Голубая ива

Впрочем, никому нельзя позволять обращаться с собой подобным образом. Артемас тоже ничем не лучше! К черту детскую верность! Эта унизительная сцена в Нью-Йорке два месяца назад…

И тем не менее от сердца отлегло, когда она прижала к себе эти милые вещицы. Почему-то подкосились ноги, и девушка безвольно опустилась на сено. Стало хорошо-хорошо, и она задремала.

Звук хлопнувшей дверцы автомобиля разбудил ее.

Лили встала пошатываясь и наскоро поправила волосы. Неужели Джо Эстес пришел побродить вокруг своего нового дома? Тогда она вытащит большой пистолет и оставит ему такой же шрам, как у себя, на память. Джо, неотесанный здоровяк в модных джинсах и дорогих ковбойских ботинках, какой-то неестественно бледный после тюрьмы, смотрел на эту ферму с презрением, словно не принимая всерьез затею своего отца.

Девушка высунулась наружу и замерла, в ярости сжав кулаки и открыв рот от изумления.

«Артемас!»

Он растерянно оглядывался по сторонам, запрокинув большую красивую голову с копной густых черных волос. Белоснежный пуловер облегал его широкую грудь, кремовые брюки подпоясывал коричневый ремень. Юноша широко расставил ноги в тяжелых туристских ботинках, оперся рукой о капот седана последней модели, взятого напрокат. Он прямо-таки искрил энергией с выражением тревоги и нетерпения на лице, и лишь благодаря большим темным глазам он казался более притягательным, чем был на самом деле.

Лили словно остолбенела. Его уверенность, прекрасное телосложение, физическая сила и в то же время некая грациозность завораживали: она могла бы стоять так всю жизнь.

Все ее чувства мгновенно всколыхнулись, голова была неприлично пуста, по телу разлилось непонятное тепло. Эта утрата контроля над собой ужаснула и разозлила ее. Она не могла двинуться с места. Ожидая, что он придет — всю свою жизнь она ожидала этого, — Лили поэтому ненавидела его.

Артемас оглядывал коробки на крыльце старого дома, При взгляде на открытую входную дверь его охватило волнение. Голубовато-зеленые ивы высились в нескольких ярдах за домом, образуя величественный фон, который прекрасно сохранился в его памяти. Ветер шелестел верхушками деревьев, и по берегам ручья дружно квакали лягушки.

Смутное предчувствие заставило его затаить дыхание. Где она? Надо найти ее и сделать все от него зависящее.

«Я всегда буду возвращаться сюда к Лили. Снова и снова», — печально подумал Артемас.

Он медленно повернулся, обозревая двор и поля, не в силах стряхнуть какую-то истому. Дыхание перехватило от неясного предчувствия.

Блуждающим взглядом юноша окинул старый амбар с остроконечной жестяной крышей и… ощутил острую боль.

«Лили!»

Он видел всего лишь одну фотографию испуганной и потому особенно привлекательной девочки, но нисколько не сомневался, что высокая стройная девушка на сеновале, с вызовом глядевшая на него, — Лили. Он быстро пошел, почти побежал к ней, зная, что она не сводит с него глаз.

С каждым шагом выявлялись милые мелочи: волосы, сохранившие цвет фантастической лилии, толстой косой заброшенные за плечо, полная грудь, крутые бедра. Свободные шорты в сочетании с обычной тенниской, облегающей ее фигуру, лишь придавали ей привлекательности, оттеняя женственность и непримиримую силу.

Она следила за его приближением коварным, опаляющим взглядом блестящих голубых глаз, нахмурившись и стиснув зубы. Все в ее позе внушало угрозу. Величественная осанка полностью разрушила ее образ, все то, что он ожидал и к чему себя готовил.

Артемас выдержал осуждающий взгляд.

— Тебе исполнилось всего шесть лет, когда я видел тебя в последний раз. — Голос его охрип от волнения.

Она все так же гневно смотрела на него, не произнося ни слова. Он поборол желание крикнуть, оправдаться перед ней.

— Ты рассердилась, потому что не поняла ситуации, а я не знал, как лучше объяснить. Ты была ребенком… как и я, но теперь мы не дети. Я не разочаровал тебя раньше, не разочарую и теперь. Спускайся, давай поговорим.

Она спокойно поставила ногу на крюк ворота и дернула туго натянутую веревку. Артемас затаил дыхание. Лебедка скрипнула в последний раз, она ступила на землю рядом с ним. От неожиданной близости атмосфера наэлектризовалась. С мертвенной бледностью на лице, не считая розовых пятен на щеках, она отшвырнула веревку в сторону и посмотрела на него в упор, дрожа от негодования.

Неожиданная искра чувственности, вспыхнувшая между ними, уничтожила все слова. Девушка была на грани срыва, молниеносно, с какой-то дикой свирепостью она ударила его. Тяжелая кожаная рукавица ничуть не смягчила бы удара, но он перехватил ее руку. Удар пришелся ему по голове. Ее лицо исказилось от досады, девушка снова замахнулась.

На этот раз он вынужден был действовать: обхватил ее за плечи и встряхнул с такой силой, что у нее перехватило дыхание. Резким движением он привлек ее к себе, вывернул руки, а другой рукой схватил за косу. Она пыталась вырваться, хрипя от негодования и пиная по лодыжкам.

Артемас уже ощущал ее дыхание, взгляды их встретились.

— Я не знал, — прошипел он сквозь стиснутые зубы. — Не знал, что нужен тебе. Я никогда бы так не поступил.

— Лгун! Проклятый лгун! На самом деле тебе наплевать!

Она боролась изо всех сил, стараясь его руками причинить себе ощутимый вред.

— Прекрати! — прорычал он. — Послушай.

Она перестала вырываться, но смотрела по-прежнему недоверчиво и с видимым отвращением.

Он тяжело вздохнул:

— Тамберлайн — он говорил с тобой в Нью-Йорке — имел указание отшивать любых посетителей. Вот почему он сказал, что я не хочу тебя видеть. Это не так.

Ее глаза презрительно сощурились.

— Но я писала тебе, и ты мне не ответил. Писала, что мои родители погибли. Твоя дружба мне куда дороже, чем деньги.

— Я перестал читать твои письма. Я не знал, что ты потеряла родителей и нуждаешься в деньгах. Я не имел понятия о том, что ты приезжала в Нью-Йорк два месяца назад, и узнал об этом только сегодня утром. Поверь.

Он все еще не отпускал ее, словно таким образом мог укротить; она все еще смотрела вызывающе, но вместе с тем в глазах Лили застыли боль и удивление.

— Узнал бы, если бы захотел, — настаивала она. — Почему ты больше не писал мне?

Правда о его хладнокровной сделке с сенатором де Вит-том навсегда бы похоронила его в ее душе. Пришлось объясняться, нелепо, жестоко — но объясняться.

— Я теперь не один и хотел в конце концов написать тебе о ней.

— Ты не читал моих писем, чтобы избавиться от ревности той, что живет с тобой теперь? — Она стремительно повернулась, но попытка не увенчалась успехом, она глухо застонала. — Думаешь, я буду сидеть и ждать, пока ты вернешься и женишься на мне из-за какого-то чертова обещания, которое дал мне, будучи ребенком? — От частого дыхания грудь ее конвульсивно вздымалась, губы скривились в презрительной усмешке. — У тебя дурной вкус, если ты подцепил такую, которая не слишком доверяет тебе, чтобы позволить иметь друзей. Или ты самый соблазнительный мужчина в Нью-Йорке?

— Твой лексикон походит на мусорную свалку.

— Я набралась от тебя, когда мне было шесть. Словечки приклеились навсегда.

— Ты не виделась со мной двенадцать лет и до сих пор помнишь?

— Я помню все, — огрызнулась она. — Какой ты замечательный, думала я. Твои письма приходили как раз тогда, когда мне было особенно плохо, именно ты помог мне осознать себя! Вот почему я не могу теперь принять каких-то нелепых извинений.

Он ослабил хватку, но все еще не отпускал.

— Я проклинаю себя за то, что натворил, — выдохнул он. — И не такой уж я благородный рыцарь, как тебе казалось. Я совершаю ошибки, иду на компромиссы. Но сейчас я здесь, чтобы помочь тебе.

Рот ее вновь скривился в ехидной ухмылке. Артемас потерял всякую надежду.

— Может, дело в том, что ты не понимаешь, что за жизнь у меня теперь?

— Да-а-а. — Она озлобленно протянула это слово. — Потому, что мне все еще хочется думать, что ты — Терпеливый принц — Она покраснела. — Потому, что тебе можно доверять, как это делали мои родители, — Голос ее задрожал. — После их гибели я считала, что есть еще Артемас! Боже, какой же я была дурой!

— Лили… — Он словно хотел оправдаться, разжал руки, но все еще не отнимал их Она же отчужденно отстранилась. — Я приехал сразу же, как только узнал, в чем дело, — повторил он хрипло. — Зачем бы мне помогать теперь, если я намеренно избегал тебя прежде?

Теперь глаза ее заблестели от смущения. Артемас чуть прижался щекой, вдыхая запах волос.

— Я ничего не могу изменить, — прошептал он, — но хочу сделать то, что могу.

Она тихо застонала от отчаяния:

— Если бы желания исполнялись, нищие стали бы богатыми. Я была бы миллионершей.

Обида и сомнение чувствовались в каждой клеточке ее тела.

— Расскажи мне все, — настойчиво попросил он.

Ей с трудом давалось каждое слово, в памяти были еще живы картины двухмесячной давности.

— Когда это произошло?

— В феврале.

Артемас вздрогнул. Лили прошла через ад и за это время, кажется, могла бы смириться.

— Ты приезжала в Нью-Йорк несколько недель спустя?

— Да. Я, вероятно, сошла с ума. Поэтому я решила, что имеет смысл приковать себя цепью к двери офиса.

Его сердце разрывалось от горя.

— Я всегда знал, что ты храбрый человек.

Ее смелость впечатляла: бездумная маленькая девочка превратилась в женщину с железной волей.

— Отец был раздавлен грузовиком, — продолжала она дрожащим голосом. — Говорят, что у него не было шансов. Мать, ее… ее выбросило из кабины. Она умерла по дороге в больницу. Когда я приехала в морг, они выглядели так… будто были сломаны огромными руками.

— Лили, прости меня. Я никогда их не забуду, они были так добры ко мне.

Она внимательно посмотрела на него.

— Верю, — вздохнула она, и остатки обиды растаяли.

— Что стало с водителем? — поинтересовался Коулбрук.

— Бог проклял его, он прожил только несколько дней. Я, видимо, действительно обезумела тогда, поскольку хотела убить его.

Артемас притих в скорбном молчании. Наконец он произнес:

— Я сделаю все, чтобы ты не потеряла ферму. Клянусь. Она похолодела.

— Слишком поздно. Я уже продала ее.

— Когда?

— Вскоре по приезде из Нью-Йорка. Новый хозяин приедет на следующей неделе.

— К чему было так спешить?

— Мне представили счета к оплате.

— Тогда мы выкупим Голубую Иву.

Ее глаза широко раскрылись от изумления. Артемас мучительно старался справиться с собой. Подобный шаг неминуемо сталкивал его с суровой реальностью других обязательств: семья, будущий бизнес, верность Гленде, наконец, его соглашение с ее безжалостным отцом.

Он кашлянул и отвернулся.

— Я не могу задерживаться здесь более чем на пару дней. Если ты согласна, давай приступим. Нет больше времени обсуждать мои поступки.

Видимо, бросив на чашу весов гордость и необходимость, она с минуту помолчала, затем произнесла:

— Не хочется думать о том, что ты споткнешься. Я думаю, ты пробьешься.

Грустный тон ее голоса расстроил его. Ее желание видеть в нем идеал выкристаллизовалось в какую-то неведомую силу.

Он хотел снова взять ее за руку и поведать ей ужасные подробности своей жизни, хотел заполнить пробелы за все годы с тех пор, как проказник-мальчуган посвятил себя только что родившейся девочке и поклялся, что она будет принадлежать ему. Хотел узнать все, о чем она никогда не писала, и знать, кем она стала.

Но смог лишь вымолвить:

— В любом случае я могу только помочь тебе.

— Мне не надо больше никакого сочувствия, — возразила она. — Ни к чему тратить время попусту и ждать чуда.

— Лили, проклятие…

— Я просто хочу, чтобы ты остался со мной, пока я не перееду к тете Мод.

Наступила тишина. Она почувствовала на себе его взгляд и подняла глаза. Казалось, он изучает ее, напряженно и внимательно. Печаль и беспокойство застыли на его лице.

— Зачем? — спросил он тихо.

Он ненавидел, когда просили остаться.

Вопрос болью отозвался в ее сердце. Она бросила на него безжалостный, требовательный взгляд:

— Так мне будет что вспомнить. Так я узнаю тебя, по-настоящему узнаю. Это как раз то, чего я хотела все эти годы. Я не буду больше писать тебе, никогда не попрошу у тебя помощи. Отныне я стану рассчитывать только на саму себя. Ты вернешься в Нью-Йорк к дорогим тебе людям и приступишь к своим обязанностям, а в моей душе останется небольшой кусочек твоей жизни, и никто, слышишь, никто не отнимет его.

— Ладно — Он, похоже, увидел в этом какой-то смысл.

Она получила то, что желала. Словно в борьбе обрела удовлетворение, как если бы решилась прыгнуть с обрыва, не зная, выживет или нет. Резко кивнув, Лили поборола смущение. Она мучительно думала, что делать дальше.

— Поедем проведаем тетю Мод, — объявила Лили. — Она никого не знает на этой ферме и подумает, что я приехала с незнакомцем.

Артемас уныло согласился. От мужского запаха, от всей его фигуры и от их опасной близости мурашки пробежали у нее по спине. А они вместе всего лишь десять минут.

Глава 12

Тетя Мод с сестрами играли в крокет на лужайке — Маленькая Сис, в безрукавке с круглым вырезом и узких джинсах, слонялась без дела; Большая Сис, в ситцевым платье, опиралась на молоток, как на палку; тетя Мод, согнув колени, прицеливалась для следующего удара, ее большие бедра и коренастый торс обтягивал пестрый сарафан. Бутылка виски «Джек Дэниеле» и три полных стакана украшали металлический газонный столик. Дюжина странных коричневых шариков, привязанных к столику нитями, парила в воздухе.

Лили, заглушив мотор, припарковала джип на улице. Во дворе перед домом голубели клумбы пурпурных ирисов, раскинулись ветви тенистых деревьев, зеленела трава.

Маленькая Сис, увидев Лили, подняла свой молоток в пьяном приветствии. Большая Сис выплюнула на землю табак. Тетя Мод сидела спиной.

Через пару минут женщины раскрыли рот от изумления и застыли, как глупые наседки. Лили грустно торжествовала: «Видите? Он вернулся».

Он пожал руку каждой из них. Мод поднялась на ноги, обняла его за плечи и внимательно на него посмотрела:

— Я помню, когда ты приезжал сюда звонить по телефону. У меня создалось впечатление, что ты самый серьезный парень из всех, кого я когда-либо видела.

— Я приехал, чтобы помочь Лили вернуть ферму.

Тетя Мод опустила руки, стрельнув косым взглядом на Лили. На лице ее появилось бесстрастное выражение, словно она вот-вот откроет заседание муниципалитета. Сестры застыли от удивления.

— Ты уже видела мистера Эстеса? — поинтересовалась тетя.

Лили покачала головой.

— Из этого ничего хорошего не выйдет.

— Разговор идет о деньгах, — вмешался Артемас.

Маленькая Сис фыркнула:

— С ним этот номер не пройдет. Он — Водолей. Знаешь, какой он? — Она подошла к столу, залпом выпила стакан янтарного виски и, пошатываясь, вернулась к ним. — Люди, родившиеся под знаком Водолея, очень нервные и упрямые. В основном. — Она по-турецки села на траву. — А вы кто по знаку? — обратилась она к Артемасу.

— Водолей.

— О проклятие!

Тетя Мод виновато взглянула на Лили:

— Она разводится с Маршалом.

Лили встала на колени перед Маленькой Сис и обняла ее.

Та лишь махнула рукой:

— Он спал с одной кассиршей в своем банке. Я только вчера узнала. Эта сучка ему в дочери годится. — Она запрокинула голову и, окинув испытующим взглядом Артема-са, попросила: — Покажите свою ладонь, молодой человек.

Он приблизился и протянул руку. Она принялась изучать ее с нескрываемым интересом.

— Да, да. — Она наконец хлопнула его по ладони и отстранилась. Взяла руку Лили и почему-то радостно стала раскачиваться на месте. — Да, да.

Большая Сис ткнула младшую сестру молотком:

— Отстань от них, пьяная дурочка.

— Это судьба, — воинственно ответила Маленькая Сис. — Ее не обманешь.

Лили поднялась и потянула Артемаса за руку. Он хмуро перевел взгляд с Маленькой Сис на нее. Лили покачала головой:

— Не обращай внимания.

— Ты знаешь, что это такое? — Маленькая Сис махнула рукой на шарики. — Презервативы. Так они выглядят куда привлекательнее. Мы надуваем их горячим воздухом.

Большая Сис смущенно хмыкнула, прихрамывая, подошла к столу и, достав перочинный ножик, начала протыкать непристойные декорации.

Громкие хлопки взвинтили нервы Лили. У Артемаса серьезное выражение лица сменилось великодушным изумлением. Тетя Мод загородила собой Маленькую Сис, которая, насупившись, смотрела на Большую, кажется, собираясь отомстить.

— Оставайтесь обедать. — Мод покачала головой. — Уже все готово. Мы просто были свидетелями первого акта развода Маленькой Сис.

— Мистер Эстес… — начала было Лили.

— Его сын разбил жизнь своим родным. Я не знаю всего, но подозреваю, что Хопвел и Дусия устали оберегать его от неприятностей. Говорят, он опять спелся с дурной компанией.

— Он не должен жить в доме Лили, — встрял Артемас.

Тетя Мод сочувственно посмотрела на него, но твердо возразила:

— К сожалению, это уже его собственность.

— Ты не могла бы поговорить с мистером Эстесом? Попытаться переубедить? — не отступала Лили.

— Конечно, я поговорю с ним, но уверена, он смотрит на твою усадьбу как на подарок богов. Не знаю почему, но это так. — Она обняла Лили за плечи. — Ты, милая, пойдешь в колледж этой осенью. Даже если бы тебе удалось вернуть ферму, что бы ты стала там делать?

Голова Лили поникла.

— Это все равно что спросить, зачем мы дышим. Ферма — часть меня.

Артемас, молча выслушав диалог, осторожно вмешался:

— Мне кажется, я смогу убедить его продать ферму. Лили может жить там и учиться в каком-нибудь местном колледже.

На лице тети Мод застыло каменное выражение.

— Лили не станет сидеть в тени вашего старого поместья и мечтать о том, когда вы вернетесь и останетесь там. Она провела там всю свою жизнь, и вы, поощряя ее сейчас, поступаете неправильно.

От стыда Лили захотелось сквозь землю провалиться.

— И вовсе это не из-за Артемаса.

Маленькая Сис громко фыркнула, приблизилась к парню и, похлопав по щеке, подняла указательный палец.

— Твой жизненный путь лежит в другом направлении. — Она подняла другой палец, указывая на Лили. — Параллельно с Лили, но не более. Впрочем, — она сложила пальцы вместе, — может, это когда-нибудь и произойдет, но не теперь.

Лили обхватила голову руками.

— О Боже, вы все перепутали!

— Где вы были несколько месяцев назад? — требовательно вскричала Большая Сис, тряся своей палкой.

Ни один мускул не дернулся на лице Артемаса.

— Я не знал, что нужен Лили. Я виноват и нахожусь здесь, чтобы исправить ошибку.

Тетя Мод вздохнула.

— Вы ей больше не нужны. Почти обезумев от горя, она все еще не пришла в себя. Незачем вам еще больше смущать ее и вредить ей.

— Я не шар для игры в крокет, — запротестовала Лили. — Перестаньте говорить обо мне так, будто вы можете заставить меня катиться по газону туда, куда захотите. Я сама знаю, что мне делать.

Наступила напряженная тишина. Маленькая Сис наклонилась к тете Мод и пробормотала:

— Дай ей набить свои шишки.

Тетя Мод вздохнула и махнула рукой:

— Больше вы от меня ничего не услышите.

Большая Сис остервенело сплюнула:

— Слава Богу! Ты и Сис замолчали.

— А теперь — обедать, — повторила тетя Мод приказным тоном. — Артемас, возьмите Маленькую Сис под руку, помогите этой сухопарой леди войти в дом.

Лили с ужасом смотрела на молодого человека — он был ошеломлен.

Обед превратился в ужасный маскарад обвинительных речей Маленькой Сис о бесполезности мужчин, сарказмов Большой Сис, укоряющих взглядов тети Мод и бесполезных попыток Лили запихнуть в себя пищу, когда она всего лишь хотела провалиться сквозь землю, чтобы Артемас не видел ее страданий.

Он сидел рядом, разделывая пищу на изящной тарелке белого фарфора с орнаментом в виде завитков по краям.

— Коулбрук, — объявила Большая Сис, подаваясь вперед и постукивая вилкой по тарелке. — Мод подарила этот сервиз мне в день моего сорокапятилетия. Двадцать лет назад. Сохранился превосходно. Можете гордиться.

— Я знаю, что это оформление Коулбрука. — Артемас задумчиво улыбнулся. — Сейчас мы выпускаем другие сервизы — обновленная версия старых с учетом современных веяний.

— Хорошо. Хорошо. — Большая Сис жевала кусок бледного цыпленка. — Как долго вы пробудете в городе?

— Несколько дней.

Лили глубоко вздохнула.

— Он остается со мной на ферме.

В мертвой тишине она переводила взгляд с одной сестры на другую и наконец наткнулась на насупившуюся тетю Мод.

Артемас осторожно промолвил:

— Если я когда-нибудь испорчу Лили жизнь, прокляните меня.

— Может, мы уже прокляли, — ответила Маленькая Сис, — и хотим посмотреть, что из этого выйдет.

* * *

Маленькая Сис поджидала Лили в холле. Та после обеда пошла в ванную, чтобы сполоснуться холодной водой.

— Иди сюда, — прошипела Маленькая Сис и сунула Лили небольшой пакетик. — Пользуйся, если хочешь. Если не знаешь как — читай инструкции.

Лили посмотрела на открытую упаковку презервативов. В голове все поплыло.

— Не нужны мне никакие шары, — пыталась отшутиться она, скрывая смущение.

В холл вошел Артемас, измученный вопросами Большой Сис о китайском фарфоре и укоризненными взглядами тети Мод. Лили вдруг ощутила, что презервативы жгут ей руку, и, прикрыв надпись на упаковке, украдкой вернула их обратно.

Маленькая Сис смешно сморщила губы — точь-в-точь Мик Джагер на концертах — и сунула-таки упаковку в задний карман шорт Лили.

* * *

Старая ферма казалась какой-то жалкой и пустой из-за отсутствия безделушек и чего-то неуловимо личного, что делало ее такой теплой и привлекательной. Артемас прошелся по нижнему этажу, прикасаясь к обстановке, озираясь на голые стены, пустые книжные шкафы, упакованные картонки в углах. Мягкий свет старых белых бра придавал дому ложное ощущение комфорта, которое осталось в его памяти до сих пор.

Лили двигалась в нижней спальне, устраивая ему постель. Мысль о том, что он будет спать в ее кровати, волновала его и разрушала хрупкую баррикаду между его чувствами к ней и чувственностью, которой он никогда не потворствовал. Он перешел в столовую, облокотился на камин и уставился на холодную каминную решетку.

Дверь спальни хлопнула, послышались шаги Лили по голому деревянному полу. Он весь был оголенный нерв.

— Я положила дополнительную подушку на кровать. — Она подошла к камину и присела, опершись локтями на колени. Ее гортанный, протяжный голос пробирал до самого сердца. — Боюсь, тебе будет не очень удобно — я-то только-только помещаюсь, а ты выше меня. Конечно, можно было бы положить тебя на большой кровати родителей наверху, но я уже сложила в коробки все постельные принадлежности.

— А ты где спишь?

— На сеновале. — Она пожала плечами. — Я всегда сплю там в теплые летние ночи. Мне там нравится. — Из глаз ее струилась волнующая аура, и за всей ее неприступностью скрывалась расстроенная одинокая душа. — Я не могу теперь спать в этом доме. Потому что, заснув у себя в кровати, я, проснувшись ночью, начинала прислушиваться к каждому шороху, каждому звуку, представляя, что все идет по-прежнему и вот-вот выйдет мама или папа.

Артемас сочувственно молчал. Лили опустила плечи. На самом же деле она продолжала бороться и именно ее гордость играла в этом не последнюю роль.

Он сел рядом и взял ее руки в свои. Одно только прикосновение породило в нем жгучее желание. Сдерживая самого себя, он притворился, что с большим интересом изучает ее мозолистые ладони. Он погладил их.

— Я никогда не сомневался, что смогу добиться желаемого, — произнес он. — Поэтому считал, что дело всего лишь в том, чтобы понять, чего же именно я хочу и как этого достичь. Но на самом деле все не так просто — я же не могу вернуть тебе родителей.

Она внезапно сжала его ладонь.

— Не желай невозможного, — прошептала она. — Разочаруешься.

В ее голосе слышалось такое отчаяние, что его пробрала дрожь. Он встретился с ее печальным, тревожным взглядом.

— Не так-то просто понять разницу или признать ее.

Потом они сменили тему разговора и заговорили о будущем, но магическое притяжение между ними только усиливалось. Она внимательно разглядывала его, а он боялся что-нибудь пообещать глазами. Искорки надежды, зарождающейся в ней, исчезали так же быстро, как и появлялись. Она медленно высвободила руки. Артемас с трудом отодвинулся от нее и прилег на диван у камина. Такое безразличие потребовало проявления всей его воли.

— Утром встретимся с мистером Эстесом. Надо попытаться.

Лили молча грустила. Прошлое ворвалось в ее жизнь, но совсем не так, как ей мечталось в детстве. Оно было полно противоречий — война между гордостью и нуждой, воинственность вместе со смущением. Терпеливый принц совсем не похож на романтичного героя, стремящегося перевести ее в золоченый замок; не было замка, а был лишь ветхий, полуразрушенный особняк, да и она вовсе не покорная, терпеливо ожидающая принцесса.

Лили приблизилась к буфету. Порывшись в какой-то коробке, извлекла старые фотографии. Отыскав нужную, протянула ему.

Артемас взял сморщенную черно-белую карточку, и сердце его сжалось.

— Мне всего только шесть, — сказал он, разглядывая босоногого мальчика в широких отрезанных джинсах, обнимающего шею теленка. Он перевернул карточку и увидел надпись.

— «Артемас и Фред», — прочел он и печально улыбнулся. — Это я назвал его Фредом. Да. Пожалуй, самое счастливое время в моей жизни. Я просил у Дрю разрешения взять Фреда домой, но теленок остался здесь. И я здорово ему завидовал.

— Я рада, что ты не назвал меня Фредом.

Он рассмеялся. Неловкость и печаль исчезли сами собой. Она тоже засмеялась, затем опустилась на диван, закрыв лицо руками, и затряслась от хохота как в истерике.

— Лили. — Он сильно разволновался.

Артемас привлек ее к себе. Она, поджав под себя ноги, свернулась рядом.

— Я так сильно скучаю, — прошептала она.

Артемас поцеловал ее в затылок. Сдержанность стала его самым ценным приобретением, он гордился этим и всегда прибегал к ней, даже когда близость быстро затуманивала его голову нежностью и жадностью.

— Я знаю, что ты чувствуешь. Не скрывай, не надо.

Она склонила голову ему на плечо, глубокие, мучительные рыдания вырывались из глубины души, сотрясая все ее тело Артемас гладил ее по голове, по щеке, бормоча тихие, нежные слова, но боль охватила его самого. Он устроился поудобнее и стал тихо укачивать Лили. Слезы брызнули у него из глаз и ручьями полились по щекам Он разбил ей сердце, разрушил их мечты, да так, что они, вероятно, никогда не будут вместе.

Почувствовав влагу на висках, она встрепенулась.

— О нет, не надо, — отчаянно проговорила она.

Он закрыл глаза и покачал головой, она прильнула к нему. Он уступил, и, пытаясь утолить боль, крепко прижал девушку к себе. Ощутив его безмолвные муки, она нежно погладила Артемаса по голове.

— Ты не умеешь плакать. — Голос ее дрожал, она запиналась на каждом слове. — Но не скрывай это от меня.

В ответ, стиснув зубы, он произнес:

— Ты единственный человек в моей жизни, который знает, что я способен плакать.

— Значит, они просто не чувствуют так, как ты. Ты слишком много хочешь от них.

— Именно на это я и надеюсь.

— Даже в отношении с ней? — простодушно спросила Лили.

Верность Гленде позволяла ответить лишь одно:

— Это не ее вина.

Заботы в его тоне хватало для того, чтобы удержать дистанцию. Лили слабо вздохнула и чуть отстранилась.

— Ты, должно быть, ее очень любишь.

— Она заслуживает того, чтобы быть любимой.

Этот неясный ответ не помешал Лили заключить:

— Значит, ты любишь ее.

Артемас знал, что истина не поможет. Ложь была бы куда мудрее, поскольку помогла бы отдалить Лили.

«Я не хочу причинять ей боль. А все, что я скажу, причинит ей боль».

Он взял ее за плечи, чуть отстранил и посмотрел ей прямо в глаза. Ее взгляд, пронизывающий и вызывающий, не встретил взаимности. На ее опустошенном лице появилась маска смирения.

— Она много значит для тебя.

— Да. Очень.

Артемас подписал себе смертный приговор. Она тащила его назад. Боже, она могла пожертвовать всем, потому что знала, что потеряла. Именно о такой ее смелости он всегда мечтал, и он не в силах был остановить этот напор, жажду прославиться и защититься.

Трясущимися руками она вытерла его глаза. У него перехватило дыхание: еще секунда, и он поймает ее пальцы своими губами. Она удержала его от этой оплошности, внезапно опустив руку к нему на грудь. Артемас позволил ей подняться, Лили отодвинулась на середину дивана.

Он резким движением провел по лицу. Она сделала почти то же. Казалось, они только что пережили смерч и спрятались в каких-то развалинах.

— Ты почти не писал о своих родителях, — сказала она. — Сообщил, что они умерли, но никогда не говорил, что был счастлив с ними.

— Я не скучаю по ним.

— Вообще?

Он посмотрел на нее:

— Вообще.

Ее лицо побледнело от его резкого тона.

— Почему?

Его рассказ смел большую часть ее идеалистических представлений о нем и удержал на расстоянии. Он начал с Сьюзен де Гуд, смягчая детали, но ничего не скрывая. Ужас застыл на лице Лили. Ее вопросы вносили лишь нотку сочувственного сожаления, словно она спрашивала против воли.

Закончив печальный рассказ, Артемас сел, опустошенный и беззащитный. Он ощущал грязь, будто слова могли испачкать его рот и тело.

— Вот то, откуда я пришел, — заключил он.