Цитатник бегемота

Иван изо всех сил напряг зрение, но ничего опять не увидел, кроме все той же зеленой мути. Он был уверен, что и Ланселот ни зги не видит, поэтому громко сказал:

– Сэр Ланселот! Глади в оба!

– Хорошо, – отозвался Ланселот.

Голос у него был напряженный. Иван покрепче стиснул клинок и осторожно направил коня вперед.

– Ланселот! Сэр Иан! Где вы там?.. – услышал он внезапно голос Фомы и зажмурился от показавшегося нестерпимым яркого дневного света.

Он тут же опомнился и поспешно отъехал в сторону. Как раз вовремя: тут же из колючего забора вывалился Ланселот с дико вытаращенными глазами и мечом наперевес. Иван невольно рассмеялся, с наслаждением вдыхая полной грудью чистый воздух.

– Ф-фу… – произнес Ланселот и вложил меч в ножны. – Вот это я понимаю, любезные сэры!..

– Да уж, микроклимат там был на редкость противен, – Огласился с ним Иван. – Прямо скажем, очень даже отвратительное место…

– С вами все в порядке? – с беспокойством спросил Фома.

– Все нормально, – ответил Иван, а Ланселот лишь молча кивнул.

– Это хорошо, – с облегчением произнес Фома. – А то я уже было подумал, что с вами что-то не так…

– То есть? – спросил Иван.

– То есть вы очень странно вели себя, любезные сэры, пояснил Фома. – Как будто ослепли и оглохли в одночасье – А примерно так и было, – сказал Иван. – Правда ведь, сэр Ланселот?

Тот утвердительно кивнул и даже выразительно повращал глазами: мол, было, еще как было.., истинная сермяжная правда. Фома смотрел на них с удивлением.

– Боюсь, что не совсем вас понял, доблестные сэры, признался он. – Не сочтите за труд, объясните глупому недостойному поэту.

Иван посмотрел на Ланселота. Тот отвернулся, всем своим видом показав, что не готов к пространному рассказу, и вообще неизвестно, когда он сможет нормально объясняться. Похоже, утомился наш Вернидуб Озерный, подумал Иван с малой долей злорадства и сказал, обращаясь к Фоме:

– Видишь ли, добрый сэр Стихоплет, мне кажется, что этот, как ты его называешь, Лабиринт оказался заколдованным. Вот Ланселот не даст соврать – мы с ним, честно говоря, не видели ни входа, ни выхода из этих колючек… да и внутри передвигались с большим трудом.

– Почему? – спросил Фома. Он слушал Ивана с немалым интересом.

– А потому что лично я Мерлина не видал там из-за этого подлого тумана…

Фома посмотрел на Ланселота.

– А ты, любезный сэр?

Тот еще раз кивнул, по-прежнему не желая вербально изъясняться.

– И вообще, – продолжал Иван, – я так думаю, сэр Фома, что если бы не ты, то из этого гадкого болота мы бы вовсе не выбрались… Верно я говорю, храбрейший сэр Ланселот?

Тот опять кивнул. Однако его моральные и физические силы успели уже слегка восстановиться, и посему он громко заявил, предварительно откашлявшись:

– Это все чистая правда, сэр Фома… Без тебя бы нам точно каюк!..

– Такие дела, – подытожил Иван.

Фома усмехнулся и сказал:

– А ты говоришь, сэр Иан, что не похож я на проводника…

– Я такое говорил? – в замешательстве переспросил Иван.

– Ага, – подтвердил Ланселот несколько злорадно.

Иван хотел что-то возразить, но Фома жестом остановил его:

– Это все не важно… Для того, чтобы нас остановить, применяется все более изощренное колдовство: давненько такого не бывало в наших краях… Но, любезные сэры, осмелюсь утверждать, что будет еще хуже.

– Ясно, – буркнул Иван. – Поехали тогда дальше… Да, – спохватился он, – а погони за нами там не видать?

– Пока нет, – сказал Фома. – Лабиринт на какое-то время задержит любого…

– Это хорошо, – сказал Иван.

– Тогда – в путь!

И они снова понеслись вскачь на своих не знающих устали конях. Они мчались по изумрудно-зеленому полю очень долго, и, сколько Иван ни оглядывался, он не мог различить никаких признаков близкой погони. Это и радовало, и тревожило одновременно.

– Далеко ли еще до замка, сэр Фома? – крикнул Иван.

– Нет, – прокричал Фома в ответ, – совсем близко… Вот, наверное, уже за той рощей!..

– За какой такой рощей?.. – удивился Иван и посмотрел вперед.

Тотчас словно скачком к нему приблизилась стена леса. Но Иван не удивился: он уже привык к подобным фокусам.

– Стой!.. – закричал вдруг Фома, и они остановились.

– В чем дело? – спросил Иван.

Фома не ответил, напряженно вглядываясь в даль. Иван тоже поглядел – подумаешь, рощица как рощица. На редкость невинного вида.

– Похоже, лесок-то этот непростой, – медленно произнес Фома, прислушиваясь к чему-то. – Вы ничего не слышите, любезные сэры?

Иван навострил уши. Сначала он ничего не слышал, кроме шумного дыхания лошадей. Потом до него донесся легкий шорох листвы, какой-то мягкий шелест… что-то еще, очень приятное на слух, хоть Иван и не разобрал, что именно это было.

– Я ни Морганы не слышу! – объявил Ланселот со свойственной ему прямотой и апломбом. – Тихо, как в могиле… Извините, добрые сэры, за красивый, как его.., эпитет, да!

– Помолчи, доблестный сэр, – оборвал его Иван.

– А что? – удивился Ланселот. – Все равно…

– Тихо, говорю!..

Иван снова прислушался. Теперь он лучше различал что-то легкое, неуверенное, едва уловимое, как дуновение слабого ветерка, остатка, частички буйного вихря, утерянного по дороге от прошлого к небытию… или нет – предвестника великой бури, сметающей с лица земли будущее и воспоминания… Ax! – это была мелодия, а может, просто эхо мелодии: нежный звук грома, стихшего вдали…

– Я слышу это, – с удивлением сказал Иван. – Слышу…

Нет, это была песня: влекущая, сладостная песнь, обволакивающая нежной до безумия страстью, ослепляющая и баюкающая одновременно, мать и любовница, невеста и дочь… Ключ, находившийся в начале нотной строки, осторожно отворил дверцу, ведущую в сад неземных наслаждений; звук повел за собою, потом подхватил и понес – дальше, все дальше отсюда, прочь ото лжи, тщеты и непостоянства, туда, где нет никаких забот, где позабыли, что такое страдание, где есть только красота, вечность, покой и счастье.., туда, где наши уже давно победили и где у всех все хорошо. Иван счастливо рассмеялся и спрыгнул с коня. Как только он мог поверить океанскому монстру! Покой, предлагаемый им, – полная чепуха по сравнению с настоящим покоем…

Довольно слушал он других, осталась только эта мелодия, которая звала его за собой, и он не хотел никого заставлять ждать и не хотел более ничего ждать сам: скорее, Скорее туда, где он отдохнет…

И тут Иван почувствовал, как что-то грубо вторглось извне, потушило свет радости, заставило вскрикнуть от боли, вызвало страшную тоску и душевную смуту, и деревья, эти нежные, добрые друзья-растения, каждое из которых было прекрасной девушкой, желанной так, как никакая другая желанна не будет, как только может быть желанно само существование в стране благости, сжались от удара, издали прощальный мелодичный стон и умолкли, такие близкие и печальные…

Иван зарычал, потряс головой и зажмурился. Перед глазами проплывали разноцветные пятна, постепенно угасая и оставляя за собой видимое и осязаемое разочарование и раздражение. Колени у Ивана дрожали и подгибались. Он покачнулся и открыл глаза. Какой-то новый звук молотом дубасил по его голове, ввинчивался прямо в мозг сверкающим стальным сверлом. Было невыносимо больно от этого звука: больно было жить, больно было дышать, больно было стоять.

Иван ощутил прилив дикой ярости, сжал кулаки и стал искать того, кто отплатил бы ему за эту боль. Сперва он увидел налитые кровью глаза, тоже полные бешеного гнева; он слегка удивился, но тут же понял, что это не источник его боли, а просто Ланселот, который ищет, кому бы дать в ухо или лучше убить, причем желательно побыстрее. Тогда он огляделся кругом повнимательнее и заметил восседающего на своей безобразной облезлой кобыле мерзкого тупого рифмоплета Фому, немилосердно терзающего струны свой кифары, которую он, оказывается, так и возил с собою, и нигде не потерял же ее, вот ведь сволочь какая!.. Фома со своей отвратительной балалайкой и издавали те кошмарные звуки, что вырвали Ивана из прекрасного мира грез.

Вдобавок поганый виршеплет жутко завывал под собственный аккомпанемент, что разрушало гармонию мира окончательно и бесповоротно. Иван зарычал и бросился на него, краем глаза уловив идентичное движение Ланселота. Однако негодный Фома оказался не так прост, как выглядел на первый взгляд, и в руки рассерженным рыцарям не дался: вместе со своим конем он отскочил в сторону и заорал еще громче. Иван с Ланселотом бросились на него еще раз, а потом еще и еще: но все было тщетно, Фома каждый раз успевал ловко ускользнуть от справедливого возмездия. Постепенно Иван стал ощущать, что его собственный гнев ослабевает, а песня Фомы становится все более приемлемой и даже приятной.

Дождавшись, когда мир вокруг перестанет качаться, а гадкий Фома превратится в своеобычного Стихоплета, Иван поймал за шиворот буйного Ланселота и проорал ему в ухо:

– Хватит, добрый сэр Ланселот!.. Прекрати сейчас же, враги на горизонте… и твоя Моргана тоже!..

Ланселот разом остановился, некоторое время пусто смотрел на Ивана, а потом глаза его стали более или менее осмысленными.

– Где… Моргана?.. – прохрипел он.

– Это я пошутил, – сказал Иван. – Морганы пока не видно.

Ланселот помотал головой, потом отпихнул Ивана и грузно сел на траву. Иван тут же последовал его примеру, недоумевая, почему он не сделал этого раньше. Фома еще немного потренькал по струнам, потом внимательно поглядел на отдыхающих рыцарей и прекратил музицирование. Помолчали.

– Ну что, любезные храбрые сэры? – спросил Фома, – Очухались, что ли?

– Как прикажешь тебя понимать, сэр Фома? – слабым голосом произнес Иван. – От чего мы должны очухаться?

Фома посмотрел на них с легкой насмешкой.

– Слабоваты вы стали на последних этапах нашей гонки, – сказал он. – Там, где надо подумать, посмотреть повнимательнее, почувствовать, наконец, хорошенько, вы, храбрые рыцари и бесстрашные сэры, пасуете. Это вам не мечами размахивать и не дубы кулаками валить…

– Признаю, – сказал Иван, – нашу ошибку. Только разъясни ты нам ее, добрый и умный сэр Фома.

– А ты посмотри на эту рощу сейчас, сэр Иан, – предложил Стихоплет.

Иван повернулся и внимательно поглядел на заветную рощу: она находилась на довольно приличном расстоянии. Видно, далеко забежали, гоняясь за упрямым Фомою. Присмотревшись, Иван невольно вздрогнул. Деревья выглядели жутковато. Они были напрочь лишены листвы: голые зеленые чешуйчатые стволы, а на них, как и должно, – пасти, зубы, глаза, языки… Иван выругался про себя. Действительно, болван. Но – как же убедительно они пели!..

– Что это такое, сэр Фома? – подал голос Ланселот. На рощу он смотрел со странным выражением лица. "А интересно, какую колыбельную он услышал?" – подумал вдруг Иван и с любопытством посмотрел на рыцаря. Фома кашлянул.

– Это – лес поющих деревьев, – сказал он почему-то несколько смущенно. – Поют себе деревья, подзывают всяких олухов.., извините, любезные сэры, я хотел сказать – неосторожных путников… те, путники то есть, приходят, ну и.., сами понимаете.

Иван еще раз глянул на зубастые деревья и согласился с Фомою.

– Ага, – сказал он, – понимаем. А что, нормальных березок или там рябинок тут у вас не бывает вовсе?

Фома фыркнул и продолжал, проигнорировав вопрос Ивана:

– …И сожрали бы вас, добрые сэры, и косточек не оставили бы абсолютно…

Иван поморщился и перебил его:

– Спасибо тебе, сэр Фома, просто огромное. Однако давай лучше подумаем о том, как через рощу эту проехать, пока не догнали нас Мерлиновы приятели.

И он показал на горизонт, где уже снова завиднелась зловещая полоса.

– Да, – согласился Фома, – они уже близко. Так что слушайте меня, любезные сэры, очень внимательно. Сейчас мы сядем на коней.., то есть вы сядете, потому что я и так в седле… спокойно, повторяю, спокойно проедем через эту рощу. А там и до замка короля Артура рукою подать.

– Как это мы спокойно проедем? – запротестовал Ланселот. – Опять же будет то же самое!..

– Не будет, – терпеливо сказал Фома. – Я заранее заиграю, и вы будете слушать только меня.

– Как-то это не очень надежно, – усомнился Иван. – Я вроде слышал, любезный сэр Фома, что в таких случай надобно залеплять уши воском…

– Можно и воском, – согласился Фома. – У тебя его много?

Иван был вынужден признаться, что вовсе нету.

– А раз так, то садитесь-ка, доблестные сэры, в седла и не рассусоливайте более!

Иван и Ланселот быстро вскочили на коней.

– Ну, – произнес Фома, берясь за свою кифару, – слушайте только меня.., и не закрывайте глаз.

Он дотронулся до струн. Ненавязчивая мелодия простой пастушеской песенки сначала разочаровала, потом удивила, а потом – заставила слушать, повела, подбадривая и утешая; не давая пустых обещаний, не заманивая призрачными далями, она направляла вперед, весело сопровождая в пути, распугивая ночные страхи и вечернюю меланхолию, смеясь над тоской и бесполезными обидами.

Иван смотрел по сторонам и удивлялся тому, как он мог желать тихой тусклой гавани, когда есть только веселый путь вперед, есть цель и есть друзья, которые помогут в поисках и достижении этой цели.

Корявые деревья вокруг злобно щерились слюнявыми пастями, пытаясь издавать мерзкие, невозможные на слух звуки, которые заставляли дергаться, как от зубной боли; ветви старались дотянуться до путников, но лишь бессильно хватали воздух, темнели на глазах и падали на землю, продолжая зловеще шебуршиться в давным-давно опавшей листве.

А музыка вела за собой: она была и впереди, и позади, и сбоку; она не только вела, но и помогала идти, делая ноги легкими, а рассудок ясным; и дорога была чиста, и плавился камень под ногами, и звенели разбитые колокола – так, только так, как могут звенеть разбитые вдребезги вера, надежда и любовь…

И все кончилось.

Иван прислушался к последним затухающим аккордам пастушеской свирели.., хотя какая свирель? – была же арфа.., или гитара? Да нет – кифара пополам с ситаром, это наверняка.., главное – была музыка, и не просто была, она – есть, она…

Иван энергично встряхнулся и похлопал себя свободной рукой по обеим щекам. Рука была облачена в рыцарскую рукавицу, и похлопывание удалось на славу. В другой руке оказался обнаженный меч – заветный клинок, сила и власть в одной стали. После самоохлопывания в голове у Ивана немного прояснилось. Он огляделся. Роща осталась далеко позади. Было тихо: кони мирно пощипывали траву. Иван посмотрел на спутников. Ланселот имел присущий ему в последнее время слегка одурелый вид, а Фома, озабоченно поджав губы, пристраивал у себя за спиной кифару. При взгляде на музыкальный инструмент Иван наморщился: в ушах у него все еще что-то позванивало и назойливо нашептывало.

– Послушай-ка, добрейший сэр Фома, – сказал он. – А что это такое ты пел? Слова вроде знакомые…

Фома с огромным удивлением посмотрел на него.

– Ты что-то путаешь, сэр Иан, – сказал он. – Слова эти никак не могут быть тебе знакомы. Откуда? Нет-нет, это невозможно…

– А почему? – с любопытством спросил Иван. – Кто автор этих виршей? Ты, что ли?

Тут Фома здорово покраснел и сильно смутился.

– Ну, не совсем… – промямлил он. – Мы тут.., я, правда, тоже как бы руку приложил…

– Да ладно, не стесняйся, – добродушно сказал Иван. – Но все-таки, ей-же-ей, я их где-то слышал… Не будешь ли так добр.., короче, прочитай мне их. Прочитай, а не спой, пожалуйста… – поспешно добавил он, увидев, что Фома потянул инструмент из-за спины.

Фома поколебался, потом все же заговорил несколько смущенно:

Нежный шорох сновидений

Разрушает стены града;

Эти шепоты и крики –

И надежда, и услада…

Легкий сумрак сновидений

Дарит ясность и надежду.

Сколько судеб – столько мнений;

Мудрецы есть, есть невежды.

Дым сожженных сновидений

Скрыл совсем деревья сада:

все теперь прекрасно видно.

– А не видно – и не надо, – буркнул Иван, который стихов не любил в принципе.

Фома неловко усмехнулся, а потом сказал, глядя в сторону:

– Последняя строчка звучит так: "Здесь и тень есть, и прохлада…"

– И о чем же эти стишата? – сердито спросил Иван. – Все вы, рифмоплеты, одинаковы: разную белиберду в одну кучу соберете, получается чушь собачья, а кто-то другой, такой же в общем-то идиот, говорит: ах сколько смысла, ах какая прелесть!..

Фома посмотрел на него удивленно.

– Я, конечно, не могу сказать, что стихи эти хороши хоть в какой-то степени, – произнес он, – но что касается смысла…

– Какого смысла? – насмешливо спросил Иван. – Где тут хоть крупица его? О чем, повторяю, вирши эти?

– Да хотя бы о твоем путешествии, добрый сэр Иан, – пожал плечами Фома.

– О каком? – по-прежнему насмешливо спросил Иван. – От рощи плодоносящей до рощи плотоядной?

– Почему же, – возразил Фома. – Ведь твои баронские владения не в каких-то рощах находятся…

– Какие владения? – машинально спросил Иван.

– Откуда я знаю – какие? Ведь ты же у нас все-таки фон что-то…

Сначала Иван не понял, а когда до него дошло, то ему стало нехорошо, и он пошатнулся в седле, чуть из него не вывалившись. Мысли буквально завертелись у него в голове, причем среди них не было ни одной четкой. Он просто самым постыдным образом, до мурашек на коже и слабости в ногах, растерялся. Тут Ланселот некоторым образом пришел ему на помощь.

– Эй, – встревоженно позвал он, – добрые сэры, вы что, совсем очумели, а? Нашли о чем болтать в такой момент! Замок уже близко!..

Иван украдкой перевел дух и искоса посмотрел на Фому. Тот смотрел на него вполне простодушно, не понимая, очевидно, что только мгновение назад ввел своего ведомого в состояние глубокого шока. Встретившись с Иваном взглядом, он встревоженно произнес:

– Что с тобой, сэр Иан? Очнись, мы действительно близко от замка короля!

Иван немного успокоился. В самом деле, может, Фома просто обмолвился?.. Ладно, потом проясним…

– Да, – сказал он. – Конечно, надо ехать.

Нахмурившись, он посмотрел вперед. Он увидел еще один лесок, а за ним, на высокой горе, – остроглавый замок. Почему-то его посетила уверенность, что с этими негустыми зарослями перед королевской резиденцией все в порядке, что деревья не будут бегать с места на место, кусать прохожих за пятки, петь неприличные песни, танцевать, кривляться и вообще вести себя неадекватно. Деревья были как деревья.

– Любезный сэр Фома! – сказал Иван, прищурившись. – Тот замок на горе… это и есть обиталище Артура?

– Да, – лаконично ответил Фома.

– Так мы почти у цели? – уточнил Иван.

Ему не понравилась сдержанность Стихоплета.

– Почти, – проронил Фома.

Иван с беспокойством проследил за его взглядом. Ничего вроде бы особенного: лесок, гора, замок.., все. Тишь да гладь.

– Тебя что-то беспокоит? – спросил он.

– Да, – коротко ответил Фома.

– Что же? Тихо ведь…

– Слишком тихо, – подчеркнул Фома первое слово.

Непонятно откуда внезапно взявшееся беспокойство Стихоплета стало передаваться Ивану.

– Что значит – "слишком"? – спросил он.

– Посмотри. – Фома указал рукой на замок. – На стенах нет ни одного человека.

Иван посмотрел. И правда: сколько он ни приглядывался, ни на стенах, ни на башнях замка, нигде вообще никого видно не было.

– Ну и что с того? – несколько обеспокоенно спросил он.

– Нас уже должны были заметить, – произнес Фома. Лицо его внезапно осунулось. – Должны были бы подать сигнал.., или выслать кого-нибудь навстречу.

– А не далековато? – усомнился Иван.

– Нет, – покачал головой Фома. – Здесь так заведено…

– Это точно, – подтвердил Ланселот. Теперь и он выглядел встревоженным. – Нас не могли не узнать… Да и в этом лесочке должна быть охрана.

– Что за чушь, – сказал Иван. – Зачем охрана в лесу? Кстати, а почему его вообще не вырубили? Чисто с военной точки зрения…

– Не всегда военная точка зрения определяет, где расти лесу, а где нет, – мягко перебил его Фома. – Этот лес стоит там, где он должен стоять…

– Ну.., как знаете, – неуверенно произнес Иван. – Так что мы будем делать? Едем вперед?..

Любезные сэры не ответили. Они одновременно посмотрели в сторону рощи, из которой недавно выехали. Иван перевел взгляд туда же. Сквозь голые стволы деревьев из рощи на открытое пространство неслышно просачивались полчища монструозной армии. Словно гной выдавливался через ребра полусгнившего тела с ободранной кожей: и самостоятельно передвигающиеся, и едущие друг на друге гады были одинаково омерзительны и устрашающи одновременно.

Расстояние между Иваном со товарищи и армией злодеев медленно, но неуклонно сокращалось. Иван с беспокойством посмотрел на своих спутников. Ланселот и Фома словно застыли в седлах: и у рыцаря, и у Стихоплета было одинаковое выражение лица – горечь пополам с обреченностью. Ивану это совсем не понравилось. Тем более что ни горечи, ни тем, паче обреченности или отчаяния он абсолютно не чувствовал и в ближайшее длительное время чувствовать не собирался.

– Эй, вы, але!.. – крикнул он. – Добрые сэры и славные бесстрашные рыцари, а также неумелые рифмоплеты! Чего замерли? Иль напугались кого?

Ланселот вздрогнул и покачал головой.

– Нет, сэр Иан, – сказал он решительно. – Мы не испугались. Чего мы вообще можем здесь бояться?.. Противно только и нехорошо – от того, что ты, добрый сэр Иан, можешь не выполнить того, что должен сделать.

– Чего – "того"?..

– Я не знаю, – молвил Ланселот, – но я верю доброму сэру Фоме. Не бывало такого, чтобы он ошибся…

Фома быстро глянул на него и тут же отвел взгляд.

– Да, – сказал он после паузы, – мы должны защитить тебя, сэр Иан, но – получится ли это у нас?

– Да поскакали же в замок! – крикнул Иван. – Еще не поздно!

– Поздно, – печально произнес Фома. – И поздно было уже давно… Оглянись.

Иван последовал его совету, мысленно про себя выругавшись. "Ни черта здесь не меняется, – подумал он мельком. – Постоянно кто-то из-за спины норовит вылезти – то справа, то слева…"

Обернувшись, он увидел, как позади, отрезая их от леска, откуда-то сбоку выбегала целая орава существ красного цвета, похожих на помесь койота и лисицы. Глаза их горели совершенно ненормально, и было ясно, что лисицы эти совсем не простые. Иван посмотрел в сторону плотоядной рощи. Разнокалиберные злодеи из армии преследователей тоже были совсем близко. Троих всадников уже почти окружили…

– Ну, все, – решительно сказал Иван. – Вы как хотите, а я все равно буду драться с этими недоделками.

Он выхватил меч из ножен. Яростный отблеск на мгновение озарил поле будущей битвы и тут же померк. Иван посмотрел на клинок. Тот был совершенно тускл.

– И ты, Брут, – горько сказал Иван. – А я-то думал…

– А может, просто пока не пришло его время?.. – тихонько произнес Фома.

Иван резко повернулся к нему.

– Что?.. Как ты сказал?..

– Может статься, что клинок намекает тебе, что пока ты обойдешься и без его помощи, – пояснил Фома свою мысль.

– Интересно как?..

Иван лихорадочно соображал. Что же делать?.. Пока меч сам не захочет сражаться, победы точно не видать. Но где найти другую помощь?.. Он посмотрел на лисиц, которые подобрались уже совсем близко, увидел их ощеренные морды, капающую с клыков обильную слюну и невольно подумал: вот бы на вас, голубушки, волка хорошего напустить… И внезапно его словно ожгло неведомым пламенем. Он вспомнил печь в колдовской избушке, обернувшейся на поверку чудесным дворцом; вспомнил огонь и кровь.., а еще он узнал волка. Иван поднял голову. Помоги, брат Волк, своему брату. Секунду или две ничего такого не было: лисицы приближались. И тут раздался многоголосый волчий сой, яростный, страстный, дикий. У Ивана радостно екнуло сердце. Он увидел, как из леска перед замком Артура один за другим выскочила добрая сотня огромных серых волков. Глаза у каждого горели, словно галогеновые фары, страшные пасти были разинуты, и языки красными флажками реяли на ветру: белые клыки готовы были разорвать все на своем пути. Только что над полем было тихо: но вот уже эту тишину распороло, словно чудесным клинком. Показалось, что прямо с небес на землю обрушился тысячеголосый яростный вопль, рухнул глыбой, ударил и покатился, давя все и всех беспощадно. Серая масса мгновенно накрыла красно-коричневых лисиц. Волки рвали, кусали, глотали целиком, и черная кровь потоками текла по земле. Это длилось секунды: лисиц-оборотней не осталось.

Продолжая свой натиск, волчья лавина, плавно обтекая застывших рыцарей, ринулась на армию преследователей, Теперь волков была уже не одна сотня: все новые и новые звери выскакивали из леса, вступая в схватку. Солдаты пандемониума тоже не зевали, и битва, разворачивающаяся перед глазами ошеломленных Ивана и его спутников, закипела со страшной, нечеловеческой, неживотной даже силой. Это была не то бойня, не то сеча, не то драка. В воздухе мелькали мечи, клыки, щупальца, руки, ноги, летели клочья шерсти, куски чешуи, осклизлые внутренности, брызгала фонтанами кровь – красная, черная, белая, даже какая-то желтая…

Звуки, от которых сам воздух зазвенел, точно плохой хрусталь, тоже были разнообразны: крики, визг, клекот, рычание, протяжные стоны гибнущих и неистовый рев побеждающих; здесь одна Сила натолкнулась на другую Силу, и никто не хотел уступить…

Внезапно Иван обнаружил, что он, Фома и Ланселот смотрят на схватку словно бы сверху: через миг он понял, что они стоят на вершине огромной скалы, а страшная битва происходит там, далеко внизу…

Взгляд выхватывал отдельные детали сражения: вот два волка напали на всадника в рыцарском вооружении; один волк вцепился в голову огромному таракану, заменявшему рыцарю коня, а другой – в руку самому всаднику, в два счета отгрыз ее, схватил рыцаря поперек туловища и, смяв доспехи, как жестянку из-под пива, выбросил его из седла: но гигантский таракан с откушенной уже головой лягнул волка сразу двумя ногами, и волк высоко взлетел с проломленной грудной клеткой…

Гигантская безглазая гусеница, похожая на волосатое бревно, разинула пасть, усеянную мелкими острыми зубами, и одного за другим проглотила трех волков, прежде чем на нее набросилась сразу дюжина серых зверей, которые моментально разгрызли гусеницу на извивающиеся, сочащиеся липкой слизью мохнатые кусочки, которые тут же были втоптаны в прах ногами, лапами и копытами…

Чудовищный неповоротливый жук, похожий на допотопного панцирного динозавра, ворочался, как потерявший управление броневик, давя при этом и своих, и чужих: прыгавшие на него волки соскальзывали с гладкой спины и тут же падали под его огромные чешуйчатые лапы, которые давили их, как обычно люди давят клопов: но и на жука нашлась управа: лапы ему перегрызли, он неловко рухнул набок, его тут же перевернули на спину, и скоро из жучиного брюха, споро разгрызенного острыми зубами, полетели куски и брызги…

Сухопутный псевдоспрут разорвал пополам одного волка, переломил клювом хребет другому, ухватился было за третьего, но тут же и сам был разорван и проглочен…

Десяток здоровенных, не уступающих волкам по величине, коричневых крыс с длинными голыми хвостами бились плечом к плечу в едином строю, и волкам приходилось плохо: крысы кусались не на, шутку, и много истерзанных окровавленных волчьих тел валялось перед ними…

Но постепенно и крысиное сопротивление было сломлено: скоро гордые хвосты были оборваны, горла прокушены, шкуры спущены…

Зубастый ящер плевался ядовитой слюной, которая прожигала огромные дыры в телах нападавших союзников Ивана. И вот один из волков, уже смертельно раненный, прыгнул головою вперед прямо в пасть страшилищу, намертво застряв у него в горле: ящер попытался выплюнуть косматое тело, вырвать его из горла когтистыми лапами, но этого ему не удалось, проглотить волка рептилия тоже не сумела. Судорожно взмахнув конечностями, ящер повалился на спину, явив взгляду голое толстое брюхо, обтянутое желтой кожей…

Кожа вдруг с треском лопнула, разошлась в стороны, а из белесых внутренностей неожиданно полезли, разбегаясь кто куда, маленькие, залепленные кровью, слизью и еще какой-то дрянью тонконогие ящерки, которых тут же с хрустом подавили – всех до единой…

Чудовищная шестиногая акула осатанело носилась по кругу, сокрушая все на своем пути: на ходу она чавкала, отрыгивала и блевала, с хрустом жуя и отплевываясь; она вошла в такой боевой азарт, что на бегу отгрызала ноги и своим, и чужим; вот она цапнула за лапу гигантского паука, и тот рухнул, придавив брюхом зазевавшуюся кикимору; вот акула перекусила пополам волка и побежала дальше, совсем не задержавшись; вот она выхватила кусок трясущегося желе из чудовищного слизня, а тот, не глядя, схватил ее ложноножкой, запихал в ротовое отверстие вместе с подвернувшимся некстати волком, споро переварил их обоих и выкинул из-под полупрозрачного хвоста акульи косточки и ребрышки вперемешку с волчьими…

Постепенно происходящее внизу начало терять всякий смысл; поле боя превратилось в винегрет… или в салат, или в заброшенную скотобойню на месте кладбища домашних животных…

Все смешалось: немногие уцелевшие бойцы слабо копошились в останках поверженных врагов. Похоже, что уже была ничья. Окаменевшие от восхищения, ужаса и омерзения Иван и его товарищи внезапно одновременно почувствовали, что в глазах у них потемнело. Иван машинально посмотрел вверх и содрогнулся: полнеба было скрыто стаей гигантских летучих мышей, которые явно собирались напасть на рыцарей.

– Что же, добрый сэр Иан, – хрипло проговорил Фома, обратив застывшее бледное лицо к ставшему нестерпимо низким небу, – нет ли у тебя еще одного хорошего волшебства, которое могло бы и на этот раз спасти нас?..