Дорога смерти (Обретение волшебства - 2)

      Кэтам сам не знал, что он ожидал увидеть, когда дверь распахнется, но уж, конечно, не шестерых солдат в доспехах, стоявших над Даннелом. Бедняга лежал перед дверями, потирая левый висок. У двух передних солдат в руках были мечи. Они явно колотили в двери их рукоятями. И, похоже, по голове бедного Даннела.
      Бейли вытянулся во весь свой немалый рост и рявкнул самым внушительным голосом:
      - Что здесь происходит?
      Швейцар бросил взгляд на Томаса, и тот быстро скрылся внутри дома, чтобы сделать кое-какие приготовления.
      Двое солдат подняли Даннела и втолкнули его в холл. Теперь Кэтам видел безобразный синяк цвета баклажана, расползавшийся у него по лбу.
      - Им нужен господин Элиандо, - объяснил Даннел напряженным голосом. - Я сообщил, что его нет дома, но они настаивали на том, чтобы войти.
      И они действительно вошли. Шесть солдат в черных лакированных доспехах, за ними - два офицера. Одного Кэтам не узнал, но второго он последнее время видел, с его точки зрения даже слишком часто. Сперва на похоронах Джейма Кордора, затем на казни Райвенвуда и теперь здесь. Но во всем Прандисе не было ни одного человека, кто бы не узнал это лицо, изрезанное, как карнавальная тыква. Их нетерпеливым посетителем оказался генерал Амет Пейл.
      - Господина Элиандо нет дома, - подтвердил Бейли, стараясь говорить ровным голосом, даже оказавшись лицом к лицу с этим человеком. Казалось, швейцар рассчитывал, что дело уладится наилучшим образом, фактический правитель государства просто поверит ему на слово и уйдет. Пейл улыбнулся, отчего продольные шрамы хищно растянулись, и вошел в холл. За ним последовал еще один незнакомец, облаченный в военную форму. Казалось, в доспехах он чувствовал себя весьма неуютно, словно черепаха в чужом панцире.
      - Мы подождем его возвращения, - объявил Пейл. Его маленькие глазки скользнули по отделанному мрамором помещению, как будто прикидывая его стоимость. - В такое время он не может быть далеко от дома.
      - Мы не ожидаем его возвращения сегодня вечером, - сообщил Бейли таким чопорным, официальным голосом, какого Кэтам у него почти никогда не слышал. Бейли взглянул на Даннела, который прикладывал немало усилий, чтобы просто ровно стоять. Со своего наблюдательного пункта мальчик видел, как напряглись мышцы на широких плечах Бейли. Кэтам знал, что Бейли был человеком долга за свою короткую жизнь мальчишка редко встречал таких людей. Они всегда делают то, что должны, поскольку иначе не могут жить в мире с собой. Кэтам подумал о том, как это глупо, поскольку сейчас подобная глупость может стоить Бейли жизни.
      - И вы никак не сможете остаться и подождать, если в доме нет ни господина Элиандо, ни господина Каррельяна, - добавил Бейли.
      Уголки губ Пейла приподнялись в улыбке, и клочки истерзанной плоти на его лице разъехались в разные стороны. Кэтаму показалось, что такое же выражение появляется на лице у жестокого ребенка, который собирается оторвать крылья у бабочки.
      - А где господин Элиандо? - спросил генерал, и в голосе его послышалась неприкрытая угроза. Правая рука Пейла легла на рукоять меча, и он сделал шаг к швейцару.
      - Не могу сказать, - не моргнув глазом ответил Бейли.
      - Не можешь, - поинтересовался Пейл, - или не желаешь?
      Его пальцы сжали обмотанную кожей рукоять меча. Кэтам поспешно шагнул из полутьмы, царившей под лестницей, в ярко освещенный холл.
      - Я знаю, где он.
      Все удивленно примолкли. Военные, похоже, вообще только что заметили мальчишку.
      Генерал Пейл улыбался, откровенно развлекаясь.
      - Похоже, в вашем доме завелись крысы, - тихо сообщил он Бейли, прежде чем обратить все свое внимание на Кэтама. Мальчик почувствовал, как под тяжелым взглядом Пейла что-то задрожало у него в позвоночнике. - И где же он может быть?
      Кэтам пожал плечами, стараясь, чтобы его голос звучал как можно спокойнее.
      - Я могу показать вам. Не знаю, как объяснить. Я не умею читать названия улиц, - солгал он.
      Генерал протянул руку вперед и положил ее на голову ребенка, но вовсе не для того, чтобы погладить. Он с силой сжал череп мальчишки, словно давал понять, что и это принадлежит ему.
      - Ну, мой маленький почтовый голубь, пошли.
      Когда генерал повернул его к двери, Кэтам заметил полоску кожи, которую обычно скрывал рукав мундира и увидеть ее мог разве что четвероногий. Создавалось впечатление, будто на запястье генерала поселился круглый, хищный, красный рот - недавний шрам, - и мальчику показалось, что дюймом выше есть еще одна такая же петля. "Странно", - подумал он. Кэтам слышал тьму историй об увечье генерала, но никто ни разу не говорил ни о чем, кроме лица. Неужели убийца вырезал круги и вокруг обеих рук министра войны? Генерал заметил, куда смотрит мальчик, и резко опустил манжет. Подушечка указательного пальца и большой палец были в красных пятнах, будто он красил одежду. Или чистил беттемовы орехи. Кэтам знал, что некоторые обитатели бедных кварталов жуют беттем ради ощущения легкого опьянения. А старуха иногда пользовалась ими для облегчения боли в суставах...
      Кэтам почувствовал на себе грозный взгляд Бейли. Лучше увести солдат из дома, прежде чем глупые принципы швейцара станут причиной кровопролития.
      Пошли, - кивнул мальчик. И, подмигнув Бейли, добавил: - Я вернусь домой как раз вовремя, чтобы принять ванну.
      Масия вообще не привыкла к тому, чтобы кто-то колотил в ее дверь, а тем более посреди ночи, да так, что дрожали оконные стекла... "Потрясающая наглость", - подумала она, отодвигая засов. Но когда в дом строем вошли солдаты, а следом за ними появился Кэтам, на это у нее просто не нашлось слов.
      С другой стороны, у Карна их оказалось более чем достаточно. Если в его чуть прищурившихся глазах и промелькнуло удивление, то лишь на мгновение. После беседы с Эстоном Карн ожидал, что генерал Пейл явится к нему. Но не так быстро... и не сюда. На лице Масии застыл страх, и Карн почувствовал, как его охватывает ярость. Это дело касалось только его, но никак не Масии. Его любимая ничего не знала - и не хотела знать - о солдатах и государстве. Но солдаты не могли исчезнуть от одного только нежелания иметь с ними дело.
      Карн опустил руки, и его пальцы легли на деревянные ручки, прикрепленные к колесам. Он выкатился из-за стола, радуясь, что они с Масией засиделись допоздна за игрой в карты и не легли спать. Еще не хватало, чтобы генерал застал его уже в постели! Выползать из-под простыней, перебираться в кресло на колесах - это вообще не способ встречать кого бы то ни было, а уж меньше всего Амета Пейла и его холуев в черных доспехах.
      - Добрый вечер, генерал. - Карн надеялся, что его голос звучит так же невозмутимо, как если бы генерал явился по приглашению на чашку чая.
      Пейл шагнул вперед и слегка наклонил голову в знак приветствия. В тусклом свете чадящей масляной лампы, пытавшейся разогнать ночной мрак в маленьком домике Масии, шрамы генерала были не так заметны. Карн подумал, что сейчас он выглядит почти так же, как до встречи с Хейном. Прошло всего несколько недель, а мир успел перевернуться.
      - Итак, вы меня знаете, - без тени каких-либо эмоций констатировал генерал.
      - Ваша репутация, - ответил Карн, - отметает необходимость в визитных карточках.
      "Голова Андуса Райвенвуда в сетке, - мысленно добавил Карн. - Солдаты, марширующие по улицам".
      Генерал поднял палец и провел им по экватору, оставленному Хейном над переносицей.
      - Однако до чего же странным способом складываются репутации, - заметил Пейл. - Два месяца назад никто бы не узнал меня, столкнись он со мной на рынке.
      Карн пожал плечами.
      - Я бы узнал вас и тогда. И узнаю сейчас.
      Карн подумал, что, как ни странно, у него много общего с генералом, которого он имел множество причин презирать. Не так много недель назад они оба вели размеренный, годами устоявшийся образ жизни. А затем убийца - прямо или косвенно - столкнул их жизни с привычных орбит. В этом, по его мнению, и заключалось их сходство - внезапно каждый осознал, что ткань существования очень тонкая и хрупкая, а будущее - крайне неопределенно. "Нет, не так", одернул себя Карн. То, чего лишил их Хейн, являлось только иллюзией определенности, а уверенность в том, что жизнь движется по накатанной колее и ее нельзя сбросить на обочину, оказалась совершенно беспочвенной. Хейн заставил их увидеть безобразную, неприкрытую истину - не существует такой силы притяжения, которая бы стабильно держала эти орбиты на месте, нет законов, которые смогли бы предотвратить один-единственный дерзкий поступок. Амет Пейл хорошо усвоил урок Хейна. По мнению Карна, генерал и раньше был змеей, но змеей, прячущейся в траве и кусающей человека сзади. Теперь Пейл перешел в другую категорию.
      Он задумал подмять под себя весь Чалдис, если не весь континент. Это и привело генерала в скромный двухкомнатный домишко в той части города, где селятся только поденные рабочие. В Амете Пейле теперь проснулся аппетит к завоеваниям, а это означало, что ему необходима сталь.
      - Вы пришли поговорить о Деши, - сразу приступил к делу Карн, желая дать генералу понять, что причина его визита ему абсолютно ясна.
      Пейл поднял бровь.
      - Готовясь к этому разговору, я просмотрел документы, - продолжал Карн. - Мы располагаем почти семью тоннами очищенной стали, однако не совсем того качества, которое требуется для производства оружия. Переплавка займет еще две недели. Но после этого стали будет достаточно, чтобы вооружить шесть дивизий.
      - Больше, чем я ожидал, - пробормотал Пейл. Затем его манеры внезапно изменились, стали более суровыми, голос - более официальным. - Эта сталь является стратегическим запасом, который следует должным образом охранять. Что произойдет, если Индор попытается захватить ее?
      У Карна было большое искушение посмеяться над чисто географической нелепостью такого предположения. Чтобы индорские войска захватили шахты в Деши, им придется пройти через весь Чалдис, а значит, они и так достигнут результата, для которого так нужна упомянутая сталь. Или же им нужно будет проделать тысячу миль по горам, а потом тащить на себе семь тонн стали через те же горные пики, чтобы доставить их в Индор. Но Карн понимал, что вопрос преследовал совершенно иную цель - просто Пейл таким образом рассчитывал получить информацию об охране шахт, находившихся практически вне досягаемости для Индора, но всего в ста милях от северной границы Чалдиса.
      - Опасаться нечего, генерал. Сталь хорошо защищена. Единственный проход, ведущий к входу в шахты, хорошо укреплен, а сами шахты оснащены специальным приспособлением, которое может за считанные минуты обрушить туннели. И тогда вся руда будет похоронена так же глубоко и надежно, как она лежала тысячи лет, прежде чем дешийцы нашли ее.
      Пейл вытер губы тыльной стороной ладони, как будто такой ответ в прямом смысле слова оказался отвратительным на вкус. Он помедлил, глядя на собеседника с неприкрытым раздражением. Карн понимал: в последнее время генерал привык брать все, что пожелает, не принимая в расчет нужды и чаяния других людей, и сейчас он рассматривал Карна всего лишь как препятствие на пути к вожделенной стали, пытаясь вычислить, каким образом легче ею завладеть - заручившись помощью живого господина Элиандо, или будет проще умертвить его.
      Наконец Пейл испустил долгий вздох.
      - Вашей стране нужна сталь, господин Элиандо.
      - Эта сталь, генерал, - мои средства к существованию. И она находится в Деши, так что у вас нет законных способов забрать ее. Однако я готов продать ее вам по справедливой цене.
      Карн сделал паузу, а потом назвал цену, по которой шла руда самого низкого качества. Ею были забиты все рынки, но сравнивать ее с безупречной дешийской сталью было верхом нелепости.
      - Согласен, - быстро ответил Пейл. Он ожидал больших сложностей, готовился к необходимости вырвать согласие у Элиандо силой. На самом деле, даже продав дешийскую сталь по истинной цене, предприниматель терял на такой сделке целое состояние. Без стали фабрики Элиандо остановятся. - Ваша страна может гордиться вами.
      Карн улыбнулся.
      - Цель моей жизни - в служении моей стране. Кстати, я слышал, что вы учредили совет, который будет заниматься делами гражданских лиц, пока городом правят военные законы. Я бы счел честью служить в нем.
      Глагол, который выбрал Карн, не ускользнул от слуха генерала.
      - Но совет уже полностью укомплектован, - возразил Пейл.
      - Чем больше рук, тем легче ноша, генерал.
      - Это верно, - осторожно согласился Пейл. Он не собирался уходить отсюда, не получив стали, а Элиандо, похоже, не собирался его отпускать, не получив обещание ввести его в совет. Однако какое имеет значение, сколько этих проклятых промышленников будет развлекаться, полагая, будто обладают какой-то властью, все равно все они у него в кармане. - Ну хорошо, заключил Пейл. - Я полагаю, теперь мы будем видеться гораздо чаще.
      Карн слегка наклонил голову в знак благодарности, и Пейл наконец повернулся, чтобы уйти. Но теперь он не уйдет слишком далеко или надолго, а именно это Карну и требовалось.
      "Лучше всего, - размышлял он, - всегда держать змею в поле зрения".
      22
      Двенадцать шагов в ширину.
      Двенадцать шагов в длину.
      Они стали мерой мира и ритмом жизни Брента Каррельяна, его вечности. Сперва расстояние, казалось, менялось. Иногда его вытянутые пальцы натыкались на холодную стену камеры всего через одиннадцать шагов, иногда через тринадцать.
      Но у него было много времени для упражнений, и вскоре тело научилось делать ровно двенадцать шагов от одной стены до другой. Тогда Брент опустил руки и уверенно зашагал, останавливаясь на двенадцатом шаге, ощущая стену в нескольких дюймах от лица. Резкий поворот - и он продолжал свое бесконечное хождение.
      Сорок восемь шагов по периметру - вот и вся камера. Один шаг, согласно его вычислениям, занимал чуть больше секунды, если каждый раз делать короткую паузу, опуская ногу на холодный каменный пол. Таким образом, на то, чтобы полностью обойти камеру по периметру, он затрачивал примерно минуту. Шестьдесят обходов - час.
      Один раз он насчитал двести обходов - три часа двадцать минут. Он настолько уверился в точности своих расчетов, что готов был держать пари на большую часть своего состояния. Однако вскоре Брент почувствовал, что начинает сходить с ума. Теперь он вышагивал только для того, чтобы размять ноги, по несколько часов в день. Потом принялся ходить по камере на руках. Это было гораздо сложнее, и за один раз он мог сделать только несколько кругов. Но подобный способ передвижения оказался, пусть и ненадолго, хорошим средством отвлечься.
      Двадцать один шаг в длину, двадцать один шаг в ширину, если идти на руках.
      Сделав еще один шаг на руках и ощутив зарождавшуюся в мышцах дрожь, Брент вдруг сообразил, что эта комната по размерам не сильно отличается от его собственного кабинета. Кабинет он тоже мерил шагами, он столько времени обходил его по периметру, что даже протер хороший дешийский ковер. Но дома он занимался этим от скуки. Брент завоевал Прандис и возвел памятник своей победе. А потом размеры этого памятника стали удушливым горизонтом его жизни. Вломись к нему в дом еще три месяца назад банда этих безумных людей-зебр, он, скорее всего, не стал бы сопротивляться убийцам. По крайней мере, в этом случае отпала бы необходимость вновь мерить шагами кабинет. Но теперь у него имелось важное дело. Брент, при всем своем богатстве, не мог позволить себе роскошь умереть. И каждый шаг вверх ногами был исполнен сдерживаемой ярости.
      - Как долго? - резко спросила Имбресс. Ее голос как будто заржавел от долгого молчания.
      Брент остановился. Специально не задумываясь, он все равно знал, что сделал четвертый шаг на руках вдоль северной стены, и сейчас находится в двух шагах от двери, которую они так и не смогли найти. Он чувствовал свое местоположение так же уверенно, как любой слепец, находившийся в собственном доме. Не важно, сколько он сделал кругов, он теперь всегда обладал четким ощущением того, в каком направлении движется, где находится по отношению к двери, к Имбресс, к деревянному ведру. Больше ориентиров в комнате не было, поэтому расположение единственных, находившихся в его распоряжении, он усвоил замечательно. Брент только не знал, действительно ли "северная" стена была обращена на север. Просто легче представить комнату, если как-то сориентировать ее в пространстве, и поэтому он решил, что дверь выходит на север. Как будто север или юг теперь имели какое-то значение.
      - Как долго? - повторила Имбресс скрежещущим голосом.
      Брент рассмеялся. Смех больше смахивал на хриплое карканье, и он услышал это, когда звук вернулся к нему отраженным от суровых стен.
      - Как долго? Как долго до чего? Или от чего? Как долго мы здесь? Или как долго мы еще просидим здесь? Или какой длины эта чертова комната?
      Елена ответила ледяным молчанием, словно надеясь, что это заставит Каррельяна прекратить ерничать.
      - Сколько времени до новолуния? - наконец выдавила она.
      Только этот вопрос и имел смысл.
      Брент встал на ноги, прислонился к стене и вздохнул, закрыв глаза, чтобы не смотреть в неизменную мертвую черноту.
      - Не знаю. Я полагаю, это зависит от того, сколько мы пробыли здесь и сколько дней оставалось до новолуния, когда нас схватили.
      - Десять, - тихо ответила Имбресс- Думаю, оставалось десять дней. Или, может, одиннадцать. Но луна была полной всего за несколько ночей перед тем, как нас поймали. Она уже начинала убывать.
      Вспоминая те дни, Бренту представился яркий, между третьей четвертью pi полнолунием, диск луны, висевший над Лесной Кровью, но он не знал точно, были это истинные или ложные воспоминания.
      - Ну, - он что-то прикинул в уме, - на мой взгляд, мы пробыли здесь дней восемь. Имбресс мгновение помолчала.
      - Почему вы так думаете? - скептически осведомилась она. Брент так и не понял, в какую сторону он, с ее точки зрения, ошибается.
      - Я исхожу из того, как нас кормят, - начал Брент. - По-видимому, это происходит раз в день.
      - Но нас кормили только шесть раз, - резко ответила Имбресс. - Значит, шесть дней.
      Брент покачал головой, хотя и понимал, что его жест остался невидим в кромешной темноте.
      - Нас не кормили в тот день, когда взяли в плен. Сперва нас разделили, потом меня бросили сюда к вам. И прошло довольно много времени до того, как нам впервые принесли еду. Я знаю, потому что был жутко голоден. Думаю, они кормят нас раз в день, каждое утро, а так как нас схватили как раз утром, то в первый день еду не приносили.
      - Ну, хорошо, - согласилась Имбресс. - В этом есть смысл. И прошло немало времени с последней еды. Вероятно, ее принесут с минуты на минуту. Значит, вы считаете, что сегодня восьмое утро нашего плена.
      Ей не верилось, что где-то сейчас утро, но Елена прекрасно понимала: тьма и изоляция полностью нарушили ее биоритмы. Она спала не меньше двадцати раз и так и не смогла определить, сколько времени длились эти разрозненные, наполненные кошмарами сны.
      - С чего вы решили, что нас кормят раз в день? - спросила она.
      Брент рассмеялся.
      - Двенадцать на двенадцать, - ответил он. Судя по ее молчанию, Имбресс явно требовалось объяснение.
      - Эта камера совершенно квадратная... и если моя догадка верна, она в высоту точно такая же, как в длину и ширину. А раз наши тюремщики крайн или просто существа, которым понравился вид жилья крайн, готов поспорить, что они любят порядок.
      - Ну, если судить по тем безумным обмоткам, которые они носят, то не очень, - пробормотала Имбресс.
      - М-да, - протянул Брент. - В этом есть резон. Но если нас кормят не раз в день, тогда я вообще понятия не имею, сколько мы здесь торчим. Такой расклад вам больше нравится?
      - Нет, - как-то непривычно резко ответила Имбресс. То есть, конечно, она достаточно часто высказывалась подобным тоном, но сейчас в ее голосе прозвучала иная нота. Обычный сарказм и чувство превосходства исчезли. Не задумываясь, Брент сделал несколько шагов по направлению к женщине.
      Елена услышала, что он приближается, и отодвинулась назад. Если он уже покончил со своим сводящим с ума вышагиванием, она могла опять прислониться к стене, ее жутко раздражало, когда он перешагивал через ее ноги.
      Она коснулась спиной холодного камня и вздрогнула.
      - Нам надо выбраться отсюда, - решительно заявила она.
      - Отсюда не выберешься, - жестко ответил Брент.
      Он был уверен в этом. Вчера, в то время, которое он считал утром, бывший шпион встал у двери, с тем чтобы не пропустить тот момент, когда принесут еду. Он ждал короткой, ослепительной вспышки света, появления деревянного подноса, который в тот же миг поставят на каменный пол. Брент не планировал побега, во всяком случае пока. Он просто хотел оказаться достаточно близко, чтобы успеть увидеть коридор и того, кто приносит еду. Понять, сколько всего тюремщиков, как они вооружены и как выглядит коридор. Он простоял возле двери, казалось, целую вечность, прикрывая растопыренными пальцами глаза, чтобы вспышка света не ослепила его. Но свет так и не вспыхнул. И чем дольше он так стоял, тем больше крепла его уверенность в том, что его тюремщик находится по другую сторону двери, с поистине дьявольским терпением ожидая, пока пленник отойдет. Наконец, будто решив прогуляться, Брент повернулся и пошел к середине комнаты. Немедленно вспыхнул свет, дверь открылась, появился поднос, и дверь тут же захлопнулась вновь. Весь процесс занял не больше секунды. Тогда Брент сделал вывод, что, несмотря на поразительную легкость, с которой они одолели его в первый раз, тюремщики не склонны недооценивать отчаявшегося человека. Ему никогда не дадут шанса добраться до открытой двери.
      - Нет, - повторил он. - Отсюда не выбраться.
      Елена чуть было не задала вслух вопрос, занимавший все ее мысли: "Что они с нами сделают?" - но в последний момент прикусила язык. Брент Каррельян был сильным человеком, поэтому она не сомневалась в его ответе: их ожидала смерть. Разумеется, так оно и есть. Кем бы ни были их тюремщики, они явно собрались убить ее. Впрочем, вряд ли они ограничатся тем, что просто умертвят их, а этого-то Каррельян и не понимал. Но она знала. Судя по тому, как это существо глядело на нее, ему требовалось нечто большее, чем просто отнять у нее жизнь. В его голосе звучало странное, жуткое вожделение. Впрочем, вряд ли таинственный тюремщик испытывал сексуальный голод, поскольку его неприятные, бесцветные глаза ни разу не взглянули на ее тело. Он неотрывно смотрел ей в глаза. Это было вожделение, которого она не понимала, вожделение, превышавшее обычное физическое удовольствие. Оно смешивалось с чем-то, чего она не могла распознать. Елене Имбресс было очень страшно.
      Внезапно она поняла, что Каррельян подошел еще ближе. Она слышала его дыхание, Брент находился всего в нескольких шагах от нее. Елена не могла сообразить, что сказать, чтобы заставить его отойти.
      - Неужели вас не беспокоит эта чертова темнота? - спросила она, не в состоянии придумать что-нибудь еще.
      - К ней привыкаешь, - спокойно ответил он.
      Имбресс стиснула зубы. Его небрежный тон жутко разозлил ее.
      - На самом деле, - продолжал Брент, - много лет назад мне пришлось жить в подобном месте.
      - Не смешно, - огрызнулась Имбресс.
      - Разумеется, - согласился он. - Потому что я вовсе не шучу. Я не имею в виду, что жил в какой-то странной темнице в Улторнском лесу, но мне довольно долго пришлось обитать в подвале старого дома, это было еще в Белфаре. Тот подвал находился под бакалейной лавкой, но отделялся кирпичной стеной от самого дома. В сильные дожди его заливало, поэтому, я думаю, они и решили замуровать вход. Бакалейщик - его звали Пелман, хотя он меня и знать-то не знал... Ну так вот, в конце концов Пелману надоело, что его запасы портятся, а может, запах из подвала мешал торговле, в общем, он велел заложить дверь кирпичами, предварительно выкопав в полу подвала нечто наподобие дренажной канавы и выведя ее на улицу, в сток. Полагаю, он надеялся таким образом осушить склад, но из этой затеи ничего не вышло, все равно в углах стояли лужи не меньше фута глубиной. Меня это, правда, нисколько не волновало, поскольку входом в мое убежище служила сточная канава.
      - Очаровательно, - пробормотала Имбресс, сморщив нос от отвращения.
      К ее удивлению, Брент рассмеялся.
      - Именно так и казалось семилетнему мальцу. Странно, он вдруг почти ощутил атмосферу этого подвала, он помнил, что там пахло чем-то вроде мха, как будто стоишь на скалистом берегу реки, куда никогда не попадет солнце. Подошвы его ног помнили неровный каменный пол, пальцы вспоминали прогнившую деревянную лестницу, ведущую к кирпичному прямоугольнику, который когда-то был дверью.
      - Мне этот подвал казался чудесным. Он принадлежал мне. Там было безопасно, только я знал об этом месте. По крайней мере, до тех пор, пока не встретил Марвика. Однако пару лет я владел им один, и он был примерно такого же размера, как наша камера.
      Брент повернулся и указал наверх, в середину того, что он считал восточной стеной. В темноте он представил себе сцену, нарисованную его памятью.
      - Там под самым потолком имелась решетка, первоначально встроенная для того, чтобы впускать хоть чуть-чуть воздуха и света. Всего два фута в длину и около четырех дюймов в ширину. Когда вставало солнце, я мог посмотреть наверх и увидеть сквозь решетку фасады и крыши домов через улицу и маленький кусочек неба. Примерно с полчаса каждое утро, если день был ясным. Затем Пелман открывал лавку и выставлял ящики с товаром на улицу. Обычно яблоки или груши. Иногда, летом, сливы или персики из Гатони. К сожалению, ящики всегда стояли вплотную к стене, и в моем подвале весь день было темно. Старик никогда не закрывал лавку до захода солнца. Ну, разве что изредка, летом, удавалось мельком увидеть отблеск пурпурного неба. Но зимой дни были короче, и Пелман начинал торговлю до восхода, а заканчивал после заката. Зимой я иногда подолгу обходился совершенно без света, как здесь.
      Брент вздохнул и сделал еще несколько шагов вперед, инстинктивно повернувшись там, где почти уткнулся в стену, а затем соскользнул по ее гладкой поверхности и уселся на пол всего в нескольких футах от Имбресс.
      - Да, к темноте привыкаешь... - повторил он. - Но выпадали дни, ради которых стоило жить... Время от времени, ну, может, пару раз в месяц, между ящиками и стеной оставался зазор, буквально пара дюймов, но у семилетнего мальчишки руки худые. Стены того склада были сложены из больших, грубо вытесанных блоков - не то что эти, гладкие, без швов, - и я легко мог вскарабкаться по ним, схватиться за решетку, подтянуться и, прижавшись носом к железным прутьям, достаточно долго держаться одной рукой, чтобы второй умудриться схватить какую-нибудь фруктину. Только по утрам, когда ящики были полны. Позже я уже не мог дотянуться до их содержимого.
      Внезапно комната ярко осветилась. Пленники вскинули руки к глазам, но дверь тут же снова захлопнулась. Брент знал, что на полу остался деревянный поднос с горячей едой. Но он не пошевелился.
      - Я бы, наверное, сейчас все что угодно отдал за одно из тех яблок Пелмана, - вздохнул он.
      Брент пошевелился, перемещаясь по полу.
      "Ко мне", - вздрогнув, поняла Имбресс.
      Брент оказался рядом с женщиной раньше, чем она успела сказать хоть слово. Елена не сомневалась, она ударит его, если он попробует прикоснуться к ней.
      Но он снова уселся - так, что они лишь слегка касались плечами. От долгого соседства с камнем спина и ноги Елены совершенно закоченели, и только маленькому кусочку плеча было тепло.
      Пленники сидели молча, казалось, позабыв про остывающую еду.
      - Здесь, - пробормотал Кэллом Пелл, опуская пальцы в черную лужу на неровной земле. - Здесь был бой. И никто даже не потрудился скрыть следы.
      Он поднял палец, разглядывая его в свете заходящего солнца. Даже в отблесках заката кровь выглядела черной, а не красной.
      - Чья бы она ни была, эта кровь не Мадха и не Хейна, - объявил Пелл. Но это не значит, что они вышли из этого боя победителями.
      - Почему вы так думаете? - спросил Марвик, слезая с коня и подходя к леснику. Пелл пожал плечами.
      - Они внезапно свернули на север, к Лесной Крови, а не продолжили свой путь на запад, по Косе Красотки.
      "Или, - мысленно поправился Пелл, - правильнее сказать, они направились на северо-запад. К слиянию рек Лесная Кровь и Цирран". А хуже всего то, что единственные следы, которые отыскал Кэллом Пелл, принадлежали лошадям Мадха и Хейна, и они шли на север, в самую чащу леса. С чем бы они ни сражались на тропе, что бы ни погнало или ни повело их на север, оно не оставляло никаких следов, кроме единственной лужи черной крови. И еще странные двойные отверстия в земле, каждое в палец толщиной, на расстоянии шести дюймов одно от другого. "Это не отпечатки лап животного, - решил Пелл. - Это был какой-то инструмент".
      - Возможно, - размышлял Роланд, - Улторн сделал за нас нашу работу и в конце концов уничтожил наших врагов.
      - Хорошо бы, но ведь кровь не их, - вздохнул Пелл.
      - Вы правы, - согласился с проводником Роланд. - Однако всякое может случиться. Но мы пойдем до конца, пока своими глазами не увидим труп Мадха.
      Кэллом Пелл взглянул на темнеющее небо. Луна уже показалась над деревьями - тонкая серебряная дуга, практически не дававшая света. "Завтра, - подумал Пелл, - луны не будет вовсе".
      - Нам нельзя путешествовать ночью, - объявил он и принялся расседлывать Одноглазого.
      - Тогда как только рассветет, - встрепенулся Марвик. - Как только рассветет.
      За время заключения пленники привыкли к тому, что в камере слышались лишь их шаги да хриплое дыхание. То ли потому, что стены были очень толстыми, то ли потому, что их тюремщики двигались неестественно беззвучно, но в камере царила могильная тишина. Как ни странно, вскоре до них донеслись какие-то звуки, приближавшиеся к двери. Они так и сидели совершенно неподвижно, едва касаясь друг друга плечами, но теперь оба быстро, но осторожно поднялись на ноги и пересекли комнату, стараясь не заглушать негромкие звуки, просочившиеся сквозь камни.