Кортни - Золотая шахта

Род впервые заметил, что резиновая поверхность движется очень медленно, она также представляет из себя бесконечную петлю на двух роликах. Когда она поворачивается, фонтанчики воды смывают с нее золото в сборный бак.

— Только я имею сюда доступ, — сказал Херби. — Сборные баки сменяются ежедневно.

Роду пришлось признаться, что утечки он не обнаружил.

Род выпрямился и посмотрел на стоявших в ряд четверых рабочих банту. Все были поглощены своими обязанностями, и Род знал, что все они безупречны с точки зрения службой безопасности. Прежде чем допустить к работе на очистительной фабрике, их всех много раз тщательно проверяли.

— Удовлетворены? — спросил Херби.

Род кивнул, и они вышли в дверь в дальней стене. Дверь за собой закрыли.

Как только они вышли, поведение банту изменилось. Они распрямились, выражение сосредоточенности на лицах сменилось облегченной улыбкой. Один что-то сказал, все рассмеялись и развязали широкие пояса комбинезонов. Из брюк каждый извлек медную проволоку толщиной в четверть дюйма и начал тыкать ею сквозь сетку.

Фотографу Хромой Ноге потребовался целый год, чтобы разработать способ похищения золота из закрытых и охраняемых сепараторов. Метод этот, как и все действенные способы, оказался чрезвычайно прост.

Ртуть поглощает золото, как промокательная бумага — жидкость. Она впитывает в себя золото, с которым находится в контакте. У ртути есть и другое свойство: она растекается по меди, как масло смазывает хлеб. Этот тонкий слой ртути сохраняет способность поглощать золото.

Хромая Нога попробовал покрывать медную проволоку ртутью. Проволоку можно просунуть сквозь ячейки сетки и прижать к резиновой поверхности, где она поглотит все крупинки золота, к которым прикоснется. При приближении начальства проволоку можно быстро сунуть в брюки, таким же способом ее можно вынести с фабрики.

Каждый вечер Хромая НОга собирал покрытые золотом куски проволоки и давал своим четверым сообщникам другие, заново покрытые ртутью. Каждую ночь в заброшенных разработках за хребтом он выпаривал из ртути золото.

— Теперь, — в благословенной тишине цианидовой фабрики Херби мог говорить нормальным голосом, — мы собрали все свободное золото, остался сульфид золота. — Он протянул Роду сигарету, и они пошли вдоль массивных стальных баков, занимавших площадь во много сотен акров. — Мы помещаем руду в эти баки и добавляем цианид. Цианид растворяет золото, переводя его в раствор. Жидкость мы отводим и пропускаем через порошок цинка. Золото оседает на цинке, цинк мы постепенно сжигаем, у нас остается золото.

Род зажег сигарету. Он все это знал, но Херби проводил его, как проводят особо важных посетителей. Он протянул Херби зажигалку. «А никто не может извлечь золото из раствора?»

Херби покачал головой, выпуская дым. «Помимо всего прочего, цианид смертельно ядовит. — Он взглянул на часы. — Три двадцать, начинается плавка. Пойдем к плавильным печам?»

Плавильные печи размещались в единственном кирпичном здании посреди всего этого гальванизированного железа. Здание стояло несколько в стороне. Его высокие окна были забраны прочной решеткой.

У стальной двери Херби нажал звонок, приоткрылся глазок. Их с Родом немедленно узнали, дверь раскрылась. Они находились в стальной зарешеченной клетке. Противоположную дверь можно было открыть только тогда, когда закрыта наружная.

— Добрый день, мистер Айронсайдз, мистер Иннес. — Охранник говорил виноватым голосом. — Будьте добры, распишитесь. — Это отставной полицейский, с изрядным брюшком и с револьверной кобурой на боку.

Они расписались, и охранник сделал знак своему напарнику, который находился высоко на мостике над плавильным помещением. Тот сунул под мышку автомат и нажал кнопку.

Дверь клетки открылась, и они вошли внутрь.

Вдоль дальней стены размещались электропечи. Они напоминали печи в пекарне. Бетонный пол пуст, если не считать механический погрузчик, который перевозит плавильный тигель, и изложниц. Несколько работников плавильни только мельком взглянули на подходивших Рода и Херби.

Плавка приближалась к концу, ручки погрузчика наклонились, и расплавленное золото вылилось из тигеля в изложницы. Золото шипело, дымилось, трещало, крошечные красные и синие огоньки плясали на его остывающей поверхности.

Рядом на тележке уже лежали сорок или пятьдесят золотых брусков. Каждый размером чуть меньше коробки сигар. Бруски бугристые, у них поверхность, как у необработанного металла после плавки.

Род коснулся одного из брусков. Он еще горяч, у него чуть маслянистая поверхность, как всегда у свежего золота.

— Сколько? — спросил он у Херби, тот пожал плечами.

— Это стоит около миллиона рандов, может, чуть больше.

Вот как выглядит миллион рандов, подумал Род. Не очень впечатляюще.

— А что дальше? — спросил Род.

— Мы их взвешиваем, на каждый брусок ставится вес и номер партии. — Херби указал на массивную круглую дверь сейфа в стене. — Ночью они лежат здесь, а на следующий день из Йоханнесбурга придет бронированная машина с охраной и заберет их. — Херби пошел к выходу из плавильни. — Наши неприятности не здесь. Утечка происходит до того, как руда добирается до плавильни.

— Дайте мне подумать несколько дней, — сказал Род. — Потом встретимся и попробуем отыскать решение.

Он все еще думал об этом. Лежал в темноте и курил сигарету за сигаретой.

Как будто имеется только одно решение. Придется разместить полицейских банту на всех очистительных работах.

В бесконечной игре участвовали все золотодобывающие шахты и их персонал. Изобретательный мозг отыскивал новый способ похищения блеска. Компания узнавала об утечке, сопоставляя данные оценки содержания золота в руде и действительные результаты добычи. Начинались поиски утечки. Они могли длиться неделю, месяц, иногда год. Затем причина утечки выяснялась. Следовало обвинение, суровые приговоры, компания ставила в известность своих соседей, потом все успокаивалось в ожидании новой утечки.

У золота много замечательных свойств: вес, неподверженность ржавчине и, не в самую последнюю очередь, способность вызывать в сердцах людей алчность.

Род потушил сигарету, повернулся на бок и натянул на плечи одеяло. Последняя мысль его перед сном касалась проблемы, о которой он никогда не забывал все эти дни.

За две недели браться Деланж пробили почти 1 500 футов туннеля. При такой скорости они через семь недель доберутся до Большого Черпака, и тогда даже воровство золота покажется незначительным происшествием.

48

В то время как Род Айронсайдз собирался уснуть, Большой Король пил вино со своим товарищем по делу и соплеменником Филемоном Н'Габаи, известном как Хромая Нога.

Они сидели лицом друг к другу на ветхих стульях, и между ними была лампа и кувшин джерипиго. Запах летучих мышей в заброшенных разработках не мешал им наслаждаться букетом вина, да и вообще вкус вина их не интересовал, они пили не ради вкуса, а ради результата.

Хромая Нога вновь наполнил принесенные Большим Королем дешевые стаканы и, пока вино лилось из кувшина, продолжал обсуждать характер и моральные качества португальца Хосе Алмедиа.

— Много месяцев я таю в сердце желание поговорить с тобой об этом, — сказал он Большому Королю, — но я ждал, пока не подготовил ловушку. Он как лев, который охотится на наши стада, мы слышим, как он ревет в ночи, а утром находим его помет рядом с тушами животных, но не можем встретить его лицом к лицу.

Большой Король наслаждался ораторским искусством Хромой Ноги; слушая, он пил джерипиго, как воду, а Хромая Нога продолжал наполнять его стакан.

— В совете с самим собой говорю я так: «Филемон Н'Габаи, недостаточно, чтобы ты просто заподозрил белого человека. Необходимо, чтобы ты своими глазами убедился, что он крадет твое добро».

— Но как, Хромая Нога? — По мере того как уменьшался уровень вина в кувшине, голос Большого Короля становился все более хриплым. — Скажи, как нам взять этого человека. — Большой Король показал кулак размером с гроздь бананов. — Я…

— Нет, Большой Король. — Хромая Нога был шокирован. — Нельзя причинять вред этому человеку. Как тогда мы будем продавать наше золото? Мы должны доказать, что он обманывает, и показать ему, что мы это знаем. Потом будем продолжать, как прежде, но он будет расплачиваться с нами полностью.

Большой Король некоторое время думал об этом, наконец с сожалением вздохнул. «Ты прав, Хромая Нога. Но мне хотелось бы…» — он снова показал свой кулак, и Хромая Нога торопливо продолжил.

— Поэтому я связался со своим братом, который приводит из Йоханнесбурга машину, и тот взял для меня у компании гирю в восемь унций.

— Хромая Нога достал из крамана цилиндрическую металлическую гирьку и дал ее Большому Королю, который с интересом осмотрел ее. — Сегодня вечером, когда португалец взвесит золото, ты ему скажешь: «А теперь взвесь на своих весах вот это», и ты увидишь, покажут ли его весы правильный вес. А в будущем каждый раз перед взвешиванием золота он на своих весах будет взвешивать нашу гирю.

— Ха! — рассмеялся Большой Король. — Ты хитер, Хромая Нога.

Глаза Большого Короля затуманились и налились кровью. Джерипиго — это неразбавленное крепленое вино, и он выпил его почти галлон. Он сидел в задней комнате магазина португальца и сыпал золотой порошок на чашку весов. Желтая пирамидка тускло блестела в свете единственной лампы над их головами.

— Сто двадцать три унции. — Алмейда посмотрел на Большого Короля, ожидая подтверждения, прядка жирных черных волос прилипла к его лбу. Лицо у него бледное — он редко выходит на солнце, — и с этой бледностью контрастирует черная щетина.

— Верно, — кивнул Большой Король. Он чувствовал винные пары в горле, они были такие жде крепкие, как его отвращение к сидевшему против него человеку. Он рыгнул.

Алмедиа снял чашку с весов и осторожно пересыпал порошок обратно в бутылку с завинчивающейся крышкой.

— Принесу деньги. — Он встал со стула.

— Подожди! — сказал Большой Король, и португалец слегка удивленно взглянул на него.

Большой Король достал из кармана пиджака гирьку. Поставил ее на стол.

— Взвесь на твоих весах.

Алмейда взглянул на гирьку, потом снова в лицо Большому Королю. Он снова сел и отборосил волосы со лба. Начал говорить, но у него перехватило горло, и он откашлялся.

— Зачем? Что случилоь? — Неожиданно он понял, какой огромный человек сидит перед ним. И почувствовал запах алкоголя.

— Взвесь! — Большой Король говорил негромко, без злобы. Лицо его было лишено вражения, и только в затуманенных глазах светилось убийство.

И вдруг Алмейда смертельно испугался. Он догадывался, что произойдет, когда будет раскрыта неточность его весов.

— Хорошо, — сказал он напряженным голосом. Пистолет в ящике возле правого колена. Он заряжен. Пистолет на предохранителе, но это лишь секундная задержка. Стрелять не обязательно, когда пистолет будет в его руке, он сможет контролировать ситуацию.

Если он выстрелит — сорок пятый калибр — пуля остановит даже такого гиганта, как этот банту. «Самозащита», лихорадочно подумал он. «Грабитель», я спугнул его, и он напал на меня. «Самозащита». Сработает. Мне поверят.

Но как взять пистолет? Попытаться приоткрыть ящик и схватить?

Между ними стол, банту нужно несколько секунд, чтобы понять, что происходит, у него достаточно времени, чтобы дотянуться до оружия.

Он схватил ручку ящика, дернул. Рука его коснулась рукояти большого автоматического пистолета, с торжеством он схватил рукоять.

Большой Король, как черная лавина, обрушился на него. Весы и бутылочка с золотым порошком отлетели и загремели на полу.

По-прежнему сидя на стуле, с пистолетом в руке, Алмедиа опрокинулся навзничь, Большой Король на нем. Много лет назад Большой Король был проводником экспедиции сафари в Португальской Восточной Африке и видел, какую рану проделывает это оружие в боку животного.

В то мгновение, как он узнал оружие, он испугался не меньше португальца. Страх ускорил его реакцию, он определил свирепость нападения.

Большой Король держал португальца за руку, заставляя его выронить оружие. Правой рукой он держал его за горло и инстинктивно вложил всю силу в хватку обеих рук. Он слышал, как под его правой рукой что-то щелкнуло, как скорлупа ореха, и пальцы его глубже впились в плоть. Пистолет внезапно выпал из ослабевших пальцев, покатился по полу и ударился о стену.

Только тут Большой Король пришел в себя. Неожиданно он понял, что португалец под ним совершенно неподвижен. Большой король разжал руки и встал на колени. Португалец был мертв. Голова у него находилась под немыслимым углом к плечам. В широко раскрытых глазах застыло удивление, из ноздрей на верхнюю губу выползла струйка крови.

Большой Король попятился к двери, в ужасе глядя на распростертый труп. Дойдя до двери, он заколебался, борясь со стремлением бежать. Он подавил это стремление, вернулся и склонился над телом. Сначала взял гирьку и положил в карман, потом подмел рассыпавшееся золото и осколки бутылки. Все это он поместил в конверты, найденные на столе. Десять минут спустя он выскользнул из задней двери дома в ночь.

49

В то время как Большой Король торопился к шахтному общежитию, Род Айронсайдз беспокойно метался на постели, простыни которой уже стали влажными от пота. Он метался в кошмаре, из которого не мог найти выхода. Кошмар был бесконечный, зеленый, дрожащий, сверхъестественный, прозрачный. Он знал, что его от кошмара отделяет только прозрачная стеклянная стена. Он стоял перед стеной, понимая, что за ней ледяной холод, он видел, как свет пробивается сквозь стену, и ему было страшно.

Неожиданно в стеклянной стене появилась трещина, толщиной с волос, и сквозь нее просочилась одна-единственная капля. Большая, размером с жемчужину, совершенная по форме, как будто нарисованная Третчиковом. И сверкала она, как жемчужина.

Никогда в жизни Род не видел ничего более ужасного. Он закричал во сне, стараясь предупредить, но щель становилась все шире, капля скользнула вниз по стеклу, за ней последовала другая, и еще, и еще. Неожиданно часть стены взорвалась, ударил поток пенной воды, и Род закричал.

С ревом вся стеклянная стена рухнула, и зеленая волна высотой с гору, увеначанная белой пеной, накрыла его.

Он проснулся, сидя в кровати, крик ужаса застыл на губах, все тело в поту. Потребовалось несколько минут, чтобы успокоилось бешено колотившееся сердце. Тогда Род пошел в ванную. Налил стакан воды и поднес его к свету. «Вода. Она там! — прошептал он. — Я знаю, она там!» Он выпил воду из стакана.

Он стоял обнаженный, холодный пот высыхал на теле, в руке он держал стакан, и тут ему в голову пришла мысль. Никто никогда ничего подобного не делал, но ведь никто раньше и не пытался пробить Большой Черпак.

— Я просверлю шпуры и заложу большой заряд в висячий бок штрека. Заставлю парней Деланж теперь же заняться этим. Тогда в любой момент я смогу обрушить кровлю и запечатать этот проклятый туннель.

Род удивился, какое сильное облегчение он испытал. Теперь он понимал, как сильно это его беспокоило. Он вернулся в спальню и расправил простыни. Но уснуть не смог. Воображение было перенапряжено, и в мозгу проплывали мысли и картины, пока он вдруг не увидел Терезу Стайнер.

Он не видел ее две недели с возвращения Манфреда из Европы. Дважды говорил с ней по телефону, торопливый, скомканный разговор, который оставил его глубоко неудовлетворенным. Он все больше и больше сознавал, что ему не хватает ее. Попытка найти утешение с другой женщиной кончилась жалкой неудачей. Он сразу утратил к ней всякий интерес и вернул юную леди в лоно семьи в неслыханное время — в начале одиннадцатого в субботу вечером.

Только непрерывные заботы новой должности не давали ему уехать в Йоханнесбург и рискнуть.

— Знаешь, Айронсайдз, пора затормозить, а то совсем потеряешь голову из-за этой женщины. Помни свою клятву — «никогда снова»!

Он выровнял подушку и лег.

Терри лежала неподвижно в ожидании. Был второй час ночи. Одна их тех ночей. И как никогда раньше, она была полна страхом. Холодное липкое ощущение в нижней части живота. До сих пор ей везло. После возвращения из Парижа он не был с нею близок. Но уже прошло две недели, и вечно это продолжаться не может. Сегодня.

Она слышала звуки машины на подъездной дороге и почувствовала себя больной. Я не могу, решила она, и никогда больше не смогу. Теперь я знаю, что так не должно быть. Не должно быть таким грязным, скрытным, ужасным… должно быть, как с Родом.

Она услышала, что он в своей спальне, и села. Почувствовала отчаяние.

Дверь ее комнаты беззвучно раскрылась.

— Манфред? — резко спросила она.

— Это я. Не беспокойся. — Он подошел к кровати, темная безличная форма, на ходу он снимал пижаму.

— Манфред, — выпалила Терри, — у меня в этом месяце началось раньше, прости.

Он остановился. Она видела, как он опустил руки и стоял совершенно неподвижно.

— Ага! — сказал он наконец, и она услышала шорох его ног на толстом ковре. — Я как раз собирался сказать тебе, — он колебался, подбирая слова,

— что… я буду отсутствовать в течение пяти дней. Уезжаю в пятницу. Мне нужно в Дурбан и Кейптаун.

— Я тебя соберу, — сказала она.

— Что? А, да, спасибо. — Снова шорох ног. — Ну, что ж. — Он поколебался, потом быстро наклонился и коснулся ее щеки губами. — Спокойной ночи, Тереза.

— Спокойной ночи, Манфред.

«Пять дней». Она лежала в темноте и радовалась. «Пять дней наедине с Родом».

50

Детектив инспектор южноафриканского уголовного розыска Ханнес Гробелаар сидел на краю стула со сдвинутой набок шляпой и говорил по телефону, который держал зажатым в руке носовым платком. Это высокий человек с длинным печальным лицом и траурно повисшими усами, тронутыми сединой.

— Скупка золота, — говорил он в трубку, а потом ответил на очевидный вопрос: — Золотой порошок рассыпан во всему полу, есть и ювелирные весы, и на них отпечатки пальцев покойника. — Он послушал. — Ja. Ja. Хорошо, ja. Похоже, сломана шея. — Инспектор Гробелаар повернулся на стуле и взглянул на труп, лежавший на полу рядом с ним. — Немного крови на губе, Больше ничего.

К столу подошел один из специалистов по отпечаткам пальцев, и Гробелаар, продолжая держать трубку, встал, чтобы не мешать ему работать.

— Отпечатки? — с отвращением переспросил он. — Тут на всем отпечатки, пока мы выявили не менее сорока разных рук. — Он слушал несколько секунд.

— Нет, мы его найдем. Должно быть, рабочий банту с шахты, а у нас отпечатки пальцев их со всей республик. Просто нужно проверить всех и допросить. Ja, через месяц, не позже, он у нас будет. Я буду на площади Джона Форстера около пяти, как только мы закончим тут. — Он повесил трубку и встал, глядя на убитого.

— Ублюдок, — сказал стоявший рядом сержант Хьюго. — Сам напрашивался, покупая золото. Это так же опасно, как алмазы. — Он показал большой конверт, который держал в руке. — Здесь много осколков стекла. Как будто бутылка, в которой было золото. Убийца пытался замести, но сделал это не очень хорошо. Эти осколки лежали под столом.

— Отпечатки?

— Только один достаточно большой осколок. На нем смазанный отпечаток. Может оказаться полезен.

— Хорошо, — кивнул Гробелаар. — Продолжайте искать.

Из здания послышался женский вопль, и Хьюго сморщился.

— Она опять начинает. Дьявол, я думал, она уже иссякла. Все португальские женщины таковы.

— Ты никогда не слышал, как они рожают, — сказал Гробелаар.

— А ты слышал?

— Да в соседней квартире рожала одна, так крыша чуть не обвалилась.

Усы Гробелаара повисли еще более траурно: он подумал о предстоящей работе. Часы, дни, недели допросов, проверок и новых перекрестных допросов, целый ряд мрачных неразговорчивых подозреваемых.

Он вздохнул и ткнул пальцем в труп. «Ладно, мы с ним закончили. Пусть его унесут».

51

Роду потребовалось два дня, чтобы рассчитать необходимый заряд. Шпуры были размещены таким образом, чтобы вызвать максимальный обвал висячего бока. Вдобавок он решил разместить заряды и в боковых стенах с таким расчетом, чтобы они взорвались после обвала кровли. Это отбросит груду осколков в туннеле и плотно запечатает его.

Род сознавал, что такое давление воды в две тысячи фунтов на квадратный дюйм, и потому решил, что взорвать нужно не менее трехсот футов кровли. Его заряд был рассчитан на это, но он знал, что даже это полностью не перекроет воду. Но значительно уменьшит ее поступление, и команда цементировщиков окончательно заткнет туннель.

Братья Деланж не разделяли энтузиазма Рода по поводу этого проекта.

— Эй, нам потребуется три-четыре дня на сверление и подготовку зарядов, — возразил Джонни, когда Род показал ему тщательно вычерченный план.

— Ничего подобного, — ответил Род. — Мне нужно, чтобы все было сделано аккуратно. Не меньше недели.

— Вы сказали проходить быстро. Ничего не говорили, что стены нужно усеивать дырами, как сыр.

— Ну, что ж, а теперь говорю, — мрачно сказал Род. — И еще скажу, что вы будете сверлить, но не будете заряжать, пока я сам не проверю, достаточно ли глубоко вы просверлили.

Он не доверял Джонни и Дэви: те не будут тратить время и сверлить двадфатифутовые шпуры, когда можно просверлить на шесть футов, заткнуть взрывчаткой, и никто не увидит разницы. Пока не будет слишком поздно.

Впервые за все время заговорил Дэви Деланж.

— Будете засчитывать нам дополнительные объемы, пока мы возимся с этим? — спросил он.

— Четыре сажени за смену. — Род согласился платить за выемку несуществующей породы.

— Восемь, — сказал Дэви.

— Нет! — воскликнул Род. Это грабеж.

— Не знаю, — пробормотал Дэви, глядя на Рода хитрыми, маленькими, как у хорька, глазами. — Может, спросить совета у братца Дювенханжа?

Дювенханж был представителем рабочего профсоюза на первом стволе. Он довел Френка Леммера почти до нервного срыва и теперь взялся за Родни Айронсайдза. Род предложил головной администрации дать Дювенхенжу хорошо оплачиваемую работу, лишь бы убрать его с пути. Меньше всего в мире Род хотел, чтобы братец Дювенханж сунул свой нос в штрек к Большому Черпаку.

— Шесть, — сказал он.

— Ну… — Дэви заколебался.

— Шесть честная оплата, — сказал Джонни, и Дэви сердито посмотрел на него. Джонни выхватил из его рук полную победу.

— Хорошо, значит договорились. — Род быстро закончил переговоры. — Начнете сверлить запасные шпуры прямо сейчас.

По замыслу Рода требовалось заполнить двумя тоннами взрывчатки почти сто двадцать шпуров. Отверстия должны были быть просверлены в тысяче футов от начала штрека на 66 уровне.

Штрек теперь превратился в просторный, хорошо освещенный и вентилируемый туннель, по стенам и потолку тянулись вентиляционные трубы, шланги с сжатым воздухом для сверел, электрические кабели, по полу были проложены рельсы.

Вся работа прекратилась, пока братья Деланж занимались запасным зарядом. Легкая работа немногого требовала от людей. Когда заканчивалось сверление, Дэви вставлял измерительный прут, чтобы проверить глубину скважины, и затем запечатывал отверстие бумагой. Хватало времени для кофе и размышлений.

Три темы постоянно занимали мысли Дэви, пока он сидел, ожидая окончания работы отбойщиков. Часто он мысленно видел пятьдесят тысяч рандов. Это его деньги, все налоги выплачены, деньги сбережены за несколько лет и размещены в местном отделении Йоханнесбургского строительного общества. Он представлял себе, как они лежат пачками в сейфе общества. И на каждой пачке надпись «Дэви Деланж».

Потом его воображение автоматически переключалось на ферму, которую он купит на эти деньги. Он видел, как вечерами сидит на широкой веранде, а заходящее солнце окрашивает вершины Свартберга за долиной, и скот с пастбищ идет домой.

И всегда рядом с ним на веранде сидит женщина. Рыжеволосая женщина.

На пятое утро Дэви приехал домой на рассвете, он не устал. Ночная работа была легкой и неутомительной.

Дверь спальни Джонни и Хэтти была закрыта. За завтраком Дэви читал газету. Как всегда, его полностью поглотил комикс — приключения Модести Блейз и Вилли Гарвина. В это утро Модести была в бикини, и Дэви сравнивал ее с большим здоровым телом жены брата. Эта мысль оставалась с ним, когда он лег в постель, и он лежал без сна, мечтая, и в мечтах Модести превращалась в Хэтти, а Вилли Гарвин — в Дэви.

Час спустя он все еще не спал. Он сел и потянулся к полотенцу, лежавшему в ногах постели. Обернул полотенце вокруг пояса и пошел по коридору в ванную. Открыл ее дверь и оказался лицом к лицу с Хэтти Деланж.

На ней была белая кружевная ночная рубашка, на ногах тапочки из страусиных перьев. Лицо без косметики, волосы она расчесала щеткой и перевязала лентой.

— Ох! — удивленно сказала она. — Ты меня напугал, парень.

— Прости. — Дэви улыбнулся ей, придерживая одной рукой полотенце. Хэтти быстро оглядела его нагой торс.

Мускулатура у Дэви как у профессионального борца. Волосы на груди курчавые. Татуировка на обеих руках подчеркивала мощные бицепсы.

— Эй, у тебя и фигура, — одобрительно сказала Хэтти, и Дэви втянул живот.

— Ты так считаешь? — Дэви застенчиво улыбнулся.

— Да. — Хэтти наклонилась и коснулась его руки. — И твердая.

При этом движении ее ночная рубашка распахнулась. Лицо Дэви вспыхнуло, когда он заглянул в отверстие. Он попытался что-то сказать, но голос ему изменил. Пальцы Хэтти гладили его руку, она видела, куда он смотрит. Медленно придвинулась ближе к нему.

— Я тебе нравлюсь, Дэви? — спросила она, низким и хриплым голосом, и со звериным криком Дэви набросился на нее.

Руки его сорвали с нее рубашку, он прижал ее к стене, рот болезненно впился в ее тело. Тело прижималось все теснее, глаза стали дикими, дыхание прерывалось.

Хэтти смеялась — беззвучным задыхающимся смехом.

Вот это она любит. Когда они теряют голову, когда сходят из-за нее с ума.

— Дэви, — сказала она, срывая с него полотенце. — Дэви.

Она продолжала извиваться, не даваясь его прижимающим бедрам, зная, что это еще больше вопламенит его. Руки его рвали ее тело, глаза стали безумными.

— Да! — прошипела она прямо ему в рот. Он сбил ее, и она по стене скользнула на пол.

— Подожди, — выдохнула она. — Не здесь… в спальне.

Но было уже поздно.

Дэви весь день провалялся в спальне, его мучило раскаяние.

— Брат, — повторял он. — Джонни мой брат.

Однажды он заплакал, слезы рвали ему грудь. Они выбивались из-под горящих век, и он почувствовал себя слабым и истощенным.

— Мой родной брат. — Он с ужасом покачал головой. — Я не могу здесь оставаться, — решил он. — Надо уходить.

Он пошел к раковине и промыл глаза. Стоя над раковиной, с мокрым лицом, он принял решение.

— Я должен ему сказать. — Слишком велика тяжесть вины. — Я напишу Джонни. Напишу обо всем и уйду.

Он лихорадочно стал искать бумагу и ручку, как будто мог загладить вину, описав ее. Сидел за столом у окна и писал, медленно, с трудом. Когда он кончил, было три часа. Он почувствовал себя лучше.

Он положил четыре плотно исписанных странички в конверт и спрятал во внутренний карман пиджака. Быстро оделся и тайком выбрался из дома, боясь встретиться с Хэтти. Но ее не было видно. Ее большого белого монако не было в гараже, и Дэви с облегчением направился по дороге в «Сондер Дитч». Он хотел добраться до шахты раньше, чем поднимется со смены Джонни.

Дэви слышал голос брата, тот шутил и смеялся с другими отработавшими шахтерами в раздевалке компании. Сам он закрылся в уборной, чтобы не встретиться с братом, и безутешно сидел на сидении туалета. Звуки голоса Джонни оживили с новой силой чувство вины. Письмо с признанием было переложено во внутренний карман комбинезона, он достал его, открыл конверт и перечел.

— Ну, пока, — послышался веселый голос Джонни. — Увидимся, ублюдки, завтра.

Остальные шахтеры хором ответили, хлопнула дверь.

Дэви продолжал еще целых двадцать минут сидеть в застоявшемся запахе тел и мочи, грязных носков и дезинфекции. Наконец он снова положил письмо в карман и открыл дверь уборной.

Команда Дэви ждала у начала штрека. Все сидели на скамье, смеялись и болтали. Чувствовалось, что их ожидает еще одна легкая смена.

Когда появился Дэви, все весело приветствовали его. Братья Деланж были популярны, но Дэви не ответил на приветствия. Он даже не улыбнулся.

Старший свази протянул ему безопасную лампу, и Дэви подтверждающе хмыкнул. Тяжело пошел один по туннелю, не обращая внимания на окружение, мозг его барахтался в луже вины и жалости к самому себе.

Через тысячу футов он добрался до места дневной работы. Смена Джонни оставила сверла, соединенные с компрессорной системой, готовые к работе. Дэви отановился посредине рабочего пространства, и без участия сознания руки его сами начали двигаться, выдвигая фитиль безопасной лампы.

За защитной сеткой появился голубой огонек, и Дэви поднял лампу на уровень глаз и медленно пошел вдоль штрека. Он смотрел на пламя, но не видел его.

Воздух в тоннеле прохладный, отфильтрованный, в нем ни запаха, ни вкуса. Дэви шел как во сне. Он тонул в жалости к себе. Он видел себя в героической роли, одним из великих любовников прошлого, поставленных в трагические обстоятельства. Мозг его был занят только этой картиной. Глаза ничего не видели. Он слепо исполнял ритуал, который проделывал раньше тысячи раз в начале каждой смены.

Медленно за защитной решеткой огонек изменил свою форму. Его вершина расплющилась, над ней возникла призрачно-бледная линия. Глаза Дэви увидели ее, но мозг отказался воспринимать увиденное. Дэви продолжал идти в оцепенении вины и жалости.

Эта линия над пламенем называется «шапка», она означает наличие в воздухе по крайней мере пяти процентов метана. Последний шпур, который проделала смена Джонни Деланжа, столкнулся с заполненной метаном трещиной. В течение уже трех часов газ из трещины поступал в туннель. Воздух вокруг Дэви был заполнен метаном, Дэви дышал им, набирая полные легкие. Нужна была всего лишь искра, чтобы воспламенить его.