Переодетые в чужие тела

      Честно говоря, я очень переживала и молила Бога, чтобы вы каким-то образом ускользнули. И вам удалось нарушить их план! Вы сделали это!..
      Одну Юлю они не посмели бы тронуть, потому что ты бы оставался на свободе и тебе тогда нечего было бы терять. Они повременили, но кто знает, надолго ли?
      Если они бы разделались с вами, то автоматически, тут же наступила бы и моя очередь, как свидетеля, так что и меня можно назвать через тебя, Василий Федорович, счастливчиком.
      -- Спасибо за информацию, Виктория. Но, сама понимаешь, узнать, что ты остался жив уже зная об этом... Ты меня пригласила сегодня только для того, чтобы сообщить об этом?
      -- Нет, Василий Федорович, наш разговор, можешь считать, только лишь начинается. Пора, профессор. Теперь уже, и в самом деле, пора -действовать!
      -- Я тоже так думаю, но как? Что мы сможем предпринять?
      -- И это говорит крепкий, -- Юсман, оценивающе окинула с ног до головы профессора восторженным взглядом, -- молодой человек, да еще с таким не ординарным, талантливым умом!
      -- Ты права, это так, но что мне с ними -- подраться!? -- немного обиженно сказал профессор.
      -- Зачем же так, Василий Федорович. Ин-формация -- это власть, в нашем случае, реальная возможность все сделать как нам это нужно.
      -- Знать -- этого мало, Виктория. Необходимо применить знание. Но если ты будешь весь вечер говорить вокруг да около, то..., сама понимаешь.
      -- Понимаю. Поэтому и говорю теперь по существу.
      -- Да уж..., прошу тебя, Виктория.
      -- Ты, профессор, и твоя дочь и Миша и Я: теоретически и практически -смертники.
      -- Зачем ты говоришь такие гадости, Виктория?! -- возмутился профессор.
      -- Разве я не права?
      -- Ну..., наверно, права... Только не надо так -- в лоб.
      -- Хорошо. Скажу иначе. Все мы люди об-реченные и у нас нет выбора другого, нежели защищаться самим, так?
      -- Так, -- заметно нервничая, согласился профессор.
      -- Я сказала, что наступила пора действо-вать, потому что теперь я имею полное основание на такое заявление. Я знаю все, во всяком случае, то, что необходимо нам для спасения, об Интегральной Фирме, ее возможностях и о ее руководителях.
      Первое, что нам необходимо, это хотя бы на время, вывести из строя их главный генератор.
      -- Что это такое? -- спросил профессор.
      -- Не перебивай, Василий Федорович, долго объяснять. Будем делать дело, по ходу и необходимости поймете, а сейчас это не так важно. Так вот, вывести из строя Генератор -- это во-первых, тогда я получаю возможность беспрепятственно освободиться от капсулы смерти в моем теле, с технологией я уже знакома, а затем мы уничтожаем наши документы, хранящиеся в архиве фирмы, а с этими документами уничто-жатся и наши коды доступа к нам -- мы получаем свободу!
      Конечно же, придется куда-нибудь бежать, поменять имена и фамилии, но это лучше, чем не жить, согласись, Василий Федорович.
      -- Да, конечно, -- подтвердил свое одобрение профессор, внимательно слушающий Юсман. -- А что будет с... Мишей, -- исподволь поинтересовался он.
      -- Его они, естественно, уберут. Не поможете же вы ему бежать, не освободите же вы его.
      Честно говоря, пойми меня правильно, я не хочу тебя обидеть, Василий Федорович, но я на месте бы Миши, если бы вдруг смогла освободиться, то первым бы долгом -- придушила тебя.
      -- Зачем же так гадко, -- брезгливо сказал профессор.
      -- Правильно, Василий Федорович, поэтому я и не упомянула в моем плане Мишу. Его судьба уже, так или иначе, предрешена. Ни одной из сторон невыгодно его существование.
      -- Хватит о нем, Виктория. Я принимаю ваш план. Мы сумеем справиться вдвоем?
      -- Нет.
      -- Но позволь! Никого другого для участия в этом деле мы пригласить не можем.
      -- Но все-таки это понадобится сделать.
      -- И кого же ты предлагаешь?
      -- Не беспокойся, не Юлю, -- сказала Юсман и профессор насторожился еще пуще прежнего.
      -- А кого же тогда? -- поинтересовался он.
      -- Твоего друга, Василий Федорович, бывшего.
      -- Ты хочешь ввести в курс дела совершенно постороннего человека? Ты с ума сошла, Виктория! Это исключено, -- резко не согласился про-фессор.
      -- Не кричи, -- попросила Юсман и на неко-торое время прислушалась к вечерней тишине близлежащего пространства университетских аудиторий.
      -- Извини, -- шепотом заговорил профессор. -- Но я не согласен на участие в нашем деле пос-торонних лиц.
      -- Успокойся, Василий Федорович, этот человек, он даже не будет знать ничего. Его задача будет проста: побыть один вечер с Юлей.
      -- Как это побыть?
      -- Ты имеешь ввиду под каким предлогом? Это я уже продумала. Все нормально. Сейчас он придет, я буду говорить и ты услышишь. Он, че-ловек, по крайней мере в отношении тебя, как друга, порядочный, и ты это знаешь не хуже ме-ня. Лучшей кандидатуры у меня, извини, Василий Федорович, на сегодняшний день -- нет.
      -- Короче, кто это? -- спросил профессор.
      -- Порядков.
      -- Порядков? -- переспросил профессор.
      -- Именно он, Петр Алексеевич, профессор психологии, твой лучший товарищ, бывший. Да ты не переживай, Василий Федорович, я все об-ставлю в лучшем виде.
      -- Он уже в курсе?
      -- Еще нет, но сейчас он будет, -- Юсман взглянула на часы, -- еще целых полчаса ждать моего звонка и может подняться сюда, к нам на кафедру в любой момент по-моему приглашению. Ты согласен?
      -- Да, -- согласился Аршиинкин-Мертвяк. -- У меня, действительно, нет выбора.
      Юсман позвонила Порядкову и теперь с минуты на минуту ожидался его приход.
      -- Я хотел у тебя спросить, Виктория, пока не появился Петр Алексеевич.
      -- О чем?
      -- У тебя такое бывало или бывает?
      -- Что именно?
      -- Когда нервничаешь и делаешь резкое движение, а... оно... происходит и не происходит.
      -- Не понимаю, Василий Федорович.
      -- Скажем, поднял я руку, точно понимаю, что сделал это движение, а на самом деле рука остается на месте.
      -- Боже мой, -- покачала головой по сторонам отчаянно выражая соболезнование, Юсман. -- Они тебя даже не закрепили как следует. Что ж ты молчал?! -- возмутилась она.
      -- Мы же решали дело, -- вздохнул тяжело профессор.
      -- Но это же тоже дело! Или ты думаешь всю оставшуюся жизнь прожить на цыпочках в этом теле. Тебя необходимо срочно закрепить. Ну, ладно, это мы решим тоже.
      Хотя, с виду, в своих интонациях, Юсман и вела себя, в какой-то степени, бравадно, но Василий Федорович простительно понимал Викто-рию, потому что находилась она в эйфории, в сильно возбужденном состоянии, не соответствующим реальному положению дел, в эйфории, вызванной страхом, неподдельной угрозой смерти. Таким образом, она, как бы защищалась и поддерживала себя.
      Вскоре на кафедру пришел Порядков.
      Выбор - Смерть
      На следующий день, вечером, Юля находилась дома одна в приподнятом состоянии духа.
      Еще с утра, перед тем как уйти по делам, Миша предупредил ее о том, что сегодня в гости должен подъехать профессор психологии Петр Алексеевич Порядков, Юля немного помнила его по отцу.
      "Петр Алексеевич" -- сказал Миша, -- "Я, очень возможно, задержусь, пусть он -- обязательно дождется меня. Это очень важно. Мы с Порядковым будем решать проблему пребывания твоего папы в клинике. Может удастся. Только ни о чем не спрашивай его заранее, он все равно не откроется. Я хочу, чтобы мы это решали вместе."
      Юля тщательно убралась в квартире, привела в порядок свои волосы и лицо, оделась в соответствии -- для приема гостя: удобное, не стесняющее движения тела, домашнее платье черного цвета, кружевное -- уютно смотрелось на ней.
      Вскоре, как и предупреждал Миша, подъехал Петр Алексеевич. И они вдвоем, Юля и Петр Алексеевич пили чай с пирожными, сидя в гостиной в креслах и разговаривали.
      -- Мне кажется, что с вашим отцом все бу-дет в порядке, -- сказал профессор, размешивая ложечкой сахар в очередной чашке чая.
      -- Вы так думаете? -- уточнила Юля.
      -- Я просто уверен в этом. Обязательно будет порядок.
      -- Ну, если сам Порядков говорит, что ожидается порядок, тогда -- нет сомнений, -- попыталась пошутить Юля, хотя ей это было трудно и шутка прозвучала в неловкой, неуклюжей интонации голоса.
      -- Да, да! -- воскликнул профессор, поддерживая конфузию девушки. -Мое любимое слово -- порядок!
      Юля продолжала, не всегда и во всем склад-но, беседовать с Порядковым, ожидая возвращения Миши, а в это же время Юсман и Миша (Василий Федорович) подъехали на автомобиле, принадлежавшем Виктории Леонидовне к зданию Интегральной Фирмы "Обратная Сторона" и припарковались от него далее по переулку метрах в пятидесяти.
      -- Ну, что ж... Ты готов? -- спросила Юсман. Василий Федорович не ответил, он думал о чем-то, всматриваясь в ночную глубину переулка. -- Что молчишь, профессор? Думаешь, что мне на душе легко?
      -- Я не об этом сейчас подумал, -- заговорил Василий Федорович.
      -- А о чем? -- ласково погладив его по волосам, спросила Юсман.
      -- Юля беременна, -- коротко сказал профессор.
      -- От... тебя? -- вкрадчиво уточнила Юсман.
      -- От меня, -- подтвердил он.
      -- Ты уверен?
      -- Ты что, с ума сошла, Виктория, от кого же еще! -- заволновался профессор, -- Юленька. Она... ты должна это знать!
      -- Ты меня неправильно понял, Василий Федорович, я хотела сказать: ты действительно уверен, что Юля и в самом деле беременна?
      -- Да. Мы вместе, с неделю назад, ходили к врачу, -- успокаиваясь подтвердил профессор.
      -- Да-а, -- протяжно сказала Юсман.
      -- Что значит "да"? -- возмутился профессор, -- осуждаешь?!
      -- Да перестань ты, Василий Федорович, в самом-то деле, взрываться. Я сказала "да" просто так. Каждой женщине внутренне, по природе, хочется иметь ребенка, но не каждая может... его иметь.
      -- Прости. Я наверно тебя обидел, -- извинился профессор.
      Уличные фонари задумчиво освещали ярким желтым светом переулок.
      -- Ничего... -- сказала Юсман и помолчавши немного, неожиданно, для мечтательно расслабившегося в это время профессора, активизировалась, -надо делать дело! -- подвижно и решительно заявила она. -- Идем, Василий Федорович.
      -- Скажи, Виктория, ты довольна своим по-ложением? -- не обращая внимания на активизацию Юсман, холодно проговорил Аршиинкин-Мертвяк. Оставаясь теперь сидеть неподвижным и даже еще спокойнее в голосе, он будто придержал своим вопросом подвижность Виктории.
      -- Ты... имеешь ввиду... -- призадумалась она, -- мое женское положение?
      -- Да.
      -- Я всегда к этому стремилась. Мое приобретение -- это всегда была и есть я сама.
      -- Счастливая ты.
      -- А разве ты не имеешь, то, что хотел?
      -- Кажется, уже не имею.
      -- Не понимаю тебя. Сожалеешь?
      -- Сейчас... Да. Но не о том, что получил возможность, а о том, что не могу возвратить ее.
      -- Удивительно. Стремился и стал. Зачем же терять?
      -- Да. Я стремился. Да. Приобрел. Ну, почему же такая клейкость человеческой судьбы!? Нет, я не хочу и не принимаю такое!
      -- Мне тебя жаль. Ты как ребенок: поигрался, познал и хочешь отдать. Но это настоящие игры, Василий Федорович, с болью и кровью, среди людей не принято иначе.
      -- Знаю. И это меня мучает. Как много и бы-стро мы могли бы узнать и познать и покаяться и идти дальше, если бы...
      -- Можно было бы играться и отдавать? -- уточнила Юсман.
      -- Да. Играться! Именно так! С детским во-сторгом отдаваться соблазну желания и отходить от него, отпускать для другого.
      Я чувствую, я понимаю, что не может больше так продолжаться на Земле: человека поглощает желание или множество таковых, и он -- не успевает, не может освоить из них, хотя бы те, которые видит и хочет иметь...
      Почему, почему, ему, человеку, постоянно приходится исподволь коситься на желаемое, страдать о близости с ним, но иметь его, в лучшем случае, частично, не полностью, по крошкам, а в худшем... не иметь никогда, а еще хуже того -- получить желаемое и не мочь возвратить его по-другому, нежели как ценою собственной жизни.
      Я не хочу так.
      Я протестую против такого. Так слишком долго идти и невозможно собрать воедино весь опыт.
      Ну, почему же лишь смерть избавляет ото всего!? Да. Я поигрался, но я осознал это.
      -- И ты хочешь играться в другое, -- будто продолжила, подсказала мысль профессору Юсман.
      -- Не понимаю, что в этом плохого? -- озадачился Василий Федорович.
      -- Я могу лишь только напомнить сказанное: с кровью и болью они, эти игры, понимаешь?
      -- Значит..., все-таки смерть все решает?
      -- Смерть лишь возможность, решаем только мы, Василий Федорович. Мы выбираем смерть, а не она нас.
      -- Плохой мир, несправедливый и медленный, он должен меняться, я в это верю.
      -- Может и прав ты, Василий Федорович, но я, видимо, не совсем, не до конца..., не так понимаю тебя, как ты бы хотел этого. Прости, -- сказала Юсман.
      Некоторое время они сидели молча в машине.
      -- Все, -- решительно сказала Юсман, встряхнув головой, будто прогоняя одолевающий сон, -- Пора. Надо идти, Василий Федорович. Надо!
      -- Постой, -- остановил ее профессор, тоже оживляясь. -- А как ты думаешь справиться с Ворбием?
      -- Вот, -- сказала Юсман и достала из внутреннего кармана куртки небольшой пистолет, -- на этот случай имеется.
      -- Газовый? -- уточнил профессор.
      -- Настоящий, Василий Федорович, самый что ни на есть.
      -- Огнестрельный?
      -- Конечно.
      -- Дай его мне, Виктория, -- попросил про-фессор.
      -- Зачем? -- удивилась Юсман.
      -- Я мужчина и в моих руках оружие будет прочнее работать. И потом, тебе все равно же необходимо выполнять какие-то манипуляции, известные тебе: генератор, капсула, архив. Давай мне пистолет. Я буду в качестве останавливающей силы, а ты в качестве производящей действия.
      -- Слушай, почему я тебе его должна отдать?
      -- Ну, перестань же, Виктория! Ты что, думаешь: и на мушке держать и дело делать?
      -- Ну, хорошо. Убедил, -- согласилась Юсман и отдала пистолет профессору. -- Ты хоть стрелять умеешь? -- поинтересовалась она.
      -- Обижаешь, Виктория. У меня разряд.
      -- Ладно, верю... Пошли.
      Юсман и Василий Федорович вышли из ав-томобиля и направились к зданию Интегральной Фирмы.
      Они остановились у входной двери в здание фирмы и Виктория привычно нажала сигнальную кнопку, вмонтированную возле двери в стену.
      -- Привела? -- раздался металлический голос, возникший за знакомой профессору селекторной решеткой.
      -- Да, он со мной, -- ответила Юсман и профессор насторожился, подумав про себя: "Что значит "привела?".
      Щелкнул металлический запор в двери.
      -- Проходите, -- снова прозвучал голос.
      Юсман предложила профессору пройти первым.
      -- Проходите, Василий Федорович, -- сказала она холодно и равнодушно.
      Вскоре, оба они оказались в кабинете Вор-бия.
      В это время, Юля, разговаривая с профессором Порядковым, почувствовала, как ее сердце неожиданно сжалось и от этого родилось у нее в душе какое-то необъяснимое беспокойство, предчувствие.
      -- Что-то... -- сказала она заметно волнитель-но, -- долго так нет Миши.
      -- Насколько я знаю этого молодого человека, он обязателен и если сказал что-то, пообещал..., то -- несколько секунд поразмышлял Петр Алексеевич, -- ему... можно верить, -- договорил он.
      -- А что вы будете решать с Мишей, когда он вернется? -- не удержавшись, поинтересовалась Юля.
      -- Я же уже говорил вам, Юлия... У Миши имеются какие-то соображения на этот счет, а меня он пригласил как интеллект, мозг, так сказать, и, естественно, как близкого друга Василия Федоровича, вашего отца. Больше я ничего добавить по этому поводу не могу.
      -- Не можете или не хотите? -- отчаянно не унималась Юля.
      -- Ну, Юлия, извините, но вы как ребенок.
      -- И вы меня извините, Петр Алексеевич, -- словно опомнилась Юлия. -- Я очень устала.
      -- Усталость -- характерная черта любого поколения. Все устают, начиная от малого и кончая старым человеком. А вы не обращали внимания, Юлия, на то, что дети устают все же меньше чем взрослые?
      -- Замечала, -- как-то особенно нежно и за-думчиво, заметил профессор, сказала девушка.
      -- А не задавались вопросом, почему это так? -- снова спросил Порядков.
      -- Я не думала, -- ответила Юля.
      -- А вы подумайте, -- предложил профессор.
      -- Возможно, оттого они устают меньше, что... Честное слово, не знаю, Петр Алексеевич. Отчего?
      -- Все очень просто, -- определился Порядков. -- Есть только три возможности жить в мире.
      Первая: видеть натуру, все как впервые, без какого-либо опыта на то, но это -- бессозна-тельное бытие.
      Вторая возможность, здесь посложнее: видеть натуру, все что есть, но не как впервые, потому что уже есть опыт и он подсказывает -- как надо видеть, а значит, всякий раз, когда имеется возможность видеть очередную натуру, она уже не воспринимается как есть, как впервые, потому что воспринимается в свете уже существующего опыта, и таким образом, человек перестает видеть, можно сказать даже, если хотите, как бы перестает видеть новое, а видит лишь, собствен-но, блуждает в первичном опыте и только.
      И в редкие моменты жизни, количество и ка-чество которых разнится у всех, ему, человеку, удается воспринять что-то новое, когда, вдруг какую-то из натур он воспримет без опыта, но, к сожалению, и тогда, после того, как ему удается такое -- опыт набрасывается -- осознавать вновь прибывшую натуру и опять же, искажает ее; другими словами, вторая возможность предполагает в общем -- ложное видение натуры.
      И наконец, третья возможность жить в этом мире: это когда натура воспринимается постоянно вне опыта, но при этом присутствует и сознание.
      -- Интересно, как это можно? -- спросила, внимательно слушающая Юля.
      -- Это так просто! Давайте примем логическую модель, чтобы обозначить возможность правильно понимать. Я предлагаю такую модель: натура, она, как не крути и есть потому натура, что она всегда находится во вне опыта че-ловека, тогда, отсюда вытекает, что опыт находится относительно натуры всегда -- внутри че-ловека. Ну, а если это так, тогда можно коротко охарактеризовать первую возможность жить в этом мире, охарактеризовать, как бессознатель-ное видение натуры при полном отсутствии опыта, а вторую возможность, как видение человеком, его восприятие натуры, через опыт, точнее, как опыт видящий, получается -- ложную натуру, или человек, видящий сам себя, отсюда третья возможность жития в этом мире прозвучит следующим образом: восприятие, видение натуры как опыта во вне, при полном отсутствии опыта внутри, через осознанный и полный перенос внутреннего опыта во вне, последний и ста-новится натурой. Вот так-то, Юлия!
      -- Но, все-таки, почему же дети устают меньше? -- озадачилась Юля, как бы задавая вопрос одновременно и себе и профессору.
      -- Согласитесь, что это логично: если течет река сама по себе, то нельзя сказать в прямом смысле, разве что в переносном, о том, что река устала.
      -- Нельзя, -- согласилась Юля.
      -- Но если человек начнет работать с этой рекой, скажем: подгонять ее течение или наоборот -- притормаживать, то человек устанет. И чем больше он будет что-либо делать за реку, тем больше он будет уставать. Догадываетесь? -- лукаво прищурившись, спросил профессор.
      -- Теперь... Кажется, да. Если я правильно поняла вас, то, в начале, дети, не имея опыта или мало позволяя ему проявлять себя, восприни-мают течение реки и мало вмешиваются в него, мало что делают за реку, а значит и меньше устают, чем тогда, когда, они же, подрастая и становясь взрослыми, начинают жить опытом -- делать все больше за реку, вместо нее, и чем не больше они это делают, тем больше и быстрей устают.
      -- Абсолютно верно, Юлия. Только, предлагаю, слово "река" замените на фразу -- "энергия в движении" и, все сразу станет на свои, окончательно и достаточно понятные места.
      -- Можно сказать еще короче, Петр Алек-сеевич.
      -- Скажите, буду очень рад!
      -- Не двигайтесь вместо энергии! -- немного повеселев, объявила Юля.
      -- Ну, вот, -- обиженно сказал Порядков. -- Куда там угнаться мне за вами, старому, длинно и не выразительно говорящему: "Не двигайтесь вместо энергии"! Великолепно и коротко, -- похвалил профессор. Но мы с вами, Юлия, столько наговорили, чтобы всего лишь убедить себя в том, что действительно -- лучше жить человеку как птички и не заботиться о дне завтрашнем.
      -- Ох, Петр Алексеевич... -- вздохнула тяжело Юлия.
      -- Что? Никак устали? -- нарочито съехидничал профессор.
      -- Да. И теперь понимаю, что сама виновата в этом, -- призналась Юля.
      -- А давайте-ка, во что-нибудь поиграем. А? Как вы смотрите на это? -приободрившись, предложил Порядков.
      -- Давайте, Петр Алексеевич, а во что?
      -- Ну, я не знаю... Ну..., хотя бы в лото, что ль?
      Юля сходила в папин кабинет и принесла оттуда лото и они стали играть в него, развернув-ши поудобнее кресла к журнальному столику...
      А в Интегральной Фирме, в кабинете Вор-бия начался разговор.
      Хозяин кабинета восседал за своим рабочим столом, теперь в новом роскошном кресле, как бы приподнимающим сидящего над всеми, а Юсман и Миша располагались друг против друга тоже в креслах, но менее значительных, чем у Георгио Фатовича.
      -- Пришли, -- многозначительно, с высоты своего положения, в самодовольную растяжку произнес Ворбий.
      -- Я ничего не понимаю, Виктория?! -- воз-мущенно сказал профессор, обратившись к Юсман и пристально посмотрел в глаза Ворбия: Георгио Фатович оскалился в надменноторжествующей улыбке.
      -- А тебе и не надо что-либо понимать, -- заговорил вместо Юсман хозяин кабинета, -- отпонимался, -- злобно добавил он.
      -- Что это за тон. Что вы себе позволяете, Георгио Фатович!? -вскричал профессор. -- Виктория!? Что же это такое?! -- требователь
      но посмотрел он на Юсман, которая неподвижно сидела, опустивши глаза. -- Короче. Если вы сейчас же не объяснитесь, то я ухожу, -- заявил профессор, бросивши два пронзительных взгляда: один в сторону Ворбия, а другой в сторону Юсман.
      -- Уйдет! Ха-а-х, как же! Он уйдет! -- над-смехался Ворбий. -- Я тебя еще не отпускал никуда. Конечно уйдешь, куда же ты денешься! Чуть попозже. Я провожу.
      -- Прекратите! -- возмутился Василий Федорович.
      -- Молчать! -- приказательно крикнул Вор-бий профессору. -- Сидеть и молчать, Миша -- язвительно подчеркнул он слово "Миша". -- Бу-ду говорить только я.
      -- Я прошу вас, Георгио Фатович, -- заговорила Юсман.
      -- А ты еще можешь подать голос -- насмеш-ливо обратился к ней Ворбий. -- Ты, кое-что, наверно, забыл, раб! -- Юсман замолчала и смотрела на Ворбия умоляющими глазами. -- Ты забыл-ла, Викторррия Леонидо-о-в-на, -издевательски говорил хозяин кабинета, -- кнопка. Мне только стоит.. ее нажать, и я тебя... выключил. Как заводную куколку. А!? -- вскричал он. -Мне нажать ее прямо сейчас?! Что же молчишь?.. Ты боишься. Я это знаю, раб. Ну, так я не стану более задерживать тебя здесь, -- спокойно сказал Ворбий и подтянул к себе клавиатуру компьютера и пальцы его рук, как два зловещих паука пробежались по ней.
      В это время, Юсман подала, посмотревшему в ее сторону, Василию Федоровичу знак, чтобы тот достал пистолет.
      Профессор, едва заметно, кивнул головой, что он понял, и на сердце у него отлегло, стало ясно, что Юсман не знала доступа к архиву и необходимо было вынудить Ворбия, чтобы он сам этот доступ организовал.
      Ворбий, проманипулировал еще с несколь-кими клавишами, время от времени посматривая на монитор, остановился: его лицо выражало торжество и без труда давало понять, что программа архива Интегральной Фирмы приведена в рабочее состояние.
      И тут, когда хозяин кабинета грациозно, в дирижерском жесте оторвал свои руки от кла-виатуры компьютера и хотел было что-то сказать, но успел лишь открыть для этого рот, нео-жиданно, даже для Юсман, не отрывающей теперь взгляда от Ворбия, -- раздался оглушительный выстрел из пистолета.
      Пахнуло пороховым дымком.
      -- Суу-ки! -- прорычал Ворбий, выскочив-ший из кресла, будто от сумасшедшей затрещины и прижавши правую руку к себе, согнулся вместе с ней в животе. -- Сговорились, рррабы! -- проорал он выглядывая из-под стола и корча физиономию от полоснувшей боли.
      Юсман тоже подскочила из своего кресла и пока еще оставалась стоять, в замешательстве бросая взгляды то в сторону профессора, то в сторону ужаленного пулей Ворбия.
      Георгио Фатович выказал в своих движениях попытку приблизиться к клавиатуре компьютера.
      -- Назад! -- жестко окрикнул его Василий Федорович. -- Ненасытный мерзавец, -- озлобленно проговорил он не отводя глаз от раненого Ворбия.
      -- Ты ему попал в живот? -- спросила Юсман у Василия Федоровича, не сходя со своего места, продолжая стоять у кресла.
      -- Нет. Я пробил ему руку, -- ответил профессор, продолжая держать на мушке скулящего хозяина кабинета. -- Пора действовать, Виктория, -- сказал Василий Федорович и прикрикнул на Юсман, -- что ты стоишь?! -- но ее требовалось вывести из оцепенения. -- Виктория, я прошу тебя..., иди к компьютеру, делай, что положено, ты знаешь. Иди же! -- прикрикнул профессор еще раз. -- Слушай меня, мерзавец, внимательно: -- сказал профессор Ворбию, -- если ты попытаешься, хотя бы даже взглянуть в сторону монитора -- я тут же всажу тебе пулю в лоб, мне терять нечего, у меня нет другого выбора. Ты меня понял!!? -- проорал Василий Федорович.
      Ворбий продолжал стонать, согнувшись в животе -- он отвернулся от компьютера и ничего не ответил.
      Наконец, Юсман вышла из заторможенного состояния. Она обошла рабочий стол хозяина кабинета с другой стороны, чтобы не проходить мимо время от времени подскуливающего Вор-бия.
      Виктория приблизилась к клавиатуре ком-пьютера, волнительно ощупала ее, не нажимая клавиш, как бы удостовериваясь, что она правильно понимает расположение ее клавиш, взглянула на монитор.
      -- Слава Богу! -- воскликнула обрадовано она, -- этот мерзавец вызвал-таки необходимую программу. -- К Юсман возвращалась прежняя решительность. -- А ты молодец, Василий Федорович -- выстрелил в самый раз! -- благодарно сказала она, посматривая то на клавиатуру, то на монитор, соображая, какие произвести мани-пуляции.
      -- Действуй, Виктория. Не теряй времени, -- подбодрил ее профессор.
      -- Представляешь, Василий Федорович, этот скот думал, что я и в самом деле привела тебя сюда, чтобы спасти свою задницу!
      -- Сука, -- простонал Ворбий.
      -- Заткнись! -- прикрикнул на него профессор, угрожая пистолетом, от чего Георгио Фатович съежился, согнулся в животе еще более.
      Юсман пощелкивала клавишами, периодически сверяя передвижения своих пальцев по клавиатуре с информацией, высвечивающейся на мониторе. Так прошло минуты две-три.
      -- Нашла! -- счастливо вскричала Юсман. -- Я нашла наш Архив, профессор! -- но профессор молчал, отслеживая поведение Ворбия. -- Сейчас... Мы посмотрим... Надо...уточнить -- рассуждала Юсман, -- возвращаюсь в исходное положение... Расшифровать... -- через непродолжительные паузы коротко комментировала она свои действия, потом, на несколько мгновений замерла, всматриваясь в показания на экране монитора, снова оживилась и щелкнула еще не-сколькими клавишами. -- Вот... Боже мой, -- проговорила она. -- Сейчас... нажимаю "ввод", -- и Виктория, взволнованно опуская дрожащую руку на клавиатуру, словно прицеливаясь к необходимой клавише, медленно... нажала эту клавишу и тут же схватилась за то место, где у нее находилась припухлость под кожей (ампула смерти) -- чуть пониже изгиба локтя на левой руке.
      Юсман сосредоточилась на несколько секунд так, что у нее выступила испарина на висках. -- Все, -- тихо проговорила она. -- Ампула -растворилась. Ты слышишь! Василий Федорович! -- вскричала Юсман. -- Ампула растворилась! Ее больше нет! Генератор -- сработал, -- негромко и завороженно произнесла она, словно убеждая себя в произошедшем.
      -- Да! Черт побери, слышу! Молодец, Виктория! -- отозвался радостно профессор. -- Продолжай! -- поторопил он. Освободилась... -- прошипел сквозь зубы Ворбий, -- сучка перевернутая.
      И тут, хозяин кабинета выпрямился во весь рост, но продолжая прижимать к животу правую руку, у него оказалась простреленной кисть -- из раны сочилась кровь, которой теперь была перепачкана его белая рубашка.
      -- Стоять на месте, мерзавец! -- активизировался профессор и еще пристальнее стал удерживать жертву на мушке.
      И вдруг, Ворбий сделал, невероятно быстро, -- прыжок в сторону боковой двери из кабинета и присел там на корточках так, что его практически не было сейчас видно из-за стола.
      -- Пристрели его гада! -- отчаянно вскричала шокированная неожиданным поведением Ворбия, Юсман.
      Но профессор почему-то оставался стоять на месте, все так же прицеливаясь в то место, где только что находился хозяин кабинета, будто Ворбий продолжал оставаться там же.
      Ворбий торопился набрать код замка, чтобы открыть дверь.
      -- Стреляй же, Василий Федорович! -- крикнула Юсман и не выдержавши замешательства профессора, сама -- истерично кинулась в сторону Ворбия с воплями, -- сука проклятый! Ссстой! Не уйдешь!
      Дверь поддалась Ворбию и он кубарем вывалился из кабинета и тут же захлопнул дверь за собой так, что Юсман с налета сильно ударилась плечом в нее. Она свалилась у двери и застонала.
      Раздался выстрел из пистолета. Это профессор, запоздало выстрелил в дверь, в которую, только что удалось улизнуть Ворбию.
      Пуля отрикошетила от бронированной двери и едва не погубила все дело -касательно разбила защитный экран монитора.
      Вся эта свалка молниеносных событий произошла в считанные секунды.
      -- Он ушел? -- опечаленно, виноватым го-лосом, не громко спросил профессор у Виктории, медленно поднимающейся с пола и усиленно растирающей ударенное плечо. Юсман молчала, приходя в себя, в состояние равновесия. -Он ушел? -- еще раз задал вопрос профессор.