Флот вторжения (Книга 1)

      - Вы, ребята, отличились, - довольно произнес полковник. - Я позабочусь, чтобы вас за это повысили в звании.
      Все заулыбались. Остолоп сказал:
      - Сэр, по правде говоря, больше всех повышения заслуживает сержант Шнейдер, который остался в Эмбое. Иджер энергично кивнул.
      - Тогда я позабочусь, чтобы отметили и его, - пообещал Коллинз. - Всякий раз, когда солдаты хорошо отзываются о своем сержанте в его отсутствие, я склонен думать, что это достойный человек.
      Солдаты усмехнулись, а полковник продолжал:
      - Теперь нам каким-то образом нужно переправить этих ящеров туда, где знающие люди попытаются разобраться в том, что из себя представляют эти твари и что они замышляют.
      - Я помогу доставить их, сэр, - вызвался Иджер. Полковник Коллинэ внимательно поглядел на него холодным и хмурым взглядом:
      - Изыскиваешь лазейку, как бы удрать с передовой, солдатик?
      - Никак нет, сэр! - ответил смущенный, а затем и рассердившийся Иджер.
      "Интересно, - подумал он, - бывал ли сам Коллинз на передовой? Наверное, во время Первой мировой войны". Пестрые ленточки наградных колодок на мундире полковника были для него китайской грамотой.
      - Тогда почему я должен посылать именно тебя? - требовательно спросил Коллинз.
      - Наилучшей причиной, которую я могу назвать, сэр, является то, что я давно увлекаюсь чтением научной фантастики. И я размышлял о людях с Марса и о захватчиках из космоса намного дольше и куда серьезнее, чем любой другой из тех, кого вы можете послать, сэр.
      Коллинз продолжал внимательно смотреть на Сэма, но уже другим взглядом.
      - Черт меня подери, если бы я знал, какой ответ мне нужен, но уж такого я точно не ожидал. Значит, тебе кажется, ты понимаешь этих тварей лучше, чем кто-либо другой, выбранный наугад... Ты это имел в виду?
      - Да, сэр. - Иджер находился в армии недавно, но быстро научился не обещать много, поэтому сейчас решил подстраховаться: - Я надеюсь, сэр, что отчасти это так.
      Офицерам платят жалованье в основном за то, что они быстро принимают решения, а затем последовательно их выполняют. Поразмыслив не более десяти секунд, Коллинз кивнул:
      - Ладно, солдатик. Как тебя зовут?
      - Рядовой Сэмюэл Иджер, сэр, - отдав честь, сказал Сэм.
      Полковник достал небольшую записную книжку и позолоченный механический карандаш. Иджер заметил, что он левша. Черканув имя и фамилию Сэма, Коллинэ тут же убрал книжку.
      - Хорошо, рядовой Иджер. Тут вмешался Остолоп Дэниелс:
      - Сэр, его бы следовало сделать капралом или хотя бы рядовым первого класса. - Когда Коллинз, нахмурившись, обернулся - к нему, бывший тренер как ни в чем не бывало добавил: - Вы же сами говорили, что нас надо повысить в звании.
      Иджер считал, что Остолопу лучше было бы заткнуться, и ждал вспышки гнева. Но вместо этого полковник громко расхохотался:
      - Старого солдата сразу отличишь. Попробуй только сказать мне, что ты не был во Франции четверть века назад.
      - Не стану отпираться, сэр.
      Остолоп произнес эти слова с широкой, открытой улыбкой, которая не позволяла судьям удалять его с поля, какие бы грубейшие ошибки он ни совершал.
      - И не пытайся. - Коллинз вновь переключил свое внимание на Сэма. Хорошо, рядовой первого класса Иджер, ты будешь служить в качестве связного между людьми и этими пленными ящерами, пока их не доставят к начальству в Чикаго. - Полковник снова достал записную книжку и что-то быстро написал. Подав Сэму вырванный листок, он пояснил: - Это распоряжение дает право чикагскому начальству действовать по собственному усмотрению. Они могут либо отослать тебя назад, либо оставить при ящерах, если в качестве связного ты принесешь больше пользы. ,
      - Благодарю вас, сэр! - воскликнул Иджер, засовывая в карман бумажку полковника.
      Эта ситуация напомнила ему тот короткий период, когда Бобби Фьоре играл за команду Олбани. Если бы он не показал сразу, на что способен, его бы вытурили прямо с поля и никогда не дали еще одного шанса показать свою игру. Но у него самого, похоже, времени куда меньше, чем у Бобби. Вероятно, к вечеру они доберутся до Чикаго, хотя одному Богу известно, что это за чикагское начальство и сколько времени придется его разыскивать. В любом случае ему следует побыстрее проявить себя в роли связного. Один способ сделать это был для Сэма очевиден:
      - Сэр, есть ли здесь врач или кто-нибудь из медперсонала, чтобы осмотреть раны двоих военнопленных?
      Коллинз кивнул и зашагал к двери автобуса. Словно по сигналу, все младшие офицеры, дожидавшиеся снаружи, плотно облепили автобус. Величественно поднятая рука Кол-линза остановила натиск. Полковник высунул голову из автобуса и крикнул:
      - Финкельштейн!
      - Да, сэр!
      Тощий человек в очках и с густой гривой нечесаных курчавых волос протискивался сквозь толпу. Коллинз мимоходом бросил Сэму:
      - Он еврей, но замечательный врач.
      Иджера мало волновал этот факт: да хоть негр. И уж точно это совершенно не волновало ящеров. Держа в руках черный саквояж, врач влез в автобус.
      - Кто ранен? - спросил он с сильным нью-йоркским акцентом. Когда он увидел кто, глаза у врача расширились: - Н-да...
      - Пойдемте! - поторопил его Иджер.
      Если уж вызвался отвечать за ящеров, нужно показать, что эта работа тебе по силам. Сэм повел Финкель-штейпа к пришельцам, которые па протяжении беседы новоиспеченного рядового первого класса Иджера с полковником Коллинзом сидели тихо. Сэм надеялся, что эти существа с другой планеты узнают в нем человека, снабдившего их бинтами для перевязки ран. Возможно, они узнали его, поскольку не проявили волнения, когда он привел к ним врача.
      Но стоило Финкельштейну жестом показать, что он хочет сорвать одну из повязок, здоровые ящеры испустили целую серию жутких звуков. Один из вражеских солдат вскочил и вытянул перед собой когтистые руки.
      - Как убедить их, что я не собираюсь сделать им ничего плохого?
      "А откуда мне это знать?" - подумал Сэм. Но если он не найдет ответа, вместо него додумается кто-то другой. Он надеялся на вдохновение, и оно тут же пришло. Иджер отдал свою винтовку Отто Чейзу и закатал рукав.
      - Забинтуйте мне руку, а потом снимите повязку Может, до них дойдет, что вы намереваетесь делать.
      - Что ж, это может сработать, - подумав, согласился Финкельштейн. Он раскрыл саквояж и достал бумажный пакет с бинтом. - Терпеть не могу портить стерильные материалы, - пробормотал он, разрывая бумагу.
      Врач обмотал бинт вокруг руки Иджера. Руки у него были умелые, быстрые и мягкие Ящеры внимательно следили за его действиями.
      Иджер вздохнул и изо всех сил попытался жестами передать наступившее облегчение. Он совершенно не представлял, дошла ли эта идея до ящеров. Финкельштейн снял повязку. Потом попытался вновь приблизиться к раненым пленным. Хотя их здоровые товарищи о чем то шипели между собой, они не предприняли попыток его остановить.
      Конец повязки подался легко.
      - Это не бинт, - сказал врач, обращаясь в равной степени к самому себе и к Иджеру. - Удивительно как он держится. - Финкельштейн размотал повязку дальше и взглянул на рану в боку пришельца: - Думаю, там застрял осколок. Рядовой, подайте мои саквояж. - Врач достал зонд: - Предупредите его, что может быть больно.
      "Кто, я?" - Иджер опять задумался. Он привлек внимание ящеров, ущипнул себя и постарался как можно точнее воспроизвести звуки, которые издавали раненые пленники. Затем он показал на Финкельштейна, на зонд и на рану.
      Финкельштейн медленно ввел зонд. Раненый пришелец сидел очень тихо, затем зашипел и вздрогнул в тот самый момент, когда врач воскликнул:
      - Нашел! Не слишком крупный, да и застрял не особо глубоко. - Врач извлек зонд и взял длинные, тонкие щипцы: - Почти зацепил... еще чуть-чуть... есть!
      Руки Финкельштейна дернулись назад: в щипцах, извлечённых из раны, был зажат полудюймовый осколок. С него на пол автобуса упала капля чужой крови.
      Все пленные, в том числе сам раненый, о чем-то взволнованно заговорили на своем языке. Тот из них, кто до этого угрожал врачу когтями, опустил глаза вниз и стоял, совершенно замерев. Иджер уже видел этот ритуал прежде. "Должно быть, у них это что-то вроде отдания чести", - подумал он.
      Врач начал снова забинтовывать рану, потом остановился и быстро взглянул на Иджера:
      - Как думаете, стоит посыпать ему рану сульфамидом? Не известно, могут ли земные бактерии жить на существе, явившемся Бог весть откуда. Или я рискую отравить ящера?
      "А я-то почем знаю?" - эта мысль снова пришла в голову Сэма первой. Почему врач задает такие вопросы игроку провинциальной бейсбольной лиги, не имеющему диплома медицинского колледжа? Потом он сообразил: в том, что касается ящеров, он может понимать куда больше, чем Финкельштейн. Недолго думая, Сэм ответил:
      - Сдается мне, что они родом с планеты, которая не слишком отличается от нашей, иначе они не стали бы пытаться захватить Землю. Так что нашим микробам они могут понравиться.
      - Да, звучит разумно. Что ж, я обработаю рану. Врач посыпал рану желтым порошком и снова наложил повязку.
      К ним подошел полковник Коллинз:
      - Как справляетесь, док?
      - Благодарю вас, сэр, достаточно успешно. - Финкельштейн кивком указал на Иджера: - Этот человек у вас здорово соображает.
      - Неужели? Хорошо.
      Коллинз снова направился к выходу из автобуса.
      - Извините, рядовой. Я даже не знаю, как вас зовут, - сказал врач.
      - Сэм Иджер. Был рад познакомиться с вами, сэр.
      - Мы отчасти тезки - меня зовут Сэм Финкельштейн. Ну что, Сэм, посмотрим, чем помочь второму раненому пришельцу?
      - Не возражаю, Сэм, - ответил Иджер.
      Когда Йенс Ларсен уезжал из Чикаго, чтобы предупредить правительство о важности работы, которая ведется в Металлургической лаборатории, он меньше всего ожидал, что конечным пунктом его путешествия окажется Уайт-Сал-фер-Спрингс в штате Западная Вирджиния. И проживание в одном отеле с германским поверенным в делах тоже было неожиданностью.
      Тем не менее Йенс жил здесь, в отеле "Гринбрайер", близ знаменитых источников, и опять-таки здесь же жил Ганс Томсен. Когда Соединенные Штаты вступили в войну, Томсена интернировали сюда вместе с дипломатами из Италии, Венгрии, Румынии и Японии. Затем Томсен отплыл в Германию на шведском корабле, залитом огнями, чтобы его по ошибке не потопили подводные лодки. Высокопоставленного немца обменяли на интернированных в Германию американцев.
      Теперь Томсен вновь прибыл сюда. Фактически его номер находился напротив номера Ларсена и их разделял только коридор. В столовой отеля Томсен рокотал на великолепном английском:
      - Да, когда я плыл домой, то очень беспокоился. Но, возвращаясь в Штаты на утлой маленькой шаланде, слава Богу, слишком маленькой и убогой, чтобы стать объектом внимания ящеров, я был спокоен; Меня так одолевала мерекая болезнь, что не было ни минуты на треволнения.
      Все, кто слушал его, громко хохотали; включая и Йенса. Возвращение Томсена в Соединенные Штаты было существенным напоминанием о том, что у человечества есть более важные дела, нежели истребление друг друга. И все же присутствие германского поверенного заставляло Ларсена нервничать. Для него Германия оставалась врагом, даже если силою обстоятельств она была вынуждена оказаться в одном лагере с Соединенными Штатами. Это чувство было схожим с тем, что Йенс испытывал при заключении союза с русскими против Гитлера, только сильнее.
      Но отнюдь не все в Уайт-Салфер-Спрингс придерживались того же мнения, что и Ларсен. Здесь находилось немало высокопоставленных людей, бежавших из Вашингтона, когда правительство рассеялось по разным местам из-за угрозы воздушных налетов ящеров. Говорили, что именно здесь находится а Рузвельт. Йенс не знал, действительно ли это так. .Каждый новый слух говорил о новом местопребывании президента: то снова Вашингтон, то Нью-Йорк, Филадельфия и даже Сан-Франциско. (Йенс не представлял, как президент мог пересечь страну, миновав территории, занятые ящерами.)
      Ларсен вздохнул, подошел к умывальнику и стал проверять, не идет ли горячая вода. Он терпеливо ждал, но струя так и не нагревалась. Продолжая вздыхать, он стал бриться холодной водой, намыливая щеки маленьким кусочком гостиничного мыла и ведя по ним бритвой, которая знавала лучшие дни. Царапины, знаменовавшие конец каждой процедуры бритья, так и подбивали его отпустить бороду.
      Костюмы Йенса измялись. Даже галстуки были мятыми. Он долго добирался сюда, а сервис в гостинице оставлял желать лучшего. Но при всем при том Ларсен .прекрасно знал, что ему повезло. Ни в Вашингтоне, ни в этом курортном местечке никто не слыхал о Джералде Себринге, который отправился на восток не на машине, а поездом.
      Ларсен наклонился, чтобы завязать шнурки. Один из них порвался. Ругаясь на чем свет стоит, физик опустился на одно колено и связал оборванные концы. Вид был уродливый, но Йенс уже убедился, насколько скуден ассортимент в гостиничном галантерейном магазине. Вначале его опустошили дипломаты, затем нагрянувшие американские правительственные чиновники. Ларсен знал: шнурков там нет. Возможно, где-нибудь в городе ему повезет.
      Когда он вышел в холл, то поморщился. Вместе с сернистым запахом источников здесь все еще держался букет запахов, который дипломаты привезли с собой из Вашингтона. "Да уж, возбуждает аппетит перед завтраком!" - горько усмехнулся Йенс, спускаясь в столовую.
      Сам завтрак не особо возбуждал аппетит. Выбирать приходилось между черствым поджаренным хлебом с джемом и кукурузными хлопьями, плавающими в разведенном сухом молоке. Оба варианта стоили по три доллара семьдесят пять центов. Йенсу подумалось, что, уезжая из Уайт-Салфер-Спрингса, ему придется объявить себя банкротом. По военным меркам, он хорошо зарабатывал, а по скудным меркам тридцатых годов - так и вообще был богачом. Но когда вторглись ящеры, инфляция подскочила до самой крыши. Спрос оставался высоким, а его удовлетворение благодаря этим тварям превратилось в чертову карусель.
      Ларсен предпочел хлеб с джемом. Однажды он попробовал порошковое молоко и запомнил этот вкус на всю жизнь. Закончив есть, он оставил на столе жалкие чаевые, с неохотой выделив даже эту мизерную сумму. Выскользнув прежде, чем официант обнаружит свое нищенское вознаграждение, Йенс забрался в машину и проехал пять миль до города.
      Уайт-Салфер-Спрингс был красивым городком. Наверное, он был еще красивее раньше, пока стада грузовиков оливкового цвета не загадили воздух выхлопными газами и не наполнили его ревом клаксонов. Водители отчаянно сигналили друг другу, и это напоминало рев быков, не поделивших дорогу. Противовоздушные орудия, торчащие на каждом перекрестке, тоже не слишком украшали вид.
      Но даже сейчас густо покрытые зеленью волнистые склоны Аллеганских гор, прозрачные воды находящегося рядом Шервудского озера и дымящиеся брызги источников, давших название этим местам, объясняли, почему здесь с давних пор существует президентский курорт. Он возник еще до гражданской войны, когда эти земли были частью Вирджинии и никто не предполагал, что Западная Вирджиния станет самостоятельным штатом.
      Снаружи белоснежное здание церкви с высокой пирамидальной колокольней хранило прежнюю безмятежность, царившую когда-то во всем городе. Но стоило Ларсену войти внутрь, как он понял, что попал в другой мир. Пастор сохранил половину своего кабинета, но это было все, что осталось от прежних времен. Отовсюду доносился стук пишущих машинок, хриплые голос" людей, которым нужно было много сделать и у которых не хватало на это времени. По крепкому деревянному полу деловито гремели тяжелые армейские сапоги.
      Измученный капрал оторвался от печатной машинки. Увидев перед собой штатского человека, он не стал обременять себя даже воинской вежливостью:
      - Чего надо, приятель? Выкладывай и побыстрее.
      - У меня назначена на девять часов встреча с полковником Гроувзом.
      Ларсен взглянул на часы: было без пяти девять.
      - А-а... - Когда капрал сообразил, что этот штатский, вероятно, является важной птицей, он резко изменил свое поведение. Когда он снова раскрыл рот, речь его была уже совсем иной: - Не пройдете ли вместе со мной, сэр?
      - Благодарю вас.
      Ларсен последовал за капралом вдоль рядов высоких церковных скамеек, на которых люди не молились, а напряженно работали. Они прошли по коридору, уставленному ящиками с папками. Целые горы этих ящиков громоздились у каждой стены.
      Полковник Лесли Гроувз сидел за письменным столом и орал в телефон:
      - Что, черт побери, это значит?! Как это вы не можете переправить танковые гусеницы в Детройт?.. Говорите, мост разрушен и дорога вся разбита? Ну и что? Перевезите их на барже. Ящеры не обстреливают перевозки по воде, безмозглые твари. Нужно собрать танки, или нам останется только целовать ящеров в задницу... Я позвоню тебе вечером, чтобы быть в курсе ваших дел. И чтобы все было сделано, Фред. Мне все равно как.
      Гроувз швырнул трубку, не попрощавшись, и вперил в Ларсена пристальный взгляд голубых глаз:
      - Вы из Чикаго?
      Сказанное прозвучало утверждением, а не вопросом. Быстрым жестом руки полковник отпустил капрала.
      - Да, я оттуда.
      Ларсен соображал: насколько Гроувз осведомлен о проекте и в каком объеме следует посвящать его в их работу? Он уже понимал, что рассказать придется больше, чем ему бы хотелось.
      - После Берлина, сэр, вам необходимо знать, насколько важна наша работа. А ящеры между тем приближаются к Чикаго.
      - Сынок, нам всем хватает бед! - загремел Гроувз. Полковник был рослым человеком с каштановыми, коротко стриженными волосами и жидкими усами. Лицо у него было грубоватым, но умным. Он сидел, отодвинувшись от стола на приличное расстояние, поскольку могучий живот не позволял сесть ближе.
      - Я знаю, - сказал Йенс. - То есть я хочу сказать, что сам приехал из Чикаго.
      - Садитесь и расскажите мне об этом, - потребовал Гроувз. - А то я застрял в этой дыре почти что с момента появления ящеров. Мне нужно знать о происходящем за этими стенами больше, чем .можно узнать по проклятому телефону.
      Словно дождавшись своей очереди, телефон звякнул.
      - Извините.
      Пока полковник рявкающим голосом отдавал кому-то распоряжения, Ларсен взгромоздился на жесткий стул напротив стола и постарался упорядочить свои мысли. Гроувз производил впечатление человека, который не тратит ни минуты понапрасну, поэтому, когда трубка улеглась на рычаг, Йенс был готов к разговору:
      - Самолеты ящеров рыщут повсюду, и мне пришлось колесить по проселочным дорогам в северной части штата Нью-Йорк, чтобы не угодить к ним в ловушку к востоку от Питтсбурга.
      - Они уже в Питтсбурге, - сообщил Гроувз. Йенс вздохнул. Новость не удивила, но все равно подействовала, как удар в живот. Он заставил себя продолжать:
      - Бензина днем с огнем не сыщешь. Мне пришлось проехать несколько миль на половине галлона зернового спирта, который я купил у какого-то старикашки, наверное, самогонщика. Автомобильному мотору это не слишком пришлось по вкусу.
      - Вы доехали, и это главное, - ответил Гроувз. - Спирт - неплохое горючее. Одна из наших нынешних забот - это приспособить двигатели к работе на спирте на случай, если ящеры уничтожат наши нефтеперерабатывающие заводы. И уж если наши власти не смогли прикрыть все эти подпольные винокурни, хотел бы я посмотреть, как с ними справятся ящеры.
      - Неужели так везде? - спросил Ларсен.
      - Кое-где еще хуже, - мрачно ответил полковник Гроувз. - Ящеры расползаются по стране, как раковая опухоль. Они захватывают обширные территории и повсюду прерывают снабжение.
      Снова зазвонил телефон. Гроувз отдал ряд коротких приказаний, затем вернулся к разговору с Йенсом, не потеряв нить их беседы:
      - Можно сказать, что они перерезали наши кровеносные артерии и мы медленно умираем.
      - Потому-то работа Металлургической лаборатории и является столь важной, подхватил Ларсен. - Это единственный шанс создать оружие, которое позволит воевать с этими существами почти на равных. - Йенс решил немного надавить на полковника: - Вы же знаете, что Вашингтон может постичь участь Берлина.
      Гроувз хотел было что-то сказать, но его снова прервал телефон. Положив трубку, полковник спросил:
      - Вы действительно считаете, что ваши люди сумеют вовремя создать атомную бомбу, которой мы смогли бы воспользоваться?
      - Мы близки к управляемой реакции расщепления ядра, - сказал Ларсен. Он тут же осекся - даже эти его слова нарушали меры секретности, с которыми он сжился с тех пор, как начал работать над проектом. Однако времена сейчас были другие, и ящеры доказали, что атомное оружие не является принадлежностью одних лишь бульварных журналов фантастики. Он поспешно сменил тему: - Раз уж мы заговорили о Берлине, скажу, что никто не знает, насколько далеко продвинулись немцы в своих исследованиях.
      Как бы ни изменилась окружающая жизнь, Ларсен не мог решиться произнести слово "уран" в разговоре с кем-либо, не имевшим отношения к проекту.
      - Немцы? - хмуро переспросил Гроувз. - Я как-то об этом не подумал. Конечно, уничтожение Берлина подстегивает их шевелить мозгами. Я слышал, что, когда упала бомба, Гейзенберга не было в городе.
      - Если вы знаете о Гейзенберге, значит, вам достаточно известно о происходящем, - сказал удивленный и пораженный Ларсен.
      До сих пор он воспринимал собеседника просто как одного из людей в форме, возможно, обладающего лучшими манерами, чем большинство военных.
      Грубоватый смех Гроувза говорил о том, что полковник понял ход мыслей Ларсёна.
      - Я стараюсь не забывать, что живу в двадцатом столетии, - заметил он. Перед тем как поступить в военную академию в Вест-Пойнте, я успел поучиться в Массачусетсом технологическом институте и получить докторскую степень. Так вы действительно считаете, что эта ваша группа находится на пути к успеху?
      - Да, полковник, считаю. И еще считаю, что мы успели слишком много сделать, чтобы с легкостью срываться с места. Ящеры движутся на Чикаго с запада, и после моей поездки сюда я лишний раз понял, насколько все это опасно. Если мы собираемся продолжать свои исследования. Соединенные Штаты должны оборонять Чикаго.
      Гроувз поскреб подбородок:
      - Нынче то, что мы должны делать и что мы в состоянии делать, не всегда совпадает. В любом случае я не обладаю властью приказать нашим войскам оборонять Чикаго любой ценой и позабыть про девять миллионов неотложных дел в других частях страны.
      - Я знаю, - упавшим голосом произнес Йенс. - Но вы - наиболее влиятельный человек, с кем я встречался, и я надеялся, что вы...
      - Чем могу, сынок, помогу.
      Гроувз выволок свое грузное тело из кресла. Телефон зазвонил опять. Чертыхаясь, полковник снова плюхнулся в кресло, причем с "такой силой, что Ларсен ожидал услышать треск дерева. Однако кресло выдержало удар, и Гроувз в который уже раз коротко и властно решил новый ряд проблем. Потом он встал и, обращаясь к физику, продолжил, словно их разговор не прерывался:
      - Я постараюсь, насколько в моих силах, убрать помехи с вашего пути, но вести мяч все равно придется вам самому. - Полковник надел на голову пилотку: - Пошли!
      Будучи студентом, Ларсену доводилось играть в американский футбол. Если бы он вел мяч при поддержке такого мощного бокового игрока, как Гроувз, то наверняка бы забил немало голов.
      - Куда мы направляемся? - спросил он у идущего впереди Гроувза.
      - К генералу Маршаллу, - бросил через плечо полковник. - Он имеет власть казнить и миловать. Я договорюсь о вашей встрече с ним. Надеюсь, она состоится сегодня. Потом все будет зависеть от вас.
      - Благодарю вас, сэр, - сказал Йенс.
      Джордж Маршалл занимал пост начальника генерального штаба. Если кто и мог приказать оборонять Чикаго любой ценой, то таким человеком был именно он. У Йенса снова появилась надежда. Выйдя вслед за Гроувзом на улицу, он набрал полные легкие воздуха, пропитанного не только выхлопными газами, но и сернистым запахом источников.
      Гроувз тоже сделал глубокий вдох. Улыбка значительно молодила его.
      - Этот запах всегда напоминает мне о занятиях в химической лаборатории на первом курсе.
      - Ей-богу, вы правы! - воскликнул Йенс. Ему самому такое сравнение не приходило в голову, но полковник тонко подметил сходство. Следующий же вдох пробудил у Ларсена воспоминания о бунзеновских горелках и банках с матовыми стеклянными пробками, в которых хранились реактивы.
      Полковник Гроувз в буквальном смысле слова убирал помехи с пути Ларсена на улицах Уайт-Салфер-Спрингс. Его мощная фигура прокладывала путь напрямую там, где человек более худощавый или менее уверенный мог замешкаться. Под слоем жира у полковника были неплохие мышцы, и вдобавок он сохранил кипучую энергию.
      Увидеться с начальником генерального штаба оказалось не таким простым делом, как представил Гроувз у себя в кабинете. Лужайка перед домом, где расположился Маршалл, была запружена офицерами. Ларсену еще никогда не доводилось видеть такого количества блестящих серебристых звезд на погонах. Для генералов какой-то полковник вроде Гроувза скорее всего был просто невидимым.
      Но Гроувз недолго оставался невидимкой. Один его мощный торс позволил ему добраться почти до самой двери и привлечь внимание находящего внутри майора. Перекрывая своим голосом гул всех голосов, Гроувз представился и заявил:
      - Передайте генералу, что вместе со мной здесь находится человек из Металлургической лаборатории в Чикаго. Это безотлагательно.
      - Здесь все находятся по безотлагательным делам, - хмуро отозвался майор, но исчез за дверью.
      Гроувз великодушно уступил свое место какому-то генерал-майору.
      - Что теперь? - спросил Ларсен. Он чувствовал, как солнце печет ему голову и руки, - на нем была рубашка с короткими рукавами. Кожа Йенса была настолько светлой, что он практически не загорал, а лишь обгорал слой за слоем.
      Гроувз скрестил руки на широкой груди:
      - Теперь мы будем ждать.
      - Но вы же сказали, что дело безотлагательное. Полковник громко засмеялся, отчего несколько голов повернулись в его сторону:
      - Если бы ваш вопрос не был безотлагательным, я бы вообще сюда не пошел. И у каждого здесь, как сказал тот майор, тоже безотлагательное дело.
      Пока ползли бесконечные секунды, Йенс размышлял о разных пустяках, в частности о том, где в этом городе раздобыть каламиновый лосьон<Каламиновый лосьон - кожный лосьон, содержащий каламин - порошок окиси цинка. - Прим. перев.>, чтобы смазать обгоревшие руки и нос. Стараясь действовать как можно незаметнее, Йенс передвинулся под защиту широкой тени Гроувза. Когда майор вернулся и выкликнул фамилию какого-то бригадного генерала, Ларсена охватила досада. Гроувз лишь пожал плечами. Майор появился снова:
      - Полковник Гроувз!
      - Это я.
      Несколько голов повернулись в сторону Гроувза, когда он двинулся вперед, ведя за собой Йенса. На офицерских лицах физик видел в основном зависть и злость - кто этот полковничишка, чтобы обладать преимуществом перед людьми с генеральскими звездами на погонах?
      - Сюда, сэр, - сказал майор.
      Он привел их к закрытой двери, перед которой Гроувз и Ларсен провели еще несколько минут, страдая от духоты. Ларсен не роптал: пусть холл был жарким и душным, он хотя бы ушел из-под открытого солнца.
      Дверь открылась. Оттуда вышел бригадный генерал с жутко разочарованным лицом. Он ответил на воинское приветствие Гроувза, удостоив легкого кивка Ларсена, и удалился.
      - Входите, полковник Гроувз, и своего спутника прихватите. - произнес из-за стола генерал Маршалл.
      Йенс отметил, что ему здорово идет такая фамилия.
      - Благодарю вас, сэр, - ответил Гроувз. - Сэр, позвольте вам представить доктора Йенса Ларсена. Как я говорил вашему адъютанту, он прибыл к нам в связи с проектом, над которым работают в Чикагском университете.
      - Здравствуйте, сэр.
      Будучи человеком штатским, Ларсен подошел к столу и обменялся с начальником генерального штаба рукопожатием. Генеральская ладонь была твердой и цепкой. Несмотря на форму и три ряда наградных колодок, Йенсу показалось, что Маршалл больше похож на старшего научного сотрудника, чем на солдата. Ему недавно перевалило за шестьдесят. Был он худощав, аккуратен, его волосы имели серо-стальной цвет. Глаза Маршалла подчиняли себе; они говорили, что он многое повидал и серьезно размышлял над увиденным.
      Генерал указал Ларсену и Гроувзу на стулья. Жест его был если не дружеским, то довольно любезным. Маршалл внимательно выслушал повторение краткого рассказа Йенса о поездке в восточную часть Соединенных Штатов. Затем уперся локтями в стол и подался вперед:
      - Доктор Ларсен, расскажите мне о Металлургической лаборатории все, что вам известно. Можете говорить свободно: я имею доступ к такой информации.
      - Если нужно, сэр, я мог бы выйти. - Гроувз начал подыматься со стула.
      Маршалл жестом руки остановил его:
      - В этом нет необходимости, полковник. С конца мая требования секретности значительно изменились. Ящерам уже известны многие тайны, которые мы только пытаемся выведать у будущего.
      - А как быть с немцами? - спросил Ларсен. Положение штатского человека давало ему преимущества: он мог расспрашивать начальника генерального штаба армии, тогда как Гроувза военная дисциплина заставляла молчать. - Желаем ли мы, чтобы немцы узнали об этом от нас? Я бы очень хотел получить ответ на этот вопрос, сэр, и не в последнюю очередь потому, что в отеле "Гринбрайер" номер Ганса Томсена находится напротив моего, через холл.
      - Немцы имеют собственную программу атомных исследований, - сказал Маршалл. - В наших интересах, чтобы они продолжали сражаться с ящерами, и не в последнюю очередь потому, что, честно говоря, они в данный момент делают это лучше всех остальных. Когда появились ящеры, немецкая армия и их экономика уже были ориентированы на войну, тогда как мы к ней только готовились.
      Ларсен кивнул и лишь потом сообразил, что генерал Маршалл так и не ответил на его вопрос. Физик подумал, что умение говорить, как политик, является одним из обязательных качеств начальника генерального штаба.