Черная молния

Вот оно – он все еще не до конца проснулся, и его сонный разум сыграл с ним дурную шутку. Но все больше странных воспоминаний тревожило его душу. В частности, Гленн вспомнил, что когда он занимался любовью с Энн после своего возвращения из госпиталя, его пронзило непонятное чувство... Да, у него появилось ощущение, будто внутри поселился еще один человек.

А досье на Ричарда Крэйвена? Ведь как-то раз он нашел его на своей прикроватной тумбочке в госпитале.

Проклятые затмения...

Он вспомнил, как по телевизору показывали одну женщину, утверждавшую, будто у нее внутри живут семнадцать разных личностей. Синдром многоличностного разделения индивидуума. Та женщина испугалась, когда у нее начались затмения сознания, когда же ей потом стали рассказывать, что она творила во время этих затмений, она испугалась еще больше: ведь она ничего не помнила. Вряд ли она стала бы вытворять такое, будь у нее все нормально с психикой...

Однообразный жужжащий звук сделался громче. Гленн догадался, что это вовсе не бур дантиста.

Это была электрическая пила.

Ему наконец удалось разглядеть режущий диск, он находился прямо перед ним. Потом он увидел свою собственную руку, которая сжимала сине-зеленую пластмассовую рукоятку инструмента.

Чуточку ниже находился еще один предмет – верхняя часть женского торса. Торс принадлежал толстухе, тяжелые бесформенные груди которой обвисли по сторонам тела под собственной тяжестью.

Между грудями, начиная от пупка и к самому горлу, тянулся разрез.

Свежий чистый разрез, причем идеально прямой.

Грудь женщины распахнулась, словно незастегнутая блузка, стоило женщине набрать в легкие воздух.

Надсадный вой прекратился – пила выключилась.

Пораженный Гленн увидел, как его рука отложила в сторону пилу и взялась за нож с острым треугольным клинком. Примерно такой нож использовал Кевин, когда трудился над моделью парусника.

Точно такой же нож он, Гленн, использовал при изготовлении мушки. Руки Гленна двигались словно сами собой. Нож прочертил на теле женщины линию, которая пересеклась с уже сделанным ранее разрезом. По мере того, как нож продвигался по телу, с легкостью рассекая кожу, следом за ним тянулся тонкий алый след, который через мгновение стал утолщаться, а потом и вовсе потерял форму, поскольку из разреза заструилась кровь, мгновенно покрывшая все тело.

Насмерть перепутанный и словно завороженный Гленн беспомощно следил за делом своих рук. Вот они снова задвигались, и на теле появился третий разрез.

"Нет! – подумал Гленн. – Не может быть, чтобы это происходило на самом деле!"

Но в то самое время, когда его мозг пытался сформулировать эту мысль, неприятный зловещий смех эхом отозвался у него в голове. Теперь Гленн пытался отвлечься от дьявольского хохота, звучавшего у него в ушах, и одновременно усилием воли остановить неконтролируемые действия рук. И тут Гленн испытал еще одно новое ощущение – его охватило оцепенение, похожее на паралич. То был паралич воли, мгновенно лишивший Гленна власти над собственным телом. Ему оставалось лишь наблюдать, как его пальцы снова пришли в движение, заворачивая в стороны большие лоскуты кожи. Под кожей обнаружилась грудная клетка.

Еще до того, как пальцы Гленна потянулись к рукоятке, он ужз понял назначение электропилы. Тем временем выключатель щелкнул, и его уши наполнились пронзительным жужжанием, которое создавалось работающим электромотором и бешено вращающимся режущим диском инструмента.

По мере того, как вращающийся диск, сверкавший, словно жидкое серебро, приближался к груди женщины, Гленн сделал еще одну попытку освободиться от неизвестной силы, сковавшей его тело, но у него ничего не вышло. Беспомощный, он наблюдал, как режущая кромка пилы коснулась плоти, а затем зубцы врезались в переплетение костей и хрящей, представляющее собой центральную часть грудины.

Гленну хотелось закричать, нет, скорее завыть в знак протеста, но голос подчинялся ему ничуть не больше, чем пальцы и руки. Он был не в силах остановить эту чудовищную хирургию и только молча стонал про себя: "О Господи, нет! Господи, не дай этому произойти..."

Пока Гленн взывал к Богу, сияющий диск все глубже проникал в тело женщины, а потом его же собственная рука ворвалась сквозь выпиленное отверстие внутрь грудины, проткнув плевральную мембрану.

Как только Гленн увидел обнаженные легкие женщины, темнота снова сомкнулась над ним.

На этот раз он воспринял наступление темноты как избавление.

Глава 55

– Мне очень жаль, мистер Джефферс, но у доктора Фарбера пациент.

Голос медсестры в трубке заставил Гленна предположить, что его пытаются наказать за дерзость, проявленную им по отношению к доктору. Нечего трубки бросать!

– Вы можете, по крайней мере, передать, кто с ним хочет говорить?

– Доктор не любит, когда ему мешают вести прием, – ответила сестра, явно давая Гленну понять, что она до крайности раздражена его звонком. – Кроме того, мистер Джефферс, кричать вовсе не требуется, я, знаете ли, не глухая.

– Извините, – произнес Гленн. В очередной раз он попытался вспомнить, что произошло между ним и Горди Фарбером утром. Они вроде бы уже почти договорились о встрече, когда у него началось одно из его проклятых затмений сознания. На сей раз темнота нахлынула на него почти мгновенно, а когда он очнулся, то оказалось, что он лежит на софе в гостиной. Хотя он и не ощущал никаких недомоганий, но тем не менее отдохнувшим он себя тоже не чувствовал. Человек, который проспал на диване несколько часов, должен находиться в лучшем расположении духа. А ведь из его жизни опять пропали несколько часов!

Затем в его памяти, как обычно, снова всплыли сновидения, посетившие его во время сна, но на этот раз, в отличие от вчерашних, они выглядели как вполне законченные картины, а не как бессвязные фрагменты из фильма ужасов.

– У вас что-нибудь серьезное? – спросила тем временем сестра, сменив гнев на милость.

Гленн колебался. Он был напуган, причем куда сильнее, чем сам мог бы признать, но, конечно же, он не стал бы рассказывать о своих страхах сестре. Что же делать, если у него действительно серьезный случай? Так или иначе, он не знал, что ответить.

И снова ему вспомнился его сон. Позабытые на время картины настолько живо высветились у него в голове, что казалось, будто он проснулся всего несколько минут назад.

Там, во сне, он находился не у себя дома в гостиной и не где-нибудь поблизости. Он стоял совершенно обнаженный в быстрой холодной воде горного ручья и держал в руках удилище, приспособленное для ловли на муху. Вряд ли он смог бы сейчас вразумительно ответить на вопрос, как и почему он там оказался.

То, что привиделось Гленну, можно было назвать "сном во сне".

Но и во сне Гленн сохранил память о рассеченном женском торсе – если, разумеется, это являлось воспоминанием о реальном событии, а не очередным фантомом. Зато воспоминание о речке показалось Гленну чрезвычайно убедительным.

В своем сне Гленн намотал леску на катушку, выбрался из речки и поспешил к фургону, стоявшему точно посередине небольшой зеленой полянки, в паре сотен футов от горного потока.

Хотя Гленн не имел представления, откуда взялась на поляне эта громоздкая машина, фургон тем не менее показался ему знакомым. С сильно бьющимся сердцем он приблизился к автомобилю, но не обнаружил в нем ничего подозрительного. В салоне не оказалось ни малейшего следа недавнего кровопролития, о котором он с такой поразительной ясностью помнил. В одном из отделений багажника он обнаружил электрическую пилу, правда, с уже снятым режущим диском. В ящике встроенного шкафа он нашел также рукоятку модельного ножа, клинок которого отсутствовал. Никаких следов крови в машине ему обнаружить не удалось. Потом он оделся – в этой одежде он сейчас разговаривал, по телефону с сестрой – и обыскал заросли, окружавшие веселенькую полянку.

Ему ничего не удалось найти.

Он уселся за руль фургона и поехал к дому, когда на него снова навалилось забвение.

– Мистер Джефферс? – спросила сестра. – Вы меня слышите?

– Да, – ответил Гленн. – Думаю, мое дело не терпит отлагательств. Мне просто необходимо побеседовать с Горди.

* * *

Сестра заколебалась. Казалось, она раздумывала, не врет ли ей Гленн, но затем рассудила, что ее начальник должен решать такого рода ребусы сам.

– Я пойду посмотрю, возможно, доктор вас примет.

Сестра Тинни Мьюзэк умолкла, а через минуту Гленн услышал в трубке голос Горди Фарбера.

– Гленн? Вы где? Что с вами происходит, черт возьми? С чего это вы стали швырять трубку?

– Мне можно прийти к вам в кабинет и поговорить? – спросил Гленн. – Я приеду точно к назначенному вами времени.

– Ладно, я назначу вам время, – проворчат Горди Фарбер, чувствуя неподдельный страх в голосе Гленна. – Вы сможете быть у меня через пятнадцать минут?

– Я буду, – ответил Гленн.

Прошло каких-нибудь десять минут, а Гленн уже входил в приемную. Возможно, он добрался бы и быстрее, но когда он вышел из дому и двинулся к госпиталю, то увидел фургон, ничуть не отличавшийся от того, который он видел во сне. Гленн даже заглянул в окна, и его сердце сильно забилось, когда он понял, что узнает интерьер. Он подергал двери, обнаружил, что они заперты, и только после этого направился к госпиталю.

Несмотря на протесты Гленна, Горди Фарбер настоял на тщательном осмотре. Когда осмотр наконец завершился и врач убедился, что второй приступ в обозримом будущем Гленну не грозит, он указал пациенту на стул, а сам уселся за массивный стол орехового дерева, скрестил на груди руки и пристально посмотрел на Гленна. По какой бы причине Гленн ни звонил, кардиологу было ясно, что опасность со стороны здоровья пациенту не грозит. Наоборот, все данные осмотра подтверждали, что выздоровление Гленна протекает весьма удовлетворительно.

– Итак? – спросил Фарбер. – Из-за чего весь этот шум, Гленн?

– Честно говоря, не знаю, – ответил тот.

Горди Фарбер выпучил от удивления глаза.

– То есть как это вы не знаете? – проревел он. – Что это за ответ – "не знаю"? Вы договорились со мной о встрече, потом у вас прозвонил входной звонок, вы пошли открывать, затем вернулись, не слишком цивилизованным образом со мной распрощались и швырнули трубку. А теперь вы говорите "не знаю". Выкладывайте все как было: кто там стоял у дверей вашего дома?

Гленн беспомощно покачал головой.

– Я же говорю вам – не знаю. Я помню, как мы разговаривали, помню, что в дверь позвонили. Но что происходило после этого – для меня совершеннейшая загадка. Я проснулся на диване у себя в гостиной двадцать минут назад. Боюсь, однако, что я не все прошедшее время находился дома. Вообще это какое-то сумасшествие. Я, к примеру, помню, что еще задолго до пробуждения пришел в себя, но находился я в этот момент не дома, а Бог знает где. Я стоял по пояс в горной речушке и ловил рыбу. – Тут Гленн покраснел и отвел глаза. – При этом, знаете ли, я был абсолютно голым.

Постепенно Гленн рассказал врачу все, что он помнил. Когда он наконец завершил свое повествование, то поднял глаза на врача и со страхом на него посмотрел.

– Самое мерзкое заключается в том, что я перестаю понимать, где явь, а где сон. Господи, Горди, скажите скорей, что со мной происходит? И прошу вас, не пытайтесь меня убедить, будто такое происходит с каждым, кто перенес сердечный приступ.

Кардиолог встал, обошел вокруг стола и снова уселся в кресло.

– Скажите, вы помните, как ехали в горы? Или как спускались вниз?

Гленн покачал головой.

– У меня нет фургона. Но самое смешное, что этот рыдван, воспоминания о котором засели у меня в голове, преспокойно стоит себе в нескольких шагах от моего дома. Я отчетливо помню две вещи: первое – я потрошу женщину, второе – я пытаюсь найти ее тело в фургоне.

– Совершенно очевидно, что ни первого, ни второго вы не совершали, – объявил доктор Фарбер.

– А если совершал? – возразил Гленн.

Фарбер нахмурился и нажал кнопку интеркома.

– Принесите мне, пожалуйста, утренний номер "Геральд", – попросил он сестру. – Первую страницу.

Через минуту дверь открылась и появилась девушка с газетой в руках. Фарбер кивком указал на Гленна, и она передала газету ему.

– Это все? – спросила сестра.

– Да, спасибо, – ответил доктор Фарбер. Когда сестра закрыла за собой дверь, он повернулся к Гленну. – Взгляните-ка на первую страницу.

Гленн развернул газету и увидел в нижней части первой страницы очерк Энн, посвященный убийству Рори Крэйвена.

– Вы это читали сегодня утром? – спросил кардиолог.

Гленн кивнул.

– В таком случае мы сможем установить источник ваших кошмаров, – заметил Фарбер, и на его губах появилась хитрая ухмылка. – Обратите внимание, Гленн, в этой статье содержится не только информация о парне, которого нашли в доме через дорогу, но и о тех двух женщинах. О вашей жене можно без лести сказать одно: когда она берется что-нибудь описывать, это получается у нее чрезвычайно наглядно. Таким образом, если вы прочитали эту статью утром, а потом вам привиделось, будто днем вы потрошите грудную клетку женщины, не надо быть великим ученым, чтобы обнаружить связь между этими двумя событиями.

Гленн запротестовал:

– Но эта статья никак не объясняет провалы в сознании. И потом, с какой это стати мне пришло в голову ловить рыбу в голом виде?

Горди Фарбер ухмыльнулся.

– Вы видели сон, Гленн. Всего-навсего сон. Вы об этом не забыли? Черт, если бы такие сны снились мне, я, возможно, тоже не устоял бы перед искушением.

Когда попытка врача развеселить Гленна вызвала у последнего лишь мрачный ответный взгляд, Фарбер тоже перестал улыбаться.

– Хорошо. Готов признать, что в ваших снах просматриваются симптомы нездоровья. Но нездоровье такого рода не по моей части. Вам нужен психиатр. Хотите, я позвоню кому-нибудь?

Гленн заколебался, но видение обнаженного женского торса и его самого, орудующего над человеческим телом сначала модельным ножом, а потом электропилой было еще слишком свежо в памяти.

– У вас есть на примете кто-нибудь стоящим? – спросил он.

Когда кардиолог утвердительно кивнул, Гленн решился:

– Договоритесь с ним о консультации, ладно?

* * *

Джейк Джекобсон был на десять лет моложе Гленна, на пять дюймов ниже его ростом и весил как минимум на сорок фунтов больше. К тому времени, когда Гленн приехал в офис Джекобсона, тот уже успел получить историю его болезни через центральный компьютер и теперь критически разглядывал нового пациента, который шел к нему от дверей кабинета.

– Что ж, по крайней мере, выглядите вы не как сумасшедший, – начал он, пытаясь настроить Гленна на веселый лад.

– И от осознания этого, стало быть, я должен почувствовать себя лучше? – спросил Гленн.

– Ну, если вы не верите, что мое вмешательство поможет вам, тогда зачем вы вообще сюда пришли? – возразил психиатр.

В течение следующих тридцати минут Гленн рассказывал о состоянии своей психики с того самого дня, когда он перенес сердечный приступ. Особенное внимание Джейк уделял странным, чуть ли не сюрреалистическим видениям, посещавшим пациента в последнее время. Психиатр слушал и делал записи, но не перебивал Гленна, и тот получил возможность поведать о своих переживаниях с начала и до самого конца.

– Человеческая психика – чрезвычайно тонкая штука, – заметил Джекобсон, когда Гленн замолчат. – Мы, к примеру, знаем, что самое простое наблюдение может внедрить в наше сознание ложные воспоминания, которые, впрочем, ничуть не менее реальны, чем окружающий нас мир. Такого рода примеры встречаются сплошь и рядом в случаях так называемого "сексуального оскорбления детей". Я не стану спрашивать вас, верите ли вы в то, что ваши воспоминания о событиях сегодняшнего дня основаны на реальности. Я лучше спрошу вас, какую ценность может иметь такая вера?

Он откинулся на спинку стула и сложил руки на своем весьма объемистом животе.

– Давайте ради спортивного интереса предположим, что события на реке имели под собой реальную основу. Что мы в таком случае имеем? А ничего. Вы сами, по вашим же словам, не смогли найти ни малейшего подтверждения тому, что вы, по вашему мнению, совершили. – Джейк улыбнулся. – И пила, и нож не имели режущих частей, правда?

– Я мог их выбросить, – упрямо произнес Гленн. – Ведь я их даже не искал.

– Зато вы искали тело и тоже не нашли. Равно как не обнаружили пятен крови, следов борьбы и тому подобного, что могло бы служить доказательством того, что вы и в самом деле кого-то убили. Все это был сон, Гленн. Насчет фургона: совершенно очевидно, что вы уже рассматривали его утром. И, вполне возможно, даже заглядывали в окна этого передвижного дома. Таким образом, у вас в голове имелась вполне реальная основа для сновидений.

Психиатр стал загибать пальцы один за другим.

– Вашу соседку по дому убили примерно таким же способом, который привиделся вам. Кроме того, имеется фургон, чрезвычайно похожий на тот, который вы себе нафантазировали, и стоит он чуть ли не напротив вашего дома. Далее, ваша жена в течение нескольких лет писала о Ричарде Крэйвене, а этот самый Ричард, насколько я помню, любил порыбачить и ездил на рыбалку именно в фургоне. Уверен, что данный факт так или иначе тоже отпечатался у вас в сознании. Единственное, что вам оставалось сделать, это объединить в ваших фантазиях все перечисленные мною факты, создать, так сказать, псевдовоспоминание о событии, свидетельств реальности которого вы, по вашему же утверждению, до сих пор не обнаружили.

– Да, но как быть с затмениями? С провалами в памяти? – продолжал настаивать Гленн.

Джекобсон развел руками.

– Я скажу вам то, что мне сразу же пришло на ум: очень может быть, что вы перенесли микроинсульт.

– Инсульт? – словно эхо повторил за ним Гленн. – Но если бы у меня был инсульт...

– Люди переносят инсульты каждый день, – перебил его психиатр. – Большей частью они проходят незамеченными. Инсульт ведь необязательно должен быть тяжелым. Даже самое ничтожное кровотечение в мозгу подпадает под эту категорию явлений. Так что вполне возможно, что инсульт у вас все-таки был.

Психиатр поднял трубку:

– Элли, будьте любезны подготовить все для снятия энцефалограммы. Мы появимся у вас через пару минут.

Повесив трубку, Джейк снова сосредоточил свое внимание на пациенте.

– Энцефалограмма даст нам возможность выяснить, насколько велик ущерб от инсульта и насколько большую угрозу вашему здоровью он представляет. Потом можно провести исследование мозга на томографе – просто для того, чтобы подтвердить полученный результат.

Психиатр защелкал клавишами компьютера, взглянул на расписание; появившееся на экране, и объявил:

– Понедельник. Вас устроит?

Гленн кивнул и почувствовал, как охвативший его ужас начал отступать. Он получил более или менее реалистическое объяснение случившегося с ним. Психиатр провел Гленна в кабинет, где была установлена аппаратура, и пока сестра мерила пациенту давление, врач принялся рассказывать Гленну о предстоящей процедуре.

– Все чрезвычайно просто, – сказал Джекобсон. – Я присоединю к вашей голове несколько электродов, и мы измерим электропотенциал вашего мозга.

Заметив, что на лице Гленна появилось выражение ужаса, он ободряюще ему улыбнулся:

– Поверьте, вы ничего не почувствуете.

Сестра сняла манжетку тонометра с руки Гленна и начала присоединять электроды к голове пациента. Гленн чувствовал холодное прикосновение контактов к коже.

– Готово? – спросил через минуту психиатр.

– Готово, – ответила сестра.

Доктор повернул выключатель на приборной доске, и Гленн ощутил мгновенный приступ панического страха, хотя боли он не чувствовал.

Неожиданно у него внутри родился крик, крик ужаса и боли. В этом вопле прозвучал концентрированный ужас, ужас такой удивительной силы, что на мгновение Гленн решил, что сходит с ума.

Да, но откуда взялся этот вопль? Глаза Гленна заметались: он то смотрел на врача, то переводил взгляд на сестру. Было ясно: они не слышали разрывавшего его мозг вопля, поэтому Гленн сделал вывод, что чудовищный звук доносится из глубин его сознания. Интенсивность этого звука менялась в соответствии с изменением частоты тока. Стоило Джекобсону выключить установку, как тут же прекратился и крик, не оставив в памяти Гленна ни малейшего следа.

– Вот и все, – сказал психиатр. – Ведь вы ничегошеньки не почувствовали, правда?

Гленн кивнул и уставился на длинную бумажную ленту, выползавшую из чрева аппарата.

– Это что, она самая и есть?

– Да, она самая. Энцефалограмма, – кивнул психиатр, отрывая кусок ленты. – Давайте-ка на нее взглянем.

Некоторое время Джекобсон изучал бумажную ленту, а затем протянул ее Гленну. Тот увидел три линии, которые поднимались и опускались в трех различных ритмах.

– Ну, – задумчиво протянул Гленн, – и что это должно означать?

Джейк Джекобсон снова ободряюще улыбнулся:

– Это должно означать, что на данный момент ваш мозг функционирует вполне нормально. Никаких выраженных аномалий нет, поэтому пока мы не получили данные томографа, можно смело утверждать, что все ваши беды проистекают от стрессов. Впрочем, стрессы вовсе не связаны с сердечным приступом, который вы недавно перенесли. Скорее всего они являются следствием тех изменений, которые произошли в вашем организме после приступа. Дело в том, что после этого события вся ваша жизнь изменилась. Таким образом, психическая травма все-таки имела место, но она отнюдь не фатальна.

Врач начал что-то писать в блокноте для рецептов, потом вырвал листок и протянул его Гленну.

– Можете приобрести этот препарат, когда пойдете домой. Это транквилизатор, который вы можете использовать, когда настанет нужда.

Затем врач отвел Гленна к себе в офис.

– Самое главное, смотрите на все это проще, – посоветовал психиатр. – Чувствуете потребность съездить на рыбалку – езжайте! А в понедельник мы взглянем на показания томографа и, надеюсь, получим ответы на все вопросы. Договорились?

Гленн испытал невообразимое облегчение.

– Здорово, – сказал он и даже изобразил некоторое подобие улыбки. – А я-то боялся, что вы снова засунете меня в госпиталь.

– Это вряд ли, – ответил Джекобсон. – Что бы вы там себе ни думали, я, например, уверен, что вы не представляете опасности ни для себя лично, ни для других людей. Отправляйтесь домой, отдыхайте. Желаю вам хорошего уик-энда. До понедельника.

Гленн Джефферс вышел от психиатра с твердым желанием зайти в аптеку и приобрести рекомендованный ему препарат.

Вместо этого он сразу же двинулся домой, мгновенно позабыв о существовании рецепта.

Точно так же он забыл и о страшном вопле, раздавшемся в его мозгу, когда к его голове присоединили злополучные электроды.

Глава 56

Энн вернулась в пустой дом и некоторое время разыскивала записку Гленна, в которой он должен был сообщить ей, где находится. Она не нашла ничего – ни привычной записки на холодильнике, ни магнитофонной записи. Исходя из этого она пришла к выводу, что Гленн ушел ненадолго. Окончательно ее утвердил в этом мнении "сааб" Гленна, стоявший на своем парковочном месте у дома. Проклятый фургон куда-то делся и не мешал ни ей, ни Гленну ставить машины на привычном месте. Хлопнула входная дверь, и Кевин, пройдя через столовую, вошел на кухню. Он был один.

– Разве Хэдер не с тобой? – спросила Энн.

Кевин отрицательно мотнул головой.

– Она с Рэттой. Шляется по Бродвею.

Энн почувствовала укол страха – точно такой же, как тот, что заставил ее звонить дочери в школу. А ведь она просила Хэдер не оставлять Кевина в одиночестве. Может быть, Хэдер предположила, что новый семейный закон вступает в силу только с завтрашнего дня?

– Почему ты не пошел вместе с ней? – спросила Энн, стараясь, чтобы сын не понял по ее голосу, насколько она расстроена. Тем временем Кевин залез с головой в холодильник и на вопрос матери ответил небрежным пожатием плеч.

– Я пошел, только потом мне стало скучно и я захотел домой.

Затем с куда большим апломбом, чем Энн от него ожидала, Кевин сказал:

– Этот парень – ну, тот, что убил миссис Коттрел, – он умер, не правда ли? А раз так, то почему ты поднимаешь шум, когда я хожу сам по себе?

С минуту Энн молчала, не зная, что сказать. Но потом она решила, что бунту Кевина удивляться не стоит. В конце концов ее дети в течение многих лет общались с ребятами, которые имели привычку приносить в школу ножи и пистолеты. Она знала лучше большинства родителей, какой опасности подвергаются ежедневно дети на улицах большого города.

– Я думаю, Кевин, – начала она, – нам следует серьезно поговорить.

Кевин глумливо закатил глаза к потолку, но тем не менее оставил свое намерение предаться радостям жизни и уселся на краешек одного из кухонных стульев.

– То, что убийца миссис Коттрел погиб, не означает, что ты можешь болтаться по улицам в одиночестве. Пусть хотя бы поймают человека, который убил его...

– Э, мама, прекрати... – простонал Кевин. – Ты что, собираешься посадить меня под замок? А как же случай с девчонкой, которую застрелил Гарфилд? Когда это случилось, ты не требовала от меня, чтобы я всюду ходил под ручку с Хэдер!

Энн содрогнулась, вспомнив о девочке, которую убили на тротуаре напротив особняка Гарфилда. Она участвовала в расследовании этого дела. В основе тогдашнего конфликта лежала глупая выходка подростка, окончившаяся, увы, трагически. Несколько лет назад подобное происшествие завершилось бы скандалом, но теперь...

Теперь детей стали убивать.

Теперь нельзя было гарантировать безопасность ее сыну, даже если он находился в школе. Почему же она решила, что прогулки с Хэдер смогут уберечь сына от зла на улицах? Весь ужас заключатся в том, что если кто-то и в самом деле решится совершить убийство – неважно кого: совершенно незнакомого ей человека, одного из ее детей или даже ее самой, – она ровным счетом ничего не сможет поделать, чтобы остановить его. В одном Кевин прав: она, конечно же, не имеет права держать его под замком в ожидании поимки убийцы Рори Крэйвена. Если выяснится, что этот человек, кто бы он ни был, и в самом деле совершил преступления, приписываемые Ричарду Крэйвену, то, следовательно, убийца прекрасно знает, как уходить от преследования и когда и где нанести очередной удар. Какие, спрашивается, имеются гарантии, что этот кто-то остановился на убийстве Рори? Энн подумала о тех пяти интервью, которые она успела прочитать до конца рабочего дня. Всего лишь пять из ста двадцати семи! А ведь она даже не знает, что, собственно, ищет!

Ее мысли прервал звук открывшейся и потом снова закрывшейся входной двери. Через секунду в проеме кухонной двери появился Гленн. Стоило Энн его увидеть, как она почувствовала, что в ней начинает закипать гнев. Гнев и негодование. Ведь он знал, в каком страхе она жила в последнее время, как была напугана смертью Кумкват... Знал, но не позаботился оставить клочок бумаги с несколькими словами: где он, Гленн, находится и когда вернется. Неожиданно для себя Энн взглянула на мужа совсем другими глазами – теперь она искала в его лице ответ на вопрос: что с ним произошло и что заставило его так сильно измениться?

И еще ей хотелось выяснить, не он ли все-таки убил Кумкват?

Это желание с некоторых пор не давало ей покоя, хотя она всячески запрещала себе такого рода крамольные мысли. Более того, она сердилась и на Марка Блэйкмура за то, что последний позволил себе заронить в ее душе подозрение. Что же касается Гленна, то сегодня он выглядел прекрасно. Он улыбался. На его губах снова появилась улыбка, которая так часто озаряла его лицо до приступа. Когда он наклонился к Энн, чтобы поцеловать ее в щеку, она почувствовала, что злость на мужа начинает проходить.

– Привет, парень, – обратился Гленн к Кевину и погладил его по голове. – Почему это у вас такие вытянутые лица? Вы поругались?

– Мама считает, что мне необходимо возвращаться из школы под конвоем Хэдер, – проворчал Кевин.

– Я не говорила этого, – начала было Энн, но потом поняла, что именно это она и сказала – или, во всяком случае, намеревалась сказать. – Ладно, может быть, я и брякнула что-нибудь в таком роде, но ты все равно должен обещать мне, что будешь осторожен, хорошо? Никогда не подходи к незнакомым людям, а если увидишь, что кто-то пристально на тебя смотрит, скорей уноси ноги. Обещаешь?

Кевин снова закатил глаза.

– Нет, скажи – обещаешь? – продолжала настаивать Энн.

– Делай, как говорит мать, и я возьму тебя на рыбалку в субботу.

– Правда? – лицо Кевина засветилось от радости.

– Правда. Я тебе обещаю, если ты тоже пообещаешь.

– Я обещаю, – радостно пропел Кевин. – Куда мы поедем? – требовательно спросил он. – Может быть, на всю ночь? А можно я возьму с собой Джастина?

– Нет, Джастин на этот раз не поедет, – рассмеялся Гленн. – Поедем только мы с тобой. Признаться, я не знаю, куда мы отправимся. Возможно, мы остановимся где-нибудь на ночь, а возможно, и нет. Все будет зависеть от того, что скажет твоя мать.

Кевин тут же рванулся из кухни, чтобы срочно позвонить Джастину Рейнольдсу и сообщить ему, как он собирается пронести выходные. Тем временем Энн снова ощутила раздражение. Что происходит в этом доме? Когда это, спрашивается, Гленн надумал отправиться на рыбалку? И почему он ни слова не сказал ей о своей затее? Раньше, помнится, они всегда вместе принимали решения, касавшиеся детей. Еще до рождения Хэдер они договорились: проблемы, связанные с детьми, решать только сообща.

– Мое мнение, стало быть, уже никого не интересует? – задиристо спросила Энн, оставив всякие попытки скрыть свои истинные чувства. – Коль скоро ты дома, объясни заодно, почему ты не оставил мне записку? И это после того, что случилось...