Правдивое комическое жизнеописание Франсиона

— Должен поведать вам о своих безумствах: я несколько раз навещал здешних куртизанок и обманывал их шутки ради, заведя себе это обыкновение еще во Франции. Но нашлась одна, по имени Фьяметта, которая вздумала мне отомстить. Я обещал ей быть у нее в прошлую ночь и ушел отсюда вчера под вечер; хотя дело Франсиона не выходило у меня из головы, однако я не хотел упускать это удовольствие. Итак, я проскользнул в ее дом и переговорил со служанкой, которая провела меня в гардеробную, где предложила подождать, пока не уйдет какой-то родственник ее госпожи, ибо Фьяметта не хотела, чтоб этот человек знал об ее шашнях. Наконец служанка объявила, что он ушел и что мне остается только раздеться и провести— ночь с Фьяметтой. Я не согласился снять с себя платье и пожелал сперва с нею поздороваться, но наперсница принялась раздевать меня как бы в шутку и сказала, что будет очень забавно, если я в таком виде неожиданно предстану перед хозяйкой. Сняв с меня одежду, она открыла двери и предложила мне выйти без свечи, что я поспешно исполнил, рассчитывая попасть прямо в спальню; но она быстро захлопнула за мной двери, и тут мне стало ясно, что меня обманули. С первого же шага я чуть было не сломал себе шею, ибо вместо ровного пола там оказались ступени. При падении я изодрал себе все ляжки, и мне оставалось только кричать и стучать кулаками в двери; но служанка заявила, что если я не замолчу, то она пришлет мне кой-кого, кто обойдется со мной другим манером. Я попытался улестить ее просьбами и обещаниями, но ничего не помогло. Она продолжала мне грозить, а потому я принужден был умолкнуть. Хотя погода стоит довольно теплая, однако ночь была холодная и для меня крайне неприятная; могу вас заверить, что никогда не проводил худшей. Я уселся на ступеньке и ежился, как мог, чтоб хоть несколько согреться. Когда ободняло, я долго взывал, но никто мне не ответил: вероятно, служанка нарочно ушла, чтоб со мной не разговаривать, Наконец сверху сошел рослый детина с тесаком в одной руке и воловьей жилой в другой и, стеганув меня ею по плечу, приказал мне убраться отсюда. Я вынужден был спуститься с лестницы, тщетно пытаясь уговорить его и потеряв всякую надежду получить назад свои пожитки. Внизу оказалась маленькая дверца, выходившая в переулок; он вытолкал меня наружу и запер за мной. Я присел на камень, размышляя о том, что мне предпринять. Там проходило мало народу, ибо эта уличка кончается тупиком, да и были это исключительно люди простого звания. Я пожаловался им на то, что у меня отняли платье. Одни смеялись, говоря, что так мне и надо, коль скоро я повадился ходить к женщинам. Другие жалели меня, но, по их словам, были бессильны мне помочь. С некоторыми я вовсе не заговаривал и полагаю, что они принимали меня за нищего, ибо рубашка моя загрязнилась от лежания на ступенях, далеко не отличавшихся чистотой. Наконец я рассудил, что могу просидеть так бесконечно, если не уйду оттуда; но идти в таком виде среди бела дня было делом не совсем обычным. Я надумал сказать одному прохожему, чтоб он зашел сюда и предупредил моих друзей о постигшем меня несчастье; но, видимо, он не нашел дома, и, заставив меня долго дожидаться, вовсе не вернулся. Тут, наконец, мне пришла на ум забавная мысль разыграть сумасшедшего, что было целесообразнее, нежели торчать там бог весть сколько времени. Я храбро вышел и оттуда двинулся по улицам, распевая нелепейшие песни. Дети, как вы видели, потешались надо мной и, не встреть я вас, вероятно, причинили бы мне немало вреда. Если же я дал пощечину господину Гортензиусу, то лишь для того, чтоб укрепить веру в мое безумие; от всего сердца прошу у него прощения.

Гортензиус простил ему, но посоветовал больше не соваться в такие злачные места. Ремон же сказал, что после такого наказания дю Бюисон, наверное, раз навсегда проникнется к ним отвращением.

— Но и вы, Ремон, получили свою долю, — заметил Франсион. — Вам было здорово совестно, когда разоблачили ваши шуры-муры перед Лючио.

— Если бы вы видели жену сбира, — отвечал Ремон, — то сказали бы, что она того стоит; несмотря на свое подлое звание, это — милейшая особа.

— Как бы то ни было, — возразил Франсион, — но я с удовольствием прослушал рассказ об этом приключении, ибо теперь вы не можете попрекать меня тем, что я утаил от вас свою любовь к Эмилии. Я же говорил вам, что есть такие вещи, которые мы обычно храним в тайне. Но вернемся к происшествию с дю Бюисоном. Не следует ли послать за его одеждой? Много ли денег было у вас в кармане?

— Нет, немного, — отвечал дю Бюисон, — я готов оставить их Фьяметте, лишь бы получить от нее свое платье. Я счел бы для себя позором, если б она его мне не вернула.

Франсион согласился с ним, а потому отрядили хозяина и нескольких лакеев, которые угрозами вытребовали у Фьяметты все вещи. Тем временем сволочь продолжала дежурить подле дома, поджидая выхода дю Бюисона; но, наконец, удалось спровадить этих людей, сказав им, что то был бедный молодой человек, заболевший горячкой, и что его уложили в постель.

По наступлении обеденного часа наши французские дворяне уселись за стол вместе с дю Бюисоном, который успел достаточно отдохнуть. Они не переставали издеваться друг над другом по поводу своих приключений. Только один Одбер оставался неуязвим, ибо хотя и был человеком весьма занимательным, однако же отличался уравновешенным и рассудительным нравом, предпочитая общаться с местными любомудрами, нежели заводить знакомство с самыми прелестными куртизанками. Франсион, обсудив приключения своих приятелей, откровенно признал, что на его долю выпала худшая участь, и сомневался только, кто из двух его объединившихся врагов, Валерий или Эргаст, причинил ему больше вреда. Одни называли Валерия, заставившего заподозрить Франсиона в подделке денег, позорном преступлении, караемом смертной казнью; но сам он больше винил Эргаста, который поступил с ним гораздо хуже, лишив его благоволения Наис; зло, конечно, заключалось не столько в том, что он свел его с Эмилией, доставившей ему удовольствие своими беседами, сколько в том, что он подговорил ее пожаловаться Наис. Спустя несколько времени после обеда приехал Дорини и сказал Франсиону, что Лючио хлопотал за него с успехом и несколько обелил его в глазах Наис, которая разрешает ему навестить ее сегодня днем. Тогда Франсион поспешил приготовиться к предстоящему визиту и принарядился в лучшее платье, ибо в тюрьме ему было не до этого. Ему сопутствовали все наши французские дворяне, и когда Наис увидала его, то приняла весьма строгий и внушительный вид; но он ничего уже больше не боялся и сказал ей так:

— Перед вами невинный человек, которого облыжно обвинили и который принес вам доказательства своей безупречности.

— Не будьте столь самонадеянны, — отвечала она, — чтоб отрицать за собой всякую вину, ибо вы лишили бы меня удовольствия вас простить.

— Поскольку мне обеспечено ваше прощение, то готов признать себя виновным, — возразил Франсион.

— Но вы и виновны до некоторой степени, — промолвила Наис, — ибо, без всякого сомнения, любили Эмилию.

— Любил, — отвечал Франсион, — но как любят прекрасный плод, который висит на дереве и до которого не хочется дотронуться; вернее, я любил ее так, как любят цветы, но не более; едва ли вам угодно, чтоб я ослеп и не мог любоваться творениями природы? я нахожу все их прекрасными^ но мое любование ими сейчас же обращается на вас, ибо я нахожу красоту, лишь в том, что так или иначе сходствует с вами. Все же если вы считаете такой образ жизни преступным, то я готов переменить свой нрав, лишь бы остаться в границах повиновения.

— Можете говорить, что вам угодно, — возразила Наис, — но вам не удастся так легко оправдаться, как в деле о фальшивых монетах.

Тут Дорини, отведя ее в сторону, посоветовал ей оставить строгость и принять во внимание, что Франсион был не так виновен, как ей казалось, и что если он навещал Эмилию, то происходило это тогда, когда Наис еще не выказывала ему благосклонности и он старался рассеять свою грусть в других местах. К тому же, как ей уже было известно, ничто не связывало Франсиона с этой дамой, а, напротив, Эргаст собирался на ней жениться. С другой стороны, она рассуждала, что если порвет с Франсионом после того, как дело зашло так далеко, то станет всеобщим посмешищем, и что он, обладая множеством друзей и большими связями, мог с отчаяния и гнева решиться на какой-нибудь досадный поступок. А потому она разрешила ему переговорить с ней наедине и повторить заверения в своей покорности; таким образом состоялось как бы новое соглашение. Тогда Дорини заявил, что не следует долее откладывать свадьбу, дабы завистливые враги не учинили какой-нибудь новой помехи. Тотчас же послали за священником, после чего их обручили и назначили венчание на следующий день.

Вернувшись домой вместе со своими друзьями, Франсион сказал им, что постарается вести себя благоразумнее, нежели прежде, и что, женившись на Наис, обретет спокойную гавань и перестанет блуждать по морю всевозможных увлечений, нарушая свой покой и подвергая себя непрестанной опасности кораблекрушения. Неприятности, испытанные им из-за Эмилии, живо рисовались его глазам, и он решил впредь любить одну только Наис. Он стал уговаривать остальные бросить сколь можно скорее беспутный образ жизни и не служить долее дурным примером для других.

Весь вечер прошел в подобных рассуждениях, а на следующий день наши французские дворяне принарядились, дабы присутствовать при бракосочетании Франсиона и Наис. Все с удовольствием узнали, что Эргаст в тот же день женится на Эмилии. Хотя этот последний и считал свою невесту прекрасной и исполненной всяких совершенств, однако же вступил в брак с нею не без некоторого отвращения, вспоминая об ее знакомстве с Франсионом. Он терзался мыслью о том, что его соперник, может статься, насладился ею и что сам он тому способствовал. Эти угрызения были достаточной карой; но все же он был наказан мягче Валерия, коего в тот же день отправили в ссылку, уличив в подделке денег. Корсего и доносчик, пособлявшие ему в этом воровском деле, были приговорены к галерам. Что же касается Бергамина и Сальвиати, пытавшихся обмануть Франсиона другим способом, то они не совершили такого большого зла, а потому их не наказали, а предоставили их собственному окаянству. Те, кто подвергся суровой каре, совершили еще и другие преступления помимо своих последних плутней. В тот же день повесили также одного вора, который оправдывался тем, что не обкрадывал никого, а, напротив, несколько времени тому назад положил деньги в кармашек некоего француза; его допросили обстоятельнее, и он оказался тем самым, которого Корсего подговорил подсунуть Франсиону воровские деньги; таким образом невиновность нашего кавалера оказалась бесспорно доказанной, к удовольствию тех, кто его знал, а особливо всех присутствовавших на свадьбе, среди коих слух об этом вскоре распространился. Общество было, однако, невелико: пригласили только самых интимных друзей Франсиона и ближайших родственников Наис, ибо не в обычае созывать много народу на свадьбу вдовицы и праздновать оную с чрезмерной пышностью; а потому и на сей раз наибольшая радость пришлась на долю новобрачных, и достаточно того, что они были довольны и наслаждались блаженством, предоставленным им по праву. А дабы никто не возымел мысли в нем участвовать, мы не станем его описывать. Скажем только, что оно было бесподобно и с течением времени нисколько не уменьшилось. Франсион, будучи вынужден бросить свою холостую жизнь, стал человеком степенного и серьезного нрава, и никто не узнал бы в нем прежнего удальца. Но хотя он и сознает, что не следует делать зло, дабы из этого вышло добро, однако же передают, будто он не слишком раскаивается во многих мелких проказах, совершенных им в дни юности с целью покарать людские пороки. Что касается Ремона и дю Бюисона, то, несмотря ни на какие уговоры своего женатого друга, они продолжали предаваться мирским наслаждениям весь остаток времени, которое положили пробыть в Риме. Первым вернулся во Францию Одбер, присоединившись к свите возвращавшегося туда посла, ибо достаточно насмотрелся на диковины Италии и не хотел долее там оставаться. Он не взял с собой Гортензиуса; Наис пристроила его к одному своему родственнику кардиналу, у коего он жил в свое удовольствие, не теряя надежды на королевскую корону, ибо под влиянием удачи дух его невесть как окрылился; таким образом он изо дня в день поджидал послов от польского народа, а потому речи его переставали забавлять окружающих. Когда Франсион увидал, что Ремон и дю Бюисон готовятся его покинуть, он не нашел иного средства пособить этой беде, как отправиться вместе с ними и постранствовать по отечеству, дабы навестить родных вместе со своей супругой. Дорини также принял в этом участие, и путешествие их оказалось наиблагополучнейшим и наиприятнейшим. Франсион был весьма рад пожить несколько времени со всеми прежними знакомцами, и при этом случае он и поведал некоторым бесподобные свои похождения.

КОНЕЦ

Примечания

[1] Никола Мулине сьёр Дю Парк (? — до 1625), писатель, адвокат руанского парламента. В издании 1633 года Сорель приписал ему авторство своего романа, который до этого выходил анонимно.

[2] «Любовные приключения Флорисы и Клеонта» (1613), так же как и «Усладительные разновидности любви» (1613), включающие историюФинимены и Хризавра, — романы Дю Парка.

[3] Дю Суэ — французский дворянин, выходец из Шампани, о жизни которого почти ничего не известно. Он был поэтом, переводчиком «Илиады» Гомера, автором прециозных романов, в том числе «Любовных приключений Полифила и Мелонимфы» (1599), а также упоминаемого сборника рассказов под названием «Комические истории» (1612).

[4] 5 августа 1622 г. Сорель передал издателю Пьеру Билену патент на публикацию своего романа, первое издание которого вышло в 1623 году.

[5] Окончательная редакция романа Сореля, состоящая из 12 книг, вышла в 1633 году.

[6] См. фрагмент 11 й книги

[7] Игра в мяч, напоминающая современный теннис. Большой жёдепом проводился, как правило, на открытом воздухе.

[8] Слово, производное от Гиппократа (ок. 460 — ок. 370 до н. э.), древнегреческого врача, — тонизирующий напиток, состоящий из вина, сахара, корицы и др. пряностей.

[9] Бургундский дворец, или «Бургундский отель», — старинная резиденция герцогов бургундских в царствование короля Карла VI (1368 — 1422). В 1548 г. сохранившиеся помещения перешли во владение к членам «Братства страстей господних», разыгрывавшим средневековые мистерии, фарсы, моралите и т. п. С 1599 г. — постоянно действующий театр труппы В. Леконта. По-видимому, цирюльник имеет в виду те фарсы и комедии, ставившиеся на сцене «Бургундского отеля», в которых пародировались псевдонаучные методы лечения, практиковавшиеся лекарями-шарлатанами. (Ср. позднее «Летающий доктор», «Лекарь поневоле», «Мнимый больной» и др. комедии Мольера.)

[10]Гален (ок. 130 — ок. 200) — древнеримский врач, труды которого, обобщившие достижения античной медицины, повлияли на становление эмпирической науки Возрождения.

[11] Мост, по одну сторону которого располагались пятьдесят четыре лавки менял, а по другую — пятьдесят лавок золотых и серебряных дел мастеров.

[12] Собор Пречистой Девы Монферратской находился рядом с полуразрушенным замком Монферрато, принадлежащим именитому ломбардскому дому. Собор Пресвятой Девы Лореттской — традиционное место паломничества в итальянском городе Лоретто; неподалеку от Собора, в квартале Бреда, селились женщины легкого поведения.

[13] Здесь: церковный или литургический календарь.

[14] Намек на возрастное несоответствие Валентина и Лореты, поскольку Сатурн (Хронос) — олицетворение разрушительного времени — один из древнейших римских богов, в честь которого еще в 497 г. до н. э. был воздвигнут храм на Форуме, тогда как культ богини Венеры, прародительницы потомков Энея, — более позднего происхождения.

[15] Здесь имеется в виду Большой Шатле, старинный замок на правом берегу Сены, в котором размещался суд. В Малом Шатле, на левом берегу Сены, располагалась тюрьма.

[16] Так именовали лакеев, выполнявших разного рода тайные поручения, поскольку по цвету ливреи невозможно было определить их хозяина.

[17] Эдикт против роскоши, изданный в 1613 г. и запрещавший ношение золотых и серебряных нашивок.

[18] Парафраза из «Четверостишия, сложенного Вийоном, когда он был приговорен к смерти»:

Я Франсуа — чему не рад! —

Увы, ждет смерть злодея,

И сколько весит этот зад,

Узнает скоро шея.

Перевод И. Эренбурга.

[19] Агата ссылается на неаполитанский поход (1493) французского короля Карла VIII (1470 — 1498), в результате которого французские солдаты будто бы занесли во Францию люэс.

[20] Фразеологизм «aller en Baviere» означает «пройти курс лечения». В то же время «Baviere» — Бавария — того же корня, что и «Bаver» — пускать слюну.

[21] Служанка коверкает слова, произнося «мандура» вместо «мандора» (разновидность лютни), «сискра» вместо «систра» (предшественница гитары), «шпинат» вместо «спинет» (клавесин).

[22] Тюрьма, светская юрисдикция парижского епископа. В 1674 г. была объединена с Шатле; снесена в 1780 г

[23]Артемидор Далбианский (II в. н. э.) — греческий писатель, автор «Толкователя снов».

[24] Здесь: Вулкан (в греч. миф. Гефест) — супруг Венеры (Афродиты), обманывающей его с богом войны Аресом.

[25]Эндимион — в греч. миф. прекрасный юноша, сын Аэтлия и Калики, усыпленный Зевсом по просьбе влюбленной в него богини луны Селены; Селена еженощно навещала Эндимиона в гроте на горе Латмос и родила от него пятьдесят дочерей.

[26] Здесь: анналы, хроники, а также генеалогии королевских и родовитых дворянских семей; таковы, например, «Всеобщая история королей Франции» (1576) Дю Эллана, «Большие Анналы» (1579) Фр. де Бельфоре, «История графов де Пуату» (1647) Ж. Бэли и др.

[27] В XVII в. судебные дела хранились и перевозились в специально предназначенных для этого сумках.

[28] Бартоло да Сассоферрато (Вартолус) (1314 — 1357), итальянский юрист, автор комментария к «Кодификации Юстиниана», и французский правовед Жак Курций (1522 — 1590) — авторитетные толкователи римского права. Их имена стали нарицательными.

[29] Реформу языка, долженствующую прибли-зить написание к произношению, проповедовали писатели прециозного направления, в том числе завсегдатаи салона маркизы Рамбуйе. Так, слово «devoir» писалось прежде «debvoir» от лат. «debere».

[30] В обязанности похоронного глашатая входило оповещение родственников о смерти, а также организация обряда похорон. Должность глашатая считалась одной из самых унизительных в феодальной Европе.

[31] Дофин во Франции, начиная с XIV в. и вплоть до Июльской революции 1830 г., — титул принца — наследника престола. Франсион именует себя дофином, намекая на карнавально-шутовское увенчание своей матери титулом бобовой королевы.

[32] Этимология фразеологизма «payer en monnaie dе singe» — не заплатить, обмануть — восходит ко временам, когда, согласно указу Людовика IX, бродячие фокусники могли расплачиваться со сборщиками подорожных и мостовых податей гримасами и ужимками своих обезьян.

[33] Школа, в которой учился Ш. Сорель. Основанная в 1336 г., она находилась на улице Сент-Этьен де Гре.

[34] Дионисий — Дионисий Младший, тиран сиракузский в 367 — 357 и в 346 — 344 гг. до н. в.; сдавшись после проигранного сражения на милость коринфскому полководцу Тимолену, был вывезен в Коринф, где, вынужденный зарабатывать на жизнь обучением юношества, влачил нищенское существование.

[35] Диоген Лаэртский в своем сочинении «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов» пишет об учениках Пифагора: «Пять лет они проводили в молчании, только внимая речам Пифагора, но не видя его, пока не проходили испытания». Неоплатоник Ямвлих говорит о трех годах испытаний, пяти годах ученичества в молчании и из-за занавеси, и лишь затем о доступе к эзотерическому учению («Жизнь Пифагора», 72 — 73).

[36] Гортензий Гортал Квинт, консул (69), знаменитый римский оратор, соперник Цицерона из-за консульского звания. Исследователи полагают, что в образе Гортензиуса Сорель изобразил своих современников — писателей Жана-Луи Гёза де Бальзака (1597 — 1654) и Франсуа Ла-Мот Ле-Вайе (1588 — 1672).

[37] Традиционная школярская острота. См.: Oudin Curiosites franchises, p. 590.

[38] «Первое дело в жизни — ни в чем излишка» (Теренций, «Девушка с Андроса», ст. 60).

[39] Афоризм этот, принадлежащий Сократу (469 — 399 до н. э.), передан Плутархом в сочинении «Как молодой человек должен читать поэтов». Цитировался многими писателями древности.

[40] В греч. миф. герой, сын Зевса и Плуто. Удостоенный чести разделять с богами их трапезы, Тантал за разглашение тайн олимпийцев был низвергнут в подземное царство, где страдал от жажды и голода. Свисающие вокруг него ветви с плодами взмывали кверху всякий раз, как он протягивал к ним руки.

[41] Лукулл (ок. 117 — ок. 56 до н. э.) — римский полководец, славившийся богатством и роскошными пирами; Апиций — гурман, живший в эпоху императоров Августа (63 до н. э. — 14 н. э.) и Тиберия (42 до н. а. — 37 н. в.). Выражение «искусство Апиция» означает вершину кулинарного мастерства.

[42] Ирои-комическая поэма итальянского поэта Возрождения Луиджи Пульчи (1432 — 1484) «Большой Моргайте» (1482), пародирующая сюжеты и мотивы героического эпоса и рыцарского романа. Энтузиазм, с которым Франсион воспринял эту поэму, отражает эстетические симпатии Сореля.

[43] Имеются в виду письма Цицерона «Ad familiares» (начиная с 63 г. до н. в.); Теренций Публий (ок. 195 — 159 до н. э.) — римский комедиограф.

[44]Эгильетка (фр. aiguillette) — шнур или плетеный жгут с металлическими наконечниками, служивший для прикрепления штанов к камзолу.

[45]Мом. — В греч. миф. божество злословия. У Лукиана («Гермотимос», ХХ, 20) Мом говорит, что не мешало бы проделать окно в человеческом сердце, чтобы беспрепятственно читать его скрытые помыслы.

[46] В греч. миф. Ахат — друг Энея, Пирифой — друг Тесея, Пилад — друг Ореста — нарицательные имена верных и преданных друзей.

[47]Ланди — гонорар из шести или семи золотых экю, которые вместе с лимоном в хрустальном бокале школяры вручали учителям ко дню ярмарки Ланди (11 июля).

[48]«glisco nihil dabii» — «Глиско ничего не даст» — школярская острота, обыгрывающая правило из латинской грамматики фламандца Иоанна Деспаутера (1460 — 1520), согласно которому глаголы, не имеющие прошедшего времени (в том числе и glisco, gliscere — увеличиваться, усиливаться, воспламеняться), не образуют отглагольного наречия.

[49]«Hic dator» — «этот податель» — также распространенная школярская острота, относящаяся к парадигме существительных с окончанием на «or» и сочетающая латинское «hie dat» (он дает) с французским словом «or» (золото): «он дает золото».

[50]…яблоко Гесперидского сада. — В греч. миф. яблоки вечной молодости, охраняемые нимфами Гесперидами в саду, на краю мира у реки Океан.

[51] Звательный падеж от «dominus» — господин.

[52] 1 октября.

[53] Школяры обучались с восьмого (низшего) по второй класс, после которого шли классы риторики и философии.

[54] Герой одноименных романов Матео Алемана-и-де-Энеро (1547 — ок. 1614) «Жизнеописание плута Гусмана де Альфараче» (1599 — 1604) и анонимного автора «Жизнь Ласарильо с Тормеса» (1554).

[55] Карманные солнечные часы состояли из небольшого прямоугольного деревянного циферблата и указателя, тень от которого, перемещаясь по циферблату, показывала солнечное время.

[56] «как бы сияющая чужим сиянием» — парафраза из Цицерона («Сон Сципиона», гл. IX)

[57]Вергилий Марон Публий (70 — 19 до н. в.) — автор дидактических, буколических и впических поэм, представитель римской классической поэзии.

[58] «Сатирический Парнас» (1622) — лирический сборник поэтов-либертенов, в котором подавляющее большинство стихотворений принадлежит перу Теофиля де Вно (1590 — 1626). Вольнодумное, жизнерадостное содержание стихотворений этого сборника явилось причиной гонений на его авторов, вылившихся в судебный процесс, организованный иезуитами. Текстор, Жан Тиксье де Равизи (до 1480 — 1522 или 1524), преподаватель риторики в наваррском коллеже, затем, в течение трех месяцев, — ректор Парижского университета; автор школьных учебников.

[59]Моралите — жанр средневековой драмы, аллегорические персонажи которого изображали борьбу пороков и добродетелей.

[60]«Фарс о Патлене» (ок. 1464) — анонимный шедевр средневековой драмы, изображающий проделки пройдохи стряпчего Патлена.

[61]«Роман о Розе». — Средневековый аллегорический роман, первая, куртуазная, часть которого, состоящая из 4068 строк, была написана Гильомом де Лорисом (ок. 1212 -?) между 1230 и 1240 гг., а вторая — из 18 000 строк — Жаном Клопинелем (Жаном де Меном) (1250? — до 1305) в традициях бытового реализма городской литературы.

[62]Конгрегация св. Духа — сиротский приют для детей, родившихся в законном браке в пределах Парижа и его окрестностей.

[63] По мнению биографов, Сорель иронизирует над высокопарным стилем модного в ту эпоху французского поэта Антуана де Нервеза (1570 — 1625).

[64] В трактате «Пир семи мудрецов» Плутарх вкладывает в уста Нилоксена следующее изречение! «Из всех диких животных наихудший — тиран, а из всех домашних — льстец».

[65] «Учитель — животное, не очистимое от грязи»; «indecrotabile» — латинизированное французское слово. Насмешки над нечистоплотностью учителей и школяров встречаются в «Похвале глупости» (1508) Эразма Роттердамского, в «Гаргантюа и Пантагрюэле» Франсуа Рабле и др. произведениях эпохи Возрождения.