Черная молния

– Папа, когда ты вернешься домой?

Гленн проигнорировал вопрос сына и нажал на кнопку пульта дистанционного управления, включая телевизор. Перебрав несколько каналов, он остановился на том, где показывали угрюмое трехэтажное здание серого цвета. Тротуар перед жилым домом был обнесен желтой полицейской лентой, а на противоположной стороне улицы собралась большая толпа зевак. Бодрого вида репортер сообщал краткие новости о том, что произошло в доме.

– Жертвой убийцы оказалась Шанель Дэвис – одинокая безработная женщина, проживавшая в квартире на втором этаже. Мы уже сообщали раньше о том, что ее тело было изуродовано таким же образом, как все жертвы ныне покойного Ричарда Крэйвена, а также о том, что...

Гленн мгновенно выключил телевизор.

– Как это понимать, черт возьми?! – воскликнул он так громко, что Кевин даже подпрыгнул на стуле.

– Что ты имеешь в виду? – спросил парень. – Я просто хотел узнать...

– Да при чем тут ты! – раздраженно перебил его отец. – Я имею в виду это убийство! Что там творится?

Кевин растерянно огляделся, словно подыскивая путь к бегству. Что случилось с его отцом? Почему он так разволновался? В этот момент Гленн посмотрел на сына жгучим, пронизывающим взглядом, которого Кевин никогда не замечал у отца.

– Я хочу, чтобы ты кое-что сделал для меня, Кевин. Я хочу, чтобы ты принес мне из дому все те бумаги, которые хранятся в мамином столе. Ты знаешь, какие бумаги я имею в виду? Те самые, которые мама собирала по делу Ричарда Крэйвена.

Кевин нервно заерзал на стуле. Разумеется, он знал, где находятся бумаги, но он также знал и другое – ни в коем случае нельзя лазить в мамин стол.

– Я думал, тебе наплевать на всю эту макулатуру. Ты же сам когда-то говорил, что... – он замялся, стараясь вспомнить те слова, которые сказал отец маме накануне ее поездки в Коннектикут.

– Может быть, – прервал ход его мыслей отец, – я изменил свое мнение об этом деле.

Он как-то странно посмотрел на сына и захихикал с совершенно незнакомыми Кевину интонациями.

– Доктор Фарбер говорит, что мне придется бездельничать около двух месяцев и что мне непременно нужно найти себе какое-нибудь хобби. Увлечение твоей мамы делом Крэйвена вполне может стать моим новым хобби.

Кевин благоразумно промолчал. Что же происходит, в конце концов? У отца никогда не было никакого хобби, он терпеть не мог подобных штучек. И вдруг Кевин вспомнил то самое слово, которое отец часто говорил матери, когда речь заходила о Ричарде Крэйвене.

Патология.

Да, именно так. Он всегда называл поступки Крэйвена патологией.

Почему же в таком случае отец вдруг заинтересовался этим Ричардом Крэйвеном? И тут Кевин вспомнил позавчерашний разговор с матерью, когда она вернулась домой после беседы с доктором Фарбером: "Нас ожидают нелегкие времена, дети. Вашему отцу придется изменить свой образ жизни. Он должен как можно меньше работать и как можно больше отдыхать. Нам будет очень нелегко приспособиться к этому. Что вы мне скажете? Вы сможете приноровиться к новому порядку? Привыкнуть к переменам в нашем доме?"

Тогда Кевину показалось, будто речь идет о таком пустяке, что и говорить о нем не стоит. Но теперь он начал понимать, что дело далеко не пустячное. У него даже появилось ощущение, что отец перестал походить на себя прежнего. Порой он казался Кевину совершенно чужим человеком. Правда, мать предупредила, что отец станет немножко другим, но не до такой же степени, в конце концов! С подобным обстоятельством будет чрезвычайно трудно смириться.

– Ну так что? – нетерпеливо спросил Гленн, когда молчание сына затянулось. – Тебе нравится мое новое хобби или нет?

Кевин поднялся со стула и попятился к двери.

– Да, папа, – сказал он, стараясь не смотреть отцу в глаза. – Прекрасная идея. Разумеется, я притащу тебе все эти бумаги. До встречи.

Кевин вышел из больницы, напряженно размышляя над словами отца. А если забыть о его просьбе и вообще не показываться ему на глаза? Пару недель назад реакция отца на подобное поведение была бы совершенно ясной и предсказуемой: отец просто наорал бы на него и через минуту забыл бы обо всем. Но сейчас Кевин не был уверен, что все произойдет именно так. После сердечного приступа отец стал совершенно другим. Нет, лучше сделать так, как приказано.

Глава 19

– Я хочу сказать, понимаете... Боже мой, она же не совершила никакого преступления! Конечно, это была ошибка с ее стороны, но кто из нас не совершает ошибок? Это же Капитолийский холм, в конце концов! Если ей хорошо платили, она была довольна... Вы понимаете, что я имею в виду?

Энн Джефферс стояла на тротуаре напротив того самого серого дома, где проживала и одновременно занималась своим бизнесом Шанель Дэвис. Энн уже около двадцати минут беседовала с молодым человеком, который настойчиво убеждал ее в верности своей сексуально-экономической теории свободного предпринимательства, но так и не могла выяснить, знал ли он погибшую лично и пользовался ли когда-либо ее услугами. И все же Энн позволила фотографу сделать несколько снимков молодого человека, надеясь, что они пригодятся для освещения этого события. Парень, как показалось Энн, являлся самой яркой фигурой во всей серой толпе, собравшейся на Бойлстон-стрит, чтобы поглазеть на происходящее. Именно в момент съемки Энн пришло в голову, что, может быть, ей с Гленном стоит подумать о переезде в более спокойный и более безопасный район города, куда-нибудь подальше от Бродвея – хотя бы до той поры, пока Хэдер и Кевин не станут достаточно взрослыми.

По толпе пробежал ропот. Энн мгновенно прервала интервью с молодым человеком и начала проталкиваться вперед, бесцеремонно расталкивая зевак. Из двери дома в это время выкатили медицинскую тележку с трупом Шанель Дэвис в черном мешке. Изобразив на лице абсолютную уверенность в правильности своих действий, Энн пересекла улицу и приблизилась к группе полицейских и медиков. Наглая самоуверенность всегда помогала ей попадать на место преступления задолго до того, как туда допускали прессу. Однако на этот раз ей не повезло. Во-первых, она была довольно легкомысленно одета, а во-вторых, к ее несчастью, среди полицейских оказалась Лоис Эккерли, с которой Энн никак не могла найти общий язык.

Поравнявшись с тележкой, Энн остановилась как вкопанная, не в силах оторвать взгляд от черного мешка. Это зрелище всегда поражало ее анонимностью того тела, которое находилось в этом мешке. Мешок не только скрывал от посторонних обезображенный труп жертвы, но и привлекал к себе всеобщее внимание таинственностью своего содержимого. Конечно, Энн понимала, что пластиковые мешки весьма практичны, но все же старомодные одеяла, которыми раньше накрывали трупы, были, на ее взгляд, менее оскорбительны для невинных жертв.

– Вы не могли бы позволить мне взглянуть на нее? – как можно деликатнее спросила Энн у полицейского в штатском.

Лоис Эккерли решительно покачала головой:

– Когда труп уже в мешке, открыть его имеет право только судебно-медицинский эксперт.

Энн резко повернулась и направилась к лестнице, ведущей на второй этаж, но не тут-то было. На ее пути снова выросла Лоис Эккерли.

– А ее квартира все еще является местом преступления, – твердо заявила Лоис.

– Не стоит осуждать девушку за попытку, – с иронией заметила Энн и невинно улыбнулась.

– Вам тоже не стоит осуждать девушку за то, что она не пускает вас, – таким же шутливым тоном ответила ей Эккерли. – Оставьте нас в покое, Джефферс. Вы же неплохо знаете правила.

Энн грустно посмотрела на ведшую вверх лестницу и отступила, прекрасно зная, что с полицейскими нет смысла спорить – тем более с такими, как Лоис Эккерли. Энн знала ее уже не один год, с того времени, как ее подключили к делу Крэйвена, и Лоис еще никогда не отступала от правил.

– А как насчет нескольких вопросов?

Это был последний шанс получить хоть какую-то информацию о происшествии, однако Лоис снова покачала головой.

– Нет времени, – сказала она и пошла вверх по лестнице. Энн хотела обратиться с такой же просьбой к другому полицейскому, но в этот момент загудел мотор автомобиля, которому предстояло отвезти труп Шанель Дэвис в морг. Может быть, стоит поехать за машиной и попробовать получить доступ на вскрытие? Рядом с Энн загрохотал знакомый голос:

– Даже и не думай об этом. Журналистам запрещено присутствовать при судебно-медицинской экспертизе.

Энн густо покраснела и резко повернулась к лестнице, по которой спускался Марк Блэйкмур. Он ухмылялся, глядя на нее сверху вниз.

– Тебе позвонили из газеты или ты услышала об этом по своему сканеру?

– Из газеты, – призналась Энн. – Я уже давно не прослушиваю сканер. Ну так что же там случилось? Полагаю, это никак ни связано с предыдущими убийствами.

– А как насчет чашечки кофе? – неожиданно предложил Марк. – Мы уже почти все здесь закончили, и Эккерли может посидеть, пока парни из лаборатории сделают все необходимое. Давай посмотрим, что тебе удастся выудить из меня.

– Ладно, – согласилась Энн и тут же добавила: – Но только по-голландски. Каждый платит сам за себя. Пресса должна быть неподкупной.

Блэйкмур болезненно поморщился:

– А копы не могут даже пончик съесть за чужой счет.

Спустя пять минут они уже входили в ресторан "Чарли" через заднюю дверь. Выбрав уютный столик в дальнем конце зала с окнами на Бродвей, они прошли туда, даже не посмотрев на трех посетителей, хлебавших спиртное в десять часов утра.

– Мне очень нравится это место, – сказала Энн и тяжело вздохнула, оглядев величественный викторианский интерьер ресторана. Подобные рестораны исчезли почти двадцать лет назад – остался только "Чарли", да и тот превратился из роскошного заведения в некую ностальгическую забегаловку, напоминавшую людям старшего поколения об их славном прошлом.

– Двойной без пены? – спросил Блэйкмур, когда к ним подошла официантка. Увидев, что Энн молча кивнула, он поднял вверх два пальца. Пока им готовили кофе и все остальное, Энн полезла в сумку и достала оттуда репортерский магнитофон.

– Угу, – многозначительно хмыкнул Блэйкмур, – ты, конечно, можешь попытаться выудить у меня кое-что, но только на твоей пленке не должно быть моего голоса. Никаких интервью, пока мы не узнаем об этом деле чего-либо существенного. Договорились?

Энн нехотя положила магнитофон обратно в сумку.

– Ты же знаешь меня, Марк, я всегда беру только то, что мне дают. Итак, что же происходит? Прошел слух, будто вашу спецгруппу распустили преждевременно.

Марк Блэйкмур горестно закатил глаза:

– Не верь известиям, полученным из третьих рук.

– Хорошо, – кивнула Энн. – Но, с другой стороны, я была бы плохой журналисткой, если бы не поинтересовалась, почему появляются подобные слухи. Что случилось? Имитатор?

Детектив слегка призадумался, и Энн поняла, что в этот момент в его голове вновь встала картина преступления. Наконец он пожат плечами:

– Если это и имитатор, то, должен тебе признаться, самый худший из всех. К тому же имитаторы начинают подражать почти сразу же после сообщения о делах своего кумира, а этот появился только сейчас, то есть спустя два года после ареста Крэйвена. Да и до ареста у Крэйвена не было никаких имитаторов.

– А ты уверен в этом? – спросила Энн, пристально глядя на детектива.

– Да, уверен, – решительно ответил тот. – Ты же сама прекрасно знаешь, что у Крэйвена был свой почерк, своя манера действий... – Блэйкмур замолчал, увидев приближающуюся официантку. Положив в чашку две ложки сахара и размешав его, он отхлебнул глоток и продолжил: – Самое неприятное, что между этим делом и делом Крэйвена есть определенное сходство.

Репортерское чутье заставило Энн настороженно замереть.

– Например? – спросила она, стараясь не выдать своего волнения.

Блэйкмур заметно напрягся, сосредоточился и начал поочередно загибать пальцы на правой руке:

– Во-первых, нет никаких признаков борьбы. Помнишь, как погибали все жертвы Крэйвена? Создавалось впечатление, будто они добровольно шли на смерть. То же самое произошло и с Дэвис. Конечно, она была проституткой и думала, что подцепила щедрого клиента. Во-вторых, – Марк загнул второй палец, – ее грудная клетка вскрыта и вырезаны все внутренние органы.

Энн до хруста сжала зубы и почувствовала легкое головокружение, как это бывало всегда, когда она узнавала о подобных преступлениях.

– В точности так делал Ричард Крэйвен.

– За исключением того, что этот парень – абсолютный дилетант, – продолжал Блэйкмур. – Кроме того, он сперва сломал ей шею.

– Ричард Крэйвен так никогда не поступал, – заметила Энн и нахмурилась. – Он никогда не убивал свои жертвы до начала... этих действий. Разве не так?

– Совершенно верно, – согласился с ней детектив. – Насколько нам известно, он этого никогда не делал. – Блэйкмур огляделся по сторонам, а потом наклонился к собеседнице: – Но дело в том, что этот подонок, похоже, вскрыл ее грудную клетку еще до того, как она умерла. Об этом свидетельствует большое количество крови, вытекшей из раны.

Энн уставилась на детектива немигающим взглядом:

– Ну так кто же он? Имитатор или нет?

Блэйкмур провел пальцем по кромке чашки, напряженно обдумывая ее вопрос. Конечно, он не имел права делиться информацией с репортером на ранней стадии расследования, но он был уверен: Энн Джефферс не напишет ничего такого, что пойдет ему во вред. К тому же он уже привык за последние годы советоваться с этой весьма неглупой женщиной. А самое глазное – она нравилась ему.

– Я не знаю, – откровенно признался Блэйкмур. – Если бы преступник не вскрыл ее грудь и не разбросал внутренние органы по всей кухне, я бы подумал, что это был человек, которого Дэвис хорошо знала и даже любила. Там не найдено абсолютно никаких следов борьбы, никаких следов насильственного вторжения в квартиру. Похоже на то, что он просто убил ее и преспокойненько удалился.

– А кто это мог быть?

Блэйкмур снова покачал головой.

– Никаких признаков изнасилования или чего-нибудь в этом роде, – он тяжело вздохнул. – Вот это-то и беспокоит меня больше всего. Если не было борьбы и сексуальных домогательств, то что же там было, черт возьми?

Энн помолчала, обдумывая услышанное. Она полностью доверяла Блэйкмуру и решила поделиться с ним своими соображениями.

– В последнее время в прессе очень много писали о Ричарде Крэйвене, – осторожно начала она. – И я, пожалуй, больше, чем кто бы то ни было. Думаю, что тем самым мы подтолкнули кого-то к опасной черте.

Блэйкмур впился в нее глазами.

– Такая же мысль пришла только что в голову и мне, – признался он. – У меня дурное предчувствие, Энн. Мне даже кажется, что сейчас, когда Крэйвена уже нет в живых, кто-то настойчиво пытается подражать ему, стараясь запутать нас.

– И если это действительно так?.. – спросила Энн, хотя и сама прекрасно знала ответ.

Губы детектива сжались в тонкую линию.

– Значит, за этой жертвой неизбежно последуют другие.

Он грустно вздохнул, а потом сердито проворчал:

– Иногда я просто перестаю что-либо понимать, Энн. Только мы избавились от одного серийного убийцы, как тут же появляется другой.

– Может быть, до серийных убийств дело не дойдет, – попыталась утешить его Энн.

Блэйкмур задумчиво помешивал ложкой кофе.

– Может быть.

При этом они оба прекрасно знали, что обманывают себя.

Глава 20

Мальчик хорошо знал, что кошка где-то здесь, хотя и не видел ее. Она всегда пряталась от него в густых листьях рододендрона, посаженного его матерью вдоль изгороди. Мальчик не мог понять, почему она никогда не покидает их двор, и в конце концов пришел к выводу: там, за забором, существует нечто такое, что пугает кошку даже больше, чем он сам.

Посетила его и еще одна догадка, которая с каждым днем перерастала в прочную уверенность: кошке нравилась эта игра не меньше, чем ему.

Мальчик подполз поближе, присел на корточки и пригнулся. Ему казалось в этот момент; что он сам похож на кошку, которая охотится за птицей. Он сидел неподвижно, и только его глаза шарили в затененном пространстве среди ветвей рододендрона, пытаясь уловить малейшее движение животного.

И вот он заметил ее. Даже не ее, а лишь кончик ее хвоста, но этого оказалось вполне достаточно, чтобы обнаружить ее укрытие.

Приняв позу крадущейся кошки, мальчик стал медленно продвигаться вперед, ощущая своими чувствительными ладонями каждую травинку. Его уверенность возрастала с каждой минутой, так как кошка оставалась на месте, явно не подозревая о грозившей опасности. В этот момент мальчик чувствовал себя ловким и сильным животным, преследующим намеченную жертву и уверенным в успехе.

Сейчас он уже хорошо видел, что кошка напряглась всем телом и сжалась в комок. Оба существа превратились в единое целое: ему стали доступны все ощущения животного, а кошка, в свою очередь, жила жизнью мальчика, не отказываясь от своей собственной.

Может быть, именно потому кошка никогда не пыталась сбежать со двора? Да и мальчик, наверное, оставался в этом доме по той же причине.

Мальчик подполз еще ближе и теперь мог видеть не только кончик хвоста кошки, но и ее растопыренные во все стороны усы. Кошка насторожилась и нервно задергала хвостом. На лице мальчика появился хищный оскал.

Еще несколько движений, и он заметил, что его жертва слегка попятилась.

– Хороший котенок, – прошептал мальчик так тихо, что, казалось, только кошка могла услышать его мягкие, вкрадчивые слова. Он полез в карман, вытащил оттуда пару черных кожаных перчаток и натянул их на руки. – Замечательная кошечка, – продолжал он успокаивать животное. – Хороший милый котенок.

Завороженная его гипнотическим шепотом, кошка заметно успокоилась. Правая рука мальчика осторожно просунулась под листья, двигаясь бесшумно, как змея. Кошка почувствовала опасность, слегка приподнялась, выгнула спину дугой, ее шерсть встала дыбом.

В это мгновение мальчик испытал высшее наслаждение охотника. Его как будто пронизало электрическим током. Мгновенно собравшись, он молниеносно выбросил вперед руку и поймал бедное животное в тот самый момент, когда оно готово было сигануть в сторону. Вытащив кошку из укрытия, мальчик поднял ее до уровня своих глаз.

Кошка тревожно посмотрела ему в глаза и зашипела. Затем она выпустила когти и попыталась ударить лапой своего противника по лицу. Мальчик перехватил ее и сжал так крепко, что животное прекратило всяческое сопротивление и сдалось на милость победителя.

Он тоже никогда не пытался сопротивляться сильному, надеясь только на милосердие противника.

Крепко удерживая кошку, мальчик направился к дому, который в этот день пустовал.

В доме не было никого, кроме него самого.

И кошки.

Открыв заднюю дверь, он на какое-то мгновение остановился. Он хорошо знал, что в доме никого нет, но даже пустой дом наводил на него ужас. Правда, сегодня этот ужас слегка приглушался мыслями о предстоящем действе.

Мальчик отбросил все сомнения и решительно направился в подвал. С каждым шагом его сердце стучало все громче, а у той ненавистной скамьи чуть было не выскочило из груди.

Почему оно так бешено колотилось? От страха или от предвкушения?

Он очень хорошо знал эту скамью. Она стала частью его жизни, частью его самого и всегда стояла здесь, на этом месте.

Теперь она находилась в его полном распоряжении.

Поместив свою жертву в клетку, он приступил к работе.

Все, что ему требовалось, было под рукой. Отец всегда любил порядок и бережно хранил свои вещи.

Набор тряпок, эфир.

Мальчик пребывал в хорошем настроении, так как знал, что непременно проявит доброту к своей жертве. Разложив на скамье тряпки, он откупорил бутылку с эфиром и обильно побрызгал их. Затем вытащил из клетки отчаянно сопротивлявшуюся кошку. Она вцепилась когтями в его руку, но он не чувствовал боли.

Крепко держа животное одной рукой, другой он схватил пропитанные эфиром тряпки и прижал их к мордочке кошки. Какое-то время та еще дергалась, но вскоре затихла. Мальчик решил, что пора приступать к работе.

Он положил кошку на скамью, растянул ее лапы и привязал их примерно так, как лилипуты привязывали Гулливера. Но если кошка была Гулливером, то мальчик отнюдь не являлся лилипутом.

Когда все была готово, он стал аккуратно прикреплять к телу кошки электроды, стараясь все делать так, как делал его отец. Теперь оставалось лишь немного подождать, пока кошка проснется.

Ждать пришлось недолго. Как только мальчик почувствовал, что животное очнулось и способно в полной мере ощутить воздействие тока, его тоненький палец потянулся к кнопке, с помощью которой подавался ток к электродам...

Глава 21

Гленн забился в судорогах и широко открыл глаза.

Сердечный приступ! У него начался новый сердечный приступ! Он протянул дрожащую руку к кнопке звонка и сильно нажал на нее. В этот момент его сознание слегка прояснилось и он понял, что ошибся. Это был не сердечный приступ, а очередной кошмарный сон.

Что же ему приснилось?

Всего лишь секунду назад все было так ясно и четко.

Кошка.

Да, это было связано с кошкой.

Кумкват?

Он попытался вспомнить, как выглядела приснившаяся ему кошка, но все детали сна уже успели развеяться как утренний туман. Секунду спустя резко распахнулась дверь и в палату вбежала встревоженная медсестра. Сегодня дежурила Эннет Брейди. Она понравилась Гленну с той самой минуты, когда он пришел в себя и вновь начал узнавать людей. Правда, сегодня утром на лице Эннет не было привычной очаровательной улыбки.

– Да? – спросила она с поразительной краткостью, весьма необычной для нее.

И тут Гленн понял, что Эннет уже работала вторую смену подряд и, вероятно, просто валилась с ног.

– Прошу прощения за ложный вызов, – сказал Гленн, виновато потупив глаза. – Мне снова приснился кошмарный сон, и когда я проснулся, мне показалось, что начался новый сердечный приступ.

Сестра быстро взглянула на экран стоявшего у изголовья кровати монитора.

– Нет, у вас все нормально, – сдержанно сказала она и собралась уходить.

– У вас сегодня долгое дежурство? – сочувственно спросил Гленн.

– Не дольше обычного, – сухо ответила Эннет, повернувшись к нему от двери.

Он нахмурился и посмотрел на часы. Половина восьмого?

Как может быть сейчас половина восьмого? Он даже не проснулся, когда...

Не дольше обычного?

Гленн медленно перевел взгляд на окно. Там уже вовсю горели уличные фонари и быстро исчезали последние проблески заката. Неужели он проспал весь день?

Почему же никто не разбудил его на ужин? Это ведь больница, черт возьми! Иногда его будили только для того, чтобы сунуть в рот таблетку снотворного! Он хотел было спросить об этом сестру, но вдруг понял, что совершенно не испытывает чувства голода. Последнее обстоятельство заставило его вконец растеряться. Возможно, он просто забыл весь этот день? Нет, такого не может быть. Скорее всего они дали ему возможность хорошенько отоспаться.

– Я подумал, – неуверенно начал он, – что, пожалуй, мне стоит слегка перекусить...

Эннет Брейди изумленно вытаращила на него глаза.

– Вы хотите есть? После столь сытного ужина? – она недоумевающе покачала головой. – Ну хорошо, я попробую вам помочь. Но если мне удастся хоть что-нибудь отыскать в столь поздний час, то, я надеюсь, вы не будете слишком привередничать?

Когда сестра вышла из палаты, Гленн попытался привести в порядок свои сумбурные мысли. Очевидно, он все же ужинал и столь же очевидно то, что он выразил свое недовольство едой. Но почему же данный факт выпал из его памяти, как, впрочем, и весь этот день?

Он растерянно оглядел палату, словно желая отыскать ключ к разгадке тайны. Неожиданно его взгляд упал на толстую папку с бумагами, лежавшую на его столике. Раскрыв ее, он недоуменно просмотрел содержимое и насупился. Досье его жены на Ричарда Крэйвена! Почему эта папка лежит у него на столе?

Энн, должно быть, приходила к нему, когда он спал, и оставила здесь свои бумаги. Недолго думая, он набрал свой домашний номер, но в тот момент, когда Энн ответила, его поразила неожиданная мысль: ведь его должны через несколько дней выписать из больницы. Не оставят ли его здесь еще на какое-то, время, если выяснится, что он потерял память?

Разумеется, оставят. Они не выпустят его отсюда до тех пор, пока не выяснят причину подобных явлений. Услышав в трубке голос жены, Гленн замялся, не зная, что сказать.

– Значит, ты все-таки решил позвонить и извиниться? – спросила она, нарушая неловкое молчание. – С кого же ты хочешь начать? С меня или с Кевина?

Гленн лихорадочно перебирал в памяти все события последнего времени, но так и не смог вспомнить последней встречи с женой. Правда, он припомнил, что утром разговаривал с Кевином по телефону и просил его принести некоторые журналы – те, которые сейчас лежали под папкой.

Ну, по крайней мере, он знает, что к нему приходил сын. Значит, и жена тоже могла навестить его.

– Знаешь, мне кажется, что у меня сегодня был далеко не лучший день, – откровенно признался он, все еще отказываясь верить в потерю памяти. – Я очень сожалею и готов принести свои извинения.

Через секунду он повторил те же слова Кевину, после чего трубку снова взяла Энн.

– Как долго ты намерен держать у себя мои бумаги? – полюбопытствовала она.

Он снова посмотрел на толстую папку. Значит, он попросил принести сюда все эти документы. Но с какой целью?

– Я не знаю, – совершенно искренне ответил Гленн, не понимая, зачем ему все это понадобилось. Ведь он всегда упрекал жену в том, что она занимается черт знает чем. – Я просто подумал: пролистаю-ка от нечего делать твои бумаги и, может быть, пойму, почему тебя так заинтересовало это дело.

Это была чистейшей воды импровизация.

– Не исключено, что меня ожидает бессонная ночь, вот и будет чем заняться.

Попрощавшись с женой, Глени снова открыл папку, надеясь в душе, что документы помогут ему каким-то образом восстановить память. Перелистывая страницу за страницей, он вдруг поймал себя на довольно странном ощущении, будто все это ему уже давно знакомо. Невероятно! Ведь он никогда не читал статей Энн! Перевернув еще несколько страниц, он оцепенел от неожиданности. Перед ним была фотокопия статьи, написанной, несомненно, его женой, хотя там и не значилась фамилия автора.

РИЧАРД КРЭЙВЕН – ИСТЯЗАТЕЛЬ ЖИВОТНЫХ?

Бывшие соседи Ричарда Крэйвена сообщают, что подозреваемый убийца-маньяк начиная с двенадцатилетнего возраста регулярно истязал домашних животных.

Марта Демминг. 76 лет. Около двадцати лет прожила по соседству с Эдной Крэйвен в южном Сиэтле. Она сообщила, что собственными глазами видела, как Ричард часто охотился за любимой кошкой своей матери.

«Не берусь утверждать, что он истязал ее, – сообщила миссис Демминг в телефонном интервью, – но она (кошка) ужасно боялась его».

В этом же интервью миссис Демминг сообщила: чуть позже тело этой кошки было обнаружено неподалеку от дома, и оно, по словам другого соседа, неоднократно подвергалось ударам тока или чего-то подобного. Этот сосед, Уилбер Фэнкенбург, умер три года назад в возрасте 56 лет и, следовательно, не может подтвердить слова миссис Демминг.

Гленн Джефферс прочитал эту статью два раза подряд, восстанавливая в памяти до мельчайших подробностей свой последний кошмарный сон. Затем он положил папку на стол и устало опустил голову на подушку.

Происхождение его кошмара стало для него делом совершенно ясным. Похоже, что в течение дня он прочитал эту статью и она врезалась в его сознание.

Но почему же он не помнит всего этого?

Важность этого вопроса стала постепенно притупляться, и через несколько минут он погрузился в сон.

Глава 22

Пока Гленн Джефферс пребывал в состоянии глубокого и безмятежного сна, его жена ворочалась в постели от изнуряющей бессонницы. Неожиданный звонок Гленна застал ее в тот самый момент, когда она уже окончательно успокоилась и пришла к выводу, что странное поведение мужа во время их последней встречи в больничной палате ровным счетом ничего не означает. К тому же и доктор Фарбер уже давно предупредил ее о возможных изменениях реакции мужа на привычные обстоятельства. У многих людей, сказал он ей тогда, после столь тяжелого сердечного приступа наблюдается полное перерождение личности. Один из его пациентов за одну ночь превратился из личности типа "А" в личность типа "Б". Многие люди начинают совершенно спокойно относиться к тем вещам, которые раньше вызывали у них приступы необузданной ярости, нетерпеливые становятся хладнокровными, а общительные – замкнутыми. Именно необычную замкнутость и обнаружила Энн у своего мужа во время последнего посещения. Всегда приветливый и добродушный, он встретил ее настороженно и даже как-то враждебно. Вокруг него были разложены ее статьи из досье, и он даже не повернул к ней головы, когда она наклонилась, чтобы поцеловать его. Разумеется, Энн поинтересовалась, почему он так увлекся делом Ричарда Крэйвена, но Гленн отделался лишь краткой репликой – он, дескать, просто хотел понять, почему его жена занимается этим делом столько лет.

– Знаешь, что недавно пришло мне в голову? – неожиданно спросил он, оторвавшись от бумаг. – Это очень интересный парень. Ты всегда стремилась сделать из него какого-то монстра, но...

Энн опешила и вытаращила на мужа глаза, не веря своим ушам. Еще неделю назад он говорил ей, что единственным разумным оправданием ее поездки в Коннектикут является возможность "лично убедиться в смерти этого подонка". И вот сейчас этот подонок неожиданно превратился в "интересного парня"!

– Он действительно был монстром, – прервала его Энн. – Одному Бог/ известно, скольких людей загубил этот мерзавец. К тому же он не просто убил их, Гленн. Он расчленил их! Он вырывал у них сердца!