Радуга

Александр собрался в Париж, чтобы познакомиться с Изабеллой. Но накануне своего отъезда, во время ежедневной прогулки верхом, залюбовавшись великолепным зрелищем радуг, в честь которых и было названо островное королевство, Александр упал с лошади и сломал ногу. Поэтому на встречу с дизайнером в Париж отправился Жан-Люк.

Увидев красавицу Изабеллу, ее золотистые волосы, сапфировые глаза, чувственные губы, Жан-Люк сразу решил, что заполучит эту девушку.

Годы сиротства и партизанское движение сделали Изабеллу бесстрашной. Она насмехалась над дьяволами в образе фашистов, оккупировавшими Париж, вела себя независимо и ничего не боялась. В те годы Изабелла была хулиганкой и сорвиголовой, но при этом чудом сохранила в душе мироощущение романтического художника.

У нее никого не было до тех пор, пока Жан-Люк, одержимый похотью, не изнасиловал ее. Отчаянные мольбы Изабеллы лишь распаляли этого сумасшедшего развратника. Грубо насилуя девушку, Жан-Люк шептал ей признания в любви, а когда все было кончено, пообещал, что Изабелла станет его невестой, его принцессой. Она выслушала безумные слова Жан-Люка и, глядя в его темные горящие глаза, тихо поклялась в вечной ненависти.

Вернувшись домой, Жан-Люк сказал старшему брату, что девушка просто разыграла их, что с самого начала собиралась работать на Картье. Подобное известие удивило и разочаровало Александра. Однако когда через шесть недель он приехал в Париж, то неожиданно для себя нанес визит молодому талантливому дизайнеру.

Девушка открыла дверь, и Александр поразился ужасу, застывшему в ее прекрасных синих глазах. Страх постепенно перешел в смущение, как только Изабелла поняла, что мужчина, стоящий на пороге ее дома, вовсе не Жан-Люк: гость был так же красив, но старше; лицо его выражало интерес и расположение, а в добрых карих глазах светился ровный ясный огонь.

Семнадцатилетняя Изабелла и сорокалетний Александр полюбили друг друга, несмотря на ее скрытую ненависть к Жан-Люку и на то, что его дьявольское семя жило в ее теле. Она не хотела давать жизнь этому ребенку, но и не могла заставить себя избавиться от него. Изабелла отчаянно надеялась, что ее беременность каким-нибудь чудесным образом прервется сама собой. После встречи с Александром она поверила в то, что любовь к Александру победит семя дьявола, растущее в ее теле.

Наконец желание Изабеллы исполнилось. В начале четвертого месяца беременности Александр нашел ее дома, без сознания от потери крови, и немедленно доставил в больницу. Немного окрепнув, Изабелла рассказала горькую правду о младшем Кастиле. Александр нежно обнял ее и утешил.

Он изгнал Жан-Люка из королевства и женился на Изабелле. Младший Кастиль исчез, но не бесследно. Александр и Изабелла страстно хотели детей, но за двадцать лет любви у них никто так и не появился. С печальной обреченностью они поняли, что выкидыш сделал их самую большую мечту неисполнимой.

Александр и Изабелла жаждали детей как венец своей любви, а не как наследников королевства, хотя и в последнем была своя необходимость. По законам престолонаследия, веками существовавшим на Иле, королевская власть передавалась от перворожденного к перворожденному. Если у Александра не будет детей, трон после его смерти наследует Жан-Люк и, таким образом, дальнейшими правителями Иля станут потомки Жан-Люка.

В сентябре 1967 года у Александра обнаружилась редкая и быстротекущая форма лейкемии. В оставшиеся драгоценные месяцы, которые они провели вместе, Изабелла и Александр почти не обсуждали то, что случится, когда его не станет. Да и о чем было говорить: оба они понимали, что Жан-Люк немедленно и триумфально вернется на Иль.

Принц перевел свое громадное личное состояние в драгоценных камнях и деньгах на имя Изабеллы, поместив все в сейфы крупнейших банков Нью-Йорка, Лондона, Парижа и Цюриха.

Время, оставшееся им быть вместе, Александр и Изабелла посвятили любви. И как-то в одну из таких нежных ночей любви шестидесятилетний Александр и тридцатисемилетняя Изабелла зачали ребенка. То была радость, которой Изабелла так и не поделилась с мужем. Она понимала, что известие не принесет больному ни счастья, ни умиротворения, а лишь поселит в душе страх перед тем, что может случиться после его ухода из жизни, и отчаяние из-за собственного бессилия что-то изменить.

Жан-Люк был слишком близок — на расстоянии последнего удара сердца старшего брата — к тому, чтобы заполучить долгожданное королевство. И не имело значения, какие предсмертные заявления сделал бы Александр о своем нерожденном ребенке и защите Изабеллы и малыша: реальность заключалась в том, что Жан-Люк никогда не позволит ребенку Александра отнять у него престол.

Да Изабелла вовсе и не желала для своего ребенка этого королевства. Все, что она хотела, после того как простится с обожаемым Александром, — тихо провести остаток жизни, любя свое дитя. А Жан-Люк — алчный, безумный, жестокий — пусть получает Иль.

Вскоре после похорон мужа Изабелла покинула Иль, но люди Жан-Люка тут же последовали за ней. Ее беременность пока не была заметна, а намерения Жан-Люка не оставляли сомнений: его дьявольская одержимость Изабеллой, словно вечнозеленое ядовитое растение, все еще не умерла. Изабелла попыталась скрыться от преследователей, но бесполезно. Со временем ее беременность перестала быть тайной, отчего зловещая бдительность Жан-Люка усилилась.

И вот теперь, три дня спустя после того как она навсегда попрощалась с крошечной дочерью, Изабелла возвращалась на остров только для того, чтобы выплеснуть свою безграничную ненависть на человека, разлучившего ее с единственным ребенком, ребенком любимого Александра.

Во времена правления Александра дворец, как и весь остров, был прекрасным, гостеприимным местом, открытым для всех желающих полюбоваться его великолепием. Но сейчас ворота дворца были наглухо закрыты, а до зубов вооруженные охранники служили безмолвным, но точным доказательством того, что принц Жан-Люк находится в своей резиденции. Несмотря на немалое состояние, доставшееся Жан-Люку после того как Александр выслал его, за годы изгнания младший Кастиль нашел новые злодейские пути увеличения своего богатства, а главное — обретения чуть ли не безграничной власти. Умирающий Александр уже знал, что его братец известен во всем мире как самый беспощадный террорист и торговец оружием и наркотиками.

При новом монархе прекрасный мраморный дворец превратился в крепость, точно на веселое райское местечко накинули мрачный полог.

«Даже птицы не поют», — с грустью подумала Изабелла.

И теплый воздух, наполненный когда-то тончайшим ароматом экзотических цветов, теперь стал неприятно холодным, лишенным запаха. Изабелле вспомнились волшебные радуги, появлявшиеся каждый вечер после живительного тропического дождя. Может быть, мрачная атмосфера острова погасила сверкающую палитру красок, стерла иллюзорную память о том, что ушло навсегда?..

— Изабелла? — прошептал Жан-Люк; дыхание его замерло, как и всегда, когда он лицезрел свою прекрасную невестку.

Взгляд же его темных глаз оставался холоден и непроницаем, несмотря на то что все существо Жан-Люка наполнилось не просто как всегда извращенной похотью, но отчаянным, страстным желанием обладать этой женщиной полностью и безраздельно.

— Подонок!

— Изабелла…

— Как я тебя ненавижу!

— Не надо меня ненавидеть, cherie[4]. Отец делает то, что обязан делать для своих детей.

— Ты сделал это для самого себя! Тебе нужен был Иль, и ты уже успел отравить своим ядом его чудесный воздух.

— Сколько гнева, Изабелла! Ты слишком прекрасна, чтобы попусту так сердиться.

Жан-Люк с трудом оторвал взгляд от Изабеллы и посмотрел мимо нее. Изабелла обернулась и увидела замечательно выполненный собственный портрет. Перед смертью Александра она отправила всю переписку, дневники, портреты и фотографии — все реальные символы их любви — в свой замок в Луаре.

Но этот портрет заказал Жан-Люк, и написан он был маслом со знаменитой фотографии Изабеллы, сделанной двенадцать лет назад в дворцовых парках Монако. Они с Александром присутствовали там на брачной церемонии своих близких друзей — Ренье и Грейс, — принца и принцессы еще одного очаровательного средиземноморского королевства.

Потрясающая фотография была опубликована на цветном развороте журнала «Лайф», несмотря на то что принцесса Изабелла Кастиль была лишь гостьей. Но выглядела она как сказочная невеста: Изабелла стояла среди белых гардений, выражение очаровательного лица соответствовало светлым надеждам знаменательного дня. И фотография получилась еще более романтической, даже интимно-романтической, поскольку Изабелла надела в тот день свое любимое сапфировое ожерелье, подаренное ей любящим мужем.

За прошедшие годы появлялось множество фотографий Изабеллы и Александра: она — женственная и прекрасная, он — мужественный и красивый. Эти фото запечатлели не только Изабеллу, но и знаменитые драгоценности Кастилей стоимостью в миллионы долларов. Однако Жан-Люк заказал портрет для личной коллекции именно с той фотографии, где на Изабелле было самое любимое ее украшение!

Тот факт, что у Жан-Люка был ее портрет, и разозлил Изабеллу, и напугал. Она не могла оторвать глаз от ожерелья, которое подарила своей дочери, ведь теперь Жан-Люк с помощью этого уникального украшения мог отыскать пропавшую принцессу. Что, если он, в своей безумной страсти к Изабелле, даст фото ожерелья в американских газетах с объявлением о розыске «своей» дочери? Что, если очаровательная женщина с изумрудными глазами прочитает это и, попавшись на приманку Жан-Люка, откликнется?

Что, если?.. Вопрос без ответа так страшил… пока Изабелла не вспомнила…

«Жан-Люк не знает, что я отдала ожерелье дочери. Он не знает, и пройдет еще двадцать один год, прежде чем дочурка увидит мой подарок. К тому времени, дай Бог, Жан-Люк уже будет гореть в аду». Прежде чем снова взглянуть на врага, Изабелла повторила как заклинание: «Она в безопасности. Моя малышка в безопасности».

— Как ты осмелился заказать мой портрет? — перешла в наступление Изабелла, стараясь за этим негодованием скрыть свой страх.

— Мне хотелось бы иметь нечто большее, чем портрет. Я хочу тебя. Я люблю тебя, Изабелла.

— Ты сумасшедший.

— Сумасшедший от любви. Если бы ты была со мной, твоя дочь могла бы жить с нами.

Сердце Изабеллы замерло — краткий миг иллюзорной надежды, — но тут же поняла: это лишь жестокое вероломство. Жан-Люк, наверное, позволил бы малышке пожить какое-то время, но потом бы произошел какой-нибудь несчастный случай…

— Я не знаю, где моя дочь. Она скрылась навсегда, даже для меня. — В последних словах Изабеллы прозвучали нескрываемые вызов и ненависть. — Думаю, ты попытаешься найти ее, Жан-Люк. Ты употребишь на поиски все свое состояние и проведешь оставшуюся жизнь в постоянном страхе, что принцесса может объявиться. Надеюсь, что эти мучения сведут тебя в могилу.

Ненависть Изабеллы лишь разбудила в Жан-Люке приятное возбуждение.

— Мы предназначены друг для друга, как ты этого не понимаешь? Любовь моя, выходи за меня замуж! Будь моей принцессой, и ты узнаешь любовь и страсть, которые никогда не мог тебе дать мой старший брат. Мне до сих пор становится противно, когда я представляю Александра занимающимся с тобой любовью, в то время как тело его уже умирало.

— Ты настолько отвратителен, Жан-Люк, что недостоин даже презрения.

— Со временем ты научишься любить меня. — Он, казалось, не слышал ее последних слов.

— У тебя есть жена. — Изабелла на мгновение запнулась и, несмотря на то что в голове ее тут же прозвучал тревожный сигнал, язвительно добавила:

— Или ты убьешь ее так же, как убил свою первую жену Женевьеву?

Женевьева, очаровательная невинная девушка, поддавшись его дьявольскому обаянию, поверив клятвам Жан-Люка, вышла за него замуж. Их брак был заключен вскоре после изгнания младшего Кастиля, но поскольку Иль был единственным местом на земле, куда за ней не мог последовать ее чудовище-муж, отчаявшаяся и насмерть перепуганная Женевьева появилась во дворце своих родственников в поисках убежища. Изабелла и Александр радушно приняли несчастную Женевьеву и никогда бы не позволили ей вернуться к Жан-Люку, если бы она не была беременна. Но Женевьева решила возвратиться к мужу и отдать ему ребенка в обмен на свою свободу.

Через месяц после рождения сына, несчастная женщина была убита.

И хотя внутренний голос предупредил Изабеллу, что не надо дразнить Жан-Люка, она все-таки обвинила его в убийстве Женевьевы. Такого стерпеть этот психопат уже не мог. Увидев угрожающий блеск в его темных глазах, Изабелла поняла, что зашла слишком далеко, и ее сковал ледяной ужас. Она застыла на месте не в силах пошевелиться. Сильные руки сжались на ее шее, и Изабелла, поняв, что сейчас умрет, вдруг почувствовала почти блаженное облегчение: боль потерь оставит ее, она снова встретится с Александром…

— Папа!

При звуке детского голоса Жан-Люк, которому осталось несколько секунд, чтобы задушить Изабеллу, ослабил хватку. В глазах его мелькнул невыразимый ужас от сознания того, что он чуть не убил любимую женщину. Но тут же, как ни в чем не бывало, жестокий принц повернулся к своему десятилетнему сыну и улыбнулся:

— Ален, подойди, пожалуйста, и познакомься со своей тетей Изабеллой.

Ален. Словно молния сверкнула в помутившемся сознании Изабеллы. Сын Женевьевы. Ничто в серьезном, спокойном выражении детского лица не говорило о том, что мальчик слышал обвинение Изабеллы в убийстве отцом его матери. Более того — похоже, он вряд ли осознал, какое насилие предотвратил своим появлением.

— Здравствуйте, тетя Изабелла, — вежливо поздоровался Ален.

— Здравствуй, Ален. — Изабелла неуверенно улыбнулась мальчику, который в свое время станет править Илем.

Возможно, в другом мире, мире без Жан-Люка, его сын и ее дочь стали бы любящими друг друга кузеном и кузиной? Или Ален вознегодовал бы на то, что ему приходится быть вторым, после своей двоюродной сестры, в праве на трон? Сейчас мальчик был похож на Жан-Люка. Унаследовал ли Ален хоть что-то от матери? Была ли в его душе доброта или он такой же дьявол, как и его отец? Сейчас лицо десятилетнего мальчика было мило, а в темных глазах, казалось, можно было прочесть чувство. Но видимая чувствительность — и Изабелла это понимала — могла быть лишь иллюзией, подобно коварному обаянию Жан-Люка.

Ждет мальчика судьба доброго человека или же сатаны, но сегодня Ален Кастиль, сам того не ведая, спас Изабелле жизнь.

— Что ж, — пробормотала она, решив воспользоваться минутной растерянностью Жан-Люка для бегства, — мне пора идти. Прощай, Ален.

Хищник не пытался остановить Изабеллу. Он, разумеется, будет следовать за ней, возможно, вечно. Но Изабелле было все равно. Ее свобода и безопасность более не имели для несчастной женщины никакого значения.

Она бросилась к воротам дворца, но посреди выложенного мрамором внутреннего двора вдруг остановилась. Здесь, погрузив пальчики в бассейн с разноцветным фонтаном, стояла прекрасная маленькая девочка. Это была Натали, четырехлетняя дочь Жан-Люка и сводная сестра Алена. При виде милого ребенка сердце Изабеллы сжалось от сочувствия сильнее, чем когда она увидела Алена. Может быть, потому, что это была девочка, принцесса, и потому, что она улыбалась своей тете очаровательной невинной улыбкой.

«Какой может быть жизнь детей, живущих в зловещей тени Жан-Люка? Несчастная жизнь, — печально решила Изабелла. — Жизнь, наполненная коварством и страхом, без любви, без радости…»

Впервые за несколько недель, прошедших с той поры, как Изабелла была вынуждена расстаться с дочерью, она почувствовала умиротворение. Ее малышка в безопасности и будет расти в любви. «Будь счастлива, моя драгоценная маленькая любовь», — прошептала Изабелла и представила себе далекий Канзас.

Канзас… дом маленькой девочки, мечтающей о замечательных странах под радугами. Изабелла подумала о том, будут ли ее дочери, подобно Дороти из детской книжки, сниться волшебные сны? Обязательно! Всем маленьким девочкам снятся такие добрые сны. Она будет мечтать о чудесных волшебных странах, но и в самых смелых своих мечтах девочка не сможет даже приблизиться к правде: она была, есть и всегда будет истинной принцессой очаровательного и волшебного Иль д’Ар-кансьель — острова Радуги.

Глава 2

Манхэттен

Апрель 1989 года

По тисненным золотом пригласительным билетам на торжественный прием по случаю присуждения ежегодной кинопремии «Оскар» в Большом круглом зале отеля «Ритц» собралась вся элита Нью-Йорка. Вечер проходил в субботу, сразу же вслед за презентацией «Оскара» в Голливуде, и был своеобразным ответом Манхэттена на грандиозный вечер, устроенный после церемонии. Списки приглашенных в обоих случаях были очень похожи: гости только очень богатые, очень знаменитые и очень влиятельные, но грандиозные размеры Большого круглого зала позволяли устроить вечер с еще большим размахом. Его свидетельством в этом году стала двадцатифутовая ледяная скульптура знаменитого «Оскара». Сверкающая статуя возвышалась в бассейне с марочным шампанским; ее ледяная поверхность, отражая дорогое вино у своего подножия, отливала золотом.

Александра Тейлор медленно плыла в толпе холеных женщин в роскошных вечерних платьях и не менее холеных мужчин в дорогих смокингах. Она произносила слова благодарности в ответ на сыпавшиеся со всех сторон поздравления и мило улыбалась тем, кто приветствовал ее поднятием хрустального бокала. Свой потрясающий успех Алекса воспринимала с королевским достоинством, как и полагалось актрисе, получившей «Оскар» за лучшую женскую роль — королевы Елизаветы в фильме «Ее величество».

Кажущееся спокойствие Тейлор было лишь еще одной демонстрацией ее замечательного таланта. Несмотря на внешнюю невозмутимость, сердце ее взволнованно билось даже после шести торжественных вечеров. Радость эта была чувством достаточно личным, хотя с того самого момента, как она получила маленькую золотую статуэтку, у актрисы практически не оставалось ни минуты на личные переживания. Алекса решила, что сейчас ей совершенно необходимо хотя бы недолгое уединение, и вышла на освещенную луной террасу.

Алекса надеялась, что побудет здесь в одиночестве: гости в основном предпочитали находиться в центре внимания, а не прятаться в тени. Но она была не одна. Усталость и разочарование мгновенно улетучились, как только Тейлор узнала элегантного мужчину.

— Бонд, — тихо протянула она, подходя к мужчине. — Джеймс Бонд.

— Простите?

— О! Извините меня, — воскликнула Алекса, как только он обернулся. — Я думала, что вы — Тимоти.

— Тимоти?

— Далтон, — пояснила Алекса, но по обольстительному взгляду темно-голубых глаз поняла, что имя известного актера ничего не говорит незнакомцу.

Мужчина хоть и оказался не Тимоти Далтоном, но по голливудским стандартам сексапильности, несомненно, подошел бы на роль Бонда.

— Нет. Я Джеймс Стерлинг.

— О-о! Здравствуйте, — тихо выдохнула Алекса. Она, разумеется, слышала о Джеймсе Стерлинге. Да и кто о нем не слышал?

На редкость преуспевающий адвокат, в Нью-Йорке он слыл фантомом и легендой. Фантомом — потому, что, несмотря на свои громадные пожертвования на благотворительность и искусство, Стерлинг очень редко появлялся на публике; легендой — потому, что, несмотря на свои тридцать четыре года, снискал себе славу посредника, к услугам которого прибегали наиболее могущественные промышленники во всем мире.

Адвокат помогал «дирижировать» их многомиллиардными слияниями и крупными государственными сделками. Состоятельнейшие бизнесмены выбирали его для ведения наиболее важных переговоров. На самом-то деле Стерлинг выбирал сам.

С самого рождения Джеймс обладал состоянием, более чем достаточным, чтобы вообще никогда не работать. Но он решил стать адвокатом-посредником и теперь выбирал из множества предлагаемых проектов только те, которые привлекали его своей сложностью или замысловатой интригой.

Можно сказать, что в жилах Джеймса Стерлинга текла голубая, патрицианская кровь, и, по утверждению его клиентов, она была спокойна и холодна как лед. То была холодность, которую ничто не могло растопить и которая делала Джеймса лучшим в своем деле. Ту же холодность отмечали и злопыхатели Стерлинга, упоминая о его неизменно коротких любовных связях с несколькими самыми очаровательными женщинами мира.

Алексу не очень-то беспокоила репутация Джеймса Стерлинга. Просто он был мужчиной совершенно в ее стиле: очень красивый, очень сексуальный. Она поняла это, как только встретилась с его чувственным взглядом и ощутила приятную теплую волну, прокатившуюся по всему телу. Голова на секунду сладко закружилась, словно от быстро выпитого шампанского.

Алекса встретила этот миг с притворно застенчивой улыбкой. Ей показалось, что Стерлинг привычно дожидается удивления, и потому нахмурилась, будто его имя заставило вспомнить нечто знакомое, но она в этом не уверена, и спросила:

— Джеймс Стерлинг… адвокат?

— Да. — Терпеливо подождав, что незнакомка представится ему, Джеймс спросил:

— А кто же вы?

Алекса слегка покраснела от собственной самонадеянности. Она считала, что Джеймс должен ее узнать. Ведь на вечере Алекса была почетным гостем. Неужели он действительно ее не узнал? Или, изображая неуверенность, так же как и она, разыгрывал сцену?

— Александра Тейлор.

— О! Здравствуйте, — пробормотал Джеймс, столь же удивленный ее именем, как и она его. — Александра Тейлор… актриса?

— Да, Алекса.

— Алекса, а ведь именно из-за вас я сегодня на этом вечере. Хотел сказать вам, что вы замечательно сыграли в «Ее величестве».

— Благодарю вас, — спокойно ответила Алекса, стараясь не обращать внимания на легкое головокружение.

Джеймс Стерлинг, фантом, чья повседневная жизнь была наполнена таким блеском, что он редко обременял себя посещением сверкающих празднеств, пришел сюда сегодня вечером, чтобы встретить ее?! Открытие было таким потрясающим и таким интригующим… до тех пор, пока Алекса не заметила на лице Стерлинга что-то еще, кроме простого удивления. Что это? Разочарование?..

— Кажется, вы ожидали нечто более близкое стилю Елизаветы? — тихо предположила она.

— Да, наверное, — согласился Джеймс.

Всего четыре дня назад дождливым вечером в Гонконге он посмотрел «Ее величество», и тогда в его воображении сложился четкий и ясный образ необыкновенной актрисы. Она, несомненно, англичанка, и хотя ее возраст по фильму определить было нельзя — она прожила на экране почти всю жизнь Елизаветы, — Джеймс почему-то считал, что актриса должна быть примерно его возраста.

Стерлингу представлялась звезда лондонской сцены, которую соблазнил серебряным экраном талантливый режиссер Лоуренс Карлайл. Красота ее должна быть возвышенной. В прекрасных задумчивых зеленых глазах актрисы будет отражаться некий дискомфорт от присутствия на пышной вечеринке, а волнистые рыжевато-золотистые волосы она просто прихватит в последнюю минуту заколкой-пряжкой — небольшая дань моде.

Джеймс настолько проникся созданным в своем воображении образом Александры Тейлор, что, отыскивая ее в переполненном зале, даже и не попросил показать ему актрису. Уверенный в себе, он терялся в догадках, где же она и суждено ли им встретиться, но…

Но вот ослепительная и обаятельная женщина стояла перед ним, утверждая, что она и есть Александра Тейлор. Неужели она и в самом деле та актриса, которая так полно и объемно изобразила сложный и противоречивый характер необыкновенной королевы, та самая актриса, ради которой он не пошел сегодня в театр, надеясь повстречаться с Елизаветой?

«Да», — понял Джеймс, с удивлением заметив неуверенность в изумрудных глазах, свидетельствовавшую о сложности натуры Алексы.

— Меня спрашивали, надену ли я, как это водится по традиции, один из костюмов моей героини и золотисто-рыжий парик, — объяснила Алекса; она как бы извинялась перед человеком, пришедшим сюда в надежде познакомиться с Елизаветой и… встретившим всего лишь заурядную свою современницу.

— Но вы отказались.

— Мне показалось это слишком вызывающим.

— Для актрис, не получивших премию, так? — спокойно предположил Джеймс и по изумленному взгляду Алексы понял, что попал в точку.

— Я и правда чувствую себя самозванкой.

— Понятно. Вечное недовольство своей игрой? — с некоторой иронией спросил Джеймс.

«Почти всю жизнь», — подумала Алекса.

Она действительно не считала себя гениальной актрисой. Просто игра для Алексы Тейлор была как дыхание, движение, необходимость в воде и еде…

— Последние восемь лет я профессиональная актриса. Большинство моих работ сделано на телевидении, хотя немного играла и в театре. «Ее величество» — мой первый художественный фильм.

— Прекрасный дебют.

— Прекрасная роль.

Но Стерлинг понимал, что дело было не только в роли. Не многие актрисы, пусть даже очень талантливые, смогли бы создать портрет Елизаветы так, как это сделала Алекса. В ее игре совсем не чувствовалось лицедейства, и в этом заключалось волшебство. Не существовало никакой границы между необыкновенной королевой и необыкновенной актрисой, вдохнувшей жизнь в ее образ. Елизавета Александры Тейлор была характером очень персональным, очень личным. Так, словно Елизавета была Алексой… или тем, кем Алекса желала быть.

— Расскажите мне о Елизавете, — попросил Джеймс, подразумевая: «Расскажите мне об Алексе».

— Елизавета — замечательная женщина. Прежде я об этом и понятия не имела. Только начав работать над ролью, увидела, до чего же поверхностны были мои знания. Помню, что в средней школе я узнала о том, как сэр Френсис Дрейк галантно бросил свой плащ в грязную лужу, чтобы дать пройти королеве. Мне это особенно запомнилось, так как вызвало взрыв подобной галантности среди мальчиков в нашем классе.

— Так много испачканных плащей?

— Да уж, немало. И потом, в старших классах… спорный вопрос о королеве-девственнице вызывал немало дискуссий.

— Вопрос, так и оставшийся в «Ее величестве» неразрешенным, — заметил Джеймс.

В образе, созданном Алексой, Елизавета представала женщиной чувственной, страстной, чарующей, однако вопрос, была ли знаменитая королева девственницей, так и остался без ответа.

— И какое же мнение вы вынесли из всего прочитанного?

— Я решила, что у Елизаветы были интимные отношения с мужчинами. И не так уж важно, носили ли эти отношения тривиальный сексуальный характер, поскольку интимность представляет собой нечто более глубокое, чем простая связь. Я глубоко убеждена, что Елизавету страстно любили за то, какая она есть: за ее сердце, духовность и душу.

— И только это имеет значение? Быть любимой за то, какая ты есть?

— Да, мне представляется именно так, — спокойно согласилась Алекса и тут же слегка нахмурилась, поняв, что сделала глубоко личное признание, и очень удивившись этому. — Мы ведь говорим о Елизавете?

— Да, но теперь как-то перешли на вас. Итак, мы уже выяснили, что вы рассматриваете сексуальные отношения, по крайней мере некоторые сексуальные отношения, как довольно тривиальные.

— Да, — рассмеялась Алекса и твердо заявила:

— Но это все, что нужно обо мне знать. Давайте перейдем к вам. Интересно…

— Да?

— Ла-адно, — протянула Алекса, подыскивая «умные» вопросы, и неожиданно задала вопрос серьезный и важный, но все тем же шутливым, ироническим тоном:

— Сейчас я ищу адвоката. Не могли бы вы посоветовать мне кого-нибудь?

— Разумеется. Только придется немного рассказать о деле.

— Хорошо. Вы действительно меня не узнали?

— Честное слово, не узнал.

— В таком случае вы, вероятно, не знаете и «Пенсильвания-авеню». Я имею в виду телесериал, а не название улицы.

Джеймс улыбнулся. Ему не раз приходилось бывать на этой улице, но сериал?

— Я слышал об этом фильме, но никогда не видел. И это вовсе не оценка его, — поспешно добавил он. — Просто я не так уж часто смотрю телевизор. Но точно знаю, что этот драматический сериал возглавляет рейтинг и демонстрируется в самое «горячее» время. Вы там в главной роли?

— Там сборный состав артистов, но репортер Стефани Винслоу, которую я играю, — фигура очень колоритная. Милая, сообразительная и страшно увлеченная своей работой женщина, поэтому и занята почти во всех основных сюжетных линиях сериала.

«Что и означает главную роль», — подумал Джеймс, понимая, что в разговоре о роли Елизаветы Алекса принизила собственный талант, сославшись на успех за счет исторического характера. И в рассказе о роли Стефани он услышал тот же восторг, словно сама Алекса не имела никакого отношения к своим героиням.

— Зачем вам нужен адвокат?

— Сейчас время заключения контрактов, и мне нужно выбрать агента.

— Почему?

— Что почему?

— Почему вам нужно выбрать агента?

— Почему вы задаете все эти вопросы? Контора «Джеймс Стерлинг», насколько я слышала, занимается корпоративной работой: слияния, передача под контроль и все такое. Я же чувствую себя словно на скамье подсудимых. — Сверкающие глаза Алексы сузились, словно она неожиданно что-то поняла. — Вы ведь тот самый Джеймс Стерлинг? Джеймс Стерлинг — блестящий судебный адвокат?

— Нет. На самом деле я делаю свою работу не в судебных залах, а в залах заседаний. Но все адвокаты, все хорошие адвокаты, задают ключевые вопросы.

— И ключ заключается в том, почему мне нужно выбрать агента?

— Очевидно. Но мне кажется, вы не хотите отвечать.

Алекса вздохнула, пораженная тем, что разговор так быстро перешел на личную тему. Она бросила сердитый взгляд на Стерлинга, а он вдруг ответил смехом, таким мягким, ласковым, удивительным, что Алекса лишь смущенно покачала золотоволосой головой и спокойно рассказала адвокату то, что никогда никому прежде не говорила:

— Мне кажется, мы разошлись с моим агентом во взглядах на амплуа актера. Когда Лоуренс Карлайл связался с ним, чтобы узнать, не хотела бы я сыграть Елизавету, агент сразу ответил отказом, даже не спросив моего мнения. Разумеется, это часть работы — просеивать проекты. Но он, кажется, решил отказаться от ролей не потому, что я для них не подходила, а потому, что роли, по его мнению, не подходили мне.