дейрдре с тихим вскриком повернулась к нему, и любые слова стали излишними. Рэтборн прижал ее к себе, и все ее чувства потонули в его щедро расточаемых ласках и медленных волнующих поцелуях. Он продолжал ласкать и гладить ее, будто впервые открывая для себя все ее прелести, изгибы и впадины, оказывавшиеся под его руками, и когда она раскрылась для него, не оставив ничего потаенного, ему пришлось сдерживать свою страсть, наплывавшую и окутывавшую все его тело жарким прибоем.

– Чего ты хочешь от меня? – спросил он невинным тоном, поДсйрдре уловила в нем обычную игривость. Его прикосновения были легкими и игривыми. .

Дейрдре решительно сдвинула колени и посмотрела Рэтборну прямо в лицо.

– Гарет Кавано, – с трудом произнесла она, и тут у нее перехватило дыхание, потому что он развел ее ноги и глубоко вошел в нее. – Гарет Кавано, – повторила она, но он заставил ее замолчать, накрыв губы поцелуем, поглотив ее тихие стоны и вскрики, когда она приподнялась ему навстречу. Все ускоряющийся ритм их движений горячил и без того горячую кожу. Дейрдре вся покрылась испариной.

Рэтборн старался продлить наслаждение, но она воспротивилась, когда он попытался умерить ее движения, удерживая за бедра.

– Нет! – запротестовала она и устремилась ему навстречу, желая, чтобы он проник в нее как можно глубже.

Рэтборн судорожно втянул в себя воздух и забыл о своих намерениях держать чувства под контролем. Теперь он нависал над ней.

– Дейрдре! О, Дейрдре! – простонал он. В его голосе слышалось раскаяние, будто он просил прощения. Но она его не слышала. По телу пробегала дрожь чувственного наслаждения, тело сотрясали судороги восторга. Рэтборн слышал, как она выкрикивает его имя, в то время как и из его уст вырвался громкий крик триумфа.

Дейрдре почувствовала, как скольжение его рук по ее телу становится все увереннее, вызывая в ней новую волну наслаждения.

– Нет! – закричала она, все еще смакуя этот дар, который любовные объятия всегда ей приносили, это ощущение свершения.

– Да, – твердо сказал Рэтборн и снова прошелся руками по ее обнаженному телу. Она поймала их и сказала со смехом:

– Нет, Гарет, это слишком скоро.

В ответ он снова завладел ее губами, заставляя их раскрыться, и сила его вновь разгорающейся страсти нашла в ней отклик. Дейрдре сделала слабую попытку оттолкнуть Рэтборна, но он удерживал ее крепко и будто не чувствовал сопротивления.

Он хотел, чтобы она задыхалась от желания, и потому принялся снова ласкать ее изысканнейшим образом, разжигая страсть.

– Снова? – спросил он с тихим смехом, знаменующим его мужской триумф.

– Гарет... – Дейрдре судорожно вздохнула, когда он вошел в нее. – Да, снова, – умоляющим тоном проговорила она, обвила его за шею руками и притянула к себе.

Но Рэтборн умел держать себя в руках и, казалось, получал какое-то извращенное наслаждение, избегая ее робких попыток довести его до края чувственной бездны. Это вынуждало ее проявлять отвагу, несвойственную ей, но восхищавшую его. Ее руки ласкали и дразнили его, слова, произнесенные нежным шепотом, доводили его страсть до точки кипения. Когда наконец он позволил их губам слиться в поцелуе, то ощутил пламя ее безмерного желания в этом влажном полураскрытом бутоне, и до сих пор сдерживаемая страсть взорвалась в нем...

Дейрдре быстро оделась и настороженно наблюдала за Рэтборном. Он неохотно натягивал на себя одежду.

– Что случилось с твоими волосами? – спросил он, и глаза его потемнели.

Дейрдре со смущенным видом дотронулась рукой до волнистых прядей на затылке и ответила как можно более непринужденным тоном:

– Я их отрезала, но сейчас хочу поговорить с тобой не об этом, и не пытайся отвлечь меня.

Теперь Дейрдре казалось, что ей не удастся достучаться до него, раз она не устояла перед его ласками. Она прикусила губу, гадая, уж не затеял ли он все это, чтобы избежать решающего разговора. Взглянув на Рэтборна, она почти утвердилась в своих подозрениях, потому что заметила насмешливый блеск в глубине его глаз. О да, она была права – права, как никогда!

– Ты не дал мне возможности сказать тебе: «Добро пожаловать домой».

Брови Рэтборна удивленно взметнулись вверх.

– Я не жалуюсь на отсутствие гостеприимства.

Видя, как румянец разливается по лицу жены, он довольно улыбнулся, затем взял соломинку и, прикусив ее, пристально посмотрел на Дейрдре.

– О, нет никакого смысла отчитывать тебя, – сказала она сердито. – У тебя найдется правдоподобное объяснение по любому поводу. Но то, что ты сделал со мной, было неправильно, несправедливо. Ты использовал мой страх за Армана, чтобы вырвать у меня согласие на брак.

Рэтборн лениво потянулся.

– Это было ошибкой, – заявил он спокойно, – импульсом, о котором я пожалел почти сразу же. Думаю, я слишком долго пробыл на секретной разведывательной службе, и в личной жизни мне трудно отказаться от методов, которые я использовал ранее. Прошу прощения.

На лице Дейрдре отразилось изумление:

– Ты был на секретной службе? Ты никогда ни слова не говорил мне об этом.

– Такова, моя дорогая, природа игры, мистерии плаща и шпаги. Для тебя было безопаснее не знать об этом, учитывая, что моя заинтересованность в тебе стала общественным достоянием.

– Что за ерунда! Вот твоя связь с миссис Дьюинтерс действительно стала общественным достоянием. И не пытайся это отрицать!

Рэтборн снисходительно посмотрел на жену, забавляясь ее горячностью.

– Неужто я мог бы тебя обмануть? Признаюсь, моей уязвленной гордости льстит твоя ревность.

Он заметил опасный блеск в глазах Дейрдре, и его улыбка стала еще шире:

– И все же мой фиктивный роман с Марией сыграл свою роль и помог защитить тебя от сплетен. Я много раз говорил тебе, что между нами ничего не было. Но ты ведь не слушала. Неужели стоит винить меня за то, что ты недостаточно в меня верила?

У этого человека был готов ответ на любой вопрос. Но Дейрдре решила вывести его на чистую воду.

– А для нее это тоже было удобно? Рэтборн снисходительно пожал плечами:

– Мария была одним из наших лучших агентов. Она понимала, какой опасности подвергается. Мы и прежде работали вместе.

Несколько минут Дейрдре молча смотрела на мужа. Он почти слышал, как работает ее мозг, как улавливает полученную информацию и перебирает его прошлые провинности одну за другой. Однако это его ничуть не обеспокоило. Он провел два месяца, отрабатывая и шлифуя свои ответы на все ее возможные обвинения.

– Почему же ты сейчас говоришь мне об этом? – спросила наконец Дейрдре.

– Потому что теперь это не представляет опасности. Бонапарт далеко, на острове Святой Елены. В Брюсселе ты была в опасности, потому что у порога стоял Наполеон со своими когортами. И потому тебе лучше было не знать о том, чем я занимаюсь. Но даже сейчас тебе стоит проявлять осторожность. У некоторых людей долгая память. Но я решил, что обязан тебе кое-что объяснить.

– Спасибо. Это очень благородно с твоей стороны, – язвительно заметила Дейрдре, скрывая улыбку.

Рэтборн молча смотрел, как она покусывает нижнюю губу. Он лишил ее козырей, повернул ветер в другую сторону, и ее паруса безвольно повисли, лишенные силы. Он заметил, что ее это не обрадовало.

– Теперь ты удовлетворена, моя любовь?

– Нет! Все это слишком хорошо складывается для тебя. Ее лицо прояснилось, и интуиция подсказала Рэтборну, что нужно соблюдать осторожность.

– Вернемся к Арману, – проговорила Дейрдре самым нежным голосом. – Если ты пожалел о своем намерении воспользоваться им, чтобы шантажировать меня, почему не сказал мне об этом сразу? Почему позволил подозревать самое худшее?

– Потому что любые объяснения потребовали бы времени, а у нас с тобой было всего два часа. И мне представлялось, что мы можем гораздо лучше распорядиться этим временем, чем ссориться из-за твоего брата. Ведь, слава Богу, это была наша брачная ночь!

– Но ты позволил мне думать, что он в безопасности, в то время как он был с тобой и...

– Знаю. Я избрал неверный путь. Но я не мог остановить мальчика и честно сделал то, что требовалось. Когда Арман был ранен, а это была всего лишь царапина, я поместил его в госпиталь и считал, что выполнил свой долг. С ним был О'Тул. Он оставил его не более чем на час, а когда вернулся, Арман исчез. Я не знал, что и думать. После битвы мы услышали, что он пал на поле боя вместе с другом, отправившимся помочь ему. Мы с О'Тулом искали его в ту ночь, но там было столько трупов и раненых... Можешь представить, что я передумал, поверив в смерть твоего брата? – добавил Рэтборн с мрачным выражением лица.

В эту часть истории Дейрдре, безусловно, поверила. Она внутренне содрогнулась, вспомнив события того дня и последовавшей за ним долгой ночи. Холодный ужас сковал ее душу.

– А роман Армана с твоей сестрой не имел никакого отношения к твоему решению отправить его в армию?

Рэтборн потемнел лицом, но ответил вполне непринужденно:

– Значит, вот что ты подумала! Меня не перестает удивлять то, как легко ты готова поверить в худшее. Нет. И решение вступить в армию принадлежало ему, а не мне. Ты можешь сколь угодно строго осуждать меня. Я это заслужил. Но по крайней мере не вини меня в том, что я желал зла твоему брату.

Дейрдре немного сконфузилась, и Рэтборн, заметив это, продолжал уже мягче:

– Господи, Дейрдре, я думаю, у меня есть оправдание – я сделал все возможное, чтобы обеспечить тебе защиту. Я знаю, ты скажешь, что я делал только то, что было угодно мне. Подумай еще раз. Ни один мужчина не пожелает быть связанным сженщиной, которая его ненавидит или, что еще хуже, равнодушна к нему. Я думал о твоем счастье столько же, сколько о своем собственном. Возможно, я вел себя бесцеремонно. Признаю, что это так, если ты это утверждаешь. Но только потому, что препятствия, которые мне приходилось преодолевать, были столь же нелепыми, сколь непреодолимыми. Я знал, что пять лет назад, когда я уезжал в Испанию, ты любила меня. Ты удивлена, Дейрдре? Я знал. Ни одна женщина не отвечала на мои поцелуи с такой безыскусностью, но и с такой страстью. Это меня воспламенило, пленило, поработило. И я думал, что смогу легко преодолеть твое сопротивление. Ноя не понимал, почему ты воздвигала барьеры между нами.

Рэтборн потянулся с кошачьей грацией, поднялся на ноги и подошел к открытому слуховому оконцу. Некоторое время он стоял там, повернувшись к Дейрдре спиной.

– Любовь ужасна? Да? Когда я нашел тебя, то считал себя самым счастливым человеком. Но ты, даже любя, считала меня не лучше грязи под своими ногами. Я был и юбочником, и игроком, и всем тем, чем ты меня называла. И что из этого? Это не имело к нам никакого отношения. Ты думаешь, мне нравилась такая жизнь? Я был ужасно несчастен! И одинок.

Рэтборн обернулся, посмотрел на Дейрдре, и под его сверкающим взглядом она опустила глаза.

– Твоя любовь изменила для меня все, но ты упорствовала по непонятной причине. И я позволял тебе это. Когда я нашел тебя снова, все между нами повторилось. И я понял, что буду болваном, если позволю тебе ускользнуть и на этот раз. Твоя тетка кое-что рассказала мне о твоей прошлой жизни. Я расспрашивал твою подругу Серену. И понял, что тебя невозможно убедить простой логикой. Поэтому я прибег к другим средствам – обману, похищению, шантажу. Согласен, это не очень по-джентльменски, но я не прошу прощения за то, что сделал.

Дейрдре услышала мягкие приближающиеся шаги. Рэтборн опустился перед ней на колени и приподнял ее голову, взяв пальцами за подбородок. Она посмотрела ему в глаза и увидела в его взгляде необидную насмешку.

– Нет, я не прошу прощения, – снова повторил Рэтборн тихо, – потому что ты, моя любовь, очень, очень беременна и я счастливейший человек на свете.

Дейрдре попыталась оттолкнуть его руку, но не могла – он держал ее за подбородок крепко.

На ее лице проступил нежный румянец.

– Я не так уж очень беременна. Всего два месяца. И не понимаю, откуда тебе это известно, – проговорила Дейрдре поспешно, заметив лукавый блеск в глазах мужа. – И более того, я знать не хочу, как ты догадался.

– Но ты счастлива, любовь моя?

Что-то в голосе Рэтборна изменилось, и Дейрдре поняла, что он с трепетом ждет ее ответа.

– Более, чем заслуживаю, – ответила она и была вознаграждена за свою честность тем, что тотчас же ее опрокинули на сено и прижали к мягкому ложу.

– Неужели это все, о чем ты можешь думать? – спросила она слабо, когда он начал ее раздевать.

Рэтборн не ответил, но очень скоро оказалось, что и Дейрдре не может думать ни о чем другом.

Обед прошел не так, как надеялась Дейрдре. Между членами семьи чувствовалось какое-то напряжение – счастливого воссоединения не получилось. Леди Каро и Арман откровенно игнорировали друг друга. Арман и ее муж обменивались недоверчивыми и недружелюбными взглядами. Графиня и Рэтборн сцепились между собой через несколько минут после того, как подали первое блюдо. Однако все блюда были превосходны, о чем Рэтборн не преминул сказать.

– Ты наконец избавилась от миссис Петри? – спросил он Дейрдре, смакуя кусок тюрбо в соусе из омаров.

– Нет. Мы только заключили соглашение по поводу вопроса о выписке повара из Лондона для нашего бала слуг и арендаторов. Она убеждала меня отказаться от этой мысли.

Вошел Бичем в сопровождении двух лакеев, и Рэтборн с интересом наблюдал за тем, как они подавали следующее блюдо.

Когда слуги удалились, Рэтборн посмотрел через стол на Дейрдре и процедил, растягивая слова:

– Думаю, я разгадал твою стратегию. Говоришь, бал слуг и арендаторов? Но разве это не означает развращение невинных? И кто, осмелюсь спросить, будет платить за эту вакханалию? Ди, я просто потрясен твоей изобретательностью.

Не поняв природы его своеобразного комплимента, графиня прервала свою беседу с мистером Лэндроиом и, повернувшись к сыну, сказала уничтожающим тоном:

– Придержите язык, сэр, если не находите ничего хорошего, что могли бы сказать этой девушке. Вы так долго пробыли в компании дешевых шлюх, что ваша речь попахивает сточной канавой. За месяц, что Дейрдре провела здесь, она сотворила в Белмонте чудеса. И все это знают. Если бы вы оставались дома, как следовало бы, вместо того чтобы колесить по Европе с вашими недостойными друзьями, возможно, не дошло бы до такого позора. Но моя невестка сделала больше для моего комфорта и мира, чем вы, моя плоть и кровь.

Их пикировка прервалась с окончанием обеда, когда наконец все встали из-за стола.

– А знаешь, мне нравится, как ты приняла на себя роль хозяйки. – Рэтборн с нежностью улыбнулся Дейрдре. – Я начинаю наконец чувствовать, что у меня есть дом. А теперь скажи, что ты думаешь о Белмонте.

Пока они не спеша поднимались в большой зал, Дейрдре тайком провела пальцами по балюстраде и с радостью убедилась, что пыли на ней нет. Острый глаз Рэтборна все отмечал и ничего не упускал из виду. Он усмехнулся:

– Ну?

– Сначала я нашла Белмонт несколько устрашающим, как и его хозяина, – проговорила Дейрдре с лукавым видом. – Но я намерена привести обоих в божеский вид.

Вечер начался довольно мирно. Дейрдре старалась предупредить любой выпад матери и сына друг против друга. Однако когда она обратила взгляд на леди Каро, все оборвалось внутри. Эта девчонка бессовестно флиртовала с Гаем Лэндроном, и джентльмен не отказывался принимать участие в подобной игре. Взгляд Армана был полон ярости, губы сжаты в тонкую линию.

Дейрдре тотчас же приступила к действиям. Она раскрыла ломберный столик и вынула из выдвижного ящика колоду карт. Не успела она начать их тасовать, как к ней, как она и рассчитывала, присоединились муж и брат.

– Сядь, Рэтборн, – скомандовала Дейрдре. – Я привезла эти карты из Брюсселя. Мне хотелось бы видеть, что ты сможешь сделать, когда все карты на столе. Арман будет следить, чтобы соблюдались мои интересы.

Рэтборн хмыкнул и сел на стул рядом с ней.

– Я и с закрытыми глазами обыграю тебя. Дейрдре взяла карты в руки, собираясь их раздать.

– Какая у нас ставка?

– Никаких ставок. С проигравшего фант.

– И какой фант?

– Господи! Понятия не имею. Арман, какие фанты были у нас в детстве?

– Ужасные, – ответил Арман и улыбнулся. – Однажды ты заставила меня поцеловать призовую свиноматку фермера Сайкса. И за этот грешок мне влетело от папы – он меня выдрал.

– Неправда! – возмутилась Дейрдре. – Тебя выпороли за то, что ты вымазал навозом в свинарнике свое лучшее воскресное платье.

Вскоре веселье, царившее за карточным столом, привлекло внимание остальных членов компании. Все собрались вокруг играющих. Фанты для проигравшего выбирались самые нелепые. Дейрдре и мистер Лэндрон, о которых было известно, что у них нет ни слуха, ни голоса, были вынуждены спеть стих из «Зеленых листьев», и это вызвало дружный смех присутствовавших.

Только Рэтборн оставался никем не побежденный и не участвовал в глупых выходках родственников. Арман хитро посмотрел на него и сказал:

– Когда мы были детьми и играли в эту игру, выигравший должен был взобраться на крышу нужника во дворе и выкрикнуть: «Я король этого замка!», а проигравшие кланялись и восклицали: «Аминь, аминь, аминь!»

– Ни черта не выйдет! – возразил Рэтборн и смущенно заерзал под суровыми взглядами пяти пар глаз.

– Это игра Дейрдре, Гарет, – напомнила старая графиня. – Ей решать, как с тобой поступить.

Все взгляды обратились к Дейрдре. Она помолчала, погруженная в глубокое раздумье, а затем сказала:

– Он должен сам придумать для себя фант. Присутствующие возмущенно зароптали, но Дейрдре остановила их легким взмахом руки.

– В конце концов, когда мы были детьми, никто не хотел залезать на крышу нужника и кричать: «Я король этого замка!». Покажите же нам, лорд Рэтборн, из чего вы сделаны. Садитесь, леди и джентльмены. Ну, Гарет, – добавила она тихо, – лучше пусть все будет по-хорошему.

Все снова заняли свои места и выжидательно посмотрели на Рэтборна.

– Каро, будь добра, вызови Бичема, – процедил он сквозь зубы и как бы между прочим оправил кружево на рукаве. – А, Бичем, стакан драмбуи, пожалуйста.

Через несколько минут графу был поднесен небольшой хрустальный кубок, до краев наполненный янтарной жидкостью. Он вытащил льняной носовой платок из кармана сюртука и обернул им ножку кубка. Бичем позаимствовал огонька от одной из свечей и подал хозяину. Рэтборн поднес огонь к кубку, и подогретый драмбуи зашипел и загорелся. Граф одним глотком выпил огненную жидкость, поставил пустой кубок на поднос и любезно поблагодарил слугу:

– Спасибо, Бичем. Это все.

Рэтборн повернулся лицом к изумленным зрителям и сказал, пожав широкими плечами:

– Ничего особенного. Я научился этому трюку в Оксфорде, когда состоял в обществе священного Грааля, ныне почившем в бозе.

Никто не шевельнулся, и Рэтборн почувствовал, что должен что-то добавить:

– Это было одним из ритуалов инициации.

Когда дверь за дворецким закрылась, Лэндрон встал и поднял бокал.

– За короля этого замка! – произнес он торжественно, и все присутствующие хором подхватили:

– Аминь! Аминь! Аминь!

Ночью, когда Рэтборн и Дейрдре разделись, собираясь лечь в постель, ситуация перестала быть столь безоблачной.

– Мне рассказывали, как ты во время сражения поспешила на помощь Арману. Это произошло, когда на него напали уланы, да?

Дейрдре пыталась умиротворить мужа, говорила, что все было на так страшно, но эти ее заверения вызывали в нем еще больший гнев.

– Думаешь, я разрешу своей жене подвергать жизнь опасности таким вот образом? Ты игнорировала мои ясно высказанные пожелания! Конечно, Арман! Это все объясняет! – Рэтборн схватил жену за руки и крепко сжал их.

Дейрдре была готова выслушать любые, самые грубые упреки, но столь резкие нападки потрясли ее до глубины души.

– Как ты смеешь мне угрожать! Для тебя ничего не значит то, что я спасла жизнь Арману? Доктор сказал...

– Меня это не интересует, как не интересует и сам Сен-Жан. Муж имеет большее право на внимание, чем брат. Помни об этом в будущем, а иначе, Бог свидетель, я приму меры, чтобы ты об этом не забывала.

Стараясь проявить как можно больше достоинства, Дейрдре свернулась калачиком в дальнем углу постели и попыталась оставаться холодной и бесчувственной, но он сумел разбудить ее страсть с унизительной для нее легкостью.

Хотя он был с нею нежен, она ничуть не сомневалась в том, что в его намерения входило показать ей, кто здесь главный, и не оставить без ответа ее последнее гневное слово. Прошло немало времени, прежде чем он снизошел до ее просьбы дать ей отдых от утонченных пыток, которые доводили ее почти до бессознательного состояния.

Когда все было кончено, она залилась слезами. Рэтборн баюкал ее в своих объятиях, утешая: